«Люди в сером» Это могло бы быть триллером о киллере, когда бы автор так не тяготел к притчевости. В результате получилась философская сказка о дружбе и предательстве, любви и верности, нежности и жестокости. И да, вспомните. как ненавидел Сафон тайную полицию, вам многое это объяснит.

«Алисия на заре» Юная девушка приходит в канун Рождества к хозяину рассказчика, чтобы выручить немного денег за дивной красоты ожерелье из черного жемчуга. Ушлый барыга предлагает за него смехотворную сумму, а когда девушка отказывается — отправляет беспризорного мальчишку-посыльного проследить, где она живет. Алисия замечает соглядатая, но вместо того, чтобы прогнать, делится с ним крохами тепла, это ведь Рождественская ночь. И то первая ласка, которая досталась мальчишке. Но ожерелье так заманчиво и стоит таких безумных денег.

«Рождественская легенда». Загадочный адвокат, столь же богатый, сколь жестокий и непреклонный, всякий сочельник предлагает сыграть партию в шахматы одному из гостей, которых приводит в дом его злая служанка. Ставки непомерно высоки и адвокат ни разу не проигрывал. До тех пор, пока гостьей не оказалась эта прекрасная женщина с букетом роз в руках.

«Князь Парнаса». Нечто фантасмагорическое с участием Мигеля де Сервантеса Сааведры, повествующее, как водится, о Деве в беде, заточившем ее Злодее, Руцаре без страха и упрека. пустившемся на спасение прекрасной пленницы. О роковых дарах, которых следует избегать и о том, как зло способно дотянуться до невинной души даже из-за могильной черты. И еще о тех жертвах, которые приходится приносить своему Дару. Как по мне — редкостная муть.

«Огненная роза» грустная история о дарах данайцев и о том, что убив дракона, часто сам становишься им и для того, чтобы окончательно убить дракона. необходимо убить его в первую очередь в себе. Но и тогда это не гарантирует тебя от того, что не явится еще более огнедышащий и свирепый со стороны.

«Синьорита из Барселоны». Отличный рассказ, может быть лучший в сборнике. Отец девочки был фотографом, унаследовавшим вместе с мастерской старшего партнера и кучу его долгов, в результате чего, вместо жизни преуспевающего владельца собственного, пусть крохотного, творческого бизнеса, ему пришлось снимать покойников для посмертного альбома. Дочь, Лайя, всюду сопровождала отца и неожиданно помогла ему заключить первую выгодную сделку. Которая упрочила благосостояние, но потребовала пожертвовать чем-то более важным.

«Безымянная» мрачная зарисовка без начала и конца. Мы не знаем, откуда пришла девушка, не знаем, что с не было прежде, не знаем, почему постучалась именно в этот дом и почему ее долго в него не впускали. Но мы знаем, что эта свеча, прежде чем угаснуть. сумела зажечь другую.

«Бланка и прощание» короткий рассказ о первой дружбе, которая стала для героя и первой любовью. Девочка, ради возможности встретиться с которой он готов возиться с уборкой церковной ризницы, станет и первым человеком, оценившим его умение сочинять истории.

Сага об Агнесс

Я свеча, я сгорел на пиру.

Соберите мой воск поутру,

И подскажет вам эта страница,

Как вам плакать и чем вам гордиться.

Арсений Тарковский

Вопреки эпиграфу, дымному названию романа (а дыма без огня не бывает) и имени героини Агнесс, которое можно возводить к индоевропейскому «агни» — огонь, здесь никто не сгорит. Агнес Магнусдоттир ждет другая смерть, ее голова должна быть отделена от тела лезвием топора, который сислуман (типа главы администрации) прежде хотел заказать местному кузнецу, но после того, как тот запросил пять серебряных ригсбанксдаллеров, подумал, что выгоднее будет купить за те же деньги топор с более широким лезвием у датчан.

И купец, торгующий с Копенгагеном, с которым он договорился о покупке, действительно привез топор, очень качественный. Правда, к удивлению сислумана, итоговая цена составила двадцать девять с половиной ригсбанксдаллеров. Пришлось оплатить, а что делать? Это из переписки с контролирующим органом.

Как видите, коррумпированные чиновники, которым возможность распилом и откатом попотрошить бюджет важнее жизни и смерти тех, о ком призваны заботиться, одинаковы во все времена, в любом месте и при любой власти. Так а что же Агнесс, этимологию имени которой с равным успехом можно возвести к «агнцу» — жертвенному ягненку, что она? Что, действительно убила, вина доказана? А кто был жертвой? Из корысти, из мести, из ревности? Одна или в преступном сговоре?

Обо всем этом узнаем в свой срок, прочитав дебютную книгу австралийской писательницы Ханны Кент, которая услышала историю Агнесс Магнусдоттир в Исландии, где жила школьницей по культурному обмену, и с тех пор та ее не отпускала. Роман получился, достаточно сказать, что стал номинантом и победителем девятнадцати (!) престижных литературных наград.

Женщину, ей под тридцать, незамужняя и замужем никогда не была, бездетная, безземельная, собственности практически не имеет, сирота, всю жизнь приживалках, как выросла достаточно, чтобы держать в руках веник и тряпку — в прислугах. К Натану, знахарю, безбожнику и человеку обеспеченному, должна была поступить в услужение экономкой. Однако в последний момент эта должность досталась юной и бестолковой, но страсть какой хорошенькой Сигге.

Что ж, ей и служанкой у Натана хорошо жилось. Чего тогда убила, сговорившись с той самой Сиггой и другим слугой? Говорю же, читайте. Книга начнется, когда Агнесс, спустя несколько месяцев содержания в условиях, в каких собак не держат, в подвале, грязную и завшивевшую, отправляют на... хутор. Это еще зачем? Затем, что экономный сислуман, помните, который в начале, придумал, как минимизировать расходы по содержанию троих преступников до казни.

В самом деле, не строить же ради них тюрьму? Да еще на содержание, на охрану тратиться. В Исландии со стройматериалами сложности, а преступность традиционно низкая. Так вот, надобно взять их, да и расселить по хуторам в приличные семьи бюджетников (зчркнт) людей на выборных должностях, которые не смогут отказаться. Пусть их кормят, а взамен получат бесплатные рабочие руки. А , простите, отчего не приведут в исполнение уже теперь? Да вот, дело в том, что сислуман уверен, красотка Сигга невиновна, это мерзкая Агнесс сбила ее с пути, он и на помилование подал. Ждут решения. Как-то так.

И вот, она приезжает на этот хутор, в семью, где муж, жена, две юных дочери, работники. О духовном наставничестве Агнесс попросила адресно, младшего проповедника Торвадура Йоусонна. Нет, он этой женщины не знал прежде. История разворачивается в двух временных пластах: 1829 год, условный день сегодняшний и жизнь Агнесс от рождения до сего дня.

«Вкус дыма» сильная, поистине прекрасная книга, которая заслуженно получила свои награды. И в ней есть та «правильная» интрига, когда до самого финала надеешься, что невиновность героини будет доказана.

О беспощадности слабых к еще более слабым и слабейшим

«Важно разговаривать с теми, кого погребаешь, так лучше получается, легче идет, когда покойники слышат обращенный к ним голос, который все им объясняет и немного утешает.»

Роман мексиканской писательницы Фернанды Мельчор, едва появившись, сделался литературным событием: о нем заговорили критики, его номинировали и наградили множеством престижных премий, в числе которых Букер 2020. И на самом деле, это сильная, талантливая, виртуозная, что не мешает ей быть невыносимо тяжелой, книга. Говоря о тяжести, имею в виду равно форму и содержание.

Колода тасуется причудливо, все в мире переплетено: когда рассказывала вчера о «Божьих ядах и чертовых снадобьях», я говорила о сарамагоподобии по духу, но не по форме, вполне удобочитаемой. Так вот, «Время ураганов» именно что выстроено наподобие сарамаговского кирпича многостраничного абзаца, без отточий и диалогов («Алиса заглянула в книжку. но там не было ни картинок, ни разговоров») — такой концентрированный текст очень трудно воспринимать и двести тридцать страниц читаются как все четыреста.

Стилистически это скорее «Сто лет одиночества» Маркеса, которое тоже вряд ли кто назовет приятным чтением (ага, особенно эпизод, где муравьи заживо съели младенца). Здешняя Ла Матоса и ее одиозные обитатели сильно напоминают Макондо с бесконечными Аурелио и Ремедиос. С поправкой на ветер (сильный, до ураганного). Где классик приводил в ужас инцестом, здесь шокирующий эффект достигается густо замешанным на унижении и насилии сексом.

Время действия наши дни, место — маленький городок Ла Матоса, где только и есть, что Компания (подробнее не говорится, но скорее всего нефтяная или газовая), служащие которой по отношению к местным зарабатывают и держатся с ними как короли, да трасса. Трасса, где местные девчонки (и мальчишки) предоставляют дальнобойщикам секс-услуги.

Большинство населения за чертой бедности, массовый алкоголизм и потребление наркотиков, много ВИЧ-инфицированных, что неудивительно. Мужчины бесправны и не имеют будущего, женщины и дети то же самое — но втройне. В канаве находят Ведьму, иначе странную уродливую женщину никто никогда не называл, Ведьма-младшая. Потому что до нее в этом большом несуразном доме, который местный разорившийся плантатор оставил своей любовнице — в доме заправляла та самая любовница, Ведьма.

И местные знают, что где-то там припрятаны бешеные миллионы старика. Бесполезно объяснять, что жила Ведьма и ее дитя, которому от матери только и доставалось ласки, что оклик: «Эй, ты», то дитя, что выросло в Ведьму-младшую — что жили на ренту от немногих клочков земли вокруг Дома. К старшей Ведьме, покуда не пропала она, все ходили местные бабы за ее снадобьями, и просто, поболтать.

Младшая уж больно уродлива и мужеподобна, женщины к ней не идут, зато таскаются по субботам местные подростки, среди которых однажды распространился слух, что уродина приплачивает тем, кто ее трахнет. Ее-то и найдут однажды в канаве, распухшую и поеденную всякой водной тварью. А книга раскроет предысторию.

Роман состоит из восьми глав, первая и последняя из которых относительно короткие. Каждая из остальных шести — монолог одного из героев повествования, объясняющий трагедию с точки зрения преступника, жертвы, свидетеля, соучастника.

«Время ураганов» в лонге Ясной поляны 2022, она чудовищна и она прекрасна. Перевод Александра Богдановского, органично сплетающий жаргонизмы, диалектизмы, просторечия с высокой поэтикой, замечательно хорош.

Во мгле

Если жизнь — сплошные лохмотья, остается только держать наготове иголку с ниткой и ставить заплатку при каждом удобном случае.

Продолжаю знакомство с книгами из длинного списка премии Ясная поляна-2022. Прежде практически не представленной в культурном пространстве Африки, в этом году много. К Тунису «Piccola Сицилии» Даниэля Шпека, Анголе «Всеобщей теории забвения» Жузе Агуалуза, добавим Мозамбик Антониу Эмилиу Лейте Коуту, более известного под именем Миа Коуту.

Писатель широко известен в португалоговорящем мире, он автор двадцати двух книг, долгое время возглавлял информационное агентство Мозамбика. Феерическая карьера увенчалась членством в Бразильской академии литературы. Коуту стал первым африканским писателем, который удостоился такой чести.

В культурном пространстве стран, прежде бывших португальскими колониям, прослеживается достаточно тесная связь с метрополией и Бразилией — крупнейшим и наиболее экономически развитым из бывших португальских протекторатов. Так например, если во «Всеобщей теории забвения» ясно слышен голос Жоржу Амаду, то читая «Божьи яды и чертовы снадобья» трудно избавиться от ощущения, что где-то рядом Жозе Сарамаго.

Сарамагоподобие этой книги не внешнее, в отличие от кирпичей португальского классика, без отточий и диалогов, текст Коуту четко структурирован и достаточно удобочитаем. Но абсурдизм, депрессивность, тотальная и фатальная невозможность нахождения смысла в происходящем и отсутствие какой бы то ни было положительной динамики — то, что роднит «БЯиЧС» с творчеством Сарамаго.

Сюжет незамысловат: в мозамбикскую деревню приезжает португалец, врач, влюбленный в местную уроженку. Они познакомились на симпозиуме, полюбили друг друга, пережили яркий роман, отношения продолжились в переписке, но некоторое время назад письма от любимой перестали приходить. Снедаемый тревогой и ревностью, доктор бросается на ее поиски.

Однако дома Деолинды тоже нет. Ее мать, Мунда, говорит, что девушка за границей, но вот-вот вернется, а пока португалец, сказочно богатый по местным меркам, лечит ее больного отца и делает родственникам дорогие подарки, о которых возлюбленная просит его в письмах, посылаемых на имя матери, и выслушивает множество историй каждая следующая из которых противоречит предыдущей.

Не самое комфортное чтение. Понятным я его тоже не назвала бы. Хотя вполне возможно, это потому, что я не поклонница Сарамаго и его подражателей.

Гиперкомпенсация

Дисклеймер: чтение Прилепина не связано со стремлением солидаризоваться или высказать осуждение его политической позиции. Отзыве выражает мнение о литературных особенностях сборника. За возможные читательские ассоциации, вызванные именем автора, рецензент ответственности не несет.

России обязательно нужен один поэт. Один святой, один вождь. Нужен.И ещё оружие. Ещё нужно много оружия.

Я перечитала у него много чего — после «Обители», которая была и останется великой книгой, искала того, что сочетало бы ту же мощь, честность, страстность, непредвзятость. Не нашла, теперь уж вряд ли и найду, творческая деградация сегодняшнего Прилепина чудовищна, довольно вспомнить «Ополченский романс».

Печально, но закономерно, попытки поставить дар на службу государственности обычно так заканчиваются, он не первый и не последний, пожранный Жругром. Но сборник «Семь жизней» — это еще тот яркий Прилепин, спустя немного времени после «Обители». Проза, для жанровой характеристики которой лучше всего подошло бы определение «автофикшн», хотя в 2016 термин еще не вошел в употребление.

Пусть будет «реализм с элементами мистики». Десять рассказов, большая часть от первого лица, но и там, где от третьего, личность рассказчика явственно проступает, и приятной я бы ее не назвала. Не потому, что автор намеренно лишает героя обаятельных черт, как делает Селин с Бердамю в «Путешествии на край ночи«или Камю с Мерсо в «Постороннем».

Скорее напротив, представить себя с выгодной стороны: «Кто супергерой? Я супергерой!» — для героя-рассказчика Прилепина принципиально важно. Вот я такой, простой деревенский мальчишка, рос в неполной семье, и в школе, случалось, обижали. Но природная крутость проступила, заставила противников съежиться и уползти в тень. Я бил их кулаком и метким словом, и скоро не осталось того, кто мог мне противостоять. А женщин я имел, во множестве и во всех возможных смыслах. Одновременно оставаясь нежным супругом и заботливым отцом.

Оксюморонность последнего Захара не смущает, коль скоро он и необходимость мирного неба утверждает с автоматом в руках. Мир соткан из противоречий и движим ими — чётаковата? Десять рассказов сборника, на первый взгляд, имеющие мало общего выстраиваются в четкую последовательность, компендиум настоящего мужчины. Но по порядку.

«Шер аминь» — декларативное высказывание по поводу жизни вообще. Каламбур заглавия вмещает французское «Милый друг» с несколько мопассановым оттенком пройдохи. который пойдет ради достижения цели по головам; шаромыжника, в которого бесславный конец наполеоновской войны трансформировал гальскую галантность; «аминь» в значении «конец» — кто попробует перейти мне дорогу, тому, значит, он. Героя оставил отец в детстве и не было того, кто мог защитить, ободрить, научить, и жизнь его побила. Но теперь уж он, выросший, всем им показал кузькину мать и так будет отныне вовек. Но отца все никак не удается догнать.

«Попутчики» — а вот так настоящий, состоявшийся мужик ведет себя на досуге. Не то командировка. не то деловая поездка. поезд через несколько часов, а пока, в составе пестрой компании случайных, но подчеркнуто «непростых» людей: писатель-почвенник, красивая тонкая звонкая таджикская певица, еще одна девица (не то драматург, не то стриптизерша) — пока едемте в баню. Такое, сочетание «эй, ямщик. гони-ка к Яру» и «не взять ли нам господа. по хлысту, постегать прохожих на мосту». Допившись до белочки, потеряв телефон, опоздав на поезд и лишившись в пути денег, обоссанный прилепинский Улисс добирается до дому, где «ждала молодая жена, беременная, с животом тугим, яблочным, ароматным» и ласковая мама. Финита.

«Зима». А вот так настоящий мужчина ведет себя с женщинами. Он так влюблен, что сам поражается силе звенящей в себе неистовой нежности. Привозит ее в зимний Неаполь и, пока любимая спит, совершает практически паркуровый рывок по окрестностям, через крыши и заборы ближних зданий к морю. Задор и сила бурлят в нем. А вернувшись в гостиничный номер, к любимой, он совершит нечто, что ошеломит не только ее, но и читателя. Хотя для героя-рассказчика подобное поведение скорее в порядке вещей.

«Рыбаки и космонавты». А вот так настоящий мужчина заботится о жене и новорожденном ребенке. Его кинули на двести баксов. на которые сам он практически кинул клиента ночного клуба, где работал вышибалой. Но ему можно, у него все это выглядит красиво и бла-ародно, в то время, как с ним так ни в коем случае нельзя. И вот, в самый момент, когда жена родила, а денег шаром покати, герой встречает обидчика. Киднепинг с путешествием в багажнике зимней колымаги прилагаются, и — будь спокоен, маленький космонавт, за таким папкой ты как за каменной стеной.

«Спички и табак, и все такое». А вот так настоящий мужчина встречается с бывшим сослуживцем. Еще более настоящим, способным еще больше выпить, еще более интеллигентным (а вы не думали, что такое возможно? бывает). Хотя прототип Павленко, реальный Евгений Павленко, нацбол, погиб в Дебальцевском котле, от комментариев воздержусь. Кстати, с ним у героя пророческая диалог: «– Где будет новая война? – спросил я, чтоб не обсуждать всё это позже в нетрезвом виде. – Везде будет, – сказал Павленко, улыбаясь. – В Казахстане, на Украине, в Прибалтике. Здесь.»

«Петров» — сложно выплетенный и по-настоящему сильный рассказ сборника. А вот так настоящие мужчины не строят свою жизнь. Все у Петрова было, чтобы стать таковым, но где-то он свернул не туда, не нашел основополагающей идеи, не обзавелся женщиной и другом, и глупая его бесполезная жизнь глупо бесполезно закончилась новогодней ночью, с котом, которого собирался выбросить на лютую смерть, в объятиях.

«Первое кладбище» А вот таким настоящий мужчина не становится, невзирая на искалеченную войной психику. И потому настоящий возвращается с войны, добивается успеха в мирной действительности, чтобы... снова отправиться на войну (см. абзац «Спички и табак, и все такое») .

«Эмигрант». А вот так настоящий мужчина ведет себя с обожателями, идейными последователями и прочими попутчиками, которые не дотягивают в итоге до его уровня. Неважно, что этот самый Роберт может раскачаться до мышечных объемов терминатора и набить татуировок на всех видимых и невидимых частях тела. В чем сила, брат? А сила в правде!

«Ближний, дальний, ближний». А вот так настоящий мужчина ведет себя в кругу семьи. Ребенок уже не один — трое, четвертый на подходе, семейство со щенком сенбернара совершает автовояж по дорогам отчизны. Герой добился уровня творческой и финансовой состоятельности, позволяющего поразить воображение провинциалов широтой заказа в кафе и целой замороженной курицей, отданной на растерзание щенку (нельзя, кстати, ни в коем случае, собачьи зубы не приспособлены для перемалывания трубчатых костей и куриные кости рвут кишечник щенка в клочья). Но тут беда приходит с другой стороны. Барственная вальяжность рассказчика. привлекает внимание местных бандюков.

«Семь жизней» — титульный рассказ как финальный аккорд и квинтэссенция смысла сборника. Вот так настоящий мужчина живет свою непростую жизнь и совершает множество выборов. отмечающих вехи на пути к счастью — которое неразрывно связано для него с миссией добра и справедливости, с Путем Воина Света.

Гиперкомпенсация в психологии, в отличие от спортивной, скорее признак деструктивности отношений личности с миром, разрушительных воздействий, которым индивид подвергает свое внутреннее ядро в стремлении стать более успешным.

«Семь жизней» — титульный рассказ как финальный аккорд и квинтэссенция смысла сборника. Вот так настоящий мужчина живет свою непростую жизнь и совершает множество выборов. отмечающих вехи на пути к счастью — собственное неразрывно связано для него с миссией добра и справедливости, с Путем Воина Света.

«Ближний, дальний, ближний». А вот так настоящий мужчина ведет себя в кругу семьи. Ребенок уже не один — трое, четвертый на подходе, семейство со щенком сенбернара совершает автовояж по дорогам отчизны. Герой уже добился уровня творческой и финансовой состоятельности, позволяющего поразить воображение провинциалов широтой заказа в кафе и целой замороженной курицей, отданной на растерзание щенку (нельзя, кстати, ни в коем случае, собачьи зубы не приспособлены для перемалывания трубчатых костей и куриные кости режут кишечник щенка в клочья). Но тут беда приходит с другой стороны. Барственная вальяжность рассказчика. привлекает внимание местных бандюков.

«Эмигрант». А вот так настоящий мужчина ведет себя с обожателями, идейными последователями и прочими попутчиками, которые не дотягивают в итоге до его уровня. Неважно, что этот самый Роберт может раскачаться до уровня терминатора и набить татуировок на всех видимых и невидимых частях тела. В чем сила, брат? А сила в правде!

«Первое кладбище» А вот таким настоящий мужчина не становится, невзирая на искалеченную войной психику. И потому настоящий возвращается с войны, добивается успеха в мирной действительности, чтобы... снова отправиться на войну (см. абзац «Спички и табак, и все такое» .

«Петров» — сложно выплетенный и по-настоящему сильный рассказ сборника. А вот так настоящие мужчины не строят свою жизнь. Все у Петрова было, чтобы стать таковым, но где-то он свернул не туда, не нашел основополагающей идеи, не обзавелся женщиной и другом, и глупая его бесполезная жизнь глупо бесполезно закончилась новогодней ночью, с котом, которого собирался выбросить на смерть, в объятиях.

«Спички и табак, и все такое». А вот так настоящий мужчина встречается с бывшим сослуживцем. Еще более настоящим, способным еще больше выпить, еще более интеллигентным (а вы не думали, что такое возможно? бывает(. Хотя прототип Павленко, реальный Евгений Павленко, нацбол, погиб в Дебальцевском котле, от комментариев воздержусь. Кстати, пророческая диалог: «– Где будет новая война? – спросил я, чтоб не обсуждать всё это позже в нетрезвом виде. – Везде будет, – сказал Павленко, улыбаясь. – В Казахстане, на Украине, в Прибалтике. Здесь.» — у героя с ним.

«Рыбаки и космонавты». А вот так настоящий мужчина заботится о жене и новорожденном ребенке. Его кинули на двести баксов. на которые сам он практически кинул клмиента ночного клуба, где работал вышибалой. Но ему можно, у него все это выглядит красиво и бла-ародно, в то время, как с ним так ни в коем случае нельзя. И вот, в самый момент, когда жена родила, а денег шаром покати, герой встречает обидчика. Киднепинг с путешествием обидчика в багажнике зимней колымаги прилагаются, и — будь спокоен, маленький космонавт, за таким папкой ты как за каменной стеной.

«Зима». А вот так настоящий мужчина ведет себя с женщинами. Он так влюблен, что сам поражается силе звенящей в себе неистовой нежности. Привозит в зимний Неаполь и, пока любимая спит, совершает практически паркуровый рывок по окрестностям, через крыши и заборы ближних зданий к морю. Задор и сила бурлят в нем. А вернувшись в гостиничный номер, к любимой, он совершит нечто, что ошеломит не только ее, но и читателя. Хотя для героя-рассказчика подобное поведение скорее в порядке вещей.

«Попутчики» — а вот так настоящий, состоявшийся мужик ведет себя на досуге. Не то командировка. не то деловая поездка. поезд через несколько часов, а пока, в составе пестрой компании случайных, но подчеркнуто «непростых» людей: писатель-почвенник, красивая тонкая звонкая таджикская певица, еще одна девица (не то драматург, не то стриптизерша) — пока едемте в баню. Такое, сочетание «эй, ямщик. гони-ка к Яру» и «не взять ли нам господа. по хлысту, постегать прохожих на мосту». Допившись до белочки, потеряв телефон, опоздав на поезд и лишившись в пути денег, обоссанный прилепинский Улисс добирается до дому, где «ждала молодая жена, беременная, с животом тугим, яблочным, ароматным» и ласковая мама. Финита.

«Шер аминь» — декларативное высказывание по поводу жизни вообще. Каламбур заглавия вмещает французское «Милый друг» с несколько мопассановым оттенком пройдохи. который пойдет ради достижения цели по головам; шаромыжника, в которого бесславный конец наполеоновской войны трансформировал гальскую галантность; «аминь» в значении «конец» — кто попробует перейти мне дорогу, тому, значит, он. Нероя оставил отец в детстве и не было того, кто мог защитить, ободрить, научить, и жизнь его побила. Но теперь уж он, выросший, всем им показал кузькину мать и так будет отныне вовек. Но отца все никак не удается догнать.

Блоха в Дахау

Посредством вас явились в мир они,

Но не от вас пришли они, поверьте.

Ребенок — с вами, но принадлежит

Совсем не вам

Халиль Джабран

Драматург, переводчик и прозаик Рои Хен — заметная фигура в современном израильском культурном пространстве. Переводит и адаптирует для театра много русской классики, постоянный автор и заведующий литературной частью театра Гешер .Этот яффский театр создан репатриантами из бывшего СССР, спектакли в нем идут на иврите и на русском. Рои Хен нередко обращается в своем творчестве к проблемам эмиграции, его персонаж — человек, не сумевший встроиться в социум, найти в нем своего места.

Как в романе «Души», герои которого Марина и Гриша (Гершон, Гиц, Гетл, Джимуль, Голиаф), прежде наши соотечественники, ныне граждане Израиля. И нет, они не супружеская, любовная или дружеская пара. Это мать и сын. Ей шестьдесят два, кандидат наук, эмигрировала чуть больше двадцати лет назад, но иврит так и не выучила до уровня, какой позволил бы нормально общаться и достойно трудиться, работает музейным смотрителем.

Ему под сорок, переехал тридцать лет назад, выраженное расстройство аутического спектра, в государственной школе не учился, в армию не взяли по причине психической нестабильности. Талантлив, прекрасные способности к языкам, экстернатом сдал экзамены в университет, но не продержался там и семестра, демонстрируя пренебрежение иерархией и учебным планом.

В отношении матери ведет себя, как... Я даже не могу подобрать слова, как совершенный ублюдок. Будучи на ее содержании, в своем немолодом возрасте, общается в стиле «принеси, налей, подай, пошла на фиг, не мешай». Может в досаде запустить в нее предметом, который окажется под рукой, будь то спичечный коробок или полная окурков пепельница. И угадайте с трех раз, кто, увернувшись, более или менее удачно, будет убирать пепел и осколки с окурками? С одного угадали, молодцы. Хотя семи пядей не надо быть.

Так, стоп, что-то сроки не сходятся, ты говоришь. что Марина в Израиле чуть больше двадцати лет, а Гриша тридцать? То есть, ребенок эмигрировал без матери? Все верно, девятилетний мальчик уехал с отцом, в то время, как мать вынуждена была остаться с больной бабушкой. Подожди-подожди, как такое возможно? Чтобы женщина в здравом уме, не клиническая идиотка, планировала отъезд мужа с сыном в другое государство, с иным языком, складом жизни, обычаями, не предполагая ехать с ними?

Ну нет, изначально собирались все вместе, но в последний момент перед отъездом, когда уже и вещи были распроданы, и билеты на самолет куплены, бабушка наотрез отказалась ехать. а поскольку была она к тому времени очень больна, Марине пришлось остаться с матерью до тех пор пока, ну, вы понимаете — пока она не покинет эту юдоль страданий. И все это длилось девять лет? На самом деле, год. Но Петя (муж) с Гришей уезжали из СССР, а через год страна уже была Россией.

Так тем более хорошо: выехать легче, квартиру, которую в Союзе пришлось бы оставить государству, теперь можно было приватизировать и продать. Деньги за московскую, хотя бы даже в спальном районе, могли составить отличную прибавку к подъемным. Ну не получилось отчего-то и будет об этом. А приехав в Израиль, Марина нашла мужа ортодоксальным евреем, а милого Гришу огромным жирным мужиком, равнодушным ко всему, кроме просмотра в режиме нон-стоп итальянского фильма «Двое» с такой же, как он, слоноподобной Галатеей Бассани.

Ясно. А вот эти все имена, которые в начале через запятую? И странствия во времени, обещанные аннотацией? Будет, все будет: и еврейское местечко под Киевом семнадцатого века, и венецианское гетто восемнадцатого, и Марокко девятнадцатого, и блошиный цирк в Дахау. Нет, я не обещаю, что в этих странствиях вам понравится. Скорее окажется неуютно. Но тут уж — что имеем.

Умный, глубокий, сильный роман, допускающий множество неоднозначных трактовок. Перевод Сергея Гойзмана в лонге премии Ясная поляна, я не буду болеть за него, мне было больно от этой книги, но это очень достойный конкурент.

Герой – невыносимый субъект, душа которого перевоплощается уже четыреста лет, а еще там как будто есть такая же душа, в которую он влюблен, хотя она вроде как сестра ему, а еще есть совсем дурная глава, в которой они блохи...

Не Посторонний

«Мир принадлежит невидимкам, невидимки идут своим путем. Весь секрет в том, что надо не только не быть частью мира, но ещё и не занимать никакой позиции по отношению к нему.»

Я никогда не видела своего деда, он пропал без вести в самом начале войны, задолго до моего рождения. Мама младенцем успела увидеть его и даже помнила, как он помахал ей из уходящей колонны солдат. Ей в день начала войны исполнился год и по всему не должна бы, но я верю — помнит. Как сама я отчетливо помню те полминуты весеннего дня, которым папа учил меня прыгать через лужи, хотя мне тогда больше двух лет не могло быть, он умер, когда и трех не исполнилось.

Может быть потому, история рассказчицы, которая росла без отца, а о деде знала лишь то, что он пропал без вести на войне — может потому оказалась мне так близка. И моя бабушка в точности так же избегала говорить о муже. Сейчас уже неважно, что я русская, а Нина немка, и значит, наши деды гипотетически могли бы стрелять в друг друга. Восемь десятков прошедших лет лишили противостояние его остроты — что уж, они бы теперь и так умерли.

Лет в семнадцать я придумала себе, что дед не погиб от бомбы в теплушке товарняка на безымянном полустанке по пути на фронт, а воевал, попал в плен, был угнан на работы в Германию. А потом, не зная, чего ждать от возвращения: лагеря или вовсе расстрела — перебрался в Австралию, женился там, начал разводить скот, стал мясным и молочным королем...

В семнадцать, понятно, не допускала мысли, что даже если бы все сложилось так: с Австралией, женитьбой и фермой — дед вполне мог остаться середняком. Как, в сущности, остался им герой «Piccola Сицилии», Мориц. В той жизни. где он не погиб, но, в силу обстоятельств, не смог вернуться. Сначала опасаясь обвинения в дезертирстве и расстрела, потом, не имея средств, еще потом — скованный моральными обязательствами в отношении людей, помогавших ему и пострадавших из-за него. И наконец, полюбив женщину и ребенка в той далекой стране.

С историей Даниэля Шпека мою семейную историю роднит еще и то, что я, как Нина, не раз думала: А если бы мама выросла с отцом? Не в том статусе «Повешенного» из колоды карт таро, когда не знаешь, то ли твой папка геройски погиб за Родину, то ли вообще трус и дезертир. Когда живешь со всем тем, с чем дети павших смертью храбрых: нет опоры и поддержки, некому заступиться, матери не видишь, потому что она за троих должна работать, сама с малолетства подрабатываешь.

Но и много хуже: в нищете, потому что пенсии и надбавки по утере кормильца вы не получаете, и нет никаких льгот, и о поступлении в институт ты не думаешь, куда уж. И ты идешь не учиться, а работать, неважно. что умненькая и красавица. И потому ты обслуга, не хозяйка жизни, если вы понимаете, о чем я. Тут ведь не сравнительная материальная скудость главное, но именно это неявное и не проговариваемое вслух изначальное поражение в правах.

Самоощущение пыли на ветру. Невозможность даже вообразить себя веткой на сильном стволе, питаемой мощными корнями. То, с чем росла еврейская девочка из Туниса Ясмина, удочеренная еврейской семьей, замечательными людьми, которые относились к ней, как к дочери. И все-таки их доброта не избавила ее от сиротской неприкаянности. Избавила влюбленность в сына этих людей, своего великолепного приемного брата.

Лучше бы не избавляла. Хотя, тогда не было бы этой прекрасной книги, в которой часто говорят о «Постороннем», и действие, как у Камю в Алжире, происходит большей частью в тоже североафриканском Тунисе, также бывшем французской колонией. Маленькая Сицилия — это столичный район, где арабы и евреи жили бок о бок с итальянцами, в мире и дружбе, пока не началась война. И нет, ни один из здешних героев не посторонний. Что-что, а скорбное бесчувствие Мерсо не про них.

В части Ясмины даже чересчур кипящие страсти, уровень не нашего рационального времени, а греческой трагедии, какой-нибудь «Медеи» или «Орестеи». Нет, не верю в такую любовь. Но про страсти интересно, черт возьми! И я счастлива, что этот роман, который перевела Татьяна Набатникова (долгие годы люблю ее как писателя и как переводчика), что роман номинирован на Ясную поляну 2022.

Коллекция исчезновений

«Наше небо – это ваша земля.»

Мнение, что двадцать первый век должен интегрировать в культурное пространство Африку, как двадцатый сделал это с Латинской Америкой, сейчас кажется преувеличенно оптимистичным — чтобы начали читать, необходимо появление группы талантливых самобытных авторов. Одна ласточка весны не делает, один Кутзее не создаст литературы целого континента. А все же, лед тронулся. Смотрите.

Где в прошлом веке всего и было, что Карен Бликсен, с Конго, Камю и Пол Боулз с Алжиром, да Амос Тутуола с его сказочной Нигерией, там два десятилетия нынешнего уже подарили Нигерию Бена Окри, Чимаманды Нгозу Адиче и Ннеди Окорафор ; ЮАР Кутзее, Бьянки Мараис и Тревора Ноя; Руанду Жиля Куртманша и Алекса Гарра; Тунис Даниэля Шпека, Конго и Гвинею Марлона Джеймса. Заметная динамика, правда?

Знакомимся с Анголой. Не ошибусь, если предположу, что об этой центральноафриканской стране вы знали мало или ничего. Об Анголе, пять веков бывшей португальской колонией и главным поставщиком рабов на бразильские плантации, а в новейшей истории непрерывно терзаемой гражданской войной. Долетавшее оттуда в середине семидесятых в советских новостях: НПЛА — партия труда, группировка УНИТА, Эдуарду Душ Сантуш — все это если и вызывало какой отклик, то анекдотический: «- Беспокоит меня Гондурас. — Так почеши.»

Книга Жузе́́ Эдуарду Агуалуза переводит Анголу из числа вещей далеких и отвлеченных в разряд понятных и близких. Относительно. Не могу сказать, что у меня появилась сколько-нибудь внятная картина тамошней жизни, скорее это кажется нагромождением слабо связанных между собой подробностей.

Беспорядки и погромы, контрабанда алмазов (в этой стране, как в ЮАР, кимберлитовые трубки, есть еще нефть, за счет разработок которой Ангола сейчас возрождает экономику); диссиденты, криминалитет и «новые ангольцы»; несчастная запуганная женщина, в тридцатилетней самоизоляции и ее робинзонада, психотравма, связанная с изнасилованием, удочеренный ребенок, феминизм. Немного местного колорита, лавстори с почтовыми голубями.

То, из чего мог получиться по-настоящему интересный роман-бомба., «Всеобщая теория забвения», как ни грустно, не вытягивает. Для политического или криминального триллера в ней недостаточно динамики и связности, для робинзонады не хватает созидательного пафоса, для экзистенциально-философского ментальная составляющая хлипка. Для анималистического, а в истории есть овчарка Призрак, обезьяна Че Гевара, крыса Блистка, Почтовый голубь Любовь и безымянная кобра — любви к животным.

Есть лавстори с кормлением почтовых голубей алмазами, но нет ее внятного развития. Есть загадка мистического исчезновения французского туриста, которого поглотила расступившаяся земля и пропажи целой деревни, но связи между этими событиями, и, в конечном итоге, и нет. Есть отданная в младенчестве на удочерение девочка, которая находит мать, спустя треть века, но и это не вызывает эмоционального отклика.

Возможно Ринат Валиулин просто не мой переводчик, в точности, как не мой автор. Однако не могу не сказать, что между стилем романа и книгами, тяготеющего к словесной игре, Валиулина-писателя нет ничего общего.

Дом, немилый дом

«Баррабас появился в доме, приплыв по морю»

- написала в своем дневнике маленькая девочка. Открыв этой фразой историю семьи, вплетенную и переплетенную с историей страны. Четыре поколения семьи Труэба. Весь, за малыми исключениями, чилийский двадцатый век. Эта фраза открыла миру и творчество Исабель Альенде, «Дом духов», которым она начинается, стал первым романом писательницы, принесшим ей оглушительный успех.

Исабель Альенде — племянница президента Сальвадора Альенде, свергнутого и убитого в ходе путча, возглавляемого Аугусто Пиночетом. Более голубой крови, белой кости (в реалиях отдельно взятой латиноамериканской страны) и представить себе трудно. Промышленники и политики в родне, учеба в престижных учебных заведениях, усвоенная с юности привычка к вращению в престижных кругах. И детство, проведенное в деревне, игры с чумазыми голодными крестьянскими детьми.

Такова Латинская Америка начала и даже середины века. Такова гремучая смесь, породившая этот яркий, самобытный, уникальный талант. «Дом духов», на самом деле прямо связан с историей семьи. Роман родился из письма, которое Исабель начала писать своему девяностодевятилетнему деду, узнав, что он при смерти. Он, патриарх, стал прототипом Эстебана Труэба, юноши из хорошей, но обедневшей семьи, положившего себе разбогатеть, чтобы стать достойным прекрасной дочери политика. Которая погибает, по ошибке выпив яд, предназначенный отцу.

И теперь уже несчастный жених одержимо трудится, не жалея ни себя, ни других, чтобы сделать разоренное и брошенное некогда бездельником-отцом имение образцовым хозяйством. Это удается. Спустя двадцать лет. И тогда он женится на младшей сестре красавицы Розы, той девочке, что сделала дневниковую запись о псе, приплывшем из-за моря. Таков зачин романа. Дальше будет много всего и не менее интересно.

Клара, девочка, а в дальнейшем жена капиталиста и политика Труэба, обладает выраженными экстрасенсорными способностями. Счастья ей это не приносит. А всеобщую любовь — да. Потому что добра к людям и чиста душой. «Клара» — «чистая» с испанского. Три поколения женщин семьи носят говорящие имена Бланка — «белая», дочь. И Альба, в общем, тоже «белая» — внучка. Красоты, доброты и ума много, счастья мало. А как вы хотели, за все в жизни надо платить.

Пересказать пятисотстраничный роман нереально, а главное — не нужно. Он хорош, он дает ту степень погружения в реалии места-времени, которая заставляет удивленно оглядываться, отрываясь от чтения: как, почему тут? секунду назад ты был в Чили! Когда читала, у меня на компьютере заставкой стояла карта Чили. Такая узкая и длинная страна. Столько боли и столько любви.

Старая, старая сказка, ночь так длина, в небе луна

«Ну начнём с того, что я не твоя фея-крёстная, – с сильным незнакомым акцентом отвечает старуха. – Я Светлана, графиня Варениковская из России.»

Ну, начнем с того, что это не вполне знакомые с детства сказки. Хотя персонажи и сюжетная канва большинства совпадают с теми, которые мы помним и любим. Соман Чайнани, сериал по чьей Школе добра и зла ждем этим летом (ЕБЖ), обратился к ним, чтобы пересказать по-новому. И нет, это не навязшие в зубах «старые сказки на новый лад», но нечто качественно иное. Системно-новый взгляд на архетипических героев и ситуации. С умопомрачительно красивыми иллюстрациями Джулии Айридейл, которые Эксмо благоразумно сохранил — добавлю.

«Чудовища и красавицы» сборник, включающий дюжину сказок, народных и авторских, в принципиально новой интерпретации с выражено феминистским и антирасистским звучанием. Впрочем, повестка не делает книгу менее интересной, и в целом, это не выглядит желанием сплясать на костях старых сюжетов. Скорее взглянуть на них с точки зрения более разумной и рациональной эры Водолея, сменившей влажную хлюпающую эпоху Рыб, которая провозглашала. что Бог есть любовь и приносила в жертву наиболее любящих (очевидно, утверждая таким образом в божественном статусе).

Как любой сборник, «Чудовища и красавицы» неоднородны и неравнозначны: одни истории вызывают восторг, другие умиление, иной раз пожмешь плечами «ничего особенного», а иногда нахмуришься «ну вот это он совсем напрасно». Хотя с немалой долей вероятности эти реакции можно списать на субъективизм восприятия. Что тоже, правильно, на абсолютную объективность не может претендовать никто. Правильнее не судить все скопом, но, рассказывая о произведениях сборника, дать короткую характеристику каждой сказке.

«Красная шапочка» из числа самых сильных историй сборника, целиком поглощает внимание уже с первых строчек, где в первый день весны съедают самую красивую девушку. Это их давняя традиция. Заранее ставят зарубку на ее двери и мочатся на крыльцо. И вот эта последняя деталь мгновенно выдергивает тебя из расслабленного покоя, приводя в ярость. Что ж, да пребудет сила благодатного гнева с нами, и героиней, выбранной на сей раз. Финал непредсказуем, могу лишь сказать, что <s>ов</s> девицы целы, сытости волков с той же определенностью не гарантирую.

«Белоснежка», о ней Чайнани говорил в интервью, посвященном книге, что с этой историей его настиг приступ писательского бессилия. Вот не шла эта история, ну никак не шла. Пока не явилась благодатная идея сделать героиню чернокожей. То есть, формула «белая как снег, черные как смоль, красные как кровь»- о коже, волосах, губах меняет традиционное приложение, делая белыми белки глаз. Хм, смело, но сама по себе сказка, как по мне, одна из самых слабых в сборнике.

«Спящая красавица» история, как минимум, странная (как максимум — очень странная). И снова не делает чести сборнику, как на мой ограниченный взгляд. Есть принц, терзаемый всякую ночь демонами, которые пьют его кровь, заставляя чахнуть. Есть король и королева, которые не верят сыну и озабочены главным образом, чтобы «усе как у людей». Есть амбициозная принцесса, желающая породниться с благородным семейством. И есть кое-кто еще, любящий принца ради возможности сосать его, хм, кровь.

«Рапунцель», а вот это милота. Некто, так задушенный нерассуждающей родительской любовью, что предпочел избавить мир от еще одного родителя в своем лице и отказался создавать семью, вместо того занявшись растениеводством, добился в огородничестве многих успехов, а уж какой рапунцель уродился на его грядках! Стоит ли удивляться, что девушка. названная именем этого завивающегося в косу салата, все царства земные отдаст за возможность танцевать под дождем?

«Джек и бобовый стебель» достаточно сильно выдается за границы морали, твердящей, что «терпение и труд все перетрут», «без труда не вытащишь и рыбки из пруда» и «делу время, потехе час». Джек такой же бездельник и неряха, как его папаша, пропавший без вести много лет назад. Мать, которая надрывается, растя раздолбая, не церемонится в выражениях и парню неуютно в ее доме (превращенном его стараниями в подобие хлева). Вот бы поймать за хвост большую удачу! Он ее поймает, будьте спокойны. И отца обретет. Мда.

Действие «Гензеля и Гретель» преносит нас на этническую родину писателя, в Индию, мальчика и девочку зовут Риши и Лакшми, а лучший в мире кулинар-кондитер по приготовлению сладостей — их мама Шакунтала. И неважно, по большому счету, что приготовленные ею лакомства продаются в лавке мужа как «сладости Артура». Или важно? Правдивая история с густым индийским колоритом.

«Красавица и чудовище» одна из моих любимых сказок этого сборника. Н-ну, потому что героиню зовут Мэй и потому что больше всего она любит читать книги, отчаянно нуждаясь в уединении, и потому что, в отличие от старших сестер, которые транжирят подаренные отцом деньги на наряды, практичная рачительная Мэй свои откладывает, в надежде когда-нибудь обрести покой в своем, наполненном книгами, доме. Ах, финал, вот только... Да, забыла сказать, действие этой сказки перенесено в Китай.

«Синяя борода» еще одна странная история этой книги, исполненная нетрадиционного очарования и в целом отличная. Странным образом, она напомнила мне о «Павле Чжане и прочих речных тварях» Веры Богдановой. И, таки да, на всякую тварь находится кто-то, , имеющий силы наказать ее.

«Золушка», а теперь поедемте в Испанию. Вы ведь помните, что в оригинальной сказке значительную роль играли мыши: прежде помогали девушке перебрать зерно, а после превращены были в лошадей, впряженных в ее карету (вообще, страшная дискриминация, отчего это крыса стала лакеем, а бедные мышки лошадьми? хотя, скакать с развивающейся по ветру гривой, наверно приятнее, чем торчать на приступке кареты). Но я отвлеклась, так вот, здешняя мышка Магдалена ничуть не меньше Лурдес-Золушки заслуживает благоволения принца. А настоящая дружба, ей-ей, предпочтительнее гормональных бурь любви, скоро вспыхивающих и быстро затухающих.

«Русалочка», здесь без сюрпризов в смысле локации, как положено, место действия — на дне морском. И юная дочь морского царя Драгона приходит к ведьме просить у нее зелья, которое превратит ее русалочий хвост в «две нелепые подпорки, которые люди называют ногами и используют для того, чтобы ходить по земле». А что из этого получится. в общем, вы такого, явно, не ожидали.

«Румпельштицхен», ах, какая красотища. то есть, наоборот. красивая девушка платит дьяволу (а именно он является раз за разом в темницу, чтобы помочь ей в испытаниях, назначаемых жестоким королем с подаче идиота — отца девушки). Так вот, платит она всякий раз толикой своей красоты. Что же. в жизни ведь так и бывает: стоит оказаться в зависимости от кого-то, вынужденной рвать жилы, осуществляя мечты этого кого-то, красота тебя покидает. Впрочем, финал достаточно оптимистичен.

«Питер Пэн» ударный финал сборника. Лучшая из его сказок. Нежная, лукавая, печальная и прекрасная. История, рассказанная Венди, в которой Питер и его Остров потерянных мальчишек предстают без романтической дымки обаяния вечного беззаботного детства, а мечта всякой девушки о прекрасном принце воплощается. Хотя бы даже принцем был пират, а в реальности у нее был муж по имени Гарри: The family man, the football fan And your name is harry.

Отличный сборник. Почитайте.

«Питер Пэн» ударный финал сборника. Лучшая из его сказок. Нежная, лукавая, печальная и прекрасная. История, рассказанная Венди, в которой Питер и его Остров потерянных мальчишек предстают без романтической дымки обаяния вечного беззаботного детства, а мечта всякой девушки о прекрасном принце воплощается. Хотя бы даже принцем был пират, а в реальности у нее был муж по имени Гарри: The family man, the football fan And your name is harry.

«Румпельштицхен», ах, какая красотища. то есть, наоборот. красивая девушка платит дьяволу (а именно он является раз за разом в темницу, чтобы помочь ей в испытаниях, назначаемых жестоким королем с подаче идиота — отца девушки). Так вот, платит она всякий раз толикой своей красоты. Что же. в жизни ведь так и бывает: стоит оказаться в зависимости от кого-то, вынужденной рвать жилы, осуществляя мечты этого кого-то, красота тебя покидает. Впрочем, финал достаточно оптимистичен.

«Русалочка», здесь без сюрпризов в смысле локации, как положено, место действия — на дне морском. И юная дочь морского царя Драгона приходит к ведьме просить у нее зелья, которое превратит ее русалочий хвост в «две нелепые подпорки, которые люди называют ногами и используют для того, чтобы ходить по земле». А что из этого получится. в общем, вы такого, явно, не ожидали.

«Золушка», а теперь поедемте в Испанию. Вы ведь помните, что в оригинальной сказке значительную роль играли мыши: прежде помогали девушке перебрать зерно, а после превращены были в лошадей, впряженных в ее карету (вообще, страшная дискриминация, отчего это крыса стала лакеем, а бедные мышки лошадьми? хотя, скакать с развивающейся по ветру гривой, наверно приятнее, чем торчать на приступке кареты). Но я отвлеклась, так вот, здешняя мышка Магдалена ничуть не меньше Лурдес-Золушки заслуживает благоволения принца. А настоящая дружба, ей-ей, предпочтительнее гормональных бурь любви, скоро вспыхивающих и быстро затухающих.

«Синяя борода» еще одна странная история этой книги, исполненная нетрадиционного очарования и в целом отличная. Странным образом, она напомнила мне о «Павле Чжане и прочих речных тварях» Веры Богдановой. И, таки да, на всякую тварь находится кто-то, , имеющий силы наказать ее.

«Красавица и чудовище» одна из моих любимых сказок этого сборника. Н-ну, потому что героиню зовут Мэй и потому что больше всего она любит читать книги, отчаянно нуждаясь в уединении, и потому что, в отличие от старших сестер, которые транжирят подаренные отцом деньги на наряды, практичная рачительная Мэй свои откладывает, в надежде когда-нибудь обрести покой в своем, наполненном книгами, доме. Ах, финал, вот только...

Действие «Гензеля и Гретель» преносит нас на этническую родину писателя, в Индию, мальчика и девочку зовут Риши и Лакшми, а лучший в мире кулинар-кондитер по приготовлению сладостей — их мама Шакунтала. И неважно, по большому счету, что приготовленные ею лакомства продаются в лавке мужа как «сладости Артура». Или важно? Правдивая история с густым индийским колоритом.

«Джек и бобовый стебель» достаточно сильно выдается за границы морали, твердящей, что «терпение и труд все перетрут», «без труда не вытащишь и рыбки из пруда» и «делу время, потехе час». Джек такой же бездельник и неряха, как его папаша, пропавший без вести много лет назад. Мать, которая надрывается, растя раздолбая, не церемонится в выражениях и парню неуютно в ее доме (превращенном его стараниями в подобие хлева). Вот бы поймать за хвост большую удачу! Он ее поймает, будьте спокойны. И отца обретет. Мда.

«Рапунцель», а вот это милота. Некто, так задушенный нерассуждающей родительской любовью, что предпочел избавить мир от еще одного родителя в своем лице и отказался создавать семью, вместо того занявшись растениеводством, добился в огородничестве многих успехов, а уж какой рапунцель уродился на его грядках! Стоит ли удивляться, что девушка. названная именем этого завивающегося в косу салата, все царства земные отдаст за возможность танцевать под дождем?

«Спящая красавица» история, как минимум, странная (как максимум — очень странная). И снова не делает чести сборнику, как на мой ограниченный взгляд. Есть принц, терзаемый всякую ночь демонами, которые пьют его кровь, заставляя чахнуть. Есть король и королева, которые не верят сыну и озабочены главным образом, чтобы «усе как у людей». Есть амбициозная принцесса, желающая породниться с благородным семейством. И есть кое-кто еще, любящий принца ради возможности сосать его, хм, кровь.

«Белоснежка», о ней Чайнани говорил в интервью, посвященном книге, что с этой историей его настиг приступ писательского бессилия. Вот не шла эта история, ну никак не шла. Пока не явилась благодатная идея сделать героиню чернокожей. То есть, формула «белая как снег, черные как смоль, красные как кровь»- о коже, волосах, губах меняет традиционное приложение, делая белыми белки глаз. Хм, смело, но сама по себе сказка, как по мне, одна из самых слабых в сборнике.

«Красная шапочка» из числа самых сильных историй сборника, целиком поглощает внимание уже с первых строчек, где в первый день весны съедают самую красивую девушку. Это их давняя традиция. Заранее ставят зарубку на ее двери и мочатся на крыльцо. И вот эта последняя деталь мгновенно выдергивает тебя из расслабленного покоя, приводя в ярость. Что ж, да пребудет сила благодатного гнева с нами, и героиней, выбранной на сей раз. Финал непредсказуем, могу лишь сказать, что ов, упс, девицы целы, сытости волков с той же определенностью не гарантирую.

Лес рубят — щепки летят

«Ох, заблуждается сердобольная русская литература, Николай Васильевич да Федор Михайлович, по поводу «маленьких людей». Таковых на свете нет и быть не может.»

Все время, пока слушала эту обаятельную миниатюру, рассказ казался знакомым. Словно когда-то давно уже читала его в составе более крупного произведения, казалось только , что это было вставной новеллой какого-то из романов об Эрасте Петровиче. Раздражало, что вспомнить не могла, в каком. И только теперь, когда собралась писать отзыв, поняла — один из рассказов «Нефритовых четок».

«Из жизни щепок» не был любимым рассказом в этом сборнике, самый захватывающий и жуткий там «Перед концом света», еще люблю «Table Talk 1882 года», очарование фандоринских недолгих влюбленностей в некрасивых, но умных и независимых англичанок со времен «Левиафана» не оставляет меня равнодушной. Наверно, как всякая женщина, не блещущая красотой, но в наличии у себя интеллекта не сомневающаяся, подсознательно прилагаю ситуацию к себе.

Но это была аудиокнига, которую Литрес в пероксизме неслыханной щедрости дал мне безвозмездно, то есть даром. И главное — в исполнении божественного Александра Клюквина. Сама-то я фанат Князева, но Клюквин — это легенда и соприкоснуться ненадолго с его творчеством счастье для всякого ценителя аудиокниг.

История незамысловата: убит глава крупной железнодорожной компании, отравлен мышьяком, подсыпанным в вечерний чай. Вместе с ним из того же чайника пил секретарь, который тоже умер. А чуть позже та же участь постигла ночного уборщика, который угостился барским чаем.

Для разбирательства приглашен знаменитый столичный сыщик Засим Прокофьевич Ванюхин. Одновременно с ним, и, как бы поделикатнее — инкогнито, родственники покойного приглашают чиновника по особым поручениям при московском генерал-губернаторе, которому предстоит разобраться в подлинных причинах злодеяния.

Результат окажется ошеломляющим, но для того, чтобы узнать подоплеку, придется послушать. Или прочесть. Лучше слушать.

Нежность

«На дворе стояла середина 50-х — тихое, мирное (ныне подзабытое) время: люди только-только перестали жить в стеснении; до Суэцкого кризиса и Венгерского восстания ещё год. Большинство британцев скромно и спокойно ждали, что жизнь будет делаться всё лучше и лучше.»

Нежность и спокойствие. То, что я почувствовала, открыв сейчас книгу, чтобы писать о ней. Это Азбучное издание так устроено, что блёрбы (цитаты из отзывов критиков), которых обычно бывает одна-две, и помещают их на заднюю сторону обложки, здесь занимают несколько страниц в начале томика. Множество людей, чье мнение определяет место произведения в ряду культурных артефактов, сказали о «Живой вещи» много прекрасных слов.

Все хвалят и все говорят о разном: глубина и широта, оригинальность и «в лучших традициях», богатство до избыточности и точность хирургического ланцета. Мир идей и мир страстей, эпическое полотно и проникновение в потаенные душевные глубины. Все об одной, не самой знаменитой у автора, книге. Даже не об автономном романе, а части тетралогии. Почему? Потому что она того стоит.

Эта книга из числа редких вещей, умеющих развеять душевную смуту и вернуть тебе тебя. Такой, какой хотела бы видеть. Я читала ее, чтобы написать короткий отзыв для литературного портала, дней десять назад. И открыв сейчас, поняла. как много скверного довелось перечувствовать за эту десятидневку: тревога, непонимание, неверие, обида, испанский стыд, горечь, беспокойство, страх, унижение, приступ ужаса, безнадежность, крушение системы ценностей — тот фон, в котором мы находимся против воли.

Так вот, с этим романом, просто открыв его, я вернулась к себе до всего этого. Почувствовала нежность и спокойствие. Такое у великой литературы свойство, нивелировать мерзости жизни, помещать их в рамки, дарить понимание — они не все, что у тебя есть. Знаю. подходит не всем, но если вы книжный человек, вам сюда. Вторая часть «Квартета Фредерики» охватывающего временной промежуток в двадцать пять лет и столько же времени взяла работа над ним у писательницы.

Эту тетралогию считают magnum opus Антонии Байетт, хотя престижные литературные премии принесли ей другие работы. Возможно дело в специфике, писалось четырехкнижие действительно, очень долго, в общей сложности четверть века с длительными перерывами. Но что-то же заставляло писательницу раз за разом возвращаться к истории и героям, что-то сподвигло Азбуку Аттикус на перевод, спустя двадцать лет после опубликования последней книги. И, положа руку на сердце — это лучшая новость весны.

То есть, прежде. чем читать «Живую вещь», необходимо прочесть «Деву в саду», так? Вовсе нет, «Квартет Фредерики» — тот случай, когда за следующую по порядку книгу можно браться, не прочтя предыдущих, достаточно знать краткую предысторию, расстановку сил, отношения персонажей. Разумеется, если прочтешь первый роман, удовольствие от второго возрастет по экспоненте.

Семья Поттеров: неистовый Билл, редкое сочетание педагогического и организаторского талантов на работе и домашний тиран в семье; его самоотверженная супруга Уиннифред, старшая дочь ангелоподобная Стефани, младшая яростная Фредерика, и сын Маркус, отчасти аутист — все они переживают время перемен. Гнездо с замужеством Стефани опустело, Маркус оправляется от последствий нервного срыва и временно живет в доме сестры, Фредерика готовится к Кембриджу и «присутствуя отсутствует». Уиннифред переживает синдром опустевшего гнезда, а Биллу не над кем яриться.

Стефани готовится стать матерью, примеряя жертвенную роль, какая неизбежно достается женщине, приносящей мечты и амбиции на алтарь супружества и материнства. В то время как Фредерика, вся буря и натиск, желает брать от жизни все: узнать, испытать, пережить, добиться и достичь как можно больше всего, найдя применение всем своим талантам. Маркус, в общем, кажется потихоньку выходит из своего кокона.

Они получают новый опыт, проживают и рефлексируют множество ситуаций, они пытаются переиграть вечную пьесу, в которой поколение родителей бездарно растратило свою жизнь. Они верят, что сумеютвсе и все у них получится. Ну, потому что время сейчас другое, более доброе к людям, чем то, какое доставалось в удел предыдущим поколениям. И потому что сами они умнее (кто бы сомневался). Они не повторят ошибок, а впереди счастье в дивном новом мире.

Оригинальное название книги «Still Life», напрямую соотносится с натюрмортом, с исследованием природы цвета и света. Как полноправными героями «Девы в саду» были Шекспир и драматургия, так здесь ими стали ван Гог и живопись. Байетт каким-то немыслимым образом удается говорить о вещах из культурной и интеллектуальной сферы, наполняя их биением живой крови. Когда об этом рассказывает она, ты входишь в это и это входит в тебя.

Вы будете умиляться и возмущаться с этой книгой, не раз посмеетесь (не могу гарантировать, что смех этот будет добрым) и один раз заплачете (там нельзя будет не заплакать). Не могу не сказать о переводе Дмитрия Псурцева и Дарьи Устиновой, он великолепен, а роскошная избыточность и упоительная непростота этой прозы напомнят одновременно о Диккенсе, Гоголе и Набокове.

Смешная, трагичная, трогательная, умная, глубокая и удивительно живая вещь.

Квант милосердия

"– Я хочу стать целостным. И не на несколько недель, а на всю оставшуюся жизнь.

– Все мы хотим стать целостными.»

Думаете, в будущем непременно сингулярность и качественно иной тип человека с качественно иными отношениями: межличностными, семейными, коллективными, экономическими? Разного рода «Экономика 2.0», «Политика 2.0»? А если без сингулярности? То есть, изменения на генном уровне будут, даже расы генно-модифицированных людей, но тип общественных отношений недалеко уйдет от нынешних, даже меньшинства продолжат загонять в резервации, впрочем, позволяя для поправки бюджета открывать там казино.

Может быть такое? Почему нет? Неисповедимы пути прогресса. Велизариус Архона принадлежит к довольно привилегированной части нового человечества, Homo Quantus, и балансирует на грани между двумя состояниями , савант и фуга — его устройство таково, что за короткие периоды расслабления приходится платить интенсивной умственной активностью, проделывая в уме сложнейшие вероятностные расчеты с участием множества значимых факторов. Такая прикованность на ментальной галере, без этого он умрет или сойдет с ума.

Вел отчаянно стремится достичь целостности, понимая, что это безнадежно и прилагает свои уникальные способности к разработке разного рода афер, которые позволяют перебиваться разовыми заработками. Он вообще-то беглец с трудового фронта, не захотел работать на создателей. Кто осудит, тот не я. По ходу своей аферистической деятельности герой тесно сотрудничает с куклами, проворачивая гешефты в их открытом городе.

Куклы еще одна раса генных модификатов, ненавидимая и презираемая остальными. Это такая теократия существ, созданных с утилитарной целью донорства органов с изначально интегрированным мощным религиозным чувством, направленным на людей. То есть, понимаете, главное, ради чего они живут — жертвенность, желание жизнь положить за боги своя. Пропорционально сложенные, но мелкие (около 80 сантиметров) люди, власть в общинах которых сосредоточена в руках священства.

А есть еще дворняги, и вот кому достался действительно хреновый жребий.Потому что, нет, они не на собак похожи, а на помесь тюленей с чудищами из «Вождей Атлантиды», был такой древний фильм ужасов. Созданные для работы на дне океана (не забыли, что Земля по большому счету планета Вода?), они приспособлены к жизни в условиях высокого давления, дышат жабрами и попросту взорвутся от кессонной болезни, если рискнут подняться к поверхности и увидеть солнце.

И вот, Архона нанимает Северо-Сахарский Союз — небольшой конгломерат двух планет, по сути колония, вынужденная поставлять бойцов для войн космической метрополии. Нанимает для одного безнадежного мероприятия, которое почти совершенно точно приведет к гибели участников, но если просчитает верно, куш обещает быть космических масштабов, а главное — сам он обретет вожделенную целостность.

И он просчитывает. По всему выходит, что миссия требует участия лучших представителей всех рас, как в народной сказке «Семь Симеонов», и это, на самом деле, круто. Канадец Дерек Кюнскен по образованию ученый, микробиолог, но профессий перепробовал много, двадцать долгих лет посылая в издательства свои книги и получая отказы. Однако пробился, и это хорошо.

Умная, яркая, наполненная бьющей через край энергией книга с довольно высокой плотностью поверхностного натяжения — в нее не влетаешь на салазках и не плюхаешься с разбега. Для того, чтобы проникнуться реалиями, нужно совершить достаточно серьезное ментальное усилие, но затраченная на него энергия окупится сторицей. Сложное плетение ткани «Квантового волшебника» пронизывает соединение по-настоящему умной твердой НФ, космической оперы, авантюрного романа, философской прозы, довольно рискованным черным юмором и полирует все это олдскульной фантастикой в духе Жюля Верна,

А прекрасное чтение Игоря Князева дополнительный бонус для слушателя.

Crystal clear

«Ты человек, и ты порождаешь самое ценное во Вселенной – конструкты идей и эмоций, связь вещей и явлений, пути в будущее. Ты порождаешь новые смыслы.»

Он порождает Смыслы, за это я полюбила Лукьяненко лет двадцать назад. Люблю и теперь, невзирая. Неважно даже, что абсолютное большинство сгенерированных им конспирологических теорий исчезающе мало или вовсе не пересекается с реальностью. Он умеет подобрать слова, чтобы объяснить и высветлить какую-то ее часть. Раздвигает горизонты.

Мы не думаем всерьез, что существуют какие-то Иные, которые питаются эмоциями: светлые положительными, темные — отрицательными. Что они могут при необходимости скользнуть в Сумрак, сделавшись невидимыми и оттуда вершат судьбы человечества. Но с энергетическим вампиризмом, когда после времени, проведенного в чьем-то обществе чувствуешь себя выпотрошенным, сталкивался всякий. С энергетической наполненностью от общения с человеком, с музыкой, кино, текстом, творчеством вообще — тоже.

А как хороша идея Функционалов из «Черновика», помните это — непременно есть какая-то область, в которой ты гениален, и если найти ее, результат твоей деятельности (сапоги, пироги, розы, уборка дерьма, квантовая механика) будет идеальным, а работа станет счастьем.

Лукьяненко всегда экспансия, бритва Оккама не для него придумана, как и четко структурированный мир без привходящих. В критический момент, будьте уверены, откроется портал в качественно новое измерение или явится представитель третьей силы, она же надзорная инстанция с более широкими полномочиями. Однако для него такое расширение органично и уместно. Не беспомощность автора, который, загнав героев в тупик, лихорадочно ищет для них абы-какого выхода. но манифестация многообразия возможностей, даруемых вселенной.

Действие «Трех дней индиго» начинается спустя пару недель после окончания событий первой книги «Измененных». К Максу, успевшему стать широко известным в узких кругах персонажей (не говорю «людей», потому что большей частью не люди) облеченных силой и властью, обращается Продавец.

В реальности «Измененных» продавец из комка загадочное существо неясной природы, которое может достать все, что угодно в обмен на кристаллы, которые, опять же, можно отыскать где угодно. Для кого-то поиск разовая практика или хобби, для серчеров, как Максим — основной способ заработка. Продавцы практически неуязвимы, тем более странной кажется просьба разобраться в обстоятельствах гибели одного из них. Однако награда обещает исполнение заветного и безнадежного желания героя. И что тут думать, прыгать надо.

Будет множество приключений, явится парочка дополнительных сущностей (без необходимости, но к немалому удовольствию). А внимательному читателю откроется Смысл.

Семейные ценности

«У этой истории две стороны. На одной из них – чистое безумие, торжество сумасшествия, порождения глубоко больного ума. А на другой – абсолютно нормальные обыватели, которые незаметно превратились в монстров.»

Думаю не ошибусь, если скажу, что изрядная доля обаяния книги заключена в названии. С детства родной ассоциативный ряд неслыханной удачи, где не ждешь, прекрасного содержания внутри уродливой оболочки, глупого тщеславия и потери, но после преданности, самоотверженности и нового обретения — этот ряд «Царевны-Лягушки» всего лишь гендерная замена наполняет иным зловещим содержанием. И ты уже ждешь какой-то нездоровой мрачной готики. И ты ее получаешь.

На самом деле «Лягушачий король» обыгрывает название другой сказки, «Принца-Лягушонка». Той, где, помните, принцесса, гуляя по саду, встречает лягуха, который говорит ей, что он заколдованный принц, но если она его поцелует, заклятье спадет и он вновь обернется собой. Храбрая девушка, преодолев брезгливость, целует земноводное, которое благополучно обращается принцем — все счастливы.

Так вот, глубинный смысл той истории, что перед нами: не стоит быть слишком доверчивыми, девушки. Вполне может случиться, что поцеловав урода, который много что обещает, вместо того, чтобы изменить его своей самоотверженностью, превратишься в лягушку сама. И он утащит тебя в болото.

Примерно как это случилось с героиней-рассказчицей Татьяной. Нет-нет, ее Илья очень достойный мужчина, но его безоговорочное подчинение властной матери, которая решает, как семье Харламовых-младших надлежит проводить выходные и отпуска, как воспитывать детей, что есть, во что одеваться. То подчинение, которое не только взрослого сына, но и невестку, и внуков обрекает на крепостную зависимость — то еще болото.

В семье пенсионеров Харламовых безусловный лидер мать, Ульяна. Ее мнения в статусе категорического императива, она устанавливает правила и определяет магистральную линию. Муж, Виктор, чья инициативность совершенно съедена властной супругой, утешается возможностью на любой случай жизни изречь банальную благоглупость, которых у него россыпи.

Сын Илья, программист и муж героини в семье на положении мальчика для битья, не оправдавшего материнских надежд на ослепительную карьеру. Старшая сестра Варвара сварлива, как ее тезка из сказки про Айболита, что не мешает ей быть прекрасной медсестрой. До сих пор была одинока, не в последнюю очередь стараниями красотки младшей сестры, которая ради забавы отбила у нее двух женихов, но Варя наконец встретила своего суженого, Гриша пришелся по сердцу всем членам семьи.

Кристина, младшая дочь, балованная родительская любимица. И наконец Люся, тетка отца, одинокая бабушка-божий одуванчик хрупкого здоровья, в семье на положении приживалки. Такая кунсткамера, жизнь в которой движется по раз навсегда наведенной колее, пока не случается двух вещей: 1. Кристина привозит на очередные воскресные посиделки нового приятеля; 2. соседка заносит пирог к семейному столу, после чего свекор героини. который один из всей семьи съел кусочек, попадает в реанимацию, а сама дарительница найдена мертвой. И все заверте...

Елена Михалкова соединяет любезную сердцу поклонников детектива криминальную линию со знакомой всякой молодой женщине темой непростого вхождения в семью мужа, с ее специфическим, не всегда понятным, укладом. И это беспроигрышный вариант, потому что за высокими заборами, о которых говорил еще Островский, по-прежнему тиранят домашних. даже если эти заборы трансформировались в дачный штакетник, рабицу или профлист.

Чтение Игоря Князева придает аудиоверсии романа дополнительное обаяние. Но криминальная тема, в отличие от семейной, не выдерживает критики.

Золотая дремотная Азия?

«Один из заветов человеку – стремиться жить в радости. Перед лицом страшных войн, идущих вокруг, когда и нашему миру угрожает опасность, мы должны найти способ радоваться, в любых обстоятельствах. Мы не должны просто выживать.»

Как странно, книга пролежала у меня в читалке несколько месяцев. Все откладывала: представлялось, что это окажется либо приторным гламуром в стиле минаевских книжек, либо жестью жестяной на тему Юго-Восточной Азии, вроде «Красота — это горе» Курниавана. А вчера взяла ее и погрузилась в удивительную, горькую и прекрасную историю, где экзотика и гламур — дело последнее и вообще это не о том.

О чем тогда? О семейных отношениях, о том, как мелкие расхождения в картине мира разрастаются в бездну непонимания, а маленькая ложь рождает большое недоверие. Как готовность одного непрестанно жертвовать своими интересами ради комфорта других ведет к болезненному перекосу, и, в конечном счете не делает счастливым никого.

О том, каково это, ощущать свою принадлежность к гонимому народу и как сильно отличается ущемленность в правах интегрированной в европейскую культуру нации от бессилия перед угрозой геноцида тех, кто не образован, бесправен, не может привлечь к своему бедственному положению внимания мировой общественности.

Бирма, которая теперь называется Мьянмой, сильно неоднородна по этническому составу: титульная нация бирманцы (собственно народ мьянма) составляет большинство, но есть также шаны, арканцы, китайцы, индийцы, качины, карены и практически не осталось рохинджа, около полумиллиона которых были физически уничтожены и вынужденно мигрировали, явив миру классический пример этногеноцида (по мнению ООН).

Немного о каренах. Когда читаешь книгу Чармейн Крейг, кажется, что они составляют едва не половину населения страны. Вики говорит о семи процентах, правда с оговоркой, что сведения неточны, поскольку полная перепись населения не проводилась в стране с 1939 года. Почему именно карены? Потому что мама героини принадлежит к этому притесняемому нацменьшинству, которое очередной военный диктатор собирался стереть их с лица земли.

А папа у нее еврей. Однако, оставшись в детстве сиротой, лишен был возможности влиться в общину, ощутить поддержку пусть притесняемого, но мощного сообщества. По большому счету, «Мисс Бирма» не столько рассказ о Луизе Бенсон Крейг, которая дважды удостаивалась этого титула, вышла замуж за генерала Лин Хтина, а после его гибели возглавила каренскую национально-освободительную борьбу. Этот роман в большей степени история ее родителей: отца Бенни и матери Хтин.

Которые могли бы прожить жизнь более или менее счастливо или несчастливо, спокойно или бурно, в богатстве или бедности, но оказались в эпицентре потрясений Второй Мировой. потом непрекращающейся гражданской войны, хунты, диктатуры — тех невыносимо страшных вещей, которыми государственная машина крушит хрупкие косточки отдельно взятого человека.

Пронзительная, трагичная, исполненная безнадежной нежности мечта о счастье, о спокойной жизни, в которой маленький человек мог бы спокойно работать, решать свои проблемы, заботиться о семье, справляться более или менее эффективно с текущими кризисами. В мире где тебя не схватят, не разлучат с детьми, не бросят в застенки, не подвергнут пыткам, не изнасилуют, отрезав сосок.

Чармейн Крейг этой историей своей бабушки делает для Мьянмы то, что Исабель Альенде сделала для Чили, заставив мир сострадать своей униженной родине. Книга прекрасная, перевод Марии Александровой замечательно хорош, такой яркий, сочный, богатый язык.

Огненный поток

«Как могло случиться, что кучка людей в течение нескольких часов или минут решает судьбу миллионов? Что исход этих мгновений определяет на многие поколения вперед, кто будет править, кто будет богатым или бедным, хозяином или слугой?»

О том, что Гонконг очень особая китайская территория, знают все. Об Опиумных войнах и Нанкинском договоре слышали многие. Но связная картина, в которой первое, второе и третье соединены четкой причинно-следственной связью, в большей степени прерогатива специалистов по истории Юго-Восточной Азии и/или международному праву. Flood of Fire выводит эту информацию из узкоспециальной области в общедоступную в лучших традициях авантюрного романа.

Третья, завершающая часть «Ибисной трилогии»,о которой я отчего-то думала, что вся она будет лишь предысторией Опиумных войн. Ошибалась, по крайней мере, в части первой (их было две, Цинская империя потерпела в обих поражение и фактически перестала существовать). Нынешний Китай во-многом плод обстоятельств тех шести лет, в течение которых разворачивались эти события.

Но по порядку. Середина 1830-х была временем, когда британская колонизация Индии выстроила четкую схему эксплуатации колонии, из которой формально везли чай, фрукты, ценные породы дерева, специи, но фактически, основной экспортной статьей был опий-сырец. С полей крестьян Северной Индии целевым кредитованием выдавливались сельскохозяйственные культуры, вместо них культивировался опийный мак. Об этом я подробнее рассказывала, когда писала о «Маковом море».

С перерабатывающей фабрики в Гуджарате он отправлялся по миру. В большинстве европейских стран оборот производных опийной камеди регулировался с той или иной степенью строгости, но на транзитном пути лежал огромный рынок сбыта — Поднебесная, где курение опия было запрещена, однако при содействии коррумпированного чиновничества, контрабанда достигла объемов, при которых наркозависимость сделалась массовой, а подвержены ей оказались представители самых разных слоев общества: студенты, монахи, домохозяйки, мандарины.

В этих условиях император забил тревогу и пытаясь ужесточить меры по противодействию борьбой против контрабанды, значительный запас сырца был конфискован и уничтожен, а промышлявшим ею купцам, в основном английским, хотя были среди них индийцы-парсы, запретили въезд в страну. Об этом более подробно в рецензии на «Дымную реку».

И вот, третья книга трилогии Амитава Гоша об опиумной войне, об Индии и Китае, о производителях, торговцах, потребителях опия и тех, кто пытался с ним бороться, о моряках и солдатах, о художниках и ученых, о народе сикхов, традиционно поставлявшем наемников, о любви и преданности, о подлости и предательстве, об ужасной боли и невыносимом счастье — в общем, о королях и о капусте.

Итак, разоренный и пристрастившийся с горя к курению купец Бахрам Бей покончил с собой и похоронен на Гонконге, семье его приходит известие о том, что они разорены. Впрочем, разорение богатых совсем не то, что последний кусок, или сотня до зарплаты у бедных. Ходят слухи, что китайцы даже выплатят компенсацию за конфискованный и утопленный опий, потому что затронуты интересы могущественного союзника — Англии.

Но на дворе середина девятнадцатого века, представлять интересы купца должен кровный родственник мужского пола, а сыновей Бахрам-ага не оставил, только дочери. Тут-то и выясняется, что родной сын у большого человека таки-был. Да, я про А-Фаня, известного также,как Фредди. Вдова Ширин, в жизни не покидавшая пределов дома, должна решить: смириться с обстоятельствами или облачиться в европейское платье и отправиться в Гонконг, чтобы почтить могилу, и, может быть, разыскать пасынка. о котором ничего не знала.

Раджа Нил, утратив должность со смертью работодателя, перебивается случайными заработками и пока еще не знает, что к нему, сквозь тысячи опасностей, пробирается маленький сын. Захария Рейд, которого в мы оставили ожидающим суда по обвинению в содействии побегу, переживет множество приключений. о которых я не могу сейчас рассказывать, чтобы не испортить вам впечатления от книги, когда появится ее русский перевод. Однако поверьте, линия Захарии будет не только замечательно интересной, но и насмеетесь с ней вдоволь.

Полетт, оставленная нами в Гонконге, где она занимается обустройством питомника растений для Хорька, переживет интересные встречи и обретет новый, не всегда приятный, порой пугающий, опыт. А еще, здесь мы познакомимся с родным братом Дити, Кисри, воине сикхе. Узнаем о нравах и обычаях представителей этого народа (может быть вы знаете историю Индии достаточно хорошо и помните, что Индира Ганди была убита своими охранниками, сикхами). И конечно, будет множество описаний сражений, на море и на суше, потому что это война, дети.

Все время ловила себя на ощущении, что нахожусь примерно в том эмоциональном состоянии, в каком в детстве читала мушкетерскую трилогию Дюма. Та же смесь доверия к созданным авторской фантазией персонажам, жгучего интереса к истории, восторга мастерски заплетенной интригой с ощущением, что в тебя исподволь входит огромный массив знаний о вещах необязательных, но отныне они часть тебя. И в мире тебя на эту часть больше,

Великая трилогия, отличный завершающий аккорд, я буду держать кулаки за Александра Сафронова, его перевод первой книги «Маковое море» номинирован на Ясную поляну-2022 и очень надеюсь, что скоро Фантом подарит нам перевод Flood of Fire.

Как глупо и преступно убивать друг друга

«Солдат, в кого бы он ни стрелял, будет оправдан и свят, если он делает это во имя Империи»

«Я думаю, какие же вы сволочи.»

Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, не знаю. как вы, а я иду к тому, кому доверяю. И не то, чтобы Владислав Крапивин был совершенно моим автором: в собственном детстве не довелось близко с ним познакомиться, а когда росли мои дети и читала им вслух, тоже как-то не вспомнилось, что есть такой прекрасный писатель.

Вышло, что узнала в зрелости и поразилась, насколько хорошо читаются крапивинские книги искушенным читателем. В них нет умилительного заискивания, сюсюканья и нарочитого снижения планки, которыми детская литература обычно отталкивает взрослых. И Крапивин честен. Он говорит о вещах, которые имеют значение вне зависимости от политической повестки и текущего контекста.

Зло у Крапивина всегда зло, в какие бы сверкающие доспехи ни рядилось, каких бы красивых слов ни приводило в свое оправдание. Ему находится место в самых сияющих грезах самого прекрасного далека. «Взрыв генерального штаба», в общем, об этом. Место действия — свободный город Льчевск, люди которого просто хотят спокойно жить, работать и быть счастливыми, в то время, как свои виды на него имеют соседние, куда более сильные, державы.

Когда к чудаковатому астроному-смотрителю маяка и его внучке прибиваются двое мальчишек-беженцев, это никого не удивляет — державы без конца воюют где-то на окраинах. Прокормим как-нибудь, на тыквенную похлебку овощей с огорода хватит. Когда начинаешь догадываться, что один из них не беспризорник, а лазутчик — то, в общем, бывает, чего там: ребенка с меньшей долей вероятности заподозрят, да к тому же у него какие-то уникальные особенности восприятия, позволяющие выполнить возложенную миссию лучше, чем это сделал бы взрослый.

Когда понимаешь. что и со вторым все непросто, происходящее, против ожиданий, обретает оттенок не водевильности, а кафкианского абсурдизма. «Они же дети!» — думаешь. А следом: «Когда это останавливало зачинщиков войн?» Они бьются на твоих глазах, всякий в тисках своей моральной дилеммы, которая в итоге окажется для них куда более общей, чем ожидалось.

А по сути, в той же степени и твоей. Когда кажется, что не можешь совсем ничего изменить, делай хоть что-нибудь. И может быть получится?

Путь Бусидо

Воды Закона

Мелеют день за днем.

И близок день, когда

Над голыми вершинами Хиэй

Задует студеный ветер.

Боже, как он хорош. В моем списке рыцарей без страха и упрека, который каждая девочка создает нанизывая на виртуальную нить гирлянду книжных и киноперсонажей (даже если она уже давно не девочка, а герои не вполне рыцари): Айвенго. Робин Гуд, Алан из «Похищенного», де Бюсси и Атос, мистер Рочестер, мистер Дарси, Хитклиф, Гэтсби — в моем списке пополнение.

Это самурай, полное имя которого звучит, как Шинмен Мусаси-но-Ками Фудзивара-но-Харунобу, однако миру он более известен под коротким Миямото Мусаси и, несмотря на то. что личность это легендарная, вполне существовал в реальности. Жил в шестнадцатом веке, прославился как непобедимый фехтовальщик, на его счету рекордное число выигранных поединков.

Однако более матери-истории ценен созданием собственной школы двуручного боя с использованием длинного (катаны) и короткого (вакидзаси) мечей, чего до него никто не делал. Теоретическим обоснованием этой практики «Книгой пяти колец». Также частое использование им коротких мечей как метательного оружия считают преддверием сюрикенов ниндзя.

И конечно, если бы наука убивать была преимущественным вкладом Мусаси в историю, он не занял бы в культуре современной Японии того места, которое по праву принадлежит ему, почитаемому как святому. Его противники могли воспринимать меч как орудие убийства, как маркер принадлежности к определенному привилегированному слою, как благородное оружие, как символ силы и мастерства — для Миямото Мусаси меч был символом духа.

Книгу о нем классика японской литературы Эйдзи Ёсикавы вернее было бы отнести к жанру псевдоисторического романа и беллетризованной биографии, чем к собственно историческому и биографическому. С одной стороны, хронология жизни Мусаси есть, и довольно подробная, с другой — касается она главным образом значимых поединков, рассказывая о личной жизни до смешного скупо; с другой — Мусаси стал легендой и культовым персонажем еще при жизни и немудрено, что его имя на протяжении половины тысячелетия обросло кучей небылиц.

Впервые мы встречаем шестнадцатилетнего героя после битвы при Сэкигахаре (1600 год), когда раненые, они с другом некоторое время укрываются в доме вдовы самурая, промышляющей мародерством. Заканчивается книга поединком с Сасаки Кодзиро, когда Мусаси было двадцать восемь. Ему предстоит прожить еще тридцать четыре года, создать свою школу и обессмертить имя, усыновить и вырастить ребенка. пережив его смерть, и совершить множество значимых деяний, которые останутся за рамками романа.

То есть, фактически, «Мусаси» охватывает двенадцать лет жизни героя, три из которых он провел в монастырском заточении, в полной тишине, имея однако доступ к библиотеке настоятеля, рассказ об этом промежутке умещается в коротенькую главку. Что не отменяет факта — «Мусаси» грандиозный роман. Во всех смыслах: объема (больше тысячи страниц), яркости и точности воссоздания исторического контекста, глубины и сложности характеров, мощи философского содержания.

Личность героя раскрывается во взаимодействии со множеством второстепенных, но не менее значимых персонажей: идеальной возлюбленной Оцу, преданным учеником (что не мешает ему быть изрядным обормотом) Дзётаро, другом-завистником Матахати, и его мстительной гарпией-мамашей Осуги, девицей не самых строгих моральных правил Акэми — всеми сквозными персонажами, с которыми судьба то и дело сталкивает Мусаси в его странствиях.

Большая книга, которую неплохо иметь в читательском активе, если вы интересуетесь буддизмом, Японией и кодексом Бусидо.

Каркнул Ворон: «Nevermore»

Сорока, ворона, кашу варила

Деток кормила.

Этому дала, этому дала, этому дала,

А этому не дала — не дала — не дала!

То важное, что стоит помнить человеку, который соберется читать «Ловушку для ворона» — книга вышла в 1999 году, следовательно. написана еще раньше. Дело даже не в том, что четвертьвековая разница с текущей датой сильно меняет ситуацию: компьютер в тогдашних понятиях агрегат исключительно для работы; мобильный телефон диковинка, к тому же бесполезная в сельской глуши; ни о каких соцсетях, сетевых форумах с возможностью делиться проблемами и информацией, не идет речи по определению.

Главное — шок от возраста героинь в привязке к дате рождения. Вот смотрите. в самом начале книги молодая женщина Рэйчел навещает подругу. Встречаются они традиционно не в доме Беллы, где, муж-инвалид Даги, а в одной из надворных построек фермы, вроде баньки. Такие девчачьи посиделки, поболтать о том, о сем, поплакаться в жилетку за бутылкой вина (двумя, тремя, как пойдет). Поныть на тему «а я его любила», провозгласить, что мы лучше всех и никто не лучше нас, а он еще пожалеет. В общем, вы знаете.

И вот, Рэйчел находит Беллу мертвой. Нет, это точно самоубийство, есть и записка, поясняющая, что подруга уходит, потому что больше так не может. А чуть позже всплывает дата рождения Беллы, 1943 год. И мгновенные вычисления приводят в состояние культурного шока. Мы же читаем новинку от Эксмо, и по всему выходит, что даме под восемьдесят. Не тот возраст, в котором женщина физически способна ухаживать за неходячим инвалидом, не говоря уж о пьянках с подругой. Да и Рэйчел, по правде, вызывает недоумение, одно дело общаться в таком стиле со старшей подругой, совсем другое с женщиной, которая годится тебе в бабушки.

Так вот, если помнить, что этот роман первая из десяти книг Энн Кливз о детективе Вере Стенхоуп и написана она в конце прошлого века, все встает на места. Женщина, которой немного за пятьдесят, еще в силе и вполне подходит для подобных благоглупостей, а темы травмы, и семейного насилия, сегодня навязшие в зубах — в начале века были остроактуальными. Кстати, эта серия плодовитой (38 романов на сегодняшний день) писательницы легла в основу сериала «Вера», на случай, если вы любите детективные сериалы.

Теперь «о чем». Три очень разные женщины поселяются в домишке посреди леса, неподалеку от заброшенного карьера, промышленную разработку которого собираются возобновить средствами современной техники. Их задача — экспертное заключение о ценности ареала с точки зрения природоохраны: наличие растений-эндемиков, популяция животных и птиц, которой строительство может повредить.

Рэйчел, формальному руководителю проекта, двадцать восемь и она с трудом оправляется от последствий неудачного романа со своим нынешним работодателем. Несколько лет назад оба были молодыми учеными, работавшими на Фонд помощи дикой природе. Когда Питер ушел со стабильной работы на вольные хлеба консалтинговой компании, она встала с ним плечом к плечу, поддержала, стала научным сотрудником, лаборанткой, секретаршей, уборщицей, блин. Когда Питер опубликовал под своим именем ее методику подсчет, стерпела и промолчала. Разумеется, ради любви. А когда возлюбленный шеф, он же перспективный молодой ученый-бизнесмен, женился на дамочке, принадлежащей к более высокому классу — утерлась.

Энн за сорок и внешне похожа она на, только не смейтесь, Камиллу Паркер Боулз, относиться к которой можно как угодно, но отказать ей в невероятной сексапильности нельзя. Вот Энн такая же. Замужем за геем, который не счел нужным сообщить ей о своей ориентации до брака. Амбициозна и стремится к богатству, но авантюрист-муженек, похоже, скоро потеряет унаследованное от предков небольшое поместье. Лидер по натуре, Энн выступает выразителем народных настроений при известии о возможном возобновлении строительства, чем обращает на себя внимание главы компании- разработчика и... вступает с ним в тайную греховную связь. При том, что у мужика красотка-жена из респектабельной семьи, рядом с которой Энн выглядит потрепанной теткой (ничего не напоминает?) Она не ученый, но прошла скоренько курс и работает здесь как волонтер.

Грейс, самая молодая и самая закрытая из троих, в детстве пережила тяжелую травму, обнаружив тело матери, которая повесилась на поясе от халата. Грейс, которая после кочевала из одной приемной семьи в другую. Девочку, сторонившуюся любых форм физической близости и производящую впечатление снулой рыбки, помешанной к тому же на порядке, отвергали одна за другой пары приемных родителей. И, как это часто бывает с людьми, которые не могут встроиться в социум, она очень хороша с животными («Чем лучше я узнаю людей, тем больше люблю животных»). А между тем, по праву рождения могла бы претендовать на куда более высокое место в социальной иерархии, отец ее из семьи местных лордов-землевладельцев.

И вот, в один недобрый вечер одна из женщин найдена убитой. Следователю Вере Стенхоуп предстоит расплести хитро и туго запутанный клубок перекрестных связей. Хорошо, но действие постоянно пробуксовывает, а отсутствие динамики триллеру не на пользу.

Нет мне дороги в мой брошенный край

«Реки в Азии выглядят длинней, чем в других частях света,

богаче аллювием, то есть -- мутней; в горстях,

когда из них зачерпнешь, остается ил,

и пьющий из них сокрушается после о том, что пил.

Бродский»

С продолжением удачно начавшихся книг всегда есть это: ждешь новой встречи с героями, о которых страстно хочешь знать, заранее настраиваешься на обаяние языка и стиля, чуть опасаешься разочарования. Которого чаще всего не удается избежать, потому что та, первая, история закончилась ведь, нынешняя будет о другом. Даже если действовать в ней станут те же персонажи, они прошли через серьезные испытания и уже не будут прежними.

Героям книжных циклов мы готовы простить многое, так работает эффект сериала, когда персонажи становятся немножко родственниками. Но мыльнооперного налета третьесортности, в случае сквозных героев и действия, избежать труднее. И лишь тогда, когда автору удается найти баланс между знакомым и абсолютно новым появляется по-настоящему ценная книжная серия. Амитав Гош из тех немногих, кто умеет.

«Дымная река», вторая книга «Ибисной трилогии», и она о том же: предыстория Опиумных войн, восстановление хронологии предшествующих и сопутствующих событий, новая встреча с некоторыми героями, знакомыми по «Маковому морю». И одновременно совсем о другом: действие переносится из Индии в китайский Кантон, а в фокусе внимания оказывается сообщество купцов, построивших благосостояние на торговле опием.

Напомню, в сути «Ибисная трилогия» — первый в художественной литературе честный подробный рассказ о том, как Британская империя подсадила мир на наркотическую зависимость. Если индийская часть рассказывает о том, как колониальные власти в принудительном порядке вытесняли с полей все сельскохозяйственные культуры, кроме опийных маков, как функционировало поставленное на поток фабричное производство наркотика, то китайская поведает о дальнейшем пути зелья, о транспортировке и о том, как Империя Цин стала землей наркоманов.

Примерно как бывшие страны Союза сразу после его распада. Помните это кошмарное время, когда в подъездах каждое утро валялись шприцы, а на детских площадках, едва не в каждом дворе, сидели обдолбанные торчки? Примерно то же происходило в середине 1830-х в Китае, способ употребления зелья был иным, но глубинный смысл развала страны тот же самый: Британская Империя искала крупный и относительно близкий к источнику сырья рынок сбыта, обильный населением Китай отвечал требованиям, а торговля чаем, шелком, фарфором ставила его в транзитную цепочку. Что до запрета употребления наркотиков — проблема решалась откатам коррумпированному чиновничеству. Все как у нас.

Середина 1830-х стала критическим временем, когда наркомания охватила все слои общества, ведя к вырождению нации. В этих условиях император вынужден был пойти на жесткие меры, как в отношении торгующих и употребляющих, так, главным образом — в отношении импортеров, преимущественно английских купцов. Финал известен: в ответ на конфискацию и уничтожение крупной партии наркотиков, Англия объявила войну, а преимущество английской военной машины обеспечило капитуляцию Китая на кабальных для него условиях, с беспрепятственным распространением наркомании.

Все это будет чуть позже, здесь и сейчас мы в точке неустойчивого равновесия, когда маятник вот-вот качнется, но пока завис. Уже ничего не изменить, ставки сделаны, и событий, которые приведут к крушению, не отменить но есть еще время насладиться последними иллюзиями. В фокусе внимания богатый опиумный торговец-парс из Бомбея Бахрам-бей, отец А-Фаня, помните пристрастника из первой книги, скованного кандалами с раджой Нилом, вместе с которым они бегут с «Ибиса»?

К нему, рискующему всем нажитым, влезшему в долги, чтобы закупить огромную партию опия в надежде совершить гешефт всей жизни и выкупить судно — к нему устроится секретарем Нил. Вы помните. что бывший раджа прекрасно образован, говорит и пишет на нескольких языках. Его глазами мы увидим происходящее. Его и еще одного человека, внебрачного сына знаменитого художника, по стечению обстоятельств бывшего другом детства Полетт.

Да-да, милой малышки Полетт, одержимой ботаникой, не пожелавшей замуж за престарелого судью,влюбленной в Закарию Рейда и разлученной с ним. На Маврикии на нее натыкается другой увлеченный растениевод, путешествующий на корабле-саде, вся палуба которого уставлена экзотическими растениями, импорт которых в Европу золотое дно, потому что стоят все эти саженцы там бешеных денег. Но прежде нужно довезти, это вам не сырец по трюмным ящикам тарить — живые растения капризны.

Хорек (таково прозвище корабела-биолога) остро нуждается в грамотном помощнике, Полетт занимает вакантное место, а поскольку женщинам вход в Кантон заказан, в то время, как одной из главных целей нынешней экспедиции является редкая камелия — то розыск саженцев берет на себя за скромную мзду молодой художник Дрозд. Его письма к Полетт о происходящем в Городе Чужаков (так назывался Кантон на пиджин) вторая точка романной оптики.

Поразительно масштабное многоплановое повествование, в котором историческая достоверность и захватывающая интрига соединяются с крепкой жизненной философией, а читатель, вместе с любимым героем, вынужден делать непростой морально-этический выбор.

Прекрасная книга и отличное продолжение истории. Думаю, что у меня не хватит терпения ждать, когда Александр Сафронов сделает для Фантома перевод третьей части «Flood of Fire «, прочту в оригинале.