«— Вы джентльмен?

— Никак нет, сэр.

— Что ж, прекрасно. Есть надежда, что получим работника.»

Что общего между персонажами Толкина и героями Оруэлла? Давайте разберемся.

Джордж Боулинг — грузный страховой агент сорока пяти лет, живущий вместе с женой и двумя детьми в пригороде Лондона, в одном из типичных домов на две семьи. Внезапно увиденная на одной из газетных афиш фраза вдруг вызывает цепочки сильных ассоциаций с тем временем, когда он был еще мальчишкой, жил с отцом, матерью и братом в небольшом городке под названием Нижний Бинфилд. У Джорджа возникает опрометчивая мысль — бросить на недельку все дела и рвануть туда, к тому же, удачный выигрыш на скачках в семнадцать фунтов оказался как нельзя кстати…

Стоит отметить, что язык романа нарочито простой, ведь повествование ведется от первого лица, а в качестве репортера выступает обычный представитель среднего класса, «поднявшийся» с низов. Хотя в паре-тройке фраз все-таки проглядывают несомненные признаки высокой образованности самого Оруэлла, в особенности — в области литературы.

По смыслу произведение наследует, но лишь частично, идеи романа «Да здравствует фикус!». Можно было бы даже сказать, что Джордж Боулинг — это Гордон Комсток спустя пятнадцать лет. Не смотря на то, что издания обоих романов разделяют три года, краски стали значительно гуще, будь то более мрачная атмосфера предчувствия большой войны или выступающие контрастом детские воспоминания героя. А идеи автора обрели зрелость. Куда только делся тот наивный порывистый Комсток? Видимо, навсегда остался где-то в прошлом, за линией траншей тяжелой окопной войны в Испании.

А вот цитата, которая могла бы принадлежать одному из энтов: ««Дух Горной Лощины», ага. [...] «Дух Горной Лощины«! Набили мое озерко ржавой помойной дрянью. Чтоб их сгноило и в пыль истолкло! Вы усмехнетесь: глупое ребячество, зачем браниться, но разве вас самих порой не рвет от того, как они уродуют Англию, с их гипсовыми гномами, «обителями эльфов» и кучами мятых жестянок на месте сведенных лесов?

Сентиментальный, говорите? Антиобщественный? Нельзя предпочитать деревья людям? А я скажу: смотря по тому, какие деревья, какие люди. Насчет некоторых ничего больше не остается, чем пожелать им холеру в кишках.»

Ощущение того, что все меняется, зачастую, не в лучшую сторону, а сам ты не можешь повлиять на этот процесс, прекрасно передано Оруэллом, и будет близко любому человеку, чей уютный уголок вдруг стал просто частью территории для новых промышленных объектов, либо рекреационных зон для тех людей, которые равнее других.

Есть тут и шум бомбардировщиков, на этот раз, вполне реальных, а не тех, что были лишь порождениями беспокойного ума. Эти бомбардировщики даже сбрасывают бомбы, правда, по ошибке. Но это событие приводит к панике, и мы имеем возможность лучше прочувствовать ощущения тех, кто жил в постоянном предчувствии войны.

Как Толкин, побывавший в горниле Первой мировой, так и Оруэлл, сражавшийся в Испании, испытывали острое чувство ностальгии по «старой Англии», когда была возможна беззаботная жизнь. Конечно, нельзя сказать, что тоска по доиндустриальным временам была лишена изрядной доли романтизации, но кто может упрекнуть в ностальгии тех, кому выпало в пору взросления столкнуться с ужасами тотальных войн? Вероятно, именно этот опыт, как и всеобщая травма, неизбежная в период смены укладов жизни, падения в пропасть империалистических войн, бессмысленной бойни и капиталистических кризисов, сменяющих друг друга, и повлиял на такую поразительную трансформацию стиля Оруэлла, когда прошлое становится столь же ярким и желанным, сколь серо настоящее, и сколь черно будущее.

Рекомендую поклонникам психологического реализма, украшенного иронией, хоть зачастую и с оттенками горечи (пример вы может видеть в шутливом эпиграфе, и учтите тот факт, что сам Оруэлл принадлежал к обедневшим дворянам, поэтому шутки над непрактичностью «джентельменов» из дворян — это пример отличной самоиронии), и тем, кому нравится творчество авторов «потерянного поколения», хоть сам Оруэлл и не относится к последним.

Произведение «Памяти Каталонии» представляет собой военные мемуары Джорджа Оруэлла, где он описывает опыт пребывания в составе ополчения ПОУМ, в котором в качестве иностранного добровольца ему довелось сражаться против сил Франко с конца 1936 года по май 1937-го. Кроме того, в мемуары включено изложение обстоятельств ранения и последующих событий, когда писателю пришлось скрываться от политического преследования, так как ПОУМ оказалась запрещена.

Повествование выдержано в мемуарном стиле, но включает в себя пару глав, выпадающих из общей линии повествования. В них Оруэлл старается выйти за рамки личного опыта и обобщить ситуацию, связанную с революцией в Испании. Здесь присутствуют отсылки к различным СМИ, с разоблачением тех или иных сенсационных и лживых, как утверждает Оруэлл, новостей. При этом автор в целом скептически настроен в отношении возможности объективной оценки войны.

Надо сказать, что эта книга понравится читателям, не только интересующимся историей Испанской революции 1936-го, но и историей творческого пути писателя и происхождение идей знаменитого романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый». Горькое разочарование от итогов войны, предательства со стороны вчерашних соратников, в основном, коммунистов, лжи в газетах, переписывающих историю так, как вздумается — все это не могло не повлиять на Оруэлла. В отдельных его замечания здесь уже узнаются знаменитый лозунг: «Война — это мир. Свобода — это рабство. Незнание — сила».

Пожалуй, нельзя не обойти и тот факт, что в оценке той войны до сих пор существует несколько точек зрения разной степени популярности. Одни названия чего стоят. Наиболее распространенная в современном мире — в Испании была гражданская война, в которой проиграли республиканцы. Вторая по популярности, очень распространенная у нас и любимая последователями «наших» усатых диктаторов, примыкает к первой — в Испании была гражданская война, которая была проиграна из-за предательства троцкистов, расколовших антифашистский лагерь. К ним относили и ПОУМ, и анархистов CNT/FAI, и вообще всех, кто не соглашался с линией Коминтерна. Третья версия, ныне почившая, принадлежала консерваторам, симпатизирующим фашистам — Франко подавлял мятеж против монархии, против католической церкви. И четвертая — наименее популярная тогда, а быть может, и сегодня — в Испании начиналась подлинная социалистическая революция, победа которой не оставила бы шансов ни европейским фашистам, ни советским большевикам, ни капиталистам союзных держав. К сожалению, история распорядилась иначе, война всех против всех завершилась поражением простых рабочих.

Конечно, автор пишет пристрастно. Не смотря на то, что события, описанные им, лишены какой-либо излишней романтизации и выглядят вполне реалистично, он не скрывает своих симпатий к поумовцам и анархистам, и антипатий — практически ко всем остальным: коммунистам, республиканцам и, естественно, франкистам. Оруэлл много размышляет на тему социализма, войны против фашизма и цены, которую приходится платить за победу в этой войне. Все это, в том числе авторские симпатии, как и название, как и сам факт волюнтаризма писателя, отличают произведение от холодного репортажа и по сути являют собой своеобразную оду временам революции и всем людям, кто сражался плечом к плечу с Оруэллом, кто погиб или потерял здоровье, или свободу, или и то, и другое, и кому отказали даже в доброй памяти.

В общем, рекомендую тем, у кого слово «политика» не вызывает шок, и тем, кто готов услышать историю событий от очевидца, а не бесчисленных историков и аналитиков, приближающихся к линии фронта не ближе, чем на сто километров. И не рекомендую любителям «мужских» военных боевиков, в которых лихие герои браво идут в атаку и отстреливают толпы врагов. Такого в военной прозе Оруэлла просто нет.

Гордон Комсток — тридцатилетний поэт-неудачник, объявивший «войну деньгам», решивший отказаться от всевозможных амбиций и устроившийся на работу в мелкий букинистический магазинчик. Он переживает по поводу невозможности романтических отношений со своей девушкой Розмари и мечтает закончить поэму «Прелести Лондона», хотя в глубине души понимает, что вряд ли доберется до конца. Его единственный друг — редактор социалистического издания «Антихрист» Ровелстон, выходец из аристократического семейства, который периодически печатает стихи Комстока в своем журнале.

Целиком и полностью книга посвящена жизни писателя-идеалиста, конфликт между тем, как хотелось бы, и тем, как есть, между стремлением к спонтанной жизни и перспективой прозябать, обустраивать обывательский быт, сообразуясь с нормами и правилами жизни «успешного» человека, которых приносят себя в жертву Бизнес-богу.

Безусловно, эти переживания были знаком времени, периода между двумя мировыми войнами, когда западноевропейские страны навсегда распрощались со своим феодальным прошлым и устремились в капиталистическую гонку, периода, когда произошли первые наиболее сильные экономические рецессии, когда стало очевидным, что старые предрассудки и христианская религиозная мораль отброшены, а новые мечты оказались ложными, новый мир принес лишь идиотскую рекламу, однообразие, бесчеловечную конкуренцию, пессимизм и новую религию, где «пребывают сии три: вера, надежда, деньги. Но деньги из них больше.»

Символом мещанского быта, разумеется, выступает фикус. Рано или поздно он оказывается на подоконнике у каждого, и ничто его не отравит, ни сигаретный пепел, ни объедки, ни прочий мусор. При этом никакой позитивной альтернативы автор своему герою не оставляет, а потому единственным символом-антиподом являются летящие бомбардировщики, гул которых преследует Комстока: «да, если всюду эти «супербульоны», войны не избежать. Мигание светящейся рекламы предвестием огненных взрывов. Гул артиллерии, тучи бомбардировщиков – бабах! И вся наша цивилизация к черту, куда ей и дорога.»

Произведение пропитано едкой иронией Оруэлла, от которой иногда устаешь. Впрочем, вероятно, так и должно быть, задача автора и состоит в том, чтобы читатель сумел прочувствовать все переживания лирического героя.

Здесь и отсылки к любимой идее автора о том, что «истина в пролах»: «Шапки долой перед фабричным парнем, что с пятком в кармане женится на своей милашке! У него-то хоть в жилах кровь, а не цифры доходов и расходов.»

Кстати, этимология слова пролетариат действительно происходит от римского «те, у кого есть дети». В Англии, одной из стран, где этот класс сформировался впервые, стремление пролетариев жениться и даже заводить детей, не имея серьезного дела, собственного дома и большого достатка, казалась старым аристократам и выходцам из подобных семей неслыханной наглостью. Изучал ил этот вопрос Оруэлл или, как любой хороший писатель, инстинктивно схватывал наиболее характерные признаки эпохи?

Здесь, как, пожалуй, и во всех остальных романах писателя, перед нами предстает отнюдь не героический тип борца, преодолевающего трудности, гнущего свою линию. Это даже не герой Хэмингуэя, а уж тем более — Лондона. Это обычный человек, который раздражает своей нерешительностью, слабостью, иногда капризностью, эгоизмом. Поэтому это тот человек, в котором волей-неволей можно узнать множество знакомых, а если быть до конца честным с собой, то и самого себя.

В общем, рекомендую произведение любителям психологического реализма и социальной прозы, и тех финалов, которые ни однозначно плохи, ни однозначно хороши, но которые (и это главное) заставляют задуматься о важных вещах. В заключение стоит отметить, что подобная концовка отчасти напоминает финал «Дочери священника» в том смысле, что оба соответствуют смыслу расхожей перефразировки библейской цитаты: «Человек предполагает, бог располагает».

Как нетрудно догадаться, в центре повествования — дочь священника, двадцатисемилетняя Дороти Хэйр, воспитанная чрезвычайно строгим отцом в патриархальных традициях, привыкшая безропотно сносить ворчания обедневшего аристократа, плохо представляющего себе реальную жизнь. Внезапно утратив память от переутомления, она вынуждена шататься по дорогам Лондона и пригорода с прочими нищими. Как назло, трагедия происходит как раз после встречи с обладающим плохой репутацией Варбуртоном у него дома, что порождает множество слухов и не укрывается от взора строгого отца.

Сюжет охватывает важные периоды жизни главной героини: размеренное прозябание в качестве помощницы ректора англиканской церкви, временная амнезия и скитания с нищими, преподавание в провинциальной частной школе и последующее возвращение домой. При этом, главная линия отвечает формуле «возвращение героини после странствования, необратимо ее изменившего»: последняя глава словно показывает последовательность действий, которые мы видели в самом начале, но смысл их предстает в совершенно ином свете. Этому способствует и повествовательный прием — подробное описание отдельного дня Дороти, с утра и до самого вечера. Таких описаний в романе несколько, каждый соответствует отдельному этапу ее своеобразного приключения.

Здесь мы снова встречаемся с темой тяжелой жизни английских бродяг и нищих. Вероятно, весь опыт, который не вошел в «Фунты лиха...», автор решил презентовать в этом романе, причем повторов избежать явно удалось. Также Оруэлл поделился с читателем своими мыслями на тему английского школьного образования, с которой он также был знаком не понаслышке: писателю удалось проработать учителем в частной школе около полутора лет.

Кроме этого присутствуют размышления о мещанском быте, воплотившемся в картинах скуки и апатии чопорных жителей городка, оживляющихся лишь для того, чтобы поделиться старыми сплетнями или наплодить новых, осудить или оправдать кого-либо, формируя мнение в соответствии с первыми полосами желтых газетенок. Есть также мысли автора о религии, в частности, о проблеме утраты веры, и даже о куда более широкой категории — смысле жизни.

В романе вновь проявляется умение писателя создавать яркие характерные образы, запоминающихся персонажей, со своими психологическими особенностями, неразрывно связанными с биографией. Это и разнообразные прихожане церкви отца героини, и жители городка, и бездомные, которым посвящена отдельная глава-пьеса, и директриса частной школы для девочек, и ключевые персонажи: ректор Чарльз, сатир Варбуртон, и сама Дороти.

Надо сказать, что в процессе чтения некоторых частей произведения приходилось постоянно себе напоминать то, о чем порой говорят писатели-фантасты Олди: писатель не должен щекотать перышком пузико читателя, делая ему исключительно приятно. Вот и здесь часто просыпается злость на тупую покорность дочери, не смеющей перечить отцу и позволить ему самому разобраться с практическими и финансовыми вопросами, не смеющей восстать против мнения толпы или хотя бы указать ректору на его не заслуживающее уважения доверие сплетням. А затем вспоминаешь, сколько много вокруг примеров такой вот покорности, когда люди живут исключительно ради других, безвольно выполняя их волю, ведомые манипуляциями. В особенности это касается детей, не нашедших в себе смелость выйти из-под опеки авторитарных родителей.

Как говорил сам Оруэлл, писатель не должен предлагать решение проблемы, его задача — скорее быть регистратором, указывающим на конкретную проблему. Что ж, с этим он справляется хорошо.

Рекомендую любителям психологического реализма и социальной прозы.

«Дни в Бирме» — антиколониальный роман Джорджа Оруэлла, написанный под впечатлением от службы в этой стране в качестве колониального полицейского.

Джон Флори — альтер-эго писателя, тридцатипятилетний сотрудник фирмы, занимающейся лесозаготовкой. Он проживает недалеко от Къяктады, городка, в котором вся жизнь белых англичан сосредоточена вокруг Европейского клуба. Ненависть по отношению к колониальным порядкам угнетает главного героя, вынужденного хранить свои переживания в тайне от других белых, избегая насмешек с их стороны. Единственный друг, индийский доктор Верасвами, наоборот выступает в защиту Британии, пока крокодил У По Кин, коварный местный судья, прислуживающий белым, плетет против доктора свои интриги, рассчитывая подняться по социальной лестнице еще выше.

Этот роман на родине писателя не хотели выпускать даже его друзья: он был издан в Великобритании лишь после того, как увидел свет за океаном — в Соединенных штатах. Не смотря на то, что жесткой цензуры тогда не было, издатели боялись понести репутационные потери. И было чего бояться — роман получился острый, обличающий романтический миф о европейской цивилизации, несущей свет аборигенам. Вот, что говорит об этом главный герой: «наши школы фабрикуют дешевых клерков, но действительно нужного ремесла мы не даем – страшимся конкуренции. Кое-какие местные отрасли даже исчезли. Где теперь, например, знаменитый индийский муслин? Лет семьдесят назад индийцы строили, снаряжали большие морские суда, а сейчас и рыбачьи лодки делать разучились. В 18 веке жители Индии отливали пушки вполне европейского стандарта, а сейчас вряд ли сыщется местный умелец, способный изготовить медную гильзу.»

В разговоре с доктором сам автор говорит с читателем словами изливающего душу героя. Примечательно, что в этих же спорах звучит предсказание о превращении мира в один большой торговый центр, где стирание культур машиной неоколониализма дойдет до того, что: «лет через двести все это, [...] – исчезнет, не останется ни лесов, ни деревень, ни пагод. Вместо того через каждые полсотни ярдов будут стоять нарядные чистые домики, по всем долинам и холмам домик за домиком, и в каждом граммофон, и отовсюду один мотивчик. Леса сведут, размолотят на целлюлозу для выпуска многотиражных «Всемирных новостей» или распилят на дощечки для граммофонных ящиков.» Как тут не вспомнить покрывшие мир торговые сети узнаваемых везде однотипных супермаркетов или фастфудов?

Парадоксальным образом, единственный друг главного героя, доктор Верасвами, не разделяет мнения своего друга, таким образом, стена между ними сохраняется, что играет на усиление конфликта, получающего мнимое разрешение с появлением женского персонажа — Элизабет Лакерстин, на которую Флори возлагает надежды как на спасительницу от беспросветного одиночества.

Что касается языка, в этом романе читатель имеет возможность увидеть Оруэлла-пейзажиста, создающего яркие образы экзотической природы юго-восточной Азии. Этого Оруэлла, как и Оруэлла-критика капиталистической цивилизации, к сожалению, мало знают у нас, ведь его роман «1984» для многих являет собой чуть ли не единственный пример творчества писателя.

Что еще отличает это роман от знаменитой антиутопии, и роднит с другим ранним произведением — «Фунты лиха в Париже и Лондоне», — так это ярко выраженая автобиографичность, характерная для раннего творчества автора. Здесь мы словно открываем книгу жизни самого Оруэлла, узнавая детали биографии не только касающиеся периоды службы в Бирме, но и детства автора.

Еще одна интересная особенность произведения — постоянное смещение внимания читателя от одного героя к другому, что подчас разделено лишь абзацами. Хотя повествование ведется от третьего лица, внимание акцентируется то на восприятии Флори, то на переживаниях Элизабет, то на коварных замыслах У По Кина. Нельзя сказать, что сюжетные линии четко разграничены, но такой эффект создает полифонию, осознанно или неосознанно введенную автором.

Отдельного внимания заслуживает последняя глава романа. Обыденное повествование в стиле публицистического очерка резко контрастирует с кульминационном накалом предыдущей главы, пропитанной эмоциями главного героя. Как известно, герой всегда должен умереть. К сожалению, иногда буквально.

Состояла ли сверхзадача романа в том, чтобы подчеркнуть бессмысленность индивидуального бунта против сложившихся традиций, укрепляемых годами и питаемых невежеством большинства, либо финал косвенным образом указывает на лицемерие и тупую беспощадную логику колониализма — неизвестно, но скорее всего — и то, и другое.

Рекомендую любителям социальной прозы, не рекомендую тем, кто ожидает от произведения легкого приключения со счастливым концом в экзотических декорациях.

Первый выпущенный роман Эрика Блэра, на обложке которого впервые появился псевдоним «Джордж Оруэлл», вот уже почти столетие раздражающий всех любителей усатых диктаторов, представляет собой наполовину автобиографическое повествование, в основу сюжета которого легли перипетии реальной тяжелой жизни автора среди «социальных низов» сначала в Париже, а затем — в Лондоне и его окрестностях.

Сам Эрик, выпускник престижного Итона, разумеется, был лишен опасностей «злейшего яда, докучливой бедности». Однако, имея тягу к журналистике и реалистической прозе, он принял решение исследовать проблему жизни обездоленных на собственной шкуре. Похожая попытка «хождения в народ» была предпринята еще Джеком Лондоном, но в отличие от последнего, Оруэлл не был просто журналистом, глядящим на проблему нищих как бы извне, но решил на некоторое время действительно стать одним из них. Не прочитав «На дне» Джека Лондона, я не имею возможности сравнить качество материала обеих книг, но по прочтении «Фунтов лиха» у меня сложилось убеждение в неоспоримой действенности метода Оруэлла. Как тут не вспомнить Шерлока Холмса с его любовью к перевоплощениям, порой заводившей его в наркоманские притоны в дебрях лондонских улиц?

Композиционно, как нетрудно догадаться, роман можно разделить на две части: парижскую и лондонскую. При этом, повествование, хоть и связано хронологически единой последовательной сюжетной линией, тем не менее, включает в себя пространные отступления, которые ложатся на полотно основного текста подобно лоскуткам и заплатам истрепанной одежды нищего. Как правило, такие отступления содержат фрагменты биографий повстречавшихся автору людей, принадлежащих к самым разнообразным типажам: уличные проститутки, бывшие русские офицеры и аристократы, мадьяры и цыгане, завсегдатаи трактиров, ночлежек и притонов, работники гостиниц со своим внутренним разделением на касты: управляющие, повара, работники кухни и официанты, а также плонжеры (низшее сословие, среди которых довелось побывать и автору).

Некоторые моменты найдут отклик в душе каждого, кто хотя бы раз в жизни имел возможность ночевать вне теплого дома на улице, либо застигнутый врасплох жизненными обстоятельствами, либо просто в качестве досуга ушедший на денек-другой в лесную глушь с палаткой и вдруг обнаруживший, что летний спальник и тонкий каремат ранней весной спасает от холода далеко не так, как того хотелось бы. В общем, каждому, кто понимает цену времени, когда одновременно ждешь рассвета, чтобы согреться, и урвать несколько минут сна.

Что можно еще добавить, кроме того, что роман открыл для английской публики журналистский и писательский талант Джорджа Оруэлла и оказался тем самым камнем основания его творчества, наряду с «Днями Бирмы» — другим важным ранним произведениям писателя? Я рекомендую его всем, у кого фамилия Оруэлл вызывает лишь ассоциацию с мрачным антиутопическим произведением «Тысяча девятьсот восемьдесят четыре» (бесспорно — одна из сильнейших работ писателя), и кто стремится открыть для себя другие примеры многогранного творчества автора.

P.S. Отдельно я бы хотел обратить внимание на несправедливость замечаний некоторых критиков о том, что роман безнадежно устарел, ведь современный капитализм устранил самые страшные примеры бедности, описанные в романе. Полагаю, такие критики не только не бывали в крупных столицах европейских стран, в метро и подземных переходах которых зачастую ютятся несчастные бездомные, но и не слышал ничего про тяжелые условия жизни за пределами тех стран, которые принято относить к так называемым «первому» и «второму» мирам.

Землянин Максим Каммерер в результате аварии космического корабля попадает на неизвестную планету, жители которой верят в то, что обитают на поверхности внутренней стороны шара. Максиму предстоит столкнуться с жестоким миром этих отрезанных от цивилизованного мира туземцев и пройти этапы становления настоящего героя, решившего во что бы то ни стало уничтожить несправедливость и помочь несчастным.

Как известно из мемуаров Бориса Натановича, повесть (роман) задумывалась как развлекательное чтиво, рассказывающее о бесшабашных приключениях эдакого комсомольца двадцать первого века. В процессе работы, однако, все изменилось, что становится понятно читателю практически с первых страниц произведения. Здесь хочется отметить несколько сильных сторон произведения, превращающих его в классику мировой фантастики.

Мир. АБС создали интересный и оригинальный многослойный мир, наполненный уникальными образами, понятиями, наделенный историей и мифологией. Со времени написания «Трудно быть богом» авторы явно выросли как творцы миров, хотя вполне вероятно, что для ТББ стояли совершенно иные задачи. К примеру, в отличие от ТББ, здесь географию мира предлагается не только узнать из справочных источников, но и изучить в экспедициях вместе с главными героями.

Язык. В принципе, без этой составляющей никакого действительно оригинального мира и быть не могло. Тут Стругацкие тоже постарались в меру, создав систему образов и дав подходящие названия и имена наиболее важным явлениям мира: выродки, мутанты, башни, Неизвестные Отцы, горцы... Помимо этого, в повести (романе) присутствует полифония: товарищ Лесник говорит, как и положено товарищу Леснику, а Гай Гаал мыслит и изъясняется вполне по-гвардейски.

Идея. «Трудно быть богом» хоть и является одной из наиболее знаменитых повестей о прогрессорстве, но явно не исчерпывает данный вопрос. В «Обитаемом острове» авторы словно полемизируют сами с собой. То, что не было позволено сотруднику Института Экспериментальной Истории Румате Эсторскому, позволено Максиму Камерреру, чья совесть не скована директивами Совета Галактической Безопасности. Конфликт совести и разума, конфликт «объективно исторического» и индивидуалистического, максималистского стремления к справедливости здесь и сейчас явно не давал покоя Стругацким, раз за разом поднимавшим эту тему в своих произведениях.

Сверхзадача. Здесь я не буду вдаваться в поиски глубинного смысла и заниматься профанациями с целью проникнуть в головы уважаемых АБС, писавших книгу полвека назад, но хочу отметить, что финальное разрешение внутреннего конфликта, происходящее вслед за разрешением конфликта внешнего (взрыв здания Центра) в столкновении Максима и Странника, оставляет простор для интерпретаций. Многие усмотрели в нем победу точки зрения Странника, пожурившего «сопляка», а следовательно — победу доминирующей в то время идеи о необратимости и неизбежности исторического процесса, являющейся неотъемлемой частью марксистского исторического материализма.

Однако, в словах Камеррера мы видим ярко проявляющееся несогласие с официальным курсом. Он не только не позволяет сбить себя с курса представителю ГБ, спрашивая про передвижные излучатели и требующего ответа, но и заявляет: «свою главную задачу я знаю твердо: пока я жив, никому здесь не удастся построить еще один Центр. Даже с самыми лучшими намерениями». Сама развязка тоже является несомненным плюсом — последняя пара страниц романа становится подлинным замковым камнем, необходимым для поддержания всего здания произведения. И здесь мы уже переходим к сюжету.

Сюжет. Для любителей экшена — он присутствует, для любителей многослойных интриг — они имеются (особенно если вы не смотрели или уже успели позабыть одноименный фильм), для любителей поглядеть на мир глазами разных персонажей — имеются две несимметричные сюжетные линии плюс несколько интерлюдий, для любителей философии и размышлений на этические темы, рефлексии и развития героев — все это присутствует и прекрасно уживается с вышеперечисленными элементами. Вкупе с другими плюсами, такой проработанный сюжет позволяет определять «Обитаемый остров» как роман, во всяком случае, далеко не все повести могут похвастаться таким объемом и сложностью.

Минусы. Их я могу выделить целый один. Сегодня, учитывая развитие идей женской эмансипации, сложно представить себе произведения, отодвигающие женщин на второй план. Единственным сильным женским персонажем является, пожалуй, участница подполья Птица. Здесь я ни в коем случае не сетую на то, что авторы мужчины не пишут от лица женского персонажа, иногда это получается еще более нелепо. Но снисходительность по отношению к немногочисленным персонажам женского пола несколько режет глаз. Впрочем, спишем это на особенности ретро-фантастики.

Как видим, плюсов явно больше. За развитием идей в творчестве АБС приятно наблюдать, предвкушаю чтению остальных частей «Трилогии о Максиме Каммерере», а «Острову» ставлю крепкую девятку.

Александр Привалов с коллегами из НИИЧАВО прибывают в Китежград, где им предстоит встретиться с членами загадочной Тройки по Рационализации и Утилизации Необъяснённых Явлений (ТПРУНЯ) с целью рассмотрения заявок НИИ на получение волшебных артефактов и чудесных существ. Они вступят в нелегкое противостояние с безликой бюрократической машиной, представленной следующими лицами: юрист Фарфуркис, по имени и отчеству никем не называемый; резкий Хлебовводов, человек начитанный, хоть и без высшего образования; полковник мотокавалерии, лишь изредка прерывающий свое обычное — спящее — состояние; ну и конечно, грозный и неумолимый Лавр Федотович (в его лице проницательный читатель без труда узнает некую зловещую фигуру, а может, и не одну), олицетворяющий собою, ни много ни мало, волю народа.

Собственно, подавляющее количество времени мы проводим на заседаниях Тройки, что и составляет основной костяк сюжета.

После мрачно-сюрреалистичной «Улитки на склоне» Стругацкие, очевидно, решили перейти к менее тяжелой форме сатиры. Благо, «Понедельник...» уже настроил читателя на соответствующую юмористическую волну, подготовив его к восприятию более злободневного произведения. Ощущение нереальности и тупой бессмысленности происходящего, которое присутствовало в «Беспокойстве» и доминировало в «Улитке», порой проглядывает и в «Сказке о Тройке», однако чувства абсолютной безысходности уже нет. Сюжет положительно разрешается благодаря неунывающему энтузиазму научных сотрудников ИИ.

На позитивную в целом атмосферу играет также отличное чувство юмора Стругацких. Некоторые находки, настроение, как и герои, перекочевали в повесть из «Понедельника…». Появились новые яркие персонажи: Эдельвейс Машкин со своей эмпирической машиной, отвечающей на вопросы, в том числе и риторические; заносчивый и самоуверенный клоп Говорун, свободно рассуждающий на философские темы и поднимающий вопрос о сотрудничестве двух великих цивилизаций, созданных людьми и клопами; гигантский древний головоногий Спиридон, живущий несколько столетий и свободно рассуждающий на тему убийства и снежный человек Федя, восторженно рассуждающий о второй природе Человека.

Если некоторые более ранние произведения Стругацких можно было рассматривать как крепкие сатирические работы, то «Сказку» я готов смело ставить в один ряд с лучшими произведениями Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Маяковского, Ильфа и Петрова как замечательное продолжение славных традиций русскоязычной сатиры, которая порой, как известно, становится необходимой составляющей «здоровой самокритики».

В общем, всем любителям политического (в хорошем смысле) и вместе с тем легкого юмора — рекомендуется к прочтению!

Обманутая человеком, могущественным герцогом Орсо, которому служила верой и правдой, потерявшая брата и любовника и чудом выжившая сама, воительница Монцкарро Меркатто клянется отомстить всем свидетелям и непосредственным соучастникам ужасного предательства. Для этого она собирает команду лучших убийц и худших друзей: северянин Трясучка, скучающий по тюрьме убийца Балагур, профессиональный отравитель Морвир и его помощница Дэй, бывшая практик инквизиции Витари и самый непостоянный из наемников — Никомо Коска.

В одном из хвалебных отзывов на книги Аберкромби я увидел сравнение его произведений с фильмами Тарантино. Надо сказать, что такое сопоставление как нельзя лучше подходит именно к этому роману, ибо это — своеобразное фэнтезийное воплощение фильма «Убить Билла».

Далее — о достоинствах и недостатках книги.

Идея. Основной идеей, как несложно догадаться, является месть и отношение к ней. Местью здесь живут, от нее успешно убегают, но снова втягиваются в водоворот насилия, ее переосмысляют, сравнивают с трусостью и храбростью, и она является предметом размышлений не только для главной героини и первостепенных героев, но и других персонажей. Кстати, о них.

Герои и персонажи прописаны более чем достойно. Случалось мне видеть мнение, что кроме Глокты и, быть может, Девяти Смертей, Аберкромби похвастать и нечем, а герои романов после «Первого закона» ничем не запоминаются. Я согласен здесь лишь отчасти, так как за образом Трясучки то и дело маячит Логен Девятипалый. Однако, не могу не отметить такие удачные находки, как Балагур или Кастор Морвир, у каждого из которых есть собственная история и отвечающие этой истории черты характера. Благо, автор дает читателю возможность побывать в голове у обоих. Старина Никомо Коска, архетип героя-авантюриста, как и загадочный Шенкт, вносят в повествование новые краски.

Сюжет. Подобно «Последнему доводу королей», сюжет романа на высоте. Благодаря разбиению текста на короткие главы динамика практически не провисает, вся лишняя водичка проливается через сито композиции, оставляя лишь значимые события. Фирменные неожиданные повороты присутствуют в большом количестве и похоже, что пустить все планы героев под откос из-за неожиданной проблемы — одна из любимых фишек писателя. А некоторые твисты заставят по новой оценить название (читай — главный слоган/идею) книги.

Пожалуй, с основными плюсами разобрались. Есть ли минусы?

Минусы есть. Они заключаются в некоторых условностях и неточностях, вызывающих недоверие. Например, приход Монцы в самом начале книги к Орсо и сообщение ею лично о взятии очередной точки на карте. Сомнительно, что в мире Земного Круга не существует почтовых птиц или, на худой конец, гонцов, новости с которыми должны опережать встречи главнокомандующих и высоких лордов. Впрочем, в процессе дальнейшего стремительно развивающегося действия такие вещи перестаешь замечать.

Второй минус касается «темной» стороны фэнтези Аберкромби. Порой кажется, что герои поступают определенным образом, совершают омерзительные поступки лишь потому, что это продиктовано жанровыми особенностями. Иногда автор словно сгущает краски, хотя вряд ли его жизнь состоит из сплошного негатива и предательств. Выставлять людей хуже, чем они есть так же глупо, как и изображать лишь их лучшие качества, чем грешит «высокое» фэнтези. Поэтому такое сгущение темных красок местами выглядит наигранным, а поступки героев — нелогичными.

Перед прочтением стоит также учесть, что в сравнении с «Первым законом» эпика поубавилось, история получилась более камерная, что подразумевает как ограниченность по времени (события происходят в течение одного года), так и куда более скромную географию (города Стирии). Вместе с этим в романе присутствуют отсылки к событиям, описанным в вышеупомянутой трилогии.

Ставлю произведению девятку, не в последнюю очередь благодаря сюжету и хорошо прописанным персонажам (балл снимаю за излишний и не всегда оправданный негатив).

Повесть «Улитка на склоне» является переработкой «Беспокойства», кое-где воспроизводящей целые эпизоды последнего. Отзыв на «Беспокойство» я уже писал, но здесь не лишним будет повторить краткое содержание, тем более, что отличия кое-где весьма существенны.

Мы снова наблюдаем жизнь научного городка, расположенного уже не на Пандоре, а в некоем неопределенном месте, возможно, на Земле. Городок населен персонажами с говорящими именами и фамилиями. Здесь также занимаются проблемой леса: искореняют, охраняют, изучают и т.д. Здесь также остро переживает свое одиночество и вынужденное бездействие ученый-филолог Перец. А где-то в лесу все томится Кандид, бывший сотрудник научной базы, пропавший без вести.

Если в «Беспокойстве», вполне укладывающемся в историю Мира Полудня, часть, посвященная Горбовскому, вполне понятна, рациональна и буднично-производственна, а неразбериху и путаницу эпизодов с Молчуном-Атосом можно объяснить необъяснимым воздействием инопланетного леса, то в «Улитке» обе части наполнены сюрреализмом. Видно, что авторы в процессе завершения «Беспокойства» ухватили новую концепцию и решили не столько написать осмысленный сюжет, сколько передать свои эмоции.

В этом отношении «Улитка» выглядит куда более цельным произведением, когда миры «там» и «здесь» сливаются воедино, а своеобразным переходным объектом между этим мирами является картина, изображающая лесопроходца Селивана, который то ли обратился деревом, то ли — наоборот — очеловечился (впрочем, оригинал и первые копии уничтожены во избежания двоякого трактования произведения искусства).

Не секрет, что основной идеей произведения является конфликт субъективного и объективного, а если конкретнее, то — индивидуальной этики и объективно-исторического. Чувствуется окончательный перелом творческого пути Стругацких, когда они вдруг словно оказались где-то за границами того курса, каким следовали поначалу. Впервые в полной мере они оценили со стороны идею исторического процесса, который, согласно марксистской философии, есть нечто неизбежное и непреодолимое. Впервые они по-настоящему задумываются над этикой, которая не всегда согласна с этим самым историческим процессом. И хотя робкие попытки предпринимались еще в повести «Трудно быть богом», там они, казалось, признавали неизбежность «исторического прогресса», бессмысленность всякого бунта. Здесь же они готовы противопоставить ему индивида, хоть и слабого, но уже осознающего свою самость. Он словно пробуждается и понимает, что находится в кошмаре.

Основной конфликт повести можно проиллюстрировать цитатой: «Прогресс может оказаться совершенно безразличным к понятиям доброты и честности, как он был безразличен к этим понятиям до сих пор.» И очень важно здесь то, что цитата эта принадлежит отнюдь не Атосу, оказавшемуся в абсолютно чуждых условиях, сметаемому равнодушной рукой «прогресса» и отрицающему этот прогресс по вполне очевидным причинам. Цитата принадлежит Перецу, который вроде бы и должен являться частичкой «человеческого» мира, с его собственным видением прогресса, но уже и не ощущает себя этой частью. Ему равно чужд как мир людей, так и мир леса.

Стругацкие, конечно, задумывались о том, как могли себя чувствовать разнообразные аристократы, конец образу жизни которых принесла революция, не посчитавшаяся с их мнением. Но хорошее произведение парадоксальным образом может включать в себя смыслы, уходящие далеко за горизонт видения автора. Поэтому Стругацкие правы лишь наполовину, ведь революция большевиков заодно разрушила общинный уклад крестьян, практически сделав их рабами и инструментом индустриализации, того самого безличного и равнодушного прогресса. И, что самое горькое и ироничное, их прогресс едва ли считался с интересами конкретного рабочего, уничтожая его во имя рабочего абстрактного, рабочего-символа.

Конечно, это закономерно порождало чувство бессилия и нереальности происходящего. Конечно, об этом не могли не задуматься серьезные авторы. Поэтому неудивительно, что повесть неуловимо напоминает «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина, которая была написана в похожих условиях беспросветного мрака, усиления авторитарных сил и застоя. Здесь и сюрреализм происходящего, и полное отрицание какого-либо развития и отсутствие подлинных событий наряду с обычной сменой времени суток и чередой незначащих действий (вчера было так же, как и сегодня, как и будет завтра), и говорящие имена и фамилии одномерных персонажей, ухватывающие именно эту наиважнейшую единственную черту его характера, и злая ирония (а еще иронично то, что годы написания произведений разделяет практически ровно век — 95 лет).

В общем, об этой повести можно много писать, и еще больше можно будет написать после второго, третьего прочтения. Но пока пора остановиться. Печально, что Стругацкие словно отчаянно пытались найти выход из проблемы дихотомии «индивидуальное — общественное», но так и не нашли его. Тем не менее, за поставленные вопросы и искренние попытки ответить на них, ставлю девятку. Рекомендую читать, но помнить, что писатель — не духовный наставник, учитель или кумир, его слова не обязательно принимать (или отрицать) целиком и полностью. Иногда полемика с ним является куда более ценным подарком, нежели готовые ответы и поданная на тарелочке мораль.

База землян на планете Пандора, сотрудники, изучающие непонятный и таинственный, чужой лес, обступивший со всех сторон — среди этих вроде бы привычных, суетливых декораций, неизбежно сопутствующих научной работе, Леонид Андреевич Горбовский чувствует себя странно чужим. Страстно желая увидеть лес, но не имея на то пропуска, он слоняется без дела, ощущая смутное беспокойство. А где-то за пару тысяч километров, в том самом лесу, Михаил Атос Сидоров, уже записанный землянами в покойники, практически превратился в Молчуна и совсем плохо помнит, кто он, откуда и зачем.

Повесть представляет собой эдакий черновик «Улитки на склоне», которую я в данный момент читаю. Тем интереснее мне писать отзыв на «Беспокойство», учитывая тот факт, что я совершенно не знаю, чем закончится история, и будет ли она иметь логическое окончание.

Что касается данной повести, этого самого логического окончания тут вовсе нет. Есть лишь экспозиция и завязка, если оперировать традиционной терминологией. И тут я могу сделать два предположения: либо произведение действительно является неким неоконченным черновиком, либо авторы сознательно отступили от традиционной схемы построения фабулы.

В итоге читатель словно движется из некоего понятного и привычного мира в область бессвязного, подсознательного, непознаваемого. Столь же непознаваемого, как и лес Пандоры, как и приснопамятный океан Соляриса (роман Лема был выпущен четырьмя годами ранее). Переломные годы в космической фантастике, заставляющие посмотреть на проблему контакта с совершенно новой стороны, без наивных штампов о гуманоидных расах, чей язык можно будет обязательно разучить, дай лишь волю толковым филологам-лингвистам.

Неожиданно (или вполне ожидаемого) такая постановка вопроса, столкновение человека с непознаным, создает условия, при которых волей-неволей субъект, оказавшийся в столь странных условиях, цепляется за то единственное, казалось бы понятное и знакомое — имманентное ему Я. И здесь Стругацкие, как творцы, скорее приближаются к видению Тарковского, чем наследуют идеи Лема. Впрочем, это куда более выпукло проявляется в «Улитке на склоне».

Такое вот «возвращение со звезд», когда фокус внимания с космоса и вопросов его освоение вдруг возвращается к нашим, земным проблемам. Тем более, что Стругацкими вектор был намечен еще раньше.

И на этом месте мои мысли по данной повести обрываются так же резко, как обрывается и сама повесть. Ощущение чего-то намечающегося, но не ясного, лишь слегка подстраивающего и подготавливающего инструменты восприятия к «Улитке», но все же ничего конкретного.

Тем не менее, никак не ниже восьмерки.

Герой «Предполуденного» цикла Иван Жилин попадает в некий город, жители которого купаются в изобилии. Все базовые человеческие потребности горожан давно удовлетворены благодаря научно-техническому прогрессу. Люди впадают в скуку, и на этом фоне приобретает популярность некий таинственный наркотик под названием «слег», позволяющий уйти в иллюзии, получить яркие эмоции, и заставляющий ставить под сомнение саму ценность реального мира.

Очевидно, повесть была задумана в качестве эксперимента, попытки исследования гипотетического общества изобилия, а в более широком смысле — человеческой природы. Большой интерес для меня представляет тот факт, что сами Стругацкие свое произведение поначалу относили к антиутопиям, а затем отреклись от подобной характеристики. Я вижу в этом свидетельство непрерывного развития мысли, созвучное масштабным событиям, происходившим в нашем обществе.

Ранние Стругацкие в чем-то были пропагандистами, страстно верившими в марксизм-ленинизм, впрочем, они и сами не отрицали этого. Отсюда крайнее морализаторство Жилина, его фанатичное неприятие примитивного гедонизма Опира. Отсюда же и топорный подход правительственных агентов к решению проблем: блокада целого города, ссылка всех жителей, желание «вырвать с корнем», уничтожить, предать забвению. Так и веет старым-добрым тоталитаризмом.

И все же пространство власти неизбежно порождает потенциал бунта, свободы, которую нельзя просчитать заранее, и котороя не предопределена железным партийным курсом, что мы и видим в рассуждениях Жилина в конце произведения (постструктуралисты одобрили бы). И, что самое интересное, здесь в Стругацких уже совсем нет пропагандистов. Напротив, они предстают прямо-таки анархистами, когда говорят за Жилина о тяжелой, но необходимой «столетней» работе (это уже отсылает к такому явлению, как хождение в народ), необходимой горожанам, чтобы осознать проблему, сделать подлинно свободный выбор, решить эту старую проблему принятия собственной свободы и ответственности за свои жизни. За это, за эти последние мысли главного героя, ставлю повести крепкую восьмерку.

Даже не смотря на то, что спустя годы Стругацкие внезапно решили, что описанный ими мир изобилия не так уж и плох, и что свобода саморазрушения — это тоже свобода индивидуального выбора. «Вжух!» — и многогранная проблематика повести (здесь и вопрос отношения к культуре, и вопрос осознанности выбора, и дихотомия иллюзорного и реального, и страх собственной свободы, и вопрос отношений власти и субъекта) подменяется плоской либеральной формулой: «моя жизнь принадлежит мне, что хочу, то и делаю». Ох уж это тлетворное влияние крайнего индивидуализма!

Спустя несколько лет после событий «Эндимиона» Рол по просьбе Энеи покидает Старую Землю, чтобы найти корабль Консула и встретиться со своей подружкой через несколько недель (или лет) на одной из планет, принадлежащих Церкви. В это же время Церковь восстанавливает в правах отца-капитана Федерико де Сойю, чтобы тот нашел Энею согласно пророчеству Техно-Центра. Последний, очевидно, имеет собственные планы, для чего возрождает Радаманту Немез, которая вместе с тремя клонами должна уничтожить опасную девушку.

Эта книга вызвала у меня совершенно противоречивые чувства. Настолько противоречивые, что впору делить рецензию на «черную» и «белую» части. Посмотрим на синтез этих противоположностей и начнем с минусов.

Неточности и ляпы. Их здесь ну очень много. Вероятно, масштаб происходящего не дал автору возможности уследить за мелочами. И все же. Мы помним, как в первой части дилогии автор говорил нам о том, что частных кораблей со времен Падения не осталось, а здесь товарищ Исозаки вдруг выкупает частный корабль. Два больших пальца, которые А.Беттик показывает своему другу во время экстремального путешествия, вероятно, были пальцами на ногах, ведь андроид лишился руки, либо же Симмонс попросту забыл об этом. В эпизоде на сфере Дайсона разумные тромбоциты отвечают на невысказанный вопрос Рола, но уже на следующей странице Рол интересуется, умеют ли они читать мысли (но они же только что тебе ответили на мысленный вопрос!) и оказывается, что нет, не умеют (но блин, они же ТОЛЬКО ЧТО ОТВЕТИЛИ!).

Логические ошибки. Мы помним, как Рол чутко реагировал на любые события, имеющие аналоги с описанными в «Песнях», и вот он вдруг с непроходимо тупой медлительностью осознает, что за Рахиль такая перед ним (более того, при первой встрече он и вовсе никак не реагирует на это имя, во всяком случае, автор никак не акцентирует внимание на его реакции достаточно длительное время). Еще один вопрос касается того, почему Энея не сказала Ролу про кнопку на каяке. Это очень раздражает — создание интриги на ровном месте. Просто смехотворно, что взрослому мужику нельзя сообщить о том, что каяк оборудован средствами для полета. А если автор намекал, что Энея не хочет пугать Рола, то достаточно вспомнить, на что он уже пошел ради нее, и понять, что такие мелочи, как возможная гибель в недрах газового гиганта, не остановили бы нашего героя.

Еще несколько вещей, не столь очевидных: как крестоформа возраждает людей? Хранит ли она бэкапы в виде регистров состояния каждой клетки? Да, мы знаем, что хранит, но блин, каким образом она определяет, какое именно состояние «восстановить», мне, как программисту, не совсем понятно. Допустим, умирает человек от сердечного приступа, а восстанавливают его в каком именно состоянии? За день до неизбежного приступа? За два дня до него? А если там рак у него, его с ним и восстановят? Тогда он через несколько мгновений опять может отправиться на покой. Впрочем, ладно, гуманитарий писал.

И последнее — если Церковь может позволить себе все население планеты погрузить в кому и переправить на другую планету, если не боится огласки или бунта, не будет ли куда более эффективным взять, и насильно каждому присадить эту самую крестоформу?

Ох, сам не ожидал, что столько напишу, прям снова вернулось легкое недоумение и даже раздражение. Надо сказать, тем не менее, что негатив постепенно испаряется ближе ко второй половине книги, особенно после того, как череда географических названий и имен персонажей (чьи индивидуальности проработаны примерно на том же уровне, как и характеры гномов-спутников Бильбо, и ограничиваются упоминанием их профессий: каменотес, летун-планерист, мэр и т.д.) наконец уступают дальнейшему развитию сюжета.

Ответы на вопросы. Да, наконец мы узнаем, для чего и зачем все это было. И меня лично вполне удовлетворило то, что я прочитал. И хотя тут не будет подробного изложения судьбы Шрайка или деталей относительно того, как именно перемещали Старую Землю/просто Землю, тем не менее, клубок наконец распутывается и уж никак нельзя сказать, что Симмонс не справился с тем, что успел наворотить за четыре тома. Это является тем огромным плюсом, который перекрывает все предыдущие минусы. По-крайней мере, масштабы работы, проделанной автором, просто поражают. Оглядываясь назад, поразительно, сколь много информации он сумел вложить в четыре книги. И спасибо, что не планирует продолжать. Надеюсь, не передумает и не превратит свою историю их космохронооперы в хренооперу.

Масштабы и достоверность. Повторюсь, работа титаническая. Множество планет, каждая из которых уникальна, множество сюжетных линий и ниточек, которые вплетены в общую канву. Множество смыслов, берущих свое начало еще в античную эпоху, нашедших отражение в английской поэзии и перекочевавших в текст Симмонса, создает чувство тесной связанности, сопричастности и преемственности. Не покидает ощущение, что вот этот, описанный мир, действительно наш, хоть и изменившийся, но все же знакомый. А его история не выстраивается заново от некоей начальной точки после, скажем, создания квантового двигателя или телепортации, а развивается во всей своей сложности и многообразии, и уходит корнями в прошлое. Тут играют роль и метатекст, и аллюзии, и цитаты, и описание быта. Получается своеобразная эклектика традиции и метаморфозы.

Идея. Как уже было подмечено многими, центральной идеей тетралогии является идея свободы воли и любви, наиболее полноценно и аллегорически воплощенная в фигуре Энеи. Порой она изображена несколько наивно и сентиментально, особенно учитывая возраст автора, но все же особо не хочется подвергать критике столь светлые устремления автора. Я уверен в том, что каждый человек, так или иначе, испытывает потребность кого-то любить, равно как и стремится к свободному проявлению своей воли. За сим не будем разбирать, насколько правдоподобно выглядит тезис о том, что любовь есть физическая величина. Остановимся на том, что любовь — есть закон. Аминь.

В общем и целом, могу сказать, что это одна из наиболее масштабных, поражающих воображений историй, известных мне. За масштаб и лаконичность, за смысл и идею, а главное — за логичную и изящную концовку, ставлю этому произведению, хоть и вызвавшему у меня столь противоречивые эмоции, девятку.

P.S. Не очень понимаю негативных откликов на фоне сопоставлений цикла с «Дюной» Герберта. При всем моем уважении и любви к ней, сюжет собственно «Дюны», первой книги, с которой обычно и сравнивают, выглядит куда менее эпичным в сравнении с «Гиперионом». Хотя, безусловно, масштаб идеи сопоставим, особенно если учесть время написания.

Практически три столетия прошло со времени паломничества Консула и компании на Гиперион. Рола Эндимиона, проводника охотников на Гиперионе, успевшего побывать солдатом и пастухом, так и не принявшего крестоформу ради нового рождения, приговаривают к смерти. Вот только вместо ожидаемого забвения он получает предложение от легендарного автора запрещенных «Песен» Мартина Силена, где среди прочего ему предлагается защитить некую девочку Энею, попутно спасти мир и стать героем. Где-то в другой части вселенной Церковь поручает капитану Федерико де Сойя отыскать ту же девочку, так как она способна уничтожить человечество.

Каков же получился новый роман? Постараюсь разобрать в нескольких пунктах.

Мир. Приятно снова вернуться в огромную вселенную Гипериона. Не менее приятно, что автору еще есть, чем удивить, ведь его мир жил и развивался, о чем свидетельствует история событий, произошедших после Падения. Кто бы мог подумать, что крестоформы отца Дюре приведут к возрождению Церкви и она превратится в мировое правительство? Множество интересных деталей ожидает читателя в знакомых ему местах, изменившихся за время расставания с ними до неузнаваемости.

Сюжет. Очень напоминает, с одной стороны, классический квест, при этом есть буквальное условие его завершения (найти архитектора), а также череда идеальных для данного жанра отрезков, композиционных и — буквально — отрезков реки Тетис, что протекает на разных планетах, а значит, и приключения будут самые разные. С другой стороны, сюжет концентрический и замыкается на фигуру Энеи, девочки-мессии, относительно которой мы наблюдаем сперва две конкурирующие позиции героев (Рол и Федерико), а затем и третью (Немез). И вторую сюжетную составляющую в сухом остатке можно свести к сюжету «Терминатора». Весьма соответствует этому сравнению и Шрайк, который тут хоть и демонстрирует всю свою мощь с первых же мгновений своего явления, но все же от роли непознаваемого и неостановимого убийцы переходит к роли столь же непознаваемого и жуткого союзника. Если Энея будет плакать в последнем романе, а Шрайк все равно себя расплавит, показывая «класс», я надеюсь, что справлюсь со своими эмоциями.

Метатекст. Как и в предыдущих романах цикла, ему тут отводится огромное значение. Собственно, не может быть иначе, учитывая, что «Песни Гипериона и Эндимиона» были когда-то написаны Джоном Китсом (он же главный герой «Гипериона» Симмонса, он же кибрид, он же возлюбленный Ламии, он же отец Энеи, дитяти Техно-Центра и погибели рода людского). Но есть здесь и множество других аллюзий, цитат, отсылающих нас не только к астрофизикам, популяризаторам науки (за что отдельное спасибо), но и к античным авторам, Библии, и конечно же — английской литературе. Впрочем, другого от Симмонса, вся жизнь которого связана с изучением и преподаванием литературы, ожидать и нельзя было. Очень забавно в этой связи то, что Рол Эндимион вспоминает авторов Старой Земли куда легче, чем старика Дарвина.

К сожалению, есть некоторые минусы или неточности, которые слегка портят впечатление. К примеру, каким образом факельник «Святой Антоний» догоняет «Рафаила» в системе Возрождения всего спустя несколько часов, если он не способен развивать соотвествующие скорости и должен идти как минимум позади корабля Консула? Каким образом маленькая девочка одиннадцати лет практически тащит в воде теряющего сознание двадцативосьмилетнего мужика на Безбрежном Море? Каким образом эта же девочка управляется с обломками плота наравне с андроидом и взрослым мужчиной на планете с силой тяжести 1,7g? При этом я не ставлю под сомнение ее лидерские или умственные качества. Все же в тексте прямо указано на то, что Энея — мессия, да и имя явно намекает нам на то, что ей уготована судьба героя эпоса, но вот про физическую силу ничего не было сказано.

Впрочем, эти недочеты не портят картину так уж сильно. Я вспоминаю предыдущие книги Симмонса, где все обстояло примерно также. Не может же быть все идеально, а на фоне действительно сильной истории любой мелкий недостаток сразу же запоминается, в то время как откровенно слабое произведение подчас не хочется и разбирать. За сим ставлю этому произведению девятку (минус опускаем) и перехожу к заключительному тому «Песен».

P.S. Весьма забавен эпизод, когда Энея перечисляет деспотии и рассуждает на политические темы. Говоря о том, что энтропия уничтожает империи, и причисляя к деспотиям самые разные государственные образования, девочка либо расписывается в незнании истории, либо демонстрирует весьма анархичный и свободолюбивый взгляд на мир, что в хорошем смысле роднит ее с другим знаменитым мессией, чье имя не будем упоминать всуе.

P.P.S. Да, я знаю, в русском переводе нет никакого Рола, а есть Рауль, но мне и Пауль Атрейдес нравился меньше Пола, так уж вышло, а книгу я читал в украинском переводе, где Эндимиона как раз зовут Рол, так что с этим именем и свыкся.

P.P.P.S. Людям, которым понравились приключения троицы на ледяной планете, рекомендую почитать другой роман Симмонса, имя которому «Террор». Вы не пожалеете.

Земной круг становится ареной борьбы старых врагов, первого мага Байяза и Кхалюля, нарушившего Второй закон Эуса, запрет на поедание человеческой плоти. Логен Девятипалый вернулся на Север, чтобы завершить свою войну с Бетодом. Глокта, новый наставник Адуи, разрывается между приказами двух хозяев, банкиров «Валинт и Балк» и архилектора Сульта. Ферро Малджин лелеет планы о мести гуркам, Вест вместе с карлами Ищейки стремится всеми силами успешно завершить северную кампанию Союза, а Байяз и не думает просто расставаться с Джезалем дан Луфаром, и одному магу известно, к чему может привести подобный интерес.

На мой взгляд, третья книга получилась наиболее сильной. Она заставила меня взглянуть на всю трилогию по-новому. И вот несколько причин.

Сюжет. Приятно, когда автор не растекается мыслью по древу, когда сюжетные линии, в свою очередь, не дробятся на множество ручейков, иные из которых навсегда теряются от взора читателя, дабы смешаться с подземными водами забвения. Здесь абсолютно все вопросы, которые так мучали читателя, многие из которых не давали спать Занду дан Глокте, получают ответы. Кроме того, на третий том автор припас несколько действительно неожиданных сюрпризов (к примеру, читателя удивит сержант Пайк, это уж точно, покажет себя и Байяз, впрочем, этот уже предсказуемо). Не в последнюю очередь, это оказалось возможным благодаря объему. Вся история заключена в три тома, поэтому сюжет не провисает, за что огромное спасибо автору. Надо смотреть правде в глаза, многотомные циклы получаются далеко не у всех, а порой и метром не удается спасти свои разросшиеся громадины от эрозии.

Мир. То, что казалось минусом раньше, теперь ложится в копилку преимуществ. Действительно, мир, масштабы, количество персонажей — разве можно это сравнить с грандиозным полотном Мартина? И все же данные о вселенной «Земного Круга», равно как и о его истории, и заметки о биографии персонажей, — все это вполне соразмерно объему цикла и прекрасно соответствует сюжету.

Атмосфера. Да, фэнтези господина Аберкромби неуклонно «темнеет» от тома к тому. И дело тут вовсе не в физиологических подробностях: по ощущениям, их едва ли больше, чем в предыдущем романе. Однако концовка главной сюжетной арки бескомпромиссно лишает читателя каких бы то ни было иллюзий и надежд на то, что все будут жить «долго и счастливо». Хотя поворотов а-ля «Красная свадьба» в «Последнем доводе королей» нет, жизнь героев продолжается, и получают они подчас совсем не то, о чем мечтают, или что заслуживают. Впрочем, не смотря на то, что некоторые события весьма печальны, тем не менее, выглядят они логично. Не похоже, чтобы автор как-то особенно издевался над своим персонажем исключительно в силу собственных садистских наклонностей или просто потому, что ему так хочется.

В общем, в итоге имеем завершенную историю с полноценным сюжетом и развитием героев. Придется ставить девятку, тут уж ничего не попишешь.

Война Союза с Севером стремительно развивается. Коллем Вест, оставшийся консультантом в ставке Ладислава, попадает в гущу сражения и чудом остается живым. Его судьба теперь связана с северянами, Ищейкой и компанией. Где-то на противоположном конце мира Глокта пытается спасти от падения Дагоску, чьи стены штурмуют войска гурков. Джезаль, Логен и Ферро в компании первого мага Байяза, его ученика Ки и проводника Длинноногого, уверенно пробираются по территории Старой империи на запад мира, чтобы найти таинственное Семя.

Собственно, данные три сюжетных линии составляют основу произведения.

Герои. Надо сказать, что книга в целом оказалась сильнее предыдущей. Важнейшую роль в этом сыграли ключевые персонажи, развитию характеров которых автор уделил особенное внимание. Практически каждый из них сталкивается с событиями, которые в той или иной степени влияют на его качества и дальнейшие поступки. Джезаль и его ранение, Ферро и ее отношения с Логеном, Вест и бесславное сражение, а затем убийство Ладислава, Ищейка и смерть Тридубы, а затем выбор его вождем. Пожалуй, меньше всех досталось Глокте. Да и то, надо смотреть правде в глаза, такого человека мало чем удивишь. Хотя его любопытство является своеобразным заделом под события третьей части, где он еще должен себя показать.

Атмосфера несколько изменилась. По сравнению с первой книгой, она стала более натуралистичной. Здесь появляются те самые сцены, содержащие подробные описания пыток, равно как и детальные описания секса (тема членов раскрыта). Тем не менее, я все еще не готов отнести данное произведение к жанру темного фэнтези. Скажем так, автор просто добавил чуть больше реализма.

Мир в то же время стал более осязаемым. Появились некоторые детали из истории, поведанные Байязом, читатель наконец увидел подробное описание шанка, события на Севере и в Дагоске позволили ощутить какой-никакой масштаб. Конечно, еще очень далеко до эпичного полотна а-ля Мартин, Толкин, Джордан, но все же уже что-то. Кстати говоря, если сравнить с тем же Робертом Джорданом, который обошелся без натуралистичных описаний, это еще вопрос, какой из циклов (я имею в виду «Колесо Времени») более «темный», не говоря уж про эпик.

Что касается других достоинств книги — сюда я отнесу неожиданные повороты, которые оригинальным образом обыгрывают набившие оскомину стандартные сюжеты. Взять хотя бы фееричный итог квеста-похода за Семенем. Или такой вроде бы незначительный поворот, как образование треугольника «Вест-Ищейка-Катиль», когда ожидаешь скорее «закономерного» развития отношений между Вестом и Катиль. С одной стороны, вроде бы нет качественного продвижения сюжета, с другой — все эти события влияют на персонажей.

Отдельно хочу отметить битву, за ходом которой следит Вест, и в которой войска Бетода разбивают ставку Ладислава, что отсылает к похожему эпизоду романа «Война и мир», где Пьер наблюдает Бородинскую битву. Там нет никаких стройных передвижений армий и детально выверенных маневров, зато есть тотальный хаос войны и ощущение отстраненности, отсутствия у наблюдателя возможности как-то повлиять на ход событий. Кстати говоря, в одном из интервью Аберкромби говорил о том, что на него оказал влияние этот роман Толстого. Что ж, если это так, то Джо, несомненно, вынес полезные уроки, чем сделал свою книгу только лучше. И это радует.

В общем, книга получилась крепче, чем предыдущая, но из-за незавершенности пока сложно говорить о том, удалась ли задумка автора. Если первая получила восьмерку в какой-то степени авансом, то вторая заслуживает ее целиком и полностью.

Союз, одно из государств Земного Круга, в опасности — новоиспеченный Король Севера Бетод планирует нападение на Инглию (северная провинция), а с юга империя Гуркхула стягивает войска к Дагоске (южный город, расположенный на полуострове). На фоне этих событий разворачиваются истории северянина Логена Девятипалого, инквизитора Занда дан Глокты, молодого капитана Джезаля и девушки-воительницы Ферро. Их дороги пересекаются в столице Союза, а судьбы оказываются связанными с таинственными делами Первого мага Байяза.

Роман является частью трилогии, и назвать его самостоятельным произведением никак нельзя. По большому счету, он включает в себя расширенную экспозицию, а происходящие в нем события лишь подготавливают читателя к дальнейшему развитию событий и помогают автору расставить фигурки персонажей перед началом партии. По сюжету, собственно, все.

Структура повествования. Пять-шесть персонажей выступают в качестве репортеров: хоть события и описаны от третьего лица, автор предоставляет возможность подслушать мысли героев, записанные кое-где буквально через один абзац. В результате порой попадаются забавные моменты, когда мысли персонажа диаметрально противоположны высказанной реплике.

Герои и персонажи. Конечно, еще до начала прочтения романа, я был наслышан о Глокте. Пожалуй, он действительно вызывает наибольший интерес, благодаря трагичной истории, да и профессия инквизитора, что называется, обязывает. Логен Девятипалый, с его перевоплощением в Девять Смертей, тоже порадовал. Остальным как-то не хватает харизмы, а некоторым — как Джезалю Луфару — никак не получается сопереживать. Впрочем, поступки их более-менее логичны и соответствуют прописанным характерам.

Мир. Надо сказать, что этому миру позднего средневековья не хватает достоверности. К примеру, в одном из эпизодов Джезаль читает газету. То ли это проблема перевода, то ли автор решил не гуглить на предмет того, как обстояли дела с газетами в те времена. Другие подробности быта и факт использования в этом же мире свитков, как бы намекают на отсутствие технологий печатного пресса. Впрочем, Аберкромби, как настоящий англичанин, вероятно просто не желает писать о мире, в котором нет газет, овсянки и чая (которые также присутствуют в тексте). Конечно, это мелочи, но их множество, и они, что называется, слегка отвлекают. Особенно сильно это почувствовалось сразу после прочтения «Кабирского цикла» Олди, где таких проблем просто не существует, а авторам безусловно веришь.

Атмосфера. Открывая книгу, признаться, я ожидал большего. По крайней мере, описанные комментаторами и буктьюберами эпизоды какого-то овер-насилия и секса в первом романе отсутствуют. Мрачной атмосферы темного фэнтези я не почувствовал. Как говорится, истина познается в сравнении, и вспоминая «Стрелка» Стивена Кинга и сцены, где Роланд выпиливает целую деревню, а потом бросает мальчика в шахте подземки, назвать «Кровь и железо» темным язык не поворачивается, даже не смотря на наличие гор трупов. Думаю, дело тут в подходе. Да, цинизм присутствует. Да, описание увечий Глокты и подробности битв, таких как сражение Девяти Смертей с практиками, напоминающие сцены из фильмов Тарантино, добавляют атмосферы. Да, данное произведение точно не относится к «высокому» фэнтези, но даже до Мартина, с которым его любят сравнивать, Аберкромби в этом плане далеко, ведь (СПОЙЛЕР!) к концу романа не умирает ни один значимый герой (уж прости меня, Форли).

Прочитав данную рецензию, может показаться, что книга плоха. Однако могу сказать в ее оправдание, что злую шутку со мной сыграли мои собственные ожидания и иллюзии. На самом деле роман читается довольно бодро, сюжет интересный, и есть желание узнать, что будет дальше. Есть харизматичные герои, мир, хоть и не досконально прописанный, обладает собственной историей, так что в итоге имеем крепкое героико-эпично-квестовое фэнтези с претензией на реализм. Ставлю «восьмерку» и перехожу к следующему тому под названием «Прежде чем их повесят».

Восьмой сын восьмого сына в Плоском мире становится могущественным волшебником, а восьмой сын этого волшебника — чудесником, источником магии и могущественных заклинаний, каким и уродился Койн. И теперь вместе со своим посохом, в котором заключен дух отца, он бросает вызов чародеям Плоского мира, начав с переустройства Незримого Университета. Такой поворот событий не устраивает Шляпу Аркканцлера, что за время взаимодействия с двумя сотнями обладателей обрела собственный разум, и для борьбы с новым противником возглавила отряд, состоящий из Ринсвинда, Конины, дочери Коэна-варвара, и Найджела, стремящегося стать героем по книге того же Коэна-варвара.

Произведение относится к циклу «Ринсвинд, Коэн и волшебники», куда входят пародийные романы Пратчетта, в которых высмеиваются затертые клише. Как и вторая книга цикла, роман «Посох и шляпа» может похвастать цельным сюжетом и отсутствием фрагментарности, которая присутствовала в калейдоскопе историй первого тома цикла. В то же время оригинальный стиль автора цепляет уже не так сильно. Новых деталей о мире мы практически не узнаем, арка Ринсвинда предсказуемо состоит из знакомых нам этапов: «случайно попадает в заварушку — пытается спастись и уклоняется от участи спасителя — внезапно проникается духом справедливости и становится героем», а бесконечные стычки Сундука со всякого рода чудовищами вряд ли внесут интригу, ведь читатель прекрасно знает, чем все закончится.

С другой стороны, в книге есть вполне достойные автора эпизоды, к примеру — посиделки всадников Абокралипсиса в трактире, опоздавших на светопреставление. Или Найджел, изучающий тонкости работы героя-варвара по учебнику, написанному нашим старым (в прямом и переносном смысле) знакомым Коэном-варваром. Немного позабавила Канина, генетически предрасположенная к битвам, но стремящаяся преодолеть этот биологический детерминизм и стать парикмахером. И вроде бы мы видели таких персонажей раньше, однако следует учесть год написания книги. Пожалуй, высмеивая клише, автор успешно создал парочку новых мемов, ставших крайне живучими.

Отдельно стоит отметить, что Пратчетт не боится прорабатывать этические вопросы. Чудесник Койн, обладающий безграничным могуществом, как аллюзия на диктатора с оружием массового поражения. При этом сам Койн — всего лишь несчастный ребенок, чья воля долгое время была подавлена авторитетом отцовской фигуры. Такой себе фэнтезийный неофрейдизм. А факт освобождения воли благодаря поддержке всего одного человека является мощным гуманистическим символом, который отсылает нас к лучшим примерам английской традиции фэнтези, в том числе и к Тому Самому (вспоминаем, кто и как спас Средиземье, и что произошло у жерла Ородруина).

Что по итогу? Автор уже не делает ставку исключительно на шутейки и оригинальный особенности мира и персонажей, его населяющих, хотя и не отказывается от них целиком, благо, они являются неотъемлемой частью авторского стиля. Плавно, но уверенно, он прорабатывает мастерство построения сюжета, что несомненно является плюсом. В итоге имеем достаточно хороший пример юмористического произведения о волшебстве со смыслом.

P.S. Единственная ложка дегтя, без претензии к переводчикам, это отсутствие достаточных знаний английского языка, позволивших бы мне насладиться оригинальной игрой слов Пратчетта. Чувство, будто целый кусок пирога пропал в процессе поедания. Впрочем, всему свое время.

Мятежный поэт Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби готовится погибнуть в объятиях самума, но вдруг оказывается в раю (или не в раю?), где служители культа Огня Небесного (проклятые еретики — точно не рай!) предлагают ему стать шахом славного Кабира. Дорожка сама ложится под ноги, спины гнутся, толпы почтительно расступаются, женщины томно стенают и скромно вздыхают, а нимб фарр-ла Кабир прочно закрепился на макушке. Все само собой спорится-ладится, да так, что впору завыть со скуки (все-таки не рай, а ад.) и почувствовать себя игрушечным болванчиком. А впереди сияет руном Золотой Овен, упорно не желающий превращаться в кебаб, и лишь посмеивается каждый раз, когда поэт упрямо кричит: «Хватит! Я возьму сам!»

Перед взором читателя предстают легендарные времена джахилийи по-кабирски, когда не знали эмираты имени Творца, а впрочем и эмиратов никаких не было. Тысяча и одна ночь приключений аль-Мутанабби и его «небоглазых» соратников в соответствующих декорациях, в которых и города демонов, и султаны-жабы, и хитромудрые вазирги присутствуют в достаточном количестве. И зачастую совсем не такими оказываются, какими мы привыкли их видеть в арабских сказках, что несомненно является плюсом.

Олди исследуют со всех сторон вопрос человеческой воли, ее способность восстать против детерминизма событий истории, походя аллегорически демонстрируя читателю примерную (и весьма правдоподобную) модель формирования исторического мифа. Подарив своему герою уникальную возможность не единожды преодолеть завесу смерти (которой не существует), увидеть свой мир в разные отрезки времени и увековечить иронию судьбы в своих знаменитых бейтах.

Как и предыдущие романы «Кабирского цикла», этот — многослоен. Его идея не укладывается в прокрустово ложе одного вопроса, пусть даже такого сложного, как вопрос о человеческой воле. Вполне вероятно, куда более важен здесь символ пути поэта, творческого человека, проходящего через различные трансформации и примеряющего маски шаха и эмира, но все равно остающегося поэтом (главным образом, благодаря личному выбору), что недвусмысленно подчеркивается на протяжении всего повествования. Поэтому и главный герой является не картонным персонажем, о котором мы уже все знаем из «Пути меча» (пришел — увидел — завоевал), а достоверным и живым.

Язык произведения прекрасен. Порой проза плавно перетекает в поэзию, а затем — обратно. Иногда стихи инкрустированы в текст в виде абзацев, что подкрепляет ощущение, словно читаешь поэзию в прозе. Множество специфических оборотов, вроде «прикусывания пальца изумления зубами сдержанности», помогают с головой окунуться в мир арабского (и псевдо-арабского) литературного средневековья. Активный словарный запас, замедляющий ретивых коней скорочтения читателя и оставляющий их пастись на пастбище бескрайних просторов гугла, удовлетворит самого любознательного читателя.

В общем и целом, дуэту удается выполнить сложную задачу — оставаясь в рамках единого цикла, не превращать каждый новый роман в пережевывание предыдущих. А еще — проложить мостик между аль-Мутанабби, что погиб где-то в песках близ Багдада, и аль-Мутанабби, что создал Кабирский эмират и чья рука досталась Чэну Анкору. Про «третьего» аль-Мутанабби узнаете, когда прочтете книгу, что я всячески рекомендую сделать всем любителям хорошей литературы.

P.S. «А как же Блистающие?» — спросит читатель: «Где живое оружие? Почему оно молчит?» Этого читателя мы отсылаем к эпизоду битвы с Золотым Овном, который наиболее ярко намекает нам на наличие воли у оружия, а также предлагаем вспомнить, как на зерцале некоего панциря вместо бараньего черепа появилась вязь: бейт из «Касыды о мече». Символическое рождение, таким образом, дополняет и завершает триптих «рождение — жизнь — смерть Блистающих», представленный соответственно тремя романами: «Я возьму сам», «Путь меча» и «Дайте им умереть».

После событий романа «Путь меча» прошло не одно столетие, плюющиеся огнем не-Блистающие приближаются к точке невозврата, трансформируясь в оружие массового поражения. Напряжение грозит разразиться всеобщим психозом. И в одной обойме, на территории частной школы-мектеба, оказываются совсем разные люди — хабиб-целитель Кадаль, избавляющий от тягот болезней по фотографии, его патрон Большой Равиль, шейх преступного сообщества «Аламут», хаким-историк Рашид, странным образом ощущающий связь с музейным экспонатом, двуручным эспадоном, азат-солдат Карен, новоиспеченный гулям местной частной школы, не задержавшийся в полиции и выдворенный оттуда хайль-баши Али-Беем, сам Али-Бей, дети, взрослые… и странная девочка, под накидкой которой спит (спит? бодрствует?) десяток братьев-ножей.

Роман весьма и весьма отличается от «Пути меча», продолжая его основную сюжетную линию. Если в первом мы погружаемся в сознание Блистающих, плывем в относительно спокойных водах широкой реки сюжета, то здесь — попадаем в море безумия, оно и понятно, ведь плюющиеся, пришедшие на смену Блистающим, отнюдь не обладают развитым сознанием. Бездна тысяч голодных темных глаз глядит на нас со страниц книги. Да, Блистающие подобны людям, но не эти — ненавидящие себя, стремящиеся к саморазрушению…

Что еще отличает море от реки — так это отсутствие одного русла-сюжета. Здесь мы наблюдаем множество линий, создающих полифонию в первой части, и сливающихся в многоголосье хора во второй. Композицию дополняет своеобразный водораздел, ненумерованная вставка, водящая за нос читателя, подсовывающая ему невинного жертвенного агнца в шкуре козла отпущения.

Многое изменилось, но что осталось, так это отличный язык, пересыпанный все теми же ближневосточными и среднеазиатскими терминами и наименованиями. Отдельный плюс заслуживают герои и персонажи, каждый отлично проработан, уникален и неповторим. Каждому отводится своя роль и место в повествовании. И у каждого в голове есть комнатка, в которую авторы пригласят читателя, предоставляя тому уникальную возможность посмотреть на мир глазами этого самого персонажа.

Стоит добавить, что вторая часть несколько напоминает любимые сюжеты Кинга, которые мы можем наблюдать во «Мгле» или «Буре столетия», когда люди, отрезанные от мира, оказываются в изоляции и взаимодействуют друг с другом сообразно со своими психологическими установками и особенностями, а напряжение усиливается за счет того, что автор подбрасывает почтенному сообществу непростую проблему в виде этического и морального выбора — убить девочку, решив проблемы всех и каждого? Отдать незнакомому пришельцу всего одного ребенка, но спасти других?

В общем и целом, Олди снова на высоте. Они полностью меняют подход, как в построении архитектуры произведения, так и в стилистике, в атмосфере. Меняется все, почти нет «голоса» Блистающих, нет былинного эпоса-квеста, цельнометаллических героев, чьи пути прямые, как лезвия их мечей, но в то же время перед нами все тот же Кабир, и все здесь ощущается иначе лишь потому, что и сам мир изменился, ведь ничто не вечно. Радует, что данные изменения никоим образом не сказываются на качестве прозы дуэта.

И все же, что рождается, то должно умереть. И иногда надо просто признать чье-то право на смерть. Ведь что может быть хуже, чем лежать в хрустальном гробу, блуждая между сном и явью и вспоминая сильные руки, свист и пение боя, навсегда ушедшие в прошлое?

P.S. Как точно описана суть огнестрельного оружия. Разве могло бы оно думать иначе, имей оно сознание? Постоянная боль, в буквальном смысле маленькая смерть во время каждого выстрела. Мышление роя, матка и слуги. Оружейные заводы, приводы и пули. Удивительно, как удается авторам перевести язык оружия на наш, человеческий.

Звенят по всему эмирату Блистающие Кабира, хвалясь своим мастерством Беседы, и почти нет равных Единорогу, прямому мечу из Высших Дан Гьена, и его Придатку Чэну из рода Анкоров Вэйских. Но тень вползает на пыльные улицы городов страны, наполняя их слухами об испорченных Придатках и сломанных Блистающих. Вновь оживают старые легенды и смутные воспоминания, рассекая надвое судьбу, как удар эспадона — оглоблю телеги, навсегда отрубая прошлое и заставляя заново открывать для себя Путь меча и прислушиваться к древним мудрым словам: «Пресеки свою двойственность, и пусть один меч стоит спокойно против неба!»

Чтобы хоть как-то структурировать свои впечатления от прочитанного уже второй раз замечательного романа, я разобью свой отзыв на несколько блоков.

Язык. Ни много, ни мало, Олди создали свой собственный образный язык, потрясающе передающий тонкости мышления и общения холодного оружия. Задача, вне всяких сомнений, незаурядная. Удивительным образом многие из знакомых нам пословиц и присказок оказываются здесь весьма кстати, равно как и эпитеты, словно уже созданные специально для данной формы повествования (например, «тупой» Дзю, остро-умный Заррахид). И конечно, прекрасно дополняет этот набор множество специфических названий и аллегорий: люди-Придатки, оружие-Блистающие, кузнецы-Повитухи, Небесный молот и Печи Нюринги, огонь Масуда и воды Мунира, рождение в горне, смерть в застоявшейся воде и многие другие.

Мир. Перед нами раскрываются детали георгафии, истории и быта Кабирского эмирата (и отделенной от него горами Шулмы). В этом мире мы без труда узнаем Ближний Восток, Среднюю Азию, Китай, Японию, и в этом нам помогает, опять же, язык и словарный запас писателей. Я не занимался специально подсчетом употребляемых в тексте специфических слов и понятий, имеющих хождение на территории вышеупомянутых областей — но по ощущению их число измеряется сотнями, при этом добрую часть из них составляют наименования видов оружия, география которых, впрочем, значительно более обширна и включает еще и такие регионы, как Индия, Индонезия, Европа. Кроме того, множество аллегорий и поэтических описаний окружающего мира работают на достоверность, заставляя читателя буквально чувствовать окружающий мир, видеть его краски, слышать звуки, осязать предметы.

Сюжет. Как талантливый оружейник, заслуживший звание Мастера, добивается идеального баланса клинка, так и наш харьковский дуэт находит собственный рецепт равновесия между философскими размышлениями и действием, которые органически дополняют друг друга. В то же время, на другом плане происходит плавное развитие линий Единорога и Чэна, которая постепенно преобразуется в единую линию Единорога-Чэна, идущих по Пути меча.

Философия. Собственно, одно из главных достоинств романа. Что происходит, когда благополучию общества, отказавшегося от кровопролития, вдруг начинает угрожать дикая орда, несущая разрушение? Можно ли помыслить Искусство ненасилия и Ремесло убийства и синтезировать нечто новое, и не являются ли они всего лишь двумя сторонами лезвия одного клинка?

Герои и персонажи. При первом рассмотрении персонажи произведения словно следуют распространенным фэнтезийным клише: огромный северянин, скорый на действие, хитроумный (какой же еще) Диомед из Кимены (откуда же еще) и так далее. Но если учесть специфику основного фант-допущения и структуры повествования, разве можно представить, чтобы эсток Заррахид выбрал бы себе в Придатки кого-либо помимо Коса ан-Таньи, а Махайра Жнец удовлетворился бы кем-то кроме Диомеда? Именно поэтому персонажи здесь играют на атмосферу, усиливая ее и делая краски еще более насыщенными.

Можно еще долго перечислять достоинства романа. Здесь и мифология Кабира, и отсылки к нашим реалиям, которые поданы иногда в виде приятных цитат, добавляя миру глубины (перечисление знаменитых исторических и мифических персон и имен их оружия), иногда — в виде кусочков «земной» истории (нападение монголов на окраины Китая), продвигающих сюжет. Тут и постоянное изменение живого мира, когда он меняется снова и снова, а история не начинается с первой главой, как и не прекращается после эпилога. Но перечислять все достоинства и разбирать их до конца совсем не хочется. Ведь, как сказал Обломок Дзю: «Когда любишь, невозможно рассказать, за что любишь… а если возможно — то это уже не любовь.»

P.S. Следует добавить, что второе прочтение романа мне лично позволило оценить его по-новому. Учитывая специфику прозы Олди, когда читателя сразу кидают в новый, чуждый ему мир, в данном случае — мир Блистающих, требуется некоторое время, чтобы преодолеть порог вхождения, найти точки соприкосновения, почувствовать родство и понять, что в этой вселенной куда больше знакомого, чем казалось поначалу. Поэтому вторая Беседа с произведением позволит сфокусировать внимание на деталях, упущенных при первом знакомстве.

Джон Мейсон, начальник Шоскомских конюшен, обеспокоен состоянием рассудка своего нанимателя, Роберта Норбертона. В последнее время он совсем потерял покой из-за давления со стороны кредиторов и предстоящего дерби, в котором будет участвовать его жеребец Шоскомский Принц. Роберт полностью рассорился со своей сестрой, которой принадлежит поместье ее покойного мужа, Шоском-Олд-Плейс. Кроме того, он стал пропадать в фамильной крипте владельцев усадьбы.

Занимательно, как автор выстраивает экспозицию с помощью лаконичного диалога Холмса и Ватсона. Хотя этот прием можно назвать уже классическим для рассказов о Шерлоке, видно, что Конан Дойл отточил этот подход со временем практически до совершенного состояния. Из этого диалога мы можем извлечь практически всю необходимую информацию о персонажах рассказа.

Здесь, как и в паре-тройке других произведений, Холмс прибегает к помощи собаки, используя ее в следственном эксперименте. Следует отметить также, что читатель может выстроить верную гипотезу уже после разговора с Мейсоном, что не делает сюжет, как и ход расследования, менее интересным. В итоге, не смотря на зловещую крипту и кости в очаге, имеем относительно легкую и в чем-то даже комичную историю.

Миссис Меррилоу обращается к Шерлоку Холмсу за помощью: ее беспокоит здоровье таинственной квартирантки, чье лицо так страшно изуродовано, что она вынуждена носить вуаль. Ничего о прошлом несчастной женщины миссис Меррилоу неизвестно, но в последнее время из ее спальни доносятся крики, связанные, по всей видимости, с ужасами прошлого. Женщина отказывается принять помощь полиции или священника, лишь соглашается встретиться с Холмсом, передав ему записку с названием деревушки: «Аббас-Парва».

В этом коротком рассказе Холмс лишь вспоминает о деле, которое когда-то расследовал, однако так и не разобрался в нем. Здесь есть загадка и некоторые гипотезы, выстроить же правдивую на основании вводных данных у читателя вряд ли получится. Женщина под вуалью сама рассказывает об истории своей жизни и том роковом моменте, который изменил ее судьбу.

P.S. Интересно, выступал ли Конан Дойл против цирков, но в этом рассказе есть примечательная цитата: «Прежде эта женщина держала взаперти животных, теперь же, как бы в наказание, судьба определила ей самой жить в клетке».

P.P.S. Вероятно, именно этот образ женщины под вуалью перекочевал на страницы романа Акунина «Статский советник», который я имел возможность прочесть ранее.

Прогуливаясь вместе по побережью Ла-Манша, Холмс и Харольд Стакхерст, чья школа «Фронтоны» расположена неподалеку, обнаруживают умирающего человека. Фицрой Макферсон, преподаватель естественных наук, перед смертью успевает лишь произнести: «Львиная грива». Пораженные свидетели обнаруживают на спине бедняги темно-красные полосы. Вскоре появляется Иен Мердок, известный своим буйным нравом. Шерлок решает во что бы то ни стало найти убийцу.

«Архив Шерлока Холмса» содержит целых три рассказа, повествование в которых ведется не от лица Ватсона. Два из этих рассказов принадлежат перу самого Шерлока Холмса. Перед нами как раз один из них (первый — «Солдат с белым лицом»). Еще одна особенность состоит в том, что дело, которое Холмс расследует, относится к тому времени, когда знаменитый сыщик уже удалился от привычных дел и начал разводить пчел. И последнее, что выделяет рассказ, — Холмс безжалостно уничтожает преступника, раздавив его булыжником. Не в каждом произведении о знаменитом сыщика такое увидишь.

По поводу детективной линии стоит отметить, что автор ведет своего героя, а с ним и читателя, по ложным следам. Нам подкидывают различные особенности и зацепки, которые в итоге оказываются несущественными (к примеру, на львиную гриву намекала огненно-рыжая борода отца Мод, который не одобрял ее роман с Макферсоном). Впрочем, финал может некоторых разочаровать, учитывая жестокие ранения жертв (да, жертва в рассказе не одна).

P.S. Забавно, что Шерлок в данном рассказе положительно отзывается о талантах Ватсона, как бы реабилитируя своего товарища в глазах читателя, а заодно и отвечая критикам Конан Дойла. Вообще говоря, цитаты, в которых Холмс действительно хвалит доброго доктора безо всяких колкостей, пересчитать можно по пальцам. Вряд ли их наберется больше пяти.

Тревор Беннет, ассистент и зять знаменитого ученого из Кемфорда, мистера Пресбери, обеспокоен поведением тестя. После внезапно вспыхнувшего романа с некой молодой леди профессор уехал на континент, а через две недели вернулся другим человеком, стал скрытным и лукавым. Он запрещает ассистенту читать некоторые и приближаться к таинственной шкатулке, приобретенной во время последнего отсутствия. А самое ужасное состоит в том, что в определенные дни профессор ведет себя особенно странно, ходит на четвереньках, не реагирует на человеческую речь, а его собственный волкодав бросается на хозяина.

Рассказ, стоящий особняком среди всех произведений о Холмсе. По той простой причине, что происходящее в нем относится к разряду сенсаций так называемого «низкого» пошиба. Полумистические слухи, которым Конан Дойл позволил проникнуть в рассказ и стать его стержнем, хоть и привносят новизну, но делают разгадку финала недоступной читателю, привыкшему к тому, что Холмс и Ватсон всегда прочно стоят ногами на земле, а не летают в эмпиреях, гоняясь за духами и потусторонними существами. Даже налет «научности» и имя господина Лёвенштейна не спасают ситуацию.

Возможно, Конан Дойл просто хотел создать свою версию «Доктора Джекила и мистера Хайда», учитывая, как высоко он ценил прозу Стивенсона.

Упомянутый в названии мост становится местом преступления: именно там находят тело жены Нила Гибсона, золотопромышленника и бывшего американского сенатора. Все улики указывают на то, что убийство осуществила гувернантка Гибсона, мисс Данбар: револьвер в ее гардеробе без одной пули в барабане, калибр которого совпадает с калибром орудия убийства, а также записка от самой гувернантки, зажатая в руке покойницы. Золотой Король умоляет Шерлока Холмса найти доказательства невиновности мисс Данбар.

Одно из классических произведений о Шерлоке, в которых есть зацепки и полноценная детективная работа, включающая здесь еще и следственный эксперимент. Надо сказать, что вводные данные, предоставленные автором, потенциально могут привести читателя к самым разнообразным версиям: возможность «дуэли», с последующей попыткой подставить гувернантку, непредумышленное убийство в результате самообороны, версия самоубийства и так далее. Несколько запутывает дело нервный управляющий Гибсона. Порой кажется, что он введен для того лишь, чтобы подчеркнуть негативные качества своего шефа.

Говоря о шефе, стоит отметить, что образ стереотипного успешного капиталиста получился весьма ярким. Вероятно, Дойл, человек викторианской эпохи, сильно удивился бы, узнай, что спустя каких-то сто лет такой образ «успешного» человека будет столь популярен. Это прекрасно отображает трансформацию менталитета страны, переходящей от эпохи наивного идеализма к эпохе индустриальных революций и мирового рыночного капитализма.

Сразу два Гарридеба обращаются к Шерлоку Холмсу: Натан, знаток множества наук и коллекционер из Лондона, и Джон, юрисконсульт из США. Первый просит разыскать хотя бы еще одного Гарридеба, а второй лично навещает Холмса, чтобы разузнать, как детектив связан с делом. Оказывается, третий Гарридеб парочке необходим для получения наследства, оставшегося после смерти богатого однофамильца.

Завязка чем-то напоминает «Союз рыжих»: преступник использует мифическое наследство толстосума-затейника, чтобы выманить жильца с насиженного местечка. Детективная линия вполне предсказуема. В принципе, бывалый читатель распознает преступника еще во время первого диалога с Холмсом, ведь каждый вопрос сыщика, брошенный словно невпопад, имеет важное значение. Большая часть следственной работы Холмса происходит «за кадром» и заключается в работе с полицейскими архивами и документами домовладельцев.

Еще одна непривычная для современного читателя вещь — наличие спойлеров от доктора Ватсона еще в начале рассказа. Читателю остаётся лишь ожидать того момента, когда наступит финал, и произойдут вышеупомянутые события.

Семейные дела Роберта Фергюсона совсем разладились: мало того, что новая жена дважды набрасывалась на его первенца, сына от первой супруги, так она еще и пьет кровь их младенца. Причин своим поступкам она назвать не может, поэтому муж прибегает к единственному оставшемуся средству — просит помощи у Шерлока Холмса.

Одна из самых жутких историй о Холмсе. Можно лишь догадываться, как воспринимала викторианская публика изображение матери, пьющей кровь собственного младенца. А ведь данная картина способна взбудоражить даже современного читателя, пресыщенного разного рода мистикой и хоррор-сюжетами. Вот вам еще одно свидетельство высокого мастерства писателя.

Это произведение вполне достойно занять место в списке лучших рассказов о Холмсе. Здесь автор использует свой излюбленный прием, разбрасывая тут и там небольшие подсказки и расставляя акценты, с помощью которых, при условии их правильной интерпретации, можно подойти к разгадке дела. И хотя вампиров мы тут не увидим, а может быть, именно потому, что мистика совершенно ни при чем, итог расследования оказывается действительно жутким.

Хозяйка усадьбы «Три фронтона» Мэри Мейберли обращается за консультацией к Шерлоку Холмсу. Она озадачена поступившим предложением о покупке ее дома. Некий агент по недвижимости предложил ей выкупить дом со всем, что находится в нем, включая мебель и личные вещи. Сама миссис Мейберли уверена — в ее доме нет ничего ценного. Холмс с этим категорически не согласен, и его догадка подтверждаемся внезапным ограблением.

Надо сказать, что данный рассказ сложно воспринимать, как классический детектив о Шерлоке. Загадка тут есть, бесспорно, однако читатель и без посторонней помощи догадывается о том, что виной всему «роковая» женщина. А вот имя Изадоры Кляйн всплывает словно по мановению волшебной палочки, вводных к этому никаких нет, очевидно, что Холмс знает о ней из прессы, как и о ее романе с покойным сыном миссис Мейберли. Но штука в том, что читатель-то об этом не мог догадываться, а значит, полных данных для собственного расследования у него не было. После упоминания романа Кляйн и Дагласа Мейберли разгадка становится совершенно ясной, за исключением некоторых несущественных деталей.

И, ох уж мне эти компрометирующие письма! Воистину, одно из самых страшных явлений викторианской Англии. Надо будет как-нибудь не полениться и посчитать, сколько раз их авторы обеспечивали Шерлока Холмса работой.

Рассказ, в котором доктор Ватсон приходит в гости к своему другу Шерлоку Холмсу, а застает сразу двух: пока один отдыхает в любимом кресле, второй Холмс ловит в свои сети акулу и пескаря, не прекращая играть на скрипке, и попутно расследует дело пропажи знаменитой драгоценности.

Практически полностью произведение копирует пьесу «Бриллиант Короны. Вечер с Шерлоком Холмсом», диалоги — местами дословно. Судя по тому, какой упор на них делается, рассказ действительно мог быть написан позже. Загадки читателю Артур Конан Дойл не предлагает, лишь дает возможность оценить смекалку своего героя: в ходе расследования сыщик использует и маскировку, и эффект внезапности, и воскового «двойника». Надо отметить, что в отличие от пьесы, автор тут решил не использовать световые эффекты, ограничившись помощью граммофона.

Мистер Джеймс М. Додд обращается к Холмсу с просьбой отыскать боевого товарища Годфри Эмсуорта, плечом к плечу с которым он сражался в Англо-бурской войне. Случилось так, что после ранения, которое Годфри получил во время одного из сражений, кроме двух писем из госпиталей, Додд не получал известий от закадычного друга. А попытки восстановить связь грубо оборваны отцом Годфри, полковником Эмсуортом.

Одной из главных отличительных черт этого рассказа является тот факт, что повествование ведет отнюдь не Ватсон, на этот раз мы имеем возможность оценить писательский талант самого Шерлока. Благодаря такому подходу мы можем проследить ход мыслей знаменитого сыщика. К примеру, Холмс забавно комментирует эпизод с перчатками: чтобы понюхать их, он роняет шляпу. Интересно, смог бы восстановить эту нехитрую причинно-следственную связь Ватсон? Кстати, в этом приключении он и вовсе не принимает участия.

Загадка в рассказе нехитрая, и Холмс практически полностью разрешает ее, извлекая всю необходимую информацию из монолога Джеймса Додда во время его первоначального визита. Удастся ли это читателю? Предлагаю попробовать.

Джеймс Деймри, человек, специализирующийся на улаживании щекотливых дел, просит помощи Холмса. Дело в том, что мисс Вайолет, дочь генерала де Мервиля, без памяти влюбилась в барона Адельберта Грюнера, который замешан в нескольких убийствах, в том числе, в убийстве своей бывшей жены. Влияние барона на юную девушку столь сильно, что она не желает слышать ничего плохого о своем возлюбленном. Между тем, близится день помолвки, и шансов расстроить ее остается все меньше.

В рассказе присутствует таинственный «благодетель», который желает спасти девушку явно не без корысти. Становится Шерлок на его сторону из-за королевских регалий или же просто выбирает между двух зол, не совсем понятно. Впрочем, как название, так и вступление, где сообщается о невозможности опубликовать рассказ ранее из-за конфиденциальности заказчика, указывают на первое, что изрядно огорчает.

Методы расследования Холмса здесь чрезвычайно прямолинейны, загадка отсутствует вовсе. Первый раз мы сталкиваемся с неизвестностью, когда наш добрый Ватсон узнает о том, что Холмса избили. В качестве второго отвлекающего элемента используется эпизод с Ватсоном же и его китайским блюдцем. Также интересно, как Конан Дойл отдает право судьи и палача мисс Уинтер, ставшей жертвой обмана Грюнера. Жаль, что девушку в итоге судили, хотя приговор, как мы узнаем в конце, оказался довольно мягким.

Сельский врач Джеймс Мортимер обращается к Шерлоку Холмсу за помощью. Он рассказывает о зловещей легенде, связанной с фамилией Баскервилей и записанной одним из представителей этой семьи, прямым потомком Хьюго Баскервиля, чье ужасное преступление навлекло проклятие на Хьюго и его род. Согласно легенде, всех отпрысков семейства в роковой час смерти ожидает встреча с огромной дьявольской собакой.

Этот роман, наряду с «Пестрой лентой», является для меня одним из двух наиболее запоминающихся произведений о Шерлоке Холмсе, с которыми имя сыщика ассоциируется еще с детства.

Неповторимая атмосфера таинственного Гримпена, каменных остатков жилищ древних людей, мрачных пустошей и зловещих торфяников Дартмура, укрытых туманом, тишину над которыми разрывает потусторонний вой адской твари, — все это описано автором столь живописно, что читателю не составит никакого труда погрузиться в повествование с головой и стать свидетелем всех событий, очевидцем которых по воле автора оказывается Ватсон. Теперь кажется, что атмосфера в романе отыгрывает настолько значимую роль, что отодвигает в сторону детективный сюжет и фигуру Холмса, даже без учета мрачной предыстории, нагнетающей напряжение.

Что касается детективного элемента, я не могу сказать, что он порадовал. Первые две трети действительно интересно следить за поворотами сюжета: тихо следовать по пятам за Берримором, прислушиваться к звукам с пустоши, с опаской поглядывать в сторону топей и ожидать в древней каменной лачуге таинственного незнакомца, — но вот к началу финальной трети ты уже знаешь, кто преступник. Единственная неизвестная переменная теперь касается лишь того, будет ли спасен молодой Генри Баскервиль. И хотя надеешься, что Конан Дойл припрятал хитрый твист, который заставит удивиться самого Холмса, этого не происходит.

Однако, как я уже писал выше, книга эта прочно засела у меня в голове. И дело тут не в том, что сюжет я знал с малых лет, совсем напротив — «Собаку Баскервилей» я прочитал только сейчас. Тем не менее, есть истории, которые запоминаются благодаря определенным стойким ассоциациям. Они становятся культурным явлением и тут уж хочешь не хочешь, а никуда от них не денешься. Так происходит и в данном случае: из-под корешка этой книги по ночам выползает туман, заполняет комнату, застилая лунный свет, а откуда-то из белесой мглы на тебя смотрит притаившийся зверь, остается лишь затаить дыхание и напряженно вслушиваться в мрачную песнь пустоши, боясь услышать знакомый леденящий крик.

Второе декабря 1914 года, три дня до объявления Великобританией войны Германии. Читатель присутствует при встрече двоих: барона фон Херлинга, главного секретаря дипломатического представительства Германии, и фон Борка, одного из лучших немецких шпионов на территории Англии. Последний хвастается своими достижениями на поприще сбора секретной информации и делится ближайшими планами. Один из завербованных американцев ирландского происхождения, некий Олтемонт, вот-вот прибудет с важной информацией, касающейся военно-морского флота.

В который раз Конан Дойл предлагает нам «последнее» дело Шерлока. Как мы помним, оригинальное «Последнее дело Холмса» отнюдь не поставило точку в карьере сыщика, равно как и дело о «Втором пятне». Поглядим, серьезен ли автор на этот раз. Тем более, что дело, предоставленное Холмсу, на этот раз действительно превосходит по своей важности все предыдущие.

Детективных загадок здесь не будет. Нашему вниманию предлагается один из любимых методов расследования Холмса — перевоплощение. Плюс, в виде экскурса в прошлое, Шерлок раскрывает Ватсону (кому же еще) тайну относительно того, чем он занимался последние годы, ведь прошло довольно много времени с того момента, как сыщик сменил род деятельности и отправился разводить пчел.

Надо сказать, что беседа Холмса и Ватсона, которого мы без труда узнаем в шофере Олтемонта, пропитана ностальгией и легкой грустью, каких ранее не доводилось наблюдать в рассказах о знаменитом персонаже. Мы как-будто становимся свидетелями старых друзей спустя долгие годы разлуки. Не в последнюю очередь этому способствует еще и тот факт, что повествование на этот раз ведется от третьего лица.

Непрерывная тяжелая работа может негативно сказаться даже на железном здоровье Шерлока Холмса. Под давлением врачей знаменитый сыщик отправляется на отдых к заливу Маунтс-Бей, на полуостров Корнуолл. Впрочем, даже тут ему находится работенка. Мистер Трегеннис Мортимер, живущий у местного викария, обнаружил в доме своих родственников страшную картину: его сестра мертва, а оба брата сошли с ума.

Зачин рассказа напоминает начало «Райгейтских сквайров», где Холмс тоже вынужден делать передышку, дабы не подорвать здоровье. Впрочем, на этом сходство и заканчивается. Мрачные пустоши с разбросанными тут и там остатками жилья древних людей, как и мистическое название, отсылают к атмосфере «Собаки Баскервилей». Сюжет, однако, весьма интересен и свеж. Детективная история вполне запутанна: здесь присутствует уже классический для рассказов Конан Дойла герой, чье преступление является актом «благородной мести», он же оказывается наполовину ложным преступником (ведь первое, самое страшное, преступление совершил не он), что также традиционно для произведений о Шерлоке Холмсе.

Помимо прочего, стоит отметить злую иронию: доктор Стерндейл, пусть и косвенным образом, помогает главному злодею убить единственного дорогого Стерндейлу человека, когда демонстрирует будущему преступнику необычную отраву.

P.S. Сцена преступления, с которого начинается расследование, представляется действительно жуткой, пусть на нее и отводится всего пара строк. Это ли не доказательство мастерства писателя?

Как видно из названия, сюжет выстроен вокруг пропажи леди Франсес Карфэкс, единственного отпрыска прямой ветви покойного графа Рафтона. О пропаже заявляет ее старая гувернантка после того, как внезапно оборвалась их регулярная переписка. Последние письма были отправлены из отеля «Националь» в Лозанне. Там и начинаются поиски Шерлока Холмса.

В этом рассказе детективный элемент крайне примитивный: Холмс движется по цепочке, прослеживая передвижения леди Карфэкс из одного пункта в другой. Попутно Конан Дойл подкидывает нам твист со страшным бородатым псевдозлодеем Филипом Грином. А главным негодяем оказывается безобидный, казалось бы, персонаж.

Куда более интересными для меня были следующие моменты: пуританская мораль, не позволившая леди Карфэкс выйти замуж за любимого мужчину; патриархальная бюрократия, не позволившая женщине, даже единственной из оставшихся детей, наследовать собственность отца; лицемерное законодательство, базирующееся на «святости» частной собственности, не позволившее Холмсу проникнуть на территорию дома злодея Питерса, чтобы спасти пленницу от смерти. Это напоминает нам о современных случаях, когда в доме очевидно происходит насилие или убийство, но полиция, не имея ордера, остается в стороне, боясь нарушить закон и подпасть под статью. К счастью, Холмс успешно преодолевает в себе столь низкий страх.

Миссис Хадсон является на квартиру Ватсона с ужасной новостью: Шерлок Холмс при смерти и не подпускает к себе никого из врачей, согласившись лишь на помощь своего старого друга. Ватсон срочно отправляется на Бейкер-Стрит, где находит знаменитого сыщика в плачевном состоянии. Тот рассказывает о своей страшной болезни, завезенной с Суматры и передающейся прикосновением. Впрочем, есть выход, ведь некий Калвертон-Смит прекрасно разбирается в этой хвори и может помочь.

Рассказ выделяется из числа прочих в цикле и относится к числу тех, в которых Холмс просто расставляет силки, в которые зверь бежит сам. Вот и тут он практически и пальцем не пошевелил, чтобы схватить преступника. И хотя читатель поймет, в чем дело, уже в середине произведения (личность преступника точно, факт имитации Холмсом болезни — с меньшей вероятностью), все же в произведении есть какая-то свежесть. Сюжет не копирует предыдущие истории о Холмсе, за что большое спасибо Конан Дойлу.

Еще одна головоломка, подброшенная Холмсу его братом Майкрофтом. На этот раз затронуты важные документы и на кон поставлена безопасность флота Великобритании. На одной из станций лондонского метро найден мертвым мистер Кедоген-Уэст, а в его кармане оказалось семь из десяти чертежей подводной лодки: три важнейших исчезли.

Сюжетный ход не слишком оригинальный: пропавшие документы чрезвычайной важности Холмс уже находил в рассказах «Морской договор» и «Второе пятно». Описанное дело довольно запутанное, но из-за малого круга потенциальных преступников читатель, скорее всего, довольно быстро догадается, кто украл документы.

В рассказе присутствует крупная неточность, которая сразу бросается в глаза. Сидни Джонсон, старший клерк конторы, откуда пропали бумаги, сперва сообщает Холмсу о том, что он всегда уходит последним, а буквально через пару фраз — что дверных ключей у него нет. Означает ли это, что мистер Джонсон уходит, не запирая за собой дверь? Сперва я решил, что голубчик сплоховал, и Шерлок выведет его на чистую воду как пить дать, указывая изумленному Ватсону на эту неточность. Однако оказалось, что сплоховал Конан Дойл, либо же открытая дверь оставалась на попечение ночному сторожу.

В данном рассказе Конан Дойл берет, что называется, с места в карьер, и открывает произведение оживленным диалогом, из коего мы узнаем от миссис Уоррен о ее таинственном постояльце, которого она видела всего два раза. Он платит за аренду солидную сумму, в замен же просит об отдельных ключах и соблюдении приватности: в его комнату не должен заходить никто. Мисс Уоррен обеспокоена поведением гостя, чьи шаги она время от времени слышит, хотя никогда не видит его, и просит Шерлока Холмса узнать, в чем дело.

Автор в который раз прибегает к теме тайных преступных сообществ. Похожий сюжет мы будем наблюдать еще и в романе «Долина страха». Здесь тоже главный герой, связанный с тайным обществом (и насоливший организации), сбегает из Америки в Лондон, прячась от возможной мести бывших подельников (мнимых в «Долине страха» и вполне реальных здесь). Вообще говоря, сюжетных сходств довольно много, а упоминание агенства Пинкертона и вовсе дает все основания полагать, что роман вырос из данного рассказа.

Надо сказать, что в рассказе (уже второй раз в цикле «Его прощальный поклон») мы видим достойного Шерлока сыщика, мистера Левертона из американского агенства Пинкертона. Вероятно, Конан Дойл таким образом хотел убедить читателя в том, что достойная замена не даст разгуляться преступности и позволит любимому герою наконец уйти на покой и заняться разведением пчел.

Мисс Сьюзен Кушинг, добропорядочная женщина, никому не причинившая зла, получила из Белфаста жуткую посылку: отрезанные уши в коробке из-под табака. Подозрения падают на студентов-медиков, которые некогда снимали в ее доме комнаты, но были выдворены хозяйкой из-за неблагопристойного поведения. Они вполне могли воспользоваться доступом к прозекторской, чтобы укомплектовать свою посылку. Впрочем, Шерлок Холмс не согласен с подобной версией.

В центре сюжета — действительно жестокое убийство, что выделяет рассказ из ряда других в цикле. Что касается детективной составляющей, нельзя сказать, что дело получилось запутанным (или просто предыдущие дела Холмса «натренировали» мой ум подобно тому, как дружба с Шерлоком позитивно повлияла на внимательность Ватсона). Внимательный читатель ухватит след задолго до финала, как только дело дойдет до профиля мисс Кушинг. Дальнейший ход мыслей Холмса будет вполне угадываться. Быть может, это и стало причиной, по которой сам Конан Дойл не любил данный рассказ и даже изъял из книжной версии «Записок о Шерлоке Холмсе».

Мистер Джон Скотт-Экклз втянут в странную историю. Недавно он был приглашен в Вистерию-Лодж, дом некоего Алоизиуса Гарсиа, в котором, помимо хозяина, проживают лакей и повар. Проведя ночь в гостях, наутро Скотт-Экклз обнаружил, что хозяин и слуги исчезли, и дом совершенно пуст. Ситуация усугубляется тем фактом, что вскоре после этого мистера Гарсиа нашли мертвым.

Примечательно, что в рассказе Конан Дойл использует образ латиноамериканского диктатора, воплощенный в фигуре «Тигра из Сан-Педро». Сегодня, спустя более сотни лет, читатель вполне себе может понять, о чем идет речь, ведь Латинская Америка традиционно «богата» такого рода политиками. Интересно и то, что в данном произведении Холмс наконец встречается с коллегой, не уступающим ему в смекалке, а именно, с инспектором Бейзом из Саррея.

Детективная линия вполне интересна, хотя заключения Холмса касаются скорее географии поисков нитей, ведущих к отправителю записки, что прочел Гарсиа накануне смерти. Даются эти размышления по ходу повествования, а заключения и объяснения постфактум, традиционные для рассказов о Шерлоке, отсутствуют. Также это один из тех рассказов, в которых Конан Дойл препоручает судьбы преступников случаю, избавляя от неблагодарной работы главного героя и британское правосудие.

В данном произведении мы встречаемся с полковником Себастьяном Мораном и восковой головой Холмса, знакомыми нам по рассказу «Пустой дом». Впрочем, за исключением двух вышеупомянутых деталей, перед нами совершенно другое произведение, скорее сходное с «Камнем Мазарини».

Пьеса весьма короткая и представляет собой небольшую зарисовку об очередном деле знаменитого сыщика, для решения которого тот, прибегая к театральным эффектам, остроумно обводит вокруг пальца двух похитителей знаменитой драгоценности. Надо сказать, что, не смотря на краткость, произведение содержит в себе совокупность весьма подходящих для сценической постановки элементов: тут и использование световых эффектов, и бутафорская голова Холмса, и камерный формат.

В итоге, наряду с «Делом Стоунор», имеем еще одну хорошую авторскую драматизацию сюжета о Шерлоке.

Пьеса представляет собой адаптацию рассказа «Пестрая лента», в которой изменены некоторые не слишком существенные детали, исчезли второстепенные персонажи, появились новые, а фамилии и имена героев отличаются от тех, что были в оригинальном произведении.

Следовательно, основной интерес для меня представлял не столько сюжет, сколько форма, в которой Конан Дойл его подает зрителю. Первый акт представляет собой события двухлетней давности, когда была убита старшая падчерица главного злодея, и содержит разбирательство коронерского жюри по данному делу. На мой взгляд, это отличное решение для пьесы: формат допроса делает диалоги весьма емкими.

Второй акт разделен на две сцены, первая из которых подводит нас к новому конфликту. Теперь уже в опасности оказывается младшая падчерица, она же главная героиня Инид Стоунор. Вторая сцена переносит зрителя в знакомый кабинет на Бейкер-Стрит. Здесь автор снова прибегает к трюку с диалогами: с помощью цепочки посетителей дает нам понять, сколь востребован талант Шерлока Холмса, и сколь разнообразны его клиенты. Впрочем, сцена слегка затянута. Завершается же она, собственно, приходом самой Инид Стоунор и изложением проблемы.

Третий акт опять-таки содержит две сцены: в первой Конан Дойл «сгущает тучи» над мисс Стоунор, фабула подходит к точке максимального напряжения, а третья содержит финал, надо сказать, несколько сокращенный по сравнению с рассказом. Хотя мне кажется, что заключительную часть можно было и расширить за счет уменьшения объема второй сцены второго акта, нельзя отрицать, что драматургия имеет свои ограничения и правила, диалоги являются ключевым элементом, а потому следует признать, что акценты расставлены вполне неплохо.

В целом, пьеса понравилась и, на мой взгляд, вполне заслуживает восьми баллов.

В данном рассказе к Холмсу обращаются одни из самых высокопоставленных чиновников Великобритании: лорд Бэллинджер, дважды премьер-министр, и Трелони Хоуп, министр по европейским делам. Дело в том, что из красного чемоданчика последнего пропало письмо от иностранного монарха, в котором тот жестко выражает недовольство колониальной политикой англичан. В случае, если о содержании письма узнает широкая общественность, последствия могут быть катастрофическими, вплоть до начала войны.

Тема данного рассказа частично копирует сюжеты сразу двух предыдущих: компрометирующее письмо мы уже видели в рассказе «Чарльз Огастес Милвертон» (характерно, что и в том рассказе, и здесь, убийцей была женщина, хотя в данном случае преступление совершено на почве ревности), а утерянный важный документ «позаимствован» писателем, сознательно или нет, из «Морского договора». Не смотря на эти замечания, данное произведение оставляет по степени запутанности расследуемого дела оба вышеупомянутых рассказа позади.

Сэр Юстас Брэкенстолл был убит в своем доме, ему проломили голову кочергой. Все улики указывают на то, что преступление совершила троица грабителей, отец и сыновья Рэнделлы. Шерлок Холмс практически соглашается с этой официальной версией, но несколько деталей не дают ему покоя, и он решает присмотреться к леди Брэкенстолл и к ее горничной, Терезе Райт.

В данном рассказе Конан Дойл делает упор на детективный сюжет, используя мелкие подсказки и не столь очевидные детали. Разумеется, писатель акцентирует на них внимание (как правило, это связано с манипуляциями Холмса), однако понять их смысл вполне читатель сможет лишь тогда, когда доберется до заключительной части.

Помимо прочего, в произведении присутствуют взгляды автора на вопрос о законных причинах расторжения брака. Проблема эта занимала лучшие умы викторианской Англии. Радует, что Конан Дойл оказывается здесь на стороне угнетенных, а не угнетателей, решительно отрицая мораль, оправдывающую худшие формы патриархата, имевшего место в Англии того времени.

К Шерлоку Холмсу обращается капитан команды регби Кембриджского университета Сирил Овертон. На кону важнейший матч против Оксфорда, а один из лучших игроков команды, трёхчетвертной Годфри Стонтон, пропал. Очевидцы утверждают, что перед исчезновением Годфри получил какую-то записку, явно не оставившую его равнодушным.

Как и в романе «Знак четырех», собака-ищейка берет на себя важнейшую роль в поиске пропажи. А вот блестящая логика знаменитого сыщика задвигается на второй план, учитывая тот факт, что обе первоначальные гипотезы Шерлока оказываются ложными. Зато финал вполне неожиданный, а в самом тексте нет практически никаких намеков на то, чем же все закончится. Поэтому рассказ хоть и интересный, но как детектив уступает другим произведениям цикла.

P.S. Отдельного упоминания заслуживает забавный эпизод, связанный с фигурой лорда Маунт-Джеймса, дяди пропавшего. Он представляет собой эдакого Эбенезера Скруджа, карикатурного скрягу, которого Холмс обводит вокруг пальца, используя против скопидома его же «оружие» — жадность.

Молодой детектив Стэнли Хопкинс подбрасывает Холмсу работенку. В загородном доме, арендуемом неким профессором Корэмом, происходит убийство: мистер Уиллоуби Смит, секретарь арендатора, найден с ножевым ранением в шею. Перед смертью он лишь успел пробормотать нашедшей его служанке: «Профессор, это была она!»

Артур Конан Дойл использует популярную на рубеже веков тему революционеров, нигилистов и прочих подобных сообществ. Естественно, в 1904 году одними из самых отчаянных революционеров были русские, именно о них и идет речь в рассказе. При этом конфликт весьма характерный и показательный для того времени, ведь множество революционных групп так и не нашли компромисса в отношении того, допустимы ли насильственные способы борьбы или нет. Симпатии автора, конечно же, на стороне поклонников мирных форм протеста.

Что касается деталей, одно из особенностей убийства оказалось для меня не вполне понятным: почему рана оказалась на затылке мистера Смита, если Анна, следуя ее собственному рассказу, столкнулась с ним лицом к лицу?

В одном из знаменитых университетов Англии случилось происшествие, грозящее вот-вот перерасти в громкий скандал. В кабинет тьютора Хилтона Соумса, где на столе лежали гранки с экзаменационными текстами, пробрался неизвестный. Был ли это нерадивый студент, который решил улучшить свои шансы на сдачу экзамена и получение солидной стипендии, либо кто-то посторонний, — неизвестно. Отчаявшийся преподаватель просит Шерлока Холмса во что бы то ни стало разрешить дело.

Рассказ может похвастаться неплохим детективным сюжетом. Было бы весьма интересно узнать, какое число читателей сумеет распознать преступника в середине рассказа. Скажу честно, у меня не получилось, хотя глядя теперь на текст рассказа, легко заметить, где автор расставил подсказки. Горе мне, невнимательному! И мое почтение сэру Конан Дойлу.

Отдельный позитивный момент рассказа для меня лично оказался в том, что события, пусть и ненадолго, перенесли меня в чудесное время студенчества (пусть даже и время это — сутки до экзамена, перед которым, как известно, не надышишься), за что особая ему благодарность.

P.S. Не очень понятно, зачем Конан Дойл дважды описал внешность студента Гилкриста. Вероятно, забыл о том, что до сцены допроса этот персонаж уже появлялся во время осмотра Холмсом и компанией комнат учащихся.

Не иначе, как в Лондоне объявился злостный наполеонофоб: как еще можно объяснить тот факт, что у почтенных горожан крадут из под носа гипсовые бюсты знаменитого француза и разбивают их на куски? Впрочем, Шерлоку Холмсу дело показалось занимательным, а значит, причина подобных совпадений может быть никак не связана с разладами психики.

Вполне стандартный рассказ о Шерлоке, в котором угадывается авторский стиль: предоставить читателю ложное решение дела, а затем позволить Холмсу разработать свою собственную версию, оказавшуюся правдивой. Рассказ показался несколько перегруженным семейными и дружескими делами преступника, которые, тем не менее, логично вплетаются в канву сюжета и связывают «наполеоновские» преступления с совершенной ранее кражей. И здесь Конан Дойл дает своему герою развернуться и продемонстрировать свои дедуктивные способности.

Надо заметить, что для отечественного читателя поведение преступника не должно показаться таким уж необычайным, ведь он, читатель, уже искушен в подобного рода концессиях.

Мистер Милвертон промышляет гнусными делами — выискивает самые разные компрометирующие материалы, чтобы затем шантажировать несчастную жертву. Один из таких случаев сталкивает негодяя с Шерлоком Холмсом. Знаменитый сыщик не может оставить Милвертона безнаказанным, однако рок выносит свой собственный приговор.

Рассказ сложно назвать детективным, а вот неожиданный сюжетный поворот имеется, что радует. Еще одна особенность, которую можно выделить — Холмс здесь предстает перед читателем с новой стороны, когда решает заключить помолвку, а затем и вовсе в буквальном смысле примеряет маску грабителя.

Важно, что хотя Холмсу свойственно было и раньше несколько вольно трактовать закон, проявляя снисхождение к некоторым из преступников, здесь автор и вовсе проводит границу между действиями шантажиста, не противоречащими закону, но аморальными, и действиями сыщика, незаконными, зато морально оправданными.

P.S. Забавный момент. В этом рассказе мистер Холмс смеется над своим дорогим Ватсоном так, как ни в одном другом произведении: «Случай этот не по вашей части, Ватсон: тут надо работать не руками, а головой.» Вероятно, самоирония автора.