«Доказательство человека» — фантастическая книга для обычного читателя.

Чем меньше вы сталкивались с фантастикой, смотрели или слышали про искусственный интеллект, будущее, роботов, оцифровку сознания, тем интересней вам будет.

Я бы сказал, что это даже не фантастика, человек интересует Гончукова больше, чем сложные технологии и странные миры победившего ИИ.

Сквозь мембраны навороченного мира будущего проступают вечные истории про память, подвиг, спасение своей души, творчество, предательство и тд.

Берет верх жажда Гончукова творить сюжеты-гвозди, попадать в нерв, цеплять, тревожить.

«Доказательство человека» — максимально простой и широкий жанр, картины будущего для читателя, незнакомого с Гибсоном и Стивенсоном.

У Гончукова другой прицел и цели как автора, он — анатом и хроникер.

Искушенного в НФ и видах фантдопа читателя предупреждаю сразу: вас ждет еще один роман про будущее, и здесь придирок не избежать.

Любители фантастики нередко клюют авторов за «заклепки» и оригинальность, но это потому, что ценителям фантастики подавай микс из нового и необычного, а Гончуков делает ставку на драму и пронзительность, то, как повсеместная киборгизация, цифровторжение изменит биологический мир, свергнет с трона Homo Sapiens.

Или только подвинет? Попросит уступить краешек сидушки?

Видно, что автору очень важна дискуссия, вынесенная в название романа. Чем докажешь, что ты человек? Как ответишь перед вечностью?

Ценители реализма, напротив, найдут в романе мелкие нюансы и аспекты, с которыми не сталкивались, если не погружались в мир вымысла и фантастики.

Для внимательного читателя в этом романе мир может быть незнаком, а переживания героев напротив — понятны: вот страх перед цифровым бессмертием, а вот последствия контроля искусственным интеллектом сознания, вот восторг от грандиозных перспектив, типа слияния всего человечества в один разум, а вот драма бесконечного долгого полета в космосе.

Арсений Гончуков будто специально работает максимально классическими киберпанк и НФ сюжетами, разворачивая картины далекого будущего, не так уж отличного от наших дней.

«Доказательство человека» — роман в рассказах, есть сильные, есть более проходные. Есть красивые картинки. Есть беглый пересказ длинной истории — типа рассказа, где без героев описывается хроника нарастания конфликта с Цифрой (ИИ-государство с общим распределенным цифровым разумом). Хватает в «Доказательстве человека» шероховатостей, например, меня не порадовало, что самые сильные рассказы идут в центре романа: история про зарождение цифрового дитя, космическая Одиссея клонов Федорова, история про попытку спасения ребенка на поле боя, к финальной трети драма идет на спад.

Все авторы хотят быть замеченными.

Арсений Гончуков свое слово сказал, а уж с большой оно буквы или стоит где-то в центре предложения — решать читателю.

Я прочел роман быстро и не без любопытства.

В мае 2022 года я попал в больницу, со мной были все три с половиной тысячи книг в читалке, но я нацелился строго на одну:

«Сиротки» Марии Вой.

Я видел ее иллюстрации в Инсте, слышал восторженные отзывы, читал, что это «эталонное» темное фэнтези.

Три суждения навскидку:

Это не темное, а каноническое средневековое фэнтези, каким я его себе представляю: грязь и роскошь, необразованность и ученость, магия и сталь, свобода и власть.

Это легко, правдоподобно, стильно написанный роман.

Это рельефные, обоснованные, дышащие эмоциями герои.

Сюжет описывает гражданскую войну в королевстве Бракадия. Конфликт несколько раз взрывался: с одной стороны король и его верный маг Свортек (мы увидим его живым только раз и в самом начале книги, но он — красная нить, сшивающая здесь все, мозг войны и проклятье практически всех героев), с другой религиозный лидер, его собрат полководец и много простых горячих людей.

Из этой руды можно было выковать, что угодно.

Мария превратила «Сироток» в павильон из ажурной, где-то вороненой, декоративной, где-то хирургической, но, по большей части, оружейной стали:

Свортек и его женщины.

Свортек и его друзей.

Свортек и король.

Свортек и его настоящие планы.

А далее, когда Свортек погиб:

Король и его дети

Верный слуга короля и дети короля

Первая колдунья королевства

Первый генерал

Последняя шлюха

Немой брат этой шлюхи

Возлюбленный сын восстания

Их много — героев и мотивов. Они не подвешены в воздухе, они — плоть от плоти художественного мира (который уверенно опирается на историю гуситских войн и берет лучшее от крестьянских восстаний и религиозных бунтов). На все вопросы найдутся ответы.

«Сиротки» меня откровенно порадовали, но удивили угловатостью, дискретностью событий, когда сюжет понятен, но постоянно опирается на некую тайную, тело айсберга, историю. У всех персонажей есть не просто камень за пазухой — черная дыра в душе, из которой веет смертным хладом, у всех событий есть корни, у всех поступков — обман, горечь или ошибки, совершенные в прошлом.

Поэтому я не выдержал и тут же попросил у Марии второй том — «Отцеубийцы», чтобы закрыть ноющий гештальт. И стало мне круто, ведь второй книгой роман окончательно и плотно закрывается, по сути являясь задней обложкой не дилогии, а одного большого тома.

«Отцеубийцы» отвечают на вопросы, «Отцеубийцы» полны разрешения, смертей, выборов, мизерикордии.

Война набирает обороты, перестает быть волнением на воде, превращается в ураган, подминает под себя страну, повстанцы движутся 4 столице, оставляя за собой победу за победой

Но слишком простой была бы история, слишком наивно смотрелась бы, если бы за все не нужно было платить. И здесь Мария берет мои аплодисменты честностью:

В средневековье битва чаще всего оборачивалась полем павших тел и небом, черным от воронья.

Лихие герои находили свой конец в благородном поединке или были закиданы пехотным мясом.

Магия не спасала от коварства или жестокости.

Короли роняли корону, если не были поддержаны своими подданными.

Восставшие умирали от ран или расходились по домам, опустошенные и глухие от криков.

Бракадия пережила Сироток. Они оставили ей глубокие шрамы. Магия свернулась змеей в душах тех, кто смог ее спрятать. Герои обрели покой.

Но Свортек, мертвый маг, кукольник, жертва, честный грязный человек, не ушел.

Кому читать:

Любителям натуралистичной/жесткой/темной фэнтези (Мартин, Сапковский, Кук, Аберкромби), гуситских войн, Чехии, стильных и неоднозначных героев, сюжетного тропа «из грязи в князи», обоснованного сюжета, четкости в сочетании с глубиной.

Кому не читать:

Любителям «чистого» фэнтези (романтическое/сказочное), противникам натурализма в описании боев, ранений, нелюбителям мата (его здесь дозировано, но герои не стесняются крепкого словца), ценителям хеппи-эндов (финал здесь уместно-грустный, но справедливый).

Отдельно советую приглядеться к Марие Вой и ее новым работам, она не только классная писательница, но и крутой иллюстратор и татуировщик.

Видит Бог, я весьма толерантен к работам начинающих, а это сборник первых, непрофессиональных работ мангаки, но я бы предостерег всех, кто взял в руки этот сборник:

Здесь море бессвязных новелл

Это нарисовано без особых изысков

Читайте сборник только, если вы фанат Цуруты

Не ищите здесь красоты сюжета

Нарисован стильно, сюжет простоват, не хватает какого-то вот этоповорота.

Комикс рассказывает про знаменитую историю построения безумного дома Винчестеров — вдова наследника ружейной империи возводит его, чтобы прятаться там от призраков. В дом, на стройке которого день и ночь должны стучать молотки, приезжает стрелок Пек.

У них с вдовой Винчестер много общего, и это красочно показывает комикс

Я хочу рассказать о настоящей женской прозе.

Мне кажется, ее назначение и сила — рассказывать глазами женщин всех возрастов о чем-то таком, что мужчины понять могут, а пережить, собой, поступками и кожей, пройти лабиринта и тоннелями чисто женский инициаций — только через пересказ.

«Отсутствие Анны» — это короткий роман, состоящий из двух частей:

В первой однажды днем Анна не возвращается домой из школы, и ее мама Марина начинает по длинной спирали спускаться в персональный ад, переживая: отчаяние от пропажи дочери, злость на мир, изучение себя, поиски ответов в своей памяти, пока не находит дневник дочери. И тогда Марина понимает, что…

Здесь показывает чешуйчатый хвост моя первая полу претензия: большинству из нас жизнь Марины, ее брак, муж, рассуждения о дочери — и ответные претензии, взгляды, страдания взрослеющей Анны будут знакомы.

В этом и плюс, и царапина подхода — close to home.

Во второй части Марина, совершив ритуальный переход (практически войдя в Нарнию через шкаф), оказывается в магическом мире, который вполне достоин отдельной книги. Ее спутником становится некто Э.А.П (ведь если ворон каркнул, то что-то гле-то никогда не закончится), и путь Марины лежит через очередные тоннели Кармы, откуда вылезают новые полу претензии: мне хочется упиваться сказочным миром дальше, изучать его, радоваться и пугаться, но автор велел героине двигаться точно к цели, север намагничивает Марину и тянет к себе, волшебные предметы тратятся за кадром, хлоп!

Развязка.

Роман не разочаровывает, но оставляет легкое недоумение. А поцеловать?

На мой взгляд, идея в развязке победила художественность, но не убила достоинств текста. А их в количестве: книга легко читается (твержу это, как мантру, легкость — великое достоинство для меня), я мгновенно испытываю море сочувствия к Марине, мечущейся по серому городу и собственной памяти в поисках пропавшей дочери и, настолько же просто и искренне, желаю искать ее еще дольше среди волшебных существ и странных правил иного мира.

Мне нравятся книги, где я сопереживаю герою на темы иного гендера, это расширяет мою чувственную и событийную палитру.

Это по-настоящему важная книга.

Она про то, что один автор под одной обложкой может собрать десяток отменных — и очень разных рассказов.

Это литература идей, в ней есть острый сюжет, но ждать бездумного приключалова не стоит. Читать — это временами работать: соучаствовать героям, изучать мир их глазами, строить догадки и гипотезы, соотносить со своим интеллектуальным и чувственным опытом.

Это весьма разные истории, прокатиться на одном полюбившемся трамвайчике не получится. Мне очень понравилось, что сборник играет на всех регистрах, переключает внимание, работает контрастами.

Это малая проза, некоторые рассказы закончатся быстрее, чем вы успеет загуглить, что такое «китайская комната». А она, поверьте, важна и имеет отношение к одному из рассказов.

Чтобы это не казалось пустой похвалой, я скажу сразу:

Да, придется включать голову.

Да, не все рассказы одинаково легки в понимании и восприятии.

Да, некоторые рассказы лучше выглядели бы повестями или даже романами.

Но именно такая фантастика и является литературой. Она удивляет, задает вопросы, оставляет послевкусие.

Я несколько раз слышал, что любой из мэтров, наш или забугорный, не постеснялся бы такого сборника рассказов. Но мне он дорог не только потому, что это особенные, отобранные рассказы. Мне он дорог, потому что такой сборник — явление. Концептуальная единица. Показатель силы и таланта нашего, русскоязычного автора. Моего современника.

Особенно Катя удивительно крута в миротворчестве, в выращивании невероятных картин из крохотного зернышка идеи, подсмотренной детали, вычитанного парадокса. Это увлекательно — читать ее рассказы и исследовать себя: а что я из этого знал? Какие во мне это будит ассоциации? Я бы так смог?

«Фарбрика» — это друза, корона драгоценных камней.

Это сборник взрослой мастерской прозы, где взрослый — определение, присущее всем частям: стилю (он выпуклый и крайне уместный), настроению и атмосфере (они погружают, берут за живое), деталям и фишкам (Катя умеет найти оригинальный ракурс и изящно его подать), самим историям (они цельные и меткие, ван шот — хэдшот), а где-то иронией (в этом плане, особенно, хорош пентакль про Мурзыкина).

Меня чарует насколько подвластны автору разные истории:

Одесса начала XX века — «Качибейская опера»

Карибский магический реализм — «Никто не покидает Порт-Анри»

Драматическая повседневность с ощущением чуда — «Бес названия»

Альтернативный стимпанк — «Крозельчикюс»

Советский постапокалипсис — «Фатаморгана»

Криминальный история материальных воспоминаний — «Лед»

Жесткая НФ про обитателей нервной системы — «Ханки-дори»

И НФ менее жесткая, но не менее крутая — «Оловянный лётчик», «Я, Крейслауф»

Безумный и сдвинутый мир красок, фантасмагория, подчиненная строгим законам мира — заглавная «Фарбрика»

А зарисовки, крохотные, на один зубок, сюрные и ажурные, цветные и терпкие — ультра короткий жанр удивительно хорошо удается Кате.

Это очень древняя история — подкидыш, дитя Рока, девочка с совершенно особенной Судьбой вырастет в удивительном месте.

Здесь Дом и его хозяйка — Матушка Ночи. Ее шесть рук не знают пощады и усталости.

С одной стороны Дома — Большой Лес. Его обитатели — страшные и волшебные.

С другой стороны Дома — скала. За ней иные миры.

Невдалеке, но и дня не хватит, чтобы дойти — озеро с черной водой, там ждет рыба с женским лицом.

Дима Колодан написал универсальную современную сказку.

Насколько сложно отрешиться от сравнений!

Я соткан из того, что читал и смотрел, чужие тексты и образы проросли сквозь меня, как терновник сквозь всеми забытый скелет. Я повожу слепым черепом. Из моей шкуры торчат острые шляпки светящихся грибов. Я неутомим. Я — охотник на аллюзии и отсылки.

Не терпится написать что-то в стиле: «В «Доме ночи» Рони — дочь разбойника встречает свое отражение — Коралину, они подсматриваю за Великими из «Принцессы Мононоке» и прячутся от кое-кого из «Истории с кладбищем».

Или: «Эталонное готическое фэнтези от молодого мастера странных миров».

Все так, да не так.

«Дом ночи» вскрывает наш культурный код, деконструирует не чужие истории, а самого читателя. За чем пришел сюда? Кто ты в этой истории? Какие слои тебе по душе, а какие пробегаешь глазами, быстрей-быстрей? Почему эта сказка с первых страниц кажется тебе настолько родной? Чему ты готов удивиться?

Я удивился легкости, с которой Дима сочетает свои любимые предметы, существ, мотивы. Он берет первозданную глину культуры, с которой до него вдоволь наигрались Гейман, Линдгрен, Миядзаки, Блейлок, Беннет, Киплинг, даже любимый Колоданов Даррелл и сотни других, но Дима лепит из нее свою реальность, узнаваемую, но отдельную.

Так работает талантливый ученик, превосходя учителя.

Так появляется музыка, которую узнаешь с трех нот, но удивляешься ее самостоятельности и легкости.

Главное слово этого романа Димы Колодана — прозрачность.

Читаешь, как пьешь прохладную воду.

Смотришь сквозь волшебные очки, и они убирают туман, рассекают дымку.

Обоняешь страницы (а книга очень приятно издана) и чуешь запах осени. Ты узнаешь ее вмиг, так пахнет только она.

Девочка Ива растет в волшебном доме вместе с призраками, чудовищами и героями, пришедшими сюда умирать. Мир недобр к ней. Мир хочет ее костей (коооосточки) и крови. Мир жаждет описать ее, встроить в свою систему координат. Миру плевать. Но ей — небольшой, но бойкой девчонке, никогда не плевать. Она ищет и лезет, прет на рожон и дерется, проигрывает и плачет, спасает и понимает.

За все придется платить.

Кое-что оплатит мать, родная или волшебная.

Кое-что (берегись клятв, они — ржавое железо) ты отдашь чужое.

Кое за что придется платить самой.

Закон сказки нерушим:

Зло существует, и оно сильно. Его невозможно победить насовсем.

Добро — это поступки и природа человека. Герой — тот, кто встает наперекор.

Современная сказка лишает добро и зло границ.

Они перевиты, проникли друг в друга, как мои сравнения, так плющ скрадывает мозаику древних стен, так мы наполняем прочитанное собой, наделяем буквы духом своего знания, книжного и жизненного опыта.

Ты написал отличную книгу.

Теперь придется дописать вторую.

Иначе Ива останется там, в Доме, а Кати никогда не узнает, что прячет тот черный камушек, а вкрадчивый джентльмен не встретит достойного противника, а Охотник не встретится с Первозверем лицом к лицу, а…

Я могу продолжать так долго.

Скорей бегите за «Домом ночи», чтобы мы могли уже поговорить на одном языке.

В любой деятельности больше всего я люблю упоение, с головой нырнуть в поток. Так и с чтением: то, что в детстве случалось со мной значительно чаще — пропасть в книге, на время целиком раствориться в чтении, с годами стало редкостью, и тем сильнее я ценю подобное.

За последние годы это происходило со мной буквально несколько раз:

«Город лестниц» (культурное пост-колониальниальное фэнтези про богов), «Заххок» (безжалостный реализм про Таджикистан 90-х), «Проблема с миром» (новейший, пока не вышел конец трилогии, Аберкромби), «Мерзкие дела на Норт-Гансон стрит» (брутальный до чернухи полицейский триллер).

И вот «Невеста ветра».

Я очень долго подступался к этой книге — меня пугают объемы текста, а трилогия «Дети Великого Шторма» тянет аж на 1800 страниц в iBooks. Беспокоило не качество текста — здесь я в Наташе Осояну был тотально уверен, скорее я не верил в себя, мне сложно не убегать/не отвлекаться из таких огромных романов.

Все сомнения развеял морской ветер.

Я провалился в книгу, как в лучшие времена, ухнул в мир Великого Шторма с восторгом и радостью. Я попытаюсь выделить, какие именно свойства текста сделали его для меня настолько привлекательными:

Это роман-поиск, самая суть восхитительных приключений, когда герои постоянно балансируют по краю, идут ва-банк, все время интересно, что дальше, почему так, какие еще тайны вылезут из пучин прошлого героев или потайных карманов мира?

Здесь ясные, знакомые и, в то же время, самостоятельные герои, раздвигающие рамки своих типажей: герой и красавец капитан, таящий в себе невероятную мощь и столь же огромную боль рода, милая дева-целительница, которая спрятала часть своих и чужих воспоминаний в [сундук], который явно преподнесет еще сюрпризов, верный и ироничный крылан — человек-птица, обрученный со смертью — набор персонажей, которые замечательно смотрелись бы во взрослом аниме с небанальным сюжетом (роману очень нужен свой аниме-сериал, очень!). И у всех героев есть своя, выстраданная, порой скрытая, но обоснованная, мотивация.

Мир — у романа роскошный сеттинг (говоря родным мне языком игр): прочитав первую книгу, я убежден, что «Дети Великого Шторма» — НФ, а вовсе не фэнтези, вселенная (а это явно больше, чем одна планета) логично и глубоко продумана. Но особенно крута морская фауна: личинки, из которых вырастают живые и полуразумные лодки, из них могут вырасти и более крупные суда.

Особенно хороши фрегаты, несмотря на то, что Наташа не первая, кто пишет про живые корабли, у нее они абсолютно самостоятельные. Фрегаты-ментаты, связанные с навигатором самыми крепкими узами, фрегаты-ежи, ощетинивающиеся иглами и абордажными крючьями, фрегаты, выращивающие себе мачты и новые борта, фрегаты с характером и историей, фрегаты-загадки.

Роман начинается с покоев принцессы, которая вынужденно правит из тени своего умирающего отца-императора, и постепенно, штрихами и намеками, здесь строка — там картинка, мы понимаем, что мир стоит на пороге коренного перелома: в морях появились черные корабли, никто не верит, но они способны на такое, чего живой фрегат никогда не позволил бы делать с собой, капитан Звездочет находит древнюю карту и задумывает откровенно зловещее, главный герой Кристобаль Крейн добровольно становится частью его плана, а с ним и весь экипаж «Невесты ветра».

Теперь о том, почему роман может не понравится:

Морская, пиратская и внешне фэнтези обертка — кто-то этим объелся в детстве, кого-то это не цепляет. Я в кайфе.

Некоторая неторопливость — по мне, роман — чистый pageturner, я проглотил его дня за четыре, но слышал отзывы, что «Невеста ветра» никуда не спешит, много флэшбеков, деталей, фактуры.

Знакомые герои и сюжеты — роман действительно собран из знакомых кубиков, но их сочетание, особенно, помноженное на мир и стиль, которым написан, дает совершенно самостоятельно звучание.

Огромная трилогия — я прочел только первую книгу, но с удовольствием смотрю на еще два тома. Это то самое обещание, которое делает мой читательский мир интереснее и лучше.

Главное, за что я благодарен автору — возвращение в детство, тот истинный интерес к книгам, который вообще сделал меня мной. Это в высшей степени игровая книга, как бы я мечтал в такое сыграть живьем! Очень качественное и приятное чтение для моей ролевой и парусной души.

Книг вокруг великое множество, разобраться, какая мне точно придется по вкусу, попадет в нерв, запомнится, заставит переживать и восхищаться – сложная задача. Особенно, когда в тысячный раз я слышу: “Это отменная книга. Лучший русский хоррор! Стивен Кинг (а его поминают в каждом втором отзывена ужастики) вертится в кровати от зависти” – я с опаской открываю такую книгу, потому что боюсь обмануть ожидания.

Есть книги, которые тащат тебя за шиворот, и ты рад подчиниться этому дикому полету вперед.

А есть книги, которые смакуешь и не желаешь, чтобы они кончались.

«С ключом на шее» из второй категории, но я пронесся по сюжету так, словно эта книга-ураган.

Сразу уясните три вещи:

Здесь очень осязаемый позднесоветский быт. Крохотный городок О на севере Сахалина (посмотрите карту, там один такой, нефтяной, затертый озерами, сопками и стлаником). Дефицит. Глубинка. От этого все происходящее только выигрывает. Настоящий ужас гнездится там, где ничего не меняется.

Здесь очень родные герои. Все. Даже родители. Даже дядя Юра. Среди героев есть ровно одно чернильное пятно — портал в ад. Голодный Мальчик.

Здесь много необъяснимого, но все соткано из такой живой и прочной материи, что тайны ощущаются кожей. Вы тоже сможете. Ныряйте.

«С ключом на шее» уникален тем, что это роман взрослого автора, который пишет о городе своего детства, но вживляет в него совершенно жуткую историю: пропавшие дети, а после добавляет: но пропали они вовсе не так и не из-за того, как вам кажется. Один камешек стронул лавину, тогда, много лет назад. И даже, если ты убежал

Я хочу рассказать, кому читать эту конкретную книгу (чем больше пунктов в вас попало, тем быстрее надо бежать за этой книгой):

Фанатам страшных историй со смыслом и деталями

Тем, кого цепляет психологизм

Выросшим странным детям и вообще искателям странного

Любителям отточенного и образного стиля

Формула Стругацких: чудо тайна достоверность – отлично работает в «С ключом на шее».

Чудо – страшный Мальчик, потусторонний сосед, пришелец, страж и напротив отец Фильки, человек-Ворона

Тайна – перевитые змеями сомнений, недоговорок, пассивной агрессии и прямого насилия семьи главных героев, двойники сквозь время, спутанные отцы и дети, которые заставляют действие двигаться

Достоверность – густая фактурная реальность города над нефтяной бездной, вечно осенняя природа, низкорослые стланики.

Я нырнул в эту книгу всем собой, почувствовал босыми ногами холод песка на том самом пляже, блуждал в том самом тумане, стрелял в него, слышал жажду в голосе Мальчика. Я встретился с чудовищами и выжил.

Теперь – ваша очередь.

Семи монахам является во сне Будда.

На семи священных горах открываются Купола.

В каждом лежит кармограф.

Прошло около пятисот лет.

На дворе 24 век, альтернативная Россия, намертво спаянная с буддизмом.

Главный герой не помнит своих прошлых воплощений и чует приближающуюся смерть, поэтому работает реинкарнатором — пытается успеть снять слепок Кармы с человека, который вот-вот умрет.

Реинкарнатор — профессия из сферы социальной защиты, аналог «Скорой», весь букет фактуры из «Аритмии» присутствует по-полной, только он умножен на местную специфику: шоферы с красными от недосыпа глазами, скверное оснащение техникой и средствами, свинцовый равнодушный быт, дермантин, запах подворотен, тусклые лампочки, грязный МКАД — и прокачанные кунг-фу реинкарнаторы, которые должны и родственников утихомирить, и слепок Кармы в ничтожно коротки срок снять.

Вся книга — это постоянное бытовое столкновения со смертью. Сначала истории, типа молодой парень неизбежно умрет через 20-25 минут, пугают. Потом привыкаешь. И терпишь, как умеет держать удар реинкарнатор. Он чует, и никогда ничего не может изменить. Только успеть записать Карму.

С одной стороны, «Реинканатор» — детектив с несколько плавным расследованием (мне отдельно импонирует, что события и действия логичны, все части головоломки сойдутся и получат свои ответы), с другой — производственный роман, который иногда взрывается понятными драматическими событиями (сцена со «Скорой» на МКАДе), а порой просто бьет поддых (история с Князем Смерти, меня она впечатлила особо).

В книге реально любопытный мир:

Много буддийско-бурятско-кармической фактуры, названий (станция метро «Лхасская»), уроборосы на полу и ритуальной одежде, кругом дацаны, чай с подробностями, готовка сложных ведических блюд, легенды и притчи, лотосы, Ивановский деревянный Будда (и вообще идея про разность городов и местной духовно-светской политики) — и, в то же время, Россия, хрущевки, бомжи, откровенно пост-советский малоразвитый быт, и Скорая, Скорая, Скорая.

Много крутых, метких деталей, типа плачущей девочки, в прошлом офицера, мужчины, запертого в теле ребенка. Здесь не могу не отметить, что парадокс перерождения и памяти о прошлых жизнях отработан недурно, но без резких поворотов (а они напрашиваются). В главах про стирателя воспоминаний Борецкого есть набор быстрых, штрихами, историй: был мужчина стал женщиной, убийца в теле ребёнка, кошмары из прошлых жизней, но тема явно стоит более ярких и драматичных сюжетов.

Отдельно хочу сказать по аспекты, которые могут раздражать читателя:

История в актуальном антураже, но не про современность.

Это совершенно отдельный, пусть и похожий на наш, мир, с другими заботами.

Кстати, это мягкая НФ, где законы Кармы и Будда носят характер объективных физических законов.

Кульминация вокруг музея и Кучина, за которым всю книгу ведется охота — ну такое.

Знаю многих, кто взбесится, мне скорее было интересно, хоть я и не люблю воттакиеповороты, слишком силен удар, слишком мощное существо его наносит.

Круто, что книга, которая начинается, как:

«Ты лишь свое место в прошлом. Выше не прыгнуть. Ниже не умереть».

Заканчивается как: «Впереди много работы, надевай нарукавники, бери лопату. Что дальше, Будда его знает».

В битве литературы и жанра, чаще всего побеждает жанр.

Я очень ценю Кабира, как рассказчика. Он — серьезный мастер малой прозы.

Особенно мне импонируют его эксперименты, а на них он сильнее горазд в малой форме.

«Мухи» тоже производят впечатление чего-то свежего и сильного.

Поначалу.

Их не портит ни типовая постсоветская реальность — это дань жанру.

Ни не менее классические развороты сюжета — черты жанра.

Ни герои — плоть от плоти набивные манекены тру хоррора (хотя я ждал, реально надеялся и верил, что внук и дед — тоже креатуры или хотя бы слуги).

Ни историческая проработка — эрудиция Кабира, как обычно, на высоте, а уж все эти термины, от архитектурных особенностей дома до церковно-славянских ритуалов.

«Мухи» — именно то, чем кажутся: крепкий и умелый ужастик.

И я (большой фанат и поклонник жанра) страдаю от двух вещей:

Я ничему не удивляюсь (а зачин и имя Кабира как бы обещают вотэтоповороты), хотя история и антураж мне нравятся.

Жанр пожирает сам себя (финальная треть романа двигается по настолько устоявшимся рельсам, что аааааа).

Итого:

Надежный, как подростковый стояк, хоррор на материале родной культуры.

Ясный и легкий стиль, прочел мгновенно.

Классная идея.

Сильные эпизоды.

Чуть более, чем хотелось бы, шаблонное завершение всего.

Несомненно, буду рекомендовать любителям ужасного.

Очень уютный и милый комикс, одновременно похожий на фростпанк «Раннюю пташку» Джаспера Ффорде и серию про «Скотта Пилигрима».

Всем любителям странных, но совершенно добрых историй — мастрид

Очень проникновенная и пристрастно личная книга.

Рассказ о жизни и смерти, изучении собственной сексуальности и вопросах к сексуальности чужой.

Самообман и каминг-аут.

«Гей/не гей —все смешалось» (с)

Прочел с огромным удовольствием и неловкостью, что говорит в пользу книги

Отличный рассказ, к которому я имею набор претензий чисто ремесленного свойства.

Но, как бы то ни было, у рассказа не отнять:

- отменной фактуры и всего этого подводно-антарктического антуража

- глубокого погружения в технику

- логичного и нарастающего саспенса

- ясного стиля изложения

- метких деталей

Получил искреннее удовольствие

Прежде, чем возьметесь за эту книгу, поверьте всем аннотациям и предупреждениям, которые говорят: «Это ад, кровь, сперма, матюги, бессмысленное и беспощадное насилие».

«Западня» — сборник комиксов в жанре экстремальный хоррор. Это перегной сплаттерпанка. Красиво не будет. Будет мерзко, дико, неожиданно, абсурдно. 


Только для фанатов/исследователей жанра. Приятно не будет точно.

Очень стильно и своеобразно нарисованный, комикс потрясает тупостью сюжета и абсолютно лобовым раскрытием темы.

Диалоги местами радуют, но рекомендовать этот комикс серьезным, вдумчивым читателям, если они не фанаты хоррора, как я, не стал бы.

Мясное

Яркое

Беспощадное

Рассуждение на тему вампиризма

«Теория песчинки» — черно-белая история о городе Брюзеле, 700-ых годах, дирижаблях и ар-деко, фантазия об альтернативной Европе, в которую приходит бородатый варвар из малоизвестной мистической страны, и это сопряжение миров и сфер рождает круги на воде реальности: все, кто повстречался с варваром, меняются. Свет, который он принес с собой, несет с собой песок и камни, ресторатор теряет связь с гравитацией, а женщина, пытающаяся нажиться на амулете варвара, оказывается в доме со странными призраками.

Чем-то этот комикс неуловимо похож на «Никополь» Энки Билала, такое же внимание к деталям, легкость фантазии и строгость к тому, что показывает история.

Книга отлично нарисована, история интригует (и хоть весьма банально заканчивается, но удерживается в едином настроении до финала). Впечатляет история реального дома Орта в настоящем Броюсселе, которой замыкается повествование.

Читайте, если любите weird и сюр. Отличный подарок для ищущих странного.

Есть ожидаемые, предсказанные, намоленные сарафанным радио или стрекотом сотни телетайпов-критиков, книги.

Есть продолжение хитов.

Есть чудесные открытия, внезапные как подземный ядерный взрыв.

Есть неоправданно облитые славой проходные, но трендовые истории, здесь и сейчас расковырявшие нерв публики.

А есть самородки, алмазы по сто карат, оставшиеся незамеченными.

Не сказать, чтобы «Библиотеку на Обугленной горе» никак не продвигали. О ней писали Артём Киселик и Жанна Пояркова (Мор), ей поставили хорошие оценки в «Мире фантастики». Но книга не стала народным хитом, хотя все слагаемые для коронации и трона в наличии.

История:

Падчерица-маг Кэролайн задумывает убить своего Отца (именно так, с Заглавной буквы), который обладает силой практически Бога. Вместе с другими приемными детьми она разбирается, как же вернуться в дом — Библиотеку из названия, где Отец хранил свои секреты.

Сюжет книги пересказывать преступно, твисты и повороты не раз заставят, если не подобрать с пола челюсть, то кивнуть: «Автор — молоток». Это очень динамичный роман, здесь постоянно что-то происходит.

Герои:

Странные и жуткие.

Мастер убийств и насилия Дэвид, с окровавленной шевелюрой и в балетной пачке, выходящий против танка чуть ли не с голыми руками.

Подгнившая Маргарет, умеющая ходить долиной смертной тени.

Майкл — забывший язык людей, но идеально общающийся с животными.

И другие, и прочие, от президента США до царя-льва в заточении.

Нюансы:

Беспощадность и стиль, кровавость и авторская смелость. Без спойлеров, но здесь есть девочка, которую Отец намеренно убивал много раз, превращая в подлинную хозяйку собственной смерти, обучая общаться с мертвыми.

На что похоже:

Взболтать и расстрелять в упор «Американскими богами», приправить серией «В финале Джон умрет», подавать на блюде из растерзанного Хогвартса.

Веркин — такой автор, что или бьет тебя навылет, швыряет навзничь, что ни вздохнуть, ни крикнуть, или морщишься, о строки спотыкаешься, кривишься кисло, не те слова в горсти перебираешь, разочарование и кефир.

Меня просто сбило поездом этого текста.

Все в нем ладно и уместно. Все опрокидывает, крутит, бьет поддых, кладет пулю к пуле.

Вот Психоз отучает Ульку от скверноты.

Вот Ульяна отколупывает с Ивана коросты.

Рука в руке, после школы, тяжелый портфель.

Чугун, Тюлька, Гиляй, автомат, свинец, колодец.

Вот ожидание, липкая судорога весны, день от дня, сон как спасение.

Вот старшие классы, Аксён не ходит, Ульяна уходит за горизонт.

Не знаю, что сказать.

Лежу, сбитый товарным, щека к холодной банке — вывалилась из приоткрытого вагона.

Что внутри? Каша? Канифоль? Патроны?

Читайте.

Равнодушие не про Веркина.

Или плюнете, или ляжете со мной рядом.

Рассказ/повесть, который вполне органично вписался бы в «Опоздавших к лету» Лазарчука: манипуляции сознанием, конспирология, тайная игра, технические устройства, планы внутри планов

«Стазис»:

Нервный и рваный

Содержательно-дерзкий

Неприятно-достоверный

Печальный

Пронзительный

Реактивный

Ироничный до боли

Знакомые и жуткие детали

Бытовой апокалипсис

Смелая подача

Отменно написан

Строки, как песня

Россия после безумия

Кукольный холокост

Отцы и мертвые дети

Откровение Вадима Картушова

Слова, как стигматы

Кто понесёт дальше ношу, если нести некому

Самый неожиданный Апокриф России, впавшей в кому

Зима надежды нашей

Соль и пепел

Почему звенит колокол

Что ты будешь делать, если дом твой в плену врага, неясного, зыбкого, смертельно опасного, поющего, принимающего облик кукол, боящегося колокольного звона и обветшалых, но стойких ещё христианских основ

Куда ты пойдёшь, если кругом — новое средневековье, боярская Русь с автоматами и гранатомётами, а между небольшими островками света человеческого, мутные слепые пятна вражеского Стазиса

Кем ты станешь: шпионом, иноком, воеводой — гнилые сплошь, неверные, слепые слова, когда стать ты можешь или жертвой, или рабом, или учеником гада, или жалкой попыткой героя

Как ты умрешь, со стволом в руках, от яда на пиру, затоптанный паникующей толпой, пробираясь в глубоком тылу кукол и эмиссаров Стазиса, нажимая на заржавленную ядерную кнопку, проклиная своих, спасая чужих, бия в колокол

Книга написана бесподобным ажурным, четким, сильным, бесстрашным стилем.

Резкая, как обрыв, равнодушная к читательскому желанию читать дальше, концовка.

Отличный, отличающийся, различающий нюансы главный герой.

Знаковые, вырубленные, очищенные от случайной пестроты, доведенные до зеркального правдоподобия, герои.

Внезапность и органичность темы.

Парадокс закрытия.

Стон.

Затопленное дерево.

Три вырванных зуба.

Подобный сборник — явление выдающееся, что печально.

Потому что именно такими должны быть сборники рассказов. Много их должно быть, оригинальных и ярких, презентующих автора с разных сторон, дающих свободу и плацдарм для выпаса танков, артиллерии и разнокалиберной пехоты.

Зеркало рассекает авторов этого сборника, но оно же соединяет их в неком общем сиянии, так призма собирает свет в луч, так ручей собирается по капле в единый поток.

Проза Игнатьева исключительно самоценна. Это бесконечное смакование, фейерверки вкуса, оммажи теням, цитаты и копипаста из плейлистов автора.

Километраж описаний настолько велик, что можно трижды объехать верхом вокруг московской области только на еде, запахах, прикосновениях сукна к коже, кокардах, нюансах опохмелки коньяком, выделки кож и приготовления мидий в беконе.

Сергея в меньшей степени интересует история.

Его чаруют герои и их вписанность в сиюминутный пир красок.

Даже если это серая хмарь дождливого Лангедока или бытовые прописи изобретателя Зильбермана.

Игнатьев непоседлив, как щенок, и дотошен, как профессор криминалистики.

Погружение, нет, утопление в тексте — вот его творческая марка.

Сергей жаждет опрокинуть читателя в мире страстей и ощущений.

Герой — удобная перчатка для этого, фантастическое допущение — идеальный способ вырвать обыденность из-под читателя ловко и без монтажных склеек.

Это рассказы-феерии, Игнатьев — запойный писатель-алкоголик, где градус — это экзотичность идеи, а вкус — ее интимная близость к читателю, вкрадчивый или внезапный удар по всем органам чувств, чтобы напоследок, нокаутом, рассказать что-то особенное, иногда мелкое, деталь, виньетку, но точное, будто коронный выстрел снайпера.

Сюжеты у Сергея зачастую предельно просты, действие лишь салазки, чтобы доставить главное блюдо — чувства самого автора. Кажется порой, что Игнатьев пишет лишь для того, чтобы распахнуть перед читателем свою душу, закутать его в свой богатейший внутренний мир, как ребенка в тулуп, и не отпускать, тискать, рассказывать свои героиновые сказки с неизменным патриотическим вкусом.

Жанр, в котором творит Сергей я описал бы, как эмигрантский стон по восторженному советскому будущему. Прочтите «Корни» (Эру садовода), от нее я в самом бесконечном восторге — все поймете сами.

Софья — совсем иной автор.

Ее истории — аккуратное кружево, тонкая строчка, классические па, приятная мелодика. Которая может внезапно взорваться сценой неожиданного насилия, или сказка, в которой уверовал, что все будет хорошо, приведет к неизбывно острому краю: жена убита, ребенок растерзан, но есть шанс на спасение, и ты, ты должен решиться на рывок, но он не вернет утраченного, зато позволит отомстить.

Мне кажется, что рука Сони настолько привыкла к крупной форме, что рассказы ее тянутся туда же, требует продолжения, кричат: «Эй, я только затравка, глянь, еще 500 страниц, как с куста!»

Сергей — декадент, юноша с болезненным румянцем, нет-нет, сдерживающий чахоточный кашель. Кокаин и абсент. Шестиногие механические кони с тавро Советский БиоМех Завод. Кружево судеб и футбольные кричалки. Его проза срощена, спаяна, вбита в набор несовместимых, казалось бы, вещей и мирозданий: набор советского хрусталя: салатница, рюмки, ладья для конфет — бьет в калейдоскоп дикую мешанину из Белой Гвардии, Мьевилля, Дуги Бримсона и обожаемого Сергеем Бротигана.

Соня — совсем иной автор, нежный, вдумчивый, бариста с чашкой редкого кофе, леди в сером охотничьем костюме, высматривающая в изумрудной пучине леса высверк оранжевой шерсти, девушка с волшебным ножом, вынет кишки наружу и отправится дальше, отправлять письмо в неведомые страны, не запачкать бы брюки, по пути свернет во двор детства, очертит мелом забытую игру, посмотрит, как играют, веселясь, другие.

Оба автора не фанаты сюжетов.

Обоих тянет вынуть из ситуации шило, уколоть читателя, украсить его бег по лугам и подворотням приличными описаниями, порадовать чистотой стиля (у Сони более классический, у Сергея — кипящая бездна вывертов и оборотов).

Оба тяготеют к сюжетам про отношения, иногда без второй половинки, но с явной его нехваткой.

Оба — профи, но играют в разных стилях.

Оба — хорошая боевая пара, которой не тесно под одной обложкой.

Оба знают, каково это — скользить по зеркалу воды.

Оба умеют уводить на Ту Сторону.

Дзынь, это я стучу вам с этой стороны зеркала.

Дзынь, я зову на свет ваши истории.

Роскошная и корявая повесть, наживо спаянная из трех рассказов.

Барочный слог, завитки и тентакли, уголь и пороховой загар, клешни и табачный стон.

Ничего не поняли?

Здесь так принято.

В Яр-Инфернополисе правит декаданс и черный кокаин с нотками яда.

Некрократия, футбол оторванной головой, посттравматический синдром готического спецназа, святые шлюхи под лауданумом, местные Иван Грозный мутирует в Петра Великого, оставаясь Владом Цепешем.

Такой текст нельзя воспринимать вне контекста, а тот — жгучий и шевелящийся перегной всего, что смотрели, курили в чатах, щупали в мечтах несколько озабоченных литературой и собственным эго творцов. Криэйторы, сами помните.

Строго рекомендуется любителя словесного дамаска и тем, кто плачет, что на Родине нет своего Мьевилля.

Приятная романтическая повесть, испорченная все тем же — потенциалом на роман, длинное приключение в духе аниме, с кучей деталей, конфликтов, драмы.

Получил удовольствие от легкого стиля и узнаваемых переживаний, связанных со знакомством и легкой влюбленностью

Тот случай, когда весь цикл производит более сильное впечатление, имеет более любопытное звучание, чем отдельные романы.

Для меня цикл пошел по нисходящей, сильнее всего впечатлила первая часть, а, если говорить о линиях, то больше соучастия вызвала линия Тенджарука.

Не хочу говорить о сюжете, его много кто пнул, а кое-кто превознес, остановлюсь на нескольких моментах, которые делают цикл подлинно стоящим:

- повороты сюжета, Гжендович умеет обрывать и переворачивать повествование

- драма — иногда сильно сопереживаешь героям

- боевые сцены (массовые и локальные) — описаны сочно и драйвово

- детали мира

- стреляющие ружья — похоже, Гжендович ничего не забывает и вводит в текст только то, что потом использует в сюжете

Немного расстроил объем:

- иногда сильно много текста уходит на второстепенные сюжеты, а главная линия провисает

- не всем понравится развязка, по мне, больно простая

- переходы от одной логики (это очень остро чувствуется во втором томе) к другой

Рекомендую этот цикл всем любителям нестандартной, прилично написанной и переведенной, боевой и атмосферной фэнтези

Еще один рассказ Софьи, который расстроил меня, что не повесть или даже больше — роман.

У рассказа отличный зачин: одинокий мужчина находит глаз, тот совсем, как живой, но главное — с его появлением с мужчиной начинают происходить таинственные и удивительные дела.

Особо хочу отметить волшебную атмосферу, город, в котором живет герой, преображается исподволь, выступает из тумана, демонстрирует трещины и складки, полосатых арестантов, мусорные кучи, чутких кукол и кошек.

С удовольствием прочел бы про этот мир еще.

Этот рассказ прекрасно иллюстрирует мой тезис о карнавальной природе текстов Сергея Игнатьева.

Литературный «алкоголик» впал в запой с кабаре и фейерверками.

Встречайте:

Русскай застольнай пир и некро бурлеск.

Мертвыя песики пляшут канканъ, а мальчонка (с виду нормальный, но вы не верьте-с, то ж Ичеткин) отправляется в овраг за пауками да поганками.

Нечисть и Россия.

Вампирский Комитет.

Грузди да вареники, сласти да сома запеченного на углях завезли.

Или небесная то рыбина из-за облаков собою Рось-матушку освещает?

Пять поколений знатного рода съезжаются в родовое поместье.

Серебряная кость, самые, что ни на есть столбовые перевертни.

Ичеткины — запомните эту фамилию!

И слова, словеса, словули, заковыристые и подъелдыкивающие, сочные и сморщенные, висящие и торчащие, идущие в пляс, и в комнате свет погас.

Концентрированный Игнатьев.

90 градусов.

На березовых почках.

В хромовых сапожках.

В красной опояске.

В доброй новорусской сказке.

Бросай ты, Сережа, глупости всякие.

Жаждет душа твоя говорить о человеках, ну, к чему тебе фантастика, особенно, если фантдопом пользуешься ты небрежно, служит он скорее подпоркой твоему лирическому замыслу, а писать ты хочешь про:

- детство и его корни

- родню и сложные извивы отношений с тех, с кем мы связаны кровно, а не бытийно

- повседневность и маркеры городского одиночества

- судьбы и столкновения

- всепобеждающую силу чувства

Хороший рассказ, которому фантастика помогает чуть-чуть, а можно и вовсе без нее.

ЗЫ: хорошо, что ты помнишь свои детские игрушки, они платят тебе тем же.

Влажные подростковые грезы.

На этом можно было бы закрыть отзыв, но рассказ заведомо больше и многогранней.

Здесь и магия каждой личности, и умение открываться, и бесшабашная самотреченность юности, и пьянки, дым коромыслом, вызываю кошмар на себя.

Но главное — это лиричный и легких текст о страданиях юного Вертера, принявшего свою природу, но еще не научившегося подавать ее другим.

Необычность — не дар, а работа.

Когда автор фанатеет за эпоху и при этом умеет словами передать ее тактильность, что веришь всем этим запахам и прикосновениям к коже, это подкупает.

Здесь простая и горькая история: дерзкому вольноопределяющемуся ставят боевую задачу: вместе с профессором отбить у красных некий агрегат — машину, чья ценность для всего Белого движения крайне велика. Дальнейший ход сюжета не столь уж банален и содержит некоторые вотэтоповороты.

От души не понравились лишь манифесты, которые автор вложил в уста героев, они мало общаются просто, скорее декламируют, рубят глаголом.

Финал тоже оставляет привкус недоумения, хотя центральная идея русофила Игнатьева считывается без малейших сложностей.

Это не рассказ — отсеченная ветвь эпохи, гадание по годовым кольцам

Это не история — скорострельная исповедь людей-шестеренок

Это не драма — бытовые подробности и язык настолько близки и понятны, что в пору только вздохнуть и выпить

Это не плоско — даже если не жил в 90-ые, но нюхал Россию, эти запахи неистребимы

Это не сложно — любой может примерить на себя погоны героев

Это цепочка, звено к звену

Это наша Родина

Приятный рассказ, но это не похвала автору, Софья отлично выучила науку, как писать приятно.

Рассказ очень хорош, как обещание, замочная скважина, в которую можно подсмотреть куда большую, замысловатую, сильную, дерзкую историю.

Здесь есть все, что нужно для запала и выстрела:

Отличная героиня с историей и характером

Таинственный спутник-хранитель

Артефакты

История мира и периферийные герои, которые рассказывают свои истории мимолетно, но терпко

Даже боевка описана, заставляя верить — героиня еще будет сражаться

Роман бы вырастить из этакого зерна.

Или хотя бы повесть

Игнатьева практически никогда не подводит чувство языка, стиль кипит в его крови, бурлит и бьет в голову честным сорокоградусным молотом, а вот чувство меры порой Сергею изменяет.

Альтернативный мир, в котором люди прекрасно сосуществуют с легендариумом Лавкрафта. Юный спецагент отправляется на поиски девушки, в которую давно влюблен. Она — дочь таинственного изобретателя и мечтает об Атлантиде. Всем известно, что оттуда нет возврата.

В рассказе хорошо все, чем славна проза Игнатьев:

Вкус, запах и цвет

Барочно-роскошные описания всего

Искусно измышленный мир

Легкость повествования

Сочные детали и быт

В рассказе дурно:

Все действие где-то за кадром, нас знакомят лишь с перемещением героя и последствиями чужих выборов

Смазана развязка, но есть явный финал

Для фанатов Колодана и немного Лазарчука

Беспредельно чудесный текст, одновременно программный и максимально четко презентующий читателю Автора:

- красота и уместность слога

- отличная альтернативная история

- искренняя любовь к Родине

- трогательные и душевные отсылки к десятку книг, фильмов и персоналий

- сильный патриотический пафос без фальши

Очень жаль, что этот текст незнаком широкому кругу читателей.

Выйди такой рассказ в 80 — мгновенно сделал бы автора величиной в фэндоме.

Восхищен.

Безупречно написанный текст.

Передача вкусовых, тактильных ощущений прямой наводкой.

Драма, разведенная абсентом.

Дым и кружево прогорающей жизни.

Очень иммерсионистки.

Досыпать сюжета и сразу высшие баллы.

Рассказ для тех, кому важнее, как и о чем, а не лестничные пролеты истории.

Эта книга — радость фаната.

Большинство может отпугнуть форма и подача материала, все эти бесконечные, одинаковые или очень похожие имена, спирали поражений и побед, но истинный любитель ПЛИО отыщет в хрониках массу интересного, а, главное — неповторимый вкус и фактуру Мартиновского мира, сам подход автора к истории и героям.

Безусловно стоящая, но тотально необязательная широкому кругу читателей книга.

Слишком много уже сказано про эту книгу, примерно все рецензенты честны в своих похвалах, хуле или заблуждениях. Не отстану от них и я.

Почему НЕ надо читать эту книгу:

- все оригинальное в ней рассыпано таким аптекарским песком, что даже не хрустит на зубах

- словесное изобилие глушит

- главный герой малосимпатичен

- хвосты интриг туго стянуты, но веревка подгнила

- стилистика и проблематика — манная каша суточной выдержки с упругими комочками

Почему вас может зацепить сей опус:

- эпоха передана любопытно

- «временные» парадоксы сочинения Герберта Уэллса поданы любопытно

- второстепенным героям сочувствуешь

- история

- некоторые эпизоды интригуют, что же дальше

Вердикт: любовно надутая муха

Игнатьев — Дьявол.

Ничем иным не могу объяснить я той легкости и коварства, с которой овладевают мною его тексты.

Идите прочь, бесы!

Ну, что мне история жизни еврея-авиамоделиста? Умер Исаак и усы с ним.

Но они приходят ко мне, жалостливые бесы, скулят под окном, пьют молоко из миски кота, катаются со ската ванны, болтаются на маятнике бабушкиных часов.

«Почиииииитааааай ещееееееоооооо», — дудят бесы, трубят в фановую трубу, брякают дверной цепочкой.

И я читаю и читаю, и читаю вновь, проклинаю этого журавля Игнатьева, чертов халиф-аист, чего пишешь? Ну, разбился твой Кулибин, сдох, да и вообще был он из этих, заднеприводных, или не был, ой, соседи-сучаги, и слежка за ним, оказывается, была, да что же он там изобрел, твой Зильберман?

Утро красит окна лаком для ногтей.

Я невыспавшийся, всклокоченный, но тихий.

Унялись бесы, спят, рассовавшись по карманам халата.

Выхожу на балкон.

Мороз выхватывает изо рта голос, скрипит на зубах пересказом игнатьевских сонетов.

Я залезаю на перила. Ветер рукоплещет полами халата, бесы сонно кряхтят.

Делаю шаг.

И по небу, как по ступеням, иду ввысь.

Зильберман жив.

Не могу не отметить безумно качественный русский язык, которым пишет Александр.

Стиль — лучшее блюдо автора, уже за то, как написано, тексту можно простить легкую скомканность финала.

Этот роман, как прекрасного собеседника, которого с первого разговора мечтаешь зачислить в добрые друзья, подставляет сразу несколько вещей:

- желание автора оказаться умнее, чем он есть = все мои друзья, что читали этот роман, ясно выразились: «перемудрил с интригой, кто чему кого куда + грубо сшил несколько несвязанных линий в один лоскут»

- переход от кибер-нуара к брутальному боевику на стероидах = от стильного детектива, где мы все узнаем и понимаем вместе с героем, к закрытому сюжету класса: «и тут Такеси обо всем догадался, подготовился, о чем-то сговорился со всеми за кадром, мул Такеси и проективен, всех порвет, удивишься как, но сперва глянь, как он ногой рукой гранатой бластером пиу пиу тратататата ааааа, а теперь вот, в чем разгадка, офигел, да? Все один к одному»

- некоторой чрезмерно сладкой инфантильностью в финале = да, мы поняли, что герой — анимешный страдалец с разогнанными рефлексами и матерой чуйкой, но где же неоднозначность? Чем он сам заплатил за все мракобесие и смертоубийство, что учинил? Как он хотя бы изменился? Ааааа, мужики не стареют и не плачут, ну-ну.

Несмотря на минусы, огрехи и шероховатости, в своем классе (Гибсон-Чандлер на спидах) роман смотрится хорошо, это ловкое, цельное, азартное НФ-чтиво без претензий на глубину или изысканность.

Стиль и детали многое искупают.

С удовольствием зачту продолжения.

Вадим Картушов наделен особым хирургическим даром — ярко и беспощадно шутить.

У него ясный и уместный стиль.

Он выбирает классические источники, как платформу для своих ироничных острот.

Да, Вадим — плоть от плоти — поколение Интернет, бог погонного ЖЖ метра, повелитель Твиттера, но это не портит его прозу, напротив — делает еще более цепкой, ядовитой, меткой.

Остроумие — владение темой и словом, как оружием, инструментом отделения истинного от ложного.

Тем сильнее удручает какой-то ханжеский подход критиков к сатире/намеренному ироническому искажению базовых текстов, которое использует Картушов. Я не понимаю, как можно не видеть, что автор приглашает читателя к совместному пробегу по классике. Испытайте же уже сарказм, ну!

Удивительно, как важно порой сбрасывать лягушачью шкуру серьезности и поднимать бокал с игристой иронией.

Не для Высокого смысла, чтобы посмеяться и поцыкать зубом: ай да автор, ай да щучий пес!

Есть целый набор слов, с которыми явно незнакомы нижеокопавшиеся рецензенты:

Сарказм

Сатира

Самоирония

Согласен, каждому овощу — свой салат, а в слишком серьезных головах даже черви роятся в пенсне и с томиком Брокгауза-Ефрона подмышкой. Могу лишь предположить, что многие читатели пришли на вечер бретерско-литературного чтения матерных пересказов классики, пренебрегли авторским предуведомлением, отведали сабжа, перекосились от оскомины, укусили себя за щеку, а после скорчили козью морду: беееееее, постомодернизм — отхожее ведро Чистого Сияния Вечных Текстов.

Драгоценные, учитесь внимать Warningу и не идти туда, где можете быть уколотыми в зад шпагой собственного вкуса.

Этот сборник — явление особого порядка.

Есть Закрывающие книги, они как бы обрубают тему или подводят итог работы Мастера, а здесь книга Открывающая.

Тем, кто незнаком с работами К.А., она откроет подлинно сложившегося автора, мастера и ювелира.

Грелочникам (так зовутся участники небезызвестного сетевого конкурса «Рваная Грелка», где уверенные и не очень авторы соревнуются в написании рассказа за ограниченное время и на заданную тему) задаст планку, и она, черт побери, высока!

Простому читателю, ищущему ярких впечатлений, подарит высокоградусный кайф.

Эстету и разборчивому фанату нереалистического жанра — горсть жемчуга на любой вкус: эмоциональная мистика «Бес названия», твердая НФ «Ханки-дори», безупречно-стильный «Крозельчикюс», едкая, как серия «Черного зеркала», «Медуза», терпкая и атмосферная «Качибейская опера» и странная, выпуклая и одновременно вогнутая, транслирующая себя внутрь и наружу, «Фарбрика» — финал и заглавный текст сборника.

Тем важнее этот сборник, что он — сплав фантазии и опыта, таланта и усидчивости. К.А. не просто сложившийся, устойчивый, въедливый автор, она берет захваченную ею высоту раз за разом. Это не случайный спринт. Это марафон по чек-пойнтам. Передохнула и снова интеллектуальный удар. Снова суть и форма. Снова блестящая идея.

Это антуражная фантастика, но она глубоко и обоснованно идейна. Тем отличается «Фарбрика», что отвечает за свои буквы, содержание рассказов выверено и уместно. Автор не использует слова-ярлыки, он ныряет в материал и живет им, отдавая тексту эту живость и красоту. К.А. пишет сочно, но гладко.

Бесстрашие — вот за что К.А. можно смело давать первые места как на конкурсах, так и за их пределам. Автор не боится ни темы, ни сложных миров, ни новой стилистики. Верность себе и отвага.

Удивительно, насколько легко сборник читается за пределами фантастического гетто. Он понятен и красив. Тем важнее «Фарбрика» для всего нашего российского мира фантастики: вызревшая, адекватная, современная, стильная.

«Покупайте наших сов и енотов. У них есть, что вам рассказать» (с)

Текст — это небанально, нехило, непросто

Текст заставляет: скрипеть зубами, кривиться, тужиться

Текст нелеп

Текст осмыслен

Текст угрожающе сер

Текст — вычурный витраж лабиринта слов

Текст вызывает, выкликает из толпы

Текст прячется в складках

Текст прост и упорен

Текст бесит и физически напрягает, особенно, ближе к финалу

Текст пронзителен, местами гадок

Текст приличен для подростков и тех, кто не застыл мрамором или бронзой

Текст злобен и гневен

Текст не стоит судить, но сам снисходителен к критике

Текст неуклюж, местами

Текст беспощаден

Текст витиеват и заморочен

Текст довольно правдив и лжет тоже умело, из-за плеча, исподтишка, в спину, в лицо

Текст тягуч

Текст прыгает и откусывает половину лица

Текст неприятен, как несвоевременно оторванная короста

Текст глушит

Текст слушает, как ты его читаешь

Текст агрессивен

Текст неслучаен

Текст стоит читать, но не надо себя заставлять

Текст — сводный брат Головоломке Гарроса-Евдокимова

Текст увлекает

Текст дает осечки

Текст честен

Текст уместен

Я бешено впечатлён.

Никогда прежде я не читал столь тонко и уместно сшитых текстов: орбитальная НФ, библейская притча, магический реализм, жаркая взрослая проза со вкусом фильмов Педро Альмодовара.

Не стоит доверять названию, здесь нет пошлости, но много откровенной телесности. Здесь секс называют

Это безупречно личная лиричная история.

Эта история дала мне почувствовать, как и что в ней происходит.

Среди всех печальных историй особенно выделяются истории поражения.

Считать ли эту таковой? Правда — в глазах смотрящего.

Здесь есть несколько миров: семейный, бытовой, такой же заводной, как и прочий мир, но с неизменным привкусом тления, гниения и тайны — здесь тебя ненавидит собственная кошка, а за женой надо присматривать, не сбилась ли ее программа, не шипят ли прохудившиеся шланги, погружающие в законный остужающий сон.

Этот мир непрочен, не стоит заглядывать в его трещины, потому что можешь обнаружить, что в твои перфоленты кто-то лез, завод, куда ходит супруга, вовсе не такой, как ты привык, и небо, перекосившись, сперва поедет тебе навстречу, чтобы перерубить пополам, отсечь ложную истину от искренней, придется даже убить, о вскрытых головах нет и речи — разговор пойдет о десятках, сотнях раскрытых, как шкатулки, головах. Ты падешь, признаешь поражение, у него знакомое мужское лицо, ты увидишь его рядом с сияющим лицом возлюбленной. Поймешь кошку. Вспомнишь зиму. Очертишь умом свой подлинный замысел. Оценишь жертвы, на которые обрек себя и мир. Одумаешься.

И попытаешься все исправить.

Будет ли печален финал этой истории? Пусть ответят твои глаза.

Книга по имени «Интерес»:

- для любого читателя найдется своя история

- разнообразии качественных авторов

- срез писателей поколения Интернет-2010-ые

- любовно задуманная и собранная

- сквозная постмодернистская игла, сшивающая Бестиарий и «Бестиарий»

- милые и уместные иллюстрации

- игра с читателем

- честная бумага и электронка

- собрана на средства всех желающих увидеть ее книгой

- добрая и жестокая

Шизоидная книга

Такие называют — не для всех

Я бы сказал: целиком — ни для кого

Очень сложный конструкт, тотально испорченный авторской вседозволенностью

Когда Барикко надоедает играет с потоком созания, он выдает отменные сюжетные куски про бокс и вестерн

Лабиринтное чтиво

Потоковый роман

Блестящие находки ранены бредовыми мыслями странных героев

Сложно представить себе более противоречивое произведение, оно:

Отталкивающее

Притягательное

Спорное

Истинное

Свежее до безумия

Протухшее

Мерзкое

Чистое

Это гимн творческой олигофрении, беспощадной в своей талантливости

Здесь все перетекает одно в другое

Здесь нет верха и низа, времени и пространства, зерна и ростка

Это бунт

Это кесарево сечение, где чревом выступает сознание читателя

Это омерзительно скучно — местами

Это безупречно филигранно — стилем

Это бессистемно — эпизодами и поступками

Это грешно — переводом строк на пустоту

Это восхитительно — вязью сюжета, фрагментами, лабиринтом арабского кошмара, где сон и явь — тлен, а нож Кэрни — запятая, отделяющая плоть от веры

Здесь все неслучайно

Здесь случайно все

Это вызов для читателя

Это сев для автора

Бейтесь до конца, убивайте страницы, но сделайте это

Мне понадобился год, чтобы дойти