Рассказ Олега Дивова – пример российской фантастики нашего времени. Притом очень красноречивый пример, прочитав который сразу можно понять: для тебя это, или же нет. Почему? Да всё просто. Рассказ небольшой, история абсолютно несложная и приправлена юмором, язык удобный и легок в усвоении, а отсылки так и кричат о том, в каком и для какого времени было написано произведение.

В данном случае стоит уточнить, чтобы не быть голословным. В конце концов, рассказ без преувеличения буквально пестрит всевозможными метафорами и оммажами. Пример – ситуация с режиссёром, на которой строится чуть ли не весь сюжет. История с сомнительными высказываниями десятилетней давности – это не образчик культуры недалёкого будущего, это наше настоящее, постигшее Джеймса Ганна (“Стражи галактики”, “Слизняк”), к которому и отсылает Дивов. Общественный настрой против власть имущих в РФ на 2018-ый год. Точнее, их особенное возрастание на этот период. Также особая политическая обстановка, связанная с президентскими выборами. Всё это так или иначе отражается в рассказе. Однако ничего из этого не имеет за собой мнения автора. Оно просто есть. Как добрая карикатура. Но не более. Приятно это узнавать, конечно. Но где за высказыванием личность? Её нет. И это грустно. Или я просто не сумел понять, что хотел сказать автор… А ведь это уже странно, ибо в остальном, как мне кажется, я историю и посыл уловил. Бытовой случай из разряда “вон” связанный с человеком, который не хочет жить там, где должен, но ничего не может предоставить обществу кроме популизма, чтобы остаться жить там, где хочет.

Эта тема затрагивает множество струн человеческого естества и в какой-то степени Дивов отлично показывает, что прячется за тем самым популизмом. Притом делает он это легко, с задором. И всему виной его язык. Вообще это, мне кажется, стоит отдельно упомянуть: язык Олега Дивова – очень интересная и завлекательная деталь, которая представляет из себя динамичное и комфортное течение. То есть в него очень просто влиться. Вникнуть благодаря ему в тематику и историю. И также легко, в случае перерыва, вернуться обратно. А потому в рамках столь выработанного стиля видны некоторые огрехи, проступающие изредка в тексте: где-то виден канцелярит, где-то излишний уход в личностные размышления, где-то путаница между восприятием главного персонажа и третьим лицом, от которого ведётся повествование. Очень редко натыкаешься на такие “камни преткновения”, но от них прям обидно становится.

Однако подобное нивелируется декорациями рассказа. Не уверен, есть ли у Дивова цикл, посвященный времени, в котором разворачиваются события, но оценивая то, что я прочёл, хочу сказать: выглядит концепт занимательно и, в перспективе, богато. Прям видно, что автор занимается проработкой деталей, а не сразу переходит на вершки собственной вселенной. Отсутствия логики в построении мира, в который мне стоит поверить, я не заметил, почему и поверил. Особых стилистических ошибок – тоже, почему прочёл быстро. История не самая захватывающая, будем честны, но ранее упомянутый юмор раз за разом умудрялся поддерживать интерес. Так и довёл до самого конца, в котором себя явил главный твист, за который отдельная благодарность. И вот как раз благодаря финалу окончательное впечатление окрашивается приятными тонами, почему в конечном итоге в голове складывается вердикт: а рассказ-то неплох.

“Мышиная гвардия” – пример, когда у творца не просто живая, но и соприкасающаяся с реальностью фантазия, способная удивить обыденным и простым. Это визуально красивая, но простая по написанию история, которая подойдёт любому возрасту. Дэвид Петерсен создал нереальный и между тем узнаваемый мир, в котором атмосфера такового “боевого фэнтези” создаётся лишь благодаря персонажам, которые были выбраны авторы. На взаимодействии небольших мышей и гигантского, по сравнению с ними, окружения строиться волшебное восприятие этого самого окружения, ведь теперь для читателя любая змея или краб – это гигантский противник, с которым героям надо что-то делать. Таким образом читатель проникается историей ещё сильнее, ведь в мир не приходится верить: ты знаешь, что показываемое есть на самом деле. Но теперь читатель смотрит на это с иного угла. Угла небольших, слабых мышат, которые вынуждены выживать в недружелюбном мире, развивая между тем и свою цивилизацию.

Да, всё именно так: по представлению Питерсена мыши создали свою цивилизацию, в которой на момент 12-го века уже имеют ремесленничество, аграрное хозяйство, монархию и, судя по манускриптам, письменность. То есть это стремительно развивающееся общество, которое в своих целях использует все блага окружающей их природы: то, насколько логично смотрятся города-поселения в пнях деревьев или в утёсах каменистых холмов просто так не передать – это надо увидеть самим. Правда: такую фактуру упускать не стоит, потому что огромная редкость.

Автор проделал огромную работу, прорабатывая свою вселенную, работая с её деталями. Это видно уже по первому тому. И это подкупает: можно читать только ради двух вещей, а именно прекрасного рисунка, и сильного погружения в авторский мир.

Кстати, насчёт рисунка… Ну, на его счёт много говорить не стоит, ведь визуальное восприятие у каждого развито довольно неплохо и оценить работу Петерсена можно хотя бы по примерам с ближайшего сайта книжного магазина. Тут всё зависит от человека, а потому, отвечая за себя, скажу что рисунок великолепный. Он не очень детализирован, но это ему и не надо. Авторское оформление концентрируется на цвете и форме. Так, чтобы выделять мышей среди окружения в тех или иных ситуациях, или так, чтобы подчеркнуть масштаб. И данные цели выполняются отлично.

Единственное, что немного портит общие впечатления, это прямолинейный и не самый хитрый сюжет. Первая история имеет в основе внутрисоциальный конфликт, то есть мыши не сражаются с внешним врагом, они сражаются с себе подобными. И развивается этот конфликт, а также утихает, споро и без особых ответвлений.

В принципе, они и не нужны, особенно если вспомнить, что история-то первая. Однако ввиду увиденного потенциала что-то изнутри гложет: хочется чего-то посерьёзней. И оно ведь явно будет, ведь сперва автору было необходимо описать мир и быт социума в этом мире. Всё, это сделано. Далее, хочется верить, возрастет качество рассказываемых в этом мире историй.

Думаю, вскоре можно будет это увидеть и на русском языке, ведь “Азбука” не отменяла работу над второй книгой автора.

Роман “Шагай и умри” братьев Кейт – это пример не очень умной, но вместо этого очень динамичной и захватывающей фантастики. Будучи первой книгой из трилогии о Пятом иностранном Легионе, книга несильно вдаётся в подробности созданной братьями вселенной будущего. Зато она с самого начала бросает читателя в гущу военного конфликта, в котором внутри главную роль играют темы ксенофобии, серых кардиналов и внутриполитических заговоров. А снаружи выявляются лишь смерти обычных солдат… Не знаю, правильно ли поступаю, разыскивая в таком низшевом произведении такой контекст, однако, мне кажется, рассказывая о войнах, любые творцы, хотя бы косвенно, но не могут не затронуть этих тем, потому как они сами по себе лежат в основе масштабных конфликтов. А здесь, в романе, есть именно что масштаб.

Справедливости ради надо сказать, что первые страницы даются с некоторым трудом. Дело в том, что проработанность вселенной видна хотя бы благодаря глоссарию в конце книги. Он не очень богат, но для полного понимания произведения он действительно необходим. И вот первые страницы прям пестрят понятиями и терминами, которые требуется смотреть в словаре, таким образом отвлекаясь от повествования. А это уже не даёт проникнуться историей. Не очень удобно. Однако уже после страниц 30-ти страниц с основным пластом выражений и понятий знакомишься, и воспринимать книгу в дальнейшем становится куда проще. Если быть конкретней, то очень просто.

Лёгким и простым языком читателя вовлекают в вооружённую конфронтацию в футуристическом стиле. В ней этот самый читатель плечом к плечу продирается сквозь джунгли с самыми разными по мировоззрению и боевому опыту людьми. Не обязательно, что все они станут в конечном итоге бесспорными друзьями. Нет. Однако кто-то из множества определённо придётся по душе и финал книги, с осознанием его судьбы, будет так или иначе влиять на настрой. Такое дорого стоит. Тем более, когда для подобного нужно всего-то 300 с лишним страниц.

Страниц, которые пролетают прям мимолётом.

Очень трудно сказать что-то плохое или спорное об этой книге. Она равномерная, в меру жестокая и столь же приятная, быстро вовлекает, но чего-то особого не оставляет. Это не мировой шедевр фантастики. Это – крепкая боевая фантастика класса “Б”. Та самая, по которой лично я уже успел сильно соскучиться. Определённых сентенциозных измышлений в ней нет, кроме чёткого и лежащего на поверхности антивоенного посыла. Зато в ней есть динамика, интересные герои, занимательный мир, понятное и объёмное описание боевых действий. А главное – осознанная сюжетная структура, почему каждая глава прямо продолжает предыдущую. Потому в действии совершенно не теряешься. А это играет на руку тому самому, ранее упомянутому “удобству”.

В общем, если говорить кратко – очень здорово.

“Путь меча”, первая книга цикла, – довольно унылое в своей большей части, однако строго прямолинейное по сценарию и удобное для прочтения произведение, которое захватывает началом и, создавая в этом же начале определённые рычаги воздействия, не даёт читателю отойти от романа даже в тех моментах, когда из-за скуки хочется на потолок лезть. “Дайте им умереть” – роман, полностью состоящий из таких моментов.

Очень сложно поверить в то, что такие профессионала как Громов и Ладыженский могли написать столь куцее и невыразительное творение. Оно до сих пор красиво в писательском плане – здесь бесспорно. Однако насколько оно медлительно, не сконцентрировано. От этого просто не по себе становится.

Действие постоянное скачет между местами и героями, а то и временами, то связывая себя с прошлой книгой, то оттесняясь от неё. Читать такой балаган утомительно не столько из-за того, что не успеваешь за ним уследить: нет, тут всё благодаря языку Олди просто отлично – ты словно плывешь по тексту, приятно входя в крутые виражи перемен. Утомительно из-за перегруза. Из-за перенасыщения персоналиями, их видами (там не только люди имеют место в истории), мотивами, которые зачастую очень туманны. Банально из-за медлительности их действий. Тут уже сказывается обратная медаль прекрасного языка авторов: их любовь к сравнению и описанию через сравнения зачастую зазря увеличивает статичные моменты или рушит динамику, соответственно, динамичных моментов.

В результате выходит так, что, не успев уследить за героями и их целями, теряется нить повествования. Притом не успел не потому, что быстро, а потому, что медленно. Сама история теряется в нагромождении из деталей, недоговорок, сравнительных междометий, уточнений и прочего. Добивает финал, в котором очень пространно, словно без должной проработки, обставлена основанная трагедия мира Олди. Это… Это прям больно: концовку раскрывать не стоит, но если говорить лично от себя, то поверить ей мне не удалось.

В конечном итоге очень скучно, очень тяжело. Неожиданно и неприятно. Хотелось бы сказать что-то хорошее, но как-то не очень получается: книга красивая, но читать её не рекомендовал бы.

В завершении, разве что, на манер авторов хотелось бы выразиться стихами, чья структура после этого романа уже в печёнках сидит:

В книге скука скукой погоняет,

Всего лучшего желает;

Спасибо книга, я пойду,

От тебя передохну.

“Путь Меча” дуэта Громова и Ладыженского, грамотно и оригинально названного Олди, является из себя очень пространный типаж литературы. Читая роман, ты одновременно прикасаешься к книге жанра фэнтези, которая вместе с тем целиком и полностью отражает то ли альтернативную историю, то ли вовсе исторический роман. Скрупулёзно сохранённые и воссозданные стандарты поведения и манер средних веков в районе аравийского полуострова и африканского континента поглощают в свои атмосферные барханы сразу и надолго, не давая отвлечься от книги несмотря на экстремально необычную подачу. В чём эта экстремальность заключается? Всё очень просто: первые страниц пятьдесят идут от лица меча… Это прям не необычно. Это прям странно! Эмпатия, которую чувствуешь при прочтении приключенческой литературы, здесь не ощущаешь от слова совсем. Ну, то есть у меня было так. Как повёл себя меч, который вёл себя почти как человек – этого толком не представить? Что он сделал, когда авторы подразумевают как бы согласное кивание головой? Тот кивает кисточкой, но как это действие перевести на жизненно сложившиеся телодвижения, характеризующие и манеру говорить и поведение... Ох! Тяжело, в общем. И был уже страх, что так тяжело будет до самого финала. Однако – нет.

В первой половине книга прям разнообразная и разноплановая. Она живо знакомит с локациями, героями и историями. Она своей динамикой вплетает читателя в общий поток, не давая тому очнуться почти до самого конца. Однако подходя к этому самому концу читатель сам начинает понимать, что что-то здесь “не чисто”. Почему? Последняя треть – прям образчик скуки. Это то, как не надо делать. Как не надо терять и низвергать в пучину темп, первично взятый в произведении. Последнюю треть читать действительно тяжело, монотонно и утомительно. И спасает лишь одно: язык. Язык авторского дуэта Олди – это чудо, что такое. Дело в том, что он необыкновенно хорош. Это тот самый профессиональный язык, который умеет красиво и просто, качественно и кратко, разнообразно и понятно. У авторов есть своя чёткая ритмика, удобная и не меняющаяся до самого конца, почему как только входишь в поток их изъяснения – всё, тебе ничего не мешает плыть по нему, и плыть, и плыть. Ты так удобно стремишься на волнах их текста, что очень долго не замечаешь, сколь скучными стали события, сколь бесполезными кажется многое из того, что происходит или происходило, сколь тривиально и “в лоб” подаётся в очередной раз антивоенная идея, лежащая в базисе философского мессенджа книги.

Кстати о ней: это отдельный пункт, за который хотелось бы похвалить произведение и посоветовать его к прочтению. Дело в том, что по описанию клинков, по их разнообразию, по тому массиву работы, который был проделан над оружейной и культурологической базой романа видно, насколько авторы сами влюблены в эту тему. И посему их философская позиция, которую они раскрывают через историю “Путь Меча” не односложна – она многогранна и рассматривает множество примеров, исторических случаев, придуманных парадоксов и так далее. Авторы по сути продвигают одну идею: убийство – не есть королларий закалённой и заточенной стали. Закалённая и заточенная сталь – лишь орудие, с которым человеку угодно творить всё, что вздумается: будь то искусство, подобное танцу, или злодеяние. Само же это оружие способно мыслить само и желать своего. Это, конечно, фантастический случай, но в некоторой степени добавляет позиций в разговоре, заведённом авторами: личностная позиция того, что человек считает злом, будучи злом самостоятельно.

Это очень простая, но верная и актуальная мысль. Антивоенный посыл чёткий и ясный, как блики от небесного светила на клинке одного из главных героев романа. А мастерство выражения этой мысли, язык – это лишь добавляет уважения к книге, по крайней мере, лично от меня.

Вместе с тем со своей середины роман проседает и отношение к нему немного меняется. Он становится откровенно скучным, и лишь то, что течение текста все столь же ровное и приветственное по отношению к читателю – лишь это лично мне не давало его бросить: банально не замечаешь, как проходит ещё одна страничка, а потом ещё. Однако вот прошло десять страничек и разум, осознающий смысл описанного в тексте, абстрогируясь от рассудка, просто вкушающего красоту это текста, сообщает, что.. а ничего толком-то и не произошло. Путь, какие-то персонажи, опять путь, ещё персонажи, потом привал, разговоры, некие измышления, путь, ещё персонажи. Всё скапливается и формирует пространный клубок фантасмагорических образов, которые, словно рудимент, появляются и исчезают в никуда, ничего не оставляя за собой. Или же, наоборот, эти образы являют в качестве рудимента многое, что было до них. И это тоже – такое себе.

Потому последние страниц двадцать – это вообще отдельная история. Будучи откровенным скажу, что думал примерно в таком духе: читаю “Путь Меча” и всё – хватит. Однако когда была прочитана последняя страница, оставлена позади последняя строка, я понял, что нет – не хватит. Это тоже отдельный пункт, таковое примечание, за которое следует отдать должное авторам: так перевернуть картину, заинтриговать и заинтересовать буквально десятком слов, сказанными в финале – это надо уметь. И Олди это умеют. Что ж, посмотрим, что они умеют ещё.

Я могу ошибаться, однако мне кажется, что повесть “Метель” – это один из лучших выборов, который можно сделать, собравшись начать знакомиться с творчеством Сорокина.

Не разу не брав в руки не одного произведения автора, я часто слышал о нём как о человеке, тонко чувствующем таковую “русскую душу” и способного притом на глубокий анализ социальных и политических течений. Рецензенты и критики чуть ли не кличут Владимира Георгиевича современным классиком, а я и одного текста не знаю – не дело. Однако теперь знаю, и пожалуй могу лишь согласиться с теми, кто столь благосклонно относится к творчеству Сорокина.

Какой-то особенно чёткой мысли по поводу того, как можно описать впечатления от текста, или как можно описать сам текст, на удивление нет. С чувственного пьедестала воззрения сразу вспоминается глобальная наполненность повести таким знакомым и вместе с тем стыдливым, что ли, духом простой русской беспечности. С ним каждый человек обширных просторов северной Евразии вынужден встречать мракобесие своей природы и своего общества, с ним каждый человек и живёт проще да веселее. Однако с ним же голова куда меньше занимается чем-то кроме первичных надобностей быта. Думаю, не читай я до сего момента Солженицына, подобный опыт восприятия стал бы первым для меня: столь проникновенным, чувственным. В этом, кажется, и кроется тонкое умение понимать и описывать обыкновенную личность с обширных прерий России: кажется – простое дело, а по правде и не каждый справится, чтоб доверительно, чтоб так знакомо и понятно.

Подобным образом идёт построение и фантасмагорического мира Сорокина. Как мне известно, этот мир имеет место быть в нескольких произведениях автора. Однако я видел его лишь в одном, пока что, по крайней мере. И информации, полученной в “Метели” уже вполне достаточно, чтобы сказать, насколько этот мир близок современному русскому, а может и русскоязычному, обществу. Дело тут опять же в тонком умении понимать и преподносить. Владимир Георгиевич на основе личностных воззрений на современное общество формирует свой фактурный мир, который вместе с явственным футуризмом являет социальный атавизм как нечто само собой разумеющееся. Плохо это, или хорошо – считать читателю под эгидой полученных впечатлений. Но что это факт – прослеживается однозначно. Сочетая традиции неведомого будущего, о котором мы может только предполагать, и царской России прошлого, Сорокин создаёт нереальный коктейль. Одновременно такой, как говорится, “свой”, и вместе с тем пропитанный чем-то свежим, даже не так – относительно незнакомым. А “относительно” потому, что каждый сюжетный поворот, каждое важное для сценария событие как-то смутно, сквозь мглу аллюзий, являет нечто знакомое, нечто злободневное и широко обсуждаемое. И в этом есть ещё одна прелесть. Один лишь финал чего стоит – столь тонко и вместе с тем толсто подчеркнуть одну из важнейших, по мнению автора, проблематик сегодняшней России – это надо уметь.

Однако в целом, о чем рассказывает “Метель”? А вот здесь сложнее, ибо через призму перманентного пути через не успокаивающуюся стихию, Сорокин рассказывает обо всём и сразу, что беспокоит русский, или, опять же, русскоязычный народ. Это и темы отстранённости политических верхов от народа, наркомании, подспудного разврата, сокрытого под мишурой из веры и благопристойности. Всё это выглядит особенно уникально благодаря тексту, старательно стилизованному под культуры 19-20-го века. То, о чём рассказывается и то, как рассказывается, формирует дополнительный пласт восприятия. Это что-то новое, оригинальное и до сего момента незнакомое. И это всё несмотря на простой, если не сказать заезженный сюжет, который уже встречался у классиков не только иных народов (Джек Лондон), но и русских – Лев Николаевич Толстой. С последним вообще крайне много текстовых и тематических соприкосновений, в чём видится только подтверждение ранее описанной темы общественной стагнации.

И вот из этого чётко выходит финал. По нему “Метель” представляет из себя каждое второе драматическое произведение, так или иначе затрагивающее русский народ и Российскую державу. Это грустно, это злободневно. Последняя сцена – вообще отдельный момент для панихиды и рукоплескания. Тут даже не столь занимательно то, насколько “в лоб” подаётся аллюзия на реально происходящие события, а то, сколь эти события аутентичны и для сегодняшнего дня, а ведь с моменты написания прошло уже около 10-ти лет… Под таким углом посмотришь, так и задумаешься: а может и не столь фантасмагоричен мир, изображённый Сорокиным в его цикле “История будущего”? Может действительно, это – будущее. И не некое, в параллельной вселенной, а наше? Те же просторы, те же проблемы и недомолвки. Детали разные, а суть одна… Делать с этим что-то надо. А вот что? Это подумать следует. И повесть-то не наставляет. Лишь рассказывает. А думать – это уже читателя задача. Он побывал в метели, почувствовал, каково оно, а дальше уже за ним.. за нами.

Алехандро Ходоровски – культовая личность в творческой среде, это бесспорно. Каждое его произведение – это очередной всплеск фантасмагорических измышлений, граничащих с пугающим реализмом и безумием. “Инкал” – из той же оперы. Это графический роман, не имеющий каких-либо рамок в плане того, как и под каким углом он должен преподносить такое понятие, как “фантастика”. Это не крепкая научная космоопера, это и не фэнтези в сеттинге холодного и бескрайнего космоса. Это пространное и вместе с тем слишком сильно запоминающееся, буквально вгрызающееся в разум, сообщение об обществе, событиях, чувствах. Обо всём том, что столь сильно преображалось на рубеже веков, 20-го и 21-го. Именно в тот момент и создавался “Инкал”.

В первую очередь хотелось бы сказать о, на мой взгляд, лучшем выборе, который можно было только сделать, дабы воплотить нечто столь безудержное. Это выбор художника. Мёбиус – такой же безумец, как и Ходоровски. Лишь он мог преподнести должную толику психоделики в историю, дабы это казалось именно настолько естественным, насколько необходимо, чтобы читателя не покинуло желание поучаствовать в приключении Джона Дифула.

А ведь, по сути, вся громадная история только и делает, что вертится вокруг фигуры Дифула. Комикс не столько про загадочный макгаффин Инкал, сколько как раз про частного детектива класса R, который растёт и развивается по ходу всего сюжета, однако в конце вновь низвергается в пучину неоднозначности и непонимания. В этом есть некий шарм и вместе с тем это же оставляет крайне нежелательное впечатление, ибо закрывая книгу, уставившись в пустоту, с широко раскрытыми глазами вопрошаешь чёрт пойми кого “Что это только что было вообще?”.

И в этом прямо-таки необходимо разобраться.

“Инкал” – прямо выходящая за все мыслимые рамки вещь. Он не боится быть смешным и жестоким, глубоким и поверхностным. “Инкал” прямо настолько неоднороден, что принимать его как продукт чёткого планирования сценария и расстановки сил в глобальной вселенной, мне кажется, невозможно. По крайней мере, у меня так не выходит: оборачиваясь на цикл “Метабаронов” я и вовсе задаюсь вопросом, каким образом связаны эти истории, если в рамках их вселенной существует такая вещь как уже ранее упомянутый финал “Инкала”. Вместе с тем это формирует интерес, ведь явно Ходоровски не настолько прост, чтоб ничего не оставить для зацепки, чтоб ничего не объяснить. Нет. Здесь всё не так однозначно. И действительно – путём перечитывания и повторного ознакомления кое-что становится ясно, но окончательно всё оформляет сам автор через интервью и комментарии. Это, конечно, не очень хорошо, однако в конечном итоге глобальная и массивная машина под наименованием “Вселенная Ходоровски” работает, и работает довольно неплохо, но только с помощью своего прародителя.

Вместе с тем на эту неурядицу обращать внимание не хочется. И виной тому уже не паттерны сценарные или визуальные. Виной тому глубинная суть произведения. “Инкал” – умное эссе о мире вокруг. Оно с должной толикой юмора и конкретики через экстравагантный визуальный стиль Мёбиуса смеётся над обществом как таковым. Смотря на все эти безликие толпы, подвластные общему приапическому возбуждению от хлеба и зрелища, тяжело узнать себя, однако осознание приходит страшным ударом молота, когда эти же безликие приобретают черты и всё также поддаются низменным желаниям, но уже у экранов своих телевизоров. Они поглощают и бессовестно жаждут ещё. И вот тут уже есть над чем задуматься. Ходоровски писал не только в границах личных воспоминания и наработок по “Дюне”. Он писал о том сущем, что есть вокруг его фигуры в реальном мире, а Мёбиус это изображал. В футуристическом и слегка безумном мире нетрудно узнать шаржи на реальность. Вместе с тем столь же не трудно узреть здесь и смысл.

Любое хорошее произведение рассматривает выбранную собой проблематику с двух сторон. Вот и “Инкал” вместе с преподношением жаждущих серых масс, базирует свою историю на личности, на её ценности в рамках такого обширного понятия, как вселенная. Всё начинается с малого, и малое способно изменить всё. Однозначно ввиду нашего современного уровня развития об этом сказать нельзя, однако футуристические произведения на то и есть фантастика, что призваны в первую очередь подтолкнуть к чему-то, что способно быть только в будущем, основываясь на базисе, данном уже сейчас.

“Инкал” – безумное произведение. Для того, чтобы понять, как работает его мир и как он вяжется со всей метавселенной Хадаровски, его следует прочесть не один раз, мне кажется. Однако философия автора, его личные переживания о социуме, о низвержении индивида, о превозмогании и личностном росте – всё это видно сразу. Это довольно поверхностно, как кажется сперва, но тут следует учитывать глобальную основу идей, затрагивающую и религию, и технологию, и самые низы людского существования, и самые верха того же существования. Всюду есть свои подводные камни, всюду есть “незыблемые” принципы, рассыпающиеся под напором всё более раскрывающихся окон Овертона, ведь движется время – движутся и герои. Всё претерпевает изменения и в конечном счёте всё возвращается к единому целому. Это История. И “Инкал” – полноценная история, метафора на реальность, но более беспринципная и красивая.

“Янтарный телескоп” – неравномерная книга. Она куда больше как по размеру, так и по охвату событий, чем её предшественницы в лице “Золотого компаса” и “Волшебного ножа”. В плане истории она выдержана в том же стиле и вызывает интерес каждой своей страницей, хоть под конец, когда темп закономерно спадает, читать становится немного скучно. Но всё равно главной её проблемой является большее, чем раньше, число контекстуального и исторического, в рамках явленной автором вселенной, “провисания”.

О чём я говорю? Дело вот в чём: книга, завершающая трилогию, к большому сожалению вышла самой слабой из этой трилогии. И дело не в амбициях автора, не совсем в чрезмерном количестве событий и желании их уложить в одну книгу – с этим всё не так просто. Главное дело в другом. Дело в самом авторе. Филип Пулман – писатель с чётким наукоцентрическим воззрением на мир. На основе личностного восприятия он создавал свою вселенную. Она пропитана антитеологическими воззрениями, логикой и алгоритмической последовательностью: ничто не подвластно приапическим желанием чего-то свыше. Всё есть итог происходящего здесь и сейчас. И потому прям бельмом на глазу кажутся моменты, противящиеся бытовой логике, воспринимающие чувственный аспект за догму. Такие моменты кажутся чужеродными, неестественными и притянутыми для этой книги и этого мира. И в “Янтарном телескопе” их непростительно много. Такие моменты не делают книгу окончательно плохой. Нет. Они делают из отличного приключения, призванного громогласно и показательно завершить эпическую историю, нечто простое и просто.. неплохое. А это уже портит впечатление обо всей трилогии. Не столько начинаешь воспринимать книгу, как не самое сильное художественное произведение, сколько просто ощущаешь обиду и банально, по-детски обижаешься на автора за то, что толково, красиво и драматично завершить свою же историю он не смог.

Во множестве своём они ускоряют естественный ход вещей. Знаете, как с интуицией: там, где проблема бы решилась путём долгих раздумий и умозаключений, путём интуиции она решается за одно действие. Вот и здесь схожая деталь. И в таком случае уже вновь возвращаешься к пункту о размерах книги и думаешь: а может и в этом есть слабая черта. Возможно, автор устал и не хотел разделять “Янтарный телескоп” на два романа. Возможно, Пулман посчитал, что читатель вырос вместе с книгами и теперь многое можно предъявлять куда явственнее, “в лоб”. Вышло так, как вышло, и вышло довольно нелепо, без той искорки беспрекословного доверия со стороны читателя, которая была раньше.

В таком контексте это кажется довольно нелепым. И на то есть причины: вся стезя авторской мысли, обогащённая его мировоззрением, рушится или поддаётся каким-то пространным аллюзиям. Одной из таковых является действо, разворачивающееся в последнем акте. По крайней мере так было у меня, когда

Хотя сама структуризация пантеона представляет очень занимательную вещь. Дело в том, что Пулман являет Бога как единицу бессознательную и подвластную чужим планам да намерениям. Он являет его как простое существо, живущее в мире бюрократии мало чем отличимой от того, что мы имеем в реальности, и на основе этого автор выстраивает довольно оскорбительные (если смотреть с точки зрения верующего человека) сцены. Однако в то же время так ниспадают маски, свергаются идеалы и суть всей трилогии в людской ценности самосознания, в важности именно человека как имманенты, становится ясна как никогда.

В конечном итоге остаётся неоднородный осадок. Вместе с чётким понимаем огромного пути, приходит и понимание слегка нелепой завершённости. Подтексты, нелепые и смущающие сцены, всем этим особенно переполнена третья книга. Она же – конечная. Она же, что особенно важно, – самая жёсткая и прям пышущая жестокими сценами. Она же сохраняет некоторую детскую наивность всей трилогии. И из этого формируется такой ядерный коктейль, что осознавать его без гримасы неоднозначности очень трудно. Это хорошая книга – да. Она хуже предыдущих – да. Не дотягивает до красивого, эпического завершения – да. Портит всю историю – нет. Пожалуй так. В любом случае получилось не так нежно и привлекательно, как раньше, но всё ещё интригующе и хорошо. Пожалуй, лично мне, возможно из-за схожих с автором воззрений на мир, это даже понравилось, почему и общее впечатление обо всей трилогии в основном осталось положительным. В 2003-ем ВВС выдвинул трилогию на третье место среди лучших книг всех времен. Это слишком смело и я определённо не могу с этим согласиться, однако с тем, что она достойна быть в принципе в этом списке, я согласен. Пожалуй, так, да, можно описать окончательные чувства касательно всего приключения трилогии “Тёмных начал”.

“Волшебный нож” Филипа Пулмана – это типичный пример продолжения, которое не во многом, но ощутимо уступает оригиналу. В данном случае дело состоит не так, как оно обычно бывает: в изменении стиля или манеры повествования. Нет. Здесь дело в ритмике, динамике и темпе, которые, в отличие от первой части трилогии, “Золотого компаса”, не столько не выдержаны, сколько банально другие. То есть автор намеренно сделал их отличающимися от того, что было ранее.

“Золотой компас” – это динамичное и насыщенное приключение, полное различных героев и нетривиальных ситуаций. На его фоне вторая книга выглядит слегка блекло: она не хвастает количеством локаций и новоявленных интересных персоналий. Хотя на это она намекает, ибо открывается в полной мере концепция множества вселенных. Но персонажи, отчего-то, топчутся словно на месте. Из-за этого сильно просела динамика, сильно просел дух самих приключений. Это благотворно работает на скуку, но плохо работает с увлечением.

Однако в ином, в своём тематическом базисе, книга всё также верна воззрениям автора. Скорее, ради объяснения всех подводных камней многотысячного конфликта Филип Пулман и был вынужден пренебречь динамикой и разнообразием. Я думаю, сделано это было с полным осознанием этого факта.

Вторая книга его трилогии – это предбанник, пролог к заключительной части. Тогда как первая книга несла в себе функцию заворожить и поглотить, вторая являет из себя краткую плеяду ознакомительных глав этой масштабной истории. Если рассматривать “Волшебный нож” с этой стороны, то всё играет уже совсем иными красками: функция, возложенная автором на книгу, выполнена в полной мере. Но роман-то всё равно остаётся слабее и скучнее своего предшественника… А это жаль. В одном он работает так, как надо: в клиффхэнгерах. Пулман именно им завершает книгу. Он понимает, что читатель может разочароваться частотой и динамикой, и потому заинтриговывает уже по-другому. В первом случае это была скорость и разнообразие. Здесь – неведение и интерес, предъявляемый к дальнейшим событиям, покрытым мраком тайны и печали, которая нещадно покрывает умирающие миры.

“Волшебный нож” куда сильнее отражает воззрения автора на религию и на её историю роль, влияние, которое она имеет на мир и человечество. Куда агрессивней роман демонстрирует разность сторон в плане отношения к ним Филипа Пулмана, в плане того, как коррелирует его осознание мира с миром теологическим в границах нашей реальности. Это не сказать чтобы хорошо, ибо крайне чётко обозначает однородную гамму конфликта – те плохие, а те хорошие. Но вместе с тем автор, что благо, не забывает об неоднозначности героев. Пространные предложения Лиры, непростая судьба Уилла и его отца, роль в повествовании Ли Скорсби. Все они – положительные персонажи. Однако каждый из них всё равно остаётся самобытным героем со своим грехом за душой. И, мне кажется, в этом Филип Пулман отражает суть мироздания. То есть он не насаживает своё восприятие, как двадцать лет назад (да и сегодня) утверждали противники его романов. Он скорее демонстрирует глубину человека и работает на этой многогранности и разности сторон. В случае данного романа – он работает сугубо с личностями. Он заостряет внимание на людях, на их переживаниях и эмоциях. И потому, наверное, теряется динамика.

Итого выходит, что вторая книга не хуже. Она… Серьёзней, что ли. Да, взрослее. Она уже куда более открыта к читателю и куда явственней говорит ему о своих темах жесткими, а иногда и жестокими сценами. Кое-где это даже поражает. Но вместе с тем – это закономерное развитие. Столь же интригующее, как и клиффхэнгер в конце. Так формируется вопрос: “А что же будет дальше?”. Теперь остается только на него ответить.

Говоря о трилогии “Тёмных начал” в целом и романе “Золотой компас”, или “Северное сияние”, в частности, нельзя ни слова не сказать про автора – Филипа Пулмана. Дело в том, что Пулман – довольно эпохальная фигура, немало повлиявшее на воззрение своего молодого читателя на церковь и теологию, что, понятное дело, нравится далеко не каждому человеку в этом мире, в котором всё ещё сильна вера в недоказуемую и всесильную сущность. Трилогия “Тёмных начал” – это таковой крик души, в каком-то смысле агрессивно преподносящий помыслы автора и его мировоззрение. Но то лишь в идеологическом плане, и то та самая агрессия – рудимент, который появляется далеко не в каждом моменте и в скорости сходит на “нет” из-за своей нерелевантности в рамках истории. Почему так? Потому как в книге первое место всё отведено приключению.

Заканчивая обозревать автора и начиная говорить о его творении, нужно выстроить таковой смысловой связующий мостик: Пулман написал, в первую очередь, приключенческий фэнтези-роман для всех возрастов. И это самое приключение в нём занимает основное место. “Золотой компас” – это увлекательное путешествие, выполненное в декорациях Викторианской Англии с вкраплениями стиля ар-деко. Книга запоминается своим стилем, своим незамысловатым, но наполненным деталями сюжетом. А главное – героями. Конечно, к главной героине, Лире, к которой мы ещё вернёмся, первично относишься с некоторым подозрением. Но первое впечатление, как известно, обманчиво. Однако об этом позже. Тут стоит сказать о сторонних персонажах: Филип Пулман так выстраивает повествование, так описывает свою немалую плеяду введённых в сюжет персон, что каждый из них чем-то, но запоминается. Какая-то деталь, какие-то определённые повадки, манера речи или что-то подобное. Такие книги, по понятным причинам, стоит читать в оригинале, ибо старания автора толково передать переводчикам не получилось. Однако из ближайших примеров чего-то подобного, что работает столь же хорошо, можно вспомнить у “Гарри Поттера” Роулинг – это схожий случай.

Притом с творением Джоан книгу Филипа Пудмана роднит не только это. Само нутро романа зиждется на тех же столпах – магия, невероятное путешествие прямиком в неизведанное, загадки с родными и близкими, масштабный конфликт, взвалённые на хрупкие плечи ребёнка.

Магия в мире Пулмана – это нечто само собой разумеющееся. Она не пышет через край, она просто есть. Самым главным её показателем являются деймоны – звери, являющиеся частью каждого человека, и отображающие его душевное и психологические нутро. Они формируют пласт для работы фантазии, притом не только писателя, но и читателя: каждое движение деймона того или иного героя что-то значит, его эмоции или чувства. Это порождает загадки и вопросы и в этом очень увлекательно что-то продумывать, искать. То есть открывается дополнительный вопрос: как, если говорить более чётко, “работают” деймоны. В книге на постоянной основе имеется загадка об их природе и принципах их поведения, о том, являются ли они самостоятельными существами или насколько они продолжают человека, которому принадлежат. Уже ради поиска ответа на данный интерес продолжаешь чтение.

Но куда сильнее продолжать чтение мотивирует сюжет. Масштабный, продуманный и неоднородный. Не в том смысле, что его качество скачет от главы к главе. А в том, что силы, расставленные на шахматной доске обширного противостояния в самом начале, кардинально меняются к концу, производя немалое впечатление. Те, кто были союзниками, оказываются врагами. Те, кто были бесстрастны ко всему, внезапно приобретают свои далеко идущие интересы, которые теплились у них в голове, как оказывается, с самого начала романа. Это не только отличный сюжетный ход, но интригующий мостик к продолжению романа – книге “Чудесный нож”. Такая связующая очень мощна, учитывая насколько сильно читатель проникается героями. Ведь их личностный рост, особенно главной героини Лиры, мы наблюдаем с самого начала. Мы видим, как она с малолетнего сорванца превращается в целостного персонажа со своим моральным компасом, который пусть ещё сбоит ввиду постоянно меняющихся данных об окружающих её людях, но всё-таки четко указывает направление, в котором, как она сама считает, ей следует двигаться.

Однако, если вспоминать самое начало книги, то стоит пожурить Пулмана за то, как он изображает Лиру. Не в том смысле, что ребёнок отображён нелепо или неправдоподобно, как раз наоборот. А в том, что изначально Лира не обделена подобием на “Мэри Сью”. Это немного портит первое впечатление и в дальнейшем от него трудно отделаться, хоть далее ситуация и исправляется. Зато не исправляется она в ином: как в самых первых главах, так и до самого конца героине и всем её планам очень сильно везёт. То есть не сама она всё умеет и может. Как раз нет. А уже в самых критических ситуациях себя являет то “Бог из машины”, то удачно запрятанный в кустах рояль и, вуаля, героиня спасается, невероятным образом освобождается, выживает, спасает себя и друзей и так далее. Такие моменты выглядят немного фальшиво, и в жестком анализе подобное можно было бы явить как однозначную слабину сюжета и его построения, но… этого не хочется делать. В смысле, да, это есть и это не есть хорошо. Но общие впечатления это не портит.

Несмотря на все “Золотой компас”, или “Северное сияние”, ‒ это очень красивый и увлекательный роман, переплетающий в себе фантастику и фэнтези, интересный для детей и взрослых, поднимающий неоднозначные темы религии и атеизма. Последнее вовсе пронизывает весь цикл и более подробно об этом стоит уже общаться на основе всей прочитанной трилогии. Однако фигура автора в этом плане чётко даёт понять расстановку сил и потому слегка скучно становится от осознания того, что может, и явно будет, дальше. Ведь сразу понятно, за кого радеет сам Филип Пулман. Однако то, как прописаны антагонисты этого романа, сколь неоднозначными личностями они предстают, даёт надежду: не всё так просто. Нет белого и тёмного. Пулман не сгущает краски до крайностей. Есть средина и лишь конец покажет, в чем же правда этой истории. Как было с финалом первой книги…

“Жемчужина” – это очень простое по построению своего конфликта произведение, которое довольно сложно “переварить” эмоционально.

Джон Стейнбек в самом начале повести открыто и без прикрас сообщает читателю, что это будет не трудное для осознания чтиво в плане характеров и перипетий. Однако он ничего не говорит об общем базисе, на котором строится это высказывание о людях, разных и неоднозначных. Поучительность “Жемчужины” на сегодняшний день уже не так однозначна, как ранее. Мне кается, что смысл этой повести имеет место преобразовываться с течением временем, и сейчас в ней уже не видно единоличного смысла о вреде богатства и нечестивости жадности, что движет людьми. Сейчас всё немного сложнее.

Стоит понимать, что не богатство способно вскружить голову, а общество, которое не способно со спокойной душой воспринять чужую удачу, чужое богатство, являет из себя однозначного паразита, требующего перевоспитания, революции. То есть для современного читателя со стороны автора, мне кажется, в смысловом плане не совсем чётко расставлены приоритеты: ни человеку не надо гоняться за своей наградой, заработанной за счёт удачи, а обществу нужно меняться, чтоб не быть диким по отношению к чужому счастью.

Повесть отражает в себе звериное нутро человека. Человека цивилизованного, привыкшего грабить благодаря благам той цивилизации, к которой он принадлежит. Это выстраивает простой и понятный конфликт. И, что уж говорить, он по сей день имеет место в головах людей Западного полушария: это очень болезненная и важная тема, почему о ней я судить ничего не могу ввиду культурного контекста своей родины по этому вопросу. Однако я могу анализировать поведения поверженного народа, здесь явленного в лице индейца Кино. Его характеризует недальновидность и скудоумие, которые отчасти также является ответственностью “миролюбивых захватчиков” из Европы. Но всё же – за не сколько сотен лет не получилось ничего изменить и в середине 20-го века, может быть в начале, этот народ всё равно способен мыслить только в рамках песен, основанных на примитивных потребностях и бытовых абстракциях – семья, голод, враг. Очень нестройная выходит стезя, пусть и исторически довольно точная: если ты глуп и не способен воспринимать реальность так, как она есть не только с одной позиции, то сражайся за свои права и развивайся. Таким образом выходит, что вместе с переживанием зарождается и некоторая неприязнь. Она не разбавляется серыми красками неоднозначности, ибо, как сказал сам автор в начале, это история с ясными сторонами конфликта. И, пожалуй, именно эта приписка всё и спасает: простая и быстротечная, история говорит о простых вещах, которые нынче уже не имеют такого веса, как раньше, ибо сейчас уже не столько общество заставляет меняться наперекор себе, а общество меняется в угоду глобализации и толерантности. Это куда лучше, мне кажется, пусть также имеет много белых пятен. Но на то и есть прогресс, эволюция. И в рамках этой социальной эволюции смысл повести немного растерялся. Он иной, и теперь ты не столько сопереживаешь Кино и его семье, сколько всему обществу, и тому, в котором они обитают, и тому, с которым они вынуждены уживаться.

Наверное, в этом и есть прелесть классики. Она, не меняя содержания, меняется сама по себе с течением времени. Джон Стейнбек – истинный классик, потому читать его книги, повести, следует, я думаю, без воззрения на чужую оценку. В любом случае черпается нечто осознанное, нечто, способствующее личностному развитию. Такое встречается не так часто и поэтому это столь важно.

Джон Стейнбек – один из того числа классиков американской литературы, которые вместе с восхвалением и четким отображением природы своей родины в своих произведениях умело воссоздают людей и эпоху, в которой эти люди живут. Притом делает он всё это так, чтобы этих самых людей смог понять и человек другого времени, других порядков. А уже из понимания рождается главное – эмпатия к персонажам Стейнбека. “О мышах и людях” – отличный пример именно такого произведения, в котором ввиду рождённых к главным героям чувств, очень сильно ощущается эпилог произведения.

Повесть не имеет в себе счастливого конца, опять же по канонам произведений Лондона и Хемингуэя. Она наполнена живыми героями и их мечтами, которые и делают их живыми. То, как автор медленно и скрупулезно заставляет читателя проникаться в уклад жизни рабочих на ферме сродни тому, как часто и спокойно Джордж рассказывает худому на ум Ленни об их общей мечте, описывая её во всех красках и подробностях. И Ленни слушает, слушает с упоением, пусть и знает всё наизусть. Так и с читателем: читатель следит за действием, переживает и верит, хоть уже и знает, чем всё закончится. И оттого, наверное, финал настолько тяжел.

Он вообще труден не только сам по себе, но и в своём базисе, который отображает собой нарратив всего произведения: “Слабоумные люди, будучи безобидными самими по себе, способны принести обществу некоторые серьёзные неудобства… И что делать с ними в таком случае?”. Стейнбек не говорит, что делать финалом повести – нет. Этот финал – продукт времени, продукт окна Овертона 20-30-ых годов Америки 20-го века и недальновидности простых рабочих людей, пораженных ярой злобой. Мораль меняется, люди меняются… Однако воз, как мы видим, и ныне там – “что делать?”. Человек не хочет кому-то причинить боль, но он её причиняет. Оградить? А как же жизнь? Тогда вообще не дать жить?...

Это тяжелая тема и, мне кажется, что куда больше, чем в философских кулуарах, она должна обитать в кулуарах медицинских. Но это в глобальном плане. А в плане малого контингента? В плане пары бараков для рабочих на ферме? В этом плане Джон отсылает к пониманию, к осознанию нашей ответственности за таких людей. И отсылает он через главного героя: через Джорджа и его историю знакомства и дружбы с Ленни. Нарративные параллели «О мышах и людях» четко говорят об этой самой ответсвенности. Собака Плюма и Ленни, как постоянный спутник Джорджа. Здесь не обойтись без сравнения под эгидой знаменитой фразы Экзюпери «Мы в ответе за тех, кого приручили». Такое сравнение не совсем благостно работает с человеком, однако как ещё сказать, когда герой буквально «повесил себе на шею» ярмо собственного деспотизма, осознав свою неправоту, однако не выдержал его, понеся своё наказание и даровав его другому, за кого был в ответе. В таких рамках ещё своеобразней читать коненчый отзыв Карлсона, вспоминая то, что он сделал ранее.

Перебороть себя, перевоспитать – это очень важно. И вместе с тем это бесполезно, если мир, или хотя бы твой круг общения, не сделал того же… Экзистенциальный кризис людского бытия просто не может не обойти книги такого толка, мне кажется. Но поэтому, благодаря неоднозначности тем и итогов, они и способны запоминаться столь сильно, проникая в голову и сознание так глубоко. Потому книги такого толка и меняют мир. Но сперва их надо прочесть — прочтите.

Кризис среднего возраста это столь же обыденное явление, как и конфронтация подрастающего организма подростка с миром вокруг и с самим собой под эгидой гормонального дисбаланса и чувства собственного бессилия. Холден из романа Сэлинджера “Над пропастью во ржи” образ, сформированный на перепутье этих двух таких похожих, и вместе с тем таких разных тем. Дело в том, что Сэлинджер, будучи взрослым человеком, пережившим немало жизненных невзгод, писал о подростке, наделяя того собственными переживаниями, но описывая их приземлено, так, чтобы понял читатель возраста, так сказать, от мала до велика. Холден, будучи подростком, ведет себя так, как вел бы себя обычный среднестатистический взрослый из Америки середины 20-го века. Но вместе с тем он остается подростком. Его жизнь – это театр, в котором он является основным актером. И это то, что помогает читателю легко сопоставить себя с этим героем: он слаб, он чувствует себя не в своей тарелке, он находится в постоянном поиске и между тем плывет по течению жизни крупного мегаполиса как самодостаточная, основательная единица. Поэтому, мне кажется, столь неоднозначной и резкой была реакция на эту книгу.

Ее историческая значимость вовсе формирует отдельный пласт шарма произведения Сэлинджера. Этот пласт являет “Над пропастью во ржи” неким неприступным монолитом мировой литературы, который на самом деле является обыденным размышлением на тему тщетности бытия, выписанной под эгидой личностных переживаний автора. Да, крайне подробного и многогранного размышления. Возможно – самого удобоваримого и объемного в мировой литературе. Но все же такого, который редкий человек не переживал на своей шкуре в рамках не самых счастливых времен своей жизни.

Будет несправедливостью не отдать должное той композиции, которую собрал автор в финале. Ведь “Над пропастью во ржи”, мне кажется, именно тем и интересна, что вбирает в себя крайне объемный пласт тем и рассматривает их в столь небольшой и удобоваримой для изучения форме. То есть Сэлинджер смотрит далеко не на одну проблему. Он пытается вобрать в своё произведение все сопутствующие существованию детали бытности и рассмотреть их с позиции собственных переживаний, притом переживай разной тональности: то это неприятие таковой “липы” в поведении и отношениях, то переживания по поводу смерти близкого родственника, то переживания по поводу личностного несовершенства.

И вместе с тем все, что имеет книга, все равно не может предоставить того откровения, за которым к ней обращается читатель. То есть, не так. Может, но или возраст читателя должен быть немногим больше или меньше возраста главного героя, либо сам читатель должен переживать не лучшие дни своей жизни. Откровенно говоря, “Над пропастью во ржи” в принципе для таких людей может стать путеводным светочем, подсказывающим путь вон с волн меланхолии. Он очень прост и легок в прочтении и его темы столь родственны, что нельзя не проникнуться антуражем и временем, если хоть немного понимаешь главного героя. Однако от этого роман не перестает быть всего лишь размышлением о естестве и природе окружающего, когда глаза затмила пелена печали. Каждого в такие моменты посещали мысли сродни философии Шопенгауэра, а Сэлинджер их расписал простым и понятным языком… Но ведь оригинал-то всё равно более глубок и обширен в своём воззрении на сущее.

Читая классику космической фантастики от Гарри Гаррисона, я лишь на третьей книге его цикла “Мир смерти” подумал о том, сколько удивительным и вместе с тем закономерным является тот факт, что первобытные общества, кочевые племена, миры с развитием технологий 19-го века и так далее и так далее, выглядят как нечто само собой разумеющееся. Вместе с тем ведь были прочитаны уже и братья Стругацкие, и Азимов, и Вэнс. И все равно мысль об этом присшла только сейчас… Разве это не удивительно? В рамках космической фантастики Гарри Гаррисон, как и перечисленные выше творцы, умудряется обозреть бытность людей будущего, далекого-далекого прошлого (чуть ли не первобытного строя) и кочевых племён Западной Азии 12-го века. И это всё кажется не то что вразумительным, а чем-то вполне естественным… Это необыкновенно здорово и в должной степени даёт осознать величину того самого космоса, который имеет место быть в каждой книге цикла и, соответственно, жанра.

В книге “Конный варвар” Гаррисон не рассуждает на тему определённого людского порока, который являет под собой иррациональный базис. Автор думает о пороке личности. Он являет сильный народ под предводительством сильного лидера, после чего низвергает этот народ в пучины враждебной для него цивилизованной и спокойной жизни. То есть Гаррисон как бы говорит читателю, что даже путь, который проделал человек от себя былого к себе настоящему, это ни что иное, как единственно верный путь, ведущий к мирному сосуществованию. Если человек не отринет от себя стремления сражаться ради аморфных целей, которые он будет сам выстраивать и за них же вполне реально сражаться, убивая и стирая с лица Земли, то в конечном итоге он и сам будет низвергнут в пучину забвения, как то было с Темучином. Это в некоторой степени раскрывает ценность личности на лике всего человечества. Когда желания и цели одного индивида правят всей историей. Подобное наше поколение, как и поколение Гаррисона, собственно, видит ежедневно на мировой политической арене и потому, мне кажется, автор и писал этот текст – таковой комментарий, основанный на реальной истории нашей Земли. Не стоит забывать и о времени, когда была написана книга – 1968-ой год. Год, когда холодная война была темой животрепещущей и крайней важной. И потому в творческом порыве автор просил удержаться от иррациональных идей борьбы и завоевания и отдаться мирной культуре с ее благами, дабы не пасть, как то было с некоторыми героями этого романа.

“Конные варвары” – отличный итог. Он нисходит с пьедестала осознания народа, общества, к осознанию личности, под которым находится это общество. Лично я не знаю, о чём ещё можно сказать в рамках темы противостояния человека своим порокам, которые мешают ему эволюционировать то в моральном, то в рациональном, то в технологическом плане. И судя по тому, что данная трилогия является основной (Гаррисон далее писал либо рассказы, либо произведения в соавторстве), сам автор также не нашёл, о чём ещё более дельном “поговорить” с читателем. И, как мне кажется, не надо. Ведь “Конные варвары” вместе с этим прекрасно завершают линию главного героя – Язона динАльта. В прошлой рецензии я упоминал тематический мостик, проведенный к данному произведению от второй книги. Этот мостик имеет место быть в отношениях Меты и Язона, и здесь он, протянутый через всю трилогию красной линией, имеет своё логическое, пусть и утрированно позитивное завершение. Но в этом, мне кажется, и содержится главная философская идея Гаррисона, сродни той, что я видел у Геммела: в финале все всегда придет к наилучшему итогу.

“Специалист по этике” Гарри Гаррисона – это и сюжетное, и идейное продолжение его прошлой книги цикла “Мир смерти” “Неукротимая планета”. Только если в первом случае рассматривался и осуждался односторонний подход к решению проблем с межчеловеческой конфронтацией, и конфронтацией с землей, на которой человек обитает. То здесь уже рассматривается проблематика заскорузлого мышления, основанного на ретроградской позиции человека, занятого управлением быта общества.

В данном романе автор не смотрит на конфликт как на имманентный сам по себе предмет, к которому просто надо уметь найти наиболее рациональный и цивилизованный подход. Здесь конфликт рассматривается как присущая людскому существу стагнация. То есть конфликт формируется на почве собственной недальновидности и откровенной глупости человека. Внутренний конфликт цивилизации с самой собой. Этот конфликт взращен на ранее упомянутой заскорузлости мышления. Заскорузлости мышления, основанной на почве удобоваримой жизни предков. Вместе с этим раскрывается и вторая сторона данной проблематики. Только уже не физическая бытовая. А духовная теологическая. То есть Гарри Гаррисон задевает стагнацию самосознания и сознания мира вокруг и на почве личных религиозных предрассудков. За них в данном романе отвечает персонаж Майк, и он – лучшее отображение понятия ненужной “святости” в пределах постоянно меняющейся морали, которая присуща времени, в котором она имеет место быть, и только ему.

Между Майком и Язоном, что становится понятно читателю с первых глав книги, проскальзывают сложные разговорные темы, которые плотно заседают в мозгу глубиной своего познания и собственной не законченностью. Книга в этом плане буквально наполнена прекрасными философскими отступлениями, на которых автор даёт себе волю поразмышлять о стезе самосознания человека в пределах движимой морали, и в пределах представляющейся ему недвижимой морали. Вместе с тем Гаррисон умело размышляет о том, насколько праведны течения общественного развития в рамках такового “кольца Мебиуса” – когда прогресс имеет лишь сегментальный характер и не вытекает за пределы границ собою вырванного сегмента, таким образом, не давая движения иным направлениям. Гарри Гаррисон рассматривает прогресс как синергию общечеловеческого развития в рамках личностного сознания (антагонист этой темы Майк) и технократического изучения самого себя (антагонисты этой темы – вожди враждующих племён). И почему после этого темы не закончены? Все просто: сам автор не способен дать конечный ответ. Он лишь дат пространство для рассуждения и некоторую информацию для личной работы с ней. Это заставляет размышлять, думать. И все это в рамках крайне динамичного повествования, в рамках которого все равно умело раскрыты обсуждаемые темы. Это удивительно и вместе с тем лишний раз показывает профессионализм.

“Специалист по этике” – отличная книга. Даже, как по мне, лучше прежней. Немного раздосадовало то, что конечный итог прошлого романа толком не был обрисован, почему возникло впечатление, будто никакой ценности “Неукротимая планета” не представляет. Однако это не совсем так и финал “Специалиста по этике” это ярко объясняет, проводя таковой тематический мостик к третьей книге. Которая уже является финальным аккордом всей неоднозначной по обсуждаемым темам работы Гарри Гаррисона.

“Неукротимая планета” – это крепкая классическая фантастика без прикрас. Очень простая и вместе с тем столь же увлекательная. Сегодня подобное уже вряд ли встретишь, ибо куда интересней описывать общую природу работы фантастичного мира, чем фокусироваться на сюжете и героях. Однако Гарри Гаррисон за то и классик жанра, что своими текстами брал сразу “на абордаж”.

“Неукротимая планета” не хвастает пространность личностной вселенной и закрученностью сюжета. Роман подспудно говорит о своём богатом ЛОРе, который постепенно раскрывается читателю по мере продвижения по книге, однако толком полноценно так и не предстаёт. В этом есть задумка, смысл которой – сохранение интриги. Гаррисон лишь частично даёт осознать придуманный им мир. Для чего? Для сохранения интереса. Он даёт понять масштаб, чем заставляет проникнуться, почему заставляет вчитываться. Так ещё больше погружаешься в это необычное и, безусловно, опасное приключение. Чья опасность строго пропорциональна увлекательности.

И в рамках этого, что самое главное, Гаррисон умудряется преподнести свою задумку, основной Грааль романа, – героев и идеологию. Автор чётко напирает на антимилитаризм, что видно невооружённым глазом в его прямом, как вектор, сюжете и столь же простой истории о конфликте двух обществ на одной планете. Притом конфликт этот не только между социумами, но и между племенами и самой планетой, к которой каждое из этих обществ подходит по-своему, что даёт разворот для дискуссии о том, что истина не имманентна. Истина есть сочетание. Подобная философия, несмотря на то, что выражена она в простом повествовании, крайне глубока – на ум сразу же приходят идеи касательно тех же политических течений: социализм и капитализм, с их разными подходами к деньгам и людям. В каждом из этих политических и социальных векторов есть нечто, что неплохо было бы перенять параллельному собрату, дабы добиться наивысшего КПД в людском благоустройстве.

Под таким углом не трудно догадаться, что “Неукротимая планета” – это как таковая аллюзия на наш мир и его конфликты. Притом, что самое интересное, в дальнейшем мною будет выяснено, что такими предстают пред читателями все три книги основной трилогии, только тематики диалога с читателем в них разные. И это – однозначный показатель мастерства и широты познания. “Неукротимая планета” очень простая и вместе с тем, потому же, отличная книга. Она несёт тривиальные мысли, но выраженные в нетрудном и увлекательном ключе. Понятная и глубокая. Притом это не та глубина в сложности. Нет. Это самая чистая и откровенная глубинность мыслей и посылов. Прочесть обязательно.

М. Харитонов в своей оценке творчества Ремарка очень чётко охарактеризовал творческую вселенную автора, написав, что мир Ремарка — это «мир, где всех порядочней — проститутки, а самые глубокомысленные разговоры ведутся в доме для умалишённых». Данная фраза, по-моему, является прекрасным спасательным кругом для всего изъяснительного стиля автора. Дело в том, что сегодня Ремарк благодаря своему авторскому стилю является автором мэйнстрим-произведений ввиду своей популярности у девушек пубертатного периода. Такая слава для такого серьёзного и глубокомысленного автора – камень преткновения для читателя, который только желает с ним познакомиться. Ранее для меня это было лишь полу-иллюзорной деталью: читая его ранние произведения нельзя приметить, почему он столь любим молодёжью, которая, возможно, толком даже глубины главенствующей идеи осознать не может. Однако чем дальше шёл в количестве Ремарк, тем большим количеством приапических миазмов преисполнялся его текст, давая оформлению преобладать над содержанием. В “Триумфальной арке” данная деталь видна крайне чётко не только из-за обширного описания, но и из-за героя-резонёра. Измышления Равика ведутся параллелью к тому, как мыслит и изрекает свои мысли реальный человек. Но это качественно пересекается своей идеологией и красотой с тем, что являет из себя главная история книги – история любви. Однако в ином являет из себя, лично для меня, некоторую сладострастную безвкусицу.

Смотря всецело на “Триумфальную арку” я не могу сказать, что это роман сугубо о любви. Для меня это вообще роман о другом. Это произведение с чётким антивоенным посылом. Оно глубоко испытывает людские измышления о природе мира и войны. Это драма о крушении нравственности в век подъёма цивилизованности людского общества. “Триумфальная арка” для меня – это лебединая песнь умирающего мира, который всецело и полноценно чувствуется героем Ремарка во внезапной и глубокой любви, а также в привычном и бесповоротном гонении. Часть отношений Жоан и Равика – самая знаменитая и вместе с тем самая неоднозначная лично для меня часть: слишком сложный панегирик поётся в честь дофаминергической целеполагающей мотивации к формированию устойчивых парных связей, как зовётся “любовь” в нейробиологии. Возможно, я слишком чёрствый человек, слишком прагматичный, но в итоге единственное, что мне хочется выразить по поводу явленного чувственного урагана, это то, что Жоан следовало бы быть просто чуть рациональней, а Равику чуть менее ревнивым (в принципе, также рациональней). Всё остальное же в книге – аутентичная, проработанная картина переполняющихся чаш весов людских чаяний. На одной их стороне – фашизм, жестокость, звериная злоба и иррациональный деспотизм. С другой – мечты и надежды на благополучный исход. Притом надежды и мечты, являющие себя в тот момент, когда старые символы нравственности и гуманности терпят крах, однако поверить в это трудно, почти невозможно: как такие монолитные колоссы, что мастерились веками истории людской цивилизации, могут пасть, притом второй раз и всего лишь за 20-ть лет… Это немыслимо! Но это есть.

Рассматривать всецело без исторического подтекста роман невозможно – он слишком обширен в своём обозрении не в малую очередь потому, что сам автор пережил и прочувствовал всё то, о чём говорит книга. Эмоциональный окрас сопутствует всему: истории о мести и истории о любви. Это насыщает книгу, где-то для кого-то делая её скучнее, а где-то подробней и прекрасней. Лично для меня такой опыт был двойственен. Я одновременно искренне насладился книгой, и остался от неё в некоторой прострации касательно людских взаимоотношений, в очередной раз убедившись – не моя это тема. Однако ввиду всего остального: ввиду эпохи, её описания, глубины измышления, разнообразия характеров и полуреальной, грешной красоты того самого мира Ремарка, о котором писал Харитонов, я не возьмусь ставить какую-либо оценку “Триумфальной арке”. Не могу я оценивать такой роман так сухо с заведомо субъективной позицией. Это роман, который одновременно и совершенно не для меня, и в тоже время целиком и полностью для меня. Посему можно подвести, думаю, такой итог: каждый в нём найдёт нечто своё, а прочитать его стоит.

“Джек” Чайна Мьевиля – это часть мира Нью-Кробюзон.

Это рассказ, который воспринимать в отдалении от общей авторской вселенной нельзя сразу по нескольким причинам: сама вселенная за рассказ не успевает толком раскрыться, почему где и в каких условиях происходят действия непонятно от слова совсем. Герой Джека – крайне известная личность в первую очередь благодаря огромным толмутам Мьевиля, куда он и выкладывал свои безумные помыслы. Однако за рассказ всю значимость этого героя для общего мира также понять нельзя, почему не создаётся чувства некой утраты, сопереживание не поднимается на тот уровень, на котором должно быть согласно величине обсуждаемой фигуры.

Посему выходит, что рассказ “Джек” – совершенно не самобытное произведение. Это небольшая, но важная для Нью-Кробюзона вырезка из его повседневной многогранной жизни. Фанатам мира Мьевиля прочесть, мне кажется, обязательно. Однако обычный читатель может вольготно пройти мимо. Разве что небольшие вырезки из общей конструкции неповторимой авторской реальности всполохнут пожар интереса, и после рассказа читатель примется изучать творчество автора более досконально.

Основной целью “Дружества Кольца” было кратко охарактеризовать всё путешествие. Явить читателю, что из себя представляет трилогия в целом через одну книгу, дав ему таким образом осознать, стоят ли эти толмуты его времени, или нет. Если же читатель прошёл сквозь события первой части и, оставшись довольным, взялся за вторую, то его ждёт уже иное построение истории и, главное, оформление базиса, на котором держится эта история – конфликта.

Дело в том, что в “Две твердыни” конфронтация имеет место быть уже в самом названии. Эта дуальность проходит через всю книгу и являет из себя основную черту её оформления: две противоборствующие стороны, две истории, два мировоззрения. Столь прямо и “в лоб”, можно подумать, ‒ это нечто необычное и непривычное, особенно после размеренности и многогранности первой части. Однако так и должно быть. Вторая часть – связующий мост между первой и третьей книгой. Обозреть её значение в общей истории удаётся только после завершения чтения всех трёх летописей о Войне Кольца. И значение это никак нельзя приуменьшить.

Дело в том, что книга состоит из двух романов, как и “Дружество Кольца”. Однако там, как я писал в отзыве, вся история чувствуется как единый поток. Он может быть спокоен, а может быть и не спокоен. Но он однороден. Здесь же первая книга – это выход из этого потока. Визуально он рисует картины бескрайних прерий, на которых уже поселилась тьма. Она распространяется, пытаясь поглотить красоту этого мира, но герои сражаются с ней, продолжая складывать песнь о своём путешествии, в котором непосредственное участие принимает и читатель. То есть имеет место таковая двойственность, та самая дуальность: в кругу хорошего есть нечто плохое. Вторая же книга – видение из погибших, выжженных полей, на которых добро теплиться лишь в сердцах медленно бредущих к своей цели хоббитов. Они – та самая частица добра, окруженная неприступным злом. То есть картина чётко противоположная той, что была ранее. Это резкое отличие уже не имеет ничего общего с однородным, пусть и разным по характеру, потоком.

Это новое построение истории, преобразованное ознакомление с миром. Более тщательное и скрупулезное изучение – вот что ставит во главу угла автор, предаваясь то описанию Рохана, то оформлению душевного состояния Фродо и Сэма. На главную действующую позицию выходят герои и мир, что их окружает. Теперь нет цели заинтересовать читателя. Теперь цель состоит в том, чтобы его ознакомить с тем, чем он был заинтересован в “Дружестве Кольца”. Потому столь просто оформлен конфликт в “Двух Твердынях” – он явлен буквально сразу, в названии. Он всё ещё является почвой. Но растёт теперь на нём мир, его описание, тонкое и проработанное.

Если посмотреть вперёд и взглянуть украдкой на “Возвращение Государя”, то контраст и тематическая основа, а также цель автора, становятся ясны. Каждая книга из трилогии имеет своё предназначение, у каждой своя цель в плане взаимоотношения с читателем.

“Две Твердыни” – это новый подход и новое эмоциональное восприятие. Картины не являют из себя калейдоскоп. Теперь это четко разделённое повествование, где каждая минута рассчитана, а каждый персонаж в своём пространстве и на своей территории. Это осознанное, куда менее эмоциональное чтиво, которое теперь берёт не количеством, а, если так можно выразиться, качеством эмпатии: возвращение Гэндальфа или бой Сэма с Шэлоб порождают настолько сильный катарсис, что сложно сдержаться и в голос не воскликнуть от изумления, радости или восхищения. Это происходит благодаря первой книге, благодаря уже определённому богатству персонажей и их характеров. Здесь видна их глубина, периодизация, изменение и принятие, закономерная эволюция, которая или должна была произойти, или персонажи бы вовсе не имели место быть далее в повествовании. И так со всей книгой. Она – эволюция первой Летописи. Как содержательное, так и композиционное. И, конечно же, она – многообещающее предостережение пред Летописью третьей.

Говорить что-то о том, о чём уже сказано не то что много, а неимоверно много, и притом людьми куда более сведущими в теме, чем ты сам – очень тяжело. По новому кругу хвалить или журить. Поддаться потоку общественного мнения и просто плыть по нему, говоря банальные и без того понятные всем вещи. Это самый худший удел, когда сказать-то действительно что-то хочется, но не получается… Появляется какое-то щемящее чувство, ведь произведение, слова автора после себя оставили так много. А выразить из этого толком не получится ничего.

В такие моменты и приходится, лично мне, отстранятся от книги, и обращать свой взор именно на то, что она оставила после себя. Прекращать говорить о творении. Начинать говорить о том, какую ценность оно имеет субъективно, какие чувства вызвало, и сколь наполненным был этот каскад.

От “Дружества Кольца” (оно же “Братство Кольца”) я получил невозможный, как мне казалось до романа, эмоциональный прилив. Он соединён порогами саспенса, что навеян волнительными и опасными встречами, но постоянно выходит в более-менее тихие гавани. То они небесам подобны и прелестны, не слишком велики и бесконечно уютны, заполнены миниатюрными лодочками резной работы, в которой не так много утончённости, но так много труда. А порой – огромные порты. Колонны фасадов зданий, что стоят на берегу, уходят в небеса, они недостижимы и нереальны, но и впечатляют до самых глубин. А от кораблей с развивающимися парусами, что швартуются к пристани, захватывает дух и по коже пробегают мурашки. И всё это сотрудничает друг с другом. На гавани налетает тьма, во тьме гавань переходит в пороги, пороги изменяются в размерах, иногда сами гавани, сокрытые во тьме, являют из себя неспокойный поток невидимых, но бесконечно опасных волн, которые поглощают, раз за разом заставляя задохнуться в великом океане, коим и является мир профессора Джона Рональда Руэла Толкина.

Его масштаб чувствуется буквально с первых страниц. Эта малая гавань с резными лодочками, этот уютный край – Удел (он же Шир). Место обитания хоббитов, с коими писатель знакомит читателя долго и скрупулёзно. Всё ради того, чтобы прочувствовать этот мир, этот беспечный край, полный солнца и колосьев. Это даёт невообразимый заряд на всё остальное приключение, долгое и мучительное, во многом. Читатель словно тот же хоббит – он знает, ради чего идёт и почему обязан вернуться. Он помнит и чувствует, какого это – там, в Уделе. Ему бесконечно тепло там, и бесконечно больно, если с этим краем обетованным что-то случится.

Толкин снаряжает в путь не четырёх хоббитов. Он делает из читателя пятого. Он идёт рядом, весь путь, ощущая тепло полей и томность уютных вечеров даже в чертогах горных пещер. С каждым разом чертог всё более тёмен. А когда рассказ переходит во вторую книгу, во вторую половину “Дружества Кольца”, тьма вовсе достигает своего предела. И всё лишь ради того, чтобы потом быть разнузданной на куски яростным пламенем несметной опасности. Это – неимоверный контраст первого романа. Но он и необходим: творец уже первой книгой полностью даёт осознать, каким оно является, это приключение. Оно ещё не закончено, совсем, но уже четко ясно, что из себя в дальнейшем оно будет представлять. Поток уже схватил читателя, и теперь всё, что осталось – поддаться ему, следовать его течению, быть пятым хоббитом, который будет видеть архитектуру гномьих чертогов и эльфийских строений, индустриальный деспотизм Сарумана и непроглядную черноту намерений Мордора. Поток будет везде, он вынесет читателя всюду, а его течение так и будет меняться. Неожиданно. По скорости ли, по направлению ли. Но если “Дружество Кольца” позади и после неё осадок приятен. Такой, который так и требует продолжения, то поток любой будет не хуже нежной перины. Ведь он – и есть рассказ, описание приключения, в котором читатель оказался уже целиком, с головой.

Со мной – именно так. “Дружество Кольца” – прекрасное вступление. Изумительное произведение, показывающее, насколько масштабен и широк гений автора, насколько велико его внимание к деталям, насколько массивен базис мировой культуры, на основе которого построен этот неповторимый мир Средиземья, в который я угодил, словно позже Фродо в тенета паучихи Шелоб. И я этому полностью доволен. “Что же будет дальше?” – вот единственный вопрос, которым мой разум сейчас может задаться.

“Вокзал потерянных снов” Чайна Мьевиля – это огромная, без преувеличения, огромная книга. Её история, кажется, куда бы лучше пришлась на страницы двух, а то и трёх книг. Однако автор выдал всего один фолиант, и какой.

Ввиду его объёма к нему сперва боязно подступиться, а в конце его тяжело одолеть: настолько его уже томно читать. Я не могу говорить в таком ключе за всех, однако так было именно у меня. Последние страницы буквально пришлось вымучивать. Притом в этом виноват не только масштаб. Слог автора – ещё одна деталь, которая книге одновременно делает и благо, и “медвежью услугу”. Не могу говорить за оригинал, однако перевод Акимовой и Корчагина – это нечто невероятно красивое. Сказ органично вплетён в стилистику выдуманного автором мира, что этим самым миром проникаешься ещё больше. Однако со временем его прелесть уходит и читать его, пробираться через нагромождения примечательных, но лишних эпитетов и многоуровневых сравнений становится всё более невыносимо.

В таком случае лично я знаю два выхода: бросить книгу и вернуться к ней позже, если история всё-таки заинтриговала; пересилить себя и дойти до финала. Лично я выбрал второй. Почему? Всё просто – ранее упомянутый выдуманный мир.

Вселенная Мьевиля в романе представлена лишь одним городом, Нью-Кробюзоном, и несколькими воспоминаниями о прочих пространствах этого незаурядного мира. Однако основной фокус – на городе. И это не просто так. Нью-Кробюзон – разбитое, но не развалившееся зеркало фантазии Мьевиля. В каждом своём осколке он отражает определённый класс, определенную культуру, которую затрагивает автор. Он собирает всё это воедино, в одной рамке, представляя из себя странно сочетающийся, непонятно как работающий, но отображающий как нельзя лучше естество окружения механизм, сногуровневый и сложный. Орган, что постоянно дышит и развивается.

Нью-Кробюзон для автора является и кривым зеркалом нашей реальности. Идеологическая повестка в произведениях Мьевиля – это неотъемлемая черта творчества этого автора. Через свой город, сочетающий в себе темы стимпанка, научной фантастики и народного фольклора, Чайна Мьевиль рассказывает читателю сотни историй, затрагивающих расизм, тоталитаризм, монополизм, теории масонов и темы порабощения искусственным интеллектом. Он являет аллюзию на мир реальный. Притом иногда до гомерического смеха нелепую, а иногда, чаще всего, заставляющую задуматься и порассуждать над основной вещей, окружающих нас. Это происходит в зависимости от поднимаемых тем, однако везде четко видно одно: автор не хочет стеснять себя какими-либо рамками.

Потому, наверное, и получилось у него создать столь объёмное произведение, которое зиждется на сюжете, который на первых страницах вообще не выдаёт того, что произойдёт далее. Это также занимательная деталь, так как первоначально завязка интригует, однако в конечном итоге она оборачивается таким невообразимым образом, что, смотря назад, думаешь, будто прошёл невероятно длинный путь. Да, по сути дела, так оно и есть. Однако лишь в плане знакомства с миром. В плане знакомства с героями такого не ощущаешь. По крайней мере не ощущал я: герои однобоки, они терзаются моральными дилеммами, расставляют личностный выбор на картах собственного характера, однако значительной глубины в этом увидеть у меня не получилось, не удалось узнать в них живых людей, которые были бы способны существовать за пределами того мира, который дал им автор.

Хотя, есть, конечно, исключение – Ягарек. И вот как раз потому, что он – исключение, более о нём ничего рассказывать не буду.

Но, вернёмся к миру, он-то без них, героев, существовал бы спокойно. И эта деталь, наверное, самое важное, что следует отметить в “Вокзале потерянных снов”. Ведь не просто так свою трилогию Чайна Мьвиль назвал именно именем города. Он – главный герой. Всепоглощающий и не отпускающий. Живой и масштабный. Бесконечно омерзительный и манящий. Эпизод книги – малая толика его огромнейшей истории. И просто ознакомиться с этим эпизодом, подняться в предбанник входа в мир Нью-Кробюзона – уже стоящая вещь. Я не был заинтересован героями, по крайней мере, не настолько сильно, насколько в конечном итоге был заинтересован миром вокруг них. Его метаморфозы под гнётом действий персонажей и, что куда важнее, их осознание глубины природы, что их окружает – это открывает новые просторы для фантазии и размышлений. Автор лично поднимаем не односложные темы, а читатель уже копается в этом, выуживая для себя нечто необходимое. Такой винегрет нельзя оценить высоко, но нельзя и не признать, что такой, какой он есть, он очень вкусный. А если зацепиться за себе любимые детали, так и вовсе можно найти не огранённый алмаз. В некотором плане у меня это получилось.

“На Западном фронте без перемен” – это Драма с большой буквы этого слова. Драма сама в себе, как жанр, подразумевает историю одного человека, которой до глубины души проникается зритель и читатель, переживая её, словно свою личную трагедию. Роман Эриха Марии Ремарка – именно такое произведение.

История Пауля благодаря простому языку и преобладанию обыкновенных людских потребностей, когда на страницах своё место не забирает война, вовлекает в себя читателя настолько сильно, насколько это происходит, например, у Хемингуэя или Лондона. Всё потому, мне кажется, что сам автор был участником тех изуверских событий Первой Мировой войны. Его мать постигла та же участь, что и мать героя книги. Да что там, до конца 1917-го года вторым именем автора было не “Мария”, а “Пауль”…

На данном фоне особенно интересно смотреть на то, как оканчивается роман. Эрих Мария будто пишет личностную исповедь, изобличая себя и переписывая собственную жизнь так, как он считает она должна была повернуться. И в этом столько искренней боли, что единственное, что может сравниться с этой болью по воздействию на читателя, это неприкрашенный, макабрический ужас войны.

Поэтические, возвышенные измышления об обыденности в романе Ремарка соседствуют с сухой констатацией бытности военных операций. Эти моменты несут в себе максимальный антимилитаристический посыл, они – апогей идеологии пацифизма, которую в своём творчестве и житейском существе пропагандировал Ремарк.

Взывание к людскому, антивоенный настрой книги, мне кажется, можно сравнить не только с писателями “потерянного поколения” (Хемингуэй, Олдингтон), но и с куда более современными творцами. И хоть, следует признать, что после ужасов Второй Мировой войны на суд читателю были выдвинуты более сильные с эмоциональной точки зрения произведения (тот же всюду мною вспоминаемый Алесь Адамович и его “Хатынская повесть”), в основном берущие отсутствием романтизации бытия и чёткой фокусировкой сугубо на античеловеческом естестве войны, всё равно роман “На Западном фронте без перемен” – это книга, и сегодня способная повергнуть в шок. А главное – эта книга, без которой не было бы чреды прочих антивоенных произведений, в которых четко прослеживается связь с одним из самых великих романов немецкого неписательского искусства. Роман не то что выдерживает соседство, “На Западном фронте без перемен” своей культурологической ценностью давит всякое сравнение. Это – действительно великий роман, и крайне радует тот факт, что он держит свою марку и сегодня, играя не сугубо на своём имени, на своей тематике, на своей идеологии, на своих измышлениях.

Братья Стругацкие, как фантасты, закономерно не раз и не два задавались вопросом “А что если?”. В рамках этого вопроса были рождены, мне кажется, все их произведения так или иначе взаимодействующие с социальными формациями, с реакциями общественности на те или иные события. И, как обычно бывает в фантастике, писатели зачастую как раз и создавали аллюзии на эти самые события в своих книгах, пытаясь явить новую чреду поведенческих норм и иначе посмотреть на саму ситуацию, или же явить всё то же самое, но в свете иного сеттинга: примерами служат как “Роковая музыка” Пратчетта, так и “Друсс-Легенда” Геммела. Однако в повести “Далёкая Радуга” братья Стругацкие решили поступить иначе. Они не перенесли само событие, они решили перенести на рельсы фантастики именно социальный путч, порождаемый глобальным событием.

На основании этого Стругацкими был определён массив поведенческих норм человека будущего, который должным образом и отвечает за то, что я лично так сильно люблю в их текстах: живость героев.

Говоря о сравнении сложно будет не упомянуть об фантасте Иване Ефремове, чья люди будущего представляли из себя скоп идеалистических идей и воззрений человека 20-го века. Обоснованные и прописанные, как то было в “Туманность Андромеды”, они всё равно были неживыми, восковыми фигурами, за которыми было банально скучно наблюдать и следить, по крайней мере мне, человеку 21-го века. Но герои Стругацких… Это совершенно иное дело. Достаточно только вспомнить микроисторию с Евгенией и её сыном из финала повести, дабы осознать, насколько недалеко отошёл человек 22-го века от нас, по крайней мере, в критической ситуации. Подлость и самопожертвование, всё сплетается в едином порыве и дарует картину, которую можно увидеть сегодня в новостных источниках, когда в какой-либо стране случается какое-либо трагическое и непредвиденное обстоятельство. И это заставляет ещё сильнее проникнуться повестью, проникнуться героями и их историями. Заставляет поверить творчеству братьев Стругацких.

И именно для данного произведения именно эта вера – это крайне важная черта, ибо повесть “Далёкая Радуга” не столько про сюжет, сколько про атмосферу, антураж нависшей глобальной угрозы, а потом медленное распускание пальцев на шее социальных движений ввиду осознания неизбежного и проделывания всего, что только можно было сделать.

Столь глубокая проработка вкупе с живостью окружения потрясает, поглощает и гипнотизирует, заставляя проникнуться трагедией Радуги настолько, будто она была не то что реальна, а будто ты сам был одним из тех редких счастливчиков на звездолёте… Хотя, прошу прощения, это уже спойлеры. Почему и, в принципе, больше ничего говорить не хочется: не надо. Каждый фрагмент повести так или иначе соприкасается с общим сюжетом, простым и незамысловатым, но таким живым и правдоподобным, что ничего, кроме как посоветовать прочесть повесть вам, я больше сделать не хочу.

Литературоведы, и особенно люди, изучающие творчество братьев Стругацких, часто говорят, что “те самые” Стругацкие начались именно с “Попытки к Бегству” 1962-го года. Я, как человек доселе не знакомившийся с ни одним их более ранним произведением, чем “Трудно быть Богом”, со своей стороны пока этого утверждать не могу. Но точно могу сказать, что история про Румату и история про высадку на Сауле – это довольно схожие как по атмосфере, так и по поднимаемым вопросам произведения.

Со своей стороны не могу сказать, что вопрос соединения эпох и их взаимодействия, обозреваемый с психологической стороны в “Трудно быть Богом”, так же раскрыт здесь, как там – нет. Это, как раз, будет ложью. Всё же история об Арконарской резне куда глубже и бьёт сугубо по человеческому восприятию, сложенному в современном социуме, со стороны морали и нравственности, что вызывает и больший водоворот чувств. Однако “Попытка к бегству” – таковая площадка для разгона, на которой вместе с этой темой был поднят ряд дополнительных, также глобальнее раскрытых уже в следующих произведениях авторов.

Таким темами были: способность человека повлиять на естественный исторический процесс формирования общества; способность человека определённых моральных принципов перестраивать их в угоду ситуации; возможность контакта между биологически не отличающимися видами, однако сильно различающихся по степени развития; насколько чётко может слиться научный и технический прогресс по-разному развитых цивилизаций и какие конфликты внутри каждой из культур он способен оставить.

Безусловно, каждый из вопросов – глобальное поле для раздумий. Однако в одной повести Стругацкие решили лишь очерками обозначить своё мнение, прибегнув к своему любимому, как раз с момента этой повести, приёму “Отказа от объяснений”, дабы сократить количество страниц и сосредоточиться именно на идеях. Это очень благоприятно влияет на динамику, позволяет с интересом наблюдать как за развитием событий, так и за развитием героев и их мировоззрения за пределами их же зоны комфорта.

Поднимая вопрос об влиянии человека на историю, Стругацкие не вдаются в долгие философские размышления о природе этого человека или доступного ему времени. Они дают начало и потом демонстрируют конец. Задают цель, а потом показывают, на какой точке продвижения к ней остановился человек, будь то середина пути или финиш. Вырабатывая совершенно безумную идею соединения четырёх миров, различных по уровню своего развития и мироощущения (14-ый век, 20-ый век, 22-ой век и высшая, развитая раса) они балансируют этот, казалось бы, безумный образ наличием предметов из различных миров. Это также крайне благоприятно работает на восприятие истории и осознание главной темы: от 20-го и 22-го века – межличностное взаимодействие и академический интерес, от высшей развитой расы – загадка в виде машин, от 14-го века – весь мир, социальная политика, культура, попытки управления теми самыми машина, бесчеловечное пользование рабочей силы и так далее, и так далее. То есть то, на чём хотят сфокусировать взгляд читателя авторы – больше всего. То, на чём они хотят отобразить контраст – меньше. На взаимодействии большего с меньшим вырастают вопросы, измышления и какие-никакие выводы.

Вместе с тем стоит сказать, что сами авторы также поступают крайне изобретательно: читателя в гущу этих вопросов и размышлений они вводят благодаря героям более-менее близких к нему. Саул (20-ый век) и Антон с Димкой (22-ой век) – разница между ними есть, но он не столь критична, как между тем, что они увидят на Сауле, планете, на которую и прибудут в начале повести. Таким образом они также станут всего лишь заложниками ситуации, которые будут пытаться в ней (а) – разобраться и (б) – как-то на неё повлиять. Вместе с тем преображаясь в ходе событий и физически, и морально. Обретая опыт о построении прогресса и делясь им с читателем, то есть, делсь мыслями писателей об этом с читателем. А что для себя найдёт этот самый читатель – уже его дело.

“Человек с Марса” – раннее произведение одного из известнейших европейских фантастов 20-го века Станислава Лема. Написанная в 1945-ом году повесть уже должным образом позволяла оценить нарратив всего творческого пути Лема, вместе с тем как следует давая понять, что из себя представляет этот писатель не только в плане философии, но и в плане подхода к тексту со стороны осознания подноготной материала. И говоря о “Человеке с Марса”, мне кажется, следует осветить оба эти “плана”.

Станислав Лем не без причины ассоциируется с жанром “научная фантастика”, обогащенной спереди ещё одним словом – “крепкая”. Его гибкость в сфере, в которой он рассуждает, уже с первых лет его творчества являются не то что обширными, а академическими, поддерживаемыми научным познанием. Рассуждения же описываются через методологию по правилам актуальной для времени книги науки. Хотя, не так, следует всё же признать некоторые допущения, без которых вести диалог на тему такого существа, как человек с Марса, мне кажется, невозможно. Текст, как и большинство иных произведений, пестрит научными терминами, названиями аппаратуры, используемой в экспериментах. Да что там говорить, когда сами эксперименты, которые никак не могли иметь место быть в реальности, расписаны с таким чаянием, что сложно как раз в них не поверить. И это чувство, чувство полного погружения, которое происходит в книгу и вместе с тем застревает где-то на задворках “третьего лица” ввиду того, что не всё ты способен понять из сказанного автором, очень знакомо уже по ранее прочитанным работам Лема – “Солярис”, “Эдем” и “Непобедимый”. И в данной стези нельзя сказать что-то кроме: “С ранних творческих лет автор остался верен себе до конца”.

Для неподготовленного, да вовсе массового, читателя это не совсем есть хорошо, особенно когда общепонятные вещи Станислав Лем не затрагивает. Так не было в знаменитом “Солярисе”, но так есть здесь, в “Человеке с Марса”. Хорошо это? Сложно вопрос. Но привносит это что-то новое в читателя? Здесь “да” настолько же утвердительное, насколько крепка философская позиция Лема касательно того, что взаимопонимание между расами различных планет невозможно.

И знаете, что самое интересное в выше написанном? В том, что сам Лем ставил под сомнение свою позицию в том же “Эдеме”.

В данном антиутопическом романе автор описывает первый контакт нехарактерно простым для себя способом. Он изображает его столь обыкновенно и нетривиально, что даже не совсем верится, что это, собственно, Станислав Лем. Нет, конечно, следует уточнить, что “нетривиально” – именно для таланта и ума Лема, а не для всей литературы, ибо увидь я подобное у начинающего писателя остался бы под немалым впечатлениям.

Ну да ладно. Следует вернуться к “Человеку с Марса”, ибо говоря о нём, я сказал, что повесть однозначно привносит нечто новое в читателя и сравнил твёрдость этого утверждения с позицией автора, который свою позицию, как раз, предавал сомнению. И в этом кроется основная идея. Сама повесть наталкивает на неё, само построение драматургии в развивающихся событиях, сам сюжет и главные биты истории – это продукт событий, чья череда и логическая последовательность не всегда подвергалась сомнению со стороны сугубо мирно настроенных людей: учёных, самостоятельно сформировавшихся в делегацию по первому контакту с инопланетной расой.

Анализ действительности иной природы мышления с позиции собственных поведенческих паттернов способен в равной мере сулить как благоприятный исход, так и совершенно противоположный. И каждое убеждение, каждое действие следует рассматривать с точки зрения не просто биполярной позиции, а с позиции, имеющей куда больше сторон – столько, сколько способен осознать человек ввиду собственного кругозора. Таким образом уже в данной работе и можно увидеть того самого, на весь мир известного благодаря своему “Солярису” Станислава Лема: его научная фантастика – метафора реальности. Он ставит жизненную проблематику и бытовую конфронтацию на рельсы его привлекающей темы, теории или измышления, которым он заражён, а после делится этим с читателем.

Часто, общаясь об этом польском авторе, я слышу упрёк в его сторону из-за “слишком скучных текстов”. Я сперва был с этим согласен. Но позже, как только более-менее для себя раскрыл схематику его повествования, стал менее категоричен. Смотрите на мотивы героев и на конфликты, и вы увидите в текстах Лема довольно обыденные ситуации, явление в необычном свете. Свете, который пленяет столь же сильно, как загадка виденного профессором Линдсеем на Марсе.

Хотя, правды ради, стоит сказать, что меня куда больше пленила загадка столь странного и необоснованно мистифицированного начала повести, которое в контексте всего текста смотрится: “а” – нелепо и “б” – никак необоснованно. Это, думаю, и можно списать на неопытность автора, то есть на те самые вещи, из-за которых сам Станислав Лем относился к своему дебюту с критикой и нелюбовью. Пусть дебют, как мне кажется, очень и очень неплох.

Подцикл «Смерть» Терри Пратчетт писал с конца 80-ых годов и вплоть до начала 2000-ых прерываясь между книгами, максимум, на пять лет. Потому мне отчего-то кажется, что данный цикл был им именно что завершён, полностью и бесповоротно. В его рамках он сказал всё, что хотел, а всё то, что осталось за кулисами книги он добровольно оставил на измышления читателю. Именно потому, без привязки к ранней, с творческой точки зрения, кончине писателя хочется поговорить о завершении подцикла как о полноценном, целостном произведении, коим и являются книга «Вор времени». Книга, которая по задумке своего создателя завершает масштабную, и вместе с тем непостижимо уютную, историю из пяти книг... Извините. Пяти прекрасных книг.

«Вор времени» — очередной профессиональный экзистенциональный комментарий на тему людской сущности, обёрнутый в упаковку от сатирического фэнтези-романа. В рамках подцикла «Смерть» автор всегда затрагивал бытовые мотивы в первую очередь связанные, что особенно интересно, с жизнью. Этому содействовала сама натура Смерти — центрального персонажа. Интерес обуздать то, в чём он разобраться по своей природе не способен, — вот движитель не только множества сюжетов этой линейки книг, но и, что куда важнее, идей этих книг, общей философии. Вопросы чувственности и способности взрослеть не только в своих вожделениях, но и в своих взглядах на жизнь обсуждались в первой книге. Жизнь как она есть — во второй. Период бунтарства и период чопорности, которые образуются в жизни человека благодаря внешним факторам и куда больше зависят от них, чем от возраста, — это было в третьей. Вопрос веры и идея её неотрывного преследования людского бытия ввиду того, что без неё сама радость в этом бытие не способна иметь место быть — это «Санта-Хрякус». А «Вор времени»? В чём измышления этой книги? Тут всё сильно перекликается с лично моей самой любимой книгой цикла «Мрачный жнец» — второй книгой. А именно здесь имеет место быть мотив времени.

Если во втором романе Жизнь является имманентным понятием. То далее в своих книгах автор разделяет его, изучая некоторые, наверняка, важные для него периоды и работая на почве от собственных впечатлений от этих особенностей. Но если ранее это были социальные течения и сегменты общественных традиций, то здесь Терри Пратчетт берётся для общедоступно и неразрывную для всех вещь, делая имманентной её — Время.

Важность того, что происходит с нами ежесекундно постоянно ускользает сквозь пальцы словно сухой песком пустыни, разносимый ветром. То есть так, что мы этого даже не замечаем. И произойди нечто важное, но не с нами, мы тоже остаёмся в стороне и жизнь идёт в личностном мироощущении так, как она шла и до этого. Однако обращая внимание именно на тот факт, что время — сущность однозначная для каждого, Терри Пратчетт словно призывает читателя стараться быть не в стороне. Стараться быть если не в гуще, то соучастником. Не потому, что это отражает приключенческий дух. А потому, что каждое событие, имеющее место быть во временной промежуток, когда мы сами имеем место быть, является тем, что происходит с нами. С нашим миром. И именно это формирует нас. В книге «Вор времени» есть такой персонаж — Лю-Цзе. Он, являясь простым метельщиком, представляет из себя крайне незаурядную личность, которой очень трудно это скрыть, и которая нет-нет но это являет миру. И вместе с тем скрывает он это своей наружностью и собственным скарбом. А уже багаж его сформирован, как раз, из событий, что происходили в тот временной промежуток, в который он сам имел честь пребывать... А пребывает он уже, согласно книге, очень и очень длительный промежуток времени. Этим персонажем, мне кажется, Терри Пратчетт словно намекает на суть своего совета: багаж впечатлений и воспоминаний формирует в нас человека, делает из нас Личность, строит опыт пережитого и изученного. Мы есть то, что мы видели, что мы чувствовали и что пропустили через себя. И сэр Пратчетт крайне ловко, очень умело, словно невзначай, подталкивает на мысль, что зона комфорта — это крайне приятная и хорошая вещь. Но она ли несёт в себе радость жизни?

Я уверен, не каждому эта идея придётся по душе и, более того, не каждый увидит её в книге. Ведь «Вор времени», вместе с тем, является книгой о человеке, о размышлениях, что значит быть именно ЧЕЛОВЕКОМ, о любви и эмоциях. И все эти темы по-своему раскрыты и найдут своего читателя. Просто я усмотрел чётче всего то, что ближе всего мне. И за столь родственную близость измышлений, за вклад в личное мировоззрение и необыкновенно ламповую и трогательную историю, перемежённую с неплохими моментами эпического содержания, хочу сказать спасибо.

Для меня подцикл «Смерть» стал знакомством с творчеством Терри Пратчетта. И как же жаль, что это произошло лишь сейчас. Однако, по заветам самого Терри, жалость — не самое лучшее эмоциональное состояние. Не лучше ли насладиться тем, что уже дано? Думаю, да. И за такой подход опять же хочу сказать спасибо, но писателю, а его героям. Сьюзен, Мору, Чудакулли, Лю-Цзе и, конечно, Смерти... Я давно не чувствовал такого тепла, смешанного с искренней грустью, когда закрывал книгу. Это чувство неповторимо и потому миг, когда оно есть, необходимо поймать и запомнить. И как же мне повезло, что именно этому и учит «Вор времени».

Я, как человек сильно причастный к современной культуре ввиду особенностей взросления и времени своего рождения не раз и не два натыкался на отзывы касательно творчества Стивена Кинга. Более того, на некоторых представителей из бесчисленного ряда экранизаций этого творчества я также натыкался. А уж об истории фильма «Побег из Шоушенка» думаю и упоминать не комильфо. Однако, несмотря на всё это, ни разу до сего момента я не брался именно за книгу сего автора. А тут, в цепких лапах зимы и, впервые за несколько лет, явивших себя морозов, решил-таки узнать, что же так любит современный Голливуд и огромное множество моих сверстников или людей постарше.

Я почитатель построения ужаса на манер Алана Эдгара По или Говарда Лавкрафта, чьим поклонником вовсе себя считаю. Потому проникновение ситуацией или персонажем, с дальнейшим внедрением ужаса в его мировоззренческую картину, давление на психику героя произведения, которое путём эмпатии передаётся на читателя — вот построение хоррора, чьим ценителем я являюсь. Мне всегда казалось, ввиду воззрения на экранизации по мотивам, что ужас от Стивена Кинга не такой. Он куда более материальный и более отображает собой атмосферу ужаса, окутывающую героя, который защищён любовью к нему писателя. Потому мне казалось, что не удастся и мне прочувствовать страх. Я лишь буду очевидцем, а не участником. И эти мало на чём основанные мысли и отгораживали меня от чтения. Однако я всё-таки прочёл... И кроме краткого рассмотрения кинофильмов по мотивам теперь имею и эмпирический опыт, подтвердивший мои прежние догадки.

«Сияние» Стивена Кинга — неплохой, аутентичный своему времени и месту роман, который я представителем жанра «ужас» или «психологический триллер» назвать никак не могу. Кинг написал крепкую историю. Написал в своей излюбленной манере: с долгим разъяснением героев, их поведенческой структуры, обозрением тараканов в их головах и скелетов в их шкафах. Вместе с тем четко дав понять, к какому именно из персонажей больше всего лежит именно его душа: душа автора. И таким образом вышло, что вместо того, чтобы наблюдать за противостоянием одинаково раскрытых героев окружающей среде, полной макабрического ужаса, полумифического, необъяснимого, читатель лишь ждёт, когда же книга перейдёт в стадию противостояния одной плеяды героев другой, что будет подтрунена стараниями того самого полумифического ужаса, который растеряет всю свою загадочность, став отдельной единицей в немногочисленном ряде героев романа. То есть: психологический фактор потеряется, вместо него явится отлично, в рамках построения драматургии, выстроенный конфликт сторон. Но жанр хоррора и держится на том, что конфликт имеется, но мотивация одной стороны не ведома другой, также, как и сама сторона; зато вот цель ведома обоим сторонам и зачастую у каждой из них она разная (пример: у одной — выжить, у другой — убить). Здесь же, изначально именно такая структура, в конечном итоге перевоплощается в стандартный, пусть и атмосферный, триллер, не столько пугающий, сколько завораживающий вопросом «а выживет ли тот-тот?». Притом это «тот-тот» не относится к главному герою, ведь его автор изначально выделил пунктиром своей сценарной защиты. Таким образом и сопереживание ему читателем оказалось на довольно низком уровне.

Стоит отметить, что так будет не у каждого читателя: не особо искушенному финального расположения сил в самом начале не разглядеть. Такого «Сияние» просто поглощает. Притом безвозвратно. Теперь я куда лучше понимаю, почему Стивен Кинг это, как принято сегодня говорить, столь огромный «мэйнстрим». Потому что он читается очень легко. Он создаёт собственную символику самым простым и, казалось бы, ленивым путём: он являет идею, вычленяет в ней определённую фразу, которая может быть даже смешной сперва, а после повторяет эту фразу в определённых ситуациях, красочно описывая действия героя в этой ситуации. Таким образом читатель понимает, что будет делать герой, когда на странице вновь явит себя не раз упомянутая фраза. И эта фраза или слово будет уже таковым символом. Но это — не символ сам в себе. Это — ассоциативная черта, имманентно не являющаяся ни чем. Своеобразный макгаффин. В то время как символика иного толка, например у того же Лавкрафта, являет из себя структуру самодостаточную, саму по себе разумеющуюся без привязки к окружающему её пространству. Пример? Фраза «Маски долой!» у Кинга и «ЙОГ-СОТОТ» у Лавкрафта в «Случай Чарльза Декстера Варда». У Лавкрафта даже примерного понимания фразы у читателя нет, так как она, по сути, является именем Древнего. Но читатель этого не знает. Но он чётко сплетает это имя с событийным рядом книги. Очень странным по своему насыщению и всегда в себе содержащем именно это странное название. То есть оно — не есть предвестник бури. Оно есть то, что несёт в себе буря или, может быть даже, и есть эта самая буря. Почти до самого конца читателя держат в напряжении от того, что неведомо, что это и как. У Стивена Кинга иное построение символики. Символ есть именно предвестник. Кинг накапливает множество символических наименований, в конечном итоге используя их все для главного залпа. Это подобно чеховскому ружью, которое вешается в самом начале и выстреливает в конце. Но если у Лавкрафта всю книгу ружьё действует на нервы а после громоподобно выстреливает. То у Кинга всю книгу идёт вывешивание множества ружей, привыкание к ним как к естественной детали интерьера, а после — множественный залп, сливающийся в притягательную и даже завораживающую мелодию, но не будоражащий так, как одинокий, громогласный выстрел прозвучавший в полной тишине.

«Сияние» Стивена Кинга — отличный анализ на извечную тему детей внутри нас. Эта книга о детях не для детей. Скорее для подростков и взрослых. Для тех, кому тяжело разобраться в себе и необходимо узнать, что это — нормально. Что слабость — норма для человека. Что иногда, чтобы не сойти с ума, нужно быть более открытым с теми, кому ты решил доверять и, в первую очередь, с собой. Кинга очень подробно описывает детство героев. Она заостряет внимание на типичных моментах жизни, которые оставили отпечаток на дальнейшем протекании развития характера, и такие моменты заставляют сильно задуматься о собственном существе, о собственной истории и схематике её формирования. Под подобные романы бывает очень полезно провести мозговой штурм на тему сотворения собственного характера и выявления тех паттернов, которые так или иначе повлияли на то, кто ты есть. Собственно, подобной меланхолии поддался и я, ввиду чего стал чуть честнее с собой. За подобное могу лишь сказать спасибо.

И в конечном итоге выходит, что в целом книга «Сияние» — неплохой роман о несчастных людях, которые ввиду собственной гордости не хотят узреть в себе проблемы, подаренные им их детством и живущие в них за счёт того, что и по сей день они — дети. Мы все — дети, которым надо научиться жить в гармонии с изменяющимся временем и телом. Но поэтому же, ввиду собственной затянутости и попытки построения интриги, нагнетания саспенса и дарования страха читателю, которое проходит не совсем гладко, «Сияние» является довольно скучным романом, не для многих являющимся тем, чем он пытается казаться: книгой жанра «ужасы».

Тайна популярности Стивена Кинга, как мне кажется, стала для меня куда более прозрачной и понятной. Но также и стало понятно, что творчество этого автора уже, к сожалению, не для меня. Хотя, может стоит ещё что попробовать, ведь всё-таки произведений у Кинга, что благо, крайне много.

С прочтением каждой новой книги Терри Пртачетта я всё больше поражаюсь той глубине философии и тем, на какую погружается автор, и не присущей таким масштабам да измышлениям простоте, чей слог он теряет ни при каких обстоятельствах разворачиваемого на страницах сюжета. Это просто потрясает, если задуматься об этом немного больше, чем просто «Ага... Ну что ж, здорово». Это — не здорово. Это — необыкновенно, непостижимо, просто не реально. Но оно — есть.

И «Санта-Хрякус» — это также книга, которая необыкновенна, нереально, но оан есть.

После «Мрачного жнеца» лично я был в полном восторге и вместе с тем в разуме делил жилплощадь с полной апатией, которую породили темы, о которых общалась эта книга. Посему следующая книга подцикла «Смерть», а именно «Роковая музыка», подействовала несколько отрезвляюще. Показала, что Терри Пратчетт, как и любой автор, не способен сугубо взращивать свой талант, отправляясь в сознании читателя на всё большие вершины осознания. Она была хорошей книгой, да что там — отличной. Но не гениальной. Хотя так, возможно, показалось лишь мне. И вот с «Санта-Хрякусом», я готов принять, мне наверняка тоже показалось, но так даже лучше: это — опять-таки гениальная книга.

Думаю, всё моё отношение к ней можно выразить через один небольшой отрывок, который я советую не читать, если с книгой вы ещё не знакомы:

Если прочли, то, надеюсь, кое-что стало понятно вам об этой книге и вопрос «читать или не читать?» более не стоит. Это, прошу заметить, илшь мизерная часть того, что «Санта-Хрякус» в себе имеет и далеко не является основным из того, что запомнилось в идейном плане мне. Но всё же такие примеры лучше всего демонстрируют, на что способна рукопись, в нескольких словах преподнося на суд тему для размышления. Если же нет, то позвольте изъясниться чуть более объёмно.

Итак. «Санта-Хрякус» — это четвёртая книга подцикла «Смерть» масштабного цикла Терри Пратчетта «Плоский мир». В ней сюжет разворачивается в канун праздника Страшдества, который является аллюзией на понятно какой праздник нашего мира и времени. На Плоском мире в сие Страшдество неведомо куда подевался Санта-Хрякус, дух, точнее, Бог данного праздника, также являющийся аллюзией понятно на что. Что с ним сталось и как быть с праздником — вопрос открытый. Закрыть который решается Смерть — Бог ясно чего. На этой довольно простой основе и разворачиваются конфронтации тем человека взрослого, и ребёнка, соприкасаются мировоззрения этих двух величин, выясняются отношения Отцов и детей, а также по-своему обозревается частая идея «вечного ребёнка внутри».

Конечно, Терри Пратчетт делает это по-своему. Он делает это смешно и не принуждённо. Но вместе с тем он подталкивает читателя кинутся в такие дали измышлений, что страшно становится. Почему? Очень просто. Я рассказал о темах-сателитах, тогда как основной тематической основой книги является, пожалуй, вопрос веры. Эта глубокая и стародавняя тайна человеческого разума, который верит в нечто не сущее в его глазах, одна сущее в его голове. Человек способен верить по разным причинам. Лично для меня, как для человека наукоцентрического мировоззрения, вера как нечто благодостойное может рассматриваться лишь в качестве философского учения, сподвигающего на постоянное развитие человека в частности и социума в целом. Такая философия направлена на устранение деструктивных измышлений о том, что человек — бесконечно одинокое существо, никому не нужное в просторах постоянно расширяющейся вселенной. И такая философия для нашего мира — вполне естественная вещь: для мира, где доказательная база наличия хотя бы одного бога пуста и не способна выдержать ни одного методологически точного с научной точки зрения анализа.

Но мир Терри Пратчетта — другой мир. Это мир, где сверхъестественное — это не норма. Но где существует волшебство, а тот же волшебник или, что ещё проще, ребёнок способен видеть Смерть как он есть. Где вера — это эквивалент валюты, которую платят тому или иному божеству за то, что он есть. И если есть вера, то есть и божество.

Как уже было видно по названиям и прошлым моим рецензиям на книги Терри Пратчетта, его романа — это аллюзия, фэнтези-очерки на тему того, что он видел, переживал в своей жизни. Его романа беспрекословно связаны с его реальным существованием не только полунамёками, но и чёткими сравнениями внутри самих романов, будь то, например, предложения, где он сравнивает исполинские размеры чего-либо с каким-нибудь авианосцем или чем-либо ещё огромным, но существующим в нашем мире. Или когда он соотносит вещи из своей вселенной с вещами из нашей, реальной, дабы были лучше ясны функции его задумки или юмористический подтекст ситуации, как, например, здесь:

»...БАБАХ! – обломки во все стороны. Конец. Эпилог: какие-то альпинисты-везунчики находят на вершине горы целую кучу сосисок, в которой и обнаруживается потерянный «черный ящик»» Черный ящик — вещь, которой существовать на Плоском мире в момент действий книги по понятным причинам, не может. Но это не останавливает его создателя, что, мне кажется, правильно.

Это сделано как для того, чтобы читатель лучше понимал, что и в каких декорациях происходит на страницах книг, так и для того, чтобы в очередной раз подчеркнуть, насколько эти самые книги неотрывны от реальности. И тема веры, рассуждением о которой служит вся книга «Санта-Хрякус», непосредственно связана также с нами. С концессиями, что имеют место быть в нашем мире и с тем, что есть вера не только для жителей Плоского Мира, но и для нас — жителей Земли.

«Санта-Хрякус» — это книга, где вера иных людей есть зеркальное отображение веры в себя. Людские фантазии и представления о мире вокруг меняются с течением времени, и вера подстраивается под стандарты того или иного исторического периода, интерпретируя старое под новый лад. Такое воззрение абстрагирует веру от конфессионального строя церквей и епархий, то есть от того, что придерживается догматического сказания, не терпящего эволюции в каком-либо виде: догмы священного писания, не сменяемость символов и принципов мировоззрения. Книга Терри Пратчетта, сам Терри Пратчетт, говорит о том, что вера — это нечто более масштабное и вместе с тем куда более личное. Представления о мире вокруг порождаются окружением и равнять всё под одну строфу — это дело губительное для самой веры, которая становится таким образом скучной, неестественной и вымученной. Такая вера — это не вера, это — обязанность верить. А вера в нечто, во что хочется верить — это естественное желание почувствовать нечто не свойственное миру вокруг, нечто не свойственное твоему окружению, формирующему твой уклад и мировоззрение. Если исчезает налёт романтики, налёт неизвестности, то исчезает интерес. Исчезает мифическая цель прикоснуться к нереальному, которую каждый боится себе признать ввиду того, что внутренний взрослый, появляющийся с момента первого более-менее осознанного воззрения на свих родителей или на людей более старшего возраста, запрещает явить это правдой. Однако ведь внутренний ребёнок, имманентно сущий внутри с самого начала, этого желает. Может, немного, совсем чуть-чуть — всё зависит от воспитания, общего положения вещей вокруг, социума и так далее. Но всё же — желает. И это вполне нормально.

Об этом и говорит Терри Пратчетт. И мне кажется, что такие мысли касательно веры, которые разделяют принципиальные догмы от самой веры, делая её естественной частью человеческого естества, куда логичнее и лучше того, что имеет наш мир. Это не мною любимое философское воззрение на данный вопрос, но это куда более интересная интерпретация, способ посмотреть на нечто под новым углом, под таким, под которым на это смотреть нельзя ввиду запрета самой монополии веры, по крайней мере в нашем мире. Однако нет, говорит Террри Пратчеет, показывая данную книгу. Книгу, в которой вера в чудо — это куда более масштабная деталь социальной жизни, чем может себе представить ортодоксальная конфессия. И вместе с тем — сугубо личностная позиция, наибольшую изобретательность имеющая в период детства.

Поэтому, мне кажется, Терри выбрал для декораций праздник Страшдество. Праздник, когда все хотят быть счастливы, но больше всех верят, что будут счастливы, именно дети. Они же больше всех верят и в чудо этого самого праздника.

А лично от себя я попрошу, не посоветую, а попрошу прочесть эту книгу. Желательно — в канун Рождества и Нового года. Дабы не забыть, или вспомнить, много вещей, что связаны с этими праздника, да и жизнью вообще. А для затравки в этом поможет, например, вот этот небольшой отрывок. В нём нет сюжетных спойлеров, лишь диалог, однако на всякий случай я помечу его именно как спойлер, вдруг всего вышесказанного вам вполне хватит и вовсе, читать вы уже устали =):

«Роковая музыка» очень похожа на «Мор, ученик Смерти». В данной книге Терри Пратчетт также рассматривает отношения отцов и детей, но только на сей раз в области не осознания ответственности вырастающим ребёнком, которому пора «улететь из гнезда», а в области пубертатной дикости, жажды свободы, что диктуется переизбытком энергией и свободным временем. Вызывающими факторами служит как раз-таки вынесенная в заглавие «Роковая» музыка.

На основе моды панк-рока, Терри рассматривает своеобразный плюрализм юношеской бытности молодежи 60-ых-70-ых годов 20-го века, то есть тех времён, когда слова «секс, наркотики, рок-н-ролл» ещё не были просто словами, а о сексуальной революции говорили не о как части истории. В этом отношении Пратчетт переворачивает и свой Плоский Мир, соединяет его с нашим миром и, через свой цикл, создаёт аллюзию на наш мир, простую и в то же время тонкую. Только такую, которую может создать мастер.

«Роковая музыка» распределяет героев по чётким ролям и мировоззренческим позициям, рассматривая их как хулиганов эстрады и порядка, и в то же время как поклонников логики и степенного подхода к решению насущных проблем. Понятное дело, что за эти крайности отвечают разные персонажи. И, что самое интересное, эти персонажи, по степени продвижения сюжета, оказываются не способными видеть мир друг без друга. В этом вновь, как и в прошлых книгах Пратчетта, скрывается сильный философский подтекст, выявленный им не одной фразой «в лоб», а данный путём долгой, интересной, смешной и в то же время вдумчивой истории. Я устал это говорить, но, видимо, придётся снова: «Роковая музыка» — это прекрасное, очень весёлое и ещё куда более глубокое творение, написанное Терри Пратчеттом.

Вместе с тем отдаю себе отчёт, что оно мне понравилось куда меньше прошлых двух частей из подцикла «Смерть». Скорее всего это связано с тем, что после шквала мыслей и эмоций, что нахлынули по окончанию прочтения «Мрачный Жнец», данный роман мне показался слабее. И это абсолютно не значит, что так и есть — нет. Это значит лишь то, что книги надо всё же умело дозировать, а не хватать полный цикл залпом... То есть это — лишь моя ошибка. И в связи с этим я точно уверен, что ещё раз прочту «Роковую музыку». Ведь эта книга имеет в себе всё то же, за что читатель так любит Пратчетта: экзистенциальный кризис и поиск собственного места в этом мире, стремление изменить себя дабы изменить своё мировоззрение, то есть и мир вокруг, который ты видишь своими глазами — данная линия во главе со Смертью не прерывается с первой книги подцикла и в данном случае рассматривается уже память. “Акулы” прошлого и будущего, что терзают ежеминутно, формируя карту мировосприятия. А ведь хочется посмотреть на мир иначе, по-новому. И тут на сцену выходит та самая «роковая музыка». Об этом пишет Пратчетт. Он Рассматривает позиции тех, кто нечто поменял, притом не по своей воле, и тех, кто поменять не может, в конечном итоге на шахматной доске сюжета распределяя фигуры по тем местам, на которых они должны быть во благо своей целости и во благо вселенской сохранности. То есть, мне кажется, Терри Пратчетт вспоминает себя, вспоминает время собою пережитое и на основе воспоминаний создаёт текст, итогом которого является обыкновенная мудрость, сродни той, что была выражена Энтони Бёрджессом в «Заводном апельсине». Только здесь это сделано так, чтобы каждый сумел её прочитать и понять. Это, собственно, вам сделать я и советую.

При описании произведений Терри Пратчетта зачастую не услышишь о том, что его книги — глубокое погружение в тематику экзистенциализма и депрессии, связанной с собственной самореализацией и конечностью личностного бытия. Книги Терри Пратчетта, безусловно, это чтиво для всей семьи, путешествовать по страницам которого будет комфортно как взрослому, так и малому. Это — весёлый приключения и смешные ситуации, которые на поверку содержат в себе куда больше. Мне кажется, что каждый человек, ознакомившийся хотя бы с одним романом Пратчетта, спустя некоторое время после прочтения начинает это понимать, начинает переварить рукопись уже иными фибрами разума. Но всё это — спустя время. А вот так, чтобы сразу узреть в книге нечто большее, нечто, пока ещё, непостижимое... Лично я такого не ожидал.

Здесь, на «ФантЛабе», в колонке с указанием возраста читателя написано «Любой». Так вот — не верьте. «Мрачный Жнец» — это книга далеко не для лобого возраста. Притом, хочу отметить, что это не значит, что ею сможет насладиться сугубо определённый возраст. Вот как раз-таки нет. Любой читатель сумеет посмеяться, кое-где взгрустнуть или поразмышлять над этим многообразным и интересным приключением, которое описывается с двух различных взглядов на мир: со стороны живого человека, который умер, и со стороны всегда мёртвого, который вдруг получил Жизнь. Поиски себя и смысла подобной бытности — это калейдоскоп отлично поставленных безумных сценок со своей интригой и парадигмой развития своеобразной, как и весь Плоский Мир, драматургии. Герои простые и проникновенные, их мотивации также просты и понятны, а подвод к этим мотивациям, в классической манере сэра Тэрри Пртачетта, слегка нудноват, но зато прекрасно знакомит с необычным миром писателя, почему книгу можно читать не только сугубо в рамках цикла.

Эти пункты вырисовывают, кажется, хороший, да что там, первоклассный фэнтези-роман. Смешной, сатиричный, ироничный, кое-где подслащённый даже злой иронией над тем, что происходит в нашем мире и являются тёмной частью повседневности. Но, поверьте, это — иллюзия. Ибо на основе подобных паттернов можно было бы поставить, грубо говоря, оценку в районе какой 8-9-ки и отступить, закинув книгу в дали собственного разумения и мировосприятия. Но так с «Мрачным Жнецом» поступать, я думаю, ни в коем случае нельзя. Почему? Потому что эта книга — это нечто гораздо, гораздо большее, чем просто «первоклассный фэнтези-роман». Это — целое эссе, оформленное в виде первоклассного фэнтези-романа. Эссе, изучающее вопросы жизни и смерти. Работа, в которой автор пытается осознать, что есть одно и чем измерить пустоту другого. Притом где именно есть пустота, в жизни или смерти, тоже не понятно. И что есть что одно, что другое — также не ясно. Демонстрируя картины обывательской жизни с повседневным поиском смысла, микрозадач, ради которых стоит «быть», сэр Терри Пратчетт словно слагает панегирик каждой судьбе каждого человека в этом мире. Сковывая бременем тела того, кто уже должен был от этого бремени избавиться, автор по-новому показывает сущность такого понятия, как «существование», медленно но верное превращая его в понятие «жизнь». Притом делается это так, что толком даже и не ясно, когда произошла перемена, где есть та граница и как её измерить. Это словно эволюционный процесс: если мы сравним начальную и конечную его точки, разница очевидна, но ткни мы в точки на координате, и уже всё не так однозначно. Так не значит ли это, что жизнь есть постепенное движение вперёд, постоянное движение вперёд? Да нет: меланхолия единства с природой и наслаждение работой тоже есть Жизнь. Всё зависит от того, кто принимается за эту работу, насколько она ему дорога и что для него значит. Тогда выходит, что жизнь — сугубо личностный процесс восприятия мира вокруг? Возможно. Но вот что автор говорит на эту тему:

И в этом фрагменте, мне кажется, больше глубины, чем во всей современной волне культуры фэнтези, так называемых «попаданцев» в миры видеоигр и всём тому подобном.

Я не знаю, как сам воспринимал данные темы Терри Пратчетт, но лично я ещё, мне кажется, не созрел для осознания собственного восприятия. Это очень сложно и вместе с тем необходимо. Это прекрасно и вместе с тем крайне печально. Это столь близко, но в то же время так далеко в плане понимания... «Мрачный Жнец» — это книга, которой я пока не решусь ставить вообще хоть какую-то оценку. Потому ли, что 10-тибальной шкалы просто не достаточно, или потому, что я ещё не определился — решайте сами на основе данного отзыва. Всё, что требовалось, как мне кажется, я сказал... Хотя нет, стоп. Вот ещё кое-что: прочтите «Мрачный Жнец». Прочтите, даже если вы не любите фэнтези, сатиру, иронию, истории с перерешенным финалом или просто не любите читать. Прочтите. Может, это что-то изменит. А может, не изменит ничего.

Знакомство со знаменитым циклом Терри Пратчетта я решил начать с подцикла «Смерть» ввиду обыкновенно падкого на оценки восприятия: весь цикл испещрен стабильно высокими балами, однако данный подцикл, вместе с подциклом «Городская Стража» (который я также собрал), — единственный, кто перешёл за границу 9-ти балов и вряд ли уже опуститься ниже. Конечно, число — это далеко не показатель качества книги, однако в испепеляющем желании познакомиться с Плоским Миром и нежелании в него углубляться раньше времени я нашёл данный метод самым верным для нахождения требуемых для покупки романов.

Что ж, первый роман из подцикла «Смерть», и первый роман из цикла о Плоском мире вообще для меня, а именно «Мор, ученик Смерти» мню прочитан, и что же хочется сказать по этому поводу... Ожиданий не было. Но, что удивительно, все они десятикратно оправдались, появившись во время самого прочтения этого превосходного фэнтези-романа.

«Мор, ученик Смерти» сперва выдаёт на суд читателю героя бесхозного и слабого. У него нет толковой мотивации к продвижению по сюжету. Вообще сюжета как такового в книге сперва нет. То есть даже не ясно изначально, за чем следить и за что болеть. Однако книга на данный первых парах умудряется привлечь иным, заставив читателя-таки досидеть до тех страниц, где, как говорится, всё «закручивается». Это нечто — интересный мир и описание роста героя, то бишь Мора. Нам показывают человека обыкновенного и, даже более того, не самого смышлёного и умелого. И этот самый человек попадает в такую ситуацию, в которой смышлёность и умелость очень бы пригодились. Эта ситуация абсолютно неординарная даже для мира, в котором он живёт — для Плоского Мира: он попадает в чертоги владений Смерти, Мрачного жреца и Повелителя душ. Попадает он в качестве его ученика, таким образом будучи вынужденным расти над собой и развивать себя. И читатель как раз следит за этим.

Этот приём не редок и используется на максимум в историях, где, например, люди из прошлого как-то попадают в будущее. Это — как таковые «гости не их времени и места». И на комичном взаимодействии гостей и времени, гостей и места строится знакомство с гостями, то есть героями, а также знакомство с местом. Это не имеет в себе должного сценария, но имеет в себе проникновение в мир как окружающий персонажей, так и представляющий самих персонажей. Именно это изначально завлекает в данной книге, которая позже уже даёт первый важный бит истории, от которого формируются цели Мора, главного героя. Цели для его возраста и воззрения на мир вполне обыденные и обычные, почему принять и понять вполне легко. Но по степени продвижения к этой цели, сам Мор меняется. И вот это изменение — дополнительный штрих на лик всей истории.

За его метаморфозами наблюдать — одно удовольствие. Знаете, по прошествии некоторого времени сам Мор начинает ощущаться как давний знакомый. Не шибко умный, не шибко строптивый и не самый ловкий. Однако близкий сердцу и какой-то правильный, что ли, по мировосприятию. Родственная душа, так сказать, за которую ты искренне держишь кулаки. И вот когда его умения преображаются, когда он сам преображается и это показывается не ленивым методом «герой думает о своих изменениях, текстом диктуя их читателю» (привет «Дезертир» серии S.T.A.L.K.E.R), а это примечается через его окружение, через изменение отношения к нему этого окружения, через его поступки, большую дерзость или более разнообразный слог в разговоре, через вот эти наитивные вещи, тогда ты чуть ли не прыгаешь от восторга, получая таковой дополнительный потенциал для изменения, да что там, самого себя. Это очень здорово, пусть сперва, к слову, и был небольшой «ленивый» момент перечисления. Но это, наверное, в силу характера, ибо сам Мор тогда ещё был предопределён к бахвальству. А после... Ох, а после — сами прочтите.

Взаправду, «Мор, ученик Смерти» следует прочесть. Это в некотором смешная, а в некотором грустная книга, в некотором это — театр абсурда, а в некотором — экзистенциальная постановка в этом театре, где со зрителем общаются на тему поиска своего места в жизни, поиска правды бытия и справедливости, любви и дружбы, предметно расставляя эти чувственные порывы на ткани сюжета, сперва перемешав их абы как дабы заинтриговать зрителя, дать сценарный толчок, который в завершении представляется крайне уютным финалом. Добрым, да, но таким правдивым. Таким, каким, кажется, и должен быть. Справедливым. Тем самым, которого искали главные герои, и предметность которого пытались осознать для себя иные персонажи.

«Мор, ученик Смерти» — глубокое и приятное чтиво, что само по себе — редкость. Правило «50-ти страниц» с ним работает туго (один аргументов, почему я лично не люблю это правило): после первых 50-ти страниц читатель может так и не заинтересоваться. Но достаточно зайти на просторы иных 10-20-ти страниц и всё, читатель уже часть этого неказистого, как-то плывущего сквозь время и пространство мира.

Отличная книга, где финал не очевиден, а герои преображаются до тех пор, что перестают даже воспринимать первичные идеалы как истинные, как необходимые. В «Заводном апельсине» Энтони Бёрджесс рассказывал о взрослении через призму гиперболизации реально существующего подросткового насилия. Он говорил об этом без прикрас, с бунтарским вкусом и шармом пышущей энергией молодости. Терри Пратчетт на эту же тему говорит иначе. Он говорит более интернационально, на больнее разномастную группу. Говорит всё с тем же шармом и энергией, но уже со своим вкусом: анекдотическим. Но знаете, таким анекдотом, который ты слушаешь, смеешься, а про себя думаешь: «а ведь это — правда». И в конце всегда такой финал, сам из себя сентенциозные выводы выводящий, что лишь немного их подтолкни и вот, ты уже весь в этих раздумьях о правде жизни, о правде собственных стремлений и путей, которые ты выбрал для того, чтобы до них дойти. Книги такого толка — необходимая черта, мне кажется, жизни человека... Я не просто доволен первым знакомством с романами Терри Пратчетта, я уже хочу сказать ему спасибо за то, что смог вернуть мне то, от чего, мне казалось, я давно ушёл. Спасибо.

«Десять негритят» — роман, который могла написать только Агата Кристи, по крайней мере до того момента, пока она же не создала и толком не оформила правила и эстетику поджанра «детектива в бутылке».

Большой дом в отдалении от людей, на котором селится десяток персонажей, каждый из которых – неоднозначная личность со своим сором в шкафу. Этих персонажей сталкивает неведомое нечто, личину которого и предлагается разгадать читателю, с чредой нежданных для них поворотов истории, которые большинству грозят вполне реальной и ввергающей в ступор смертью. В конечном итоге читатель наблюдает некоторый итог и дивится разгадке. И вот мне, как человеку, также занимающемуся на каком-то уровне написанием книг, всегда после прочтения книг Агаты Кристи интересно: как она создавала этот роман. Она изначально придумывает идею убийств, расстановку и хитроумные переплетения случайностей, так или иначе подстроенных пока обезличенным персонажем, а после уже, на костяке интриги и уже известной ей разгадки, формирует «мясо» героев? Их характер, мировоззрение, повествования с явной загадкой во главе — это ведь уже после того, как ей всё известно, так? Или она так же, как и Кинг, давала книге «вести» себя? Формировала разгадку по мере написания романа? Эта особенность постоянно посещает мою голову после прочтения именно её книг и по довольно простой причине: в своём финале её творения ещё ни разу меня не разочаровали. Постоянно убийца — это тот, кого читатель ожидает узреть в этом образе меньше всего. Постоянно это некто неприметный, некто ровно такой же, как и все остальные. Именно тот персонаж, на которого ты ни за что не подумаешь. Однако то, что ты бы на него не подумал никогда, становится понятно только после того, как Агата Кристи четко сообщает, что убийца — это он и есть. Это необычайнейшее чувство восхищения и удивление, которое можно пережить только раз за книгу, и потому в поисках этого ощущения берешься за каждую книгу Кристи с жадностью, ровно до тех пор, пока не прочтёшь их все.

Но иногда от этой эмоции следует отступить. Точнее — надо дать ей немного остыть. И тогда можно увидеть некоторые моменты, которые работают по чистой случайности сценарного гения Кристи. В противоположение можно явить столь же известное творение писательницы «Убийство в Восточном Экспрессе». Там убийство было столь же изобретательным и не выдающим убийцу. Однако оно было одно и сконструировано чётко, без возможности какого-либо сослагательного наклонения. С этой загадкой сталкивается детектив Пуаро, которого пытаются запутать и вогнать в неведение. И уже в процессе запутывания, из-за не запланированности, вырисовываются загвоздки и зацепки для практика-детектива. Здесь же, в романе «Десять негритят», сами убийства предполагают за собой сослагательные наклонения, в которых сугубо уверен убийца, но это не даёт права уверовать в это читателю, ибо герои по тому и внушают доверия, что они подобны живым людям и значит, в определённых ситуациях, их действия могут быть не предсказуемы. Ситуация, в которой оказались гости Негритянского острова — верх не типичности и экстраординарности. Потому такая уверенность убийцы мне всё-таки передалась не окончательно. Как пример следующие строки:

Это — лишь слабый пример, которых в финале книге немало и, более того, имеются куда более весомые. Но выбрал я этот потому, что через него можно узнать крайне мало информации о сюжете (хотя всё равно отмечу спойлером, на всякий случай). Так вот. Здесь убийца прячет определённый предмет в съестных запасах, подразумевая, что перепуганные и уже не раз рыскавшие по всему острову люди на пороге гибели всё равно не станут кромсать банки и пластиковые упаковки галет в поисках чего-либо, направляющего на след убийцы. Я же в этом столь уверен не был. Во-первых: слишком большой градус патовости ситуации сам собой приказывает человеку делать всё, что угодно, лишь бы выжить. Во-вторых: это уже, повторюсь, далеко не первое сослагательное наклонение в развязке, почему и скепсис возрастает с каждым подобным разом всё сильнее.

Посему я не могу утвердить роман «Десять негритят» как лучший роман Агаты Кристи, по крайней мере, для себя. Для меня это всё ещё «Рождество Эркюля Пуаро». Однако делает ли это книгу плохой? Ни в коем случае нет. Весь мой скепсис направлен лишь на общее мнение, которого я не придерживаюсь, что этот роман — лучшее, что было в карьере знаменитой писательницы. Ни коим образом очернить я его не хочу и не могу, ибо это — потрясающее произведение со всё ещё непередаваемой атмосферой, живыми героями и необычайно закрученным сюжетом. Повествование динамичное, а биты истории расставлены столь тщательно, что прочитав даже 10 страниц читатель не может не «задеть» хотя бы один из низ. А уже он заставит читать дальше, и дальше, и дальше, пока не будет прочитана книга и не явлена разгадка. Разгадка, которая однозначно поразит.

Беря в руки “Полураспад” тандема Дмитрия Гордевского и Яны Боцман, именующего себя кратко и лаконично “Александр Зорич”, я прекрасно понимал, что ничего особо путного ожидать не стоит. Почему? Тут можно безукоризненно вспомнить среднее качество книг всей официальной серии “S.T.A.L.K.E.R” и уже это явить как достойный аргумент. Однако дело в том, что данная серия книг, как мне кажется, имеет достойных представителей и столь однозначно о ней судить не стоит. Тогда в чём дело? Наверное, в том, что это – вторая часть иной книги, а именно “Беглого огня”. И с данным романом я знаком лично. И что уж сказать… Впечатления и спустя шесть лет всё столь же сильны. О данной фантастике следует говорить в рамках её же рецензии. Но, думаю, мало чем мой отзыв бы на “Беглый огонь” отличался от этого отзыва. Разве что в одном первая часть безусловно выигрывает у второй: в первой авторы ещё старались построить историю так, чтобы она вызывала отклик у читателя, имела смысл и главный герой продвигался, медленно но верно, к своей определённой цели, понятной и потому вызывающей эмпатию.

В драматургии для стройной и понятной истории, хотя бы на стадии первичного восприятия, цель – это главное. Она должна быть ясна и сперва не совсем притязательна. Позже, по мере повествования, она вольготно может обрастать деталями. Но вовлечь читателя нужно сразу. В “Беглом огне” дуэт Александр Зорич это сделал. В “Полураспаде” он всё, что было явлено в финале прошлой книге – с лёгкостью обнулил, не предъявив нечто столь же понятное и приковывающее внимание взамен. Он дал нового героя, которому стремится помочь главный герой и прошлой, и этой части – это так. Но почему он решил помочь? По доброте душевной? Да, это так – автор прям прямым текстом и говорит. Но тогда за кого он воспринимает читателя, если таким образом разъясняет сценарий своего романа читателю? Не знаю, да и не хочу знать, ибо догадки есть и не самые приятные. Но ведь это – лишь догадки. А что есть по факту в самой книге? А в книге есть обыденный набор для не самого лучшего романа в серии “S.T.A.L.K.E.R” тех лет: стереотипичные герои, непритязательные философские “па”, имеющие глубину максимум ментовских сериалов с “НТВ”, пространные размышления об опасности окружающей среды и письмо, редко где и как демонстрирующее эту опасность в той мере, в какой её вспоминает герой.

Кстати, о самом герое. Если в прошлой книге его вес увеличивался ввиду незамысловатой, но явной цели, то здесь, повторюсь, этого нет. Потому сперва он видится как мошенник-оборванец из произведения Ильфа и Петрова, только обрамлённый в эстетику не из привлекательного ехидства и остроумия, а тупого самодовольствования и эгоцентризма. Спустя же некоторое он видится всё таким же эгоистичным, самовлюбчивым мужиком с комплексами подростка, не способного самоутвердиться никак иначе, кроме как бахвальствовать пред самим собой, но с наклонностями мецената, взявшимися из прострации сценария, ибо надо, чтобы “история случилась”. История, к слову, небогатая. Да что там – откровенно бедная. Определённой ритмики она не имеет, почему повествование кажется излишне нагруженным и поданным читателю несбалансированно: моменты длительных походов на малые дистанции соседствуют с долгими отлучками вовсе за Периметр Зоны, которые объявились внезапно и неоткуда, являя одного героя но почти не давая отчёта, что случилось со вторым. Книга скачет между растягиванием сюжета и его сжатием, не формируя ни атмосферу, не собственный ритм, не рождающийся из этого стиль.

Кстати о стиле. Можно в этом плане возразить, вспомнив, что книги Александра Зорича – это случай далёкий от данной концепции. Его Зона – это некоторый шарж на то, что было создано “GSC Game World”. Это некая сатира на видеоигру, на типичное представление Зоны в книгах серии и типичное представление героев этих книг. Герой книг Зорича, повторюсь, – это крутой сталкер, именно Крутой, который не стесняется своей эфемерной крутости и, более того, самостоятельно её для себя постоянно упоминает. Знаете, такой образ рождается в умах школьников пубертатного периода, которые взяли в руки нечто испещрённое буквами впервые после прохождения “классной игры”. И на этом образе играет дуэт писателей, полностью отдавая ему поводья истории и её примечательных особенностей. Я понимаю: охарактеризовал слишком толсто. Но моей целью было лишь обрисовать должный архетип, который сегодня прикован, в большинстве своём, к не самым “высококачественным” книгам о “попаданцах”. Для этого же типа писалась и эта книга. Книга, обделённая достойными персоналиями но в изобилии хлещущая короткими с фотографиями лиц, неплохо прописанных авторами. Книга, высказывающаяся о “пиндосах” настолько толсто и грубо, что очень трудно не узреть в этом столь же грубую пропаганду прямиком из 2009-го года; и можно было бы, если бы не редкие, но по сей день меткие социальные комментарии касательно жизни на постсоветском пространстве. Книга, которой куда больше нравится выстраивать акценты на оружейном парке (переполненном теми самыми нелюдимыми “западными” веяниями) героев, но никак не на их мотивациях, переживаниях, внутренних терзаниях постоянного нахождения на границе между жизнью и смертью (в определении) и прочих чувственных аспектах.

“Полураспад” – книга без внутреннего развития истории и героев. С крайне прямолинейным отображение архетипичных персонажей, с которыми внутри того же книжного цикла Алексей Гравицкий в своей “В зоне тумана” справился куда лучше. Это очень плохая книга и даже её же шаржевость и шутливость её не спасает: сатира не должна паразитировать на основе того, над чём она смеётся. Она должна изобличать слабые стороны и в угоду их являть нечто новое и необычное. Пример хорошей сатиры? Да далеко ходить не надо, обратимся сразу к вершинам: “Плоский мир” Терри Пратчетта – сатира над всем жанром фэнтези. Это масштабно и профессионально. Тогда как здесь… “Беглый огонь” ещё что-то из себя представлял. На нём и следовало остановиться.

Книга «Туманность Андромеды» — это книга времени. Определённого времени. Написанная человеком этого времени и для людей этого времени. По крайней мере, именно таковы мои впечатления от данной работы Ивана Ефремова, соседствующие с пониманием, что я — точно не человек того времени, в рамках которого и для которого написана эта книга.

Пробуя понять, почему так со мной взаимодействует «Туманность Андромеды», я всё время натыкаюсь на противоречия, говорящие сугубо об положительных сторонах данного Крепкого, именно с большой буквы, научно-фантастического романа. Во-первых, это огромный ум автора. Иван Антонович Ефремов — человек науки, притом без преувеличения. Говорить об его навыках, его образовании, его научной деятельности и так далее в отзыве и от себя смысла не вижу — посмотрите ту же Википедию. С такими людьми, ввиду их масштабного жизненного опыта и огромного научного познания, вести спор, будучи хоть сколь-нибудь менее образованным, очень трудно. Диалог — куда легче и познавательней. Но у меня в голове рождался лишь спор. Который я проигрывал и по прочим причинам. То есть, во-вторых: безапелляционное построение мира. Мир Ивана Антоновича — идеалистическое место далекого-далекого будущего. Это место победившего социализма, гуманизма и труда. Это место, в котором если кто-то жить не хочет, то он просто не понимает этот мир. Ибо это, взаправду, прелестнейшее место, где человек занят тем, чем он хочет, где он развивается психологически и физически так, как угодно ему, где нет болезней и недугов, где нет проблем с экологией, а единственная вера — вера в прекрасное будущее, которое взращивается на почве столь же прекрасного настоящего. Это утопия. Настолько идеальная, в рамках измышлений Лейбница, что человеку, выросшему в рамках измышлений Шопенгауэра просто плохо от неё становится... Я — этот человек. Но я же и понимаю, насколько это прекрасное место. И от этого диссонанса ещё хуже. Однако — этот диссонанс не единственный. Ибо, в-третьих, дальновидность автора и реализм повествования — паттерны, с которыми настолько качественно работают нынче редко. Ввиду великого, без преувеличения, ума, Ефремов являл читателю картину логически развитого будущего. Далёкого, но правдоподобного и прекрасного. Это формировало веру в то, что происходит на страницах, а уже это — эмпатию. Так получалось проникнуться миром, проникнуться всем тем, что в нём происходит. И ещё больше возжелать узреть, хотя бы краем глаза, эти утопические картины в живую. Но и тут я встречался с врагом моим на поприще данного романа — диссонансом: если так углублён я в рассказ, почему мне так скучно читать...

И я всё же смог ответить. Ответить не на всё, но на многое, что явило моё сдержанное отношение к книге. Ответы оказались, как я и ожидал, во многом субъективными. Но они всё-таки есть. И хочется сказать, что если вы принимаете и вам нравится всё, что изложено выше, то прочтите «Туманность Андромеды». “Западный” уклон фантастики, с безрадостным будущим, с утопией в дырах от людского невежества и людской порочности, с красивым космосом будущего и уродливым, всё ещё, человечеством будущего — это обыденность, которую иногда надо разбавлять вот, чем-то таким. Попробуйте. Для остальных... Хотелось бы продолжить диалог на тему этого романа, но уже не столь предметный.

Итак. Я опробовал, как советовал выше... И теперь, думаю, вновь надолго вернусь к тому самому “заподному” уклону фантастики. Почему? Потому что он живее. Его проблематика ближе, она разнообразней и многогранней. Его мир куда менее совершенный, и потому куда более доверительный. Его настрой куда более чётче отражает современную ситуацию на мировой арене, и потому он атмосферней. Он более завораживает и приковывает взгляд, внимание. Его сюжеты куда менее раздроблены, они чётки и не разрываются на множество частей. Они перетекают в эти части, задают разные вопросы на основе куда более понятных проблем и идей. Он плавнее и концентрированней в удержании внимания читателя. Он опирается на общество многоидейное. На общество что капиталистическое, что социалистическое, что на симбиотические варианты. Этот уклон — многосторонен и редко выдерживает пропагандистскую риторику (я понимаю, что произведение И. Ефремова таковым также не является, но в некоторых моментах критики капиталистического общества и его ценностей такое чувство создаётся). Этот уклон — для человека, выросшего на многоидейной трактовке реальности, на ценностях современного мира. Да, эти ценности в некотором роде могут быть извращённы, но мораль и человечность никто не отменял. И эти ценности часть — общества, даже капиталистического.

Сюжет романа не ясен. Он расплывчатый и служит чем-то сторонним, не привлекающим. В его рамках не удаётся сопереживать героям и их целям, в первую очередь потому, что цели не ясны и антагонистических сил не видно. Зачастую противопоставлением силам главных лиц ставится природа, внешние обстоятельства и вопросы совести. Но уже с первых страниц за этим прекращаешь наблюдать с интересом: рисуя идеальный мир, Иван Антонович рисует идеальных людей, которые не подвластны проблемам. Они их преодолевают шутя, невзначай и быстро выходя победителями из тех или иных схваток. Лично я не могу сопереживать подобным персонажам и вовлекаться в подобные истории. Кажется, что этот бисер из различных микроэлементов призваны выстроить не глобальный сюжет, а просто явить из себя обрамление для показывания картины мира. Именно мир хочет показать автор, и на него он делает наибольший акцент. Но вот только даже бы Легендариум профессора Толкина был бы скучен, не будь в нём прописанного и чёткого конфликта.

Являя общество где каждый равен пред каждым, Иван Ефремов вместе с тем рассказывает о одарённых личностях, также выявляя их из общей массы. Так а не это ли есть разделение? То есть всё-таки общество неоднородно? Люди способны размышлять разными величинами и масштабами. Так не это – зерно в почве пререканий и споров. Это сейчас – попытки выискивать ошибки создателя фантастического мира, я понимаю. Но не могу без этого… Очень странно и занимательно, что ровно таким же я занимался в условиях оценки “1984” Джорджа Оруэлла. Ну да ладно, лучше здесь отступлю.

О другом. Иван Ефремов выстраивает свой мир на идеях идеального коммунизма. Человек признаёт равенство себя пред всеми. В таком идеальном обществе взаправду жить было бы одно счастье. И жить в нём было бы возможно в рамках вселенной Ефремова — в ней подчинены психопатические протуберанцы человека касательно своего несовершенства, побеждены болезни тела и ума, депрессии и глубокая хандра — пережиток далёкого прошлого. Но для человека сегодняшнего мир с таким социальным климатом — небылица. Я не отрицаю, я даже, более того, всей душой желаю, чтобы в будущем для человека эта книга по своей обрисовке мира будущего становилась всё более близкой и понятной. Так и выстроится этот прекрасный мир. Но сегодня — это всё столь для меня неживое, столь пластмассовое, что я не могу презрительно не фыркнуть, читая очередные бравады на тему того, сколь изящно тела того-то того-то человека и сколько прекрасный он и жнец, и чтец, и на дуде игрец. Понимаете, моя проблема восприятия и вовлечения зиждется не только на зависти, эфемерной и безосновательной, если смотреть глубже, но всё-таки имеющей место быть, но и на том, что Иван Антонович в некоторых моментах переусердствует со своим выстраиванием идеального мира и общества. Например — фрагменты с упоминанием об массовом уничтожении тигров, акул и прочих «вредных животных», моменты с упоминанием полного, масштабного перестраивания Земли ради удобства проживания и прочего. В такие моменты всегда хочется узнать у людей, занимающихся подобным: «Вы, ребята, в микроклимат флоры и фауны своей поступью всепоглощающего коммунизма столь благонравно с чистой совестью ступаете?». Но даже толком и не ясно, есть ли у этих вымуштрованных людей совесть... Однако, не об этом. О другом: исчезающие виды млекопитающих, насекомых, беспозвоночных и позвоночных — это сегодня уже огромная проблема. Все они — это часть огромной системы, что была выращена миллиардами лет эволюции. А тут люди, за несколько тысячелетий, берут и множество сторон этих необъятных процессов стирают в угоду своих измышлений об их «правильности» или «неправильности». Довод касательно опасности для человека — верен. Но человек-разумный, перестроивший климатический зоны, озеленивший пустыни и иные планеты, разве он не способен соорудить ограниченные от своего существа саванны и леса, где этим видам будет комфортно. Разве природа живых организмов и микроорганизмов — не есть также огромный пласт для развития научного познания, за которое ратует общество Ивана Антоновича? Я не смог понять этот момент и некоторые, единичные, стоит признать, моменты данной книги. И по этим поводам также данный роман отпугнул меня, как ценителя фантастики в целом и человека, что ищет извечно нечто новое в рамках этого, и прочих, жанра в частности.

Мир Иван Ефремова — это мир, где быстр человек, но не информация. Иван Антонович в данном плане сильно ошибся в своих предположениях о развитии. Сегодня информация, её мобильность уже опережают то, что демонстрирует «Туманность Андромеды». Более того, иногда очень интересно пофантазировать о том, как бы посмотрели люди, верившие в непоколебимость коммунистического строя, на 91-ый год и современный мир. Что уж говорить, что сам современный человек, более-менее разумеющий, что происходит вокруг, без слёз на этот мир не взглянет. Но дело тут не в этом. Дело в том, что сам Иван Ефремов в одном из фрагментов книги винит человека нашего времени, его «западные» убеждения из-за того, что он думал, будто его ценности — ценности извечные и неоспоримые. Что его природа мира — неизменна на черте времени. Однако сама книга занимается тем же, только уже с «не западной» стороны политических прений 50-ых годов 20-го века.

Я человек, старающийся не придерживаться какой-либо идеологии. Мне нравятся идеи что социализма, что капитализма, что анархизма. Но везде — лишь их часть. Почти нигде — мера исполнения. Человечество не идеально. Это правда. Выстраивать идеал следует в симбиозе разных мировоззренческих позиций, а не пытаться на основе одной идеи вырастить нечто вечное и прекрасное. «С миру да по нитке», как говорится. Но я ни в коем случае не хочу даже пытаться оспорить авторитет и познания Ивана Ефремова — не дорос, да и вряд ли дорасту. Потому всё вышеизложенное, по крайней мере, последняя половина, — сугубо личностные измышления, призванные проанализировать, лично для себя, и оправдать, пред прочими, мою оценку данной бесспорно великой для советской и мировой фантастики книгу.

Под конец хочется лишь отметить, что через месяц после смерти писателя, КГБ СССР провело обыск в его квартире ввиду подозрения, что писатель со своей женой занимался разведкой в угоду Британского правительства... Комментировать я это не хочу, просто ещё раз хочу для себя отметить, сколь разительно отличны идеи и мысли сего прекрасного писателя, и реальность. Но надежда ведь не умерла ещё. Она и не умрёт, пока жива память о великом, о красивом и достойном. И это также то, о чём ведёт диалог «Туманность Андромеды».

Роман Рафаэлло Джованьоли «Спартак» очень сильно напоминает своим построением и способом изложения, если говорить о русской версии перевода, роман-эпопею Льва Толстого «Война и Мир». Оба произведения — масштабные, эпические авторские летописи событий, которые произошли без их непосредственного наблюдения и о которых они знают или из исторических источников, или от очевидцев. Понятно, что второе относится ко Льву Николаевичу, почему ему строить столь вкрадчивое и чёткое изложение событий войны 1812-го года было куда проще: больше информации, люди, видевшие те события и так далее. Авторской вольности это 4-ре тома не лишило, но вместе с тем на должном образе отобразило историческую достоверность тех событий. У Джованьоли не было ничего, кроме записей дворцовых писцов, очерков философов и военачальников тех времён.

Несмотря на благодатную почву, она мало когда была засеяна особенным углублением в ситуацию. В очерках центурионов и высокопоставленных римлян тех лет с трудом можно обнаружить строки, целиком и полностью посвящённые даже такой нетривиальной личности, как Спартак, который в силу своего греческого происхождения и ввиду прежней славы гладиатора не был считаем свободными римлянами кем-то однозначно значимым и бесспорно достойным внимания. Краткие намёки на его эрудированной и военную хитрость, признания его ума и смелости, сделанные будто под укором совести и сквозь зубы — о подобном в примечаниях писал сам Джованьоли, почему ещё более удивительной кажется та картина, которую в конченом итоге выстроил автор в своём романе.

«Спартак» — это творение, до малейших деталей передающее быт и антураж времён, о которых оно рассказывает. Из-за столь глубоко погружения в тему и временные рамки я и сравнил «Спартака» и «Войну и Мир». Это фильм, уже заранее заснятый автором, чья передача в мозг читателя производится по столь однозначной стратегии, что места для сторонней интерпретации совсем нет. С одной стороны это не есть хорошо, когда дело касается исторических событий, за однозначность которых уже никто полной ответственности нести не может. Но если рассматривать, хотя бы частично, «Спартака» как художественный роман, то все вопросы отпадают. Мне кажется, так и следует поступить.

Мир романа — это идеализированное изображение времён, предшествующих ещё Нашей Эре. Лично я не решусь утверждать, что автор всё гиперболизировал и приукрасил. Нет: об изысканности произведений искусства тех лет ходят легенды и сейчас, об мастерстве зодчих тех годов не стихает молва и сегодня, удивительнейшие памятки человеческой мысли находят археологи в Риме и его окрестностях по сей день. Это всё четко даёт понять, что автор в своих описаниях не далёк от истины, почему ещё пуще задаешься вопросом, как после таких времён, в которых уже была канализация, а мысли молодых народных масс заполняли трактаты Эпикура, начались Темные века европейской культуры... Понятно, что ответ даёт та же самая история, рассказывая интересную и масштабную притчу об людской жадности и чрезмерных желаниях покровителей народов. Но сухие факты куда менее интересно читать, чем изобилующий описанием жизни, характеров, политических интриг и баталий текст. Таким текстом и является «Спартак». Лично для меня — полуисторическое, полухудожественное произведение. Роман, понятно и со всей мощью эмпатии рассказывающий об одной из самых необычных фигур мировой истории. О человеке необычной воли, необычной физической силы и необычного ума. Дальновидного деятеля, который, как видно из романа, даже не подозревал о своей дальновидности: человечество в конченом итоге победило рабство, но сражалось за него ещё не единожды после Спартака. И каждый раз «дышали» эти сражения идеями, которые пропагандировал, как раз, ещё Спартак.

Это потрясающей панегирик доблести и чести. Его главные герои понятны и хоть многие их действия для современного читателя кажутся глупыми, стоит давать карт-бланш ввиду времени, в котором они были воспитаны и ввиду нравов, правящих тогда. С подобным подходом каждый характер играет совершенно новыми красками. Чрезмерная пылкость Эвтибиды не вызывает сомнения, быстротечная любовь Валерии не воспаляет недоверие, а стойкость Спартака более не удивляет с восклицанием «что за ребячество?!». Читатель начинает восхищаться этими героями, некоторых любить и сопереживать им, а некоторых ненавидеть так, будто своих личных кровных врагов. Это особенность тех книг, в которые авторы вложили идею вместе с личным мастерством написания, способностью показать действие так, чтобы это заинтересовало, дабы это не отпускало. Это признак отличных книг, к которым я теперь, лично от себя, причисляю и «Спартака», с непониманием задаваясь всё ещё вопросом: «Почему я не читал этого раньше?».

Тематика генной инженерии, несмотря на своё массивное влияние на человечество в настоящем, отчего-то несильно развёрнута в кулуарах литературы не научной направленности. То есть в рамках художественных книг, ну лично я, по крайней мере, не встречал ещё романов, основанных на видении будущего в тонах, что были выбраны человечеством ввиду чрезмерного баловства с генетикой. Книга Паоло Бачигалупи «Заводная» — тот редкий образчик.

Вообще я немного слукавил, указав тематику, на которой зиждется книга, лишь генную инженерию. Паоло сплетает тут страхи человечества касательно опустошения топливных запасов. Он выворачивает наизнанку людскую природу и на суд читателю предлагает видение средневековой борьбы на основе разных этнических и расовых корней в кулуарах какого-никакого будущего. Это будущее — падение ренессанса, которым здесь выступает наше время. То есть, осознавая дикость и людскую злобу человечества сегодняшнего дня, не трудно понять, насколько всё худо на страницах «Заводной». В данный и без того примечательный коктейль тем, автор кидает ещё боязнь постоянно эволюционирующих вирусов, опасных не столько для человека, сколько для растительных культур, чей запас и чья численность исчезает стремительней последних капель топлива. Окончательным штрихом романа является манера повествования и идеологические темы, рассматриваемые с различных сторон различных философий. Тут представлены, в рамках прекрасно описанной тайской культуры, истинный воин муай-тай Джайди, его непреклонный помощник с неоднозначной жизненной позицией и судьбой, загнавшей в тупик, Канья, старый китаец Хок-Сен, еле-еле спасшийся от мачете тех, кого считал соотечественниками, и теперь попавшийся в схожие сети судьбы, европеец Андерсон, на всё готовый ради прибыли своей компании капиталист, изумительно понимающий постулаты идеологии «всемогущей валюты», а также Новый человек, пружинщица, андроид из Японии Эмико, через которую автор задаётся теми же вопросами, на которые уже давно пытается дать каждый читатель романа Филиппа К. Дика «Мечтают ли андроиды об электроовцах».

Как вы понимаете, каждый из героев — это особенный, самостоятельный мир. Взгляды их разняться, поступки логичные для одно ни в коей мере такими не являются для другого. Самый масштабный, завершающий конфликт запускается вовсе случайно ввиду необдуманных действий человека, пытающегося найти своё место в этом мире. А окружение видит в этом злой умысел, ищет нити политических связей. А ведь их нет. Но мир власти и правящей валюты находит их, призрачные, но позже — сам ткёт и выдаёт за истину. То есть роман — один огромный, злободневный комментарий на наш мир, соединённый с предостережением о том, что способно статься, изврати мы своё понимание природы и того, что она нам способна дать. Но в первую очередь — изврати мы сами себя. «Заводная» — очень жестокий роман. Он не описывает кровавые сцены ужасающе чётко — нет. В глобальном плане — он очень жестокий. Невозможно воспринимать картины, описанные сухим языком, как нечто обыденное для мира, как нечто, к чему можно относится как к чему-то, уже бывшему, а потому не поражающему. Нельзя так. И автор сквозь призму своего описания говорит об этом. Вынуждает не морщиться, читать дальше, узнавать, что же будет в конце.

А конца так и не наступает. Он размыт. Он представляет из себя более-менее закруглённую часть определённого грубо вырванного отрезка из жизни определённых индивидуумов. Для них же — жизнь не окончена. Эта история не окончена. Но для читателя — конец. В котором он волен сам думать, что произошло дальше, что послужило началом того, что он прочёл, и как с этим жить, понимая, что в принципе всё, что он прочёл, не далеко отошло от того, что он видит вокруг.

«Волны гасят ветер» братьев Стругацких — это поистине удивительная повесть. Как и любое произведение великих фантастов, она сильно отличается от любого другого текста этих творцов. Ещё более удивительной повесть делает тот факт, что она — завершение трилогии о Максиме Каммерере. Той самой трилогии, в рамках которой переплелись динамичный, антиутопичный фантастический роман, философская притча о поиске своего места в кажущемся бессвязном универсуме и выполненная в рамках псевдодокументалистики повесть, где с журналистской апатией человечеству сообщается о найденной в его кулуарах расе, лишь изредка давая понять читателю, что повествование всё-таки ведёт человек — благодаря нечастым комментариям и пояснениям. Это безусловно необычный, да то что там, банально странный, но оттого ещё более притягательный образчик фантастической трилогии, объединённой единым миром и героем, но столь различной, столь необычной. И если отринуть эту необычность, то можно узреть, что всё это — последовательное развитие не самих авторов, а, скорее, читателя. Через приключение они переходят на более серьёзный тон измышления, от которого после уступают в тень констатации, дабы дать волю уже размышлять самому читателю. И это — просто необыкновенный подход, обрамлённый в прекраснейшее исполнение.

«Волны гасят ветер» — по-своему глубокий роман, по-своему жестокий и по-своему романтичный. Он не даёт итогов, не выводит выводы. Он оставляет всё так, как есть, давая информацию и вольготность читателю самому думать над ней. Несмотря на, что ответственность крайне велика: обуздать человеческим мозгом полноценно проблему, кажется, невозможно. А тут нужно прийти к катарсису с самим собой, спросить себя, что делать и возложить на себя смелость для этих действий. Спасает лишь то, что всё это — фантазия. Но миры и творения братьев Стругацких построены таким образом, что веришь им так, словно это происходит вот, вот здесь, прямо рядом с тобой, наяву... И это талант и проклятие одновременно. Это то, что погружает в депрессию и придаёт сил. Это то, что заставляет думать и заставляет действовать. Это тот ветер, который разгоняет волны, и те волны, что гасят ветер.

Александр Солженицын был человеком, который безупречно чувствовал вещи, о которых писал. А писал он, зачастую, о своём народе. В своей прозе он через локальные ситуации изобличал целую страну, изображал целый народ. Так, например, он сумел на примере всего одного человека показать самоотверженность народа, в котором вырос. Не однозначную, да, но безропотную, основанную на некой высшей вере — «Захар-калита». На примере же одного дня из жизни заключённого он изобразил менталитет и нравы социума, а также политики, что окружает этот социум. Не показывая четко на проблемы или не указывая на беспорядочность, одиозность множества решений внутри своего общества, он просто констатировал факты, заставляя задуматься не об определённом бараке в определенной колонии, а о целой стране — «Один день Ивана Денисовича».

И вот, через рассказ об одной лишь женщине он словно раскрывает духовную составляющую, присущую стране и её народу. Смотря на то, как в глазах мирового сообщества на сегодняшний день изменилась эта составляющая, какие вещи теперь ассоциируются с Россией, лично мне становится плохо. Ибо вот, вот же настоящая родина Солженицына, Пушкина, Шолохова и так далее. Вот краса душевной чистоты, о которой через описание природы писал Афанасий Афанасьевич Фет. Матрёна Васильевна — это и есть Россия. Та Россия, которая осталась после благодарных и честных людей, но которая готова служить и не самым праведным, хитрым людям. Тем, кто заселил её после и пользует по сей день. Как так получилось — я не знаю. Но, кажется, описывая финал рассказа, Александр Солженицын хотел сказать, что всё когда-нибудь кончится. И что люди, пользующие добротой и благодатностью того, что осталось с былых времён, уйдут с тем, что было им даровано. Но не все... Значит ли это, что побеждает не праведная сторона и гибнет бесследно та, о которой пелось в песне ДДТ «Родина»? Опять же — я не отвечу. Я лишь, как и автор, невольный наблюдатель, с ужасом понимающий лишь, что чем громче шуршат мыши, тем более худшее нечто произошло.

«Девочка-Апокалипсис» — это инди-комикс. Небольшая история как вырез из жизни далекого будущего или прошлого, как вложение чувств и эмоциональный посыл автора просто ввиду нахлынувшего посреди ночи вдохновения, как желание сказать что-то не очень глобальное, но глубокое и трогающее за душу. Таков комикс «Девочка-Апокалипсис». Он очень расслабляет ввиду своей рисовки, цветов и собственного стиля. Но в то же время он крайне серьёзен с читателем ввиду своей истории, героев и характеров. Драма, разворачивающаяся перед читателем, в которой гибнет мир и раса, соприкасается с житейской проблемой пропавшего кота, и делает это гармонично, не нарочито показушно, а мягко и как-то живо. Этому комиксу веришь. Его легко воспринимать, созерцать и читать. Думаю, в этом и суть отличной работы: в том, чтобы он была понятна сразу, но вместе с тем рейграбельна на множество раз.

Переосмысливать произведения, будь то классика или же нет, необходимо.

Обычно это происходит само собой, когда то или иное творение нечто сотавило от себя, въелось в память, почему на жизненном пути человек время от времени возвращается к нему через какие-либо житейские моменты, осознавая их по-новому, а вместе с тем по-новому открывая для себя и авторское измышление. А иногда же это происходит под давлением объёма произведений, прочитанных (возьмем за пример именно книги) человеком, и написанных одним автором, или дуэтом авторов, как в данном случае. Именно так случилось со мной.

«Жук в муравейнике» — это словная малая капля в море, в океан необычайного мультивёрса братьев Стругацких. Мультивёрса, который начинаешь осознавать только после прочтения какого-то определённого ряда книг. И это осознание меняет всё. Лично у меня это случилось именно на данном тексте и от того, я думаю, он мне запомнится ещё больше: вся нелепость ситуаций внутри творений Стругацких исчезает, вся сатира и комедийность пропадает, везде открывается новый смысл, двойной посыл или тройное дно. Рудиментарные фразы, полупонятный бубнёж окружения, нелогичные поступки — везде сходит налёт нелепости и шаржевости, всё становится монолитным, аутентичным и ясным. НО! Сугубо только для той реальности, в которую погружают читателя авторы. И это необычайное ощущение!

Почему так произошло? Всё просто: «Жук в муравейнике» — это вторая часть трилогии о Максиме Краммерере. То есть, когда на примере иных произведений очень трудно прочувствовать связь, эмоциональную, смысловую и так далее. То здесь — она неразрывна. И вместе с тем «Жук в муравейнике» — это очень практичное, локальное и типичное для братьев произведение, в котором динамика уходит на задний план, давая волю размышлениям. Притом не столько авторским, сколько читательским. Это необыкновенное соединение дарит осознание, от которого приходит понимание иного факта: надо перепрочесть впредь то, что было прочитано ранее. Из репертуара Стругацких, понятно. А может не только их... В любом случае — надо.

Так же надо, как надо и что-то сказать о самой книге. Но вот тут дело в том, что, ссылаясь на свою фразу о вольготности для читателя, говорить о книге и не хочется: её надо прочесть. Это глубокое исследование кулуаров людского восприятия себя. Это тонкая драма, которая будто не имеет конца, и вместе с тем закончена так, как нельзя было её окончить инаеч, ибо всё казалось бы слишком приторно, неестественно. А она... Эта книга другая. В отличие от первой части, «Обитаемого острова», она не динамична и чересчур реалистична. Нет чувства приключения, есть чувство расследования. Нет волевого героя, чьё мировоззрение переворачивается в конце, есть потерянный человек в возрасте, удостоверяющийся лишь в очередной раз в несгибаемой мрачности бытия. Нет порывов страсти и желания, есть детектив с акупунктурными крапинами действия, которые раскрывают противоборствующую сторону, вместе с тем оставляя неразгаданной загадку всех событий, что, конечно, ещё больше взывает к желанию продолжения. Которого не будет — нет его. Ведь такова реальность, такова жизнь. Таков мир, в котором мы живём. И лишь вы сами угодны им управлять в меру своих возможностей.

Среди множества произвдений в жанре антиутопии я, после прочтения бессмертного творения Джорджа Оруэлла “1984”, постоянно искал нечто хоть приблизительно похожее на данный роман. Каким же было моё удивление, когда в цикле “Мир полудня” братьев Стругацких, в чреде философских притч о человеке морально совершенном, цивилизованном и мудром, мне попался крайне их известный роман, до сего мною всё же пропускаемый: “Обитаемый остров”. И этот роман, словно плод вдохновения от книги Оруэлла, ибо дух тоталитарного, обманутого, счастливого ввиду лживого счастья общества, живущего лишь благодаря образу вечного врага из вне, так и витает над сим прекрасным фантастическим романом.

Следует отметить, что, конечно, произведение Стругацких пусть никак не глубже творения Оруэлла, всё же куда динамичней и для читателя своими драматическими перипетиями куда интересней. Каждая глава умело строит лестницы конфликтов. Каждый шаг в продвижении к финалу – это американские горки взаимоотношений сил, рассмотренных в истории. И оттого куда занимательней смотрится тот факт, что Стругацкие вместе с тем смогли немалую толику пространства романа посвятить и обсуждению мировоззрения главного героя Максима, через призму его разума, чистого и совершенного, пропустив всю грязь, всю похабщину созданного ими же мира. Мира, который во многих моментах так похож на нашу с вами реальность.

Не правда ли, очень трудно не смотреть на неё не через “розовые очки”, потому как к её невзгодам и странностям привыкаешь с малых лет. Однако, что если закинуть в эту реальность человека иного уровня развития, всеобщего познания? Стругацкие аппелируют этой темой, заставляя задуматься над окружающей дейсвительностью.

Да, сеттинг в политических основах правления сильно гиперболлизирован, почему по сравнению с какой “Улиткой на склоне” или “Трудно быть Богом” роман смотрится даже слегка несерьёзно. Однако это сделано в угоду понимания, в угоду прочной ассоциативной связи, где выстраиваются четкие нити во взаимоотношении грубой техники исполнения и жуткой сети заговоров, что кроятся под этой бестактной техникой.

Отличная книга, вот что хочется сказать. Прекрасная антиутопия в сочетании с приключенческим боевиком. Такой роман, который хочется перепрочесть не только ввиду его глубины, но и ввиду захватывающей динамики, поглощающей с головой и не отпускающей до конца.

После прочтения данного графического романа первая фраза, возникшая у меня в голове, была: кто «Метабаронов» прочёл, тому сюжетные перипетии «Песни льда и пламени» не страшны. И несмотря на то, насколько пафосно это звучит, именно так я и считаю.

«Метабароны» Ходоровского и Хименеса — это чистейший полёт фантазии в глубины реальных стилистик викторианской эпохи и феодальной Японии с налётом безмерно смелой научной фантастики прямиком из 60-70-ых годов. Это настолько эпичное произведение, что охарактеризовать его некоторыми эпитетами, вроде инновационный, трагичный, красивый, претенциозный, стильный и так далее, просто, как мне кажется, нельзя. Каждая из восьми основных глав всей эпопеи — это панегирик трагедии, песня во имя сценаристической основы в лице некой безвыходной ситуации, которая благодаря грамотному клиффхэнгеру оставляет читателя в немом восторге и желании поскорее узнать, что будет дальше.

Самое интересное, что стиль, эстетика и герои, в общем, самое основное — задумка, родились из так и не окончившейся логичным финалом работы Ходоровского. А именно из экранизации «Дюны», которую он собирался ставить в середине 70-ых годов. Алехандро, как творец, — крайне разноплановая личность. Он очень примечательный режиссёр, безмерно амбициозный притом в своих первых шагах на данном поприще, талантливый сценарист и драматург. Но главное — он человек, не боящийся уходить в самую тьму глубин своих фантазий. Именно из этого рождались наброски раскадровки «Дюны», которые даже в своём рудиментарном виде нагоняют жути и уважения. Их можно увидеть в документальной ленте ««Дюна» Ходоровского» 2013-го года, где основным выводом, подтверждаемым самой картиной, служит идея, что будь тот фильм всё же снят, он бы стал событием в рамках жанра научной фантастики настолько же, если не более, значимым как и «Звёздные воины». И не согласится с этим после документальной картины трудно. Становится очень обидно за ту реальность, которую мы имеем. Однако после прочтения «Метабаронов» хочется, наоборот, эту реальность благодарить. Ибо именно в них Ходоровский, с помощью беспрекословно профессиональной руки Хименеса, смог проявить всё то, о чём помышлял для «Дюны».

Это огромная трагедия эпохальной семьи, которая на своём пути к собственному завершению влияет на всю галактику настолько мощно, что в подобных существ просто поверить тяжело, не то что принять их, как реального человека. Однако именно трагедия формирует из них живых, настоящих личностей. Каждая драма — это клубок, который на первый взгляд просто невозможно распутать. Клубок из интриг, страстей, неуместных и случайных событий, нежданно формирующих судьбу героя так, что уже не видно на горизонте ничего, кроме затмения и собственной жизни, и жизни всех близких. Но каждый раз каким-то невероятным, однако вполне объяснимым в рамках фантастической вселенной, образом клубок как-то распутывается, вместе с тем испуская из себя полностью изменённого, переваренного, так сказать, жизнью персонажа, который теперь и жизнь свою за таковую не считает. Пройдя через всё, через все девять кругов первой трети пути Данте, персонажи Ходоровского в печали осознают бестолковость своего существования. Лишь в финале приходя к катарсису через последнего метабарона — Безымянного. То есть насколько многообещающе в плане эпичности была начата сага, настолько, и даже более, эпично она была завершена, всё-таки оставив читателя с немым вопросом: «А как же дальше?».

Ответ на него может знать лишь Ходоровский да, собственно, сам читатель. Разве что, различаться они будут — это однозначно. Перелистывая страницы с достойным оваций рисунком Хименеса, читатель будет находить всё новые и новые безумные вкрапления реальности в этот фантастический сеттинг. Детализация и реализм каждой панели поражают. Настолько масштабного и вместе с тем детализированного произведения в области графических романов лично мне вспомнить тяжело. Даже прославленные работы Мура меркнут в своей реализации с данным творением, вышедшим из-под рук двух уроженцев Южной Америки.

То есть, чем хочется подытожить: почти всё вызывает неподдельный восторг. Рисунок, детали, персонажи, их судьбы, мысли и сюжетные повороты. Насколько это было продумано — мне неведомо, однако коль это всё выходило из сценариста Ходоровского по наитию, то мне даже сделать больше нечего, как в немом ступоре окоченеть от осознания собственной низменности. Это взаправду вдохновляющее произведение. Его герои вдохновляют на свершение. История создания — на творчество.

Более того, хочется пару слов сказать и об русском издании от «Fanzon» в двух томах, где к самой истории добавлена ещё и немалая кипа дополнительных материалов по вселенной, истории, как раз, её создании, и самих творцах, её создающим. Благодаря такому подходу ощущается масса всей проделанной работы и именно потому и ранее сказал, что «Метабароны» вдохновляют и на творческие свершения.

Настолько разноплановая и сочетающая в себе такое множество всего произведение, что не найти в нём нечто не для себя мне, на данный момент, кажется затруднительным. В конце концов, суметь только в одном персонаже и его судьбе соединить и рассмотреть две такие крайности в вопросе познания мира и философии его принятия, как фрейдизм и учения Лейбница — это уже многого стоит (Агнар — дед Безымянного). А потому и многого заслуживает. По крайней мере от меня — самого большего. Почетного места на полке, обращения в поиске вдохновения, и частого возвращения лишь ради того, чтобы вновь пережить историю создания касты Метаборов.

Нельзя сказать, что цикл «Метаборонов» безупречен, ибо банально фантастический сеттинг даёт автору использовать так называемые «рояли в кустах» под видом вещей, которые читателю ввиду не знакомства со вселенной просто не известны. Или нет-нет, да некоторые действия героев с логической точки зрения не поддаются объяснению. Но в конечной перспективе всё это меркнет на фоне эмоций от прочтения. На фоне от тех ощущений, что были получены после путешествия в данную жестокую вселенную, где род Кастака не просто приспособился к жизни в ней, в этом бесчестном мире с политикой полного эгоцентризма во главе, а сам подмял под себя её. Стал куда жёстче этого мира, дабы он не смог прогнуть сей клан под себя, в то время как сам клан сможет это сделать...

«Парень и его пёс» — это очень старнная повесть, которую вряд ли мог написать любой другой писатель, кроме Харлана Эллисона. Повесть, которая не пытается в себя влюбить, кажется, ничем: отлично прописанные, но абсолютно не вызывающие симпатию герои, каждый из которых — отборная сволочь, пусть и не без причины; циничный мир чистейшего эгоцентризма, внутри которого существует главный герой, вместе с тем лишь украдкой вспоминая о иных сторонах своего окружения, не давая толком их даже оущутить, не говоря уже, чтобы проникнуться ими; неестественная искренность счастливых в своём заточении людей, не ставящих ни в какой грошь тех, кто пришёл к ним с поверхности. Всё это вызывает или отвращение, или искреннее желание скорейшей смерти всем присущим данному произведению героев. И вместе с тем — всё переварачивается вверх дном, как только наступает финал.

Притом, не поймите неправильно: даже без финала, которым обладает «Парень и его пёс», эта повесть была бы отличным образчиком матёрого, не прощающего ошибок постапокалипсиса, без лживой романтики и не нужного лоска. Образчиком старой школы, в кулуарах которой были выращены «Westland» и «Mad Max». Её мир подстать героям, и об этом мире хочется узнать больше, его самого хочется больше. Однако концовка лишь делает из этого отличного творения ещё более отличное творение, производя рекурсию, которой читатель никак не ожидает от тех героев, которых дал на суд, и которых описал, автор.

Вот, без какого-либо ненужного уточнения или дальнейшего распространения о финале, о мире и его довольно странной, несерьёзной концепции, которая всё равно ввиду гиперболизированной жестокости этого же мира работает, строя своеобразный баланс, хочется просто искренне посоветовать к прочтению повесть. Попробуйте. Думаю, она вас удивит, если не во всем, то в некоторых своих моментах.

Если особо не вдаваться в подробности и размышления, то «Большая планета» — отличный приключенческий, притом приключенческий с большой буквы «П», роман.

Роман жанра научной фантастики, в которой не последнюю роль играет космос, здесь космос является лишь напоминанием об общем положении героев и мира вокруг. То есть он не является тем, на чем концентрируется автор. Он является вспомогательным орудием для создания объяснимых и логичных конфликтов целых поколений существ, принадлежащий к одной расе и виду. Джек Вэнс очень грамотно создал отрешенный от высоких технологий мир в кулуарах данного жанра, на его постулатах вместе с тем выведя отличные трагедии, драму и конфронтации. Это смешение стилей прекрасно ощущается и объясняется самим творцом произведения, почему ему, роману, безоговорочно веришь, что встретишь очень редко, когда речь идёт о подобном винегрете из сеттингов и антуражей. Нечто подобное мне удавалось встретить только у братьев Стругацких и их «Мире Полудня». Но там прогресс — вещь, понимание которого доступно только горстке людей, тогда как здесь о нём знают все, однако жизнь разных групп протекает в разных плоскастях этого самого прогресса. И это очень здорово. А коль учесть крайне простой сюжет, неплохую проработку героев, на которой завязан даже один из главных твистов истории, и четкую приключенческую линию, которой автор придерживается с самого начала до самого конца, получается понятная, не замысловатая, увлекательная книга со свободным финалом, провозглашающем интересное переориентирование главного персонажа — то, чего не ожидаешь от скупого на эмоции героя-ученого по всем канонам Станислава Лема. То есть не только в личном сеттинге данный роман преставляет интерес ввиду сочетания не сочетаемого, но и в персоналиях: идеи стоицизма идут вместе с идеями ветренности и открытости всему новому. Притом явно сам автор в личной жизни отдаёт предпочтения именно второму, что можно понять по интересному стечению событий, которые предшествуют тому, как главный герой примет для себя новую философию и новые принципы понимания мира вокруг.

В общем, насколько проста эта небольшая книга, настолько же она и глубока, что очень, опять же, примечательно и встречается не так часто, как хотелось бы. Честно сказать, «Большая Планета» явно достойна более масштабного анализа, однако я искренне считаю, что ввиду своей простоты она может быть прочитана чуть ли не каждым человеком, а потому и проанализирована. Это я советую сделать вам.

«Хозяева драконов» Джека Вэнса — это, пожалуй, одно из самых известных произведений данного нетипичного для научно-фантастического жанра автора. И эта самая «нетипичность» крайне красноречиво как раз-таки просматривается в данном произведении.

Дело в том, что выстраеваемые автором миры — это некий безудержный полёт однозначной фантазии. Автор не вдаётся в подробности технократии вроде небезызвестного Станислава Лема, вместе с тем и четко не ставя границ между однозначным неправдоподобным вымыслом и фантастическим измышлением.

Вэнс всегда держится на краю, на некой грани между безрассудным фарсом и вполне серьёзным построением мира, социума и мировоззрения существ внутри данного социума. Таким образом, понимая всю несообразноть вселенной, в неё все равно веришь. Это непередаваемое ощущение, потому захватывает, даже несмотря на осознание некой глупости, что ли... Нет, не так.

Как раз «глупость» здесь — это последний ярлык, который можно навесить на данное произведение. Почему? А всё довольно просто и в то же время сложно. Дело в том, что Джек Вэнс, создавая тривиальные персоналии довольно типичных для столкновения идеалогий, на их фоне разыгрывает драму отношений между человеком и природой вокруг, между системой и стремлением к изменению. Показывая натуру человека, как существа постоянно изменяющегося, автор соотносит её с натурой человека, как существа смиренного и существа преклонившего колено пред наивысшим планом. Таким образом виден конфлкит сразу нескольких пластов общества на разных этапах его развития: на этапе развития науки в образе одной лишь теологии, на этапе развития науки новейшего времени, и на этапе куда более высшем, ещё не достигнутом нами. Только автор ставит эти этапы в рамки одного времени. И, пусть сталкивает он их в довольно обыденной битве, притом физической, всё равно окончательный результат очень интересен и необычен, особенно из-за пересмотра личного воззрения на мир человека, представляющего наше время. Его гланый враг — такой же человек того же времени, и вот как развязывается этот клубок конфликтов, с каким окончательным выводом... Думаю, за это Джек Вэнс и получил в своё время «Хьюго».

Дабы хотя бы примерно понять смысл данного рассказа, следует сделать всего-навсего две вещи. Первая — прочесть сам рассказ. Вторая — прочесть название в оригинале, или в самом приближенном к оригиналу переводе, то есть «Разбит, как стеклянный гоблин» (да, существуют и иные переводы).

Именно так автор сразу даёт понять окончательное душевное состояние героя, вместе с тем давая немалую подсказку и на его физическое состояние в конце сего произведения. В котором, к слову, речь идёт сразу о двух вещах, приводящих к подобному результату: наркотики и любовь.

Что из них есть зло, а что нет? Или границы куда более размыты, чем кажется? Возможно как раз так и есть. Об этом и размышляет Харлан Эллисон. Размышляет в своей манере — интересно и довольно ярко. Но вот как-то сугубо пространно, почему какого-то «вау-эффекта» в конце не появляется, отчего и такая оценка.

Хотя, возможно, так только у меня.

Занимательно, что данный рассказ Эллисон писал ещё на заре своей писательской деятельности. И примечательно это не от того, насколько красиво написан рассказ, насколько в нём необычны образы или интересны методы их преподнесения читателю. Скорее наоборот — эти патерны донельзя просты и встречаются в научно-фантастической литературе два раза из двух с половиной.

Более того, кое-где даже видно, сколь автор или не изучил тему, о которой говорит (легенда о массовом суициде лемингов тому пример), или не подошёл с должной фантазией к процессу создания внешнего вида описываемых существ из других миров и галактик. Хотя последний пункт — краейгольный камень. Ибо в данной детали можно узреть отсылку на столь часто обсуждаемые в кругу поклонников «массонской» тематики культуру древних египтян, которые, кто его знает, может и встречались с кем-то, отнюдь не с Земли пришедшим.

Но даже это, возможное, двойное дно — отнюдь не главное. Ибо, как мне кажется, самое интересное автор явил в конце, в идее, завершающей рассказ. На окончательную мысль он работал всё повествование, а до сего момента она явно как-то раз разбудила его посреди ночи, заставив как раз написать «Пылающее небо». Эта идея, философия, которую она способна породтть, несмотря на наружность будет отличаться от мирвоззрения внутри концепции «Мы одни и никого кроме Нас», она чуть иная, и потому более драматичная. Думаю, ради мысли в конце, ради этой непросветной, как кажется сначала, трагедии, ради понимания ситуации в которой гипотетически можем оказаться мы, ненасытные мечтатели, и стоит прочесть этот в принципе неплохой рассказ.

Данная повесть братьев Стругацких — это крайне интересная вещь, если не сказать больше. Притом интерес она вызывает не только, хотя даже не столько, своим сюжетом, миром и персонажами, сколько рассмотрением особенностей быта этого средневекового мира погрязшего в невежестве через призму сегодняшнего дня и ситуации в обществе стран бывшего СССР.

Пример схожего влияния мне приходит на ум не один, но основной из них — мультфильм «Незнайка на Луне» 90-ых. Его начали создавать еще в Советском Союзе и призван он был продемонстрировать и изобличить враждебный капиталистический строй Запада, явив его в неком карикатурированном виде зрителю. Но вышло так, что за время производства СССР существовать перестал, и мультфильм, данный зрителю, демонстрировал не столько карикатуру на политическую модель развития Запада, сколько почти дословную картину о ситуации в странах бывшего Союза. И «Трудно быть богом» — та же история: созданная в границах процветающего и торжествующего образования, кто бы мог представить, что предречет она вектор развития этих самых границ спустя несколько десятков лет.

Могли ли братья Стругацкие в далёких 60-ых годах предполагать, что их повесть об ужасе необразованности, сопротивлении прогрессу и развитию наук в обществе, ужасающих последствиях сближения церкви и власти, будет просто неописуемо актуальна спустя, только вдуматься, полвека... На самом деле это более чем крайне грустно.

И ведь выход, правильный и точный, не могут дать и сами творцы, чей стоический герой в конечном итоге остаётся в первую очередь человеком, а не богом, сообщая таким образом, что спасти себя можем только мы. А как? Ну, мысли были, но ведь несмотря на свою простоту в их осуществляемость так трудно поверить. Да, страны, сплошь состоящие из кузнецов? (сугубо для тех, кто уже читал)

Ох... Знаете, трудно и горько говорить о данном произведении, пытаясь передать частицу его философии через отзыв — это просто глупо, в конце концов. «Трудно быть богом» надо именно что прочесть, самостоятельно, притом именно что сегодня, в рамках реалий нашего дня. Может быть хоть так получится что-то изменить.

«Посёлок» — это уникальное произведение. Не в рамках научно-фантастического жанра — нет. В общем уникальное произведение.

Сперва слеудет сказать, что в принципе роман построен из двух взаимосвязанных частей. Первая часть — «чистокровная» повесть «Перевал». Написана она была ещё в 1980-ом году, то есть вырастил из неё роман Кир Булычев толкьо спустя восемь лет. Но не о творческом процессе сейчас. Сейчас о конечном результате: «Перевале».

И вот что хочется сказать насчет этого произведения... Вы хоть раз читали, например, «У меня нет рта, но я должен кричать» Эллисона, или «Один день Ивана Денисовича» Солженицына. Нет? Тогда, если вы не переживали нечто схожее в жизни или знакомы с иными схожими произведениями, которые я вспомнить не смог, вряд ли осознаете глубину атмосферы безысходности, проработанность антуража неумолимого холода и пронизывающего ветра лишь на основе моих слов. Настолько грамотно передать положение этих пропащих людей на границах малоизвестной, недружелюбной планеты, которые цепляются за жизнь не имеющими кальций, срывающимися с пальцев ногтями (образно говоря) в отзыве лично у меня не получится. Это надо взять и прочесть. Это необъяснимо притягательная ситуация, в которой я бы лично не выжил, в чём я отдаю себе отчет, но в которой благодаря сказаниям Булычева я побывал и считаю её одним из ярчайших событий своей литературной жизни. Притом, сюжет здесь прост до безобразия. Но уровень проработки судеб и характеров, умение их преподнести и обосновать, вместе с тем явив окружающий мир столь скурпулёзно и проникновенно — это нечто. Любовь к таким историям зиждется на сонове любви к атмосфере этой истории. И моя любовь впредь к «Перевалу» огромна.

Но ведь не им единым, так как это — лишь повесть. Роман получается благодаря её соединению со второй частью, а именно с «За Перевалом». Благодаря именно ей роман в целом вклинивается в одну из множества вселенных Булычева — во вселенную произведеений, построенных вокруг доктора биологических наук Павлыша. И так как вторая часть уже куда более объёмное и самостоятельное произведение, сконцентрировать его состоятельность на основе одной лишь атмосферы уже не выйдет. И Кир Булычев это понимал, пойдя по совершенно иному пути.

Он взял за основу привычные истории из поджанра робинзонады, снабдив его непрекращающимся «увеличением ставок» на пути прохождения героями задуманного автором сюжета. То есть, умелое построение драматургии с её преодолением постоянно возрастающих холмов трудностей захватывают настолько сильно и не отпускают столь длительное время, что даже тяжело поверить в то, что именно в таком, постоянно возрастающем напряжении, проходит половина, даже чуть больше, данного творения. Это не передаваемое ощущение, когда ты сидишь, цепляешься за сюжетную нить какого персонажа, она подходит к апогею, а автор перебрасывает тебя на рассмотрение судьбы иного персонажа, у которого также не всё гладко и ты сперва злишься, а после вовлекаешься но вдруг, бац, и вновь перекидываешься уже на третью судьбу и всё посторяется с долгожданным возвращением к первому герою, и ты всё читаешь и читаешь, не в силах оборвать ход событий, не в силах отвлечься. А в это время ещё многограннее показывают себя герои, ещё четче вырисовываются картины их взаимоотношений, ещё глубже осознаётся сам мир. И в таком контексте вообще нельзя как-то отойти от книги, прекратить ознакомление ибо, один момент «из вне», и всё, ты вновь окажешься в реальнсоти, когда нужем там, в мире Булычева, где разыгрывается драма, трагедия, на повышенных тонах история играет на твоих нервах... Это необыкновенное волшебство литературы, это то самое глубочайшее проникновение в мир романа или повести. Это и есть то, за что любят книги, то, почему они никогда не сойдут со своих пъедисталов лучшего проведения досуга человеком. Сказано смело и с неким вызовом, я знаю и понимаю. Но поверьте, после данного произведения Кира Булычева я говорю это с полной, возможно в некоторой степени надуманной, но всё-таки полной уверенностью.

«Посёлок» — уникальное, запоминающееся, захватывающее, глубокое, прекрасное произведение. Это всё, что я могу сказать.

Через каждое творение каждый автор пытается что-то сказать. По крайней мере, если это утверждение нельзя использовать ко всей многогранной беллетристике в мире, то к однозначно классическим произведением — оно преминимо. И дело в том, что «Один день Ивана Денисовича» — это как раз бесспорная классика русской литературы, чьей определённой мысли, идеи я не нашёл. Возможно, со мной что-то не так, а возможно, что автор и не пытался нечто однозначно заявить данным своим творением, вместо того раздразнив своё внимание на множестве подтем, то бишь на том, что уже проникло глубоко в мой разум и заставило задуматься.

Дело в том, что Александр Исаевич в данном произведении словно представляет уменьшенную копию своего куда более масштабного полотна — «Архипелаг ГУЛАГ». Он предоставляет читателю возможность окунуться в атмосферу, в которой проходит один день арестанта, попавшего на зону в сибирских просторах по мановению руки Советской власти времен Сталинских репрессий и военного положения. Описывая быт, навьючивая атмосферу, заставляя буквально полюбить мерзкую водную субстанцию, возникшую после приготовления овсяной каши, Солженицын словно невзначай замечает и упоминает истории людей, рассказывая о том, как те по несправедливым или, наоборот, справедливым и логичным обстоятельствам оказались в том положении, в котором находятся. Он не заставляет читателя сопереживать героям за счет слов, он описывает их поступки. Каждый персонаж — так или иначе человек. И каждый человек за плечами что-то имеет, и об этом говорит писатель, вместе с тем лишь слегка упоминая, что стоит за плечами у всего народа — Власть. И эта Власть, взмываясь над обществом, словно Домоклов меч изредка опускается на тех, кому повезло или неповезло, кого стоит пожалеть, а кого — нет. Эти факторы читатель решает уже сам за себя, проживая, действительно проживая, один день в кулуарах грязных бараков и на просторах бескрайних сибирских прерий, наполненных морозным ветром и одиночеством существования, даже когда вокруг, вроде бы, люди и есть...

Возможно, такой и является основная мысль — истинное одиночество, которое поглощает человека, не имеющего воли. Его отчужденность от мира, которого он уже не знает и даже не думает о том, как стать его частью. Он погружён в себя, в ежедневные попытки заработать и не оплашать, в морозные ветра и туманные перспективы, настоящим смогом опоясывающие всё его окружение, лишь изредка дозваляя слабо греющему огню от печки проникнуть в линчое пространство, дабы дать мгновение для отдыха, во время которого человек по-истине и осознаёт своё положение... Горечь и тепло — смешение чувств и эмоций, которые нельзя определённо описать, и именно это удалось Александру Исаевичу, который явно даже и не пытался сделать именно это.

Весь сборник — это своеобразный панегирик чувствам интроверта: спутанным, постоянно нечетким и таким неразборичывым для произношения через обычный человеческий язык, но таким родным и понятным, если их сам испытывал хотя бы единожды.

Лично для меня абсолютным фаворитом из трех графических новел, наполненных самокопанием и попытками самоосознания, является первая, самая неграмотная в визуальном плане, и в то же время самая близкая мне по духу, романтичная в кульминационном исходе и воодушевляющая в таком тяжком деле, как попытка найти ориентиры для себя, «правильные» или хотя бы более-менее четкие, чтобы вырваться из постоянного нимба самообмана о собственном течении жизни, которая на самом деле является лишь стагнацией в рамках унылых серых будней. «Хочу быть космонатвтом» — это цельное произведение, где герой через трудности и тяжбы, успевая и приступать к действиям и складывать в отчаянии руки, всё же приходит к итогу, который искал всегда, и которого ему не хватало. Приходит и понимает, что вот, то самое, нужное и необходимое, то, почему можно жить — как в прямом, так и в переносном смысле. Тут минус только один — сама личность героя. Его действия обусловлены лишь плаванием по течению, или еще более частому дрейфу по этому же течению — всё. Это далеко не действенное лицо, которое осознавая свои слабые стороны не только рефлексирует на их тему, но и работает над ними. Работа происходит, скорее, между повестями. Ибо уже во второй повести «Грипп яппи» проблема и суть поиска чуть иная: это сборник из микроисторий, каждая из которых показывает частичку цельной, уничтожающей в человеке человека структуры — депрессии. И здесь уже главное не поиск себя, а просто отражение состояния с поиском его первопричины, словно через её призму все можно будет исправить. И так как толком названия этой первопричины автор не знает, он даёт его сам — грипп яппи. А удается ли ему через этот грипп, через нахождение его корней все переиначить обратно — неведомо. Однако в последней новелле, — «Ветер умер», — проблематика вновь иная. Она связана уже не столько с самокопанием и единичной борьбой против чувства собственной ненужности и бесталанности, сколько с поиском счастья там, где оно классически должно быть, однако найти его не получается... и в чем причина? Может всё-таки в себе? Когда рядом с тобой любимый человек, а выстраивать самодостаточные и полноценные отношения не удаётся ввиду того, что ты ещё не разобрался сам в себе и находишся в раздумье над своими, найденнми собою же, минусами, притом не желая делиться ими с ближним для совместного поиска решения — какой здесь выход. И ответ кажется очевидным, однако вот за что следует отдать автору должное — он сам взаправду испытывает эту легкую паранойю, нервозность ввиду личностных тараканов в голове, путающий клубки личного самопонимания и тем самым рисуя нитями метафорический купол, в котором тепло и уютно, однако иногда становится настолько тепло, что больше похоже на пекло преисподней, в котором ты плавишся, пытаясь вырваться, рыща в поисках двери, которой никто не делал. Он, автор, прекрасно пониманает, что актое — измышлять над самим собой в тщетных попытках прийти к некому знаменателю, поделив на который можно будет убрать все несостыковки себя с обществом, семьёй, проблемами в учебе или на работе. И вот уже за это чувство, что читателя пониманием автор, читатель готов простить многое и признать данное творение всё-таки, по меньшей мере, хорошим произведением искусства, своеобазного, но искусства. Токого, которое лично я, пркрасно понимая, что подобное далеко не для всех, люблю. Спасибо, Даня, я тоже хочу быть космонавтом.

«Божественная комедия» Данте Алигьери — это определенно грандиозное произведение, заключающее в себе многоголосый вой тысячеликой культурологической истории Европы до 14-го века нашей эры. Это столь глубокое произведение, что осознать его, да что там, просто понять хоть бы частично после первого прочтения лично мне кажется невозможным. Однако вместе с тем данное произведение в бесчисленных мелочах взаимодействует с теологическим познанием, почему на сегодняшний день формирует неоднозначную оценку в плане конечных эмоций и воспринятых идей. Это, конечно же, сказано сугубо на основе субъективного воприятия данного творения, однако, всё-таки, так оно и есть, опять же на пласте личностной оценки — только на нём и не на чем более.

На этом же пласте хочется и построить весь отзыв. И это не только от того, что хочется иметь возможность прикрыться, коль что, таковым понятием как «ИМХО». В случае, например, коль читатель отзыва найдёт ошибки в плане понимания текста и его оценки, коль найдутся неточности в редких утверждениях касательно произведения Алигьери. Но и от того, что само проивздение Данте основано сугубо на его философии, на его познании окружающей действительности и его аналитических выводах о сути тех известных природных законов, которые были открыты на тот момент. Тут следует уточнить, что «Божественная комедия» — это творение, написанное бескрайне умным и эрудированным жителем Европы начала 14-го века, который по вполне понятным причинам временного периода истории материка такие способы научного дознания, как банальное критическое мышление не применял, хоть оно уже и имело некоторый вес. Тут дело связано с верой, Христианской верой, которой придерживался Данте и на основе сказаний из которой, то бишь на основе Библии, были написаны многие сюжеты «Комедии». Сама же «Комедия» почти полностью придерживается специфики натурфилософии в плане предоставления той или иной информации о непознанном читателю: через призму теологических познаний, совершенно не приемлемых для сегодняшних реалий, читателю подаются измышления о космосе и природе тамошних вещей, который иначе, как гротескное воспритяие реальности сознавать на сей момент не хочется. И, лично мне кажется, что под таким углом на сегодняшний день данное произведение и следует понимать.

Как Библия сейчас — эпохальный сборник эпических мифов и легенд, так и данное произведение — гростескное воспроизведение специфик человеческого поведения в рамках тех или иных сценариев его бытия. Это очень увлекательно: анализировать картины природы, нарисованные безумным, или гениальным, умом Данте. Это очень познавательно: выявлять политические мотивы и особенности, ояпть же политических, взглядов писателя в лицах, что были показаны в Ады, Чистилище или Рае. Очень удивительно пытаться воспринять весь бесчисленный пласт познаний, обозреть проделанную автором работу над исходным материалом. А ещё более — крайне увлекательно вычленять из текста мириады мини-сюжетов, небольших историй как реально имевших быть в хронометраже развития человеческой цивилизации, так и выдуманных автором. Трагедию людей нет-нет, да кое-где можно просто брать и развивать в полноценные произведения искусства, пытаясь ещё глубже проанализировать ситуацию, в которую по воле ума Данте попадает описанный им же герой.

В итоге: «Божественная комедия» — огромный источник исторического познания с несвойственными временному периоду прорывными научной деятельности и нетривиальными обоснованиями, которые на сегодняшний день выглядят довольно уныло и грубо, вместе с тем не низвергая творение в пичину глупости. Наоборот — поднимая весь толмут над множеством и множеством иных творений, являя его, как полноценный портрет историйческой эпохи, определённо необходимый для прочтения, ведь история — всего лишь зеркало, показывающее прошлое и способствующее сравнению с настоящим. Простор фантазии поражает, а язык и стилистика, грамотно воспроизведенная Минаевым уже более века назад, лишь увеличивают эффект от прочтения, которое для полноценной оценки произведения явно придется повторить, хоть это такому человеку как я, а именно придерживающемуся наукоцентричных взглядов, довольно и тяжело.

На основе данного творения Алеся Адамовича был снят один из моих любимейших фильмов: нетленное произведение Элема Климова «Иди и смотри». И, что самое интересное, в данном случае правило «книга всегда лучше» не совесем работает, ибо как раз книга куда спокойнее и размереннее, чем фильм, который настолько тяжел, насколько вообще, как мне кажется, может быть тяжелым художественное произведение. Книга же куда спокойнее развивается. Она медленно погружает в свою фабулу сюжета читателя, вместе с тем давая информацию, на основе которой читатель полностью формирует окончательную картину судеб персонажей, основных лиц повести, почему переживания на их счет отходят на задний план и слабо волнуют читателя. Вместо того он погружается в плеяду событий, описанных автором. В анфиладу страшных картин, которые рисует воображение на основе пережитых эмоций Алеся Адамовича, на основе воспоминний очевидцев, на основе документальной хроники, в общем, на осове всего того, что имело место быть в годы Великой Отечественной войны.

И от пережитого нелегко отойти сразу после прочтения. Это то чтиво, которое всплывает в голове благодаря ярким образам ужасающей жестокости, ужасающих поступков людей, которые, словно, лишь притворяются людьми. Лично у меня непроизвольно текли слезы при прочтении. Когда ты представляешь события, о которых говорит хроника, мастерски представленная в произведении, тяжело сдержаться.

Но в этом ли главная цель повести? Растрогать? Нет. Главная цель — это сказать, что такое есть Война. В наше время, особенно в наше время, когда хвастать оружием на Параде Победы, по сути, Параде во имя Мира, победившего Войну в далеком 45-ом, — это признанная норма, эта книга должна быть прочитана если не каждым, то очень многими. Нужно вспомнить, что такое Война, и что образ оружия — отнюдь не то, чем следует хвастать на фоне событий тех ужасающих лет. Победа добывалась ужасающе тяжело, сквозь слезы, кровь и страдания, коих не должно быть вовсе. Эта повесть напоминает об этой боли, напоминает, что не стоит, не стоит идти по пути агрессии, зла, жестокости... Этот путь ни к чему хорошему не приведёт. Он лишь заставит повторить ошибки прошлого, которые, казалось бы, потому и записаны в летах такими авторами, как Алесь Адамович: они — голос из прошлого, который словно Домоклав меч напоминает человечеству, что есть такое боль и чем чревата злоба. Как же грустно, что человечство любит такие напоминания запереть на ключ в дальнем ящике, сломя голову вновь бросаясь на встречу былым тяжбам и ошибкам... Очень жаль.

«Сокровища Гвалура» на сегодняшний день — это стандартное приключенческое фэнтези-произведение с очень слабо проработанными сторонними героями и неприемлемым, по сегодняшним стандартам многоуровневых персонажей и проработанных историй, показанием женского героя. В данном случае конечное впечатление остается двоякое, ибо с одной стороны понимаешь, что написан был рассказ давно, но в то же время проверку временем он если и прошёл, то с большой натяжкой. Что в нём однозначно впечатляет, так это профессионально выстроенная цепочка интриг, в рамках столь небольшого расскзаа особенно примечательная. Пожалуй, ради хитросплетений мотиваций разных сторон, одной из которых и является знаменитый Конан-варвар, следует прочесть эту повесть, в которой очень мастерски показано, насколько действительно умён и изабретателен этот сильный, не наделённый, на первый взгляд, герой героического романа фэнтези.

То есть, рассказ в принципе неплох, но в своей проработке он достоин внимания в политических перепетиях и в изучении персоналии Конана, то есть художественный интерес к истории как таковой и интерес академический к персонажу — вот, что способно заинтересовать читателя в данном именно случае. В ином: рассказ тривиален и на сегодняшний день довольно груб, хоть авторский язык Роберта Говарда, как всегда, поэтичен, размашист и проффесионален, в данном случае кое-где даже напоминая псевдодокументалистику Говарда Лавкрафта. Пожалуй, это тоже можно отметить, как плюс.

Данный рассказ является стандартным представителем того поджанра фэнтези, создателем которого является, собственно, его автор. Примечательным в «И родится Ведьма» (в иных переводах может быть иначе) является то, на мой взгляд, что здесь сам Конан — стороннее лицо повествования. Сам Ирвинг Говард, несмотря на его огромную любовь к собственному детищу, в данном случае позволил показаться в своих лучших качествах иным героям данного не очень большого рассказа.

По традициям первичных творений героического темного фэнтези, да и вообще фэнтези, женские персонажи не привлекательны и во многом являются лишь фоном или сколь-нибудь ощутимым мотивом для действий гланых героев, однако тут Говард избежал этого негласного, на сегодняшний день абсолютно бестактного и устаревшего правила в данном случае примечательно и умело: антагонист рассказа — девушка. Красивая, даже прекрасная, опять же в рамках негласного правила сотворения личины дейсвующих героев подобных героических повестей, но абсолютно безумная. Это добавляет ей красок, что для 30-ых годов прошлого века является моментом крайне необычным, а сегодня скорее интересным. Но разве не более? Да нет, более: тут уже вступает в силу иной стандартный пласт создания истории Говардом — его слог. Он поэтичен и красив. В его исполнении диалоги кажутся довольно странными и неправдоподобными, но описание окружающего мира, проработка — это на высшем уровне, что банально способствует вовлечению в атмосферу, а значит, и в историю. А это уже крайне необходимо большинству современных творений данного жанра.

В конечном итоге, что хочется сказать: в рамках возможностей автора, данный рассказ — довольно обыкновенен. Но в то же время имеет некоторые интересные моменты сценарного построения и преобладания тех или иных лиц, что несвойственно обычно Говарду. Этим он интересен. А привлекателен он для современного читателя своей подачей, своим антуражем, в который проникаешь с головой, чего многие явно давно не ощущали, открывая большинство текстов сегодняшних беллетристов.

В данном романе Геммел не изменяет себе почти ни в одном аспекте. Все тот же привычный, довольно простой и прямолинейный сюжет с четким противостоянием сил зла с силами добра, условного и субъективного, конечно, о чем не раз и не два размышляет сам автор. Все те же облагораживающие все повествование, довольно простые, но характерные персонажи с простой и понятно мотивацией, иногда изобилующие некоторой, пусть и не самой обширной, но все же многогранностью. Все те же фактурные пейзажи северной Европы, что чаще всего в своих творениях в качестве локаций для действий употребляет автор. Все тот же финал, что чувствуется одновременно и логично, грамотно завершающим творение, однако что оставляет и простор для размышлений о возможном продолжении. Все те же множественные отсылки к своим прошлым книгам с явным намёком на общую мультивселенную, которая после цикла «Король ястребов» вовсе кажется в рамках творчества Геммела чем-то само-собой разумеющимся.

Но все-таки «Чёрная луна» — это немного иное произведение. Дело в том, что здесь автор акцентировал внимание не чувственном аспекте героев куда сильнее многих иных работ. Такие книги, как «Дочь горного короля», «Легенда».. да вовсе почти весь цикл «Друсс-легенда» и «Король ястребов» уступают в этом плане данной книге, нечто похожее разве что только могу вспомнить в «Мечи дня и ночи». Связи никакой я в этом не вижу, ибо даже если учесть, что все эти романы были написаны в завершающий период творчества Геммела, то все равно «Белый волк» того же временного промежутка все равно в данном факторе уступает «Чёрной Луне», из-за чего лично я могу сделать вывод лишь в самом душевном состоянии автора, его патерах воздействия на читателя при описании нового мира в сочетании с как можно более подробным описанием новых героев. Геммел акупунктурно затрагивает всеобщую картину мира, в данном романе, куда подробнее разбирая его культуру и повадке на примере ограниченных локаций города, выполненного в стиле переходящего Средневековья: деревенский урбанизм с монолитными изваяниями построек высших чинов — при живой фантазии подобные картины формируют в сознание крайне чёткие и привлекательные картины, подобные которым я могу вспомнить из репертуара автора лишь в «Легенде». Нет разброса внимание, есть чёткий акцент и проникновенностью атмосферой безысходности и чувственных перипетий: первое крайне любимо Геммелом, тогда как второе довольно не часто в его романах, но здесь выполнено на должном уровне. Этот уровень обусловлен не в последнюю очередь привычно горестным финалом, в котором сталкиваются полярности полного отчаяния и грусти, да радости и торжества. Но «Чёрная луна» привлекательна тем, что этот финал на эмоциональном уровне отыгрывает куда сильнее, потому, что объяснённых, понятных героев, достойных сопереживания, здесь куда больше и каждую трагедию или счастье чувствуешь, как свои. Такой вывод для книг Геммела непривычен, лично по моим пунктам знакомства с автором, и потому данная книга — случай особый, примечательный и, особенно для поклонников, привлекательный: новая сторона таланта любимого автора — это всегда интересно.

Не ожидал от данного единичного творения ничего особенного, а в конечном итоге получил красивую, немного тривиальную, но душевную историю, где в конце как всегда безоговорочно веришь, несмотря на некоторое число видных «роялей в кустах», а также логических и картографических упущений, что герои живые, а их будущее хранимо Истоком.

Дэвид Геммел безусловно баталист. Притом довольно своеобразный. Для него нет ничего привлекательного в масштабной битве двух несметных армий, что несутся друг на друга посреди ратного, безграничного, чистого поля. Нет. У Геммела был свой свой стиль, совоя страсть — блокада, оборона, хитроумная облава, стычка на узком пространстве. И всегда, по крайней мере на моём опыте прочтения книг данного автора, число людей в противостоящих друг другу войсках суммарно не превышало какие 20-30 тысяч (разве что в «Легенде» из цикла про Друсса представала иная кратина, хотя стратегия сражения и специфика блокады были неизменны). То, что можно выделить в плане битв Геммела — это красочный, запоминающиеся осады, хитрые переломы истории, героические противостояния горстки людей против куда большего войска на манер Фермопильского сражения. И обычно в образе тех, кто слабее, тех, кто под гнётом, тех, кому суждено умереть — протагонист книги и его близкие. То есть: Геммел любит ставить своего героя в самые несладкие условия, расписывать, как он к ним пришёл, выстраивая долгий последовательный путь, полный политических междоусобиц и межличностных стычек, а после кратко но красочно отображать сражения, в которых весь клубок перепетий непривычно и странно резко, как обоюдоострый кинжал вытаскиваемый из раны, распутывается, открывая пред читателем все карты, обозначая финал истории.

Почти всегда финал лирический, приправленный грустью, обещающий что-то впереди. И этого начинаешь неустанно ждать, видя те самые горные заснеженные хребты и вдыхая вечно морозный свежий воздух. По крайней мере, такая эмоциональная картина выстраивается в воображении после прочтения именно «Вечного ястреба». Классического романа Геммела (мне всерьез начинает казаться, что иных быть у него не может) в котором в рамках жёстокого, жесткого фэнтези добро побеждает зло, а автор всё больше и больше намекает на свою мультитвселенную, состоящую из всех своих книг. Связь немного портит атмосферу, нарушая самостоятельность и прививая темы не совсем уместных технических изысков, однако Дэвида никто и не считает однозначно гениальным творцом. Каждая его книга — это процесс, сочитающий личные порывы идеи и куцее умение описывать, повествовать, разворачивать глобальную, масштабную картину. Видно старание, виден полёт фантазии, окованный в отработанную схему подачи этой самой фанатзии, и потому воспринимается каждая книга, после прочтения хотя бы одной, привычно, легко.

И данный роман, повторюсь, — не исключение. Живые, объемные герои, интересный, пусть и примитвный, конфликт. Довольно консервативные взгляды в политических прениях, но не вычурно смотрящиеся в рамках мира, описываемого автором — так, как нужно для особенностей развития этого самого мира, для особенности его проработки, которой одарил его, собственно, автор.

Автор, которого я вновь хочу поблагодарить за крепкую, хорошую историю о добре и зле, о героях и злодеях, о поступках, на которые не хочется смотреть из-за их омерзительного посыла и вида, и поступках, которые повторил бы сам, будь ты более смел и силён... Хотя, ведь именно такие книги убеждают нас, что мы именно настолько сильны, смелы, и выносливы. Спасибо, Дэвид Геммел.

Чем больше читаю произведения Дэвида Геммела, тем больше убеждаюсь, что сделаны по одним, выверенным, неизменным для автора лекалам: меньший акцент на мире и его проработке, как можно большее внимание на героях, их характерах и особенно заметных четрах психологического портрета. А именно. Если герой Геммела отличается особенной вспыльчивость, лирическим полетом мысли, подспудной озлобленностью, столь же подспудными мечтами о чем-то несбыточном и так далее, то это читатель будет знать на всё протяжении книги, ибо автор будет постоянно напоминать об этом то через действия персонажа, то через диалоги. Мир же служит фоном для объемных, запоминающихся благодаря своим личностным особенностям героев: автор описывает в границах романа какую-либо местнсоть, которая характерна для схожих народов в нашем мире, в голове читателя закрепляет запоминающиеся фактурные локации, рисует, так сказать, тщательно пейзаж, строя мостик ассоциаций, а после не возвращается столь тщательно к этим чертам, продвигая сюжет далее в основном за счет персонажей. И ещё одна особенность — первичные 70-80% книги всегда являют из себя подготовительный этап, запоминающийся накаленной атмосферой, тщательным описанием событий, мест, знакомством с героями, а последние 20% — это быстрая, беглая, даже, развязка, в которой герои приходят к своим первичным целям и, более того, достигают ранее не видимых за этими целями берегов следующих за ними решений тех проблем, которые возникли благодаря ранее упомянутому приходу к первичной цели.

И этот роман — не исключение.

Однако плоха ли эта схема? Пока я от неё не, так сказать, ловлю ничего, кроме удовольствия. Это простые, а потому доверительные истории, одной из которых и является «Дочь горного короля». Оособенно примечательной деталь именно здесь является то, что главным действующим лицом является девушка — молодая Сигурни. Если вспомнить, когда была написана книга, то немного даже удивдляет, что создатель Друсса-Легенды пошёл на такой шаг и, к слову, не прогадал. Персонаж сильный, самостоятельный, запоминающийся и, что самое главное, изменяющий своё мировоззрение по степени хода истории. Такими герояними должно хвастать современная поп-культура в областях кино, видеоигр и книг, подвергающаяся нападкам радикального феминистического сообщества, которое явно даже толком не знает, что такое истинный феменизм, и довольствуется сюжетами с героями женского пола, которые имеют место быть в этом сюжете лишь благодаря тяге за уши и прочие места. Такие героини — то, чего достояны потенциально прекрасные и запоминающиеся истории, коих сегожня также сочиняют немало. И такой героине хочется верить. Ей сопереживаешь, особенно в конце, когда все точки над «i» расставлены, а от былой взбалмшной девицы не осталось и следа... Хотя, что-то я разболтался.

Хочется вот что сказать: данной книгой Геммел точно не изменяет себе и не предаёт ожидания своего читателя, давая ему то, за что этот читателя так любит и уважает этого писателя. Коль вам нравится творчество Дэвида, то данный роман также понравится — однозначно.

Теперь, переваривая впечатления от данной книги, первое, что приходит на ум, это мурашки по телу и холодок по спине сродни тому, который испытал первый раз читая «Две Твердыни» Толкина, а именно тот момент, где пред Арагорном и его товарищами появляется Гэндальф, но более не серый, однако, как оказывается, живой... Вам явно знакомо это чувство. Чувство возвращения полюбившегосЯ, более того, горячо обожаемого героя. Чувство понимания того факта, что его легенда не кончена. Чувство предвкушения новых ощущений связаных с твоими, кажется, давно знакомыми друзьями, которые навсегда остались в твоей памяти без обещания вернуться вновь. Но вот он здесь. Это чувство связано в первую очередь с Друссом — героем серии романов Геммела, которые входят в его же масштабный «Дренайский цикл».

Вообще странно, что именно об этом я говорю, вспоминая о книге, которая имеет в качестве своего главного героя вообще совершенно иного персонажа, которому посвятил свои последние годы жизни писатель — Скилганно. Это не тот стоический, конаноподобный, физически, да мягкий душой и чуткий в вопросах психологии товарищества и боя Друсс. Это немного иной персонаж. Более утонченный в вопросах физиологии и психологии, ибо разделения на поведенческие модели внутри жаровни боя и мирного сущетсвования у него нет. Ввиду этого его же моджно назвать менее многранным и отчасти это будет правда. Но лишь отчасти, ибо в целом это всё столь же классический герой мрачного фентези, чья судьба полна приключений, а характер неоднозначен. Уж что-что, а героев, точно, Геммел создавать умел. Чего не скажешь о его мире.

Здесь следует уточнить, что в последние годы своей жизни и творчества, он слегка изменил концепцию своей Дренайской вселенной и в данном романе это видно лучше всего, несмотря на то, что зародилось еще в «Белом волке». Он связал мрачное средневековое фэнтези с апокалипсисом куда более продвинутой и могучей цивилизации Древних, дав недвусмысленный намёк на то, кем могли быть эти древние и что их уничтожило. Но дело в том, что связал он столь плотно, что в границах его первичных романов из общего цикла это кажется слегка натянутым... Неуместным, словно. Потому с этим, пожалуй, нужно просто смериться.

Лично я так и сделал, вновь насладившись прекрансыми объёмными героями и многоликими индивидумами. Решения столь же быстры, смерть может встретить любого, а судьбоносные события описываются парой строчек, заставляя перечитывать себя раз за разом, не в силах поверить. В это весь Геммел, а в этом романе — весь он в свои последние годы. Стилистика неизменна, во главе угла всё ещё стоят судьбы личностей, как и сами личности. А мир... Ну, с этим можно смириться.

«Легенда» является вовсе первым романом не то что из цикла, посвященного дренаю Друссу, но вовсе из всего «Дренайского цикла». И, проводя параллели с иными творениями Гемелла из данной же анфилады романов, хочется обратить внимание, насколько скурпулезно Дэвид придерживается своей личной стилистики такой простецкой констатации с вкраплением частичного фокуса сугубо на некоторых деталях повествования. Это, знаете, нечто сродни классическому стилю рисунка японской анимации — кадр обычно обыкновенен по своему наполнению, фон также не блещет чем-то особенно интригующим, но вот события и детали сцены, которые, как считают авторы, должны быть замечены в первую очередь — ярки и выразительны. У Геммела — нечто подобное. Он прост в изъяснении, в своем языке, но события, на которых он хочет заострить внимание, он выделяет легким вершком поднявшейся волны в краях неспешно текущего спокойным течением повествования. Правда, уже в данной книге виднелась и слабость писателя: любовь к расписыванию подноготной событий, на которых фокусируется побуждающее событие. То есть — около восьмидесяти процентов книги, её первая большая часть — это плавно, не всегда логично, но все же последовательно развивающееся действо. После чего, последние двадцать процентов, — это словно вынужденные штрихи, торопливость нанесения которых, кажется, является продуктом усталости автора от собственного произведения. Это немного портит общее впечатление и, что грустно, заслуженно: как-никак, концовка — это то, что запоминается в первую очередь.

В данном же случае, в случае «Легенды», что хочется отметить, говоря о чем-то запомнившемся — это атмосфера. Атмофсера депрессии и упадка ощущается после прохождения половины романа настолько сильно, что отречься от неё нельзя при всем желании. А самое интересное — не хочется. Данный антураж облагоражен сэттингом битвы, масштабной и судьбоносной, в которой волей-неволей самому хочется быть, хочется стоять на великих стенах под проливным дождем в ночи, смотря на огни вражеского лагеря, который, вобрав в себя чуть ли не миллион воинов, кажется бесконечным полотном мерцающих в ночи глаз хищных зверей, уже готовых к прыжку.

Сюжет же, как это обычно бывает у Геммела, не столь запоминающийся. История об обороне крепости с силами, не имеющими, как кажется, никакого шанса против наступающего врага — сочетание событий на Скельском перевале и у гробницы Ошикая, которые также были написаны Геммелом, только на сей раз увеличенные в разы. Это — классическое героическое темное фэнтези, являющееся завершением истории, первоначальной истории, воина Друсса. Завершением громнким, красивым, героическим, не во всем идеальным, но всё-таки запоминающимся. Завершением, которое, по сути, послужило началом.

Данный роман был написан уже после того, как основная линейка романов «Дренайского цикла» была Геммелом создана и издана. Привязано к вселенной автора, в общем-то, сие творение отнюдь не номинально. Оно довольно плотно легло в ряд с классическими произведениями об этом мире тёмного сурового фэнтези. Однако и некоторые неточности читатель, знакомый с иными произведениями, увидит и точно не упустит более из головы. Дело в том, что автор позволяет себе вновь поразмышлять на почве жизненного бытия стоического героя отдельного цикла своих романов внутри «Дренайского цикла» — Друсса. Сформировав образ извечно одинокого, ветреного в плане мест своего обитания воина, Дэвид Геммел вместе с тем позволяет ему вновь почувствовать, что он не одинок, даруя ему новых боевых товарищей и друзей, которых, вместе с тем, Друсс ранее не упоминал на пороге своей смерти, которая описывалась в прошлом романе, находящемся в таком положении по хронометражу приключений сего героя. Однако эти вещи не критичны. Также критичным нельзя назвать и поспешность, с которой автор преподносит финал творения, который по своему темпу заметно выделяется на фоне чуть ли не медитативного повествования, которое преобладало в романе его девяносто процентов. Такая волнообразность и медлительности были наверняка вынужденными, ибо чётко описывали новых героев, разворачивали изыски новой мировой политической ситуации, описывали клубок сложных взаимоотношений. Но в то же время просто расписывать все это автору было приятно, однако отнимало много сил, которые и кончились под конец.

Но все же в общем впечатления остаются приятные и положительные. Это стандартный достойный приключенческий роман написанный Дэвидом Геммелом сугубо в стиле Дэвида Геммела. Странность некоторых происшествий не мешает окончательному чувству удовлетворения, вызванного тем, что прочёл достойную, интересную и интригующую своими хитросплетениями во власти и отношениях историю. Если говорить, понравилось или нет, то понравилось. Но если сравнивать с «Друссом-легендой» или «Побратимом смерти», то это произведение все же чуть слабее: все-таки чётко направленные сюжетные ветки с ясной и простой философией давались Геммелу лучше, хоть и в более сложных прериях мысли он явно чувствовал себя неплохо.

«Друсс-легенда» — это таковой роман-, прошу прощения за простоту высказывания, солянка. Он в лучших традициях жанра темного героического фэнтези составлен из небольших историй, объеденённых между собой одним глобальным сюжетом, однако по одиночке оставляющих впечатление как от разномастных военных повестей. В моду подобную специфику повествования истории о фэнтезийном герое ввёл ещё Роберт Говард со своим Конаном и, честно сказать, Друсс Дэвида Геммела, если судить сугубо на основе данного романа, от него не очень пока отличен. Мир также не пестрит чем-то необычайным и нестандартным. Видно, что проработкой своего Дренайского цикла автор занимался не ставя в пример «Высшее фэнтези». И всё это не плохо — наоборот. Геммэл знал, для какой публики он творит и от данного понимания не отсранялся, формируя сквозь разнообразность четырёх повестей одну историю явно любимого им типажа стоического героя со своей протсой и незамысловатой философией, которую читатель пониманиет не столько через односложные диалоги или монологи, сколько через действия этого самого героя. Это даёт простор для иного — для фокусировки на приключении. Ставя аспект извечного путешествия привыше всего, Дэвид работал с ним столь мастерски, что не ощутить эти морские бризы на пути к чужеземным берегам, о которых ранее не промышлял и в самых смелых снах, не ощутить затхлость темниц векового замка, захваченного больным разумом самого по себе злобного и мстительного владыки-разбойника — не возможно. Проникаешься героями и их немногогранным, справедливости ради, характерами не благодаря тому, что тебе нравится аспект их описания или масштаб их кругозора, а как раз сущее вокруг них. Этот роман — именно военное произведение, объеденённое тривиальным сюжетом и парочкой разветвлений, которые или заканчиваются, или дают волю автору развивать данный цикл о герое внутри его основного цикла о мире Дреная. Это безупречное со стороны атмосферы приключение, которое этим и захватывает и, что главное, по задумке должно было этим захватывать. Это образчик «Среднего фэнтези» — оно не чрезмерно экзестенциально, но и уравневешенно обыкновенно. Его просто приятно читать и в него приятно верить, на своей коже ощущая каждый порез персонажа, нанесённый ему случайной рукой безликого врага в туче бесшабашной битвы, которыми иногда разбавляется антураж бесконечного пути к своим целям, сперва нереальным, но, как оказывается далее, вполне вероятным... Неужели это не похоже на действительную жизнь, друзья?

Занимательным является тот факт, что данная повесть, являясь частью и, по сути, завершением романа о Друссе, который призван был познакомить читателя с этим самым Друссом, является сам стрейшим произведением из входящих в этот роман. То есть завершение этой первичной истории в жизни сего классического фэнтези-героя — это чуть ли не первичное творение об этом герое, которое было придумано его создателем. В рамках подобного занимательно рассматривать, зачастую, иные произведения цикла, смотреть, насколкьо плавно и закономерно они влиты в общую историю, когда главенствующие рамки, скажем так, были составлены заранее, когда територрия выявлена и остается двигаться лишь вглубь, насколкьо качественно и мастерски автор это делает. Однако обширно это лучше делать на фоне романа «Легенда» — посмотрите год его написания и причастность к Дренайскому циклу да поймете, почему. Здесь же хочется просто удостоверить читателя, что данная повесть — ни что иное, как плотно входящее в анфиладу иных составных частей открывающего цикл о Друссе романа произведение, столь сходное с ними в манере написания, в образе подаче сюжета и разнообразности повествовательных ветвей, что никаких сомнений об их однородности, а точнее, однородности авторской мысли при их написании не возникает. Это всё то же отдающее должное рассказам о ззнаменитом Киммерийце военное суровое краткое сказание на военную тематику, завершающее основной сюжет, глобальный сюжет, книги «Друсс-легеда». И, справедливости ради, надо сказать, что без этого эпилога книга была бы всё же не совсем полноценной: завершенный, полноценный сюжет — это признак профессионально написанного, увлекательного творения. И именно данная частица истории делает из первичного побуждающего события цикличный панегирик храбрости и преданности, окончательно охормляя и завершая путь героя в границах не его жизни, но эпизода из его жизни, который имел место сделать его тем, кем он является для его создателя, а нынче и множества почитателей фэнтези.

Данный роман — это уже полноценное произведение, которое, в отличие от прошлого, первого романа о Друссе, отходит от канонов Роберта Говарда с его Конаном-варваром и представляет из себя уже не разношёрстный сборник таковых историй из военных приключений одного классического героя героического фэнтези, а полноценное, долгоиграющее приключение со своим микроклиматом политических перипетий и межличностных коллизий, что внутри данного мира сборником развивают персонажей опять же полноценных сугубо и в границах как раз-таки, опять же, данного романа. Они, герои, конечно могут быть использованы как в прошлых, так и в следующих романах вновь-таки написанных Дэвидом Геммэлом о Друссе-легенде. Но именно здесь, на этих 200-ах с лишним страницах они предстают перед читателем такими, какими их вырисовывают именно эти 200-ти с лишним страниц, лишь изредка отсылая опять же самого читателя к начальному, одному, произведению о Друссе. Потому нельзя сказать, что этот самый читатель не сможет ознакомиться с данным романом не прочитав предыдущее творение. Как раз-таки нет: это даже куда более стройное и куда более классическое творение жанра, потому же и куда более легко воспринимаемое, которое не хочется ругать ввиду его клишированности. Да, оно изуверски простое, но оно развивается в лице героев и политических организаций в границах по-своему оригинального фэнтезийного мира. Хобб, Говард, Сташеф — это примеры вселенных во многом похожих в плане проработки на Дренайский мир. Однако делают ли от этого эти меры данный мир Гжммела, их взаимная типичность и поверхностная проработка, хуже? Нет. Читатель наблюдает за героями, за их приключениями, вживаясь в данных героев, начиная понимать их и сопереживать им во время потерь, утрат или побед да триумфов. Примечательная деталь именно данного романа в том, что Геммэл показывает Друсса не только как однозначного победоносца. То есть он однозначно дает понять читателю, что не везде и не всегда дружественен мир по отношению к герою, который может проиграть, как становится ясно: в конечном итоге, в романе, читателя ждёт не самые приятные итоги приключений именно в отношении, повторюсь, Друсса, но приятное чувство соучастие в этом приключении останется. Надолго ли? Пока не знаю. Но, по крайней мере, такого я не испытывал со времён прочтения основной сюжетной арки серии «Технотьма». И потому хочется верить, что следующие две книги написанные Геммэлом в качестве завершения такового панегирика в часть им же придуманного героя, будут столь же цепляющими в плане атмосферы своей неустанной войны, которая разворачивается не столько вокруг стоического персонажа, позволяющего себе лишь иногда философствовать на тему собственного мировоззрения, которое чётко сложено всего лишь в паре фраз, а именно внутри него, ибо эта самая война представляет из себя то, что ранее упомянутые мною фразы не могут выразить, зато могут выразить действия героя, что, собственно, на страницах романа зачастую и делается. Вообще философия Друсса, как и его сотоварищей, это довольно занимательная и интересная вещь в рамках как всего Дренайского цикла, так и ряда посвященных именно этому герою книг. Однако о ней следует размышлять уже после полного ознакомления хотя бы как раз-таки с этой небольшой плеядой романов о Друссе.

«Победитель хаоса» — довольно предсказуемое, но от того не менее увлекательное, я бы даже сказал, закономерное в рамках жанра завершение истории в рамках сторонней сюжетной линии, в которой рассказывалось о дилемме в отношениях между проклятым оружием деда Друсса, и им самим. В прошлой повсети оно околдавало своими чарами сего героя, однако данную часть Гэммел начал нетипично, вовсе лишив и читателя, и галвного персонажа саги своего топора. Сперва я было решил, что так, «за кадром», автор избавился от предмета, устранение которого заняло бы слишком много страниц и нервов в плане сложного разложения дилеммы, которою бы мучался хозяин оружия. Но нет. Автор оставил лишь момент осознания всей злообы, скрывающейся в топоре, за гранями страниц повестей. Что, конечно же, чести не делает, однако вместе с тем позволяет динамике не спадать на протяжении всей повести, таким образом и далее поддерживая интерес, как в прежних частях романа «Друсс-легенда». И именно это, а также интерсеные герои и плотная атмосфера фэнтези-приключения, позволяют всё ещё наслаждаться сим односложным, но иногда и философским творением, которое в границах безостановочного движения размышляет изредка и о специфике мировоззрения каждого из явно неслабо прописанных героев. Хочется верить, что данный аспект автор далее лишь разовьёт, умело сплетя его со столь же интересными перепетиями.

«Демон топора» — самая короткая сотавляющая романа «Друс-легенда». Данная повесть, назовем её так, ибо по объему и единой сюжетной ветке, основопологающей, конечно, она таковой и предстает, является все тем же стандартным героическим средним темным фэнтези, которое не подразумевает под собой экзистенциальных вопросов веры и сути приключения к мига чистейшей жизни в пучине бытности, однако является это преключение как путь по достижению цели, в вере в праведность которой раскрывается суть человека, идущего по пути этого самог оприключения. Это — глобальный вопрос романа. Вопрос данной его части — потеря человечности через преобретение мощи в образе непомерного зла с добровольным принятием этого зла. Что жаль, автор не отрекает Друсса, а наоборот заставляет его, и без того сильного эпического героя, принять зло, таким образом и являя его человечность, то бишь неокончательную уверенность в своих силах, и тем самым сильно принижая его в глазах читателя. Через путь самоосознания и приобретения нового опыта, который бы привел к конечному отречению, больному но раскрывающему героя, Геммэл бы изобразил Друсса как нельзя лучше, раскрыл бы его духовную составляющую. Оджнако, судя по началу третьей повести, он этого не сделал всё спустив на тормозах, как говорится. Однако тот диалог — диалог о третьей повести. В рамках разговора о данной части хочется лишь отметить более четкие контуры Друсса как нестандартного героя, но прежнии обиходные структурные составляющие стандартного фэнтези подобного рода. Что, собственно, не мешает быть ему всё тем же примечательным и интересным, в первую очередь захватывающим, чтивом.

Роман «Друсс-Легенда» — это одно из известнейших творений известного в узких кругах автора Дэвида Геммела, который входит в его, пожалуй, величайшее произведение, а именно масштабный «Дренайский цикл». Посмотрев на его общие объемы можно ужаснуться и восхититься одновременно проделанной автором работой, но при проникновении в этот мир сразу начинаешь понимать, что несмотря на свои объемы, написано произведение грамотно, но без некой революции жанра. Явственно и четко это показывает как раз повесть «Рождение легенды». Она подобна иным составляющим цикла и является одним из тех самых кирпичиков, из которых Геммэл строил своё невообразимое сооружение, довольно простецкое и привычное в плане, скажем так, архитектуры и внутреннего убранства. Что я имею в виду: творение «Рождение легенды» является вводным в историю Друсса, и четко дает читателю понять языковой стиль, мотивы приключений и разношерстность, довольно небольшую, мира Геммэла. Это никак не Высшее фэнтези, это среднее темное фэнтези на подобии «Хроник Черного Отряда» Кука. И вот в чем загвоздка. Если кране быстрое развитие событий, краткое описание мира и малое количество подробностей не отпугнут читателя, а быстрое течение сюжета и интересные главные герои, имеющие место быть в авангарде обезличенного мира, наоборот завлекут, то читателю просто необходимо читать дальше. Это таковая проба пера, притом не столько для творца, сколкьо для чтеца. И коль понравилась — обзательно продолжай. Нет — в будущем мало что измениться, разве что, масштабы конфликтов.

По моей оценке, думаю, будет понятно, какой вариант событий постиг лично меня.

«Билли Бадд, фор-марсовый матрос» — это именно то произведение, в котором присутствуют две крайности Мелвилла: гениальность сатирика и то, ввиду чего многие критики не признают его как писателя. Эту небольшую повесть однозначно следует прочесть каждому человеку, кто распознаёт в войне некое священное дело во благо государства или же само государство, как механизм сплочения людей и народов. Читая с некоторым раздражением и брезгливостью последний абзац 25-ой главы, эти люди явно откинут творение куда подальше, но сознание уже пошатнётся, что даст возможность образованию иных, новых идей и дум.

Однако одновременно с этим лично у меня имеется и понимание, что мало кто вообще доберётся до 25-ой главы: виновата в этом уже неспешность и скрупулёзность Мелвилла, от которой и страдала, да до сих пор страдает, его репутация а кругах литературных критиков. Дело в том, что расписывая прелюдию, творец, не задевая парадигмы развития сюжета и героев, томно и нудно, непонятно для чего, рассказывает о подноготных вещей, которые станут явными в дальнейшем, когда информационный пласт, на котором они стоят, уже забудется. Это несколько неуклюжий ход в плане способности заинтересовать и ввести в курс дела читателя. Потому и мнение двоякое. Конечно, тон ему задают безусловно отличные последние главы, но послевкусие интермедии тянется через всю повесть, не давая покоя и после ее прочтения при попытки логического обоснования окончательных эмоций.

Следует ли прочесть? Обязательно. Но потерпеть придётся.

Соединяя воедино сразу несколько циклов своих рассказов, Лавкрафт благодаря данной истории вместе с тем выводит свои собственные произведения на новый уровень, отстраняясь от приземленных и загадочных текстов, наполненных атмосферой обыденно хмурых лесов Новой Англии, со всеми её пространными культами и верованиями, и более отдаваясь во власть фантастики, граничащей с космической, сомнабулических скитаний среди планет, миров и реальностей. И главное, что подобный необузжанный коктейль, который вовсе создать балансированным, кажется, невозможно, у Говарда работает.

Особенно примечательно, что идея именно сей повести не принадлежит мифотворцу. Сперва был написан «Серебряный ключ», а лишь спустя пять лет — данное произведение. И так произошло не случайно: Говарду предложили идею в виде почти цельного текста. Когда это случилось, Лавкрафт некоторое время провел в раздумьях над данным нежданным продолжением, после чего согласился с возможностью такой концепции, основательно её расширив и оставив от первозданного оформления процентов пять-десять. И это, думаю, отлично, ибо таким образом, поддержав мысль соственного почитателя, он смог оформить её таким образом, чтобы связать свою собственную вселенную, явив из неё нечто, что предстает уже не просто приземленным повествованием с плотной атмосферой и глубоким саспенсом в рамках неизведанного людьми на Земле. Он присовокупляет вещи из мест неведомых, не ограничивает себя рамками не пространства, ни времени. Сохраняя притом атмосферность и загадачность повествования.

Этот рассказ — лик всего творческого пути Лавкрафта. Однозначно он может прийтись не всем по вкусу, но показать миры мифотворца он бесспорно способен с совершенно различных сторон. И на это определённо стоит глянуть, коль творения Лавкрафта вызывают хоть какие чувства, как у читателя.

«Сновидческий цикл» Лавкрафта, в основном посвященный скитаниям Рэндольфа Картера, является связующей нитью, прочно сочетающий между собой сюжетные линии из, как изначально может показаться, совершенно различных историй. Пример тому отличная повесть, своим объемом более походящая на роман, «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата». Однако «Серебряный ключ», что примечательно, особенно много в правило сочетания творений Лавкрафта в один самостоятельный, самобытный мир не привносит, лишь вновь упоминая о предке Рэндольфа, то бишь его загадочном деде, который особую роль занимает в «Истории Чарльза Декстера Варда». Но тем и помогает это творение проникнуть новому читателю в коллейдоскоп мира Лавкарфта. То есть, если пожалуй и есть творения, с который следует начинать «Сновидческий цикл», то это «Серебряный ключ». Он довольно прост и вместе с тем повествует о событиях, не переполненных коллизиями или отстраннёнными сюжетными ветвями. Сюжет прямолинеен и личностный конфликт героя, завязанный на его ностальгии, на горечи по былому и утерянному, знаком если не каждому, то многим, почему проникнуться печалью героя, понять его стремления найти и испытать нечто новое в жизни, совершенно не трудно. А концовка так и вовсе в не привычных для Лавкрафта тонах оставляет тому же читателю некоторую надежду, являясь чем-то радужным, мнообещающим ввиду того, что в обрамлении специфического стиля Говарда поверить в происходящее на страницах легко, а значит и подумать, что не всё утеряно для себя лично — также не тяжело. А это уже не совсем привычный Лавкрафт.

Да, атмосферы хмурого Провиденса, темные лесные массивы и застывшая на века красота разрушающейся Новой Англии присутсвует, перемежаясь с загадочными протуберанцами мира существ древних, ужасных и невиданных. Но это крайне немного и автор толком не заостряет на этом внимания, в большей степени конценрируясь на концепции, чей потенциал, кажется, раскроет далее. Но творение небольшое и саспенс так и не наколяется до предела, формируя пространные чувства в финале. А продолжение истории Лавкрафтом же было дано лишь спустя пять лет, почему и итог довольно странный: хорошо, аутентично, в рамках написательского стиля, но не всё же не свосем Лавкрафт.

Хотя эксперименты тоже необходимы и кажется мне, что это был один из них.

Тяготение — вот главенсвующий мотив всего рассказа. Повествуя о событиях вполне возможных и для нашего мира, ибо мировой океан по сей день изучено менее чем на 10 процентов, Говард Лавкрафт преподносит неимоверно атмосферный рассказ на суд читателя, обрамляя его в закрытые локации тоннелей и кулуаров подводной лодки, тем самым вызывая неотступное чуувство клаустрофобии, лишь увеличивая хандру, опаску по отношению ко всему тому, что твориться на страницах текста. А творятся вещи, повторюсь, в которые нетрудно поверить: мировая война, подводники случайно находят странный амулет, который начинает сводить с ума весь экипаж субмарины, что в конечном итоге приходит к асолютно не радостному финалу, полному непроглядной чернотой океанских глубин. Учитывая, что всё это закупорено в профессиональный, стилитически аутентичный слог Лоавкрафта, остаточные ощущения вовсе не передаваемы... Пожалуй, это даже способдно сравниться с чувствами после прочтения «Шепчящего во тьме», «Скитальца тьмы» или вовсе «Зова Ктулху».

Довольно не трудное в плане как описательском, так и тематичнском творение, пред читателем разворачивающее довольно обыкновенную историю, замешанную на привычной людской гордыни и жажде возвысить себя над тем, до чего даже дотянуться нельзя. История попытки, с самого начала которой будет присуще тотальное поражение. В принципе — ничего необычного и ничего плохого.

Лишь одно разбавляет дальную обыденность: стилистическое оформление автора. Говард Лафкрафт прибегает к обыкновенному для себя повествованию, не обремененному оформленными длиалогами даже там, где они есть, тем самым уже внутри своих мифов разделяя мир людской, и мир снов. И формируя на данной почве множество ситуаций, не присущих нашему обыденному существованию, прибегая к вещам фантастичным и описывая их как нечто обыденное, заставляя поверить в это читателя, вместе с тем неуступно убеждая того, что это — по ту сторону неведомого.

Однако автор славиться своими двойственными витиеватыми слогами, оставляя простор читателю для размышления над тем, возможно ли приоткрыть эту темнейшую занавесу, вновь возбуждая первобытный страх внутри. Это — однозначный талант формировать атмосферу столь плотную, столь подобную суспензии, что кажется, будто это и есть та самая занавесь... Для ценителей «Иные Боги» — очередное прекрасное творение.

«Сомнамбулический поиск неведомого Кадата» — это небольшой эксперимент Говарда Лавкрафта в рамках не только его стилистики, но и вовсе творчества: формируя из обрывков множества своих рассказов и повестей нечто цельное, мифотворец предает на суд читателя целый самостоятельный мир, обрамляя его в слог кисти уже не Аллана Эдгара По, а любимого Лавкрафтом лорда Дансени или же вовсе профессора Толкина. То есть: отстраняясь от стилистики атмосферного повествования, полного саспенса и незримыми опасностями, Говард прибегает к стилю скорее героического панегирика, величавой песни в жанре фэнтези, которая особенно явственно видна в полном отсутствии орфографически оформленных диалогов, кроме лишь одного, выполненного ради того, чтобы дать читателю однозначное представление о том, кто решил вести речь с главным героем романа, который ввиду особенностей построения и предоставления читателю сюжета вообще является повестью, но с чем объём творения спорит. И в конечном итоге получается очень примечательный, особенно для любителей творчества Лавкрафта, эксперимент. Удачный ли он? Это вопрос довольно трудный для ответа, ибо выходит так, что объединяя своих классических персонажей, ранее упоминаемые им в различных собственных творениях локации, в общем беря за основу свою классическую библиографию, автор формирует новое, незнакомое доселе и откровенно говоря рискованное... Но то, что лично мне крайне понравилось.

Эксперимент, то есть опасный шаг формирования на пласте твёрдом и устоявшемся чего-то непонятного и незнакомого, пафосно возвышенного и натянуто поэтического, как по мне — удался. Лишь это я хочу сказать. Иным же читателям, что ценителям, что не ценителям, советую просто прочесть и или получить, или не получить удовольствие, испытав или же не испытав исконно первобытный ужас.

«Модель Пикмана» — довольно популярный рассказ Лавкрафта среди любителей его творчества. В кругу заядлых ценителей данное творение считается даже несколько «мейнстримной», что в любом случае не мешает быть ему ярким, запоминающимся произведением с финалом пусть несколько предсказуемым, но все равно играющим на чувствах читателя ввиду той непередаваемой атмосферы первобытного ужаса, которая плотным покрывалом обуяла героя рассказа в тот момент, только он познакомился с тем, чьим именем озаглавлен рассказ: Пикманом — невероятно талантливым художником, по факту являющемся источником дуновений макабрического страха, своими леденящими и кожу и тело клещами опутывающего всех. Но ведь подобное должно отпугивать, гнать взашей — это логично. Тогда почему рассказчик, повествующий в границах классического стиля Говарда Лавкрафта, так не делает? Ответы даются: они развёрнуты и понятны, они помогают проникнуться героем и ещё более почувствовать пережитый им страх. То есть не столько сама ситуация пугает, сколько отношение к ней героя, который ранее несмотря на все продолжал ценить и любить Пикмана, как творца. Это возвышение саспенса над содержанием, построение оценки ситуации на информационном пласту об взаимоотношениях — это формирует куда более искренний испуг, нежели он был, создай Лавкрафт сотни раз переписанную историю человека со странными занятиями да воззрениями, который появляется будто из неоткуда и уходит в никуда.

Довольно обыкновенный и мало чем примечательный рассказ, который ожидаешь прочесть под авторством огромного множества творцов, и удивляешься, осознавая имя его создателя — Лавкрафта: придерживание стиля реально существовавших в мифологии тех или иных народов богов — это отнюдь не его стиль. Лавкрафт перекраивал культурологические особенности, творил мифы, выуживая из среды людской истории любые интересные особенности, а здесь чувствуется будто некоторая лень. Хотя, следует призщнать, и размер рассказа отнюдь не тот, в котором можно четко обозначить всю мощь талантов сего писателя. Потому и выходит произведение прославленного мастера, но созданное в свободное время от преследования истинных вершин.

Удивительно при чтении понимать, насколько большое количество жанров сплетает в себе данный комикс, причисленный вообще к серии, которая позицианируется зачастую как комиксы для не самой великовозрастной аудитории. Здесь читатель найдёт и антиутопию, и экзестенциальной направленности философию, размышляющую над вопросом о принадлежности человека к окружающему миру без его принадлежности к существам, населяющим этот мир. Притом вот именно последняя тема изображена здесь как через рефлексию героев, так и через повествоание, отображающее данные явления неспосредственно через физическое состояние персонажа, то есть «в лоб». Но мною перечесленное — это лишь немалый дополнительный венец общей истории, которая в основе своей опять же являет таковой философский тракт на тему вдохновения и его ценности не только личностной, то есть для творца, но и для его близких. На тему людской жадности и скупости души, от которой позже рискует воздасться. На тему дружбы истинной и дружбы по принуждению. Лишь одного не видно в данной истории, чем обычно изобилует сериал «Время приключений» — это юмор. Его не то чтобы нет, его мало. И знаете — я совершенно не против. Когда сериал давно отрекся от первичных канонов, начав углябляться в темы полдмаемый раньше Кантом и Ницше, да сопутсвуя этому вплетать вселенское зло по всем лекалам Лавркафта, комикс-серия этого еще толком не сделала, хотя первые шаги прослеживались ещёв 4-ой книге основной серии. И вот, после «Мятных детективов», истории «Фионны и Кейка» наконец вышел полноценный проиллюстрированный текст, подходящий к этому вопросу настолько серьезно, насколкьо возможно в рамках возрастного ограничения «до 12 и выше». Отличный комикс, один из лучших в серии на моей, лично, памяти.

Дмитрий Глуховский — писатель, к которому можно относиться совершенно по-разному. Притом, самое интересное в этом довольно обыкновенном для разномастной плияды писателей утверждении то, что он создает это разрыв — «совершенно» — абсолютно четко. То есть если обыкновенно люди к определнному кругу творцов чувствуют любовь, ненависть, или посредственные чувства. То к Дмитрию эта же анфилада эмоций зачастую, коль опираться лишь на личный опыт, разнится кординально, то есть не может быть усредненного. Это или совершенная любовь, или совершенная неприязнь. Или совершенное обожание, или совершенно наплевательское отношение. И вот в данном контексте особенно странно ощущать себя отчужденным островом, не способоным примкнуть ни к одному берегу ввиду того, что одно творение этого атвора ты совершенно любишь, а другое — ну так... Притом первое искренне любишь: не за историю, не за героев, за сами локации, в которые пересилился бы сам и пытался бы там жить, не стремясь обуздать все иные стороны сего мира, что были выраженны в романе. А вот другое, под которым скрыты все другие творения, тем временем, не вызывает почти ничего.

И роман «Будущее», к сожалению, положению не помог. Дело в том, что стремясь изобразить технократический рай, автор не окончательно продумывает состовляющее его шестерни (момент с рождением двойни тому подтверждение, ибо что делать по закону государства Европы, если в чреве не один или два, а три и более ребенка — не понятно) а через его призму деспотичное самодержавие эпохи извращенного постиндустриализма, Дмитрий настолько изощряется с первоначальным построением, что о своей иронии забывает, в конечном итоге являя читателю всё же утопию, а не антиутопию. Он показывает мир без болезней, мир без старости и смерти, мир, обогащенный логикой и разумом, мир, где мораль, а именно понятие зависящее в основном от времени, в котором оно обозревается, отодвинуто на второй план, и это правильно в реалиях 25-го века, ибо, в чем опять же ошибка автора, он пытается реалии морали нашего времени переиначить на те года, которые представил с точки зрения обустройства быта, но отнюдь не самоознания людей на глубинном уровне сосбтвенного воспрития. Даже вера, её отторжение, выражено здесь рудиментарно, как это выражается в наш век, век смертных и больных. А это не верно. Роман изобилует философскими измышлениями, которые аппелируют к бытию того времени, в котором находится герой, вместе с тем не употребляя диковинные, неоднозначные мотивы, мировозренчиские особенности, управляясь с доводами нашего времени, то есть времени для событий романа устаревшего. И потому всё кажется каким-то нереальным, аляповатым и странным... От этого грустно настолько же, насколкьо грустно от концовки. Дело в том, что к самому герою не шибко привыкаешь и он не сильно даёт себя прочувствовать как персонажа достойного внимания: он не вписывается в среду окружающую — это правильно в рамках антиутопичного жанра, да, но в то же время он не вписывается и в общество тех, кто видит личину этого лоска. То есть он отторгает от себя даже подобных себе, являясь полноценно таковым аутсайдером, избранным, которого так любят сегодня изображать разномастные писатели, вместе с тем забывая, что читателю куда удобнее сопоставлять себя с простым, довольно обыкновенным человеком из общей массы, в голову которого как-то раз влезла странная, необычная мысль и/или идея, что сделало его не столь избранным, сколько тем, кто достоин быть с избранными, постепенно возрастая над собой, становясь самостоятельно этим граалем необычности и неординарности. Но здесь не так и особенно хорошо это видно по окончательному итогу, в котором Дмитрий изображает своего героя в качестве полного кретина, не ознакомившегося с историей людских болезней, смертей, с историей создания великих произведений искусства, с историей эволюции самого человека совершает дейсвтие, на предотвращение которого человечество затратило более двух с половиной миллионов лет.

Однако вновь-таки всё же нельзя не отметить прекрасно воссозданную атмосферу, хоть толком и не понятно, что же пытался выразить внутри неё автор: бесчеловечную антиутопию, или прекрасную утопическую мечту, которую диструктивный по своей натуре человек сам создал и сам разрушил...

Данная книга является, коль основываться лишь на субъективном ее восприятии, не только одним из лучших образчиков увлекательной детективной литературы, но и одним из тех самых произведений Агаты Кристи, где явственнее всего становятся понятны умения, характеры, таланты созданных ею персонажей. «Убийство в «Восточном экспрессе»» — это роман, сконструированный вновь-таки по четким лекалам той же Агаты Кристи: закрытое помещение, нежданное убийство, поиск убийцы внутри этого самого помещения, из которого никто не выходил, и в которое никто не входил. На благодатной почве подобного костяка сценария, Агата и обрисовывает мастерски, благодаря токной работе вопросов и ответов героев книги в их совместных диалогах, личностную специфику Эркюля Пуаро. Показывает, чем он отличается от столь же известных героев жанра, как Шерлок Хомс Дойля или Сэм Спэйд Хэммета. На основе знакомства хотя бы с парой из перечисленных персоналий можно даже проанализировать своеобразную стилистику Кристи. Дело в том, что будучи англичанкой, она вместе с тем разительно отличается своим повествованием и характером пути к разгадке от иного ранее упомянутого англичанина — Дойля, на которого, к слову, равнялся Хэммет, создавая своего героя. Таким образом и выходит, что герой детективного романа идет от одного персонажа, артистичного, слегка взбалмошного и эксцентричного, но умного и проницательного, вечно ищущего ответ, к другому — хмурому профессионалу своего дела, бытующего в реалиях пессимизма и предательства. Это — таковая эволюция, берущая одно и заменяющая на другое. Кристи — совершенно особенный случай, отодвигающийся от классической структуры. Писательница описывает роскошные интерьеры локации, рассказывая и о героях, в этой локации находящихся. Однако конечный результат она выявлет лишь через призму воспритяия основного действующего лица, работающего по принципу не улик и фактов, а психологии и человеческого восприятия резко меняющихся реалий окружающего мира. Это волей-не-волей приводит в восторг в конечном результате, когда раскрывается вся суть загадки и даются на неё ответы, хоть это же, в некотором роде, и лишает читателя множества возможностей самому вести дело: четкой картины людского лица во время того, как ему сообщают некую новость узреть нам нельзя, ибо восприятие — субъективно. Потому «чистейший» ли детектив романы Агаты Кристи? С точки зрения её героев — да. С точки зрения читателя — не совсем. Мешает ли это проникнуться атмосферой и следить за линией развития сюжета — совершенно нет.

Но чем же примечателен именно данный роман? Почему он столь популярен у почитателей? А все просто: кроме профессионального портрета, психологического образа, он поражает своим финалом, в котором герой Пуаро вновь прекрасно отображает те качества, что явственно отличают его от того же, скажем, Сэма Спэйда. Почему? Ох, поверьте, это следует узнать самим.

Думая над тем, как бы я назвал этот отзыв, я копался в памяти, пытаясь выудить хоть одну фразу какого-либо героя, дабы ее и использовать для названия, с однозначным осознанием того факта, что указанный мною персонаж, который в закоулках моего сознания и произнес эти слова, является таковым и на бумаге да я ничего не запамятовал. И не сказать, что это было тяжело, но пришло точное понимание одного значительного, и довольно заметного минуса, которым одорил данный роман гений Лема — это отсутсвие здесь личностей как таковых.

«Эдем» — это вторение, где присутсвуют герои, но никак не живые люди. Едлиснвенным из них, кто способен запомниться читателю, является, пожалуй, Доктор. Всё. Притом, что также отображает красноречиво сей факт, любой индивидуум здесь лишен имен... Хотя нет, вру, одно точно упоминалось в обращении — Генрих. Но кому оно принаджлежит из шести главных героев мне уже не сказать. И это крайне грустно наблюдать после чувственного Криса, немного циничного Снаута и не обделенного эгоманией, что смешалась внутри него в коктель с осознанием собственной чести, Сарториуса столь картонные герои — нечто не простительное. Хотя в то же время следует заметить, что «Солярис» — произведение более позднее, из чего и выудить тот самый повод для прощения можно. Но всё ли это, что следует сказать в плане слабых моментов сего романа. Лично для меня — не совсем, ибо в данном романе такой автор как Лем, то есть однозначный кладезь научных познаний в среде писателей двадцатого века, при общении с жителями иной планеты как-то слишком просто и легко огибает огромный языковой барьер, немного даже грубо опуская гипотезу лингвистической относительности, примеры бытности которой отчетливо можно увидеть в фильме «Прибытие» Дени Вильнева.

Но знаете, эти два фактора — почти все, что я могу выделить, так сказать, из минусов романа. Да, они однозначно заметны, но сама идея и ее исполнение сильно играют на пользу сему вторению: демонстрация антиутопии через призму «наблюдателя со стороны». Притом такого наблюдателя, который одновременно желает и стать меценатом, однако ввиду своих скудных познаний самой ситуации рискует преваратиться в разрушителя. На этой почве рождаются межличностные и личностные коллизии, наблюдать и разбирать которые одно удовольствие, учитывая особенно однородность их смыслового наполнения — в этом уже «заслуга» почти обезличенных героев: то есть наблюдаешь словно за рефлексией одного персонажа, таким образом читая не столько качественную научную фантастику, которой роман бесспорно является, сколько философскую поэму, напомлненную смирением и жертвенностью, глупой отвагой и прогматической жестокостью, акцентированием внимания на думах «кто есть я здесь и что есть мир вокруг? Жив ли я, а всё мертво, или всё живо и лишь я — лишняя, мертвая для окружения часть?»... Это бескрайние просторы для размышлений, на которых построил свой роман писатель, разбавив его односложными героями, я думаю, только ради того, чтобы дейсвия в реалиях научной фанатстики казались именно реалистичными и правдоподобными (ну не может же космическую ракету обслуживать один индивид), а нечастые, но и не совсем редкие диалоги позволяли читателю более вникнуть в суть многосторонних размышлений и догадок, теперь выдвигаемых шестью лицами, а не одним заблудившимся космическим путником...

Возможно я не прав. Возможно, что весь роман мною не так понят. Но в одном я уверен — это однозначно неплохое произведение в жанре научной, крепкой научной фанатастики. Оно не настолько наполнено терминологией да многоступечнатой рефлексией над личностью человека, как «Солярис» и не настолько изобилует именно логическим подходом к действиям героев, как «Непобедимый», однако оно настолько же атмосферно. И уже хотя бы ввиду этого любителям жанра однозначно следует ознакомиться с сим пусть не самым сильным, но всё же творением не требующего представления Станислава Лема.

«Возвращение в море» — довольно обыкновенное с точки зрения японской выдумки произведение, которое вместе с тем и отличается некоторой особенностью, которая в данном случае вызывает любопытсво, ибо содержится в том, что манга за авторство Сатоси Кона, творца, более прославившегося как режиссер полнометражных аниме-фильмов, рассказывает о крайне простых персонажах. То есть о людях, которых ежедневно встречаешь на улице: о людях алчных или людях праведных, людях верных и людях, готовых многое отдать, лишь бы получить то, чего желает безмерное эго. Однако главный герой — вовсе абсолют простого и не замысловатого песронажа: подросток с ворохом проблем пубертатного периода, который вместе с тем способен анализировать происходящее вокруг да с добротой и самоотдачей относится к окружающим его действиям, или же тому делу, которым он лично занят. За подобным персонажем безмерно интересно наблюдать ввиду того, что сопоставить его с собой не составляет проблем, однако потому же и его имени не запоминаешь. Но не в этом дело. Дело в том, что такие герои для Сатоси Кона, на секундочку режиссера, который на суд зрителю давал историю о трансвестите, бездомном алкоголике и беспризорнице, столь простые трафареты для главных действующих лиц — что-то необычное.

Но делает ли это необычным саму мангу? Нет.

История не пониться экзестенциальными мыслями. Она мерно проходится по жизни людей, что живут у моря, раскрывая карты бытия что простых рыбаков, что акул бизнеса. Манга погружает в атмосферу приморья, притом нагоняя интриги и саспенса ввиду привычных подобным местам легенд и мифов, которые, сосбтвенно, идут лишь параллельным сюжетом. Когда на первом плане — история противостояния эгоистичных интересов человека, и его же взываний к собственной совести да долге пред данным словом. Скорее это — главная тема. Простая и раскрытая великим множеством произведений мировой культуры. Сделал ли лучше всех это Сатоси Кон — однозначно нет. Изобилует ли чем-то необычным визуальное оформление — также нет. Но стоит ли это прочтения? Пожалуй любителям простых, жизненных историй, в которые бессонательно веришь, а потом, поглощенный ими, смотришь на окружающий мир по-новому ввиду того, что чужая фантастическая идея, внесенная в реальный быт, заставила поверить в мистику, магию или волшебство — да. Все-таки стоит.

«Невероятная история острова Панорама» — это тот кот в мешке, на которого читатель возлагает большие надежды, покупая его в каком-либо магазине или получая в руки как-то иначе, однако который после прочтения оставляет множество неудовлетворенных требований, что были представлены глубоко внутри, собственно, читателем и не раскрыты никому более. Притом в этом нет вины мангаки Суэхиро Маруо, ибо он в данном случае, по большей мере, — лишь художник. Художник, воплощающий графически идею классика японского детектива Эдогава Рампо. И даже, кстати, идея очень неплоха. Скорее вина ложится здесь на аннотацию, как бы это ни было предсказуемо, которая обещает, что в кулуарах сего творения читателем будет найдено великое множество воплощений гения работы с классической драматургией. Однако, как становится понятно в процессе прочтения уже пред окончанием, — это лишь отчасти правда. Складывается чувство, что масштаб повествования должен быть больше, куда больше. Словно манге, именно манге, не хватает ещё тома два-три для того, дабы читатель узрел картину того великого обмана, которую ему обещает ранее упомянутая мною аннотация. Картину того гниения человеческой души, расслоения человеческой природы под прессом величайших благ, которую воссоздают авторы. Притом насколько грамотно создают: детализация и размах рисунка повергает в шок и заставляет восхититься даже людей, далёких от школы изобразительного искусства Японии.

В итоге, повторюсь, на душе восседает несколько странное ощущение: графика, оформление, завязка и исполнение, коллизии и рефлексии, которые вызывает манга — все это бытует на высшем уровне, отдавая дань творениям Эдгара Алана По и архитектурным изыскам воображения Гигера от мира рококо и барокко. Но вот быстрый сход на «нет», обширная недоделанность произведения, его громадный и не востребованный потенциал — все это разочаровывает и откровенно злит, так как в подобном оформлении разум требует большего, чуть большего.

Классики фантастики часто рассматривали тематику пришельцев не только из иных миров, что находятся где-то за гранью познанных нами краев бескрайней вселенной, но и из иных реальностей нашего мира. То бишь сама теория параллельных вселенных имеет место быть не только в фантастике, но и в науке. Однако особенное применение и ценность она представляет как раз в среде писателей-фантастов. Такие именитые творцы как Гарри Гаррисон, Айзек Азимов, Роберт Шекли и многие иные не раз, а некоторые и не два, прибегали к данному способу воссоздания художественного фантастического мира, беря за основу мир наш, привычный и обыденный, но меняя в нем некоторые исторические детали, либо демонстрируя события из далеко будущего, далёкого и неизвестного прошлого.

Авторы Евгений Константинов и Андрей Загородний в своём романе «Товарищ пришелец» также апеллируют к данной теме, начиная произведение словно Гир свою эпопею про Эндера: живо, динамично, довольно непонятно но оттого не менее интересно. Однако чем дальше продвигается чтение, тем более становится ясно, что в анфиладу мастеров фантастического жанра данный тандем не войдёт, как рискует не войти и в перечь просто достойных внимания писателей. И это обидно, ибо Евгений Константинов — крайне неплохой творец, в своём роде умелец краткого жанра: фантастического рассказа. Его небольшие произведения помнятся оригинальностью и особенным духом постсоветского пространства, в котором ощущать события, бытующие зачастую в человеческом воображении, крайне интересно и тем примечательней, что ввиду ранее упомянутой атмосферы написанное осознается как нечто реальное. Однако в данном романе подобные чувства с трудом пробуждаете лишь концовка. И неведомо, кто виноват, сам Евгений или то, что писалась книга дуэтом.

И ведь проблемы довольно просто да обыденны: зачастую авторы не растравляют должным образом акценты, ввиду чего происходящее с героями кажется несвязным сумбуром, в котором куда большую важность и ест дела отвлеченные — о которых бывает и разговаривают, думают, прочее, персонажи, словно не заинтересованные в том, что происходит вокруг. Это странно и довольно глупо, но куда более глупа линия поведения героев, особенно главного из них, чьим прообразом явно был сам Константинов — большой любитель рыбалки и явный ас в этом деле. Не знаю, сам человек такой ли в жизни, однако если дело касается виденной наяву фантастической чертовщины, о которой точно стоит рассказать окружающим, которые уже знают о возможности подобного, и о личной обиде на почве ничем не подкрепленной ревности, из-за которой и слова не произносится об опасности — я бы предпочёл такому человеку свою жизнь не доверять, не в обиду автору. Просто столь странные поступки, что зиждутся на словно детской обиде, и которые характерны не только для главного героя, — это то, что досаждает на протяжении почти всего романа, не дают наслаждаться его сильными частями: грамотным описанием сибирских лесов, несколько романтизированному видению отдыха на природе, в уютных бревенчатых постройках на берегу реки посреди бескрайних лесов.

Неровная повествовательная линия также, можно сказать, является сильной стороной романа, однако сперва она вводит в сильное заблуждение, которое наслаивается на общий фон негодования, которой особенно силён в осознании читателя вначале ввиду крайне торопливой манеры повествования да странной последовательности действие героев и их логической подоплёки. Пусть часть этой суспензии недовольства недостаточным информационным пластом касательно мотивации ввиду ранее упомянутой нестандартной манеры подачи истории и развеивается, все равно остаток остаётся.

И этот остаток ещё более укрепляется таковой коркой в уме ввиду странного окончания, ввиду ранее перечисленных факторов, ввиду рудиментарной рыбацкой философии, которую Евгений пытается, по лекалам собственного хобби, оформить в интересные мотивы и рамки несколько экзистенциальных тем. Однако да Мэлвилла с его Моби Диком авторам бескрайне далеко и потому все старания кажутся не уместными, не нужными и по большому счёту скучными. Ну и отсутствие самостоятельности ввиду уже ранее упомянутой концовки, что словно готовит задел на продолжение... Но нужно ли оно? После прочтения сего романа и довольно простынных выводов, которые имеют место быть в итоге, все же больше склоняюсь к отрицательному ответу.

Творение Чарльза Шульца «Peanuts» — это конгломерат детских мечт, фантазий, личностных переживай, философских взрослых изречений и столь же великовозростных итогов, к которым приходят герои каждый раз, переживая внутри своего мира школьничества и веселья важные события не для эого мира в обширном его понимании, а для маленького мирка каждого из героев, каждый из которых, собственно, и являет собой свою собственную, целостную и полноценную струкуру неповторимой вселенной.

Это прерасные небольшие истории, редко когда соединенные общим сюжетом, однако всегда соединенные одними и теми же персонажами. И в случае именно данного издательства сказать ничего плохого я не могу, так же, как и не могу позволить себе, человеку-мечтателю и человеку-фантазеру, что-то плохое сказать в целом о комиксах Шульца, что которые он рисовал с 50-ых годов 20-го века вплоть до своей смерти в 2000-ом году. Лишь одно меня огорчает: в «Мир не тесен, Чарли Браун» мы видим не самые ранние работы автора, далеко не самые. Тут даты варьируются. Больше всего работм уже конца 20-го столетия: 96-97-ые года. Однако есть некоторые истории из 80-ых. Но некоторой согласованности в этом чередовании не наблюдается, а ожидания, что издательство «Zangavar» послек «Ночь была темная и ненастная, Снупи», где были представлены еще черно-белые комиксы Шульца, к сожалению не идет дальнейший этап, который в дальнейшем бы развивался и, возможно, в конечном итоге явил бы читателю пару десятков томов на русском языке, где была бы полностью представлена история «Peanuts». Однако даже в таком сегментальном инецелостном виде это — все столь же прекрасные истории, которые во многом тем и прекрасны, что ими вдохновляться, их читать и изучать их подноготную можно в абсолютном отстранении от прошлых работ из этой же серии.

Рассматривать любое творение через призму адаптации в плане языкового оформления всегда тяжело ввиду лингвистических особенностей каждого самобытного языка, либо же отдельных ответвлений в общем языковом строю того или иного народа — в пример можно поставить хотя бы особый говор молодых людей Лодона «Хокни», который, возможно, я даже назвал не совсем верно. Но в общем смысл прелюдии ясен: читат, смотреть и слушать, конечно, всегда лучше в оригинале. Однако это требует крайне ошибных знаний, когда интересны, особенно, разнообразны. Однако вот что-что, а поэзию, даже если знаний особых нет, как думаю лично я, в любом случае следует изучать лишь в том первозданном виде, в каком она была дана автором читателю.

Именно ввиду этого о поэтической «жилке» сонет мифотворца Лавкрафта с читсым сердцем я судить не могу. А вот коль говорить об информационной наполненности — тут все приобретает иной оборот. Дело в том, что данные сонеты — связанные призрачной нитью сюжета истории, которые объеденият в одном фантасмогорическом видении или же столь психоделической истории события, локации, особенности ранее описанных тем же Лавкрафтом историй. То есть это — таковое средоточие его собственного творчества. Павда, не в масштабном смысле: для осознания «Грибов Юггота» требуется, по сути, знать в основном такие его произведения, как «Мгла над Инсмутом», «Серебряный ключ», «Замок серебрянного ключа», «Дагон» да «Зов Ктулху» (еще два-три творения мог не упомнятуь, за что прошу прощения) — в таком случае смысл будет вполне понятен. Однако будет ли он являть из себя нечто самостоятельное без привязки к ранее перечисленным писаниям автора. Нет, к сожалению. В отстранении, данные сонеты — атмосферное приключение в сомнабуле здравослящего человека, преоткрывшего завесу тайны и теперь пытающегося справится с теми запретными знаниями, что были явлены ему по его, или не его воле. Это — краткое резюме мира Лавкрафта, в котором грациозно переплетается фантастичность макабрических образов и реальность их воплощения в мире и сознании. Но для обыкновенного читателя — это не более, чем просто полнящееся должным анутражем чтиво, которое принимает однозначную ценность лишь в общей картине мифов Говарда Лавкрафта.

Различие данной повести от привычного творчества Говарда Лавкрафта с первых страниц совершенно не заметно: все тот же псевдодокументальный стиль, медленный, гармоничный переход повествования от стилистики воспоминаний, к описательной стилистике, присущей событиям в настоящем времени, профессиональные, красочные письменные переливы, описывающие не только окружающий героя мир, но и его психическое состояние столь проникновенно и досконально, что сам читатель испытывает обыденный для творчества Лавкрафта инфернальный ужас да макабрический страх настолько реально, насколько рука творца умудряется преподнести как реальность немыслимые события. Все имеет место быть и выполнено, как всегда, в наилучших традициях писателя. Однако с этих же первых страниц в глубь головного мозга пробирается некоторое сомнение, чувство, словно в чем-то имеется недосказанность, которая еле заметна, но очень сильно влияет на общий лик истории. И вот однозначно эта недосказанность показывает себя в конце, являя своё объяснение и становясь полноценной частью повести: если обычно герой Лавкрафта — несколько отдаленный от всех зловещих деяний соглядатай, что собирает данные и пытается понять тайны чего-то потаённого и необычного, но случившимся с кем-то на прямик или же с ним самим, но косвенно, то здесь главное действующее лицо — непосредственный главный герой загадочных и ужасающих событий. Они же предстают в своём наихудшем свете, что в данном случае прекрасно, пред читателем, который пробирается переживанием к главному действующему лицу. Однако на самых последних страницах, вместе с развитием рудиментарного итога, который косвенно затрагивает герой в начале, автор умудряется успешно, коварно обмануть своего читателя, явив столь неожиданный, несколько грустный и в то же время единственно правильный финал, когда речь идёт о человеке, хоть на миг оказавшемся во власти разгадок тайн неописуемого древнего зла.

Непостижимо атмосферное произведение, которое заслуживает внимание уже не только ввиду собственного стиля, развития героя и истории, а неоднозначного окончания, которое каждого оставит с его собственным сонмом чувств и дум.

«Скиталец Тьмы» Говарда Лавкрафта — это стандартный для данного автора рассказ. Но что такое «стандартный рассказ» в рамках личности Говарда Лавкрафта? Это — неизмеримо атмосферный, бескрайне стилистически выверенный, как в плане работы с текстом, который по стилю напоминает документальную литературу, так и с архитектурой мира, в котором существует герой произведения. Но самое главное — это беспрекословно вызывающая истинно инфернальный ужас цепь событий, которая разворачивается в творении, формируя сюжет, что всегда развивается в несколько таинственном антураже привычного окружающего мира. И вот это «несколько» с каждой страницей перерастаете в нечто большее, в то, что поглазеет привычный мир и являет себя, как неисчислимо древнее и единственно истинное. Единственно истинное Зло, которое именно в данном рассказе способнее существовать лишь в извечном атрибуте творчества Лавкрафта: во тьме. Но если она у него обычно выполняет не полноценно беспросветную структуру, то здесь она именно такова. Таким образом читатель следит за сюжетом, что рассказывает о зловещих тайнах и демонических существах, притом взывая непостижимый страх, однако совершенно не демонстрируя то, что является сутью этого страха...

По стандарту: прекрасно.

Заслуженным классиком жанра зомби-хоррора является, бесспорно, ныне почивший кинематографист Джордж Ромеро. Именно он канонизировал такие принципы самого существа ходящих мертвецов, как их жажда к человеческому мясу, их оживление после смерти и долгого пребывания под землёй, их медлительности, но крайней массовости. Конечно, и до него некоторые сегменты данных особенностей уже проступали в иных творениях. Например в первых кинофильмах о графе Дракула зрителю демонстрировали неких непонятных, слабоумных, еле передвигающихся вурдалаков, которые были своеобразной безвольной прислугой великому властелину зла. Однако этот образ был рудиментарен и отнести его полноценно к образу человеку, неведомо как ожившему после своей смерти нельзя.

Тогда как Говард Филлипс Лавкрафт ещё в 1927-ом году придумал концепцию, которая позже, подвергшись некоторым изменениям, превратиться в один из самых знаменитых и успешных, в плане коммерческой отдачи, жанров медиа-продуктов. В своём романе «История Чарльза Декстера Варда» Лавкрафт в обыденной для себя форме прибегает к исследованию психоделических глубин древних знаний и тайн, способных приоткрыть занавесу тайны над неисправимой и могущественнейшим злом, что содержится в далеких глубинах Вселенной. Однако здесь он делает это не концентрируясь на самих божествах, как это бывает зачастую, или на их столь же макабрический прислуге. Он упоминает об этом вскользь, более концентрируя внимание на человеческих образах. Говоря о людях, обыденных для мира, описанного в романе, автор наполняет страхом читателя ввиду того, как он филигранно, медленно и будто незаметно вплетает в рассказ некие необъяснимые сущности, пугающие особенности или ужасающие факты из истории жизни, казалось бы, обычных людей.

Главных героя в романе всего, можно сказать, три. Бразды управления сюжетом переходят от одного к другому не последовательно, а, скорее, в обменном порядке: все начинается с человека, чьим именем назван роман, потом переходит к субъекту, чьей судьбой он заинтересовывается крайне сильно ввиду некоторых событий, после все вновь возвращается к первичному действующему лицу, показывая уже его поступь на пути в глубины инфернального ужаса и нерассказанный таинств древних, а затем повествование «ложиться на плечи» того, кто желает главного героя с этого самого пути свергнуть ради его же блага. А вот выходит у него или нет — это следует узнать самостоятельно, ибо, безусловно, данное творение Лавкрафта заслуживает читательского внимания.

Безгранично атмосферное, раскрывающее познания автора в среде архитектуры, литературы, древних наук, языков, особенностей различных культур и так далее, роман не только повергает в шок обширностью информационного наполнения, дополняющего и украшающего мир, выстраиваемый Лавкрафтом, но также и преподносит читателю отлично написанную историю, где тайминг действий перепутан, заставляя читателя самого сопоставляться факты и сочетать данные, а детективное составляющее способно искренне удивить почитателей творчества ныне культового американца, который мало когда прибегал к таким вот методам развития разгадки тайн, то есть к дедукции да индукции. Это — обыкновенно людские методы, и именно потому немного странно их наблюдать в творчестве сего человека. Но это же делает эту книгу оригинальной в рамках иных его произведений.

Связывая магию, бессмертие тела и души, оживление давно усопших и из явление в абстрактных физических фигурах, словно являющихся сочетанием работ Дали и Босха — все это лишь малая толика того, что представляет из себя этот роман, чей информационный пласт представляет такое после для дискуссий и анализа, что уже на основе лишь этого можно заявить: Лавкрафт в границах даже одной лишь этой книги создал самостоятельный мир непостижимого и скрытого, который прекрасно сплетается с его общей вселенной ужасных Богов и неведомых, властных и страшащих своей мощью сил.

Роман Марио Пьюзо «Крестный отец» по праву считается самым видным и значительным произведением, главенствующей темой которого является мафия. И вот что самое интересное, вроде бы, одно лишь обозначение — «мафия». Однако на сколь глубокие и обширные темы рассуждает автор, раскрывая это понятие.

В данной книге Марио Пьюзо в рамках одного лишь ранее мною уже не раз написанного слова ведет с читателем диалог о таких вещах, как семья, как дружба, как предательство, как любовь, как страсть, как слава, как бесславие, как перерождение, как разврат, как жадность, как мерзость, как жестокость, как искупление, как последняя мера и единственный выход — это все лишь часть того пласт, который освещает, скажем так, автор. Притом нельзя заявить, что у Пьюзо получается полноценно развернуть информационную подноготную, досканально изучить каждую из тех почв, на которых он работает в данной книге. Это не правда. Он частично затрагивает множество тем, работая пусть с довольно примитивными, но потому понятными примерами и ситуациями. И потому читатель столь четко осознает происходящее, столь грамотно следит за историей — сама история подаётся грамотно. Потому и мир, создаваемый автором, приходится несложным и будто родным: в него вникаешь очень быстро и в дальнейшем не хочется высвобождаться из его оков. Он, мир, притягателен ввиду того романтизированного образа мафиози, который в первую очередь ценит свою семью и устойчивость собственного быта, который заботиться о том мирке, в котором он живет крайне скрупулезно и с неимоверной ответственностью. В этот самый мир приглашает читателя и писатель, и ввиду как раз ранее упомянутой устойчивости этого мира из него и, повторюсь, не хочется «выбираться». Однако в то же время Пьюзо мелкими вкрапинами напоминает нам, о каких людях мы читаем: жизни людей, осмелившихся посягунть на гавань дона Корлеоне, страх тех, кто накликал на себя длань мафиозной семьи, кординальные деяния и равнодушие, с которым они вершатся людьми вроде заботливыми и доброжелательными, но все равно, на что постоянно и намекает автор, преступной сущности.

Подобная работа не то что с текстом, с самим читателем очень не обычна, ибо она предоставляет некоторое пространство для обуздания текста как продукта литературы, который понравится и тем, кто в романтизации образов мафиози увидит свего змея искусителя, а также для тех, кто это же узрит в обратном. Ну и, конечно, не стоит забывать о людях, которые будут привлечены в первую очередь многослойным сюжетом, где во главу угла становится тема перерождения, такового, как я уже писал ранее, перевоспитания. В хорошую или в плохую сторону — это уже решать самому читателю в зависимости от его вкусов.

И вот касательно этих самых вкусов вновь проступает любопытный момент, ибо творец в данной книге объеденил главенствующие принципы, таковые клише мафии, преподнеся их в очень грамотной и профессионально распределенной форме, вместе с тем самостоятельно признав, что все это он почерпнул из иных творений на схожую тематику. То есть сам автор изначально выступал как портебитель схожего продукта, который, после выявления лучших компонентов, соеденил их и сделал нечто, что будоражит умы таких же потребттелей до сих пор. За подобную выборку, за такой подход к её оформлению, в общем за такую историю и столь запоминающуюся атмосферу Марио Пьюзо хочется только поблагодарить, вместе с тем посоветовав сие творение и иным людям.

«Побег» — это рассказ о герое типажа такового «попаданца». Ибо этот самый герой совершает, по сути, действия, желания совершать которые он однозначно-то и не имеет. Ему словно сказали, а он и делает. И в дальнейшем развитии сюжета данная поддатливость будет прослеживаться четко, как бы сам персонаж ее не осознавал и за нее же себя не корил: все равно до последнего момента главный герой будет просто «плыть по течению», лишь в небольшом моменте попытавшись изменить это самое и метафорическое, и физическое течение. Однако моент заокнчится и вот — безвольное плавание продолжиться. Но коль оно в конце обусловлено отсутствием иного выбора, то в самом начале оно слабо понятно и не обозначено ни мотивацией героя, ни его мировоззрением, которое толком не прописывается, почему можно представить персонажа как удачную модель для такового ментального объеденения с читателем, так и как рудиментарно прописанное, вообще почти не прописанное, действующее лицо.

То есть, что хочется сказать: рассказ расплывчатый в своей морали и главной поднимаемой теме. Автору словно просто хотелось написать нечто для отстрастки и все — не более. Не принимай неверных решений — таков смысл? Не знаю. Ведь нельзя же вовсе в жизни не принимать неверных решений. Тогда что? Будь законопослушным гражданином и жизнь твоя не будет сломана? Придерживайся морали и будь, в первую очередь, человеком? Это все в том или ином смысле правльно, вот только описано это куце и сжато, почему не ощущается и не воспринимается должным образом.

Затрагивая такую интересную тему, как доверие, а особенно рассуждая над вопросом цены этого самого доверия, рассказ «Девушка под дождем» все же делает это довольно рудиментарно. Связано это, конечно, в первую очередь с его размером: в рамках подобного объема не удаётся полноценно обсудить с читателем столь глубокое существо, как людская природа, которая притерпелась некоторые изменения по отношению к другому человеку, как только возникает между двумя субъектами какая-никакая связь. Здесь в подобном виноваты слабо раскрытые характеры персонажей, их короткое пересечение на общей линии судьбы обоих героев. Однако вот с чем рассказ работает очень хорошо, так это с символизмом: не прекращающийся дождь, который утихает лишь тогда, когда герой в полной мере ощущает своё одиночество — это тема беды, которая дарует уют и радость посреди глобального разрушения и тема всеобщей радости, завуалировавшей одну личностную трагедию. Это то малое, что составляет настрой любого времени и любого общества в любой точке мира. Это такое незаметное даже для самого индивида и в то же время безмерно важное для него же. Я редко когда, даже не могу вспомнить когда, видел, чтобы автор заострял внимание на данном моменте, чуть ли не целиком посвящая ему хоть и столь малое, но все-таки произведение.

Психологический триллер где главным героем выступает довольно сомнительная личность ведомая во многом все же нравственными мотивами — так кратко можно характеризовать рассказ «Труп на рельсах». И добавить-то к данному можно немного: Джеймс Кейн написал несколько стандартное творение, где главной темой является вопрос человечности и морали даже в самые сложные и безрадостные моменты людского существования. В этом есть своя философия, особенно если рассматривать вопрос в совокупности с извечно обсуждаемой в диалогах изменчивой моралью, которая является правильной и неправильной только в рамках того или иного случая. Но вот в чем дело: дабы рассуждать на такой извечный вопрос, автор крайне в принципе ратуши варианте преподносим историю. Потому она мало чем привлекает в плане собственной темы и ее раскрытия, учитывая, что ещё Фёдор Достоевский рассуждал на ту же самую тему в своём нетленном «Преступлении и наказании». Потому в данном произведении что особенно и выделяется да привлекает, так это мрачный стиль автора, обогащённый терпкой атмосферой Америки 30-ых годов прошлого века.

«Младенец в холодильнике» — это одно из тех названий, которое никак нельзя привязать к почитанному тексту после, собственно, ознакомления с ним. Это то название, которое не содержит в себе ничего, кроме олицетворения лишь малого, но бесспорно важного момента из текста. Это то название, смотря на которое ты начинаешь ожидать одно, а получаешь нечто совершенно иное. Но в контексте всего рассказа это самое «иное» нисколько не расстраивает. Оно наоборот даёт читателю словно некий новый экспириенс. Читателя знакомят с историей странной, будто фантастической, хотя довольно реалистичной и больше гротескной, где балом правит неоднозначность героев и из поступков, череда которых приводит к ожидаемым последствиям, что не выглядят чем-то инородным на фоне всего произведения. Наоборот. Эти события ожидаемы с самого начала. Но тот саспенс, тот триллер в психологизме персонажей, которым оборотил Кейн своё творение, не даёт отвлечься от ознакомления с рассказом. Довольно интересное и необычное произведение в конечном итоге, которое в большей степени «срывает свой куш» ввиду того, что читателю собственным названием предрекает одно, а предоставляет совершенно иное — очень неплохо и довольно оригинально.

Довольно слабый роман, что крайне обидно, коль обратить внимание на иное произведение искусства, созданное по лекалам сей книги, а именно на ее экранизацию 1944-го года от несравненного Билли Уайлдера. В кино чувствуется характер персонажей, в кино более раскрыты линии взаимоотношений, концовка, в конце концов, в кинофильме не предстает как нечто изуверски странное и, вроде бы, логичное, однако абсолютно не вмещающееся в скудно описанное по роману мировоззрение героев. Единственное, чем печатный оригинал Джеймса Кейна может сравниться с собственной же киноадаптацией, так это атмосферой. Не просто там Кейн считается одним из первых творцов, кто начал обременять своё творчество в жанр, который является скорее стилистикой, нуар. Здесь именно так: сквозь куцее описание романа проступает депрессивная атмосфера, прокруенные кабинеты и частая ночь на дворе, на которой особен заострено внимание потому, что речь в данной книге, как и подобает бульварному чтиву тех лет, идет об убийстве. И нет, не о его расследовании. О его совершении — это та необычность, ввиду которой, возможно, сей роман и прозван по-своему культовым. А может во всем виной первая книга Кейна, а именно «Почтальон звонит дважды», через год после выхода которой был и издан данный детектив, которому столь громкое звание присудили уже по таковой калее прошлой работы автора... Все возможно, утверждать не берусь. А вот то, что роман довольно ощутимо наполнен минусами — берусь.

Повторяться о крайне слабой описательской части, диалогах, в которых зачастую не понятно, кто с кем горит, и вообще почти не прописанных характерах вновь смысла не вижу. Зато, думаю, следует похвалить опять атмосферу и умелую планировку всяческих антизаконных дел, которой занимается главный герой: смотря на многоуровневые схемы складывается чувство, что писатель сам вполне способен учинить нечто подобное и остаться притом не пойманым.

Но общего положения дел это не спасает и в итоге, в основном, роман запоминается лишь своим антуражем,, а также тем, что он послужил основой для отличного фильма-нуар 1944-го года. Но последний пункт, конечно, для тех, кто этот самый фильм-нуар смотрел. Что я и советую сделать. Касательно же книги то же сказать не могу: не бесполезное, но и не окончательно оправданное чтиво, которое придется по вкусу в основном любителям стиля да эпохи, в которой происходят события.

«Непобедимый» Станислава Лема — это определённо отличный роман научно-фантастического жанра, который не претендует на раскрытие каких-либо вековых загадок человеческой природы или отыскание ответов на извечные вопросы о той же неподатливой, необъятной и вообще мягко говоря неясной структуре: о человеческой душе. Нет. Этот роман одновременно и проще, и сложнее. Он предлагает рассматривать людей, весь процесс нашего процветания на родной планете, под иным углом: посмотреть на нечто нам подобное со стороны. Предлагает задаться вопросом о принятии чего-то для нас неживого как чего-то мыслящего и существующего вне нашего мира. Почему и возникает вопрос: «А точно ли тогда это «нечто» неживое?». Станислав Лем, как в своём же романе «Солярис», размышляет над природой человека как существа, подвластного полной эгомании. Только если вся планета Солярис была чем-то необузданным и неясным, то здесь пред читателем предстаёт лишь некоторая часть планеты, некоторая её особенность, взращённая не самой же планетой. Притом эта особенность однозначно враждебна, то есть вопрос такового контакта вытеснен сразу же. Но значит ли это, что в таком случае не заслуживает жизни то, что существует без нас и с нами дела иметь не желает? Лем рассуждает над данным вопросом в декорациях отлично поставленного триллера, где пейзажи романов «Дюна» переплетаются с саспенсом «Чужого» Ридли Скотта, порождая в читателе некоторый дискомфорт, который разрастается тем больше, чем больше остаётся не решённой главная загадка книги, почему читатель вынужден или и дальше знакомиться с произведением, или ждать, пока внутри него разовьётся истинно инфернальный ужас, первобытный страх пред чем-то неведомым. Таким неосязаемым, но таким опасным. Эти чувства сродни тем, что способен породить внутри гений Лавкрафта или Эдгара По. И это особенно удивительно, коль вспомнить, что Лем — не мастер жанра ужасов. Но тем и интересен этот роман, который демонстрирует также ещё и умение автора в плане детектива. Довольно примитивного, но однозначно примечательного в кулуарах научно-фантастического романа.

Прекрасная книга, заслуживающая абсолютного внимания как обыденного читателя, ввиду своего реализма и сюжета, так и любителя жанра — здесь утверждение, думаю, стоит вовсе оставить без комментариев да излишних рекомендаций.

Приятно наблюдать некоторые реверансы в сторону или прошлых историй, что были рассказаны в комикс-формате, или оригинального сериала, на который авторы данной законченной истории ссылаются даже пару раз, таким образом однозначно заявляя: и здесь на страницах, и там на экране мы следим за одной и той же вселенной, которая не является разветвлённой словно крона недавно пустившего первые почки дерева. Эта вселенная является глубоким, многогранным клубком множества событий, мест, героев. Они различаются, они сильно рознятся в своём разнообразии, но это не мешает им формировать один большой живой мир. Мир, о жизни в котором Финн Парнишка в данной истории забыл. Притом сделал он это отнюдь не по своей воли и не за один раз: сегментально забывать о своих приключениях его заставляет довольно интересный в плане визуализации антагонист, являющийся явной отсылкой на монстров Говарда Лавкрафта, который между тем никакими особенностями характера не запоминается, кроме, разве что, своей мотивации. Которая в реалиях данного сеттинга — реальна и имеет место быть. А в условиях нашего мира, с учетом понимания строения фантасмагоричной вселенной Пендлтона Уорда, заставляет улыбнуться и полностью понять злодея, который пусть и не оригинале как лично, как инструмент движения сюжета — довольно примечателен.

Таким образом в конечном счёте и получается запоминающаяся история, рассказывающая о множестве событий земель Оооо... в разные временный промежутки. Она неплоха в юмористическом плане, но ничего принципиально нового во вселенную не привносит. Просто очень хорошо, лампово... Фаново — можно так выразиться. Для ценителей, вроде меня, — однозначно добротный результат стараний авторов.

Как обычно — отличная, позитивная история от команды не сказать, что однозначных профессионалов: зачастую при раскраске, рисовке, оформлении и прочем-прочем в комиксах данного межавторского цикла участие принимают и не профессионалы. И, сказать честно, получается у них ничуть не хуже, чем у именитых авторов вроде Райана Норта. Почему? Потому как как бы я не старался, у меня не получается различить более слабые работы или более сильные. Нет, конечно, последние являют из себя немногочисленную касту сборников, которые просто потрясающие. Но в основном — качество сохранено на одном приемлемом, вечно поднимающем настрой уровне, в рамках которого творцы сумели «вместить» и абсурд, и изобретательность как в плане шуток словесных, так и графических, и дух приключений под стать оригинальному сериалу. Здесь нам показана альтернативная история, которая не столько увеличивает мифологию самого Мира «Оооо...», сколько увеличивает живость персонажей, что его населяют. Словно обратившись к сериалу, где сейчас превалирует подобная “техника”, авторы больше рассказывают о сторонних героях, одушевляют их, знакомят с приключениями не столько Финна и Джейка, сколько представителей разношерстного общества, которое их окружает. Смешная, острая и довольно неожиданная в финале история, которая многим напоминает классическую комедию «Полицейская академия», притом не только самим названием, которое уже является «жирным» реверансом в сторону классики кинематографа, но и самой атмосферой... Вновь-таки: кроме финала.

Одно из ранних творений Рэя Брэдбери безусловно является и одним из его самых известных. Причем ранним в плане его творческого мастерства, ибо на момент написания писателю было уже за 30-ть. Более того, стоит сказать, что именно благодаря данной небольшой книге данный великий писатель-фантаст и прославился. В дальнейшем на своём творческом пути он, как творец, претерпит многие изменения, его стиль станет более вычурным, а финалы не столь однозначными, посему данную утопию, как мне кажется, стоит воспринимать именно как текст молодого, начинающего автора, а не многим известного и монолитного Рэя Брэдбери.

Книга «451 градус по Фаренгейту» – это смелая фантазия, возведённая в абсолют. Она являет из себя нечто, что одновременно является и глубоко странной да, кажется, невероятной структурой, и богатой почвой для глубинных и многоуровневых размышлений на темы человека, как существа вынужденного думать не по своей природе, а по своему желанию и собственному воодушевлению призванного творить. Здесь Рэй демонстрирует читателю мир будто карикатурный, бесспорно нереальный даже в перспективе, но столь гармонирующий с идеями, которыми хотел поделиться автор, что в него, в мир, нельзя не поверить.

Данная книга — однозначный панегирик, собственно, самой книге. Это картина, выраженная в буквах, которая красноречиво показывает, что нельзя найти однозначных ответов в чужих словах, отраженных на бумаге. Их надо выявить самому, однако толчком в правильном направлении к выводу как раз и будут произведения классической, современной, любительской и так далее литературы. Важно то, что читатель черпает из текста, и этим взаимодействием важен сам текст, который нельзя предавать пламени... Почему? Ответ стоит самостоятельно «вычерпнуть» из данного текста самого Рэя Брэдбери.

«Заводной апельсин» — это бесспорно грандиозный триумф авторской мысли, беспрецедентная классика литературы жанра личностной антиутопии, однозначно культовая книга, которая охватывает не просто пласт тем моральных ценностей общества, но и пласт вопросов о моральном поведении одной единственной личности, одного человека.

Но во всяких ли рассматриваемых ипостасях эта книга хороша? Знаете, сейчас будет чистейший субъективизм, ни в коем случае не претендующий на звание «последней инстанции», однако для меня лично ответ отрицательный. В мир, созданный Энтони Брджессом не веришь. При прочтении складыавается ощущение не обширной, широкой Англии, а какого-то локального, не то что даже городишки... Скорее не так: кулуаров, местности ограниченной и небольшой — вот такое складывается впечатление, лично у меня. Героев немного и они не разнообразны, а плеяда странных, словно магических совпадений и вовсе обустраивает сюжет таким образом, что в конечном итоге остаешься с вопросом: «А в этом мире есть ещё хоть кто-то, кроме двух-трех знакомых главного героя?». Я понимаю, все эти события специально построены таким образом, дабы двигать сюжет, который полноценно ведет диалог с читателем на темы личностной свободы, нравственности и ценностей обыденного бытия. Но, пожертвовав столь малым объемом, может, можно было немного расширить?... Хотя нет, знаете, наверное, это просто такая особенность, которую я не сумел полностью осознать и принять. Что ж, бывает.

В отличие от иной особенности: главной темы книги. Как я уже говорил — это это вопрос личной морали и самоуправления. Способность управлять своей жизнью — она неприкосновенна? Или, может, если человек опасен для общества, то можно ли ограничить его в обыкновенных людских правах и сделать всего лишь оболочкой, как раз, заставить его потерять контроль над своим поведением, своими действиями, создать «заводной апельсин»? Что значит понятие «переходный возраст»? Подростковая жизнь — время, когда ты вредишь всему вокруг, или время, когда ты просто не можешь совладать с вулканом чувств да эмоций внутри? Стоит ли терпеть эти протуберанцы, животные физические изъявления человека, который их «перерастет» в конечном итоге? Или, может, срубить, так сказать, все на корню?...

Книга не дает однозначных ответов. Она рассуждает и рассуждает на данную тему, показывая небольшой эпизод из жизни человека в альтернативной вселенной, таковой небольшой антиутопии, очень напоминающей наш мир, где сама история одной личности или мрази (это решать читателю) являет собой также антиутопию. Вот только справедливую ли?

Это предстоит решить читателю самостоятельно.

Не просто так в кругах любителей комиксов, данный графический роман принято называть отчатси русским: Артем Траханов, выступающий как художник и переводчик, взаправду дарит некоторый калорит этому произведению. Вот только есть ли в этом калорите русская, родная, таковая, нам личина? «Прибой. Зов лодочника» я, лично, всё-таки не могу назвать «нашим» комиксом. Он вообще кажется столь отстраненным от сего мира в целом, что стоит, по-моему, его скорее величать «интернациональным». Это — таковой «ничейный» продукт для всех, ибо здесь рассказывается история почти полностью отстраненная от нашего мира, притом повествуется она в столь непривычных ракурсах, красках, тенях и чертах, что обуздать её как нечто родственное нашему миру почти невозможно. На границах фантазии подобное встретить соверешенно не трудно, ибо авторы пусть и создали полностью самостоятельный, новый мир, он особо не отличается крупной, скурпулезной проработкой: это обыденный рудиментарный выкидышь жанра фантастического фэнтези. У которого всё-таки прослеживается по истине титанический потенциал на развитие, ибо заметно, что тут просто не хватает места, дабы развернуться — не тот объем. История, более обширная и точная, построение языка, правила жизни, политические системы — все это способно себя образовать в границах нового выдуманного атворами мира, но только в том случае, коль возьмется еще где-нибудь место, дабы это описать. Однако вот именно вопрос, возможно ли это сделать, есть ли шансы или нет — нет, потому что, повторюсь, стагнации в этой альтернативной вселенной не наблюдается. Тврцам удалось воссоздать крайне гибкий мир, который, кординально отличаясь от наших реалий, полностью ссылается на них, давая читателю почувствовать себя в шкуре разных героев знакомые чувства, переносимые на атлантические будни в глубинах океана.

К слову, сами герои также не отличаются особой оригинальностью и проработкой: однотипная философия, для каждого однобокая, не является признаком жизни — как раз наоборот. Необходимы взгляды разносторонние, ведь не может существо существовать лишь с точкой зрения на мир, как на бой, — не может во всех жизненных аспектах. Так же, как и не может существовать с четко противоположной точкой зрения... Это глупо. Это таковой бич множества не до конца продуманных твоений. Но именно это здесь присутсвует и портит общее впечатление ввиду того, что банально не веришь окончательно в персонажей, в чьих шкурах проживаешь все события. Которые описываются в рамках довольно странной, непривычной графики, к которой у многих моих знакомых были претензии, хотя однозначно следует отметить, что кому-то это, наоборот, больше всего и нравится.

То есть, в конечном итоге: «Прибой» — это вызывающая споры история, которая мне, из-за поднимаемых тем личностной свободы и антиутопичной истины всего сущего вокруг, понравилась. Наверняка, дабы ещё лучше разобраться во всей ее сути, я перечитаю ее еще не раз, пытаясь найти однозначно что-то ранее не замеченное в границах сего пространного рисунка.

«Улитка на склоне» — очень интересное не только с сюжетной стороны, но и со стороны повествования произведение, которое ведет свой рассказ со стороны двух героев. Посему, думаю, и говорить о данной книге следует изначально обозначив мнения касательно двух частей отдельно, после чего подветси все к какому-либо итогу. Итак:

1) Часть «Перец»: Творение братьев Стругацких представляет из себя что-то столь же нестабильное и эфемерное, что и фильмы Терри Гилиама. Театр абсурда, отредактированный умелой рукой так, чтобы казаться полностью возможным и реальным в любых ипостасях. Таковая наполненность миров Аркадия и Бориса является для них обыденностью, ибо даже самые фантастичные вещи у них являют из себя что-то человечное, что-то существенное и привычное. Вот только так кажется читателю, принимающему мир в кулуарах собственной фантазии. А что будет, если в этот мир внедрить человека, отказывающегося воспринимать как истину усе вокруг происходящее? Вечное блуждание в поисках неведомого, сомнамбулические протуберанцы мыслительных процессов, что призваны наладить обстановку, разрешить внешние и внутренние конфликты, а вместо того лишь более углубляющие главного героя в океан всеобщего не понимая ввиду того, что его идеи и мотивы логичны и полны естественного рационализма, тогда как окружающий мир — противоречит этому, ему банально претит такое мышление и поведение. Социум вокруг осознал это и полностью подчинился такой системе, где нет системы. Перец, главный герой, это сделать не может. Он вынужден страдать под гнетом антиутопических механизмов, в которых привычной антиутопии нет, ибо лишение свободы, лишения чувства собственного «Я» происходит через гиперболизированную любовь и привязанность, которая кажется откровенно наигранное и неестественной, почему и не приятна герою, который не может понять её сути, сути вообще происходящего вокруг него понять не может. Гипнотизирующий лес — единственная отдушина, также чудная и непонятная, как и вся жизнь человека внутри системы, в рамках которой он существовать не может и не сможет, что нам сообщают последние строки его небольшой, одновременно и забавной, и бескрайне грустной истории.

2) Часть «Кандид»: Лично мне не зивестно, имеет ли какую-либо связь данное творение братьев Стругацких с бессмертной философской повестью Вольтера «Кандид или Оптимизм», кроме имени главного героя, конечно... То есть нет, не так. Скорее мне не известно, создавали ли братья свой текст, наполняясь писанием Вольтера. Однако известно другое — нечто общее у этих творений есть однозначно, и когда у французкого философа — это притча в реалиях его будней, то у Стругацких — их фантастический рассказ, чей мир столь необуздан для людского осознания, что именно своей странностью и таковой абсурдностью заставляет проникнуться собою полностью. Однако во галве сих вселенных стоит одна мысль: поиск лучшего, или попытка возвращения к чему-то более родному и, опять же, лучшему, светлому.

Когда часть «Переца» из полноценного творения Аркадия и Бориса «Лес» показывает нам человека, который не просто слился с системой, а стал её незаменимой деталью, то в части «Кандида» авторы наоборот дают волю поразмышлять над дальнейшей судьбой человека, не приклонившего колени пред столь необычной антиутопией, где вновь-таки самой антиутопии и нет, просто потому, как она — есть неспешная чреда событий, которые формируют жизнь. И лишь страшная тайна охраняет всех от осознания сего факта, который главный герой принял и не собирается с ним мириться. Но возможно ли противостоять чему-то столь могущественному? Перец не сумел, так сможет ли Кандид? Этого атворы нам не рассказывают, отдавая лавры правления читателю, пред тем продемонстрировав ему закоулки сознания обоих героев и их способности, их реакцию на различные ситуации. Все иное — за нами, господа.

3) Вывод: окончательная картина ясна своей простотой, которая, вместе с тем, в плане своего описания крайне трудна, ибо братья Стругацкие, на примере двух крайностей, показали нам одинаково нелогичный, абсурдный мир, в котором человек может по-разному реагировать на все происходящее вокруг, самостоятельно верша историю, или подчиняюсь скрытому влиянию эфемерной антиутопии, которая реальней всего прочего. Не правда ли напоминает настоящий мир? Не иначе... Браво, Борис и Аркадий, браво!

Лично мне не зивестно, имеет ли какую-либо связь данное творение братьев Стругацких с бессмертной философской повестью Вольтера «Кандид или Оптимизм», кроме имени главного героя, конечно... То есть нет, не так. Скорее мне не известно, создавали ли братья свой текст, наполняясь писанием Вольтера. Однако известно другое — нечто общее у этих творений есть однозначно, и когда у французкого философа — это притча в реалиях его будней, то у Стругацких — их фантастический рассказ, чей мир столь необуздан для людского осознания, что именно своей странностью и таковой абсурдностью заставляет проникнуться собою полностью. Однако во галве сих вселенных стоит одна мысль: поиск лучшего, или попытка возвращения к чему-то более родному и, опять же, лучшему, светлому.

Когда часть «Переца» из полноценного творения Аркадия и Бориса «Лес» показывает нам человека, который не просто слился с системой, а стал её незаменимой деталью, то в части «Кандида» авторы наоборот дают волю поразмышлять над дальнейшей судьбой человека, не приклонившего колени пред столь необычной антиутопией, где вновь-таки самой антиутопии и нет, просто потому, как она — есть неспешная чреда событий, которые формируют жизнь. И лишь страшная тайна охраняет всех от осознания сего факта, который главный герой принял и не собирается с ним мириться. Но возможно ли противостоять чему-то столь могущественному? Перец не сумел, так сможет ли Кандид? Этого атворы нам не рассказывают, отдавая лавры правления читателю, пред тем продемонстрировав ему закоулки сознания обоих героев и их способности, их реакцию на различные ситуации. Все иное — за нами, господа.

Творение братьев Стругацких представляет из себя что-то столь же нестабильное и эфемерное, что и фильмы Терри Гилиама. Театр абсурда, отредактированный умелой рукой так, чтобы казаться полностью возможным и реальным в любых ипостасях. Таковая наполненность миров Аркадия и Бориса является для них обыденностью, ибо даже самые фантастичные вещи у них являют из себя что-то человечное, что-то существенное и привычное. Вот только так кажется читателю, принимающему мир в кулуарах собственной фантазии. А что будет, если в этот мир внедрить человека, отказывающегося воспринимать как истину усе вокруг происходящее? Вечное блуждание в поисках неведомого, сомнамбулические протуберанцы мыслительных процессов, что призваны наладить обстановку, разрешить внешние и внутренние конфликты, а вместо того лишь более углубляющие главного героя в океан всеобщего не понимая ввиду того, что его идеи и мотивы логичны и полны естественного рационализма, тогда как окружающий мир — противоречит этому, ему банально претит такое мышление и поведение. Социум вокруг осознал это и полностью подчинился такой системе, где нет системы. Перец, главный герой, это сделать не может. Он вынужден страдать под гнетом антиутопических механизмов, в которых привычной антиутопии нет, ибо лишение свободы, лишения чувства собственного «Я» происходит через гиперболизированную любовь и привязанность, которая кажется откровенно наигранное и неестественной, почему и не приятна герою, который не может понять её сути, сути вообще происходящего вокруг него понять не может. Гипнотизирующий лес — единственная отдушина, также чудная и непонятная, как и вся жизнь человека внутри системы, в рамках которой он существовать не может и не сможет, что нам сообщают последние строки его небольшой, одновременно и забавной, и бескрайне грустной истории.

«Человек по имени Спейд», если смотреть с личностной точки зрения, крайне важное для меня творение, так как, коль рассматривать его, основываясь на субъектевизме, то однозначно оценка в окончании становится выше, чем была бы, если бы отзыв полностью зиждился на объективности. Дело в том, что этот рассказ — последнее написанное Дэшиллом Хэмметом творение, где фигурирует один из моих любимейших героев книг — Сэм Спейд, и этот же рассказ — последний, прочитанный мною из всех четырех творений, где присутствует данный герой.

В общем и целом стилистичку Хэммета здесь можно узреть особо и не напрягаясь: история развивается и показывает, обозначает даже, себя как детектив, обременённый четырьмя стенами вокруг. Пропитанный сигаретным дымом воздух квартиры в одном из стандартных Америтканских домов первой четверти двадцатого столетия — сеттинг, которым полнится сей стилистически нуарный рассказ, где монохромная атмосфера, антураж локальности, окаймленный множеством героев, чья наружность и чьи действия говорит за внутренний мир столь красноречиво, что и расследование кажется не обязательным. Но тут не все так просто, ибо в среде данной всеобщей серости есть явно хотя бы один игрок, который куда более изобретательней, чем кажется.

В отличие от человека, в чью честь рассказ назван: самого Спейда здесь слишком мало, что для меня, как для его почитателя, — горесть. Он обозначает себя лишь редкими манипуляциями, крайне нечасто давая понять читателю всю свою загадочную, неразрешимую натуру, которая столь рьяно являла себя в том же «Мальтийском соколе» всего за пару его движений в границах идентичных четырёх стен. Да, в конце он только расставляет все точки над «i», притом делает в своей привычной манере, то бишь буднично и безапелляционно, но этого мало для такого героя, и уж точно немного, коль твоя фамилия стоит в самом названии. Однако творца можно понять: Дэшиллу и так пришлось сильно утрировать образы героев, дабы поместить и вместе с тем успеть хоть как-то раскрыть в пределах столь небольшого текста всех действующих лиц. Посему особо не оставалось выбора... Правда, почему нельзя было написать чуть больше, развив рассказ до целой повести? Наверное, читатель этого никогда не узнает. Но в общем и не надо, ибо в любом случае «Человек по имени Спейд» — запоминающийся, крепкий, по-своему красивый, атмосферный рассказ с неожиданной развязкой, которую столь же трудно предугадать, сколько и кажется легко.

«Ночь перед Рождеством» — прекрасное, небольшое творение Николая Васильевича, которая, по всем должным лекалам сего великого писателя, полниться прекрасным слогом слова, непередаваемой атмосферой да простым, но вековым смыслом. Гоголь, будучи человеком непростым и довольно загадочным, сам не шибко жаловал женский род, что, конечно, проглядывается в его творениях. Но вот в чем главная, таковая, загвоздка: ему удалось обрисовать в своих текстах данную собственную особенность так, что читатель видит в этом лишь мастерскую сатиру, отличную комедию. «Ночь перед Рождеством» — сентенциозная комедийная повесть, написанная в чертах украинского бытия ночала-середины 19-го века. Атмосфера того времени, исконно прекрасный антураж морозного, наполненного снегом и смехом Рождества Христова, непередаваемые реалии волшебного мира, который надо сквозь страницы прочувствовать самому, создают незабываемое творение, которое для прочтения обязательно. А в переод предновогодний — особенно.

«Солярис» — бесспорно один из лучших образчиков фантастического творения повествующего о космических буднях людей, посвятивших себя изучений бескрайних просторов сей вселенной. Эта книга, сохрання традиции повести об ученых, об исслдеованиях, придерживаясь обыденного приключенческого духа, умудряется рассказывать и о более высших материях. Она говорит о любви, она рассуждает над природой людских желаний, пытается раскрыть подноготную всевозможных человеческих верований. То, во что мы желаем и не желаем верить одновременно — самое лучшее для нас, или самое страшное для нас. Сам Солярис — это таковой символ людской неопределенности, что была вызванна чем-то сторонним, чем-то необъятным для нашего разума. Что такое контакт в обыкновенном понимании нас, людей. То есть тех, кто в масштаби триллионов галактик даже не могут примерно объяснить себя, каким этот самыйконтакт может быть. И может ли быть он для нас вообще? Способны ли мы понять нечто, кроме себе подобных? Способны ли мы отнестись к чему-то, что нежмет нам руку, как к чему-то дружественному, а не сразу ставить его в анфиладу врагов человечества. Солярис — чистая загадка. Притом загадка не столь планеты, что находится в отдалении от Земли, сколько самой людской природы.

Станислав Лем написал однозначно прекрасное творение, созданное не просто лишь по лекалам фантастического жанра. Нет. Данный человек, безапеляциооно образоанный и умный, в певрую очередь, как сам говорил, увлечен был именно научной фантастикой. И здесь данный тезис виднеется как нечто четко иденцифицираванное: роман пестрит ссылками как на настоящих, так и на выдуманных ученых. Некоторые предложения и абзацы, подстать изъяснению ввиду профессии главного героя, написанные в стилистике такой математики, в ключе сравнения всего с рациональностью и иррациональностью. Где-то это даже напоминает работу Замятина «МЫ». Но не в этом суть. Тут дело в ином: из-за подбного некоторым людям может быть трудно воспринимать прочитанный текст. Но повод ли это для остановки чтения. Или вообще повод ли это для того, чтобы вовсе не прибегать к прочтению сего романа? Нет.

Путешествуя по закоулкам людского разума, сочетая его с духовностью, Лем повествует историю человеческих мук и конечной отдушины, принятии себя и сущего вокруг. Крайне интересный роман, который всё-таки имеет некоторые минусы в построении общей вселенной такового будущего, которая, несмотря на огромный прогресс, по непонятным причинам сохраняет множество структур стилистики ретро, что немного сомнительно в ключе тех бескрайних путешествий. Но здесь речь не о том. «Солярис» обзщается с читателем. Он гооврит о чувствах, об их истинности к не истинному и об их притворности к сущему... Это бескрайняя тема, методология рассуждений над которой разниться, опять же, бескрайне. Станиславу Лему удалось сдержаться на таком краешке лезвия, встать на перепутье, дав в первую очередь пищу для рассуждений, в некотором роде обрисовав итог для себя, но оставив его окончательный вывод на суждение читателю.

Крайне локальная, небольшая история не только в объеме текста, но и в самих локациях. «Повесить вас могут только раз» — это тот тип детективов, на которых «сделала» себе имя великая и прекрасная Агата Кристи: есть комната или дом, есть жертва, где-то неподалеку — есть убийца. В весь данный суп вплетается нечаянно детектив и происходит действие. Крайне схоже. Но вместе с тем — совершенно иначе. Потому как даже в столь небольшом рассказе беспринципно ощущается написательская длань Хэммета — прокуренный воздух маленьких комнат словно сходит со страниц, пропитывая фантазию читателя. Герой Сэма Спэйда даже в границах столь малого числа страниц умудряется показать всю свою красоту, как персонажа жанра нуар. Очень неплохое, крепкое, но особо ничем не примечательное произведение об обмане и ответственности за сей обман — притча во языцех, так сказать, только чуть в иной форме, в ином авторском видении.

«Слишком много прожили...» — это стилистически нуарный рассказ, говорящий с читателем на такую стародавнюю тему, как предательство и плата за неумение держать язык за зубами. Вместе с тем здесь имеет место быть тема платы за грехи былых времен, что в очередной раз говорит о том, что ничто не будет прощено. Все довольно обыденно — да. Но всё это — в рамках писательского мастерства Дэшила Хэммета. Колоритные, пусть и картонные во многом с точки зрения характера, герои, атмосфера темного, депрессивного времени, огромного города, завуалировнного в сумерки внешней среды, и посреди этого — труп человека, над убийством которого думает бескрайне харизматичный детектив Сэм Спэйд — один из лучших и величайших образчиков мужчин, что занимаются столь нелегкой профессией. Данный рассказ небольшой, но интересный, также, как он и само дело — небольшое, даже простое с точки зрения развития, но довольно интересное, как оказывается, в окончании расследования, требующее познаний специфики тех давнишних времен не только в обыденной жизни, но и в планах деятельности совершенно иных личностей совершенно других профессий... Не понятно? Да. В этом и цель, ибо данное — следует прочесть.

«МЫ» – это однозначный образчик прекрасной антиутопии. Автор показывает мир глазами не некоего третьего лица, а непосредственно со стороны жителя, человека существующего в кулуарах той антиутопический вселенной, созданной творцом. Нам показывают мир, где человек, — рассказчик, — непременно верит в искреннее прекрасное лицо той системы, чьим чадом он является. У него нет сомнений в правоте и правильности того, что происходит вокруг, в логичной обоснованности всего происходящего, в математической упорядоченности, в однозначной способности все рассчитать и подсчитать благодаря взаимодействию с цифрами — властителями, единоправными, этого мира. Читатель поражён, читатель захвачен лаконичностью, реализмом повествования. И вот тут приходит то, за что следует безапелляционно, как можно скорее, коль ещё не было это сделано, прочесть этот роман: таковой срыв покровов. Перевоспитание человека. Осознание им прочих величин, кроме математических. Чувства, фантазия — сколь все это реально и реально ли вовсе... Показывая таковое развитие, или же деградацию (тут играют ноты субъективизма, на которых Евгений Иванович и играет, профессионально, намеренно, в данном произведении) человека, автор рассуждает над нашей природой как существ, стремящихся по канонам Ницше к более идеальным существам, к нам самим. Прекрасная книга, которая, как и следует антиутопии, заканчивается отнюдь не «счастливым концом». Не просто так сие творение Замятина до 80-ых годов было запрещено на территории Советского Союза. Почему? Это следует узнать самим: читайте, пока это дозволено, и пока сами Вы способны мыслить и в иррациональных величинах!

Дэшилл Хэммет — не просто писатель, что, сочиняя отличные, витиеватые детективные дела, абсолютно не осознавал, как работать с общим, будничным фоном главного героя да как прорисовывать его окружение, которое зачастую — лишь фикция, что замирает, давая основному персонажу работать в своё удовольствие, не стремясь совладать со временем, не упустить столь скоро ускользающий шанс, подстроиться под общий каскад событий, происходящих вокруг... Хэммет в прошлом – сам детектив, и потому каким образом прорабатывать данные детали, он знал отлично, полностью позволяя читателю проникнуться не только героем творения, но и миром, в котором тот живет. Миром, который впоследствии станет таковой моделью для создания жанра нуар: миром, что пропитан сигаретным дымом и настроем чистейшего уныния; миром монохромным, полным лжи и туманных, расплывчатых тонов людских душ, которые не легко рассмотреть под напускной изысканностью; миром, в котором живёт и работает Сэм Спэйд — один из тех самых «крутых детективов» Чендлера, Макдональда и, конечно, Хэммета.

В данной книге, что в своё время являлась лишь таковым низкопробным, «палповым» чтивом, читатель наблюдает за размеренным расследованием казалось бы будничного дела, которое своей запутанностью может соперничать с загадками, что дамокловым мечом зависли над Пуаро у Агаты Кристи. Тут лишь разница в том, что подобным образом они гложет и Спэйда, но коль герой Кристи привык сидеть бездумно в кресле, то Сэм так не может: вокруг него постоянно что-то меняется, постоянно он сам вынужден менять места дислокации, своё виденье проблем и прочее, пытаясь совладать не только с делом, на которое подписался, но и с неурядицами в личной жизни. Такой подход к динамике, которая словно и есть, и которая все равно однозначно себя не выделяет — поражает, завлекает, буквально поглощает.

Многогранный герой, односложный мир, полупонятные мотивы, детали, словно оставляемые на дальнейшее додумывание читателем, редкие, но впечатляющие сюжетные повороты... Все это, лично меня, не может не влюбить в данную книгу, которая своей стилистикой, своим внутренним климатом просто отказывается отпускать разум, что жаждет ещё больше подобной атмосферы...

Что самое интересно и в то же время, так сказать, забавное, «Скотный двор» в описании непременно обычно «преследует» оговорка — «сказка». Как известно, вещи данного, если можно выразится, жанра, являются в обыденности чтивом для детей. Однако тут, пусть однозначно присутствуют непременные сказочные мотивы, назвать эту повесть таковой я не посмею: сюрреализм действия не избавляет читателя от непременного чувства,что нечто таковое он где-то уже однозначно видел. А когда сказ подходит ко второй ступени, то бишь развивается, человек, что читает сие нетленное произведение великого мастера антиутопии Джорджа Оруэлла, понимает: он видел это в настоящем. Являясь искрометной сатирой на ситуацию, что имела место быть в образовавшемся после восстания 17-го года Советском Союзе, повесть притом банально обсуждает всю желчность людей, вырисовывая их через животных, тем самым не только всесторонне обозревая жадную личину человека как соискателя вечной собственной выгоды, но и притом прямым текстом соотнося его с миром «братьев наших меньших». Аллюзии на внутрипартийные распри, на конечный приход к власти Сталина, на его безответственное правление, с чьей безответственностью всё-таки можно поспорить, ибо пусть тоталитаризм — дело не хорошее, однако дисциплина и выдержка народа, которая была им достигнута — тот самый ключ к победе над фашизмом. Однако Оруэлл здесь не затрагивает приятные струны тех времен тотальной власти... Плохо это? Хорошо? Я, честно, сказать толком не решаюсь, ибо Джордж — писатель, что был конечно настроен против людской несвободы. И в подобном режиме лишь она ему и виделась, потому будировать на неоднозначное, не многогранное рассмотрение, по-моему, не следует: «Скотный двор» — это таковое «зеркало уродства», которое содержит в себе отличительные черты лишь отрицательных качеств, то есть «перевивание» изначальных догм, правил, соперничество и нечестная борьба, запугивание и окончательное обессиливание животных (народа) под гнетом власти, которая продолжает лишь упорно доказывать,что все идет еще лучше, чем раньше, жирея на том, что сами не производят. Весь текст — сплошная аллегория, мастерская отсылка, где кульминационным моментом является отнюдь не некий фортель в сторону советской власти, а полноценное раскрытие общего смысла текста: человек властный, человек жадный, строя своё будущее на руинах ненавистного прошлого, в окончании к тому и вернётся, став более похожим на нечто тучное, лоснящееся, уродливое как снаружи, так и внутри...

Бесспорно большинство трагедий Шекспира это однозначно прекраснейшие творения, которые показывают всю прелесть сего жанра, его глубину и наполненность. Однако тут следует пояснить, что вместе с тем как его творения и похожи друг на друга, вместе с тем они и различны. То есть когда в «Гамлете» мы видим раскрытие, развитие персонажа довольно молодого, наблюдаем за его чувствами, рефлексиями, касательно всей несправедливости жизни и прочего, то в «Король Лир» мы наблюдаем совершенно иную картину, потому как здесь главный герой – это уже довольно старый человек, даже не довольно, а именно старый: Лиру, то есть главному герою данной пьесы, 80-ят с лишним лет. И вместе с этим он – довольно примечательный персонаж, ведь явственно демонстрирует тот распространённый грех человека, когда он верит всего лишь сладостным речам. Здесь на этом строится главная мотивация сюжета, где нам показано, как две дочки вероломно обманывают своего отца, тогда как третья пытается уберечь его от невзгод, однако он этого не понимает... И далее Шекспир как раз раскрывает этого персонажа со стороны жуткого понимания того факта, что он был обманут. Причем был обманут собственной, родной «кровью». В конечном итоге финал может приниматься по-разному, так как на современный лад он, честно сказать, довольно забавен ввиду излишней торопливости протекания столь большого количества событий. Однако таковыми является большинство трагедий Шекспира: не просто же так это – трагедия. А ведь в реальных рамках данная картина была бы действительно крайне печальной и потому если здесь происходящее принимать именно как реальную историю, – хотя временные рамки её довольно-таки размыты, но все равно, – то читатель однозначно не останется бесчувственен при кульминации. Тут не главное таковой «ЛОР» мира. Тут главное – проникновение самими персонажами, их раскрытие вместе с обсуждением множества насущных по сей день вопросов, ибо в «Король Лир» Шекспир вообще раскрыл множество тем: предательство, любовь, ненависть, честь и прочее-прочее. Данное творение является бесспорно классической трагедией, которую следует прочесть хотя бы для личностного, общего развития. Однако не только этим она прекрасна, ибо взаправду классика не просто так является классикой, и «Король Лир» не просто так является одной из лучших трагедии всех времён, потому я просто посоветую Вам ознакомиться с данным произведением.

«Гамлет» Уильяма Шекспира — это классическое драматическое произведение, которое, пусть в истории и выдержано во всех канонических рамках трагедии, в манере её подачи является просто-таки революционным, ибо сейчас, когда творцы бояться отойти от обыденной трехактной структуры, это заметно особенно явственно и потому поражает ещё сильнее: Шекспир самим текстом сделал нечто невероятное, ибо он в некотором смысле отринул первую часть трёхактной методики, а именно «завязку», да распространил, так сказать, её на всю вторую часть — «развитие», которая в большей степени и являет собой всю пьесу, лишь в конце предоставляя читателю определённого грамотный, великолепный, мгновенный, почему особенно запоминающийся да удивляющий, финал, то бишь «кульминацию». В данном творении, где герои описываются благодаря своим мыслям и явным целям, где человек наблюдает не за местом действия а непосредственно за самим действием, где повествование не линейно и тем самым завораживает ещё больше, где к персонажам привыкаешь, почему их гибель, столь нежданная, опоясывает ореолом грусти и негодования ещё пуще, где строки пропитаны фольклором далеких от нас земель да давно минувших дней, почему ещё более возрастает историческая ценность произведения, где зритель, то есть читатель, следит за привычной, во многом обыденной историей одиночества, мести, раскаяния и платы за грехи, здесь пред человеком предстаёт во всей своей красе истинный алмаз культурного, литературного мирового наследства, с которым следует ознакомиться обязательно. Притом не только ввиду его возраста, но и ввиду того обширного пласта тем и вопросов, которые поднимает сей текст: столь изящный в своём исполнении, и столь наполненный в своей мыслительной части.

Думаю, о чем о чем, а о «Гамлете» много говорить и не следует: чего-то нового, то бишь того, что не было сказано за чуть ли не четыреста лет, я не сообщу.

В общей перспективе повесть неоднозначная: мощная первая часть, спорная вторая, неплохая третья и совершенно мистическая, во многом противоположная атмосфере S.T.A.L.K.E.R.а четвертая... Честно, не могу сказать, что в общем и целом остался недоволен. Нет. «Клык» — довольно неплохое произведение, которое в некотором плане свою странность даже объясняет, причем объясняет так, что читатель начинает воспринимать каноническую, игровую, Зону совершенно отдельно от сего творения. Однако персонажи, кидающиеся в крайности не только поступков, но и чувств да эмоций, сильная карикатурность окружения, в плане живых людей, — всё это не идёт на пользу, почему опять же виднеются минусы. Атмосфера первой четверти и должная разрядка от неких мифических упоров в третьей части разбавляют общий тон рассказа, где сплетаются глупый сюрреализм и серые тона свинцового неба Зоны. В конечном итоге получается, что читатель остаётся под впечатлением от не совсем понятного винегрета, где количество сладких ингредиентов эквивалентно горечи, почему и вкуса да особо ощущения не остаётся, лишь некоторое безразличие, особенно нагнетаемое тем, что сказ-то заканчивается на не самой лучшей, в плане атмосферы, логики, повествования части...

Книга, откровенно говоря, не порадовала, хоть много о ней хорошего я слышал, однако на деле оказался полный неудобоваримый винегрет из «Зоны поражения» эфемерных картин данных читателю на рассмотрение локаций, где происходит действие. То есть, что хочется сказать, вообще мир Зоны — это крайне интересная вещь, в которой каждый будь то читатель или игрок находит свои истины и приходит к своему, обусловленному собственным мировоззрением, идеалу этой самой Зоны, её философии. Вот и здесь также, потому как когда один человек может найти «Дезертира» несерьёзным непотребством, другой будет расхвалить книгу за те черты, который первый возненавидел. Посему предупреждаю, что отзыв основан на субъективизме, а книгу я буду ругать, и если вам подобное не нравится, то дальше читать не следует.

В общем, с чего же начать... Ну хотя бы с самой подачи Зоны, как одновременно безмерно опасной территории в умах её жителей, и в то же время абсолютно идеалистичной картины пейзажей Левитана в настоящем: не ощущается накала, не ощущается повсеместной угрозы, смерть представляет из себя не то, что даётся человеку Зоной, а то, что даётся человеком человеку. То есть — всё ровно также, как и в мире по ту сторону Периметра. И это не то что плохо, вот только с сознанием людей внутри Зоны подобное никак не вяжется. Да и сами показанные модели сознания — не более чем отрисовка на картоне модели поведения, что придерживается непримиримого ребяческого максимализма. Нет никакой серьёзности, вообще: ты видишь модели, которые срежиссированы усилиями автора так, чтобы быть лишь представлением о том, какими бывают люди в Зоне, но эти модели — не люди. Ты не веришь им, ты не веришь их мыслям, ты не веришь их диалогам, которые откровенно плохи, потому как зачастую просто ломают всё восприятие героя, которое пытается создать автор: суровый, повидавший виды персонаж переговаривается сам с собой о темах, которые люди зачастую либо думают про себя, либо обсуждают с иными людьми — это смешно, глупо и ненатурально.

Мотивы примитивны, также как и мутанты — да, вот такое сравнение. А вызвано оно тем, что и первое и второе здесь отображены неизмеримо плохо: причины, по которым герои делают то или иное действие не объяснены или объяснены вскользь, мутанты же — оболочка от того канонического отображения монстров Зоны, которое создавали в своих играх GSC Game World. В общем — глупо и не убедительно.

Главный же герой — то в смех, то в слёзы: вроде бы и развивается неплохо, вроде бы взаправду нет-нет да заставляет верить читателя и в свой профессионализм, и в свою мудрость в вопросах Зоны. Однако та безразмерная помпа, с которой он это делает, то самоубеждение в собственной силе, та однозначная вера в свои способности и то непередаваемо странное да быстрое перерождение, которое было им совершено в рамках самой Зоны — чистейший конгломерат отборного бреда. Автор мог бы хотя бы благодаря воспоминаниям или отдельным событиям расширить начальную часть, как таковое «вливание» в мир Зоны, которая не терпит новичков, как бы, однако сам же Игорь Пронин демонстрирует, сколь быстро тут можно стать истинным «рэмбо». Подобное создаёт диссонанс в уме читателя,неразбериху, представляя книгу как несерьёзный, откровенный трэш о маленьком глупом мальчике, который попал в песочницу после дождя, где песок мокрый и есть его труднее, чем когда он сухой, однако мальчик намерен твёрдо совершить то, что совершает обычно по приходу на площадку, и вот он перебарывает себя и всё-таки осиливает сырые, слипшиеся комки мокрого, темного песка... Глупо? Абсолютно. Странно? Да. Вызывает отторжения и чувство недоумения? Конечно. Чувствуешь, сама площадка после дождя — не совсем та площадка, которую следует посетить после прогулки? Опять же верно. Но всё подано с безграничным апломбом? В этом и суть...

Итог: книга слабая, не задевающая, заставляющая рассмеяться ввиду безопасности Зоны, ввиду моделей характеров персонажей, ввиду никакой философии, ввиду не цельных попыток автора заставить читателей поверить в то, что главный герой — сын Зоны. Но всё безуспешно, потому как его выкрутасы как внутри Периметра, так и за ним — лишь слабый спектакль с ведрами, вместо которых поставлено оружие. Это неестественно и мягко говоря тупо. Лишь за неплохую атмосферу некоторых моментов можно поставить тот бал, который я определил для себя данной книге.

Данный сборник двенадцати выпусков про Бэтмена в начале третьего тысячелетия вызвал немалый гвалт аплодисментов у благодарной публики, которая была более чем рада видеть столь удачное творение Джефа Лоэба, градус доверия к которому уже был однозначен благодаря «Бэтмен: Долгий Хэллоуин», а также «Бэтмен: Безумие» и иным историям, как таковым, «специальным сюжетам» в честь того же «Дня всех Святых».

В общем. Здесь мы видим бесспорное переосмысление написания комикс-рассказа. «Золотой век» давно позади, «Серебряный» также завершён. Теперь уже не придумывают значимых героев, однако удачно развивают концепции уже знакомых персон. Однако здесь сценаристам удалось вместе с крайне примечательной и интересной историей преподнести читателю на суд и запоминающегося злодея, являющегося, по сути своей, новым «лицом» в жизни Тёмного Рыцаря.

Гиперболизация «Золотого века», утрирования «Серебряного» — всё это в прошлом. Теперь читатель наблюдает стройное, выверенное творение с живыми диалогами, завлекающим сюжетом, запоминающимися битвами и однозначно крепким рисунком, прекрасно отображающим должную атмосферу. То есть данный графический роман, как и многие выпуски изобразительных приключений тех времен, отображает собой современный лик комикс-индустрии. Но не только в плане штриховки, цвета и так далее. В плане самих героев, персонажей, развития отношения между ними: сама подача стала мрачнее, по лекалам Фрэнка Миллера да Алана Мура.

Это запоминающаяся история, достойная того абсолютного, прекрасного, издания, которое она получила, приобретя русскую локализацию. Запоминающийся детективный триллер, где упомянуты чуть ли не все основные лица из жизни Бэтмена. Говорить о сценарии — бессмысленно. Почему? Потому как «Бэтмен: Тихо!» необходимо прочесть самостоятельно.

Да, он не лишён минусов: некоторые хронологические огрехи да неточности нет-нет, но встречаются. Однако они «тонут» в общем фоне прекрасных картин, многочисленных отсылок, прописанных диалогов, качественных боевых сцен, наполненных рефлексий и просто в итоге оставляемого «вкуса» недавнего прочтения чего-то прекрасного. Чего-то, к чему любителю графических романов следует обратиться однозначно, а просто ценителю хороших сюжетов — также не плохо бы оценить.

Так как данная серия из 12-ти комиксов в нашей, русскоязычной, локализации вышла в рамках коллекции MARVEL от «Hachette» в виде двух книг, то и рассказывать о своих впечатлениях я буду раздельно, то есть о каждой книги — отдельно:

1)Цикл «Секретный воины», как уже было сказано, — это 12-ть номеров комикс-кроссовера, который произвел немалое впечатление не только на читателя, но и на общую индустрию таковых рисованных историй в общем. Однако сегодняшний день он выглядит довольно слабо, по крайней мере первые 6-ть номеров, которые и представлены в данном сборник от «Hachette»: герои словно картонные — в них не веришь также, как и не веришь в их чувства да переживания. Полярность их мыслей слишком быстро изменяет места, что выглядит не убедительно и откровенно глупо, почему и сами герои кажутся буквально не живыми, некими неискренними фигурками, которые двигаются по истории и ничего решительного, основанного на человечности и логике толком не делают. Глубокой анализ поступков и желаний — здесь такого нет. Утрирование и гиперболизация — здесь такое есть. Но вот следует понимать, что в 80-е комикс-индустрия отличалась от сегодняшней, чем и можно объяснить такую слабую проработку и частую аппроксимацию реалий на нечто чересчур искусственное. Краски и отрисовка — вот, что здесь прекрасно. Великолепие рисунка передать нельзя. Он буквально сочится атмосферой тех лет в реалия комикс-вселенной. Однако в остальном... Его можно полюбить за антураж, за идею, но не за наполнение. Хотя есть ещё вторая книга, где представлены номера с 7-го, включительно, по 12-й. Так что еще все может измениться.

2)А вот вторая книга, объединившая под собой комиксы с 7-го, включительно, по 12-й, цикла «Секретные войны» 1984-1985-го года, вышла куда лучше первой. Тут немаловажную роль играет, конечно, тот факт, что здесь мы видим окончание истории, притом такой истории, которая под конец умудряется раскрыться по-новому. Огромное количество пафоса было уменьшено, что крайне наблюдается, коль сравнивать с первыми 6-ю выпусками. Притом стало куда меньше утрирования, авторы теперь не столь сильно зациклены на собственной гигантомании, которую даже изобразить толком не могут — это виднеется и это ощущается при прочтении, так как ввиду данных черт рассказ воспринимается куда серьёзней. Если первые 6-ть выпусков были неким деянием, по своей сути близким к абсурду, то последние 6-ть выпусков — довольно серьёзный графический роман, где «роялей в кустах» куда меньше, а смысла, которые несут «Секретные войны» для общей вселенной «MARVEL», куда больше, что мы и можем понять по комиксам, выпускаемым после в 1986-ом и далее годах. В целом все 12-ть комиксов — неплохое чтиво, которое изначально надо перетерпеть, а потом получать удовольствие. Но коль некто так не способен, то и не следует пробовать, хотя свою лепту в комикс-индустрию данная арка внесла крайне немалый.

Появившись впервые, так сказать, “на свет” в напечатанном виде в 1937-ом году, роман Джона Рональда Роуэла Толкина за пару недель стал бестселлером, вместе с тем получив восторженные отзывы прессы и критиков. И на фоне такового эффекта особенно примечательным видится стороннему “зрителю” впечатления от работы и результата самого автора, который тот не раз пересказывал на пару с волнениями во множестве интервью. Однако, коль углубиться в его творческую деятельность, становится понятны данные предостережения: на момент написания “Хоббита”, который по своей сути и стилистики является именно детской сказкой, Толкину было уже сорок с лишним лет, то есть начал он данную историю про хоббита Бильбо в 1930-ом, а закончил в 1936-ом, через год книга была издана… Однако у другом: дело в том, что уже на тот момент Джон долгое время занимался “Сильмариллионом”, прописывая и расширяя собственную вселенную. И уже на тот момент её фабула была богата, а самобытность неоспорима, и в данных реалиях презентовать детскую книжку – для Толкина было довольно необычным шагом по его собственному мнению.

Однако, по мнению читателей, сей великий профессор сделал всё правильно, ибо “Хоббит” успешно и общепонятно знакомит даже не самого смышлёного читателя со вселенной, чья глубина поражает. Она – книга, ввиду которой хочется “погрузится” в данный мир более глубоко, таким образом изучая нечто новой, ранее не обуздываемое. Это не только развивает, это мотивирует. Притом сама книга – как таковой поучительный панегирик людям, не верующим в себя. Она призывает не усомниться в своей силе, уметь быть доблестным и храбрым не только на словах, но и на деле. Вместе с тем безо всяческого “второго дна” Толкин однозначно и скрупулезно рассматривает тему дружбы, товарищества. Книга в гамме небывалого мира, в цветах необычайно прекрасных локаций, наполненных местностей, отличающихся не только своими народами и архитектурой, но и своей историй, раскрывает темы абсолютно обыденные для нашего с вами мира – это прекрасно. Это позволяет более чётче осознать выводы из догматических вопросов сего творения, которое подымает старые как мир темы братства, темы честности, темы не всегда бесспорного блеска злата, темы того, что многое, чего мы от кого-либо не ожидаем, может быть им пред нами выявлено, ибо мы просто не может судить по человеку, так сказать, “по обложке”.

Занимательное приключение, интересные, запоминающиеся герои, которых чувствуешь и которым переживаешь. Доскональные описания мира, от чьих красот и яств “разгораются” мысли о таком же уединённом месте, где всегда спокойно и просто есть, что поесть. Это очень уютная и красивая книга, которая отлично держится на грани ламповости да приключения, ибо порывы отправится в некое путешествие после её прочтения бесспорно имеются, хоть тема дома, который всего ближе, так же прочно оседает под корой головного мозга.

Для любового возраста и человека любого взгляда – эта книга подойдёт.

Отзыв на роман “Сильмариллион”:

Мир, созданный фантазией профессора Джона Рональда Роуэла Толкина – это поистине непостижимо масштабная и проработанная вселенная, которая является не просто самостоятельным и полностью осознанным явлением в культуре мировой литературы, но и невообразимо прекрасным отображением нашего мира, имеющем свою личную философию, историю и глубину фольклора, который различен в зависимости от народов да существ, что также в изобилии населяют земли, которые Толкин создавал как часть легенды нашей с вами Земли, хотя в некоторых интервью и признавал им созданный мир альтернативной вселенной.

“Сильмариллион” на данном грандиозном полотне, на котором мы наблюдаем и общеизвестную трилогию “Властелина Колец”, и самостоятельного “Хоббита”, и великое множество иных малоизвестных творений, — таких как “Дети Хурина”, например, — да незавершённых произведений, является как таковой Библей этого мира. Беря за основу своих фэнтези-реалий нордические предания, легенды народов севера, библейские сюжеты и сплетая всё это в, так сказать, один “узел”, притом отменно обвязывая его нитями своих фантастичных измышлений, Джон сотворил оригинальный и непостижимый мир, ключом к понимаю масштабов которого является как-раз-таки “Сильмариллион”. Данная книга – это, да, тяжелое чтиво, ибо очень часто придётся смотреть на последние страницы книги и выискивать в словарях понятий и прочего названия, имена и так далее и так далее. Но для фаната мира Арды – это нечто, что не просто заинтересует, но и просто до невозможности поработит, ибо, так как сам являюсь непомерным обожателем сего фэнтези-мира, могу однозначно утвердить, что эту книгу если нужно читать, то читать сразу и полностью. Желательно без перерывов или же с крайне небольшими их промежутками: дабы ничего не забыть; дабы уследить за всей историей с первой песни, которую исполняли Иллуватару, до битвы валларов против Моргота; дабы по несколько раз не вспоминать ранее виденные и выученные понятия. Да, это необыкновенно тяжело, потому я даже не знаю, как мне рассматривать эту книгу в контексте обычного читателя.

Как ценитель и почитатель творчество профессора Толкина, — который, по известной легенде, создал не языки народов для своего мира, а, так как был лингвистом, мир для выдуманных собой языков, — я однозначно ставлю “Сильмариллиону” высший бал и призываю всех любителей и фанатов сей вселенной срочно прочесть данное произведение, коль доселе это не было сделано. Обыкновенному читателю я, всё-таки на свой страх и риск, украдкой порекомендую данное чтиво, заверив в том, что таким образом он вступает на путь, ведущей к невероятно огромному и красиво миру, полному приключений, переживаний и новых историй, которыми так хочется наполнить собственную жизнь каждому из нас.

Отзыв на повесть «Акаллабет»:

Как Библия слагается из множеств и множеств историй да преданий, так и целостный рассказ о камнях Сильмарилах да событиях, что случились после их упокоения на небесах, огне и воде, который представляет из себя как таковой священный текст Арды, также разделён на отдельные равные по важности и по искусности написания составляющие. «Акаллабет» – один из таковых.

Нравоучительная история о возвышении людской гордыни над разумом, о гибельности нашей алчной натуры. Повесть, что своим содержанием являет пред читателем аллюзию на события как былой древности, так и сегодняшних дней, лишь бы в сих событиях был человек... Нельзя рассматривать данный текст как самостоятельное произведение. Это как таковая часть «мозаики», непостижимо огромной, в собранном виде которая представляет собой нечто грандиозное и несоизмеримое. «Акаллабет» – это сентенциозная легенда мира профессора Толкина, которую обязательно следует прочесть после ознакомления с историей о трёх камнях; то есть после «Сильмариллиона», ибо как часть фабулы сей вселенной – беспрекословное важное, поучительное и незаменимое сказание.

Отзыв на повесть «О Кольцах Власти и Третьей Эпохе»:

Что особенно примечательно и привлекательно, особенно для обычного читателя, так это та деталь, без которой нельзя рассматривать данное произведение: пусть оно и является частью сказания «Сильмариллион», но, в отличие от подобного сей повести «Акаллабета», этот сказ – самостоятелен. То есть его можно читать и как нечто обособленное, сродни легенде о Ное в отстранении от Библии. То есть, несмотря на то, что рассказ «О Кольцах Власти...» являет из себя однозначную часть древних преданий Арды, среди которых главенствующее – это «Сильмариллион», он так же способен восприниматься и как что-то самобытное, не требующее какой-либо подноготной. Хотя как фанат я ни в коем случае не могу отделить сие произведение от иного безмерно масштабного полотна, на котором мы лицезрим историю того Средиземья, которое знаем и любит, и которое в конечном итоге нам в краткой форме профессор Толкин «обрисовывает» как-раз-таки в данном тексте, что непременно будет вознесен ценителем творчества данного великого британца, а обыденному читателю представиться как интересная и занятная интерпретация былых реалий нашего мира, из которого драматически и возвышенно уплыли среди звезд эльфы.

На Джека Финнея многие критики будировали ввиду его слабой мыслительной части повествования, однако сильной и оригинальной стилистики. Прочитав данный рассказ, становится понятно, почему именно таковыми были претензии...

Цель данного творения не понятна: автор отображает нам однозначно знакомого всем героя, обыкновенного клерка, как такового бесцветного планктона, тем самым крайне сильно укрепляя как таковую иллюзорную связь между главным лицом рассказа и читателем. И вот говоря о таком персонаже, Джек в конечном итоге просто топит его на пороге чего-то необыкновенного и необузданного в вечной рутине и понимании неизменности монохромного бытия... Это, буквально, больно. Не то что пессимистический настрой плох — нет. Просто автор повествует нам историю, лишённую надежды. Он нам просто говорит о том, что словно невозможно изменить жизнь. Но и в жизни этой радости нет, понимаете. То есть: была бы иная мораль, коль герой в конечном итоге и в обыденных буднях нашёл нечто приятное, притягательное и красочное. Но нет: жизнь здесь — сплошное разочарование.

Коль обозревать произведение со стороны людского нетерпения, как такового порока, то да — есть смысл и сентенциозная мысль. Однако она слабая, ибо понимаешь, что подобное нетерпение, которое отображается тут чувством обмана — это не всегда плохо... И поэтому, после прочтения столь крепкого, стилистически наполненного, с проработанными героями рассказа, из-за его концовки остаётся внутри некоторая пустота, однозначно требующая продолжения, которого нет — и в этом беда.

Главным аспидом общества не только будущего, но и теперешнего, по мнению автора, видимо является бюрократизм, почему, несмотря на однозначную шаржевую структуру рассказа, читать его как раз-таки бюрократам не рекомендую. Однако в общем и целом произведение не столько захватывает, сколько забавляет, вместе с тем с недоумением и улыбкой заставляя смотреть на интерпретацию современности в слогах автора, который через банально глупые моменты работы правовых и прочих контор показывает захват нашей Земли существами, которые с подобным или не знакомы, или знакомы на куда меньшем уровне. Анна Ринонаполи словно говорит читатель держаться подальше от справочных проволочек, будто призывает избегать органов власти, ибо подобное — отвлекает, заставляет не замечать действительно важного, способно благотворно повлиять на потерю нашей собственной родины в уйме бумаг и бланков.

В первую очередь в данном рассказе важно не столько отрисовка мира и вселенной, сколько идея: идея порабощения корпорациями всего искренне людского, всего душевного и истинно чистого, что было заложено а нас. Притом, что не удивительно, подобное не кажется чем-то крайне фантастичным, так как смотря на некоторые особенности развития цивилизации становится даже боязно, потому как подобное стечение крайне возможно ввиду ценностей сегодняшнего социума, ввиду отношения общества к семейным традициям да таким понятиям, как «Любовь». В данном творении Роберт Шекли показывает читателю Землю как конгломерат всего полунатурального, всего научного и противоестественного. Наша планета — отдушина для людских страстей и надежд, которые больше не вписываются в новый, полностью рассредоточенный мир систем, где и любви-то места тоже нет, что бы там не говорили рекламные брошюры.

Данный рассказ изначально ввиду своего написания навевает некоторые образы романтизма, представляя мир в стилистике некой викторианской Англии, описанной ещё Алланом Эдгаром По, только в рамках куда более современного мира, хоть для нашего времени уже и не такого «свежего». Однако вскоре чувство подобного оформления фабулы вселенной, созданной Клиффордом Саймаком, пропадает в связи с раскрытием главенствующей тайны истории. Её основных персонажей, что ответственны за главенствующую завязку. И вот в данном как раз-таки кроется часть, причём наибольшая, фантастической составляющей рассказа, который нельзя квалифицировать никак иначе, кроме как шаржевой насмешки над людской природой, оформленной в текст фантастической стилистики как написания, так и содержания. Как таковая ирония жизни, связанная с заслугами, «построенных» лишь на везении, людей недостойных да вечного бедствия людей относительно честных – вот, что прослеживает в творении «Денежное дерево». Где откровенно бредовая и фантасмагорическая идея, не раз и не два бурившая собой фантазии человечества, обрисовывается столь реалистично, что не поверить в неё очень трудно, тем и примечателен данный рассказ, тем он и запоминается, вместе с тем преподнося концовку хоть и в депрессивном плане своей сути, но в комичном контексте ситуации, почему стоит отдать должное Клиффорду Саймаку: его творение заслуживает внимание лишь уже ввиду этого.

Данное произведение взаправду заставляет читателя возненавидеть человека, как существо которое всегда, при любой возможности, пытается уподобиться богу, несмотря на свою алчность, несмотря на свою жадность, несмотря на все свои не самый лучший качества да характеристики, которые сам старается не замечать. Здесь Нильс Нильсен однозначно уже не в первый раз в плане художественного исторического произведения показывает всю низость человека, когда он сам видит себя более чем существом всемогущим, величественным. «Продается планета» — крайне интересный и завораживающий рассказ, который рассуждает на тему извечную как этот мир, в то же время рассуждая как раз-таки о самом мире, только не совсем нашем: другом, возможно который нам вообще лучше никогда не встречать. По каким причинам? Нильс Нильсен вам расскажет.

Очень качественный, крепкий как с повествовательной части, так и со смысловой, рассказ. Который по сути своей представляет из себя члена такой интересной разновидности фантастики, как антиутопия.

Здесь автор вольготно, в рамках явно некой параллельной вселенной, где антураж времён двадцатого столетия прочно связался с невероятным технологическим развитием человека, что не достигнуто нами по сей день, размышляет на тему людской жизни, как части рекламных войн могучих корпораций. Тематика вездесущей рекламы и обманных обещаний, что сочатся из каждого динамика и экрана, являя из себя уже не как средство рекомендации, а как истинный бич и аспид социума, актуальна не только сегодня, но была таковой и во время написания творения, то есть 1955-й. А так как ежемесячно компании-производители все более рьяно пытаются продать все новый и новый продукт, становится ясно: проблема никуда не уйдёт, а наоборот — станет ещё больше и явственней. И вот в данном рассказе, где главный герой по воле масштабного несчастного случая становиться подопытным на поприще изучения влияния рекламы на человека, рассматривается идея как такового города, где жители постоянно подвержены неким рекомендациям, «навешиваниям» информации и прочему, так сказать, со стороны. И автор не отвечает на вопрос о человечности либо бесчеловечности подобной идеи. Он даёт подноготную истории, не раскрывая полностью фабулу мира, но рассказывая необходимые для размышления на тему правильности либо не правильности данного деяния детали, но основе которых читатель, будучи явно потрясённым неоднозначным, но крайне неожиданным и от того более примечательным финалом, будет строить своё мнение о смысле и посыле сего творения, которое лично мне понравилось крайне сильно не только обсуждением актуальных социальных проблем такового навязывания, но и более глубокими рассуждениями о природе человека как существа духовного, или существа лишь рационального. Я лично ещё точно не раз перечитаю это произведение, за которое Фредерику Полу хочется сказать огромное спасибо.

«Торговцы разумом» — очень интересный рассказ, чьей догматической идеей является вековая мысль о трудности приобретения знаний. Здесь нам показывают мир будущего, где человеческий опыт в науках может быть куплен за обыкновенные деньги. Вместе с тем, по мере раскрытия сюжета, становится понятна цель автора: обсудить проблемы людской жадности и ненасытности. Сами образы — как таковые символы своего внутреннего я. Отталкивающие или притягивающие не только умственным складом, но и внешним видом.

Генри Слизар написал небольшую, но крайне поучительную историю, чья главная дума пусть не оригинальна, но однозначно имеем место быть в пантеоне главенствующих проблем социума и по сегодняшний день: людская лень, самодовольство и инстинкт пожирательства — это не грехи, это то, чем мы сами себя губим. Потому не могу сказать, что сей рассказ именно для взрослого человека — ему он то же будет полезен. Однако более всего для прочтения подобное подойдёт детям, хотя образы довольно неприятны... Думаю, подростковый возраст — вот главная аудитория сего творения, для которой он обязателен. Иным же любителям чтива это произведение послужит просто отличным придатком в общую библиотеку, которая, хранясь в памяти, будет заработана временем и старанием, а не тратой лишних денег...

Крайне занимательно и интересно обнаружить столь небольшое и в то же время столь философски наполненное произведение, в котором на полном серьёзе невозможно существования как такового, ибо человек – существо не постоянное и не могущее долго терпеть некоторый быт, будь он даже уютным и мерным. Но вместе с тем здесь автор, Фриц Лейбер, спрашивает у читателя: а правдив ли мир вокруг... Или он лишь настолько реален, насколько мы позволяем ему быть? Данные вопросы в «Мариане» были освещены ещё задолго до культовой «Матрицы», пусть и в куда меньшем объеме, что никак не уменьшает ценности данного творения, с которым однозначно следует ознакомится читателю.

Данным рассказом бесспорный мастер фантастического произведения Гарри Гаррисон показывает читателю мрачную, но во многом правдоподобную картину будущего, где за рождаемостью детей и общим количеством членов семьи скрупулёзно следит правительство. То есть, как будущего: данное творение, написанное в 1966-ом, отображало в себе 1993-й год, то бишь для момента своего написания – чистейшее и неведомое будущее. Сейчас, конечно, понятно вся фантастичность событий, описанных в рассказе. Но тогда подобное вырисовывалось как нечто вполне вероятное... Собственно, что уж говорить, когда и сегодня, наблюдая за темпами роста населения, волей-неволей задумываешься о подобном исходе в ближайшие времена. Потому дату событий рассказа можно считать лишь незначительным показателем, эфемерной обмолвкой, за которой следует рассмотреть истинные мотивы повествования: философские размышления о ценности и бесценности людской жизни, о зависти и непринятии собственного я, о бесстрашной защите своего дома и близких да о самоотверженном самопожертвовании во имя искренней любви. События рассказа – просто обёртка для сентенциозных измышлений, многогранных по смыслу диалогов, которые не раскрывают всей сути возможной проблемы, а заставляют подумать о собственном видении данной ситуации, поразмыслить о своём отношении к таковой возможной проблеме. То есть творение не думает за читателя – творение даёт пищу читательскому уму для дальнейшего монолога или, возможно, дискуссии. Смысл, окутанный в столь популярный жанр – это то, что умеет делать Гаррисон. И пусть сама ситуация да её разрешение кажется, так сказать, довольно натянутым и нереальным, все равно главную цель автор исполняет, путём обширных диспутов между героями передавая свою мысль читающему, между тем последней строчкой вызывая исключительное чувство иронии над справедливостью, ставя читателя на моральное перепутье с «багажем» ранее приобретённой информации, которую теперь у необходимо будет задействовать.

Чтобы в полной мере проникнуться миром и персонажами сего рассказа, однозначно следует прочесть весь цикл небольших, сатирических рассказов от Генри Каттнера, озаглавленный «Мы — Хогбены». Коль же брать единичное творение и, вырывая его из контекста, читать, то в конечном итоге чувства останутся не однозначные, как сложилось у меня. Дело в том, что «Сплошные неприятности» (как также переводится название сего текста), я прочёл в сборнике фантастических рассказов «Продаётся планета». То есть больше там ничего из альтернативной вселенной, или как такового шаржа на наш мира, созданного Каттнером, — не было. И вот впечатления, что оставило данное творение — были не самими не то что лучшими, а не самыми однозначными и понятными. Ибо, с одной стороны, автор нам рассказывает довольно динамичную и яркую сатиристическую историю, где угадывается насмешка над обществом потребления, над коррумпированной политикой, злорадство над извечным желанием власти знать и контролировать всё вокруг. Притом более данное чувство восторга и восхищения от прочитанного увеличивается тогда, когда узнаёшь год написания сего произведения: 1948. Однако с другой стороны мы имеет непременно сюрреалистичных героев, чей гротеск не то что внешний, а внутренний как по устройству, так и по мыслям, никак не уляжется в голове читателя без должной подноготной. Становится смешно и неудобно при прочтении, так как должной картины не складывается: в героев банально не веришь. Зато веришь в идею и мысль рассказа, которая по сей день фигурирует в социуме как одна из основных проблем, ввиду чего актуальность произведения — бесспорна.

Также, как и бесспорно его качество. Но это качество всё-таки полноценно виднеется во всём цикле небольших текстов, а коль брать одно творение и читать его безо всяческой подоплёки — общая картина не столь хороша.

Изначально для читателя большого труда стоит понять, чем же этот рассказ фантастичен. Ведь он относится именно к такому жанру... По крайней мере, так сказано и в описании, и все, кто его читал, так говорят. Но то, что мы видим в повествовании никак на фантастику не похоже.

Однако после уже некоторых страниц ты понимаешь, что здесь не все так просто, ибо фантастическая толика все-таки имеется и она являет себя очень сильно выраженную черту, так как писатель, а именно Саке Комацу, прибегает к довольно-таки распространённому действию. А именно изображает нам персонажа, чей возраст не ограничен. То есть он бесконечно молод, в то время, как уже бесконечно стар. И вот на данном поприще он, творец, создает картину не только мира прошлого, причём мира прошлого полностью реалистичного, полностью исторически верного, но и мира будущего. Насколько верен он — нам не ведомо. Однако вот то, как возрастает гордыня людская по мере его взросления над самим собой, так сказать, – это нам писатель покажет в полной мере. Ведя диалог с читателем о том, какой же является натура человека в плане его интеллектуального и физического развития: чем больше, чем шире производственная революция «проглатывает» человека, тем больше сам он становится похожими не на самого себя, то есть не на сына природы, а на то, что ее уничтожает. То, что признает себя выше самой своей матери, то есть самой природы. Этот рассказ – это как таковой призыв против подобного поведения. Против проявления подобных не самых светлых чувств с нашей стороны. Мы должны помнить, кем мы являемся на самом деле и кому мы должны быть благодарны за то, что до сих пор живём. Это очень грустное творение, которое своей грустью да смыслом и прекрасно.

Данный рассказ был найден и прочитан мною в сборнике «Продаётся планета». Самое интересное, что, в общем, тематика сборника — фантастика. А данное творение повествует о деяниях людей, что жили в Америке и в иных странах, на рубеже 19-го, 20-го века. То есть здесь говорится об отношении людей европеоидной расы, к людям иного цвета кожи. Проще говоря — расизм и всё вытекающее в виде «суда Линча», Ку-клукс-клана, многолюдных собраний в честь неведомых богов, отвергающих цветных членов общества. Это полностью и однозначно показывает людскую натуру жажды убийства и крови. Человеческое неприятие людского вида, не подобного его самому. Звериная натура деления на прайды, где нет места иным по натуре на схожим во всём ином. Это очень грустный но бесспорно правдивый рассказ, где в качестве главной мысли Тур Оге Брингсвярд выявил идею «зло, что сделано, возвращено будет стократно» — так правильно, таковая мысль заставляет задуматься и никогда не забывать ошибок не только прошлого человечества, но и своих собственных, дабы далее настороженно и внимательнее относится к своим поступкам, влечениям и прочему, что, возможно, следует пересмотреть в плане мировоззрения...

Очень интересное произведение, являющейся как таковым детективом в декорациях научно-фантастического рассказа.

Если говорить вообще о размере рассказа, то здесь у нас получается целая повесть, что также довольно примечательно, но довольно-таки обыденно для самого Айзека Азимова – непревзойдённого мастера данного жанра.

Да, конечно же можно придраться к миру, который он создал для данной повести. Ибо к нему трудно относиться серьезно ввиду одного простого факта: здесь он показан однотипно, когда говорится о целой галактике. То бишь нам показывается только несколько планет из целой мириады данных «камней с жизнью», однако знаете: вот как раз-таки ввиду подобной зацикленности на одних персонажах, на одних характерах читатель с одной стороны не чувствует окружающий мир, ввиду чего он кажется довольно неживым и примитивным, но в тоже время он полностью проникается всей историей да её фабулой. И вот история здесь – это главный плюс. Это, как я уже сказал, – детективное расследования, где не сказать, что развязка странная, необычная и неожиданная – нет. Обыденная, распространённая тайна, чья кульминация самому читателю угадывается под конец. Но вот само следствие, процесс крайне примечателен: он интересен и заворожителен своим фантастическим миром. Он повергает в шок, заставляет читателя вдохновиться, проникнуться. Это то, что умеет делать Айзек Азимов; это то, что ему вновь удалось: за один рассказ создать мир не похожий на наш и в тоже время такой знакомый. Спасибо ему за ещё одно прекрасное творение, которое явно ещё захочется перечитать любителю данного жанра. Обыкновенному человеку я советую его для прочтения же ввиду обыкновенного смысла, который тут кроется: даже самый незначительный человек может сыграть роль в судьбе чего-то большего и это большее всегда может означать для одного лишь человека нечто самое дорогое, с чем он никогда не захочет расстаться, а именно его дом...

Недоработанные реалии постапокалиптического будущего. Неокончательные специфика мира, в котором словно сам автор путается. Любопытное и в то же время нелепое показание семье времен, когда мир погиб... Все эти факты не играют «на руку» сему рассказу, который представляет из себя небольшое произведение, которое не то что словно не закончено, которое словно просто лишено большей части хотя бы первородной фабулы. Безоговорочный минус, который все-таки не заставляет читателя однозначно «откреститься» от сего чтива, ибо и хорошие мотивы, приятные мотивы наблюдаются: однозначная ценность той самой не аляповатой стороны показания семьи безрадостного будущего, которой явно вдохновлялись братья Стругацкие, создавая очаг Шухарда, в особенности касательно его дочки. Плюс смысл человеческой жестокости, что строго определена окружением — чем «жёстче» мы создаём мир вокруг себя, тем сами становимся жестче. Философские размышления о море, аллегории его бесконечности с человеческой свободой. И тут же прослеживающаяся ирония: ведь море всё-таки ограниченно, то есть людская независимость ровно настолько велика, насколько мы её не знаем...

Это неоднозначное произведение Кэрол Эмшвиллер — драматический рассказ, создающий некоторое двойственное впечатление ввиду крупных минусов но и ощутимых плюсов. Лично мне он особенно запомнился атмосферой, однако абсолютно нестандартной спецификой мира после ядерной войны — в такую вселенную не веришь, банально не веришь. Однако духом всепоглощающей безнадёги пропитываешься, почему отдушина на страницах становится отдушиной и для читателя...

Изобилуя множественными понятиями современности, что будет бытовать ещё в далеком будущем, данный рассказ неторопливо и нехотя разъясняет их, вместе с тем наполовину все-таки давая свободу для догадок и дополнения читателю, вместе с тем заставляя мозг работать, но и путая не совсем знакомого с данным жанром человека. Это явно плохая сторона произведения.

Но плюсы заставляют пересматривать своё отношение к сему творению. Дело в том, что Альфред Элтон Ван-Вогт показывает читателю крайне примечательный мир далёкого-далёкого будущего, где человек становится не столько существом грешным и вызывающим неодобрение, сколько представителем расы, которая являет из себя чуть ли не наилучший жизнеспособной организмы. То есть он создает людскую утопию, которую разрушает лишь космическое влияние. Посему захватчиками планеты показывается также не люди, а совершенно иные существа, представляющие из себя, так сказать, некоторую сборку тех греховных деяний и дум, что мы представляли ранее. И посмотреть в данном антураже как с подобным врагом справиться именно человек, который отображён в качестве как такового положительного антагониста, – очень интересно и занимательно. Посему данный рассказ, я считаю, любителям фантастики для прочтения обязателен, а не любитель может и запутаться во все возможных понятиях и отсутствии их разъяснений, посему – на своё усмотрение.

Данный рассказ – это крайне небольшое антивоенное произволением, что поддерживает не столько фантастическую, сколько утопическую идею прекращения всех войн и дрязг. Мечты главного героя настолько сродни людской миролюбивой натуре, что в его живость веришь безоговорочно уже на первых страницах и так малого произведения. То есть Рэю в его неповторимой манере удалось преподнести диалог двух субъектов, чьи помыслы различны и чья истинность неопровержима как раз ввиду полярности выводов и вожделений: у некоторых авторов на подобное вся книга тратится, а здесь... Да, конечно есть некоторые вопросы, например о металлических несущих конструкциях здания, которые остались стоять внутри бетона даже тогда, когда герой был рядом. Но подобное – глупость. Ибо главенствующее здесь – идея, и ради неё обязательно следует прочесть данное творение.

Роберт Шекли — бесспорный мастодонт жанра фантастики. Он, подобно Рэю Бредбери, органично сочетает в своих творениях темы далекого будущего и извечных проблем человеческой рассы, которые, коль глядеть на картину им выстраиваемых миров, нисколько не теряют актуальность. Потому же факту и его тексты нисколько не устаревают.

В данном случае читатель видит произведение, которому уже более 60-ти лет, однако которое по сей день можно считать прекрасной, мастерской усмешкой автора над неизменной людской жаждой богатства. Мы видим аутентичную картину Марса, пережившего внедрение на себя существ с Земли, которые вместе с тем поняли, что прилети они пару тысяч лет раньше — на планете сей они бы были не одни. Однако всё равно от былых цивилизаций осталось крайне многое, притом и довольно недешёвое. Посему главный герой, представляющий из себя отнюдь не образ для подражания, вместе с попутчиками является как таковым сталкером, на чужой планете рыщущий в поисках богатств. И он их находит, вместе с тем с каждым взглядом на приобретённое желая заполучить ещё больше... И так вплоть до наихудшего расклада: тема извечная и не раз пересказанная иными творцами в писаниях разных жанров, потому, однозначно, данный небольшой рассказ хорош, но в то же время и не оригинален, хотя для прочтения не то что обязателен, но желателен.

Довольно странный рассказ. Почему так? Все довольно просто: с одной стороны автор поясняет выправку и однозначную моментальность выводов да действий героев, что кажется логичным. Однако с другой стороны удивляешься его профессии и подготовке, которая абсолютно не показывает своих догматических норм в ситуации пусть и неординарной, но ввиду того и предназначенной как раз для большего ознакомления с окружением, большего изучения и прочего — того, что может помочь спасти жизнь.

С одной стороны автор мастерски высмеивает в стилистике черного юмора, — будто Квентин Тарантино в кинематографе, лишенный фарса и наделенный серьёзностью Тарковского, — специфику человека, его стремление убивать без внимания и сосредоточения: сразу да безвозвратно. Однако, ввиду серьёзности, как раз и становятся видны некоторые «белые нити» логичности повествования, что сильно бьёт по проникновению и конечному ощущению...

«Арена» — произведение, что увидело свет еще в далеком 1944-ом году. И вот осознавать эту дату, читая сие творение — крайне тяжело. Притом по одной очень чувствительной причине: произведение крайне современно даже по меркам сегодняшнего дня. Словно полностью соотнося свою фантазию с воображением Уэллса, также в некотором представляя себя как такового вдохновителя помыслов Стругацких, Браун сотворил крайне интригующий и запоминающийся рассказ. Конечно, в фабулу созданного им межрассового конфликта хочется углубиться сильнее. Однако данное произведение не просто так имеет столь малый размер: это – панегирик людской воли и стремлению жить. Словно Джек Лондон в цикле своих «северных рассказов», Фредерик уже на почве фантастики воспевает людскую стремление а победе и способность к жертвенности да благородию. Одно смущает: как показана инопланетная раса. Хотя, в то время моды на многогранность в разномастных героях еще не наблюдалось, потому однотипное показание чистейшей борьбы добра со злом понятно и очень приятно сознанию при чтении. Отличное произведение.

В общем и целом данное небольшое творение Альфреда Бестера — крайне занимательная, пусть и короткая, но поучительная притча, которая в некотором карикатурном виде рассматривает и оценивает особенности не только политики сегодняшнего дня, но и общества опять же данных дней. Почему? Всё просто: потому как, по мнению автора, к социуму, показанному в рассказе, мы стремимся таковыми темпами, таковыми особенностями, которые наблюдаются сейчас. То есть, несмотря на то, что рассказу уже более полувека, читатель не только узнаёт знакомые черты, но и полностью отождествляет себя с героями, которые не являются частью как такового конгломерата рассказа. Это произведение, показывая мрачное будущее пусть и в некой высмеиваемой манере, по способу влияния на своего зрителя подобным поприщем заставляет, что не странно, серьёзно подумать касательно людских грехов истинного парадокса. То есть: человек — существо, что ведёт войну, ради мира, который этой самой войной и уничтожает. Не парадокс ли? Не странно ли это? Не глупо ли это? Однозначно! И данная тема рассмотрена Альфредом куда шире, настолько, что даже трудно осознать, будто данный рассказ взаправду мал. Это творение — мысль, однозначный посыл, призванный заставить человека подумать над собой и окружением, вместе с тем в очередной раз или впервые выведя для себя некоторые истины людской неоднозначной натуры.

Данный рассказ представляет из себя довольно интересное, пусть и короткое, размышление о вине и наказании, о неверности и том, что может послужить оправданием этому пороку – нечто самое жёсткое, ибо только так ответить можно за то, что нельзя простить. Так, по крайней мере, утверждает автор. И вот соглашаться с ним или нет – это дело самоличное и зависит от мировоззрения, потому хотелось бы увидеть здесь большее описание самой провинившейся, более проникнуться её болью, дабы выбор был очевиден, а так праведность результатов последней сцены так и остаются для каждого читателя под личным осмотром.

В плане же языка всё хорошо. Разве что здесь со стилистикой уменьшительно-ласкательного характера кое-где ощущается некоторый перебор, ибо в целом произведение серьёзное и даже во многом откровенно мрачное, что, опять же, – плюс.

Сама идея очень интересна, как и её сюрреалистическая реализация, оставляющая открытым вопрос о реальности происходящего. Хотя натуралистическое описание жизни агрогородка – убеждения читателя в истинности событий. Автор явно знаком с бытностью деревень и небольших городов сельского типа, почему как таковой “дух” ощущается явно и исключительно приятным оттенком разбавляет именно фантастический рассказ, ибо благодаря ему прочувствовать данную историю, поверить в неё и её героев получается без особого труда.

А вот некоторая сексуализация событий пагубно влияет на общую картину. Притом, коль рассматривать романтический измышления в конце, в которых присутствует интим, — тут вопросов нет и никакой гримасы недопонимания не возникает. Тогда как начальные штрихи в данном плане сделаны слово по-детски и совершенно неосновательно, почему кажется, будто произведение нацелено привлечь исключительно не смыслящую в данном деле аудиторию школьников пубертатного возраста с разыгравшимися гормонами и фантазией.

Однако в целом на впечатление это не влияет, ибо картина предстаёт натуралистичная и потому пугающая, пусть догматическая идея рассказа и не раскрыта в полной мере. Хотя ясно, что будь он чуть больше, автор бы над этим минусом поработал и, должно быть, превратил бы в одну из сильных сторон сего, действительно, очень добротного и крепкого повествования, чью фабулу хотелось бы всё-таки, касательно героини, “лицезреть” обширней.

Данный сборник — это именно сборник, то есть полностью разнообразный, хаотичный и не систематизированный, призванный лишь развить, в чём-то расширить вселенную «Время Приключений», вместе с тем показав к ней отношения множества иных авторов, которые так или иначе хотят поработать над данным миром, также отдав ему толику своего уважения. Забавно ли это? Да — это очень забавно и интересно, почему цель подобного формата книги, как и самой книги, можно и нужно считать выполненной, ибо «Сладкие истории» — это смешная, в некотором поучительная, разрозненная, разнообразная история о чём и о ком угодно, рассказанная множеством авторов в разных стилистиках не только написания, но и рисования, что важно, ибо в целях такового эксперимента — каждая новая деталь многозначна, и исполнение каждой детали важно. То бишь данное произведение, я считаю, можно принять, как удавшееся и свою задачу выполнившее: оно веселит, учит или напоминает о важном, позволяет посмотреть на привычное с иной стороны. Отлично.

Сочетая в себе множественные присущие черты жанра анти-утопии, вместе создавая аллюзии на классические творения разнообразных жанров, этот графический роман рассказывает историю, построенную на догматических вопросах философии: что есть Человек, что есть его Свобода, что есть его Судьба, что есть Справедливость. Вместе с тем однозначного ответа Алан Мур вместе с Дэвидом Ллойдом не дают, вместо того давая читателю понимание собственного неведения. Зато они преподносят необычайно большой пласт информации для возможного диспута на данную тематику. Притом пласт сей не очень-то оригинален и по сути своей зарождается да полночью образует себя в голове каждого здравомыслящего человека время-от-времени. Тут заслуга творцов в ином: как они соединили все эти беспорядочные мыслительные потоки и, оформив их в столь привлекательный рассказ, подали читателю.

Начало данному роману Алан положил ещё в 1983-ем году. Посему здесь показанное время, а именно 1997-1998-ые года, для людей тех лет были будущим. Сейчас же это уже совершеннолетнее прошлое, которое, как мы знает, было совершенно иным. Но это никак не мешает восприятию романа, прочувствование истории, ибо столь проработанный, столь обширный мир, созданный Муром как некий частный дом с двойными полами, не может не заставить не поверить в себя. Ощущаемая, как никакая параллель нашим реалиям, данная вселенная в своих главенствующих чертах изобилует теми же пороками, что и наш мир, только изображая их в полном абсолюте. Такая гиперболизированная подача не отталкивает – нет. Она заставляет лишь гуще прочувствовать суть проблемы, осознать возможность действительного краха, что может быть вызван нашими греховными чертами, ввиду которых Апокалипсис произошёл у Мура.

«V – значит Вендетта» – это книга, наполненная символами, наполненная истинными людьми и людскими проблема, наполненная желчью и Надеждой, наполненная смыслами и посылами самому читателю, которого в конце-концов оставляет наедине со своими мыслями ввиду открытого финала столь мотивирующие истории. Истории, где не человек, нет, Идея воздвигнута в угол тем. Где Она движет всей плеядой событий, где Идея делает из человека нечто большее, нечто, что уже не может и не должно быть человеком. Идея, как выражается по способам сего романа Мур и Ллойд, – это и есть тот инструмент, который так старательно искал Заратустра, заражённый Ницше мыслью, что «человек есть нечто, что следует превозмочь». Идея – это и есть то самое, что возвращает человеку его Свободу, об этом повествуют нам творцы сего романа, в некотором роде даже оспаривая слова Вольтера о «великом даре человека, что дан ему Богом, который зовётся Свобода». Данная наполненность, обширная база отсылок и аллегорий, актуальные мотивы и философские размышления, оформленные в прекрасные, в изобразительном плане, работы Ллойда, делают из «V – значит Вендетта» культовый графический роман, который точно будет ещё очень не скоро забыт благодарной публикой, с воодушевлением ставящей его на одну полку с монолитными «Хранителями» того же Мура.

Сочетая в себе множественные присущие черты жанра анти-утопии, вместе создавая аллюзии на классические творения разнообразных жанров, этот графический роман рассказывает историю, построенную на догматических вопросах философии: что есть Человек, что есть его Свобода, что есть его Судьба, что есть Справедливость. Вместе с тем однозначного ответа Алан Мур вместе с Дэвидом Ллойдом не дают, вместо того давая читателю понимание собственного неведения. Зато они преподносят необычайно большой пласт информации для возможного диспута на данную тематику. Притом пласт сей не очень-то оригинален и по сути своей зарождается да полночью образует себя в голове каждого здравомыслящего человека время-от-времени. Тут заслуга творцов в ином: как они соединили все эти беспорядочные мыслительные потоки и, оформив их в столь привлекательный рассказ, подали читателю.

Начало данному роману Алан положил ещё в 1983-ем году. Посему здесь показанное время, а именно 1997-1998-ые года, для людей тех лет были будущим. Сейчас же это уже совершеннолетнее прошлое, которое, как мы знает, было совершенно иным. Но это никак не мешает восприятию романа, прочувствование истории, ибо столь проработанный, столь обширный мир, созданный Муром как некий частный дом с двойными полами, не может не заставить не поверить в себя. Ощущаемая, как никакая параллель нашим реалиям, данная вселенная в своих главенствующих чертах изобилует теми же пороками, что и наш мир, только изображая их в полном абсолюте. Такая гиперболизированная подача не отталкивает – нет. Она заставляет лишь гуще прочувствовать суть проблемы, осознать возможность действительного краха, что может быть вызван нашими греховными чертами, ввиду которых Апокалипсис произошёл у Мура.

«V – значит Вендетта» – это книга, наполненная символами, наполненная истинными людьми и людскими проблема, наполненная желчью и Надеждой, наполненная смыслами и посылами самому читателю, которого в конце-концов оставляет наедине со своими мыслями ввиду открытого финала столь мотивирующие истории. Истории, где не человек, нет, Идея воздвигнута в угол тем. Где Она движет всей плеядой событий, где Идея делает из человека нечто большее, нечто, что уже не может и не должно быть человеком. Идея, как выражается по способам сего романа Мур и Ллойд, – это и есть тот инструмент, который так старательно искал Заратустра, заражённый Ницше мыслью, что «человек есть нечто, что следует превозмочь». Идея – это и есть то самое, что возвращает человеку его Свободу, об этом повествуют нам творцы сего романа, в некотором роде даже оспаривая слова Вольтера о «великом даре человека, что дан ему Богом, который зовётся Свобода». Данная наполненность, обширная база отсылок и аллегорий, актуальные мотивы и философские размышления, оформленные в прекрасные, в изобразительном плане, работы Ллойда, делают из «V – значит Вендетта» культовый графический роман, который точно будет ещё очень не скоро забыт благодарной публикой, с воодушевлением ставящей его на одну полку с монолитными «Хранителями» того же Мура.

Будучи одним из величайших произведений американского «коллегиума» писателей, данный небольшой по общему объему как самой истории, так и бумажных страниц, воочию заставляет читателя увидеть то время развития общество США, когда умами заправляла мечтами, телами воодушевленность и веселость, а всеобщей атмосферой — джаз. 20-30-е года восточной части Америки, соответственно, во множестве источников так и окрещены: «времена джаза». И вот данное произведение Фрэнсиса Скотта Фицджеральда как раз переносит человека, ознакамливающегося с историей, в те года, давая ему почувствовать себя участником романтических драм, пышных банкетов, беспричинных и бестолковых эпатажных реверансов мужчин и женщин так называемого богемного общества, чей лик зачастую столь запятнан ложью и всепожирающей ненавистью друг к другу, что понимаешь: это не богема — это бесчестный скот, где взаправду достойные люди встречаются редко.

Об одном из таких и рассказывает роман, не раз и не два заставляя читателя поменять свое мнение касательно личности не самой однозначной судьбы – самого Джея Гэтсби, история жизни, любви и мечты которого нам повествуется через его единственного и, пожалуй, лучшего друга Ника Каррауэйя, который также имеет свое виденье касательно Гэтсби, вместе с читателем «мечась» между восхищением пред ним и презрением. Последний аккорд от лица автора однозначно понятен, однако от лица читателя – не все так просто. Рассказывая грустную, сентенциозную и поучительную притчу о деньгах, о их безвластии над искренними людскими чувствами, горюя над властью, что зиждется на ложной дружбе и праведной зависти, смеясь над людской гнусностью и желчью, что предопределена нам завистью, Фицджеральд дает на суд читателю полную историю судьбы человека невероятного волевого характера, невероятной целеустремленности и отважности, вместе с тем раскрывая в нем и пагубные мотивы да исполнения, почему отношение к Гэтсби читатель и формирует на почве сей информации самостоятельно. В этом и прелесть, в этом и цель: ответить на вопросы касательно бесспорно неоднозначной личности, но беспрецедентно Великой личности, которая таковой является ввиду своего состояния и сочетающейся с ним человечности. Но, то есть, его грандиозность – это истинно людская натура, которая присуща обычным людям, что является главенствующей деталью всей богатой наружности джазового эшелона. И вот как Вы отнесетесь к самому себе в лице Гэтсби, какой урок из его жизни читатель «выудит» – на эти вопросы требуется самостоятельно.

P.S. Спасибо за внимание.

Особенно примечательно в данном романе то, как автор, возможно, и не желая этого, чётко уловил специфику общества 60-ых годов, раскрыв тему повсеместного подчинения социума систематизации в рамках небольшой группы людей, запертой среди стен больницы, управляемой «высшими мира сего», где мир — это как раз-таки и есть лечебница.

Кен Кизи в своём романе, — написанном под впечатлениями от дней, проведённых на дежурстве в психбольнице, — очень гармонично и замечательно преподносит читателю как таковой «тандем» сюра и реализма. Причём он делает это так, что в моментах, где присутствует чистейшая психоделика, ты не воспринимаешь её, как нечто необычное — она сочетается с реальным миром героя ввиду его восприятия этого мира. Того восприятия, которое ты понимаешь и поддерживаешь, самостоятельно начиная обладать подобным мировоззрением, ибо именно в данном романе способно передать всю его глубину: множественные двойные смыслы, аллюзии и метафоры на реальное общество и ситуацию с ним, что царила в Америке в 60-ых годах, то есть вопросы с битниками, войнами да хиппи. Да причём сие вопросы-то довольно популярны и сегодня, ибо конфликтность человека — тема бесконечно огромная. Потому следует сказать, что «Над кукушкиным гнездом», будучи написанной в далёком 1962-ом году, не постарела не на день ввиду того, что битва эфемерного, общемирового Макмёрфи и Старшей Сестры здесь, в общем смысле наших реалий, ещё ни в коем случае не закончена — система всё ещё не отлажена в однозначно, бескомпромиссно рабочее состояние, а множество не однотипных, неоднозначных, многогранных, способных смеяться страху в лицо Личностей день ото дня «ставят палки в колёса» тому самому Комбинату, о котором и говорил Кен.

Этот роман — сентенциозная драма, в одинаковых пропорциях содержащая в себе и фантасмагорию нездорового разума, и открытость людского взора, подтверждающего психическое здоровье его обладателя, да нестабильность и не здоровость общества вокруг, того самого социума, что, вроде бы, и должен быть полноценно здравствующим. Эта книга — призыв к саморазвитию, нравоучительный крик о свободе, о поиске в себе «собственного» Макмёрфи, способного противостоять невзгодам и трудностям, понимающего, что многое скоротечно и наслаждаться требуется моментом, знающего бесценность людской жизни и продажность мира, созданного людьми. Это как таковой трактат о герое Нашего времени, ибо действительность, описанная Кизи здесь, в этой книге, всё ещё имеет место быть, почему я и считаю, что данную книгу следует прочесть в обязательном порядке: запоминающаяся, пусть и грустная, но более чем мотивирующая история, где на первом месте стоят не столь декорации, сколько сами герои, прописанный и глубокие характеры нездоровых людей, с которыми ты сразу находишь нечто общее, почему и становиться понятно, что на самом деле не человек сходит с ума — мир сошёл с ума уже давно...

P.S. Спасибо за внимание.

После прочтения сего сборника, хочется порадоваться за авторов оригинальных книг, а именно Андрея Левицкого да Алексея Бобла, которые данной книгой сумели доказать однозначную самостоятельность и состоятельность вселенной Пустоши, в которой встречаются как крайне примечательные и запоминающиеся истории, так и самые клишированные да уже надоевшие. Об этом поподробней в дальнейшем обозрении всех одиннадцати рассказов:

1) Погибель:

Вот для чего следует читать книги вселенной «Технотьма», так это ради крепкой атмосферы, которую всё-таки, кто бы что ни говорил, наши русские писатели умеют преподнести правильно и душевно. Однако вот коль читатель желает увидеть неоднозначных героев, интересные диалоги и прочие атрибуты реального взаимоотношения общества — с этим большие проблемы.

И сей рассказ не исключение, ибо первое, что мне хочется спросить у автора, это: «А кому сопереживать?». Я уже давно не видел столь явственный сборник клишированных, стереотипных персонажей, которые однозначно хуже картона. Здесь вот почти совершенно нет людей, за которыми хочется следить, которым переживаешь и которых ощущаешь — если автор в действительности вокруг себя видит таковых подростков, таковые семьи и таковой социум, а после пытается переложить сие на страницы своего творения, выдавая это за реализм, то я не знаю, в какой вселенной он живёт. Нет, конечно тут есть и более-менее неплохие герои, но их из общей концепции, где рассказывается одна история на несколько людей, один-два. И то неплохи он лишь тем, что как раз-таки хоть чем-то отличны от окружения — то есть они хороши уже тем, что просто являются средне прописанными.

Хотя, честно говоря, стоит Виктору отдать должное, ибо создавая нежеланных читателю персонажей и словно заставляя сперва им сопереживать, он в конечном итоге просто убивает их, чем вызывает однозначную радость. Однако тут же чувствуется минус — некая сказочность финала не даёт воспринять картину повествования как нечто взаправду трагичное и вечное, каким его пытаются преподнести. И, стоит сказать, при описании-то вера вселяется в душу — всё натуралистично, жутко, масштабно и красиво. Это истинный Армагедон, где интересно ввиду умения автора больше следить за общей картиной, чем за отдельно взятыми людскими судьбами. И, может стоило так и поступить, то есть не вдаваться в человеческие кулуары, а описать всё на более крупном уровне, думаю, тогда и получилось бы лучше, и оценка лично от меня была бы явно выше...

2) Техника выживания:

Не могу отметить тот факт, что Иван Магазинников явно крайне мала был ознакомлен со вселенной «Технотьмы», когда писал данный рассказ — множественное использование не характерных для данного мира слов, некоторые промашки техникой Пустоши — это заметно, хоть и не критично. Но не только это портит рассказ — очень слабая повествовательная часть также является бичом сего действа. Неживые, не прописанные герои, их статичные действия и общий, словно наигранный, будто сказочный, тон — всё это никак не идёт в плюс данному произведению, которое представляет из себя очень средний, более склоняющийся даже к слабому, рассказ. Который всё-таки имеет одну неплохую черту — это вновь-таки атмосфера мира «Технотьмы». Левицкий и Бобл, моё им уважение, сумели донести до всех тех людей, что знакомились с их вселенной, тот самый неповторимый антураж одновременной яростно жаркой и светлой, но мрачной и неприветливой Пустоши, к которому явно и стремились. И вот за повтором подобного, то есть похожим образом преподнести данный сеттинг иному «зрителю» — ввиду этого многие и начали писать свои произведения по данной вселенной. Иван явно был одним из них, ибо особо не углубляясь в персонажей, в историю мира, в развитие событий и вовсе в фабулу своего творения, он лишь на довольно высоком уровня умудряется донести до читателя ту же атмосферу, за которую стоит хвалить Андрея Левицкого да Алексея Бобла. Посему именно заслуг автора в сим тексте я не вижу никаких — очень посредственно и невнятно. Но вот за одну лишь так любимую мною атмосферу , я всё-таки осмелюсь поставить «Технике выживания» более-менее сносную оценку.

3) Последний вальс:

Честно, думал прочесть второсортное, особо не интересное и не примечательное творение, которое не заставляет ни задуматься, ни восхититься собой, ни корить себя... А получилось, что прочёл довольно примечательный рассказ с неожиданной концовкой.

Изначально всё было именно так, как я и подразумевал. Вторичный сюжет, картонные персонажи, особо не ясный фарс касательно главного противника Главного Героя, по воспоминаниям которого становится ясно, что прошлый подобный соперник была куда более грозным бойцом, а ввиду этого и не особо интересный бой, к слову не шибко хорошо расписанный — авторский язык тут также не особо сильное звено. Но многое из этого, как например проработка центральных фигур, можно снести на малый объём произведение — так что простительно. Но даже с подобной привилегией творение не тянула более чем на 5-ть или 6-ть с натяжкой. Однако финал... Такого я взаправду не ожидал, и такое взаправду меня порадовало и даже чуть удивило, за что я говорю спасибо авторам.

4) Цена победы:

Ну, что ж сказать — данное произведение довольно порядочный рассказ. То есть он не переходит черту чего-то редкого и запоминающегося, также не пересекает подобную черту, так сказать, абсолютной несуразицы.

Это — просто хороший, неплохо написанный рассказ, ни в коем случае «не хватающий с неба звёзд». Обыкновенный, сотни раз наблюдаемый нами в разнообразных интерпретациях сюжет, движение по которому идёт в четко прямом направлении; обыкновенные персонажи, чья подноготная нам даже не объясняется, но ввиду своей обыденности складывается чувство, что мы хи уже где-то будто видели; неплохое написание, из-за этого к слову «Цена победы» и читается довольно легко да приятно.

В общем — мне это произведение понравилось, но оно вряд ли мне запомнится. Это обыкновенный, истинно Хороший рассказ, в котором всё же нет-нет да кое-где картину портит излишний пафос. А так — заурядное чтиво, с которым просто приятно ознакомиться на не желающую думать голову и остаться впоследствии полностью удовлетворённым.

5) М-мать:

Честно сказать, с самого начала обнаружив в рассказе такие логические «дыры» и не состыковки, как совершенно не умеющий ничего на землях Пустоши взрослый, главное, остепенившийся герой, что является совершенной глупостью, коль говорить о такой вселенной, как «Технотьма». И притом поймав себя на мысли, будто вновь читаю рассказ с картонными героями, однотипными, никудышными бандитами, от которых уже смешно становится, я ничего не ждал и было уже разочаровался, решив лишь попытаться выловить из сего кавалькада слов хотя бы крупицы антуража гиблой пустыни.

Однако в конечном итоге, после того как прочтение было закончено, пришло осознание того факта, что сей рассказ — пока что лучший в данном сборнике. В нём на пару с совершенно никудышными «статистами», присутствуют пусть и выделенные лишь одним свойством, но всё-таки привлекательные герои, которых чувствуешь. Концовка вообще расставляет если не всё, то многое на свои места, обозначая и жалкую натуру главного страдальца истории, тем самым даже умудряясь удивить читателя. Также в плюс идёт и однозначная связь сего творения с общим миром «Технотьма» — Така, то есть главный герой этого произведения, уже фигурировал в книга Бобла да Левицкого, и лично мне запомнился как очень колоритный человек. Здесь он всё также не однозначен и загадочен, вместе с тем и дух Пустоши творение не потеряло, то бишь Александр Шакилов взаправду постарался, чтобы его текст был именно частью плеяды оригинальных произведений, и ничего им, кроме объёма, не уступил.

6) Цветок пустыни:

Довольно посредственный, простой и мягко говоря не оригинальный рассказ, в чьих плюсах можно отметить разве что антураж мира, взаимодействие нестандартных главных героев и показание Пустоши глазами существа, доселе мало когда фигурирующего в письменных творениях цикла «Технотьма» на первых ролях.

В остальном он не то, чтобы слаб. Он просто мало интересен и совершенно предсказуем, почему даже скучен, но в то же время ровен в повествовательном плане. Из прямо-таки значительных минус можно отметить не до конца разъяснённую мотивацию главного героя, слабо описанное развитие отношений, которому просто словно не хватило страниц. Ну и ч общем-то всё.

В остальных аспектах этот рассказ – не слишком динамичное приключение с нестандартными персонажами, которые интересуют читателя уже хотя ввиду своей физиологии. Такой путь, что описан здесь, в одинаковой мере представляет из себя как одно из самых ламповых повествований сего сборника, так и одно из самых скучных. То есть: на вкус и цвет, как говориться.

7) Крылья для монаха:

Как только приступил к прочтению сего творения не безызвестного Ежи Тумановского, который зачастую лишь радовал меня своими очень даже неплохими текстами, я сразу решил, что данная история сумеет-таки представить нечто новое, ибо уже хотя бы главный герой, а именно представитель «Ордена Чистоты», то бишь монах, — это ранее мною не замеченное главное действующее лицо ни в книгах, ни в иных рассказах. Его жизненный путь очень стереотипен для человека верующего, но это никак не плохо — ведь так зачастую и есть в любой религии, и посему мир Пустоши не является исключением, просто потому, что не из-за чего ему таковым являться.

Конечно, некоторые сценарные ходы откровенно глупые или хотя бы нуждаются в пояснении со стороны характеров героев, на что есть намёк, но что так и остаётся тайной: буквально двух-трёх предложений бы хватило, дабы разъяснить причину тех либо иных деяний и текст бы это не перегрузило. Но Тумановский, видимо, решил иначе. Однако данные мелкий упущения — не шибко выделяющиеся на общем фоне минусы, которые ощутимо перекрываются плюсами в виде не характерных действующих лиц, интересной, несколько неожиданной и загадочной концовки, а также, безусловно, атмосферы, которая здесь, опять-таки ввиду особенности основного персонажа, смотрится как-то по-своему, иначе, но всё с теми же отличительными, характерными и главенствующими чертами антуража мира «Технотьмы». Так что, думаю, закончить отзыв следует так: этот рассказ один из тех немногих в данном сборнике, который умудряется даже преподнести читателю нечто новое...

8) Власть страха:

Я являюсь уже довольно давним ценителем творчества Виктора Евгеньевича и по сей день данный автор почти ни разу грубым образом не расстраивал мои надежды, почти однозначно заставляя с каждым очередным прочтением своих текстов ещё более укорениться во мнении, что и со следующим творением Виктор не подведёт. И вот с данным рассказом вновь-таки история повторилась.

Так как шибко «броских» недочетов я не заметил, разве что не до конца понятное поведение одно героя в особой ситуации, которое все же частично обрисовывается поводами, но все-таки остаётся глупым и не доработанным. Ну и в принципе – все. Да, только один момент. В ином же просто «играет» планка статиста и малой зацикленность на той или иной детали, не важной для сюжета, который здесь, ввиду масштаба текста, развивается стремительно и динамично.

То есть: как для малого произведения, текст Витора Ночкина – более чем хорош, являясь, лично для меня по крайней мере, на сей момент лучшим рассказом сборника «Легенды Пустоши». Герои живые и запоминающиеся. Также приветствуется как таковой обмен ролям, ибо здесь мы, почти не характерно для произведений подобного жанра, в виде главного действующего лица выступает девушка – взаправду сильная и независимая, у которой в напарниках «числится» пожилой, бывалый мужчина. Плюс ещё неоднозначные особенности самой ситуации, главный враг, являющий собой нечто мистическое и неведомое, почему саспенс, атмосферность действа лишь увеличивается в плюсе, да губительная, но правдивая мораль всего текста, описанная кратко и ясно последними предложениями, – это те главенствующие факторы, которые в купе с однозначным антуражем Пустоши мира «Технотьма», а также в сумме с бескомпромиссной связью с романами данной серии от того же автора, «дают» на обозрение читателю отличную, запоминающуюся историю, которую лично только и мог ожидать от Виктора Ночкина.

9) Двойная сделка:

Нельзя сказать, что Лев Жаков является довольно выдающимся писателем... По крайней мере я так сделать не могу. Хватает лишь прочесть мой отзыв на книгу «Змеёныш», что была им написана в соавторстве с Андрее Левицким, дабы всё понять. Однако данный его текст я ругать не собираюсь, ибо он, на моё же удивление, таки сумел меня развлечь, порадовать да и вовсе пережить некий спектр эмоций, который должны вызывать рукописные творения.

«Двойная сделка» — это рассказ, что в первую очередь особенно сильно связан именно с первичной вселенной «Технотьма», что была создана благодаря циклу из восьми книг Андрея Левицкого и Алексея Бобла. Почему? Всё просто: здесь главенствующую роль занимает персонаж, непосредственно фигурирующий не на последних местах в паре книгах из всей серии. Тут он описан и проработан куда лучше, нежели там, ввиду чего сразу хочется сказать спасибо за качественное дополнение, которое никак не перекрывает оригинал, лишь делая его более наполненным. Также довольно запоминаются и иные персонажи, которые, пусть в некоторой мере и клишированны, но шибко сильно стереотипами не «кидается», почему фальши в них не чувствуется и в конечном итоге их сознаёшь, как самостоятельных, самобытных героев, участвующих в крайне примечательной авантюре, обладающей и комедийным, и трагичным характером, что очень здорово совмещается с атмосферой вселенной «Технотьма». Из-за этого я и не могу не посоветовать, особенно любителям жанра, сего произведения — оно действительно качественно и добротно.

10) Сказка о том, как невестин пирог появился:

В первую очередь данный рассказ особенно примечателен среди иных творений сборника тем, что имеет очень неоднозначную манеру повествования, которая абсолютно не характерна для данного жанра, и тем самым столь привлекательна: рассказ не просто назван сказкой, ибо истинную сказку он из себя и представляет даже в повествовательном плане. Это — плюс. Но вот что минус, так это фабула произведения, ибо под конец создаётся такое чувство, что автор сам же забывает правила собою же придуманной истории, отодвигая их на второй план и создавая из героя, который вначале выказывал простую и четкую мораль, того персонажа, против которого эта мораль работала. Однако против главенствующего героя отчего-то в конце она же не, так сказать, «работает» — это минус.

Посему впечатления двойственные, ибо и рассказ хорош, и история «свежа», и герой в новинку, и манера приветствуется... Да только Алексей Кашников в конце кое-что портит своей же невнимательностью, отчего сильно страдает всё произведение, буквально чуть ли не лишаясь смысла.

11) Гонщики Пустоши:

Особенно примечательная деталь данного рассказа – это его авторы, а именно создатели вселенной Пустоши Андрей Левицкий и Алексей Бобл. В ином же чего-то необычного, кроме оригинальных героев книг, здесь не наблюдается: обыденная для данных творцов манера повествования, не особо оригинальный сюжет и герои, которые раскрываются лишь в полноценных романах, а в объеме столь небольшого произведения полноценно себя образовать как личности не способны – это особенно чувствуется на тех лицах, что были представлены в «Гонщиках Пустоши» читателю впервые.

Нельзя не признать однозначное мастерство авторов в написании экшена – это они умеют и любят, создавая если и однотипные, но всегда насыщенные и динамичные битвы, стычки и прочее. Однако вот описание как окружающего мира, так и героев зачастую требует большей доработки, большего разнообразия или глубины раскрытия фабулы. Хотя сказать, что у Андрея и Алексея не получается создать да передать необходимую атмосферу – то же самое, что соврать. Посему чувства двойственные: автором более присуще умение писать именно романы, тогда как в рассказе на собственную вселенную, вместо ее большего насыщения, они лишь расширяют ее локально, преподнося старых или новых героев, но с приевшейся манерой поведения да характером.

Обрамляя это в сюжет из обыденного приключения, где персонажи добиваются награды пробиваясь сквозь трение, мы получаем неплохой, но ничем особо не запоминающийся рассказ, наполненный должным духом да антуражем.

Итоговую оценку можно увидеть внизу. Спасибо за внимание.

Особенно примечательная деталь данного рассказа – это его авторы, а именно создатели вселенной Пустоши Андрей Левицкий и Алексей Бобл. В ином же чего-то необычного, кроме оригинальных героев книг, здесь не наблюдается: обыденная для данных творцов манера повествования, не особо оригинальный сюжет и герои, которые раскрываются лишь в полноценных романах, а в объеме столь небольшого произведения полноценно себя образовать как личности не способны – это особенно чувствуется на тех лицах, что были представлены в «Гонщиках Пустоши» читателю впервые.

Нельзя не признать однозначное мастерство авторов в написании экшена – это они умеют и любят, создавая если и однотипные, но всегда насыщенные и динамичные битвы, стычки и прочее. Однако вот описание как окружающего мира, так и героев зачастую требует большей доработки, большего разнообразия или глубины раскрытия фабулы. Хотя сказать, что у Андрея и Алексея не получается создать да передать необходимую атмосферу – то же самое, что соврать. Посему чувства двойственные: автором более присуще умение писать именно романы, тогда как в рассказе на собственную вселенную, вместо ее большего насыщения, они лишь расширяют ее локально, преподнося старых или новых героев, но с приевшейся манерой поведения да характером.

Обрамляя это в сюжет из обыденного приключения, где персонажи добиваются награды пробиваясь сквозь трение, мы получаем неплохой, но ничем особо не запоминающийся рассказ, наполненный должным духом да антуражем.

Выполняя роль, в порядке нумерации, как такового окончательного реверанса фанатам, данный, 4-ый выпуск комикс-серии «По ту сторону Изгороди», представляет из себя, в плане содержания, более пролог всей истории всея вселенной. То есть здесь нам приоткрывают занавесу тайны все завязки не только в графическом её оформлении, но и в плане самого мультипликационного сериала. И что можно сказать касательно подобного подхода? Вновь нестандартно, вновь атмосферно, вновь увеличивая фабулу персонажей и мира, вновь на том же уровне качества, как и прежде, вновь в однозначной стилистике создателей сего чуда...

Комиксы кончились, как и сериал, однако вопросов, что не получили ответа, осталось ещё огромное множество. И это правильно. Ибо мир за Изгородью — это вселенная, наполненная метафорами, аллюзиями и эфемерными смыслами, иллюзорными подсказками да еле чувствующимися сентенциозными темами, которые, вроде бы, и «лежат на поверхности» всего повествования, однако, дабы обуздать их глубину, следует не раз и не два изучить весь сей фэнтези-мир, который так напоминает своим взглядом на жизнь наше реальное существование.

Последний комикс, как и прежние до него, сообщает читателю те ответы, которые были словно понятны с самого начала и просто требовали однозначного подтверждения, дабы история полноценно казалась целостной. В иные же глубинные смыслы и загадки что спецвыпуск, что четыре номера мини-серии не «лезут», с уважением предоставляя разобраться в этом зрителю и читателю, таким образом словно сообщая, что так он разберётся и в себе...

Третий номер небольшой комиксной серии, сделанной по мотивам успешного и лично мною любимого мини-мультсериала «По ту сторону Изгороди», продолжает традицию, выверенную ранее всего собственно самим телевизионным шоу, а после и первыми комикс-выпусками: прелестно расширяет вселенную, связывая некоторыми «ниточками» ранее неведомо как взаимодействующие эпизоды, вместе с тем более полно раскрывая нам фабулу притягательных, запоминающихся героев.

В данном выпуске Патрик МакХэйл на пару с художником Джимом Кэмпбеллом более досконально и глубоко проникает во внутренний мир Беатрис, чьи переживания касательно своего поведения, как нам становится известно, начинают проявлять себя в ещё более ранних моментах путешествия. То есть вновь-таки создатели преподносят на суд читателям прекрасную историю, что имеет своё начало от взаимодействия основных героев, показанных в сериале, вместе с тем увеличивая как общий лор столь загадочной и грамотно выстроенной как в метафоричном, так и в стилистическом плане, вселенной, так и наполняющих её героев — не только «заблудившихся», но и тех обыденных для мира за Изгородью жителей, о которых мы вроде ничего и не знаем, но отчего-то чувствуем их живость и искренность. Притом снова окаймляя все это в мотивы профессиональной, прекрасной музыки весёлых мотивов, всё равно своими трубными и хоровым исполнением источающими некоторый готический мотив, так присущий сему окружению по ту сторону Изгороди.

Однозначно поддерживая уровень первого тома «Где-то среди теней», «Полярная нация» рассматривает через призму антропоморфных животных проблему нашего социума, которая была особенно актуальна в начале прошлого века, однако чьи отголоски, особенно в последнее десятилетие, со всех уголков мира заставляют общественность содрогнуться — расизм, бесправное линчевание народом «козла отпущения» и беспричинные гонения на почве расовой дискриминации, доводящие до буквального фашизма.

Хуан Диас Каналес вновь-таки прекрасно передаёт атмосферу нуара через свой сценарий, который в крайне профессиональном ключе отображает графически Гуарнидо, почему эта должная составляющая истинного «Тёмного фильма» ( на французском произносится как «film noir») чувствуется даже не очень знакомому с жанром читателю, а для фаната, подобного мне, — это вовсе непередаваемый бальзам на душу.

Людская жестокость, бестолковость и беспричинность мативов подобного поведения да мести — всё находит отображение не только лишь в данной истории, но и во всей серии «Блэксэд», где главный герой по сей номер даёт читателю о себе крайне мало подноготной, почему дальнейшее прочтение и перепрочтение гарантируется: поиск информации, поиск множества отсылок и аллюзий, некоторые из которых видны невооружённым взглядом, такие как реверансы в стороны Бэтмена или «Третьего человека», а некоторые из которых крайне трудно заметить.

Опять же: я в восторге. Это нужно не просто прочесть. Это необходимо прочувствовать. Браво.

Непередаваемо атмосферное произведение Хуана Диаcа Каналеса в цвете Гуарнидо создаёт не просто собственный мир, в котором сосуществуешь вместе с героями на лишь на картинках книги, нет. Он создаёт целую личную вселенную, в чей лор проникаешь по обрывочным отсылкам, аллюзиям и общим чертам того, кажется, бескрайнего мира, которого после прочтения хочется больше.

Крепко выдержанная атмосфера нуара четко отсылает читающего к бессмертным творениям сего жанра вместе с его героями, то есть тот же «Мальтийский сокол» с Хэмфри Богартом или «Ангелы с грязными лицами» вам вспомнятся не раз и не два: философские суждения на пороге смерти, пасмурные, монохромные дни, некоторое невезение хмурого ввиду жизни героя, представляющего из себя загадочную фигуру не ломкого типажа вместе с плащом и сигаретой в краешке губ, из которых то и дело вырывается очередная удачная колкость, словно посылающая не кого-либо конкретного куда подальше, а всё это существование...

Я поистине стал фанатом сей короткой истории, почему однозначно продолжу чтение в столь понравившемся мне сэттинге мира, про который очень хочется узнать больше, много-много больше.

В первую очередь данный рассказ особенно примечателен среди иных творений сборника тем, что имеет очень неоднозначную манеру повествования, которая абсолютно не характерна для данного жанра, и тем самым столь привлекательна: рассказ не просто назван сказкой, ибо истинную сказку он из себя и представляет даже в повествовательном плане. Это — плюс. Но вот что минус, так это фабула произведения, ибо под конец создаётся такое чувство, что автор сам же забывает правила собою же придуманной истории, отодвигая их на второй план и создавая из героя, который вначале выказывал простую и четкую мораль, того персонажа, против которого эта мораль работала. Однако против главенствующего героя отчего-то в конце она же не, так сказать, «работает» — это минус.

Посему впечатления двойственные, ибо и рассказ хорош, и история «свежа», и герой в новинку, и манера приветствуется... Да только Алексей Кашников в конце кое-что портит своей же невнимательностью, отчего сильно страдает всё произведение, буквально чуть ли не лишаясь смысла.

Вновь-таки очень забавная и наполненная характерным для серии юмором, который буквально балансирует на доводчике между чистейший нелепицей и гениальным переплетением мыслей, что источают герои – такой тандем противоположность и завораживают как в комиксах, так и в самом мультипликационном сериале «Время приключений».

Да, конечно данные графические новеллы по духу все же менее серьёзные, чем множественные сюжеты сериала, но так и должно быть, ибо созданы они по большей мере в качестве как такового мерчендайза, дополнения, призванного расширить вселенную, с чем он отлично справляется, пусть кое-где и чувствуются расхождения с оригинальной версией мира «Оооо», однако то, как создатели удачно переплетают комикс-адаптацию с мульт-сериалом урегулирует эти минусы. Данная история – не исключения.

Имея в себе специфичную, забавную, даже некую идиотскую, но довольно явную для этого мира философию героев Финна и Джейка, этот сюжет связывает в себе героев сериала, раскрывая их фабулу, вместе с тем давая на обзор читателю даже иные временные промежутки, также расширяя да более увеличивая опять же фабулу, но уже самого мира.

Отличный моральный контекст, полностью обозначенный в конце, приглянется разному возрасту ввиду своей обыденности, но актуальности и не устаревания, почему прочесть сию историю следует, думаю, не только фанатам серии.

Нельзя сказать, что Лев Жаков является довольно выдающимся писателем... По крайней мере я так сделать не могу. Хватает лишь прочесть мой отзыв на книгу «Змеёныш», что была им написана в соавторстве с Андрее Левицким, дабы всё понять. Однако данный его текст я ругать не собираюсь, ибо он, на моё же удивление, таки сумел меня развлечь, порадовать да и вовсе пережить некий спектр эмоций, который должны вызывать рукописные творения.

«Двойная сделка» — это рассказ, что в первую очередь особенно сильно связан именно с первичной вселенной «Технотьма», что была создана благодаря циклу из восьми книг Андрея Левицкого и Алексея Бобла. Почему? Всё просто: здесь главенствующую роль занимает персонаж, непосредственно фигурирующий не на последних местах в паре книгах из всей серии. Тут он описан и проработан куда лучше, нежели там, ввиду чего сразу хочется сказать спасибо за качественное дополнение, которое никак не перекрывает оригинал, лишь делая его более наполненным. Также довольно запоминаются и иные персонажи, которые, пусть в некоторой мере и клишированны, но шибко сильно стереотипами не «кидается», почему фальши в них не чувствуется и в конечном итоге их сознаёшь, как самостоятельных, самобытных героев, участвующих в крайне примечательной авантюре, обладающей и комедийным, и трагичным характером, что очень здорово совмещается с атмосферой вселенной «Технотьма». Из-за этого я и не могу не посоветовать, особенно любителям жанра, сего произведения — оно действительно качественно и добротно.

Я являюсь уже довольно давним ценителем творчества Виктора Евгеньевича и по сей день данный автор почти ни разу грубым образом не расстраивал мои надежды, почти однозначно заставляя с каждым очередным прочтением своих текстов ещё более укорениться во мнении, что и со следующим творением Виктор не подведёт. И вот с данным рассказом вновь-таки история повторилась.

Так как шибко «броских» недочетов я не заметил, разве что не до конца понятное поведение одно героя в особой ситуации, которое все же частично обрисовывается поводами, но все-таки остаётся глупым и не доработанным. Ну и в принципе – все. Да, только один момент. В ином же просто «играет» планка статиста и малой зацикленность на той или иной детали, не важной для сюжета, который здесь, ввиду масштаба текста, развивается стремительно и динамично.

То есть: как для малого произведения, текст Витора Ночкина – более чем хорош, являясь, лично для меня по крайней мере, на сей момент лучшим рассказом сборника «Легенды Пустоши». Герои живые и запоминающиеся. Также приветствуется как таковой обмен ролям, ибо здесь мы, почти не характерно для произведений подобного жанра, в виде главного действующего лица выступает девушка – взаправду сильная и независимая, у которой в напарниках «числится» пожилой, бывалый мужчина. Плюс ещё неоднозначные особенности самой ситуации, главный враг, являющий собой нечто мистическое и неведомое, почему саспенс, атмосферность действа лишь увеличивается в плюсе, да губительная, но правдивая мораль всего текста, описанная кратко и ясно последними предложениями, – это те главенствующие факторы, которые в купе с однозначным антуражем Пустоши мира «Технотьма», а также в сумме с бескомпромиссной связью с романами данной серии от того же автора, «дают» на обозрение читателю отличную, запоминающуюся историю, которую лично только и мог ожидать от Виктора Ночкина.

Как только приступил к прочтению сего творения не безызвестного Ежи Тумановского, который зачастую лишь радовал меня своими очень даже неплохими текстами, я сразу решил, что данная история сумеет-таки представить нечто новое, ибо уже хотя бы главный герой, а именно представитель «Ордена Чистоты», то бишь монах, — это ранее мною не замеченное главное действующее лицо ни в книгах, ни в иных рассказах. Его жизненный путь очень стереотипен для человека верующего, но это никак не плохо — ведь так зачастую и есть в любой религии, и посему мир Пустоши не является исключением, просто потому, что не из-за чего ему таковым являться.

Конечно, некоторые сценарные ходы откровенно глупые или хотя бы нуждаются в пояснении со стороны характеров героев, на что есть намёк, но что так и остаётся тайной: буквально двух-трёх предложений бы хватило, дабы разъяснить причину тех либо иных деяний и текст бы это не перегрузило. Но Тумановский, видимо, решил иначе. Однако данные мелкий упущения — не шибко выделяющиеся на общем фоне минусы, которые ощутимо перекрываются плюсами в виде не характерных действующих лиц, интересной, несколько неожиданной и загадочной концовки, а также, безусловно, атмосферы, которая здесь, опять-таки ввиду особенности основного персонажа, смотрится как-то по-своему, иначе, но всё с теми же отличительными, характерными и главенствующими чертами антуража мира «Технотьмы». Так что, думаю, закончить отзыв следует так: этот рассказ один из тех немногих в данном сборнике, который умудряется даже преподнести читателю нечто новое...

Довольно посредственный, простой и мягко говоря не оригинальный рассказ, в чьих плюсах можно отметить разве что антураж мира, взаимодействие нестандартных главных героев и показание Пустоши глазами существа, доселе мало когда фигурирующего в письменных творениях цикла «Технотьма» на первых ролях.

В остальном он не то, чтобы слаб. Он просто мало интересен и совершенно предсказуем, почему даже скучен, но в то же время ровен в повествовательном плане. Из прямо-таки значительных минус можно отметить не до конца разъяснённую мотивацию главного героя, слабо описанное развитие отношений, которому просто словно не хватило страниц. Ну и ч общем-то всё.

В остальных аспектах этот рассказ – не слишком динамичное приключение с нестандартными персонажами, которые интересуют читателя уже хотя ввиду своей физиологии. Такой путь, что описан здесь, в одинаковой мере представляет из себя как одно из самых ламповых повествований сего сборника, так и одно из самых скучных. То есть: на вкус и цвет, как говориться.

Вернувшись обратно в MARVEL после восхода на опогей своей славы ввиду написания историй про Бэтмена в издательстве DC, Фрэнк Миллер, характерно для восьмидесятых годов, вновь-таки доказал своё мастерство небольшой историей «Рождённый заново», написанной о персонаже, с которым он начинал свой путь в комикс-индустрии, то есть о Сорвиголове.

Нуарный стиль художника Дэвид Мазукелли, выдержанный в «Годе первом» Бэтмена того же Миллера и прочих работах сего тандема, не теряет своей привлекательности и здесь, органично для комикса показывая реалистичную, словно натуралистичную жестокость, выраженную более не в изобразительном ключе, а в описательном: но здесь и следует отметить заслуги художественной части комикса, которая умудряется на пару с профессиональным сценарием поразить читателя не показывая чего-то сверх меры.

Показ мира, как клоаки с не исполненными надеждами и мечтами, большой упор на депрессивный настрой, отрисованные, обширные тени, сюжет, где словно нет выхода главному герою, неоднозначность персонажей и неожиданно, но оригинально и в меру реально разворачивающаяся на сто восемьдесят градусов история в конце – всё это создаёт однозначно хороший графический роман, являющийся одной из лучших историй о «Демоне Адской кухни».

16:21:17

Честно сказать, с самого начала обнаружив в рассказе такие логические «дыры» и не состыковки, как совершенно не умеющий ничего на землях Пустоши взрослый, главное, остепенившийся герой, что является совершенной глупостью, коль говорить о такой вселенной, как «Технотьма». И притом поймав себя на мысли, будто вновь читаю рассказ с картонными героями, однотипными, никудышными бандитами, от которых уже смешно становится, я ничего не ждал и было уже разочаровался, решив лишь попытаться выловить из сего кавалькада слов хотя бы крупицы антуража гиблой пустыни.

Однако в конечном итоге, после того как прочтение было закончено, пришло осознание того факта, что сей рассказ — пока что лучший в данном сборнике. В нём на пару с совершенно никудышными «статистами», присутствуют пусть и выделенные лишь одним свойством, но всё-таки привлекательные герои, которых чувствуешь. Концовка вообще расставляет если не всё, то многое на свои места, обозначая и жалкую натуру главного страдальца истории, тем самым даже умудряясь удивить читателя. Также в плюс идёт и однозначная связь сего творения с общим миром «Технотьма» — Така, то есть главный герой этого произведения, уже фигурировал в книга Бобла да Левицкого, и лично мне запомнился как очень колоритный человек. Здесь он всё также не однозначен и загадочен, вместе с тем и дух Пустоши творение не потеряло, то бишь Александр Шакилов взаправду постарался, чтобы его текст был именно частью плеяды оригинальных произведений, и ничего им, кроме объёма, не уступил.

Не могу отметить тот факт, что Иван Магазинников явно крайне мала был ознакомлен со вселенной «Технотьмы», когда писал данный рассказ — множественное использование не характерных для данного мира слов, некоторые промашки техникой Пустоши — это заметно, хоть и не критично. Но не только это портит рассказ — очень слабая повествовательная часть также является бичом сего действа. Неживые, не прописанные герои, их статичные действия и общий, словно наигранный, будто сказочный, тон — всё это никак не идёт в плюс данному произведению, которое представляет из себя очень средний, более склоняющийся даже к слабому, рассказ. Который всё-таки имеет одну неплохую черту — это вновь-таки атмосфера мира «Технотьмы». Левицкий и Бобл, моё им уважение, сумели донести до всех тех людей, что знакомились с их вселенной, тот самый неповторимый антураж одновременной яростно жаркой и светлой, но мрачной и неприветливой Пустоши, к которому явно и стремились. И вот за повтором подобного, то есть похожим образом преподнести данный сеттинг иному «зрителю» — ввиду этого многие и начали писать свои произведения по данной вселенной. Иван явно был одним из них, ибо особо не углубляясь в персонажей, в историю мира, в развитие событий и вовсе в фабулу своего творения, он лишь на довольно высоком уровня умудряется донести до читателя ту же атмосферу, за которую стоит хвалить Андрея Левицкого да Алексея Бобла. Посему именно заслуг автора в сим тексте я не вижу никаких — очень посредственно и невнятно. Но вот за одну лишь так любимую мною атмосферу , я всё-таки осмелюсь поставить «Технике выживания» более-менее сносную оценку.

Вот для чего следует читать книги вселенной «Технотьма», так это ради крепкой атмосферы, которую всё-таки, кто бы что ни говорил, наши русские писатели умеют преподнести правильно и душевно. Однако вот коль читатель желает увидеть неоднозначных героев, интересные диалоги и прочие атрибуты реального взаимоотношения общества — с этим большие проблемы.

И сей рассказ не исключение, ибо первое, что мне хочется спросить у автора, это: «А кому сопереживать?». Я уже давно не видел столь явственный сборник клишированных, стереотипных персонажей, которые однозначно хуже картона. Здесь вот почти совершенно нет людей, за которыми хочется следить, которым переживаешь и которых ощущаешь — если автор в действительности вокруг себя видит таковых подростков, таковые семьи и таковой социум, а после пытается переложить сие на страницы своего творения, выдавая это за реализм, то я не знаю, в какой вселенной он живёт. Нет, конечно тут есть и более-менее неплохие герои, но их из общей концепции, где рассказывается одна история на несколько людей, один-два. И то неплохи он лишь тем, что как раз-таки хоть чем-то отличны от окружения — то есть они хороши уже тем, что просто являются средне прописанными.

Хотя, честно говоря, стоит Виктору отдать должное, ибо создавая нежеланных читателю персонажей и словно заставляя сперва им сопереживать, он в конечном итоге просто убивает их, чем вызывает однозначную радость. Однако тут же чувствуется минус — некая сказочность финала не даёт воспринять картину повествования как нечто взаправду трагичное и вечное, каким его пытаются преподнести. И, стоит сказать, при описании-то вера вселяется в душу — всё натуралистично, жутко, масштабно и красиво. Это истинный Армагедон, где интересно ввиду умения автора больше следить за общей картиной, чем за отдельно взятыми людскими судьбами. И, может стоило так и поступить, то есть не вдаваться в человеческие кулуары, а описать всё на более крупном уровне, думаю, тогда и получилось бы лучше, и оценка лично от меня была бы явно выше...

Первое произведение сэра Артура Конана Дойля, где в качестве главного героя курирует обворожительный тандем кроткого и степенного доктора Ватсона, да эксцентричного, последовательного и харизматичного Шерлока Холмса. Именно здесь впервые публики был представлен сей великий персонаж, и стоит ли мне говорить, сколь сильно он полюбился людям... Не думаю. А вот то, что уже здесь нам были даны характерные для следующих детективных произведений очерки мастера Дойля – это всё-таки скажу: неоднозначность преступления, загадочность мотивов и необычайно мастерски подготовленное покушение – это все ясно, интерес вызывает иное. А именно сама сущность убийцы: Конан Дойл в свойственной ему манере раскрывает отъявленного, казалось бы, бандита с самой человечной и симпатичной читателю стороны, почему в конечном итоге и приходит понимание того, что больше сопереживаешь ему, нежели убитым. Это открывает вопрос и о моральном выборе, и о людской нравственности, чести да общей справедливость. Сама же повесть зиждиться на темах веры, любви и мести, показывая, сколь нищей может быть духовность и каким высоким способен быть людской дух – прекрасно.

То есть, что хочу сказать, «Этюд в багровых тонах» представляет из себя не только крепкий, интересный и завораживающий своей таинственностью детектив, «приправленный» однозначно чувствующимся антуражем узких, туманных улочек «города на Темзе», но и сентенциозный текст, дарующий почву для дум над вопросами, которые и по сей день актуальны, ввиду чего сие творение бесспорно следует назвать классикой не то что некого жанра, а литературы в целом.

Сэр Артур Конан Дойл несмотря на то, что не совсем любил своего персонажа Шерлока Холмса, именно им произвёл целую революцию в жанре детективов и во всеобщей литературе вообще. Его приём мышления, сам образ сего легендарного сыщика является одним из самых не то востребованных в масс-медиа и прочем, а одним из тех, кому более всего подражают другие творцы. Что уж там говорить, коль вспомнить, что даже у столь же именитой Агаты Кристи в её персонажах Эркюля Пуаро да Мисс Марпл есть некое зерно того самого английского шарма Холмса, что работает в сочетание с гибким умом и дедукцией. Да, понятно, что Агата создала самобытных героев, тот же Пуаро всё-таки более основывается на психологии подозреваемых, что претит Шерлоку. Но я ведь говорю о том, какой вклад внёс в мировую культуру Конан Дойл своим героем, на которого стремятся походить и живые люди, и придуманные герои...

Но о чём это я? А о том, сколь сильно мне понравился «Знак Четырёх» — вторая книга из библиографии Дойла, где задействован Шерлок. Атмосфера Лондона, словно сошедшая со страниц макабрических творений Эдгара По, туманы да нагнетающийся саспенс, которые позже перенял в свои тексты Говард Лавкрафт. Это имеется и обволакивает читателя с головой, давая на рассмотрение более чем замечательную историю, связанную с сокровищами, где не так всё просто, как хотелось бы — мистика, приключения, много ходовые планы и динамичные погони. Но главное — конечные аккорды, где главный герой всё «раскладывает по полочкам» и полностью словно уверяет читателя: всё проще, чем кажется... После большинства подобных творений Дойла хочется думать, именно как Шерлок, даже вести себя желается, как он.

Отличный герой, знакомство с которым в сим произведении продолжается. Само произведение — отличное. И таковых в анфиладе текстов Дойла ещё немало, потому на «Знаке четырёх», который я однозначно рекомендую, лично я останавливаться не собираюсь.

Говорить что-то в целом у меня просто-напросто не выходит. Сие произведение — это бесспорно целостное полотно, которое я всё-таки решил для себя осознавать по частям, последовательно подводя итог. Не знаю, насколько такой метод был правильный, но окончательным результатом я доволен, и теперь хочу рассказать о нём вам, дав на рассмотрение мой отзыв о романе-эпопее «Война и Мир», где я раздумываю над каждым томом отдельно, постепенно подходя к единому выводу как творческого гения Толстого, так и своих чувств:

Том 1-ый.) Что же можно сказать о сим творение, о котором уже столь много наслышано. Что можно от себя добавить, когда ты лишь в начале того пути, что имеет название «Роман-Эпопея в Четырёх томах»? Знаете, я считаю, что многое. И это самое многое в данный момент я хочу выразить в одном, первом отзыве о шедевре, что был написать Львом Никовлаевичем Толстым.

1-ый Том «Войны и Мира» — это как таковое ознакомление, введение читателя в общую стилистику, исторические рамки да условности творчество, что завораживает своим скрупулёзным отношением к годам, где происходят события, к тем политических да общечеловеческим чувствам, характерных для социума тогда и «протекающих» в разных средах. То есть Лев Николаевич показывает читателю историю с точки зрения не только одного какого-либо лица — нет. Он раскрывает фабулу последовательно, опутывая её при помощи людей как «высшего» разряда, так и не самых высоких чинов. Это просто прекрасно, ибо в подобном каскаде характеров, персонажей и так далее наблюдающий не в силах приметить хоть одно, просто для острастки «картонно» обрисованное лицо — каждому своему герою, что самому значительному, что самому мало-мальски важному, Лев Толстой придаёт некоторые черты истинного человека, опираясь на которые читатель понимает природу героя: молодость, шепелявость, блеск глаз, реакция на ранения, старость, тучность, худоба и так далее и тому подобное — всё идёт « в ход» ради как такового воодушевления, и это работает. Мало того: подобное просто-таки заставляет однозначно принять роман как историческую, досконально проработанную биографию людей, лично расспрошенных Толстым и так далее — столь всё натуралистично да реалистично. Но нет. «Война и мир» — это да, досконально проработанный роман, описывающий истинные настрои общества начала 19-го века, но с выдуманными героями, которые соседствуют с реальными личностями, такими как Багратион, Кутузов и прочие.

Касательно философии здесь всё также многогранно, сколь и многогранны герои — каждому претит одно виденье мира да импонирует иное. То есть каждый персонаж смотрит на окружающий свет своими очами, почему каждому он видится в каком-то роде по-своему, что отображается в характере, поведении, увлечениях и так далее: кто-то верует в бога, кто-то лишь в государя, а кто-то только в себя — это лишь малый пример который я привожу только с той целью, чтобы окончательно утвердить: разный читатель, даже абсолютно любой читатель найдёт в этой книге нечто своё и для себя. Это однозначно!

И не следует бояться объёма сего творения! Ни в коем случае, потому как на самом-то деле текст, с написательской точки зрения, Льва Николаевича не очень-то и труден. Я бы даже сказал, что он даже прост. В сравнении, это можно описать так: беллетристика Толстого конечно не так проста, обыкновенна и не замысловата, как беллетристика Оруэлла, а скорее приближена к способностям Фёдора Достоевского, но уступает им с той лишь целью, чтобы быть более понятной читателю. Однако никак со сложностью прочтения «Моби Дика» Мелвилла или же «Так говорил Заратустра» подобное сравнить нельзя. И коль уж произведение Германа куда не шло, то о том, будто «Война и мир» является книгой, которую также нелегко «осилить», как и трактат Ницше, я уверен, твердят лишь те, кто ни первого, ни второго не читали, или же читали какой-либо том эпопеи, но точно не брались за витиеватую, «непролазно»-аллюзионную да метафоричную философию немца.

Лично для меня 1-ый том «пролетел» необычайно быстро и красиво — также, как и балы на обедах, устраиваемых в книге: столь же изящно, где-то весело, а где-то будто сентенциозно и поучительно, но точно занимательно и запоминающе. Почему ввиду особенно последних слов крайне сильно хочется взяться за 2-ой том, узнать последствия недосказанной истории, чей масштаб да величие уже понимаешь пусть и не во всей степени, но в некотором роде: уже влюбился да проникся многими героями, уже узрел ту лёгкую сатиру да ироничность, граничащую где-то с любовью, где-то с презрением, с которой Толстой показывает некоторые семьи, уже понял политические или житейские взгляды некоторых, вместе с тем уже успел пропустить через себя перевоспитание многих, что были брошены в пекло войны, абсолютно не ожидаю подобного, уже запомнилось настрой автора к некоторым персонажам, а также изменение сего отношения как со стороны творца, так и со стороны самого читателя — уже некоторый пласт столь грандиозной истории «пропущен» через себя и ощущается её незавершенность, которую однозначно и бесконечно хочется заполнить.

Этим лично я и собираюсь заняться, раскрыв 2-ой том «Война и мира» — романа, который просто, по-моему, обязателен для прочтения в том возрасте, когда человек способен воспринимать и «переваривать» огромное количество информации не как тяжкую работу, а как развлекательную, запоминающуюся неотразимую черту истории, повествуемую автором: то есть я советую читать этот роман именно тогда, когда вы сами этого захотите и будете вместе с тем считать, что готовы к подобному, почему крайне не поддерживаю буквальное «навязывание» сего шедевра в школах детям — думаю, что человек сам волен выбирать что и когда ему читать, и коль он не хочет браться за что-то сейчас, то заставить его получать удовольствие от книги не получиться ни в коем случае.

Мне сообщали родные и близкие, что, словно, в следующих томах прочтение будет более трудным ввиду того, что начнутся крупномасштабные боевые действия, имеющие место быть в 1-ом томе лишь в третьей части. Притом, вместе с тем, иная половина друзей да знакомых утверждала, что дальше, по той же причине баталий и прочее, чтении лишь ускорится и приобретёт больше динамики — что ж, посмотрим, как оно будет со мной, ибо сия черта, как я понял, каждому присуща по-своему.

Сей же том оставил во мне лишь лучшие эмоции да чувства. По истине — прекрасное начало грандиозной истории, являющееся по сути своей превосходным романом.

Том 2-ой.) Нетленное произведение Льва Толстого «Война и Мир» является по природе своей, бесспорно, неразрывным эпосом судьбы целой страны, империи и её народа. Однако не просто так Лев Николаевич решил «разбить» сие творение на четыре части — так гораздо легче и лучше усваивается весь тот, казалось бы, неподъёмный материал, что представлен в эпопее. Также, вместе с тем, ввиду данного хода гораздо сильнее да явственней прослеживаются те преобразования, изменения, что происходят с главными действующими лицами. И как раз на этих самых сменах характеров, поведения и так далее большей своей долей базируется второй том.

Как оказалось, все предостережения, что изрекались мне, касательно трудности дальнейшего после первого тома прочтения оказались неправдой: «Война и Мир» по прежнему читается очень легко и вольготно, а главенствующий сюжет да его развитие не переносится на поля военных сражений. Я бы даже сказал, что наоборот. А именно второй том представляет из себя исконный сборник натуралистических отображений светской жизни, красочных балов, обедов, признаний в любви, отторжения, посещений театров, принятия всяческих культов во имя собственного изменения и так далее и так далее. То есть это то, что является из себя людскую жизнь во всех аспектах, кроме именно военного — данная черта социальных проблем того времени во втором томе затрагивается довольно косвенно, почему общая картина как раз-таки и складывается из непередаваемо напряженных скандалов, запоминающихся, судьбоносных решений, интриг, вольных моментов судьбы обыкновенных людей, чьей жизни сопутствует как искренняя радость, так и безжалостная боль — герои лишь более да более внедряются в сердца читателя, заставляя всё гуще ощущать свою истинность, живость и тем самым увеличивая накал переживания и соотношения себя с ними. Это просто прекрасно.

Ты буквально учишься на их ошибках, ты понимаешь, принимаешь и осознаёшь их оплошности, и по мере дальнейших событий можешь как простить их, так и в конечном итоге с сожалением понять, сколь низко пал этот прекрасный ранее человек — подобным роман Льва Толстого играет просто на самых сокровенных фибрах души читающего книгу человека.

Второй том не преподносит ничего особенно нового, оставляя в большинстве своём прежних главных героев на своих местах, лишь меняя их мировоззрение да отношение читателя к ним, почему особенно интересно наблюдать за тем, что же будет дальше. То бишь, хочу сказать, «Война и Мир» Том Два — это прекрасное развитие идей Первого тома, что словно переносит тебя в те годы, когда эти пышные балы да встречи были в моде, но вместе с тем показывая насущные проблемы, что стояли за этой пышностью, да давая с прискорбием понять, что злые и лживые люди были и тогда.

Это прекрасный роман, чьё продолжение просто обязательно для ознакомления просто потому, что концовка сама подстрекает читателя продолжить ознакомление с данной эпопеей. Уже по прошедшим двум томам можно однозначно понять, что творение Льва Николаевича — нетленная издевка над пороками общества, вместе с тем являющееся бесконечно почитаемой и воспеваемой, заслуживающей всех своих восхвалений книгой, что критикую неправду и провозглашает любовь, искренность, доброту и прочие благодетели как высшую человечность и черту доброго тона. Тенденция сия была понятна ещё с момента моего прочтения первого тома, однако теперь понятие того, что актуальность этой книги, где люди также, как и сейчас, верят безоговорочно любой лживой демагогии, верят возвышенной сектантской мечте, по сути являющейся пустышкой, да все свои неудачи в большинстве своём пытаются объяснить не собственным бессилием, а вмешательством чего-либо из вне, что актуальность этой книги не потеряется никогда.

Итак.. далее Третий Том.

Том 3-ий.) Вот и начался истинный масштаб! Вот полноценно и ужасающе невероятно читатель осознал, всю глубину проработки, всю доскональность собранного Львом Николаевичем материала! Вот наконец созерцатель был повергнут в чистейший трепет мощью сего произведения, ибо коль до этого тома ещё можно было воспринимать «Войну и Мир» как пусть глубокую, пусть длительную и жизненную, но довольно локальную и не столь глубоко «уходящую» в историю летопись жизней некоторых людей тех лет, то теперь, после Третьего тома, становится однозначно ясно и понятно, сколь это великое, сильное, эпическое и правдивое произведение, рушащее все полимеры между понятиями реализма и художественной литературы... Но по-порядку.

Конечно самое поражающее и в то же время неотъемлемое — это историческая основа сего тома, где впервые столь масштабно, со времён Первого тома, были показаны сражения русского человека с французом. Именно здесь Львом Николаевичем были продемонстрированы во всей своей ужасающей и звериной красе такие действа военные, как Бородинское сражение или Пожар Москвы, которые медленно, но верно разворачивался на улицах великого, но покинутого города, что был занят неприятелем. Огромное количество людей знает, что сим событиям было место в мировой истории, однако такую дотошную проработку, такое щепетильное отношение к этим происшествиям прошлых лет не проявлял никто, пожалуй, до Льва Толстого. Ни в одном учебнике по истории вы не найдёте столь мельчайших подробностей, как здесь. Да, можно конечно сказать, что автор многое выдумал, скажем те же обеды и завтраки, что подавали Наполеону или Кутузову, когда они были у Бородино. Как передвигались у своих боевых мест эти полководцы, в какой временной промежуток решали отдохнуть и какими бессознательными фразами бросались с своими подопечными — подобная мелочь, кажется, и вовсе не может сохранится в исторических рукописях и умах людей, посему отобразить её, кроме как выдумать, — нельзя. Да вот только если прочесть список источников, из которых черпал информацию Толстой, в авторах которых есть такие имена, как А.И.Михайловский-Данилевский, Тьер, Иван Жуков и прочие-прочие (список велик, посему не возьмусь обозначать его здесь полностью), да вместе с тем вспомнить, что работа над данной эпопеей велась на протяжении шести лет, а также принять во внимание то, с какой вольность Лев Толстой апеллирует всеми данными, всеми этими, казалось бы, мифическими высказываниями и информацией, то становится ясно, что неспроста это и явно за подобной писательской смелостью нечто, да стоит — именно уверенность в правде, по крайней мере так считаю я.

Неописуемо сильно на читающего притом воздействует и та притягательная сила мастерства автора, выражающаяся не только в беллетристическом наполнении творения, но и в том, насколько мастерски Лев Николаевич «вплетает» истории своих вымышленных героев в истинные события, происходившие в России в 1812-эх годах... Да что уж там только 12-ые года, рассказ всей эпопеи ведётся с 1805-го года, и вся жизнь России тут правдива да исторически достоверна, и вот взаимодействие авторской фантазии с реальным миром просто поражает, ибо мало того, что Лев Толстой просто упоминает своих героев наряду с такими личностями, как Багратион, Кутузов и прочие — его персонажи, абсолютно живые и человечные, никак не мешают протеканию истинных событий и не создают каких-либо вопросов с точки зрения какой-либо не состыковки и так далее. То есть Лев Николаевич буквально делает то, что до него никому не удалось (по крайней мере я не помню, чтобы хоть у кого-то получилось сделать это настолько проработанным и явственным) — он в буквальном смысле оживляет собою придуманных персонажей, наделяя их душами в глазах читателей и оставляя на историческом полотне как настоящих, живых людей, которые существовали и, вместе с иными множествами людей, героев от командиров до обычных солдат, вершили судьбу России, вершили историю.

Авторская философия, авторское виденье русской души — это поразительно точно отображает собой не только бывшие когда-то людские настрои, но и до сих пор существующую Нашу духовность, почему сие творение, не только Третий том, но и «Война и мир» в целом актуальна до сих пор и будет таковой ещё долгое-долгое время. Понимание того факта, что история не «пишется» кисть. одного человека, а является результатом взаимодействия толп и масс — это возвышение последнего солдата над полководцем столь явственно отражает людскую силу, о которой на сегодняшний день отчего-то многие забывают, что даже не по себе становится. Это воодушевляет, это мотивирует, Третий том являет из себя тот самый, самый обширные и масленый мазок цельного полотна, без которого оно бы выглядело не окончательно масштабным и великим.

Я в восторге. Об абсолютной самобытности сего произведения в целом я ещё сказать не могу, так не дочитал Четвёртый том, но, думаю, что вскоре скажу, ибо ничего за собой, кроме воображения да мастерства автора, сплетённого в тандеме с истинно великой работой над исторической составляющей, «Война и мир» не имеет. Невероятно огромное, проработанное, точное и эпохальное полотно, к изучению чьего завершения я наконец-таки приступаю...

Том 4-ый.) Окончательный аккорд невероятно великой музыкальной поэмы. Последние страницы истории не только нескольких людей на рубеже 1805-го — 1820-го годов, но и окончательные страницы истории русского общества тех же времён. Эпичное, эпохальное, неимоверно объёмное да исторически достоверное полотно, написанное Львом Толстым, завершено им уже давно, и только сейчас мною. И знаете что я хочу сказать? «Война и Мир» — то произведение, на тему которого написано сотни рецензий и отзывов, его разбирали в научных работах, эссе и прочем и так и будет далее, его достоверность проверяли да будут проверять. Это — нечто, о чём сказано уже столь много, что и добавить нечего. Посему я и не буду, вместо этого, более не пытаясь обозначить исторической ценности сего шедевра Льва Николаевича, я лишь расскажу о своих чувствах к сему роману-эпопеи.

Итак, думаю уже ясно, что я в полнейшем восторге. Размах сего текста, коль я обернусь назад на начало своего прочтения, заставит вздрогнуть и ужаснуться всё моё естество да разум — непостижимо точное историческое описание былых времён, изложенное столь мастерски и интересно, что сказать, словно читать про выдуманных людей, чья жизнь проходит в реалиях реально былого времени, я просто не могу — это, в первую очередь, художественное произведение, которое отстаивает таковое наименование в полной мере, давая читателю занимательную, интересную историю обыкновенных людей, попавших в необыкновенную ситуацию.

Лев Николаевич сумел ещё в прошлых томах обозначить многие аспекты жизни тогдашнего общества, которые и по сей день имеют место быть в социуме. Но в четвёртом томе он лишь подводит окончательную черту всему тому не подъёмно большому пути, который был произведён главными героями. Из начальных персонажей, с которыми мы знакомились по мере всего творения, которые буквально стали нам как родные, осталось крайне мало первично знакомых лиц — смерть является неотступным следователем этих страниц, притом описывается она не как нечто драматическое, а как должное и неизбежное, ввиду чего эффект неожиданности, эффект опасности и переживание за иные судьбы становится лишь сильнее да гуще. То есть, что хочу сказать, Лев Николаевич, определившись с целью и стилистикой повествования, полностью поддерживает её, отдавая читателю крайне реалистичный жизненный путь несуществующих людей, чьё семейное счастье в конечном итоге греет душу столь же сильно, сколь и своё собственно — по крайней мере именно настолько стали близки мне сие герои.

Последней же частью, так сказать окончательным куплетом, всего творения стало немалое изложение Львом Толстым своего мировоззрения, своей очень примечательной философии, с которой я был согласен ещё до того, как познакомился с «Войной и Миром», ибо сам думал подобным образом, но никогда бы я не сумел также сформулировать свои помыслы. Эти строчки явно повлияли на огромное количество умов сотен, тысяч творцов, ибо сейчас, знакомясь с бескрайним морем масс-медиа, я то в японской классической анимации «Евангелион», то в западном кинематографе, будь то фантастика вроде «Матрицы» или нечто более реалистичное и комичное, подобно «Шоу Трумана», — крайне много где можно встретить подобия философской мысли, стоящей во главе угла и столь обширно высказанной Львом Николаевичем...

Что же можно сказать? Ничего... Однозначная не то что Классика. Однозначное мерило классической литературы мирового масштаба, подобного которому, пожалуй, я ещё не встречал в тех аспектах, в которых основной укор делал создатель сего прекрасного, масштабного, неоценимо культового полотна.

P.S. Спасибо за внимание.

Окончательный аккорд невероятно великой музыкальной поэмы. Последние страницы истории не только нескольких людей на рубеже 1805-го — 1820-го годов, но и окончательные страницы истории русского общества тех же времён. Эпичное, эпохальное, неимоверно объёмное да исторически достоверное полотно, написанное Львом Толстым, завершено им уже давно, и только сейчас мною. И знаете что я хочу сказать? «Война и Мир» — то произведение, на тему которого написано сотни рецензий и отзывов, его разбирали в научных работах, эссе и прочем и так и будет далее, его достоверность проверяли да будут проверять. Это — нечто, о чём сказано уже столь много, что и добавить нечего. Посему я и не буду, вместо этого, более не пытаясь обозначить исторической ценности сего шедевра Льва Николаевича, я лишь расскажу о своих чувствах к сему роману-эпопеи.

Итак, думаю уже ясно, что я в полнейшем восторге. Размах сего текста, коль я обернусь назад на начало своего прочтения, заставит вздрогнуть и ужаснуться всё моё естество да разум — непостижимо точное историческое описание былых времён, изложенное столь мастерски и интересно, что сказать, словно читать про выдуманных людей, чья жизнь проходит в реалиях реально былого времени, я просто не могу — это, в первую очередь, художественное произведение, которое отстаивает таковое наименование в полной мере, давая читателю занимательную, интересную историю обыкновенных людей, попавших в необыкновенную ситуацию.

Лев Николаевич сумел ещё в прошлых томах обозначить многие аспекты жизни тогдашнего общества, которые и по сей день имеют место быть в социуме. Но в четвёртом томе он лишь подводит окончательную черту всему тому не подъёмно большому пути, который был произведён главными героями. Из начальных персонажей, с которыми мы знакомились по мере всего творения, которые буквально стали нам как родные, осталось крайне мало первично знакомых лиц — смерть является неотступным следователем этих страниц, притом описывается она не как нечто драматическое, а как должное и неизбежное, ввиду чего эффект неожиданности, эффект опасности и переживание за иные судьбы становится лишь сильнее да гуще. То есть, что хочу сказать, Лев Николаевич, определившись с целью и стилистикой повествования, полностью поддерживает её, отдавая читателю крайне реалистичный жизненный путь несуществующих людей, чьё семейное счастье в конечном итоге греет душу столь же сильно, сколь и своё собственно — по крайней мере именно настолько стали близки мне сие герои.

Последней же частью, так сказать окончательным куплетом, всего творения стало немалое изложение Львом Толстым своего мировоззрения, своей очень примечательной философии, с которой я был согласен ещё до того, как познакомился с «Войной и Миром», ибо сам думал подобным образом, но никогда бы я не сумел также сформулировать свои помыслы. Эти строчки явно повлияли на огромное количество умов сотен, тысяч творцов, ибо сейчас, знакомясь с бескрайним морем масс-медиа, я то в японской классической анимации «Евангелион», то в западном кинематографе, будь то фантастика вроде «Матрицы» или нечто более реалистичное и комичное, подобно «Шоу Трумана», — крайне много где можно встретить подобия философской мысли, стоящей во главе угла и столь обширно высказанной Львом Николаевичем...

Что же можно сказать? Ничего... Однозначная не то что Классика. Однозначное мерило классической литературы мирового масштаба, подобного которому, пожалуй, я ещё не встречал в тех аспектах, в которых основной укор делал создатель сего прекрасного, масштабного, неоценимо культового полотна.

Вот и начался истинный масштаб! Вот полноценно и ужасающе невероятно читатель осознал, всю глубину проработки, всю доскональность собранного Львом Николаевичем материала! Вот наконец созерцатель был повергнут в чистейший трепет мощью сего произведения, ибо коль до этого тома ещё можно было воспринимать «Войну и Мир» как пусть глубокую, пусть длительную и жизненную, но довольно локальную и не столь глубоко «уходящую» в историю летопись жизней некоторых людей тех лет, то теперь, после Третьего тома, становится однозначно ясно и понятно, сколь это великое, сильное, эпическое и правдивое произведение, рушащее все полимеры между понятиями реализма и художественной литературы... Но по-порядку.

Конечно самое поражающее и в то же время неотъемлемое — это историческая основа сего тома, где впервые столь масштабно, со времён Первого тома, были показаны сражения русского человека с французом. Именно здесь Львом Николаевичем были продемонстрированы во всей своей ужасающей и звериной красе такие действа военные, как Бородинское сражение или Пожар Москвы, которые медленно, но верно разворачивался на улицах великого, но покинутого города, что был занят неприятелем. Огромное количество людей знает, что сим событиям было место в мировой истории, однако такую дотошную проработку, такое щепетильное отношение к этим происшествиям прошлых лет не проявлял никто, пожалуй, до Льва Толстого. Ни в одном учебнике по истории вы не найдёте столь мельчайших подробностей, как здесь. Да, можно конечно сказать, что автор многое выдумал, скажем те же обеды и завтраки, что подавали Наполеону или Кутузову, когда они были у Бородино. Как передвигались у своих боевых мест эти полководцы, в какой временной промежуток решали отдохнуть и какими бессознательными фразами бросались с своими подопечными — подобная мелочь, кажется, и вовсе не может сохранится в исторических рукописях и умах людей, посему отобразить её, кроме как выдумать, — нельзя. Да вот только если прочесть список источников, из которых черпал информацию Толстой, в авторах которых есть такие имена, как А.И.Михайловский-Данилевский, Тьер, Иван Жуков и прочие-прочие (список велик, посему не возьмусь обозначать его здесь полностью), да вместе с тем вспомнить, что работа над данной эпопеей велась на протяжении шести лет, а также принять во внимание то, с какой вольность Лев Толстой апеллирует всеми данными, всеми этими, казалось бы, мифическими высказываниями и информацией, то становится ясно, что неспроста это и явно за подобной писательской смелостью нечто, да стоит — именно уверенность в правде, по крайней мере так считаю я.

Неописуемо сильно на читающего притом воздействует и та притягательная сила мастерства автора, выражающаяся не только в беллетристическом наполнении творения, но и в том, насколько мастерски Лев Николаевич «вплетает» истории своих вымышленных героев в истинные события, происходившие в России в 1812-эх годах... Да что уж там только 12-ые года, рассказ всей эпопеи ведётся с 1805-го года, и вся жизнь России тут правдива да исторически достоверна, и вот взаимодействие авторской фантазии с реальным миром просто поражает, ибо мало того, что Лев Толстой просто упоминает своих героев наряду с такими личностями, как Багратион, Кутузов и прочие — его персонажи, абсолютно живые и человечные, никак не мешают протеканию истинных событий и не создают каких-либо вопросов с точки зрения какой-либо не состыковки и так далее. То есть Лев Николаевич буквально делает то, что до него никому не удалось (по крайней мере я не помню, чтобы хоть у кого-то получилось сделать это настолько проработанным и явственным) — он в буквальном смысле оживляет собою придуманных персонажей, наделяя их душами в глазах читателей и оставляя на историческом полотне как настоящих, живых людей, которые существовали и, вместе с иными множествами людей, героев от командиров до обычных солдат, вершили судьбу России, вершили историю.

Авторская философия, авторское виденье русской души — это поразительно точно отображает собой не только бывшие когда-то людские настрои, но и до сих пор существующую Нашу духовность, почему сие творение, не только Третий том, но и «Война и мир» в целом актуальна до сих пор и будет таковой ещё долгое-долгое время. Понимание того факта, что история не «пишется» кисть. одного человека, а является результатом взаимодействия толп и масс — это возвышение последнего солдата над полководцем столь явственно отражает людскую силу, о которой на сегодняшний день отчего-то многие забывают, что даже не по себе становится. Это воодушевляет, это мотивирует, Третий том являет из себя тот самый, самый обширные и масленый мазок цельного полотна, без которого оно бы выглядело не окончательно масштабным и великим.

Я в восторге. Об абсолютной самобытности сего произведения в целом я ещё сказать не могу, так не дочитал Четвёртый том, но, думаю, что вскоре скажу, ибо ничего за собой, кроме воображения да мастерства автора, сплетённого в тандеме с истинно великой работой над исторической составляющей, «Война и мир» не имеет. Невероятно огромное, проработанное, точное и эпохальное полотно, к изучению чьего завершения я наконец-таки приступаю...

Нетленное произведение Льва Толстого «Война и Мир» является по природе своей, бесспорно, неразрывным эпосом судьбы целой страны, империи и её народа. Однако не просто так Лев Николаевич решил «разбить» сие творение на четыре части — так гораздо легче и лучше усваивается весь тот, казалось бы, неподъёмный материал, что представлен в эпопее. Также, вместе с тем, ввиду данного хода гораздо сильнее да явственней прослеживаются те преобразования, изменения, что происходят с главными действующими лицами. И как раз на этих самых сменах характеров, поведения и так далее большей своей долей базируется второй том.

Как оказалось, все предостережения, что изрекались мне, касательно трудности дальнейшего после первого тома прочтения оказались неправдой: «Война и Мир» по прежнему читается очень легко и вольготно, а главенствующий сюжет да его развитие не переносится на поля военных сражений. Я бы даже сказал, что наоборот. А именно второй том представляет из себя исконный сборник натуралистических отображений светской жизни, красочных балов, обедов, признаний в любви, отторжения, посещений театров, принятия всяческих культов во имя собственного изменения и так далее и так далее. То есть это то, что является из себя людскую жизнь во всех аспектах, кроме именно военного — данная черта социальных проблем того времени во втором томе затрагивается довольно косвенно, почему общая картина как раз-таки и складывается из непередаваемо напряженных скандалов, запоминающихся, судьбоносных решений, интриг, вольных моментов судьбы обыкновенных людей, чьей жизни сопутствует как искренняя радость, так и безжалостная боль — герои лишь более да более внедряются в сердца читателя, заставляя всё гуще ощущать свою истинность, живость и тем самым увеличивая накал переживания и соотношения себя с ними. Это просто прекрасно.

Ты буквально учишься на их ошибках, ты понимаешь, принимаешь и осознаёшь их оплошности, и по мере дальнейших событий можешь как простить их, так и в конечном итоге с сожалением понять, сколь низко пал этот прекрасный ранее человек — подобным роман Льва Толстого играет просто на самых сокровенных фибрах души читающего книгу человека.

Второй том не преподносит ничего особенно нового, оставляя в большинстве своём прежних главных героев на своих местах, лишь меняя их мировоззрение да отношение читателя к ним, почему особенно интересно наблюдать за тем, что же будет дальше. То бишь, хочу сказать, «Война и Мир» Том Два — это прекрасное развитие идей Первого тома, что словно переносит тебя в те годы, когда эти пышные балы да встречи были в моде, но вместе с тем показывая насущные проблемы, что стояли за этой пышностью, да давая с прискорбием понять, что злые и лживые люди были и тогда.

Это прекрасный роман, чьё продолжение просто обязательно для ознакомления просто потому, что концовка сама подстрекает читателя продолжить ознакомление с данной эпопеей. Уже по прошедшим двум томам можно однозначно понять, что творение Льва Николаевича — нетленная издевка над пороками общества, вместе с тем являющееся бесконечно почитаемой и воспеваемой, заслуживающей всех своих восхвалений книгой, что критикую неправду и провозглашает любовь, искренность, доброту и прочие благодетели как высшую человечность и черту доброго тона. Тенденция сия была понятна ещё с момента моего прочтения первого тома, однако теперь понятие того, что актуальность этой книги, где люди также, как и сейчас, верят безоговорочно любой лживой демагогии, верят возвышенной сектантской мечте, по сути являющейся пустышкой, да все свои неудачи в большинстве своём пытаются объяснить не собственным бессилием, а вмешательством чего-либо из вне, что актуальность этой книги не потеряется никогда.

Итак.. далее Третий Том.

Что же можно сказать о сим творение, о котором уже столь много наслышано. Что можно от себя добавить, когда ты лишь в начале того пути, что имеет название «Роман-Эпопея в Четырёх томах»? Знаете, я считаю, что многое. И это самое многое в данный момент я хочу выразить в одном, первом отзыве о шедевре, что был написать Львом Никовлаевичем Толстым.

1-ый Том «Войны и Мира» — это как таковое ознакомление, введение читателя в общую стилистику, исторические рамки да условности творчество, что завораживает своим скрупулёзным отношением к годам, где происходят события, к тем политических да общечеловеческим чувствам, характерных для социума тогда и «протекающих» в разных средах. То есть Лев Николаевич показывает читателю историю с точки зрения не только одного какого-либо лица — нет. Он раскрывает фабулу последовательно, опутывая её при помощи людей как «высшего» разряда, так и не самых высоких чинов. Это просто прекрасно, ибо в подобном каскаде характеров, персонажей и так далее наблюдающий не в силах приметить хоть одно, просто для острастки «картонно» обрисованное лицо — каждому своему герою, что самому значительному, что самому мало-мальски важному, Лев Толстой придаёт некоторые черты истинного человека, опираясь на которые читатель понимает природу героя: молодость, шепелявость, блеск глаз, реакция на ранения, старость, тучность, худоба и так далее и тому подобное — всё идёт « в ход» ради как такового воодушевления, и это работает. Мало того: подобное просто-таки заставляет однозначно принять роман как историческую, досконально проработанную биографию людей, лично расспрошенных Толстым и так далее — столь всё натуралистично да реалистично. Но нет. «Война и мир» — это да, досконально проработанный роман, описывающий истинные настрои общества начала 19-го века, но с выдуманными героями, которые соседствуют с реальными личностями, такими как Багратион, Кутузов и прочие.

Касательно философии здесь всё также многогранно, сколь и многогранны герои — каждому претит одно виденье мира да импонирует иное. То есть каждый персонаж смотрит на окружающий свет своими очами, почему каждому он видится в каком-то роде по-своему, что отображается в характере, поведении, увлечениях и так далее: кто-то верует в бога, кто-то лишь в государя, а кто-то только в себя — это лишь малый пример который я привожу только с той целью, чтобы окончательно утвердить: разный читатель, даже абсолютно любой читатель найдёт в этой книге нечто своё и для себя. Это однозначно!

И не следует бояться объёма сего творения! Ни в коем случае, потому как на самом-то деле текст, с написательской точки зрения, Льва Николаевича не очень-то и труден. Я бы даже сказал, что он даже прост. В сравнении, это можно описать так: беллетристика Толстого конечно не так проста, обыкновенна и не замысловата, как беллетристика Оруэлла, а скорее приближена к способностям Фёдора Достоевского, но уступает им с той лишь целью, чтобы быть более понятной читателю. Однако никак со сложностью прочтения «Моби Дика» Мелвилла или же «Так говорил Заратустра» подобное сравнить нельзя. И коль уж произведение Германа куда не шло, то о том, будто «Война и мир» является книгой, которую также нелегко «осилить», как и трактат Ницше, я уверен, твердят лишь те, кто ни первого, ни второго не читали, или же читали какой-либо том эпопеи, но точно не брались за витиеватую, «непролазно»-аллюзионную да метафоричную философию немца.

Лично для меня 1-ый том «пролетел» необычайно быстро и красиво — также, как и балы на обедах, устраиваемых в книге: столь же изящно, где-то весело, а где-то будто сентенциозно и поучительно, но точно занимательно и запоминающе. Почему ввиду особенно последних слов крайне сильно хочется взяться за 2-ой том, узнать последствия недосказанной истории, чей масштаб да величие уже понимаешь пусть и не во всей степени, но в некотором роде: уже влюбился да проникся многими героями, уже узрел ту лёгкую сатиру да ироничность, граничащую где-то с любовью, где-то с презрением, с которой Толстой показывает некоторые семьи, уже понял политические или житейские взгляды некоторых, вместе с тем уже успел пропустить через себя перевоспитание многих, что были брошены в пекло войны, абсолютно не ожидаю подобного, уже запомнилось настрой автора к некоторым персонажам, а также изменение сего отношения как со стороны творца, так и со стороны самого читателя — уже некоторый пласт столь грандиозной истории «пропущен» через себя и ощущается её незавершенность, которую однозначно и бесконечно хочется заполнить.

Этим лично я и собираюсь заняться, раскрыв 2-ой том «Война и мира» — романа, который просто, по-моему, обязателен для прочтения в том возрасте, когда человек способен воспринимать и «переваривать» огромное количество информации не как тяжкую работу, а как развлекательную, запоминающуюся неотразимую черту истории, повествуемую автором: то есть я советую читать этот роман именно тогда, когда вы сами этого захотите и будете вместе с тем считать, что готовы к подобному, почему крайне не поддерживаю буквальное «навязывание» сего шедевра в школах детям — думаю, что человек сам волен выбирать что и когда ему читать, и коль он не хочет браться за что-то сейчас, то заставить его получать удовольствие от книги не получиться ни в коем случае.

Мне сообщали родные и близкие, что, словно, в следующих томах прочтение будет более трудным ввиду того, что начнутся крупномасштабные боевые действия, имеющие место быть в 1-ом томе лишь в третьей части. Притом, вместе с тем, иная половина друзей да знакомых утверждала, что дальше, по той же причине баталий и прочее, чтении лишь ускорится и приобретёт больше динамики — что ж, посмотрим, как оно будет со мной, ибо сия черта, как я понял, каждому присуща по-своему.

Сей же том оставил во мне лишь лучшие эмоции да чувства. По истине — прекрасное начало грандиозной истории, являющееся по сути своей превосходным романом.

Второй комикс из цикла историй «По ту сторону Изгороди» явил из себя нечто прекрасное и крайне великолепное, не только потому, что также, как и первая часть графического рассказа превосходно вплетён в цепь сюжетного повествования мультипликационного сериала, но и потому, что данный комикс полноценно, интересно, с требуемой выдержкой саспенса да должной для «Over the garden Wall» манерой подачи и общей атмосферой повествует историю одного из персонажей, которые были не шибко сильно раскрыты в самом сериале.

Сказать, что это более чем хорошо — не сказать ничего. Ибо для фаната подобное расширение вселенной — лишь искренняя радость. Для человека, не знакомого с этим миром и его героями, данная деталь также будет интересна: жизненный цикл персонажа абстрагирован от всей линии событий в мультфильме, почему нет каких-либо претензий к некой непонятности окружения и прочего. То есть вселенная, по которой путешествуют Грег и Вирт, одинаково полноценно раскрывается как в мультипликационном десяти-серийном творении, так и в комиксах.

Вторая часть прекрасно демонстрируют цель создателей не обогатится на уже известном произведении, а именно расширить его фабулу. Это отличная, притягательная и завораживающая композиция, созданная в мрачных тонах, что лишь заставляет похлопать иллюстраторам да сценаристам, вместе с тем обрадовавшись мелким, но столь приятным отсылкам на сериал-прародитель.

Окончание сего приключения по всем канонам Диснеевской истории любви является так называемым «happy-end«ом. Это способно как обрадовать, так и расстроить любителей манги да аниме: столь обыкновенное окончание не должно, казалось бы, быть кульминацией подобного захватывающего, душевного и запоминающегося трилера-драмы, который также абсолютно успешно содержит в себе не вычурные, грамотные комедийные составляющие.

Но с этим заявлением мне хочется поспорить, ибо именно такой обыденный, предсказуемый финал полноценно завершает историю, чье повествование зиждиться на перемещениях во времени и различных временных реальностях. То есть сама основная тема «Врат Штейна» имеет под собой понятие множества проб и ошибок, которые после были исправлены ввиду множественных повторов с целью выявления одного, единственно удобного да благоприятного стечения обстоятельств, что будет таковым как для героев, так и для мира вокруг.

Посему ничего нет разочаровывающего в столь прекрасной концовке, что побуждает на проявления теплых чувств да стремления к чему-то великому. Чему-то, что если и не изменит этот мир, то хотя бы сумеет немного, но помочь людям... Особенно тем, что дороги читателю. Да, к подобному призывает сие нравоучительное приключение, с первого взгляда которое кажется просто еще одной депрессивной историей со слабо объяснимым финалом и мыслью повествование: такие творения вызывают различный спектр эмоций, почему Сарати Ёми явно и избрал данный путь окончания своего творения, являющегося более чем запоминающейся историей из-за того немалого спектра жанров, которые она в себе сочетает, а также запоминающимся и однозначно удавшимся экспериментом в классе графической новелизации видео игры.

Движение, направленное на улучшение развёртывания сюжета виднеется в данном томе, по отношению к первой части истории, невооружённым глазом. Герои теперь не столь однозначно беззаботны, понимая, что создают нечто, способное перевернуть сознание граждан всего мир да и весь мир с ног на голову.

Тут нам демонстрируют первые непростительные ошибки и попытки их решения, которые ввиду решения самой судьбы обречены на провал. И вот как справиться с этим, как побороть то, что, кажется, победить невозможно... Но ведь из перемещения во времени тоже раньше казались нереальными. Посему герои, а именно главный персонаж Окарин, не сдаётся. Тут не показывают конечного результата — нет. Это остаётся на третий том сего произведения.

Предлагая взаправду оригинальную методику сообщения во времени, раскрывая действительно необычные истории персонажей, обрисовывая мир как нечто совершенно не статичное а живое и меняющееся данный том однозначно подтверждает достоинство манги, заставляя читателя в нетерпении сесть за третью часть истории.

Отличное начало довольно-таки эпичной истории — по крайней мере задатки этой самой эпичности, вольготной распространённости сюжетных ходов и событий, а также судьбоносного пути героев имеются, посему крайне желанно, чтобы данная «интонация» манги не потерялась и далее в иных томах, которых на данный момент всего три.

Однако что же в более конкретном смысле представляют из себя «Врата Штейна» том 1 — это довольно необычно разворачивающийся сюжетный ход связанный с перемещением во времени, не обделённый такими привлекательными чертами как юмор и запоминающиеся персонажи, всё же чья глупость иногда бьёт все дозволимые пределы — это, пожалуй, единственный минус. А в ином пока я не могу найти хоть какие-либо отталкивающие моменты: в своём построении манга довольно проста, то бишь изначально нас знакомят с персонажами, а после навивают им новые приключения, проблемы и прочее-прочее. Но вот само подразделение этих проблем связано с крайне примечательной тематикой, в которой работать, к с лову, очень трудно — модуляции да игры со временем. К слову, здесь пока не видно сильных изменений, как и не видно шибко выделяющихся конкретных особенностей такого явления как «эффект бабочки», почему ещё не сильно воспринимаешь сие творение как приключенческий триллер с гроздьями комедии, драмы и саспенса. Пока — это в первую очередь комедия. Но уже тот факт, что по данной манге, основанной на одноимённой игре, которая в свою очередь берёт в качестве начала реально существующую личность и события с ней связанные, снят один из лучших аниме-сериалов всех времён (данные рейтингов КиноПоиска и IMDb) — зарождают немалую надежду в душе на мощное продолжение, которое лишь укрепляется в связи с не вычурной рисовкой, к которой быстро привыкаешь, да интересными персонажами и динамичным развитием истории.

Довольно простое как в плане сюжета, так и в излогательном плане творение, созданное прекрасным мастером своего дела Эрнестом Хемингуэем.

И знаете, можно было бы даже спокойно сказать, что не прочитав сие его произведение вы ничего не потеряете, коль бы не одно НО. «Прощай оружие» — это драма человека, который просто хоть жить и радоваться жизни, притом он не желает считать за Жизнь бессмысленное Существование, которое обуславливает ему война, чин, бесконечные нападки товарищей по делу, знакомых и прочее-прочее. Его вожделением является любовь, с которой он и хочет остаться на все те года, что ему уготованы — и это правильно. Эрнест в обыденном показывает самое важное. Он в заботе и благополучии обоих любящих друг друга заставляет читателя рассмотреть взаимоотношения как признак беспринципно искреннего счастья.

Вместе с тем, несмотря на своё название, повесть не содержит в себе ярого антивоенного настроя, которого я, честно, ждал. Нет. Война здесь отображается как рутина со стороны высших чинов, что редко идут в бой но часто получают награды, а также как безапелляционное зло всему людскому — то есть так, как и требуется отображать межгосударственные конфликты. Страшные сцены насилия и бесчеловечности граничат с почти однозначной карикатурой, которую трудно воспринять как правду, но которая таковой является. Посему главные герой и пытается сбежать от сего столь ему противного, столь статичного и жестокого, вместе призывая к подобному и читателя, хоть и не так явно, как того хотелось бы, ибо потенциал на это есть.

Зато крайне ярко и выразительно отражены здесь будни радостной жизни. Часы любви и взаимоподдержки — в чувства, что теплятся в двух влюблённых, ощущаются взаправду и не терпят какой-либо критики, ибо именно на описание совместной жизни Хемингуэй потратил довольно много листов сего не сказать что большого творения, порождая в душе читателя даже некое вожделение и любовь к странам северной Европы, которые лично мне крайне импонируют, почему так явственно и сильно укоренились в моей памяти данные образы.

Однако Эрнесту здесь следовало бы сильно поработать над диалогами, ибо взаправду «живые» сцены иногда граничат с неким невыразительным информационным потоком, которым обмениваются герои, повторяя ранее сказанное и зачем-то озвучивая не относящиеся к теме детали, не то что не уделяя им внимания, а абсолютно словно их и говоря — так, внешний шум. Но он чувствуются и ощущается как нечто лишнее, что не совсем хорошо.

Однако это меркнет когда читающий доходит до концовки — сильная, безукоризненная точка в истории человека, осознавшего, что за радость в истинной Жизни следует платить, что нет одной лишь Вальгаллы в реальном мире, особенно когда ты сам «отрёкся от своего меча». И пусть даже отречение было правильным поступком, всё равно мир вокруг — это место, где необходимо сочетать как и труд над своим благополучием, так и само благополучие, которое просто так достаться человеку не может, а коль досталось, помните — вас ждёт нечто похуже, чем могло представлять из себя кропотливое выращивание своего счастья.

В данному комиксе, являющемся первой частью из четырёх подобных изданий, читателю раскрывают тайну событий, происходящих между 3-ей и 4-ой серией оригинального сериала «Over the Garden Wall».

И что можно сказать, кроме как большого спасибо создателям телевизионного проекта, которые оставили специальные ниточки и «соломинки», органично связывающие данную комикс-серию с мультипликационным творением, почему история не кажется «высосанной из пальца» или «притянутой за уши». Нет. Действо комикса отлично подходит под деяния сериала, ввиду чего происходящее на страницах воспринимаешь как канонические события и градус атмосферы того самого сериала подымается ещё выше да ощущается ещё лучше.

Как фанат оригинала, могу однозначно утверждать, что та еле ощутимая психоделическая наполненность присутствует и здесь, вместе с тем отдавая вольготность привычным акварельным краскам и метафоричным планам не только окружающего мира, но и самих действий персонажа.

В общем: первый выпуск достоин лавров сериала — посмотрим, что будет дальше.

Просто довольно смешной и забавный спецвыпуск комикс-серии «Over the Garden Wall», выпущенной по одноимённому мультипликационному сериалу, который я просто сверх меры люблю. Здесь нам представляют на обозрение один из небольших эпизодов приключения Грэга да Вирта, что не вошёл в сериал однако также был частью их путешествия.

Небольшая история, источающая разноплановую мораль, начиная от чрезмерного старания как способа краха и заканчивая верой в собственные силы — вот, что представляет из себя сей спецвыпуск, выполненный во всех каноничных правилах оригинального телевизионного шоу, где философия и готический стиль обрамлены в прекрасную музыку сочащуюся отовсюду на фоне задних планов в стиле рококо. Загадочность, недосказанность, некая психоделика — всё сохранено и имеет место быть, почему у фаната сериала не возникнет никаких пререканий к данному комиксу.

Как и множество рассказов Лондона, данное произведение имеет отнюдь не двухзначный посыл, что теплиться в душах читателей благодаря подаче, к которой приходит творец: сильный не столько физически, сколько морально герой, обременивший и своё сердце и душу великой целью, благодарной своим рождением зверски жестокой череде событий, пережитых человеком ещё в том возрасте, когда люди даже осознавать мир как нечто враждебное не должны...

Могучая ярость, направленная против американского капитализма тех лет так и «срывается» эмоциональным каскадом со страниц сего рассказа, зарождая и в читателя понятие некой враждебности, пренебрежение к крупному обману, несправедливости, желание бороться с этим аспидом общества. Причём общества любого, не только американского начала 20-го века. Нет. Ложь, коррупция, душения, притеснения и прочее-прочее имеют место быть и в современном мире, почему столь актуальны символы и посылы, созданные Джеком в «Мексиканце».

Бесспорно один из сильнейших рассказов мастера, который тут показывает не только свой профессионализм в построении слога или донесении основной идеи, но и в расписании обыкновенных спортивных будней и профессиональных соревнований, где красочно обрисованы боксёрские хитрости да уловки — браво.

Джек Лондон — безо всяких сомнений истинный умелец своего выбранного жизненного кредо.

Опыт побеждает молодость во всём, да боксёрское дело — отнюдь не исключение. Являясь человеком, который далеко не первый год занимается боевыми искусствами, я однозначно уверен, что старик на ринге без особого труда способен вывести из строя буйного, быстрого и всё время подвижного новичка, делающего основной акцент не на качестве своих ударов, а на их количестве. Джек Лондон в данном рассказе однозначно подтверждает данный опыт множества и множества боёв, больший акцент делая на иной детали — на чувстве голода престарелого бойца.

Как раз-таки кусок мяса, в честь которого и назван рассказ, является здесь краеугольным камнем всего повествования. Это та самая частица победы, которой не хватило человеку, являющему взаправду хорошим, даже, профессиональным бойцом. Это чувство голода, описанное в тексте, обрамлённое в атмосферу некрупного Американского городка, где многие жители мужского пола проводят время за ставками на боях по боксу в местной «лиге», а также соединённое с доскональным описание главенствующего боя, к объяснению стратегии которого Джек подошёл более чем тщательно и скрупулёзно, — всё это создаёт прекрасную историю, с очень трогательным, сентенциозным, неоднозначным и грустным финалом, почему пере прочесть данное произведение захочется ещё не раз.

Крайне атмосферное творение, чьи страницы пронизывает не жесткая романтика холодов, как было у Лондона в «северных рассказ», а антураж монохромной, однотипной повседневности, частью которой является главный персонаж, словно тень создания Человек ковыляющий шаркающими по полу ногами по... Жизни? Нет. По однообразному, бесполезному и бесконечному существованию.

Это произведение о самоосознании, самоотвержении и отвержении прошлых идеалов, с целью поиска новых ориентиров, новых эмоций, чувств, ради поиска самого себя.

Я бесспорно уверен, что именно сие повествование Джордж Оруэлл использовал как кладезь вдохновения для своей антиутопии «1984», где та же система машин, система безликих людей, который являют собой постоянно работающие механизмы, была возведена в абсолют.

Это отличный текст, который имеет лишь один недостаток: у него нет продолжения, в котором он категорически нуждается, дабы читатель вместе с героем в дальнейшем его пути нашёл, может быть, и себя, познал новые истины, абстрагировавшись от былых серых реалий. Но и то, что дарует нам Джек Лондон — отличное чтиво.

При прочтении сего рассказа меня одолевали смутные, двойственные чувства, ибо с одной стороны я полноценно осознавал, что являюсь свидетелем отличного произведения, но в то же время и понимал, что в не столь далеком времени, – года 4-е назад, – прочитанная мною книга «Череп мутанта» из серии «S.T.A.L.K.E.R» под авторством Андрея Левицкого и Виктора Ночкина является не столь добротной, как чудится мне в моих же воспоминаниях, а все потому, что один из самых запоминающихся моментов романа есть не что иное, как обыкновенный копипаст с сего прекрасного творения Джека Лондона.

Творения, которое имеет в себе довольно камерную историю, связанную с обычной кражей, но которая в конце-концов перерастает во вражду целой толпы и одного человека, однако главным сюжетом здесь является как раз-таки выявление этого самого мученика, против которого «пойдет» вся ярость народа.

Это – как таковой детектив, содержащий в себе крупицы и магии и жути неизведанных сил, которыми апеллируют некоторые герои... Или же просто они хотят, чтоб окружающие так думали...

В общем и целом «Великий кудесник» – это как всегда атмосферный, притягательный в своем сюжете рассказ, являющийся творением запоминающимся в первую очередь необычностью развязки и оригинальностью места действа, что подразумевает под собой некоторые специфики культуры народа, о котором здесь идет речь. За данную многогранность я и люблю особенно Джека Лондона.

Сентенциозный, красивый рассказ, повествующий историю одного человека, являющегося лишь мальчишкой в своей наружности, но истинным, не сломленным ни в коем случае мужчиной внутри. Это крайне атмосферное произведение, наполненное не только беллетристическим слогом в мыслях да чувствах, что переживает маленький герой, закрывая глаза храбро бросаясь на помощь, как и следует поступить бескомпромиссному мужчине. Но и богатым описанием бушующей силы погоды, самой атмосферы природы северной Америки, расстилающейся у богатыми золотом землями у реки Сакраменто. Притом нисколько текст на себе не задерживает взор читателя — всё очень органично и чётко выстроено, ввиду чего автору удаётся сохранить небольшой объём, вместе с тем рассказав историю, запоминающуюся не столь героями, сколько поступком, совершённым одним из них. Данное творение Джека Лондона сродни его же «Любви к жизни» или «Концу сказки». В общем — это прекрасное произведение.

Небольшой эпизод из жизни, что переплетает в себе и искреннюю многолетнюю любовь, чуть поутихшую ввиду времени разлуки, и недолгое, но уже впившееся в обыденный круг жизненного цикла, обожание, с которым также тяжело расстаться, как и с чувством того, прошлого воздыхания... Что вновь разгорается в груди.

Джек Лондон написал очень трогательный рассказ, над концовкой которого ты радуешься, любо нет, ибо она не свободна — она однозначна и изначально предлагает два варианта событий, однако в конце концов, как я уже сказал, выбирает единственный. И вот читатель, на основе жизненной подноготной, характеров персонажей и прочих мелочей живых, не вычурных героев, которых ввиду их не витиеватости логики поступков да эмоций понимаешь и чувствуешь словно знал уже давно, принимает одну из сторон небольшого, но важного конфликта... Просто невозможно не выбрать. И останется ли он обрадован концовкой, либо нет, я предлагаю узнать самостоятельно — атмосферный, красочный рассказ с занимательным синопсисом крайне притягивает и интересует, потому подобное упускать не следует.

Сентенциозный рассказ, ставящий в центр своей главенствующей тематики факт, что человек способен удивлять не только своими скверными поступками, но и благостью, на которую он также способен, причём в одинаковой мере.

Это творение как и многие повествования Джека Лондона крайне красиво и изящно в своей северной простоте и настороженности. Атмосфера, в которой разворачиваются действия, неповторима, за что Лондону мой личный поклон. Однако тут всё-таки сюжет немного о другом.

Он о человека, который сперва показывает себя с абсолютно нехорошей стороны, адресуя читателю себя лишь как антагониста сей истории, но антагониста с честью и достоинством: он собирается забрать счастье у человека, который, как ему кажется, некогда забрал его у него, но вместе с тем и даровать ему, но иное счастье. То есть нам демонстрирует автор отнюдь не одноликую личность, которая полна противоречий, чем она и приковывает внимание. Ну а в конце и вовсе расставляет все точки над «i», с ног на голову переворачивая всё впечатление — подобные повороты не редки для Лондона, достаточно вспомнить хотя бы его «За тех, кто в пути!», но каждый раз они умудряются вновь и вновь поразить своей неожиданностью и нравоучительной наполненностью, которая в своей глубине сравнима с проработкой антуража окружающего мира его цикла «северных рассказов».

Отличный творение.

Драматический, прекрасный в своей метафоричной трагичности рассказ, что нравоучительно повествует о том, сколь скоротечна жизнь. Как может один лишь миг повлиять на человека, который буквально недавно обладал мечтами да целями, делясь ими с близкими и дорогими людьми, что лишь благодаря его вере также безапелляционно грезили о жизни, которая наступит «после». И это творение словно говорит: ««После» способно не настать».

Сражение за наше существование ведется везде, где мы прибываем, да каждую секунду, что мы там прибываем. Таковую мысль и излагает сие произведение, заодно затрагивая вопросы искренней любви, специфики разных культур, которые все равно не должны мешать настоящей дружбе, как у Измаила с Квикегом у Мэлвилла, и конечно тема самих мечт – сбудутся они аль нет, зависит лишь от нас, от нашей внимательности и стойкости.

Это рассказ, в своем финале дающий читателю на суд крайне философский вопрос жизни-смерти и вознесения к небесам через землю либо воздух – это опять же специфики культур. В любом случае: сеттинг бескрайнего и беспощадного севера обрамляет данное творение, заключающее в себе отнюдь не жизнерадостный сюжет, который все равно крайне приковывает ввиду богатства повествовательного языка да синопсиса самой истории.

«За тех, кто в пути» – это минималистский детективный рассказ, который читателю ведает небольшую и очень интересную историю, где связующие звенья же сего момента невидимого пазла складываются лишь в конце. То есть читающий человек сам даже не понимает, что читает сюжет не только с крепкой, присущей Джеку Лондону, атмосферой чуждого севера; не только с запоминающимися героями, о чьих судьбах кратко повествуется в пылу застолья, почему эти самые лица не кажутся вычурными да неживыми марионетками; но и с тайной. Тайной, которая в конце удивляет вновь, ибо переворачивает видение ситуации с головы ноги. Почему так? Да потому что при первом своем раскрытии они опрокинула заиндевелые убеждения читателей с ног на голову. В конечном итоге сентенциозно словно говоря: не узнав всего требуемого – не суди. Что это все значит? Прочтите и вы поймете все сами.

Произведение из, так сказать, цикла «северных рассказов» Джека Лондона, что также, как и прочие его подобные творения, великолепно преподносит читателю атмосферу безнадёги и общей ничтожности человека пред смертоносной, мертвенно-белой средой его обитания, в которую он попал не из-за хорошей жизни.

Однако здесь автор больший акцент делает не столь на окружающем мире, сколько на истории двух человек, от лица которого ведётся рассказ, но всё-таки который, что довольно оригинально, не является главным героем, потому как таковым тут предстаёт его спутник в нелёгком путешествие, которое выдалось на один временной отрезок из жизни. По названию можно понять, что соратник сей — женщина. И вот пред ней автор выполняет уважительный поклон, создавая его таким образом, чтобы и дальше во временных течениях он представал пред людьми в рассказе «Мужество женщины», где взаправду воспевается несгибаемая женская воля, взращенная на почве искренней и чистой любви — той, к которой автор призывает стремится, также создавая и образ женщины, к воссозданию которой в себе тоже призывает не только девушек, но и мужчин, ибо обозревается не красота тут, а именно характер. Прекрасный рассказ.

P.S. При желании можно понять для себя здесь один смысл, который передаёт читателю Джек, и интерпретировать его как призыв к борьбе с лишним весом, что довольно интересно и, к слову, насущно.

Крепко выстроенный в повествовательном плане, облаченный в прекрасы не длинной, но многогранной истории рассказ, изобилующий плеядами беллетристических оборотов не шибко крупной, так сказать, словесной мощи, что позволяет раскрыть прекрасную атмосферу всей подспудной свирепости да непредсказуемости североамериканских лесов 17-18-го века.

Это творение является как таковой песней восхваления людской воли, панегириком бессознательному, более рефлекторному стремлению жить вопреки всему – это главный движитель не только эволюции нашего рода, но и революции наших понятий об собственной природе, окружающем мире и прочем-прочем.

«Любовь к жизни» представляет из себя отличный небольшой сюжет, за время прочтения которого успеваешь и сопереживать, и чувствовать первобытную горечь поражения, и истинную силу беспросветного голода, и неотступный страх сменяющийся безразличием, и ощутить ироничную улыбку судьбы, что под наигранным оскалом прячет ухмылку похвалы, и правдивую радость за жизнь героя, чье имя так и не было названо, но который стал словно старым знакомым.

Это прекрасное творение, имеющие в своих анналах явное вдохновение историей Хью Гласса, изможденной страданиями и победами судьбой которого явно приготавливал себя к написанию сего текста Джек Лондон. И я с уверенностью говорю, что у него вышло небольшое, но крайне атмосферное и запоминающееся путешествие, пережить на личном опыте которое не захочется никому.

После прочтения бессмертного творения Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит» я хотел почитать нечто более простое, нечто, чему подходит звание именно развлекательной литературы, и вспомнив неплохую серию постапокалиптических романов «Метро 2033» я решил взять одну из не таких давнишних книг. Ею и оказался «Голод» Сергея Москвина.

Я ждал если не глубокой морали или сюжета, то хотя бы интересных героев и крепкой атмосферы. И не буду скрывать, второе я получил сполна — антураж внешнего мира Новой Земли действительно угнетает, заставляя поверить в монохромность своих снежных прерий даже со страниц романа, что безусловно заслуживает похвалы. Однако в остальном роман крайне слаб.

Это претенциозный, наполненный лишь наполовину стакан вожделений автора, который стремится быть, и претворяется, чем-то большим, чем является на самом деле. А является он обыкновенным копипастом с романа Стивена Кинга «Безнадёга», в который внесли элементы «Странника» Сурена Цормудяна из той же вселенной «Метро 2033», а также многие прямые отсылки на романы всё того же Кинга «Сияние» да «Повелитель мух» Голдинга, только аллюзии эти оформлены так, словно и данью классике не являются, что и радует и удручает одновременно.

Герои — сплошные шаблоны, вырезанные из картона ножницами, что уже давно не отличаются остротой лезвий. Основной антагонист романа так вовсе нечто неразборчивое, что преподносится как вековое зло, которого следует не просто боятся, ему следует преклоняться без лишних вопросов. Но так лишь говорится на страницах, однако этой мощи, злобы не ощущаешь, ибо автор не удосуживается явить нам что-то невообразимое и древнее, он говорит, что Это является таковым, однако наделяет его характером и повадками закадычного, извините, гопника у подъезда или заезженного злодея боевиков класса «В» эпохи VHS. И ведь можно было сделать в разы, в разы лучше, ибо сама обложка романа говорит об этой возможности — столь аутентичным и выразительным является изображение. Однако и в книге описано столь же ярко, хватало только выразить через эту «яркость» силу да мощь существа, как Говард Лавкрафт в безмолвии и богатом слоге излагал непостижимую власть и силу Ктулху — опять же Бога... Но Сергей поступил иначе — жаль.

Также жаль и отсутствия атмосферы того, в честь чего назван роман — голод. Его нет, просто нет как постоянного спутника, гнетущего элемента, побуждающего к дальнейшим действиям не только в глобальном (что кстати один раз имело всё-таки место быть) но и в некоторых локальных планах. Он является как таковым «роялем в кустах», коих здесь, к слову, много. К нему автор прибегает лишь тогда, когда это необходимо для логичного объяснения действий «неживых» героев, заключённых лишь в рамки сюжетной линии. Также работают и воспоминания, которые то имеют место быть, то исчезают, оставляя свой пьедистал для голосов, с которыми общаются лишь избранные главные герои — это объясняется их связью с теми, кому принадлежали данные голоса. Да вот только автор сам говорит, что и иные окружающие имели довольно близкие отношения с людьми-владельцами этих голосов, однако почему те ничего не слышат, так сказать, сердцем — не понятно.

В общем роман имеет много проблем, начиная от несоответствия познаний героев своим занятиям и их неразумного поведения либо рудиментарного проявления чувств да действий, которые автор пытается объяснить неубедительными доводами, да заканчивая откровенной глупостью в моментах опасности или безопасности, где у лиц романа в голове курируют мысли одинакового содержания, в которых смешаны в сумбур и тревога, и воспоминания, и призывы помощи, и вожделения лучшей жизни, и проблемы пубертатного возраста, и, лишь изредка, проблема голода... В связке со скудным языком и слабыми диалогами можно было бы сказать, что книга — чистый провал.

Однако вновь на сцену моей оценки восходит атмосфера да связующие со всей иной вселенной ниточки, которые примечать более чем здорово. Сэттинг же небольших пространств, где всегда холодно, зябко и темно, передан на ура, что сильно повышает «Голод» в моих глазах. Однако уж точно не ставит его на полки лучших книг серии, ибо сей роман еле дотягивается до анфилады средних творений в цикле «Метро 2033».

Особо примечательно в цикле данный комикс-произведений то, что основаны они на колоссально популярном в наше время мульт-сериале «Время Приключений» и вместе с тем никак не повторяют сюжет сего ТВ-продукта, который, к слову, я просто обожаю.

Данные графические новеллы лишь дополняют мир «Времени Приключений», делая и без того огромную проработанную вселенную ещё больше и глубже, что, конечно же, плюс.

В общем и целом каждая книга — это сборник, повествующий об отдельном приключении пса Джейка и парнишки Финна, который создан лишь для детей и веселит именно своим абсурдным, но не вычурным юмором. На абсурде во вселенной Оооо строится всё, как в сериале, так и здесь, посему для фаната — любая графическая история очень хороша. Однако для рядового зрителя многое останется не принятым, хотя стоит отметить, что шедевры вроде 4-ой и 2-ой книги «Времени Приключений» лично я советую прочесть каждому.

В общем и целом 5-ая книга — это приятное чтиво, не претендующие на лавры гениального произведения, а делающее отлично ровно ту функцию, ради которой она и была создана: развлекает, веселит, наполняет позитивным настроем да жаждой приключений.

Знаете, говорить, что данное творение полниться каким-либо смыслом, имеет за собой дюжий посыл, мысль, огромную нравоучительную подоплеку — бессмысленно. И всё просто потому, что подобные изъяснения будут столь ничтожны пред оригинальным содержанием сего текста, столь будут описывать его нутро ребяческим, наивным языком, настолько будут поверхностны эти умозаключения читателя, что их просто мне стыдно представлять на суд, ибо прочитав данное произведение Германа Мелвилла я понял, что просто не могу ничего о нём сказать.

«Моби Дик, или Белый кит» — это не просто восхваляющий китовый промысел панегирик людской смелости и бесстрашию. Это не просто дотошное описание рыболовецкого судна, да дела в целом. Это — непостижимо глубокое произведение, в своих аналах затрагивающее и политические темы взаимодействия людей, и культурные ценности разных народов, и психологические перепетии не только одного человека, но и толпы в целом. А уже из только моего последнего заключения можно понять всю проработанность текста, ибо сам один человек — Вселенная, а здесь Герман берётся за скрупулёзный разбор действий и психического состояния целых масс народа.

Книга отображает собой не просто приключение — нет. Это целое описание мироздания, перенесённое на реи китобойного промысла, людей, участвующих в нём, а также самих китов — исполинов, в разборе которых Мелвилл наблюдает не просто некое совершенство структур природы и созданных ею на протяжении веков живых строений. Он наблюдает во взаимодействии человека и кита целые библейские трактаты, что столь туманно описаны в Священной Книге, потому здесь Герман берёт на себя смелость разбирать обширнейшее число всевозможных сказаний и легенд из Книги-Книг.

И вот в этом я вижу некоторый минус именно «Моби Дика», ибо когда ещё вначале автор взаправду небезосновательно пересекает совпадения между исполинскими монстрами и китом, то никаких вопросов, а вместе с тем и какого-либо недоумения, не возникает. Однако вот под конец произведения, когда Герман сам начинает чуть завираться в своих соотношениях и буквально подаёт свою правду как беспристрастную истину, однозначно переписывая тексты Библии — это уже не совсем, по-моему, хорошо. Но в подобном каждый читатель углядит нечто своё, ибо эти глубочайшие завихрения мыслей и текстовых абзацев, в которых одна мысль наседает на другую, переплетаясь в непостижимый ком — это нечто, что по самые края полно не только аллюзий, метафор и дельных соображений. Это нечто, что буквально способно перевернуть мировоззрение, ибо рассказ ведётся от лица героев, переживших на своём веку множество радости или лишений, каждый из них придерживается своей жизненной позиции, в какой-либо зритель найдёт себя, почему «Белый кит» — однозначно культовое событие, имеющее вес и над культурой социума.

Да, можно сказать, что в конечном итоге автор отходит от первоначальной приключенческой жилки, полностью отдаваясь волнам дум и философии, даже заменяя обыкновенные людские диалоги некими долгими, длинными сентенциозными монологами, какими меняются между собой участники действа на страницах, но достаточно только представить такой обмен информации в живую и становится ясно: это глупо и так человек не говорит. Но ведь на то здесь и нет единой цепи повествования, ибо каждый образ, каждый символ — это метафора, это отображение чего-то большего. Океан — целый мир. Люди в нём — мнимые хозяева, упивающиеся своей мнимой властью, ютясь на своей земле — «Пекоде». Кит — это властитель, это и есть природа, так сказать, Создатель. И вот когда вруны и невежды идут против своего Создателя, когда они самостоятельно рушат то, с чем в мире и гармонии должны не то, что уживаться, а жить. Что тогда происходит? И сколь губительны последствия да и вообще, губительны ли они... Это и рассказывает текст Германа Мелвилла — один из самых наиважнейших, глубочайших романов не только 19-го столетия, но и вовсе Современной культуры человечества.

Это книга, мотивы которой если и не идут на лавры Шопенгауэра, то способны соревноваться с возгласами Ницше уж точно. Это столь же проработанная история, сколь проработан мир Легендариума Толкина. Это нечто, что отображает собой тандем разномастных стилей написания, тем и суждений. Данная книга — чан с отсылками к общемировым и религиозным событиям, писаниям и прочему, причём все это дано в таком объеме, что сравнимо с аллюзиями «Священной болезни» к истории Франции. Это — то, где разоблачены искренние, нездоровые порывы вожделения, что зиждется не на страсти, а на месте, злобе, трусости и ещё многих-многих догматах, являющимися столь злободневными аспидами общества во все века.

«Моби Дик, или Белый кит» — непременно обязательное для прочтение творение, которое никого не оставит равнодушным.

Агата Кристи известна своим нестандартным подходом к злодеям и, собственно, злодеяниям в своих книгах.

«Рождество Эркюля Пуаро» — никак не выделяется из цикла более чем достойных работ Агаты, где крайне трудно предположить и разузнать истинного убийцу или вора до того, как сам автор этого не пожелает. И дело тут не только в отличном от Конана Дойля написании. Повторюсь: у Кристи иной подход не только к преступлению и его раскрытию, но и к самому преступнику, посему человеку, что не раз и не два читал тексты про сэра Шерлока Холмса, будет столь же в новинку прочесть и про похождения Пуаро, ибо тут дедукцией не справиться с возложенными на Эркюля обязанностями.

Я буквально подозревал и размышлял, как об убийце о каждом представленном в книге персонаже, но всё равно под конец вышло так, что главным недругом явился тот, кого я вовсе никак, ну абсолютно никак не брал, так сказать, в расчёт! Я был и раздосадовал и восхищен одновременно, особенно после того, как все частицы пазла были составлены вместе и представлены мне на обозрение... Знаете, для меня Агата Кристи — писатель, который по мастерству написания детективом сродни уже упомянутому мной Дойлю.

Я настоятельно советую прочесть данную книгу — как минимум будете удивлены. Ещё хочется отметить и неловкое присутствие Рождественской атмосферы, которая именно в данный час особенно приятна даже в своей неказистости — как-никак сейчас канун Новогодних праздников. Но и в обычные, обыденные будни данное приключение Эркюля Пуаро не оставит вас в безэмоциональном состоянии — уверяю.

«Уши графа Честерфилда и капеллан Гудман» – это пример тех творений, в которых не полностью понимаешь, что происходит и о чем ведётся речь до самого конца, до самого финала, в котором грамотно подводятся все итоге повествования, отвечая на вопросы читателя касательно смысла всех ранее описанных событий, однако единолично не отвечая на вопросы произведения. То есть здесь Вольтер, в своей манере, вновь предлагает знакомящемуся с текстом человеку выбрать некоторую сторону вопроса, обсуждаемого в рассказе, на основе своих мыслей, складывающихся в некую логическую цепочку не без помощи как раз данного творения.

Каков именно на сей раз поднял философ вопрос? Что ж, это предпочту утаить, намекнув лишь, что теперь Вольтер решил поразмышлять на тему извилистости дорожки судьбы. А иное оставляю за Вами, ибо считаю, что данное произведение стоит прочесть самостоятельно.

Ещё одна история о людях, которые, завираясь в собственном превозношении себя, нагоняют беду и чуть ли не лишают свой род всего того, что было создано ими на протяжении всей их истории. Очередной поучительный текст, призывающий абстрагироваться читателя от подобного, не быть представителем социума, что также считает себя выше не просто любого ближнего своего, но и даже создателя своего, будь то природа, или Бог. Человек любит утверждать абсолютные нелепицы лишь ввиду того, что считает себя венцом всего и непреклонным перед всеми — это не так, и рассказ говорит об этом. Он не принижает нашего могущества или силы — никак. Он рассуждает на тему того, что всё же чаще надо думать и действовать рационально, согласно разуму а не корыстным побуждениям — это, я думаю, правильно. А какое мнение у Вас на дынный счёт? Возможно, знакомство с этим произведением поможем Вам выбрать некую сторону в сим стародавнем вопросе.

Не делай того, чего не умеешь и не рассуждай о том, о чём не знаешь, так ты не уменьшишь свою свободу, так ты спасёшься от позора и не будешь поднят на смех, причём и умнее смотреться будешь — такова тема данного крайне небольшого, но необходимого к прочтению творения, которая явственно показывает, коль переносить её героев на картину нашего общества, насколько люди глупы в своих поступках и утверждениях, которые зачастую надуманны, не обоснованны, однако защищаются ими как безоговорочная истина. Причём подобный беспорядок наблюдается во многом: от обыкновенного детского сада до высокой политики. А «Маленькое отклонение», будучи отличной карикатурой на такие тенденции социума, лишь призывает не уподобляться этой повальной, безоговорочно дурной моде.

Данный текст, немного абстрагировавшись от общей специфики творений Вольтера, преподносит нам в конечном счёте не просто «пищу для ума», а эту самую «пищу» вместе с тем он разъясняет и сводит к одному общему выводу, что для данного французского философа довольно странно: хватает лишь его «Кандида» или «Историю доброго Брамина» вспомнить.

Но это отнюдь не делает текст плохим — нисколько. Ибо, как-никак, всё же стоит и упомянуть, что и схожую стилистику Вольтер применял далее и до того, хоть и редко, однако... Взять хотя бы «Мир, каков он есть» — разве завершённость здешней мысли делает сие повествование менее увлекательным и поучительным для читателя. Никак нет. Такая же история и с «Жанно и Коленом» — рассказ раскрывает всем нам известную истину, которая здесь преподаётся на фоне интересного жизненного пути. Это словно сказка, которая одинаково притягательна да поучительна и для детей, и для взрослых, ввиду чего я советую данный текст на все возраста и Вам, если Вы, или Ваше чадо, с ним ещё не знакомы.

Я остался более чем доволен той парой минут, что были мною потрачены на этот рассказ, который я ещё точно не раз перечитаю.

Очень занимательное небольшое произведение, притягивающее не своим содержанием, а именно мыслью, которую оно, собственно, несёт.

Предлагая порассуждать над вопросом обозначенным в тексте, сам текст под конец повествования никакого ответа не даёт, опять же даруя полную свободу читателю в принятии своего решения которое будет в любом случае правильно — подобная черта, к слову, крайне знакома тем, кому известно творчество Вольтера.

К слову сама идея, я считаю, крайне важна, ибо поразмышлять о том, счастливы ли мы на самом деле и почему так оно есть, и нет ли взаимосвязи между нашим счастьем/горем и нашим разумом — не то что интересно, это важно. Потому я посоветую и Вам прочесть сей рассказ, он займёт буквально пару минут вашего времени на ознакомление с собой, и может быть долгие часы на разбирательство в себе.

Самое интересное в философском творчестве Вольтера — то, что он преподносит свои мысли и идеи не путём обыденного рассказа о них, оформленного в некое сюжетное повествование, крайне слабо заметное на фоне общей специфики раскрытия основной мысли, а именно что создаёт такой каскад событий, которые персонажам предстоит пережить, сквозь которые и герои, и читатель познают саму думу автора, тот философский стержень, что он ввёл в данное произведение. Поэтому более чем интересно наблюдать за развитием событий в творениях Вольтера, среди которых больше и ярче всего выделяется, по-моему, «Кандид».

Это то произведение, которое показывает мир таким, какой он есть, не основываясь на мировоззрении героев. То есть здесь присутствует некое количество персонажей, имеющих свои мысли по поводу окружающего их света, и вместе с тем свои убеждения поддерживающие. Однако вереница событий не просто заставляет героев задуматься о правдивости их доводов, но и попытаться понять некоторые новые истины. Однако здесь не показывается развитие данных персон — нет. В конце мало что меняется по одной простой причине, что весь тот сонм фантастических событий и происшествий заставил зрителя, то есть читателя, задуматься над тем, что происходит вокруг него самого, вместе с тем выбрав свою точку зрения — именно выбрал. Ибо как раз путём конечной неразберихи мы, те, кто читают данный текст, рассматриваем позиции со стороны созидателя, формируя своё мнение, которое будет ближе к тому или иному персонажу, ли же будет подобно общему настрою компании не разобравшихся героев. То есть данное произведение не пытается навязать некую думу, оно пытается побудить читателя самому выбрать свою сторону, причём давая ему полную свободу, так как любой вывод, собранный на основе ранее описанных приключений, будет правдив. Я считаю — это отлично.

Вместе с тем произведение имеет прекрасный формат повести большого размера, который даёт ей возможность обсудить всё, что желается, притом не опуская интереса и динамики происходящего. То есть если в «Мир, каков он есть» Вольтер просто описал только одну свою идею также в декорациях неких событий, то здесь он описал множество мыслей, прибегнув к подобному способу, только лишь насытив его большим действием и, так сказать, фоном локаций, почему после прочтения ощущаешь, что не просто только что ознакомился с творением великого автора, а прикоснулся к чему-то, что позволило пережить целую жизнь... Безоговорочно: «Кандид, или Оптимизм» — творение на века, которое полноценно достойно своего места не только в рядах философских трактатов эпохи Возрождения, но и среди произведений Мировой философии, собранных за всю известную нам историю человечества.

Это довольно небольшое произведение, что несёт в себе столь огромный сонм смысла, что воспринимать его как нечто не являющееся самостоятельным и бесспорно важным произведением мировой литературы нельзя.

Вольтер в данном тексте более чем успешно отобразил сквозь призму довольно грубой литературной карикатуры те грехи и те прелести, что окружают Нас, людей, ежедневно в общемировом плане. Мы видим персонажей рассказа и дивимся тому, что они исполняют, в то же время прекрасно осознавая, что такое же присутствует и рядом с Нами, лишь в более тщательно завуалированном плане. Мы смеёмся с глупости героев, хотя Сами часто горюем ввиду подобных эксцессов, происходящих с Нами непосредственно или просто как-либо резонирующих на Нас. И Мы рады чистейшей добродетели, которая здесь абсолютно не прикрыта, вспоминая подобный случаи из жизни.

В общем сей текст, будучи представленным в том объёме, в котором он представлен, не нуждается в дополнении и продолжении. Он раскрывает те темы, что желает раскрыть и справляется с данной задачей прекрасно, заставляя размышлять и думать не только над своей глупость, но и над тем, как сделать, чтобы разума да добра в Нас самих и окружающих стало больше. Да, прекрасная фраза: «Не всё в этом мире хорошо, но всё терпимо». Однако человек же создал из себя саморазвивающуюся сущность. Посему всего лучше стремиться к большему, чем имеем мы сейчас в Себе, и вокруг Себя...

Глубина проработки личной мифологии Говарда Лавкрафта поражает воображение — это бесспорно. Уровень проникновения да углубления в созданную им историю богомерзких существ, что развивались ещё до Нас и по сей день живут рядом, я лично могу сравнить во многом аж с самим Легендариумом Толкина — настолько обширны и чётки составляющие, что, путём соединения в одно сплошное полотно, создают по-истине пугающий, однако приковывающий своей многогранностью мир, в существование которого веришь, почему невольно пробегают мурашки по телу.

В данном произведении основной укор как раз и идёт на это самое богатство истории неведомых нам цивилизаций. Объяснение их культуры, бытия да общественного строя — всё это прописано настолько едко, что, осознавая историю в антураже тех локаций, что тут представлены, волей не волей, а не просто восхищаешься раскрытием фабулы, а профессионализмом и творческой жилкой автора, который сумел создать подобное, основываясь лишь на своих познаниях да фантазии.

Вновь мы видим уже ставший каноничным для повестей Лавкрафта стиль — псевдодокументалистика. Здесь престарелый участник давнишней экспедиции в Антарктику пишет чистосердечное письмо, более походящее на исповедь, где путём раскрытия всех ранее утаённых тайн пытается отговорить людей, что собирают очередную экспедицию в те края, от столь жуткой затеи. Чётко выстроенная хронология вкупе с множеством отсылок к реальным местам и деятелям, а также более чем подробное описание различных биологических да геологических факторов, сопутствующих разносторонним научным открытиям, не просто дают убедится читателю в необычайных познаниях столь прекрасного писателя Лавкрафта. Но и создают с нашим, реальным миром, необычайно убедительную связь, ввиду которой просто становится трудно понять, что большинство из вышеописанное — лишь чадо прекрасного, проработанного вымысла. И, коль честным быть, у меня это всё ещё не вышло.

Картины не только развития, но и самого внешнего вида макабрических обитателей Хребтов Безумия явились пред моими глазами столь явственно и животрепещуще, что убедить свой разум в их иллюзорности я по пока что не способен... Да и хочу ли я? Наверное — нет. Мифы Лавкрафта — это свой мир, ужасающий своим наполнением, одиозный из-за своих обитателей, гнетущий ввиду собственной атмосферы, но такой завораживающий и разительный своей проработанностью да живостью, что в общей связи с иными атрибутами создаёт более чем непередаваемое ощущение, остающееся в качестве послевкусия после прочтения текстов из цикла «Мифы Ктулху» Говарда Лавкрафта.

«Хребты Безумия» — никакое не исключение, почему я настоятельно рекомендую не только поклонникам, но и просто любителям жанра ознакомиться с данным произведением.

По мере знакомства с творчеством сего писателя всё больше и больше осознаю, насколько точно режиссёр Фрэнк Х. Вудворд в 2008-ом году выбрал название для своей документальной картины: «Лавкрафт: Страх неизведанного».

Говард, органично сочетая в своём письма и атмосферу запустелых горных районов, завуалированных туманом от болотистой местности расположенной в низинах, да космические фантазии с перелётами в пространстве и межзвёздными путешествия буквально заставляет бояться читателя происходящего на страницах безумия путём подачи ситуации в контексте реальности. То есть: рассказчик буквально знакомит нас с историей, притом делясь своими впечатлениями и полным непониманием происходящего, поддерживая нас в выборе занимания его позиции как полностью рационального человека, или же наоборот предлагая нам обвинить его в чересчур обширной выдумке и неправдоподобности. Такой стиль просто сам собой являет нам словно задокументированные факты, обогащённые чувствами, домыслами, спорами и удивительными открытиями, которые как раз-таки не столько удивляют, сколько заставляют впасть в истинную оторопь.

Итог: «Шепчущий из тьмы» — безоговорочно отличное произведение, где в удачных пропорциях смешалась фантастичность выдумки и ужас правдоподобия, с которым выдаётся читателю всё в рассказе происходящее. Нам Лавкрафт вновь предлагает окунуться в свой мир, являющийся не каким-либо антиподом нашего — нет. Это дополнение. Пугающее и жуткое дополнение, которое просто кричит во всеуслышание о своей реальности, доказывая это необычайно чётко описанными макабрическими пейзажами, множеством отсылок на реальные события да личностей, а также точной выдержкой временных рамок и поддержанием синопсиса событий тех лет.

Моя любовь к Говарду лишь крепнет с каждой новой прочитанной у него строчкой, ввиду чего настоятельно рекомендую Вам ознакомится с данным автором, коль Вы ещё этого не сделали, однако мысли присутствуют. Именно сей экземпляр его творений я же предложу Вам изучить только уже для того, чтобы понять: кто же Он — Шепчущий во Тьме... Не пожалеете.

Непередаваемо прекрасное творение, что окутывает читателя уже с первых страниц неким ореолом тайны и загадочности, окружает атмосферой ужаса и мистики, вводит в состояние стагнации умственного восприятия всего окружающего мира, ибо ничего более, кроме данного рассказа, мозг ощущать не желает.

Текст непостижимо красив, он изобилует необычайно мастерским описанием как окружающей среды, так и чувств персонажей, что говорит не только о мастерстве автора, но и о его неописуемо «живой» фантазии, ибо история, что описывается здесь — выдумана. Да, он преподносится в качестве реально произошедших событий, запечатлённых в хрониках, газетах, дневниках да журналах путешественников. И подобная стилистика лишь придаёт особой остроты, взвивая саспенс просто до необозримых высот: чувство, словно подобные события реальны, меня лично не покидали не на мгновение. Также на данный эффект действует и огромное множество отсылок да аллюзий, которыми опять же пестрит текст, чётко давая читателю осознать не только состоятельность да образованность Говарда Лавкрафта, но также и ощутить всю мощь этой псевдодокументалистики, что так качественно создаёт иллюзию правдивости действий, описанных в рассказе.

Антураж чего-то непознанного да необузданно ужасающего непрерывной нитью пронизывает всю повесть. Пленив нас с первых строк, произведение не желает отпускать до последних слов, в которых не раскрывается смысла всего произошедшего — нет. Они служат лишь предостерегающим предупреждением, ввиду которого лишь чётче слышится неясного происхождения звук за спиной, да паника подспудно овладевает сознанием, позволяя стынуть крови в жилах.

Это бесконечно отличное произведение, со времени своего написания не постаревшее не на день — контекст времени лишь создаёт дополнительные штрихи обстановке отчуждённости, вечной опасности и безысходной мрачности. Говард Лавкрафт по праву вошёл на страницы истории литературы, как писатель, что создал жанр ужаса именно таким, каким мы его видим сегодня. Публике же, далёкой от подобных текстов, его наследие уж явно известно по имени одного исполинского чудовища, что породила фантазия сего писателя: того самого Ктулху, заслуживающего также своё место на страницах энциклопедии жанра и внимания, которым я призываю Вас одарить Его — и создатель Его, и Он непосредственно сам этого заслуживают.

Графические романы давно переросли такой разошедшийся в народе стереотип, как «комиксы лишь для детей».

Нет, подобное мышление — пережиток того времени, когда подобное можно ещё было назвать правдой. Сегодня всё иначе, и примеров могу назвать я крайне много как в мировых линейках иллюстрированных историй типа Вселенной MARVEL или DC — это «Хранители» Мура, это и «Чудеса» Бьюсика да Росса и так далее; так и авторские проекты типа «Голубые таблетки» Фредерика Питерса, «Священная болезнь» Пьера-Франсуа Бошара и, конечно, «Персеполис» Маржан Сатрапи.

Рассказывая нам историю одной девочки, а именно отрезок её жизни с восьми до двадцати четырёх лет, автор вместе с тем раскрывает огромный пласт тем связанных с религией, политикой, революцией, правдой взросления, переживаниями возраста, жизни за границей и так далее и так далее. Информационный каскад настолько велик, что я не возьмусь вам перечислять все его атрибуты и составляющие, вместо этого заблаговременно посоветовав прочесть сие творение самостоятельно — оно того более чем заслуживает.

А теперь хочу объяснить, почему.

Во-первых, здесь примечательно всё. Начиная от рисовки — то бишь оформления, которое крайне своеобразно, чем и захватывает, да заканчивая более чем живыми героями да столь же жизненным окружением, которое просто вопит о своей реальности. И ввиду такого тандема — минималистского рисунка и бытности происходящего — графический роман воспринимается полноценно и легко, кое-где с юмором, где это нужно, а кое-где со всей серьёзностью и горечью — опять же, где это нужно. И это прекрасно, ибо являть такие трудные темы в такой обёртке — талант, которым обладает Маржан, и за который я ей бесконечно благодарен.

Во-вторых: «Персеполис» — это автобиографический роман. То есть всё, что там происходит — пережито автором по-настоящему. И как же я был рад видеть фото ныне живущей Сатрапи и понимать, что жизнь её складывается как нельзя хорошо (номинация на «Оскар» за режиссуру в 2007 году как-никак) после прочтения книги, из-за которой я словно узнал этого человека — такого же живого, такого же реального как и мы с вами. Нас знакомят не только с проблемами её государства, что она «пропускала» через себя, но и с её личными проблемами, связанными с возрастом, отношениями, работой, учёбой и так далее. Каждое событие оставляет на ней свой отпечаток, который тем или иным образом меняет не только характер, но и внешний вид, и мировоззрение и прочее, прочее. В общем — в данном романе в некоторых моментах я видел те же проблемы, с которыми встречаюсь изредка сам. Посему возникает некая ментальная симпатия, связь, словно я знаком с этим человеком — это, вновь, большой плюс.

В-третьих: события окружающего мира, ибо Маржан рассказывает время революций в её родном Иране, время неприязни беженцев в Европе (которое и до селе, по-моему, не завершилось), время рока и панков, время на рубеже 80-ых да 90-ых годов. Только-только завершилась война в Афганистане, а уже враждуют Иран и Ирак. Смена власти, бунтующий народ и затыкающая социуму рты безжалостная длань репрессий. Распутничество Европейской молодёжи и откровенная антипатия к жителям стран Африки и Аравийского полуострова. Подростковые проблемы, а также восприятие себя как женщины и поставление против этого мышления мужчины. Лишённые логики политические суждения касательно власти над социумом, где можно то что можно, но также то, что можно и нельзя — парадокс. Не ясные панегирики бессмысленным смертям и многое многое другое — всё это есть в данной книге, и, скажу, даже больше.

Ладно, думаю хватит. Мне есть ещё крайне много чего рассказать вам о сием творении. Но вместо этого: я полюбил «Персеполис» всей душой и теперь советую его Вам с целью ознакомления — это крайне интересный взгляд на интригующие и волнующие вещи мировой жизни общества со стороны человека, с отнюдь не лёгкой судьбой, почему, по-моему, к ознакомлению подобное обязательно, хотя бы уже для того, чтобы осознать, насколько же люди, зачастую желая внешне мира и добра, сами создают вражду и губят судьбы. А это уже повод задуматься...

Я люблю Ницше за то, что я люблю с ним спорить.

Да, мои доводы и выводы — ничто для ушей иных людей, ибо величина Фридриха и моя ничтожность несравнимы. Однако здесь смысл в ином: творения сего философа заставляют думать, размышлять и выявлять некую свою правду опять же для себя — не это ли основная задача книг в целом. Да, это основополагающая цель произведений, и с ней Ницше справился, ввиду чего его уже следует называть великим.

Однако чем же так привлекательны его тексты, а в особенности тот, что хочу я рассмотреть: «Так говорил Заратустра». А своими суждениями, своей догматической правдой, чью состоятельность объясняет писатель читателю на протяжении всего творения. А уже как поймёт эти объяснения знакомящийся с книгой человек — его дело, ибо уж чего-чего а вариантов трактовок для данных рассуждений может быть крайне много. Взять хотя за пример выводы, что были сделаны фашисткой Германией в сороковые годы прошлого века: уничтожать бедных и не полноценных Ницше никогда не призывал, он призывает самих бедных и неполноценных превзойти себя, возвысится над собою, однако Гитлеровская коалиция решила иначе...

И я понимаю ввиду чего, ведь почти вся информация в данном трактате подаётся сквозь призму множества и множества метафор, которые и по отдельности могут быть не совсем понятны. Однако это полбеды, потому как далее Заратустра в своих словах да рассуждениях вновь прибегает к былым метафорам, чей смысл читатель мог уже забыть, а ведь он, наслаиваясь на идею иного метафоричного изъяснения, обрастает очередными мыслями да думами, создавая новое видение касательно того или иного момента бытия и человека. В общем — это всё очень трудно. Посему чтение данного творения для некоторых превращается в истинную пытку: ничего не понятно, ничего не ясно, и вовсе кажется, что читаешь на незнакомом языке. И поэтому я советую, настоятельно советую, ознакамливаться с сим произведением вдумчиво, медленно и с полным погружением, ибо оно того не только заслуживает или достойно, оно того просто требует.

Несмотря на небольшой объём, я потратил на «Так говорил Заратустра» порядка трёх недель, ибо читал как раз-таки крайне погружаясь в информационный поток. Доволен ли я остался? Более чем. Впредь я полностью уверен, что вырезать из контекста цитаты, как сейчас это принято во всевозможных интернет-порталах и так далее, Фридриха Ницше — это преступления, потому как на страницах сего творения ведётся спор не столько с читателем, сколько спор с самим собой, и на каждую фразу прямо тут же можно найти утверждение, её оспаривающее. Заратустра — крайне противоречивый герой, чьи мысли об окружающем мире и людях не остаются неизменными — нет. Однако на всём этом жизненном пути он всё равно не меняет своей основной позиции — мнения о не окончательном совершенстве людей, мнение о том, что человек — «лишь канат». Посему книга, не изменяя своей главной мысли и цели, рассматривает вопросы о мире и жизни с разных сторон, позволяя выявить некую правду для себя, или же осознать, что твоей правды здесь вовсе нет, а этим и заставить развить идею тобою выявленного мышления.

То есть. Я хочу сказать, что «Так говорил Заратустра» — более чем великая книга, действительно достойная внимания и ознакомления. Главное — не торопитесь. Это ещё не значит, что вы поймёте всё, но нечто обязательно сумеет Вас заинтересовать — будьте уверены, ибо что-то будет ортодоксально Вашим мыслям и суждениям, а что-то, как в моём случае, — наоборот. И это прекрасно, ибо это заставляет нас работать тем, что делает нас людьми — разумом.

Не могу в данном отзыве не сказать хоть немного слов насчёт автора сей книги, таким образом отдав ему должное уважение: Уильям Голдинг является одним из того немногочисленного количества писателей, которые получили одну из престижнейших наград в сфере литературного мастерства — Нобелевскую премию. Выбор таков был обусловлен словами, характеризующими его творчество как тот вид деятельности, где нам демонстрируется «истинное выживание». И я не могу не согласится с этим, особенно будучи ещё под впечатлением после прочтения «Повелителя мух».

Книга примечательна буквально всем. Начиная от контекста ситуации, а именно в каких реалиях она произошла, и заканчивая местом дислокации разворачивающихся событий — всё довольно экзотично и, особенно для того времени, в некотором роде является балансом среди уже обыденных читателю вещей по отношению к непривычным. Но главенствующую позицию среди этой самой неформальности занимают основные действующие лица, то бишь дети. Да, простые дети, где самым старшим не больше двенадцати лет. И вот на вопрос, на что способны столь незрелые представители общества, всецело абстрагировавшись как физически, так и морально от этого самого общества, нам пытается дать ответ Голдинг, словно через призму ребяческой натуры освещая простые человеческие грехи: завистливость, жажду наживы и власти. Уильям словно кричит со страниц книги, насколько же мы, люди, являемся зверями, коль не будем помнить от такой вещи, как дисциплина да развитие — то есть о том, что сами же для себя создали, мысля, думая, рационально размышляя о себе. Что хочу сказать: нам в данной книге открывается картина деградации людской, ввиду его пренебрежением своим опытом да познанием в угоду развлечений да прочих развратных для психики потребностей. Когда ты читаешь текст, где объясняется суть конфликта, в котором основные стороны представляют из себя лишь двух более-менее ещё думающих мальчишек да кучку детей-дикарей, просто ради забавы и всеобщего приобретения власти решивших изничтожить последние частицы разума, ты читаешь не просто историю этих ребят. Нет. Ты читаешь историю общества, которому можно внушить многое, и которое способно как быстро начать соображать о своём патовом положении, так и столь же резво забывать вообще, что они являются Людьми...

В общем — эта книга по истине хороша. Изначально Голдинг хотел написать, так сказать, иронический комментарий к «Коралловому острову» Р. М. Баллантайна. Но в конце концов он создал нечто более высокое, особенно в моральном плане. И да, хотелось бы ещё добавить, что очень аль насчёт одного факта: нельзя увидеть первоначальную версию романа, где первые страницы были посвящены подробному описанию ужасов политической мировой ситуации.

Спасибо за внимание.

Очень глубокое и сильное произведение, являющее собой истинное разоблачение людских пороков и человеческой желчи, что мы содержим в себе. Оно буквально через край наполнено метафорами да аллегоричными образами, указывающими лишь на ещё более худшее восприятие мира, нежели сложилось у нас до того момента.

Будучи тяжелым и раздробленным в повествовании творением, многие читатели могут так и не понять да не сложить всей картины происходящего, а также всей смысловой составляющей под конец данной манги, ввиду чего может создаться чувство не удовлетворённости и вообще абсолютного отсутствия здесь целостности... Но это лишь у тех, кто не желает не просто просматривать страницу за страницей восхваляя действительно проработанный рисунок, сочащийся чувственными красками, даже несмотря на свою монохромность. Те же, кто вместе с тем с головой окунается и в историю, отслеживает каждое событие выстраивая их в уме согласно хронологическому порядку, пусть это и требует дюжей мыслительной нагрузки — таковые останутся более чем довольны. И, я не желаю на себя хоть что-либо наговаривать что в положительном, что в отрицательном смысле, но я остался доволен.

К слову, рисунок в «Голограф на радужном поле» полностью отвечают канонам той основополагающей темы, что выбрал Инио Асано: здесь вы не обнаружить почти ни единого физически привлекательного персонажа. Внешний вид каждого уже заставляет сморщиться и пропитаться к нему хотя бы толикой недоверия. А когда раскрывается его личность и с душевного да морального плана — тогда всё нутро и вовсе кошки вдрызг когтями раздирают...

В общем, могу сказать уверенно, что подобное никак не понравится людям, которые привыкли видеть в каждом человеке добро, а вокруг лишь радугу, стараясь не замечать всей гнили и смрада как в общемировом, так и личностном плане. Эта манга буквально сдирает сросшиеся с головой «розовые очки», оставляя их владельца в недоумении и с глазами по пять копеек, ведь «Так не может быть!». Однако — может. Посему, в каком-то смысле, сие творения для кого-то может стать превосходным откровением и даже способно перевернуть мир, ну а циникам да мизантропам оно запомниться лишь как ещё одно качественное, красивое и завораживающее своей историей рукотворное отображение крика души человека, что устал от всей неестественности этого отнюдь не идеального мира...

Платон, будучи учеником Сократа, в своих сочинениях довольно часто указывает на то, что его мировоззрение сформировано именно на принципах ранее упомянутого мною великого философа.

Здесь читатель наблюдает диалог, где основным действующим лицом является не только данный древнегреческий деятель. Синопсис «Пира» можно обозначить так: это история одного дня из жизни софистов, которые собрались под началом драматурга Агафона, празднующего и принимающего празднование. Посему и наблюдаем мы за беседами сразу нескольких видных личностей древней Греции: комедиограф Аристофан, политик Алкивиад и многие другие обсуждают одну идею. А именно идею проблемы любви, которая родилась из рассмотрения проблематики малого восхваления основополагающему Богу Эроту.

И вот насколько сюрреалистичны полотна Дали, вот настолько же интересны да обоснованы идеи, что высказаны по сему вопросу здесь.

Рассмотрение проблемы с разных сторон позволяет самому изучить её более, чем просто доскональна, ввиду чего и своё мнение появляется на этот счёт незамедлительно. Мысли по повода разделения людей Зевсом или же аллюзии Сократа на дни былой своей жизни пусть и выглядят словно былинные истории, оттого не теряют своей примечательности, а главное — смысла. Каждое восхваление, подобно очередному удару молотка скульптора по новой своей скульптуре, словно изваяние вытесняет из необузданного камня твоего разума какую-либо собственную идею, взгляд на данный вопрос.

В общем: сие творение отлично хотя уже своей тематикой. однако вот некоторые мысли всё-таки совершенно никак не способны ужиться в моей голове с моим мировоззрением и вообще современными реалиями. Это идеи истинной любви юношей к юношам, мол, данная нежность только и есть правдива да искренняя... Вот от подобного, по крайней мере мне, стало плохо. Да, я понимаю, что собственное ИМХО мало кого волнует, но не могу не высказаться. Также я всецело осознаю, что дружба в те века была гораздо более видным делом, нежели любовь и вообще, однополые взаимоотношения тогда являлись по своей природе совершенно иным людским взаимодействием, нежели сейчас — да. И я бы это принял, коль Павсаний бы в своей речи не заверил коллег и в том, что, несмотря на истинность любви только в качестве симпатии к душе и разуму, она приветствует и в виду физической связи, но только между мужчинами... — ох, пожалуйста, кто-нибудь, скажите мне, что я нечто не так понял, или просто заставьте поверить в то, что эти слова имеют иной смысл. Но в любом случае — подобное высказывание я презираю и советую формировать своё мнение более на догмах наших времён, а из «Пира» вычленять то, что не являет собой столь вопиющую мерзость и бесстыдство, как однополая любовь, особенно меж представителями сильного пола — однако, так думаю только я.

Ну и из выше мною оговоренного можно ещё смело ввиду кое-чего похвалить данное творение: оно само по себе вызывает ярые споры, дискуссии и беседы, где иные люди уже сами для себя раскрывают нечто новое, благодаря бессмертному творению Платона, чьи идеи и мысли можно как и презирать, так и восхвалять всесторонне — всё зависит лишь от людей, что читают данное сочинение, ознакомление с которым уж точно лишним не будет.

Сказать, что я вновь в восхищении – не сказать ничего.

Изречения, что представлены нам в данном тексте, являют собой в основном диалог между двумя великими софистами былых веков, а именно между учителем Платона Сократом да мудрецом уважительных лет Протагором, чьи познания в области добродетель и самосовершенствования никто не смеет оспорить, однако тут акт именно данного деяния предстаёт перед нами.

Мы видим, как вдаваясь в неимоверно глубокие рассуждения и дискуссии, Сократ разбирает каждое слово великого философа, мощь чьего разума он не столько принижает, сколько разбирается в сием могуществе, ибо сам пришёл на эту беседу лишь с целью стать мудрее и лучше. И вот, дабы ничего не упустить из уст великого либо не понять не подобающе, каждая фраза, каждое замечание да изречение подаётся доскональному анализу с приводящимися примерами, аллюзиями на подобные события или же слова, былинными смысловыми историями и так далее. И это более, чем прекрасно, ибо мы наблюдаем всю нерушимость тех вопросов, да монолитность тех выводов, что приводят здесь двое этих древних философов. Плюс стоит сказать, что общего мнения, как такого компромисса стороны не находят, словно давая читателю самому до него добраться, причём опираясь лишь на свои суждения, рефлексией над которыми он, читатель, и занимается во время прочтения сего текста. Ну, по крайней мере так было со мной: ощутив губительную силу казуистики да недопонимания касательно некоторых тем, я буквально стал подходить ко многим насущным вопросам иначе, рассматривая проблемы отнюдь не с единоличной стороны...

В общем, для меня смысл в общих чертах открылся такой: (относится он в целом не столько к теме сочинения, как к общим ощущениям после прочтения) разум – это великий человеческий дар, которым род людской обязан пользоваться с остервенением да без устали, а иначе мы будем ничем не отличны от зверей.

Отличная повесть, показывающая не состоятельность множества мстительных, обидчивых и завистливых людей, что пытаются показать себя в обществе куда более лучшим и образованным человеком, нежели являются на самом деле. В «Апологии Сократа» Платон, вполне возможно не дословно, но чётко сохранив монолитный смысл, передал читателю последние изречения своего учителя, которого невежды, что не желали соглашаться с данным титулом, уличили в не поклонении богам и распутстве молодёжи, тем самым приговорив великого философа к смертной казни.

Читая данное произведение и сам задумываешься над своими подобными делами, что ты творишь ради мести или обычного вредительства тем людям, которые, возможно, этого и не заслуживают. Каждое высказывание Сократа, которое разоблачает судей и недругов его в виде истинно глупых и себе же противоречащих людей въедается в кору мозга, самостоятельно относясь к тебе самому: ты начинаешь подозревать себя в подобных далеко не мужественных деяниях, а чтоб действительно доказать свою несостоятельность, глаголишь словами Великого и понимаешь, что да, и за твоей душой подобное имеется. А признание — первый шаг на пути исправления.

В общем — это бесспорно прекрасное, драматическое произведение. Я безусловно соглашусь с теми, кто скажет мне, что понял я ещё не всё — да, смысл процентов 30 высказанного Сократом для меня завуалировано тайной, но это и благо — я точно не раз ещё вернусь к данному тексту. Он учит, он «разговаривает» с читателем, он заставляет подумать и поразмыслить над собой да окружающими. В общем делает то, что современной литературе мало когда удаётся.

Олдос Хаксли, являясь прекрасным творцом и мастером пера, сумел создать книгу, что, «заразив» умы сотен талантов, с подвигла эти светлые головы на написание чего-либо подобного в жанре анти-утопичного общества. Однако, почему, как я считаю, Олдос обязан войти в историю литературы как один из создателей этого жанра как такого, так это ввиду того факта, что его творение, заставив людей мыслить вроде ортодоксально ему, направило их на путь запретов свобод да вольностей, что само по себе является не ортодоксальным мышлением, если говорить о «корнях» «О дивного нового мира». То есть: Хаксли создал чистейшую утопию, породившую после себя куль с приставкой «анти»... Не это ли забавный, и в то же время гениальный парадокс?! Да! Это — он и есть!

Суметь разместить столь разносторонние мысли в книге направленной, вроде бы, на рассмотрение лишь одной темы — это нечто. Здесь можно лицезреть крайне много поднятых вопросов. Настолько много, что легче сказать, чего здесь обнаружить нельзя. Любовь, философия, людская свобода и людское счастье, навязывание нам мыслей а также самостоятельное мышление — что это и чем между собой они различны. Ох, поверьте, говорить мне о том, что для себя я тут обнаружил — бессмысленно. Я лучше посоветую вам самим разобраться в столь витиеватых переплетениях тем да размышлений, что выдвигает Хаксли. И не сказать, что он же и отвечает на поставленный им вопросы — он ведёт, будто бы, диалог с читателем, тем самым заставляя его думать самостоятельно. Рефлексировать над тем, что для него ближе, а что ему обрыдло. Какое строение политики и управления обществом по его мнению сносно и действительно имеет место быть да право на существование, а какое является истинным варварством да обесценивает всецело людское существование как таковое... В общем: поверьте — данная книга достойна внимания.

Однако есть и один не совсем удачный, по-моему, момент. Это язык. Знаете, я всё время сравнивал данное творение с его антиподом — «1984» Джорджа Оруэлла. И вот что заметил: у Джорджа не столь вычурный язык повествования, ввиду чего ты будто «окунаешься» полностью в ту историю и таким образом без каких-либо запинок и «переходов» во внешний мир, заканчиваешь её. Здесь же беллетристика кое-где «режет» око — всё же изредка слишком обширное нагромождения терминов, понятий или же просто труднопроизносимых слов является лишним. Да, они могут быть понятны (мне, например, было понятно всё) но произнося их в уме и понимая, что с текстом до сего момента они как-то словно не «вяжутся» — подобное заставляло нет-нет да отвлечься, а такой истории это не нужно. Не уверен, может здесь стоит винить перевод, а может и нет — факт остаётся фактом.

Однако он слишком малозначителен, чтобы можно было действительно хоть в чём-либо книгу явить виновной. Показывая нам исконно чистейшее «общество потребления», где правда скрыта не за семью печатями, а за ворохом бесцельной да не сугубо важной информации; где люди не мыслят сами, пытаясь сберечь нервы да иллюзорную добропорядочность, вместо того систематически выполняя действия, которыми были обучены на рефлекторном уровне; и вместе с тем предлагая пораскинуть мозгами — хорошо подобное или же плохо — Хаксли создал книгу, которую бесспорно можно считать шедевром мировой фантастики и антиутопичных текстов.. или всё же утопичных? Выясните для себя это сами, свой же ответ я оставлю при себе.

После прочтения данного произведения я в полном исступлении готов воскликнуть, что Джордж Оруэлл — Гений!

Да, он показывает жестко аппроксимированную реальность которая имеет крайне малый потенциал для сбыточности, но книга «1984» о другом. Она не даёт на обозрение всецело мир, созданный автором, нет. Она показывает людскую природу, претерпевшую изменения ввиду навязывания лживых идей и идеалов. Насколько может пасть человек, будучи слепым и абсолютно не разумным. Точнее: насколько низменным существом он может стать, когда в голову ему войдёт и навсегда там застрянет мысль его неполноценности, того, что он не способен не просто самостоятельно мыслить, но даже рефлекторно получать удовольствие самолично — он также не способен. Вот что здесь главное: продемонстрировать, насколько подобны мы на амёбу, когда перестаём быть теми, кем нас создали.

И Оруэлл показал данную деталь просто отлично: герой большую часть книги выражает и концентрирует в себе революционные идеи, хранит в душе надежду и всецело показывает нам истинность своих именно Человеческих особенностей, с гневным исступлением, но всё-таки подспудно, смотря в сторону всесильной партии, чью мощь он и не желает признавать. Однако концовка визуализирует в нашей голове строго иную картину, от которой приходишь в шок... И в то же время ты понимаешь, что она — правдива. По-иному быть не могло, как и не могло быть так называемого «Happy-end'а» — Оруэлл четко выстроил сюжетную линию в своей вселенной так, чтобы мы осознали не просто её целостность, но и невозможность иного расклада.

Безусловно данное творение сыграло огромную роль в умах общественности в своё время. Она не отличается беллетристическими излишками или вычурностью стихоподобного текста, нет. Тут ценность как раз социальная — «1984» следует прочесть уже хотя бы для того, чтобы вспомнить, какими Мы созданы Природой и какими Мы же по Её законам, а не чьим-либо иным, должны является.

Я неистово полюбил данное произведение, почему уверен, что ещё не раз к нему вернусь. А сколько я перечитаю, дабы полностью понять смысл прекрасно написанных Джорджем, две главы книги Голдстейна я и вовсе предположить боюсь, ибо уже понял, что именно в них кладезь идей не только для книги, но и для общества — в чём опять являет себя «цена» данного творения.

В общем. Прочтите сие произведения, которое с первобытным остервенением так и испускает из себя вереницей плеяды прекрасных идей, смыслов, аллегорий и так далее. Оно того стоит.

Прочёл я “Хранителей” только что, хотя фильм посмотрел уже довольно давно.

В общем и целом что же я думаю по данному роману: это просто нечто. Алану Муру, взяв за основу уже тогда существовавших героев комиксов “Charlton”, удалось создать свой собственный, неповторимый мир, аппроксимируя нашу реальность и, главное, перенеся основные проблемы тогдашнего времени на свою вселенную, показав таким образом наше собственное лицо, только в неком карикатурном стиле, таком, который нам не нравится, но который правдив. Конечно же, это было сделано ради того, чтобы мы, люди, не делали таких жутких ошибок как сделали в данном романе.

Это поистине отличная антиутопия, взявшая за основу идеи Живой супергероики и антивоенного комьюнити.

Почему Живой? Всё просто: тут привычные нам непобедимые герои предстаются как вполне заурядные личности, со своими проблема, переживаниями, грехами, недомолвками, тайнами и иными рефлексиями, с которыми они, как обычные люди, не способны справится окончательно, ввиду чего запирают их глубоко внутри себя, а после мучаются – вновь же, как простые обыватели планеты Земля. Вообще, по сути, настоящий Супергерой здесь один – Доктор Манхэттен. Но даже он не столько Супергерой, как просто Суперсущеность – он уже не причастен к нашему миру, для него не видения окружения в трёх измерениях, для него любое живое существо – лишь неимоверно огромная сборка частиц на субатомном уровне. Он – существо, способное ходить по Солнцу и перемещаться в иные галактики. Он всемогущ и этим вызывает страх людей, которые, по понятным причинам, не способны принять подобное как должное. Однако и сами люди кое-что совершают с Доктором: Мы – единственное, что остаётся не ясным и не понятным Манхэттенну. Таким образом можно отследить ещё одну интересную деталь в романе Мура – вопрос человеческой сущности, его истинной природы и сложности вообще его существа.

И это только малая часть подымаемых тем: как предстают нам абсолютно не идентичные герои – также с ними представляются нам и абсолютно разные вопросы бытия. Ностальгия по былому и некая скованность ввиду чувства своей неполноценности в образе простого обывателя со стороны Ночной Совы (Дэна Дрэйберга), не восприятие жизни как таковой ввиду извечного управления со стороны матери (первой Шёлковой Тени) и почти невозможности выбора своего, лично своего судьбоносного пути со стороны Второй Шёлковой Тени (Лори Юпитер), понимание мира как такового и ввиду этого отображение его в виде полунормального человека, полностью отвечающим канонам общества вроде “убей или будешь убит” со стороны Комедианта (Эдварда Блейка), принятие образа миссии из-за полной потери веры в человечество и самоличное взятие судьбы миллионов в свои руки, ввиду чего этому же сопутствует и водружение столь тяжкого груза на себя присущи Озимандии (Адриану Вейду) или же вовсе абсолютная склонность в крайность истинности правосудия и цель вершить именно добро, каким бы жестоким по своей натуре и олицетворению оно не было, а также принятие факта звериной натуры многих людей и цель сопоставь собой полную противоположность подобному, дабы свергнуть данный грех как таковой – это психическое построение нам открывает непревзойдённый Роршах (Уолтер Ковач). И это только половина, ибо в романе вместе с тем присутствуют и, так сказать, бывшие Хранители – Ополченцы, стоявшие на страже безопасности в сороковых годах. И от них также идет немалый напор на многие наболевшие темы общества, которые, как нам вместе с тем становится ясно, мало теряют свою целостность с течением времени, оставаясь актуальными.

В общем: я очень доволен данным графическим романом. Его оформление бесподобно, социальная стоимость неоценима – это бесспорно один из лучших романов 20 века. Его нельзя распределять как обычный комикс. Он подымает темы, которые никак не будут ясны обывателям младше хотя бы 18-ти лет, обнажает все аспидные плеяды человеческого естества, тем самым повергая в шок. Ввиду чего хочу сказать, что к прочтению данных двенадцати выпусков следует подготовится. И это я ещё не упомянул о всевозможных культурных, общественных и политических отсылках, которых здесь просто тьма! Чтобы все заметить самостоятельно, нужно быть не просто человеком образованным или же начитанным, нужно знать историю мировой ситуации сороковых годов прошлого века, шестидесятых, а также восьмидесятых. Необходимо просмотреть не одну дюжину фильмов, которые уж точно мало известны в наших краях. Необходимо примерно представлять модные в то время тенденция в разнообразных отраслях обслуживания и удовлетворения людей: еда, ТВ-передачи, комиксы и так далее и так далее.

Итог: “Хранители”, как графический роман, без каких-либо обиняков является культурным феноменов, шедевром, отображающим по-настоящему важные темы в молодом жанре литературы, тем самым подымая его не только читательскую, но и общественную ценность. Он вобрал в себя столько всего, что обо всём рассказать я никак не сумею, потому я просто советую вам прочесть данное творение: но предупреждаю вновь – приготовьтесь. Вас явно многое повергнет ступор неожиданности, а коль полностью всё повествование не впечатлит, то концовка уж точно оставит отпечаток… если, конечно, вы фильм не смотрели.

Прочёл я “Хранителей” только что, хотя фильм посмотрел уже довольно давно.

В общем и целом что же я думаю по данному роману: это просто нечто. Алану Муру, взяв за основу уже тогда существовавших героев комиксов “Charlton”, удалось создать свой собственный, неповторимый мир, аппроксимируя нашу реальность и, главное, перенеся основные проблемы тогдашнего времени на свою вселенную, показав таким образом наше собственное лицо, только в неком карикатурном стиле, таком, который нам не нравится, но который правдив. Конечно же, это было сделано ради того, чтобы мы, люди, не делали таких жутких ошибок как сделали в данном романе.

Это поистине отличная антиутопия, взявшая за основу идеи Живой супергероики и антивоенного комьюнити.

Почему Живой? Всё просто: тут привычные нам непобедимые герои предстаются как вполне заурядные личности, со своими проблема, переживаниями, грехами, недомолвками, тайнами и иными рефлексиями, с которыми они, как обычные люди, не способны справится окончательно, ввиду чего запирают их глубоко внутри себя, а после мучаются – вновь же, как простые обыватели планеты Земля. Вообще, по сути, настоящий Супергерой здесь один – Доктор Манхэттен. Но даже он не столько Супергерой, как просто Суперсущеность – он уже не причастен к нашему миру, для него не видения окружения в трёх измерениях, для него любое живое существо – лишь неимоверно огромная сборка частиц на субатомном уровне. Он – существо, способное ходить по Солнцу и перемещаться в иные галактики. Он всемогущ и этим вызывает страх людей, которые, по понятным причинам, не способны принять подобное как должное. Однако и сами люди кое-что совершают с Доктором: Мы – единственное, что остаётся не ясным и не понятным Манхэттенну. Таким образом можно отследить ещё одну интересную деталь в романе Мура – вопрос человеческой сущности, его истинной природы и сложности вообще его существа.

И это только малая часть подымаемых тем: как предстают нам абсолютно не идентичные герои – также с ними представляются нам и абсолютно разные вопросы бытия. Ностальгия по былому и некая скованность ввиду чувства своей неполноценности в образе простого обывателя со стороны Ночной Совы (Дэна Дрэйберга), не восприятие жизни как таковой ввиду извечного управления со стороны матери (первой Шёлковой Тени) и почти невозможности выбора своего, лично своего судьбоносного пути со стороны Второй Шёлковой Тени (Лори Юпитер), понимание мира как такового и ввиду этого отображение его в виде полунормального человека, полностью отвечающим канонам общества вроде “убей или будешь убит” со стороны Комедианта (Эдварда Блейка), принятие образа миссии из-за полной потери веры в человечество и самоличное взятие судьбы миллионов в свои руки, ввиду чего этому же сопутствует и водружение столь тяжкого груза на себя присущи Озимандии (Адриану Вейду) или же вовсе абсолютная склонность в крайность истинности правосудия и цель вершить именно добро, каким бы жестоким по своей натуре и олицетворению оно не было, а также принятие факта звериной натуры многих людей и цель сопоставь собой полную противоположность подобному, дабы свергнуть данный грех как таковой – это психическое построение нам открывает непревзойдённый Роршах (Уолтер Ковач). И это только половина, ибо в романе вместе с тем присутствуют и, так сказать, бывшие Хранители – Ополченцы, стоявшие на страже безопасности в сороковых годах. И от них также идет немалый напор на многие наболевшие темы общества, которые, как нам вместе с тем становится ясно, мало теряют свою целостность с течением времени, оставаясь актуальными.

В общем: я очень доволен данным графическим романом. Его оформление бесподобно, социальная стоимость неоценима – это бесспорно один из лучших романов 20 века. Его нельзя распределять как обычный комикс. Он подымает темы, которые никак не будут ясны обывателям младше хотя бы 18-ти лет, обнажает все аспидные плеяды человеческого естества, тем самым повергая в шок. Ввиду чего хочу сказать, что к прочтению данных двенадцати выпусков следует подготовится. И это я ещё не упомянул о всевозможных культурных, общественных и политических отсылках, которых здесь просто тьма! Чтобы все заметить самостоятельно, нужно быть не просто человеком образованным или же начитанным, нужно знать историю мировой ситуации сороковых годов прошлого века, шестидесятых, а также восьмидесятых. Необходимо просмотреть не одну дюжину фильмов, которые уж точно мало известны в наших краях. Необходимо примерно представлять модные в то время тенденция в разнообразных отраслях обслуживания и удовлетворения людей: еда, ТВ-передачи, комиксы и так далее и так далее.

Итог: “Хранители”, как графический роман, без каких-либо обиняков является культурным феноменов, шедевром, отображающим по-настоящему важные темы в молодом жанре литературы, тем самым подымая его не только читательскую, но и общественную ценность. Он вобрал в себя столько всего, что обо всём рассказать я никак не сумею, потому я просто советую вам прочесть данное творение: но предупреждаю вновь – приготовьтесь. Вас явно многое повергнет ступор неожиданности, а коль полностью всё повествование не впечатлит, то концовка уж точно оставит отпечаток… если, конечно, вы фильм не смотрели.

Ну, что ж сказать — данное произведение довольно порядочный рассказ. То есть он не переходит черту чего-то редкого и запоминающегося, также не пересекает подобную черту, так сказать, абсолютной несуразицы.

Это — просто хороший, неплохо написанный рассказ, ни в коем случае «не хватающий с неба звёзд». Обыкновенный, сотни раз наблюдаемый нами в разнообразных интерпретациях сюжет, движение по которому идёт в четко прямом направлении; обыкновенные персонажи, чья подноготная нам даже не объясняется, но ввиду своей обыденности складывается чувство, что мы хи уже где-то будто видели; неплохое написание, из-за этого к слову «Цена победы» и читается довольно легко да приятно.

В общем — мне это произведение понравилось, но оно вряд ли мне запомнится. Это обыкновенный, истинно Хороший рассказ, в котором всё же нет-нет да кое-где картину портит излишний пафос. А так — заурядное чтиво, с которым просто приятно ознакомиться на не желающую думать голову и остаться впоследствии полностью удовлетворённым.

Честно, думал прочесть второсортное, особо не интересное и не примечательное творение, которое не заставляет ни задуматься, ни восхититься собой, ни корить себя... А получилось, что прочёл довольно примечательный рассказ с неожиданной концовкой.

Изначально всё было именно так, как я и подразумевал. Вторичный сюжет, картонные персонажи, особо не ясный фарс касательно главного противника Главного Героя, по воспоминаниям которого становится ясно, что прошлый подобный соперник была куда более грозным бойцом, а ввиду этого и не особо интересный бой, к слову не шибко хорошо расписанный — авторский язык тут также не особо сильное звено. Но многое из этого, как например проработка центральных фигур, можно снести на малый объём произведение — так что простительно. Но даже с подобной привилегией творение не тянула более чем на 5-ть или 6-ть с натяжкой. Однако финал... Такого я взаправду не ожидал, и такое взаправду меня порадовало и даже чуть удивило, за что я говорю спасибо авторам.

Сколько слов сказано, сколько отзывов да рецензий написано по поводу данного, бесспорно бессмертного творения Фёдора Достоевского.

Примерять на себя образ глашатая да петь онёры насчёт его гениальности я не хочу, ибо считаю, что это и так уже ясно да понятно. Я же собираюсь лишь внести свою небольшую лепту в весь сей беспрерывный каскад восторженной критики.

Несмотря на свою любовь к классике да и вообще к книгам, прочёл сие творения я только сейчас. В школе не брался, ибо считаю, что ни в коем случае не стоит начинать знакомится с произведением, знакомство с которым в данный момент времени тебе не желанно, ибо тогда ты будешь просто не так сосредоточен на улавливании его смысла и основной идеи, вместо того спешно пробегаясь глазами по страницам да не «вычерпывая» для себя самого ничего важного... Возможно я не прав, но именно потому умудрился ознакомится с этой замечательной книгой только сейчас.

И что же я хочу сказать: как вы наверняка уже поняли, я до глубины души полюбил «Преступление и наказание».

Это творение, которое охватывает такой пласт наболевших для социума проблем, а затем разбирает их, оставляя итог свободным для читателя, что расписывать о каждом «освещённом» аспиде общества, а также рассказывать вам своё мнение и конечные результаты, взятые именно «для себя», я не возьмусь, ибо понимаю, что не хватит не только двух-трёх подобных отзывов, да и дюжины будет не хватать. Вместо этого я посоветую вам самим прочесть рукопись Достоевского — текст её настолько лучится бытностью и сегодняшних дней, что нет-нет да не верится, будто это было написано более двух веков назад. Желчь тогдашнего народа и по сей день не оставляет людские тела да умы. По сей день «Преступление и наказание» актуально и даёт благодатную почву для размышления над многими окутывающими нас проблемами, которые изредка да уже успели и въестся в корку мозга, позволяя считать себя «сносными». Но нет! Эта книга сбивает с них спесь, встряхивая человека, читающего её, да красноречиво показывая, насколько Это пошло, подло и неблагоразумно! Заметьте, я не уточняя какая именно Проблема — их здесь масса, и каждый найдёт, так сказать, Свою, в какой-то степени ему привычную. А после уже, вытеснив для себя итог и сформировав его себе, сделает выводы... И уж точно в какой-то степени да сменит взгляды. Вот почему это творение на века и безо всяких пререканий со стороны я заявляю от себя, что сей шедевр Фёдора Достоевского должен прочесть каждый!

Но позвольте же мне сказать, что именно для Себя здесь я обнаружил.

Для себя я обнаружил многое, но одна идея, которая раскрывается на нити всего повествования, запала мне в душу болей всех иных. Это идея «Уникальности» некоторых людей пред другими «Не уникальными» обывателями. Она буквально взбудоражила мои думы. Я долго и неистово искал для Себя, именно для Себя ответ на сей вопрос: «А может ли Человек, будучи Гением от рождения, перешагнуть через человечность ради исполнения воли своей, выражающей нечто более возвышенное, да великое, нежели то, что предстоит Ему, коль Он так и останется пред этой Чертой Человечности?»... И я нашёл для себя ответ. Понимаете, просто сам себе Человек не может дать однозначный ответ своей Величины. Он не может определить своей Гений и сказать «единогласно», будто именно ему предстоит перевернуть сей Мир... Нет. Человек не таков, и здесь нам даётся ответ, как именно человек, особенно молодой и многообещающий, то бишь Раскольников, может определить свою Уникальность. Ему ни в коем случае не следует зацикливаться лишь на своём мнении. Обязательно он должен прислушиваться к мнению людей, что дороги ему. Да! Не прохожих безызвестных, а тех, кто ему дорог, те, кому дорог он. Слушать и слышать своих истинных товарищей, своих близких и родных — вот от кого он должен получать информацию, а из этого уже делать портрет свой, касательно собственной Индивидуальности. А также я обнаружил ещё одну более чем интересующую опять же меня тему: то, насколько человеку обязательно внимание и то, насколько человек нуждается в восполнении собственного внимания. То есть: когда Он дарит Кому-то Себя, Ему необычайно важно, чтоб и этот Некто дарил Себя Ему. Это мы видим на примере Дунечки да Свимдригайлова, или же Раскольникова и Сонечки. Честно — меня эти истории заворожили и заставили поменять своё мнение насчёт некоторых житейских обыденностей...

В общем. Пол поводу сего творения говорить я мог долго и неистово, всячески нахваливая его да рассказывая вам о тамошних сюжетных оборотах, ходах да персонажах, но я не желаю этого делать, ибо всецело уверен: если человек доселе не прочёл сие творение, то он должен его прочесть! Книга полна интересных, уникальных характеров, неоднозначных ситуаций, завораживающей рефлексии главного героя — что вообще редкость, так как достойно, интересно описать мыслительные процессы тех или иных героев получается не у многих писателей, однако Достоевскому это удалось! И конечно, для меня, «Преступление и наказание» полно неописуемо огромным простором мысли, выраженной в обозримой с разных сторон философией, открытой для читателя, дабы тот сам для себя домыслил нечто, по его мнению, не достающее, и принял вариант более по себе схожий. Конечно, уже по прошлым моим словам понятно, книга неоднозначная. Но тем она и прекрасна! Каждый найдёт нечто своё и для себя, и каждый как-то, но изменится. Я люблю эту историю, лучшего конца для которой и придумать было нельзя — он открыт и действительно даёт свою, собственную, некую «авторскую» надежду. Своеобразный «Happy-End» — позвольте так выразится. Я точно ещё вернусь к данному шедевру, и советую заняться его прочтением вам, коль есть желание пере прочесть, или же вовсе ознакомится — не пожалеете.

P.S. Только уже ради Пятой главы в Третьей части книги, я советую данное творение всем и каждому — отчего-то она запала мне больше всех прочих. А какая ваша любимая часть да глава? Просто интересно... А вообще: спасибо за внимание.

Знаете, у Андрея Дьякова есть такая интересная особенность, касательно писательского процесса.

Данная особенность может работать только лишь в такой Вселенной, как Метро 2033. Хотя и в иных постапокалиптических мирах она также смотрелась бы не дурно. Но здесь, где люд буквально «ушёл под землю» — подобное выражает свой истинный потенциал без остатка. Что за особенность?

Наверное я слегка не так выразился, ибо более это схоже на схему: взять некий довоенный аппарат, коего существовать в контексте постапа просто не может, и закрутить его в таком антураже, чтобы его появление и вообще целостность не выглядели глупыми. Такое работало в «К свету» — но там данного было не много и атмосфера больше брала своё, как и судьбы вполне проработанных персонажей. Это же построение выполнило свою роль и в «Во мрак» — ввиду опять же несильной акцентированности и увеличенной «роли» метрополитена, МЗКТ не вызывал вопроса, на подобии «Какого?!». А вот Здесь уже не сработало...

С первых страниц мне данная книга понравилась. Честно. Видно, что автор повысил свой уровень как построения, так и написания текста. Сюжет вновь показался очень и очень неплохим... Но вот с характерами героев сразу же возникла проблема: пресные, неживые диалоги, а также необъяснимое поведение, не характерное в контексте реального мира, просто вынуждали смотреть на персонажей сквозь пальцы...

Но дальше — больше. Экшен — везде один экшен. За призмой извечных заурядных «пострелушек», которые к середине уже порядком надоедают, мы не видим группы Людей.. мы видим картонные фигуры, лишь нажимающие на курки или же выполняющие какие иные боевые действия, а изредка примеряющие на себя маску Человека дабы порассуждать на какой действительно интересный и многогранный вопрос — но подобного слишком мало и выглядит это не целостно, будто автор просто нечто не дописал.

Также главный злодей... Тут я вообще просто не мог сдержать истерического смешка: он называет сам себя будущим главой Яматау, он крепко вгрызся в данную цель и не желает её отпускать — так вроде бы в контексте, а на самом деле он отправляется за немалое количество тысяч километров, дабы отомстить... Да. Что тут ещё можно сказать. Глава Яматау! Человек, прошедший не одно сражение и будущий ранее уже приближенным к правительству лицом, просто поддаётся своим чувствам! Даже не задумываясь над участями людей уже подвластного ему города, к правлению над которым он, вроде бы, так долго шёл! Нет.. ну как это можно назвать.

А ещё это неимоверно широкая улыбка Фортуны, преследующая как основных героев, так и их соперников — в битве ты не переживаешь за них, ты просто читаешь очередную красочно описанную стычку, где победитель тебе уже известен... В общем — опять мимо.

Но что же я всё о минусах? Ведь плюсы также имеются!

Конечно — это Язык. Андрей Дьяков увеличил свой «словарь» очень и очень сильно — это чувствуется и это ценится. Так видны не слабые усилия, с которыми был спланирован и доработан сюжет. Ну и конечно же финальный аккорд — что уж говорить он более чем добротен!

В итоге: не могу сказать, что книга плохая. Нет. Она являет собой качественный продукт, который особо приятно видеть в плеяде последних книг Вселенной Метро. Но ввиду излишней динамике теряется атмосфера, теряется ощущение безысходности и ты перестаёшь читать само, собственно говоря, Метро. Но, вот тут уже я посоветую, если взять, да в «один присест», так сказать, «съесть» всю трилогию — эйфория будет явно неземная. Я так точно когда-нибудь подобное попробую, ибо сия книга — прекрасное дополнение, завершающую картину Андрея Дьякова. Столь эпичную для Метро 2033 картину, что в её существование просто сложно поверить... Но Андрей сумел реализовать столь проблематичную идею, а посему ему могу сказать я только «Браво!».

Ну а читать вам или не читать эту книгу собственно либо все три сонмом — решите сами. Общие черты я обрисовал — остальное за вами.

Спасибо за внимание.

Знаете... Я честно не недоумеваю, ввиду чего сему творению стоит столь низкая оценка...

Я уверен, меня мало кто поддержит и уж тем более вряд ли кто согласится, но позвольте же мне замолвить словцо по поводу тех сторон рассказа, которые показались мне именно его силой. Может я чего-то не понимаю и лишь придумал для себя эти самые стороны, может я слишком большой фанат серии и просто не могу позволить себе сказать что-либо отторгающее читателя от сих произведений, может я просто дурак, который слепо верит в то, что прочёл нечто действительно хорошее, ибо ему не желательно думать о том, что он потратил несколько минут своей жизни в пустую... Всё может быть. Но позвольте же мне хотя бы попытаться защитить «День без фантазий» Александра Дядищева.

В общем, я считаю данный рассказ одним из лучших в серии S.T.A.L.K.E.R. Почему? Всё просто: он оригинален. Тут нет каких-либо главных героев или их противников, тут нет разделения на рудиментарное добро и такое же не целостное зло. Тут нет выбора сторон и морали. Тут есть только Зона. Тут есть только текст, пытающийся показать эту злосчастную территорию в нагом виде, в Её первозданно однообразной красе, выраженной в Её стагнационной жизни после Её же смерти. Мне нравится данное произведение, потому как здесь есть точная мысль, которой и заканчивается небольшое повествование. Однако до того оно пронизывает всё строчки, намекая нам о своём существовании. Мне нравятся эти отсылки к еле-еле чувствительному «дыханию» Зоны, описание Её полумифической фауны, так и не показавшей себя, лишь подтверждая свою грозность и силу. Мне нравится читать «День без фантазий» и изображать в голове по канонам автора ту самую, необъятную, необъяснимую, опасную, жуткую, но такую притягательную и своеобразно прекрасную Зону. Её мертвенно монохромные просторы, залитые мрачными тенями от свинцовых туч. Её неподдельно смертоносную живость, выраженную в давнишней кончине... Мне это нравится, и до того момента, как я «залез» на данную страницу, я думал, что это нравится и другим.

Но видимо, я — слепец, или же безнадёжный романтик — хотя таковым никогда себя не считал. Поэтому, повторюсь, может я просто дурак... Вполне реально. Однако как бы то ни было я ещё не раз перечитаю сей рассказ, чего посоветую и вам — вполне реально, что вы-таки найдёте нечто новое и для себя.

А данный отзыв — лишь моё мнение и прошу не принимать его серьёзно. Это лишь беллетристические разглагольствования человека, влюблённого во Вселенную S.T.A.L.K.E.R, ту пышущую своей таинственностью Вселенную, за чью атмосферу я готов отдать многое. В данном рассказе земли Чернобыля лучатся и тайной, и первобытным страхом, и тем самым антуражем, а также присутствует основная мысль, в качестве столпа стоящая для всей земли, поражённой Вторым Взрывом ЧАЭС и её основной идеологии: «Зона — не для Людей!»...

Спасибо за внимание.

Итак, «Время туманов» — что это такое.

Только-только прочитав данную книгу, на освоение которой у меня ушло довольно много времени, то бишь целых две недели, что для меня редкость, я, так сказать, с пылу жару готов вам рассказать обо всём, что считаю нужным выразить в отзыве на сие творение.

В общем, коль ещё не ясно по времени, которое я затратил дабы с первой страницы «дойти» до последней, разъясню: книга довольно скучна.

Знаете, я люблю Вселенную S.T.A.L.K.E.R... Но это не та вселенная. И плох даже не данный факт, нет. Более всего худо, что они связали Вселенную, созданную на базе «Пикника на обочине» братьев Стругацких и нам больше привычную Зону, которую в своей Тень Чернобыля отобразила GSC Game World. Вот это слабая сторона. Хотя, в ней тоже есть свои плюсы. Но давайте по порядку.

История повествует нам о «перегоревшем» сталкере Сером, который по воле судьбы должен вновь отправится в Зону, дабы сопроводить экспедицию до аномального очага. Вот только на сей раз закинут его не в те измождённые земли Чернобыля, нет, а в новую, московскую Зону, которая была создана дланью явно какого-то более высшего существа.. это я виду к тому, что толком нам происхождение данных Зон не объясняется. И нет, если было бы хотя бы туманно нечто рассказано, как помните в том же «Пикник на обочине», когда первые страницы были полностью посвящены этой теме. Там было зерно некой туманной ясности, которое позволяло нам ощутить реальность той Зоны. Здесь такого нет. В середине и под конец текста присутствуют мелкие догадки по поводу — но это более аллегории, которое сплетаясь с философией человеческих душ не позволяет ощутить тамошнего реального бытия. Хотя теорема научного сотрудника Игоря порадовала — на фоне общей беллетристики она действительно выглядела неплохо. В общем, создатели данной серии просто взяли, и притянули идею за уши, пытаясь более нажиться на «прошлой» Зоне — это минус. Плюсом же хочу отметить воспоминания Семена, он же Серый, о его похождениях по покинутым землям Чернобыля – они так и пылают той самой, каждому фанату серии знакомой, любимой, согревающей душу атмосферой. Но к сожалению подобные “отдушины” редки и невелики. Посему сильно “надышаться” не выходит.

Что ещё неплохо, так это развитие персонажей. Да, оно довольно вторично и казуально, но в общем и целом своей самобытностью и колоритом они наполнены, ввиду чего тебе хорошо запоминаются как сам сталкер, так и военный Ткаченко, который в самом конце вовсе показывается нам самым “живым” из всей троицы, так и примечательный ученый Игорь, обладающей одной интересной особенностью, которая, на мой взгляд, лишь уменьшила картину его реалистичности, тем самым понизив веру в самого “ботаника”, спасают лишь его же дельные мысли да страсть к делу, в которых реально видна некая душа. Об остальном же окружении так сказать не могу: тут уже обтёсанный картон. Бандиты бранно выражаются и будто клишируют сами себя, герои-“уникумы” не удивляют своей привычной читателю уникальностью. А мутанты… что ж, об этом поподробней.

Монстров в книге немного, из-за чего я решил, что на нас будет более давить как раз общая атмосфера порабощённой неведомой напастью Москвы. Ан нет. Когда мутанты появляются, герои не воспринимают их уж больно в серьёз, ввиду чего и нам они не кажутся опасными. А в обширном плане: город также не вселяет ужаса в душе и не принуждает своим наполнением основных персонажей оборачиваться на каждом шагу, выискивая опасность либо темный закуток, дабы там спрятаться. Если быть кратким – не очень описан как сам город, так и его нутро, а также реакция наших героев не слишком способствуют его устрашению, почему не то, ни другое, ни третье не вселяет реального страха.

Что ещё бьёт по атмосфере, так это концовка. Спойлерить не буду, только лишь уверую вас: здесь нас ждёт абсолютно иная история, нежели в, скажем, “Мечте на поражение”…

В итоге, что хочется сказать. Книга в общем да целом по себе не плоха, особенно если учесть, в какой серии она представлена, пожалуй – это лучшее, что есть в новом СТАЛКЕРЕ. Конечно, его не сравнить с теми книгами, что были там, где сие слово было написано по английскому алфавиту, а между букв стояли точки. Но оно того и не требует – своеобразная классика создала свой уровень, до которого в таком жанре, интересном в особенности молодым малопонимающим лицам, которые уже выросли на сих книгах, добраться трудно иным сериям-“близнецам”. Но я на подсознательном уровне не могу не ставить стандарты S.T.A.L.K.E.Rа сюда, а потому – слабо. Да, во “Время туманов” присутствуют неплохие, и даже очень хорошие, моменты. Но, к сожалению, их немного и в основном они связаны с той, нами любимой Зоной. В Москве же всё происходит как-то медленно и без своей личной, отличительной эстетики, которая бы завораживала да повергала в шок. Посему книга и читается так, будто мы пережёвываем сразу целую пачку “Huba-Buba”… Думаю, аллегория ясна.

Читать, или не читать – решайте сами. От себя же скажу, что лучше прочесть “Фреон” того же Сергея Клочкова – вот, где он показал себя как истинного мастера атмосферы и сэттинга. И пусть, что там авторский его язык ещё довольно слаб да не многогранен, зато там чувствуется живость, реальность, страх и непередаваемая теплота дружбы. Здесь этого гораздо, гораздо меньше…

Я не перестану удивляться гению, которым обладал Аллан Эдгар По. Воистину — это мастер Всех жанров.

«Разговор с мумией» является непременной сатирой, высококлассным комедийным повествованием играющим на абсурде и искренней достоверности: здесь профессионализм автора, касательно серьёзности подачи, гложит чувства читателя до самого конца таким образом, что ты не может перестать верить во всю достоверность происходящего, притом, с нисходящей с уст улыбкой, на закромах сознания отдавая отчёт о невозможности описанного. Да, из-под пера писателя легендарных рукописей, прячущих в себе пугающую, жуткую натуру текста, столь позитивный текст для меня оказался истинным открытием — не ожидал, никак не ожидал. И тем не менее был приятно поражён, удивлён да, что не странно, прилично развеселён под конец прочтения.

В общем, хочу посоветовать данный рассказ всем людям, кто ищет примечательного повествования, не лишённого посыла, юмора, да любит «покопаться» в аллегориях и самостоятельно раскрыть смысл их подачи: в «Разговор с мумией» всевозможных сопоставлений и отсылок очень много, что не только заставляет посмеяться, но и подумать, при этом в очередной раз показывая Эдгара По, как человека неимоверных познаний... Ну, последнее я от себя добавил: не могу перестать восхищаться этим деятелем давно минувших времён, чьи тексты и по сей час смотрятся свежо и оригинально.

Не будьте слепцами перед своей мимолётной прихотью, возомнившей себя, вашими же стараниями, истинной целью всей жизни — вот, как по мне, о чём достоверно и развёрнуто говорит данный рассказ!

Некое недоверие к происходящему присутствовало с самого начала, но концовка, объясняющая всю хитросплетённую схему общего заговора, специальных недомолвок и курьёзных недопониманий — непередаваемо порадовала своей конструктивностью. Начала сильно напомнило «Страдания юного Вертера» Гёте. А вот последние страницы... по-моему, в некоторой степени, содержание тех строк может посоревноваться с аферами из именитого «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. Но здесь это выполнено в авторской, исконно неповторимой манере Эдгара По: многообразие языковых поворотов, оборотов и вовсе беллетристики — для ценителя высшая услада.

В общем, прочтите данное произведение: надо уметь смирять свой пыл, и не будьте слепы желанием, умом да сердцем, правда... Хотя. Чего это я? Аллан Эдгар По разъяснит вам всё гораздо лучше.

Отличный рассказ, просто отличный.

Мрачная атмосфера, столь свойственная Аллану Эдгару По, просто «переливается» своим антуражем через край. Волей-неволей, но от деяний и описания кота ты сам начинаешь оборачиваться по сторонам да искать взглядом данное животное. Но не столько именно питомец жути придаёт, сколько разум и поступки главного героя — вот тут уже истинная психоделика. Честно, давно я не был так захвачен ужасом, что, отдавая отчёт мурашкам, бегущим по телу, не смел отвести взгляд от произведения.

Отвадить себя от очередного восхваления словесного мастерства Эдгара По я вновь не сумею — шикарное разнообразие оборотов и вообще непроизвольно чувствуется истинная рука мастера.

Сие повествование не отождествляет себя к томному описанию характеров (хотя Аллан и подобное превращает в чистейшую усладу) нам демонстрируется история конфликта, вызванного ничем и закончившегося так, как и предполагалось... Но вот его развитие — это нечто. Посему к прочтению советую, особенно любителям таких деятелей как Говард Лавкрафт да Стивен Кинг.

Собрать неимоверно качественный тандем из высококлассного детектива, захватывающего приключения и кое-где явственно отражающегося триллера... Кто бы мог ещё смог сотворить данную смесь в таких подходящих пропорциях, коль бы не Эдгар Аллан По? Правильно — подобных ему трудно сыскать.

«Золотой жук» — то произведение, которое, отходя от общих канонов макабристики, так присущих автору, всё равно умудряется напугать и в ужасе заворожить в некоторых моментах читателя. Однако, повторюсь, шаг в сторону иной литературы иного жанра сделан большой, посему тут нам видится приключение, и накал страстей происходит именно на данной черте рассказа. Причём, хочу сказать, что эта деталь, в своём наполнении, ничуть не хуже, нежели в именитом «Острове сокровищ» — клад, его нахождение, волнение, вызываемое возможными ошибками. Всё это есть и существует очень яро в наших героях, что, опять же, только придаёт им живости, и только идёт на пользу самому рассказу.

Но коль уж говорить о данном творении, то, ясное дело, нельзя не упомянуть о такой составляющей, как мастерски построенная интрига, раскрытая в конце по способу отгадки главного шифра сего творения... И вот это просто прекрасно: Легран, наделённый столь гибким умом да логикой, не сразу явной нам, смог так искусно и быстро определить истинное лицо той бессмысленности, что нашёл на клочке пергамента, чьё появление также вызывало множество вопросов, на которые он, опять же, в последствии-таки сам дал ответы — подобной дедукцией мог похвастаться только, разве что, сэр Шерлок Холмс, с которым я-таки не премину сравнить выше названного героя повествования Эдгара По. После подобного, поверьте, каким бы вам его невзрачный портрет не показался изначально, ему хочется подражать, или хотя бы некоторое время пытаться думать так же, как и он.

Ну и остальная атрибутика не сдаёт: неописуемо красиво разъяснённые пейзажи. Слуга и рассказчик, отходящие на задний план, никак не отдают «картонностью» — полностью проработанные, живые примечательные персонажи. Разнообразие языковых поворотов да и вовсе авторский язык лишь услащает столь прекрасный продукт — в данном смысле я никогда не перестану нахваливать Алана Эдгара По. Ну и концовка. Для сего мистерии непривычно, но тем и оригинально: спойлерить не буду, лучше сами прочтите.

Поверьте, о потраченном времени вы не пожалеете никогда.

Что есть истинное сумасшествие — четкое уверенность в собственной нормальности и отвержение факта расстройства, или же неописуемое желание лишить мир от какого-либо противоестественного тебе признака внешней среды. Для каждого, после прочтения сего рассказа, этот вопрос начинает иметь свой ответ.

Эдгар Аллан По как обычно подаёт ситуацию сквозь свою «фирменную», пропитанную мистицизмом и ужасом, призму своеобразного отчаяния. Он вновь сумел вогнать читателя в крепкую атмосферу чего-то запредельно неясного для самого «слушателя повествования» и, «отдавая» нам всё новые и новые страницы, только усилил данное давящее чувство — под конец и сам волей-неволей задумался, насколько нормален я. Ибо тут, где всё дано с таким непостижимым абсурдом, высвобожденном в поступках главного героя, ты, вдаваясь в дебри вопроса нормальности и безумия, начинаешь всё больше и больше размышлять по поводу своего причастия к тому или иному «классу» людей. И ладно если бы мысли были не шибко долговечны, так нет: сопоставляя детали из рассказа да свои поступки из жизни, кое-где находишь чистейшее сопротивление.. а кое-где и сам уже не уверен в собственной ясности ума.

В общем, сильно долго я разглагольствовать не буду — лучше просто прочтите «Сердце-обличитель» и вы поймёте, почему же, задумавшись о главном смысле данного творения можно «зайти» в невозвратные философичные дали, а также почему-таки Сердце — всё же обличитель...

Иного и не ожидал я Аллана Эдгара По — символичность, показанная в беспомощности человека перед матушкой природой, но также и поощрение его ума, как одного из сильнейших созданий эволюции. Автор нам как бы указывает, что по большей степени мы, перед столь титаническими силами, как водоворот Мальстрем во время более чем мастерски описанной бури — ничтожество. Однако, всё-таки, нечто, но даже обыденный моряк сделать может, коль применит ни свои мышцы, которые просто смешны для матери-Земли, а именно свой ум — основное орудие рода людского. Вот и делать выводы, кто же мы такие, в масштабах мощи планеты, и чем же заслужили место на ней — своим мозгом, или крайне не всегда полезной мышечной статью...

Гений или Делец — интересное противоборство. Зачем думать самому, когда за тебя мыслит система — лишь следуй ей, и будет тебе, слепому но довольному собой, «течь» какая-никакая прибыль в карман. Не задействуй голову, задействуй время и тело — пускай ты не останешься в истории как создатель, зато в твоём кармане останутся никогда не уходящие, не шибко великие суммы, которых тебе да будет хватать. Обманывай и пытайся схитрить, дабы заработать на законе, порядке и человеческой совести как можно больше — вот что есть истинное Дело да «Бизнес»... Смешно, не правда ли? Вот и мне было смешно. Спасибо Эдгару Аллану По за очередной прекрасный рассказ, который таит в себе дюжий смысл и посыл. Он вновь смог при помощи насмешливой структуры, описанной не без участия его богатого словесного познания, аллегорично преподать нам историю, которая и веселит, и ставит в затруднительные, в какой-то степени горестное положение читателя. Советую прочесть всем, кто любит насладится текстом, поразмыслить над ним да «вычерпнуть» нечто для себя. Всё-таки, пора уже решать, кем надобно становиться: Дельцом-«молодцом» или же Гением-ослом... По мне уж лучше второе.

Извечная тема: ты — твой самый сильный враг. Но на данную особенность Эдгар Аллан По решил взглянуть не со стороны добродетели, а со стороны человека близкого к отнюдь не благим деяниям — это безоговорочный плюс и в своей мере особенность да оригинальность данного рассказа.

Что уж говорить: стиль и обширность языковых познания По, делает даже обыденное описание в его исполнении жутко интересным. А аллегории, явственно выраженные между двумя основными лицами, волей не волей, но заставляют задуматься: как бы стараться в таковом обществе и своё Альтер эго не потерять.

Ведь, как известно, в нас борются два волка: белый да тёмный. И победит тот, которого мы больше кормим — в «Вильям Вильсон» Эдгар Аллан показывает нам героя, который «кидал кость» не тому хищнику, в конце концов став на него подобным.

Прочтите данное произведение. Оно бесспорно заставит задуматься о правильности выбора, и невозможности вернуть упущенный момент...

Небольшое произведение, отлично передающее всю мрачность атмосферы Лондона в года поражения Чумой.

Антураж безысходности плотно граничащий с комичностью, выражаемой бестактными персонажами-матросами, заставляет почувствовать истинную живость не переходящую в чистейший мистицизм, коим также наполнено сие творение. Аллегории, выказанные в «Король Чума», тоже не оставляют читателя без умственной нагрузки, ибо, дабы понять их смысл, придётся не раз и не два, вдаваясь в каждое слово, перечитать как сам рассказ полностью, так и интересующие моменты.

Жуткие образы празднующих антагонистов, чей внешний вид является свойственной Эдгару Аллану По моралью «во-плати», и фотографическое описание макабрических закутков «Города на Темзе», пожираемых «Чёрной смерть» — меня равнодушным не оставили нисколько: мурашке по спине пробежали не раз и не пару раз.

В целом очень напомнило сюрреалистичные, психоделические триптихи Иеронима Босха. Ввиду чего любителям подобных творений — рекомендую