Сейчас я хочу наладить контакт напрямую. Здравствуйте, дорогие читатели (и, конечно, писатели)! Меня зовут Шимун Врочек. Я автор романов "Питер", "Дикий Талант", "Рим" из серии Этногенез и полусотни рассказов. Я -- один из создателей проекта "Кетополис". Я папа Златы и Василисы:)

Это мой новый проект. Надеюсь, он вам понравится. Он называется:

ВОЙНА-56

Это совершенно милитаристкий, хулиганский, постмодерновый, приключенческий, сексисткий и сложный роман. С кучей сюжетных линий и долбанутыми на всю голову героями. Эмоциональный и безумный. Комедия и хоррор.

50-е годы XX века. Рок-н-ролл, Элвис, Холодная война. Бог с головой осьминога проснулся и человечеству -- каюк. Но Ктулху еще не знает, с кем связался. У людей есть гордость и атомная бомба. И воздушные платья Грейс Келли цвета морской волны...

Нет, это не стеб. Это совершенно серьезно.

Спасибо за внимание!

Читать пробные главы романа и подписываться на черновик можно ЗДЕСЬ.

Меня настигает печаль.

Я боюсь потерять хрупкую, загоревшую до коричневого цвета бука, фигурку отца.

Воспоминания — словно снеговые глыбы, тающие в безбрежном море памяти. Времени больше нет. Времени больше не будет.

Отец сидит на гребне волны в плетеном кресле, голый по пояс, худой, как щепка, выдубленный Кожаный Чулок — Натти Бампо, Соколиный Глаз, его голубые глаза спокойны и отрешенны, в руке сигарета. Он курит и смотрит в никуда, щурится от дыма, а брызги времени захлестывают его раз за разом. Иногда мне кажется, что до него — рукой подать. Отец сидит, закинув ногу на ногу, наклонившись вперед, оперев локоть о колено, курит и смотрит в бесконечность, щурится по привычке, а я словно смотрю на него, на его отрешенное красивое лицо, в морщинах, с заросшим уродливым вертикальным шрамом над левой бровью (тогда его откачали, отлежался в реанимации и вышел), и надеюсь его не потерять. Снова.

Как мало мы помним. И как много мы забываем.

Брызги времени летят, смывают крыльцо бани за спиной отца, красный кирпич, смывают кусты вокруг и его третью жену, и усталость, и обиды, и что-то еще. Остается только он, мой отец.

В последний вечер, когда я его видел, мы сидели с ним на кухне после бани, пили кофе из кофемашины и смотрели дурацкий фильм "Неваляшка" про боксера-неудачника. И смеялись.

Невозможно быть писателем, если у тебя эйдетическая память. Я так думаю. Воображение на самом деле живет где-то между уцелевшими нейронами, в пустоте, там, где исчезает время. Лев Толстой говорил, что помнит, как его младенцем крестили. Помнит гулкие голоса, летящие под сводом церкви, колеблющиеся огоньки свечей, руки священника, холод воды в купели. Страх и крик. Сомневаюсь. Этот дворец создан силой воображения. Все наши дворцы созданы воображением.

Мы строим воздушные замки на фундаменте из снеговых глыб, а бумага превращает их в бетонные столбы, вбитые в дно океана.

И за всем этим стоит страх.

Страх все забыть.

Времени больше нет. Времени больше не будет.

Поэтому мы находим два-три, от силы десяток уцелевших нейронов, которые, возможно, были в той церкви и в той купели, и присоединяем к ним тысячи и тысячи других, которые никогда там не были, и наводим между ними связи, крепи, канаты, протягиваем цепи. Сплетаем силой воображения и эти руки, держащие нас над водой, и качающееся в воде отражение младенческого тела, и густой бас священника над головой, и порыв сквозняка, когда на мгновение приоткрыли дверь, и колыхание свечей в тот миг, и изменившиеся лики святых, и запах ладана и масла, и ощущение теплой капли, стекающей по лбу... И страх и крик, мечущийся под куполом. И белый голубь, медленно и беззвучно плывущий в далекой синеве купола...

И мой отец, сидящий у крыльца бани.

"Привет, Дим". Он поднимает голову и улыбается.

— Привет, пап, — говорю я. — Как твои дела?

Судя по тому, как Михалков говорит и как показывает -- сейчас меня порвут на клочки. И приготовился морально.

"Мы должны защищать профессию от плохой режиссуры", сказал Михалков. Я чуть не зааплодировал...

А потом пошли отрывки.

Вот смотрю и думаю: то ли лыжи не едут, то ли я еб...нутый.

Что это, блин? (простите)

Во время первого отрывка я даже глаза протер. Думаю, какой-то совершенно ученический отрывок, как так можно? Показывали "Беззащитное существо" по Чехову. Это история о том, как некое "беззащитное существо" пришло к прожженному банкиру и отжало у него бабки. Без пистолета и угроз, а чисто на занудной харизме. Причем в совершенно посторонний банк.

Не лучший рассказ у Чехова, но забавный, и настоящее раздолье для двух характерных актеров. Студенты любят его брать. Там есть, что сыграть. А тут готовые актеры, даже круче — "академики". Ух, дадут жару.

Загорается свет. В центре сцены — стол, сбоку — стул. Я сразу узнал знаменитую мизансцену из наших самостоятельных отрывков на первом курсе. И чуть не прослезился. Только иногда мы поворачивали стол боком (дилетанты).

Началось. Костюмы шикарные, лица интересные. Задник потрясающий. Вот Кистунов, банкир, вот Щукина, просительница. Вот два отдельных спектакля, которые они играют. Актеры друг друга не видят. Исполнитель роли Кистунова наказ Станиславского "все внимание на партнере", понимает буквально — пялится на Щукину, не мигая. И даже промахнулся мимо телефона. "Щукина" — сначала наигрывает, потом роется в сумочке. Иногда смеется. Я сразу поверил, что передо мной то самое чеховское "беззащитное существо", что вырвет у голодного льва из пасти кусок мяса, а потом еще придет завтра. Щукина начала доставать из сумки предметы и играть с зеркальцем. Я снова ощутил ностальгическую теплоту. "Самостоятельные отрывки", подумал я. -"Режиссера нет, понимания сцены нет, но как стараются" А потом вспомнил, что на самом деле смотрю. Причем по каналу Культура и в прайм-тайм. Под конец актеры все же начали цепляться друг за друга, контактировать, и худо бедно прикончили "Беззащитное существо" вместе с Чеховым. Аминь. И слава богу.

А передача продолжалась.

После отрывка заговорил Михалков — опять очень толково и убедительно, и я снова начал верить — сейчас меня порвут.

Но дальше все следовало в духе первого отрывка. Некоторые отрывки были хуже, некоторые лучше. Но средний уровень — "не той ты стороной, дядя Федор, бутерброд ешь".

С режиссурой еще вопрос. Зачем столько дешевых гэгов? Отыграем зеркальце, пальцы, щебет птиц, глухота, опять щебет птиц, прыжки, эхо из цветка (я не шучу) и прочее... И так в каждом отрывке. Плюс еще куча видеоэффектов с задником. Зачем? Ни один отрывок меня не зацепил, за исключением момента, когда девушка надевает руки парня как коромысло и несет ведра. Это было выразительно.

Что еще хорошего?

Ну, пластика у некоторых актеров ничего. Пластический этюд по "Бабам" Чехова был бы неплох, будь он раза в два короче.

В общем, не совсем зря потратил время...

А потом я посмотрел "Жить" Василия Сигарева и он порвал меня пополам.

Не знаю, относят ли Моррисон к Южной школе, как Фолкнера (там в основном белые плантаторы все-таки :), но по стилю и приемам — это чистая Южная школа. Чистейшая. Безжалостное чтиво (и с долей мазохизма даже). Я несколько раз "Возлюбленную" откладывал, когда читал, на время, потому что нужна передышка. Словно мне голову напекло на кукурузном поле, перед глазами красные круги, кожа обгорела, в глотке пересохло, а ноги стерты до мяса. Такая мощь ощущений. И потом снова читал. И там понимаешь, как это — быть вещью. Рабом. Затягивающая книга, сложная по структуре и одновременно простая по сюжету, линейная, но при этом чудовищно сильная.

Да, раб-женщина — это раб вдвойне.

Потому что и с твоим ребенком сделают тоже самое, что сделали с тобой... Конечно, если ты не (спойлер вырезан, хотя он все равно указан в аннотации к русскому изданию).

Тут еще эффект. Вот когда берешься читать книгу, допустим, про концлагерь — ты знаешь, что будет невыносимо и больно, но ты готов к этому. А тут — ну это же рабы, я же смотрел "Унесенные ветром". Не все так плохо. И тут тебе, неготовому, — н-на. Вот у меня так и получилось когда-то с этой книгой. Я не провожу аналогий, не имеет смысла. Но когда в Освенцим въезжал советский танк, ты сразу понимал — рабству кранты. А тут танка пришлось ждать несколько столетий.

"Унесенные ветром" очень хорошая книга, но она, все же, не о судьбе рабов. Там именно история "Юга, который мы потеряли". И с этой точки зрения книга совершенно честна. Настоящий южанин должен "любить своих рабов и заботиться о них". Можно любить своих негров больше, чем своих лошадей. Можно наоборот. Но шкала все равно одна.

Вот мои лошади, смотрите какие лощеные. А вот мои негры, смотрите, какие счастливые.

А хотите, мы посмотрим у них зубы?

Да, сэр... А не желаете ли прокатиться на одной из этих темнокожих "лошадок"?

Тяжелая книга.

То́ни Мо́ррисон (англ. Toni Morrison; при рождении — Хло́я Арде́лия Уо́ффорд; 18 февраля 1931, Лорейн, Огайо) — американская писательница.