Фантастика дальнего прицела. Я бы сказал, очень дальнего. Суровая действительность говорит нам, что рейдеры, люгеры и прочие балкер-трампы никуда не летают. Они и не строятся и, что еще более гнусно, их строительство даже не планируется в любом обозримом будущем. Плазма не разогревается в стеллараторах; наземные лазерные станции не накапливают энергию для принудительно внешнего разгона стартующих сектейнеров; станции дальней связи не ловят сигналы торжествующих космопроходцев. Вместо величественных картин восхода Сатурна над небом Титана мы наблюдаем на экранах (которые ничуть не хуже сингуль-хроматических) такие же желтые (как и диск Титана) лица различных «руководителей», но они желты от перманентной взаимной ненависти и непрекращающихся интриг. Виной всему зеленые бесы, захватившие земную власть, приверженцы новейшей абсценной лексики, которая включает в себя такие нецензурные выражения, как «зеленые», «экологи», «возобновляемые источники энергии», «энергосбережение», «ветрогенераторы», «электромобили» и т.д. Пока эти чудовища, порожденные сном разума, будут определять пути развития человеческой цивилизации – последней останется только с ужасом ожидать «пика нефти», «пика угля», урана, редкоземельных элементов, и готовиться к неизбежному, в глобальном масштабе, катастрофическому падению потребления, сокращению человеческой популяции и прочим прелестям жизни под руководством дураков.

Техника описана превосходно, с некоторым уклоном в морскую терминологию, но это – объяснимо, так как составной частью термина «космонавтика» является глагол «плавать».

Автор предлагает нам созерцать переломный момент в развитии космонавтики, да и цивилизации в целом – момент перехода от известного уже сейчас, к пока совершенно неизвестному и фантастическому. Удручает тут другое. Сверхпроводящие соленоиды, лазеры необходимой мощности, бериллиевые диверторы, концепция развития реактивной тяги подрывом микродоз термоядерного топлива и т.д. известны уже сейчас (и давно уже). И где же все это? А нету. Ни в реале, ни на чертежах проектантов и инженеров. Есть смартфоны, планшетные компьютеры, сетевая порнография, соцсети, наводненные биллионами селфи, а также чудовищными по смыслу, содержанию и тупости высказываниями «людей 21 века». Замена, на мой взгляд, дефективная. Человечество явно идет куда-то не туда. Международный термоядерный реактор строится уже 20 лет, и судя по постоянному переносу сроков, будет строится еще лет 20. Раньше нефть кончится и сидящие в свинарниках поборники экологии будут наслаждаться пасущимися коровами при свете лучин. Ядерная энергетика запрещается на уровне государств. В космосе она вообще запрещена международными соглашениями. Надсадно ревущие паровозы Элона Маска выводят на орбиту микроспутники, предназначенные для передачи дегенератами друг другу тупейших сообщений типа «превед», «ты чё?», «айда оттянемся в клубешник», «пошли послушаем певца ртом такого-то» и т.д. Какое тут Внеземелье?

Но описанная романтически-прекрасная техника – это безусловная десятка.

Само Внеземелье. Тут крупная уважуха автору и полный восторг. Автору ведома фотометрическая и спектрометрическая ассимметрия ведущего и ведомого полушарий Япета. Когда в цвете описываются слои фотометрической дымки в верхних слоях атмосферы Титана – я даже знаю, с каких фотографий это взято. Оберон вовсе не был фото- и картографирован во время написания дилогии; он и сейчас-то известен только менее чем на 50% площади, причем – в низком разрешении. Но описан очень натурально. Вообще крупные куски сюжета – десант на Оберон, полет «Лунной радуги» обратно к Земле, Тобольский на танкере «Анарда» на орбите Япета, и, позднее, на самом Япете – это детальные, практически до бытового уровня, и оттого, крайне реалистичные, описания. Единственно, что последние – приключения Тобольского на Япете, внутри гурм-феномена, принуждают читателя буквально продираться через сложные и непонятые картины. Но – и тут! – автор «пытается» описать земными терминами явления совершенно чуждые и необъяснимые, в том числе «чужое пространство» и темпоральные эффекты. Читать сложно, понять еще сложнее, но – никаких претензий автору. Меркурий, на мой взгляд, описан слабее. Ледорит Оберона воспринимается на «ура», но электрические эффекты меркурианской поверхности – едва ли. Хотя и тут – все подробно, хотя и более фантастически.

За Внеземелье автору – также ровно 10 баллов, никак не меньше.

Общество будущего. Тут все загадочно. Не обнаружил (по тексту издания 1993 года) упоминания ни об одном государстве, в том числе, об СССР; из личных документов упоминаются только пропуска на планету Земля (после карантина по прибытии), да служебные визы во Внеземелье. Нет ни проклятых буржуинов, ни угнетенных классов, ни торжествующего коммунизма. Это очень странно. Странно, что советские цензоры в советские времена, пропустили текст, в котором нет ни СССР, ни КПСС. Есть конечно, одно предположение. «Мягкие зеркала» я читал еще в советском издании, но у меня сейчас нет этого текста. Может быть, в «советском» издании, все это было. Но потом, при переиздании, либо самоцензура автора, либо деятельность ельцинских цензуритов (= «редакторов-чубайсоидов») все это устранила. Предположение слабое. Объективно, могу предположить, что автор — сторонник некоторой конвергенции, считающий, что буржуинство может само собой трансформироваться в общество с высоким уровнем жизни всех, высокими моральными принципами, уважением личности и прочими элементами именно коммунизма, а никакого другого строя вообще. Поскольку гонка вооружений закончена, а вооружения ликвидированы, должно быть, коммунизм все-таки наступил. Хот и нестандартным, мирным, способом. Денег, кстати, в тесте я также не обнаружил, от слова «совсем». Откуда у Нортона берутся личные дома и прочие элекары – мне непонятно. Безусловно, дилогия не есть социальная фантастика. Это – в плюс. С другой стороны, мне бы хотелось знать, почему работники Восточного филиала МУКБОПа имеют русские (даже не славянские, а русские) фамилии, а западного – исключительно англосаксонские. Это – минус.

В общем, за непонятное, хотя и довольно приятное, общество будущего – 8 баллов.

Герои. Что тут сказать? По самому построению сюжета мы созерцаем как бы передовых представителей общества – космодесантников, пилотов люстровых кораблей, «сверхшпионов» и «примкнувших к ним» героев. Так что, не считаю странным, что все, как на подбор, герои мужественны, физически совершенны и морально возвышены. Что представляет из себя остальное общество – мы не знаем. Но односторонность, хотя и обусловленная сюжетом, в плюс идти не может.

Есть еще одно не очень приятное замечание. Мужские персонажи – все, как на подбор, легионеры, покоряющие дальнее Внеземелье. А вот с женскими персонажами – полный провал. Валентина Тобольская – полностью алогичное («женское» — ха-ха – поведение); нежелание решать проблемы межличностных отношений естественным путем общения; полное устранение от решения этих проблем. Я содрогаюсь от мысли о том, как эти «супруги будущего» впоследствии решали судьбу совместно произведенной на свет Лилии. Бакулина напала на Нортона, обвиняя его в своих личных проблемах; вернее, обвиняя мужскую половину человечества, в лице Нортона, в проблемах женской половины человечества. Это – полнейшая мерзость. Инфантилизм, потребительское отношение к брачному союзу; неуважение к совершенно постороннему человеку, который и без её «наездов» страдал от неразрешимых проблем, которые она – не то что понять, даже представить себе не могла. Светлана Фролова – опять неудача. Видимо, автор не мог отправить в первую межзвездную экспедицию, причем в ранге руководителя, человека, морально сломленного. Вот и появилась пресловутая Светлана, которая видела Тобольского три раза – в «детстве, отрочестве, юности» — и влюбилась в него без памяти. Некий такой принудительный хэппи-энд, в который как-то не верится. Опять же – это не психологическая фантастика; упрощение понять могу, но принять – едва ли. Прочие – «звездные девушки», творцы «прибалтийских демографических микровзрывов» — проходят как фон – не раздражают, но ничего сюжету и не дают.

Есть еще одна непонятная для меня психологическая нестыковка. Вот после десанта на Оберон выжили 7 космодесантников = первые экзоты. Следующий, восьмой, экзот – это уже Андрей Тобольский. Непонятно: стереотипность поведения первых семи и резкая разница с поведением восьмого. Первые – все семь – почему-то одновременно, не сговариваясь, затаились. А восьмой – внезапно сразу все осознал и «выдал». Если бы было два человека – было бы понятно. Но если сначала одновременно семь «кротов», а потом, восьмой, сразу, срыватель покровов – это статистически недостоверно.

За героев автору – 8 баллов. Нортон, Поллинг и Тобольский (хотя и рефлексирующий) понравились безусловно.

Сюжет, в том числе, по разделу «экзотизма». Сюжет хорош. Он интригует, местами – до непонимания (которое позднее разъясняется). Детектив, «встроенный в фантастику», чем особенно отмечен первый роман. Ощущение непонятного ужаса. Сопереживание. «Мягкие зеркала», исходя из уже известного, существенно мягче. Хотя этот «пассаж в четыре руки» зримо возвращает нас к мистике первого романа. Читается практически как единое целое. Вообще вредно читать эту дилогию раздельно. Философия, положенная в основу сюжета, не является оригинальной. А вот разрешение дилеммы, ставшей перед человечеством, довольно грустное и нестандартное.

Концепция в целом связная. Мне она понравилась. Практически нигде не вижу натяжки. Кроме вот этих «поющих деревяшек». Все экзотические свойства героев исчерпывающе объясняются проникновением в них неведомой, зеркально-чужеродной субстанции. Но это люди. На неодушевленные предметы эта субстанция действует безусловно – изменяет свойства металла, но – временно. А тут – в рукодельных телеприемниках субстанции нет, изменения структуры – нет, а трансляция – есть. Непонятно.

Инозвездные луногрызы; спиральные завитки, порождающие массопередающие и темпоральные эффекты – все интересно, интригующе.

За сюжет – справедливо поставить 10 баллов.

Две крупных нестыковки в эпилоге. Внешний приемник понесла к звездам флотилия знакомых читателям кораблей, способная доставить бравых космодесантников к ледяным лунам Внеземелья за «разумное время». Но до Нептуна 30 астрономических единиц, а тут 250000. Это в 8000 раз больше. И есть временные рамки – между тем моментом, как Андрей Тобольский дефлорировал гурм-феномен, и моментом рождения Тобольского-экзота прошло восемь лет с некоторым плюсом.

Описанные корабли за обозначенное (да и за любое другое) время преодолеть данное расстояние неспособны. Больше трех с половиной световых лет. Даже при полете со скоростью в одну десятую скорости света на это требуется 35 лет. Но и данной скорости термоядерный импульсный звездолет достичь не способен. Так что, не восемь лет, и не восемьдесят, а, может быть восемьсот. Даже прямоточный корабль, каковым «Тобол» не является, на это не способен.

Он разгоняется только до момента, когда постоянно растущие энергетические затраты на сбор топлива не сравниваются с энергетическим выходом; это единицы процентов скорости света. В параболическом фокусе электронных зеркал первых звездолетов не будут гореть маленькие термоядерные солнца; там будут происходить значительно более энергетические и разрушительные процессы.

Второе. Земля, своим дружеским материнским напутствием (=пинком под зад), отправила к звездам 657 экзотов из зоны спецкарантина «Япет-орбитальный». А вот прибытие на «Великий предок» первой группы детей настораживает. Что это за дети? Отступные экзотам, дабы они не изменили сущность человечества, путем его озеркаливания? Негуманно. Дети экзотов также ставшие экзотами? А как они попали в зону спецкарантина? Кто их туда пустил? Лилию Тобольскую к своему папе не отпустили. Или, может, это дети, рожденные экзотами уже внутри спецкарантина? Может быть, но откуда их столько набралось? Загадка.

Не умаляя творчества автора, считаю, что логичным результатом дилогии могло бы быть рождение у Андрея и Светланы долгожданных близнецов которые, сразу после рождения порадовали бы своих родителей ртутным блеском зубов!

В целом, за все, компилятивно — 8 баллов.

Это, безусловно, шедевр. Вместе с тем, ИМХО, крупное свинство со стороны автора.

Гаррет должен, в компании гроллей, лупить по головам вампиров; пикироваться с Морли Дотсом; обсуждать достоинства рыжуль и поглощать в неимоверных количествах темное вейдеровское. Есть, правда, печальная «Седая оловянная печаль» и печальная Элеонора. Но тут...

Вместо веселого легкомысленного чтива читателю предлагается нечто, по мрачности превосходящее самые мрачные хроники Черного отряда.

Последние несколько глав, по трагичности, эмоциональности, безнадежности, буквально повергают в ступор. Я прочитывал абзац, и не мог понять — о чем он; перечитывал снова. Из-за тотального эмоционального напряга. При этом, во всем остальном романе (относительно последних глав) Гаррет выглядит легковесным, выпавшим из контекста ситуации, в которую он попал.

Любителям Гаррета стоит трижды подумать, прежде чем читать этот роман. У меня теперь пропало желание перечитывать любой из романов серии — зная, чем все это закончится.

Относительно завершения серии.

1. Гаррет покидает свою социальную нишу и переселяется на Холм (иной вариант будет невероятно притянут).

2. Весь роман пронизан указаниями на старение персонажей. Конкретно постарели Торнада, Белинда, Плоскомордый.

3. «Это были его последние слова» (относительно логхира). Речь Покойника обычно идет курсивом. До конца романа оставалась еще треть, однако, прочитав такое, я был принужден пролистывать до конца, в поисках курсива. Не нашел; судьба логхира не прояснена.

Цикл закончен; для меня сомнений нет.

Относительно утешительного приза, содержащегося в последнем абзаце.

Не считаю себя проницательным; однако такое завершение напрашивалось с самого начала; с момента первого появления непонятных персонажей женского пола. Конец просчитывается. Другое дело, что он сопровождается гекатомбой чувств героя (и читателя вместе с ним).

Попрощаемся с Гарретом и пожелаем ему счастья.

Оценка — 10.

1912 год; лучшее о Холмсе (первые три романа и первые три сборника) издано, но кто сказал, что автор, сменив амплуа, не сможет вновь подняться к таким вершинам писательского мастерства? Тут мы имеем как раз такой пример.

Изумительные герои. Совершенно дикий (даже по виду) Челленджер; постоянно скептический, но сильный духом, Саммерли; истинный охотник — какими мы их себе представляем — Рокстон; даже лохообразный Мелоун — все они попали в когорту героев, которые никогда не забываются.

Повествование. Это какой-то алмаз (пусть и не вполне обработанный, но поражающий нас сиянием своих граней) — «Черепной указатель есть фактор постоянный» — и совершенно дикая драка Челленджера с Мелоуном; некое внутреннее «расследование», произведенное Челленджером — и объяснение оного Мелоуну (напоминает Холмса, надо сказать); «Это еще не факт!» — и словесная дуэль Челленджера с Саммерли, закончившаяся организацией экспедиции; «проверка» Мелоуна Джоном Рокстоном, выявившая его пригодность к экспедиции. Все просто отлично; все запоминается на раз, и уже не оставляет тебя никогда. Путешествие до плато Мепл-Уайта — раньше (в детстве) я считал этот отрывок скучным, но не сейчас. Если вчитаться — все выглядит исключительно интересно — ты, вместе с героями, движешься к неведомой тайне. Напряженный подъем на тепуи, завершившийся эпизодом, который враз делает приключение исключительно опасным. А — далее — и очень органичный юмор проявляется: Челленджер, Саммерли и первобытный клещ; Мелоун и человекообразная обезьяна; и совершенный перл — Челленджер и гориллоид!. А потом приходят Они — сначала неразличимые во мраке, но Могучие. Ужасные и Голодные; потом — уже явные и зримые; описанные вполне пристойно; на уровне познаний того времени. Не могу найти в повествовании ничего лишнего; совершенно ничего.

Единственная претензия, которую я имею к оному роману — мне показалось, что отлично начав, с момента появления индейцев Конан Дойл как бы «скомкивает» повествование. Потом, правда, оно вновь выправляется. И отличные завершающие эпизоды — посрамление неверующих; обнаружение факта, что Мелоун — лох; и изумительное внезапное (но уместное) обогащение героев.

Кто в детстве не мечтает о чем-то подобном? Это потом приходит понимание, что на дворе 21 век; что необследованных мест на Земле не осталось; что ты можещь, в течение максимум дней, попасть в любую точку такого огромного (ранее) мира, и связаться из этой точки с любым человеком, в любой точке Земли; что динозавры вымерли; и что вся Романтика Дальних Странствий ушла безвозвратно.

Только читая и перечитывая такие романы можно вернуть себе Ощущение Необычайного; и впечатления детства. Это величайший дар Автора и величайшее наслаждение читателя.

Только 10 баллов.

В издании 1996 года (Апокалипсис-1) текст, неизвестно кем, разделен на две части — «В ожидании» и «Удар молота». Нижеизложенное касается только первой якобы части.

Достаточно стереотипный сюжет о внезапном столкновении Земли с неизвестной кометой, пришедшей из облака Оорта. В данном романе – лишь ожидание этого столкновения. Соответственно, мажоры устраивают вечеринки; репортеры – берут интервью; сенаторы – охотятся за голосами; кто-то – делает карьеру; кто-то – пьет саке; банкиры – обворовывают вкладчиков; проповедники проповедуют Страшный суд, но никто им особо не верит; женщины – предаются беспорядочным половым связям; самоубийцы – готовятся; грабители – грабят; полицейские – их ловят; маньяки – точат ножи; военные – пристально следят за супостатами, согревая пальцами Большие Красные Кнопки. Картины обычной американской жизни. Спецификой данного романа является то, что столкновение заранее не предсказано, хотя комета и обнаружена заблаговременно. Есть некоторая вероятность столкновения, которая, по мере приближения кометы и уточнения траектории, постоянно растет. Но – и перед самым столкновением — предсказывается пролет на расстоянии одной тысячи километров. Соответственно, все остаются в счастливом неведении до самого конца. Вернее, до начала конца, так как здесь комета только нависает над человечеством, а самый удар происходит в следующем романе. Равным образом, военное положение не объявляется; никакой организованной подготовки к апокалипсису не происходит; нет и массовой паники. Вернее, какая-то паника есть, но она местного значения – народ, подозревающий неладное, массово закупается выживательскими товарами и постепенно тянется в гористые местности, ибо «паникеры» в прессе предсказывают землетрясения и цунами. Поэтому, нет и трагизма ситуации; все обыденно, напряжение не возникает, а если и возникает, то какое-то вялое, незначительно нарастающее к концу романа. Самый сюжет построен, как масса коротких, не связанных друг с другом, зарисовок из жизни большого количества героев, среди которых невозможно выделить главных. Есть несколько персон, которым уделяется больше времени, но они также стереотипны, и слабо прописаны, как и прочие; главными их признавать как-то не хочется.

Меня роман прежде всего заинтересовал тяжким наследием холодной войны. Безусловно, это работает в обе стороны. И, наверняка, имеется советская фантастика, также отягощенная развесистой клюквой, типа «бесчинств ку-клукс-клана», умученных негров, голодающих «борцов за мир» и прочими проделками племени госдепов. Но тут роман американский; соответственно, в наличии имеется только антисоветская клюква. СССР запускает к комете корабль с двумя космонавтами. Женщина-космонавт с типичным русским женским именем Леонилла – а я вообще о существовании такого имени не знал. Разумеется, она потомок репрессированных кровавым Сталиным по «делу врачей» врагов народа. Карьеру она, естественно, делала половым способом. Она, разумеется, пьет водку на рабочем месте и в рабочее время. Она же, позднее, ведет в космосе антисоветскую пропаганду, являясь не только членом семьи репрессированных, но и диссидентом-антисоветчиком (такую в космос не пустили бы, невзирая на любые половые подвиги; даже фамилии космонавтов тщательно рассматривались чуть ли не на уровне Политбюро). Она радостно сообщает американским читателям, что мерзкие советские политиканы засунули в одноместный корабль трех человек (речь идет о «Восходе») с целью установления рекорда. И это правда. Но – вранье, что ради этого из корабля выкинули «научно-исследовательское оборудование». Там его не было отродясь. Корабль просто потяжелел почти на 600 килограммов, так как использовалась новая ракета. Если что и выкинули – так это скафандры и систему катапультирования (невозможно в одном корпусе сделать три отстреливаемых люка для катапульт). Вроде, выглядит довольно мерзко – на первом этапе полета космонавты вообще не имели никакой возможности спасения, в силу отсутствия соответствующих систем. Но тут стоит помнить, что благородные американе 135 раз запускали «Шаттл», в котором систем спасения не было никаких – изначально не было, и угробили 14 человек. Так что, высказывания Леониллы – суть есть антисоветская пропаганда. Космические полеты рискованны, на грани возможного – что в СССР, что в США, и тут нет никакой политики.

Командир экипажа наречен фамилией Яков. Как это авторы не придумали еще какого-нибудь Петра Сергеевича Ивана? Он имеет звание генерала, хотя до сих пор ни один генерал в космос не летал. Разумеется, американе ни в чем не могут уступить «этим русским». Соответственно, они вынуждены во внеочередном порядке присваивать генеральское звание своему Бейкеру. А чтобы компенсировать женщину-космонавта, они включают в экипаж первого в мире негра-астронавта Деланти, к тому же похожего на «Мохаммеда Али». Куда уж без этого? Пресловутый Яков является народным героем, причем, в контексте абзаца, где об этом сообщается, «народный герой» является званием, неизвестным в истории СССР. Упоминаемый в тексте сержант, по фамилии «Бреслов» ностальгирует по названию «Красная армия» (куда при этом девалась часть имени собственного – Рабоче-крестьянская – непонятно), и мечтает принести в США свободу на остриях штыков.

Русские космонавты после стыковки, угощают американских коллег – чем? – разумеется, осетровой икрой, иначе нельзя. Они бы еще балалайку в корабль засунули бы! Дальше: американцы хвастаются персональными компьютерами, которые может купить «любой американец» за сумму, эквивалентную недельному заработку. Справедливо, что такой товар народного потребления в СССР в означенный период отсутствовал. Но клюковка вылезает дальше. Леонилла простосердечно вопрошает – сколько времени нужно ждать данный товар, если деньги на него имеются? Ну это типа – дефицит, приглашения, очереди и т.д. Вроде как правда, но: вранье, что космонавт стоял в какой-то товарной очереди. Космонавт — не стоял. Или, вот – почему Леонилла не спрашивает демокраста: а сколько времени нужно выкупать собственное жилье? Там, по сюжету, есть американские герои, отягощенные чудовищной ипотекой. Вывод: это нахальная односторонняя пропаганда.

Чем еще демократические США отличаются от тоталитарного СССР? А вот чем. Русские изобрели уникальные «военные реактивные двигатели»; то есть, у демократов они гражданские и слабые, а у тоталитаров – военные и мощные. Поэтому «Союз» много больше «Аполлона» — это при том, что программа ЭПАС «Союз-Аполлон» уже реализована, и американцы прекрасно видели на телеэкранах, что «Союз» меньше «Аполлона» больше чем в два раза – как по размеру, так и по весу (и это в околоземной модификации «Аполлона»!). Распределение обязанностей по совместной программе стандартное – америкасты доставляют на орбиту приборы, а тупые русские (они же не знают, что такое приборы) – чисто жратву. На орбите также вполне объяснимый цирк – «Союз» не имеет компьютера (это правда) и не может состыковаться со связкой «Аполлон» — «Скайлэб-2». Спасают программу традиционно представители просвещенной демократии. И это при том! Что русские без всяких бортовых ЭВМ освоили автоматическую стыковку на аналоговой автоматике, начиная с 1967 года, а американцы не умеют этого делать ДО СИХ ПОР (то есть, до 2018 года).

Знание авторами техники, причем, отечественной американской, удручает. Никто не заставлял авторов описывать современную им действительность; ничто не мешало перенести действие лет на 50 вперед; назвать корабли «Фридом» (американский) и «Ленин» (советский), и фантазировать сколько угодно. За незнание матчасти, вернее, за нежелание её знать, отниму у автора значительный балл.

Действие романа происходит в 1978 или 1979 году. Потому как говорится об очередном переносе запуска Шаттла. А первый перенос был в 1978 году, до 1979 года. К 1978 году у США не осталось ни одного летного экземпляра «Аполлона». Последний израсходовали в 1975 году на орбитальную эпопею Стаффорда-Бранда-Слейтона. Откуда взялся этот «Аполлон»? Ниоткуда; его не существовало, и спешно изготовить его было невозможно, поскольку всё сборочное оборудование для этой техники было демонтировано. «Скайлэб-2», он же «Молотлэб» по неведомым причинам был меньше «Скайлэба» реального больше чем в два раза. С другой стороны, «Молотлэб» был, опять таки в два с лишним раза, больше, чем переходной отсек в программе ЭПАС. Невозможно представить, что за крайне ограниченное время НАСА смогло бы спроектировать и изготовить специальный, уникальный, новый блок. Этот блок напичкан оборудованием, которое в него засунуто «навалом», с креплениями буквально скотчем. Нонсенс! Корабль с такой упаковкой кроме океана никуда улететь не сможет из-за непрогнозируемого смещения центра тяжести.

Но хуже всего другое. «Аполлон» и «Союз» имеют разные атмосферы. В первом – чистый кислород при низком давлении, во втором – у «этих русских» — нормальный земной воздух. При таких параметрах невозможны взаимные переходы и встречи космонавтов – кессонная болезнь. Нужно несколько часов сидеть в камере с изменяемыми атмосферными параметрами, пока азот «вымоется» из крови, чтобы перейти из атмосферы «Союза» а атмосферу «Аполлона». Так что, икра откладывается, или, скорее, отменяется, поскольку провести декомпрессию банально негде.

«Аполлон» изначально спроектирован под чисто кислородную атмосферу – заменить её – это проектировать совершенно другой корабль.

Ничего не говорится в тексте про несовместимость стандартных орбит выведения «Союза» и «Аполлона». Они просто догоняют друг друга и стыкуются. Видимо, для типичного, среднего, «тупого» американца это написано.

Ничего не говорится про несовместимость систем шлюзования. Американский скафандр не может запитываться от советской системы, равно, как и наоборот. Между тем, экипаж выходит в открытый космос чуть ли не ежедневно. Сами причины этих прогулок поразительные. Они берут «пробы вакуума», с целью поймать частицы газов кометной атмосферы, когда Земля будет проходить через голову кометы. Как будто это нельзя сделать изнутри, через шлюз, который, кстати говоря, на реальном «Скайлэбе» был! Бродяжничество космонавтов порождает еще две с половиной технические проблемы. Ни тогдашние, ни современные, ни американские, ни советские, ни российское скафандры на ежедневные выходы в открытый космос не рассчитаны. Там ресурс – порядка 20 выходов на скафандр. Далее, ни один здравомыслящий человек, даже «злобный советский политикан» не додумается отправлять космонавтов в открытый космос во время прохождения через голову кометы, которая напичкана пылью, летящей с космическими скоростями. Получается, что главная задача орбитального цирка выполнена быть не может. Упомянутые полпроблемы – это отсутствие как у «Союза», так и у «Аполлона» шлюзовых камер. В первом случае, для выходов использовался орбитальный отсек; во втором – командный модуль. Допустим, это технически возможно, НО. Русский и американец должны были выходить в космос раздельно, из двух разных отсеков. Допустим, русского Якова дистанционно сопровождала Леонилла из спускаемого аппарата «Союза». А кто сопровождал Бейкера? Его коллега Деланти был тяжело болен и лежал на «койке» (!) в том самом командном модуле, который Бейкер ежедневно разгерметизировал!

Поэтому, невзирая на все достоинства (частью сомнительные) самой великой в мире демократии, реальная программа, аналогичная описанной, и относящаяся к 1979 году, была бы позором для американцев, так как реально использовалась бы только советская техника (в частности, «свежая» станция «Салют-6». с двумя стыковочными узлами, способная принять и Союз и пресловутый Аполлон; на которой есть и отсек для шлюзования, и необходимые «неведомые русским» приборы, да и необходимое жилое пространство — 90 кубометров). Поскольку считаю себя любителем космической техники и истории космонавтики — я сначала написал громадную «Портянку», устраняющую косяки, но размешать её здесь не хочу — это интересно спецам, а не читателям.

Из-за вышеперечисленных технических и идеологических косяков -только 5 баллов; вторая «часть» — лучше, хотя и в ней полно того же самого. Просто не хочу писать про «умученных секретных космонавтах СССР» и т.д, безумной ядерной войне Китая против СССР — при соотношении сил 1:100, когда над Китаем — без всякой кометы — загорается небо от взрыва 30000 бомб, мощностью в десятки Гигатонн, когда горит земля, воздух, железо и плоть. Просто не хочу. Это все написано до меня и без меня — « И я взглянул, и вот — конь Бледный, а на нем Всадник, которому имя Смерть. И Ад следовал за ним». Цитирую по памяти.

Обручев крупно заблуждается, когда осуждает за ошибки «Путешествие к центру земли» и, особенно, «Затерянный мир», название которого он не запомнил. Что ни говори, но с литературной точки зрения оба романа на голову выше «Плутонии». Челенджер куда харизматичней того же Каштанова. Можно сказать больше — в любом диалоге, имеющемся в тексте «Плутонии», можно невозбранно переставлять реплики — они никак не привязаны к персонажам; если только профессионально, а больше — никак. И даже еще больше — любой эпизод в «Плутонии» ни в какое сравнение не идет с, например, эпизодом из «Затерянного мира», который я озаглавил бы — «Челленджер, Саммерли и первобытный клещ».

С точки зрения правдоподобия — та же история. В отличие от сомнительных дырок в земле, плато Мепл-Уайта существует на самом деле и примерно там, куда его поместил Конан Дойл; причем не в единственном экземпляре (тепуи). Настоящие столовые горы километровой высоты и более неприступны, чем плато Мепл-Уайта. И, что характерно, населены эти столовые горы эндемичными растениями, насекомыми и даже животными. Фантазия Конан Дойла только в том, что он, вместо насекомых, населил своё плато динозаврами.

Относительно «Путешествия к центру земли» — роман написан на 60 лет раньше; несправедливо его обвинять в ошибках; это все равно, что возмущаться тем, что Робинзон Крузо пользовался черным порохом, тогда как есть отличный бездымный.

На мой взгляд, лучшая часть «Плутонии» — полярная, до момента, когда экспедиция разделилась. Тут есть интрига. Дальше роман превращается в некоторую палеозоологическую лекцию. Изложено интересно; я с детства жалел, что экспедиция не проникла дальше на юг и Обручев не ознакомил нас с миром палеозоя; но, тем не менее — никакой интриги — едут, смотрят, стреляют — все предсказуемо.

Насчет нещадного истребления реликтовых животных нужно делать поправку на время написания романа — никакой Красной книги тогда не было и в помине; эта стрельба вполне в духе господствовавших тогда представлений. Чему тут удивляться?

По собакам аналогично. Все полярные экспедиции брали собак в расчете на постепенное скармливание одних другим. Это была такая традиция; такое обыкновение.

Конец романа неплох; отличная задумка про потерю результатов экспедиции. Тут можно упомянуть, что конспирологи пользуются аналогичными приемами — например, есть утверждения, что перед самой революцией Николай II отправил экспедицию на Арарат для поисков Ноева ковчега. Легко догадаться, что нашли, обмерили, изучили, сфотографировали, но результаты экспедиции якобы затерялись вследствие революции и Гражданской войны.

Так что мы имеем неплохое начало; неплохой конец, но вот середина (основной текст) — малохудожественное, косноязычное, унылое повествование-справочник по мамонтам, мастодонтам и игуанодонам.

Любознательным советским школьникам это было, видимо, интересно; но вот получить эстетическое удовольствие от чтения во взрослом возрасте — трудновато.

Начну, пожалуй, с двух цитат, каковые должны, по моему мнению, посрамить тех, кто романы Жюля Верна не ценит (отзывы Чехова, Толстого, Тургенева, Брюсова, Булгакова и пр. о Жюле Верне вообще, не имеют отношения к тематике конкретного романа):

«Жюль Верн пробудил мою мысль, заставил ее работать в нужном направлении» — сказал К.Э.Циолковский, теоретик того, что Жюль Верн попытался описать в романе «С Земли на Луну».

Но мне больше нравится вот это: «...Весной 1921 года я прочел «Из пушки на Луну», а затем «Вокруг Луны». Эти произведения Жюля Верна меня потрясли. Во время их чтения захватывало дыхание, сердце колотилось, я был как в угаре и был счастлив. Стало ясно, что осуществлению этих чудесных полетов я должен посвятить всю жизнь без остатка...». Это В.П.Глушко, академик, чьи могучие двигатели вознесли над Землей Юрия Гагарина и могли бы осуществить жюль-верновскую снарядиаду — будь на то политическая воля руководства страны.

Жюль Верн, хоть и не отправил на Луну Барбикена, Николя и Ардана иначе, как в своем воображении, тем не менее способствовал тому, чтобы люди реально туда полетели, и долетели.

«С Земли на Луну» относится к ранним романам Жюля Верна, но, в отличие от прочих романов, необыкновенного путешествия, как такового, здесь нет; здесь есть лишь подготовка к оному. Однако данный факт искупается грандиозной фантастичностью самого задуманного путешествия и масштабом подготовительных работ по отливке и подготовке невероятной колумбиады.

На многочисленных заседаниях фантастический Пушечный клуб решает вопросы о направлениях своей деятельности (решает долбануть по Луне шаровидной бомбой!); о постройке гигантской колумбиады; о точке запуска; о выборе надлежащего пороха (пироксилин выбирают); о системе слежения за полетом.

Все это довольно вялотекуще и буднично продолжается на протяжении доброго куска повествования, пока некоторый, недавно выпущенный из Бедлама, европейский индивид, именем Мишель Ардан, не телеграфирует в Пушечный клуб следующим безумным текстом: «Замените круглую бомбу цилиндро-коническим снарядом. Полечу внутри. Прибуду пароходом «Атланта». Как это не удивительно — логика поветствования того требует! — по прибытии обозначенного неадекватного персонажа никто не надевает на него смирительную рубашку; напротив, все его дружно поздравляют и всячески поощряют. Более того, безумие Ардана оказывается заразным, и Барбикен его подхватывает и, позднее, заражает им еще и Николя, который из всех троих кажется наиболее адекватным (если не брать во внимание предлагавшиеся им безумные пари).

Тут начинаются спешные переделки проекта.

При этом, Жюль Верн предвосхищает:

1. Использование алюминия в качестве конструкционного материала для снаряда. Его до сих пор реально используют, тогда как во времена Жюля Верна это был редкий,экзотичный и крайне дорогостоящий материал. Если не ошибаюсь, в 1855 г. килограмм алюминия стоил 1200 рублей (золота — 1000) и из него делали ювелирные украшения. К 1865 году цена упала раз в 10, а к концу 19 века — во все сто.

2. Систему жизнеобеспечения на хлорноватокислом калии (источник кислорода) и едком натре (поглотитель углекислоты). Реально используется надпероксид калия, который поглощает водяные пары и выделяет при этом кислород, образуя едкий калий, который, в свою очередь, поглощает углекислый газ. Так что попадание автора можно считать 90-процентным.

3. Пытается решить проблему ударного ускорения при выстреле — и предлагает водяной демпфер, который, действительно, может несколько сгладить последствия выстрела — пассажиры должны превратиться в более толстую, но тем не менее, пленку на дне снаряда. Реально, к сожалению, даже полное погружение человека в жидкость, не даст защиты, если ускорение составит десятки тысяч же. Хотя, жидкостная ванна, вообще-то успешно сопротивляется и ударному (в особенности), и перманентному ускорению. Эту идею сильно продвигал Циолковский и не реализована она по причине большого веса соответствующей системы и неудобства для управления полетом.

4. Решает вопрос торможения при посадке на Луну исключительно современным способом — в днище снаряда устраиваются ряд твердотопливных ракет, которые должны быть выпущены перед падением. Если несколько модернизировать эту идею и применить длительно горящий порох, то мы получим реальную посадку на Луну американского зонда «Сервейор» (в СССР использовался жидкостный тормозной двигатель).

5. Поскольку законы физики и астродинамики остаются таковыми и в Африке, и на Луне, и в 19 и в 21 веке, то оказывается, что математика заставляет Жюля Верна избрать точки запуска (место отливки колумбиады) и точки приводнения такими, что они практически точно совпадают с реальными. Да «Аполлон-8», в 1968 году, в декабре, то есть ровно через сто лет после Барбикена, стартовал из Флориды, оттуда, где Барбикен реализовал свой проект; и приводнился, через 8 дней, он именно там, где и компания жюль-верновских космонавтов!

6. Отдельным приятным моментом является то обстоятельство, что по 5,5-миллионной смете строительства колумбиады, наибольший взнос сделала Россия (еще царская). Жюль Верн как бы предугадал руководящую роль России в деле освоения космического пространства.

Про проколы автора я уже написал в отзыве на «Вокруг Луны» повторяться не буду. Добавлю только, что Жюль Верн применил сомнительную систему отопления и освещения, в виде газового рожка с, по-видимому, открытым пламенем. Пишу «сомнительную» — поскольку Жюль Верн во всех прочих романах проявляет склонность к электричеству и почему он не воспользовался им здесь — непонятно. Реально внутри снаряда должна быть невесомость и отсутствие конвекции, в силу чего горение будет иметь весьма своеобразный характер. Даже если следовать автору — невесомость только в одной точке — то хотя бы в этой точке рожок должен был потухнуть, и жюльвернонавты принуждены были бы сидеть в кромешной темноте.

Еще одним слабым местом считаю исключительно неубедительную систему слежения за полетом посредством гигантского телескопа. Мало того, что в те времена построить телескоп указанных размеров было бы совершенно нереально; тут еще и волновая природа света дает о себе знать, и свойства атмосферы Земли. Даже со Скалистых гор, даже в телескоп указанных размеров, снаряд колумбиады рассмотреть было бы невозможно, т.к. он был мал и не светился.

По завершении «теоретической части» романа, начинается часть практическая — которая несколько скрашивает и выправляет говорильную часть — Барбикен организует и производит строительство всего необходимого для запуска. Любопытно, что вся честная компания проявляет совершенно изумительную тупость, когда обнаруживается, что после заливки в землю тысяч тонн чугуна остывать он будет месяцы, а не часы. Когда это все-таки происходит, центральную часть вынимают и начинают шлифовку канала ствола. Мне, кстати, осталось непонятным — как они это делают, внятностью автор здесь не отличается. Еще одной «неожиданностью» оказывается то, что 180 тонн пироксилина, оказывается, займут треть длины ствола.

Но — понятное дело — все сложности успешно устранены и герои, в свисте и грохоте, улетают в ... следующий роман.

В отличие от всех прочих ранних романов Жюля Верна, за данный роман десятку не ставлю по указанным причинам — недостаточно действия и нет как такового необыкновенного путешествия. Заслуженная оценка — 8.

Неплохая советская космоопера, хоть и имеющая революционно-социалистическую составляющую, но — ненавязчивую (единственным недо-буржуем можно считать журналиста Скайльса). Космооперой можно считать условно, с поправкой на то, что автор отнюдь не отказался от элементов твердой НФ, особенно, в части описания конструкции яйца, да и полета/спуска на Марс. Прочие космоперные элементы присутствуют — тут и Лось с Гусевым, в качестве эпических магацитлов; и иключительно условная схема организации экспедиции; и невероятные (для того времени) атомные технологии марсиан; и экзотический колорит; и непременная красавица Аэлита...

Инженер Лось и демобилизованный красноармеец Гусев летят на Марс на «построенном на средства республики» (пропаганда!) яйце, представляющем собой твердотопливную ракету, работающую на вымышленном сверхмощном топливе — порошкообразном ультралиддите. Технически, для своего времени, описано грамотно — многослойный стальной корпус; металлический парашютный тормоз (аналог реально применяющихся на марсианских спускаемых аппаратах тормозных экранов и вообще полная копия советского тормозного экрана на Марсе-5НМ); двойной спиральный буфер для окончательного смягчения посадки (аналог пенопластового слоя на посадочных «Марсе-3 и -6» садившихся по аналогичной схеме); перископы для наблюдения за окружающим пространством; система жизнеобеспечения; ну и сам реактивный/ракетный двигатель — множество высверленных в одной металлической плите камер сгорания, с системами подачи ультралиддита и воспаменением от общего магнето (автомобили тех лет детектед). Даже проблема использования чрезвычайно бризантного взрывчатого вещества решена хоть и фантастически, но и технически — пропусканием порошка через магнитное поле, что якобы обеспечивает соосность конуса куммулятивного взрыва ультралиддита с осью камеры сгорания. Все — весьма гут. Фантастика только в невероятной взрывчатке и, соответственно, невероятно компактных размерах снаряда, исчисляемых метрами; с совершенно гигантской полетной скоростью (вплоть до скорости света — нехило!?).

Этот чрезвычайно технологичный и адекватный аппарат помещается автором в совершенно нереальные условия — он построен силами нескольких человек, в каком-то сарае, а спутника себе инженер Лось ищет посредством расклейки на заборах бумажных объявлений. Это все чистая условность; такое впечатление, что автор, вознамерившись писать НФ, перескакивает на космооперу, и таковые перескоки будут происходить регулярно на протяжении сюжета.

Далее — летят в рамках твердой НФ; вид Марса перед посадкой вообще такой, как будто Толстой берет карту Марса Ловелла и с нее этот вид переписывает (это вот скорее всего так и было!).

Марс тоже типично ловеловский — он пустынен, сух, с низким атмосферным давлением (темно-синее небо, как на стратостате!), редкими кактусами (часто нельзя — скажется на отражательной способности местности и будет заметно в телескоп!), пересохшими каналами.

После встречи путешественников с марсианами начинается, собственно, космоопера. Тут диктатор Марса Тускуб, тут история Атлантиды, через призму её основателей-магацитлов; и любовная линия Лось — Аэлита (и даже Гусев — Иха, хотя это более сомнительно); и народное восстание (с поправкой на то, что роман советский, стало быть, это не бунт, а революция); и рефлексирующий народный предводитель Гор; и подавление революции, невзирая на то, что мощный магацитл-Гусев расшвыривал худосочных марсиан, как кегли (космоопера!).

Отдельно хочется заострить внимание вот на каком моменте.

Советский автор осмелился отобразить на страницах советского романа т.называемую хао, что есть на человеческом языке любовь, в том числе и как сексуальный акт (то есть — не любовь к партии).

Хотелось бы вспомнить, что, например, в «Туманности Андромеды» (которая хороша по другим параметрам) остающиеся наедине симпатизирующие друг другу мужчина и женщина всю ночь обсуждают какую-то хрень, тогда как Лось и Аэлита занимаются этим самым хао, причем, без всякой порнухи. Вот за этот уместный и не скабрезный момент я даю автору дополнительные плюсы. Сисьге видеть в фантастике мне не хочется, однако и изображение взрослых людей в образах малолетних дебилов мне также не нравится.

Заканчивается роман своеобразно. Хэппи энда, как такового, нет. «Где ты, где ты, сын неба» взывает Аэлита к Лосю по радио — что показывает, что Тускуб Аэлиту недотравил. А Лосю при этом — не позавидуешь.

Оценка — 8. Читать стоит; сюжет запоминается; герои интересны и индивидуальны; приключения — эпичны.

Не будучи Шерлоком Холмсом, можно угадывать возраст рецензентов по выставляемым ими оценкам.

Для объективности, нужно помнить, что раньше был такой СССР, в котором с фантастическими книгами было, так сказать, плоховато. А Мартинов, Джорданов, Куков не издавали вообще. И был только Жюль Верн, Уэллс, да Стругацкие с Ефремовым. Конкурентов у них не было. Жюль Верн обычно прочитывался в детстве; соответственно, на оценки граждан СССР не могут не повлиять детские впечатления.

Романы Жюля Верна специфичны; в ранних обычно крайне узок круг действующих лиц, помещаемых фантазией автора в экзотическую обстановку. Таковы и «Пять недель на воздушном шаре» и «Вокруг Луны» и «Путешествие и приключения капитана Гаттераса» и «Таинственный остров» и «20000 лье под водой». Психологизма, моральных проблем, конфликтов персонажей тут ждать не стоит. Недостаток ли это? Кому как.

В «Путешествии к центру земли» персонажи в значительной степени условны. Ганс условен; Аксель условен чуть менее. Только Лиденброк, пожалуй, демонстрирует какие-то описываемые черты характера.

У Жюля Верна главным персонажем является природа, как раз то экзотическое окружение, в которое герои попадают. Именно её автор и предлагает созерцать во время медленного и вдумчивого чтения. Конечно, за прошедшие полтора века, роман утратил и познавательную составляющую (в части путешествия по Исландии она, пожалуй, сохранилась). И, казалось бы, науки нет, героев — нет; а что есть?

А есть необычайная привлекательность таланта Верна, умеющего волшебно описывать вымышленные необыкновенные путешествия. И есть ощущение XIX века; он виден во всяких мелочах. Мне это кажется замечательным.

И общий результат — избалованным Мартином читателям знакомиться с этим романом, пожалуй, не стоит. Но вот те, кто прочитал его в детстве, будут его ценить — за прикосновение к необычайному; за ту радость, которую доставляло чтение; даже за те усилия, которые нужно было употребить, дабы «добыть» книгу.

Собственно, очень добрая история о девочке будущего, написанная в очень удачно подобранном формате бесхитростных рассказов её отца. Есть определенные элементы космооперности, а из фантастики вообще — повесть, которую можно давать читать в любом возрасте (нужно только уметь читать и иметь начальные познания об окружающем мире.)

При этом, каждая глава, прочитанная в зрелости, дает некие новые черточки несбывшемуся будущему (и речь не только о ненаступившем коммунизме, а об обществе вообще).

Каждую главу (за исключением тех, которые издавались отдельно), можно оценить с этой точки зрения.

«Вместо предисловия»; всего полторы странички, а, между тем, мы узнаем, что Алисе предстоит идти в школу. Означает это, собственно, то, что автором не предсказаны активно продвигаемые уже сейчас формы дистанционного обучения. Впервые упоминается «марсианин», о которых речь — ниже.

«Бронтя» — целых ворох «предсказаний»:

1. Вылупление бронтозавра из окаменевшего яйца — выглядит крайне сомнительно; более фантастично, чем «Парк Юрского периода», и даже чем вылупление эпиорниса из яйца (яйцо сравнительно свежее) в рассказе Уэллса.

2. Просвечивание яйца рентгеном — крайне вредное мероприятие; тут на помощь пришла МРТ, которая дает поразительную детальность, в том числе, в динамике.

3. Под 80-этажную гостиницу в Москве подходит только башня «Федерация-Восток»; все прочие (как сталинские, так и российские — ниже).

4. Антарктида заселена, что в настоящее время вообще крайне сложно прогнозировать (по срокам).

5. Марсианские богомолы — в природе отсутствуют, и даже в 1965 году были сильные подозрения на этот счет.

6. Ко времени Алисы сохранился наземный транспорт (возможно, даже личный — хотя и неясно), что следует из замечания об отсутствия необходимости «переходить дорогу» на пути от дома к зоопарку.

7. Доставка бамбука грузовыми ракетами из Индии. Косяк, не иначе. Их нет, и никогда не будет — потому, что не использовать подъемную силу атмосферы, когда она так плотна — верх неразумности. А вот пассажирский (и возможно, грузовой) гиперзвук — будет, хотя, вероятно, еще и не скоро, но не на ракетоподобных, а на самолетоподобных аппаратах.

8. Совхоз «Поля орошения» — не иначе, как недосмотр автора. Термин «совхоз» имеет очень четкое смысловое значение, и в коммунистическом будущем сохраниться бы не смог (был бы комхоз). А может, Алиса живет не в коммунизме? А вот насчет выращивания в этом совхозе (невзирая на его любое местоположение) бананов — верю вполне.

Краткое содержание рассказа — Алиса торжествует.

«Тутексы»:

1. Марс, населенный марсианами, которые являются аборигенами планеты (так как вынуждены ходить в скафандрах внутри земных куполов) — явная условность и перебор.

2. Соответственно, условностью является и вымершая цивилизация «тутексов».

3. Невесомость в земных кораблях на маршруте Земля-Марс — архаика, которая плохо воспринимается среди прочих чудес.

4. Роботы, впервые появляющиеся в повествовании. Пока что, робототехника развивается совсем не в том направлении, что предсказывали фантасты. Промышленное роботы есть; любая степень автоматизации и механизации любых процессов — в наличии, но встретить разгуливающих по улицам роботов пока трудновато.

5. Вездеходы-прыгуны — излишнее украшательство; непонятно, какие преимущества дает прыгучесть.

6. Почтовые ракеты — сомнительно, чтобы они существовали и на Марсе, если только они — не межпланетные. Но последний вариант кажется архаикой, в окружении видеофонов.

Краткое содержание главы — Алиса пакостит археологам.

«Застенчивый шуша». Про повторы того, что отмечено в предыдущих рассказах — не буду; только новое:

1. Первомайский праздник сохраняется к 80-м годам 21 века. Хочется верить, что так и будет. Хотя о какой «международной солидарности трудящихся» в коммунистическом будущем Алисы может идти речь — непонятно.

2. Постулируется, что к указанному в пункте 1 сроку, уже начнутся межзвездные перелеты. В отношении указанного утверждения испытываю крайний пессимизм.

3. Планетная система у Сириуса — не обнаружена; вероятность, что её найдут — небольшая (уже бы нашли — звезда близкая).

4. Крайне недоволен тем обстоятельством, что согласно Булычеву, ювенальная юстиция полностью победила и воспитание, путем принуждения и наказания, бывает только в сказках. Это — та категория прозорливости, про которую хотелось бы сказать — «лучше бы её не было».

5. Инопланентные звери, невозбранно проникающие в межзвездные корабли — такой безалаберности даже от космооперы не ожидал.

6. Микрофильмы, неважно — звуковые или нет, исчезли так быстро, что их никто и не заметил. Ими успели попользоваться только шпионы.

7. Говорящий зверь (разумный, одним словом), не обнаруженный целым легионом биологов — нонсенс. Равно как и цивилизация, никаких признаков которой не обнаружили опытные звездолетчики.

Краткое содержание главы — Алиса чуть-чуть пакостит и, в основном, торжествует.

«Свой человек в прошлом» — глава, в которой Алиса пакостит совсем чуть-чуть (в течение 3 минут), и торжество, как таковое, также отсутствует. Просто проказничает ребенок, что и в наши дни вполне нормально и заурядно. Что можно отметить:

1. Кроме «школы» из предисловия, в будущем Алисы есть «детские сады»; в общем и целом это не является всеобщей традицией воспитания, и присуще, скорее, коллективистским обществам.

2. Котенок, отправленный в прошлое, и превратившийся в Тунгусский метеорит — это беззлобная шпилька в адрес изобретателей сотен гипотез об указанном метеорите; воспринимается исключительно с юмором.

3. Любопытный феномен: из будущего Алиса отправляется ... тоже в будущее, только крайне близкое. Она попадает в 1975 год, тогда как повесть написана в 1965 году.

4. Тезис о «низкой Москве» соответственно, не может восприниматься вообще никак — Москва какая была в 1965 году, такая и осталась в 1975 году. Скорее, это намекает на высотное строительство в Москве после 1975 года.

5. Любопытно, что в детстве я также воспринимал «писателя Аркадия», как Стругацкого; и только потом, обнаружив, что «Пятна на Марсе» — вымышленная книга, переменил свое мнение.

6. Наблюдение, несколько портящее идеальный образ будущего Алисы. Девочка отказалась подарить книгу «Пятна на Марсе» жуликоватому академику, что говорит о том, что: а). Означенный академик страдает от атавистических собственнических чувств, да еще и пытается манипулировать маленькой девочкой. б). Алиса, что вообще парадоксально, очевидно, также имеет некоторые представления о ценности материальных предметов. Вынужден предполагать, что соответствующие собственнические наклонности присущи человеку, как биологическому виду и никакие эксперименты хунвейбинов изменить это не смогут.

В общем и целом, за простоту (причем — не вымученную, а формат такой!), легкость в прочтении и восприятии, и пригодность для любого возраста — 10 баллов. Кстати, по прочим отзывам ясно вижу, что Булычев менял текст, по сравнению с изданием 1968 года.

Прекрасный способ — довести ситуацию до абсурда, чтобы показать, что реальная тенденция является ущербной.

И что мы имеем?

1. Одежда на полгода, так как мода диктует.

2. Технологический прогресс. Печатные машинки; телевизоры и мониторы с ЭЛТ, струйные принтеры, пленочные фотоаппараты, квартирные телефоны и много чего еще — все это работоспособно, но выброшено на свалку.

3. Айпады и смартфоны меняются чуть ли не чаще, чем одежда — веление престижа.

4. Общий убыстряющийся ритм жизни приводит к тому, что массы людей питаются фастфудом и ГМО — что они дают организму, еще далеко не известно.

Надо сказать, что эта тлетворная тенденция не обошла даже СССР (про Россию не говорю). Одна мебель из ДСП чего стоит.

Но были и еще более жуткие случаи. В 73 году СССР запустил к Марсу четыре аппарата — такого никогда больше, ни до, ни после, не было, ни у кого. Ни один аппарат программу не выполнил. Причина? Тривиальная — дабы ускорить и удешевить производство — в микросхемах золотое напыление заменили на алюминиевое. Испытания показали, что характеристики микросхем не ухудшаются. Проблема одна — еще до запуска, но уже после сборки станций выяснилось, что через полгода в алюминиевых микросхемах образуются раковины и они выходят из строя. Золото опять показало себя вечной ценностью. Но — аппараты были собраны, астрономическое окно не позволяло их разобрать и поменять детали — пустили так. Насколько мне известно, никого за это головотяпство не наказали.

Из минусов, пожалуй, только мрачноватый пессимистический взгляд на мир будущего, в особенности в связи с тотальностью контроля за частной жизнью граждан. Даже если это и сбывается, то это не значит, что мне нравится.

Так что — 9.

Начинается Пятикнижие Мерлина. Мне оно кажется сравнительно более слабым относительно Пятикнижия Корвина, и вот почему.

Автор вполне описал целостный мир Эмбера (ну и немного Двора Хаоса) в первых пяти романах. Этот мир логичен, внутренне непротиворечив; прекрасен в своей законченности.

Что мы знаем о Корвине? Это член раздираемой внутренними противоречиями, но все-таки целостной и дружной королевской семьи Эмбера; в силу особенностей обмена веществ необычайно сильный физически, с мощнейшим иммунитетом и способностью к регенерации; один из лучших фехтовальщиков Мира; несущий в себе Образ Лабиринта, дающий ему возможность путешествовать по Отражениям и пользоваться картами. На этом список основных его особенностей (как и всех прочих членов упомянутой семьи, кроме, может быть, Фионы и покойного Бранда) и заканчивается.

Здесь нам представляют Мерлина. Он умеет все то же самое. Кроме того, он несет в себе отпечаток Узора Логруса, дающий ему дополнительные умения. Поскольку Двор Хаоса входит в конструкцию изначально описанного мира, Узор Логруса кажется вполне уместным (как аналог Образа Лабиринта Эмбера). Вполне уместны также способность извлекать нужные вещи из Отражений (как обратный процесс от перемещения по ним), и способность обращаться к окончательной мощи Хаоса. Последнее — действительно очевидный и обоснованный плюс; некий аналог оружия массового поражения, которое поражает не пространство, а саму ткань мира.

Но вот дальще, ИМХО, вырисовывается проблема. Прежде всего, Карты. Мы усвоили из первых пяти книг, что они уникальны; рисовальщик один — безумный Дворкин. Здесь обнаруживается, что это все туфта — карты прекрасно себе рисует Мерлин, Люк и т.д. Но даже допустим я это приму. Но еще дальше — и Карты, оказывается, умеют рисовать смертные колдуны из Отражений, близких к Эмберу (и Двору, видимо, тоже). Это уже противоречит изначальной концепции, и изрядно напрягает. Второй вариант также кажется эстетически омерзительным. Это вариант, что все поголовно Принцы Эмбера — полные дураки; не учились у Дворкина; не слушали его; разбежались по Отражениям, и ни хрена не умеют — ни менять облик, ни рисовать Карты; даже о Дворе не ведают; считают себя пупами Миров.

Но и это не все. На сладкое, автор нам подсовывает идею о каком-то совершенно постороннем для Эмбера колдунстве. Даже учитывая оговоренные ограничения (сложность составления заклинаний и тенденция к их постепенному рассасыванию), все равно получается, что Мерлин может типа наколдовать все что угодно.

Корвин — это герой, прекрасный, в своей условно человеческой части. а Мерлин — какой-то прокачанный супермен. Моветон, по-моему.

Дальше — хлеще; и Лабиринт, оказывается, не уникален (речь не идет о дублере, начертанном Корвином). Испорченные Лабиринты, видимо, могут существовать где угодно. И вовсе не надо быть эмберских кровей, чтобы их проходить и обретать их силы. Это может сделать любой дегенерат. В рамках первых пяти книг — это дико.

Теперь обращаемся к Отражению Земля. Земля в Пятикнижии Корвина узнаваема, аутентична, уместна. Земля в Пятикнижии Мерлина — это нечно малознакомое. В ней угнездились всякие колдуны — от дегенератов, типа Меллмана, до таких монстряков (Джулия Барнес), которые способны противостоять урожденным Принцам, равно как и колдунам Двора. Что это, вообще, такое? Почему?

Я, допустим, полностью принимаю посыл, что автор сам может конструировать свой мир, как захочет (Именно автор; всяких продолжателей, коллег, фанатов это не касается).

Но я считаю, что, один раз сконструировав мир, уже и сам автор не имеет право его менять, не вызвав негодование читателей. Всем известно, чем это кончается — Робин Гуд становится гомосеком; Человек-Паук — негром; Шерлок Холмс — дауном (во всех смыслах). Я вот, допустим, роман, где ГГ — гомосек читать не буду. Но если я привыкну к герою, а его вдруг сделают таковым, то ничего литературного, и даже цензурного, я сказать по этому поводу не смогу.

Таково моё мнение.

Это отличнейшая рождественская история внутри Саги о Холмсе. Мы, конечно, довольно смутно понимаем дух рождества (не наш праздник), но тем не менее определенное ощущение все же есть.

Чем запоминается?

1. Самой длинной и подробной в сборнике «Приключений...» «дедукцией» по поводу шляпы, которая занимает аж две страницы текста. Все логично, кроме алкоголизма, который ничем не обосновывается и — странное дело — все же обнаруживается у Бэйкера.

2. Прогулка Холмса и Уотсона по заснеженному Лондону прекрасна. «Пар от дыхания прохожих был похож на дымки от пистолетных выстрелов...» и так далее.

3. Оригинальный сюжет. Мне никакой аналог в голову не приходит; прекрасная выдумка.

4. Довольно необъяснимым прощением Райдера. Разумеется, аналогичные эпизоды в шерлокиане имеются; но вот именно Райдер у меня никакой симпатии и сочувствия не вызывает. «Ради праздника» для меня непонятно.

В целом, случайно став свидетелем загадки голубого карбункула, Холмс вполне закономерно, и с блеском, её разрешает. Оценка — 10; желаю всем читателям если не насладиться вкусом куропатки с Холмсом и Уотсоном, то получить не меньшее удовольствие от очередной встречи с великим детективом.

В детстве читано неоднократно; издание развалилось на страницы. Но вот вчера, руководствуясь утверждением автора в предисловии, что это книга для взрослых в том числе, и, достигнув 50-летнего возраста, решил её перечитать. И у меня, так сказать, возникли очень нетрадиционные мысли, не отраженные здесь в отзывах, и имеющие весьма спорный характер. Посему, изложу их, хотя и рискую вызвать полемику в оценках.

Чем ЗАПОМНИЛОСЬ.

Прежде всего, потрясающей в своем цинизме и близости к реальности, цитате, которая, в вольном цитировании звучит примерно так: некоторые уже предсказывали Тому, что он станет президентом страны, если его к этому моменту не повесят. Я не стану гадать — то ли американские висельники возвышены как президенты, то ли президенты низки, как уголовники — скажу только, что тут просматривается близость духа руководителей и мерзавцев, вплоть до степени тождества. Надо заметить, что это и до сих пор так.

Далее, величие, исключительность и богоизбранность американской нации проистекает вовсе не из речей современных властных мерзавцев, а из того потрясающего воображение факта, что полтораста лет назад, американе присваивали своим скопищам лачуг и сараев названия Великих Городов Мира — Парижа, Иерусалима или Санкт-Петербурга. Каково?

Эпизод, в котором Том объясняет Геку политическое устройство Европы, согласно которому в Старом Свете кишмя-кишат короли, сидящие на головах другу-друга и прыгающие (!) — невольно вспоминаются прыжковые упражнения знати в Лилипутии — играет новыми красками, когда далее Том сравнивает этих самых королей с американскими неграми, по мотиву отсутствия у обоих категорий фамилий; только имена.

Все культурные люди знают, что Джордж Вашингтон, по своему призванию и истинной природе, является вовсе не отцом-основателем и автором американской конституции, а самым что ни на есть заурядным рабовладельцем, который не только не собирался своих рабов освобождать, но даже наделять их какими-то правами.

Где-то дальше, в глубинах текста имеется и потрясающее признание Гека в том, что он иногда ел (!!) вместе с неграми, причем, подается это чуть ли не как библейское чудо.

Страна, образованная скопищем мерзавцев и уголовников со всех концов света, до середины прошлого века страдавшая от рабства, расизма и сегрегации, никак не может быть моральным ориентиром для прочих стран, на что она претендует.

Конечно есть исключительная в жестокой выразительности «Хижина дяди Тома» (да и «Приключения Гекльберри Финна» значительно сильнее в этом отношении), но, в основном, отношение американского белого патрицианства (включая детей!) к рабам было как раз таким; их не считали за людей, отказывали им в разумности и обращались с ними, как со скотами.

Следуем за мыслями автора далее, преломляя их под необходимым углом. «Великий дух Америки» «Дух истинного предпринимательства», «американская мечта» — как это все показано Марком Твеном? Вот как:

1. Все «предпринимательство» Тома, которому он безусловно научился у взрослых окружающих, состоит в облапошывании сверсников, что считается высшим признаком доблести и благолепия.

2. Когда дети играют в цирк, выясняется, что это никакая не игра, так как за посещение этого «цирка» взимается плата булавками (по три и две штуки)

3. Игрушки Тома — как-то алебастровые и хрустальные шарики, куски мела, рыболовные крючки, лакрица и даже пресловутая «шишечка от каминной решетки», описываются не как игрушки, а как настоящие сокровища, демонстрируя тем самым отношение детей к собственности вообще.

4. Наконец, отличный сюжетных хэппи-энд в виде обогащения героев, что означает он? Вот что: это обогащение не есть плод упорного руда и даже не следствие наследования, нет — это гора золота имеет вполне разбойничье и преступное происхождение. Что же делают с награбленным мудрые наперсники героев? Ничего — кладут их в банк под 6%. В общем, ничего не изменилось за полтора-два века. И посейчас американские разбойники поступают ровно аналогичным образом.

Американское образование. Прямо, нечего тут сказать.

1. Чудовищные суеверия, которые имеются на каждой странице, присущие как взрослым, так и детям, говорят сами за себя.

2. И почему это так? А потому, что практика воскресных школ состоит в тупом зазубривании тысяч библейских стихов, без понимания их смысла и — о Боже — тем более без применения их к реальности.

3. А вот эпизод декламации в главе «Красноречие...», в котором приведены, по утверждению автора, совершенно истинные плоды графомании и бумагомарательства (извлеченные Твеном из бульварной литературы тех лет) действительно приводят читателя в некий шок и прострацию.

Чем ПОНРАВИЛОСЬ?

Невозможно охарактеризовать одним словом. Это и детский роман, про детей и для детей, и робинзонада, искусно встроенная в сюжет. Кстати, прочие «серьезные» робинзонады с участием детей вызывают у меня неприятие и отвращение. Это и Мариэтт и Балантайн, и Висс и даже Жюль Верн. Тут — не так. Тут — юмор и веселие, изрядно поднимающие настроение. Это и некоторый шпионский роман и роман приключений, и прекрасные в своем роде, и высоконравственные эпизоды с разоблачением злодеев (Не могу удержаться чтобы не напомнить об основном антагонисте, коим является «Индеец Джо». Индеец! отношение к которым было не лучше отношения к неграм). Это и чистые, непосредственные и наивные взаимоотношения полов. В целом это некоторая энциклопедия американских до-военных нравов, изложенная с точки зрения ребенка. Сюжет излагать не стану4 это уже сделано до меня с разной степенью подробности.

Герои романа — дети. Взрослые если где-то и присутствуют, остаются как бы на границе поля зрения, мелькают и расплываются.

А мы созерцаем пиратов. разбойников, лесных братьев (то Робин Гуд), озорников и шалопаев, в исполнении бравого Тома и прекрасного Гека.

Бесспорно несмотря на все деструктивные мысли, которые у меня возникли; в силу непосредственного детского восприятия, незамутненного политикой и общей мерзостью современной жизни, оцениваю на 10 баллов. И автору, и его героям.

Очень любопытно, как Жюль Верн справился с нетривиальной задачей — место действия романа строго ограничено, равно как и состав персонажей. Просто физически и то и другое ограничено. Написать превосходный роман в таких стесненных условиях — это гениально.

И уж поистине мистическим кажется то обстоятельство, что снаряд колумбиады был запущен практически из того же места, из которого через сто лет полетел реальный «Аполлон-8».

Мало того! Траектория полета, рассчитанная, насколько мне известно, математиком Анри Гарсе, окончилась в точке, которая отстоит всего на 4 километра от реальной точки посадки (приводнения) реального космического корабля!

Даже вес снаряда только незначительно отличается от веса командного модуля, на котором люди полетели к Луне. Как тут не удивляться.

Практически Жюль Верн угадал очень многое — он угадал использование реактивного двигателя для коррекции траектории полета; он угадал температуру космического пространства; он угадал, какие химические вещества будут использоваться в системе жизнеобеспечения; даже эпизод с гипероксией имеет известные параллели в реальной истории исследования космического пространства (наш «Восход-2»).

Движухи, конечно, нет (ну или её маловато — кому как). Но по мне, роман предназначен для медленного вдумчивого чтения, когда смакуешь каждую страницу.

Исключительно приятно вместе с героями медленно и постепенно приближаться к Луне, наблюдая её все подробней, и получая от Жюля Верна прекрасный урок селенографии.

Поверхность Луны была хорошо известна во времена Верна; уже имелись карты поверхности с десятками тысяч деталей. Так что, описывая поверхность Луны, Жюль Верн не допустил никакой особой фантазии. А при описании наблюдений с минимальных дистанций — остерегся описывать что-нибудь невероятное, типа селенитов, или каких-нибудь развалин (есть намеки, но предположительные — так и теперь есть такие конспирологи, которые что-то там на фотографиях видят — типа городов, куполов, башен). Только при полете над обратной стороной Луны автор допустил некоторую вольность. Однако, и тут Жюль Верн поступил очень мудро. Пролетая над темной стороной, путешественники лишь мимолетом (при взрыве пресловутого болида) увидели что-то, навроде лесов и атмосферы. Но, опять-таки, они как бы и сами не уверены в том, что видели мельком. Это отличный прием, на мой взгляд.

Ошибки.

Второй спутник Земли — была такая теория — не обнаружен.

Отсутствие невесомости во время полета. Не могу, честно говоря, понять, почему так? Жюль Верн сам употребляет термин «падение»; в его времена уже было известно, что в падающей кабине предметы лишаются веса. Это — конкретный косяк; самый крупный по ходу повествования.

Пресловутый взорвавшийся болид. Не горят они, летая в пустоте и мраке межпланетного пространства; и не взрываются тем более.

Выбрасывание термометра, путем открывания иллюминатора — та еще операция.

Ну и сам пушечный старт. Хотя тут-то явно Жюль Верн все прекрасно понимал — он прямо написал, что в этом случае безразлично где находится — внутри снаряда, или перед ним — результат будет один. Так что это не косяк, а художественное допущение, позволяющее сконструировать желаемый сюжет.

Герои.

Надо сказать, что описаны подробно и достоверно. Барбикен и Ардан — вообще прекрасно; Николь — чуть менее достоверно, хотя и он индивидуален. Невозможно изъять реплику Ардана и присвоить её, например, Барбикену — не получится — характер не тот. Единственно, несколько странно и нелепо выглядит вообще сама идея полета. Сначала все было кошерно — просто снаряд. Как только Ардан выразил идею в него залезть — надо было сразу на него надеть смирительную рубашку и определить в Бедлам. Ладно бы один буйнопомешанный, но ведь и Барбикен туда же! А там и Николь подтянулся. Видимо, это также некоторое условное допущение. Логика повествования требует, чтобы полетели люди — иначе не о чем писать.

Повествование.

Не знаю, кто тут засыпал или скучал во время чтения — что там усыпляющего, не вижу. В кресле, с чашкой кофе, сигаретой — отличное, приятное времяпрепровождение. Неоднократное, причем. Я перечитывал не менее пяти раз. Даже глава «Немного алгебры» — у меня она никакого неприятия не вызывает; и даже сложная формула в тексте кажется мне уместной. Если уж говорить откровенно, я лично вообще определения конических сечений, которые знаю до сих пор, запомнил именно из этого романа.

Так что, ознакомившись с сим творением Жюля Верна в детстве, я до сих пор не прочь его перечитать, при случае. Роман кажется мне прекрасным. Это — ранний Жюль Верн; лучший.

Образ капитана Гаттераса — это гениальное предсказание Жюля Верна. Потому, что именно таким, один-в-один, оказался жуликоватый «покоритель» Северного полюса — Роберт Пири.

Да и вообще, за исключением Фритьофа Нансена, все остальные, кто шли к Полюсу, в той или иной степени обладали чертами капитана Гаттераса. Да и Нансен, по большому счету...

Многословно утверждал, что Полюс не является целью; целью являются научные наблюдения в Центральной Арктике. А сам, как только «Фрам» дошел до 84 параллели, не вытерпел. А наш Седов? Не такой же ли маньяк? А Нэрс с Маркхэмом? А герцог Абруцкий +Умберто Каньи?

Так что, ИМХО, Гаттераса нужно принимать в таком виде, в каком его обрисовал Жюль Верн. Нечего его срамить. 100500 реальных исследователей Арктики вели себя абсолютно аналогично.

Роберт Пири, кстати, страдал такой же разновидностью «расизма», как и капитан Гаттерас — только он хотел, чтобы не англичане, а американцы первыми добрались по Полюса — вот и вся разница. Хотел до такой степени, что сфальсифицировал, сфабриковал свою якобы победную экспедицию. Гаттерас не щадит команду; реальные исследователи эскимосов использовали, как скот, и за людей их не считали (за редким исключением).

Так что, один гениальный образ капитана Гаттераса — это верная 10 за роман.

Теперь смотрим далее. Очень подробное описание экспедиции, её маршрута и событий, происходящих на «Форварде». Читать роман без карты невозможно. Ибо все эти мысы Франклина, острова Бичи, Корнуоллы (северные) — все это имеется и на современных картах. Детализация настолько подробна, что она придает известное правдоподобие повествованию. Это — несомненный плюс. Вот «Ледяной сфинкс» того же Жюля Верна, в этом отношении существенно слабее (хотя несомненно, также весьма хорош среди позднего Верна).

История полярных исследований, ненавязчиво вплетенная в роман — меня не напрягала, хотя есть целые главы, этому посвященные. Отлично!

Каждый поступок капитана Гаттераса, каждое событие на «Форварде» объясняется; нет ничего бессмысленного и выдуманного. Вся первая часть романа — это сплошной реализм; никакой фантастики. Вот именно так в 1860-х годах происходила бы (и происходила!) любая полярная экспедиция.

Прочие герои. Есть, так сказать, массовка, но есть Шандон, Клоубонни, Джонсон, характеры которых описаны достаточно подробно и привлекательно.

Шандон. Человек, которого погубило уязвленное самолюбие. Реально? Вполне. Кстати, если Гаттерас заслуживал повешения за то, что погубил две своих экспедиции (как тут пишут в отзывах), то я должен заметить, что Шандон заслуживал того же не менее — за подстрекательство к мятежу. И, главное, мне не совсем понятно, чего он хотел добиться. После того, как «Форвард» стал на зимовку к северо-востоку от последней известной в эпоху Жюля Верна земли — Северного Корнуолла, выживание экспедиции зависело от спаянности команды. Провоцировать и подстрекать в такой ситуации — самоубийство. Как мы помним, за время зимовки, дрейф льдов отнес «Форвард» с 78 до 80 градуса широты. Поскольку об этом ничего не говорится, думаю, что провокатор Шандон об этом не знал — и вывел экипаж в самоубийственный поход — до земли было +120 морских миль. Так что в этой экспедиции не Гаттерас погубил экипаж, а Шандон. Указание на каннибализм ушедших с Шандоном отлично демонстрирует, что за люди были в экипаже. Гаттерас среди таких — как агнец.

То, что Симпсон погиб в походе и намеревался проклясть капитана перед смертью — но я не обнаружил в тексте никаких указаний на то, что Гаттерас воспользовался своей властью капитана. Симпсон сам вызвался; я не понимаю, какие тут могут быть претензии к Гаттерасу. Наоборот — он, увлекшись своей маниакальной жаждой Полюса, растратил уголь; но он же сделал все, чтобы спасти экипаж. Он таки дал согласие рубить и жечь свой корабль. А сам, в разгар полярной ночи, вышел в смертельно опасный поход за углем, демонстрируя истинное мужество. А в это время вот как раз подлецы, составляющие «экипаж» и подстрекаемые Шандоном, я понимаю, начали пьянствовать, а потом ушли, подожегши корабль и бросив капитана. Подлецы! Вполне заслужили свою судьбу. Нахождение живого Альтамонта — тут у меня нейтральное отношение. Вообще, человек должен был замерзнуть очень быстро; довольно маловероятно (но не невозможно) его нахождение в живом состоянии.

На сем кончается реалистичная, описательная часть, и начинается часть фантастическая. Хотя и в ней, за исключением нескольких последних глав, фантастики мало. «Порпойз» вполне мог быть отнесен дрейфом за 83 параллель; такое бывало неоднократно — тот же «Фрам» или «Святая Анна». Возможно было достичь его пешком? Никаких проблем; расстояние не так велико. Описание льдов, правда, нереалистичное. На самом деле замерзших ровных многомильных полей не бывает; бывает дикий хаос торосов и пакового льда. Но это нельзя поставить в вину Верну — в его времена никто так далеко по льдам не ходил.

Земли (Новой Америки) в описанных местах не имеется, но она вполне могла бы быть — никаких фантастических допущений тут не требуется. Найти «Порпойз» в оставленном месте возможно, если он сел на мель — как и описано, и в дрейфе льда не участвует.

Описание зимовки, конечно, идеалистично. Более реально было, все-таки, зимовать на «Порпойзе» — приведя его в порядок (если было возможно, конечно).

Вот по завершении зимовки и начинаются те самые несколько фантастических глав, о которых я упоминал. Жюль Верн придал околополюсному району слишком мягкий климат и поместил в центральную часть Северного Ледовитого океана открытое море. На и это таки рационально! Поскольку и существенно позднее крупные ученые (тот же Петерман) верили абсолютно в то же самое. Реально верили; кое-кто даже, как и Гаттерас, его искали. Фантастика? Нет, изложение господствовавших и признававшихся академической наукой теорий. Морская вода полностью замерзает при -55 градусах; ученые просто не могли предугадать механизм, при котором сначала образуется мутный соленый непрозрачный и непрочный лед, из которого рассол постепенно стекает вниз, оставляя пресный, крепкий, многометровый, паковый лед.

И только центральный вулкан (гора Гаттераса) на острове Королевы, на самом Полюсе — вот единственная буйная фантазия автора. Иначе я вообще бы роман фантастикой не считал. Еще, пожалуй, насышение этого открытого моря разнообразной живностью. Но тут, думаю, Жюль Верн хотел как то отграничить полярный район; в реале по сути он ничем от других мест не отличается, а автору хотелось его выделить, показать, что район — особенный. Если бы Верн писал своего «Гаттераса» после экспедиции «Фрама», думаю, он написал бы роман, про который вообще невозможно было бы сказать — правда это, или вымысел. Такова сила правдоподобия и такова волшебная способность Жюля Верна описывать вымышленные путешествия.

Конечная судьба Гаттераса печальна; мне он симпатичен, так как обладает не только отрицательными чертами, и даже отрицательные черты есть сугубо человеческие слабости.

Отличный роман; отличное чтение; отличное впечатление. Оценка — 10.

С детства перечитывал этот роман десятки раз; до того, что наизусть помнил большие куски текста. И до сих под помню «Все видимое пространство под нами занимала Луна — исполинский кривой клинок белой зари, исщербленный прорезами мрака; серповидный берег, затопляемый волнами тьмы, из которой вздымались навстречу солнцу вершины гор и утесов...»; «Звон будил эхо в кратере и вибрировал в такт мерцанию крупных звезд. Кроваво-красный солнечный полумесяц опускался при этих звуках...»; «А на небе — молодой месяц, синий и мутный, как отдаленная горная вершина склонялся к западу вслед за солнцем...».

В 12 лет мне было крупно плевать на абсолютную ненаучность каворита; на невозможность полета на каворите, даже при его наличии; на полную невозможность существования атмосферы только на одной половине Луны и т.д.

Мне было интересно другое — вот Бэдфорд встречает Кавора; вот они строят шар; вот летят в пустоте и падают во мрак лунной ночи; вот ждут восхода солнца...

Все это казалось мне исключительно изумительным, завораживающим, дразнящим и обещающим.

Детство уходит безвозвратно, но когда я хочу вспомнить детство — я беру, и читаю этот прекрасный роман. Для меня этого достаточно, чтобы поставить ему высочайшую оценку.

И две экранизации я, соответственно, пересматривал неоднократно.

И меня не коробит прямолинейный сюжет; нисколько. Герои, коих всего, по сути, два, сугубо индивидуальны. Возможно, их характеры несколько прямолинейны — но они есть!

Фрикообразный гений Кавор и сугубо приземленный, материальный, капиталистический Бэдфорд образуют отличную пару, в которой один не затмевает другого.

И, при всей прямолинейности, сюжет также не является пустым; он весьма интересен и разнообразен внутри этой прямолинейности.

И бесчинства Бэдфорда в моем детстве воспринимались мной исключительно положительно — мы тогда не знали никаких Халков и прочих монструозных персонажей. Образно говоря, в пещере лунных мясников Бэдфорд и ведет себя наподобие Халка.

Считаю, что и с литературной точки зрения написано очень качественно; прекрасный, разнообразный, богатый язык (может, частично тут заслуга конкретного, неизвестного мне, переводчика).

И при всей невозможности описанного, Луна видится ярко и подробно; и её вполне земной характер (с добавлением некоторой экзотики) также оставляет исключительно приятное впечатление.

Я, конечно, пристрастен, но не могу найти в этом ограненном алмазе никаких изъянов.

Начну просто с цитаты, что я делаю редко:

»...вот мы, например, – многоскорбный повествователь этой истории, не можем, не кривя душой, похвалиться, что заканчиваем базар своей жизни с прибылью в кошельке». Я тридцать лет перечитываю эту книгу; и — как это всегда бывает в хорошей книге — каждый раз нахожу в ней Новое. Это очень грустно; автор писал это в 50-51 году, когда находился в заключении. Ничего не имею против Солженицына (он тоже — написал и «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУГАГ»), но люди пишут по-разному. Сколько Силы, Любви и Веры у Соловьва — столько и их отсутствия у Соженицына. А ведь как хочется верить!

Ходже Насерддину 45 лет; столько же и автору (в период написания); и я уже перешел этот рубеж.

Книга, в отличие от первой, отягощена некой метафизикой (звездостранственные путешествия Молчащих и Постигающих; внутренняя связь Ходжи Насреддина и Багдадского Вора, доходящая до телепатии; ясновидение) и многочисленными авторскими отступлениями. Первые — это исключительно авторские изыски — непонятно, верит ли в них сам автор; а вторые — исключительно важны. Это мудрость 45-летнего автора и 45-летнего Насреддина, говорящие с нами. Это обязательно нужно читать — о Совести, о Долге, о Предназначении.

Но — дело не в философии, и не в метафизике; мне кажется, читателю дается возможность соотнести свою собственную жизнь с описываемыми вымышленными событиями. Думаю, никто, прочитав Соловьева, не избежит жгучего стыда за собственные поступки. Безразличие свойственно юности; достигнув зрелых лет каждый имеет о чем пожалеть, и пожелать изменить. И написано так остро, так живо, что стыд становится нестерпимым. Я особенно хотел бы обратить внимание на эпизод с цыганкой люли и старым облезлым котом — кто из вас без греха, первый брось в меня камень!

О чем эта книга? О том, как остроумный и удачливый проказник Насреддин, выбрав в этот раз в свои сотрудники Багдадского Вора, снова и снова восстанавливает справедливость, которой так мало в мире. Он повзрослел, по сравнению с первой книгой, но острота его ума еще более обострилась. Такое впечатление, что там, где он просто присутствует, сразу Мир изменяется к лучшему — там, где отпечатывается яркий чекан его Души. Он так же велик — и в игре в шахматы; и в беседе (где каждое его слово разит, как кинжал), так же светел и чист — и никакая зараза за многолетние его странствия не пристала к нему, опадая, как пена, которая возникает из волны, но всегда превращается в ничто.

Сопутствующие злодеи — также мерзостны, как и в первой книге; отвратительны, до физической неприязни; так же глупы, тупы, себялюбивы, жестоки и сребролюбивы.

И Песня Ходжи Насреддина звучит над всем этим (и когда он поет, и когда он молчит!). И неважно, что злодей замыслили — он всегда победит, вооруженный только силой ума и помощью людей.

Он почти вездесущ — все события, так или иначе отраженные в романе, сплетаются в единое целое абсолютно метафизическим образом, но Насреддин всегда оказывается победителем.

У меня слишком мало слов, чтобы описать величие произведение, которое относится к числу тех, что нужно прочитать непременно.

Оценка — 10.

На мой взгляд, самый «идеологизированный» роман Беляева. Правда, я не ознакомился со всем его творчеством, однако прочитанное большинство романов, дает мне право для такой оценки. Даже «производственные» «Подводные земледельцы» в сравнение с данным романом не идут (хотя бы по масштабам). Это — одна сторона медали.

Вторая — это то, что «Прыжок в ничто» представляет собой беллетризированный вариант совершенно нечитаемого романа Циолковского «Вне Земли». В самом деле, не только Циолковский в своем предисловии признает «популяризаторскую» ценность романа Беляева, но и самый текст (вторая часть) во многом совпадает с текстом Циолковского. Не только ракета Беляева — точная копия ракеты Циолковского (вплоть до размеров); не только все остальное, чем занимаются пассажиры до прилета на Венеру — постройка оранжереи, солнечные двигатели, «эфиролазание» и описание прочих эффектов невесомости — суть есть близкое воспроизведение Циолковского. U-образный тренажер на Земле — изобретение Циолковского; старт из горной местности — это его текст; ракеры-буксиры — это он же. Даже! Начиная чтение «Прыжка в ничто», читатель знакомится в первыми двумя героями — Цандером и Винклером. У меня лично это вызвало нехорошую ассоциацию с Лапласом, Франклином и Ньютоном из текста Циолковского, так как Цандер и Винклер — это реальные ракетные инженеры начального периода космонавтики.

Но — это не плагиат. Во-первых, сам Циолковский (как я указал выше) так не считал. Но — главное — то, что вот как раз текст Циолковского практически не имеет художественной ценности, а только популяризаторскую. Беляев именно беллетризирует сухой документальный практически,текст, насыщает его (в меру сил) реальными героями реальными ситуациями и реальными сюжетными линиями. И, в третьих, заключительная часть «Прыжка в ничто» в романе Циолковского не имеет никаких аналогов. Это самая интересная часть беляевского текста.

Но кроме этих двух общих моментов, все-таки, хотелось бы привести и третью общую оценку (если у медали может быть третья сторона): «Прыжок в ничто» — это идеология; это беллетризация сухого «документального» текста; но это и роман, который порождает у меня стойкое ощущение нереальности всего изложенного.

Я верю в «Человека-амфибию», верю в «Голову...», но с трудом могу поверить во всемирную мировую пролетарскую революцию 30-х годов — хотя бы потому, что ничего подобного не произошло; наоборот, в это время произросла экстремальная форма капитализма — немецкий нацизм. Но пусть это, допустим, идеологическое допущение автора. Но вот то, что буржуи, вместо того, чтобы резать, бомбить, душить газами и убивать «лучами смерти» (упоминаются в тексте) пролетариев; если они вместо этого решают сбежать с Земли в межпланетное пространство — это допущение, не выдерживающее никакой критики. Скорость преобразования Земли (о чем речь ниже), как в плане производительных сил, так и производственных отношений, также совершенно невероятна.

Теперь о хорошем.

1. Представленная читателю капелла буржуев недорезанных являет нам как раз ансамбль тупых, самодовольных и фрикоподобных дегенератов. Думаю, что среди западенцев данный роман популярностью пользоваться не может; да и доморощенные российские буржуи также едва ли будут рады увидеть такую исчерпывающую характеристику их же коллег.

Безусловно, Беляев гиперболизирует. Тупость буржуев превышает всякое вероятие — им говорят, что нечего жрать, но они все равно отказываются работать. Когда епископ, не желая месить грязь, кощунственно подворачивает свою рясу, являя пастве голые колени, то леди Хинтон его примеру не следует — лишь когда она слышит вопли ушедших вперед коллег «Золото! Бриллианты!» — лишь тогда она смиряет свою пуританскую гордость, и начинает скакать по грязи, сверкая голыми лодыжками не хуже епископа. Что дальше? Буржуи выбрасывают из «рюкзаков» одежду и набивают их бриллиантами. И это на Венере! Потом, они же, начинают делить будущую власть. Такая тупость продолжается до самого конца романа. Единственный пригодный для венерианской жизни — это спортсмен-аристократ лорд Генри Блоттон. Но и тут Беляев доводит свою конструкцию до логического завершения. Именно Блоттон, по стечению обстоятельств, отделяется от путешественников и ... совершенно дичает; после обратного воссоединения он уже совершенный троглодит, который с легкостью завоевывает власть над коллегами, пользуясь кулаками. Он же, с наглостью, достойной лучшего применения, «делит» присутствующих женщин, не обращая никакого внимания на их желания. Ему же приходит мысль отобрать все выращенные припасы у «плебса» (сами буржуи — понятное дело — ничего не вырастили). Так что, по Беляеву, ни один буржуй вообще не пригоден ни к чему созидательному. То что на протяжении всего текста, эти «герои» постоянно намереваются захватить ракету, кого-то убить или обратить в рабство — это вообще общее место.

Епископ Уэллер — тут легко догадаться, что и без такого «героя» Беляев обойтись не мог (воинствующий материализм). Однако, ошибка Беляева в том, что он ставит знак равенства между представителем церковной иерархии (причем, западного толка) и рядовыми верующими. Так что, окончательно разложившийся под конец романа епископ, не вызвал у меня никаких негативных чувств к верующим в целом.

Кто у нас остается? Явный пролетарий-пропагандист Ганс Фингер; примкнувший к нему представитель интиллигенции Винклер, «мечтатель-пацифист» и гениальный инженер Цандер. Кроме них — философ-пустозвон Шнирер с дочерью Амели; безликие слуги Жак и Мэри, а также семья врача (также интиллигент) Текера (в том числе его безымянная жена и ребенок), который на протяжении всего текста занимается полезной профессиональной деятельностью (хоть и неблагодарной). Эти обрисованы более приятными красками, хотя и в значительной степени лишены индивидуальных черт, являясь скорее условными фигурами. Читатель, запомнив фамилии героев, с самого начала может предугадать их поступки в дальнейшем, пользуясь классовым подходом. Если это биржевик Стормер — то именно он украдет баллон с кислородом; если на борту ракеты оказываются гнилые консервы — это виновата леди Хинтон, которая выпускала такие специально для «рабочих» и «солдат», а если «дочь философа» Амели — то она непременно вызовется поучаствовать в опасной вылазке. Так что, герои сами по себе не сильны (кроме мерзких буржуев).

2. Третья часть романа Беляева — «Новая Земля» вроде как описывает приключения на Венере. Хотя к концу романа выясняется, что «новая земля» — это не Венера, а как раз преображенная пролетариями родина.

Приключения любопытны, фантазия Беляева тут расцветает пышным цветом — чего только герои не находят в этом новом мире! Да и собственно, сами эпизоды после посадки — весьма драматично и напряженно. За «новую Землю» повышу оценку романа в целом.

Беляев рисует мрачный, дикий, бущующий мир с невероятными растениями и животными; невероятными стычками и невероятными ситуациями.

Должен заметить, что для 1933 года Беляев пользуется передовыми астрономическими познаниями. Но — вот незадача. Практически все, что он описывает, совершенно не соответствует действительности. Кроме всем известной и очевидной непригодности Венеры не только для жизни аборигенов, но и для любого существования человеческого существа, практически на каждой странице идет по несколько «ляпов». У Венеры нет спутника; с поверхности Венеры никогда не видно звезд; там не голубое, а оранжевое небо; там нет смены времен года (и полярной ночи), потому, что ось вращения наклонена к плоскости эклиптики не на 90 градусов, а на примерно 180; там нет гор 30-километровой высоты (максимум — 11 километров) и так далее. Это все идет «плюсом» к тем ляпам, которые перекочевали в данный роман из «Вне земли». У Беляева (как и раньше у Циолковского) ракета есть летательный аппарат с изрядным запасом жидкого топлива, тогда как на самом деле ракета есть громадная цистерна с топливом, к которой прикручен ничтожный по размерам конечный аппарат. Про прочие «косяки» я уже писал в отзыве на «Вне Земли» и тут повторяться не буду. Кстати — уж не знаю, откуда, к авторам пришла безумная идея о том, что ракету можно разогнать до 100000 километров в секунду. И инженер Лось у Толстого разгоняет яйцо до немыслимых скоростей. И даже у значительно более поздних Стругацких «Хиус» также летит с чудовищной скоростью. Зачем все это? На таких скоростях, даже если совершенно фэнтезийные «атомные» двигатели способны их достичь, всю Солнечную систему можно пролететь за часы, а Венеры (или Марса) достичь за минуты.

Зато вот торможение ракеты с помощью сопротивления атмосферы планеты назначения — это та плодотворная идея, которая реализована в натуре всего несколько раз и сравнительно недавно. Респект автору (или Циолковскому — если это его идея).

Завершается роман (возвращаюсь в началу своего отзыва) совершенно идеологизированной победой всемирной пролетарской революции; легионам ракет; перекопанным горным хребтам, мостам через Берингов пролив, плавающим аэродромам; стратопланам и прочей фантастике для которой чисто формально нет времени — пока герои обретались между Землей и небом, равно как и на Венере, даже учитывая релятивистское сжатие времени, нет достаточного временного промежутка.

Итак, герои-пролетарии (и примкнувшие к ним слуги буржуев и безвредные философы) с торжеством возвращаются на Землю; тогда как разложившиеся классы остаются на Венере, причем — даже неизвестно — выживают ли они (пытались заткнуть камнями дюзы взлетающей ракеты — чистые троглодиты).

Перед отлетом, на последних страницах, сначала Цандер, а потом Фингер преспокойно разговаривают по радио с Землей и Марсом, забывая что между вопросом и ответом пройдет никак не меньше минут, или десятков минут — в зависимости от текущей планетной конфигурации; завершающий косячок.

За гиперболизированную идеологию (в том числе и касательно описания героев) балл снижаю; за «удачную», хотя и слишком буквальную, беллетризацию — повышаю; за Венеру высший балл. В целом, где-то 7 баллов.

По признанию (списку Лучшего) самого Конан Дойла, от 1927 года — это НОМЕР ОДИН!

Не рискуя выдавать окончательные оценки, тем не менее, считаю этот рассказ ярчайшим, безумным и поистине классическим (Кроме Собаки Баскервилей); истинное сосредоточие мистического детектива — в котором есть все; и гротескный злодей; и загадочные предсмертные слова и мерзкая гиена (вкупе с павианом).

И кто из вас, прочитав этот рассказ, не поражается гениальной простоте расследования Холмса? «Отдушина», ведущая в соседнюю комнату; шнур от «звонка», никого не вызывающий — это же классика! Все, казалось бы, ясно — но Уотсон ничего не понимает; да и читатель, про большому счету, тоже — хотя автор дал все концы.

Рассказ очень «ранний»; датирован апрелем 1883 года; раньше него не больше нескольких рассказов. Холмс даже вынужден объяснять Элен кто такой этот усатый джентльмен — тогда как позднее это уже было ясно и очевидно.

Если быв меня спрорсили — как охарактеризовать Холмса — я бы привел в пример этот рассказ. Только 10.

Один облапошенный переписывает Британскую энциклопедию (Союз рыжих); другой — выписывает торговцев скобяным товаром (Приключения клерка). Обоим платят неплохие деньги ради их устранения из того места, в котором они имеют несчастье обретаться. Имеет место своеобразный гуманизм XIX века — в современные суровые времена и Уилсона и Пикрофта просто-напросто бы пристукнули — никакого особого резона с ними возиться нет.

Тем не менее, это отличный рассказ «золотого века» Холмса; он ни в коей мере не подлежит пропуску при чтении (в отличие от некоторых поздних рассказов). Рассказ атмосферный (викторианские мелочи, да и, собственно, некоторая зарисовка из жизни тогдашних брокеров); с классическим сюжетом (посетитель с загадкой и неясными опасениями); классическими приемами (догадки о времяпрепровождении Уотсона и пр.). Из этого рассказа мы узнаем, например, что Холмс грызет ногти. Как и всякая мелочь, характеризующая любимого персонажа, это придает рассказу жизненность, а образам — достоверность. Не все рассказы Конан Дойла могут этим похвастаться.

К сожалению, некоторая вторичность сюжета относительно «Союза рыжих» не дает возможности поставить высший балл. Поэтому — 9.

Прочитал отзыв Skay91; перепугался; быстро побежал проверять, в каком у меня переводе. Отделался легким испугом.

Роман Даниэля Дефо очень много дал мировой литературе. Даже заимствование сюжетных ходов. Не только попугай перекочевал в более поздние романы; нашествие пиратов прокралось в «Таинственный остров». Пятница, в лице дикарок на челноке, прокрался в роман Фредерика Мариэтта. Труд, как основа жизнедеятельности человека, даже в несколько гипертрофированном виде, описан у Йоханна Висса в «Швейцарском робинзоне».

О чем же этот роман? Я усматриваю в нем глубокую христианскую составляющую. Робинзон Крузо — сугубо верующий человек. И если чудо, в виде прорастания зерен ячменя и риса перестало быть таковым, после того, как Робинзон Крузо разобрался, как это произошло, то глубокие размышления главного героя во время болезни, остались. И осталась наугад раскрытая Библия на очень уместном, своевременном и прекрасном стихе — «Призови меня в день печали, и я освобожу тебя, и ты прославишь имя мое». Робинзон Крузо проявляет себя даже в некоторой степени миссионером, когда, в меру своих познаний, пытается научить Вере Пятницу. И подобные искры рассыпаны по всему роману — и когда Робинзон Крузо освобождает обреченного на съедение пленника, и спрашивает его, кто он такой, последний показательно отвечает «Христианин»; размышления Робинзона о Вере присутствуют с самой завязки романа — со времени первого шторма и пленения героя пиратами (уже примерно с 5 страницы, потом 8 ориентировочно и так далее). И если злаки не произросли «из ничего», то Робинзон все-таки видит руку Провидения в том, что он высыпал испорченные зерна там, где солнце не могло сжечь их и тогда, когда они были обильно увлажнены.

Именно эту христианскую составляющую я ставлю выше всего остального — даже выше Гимна упорному труду. И выше чисто приключенческой составляющей, которая,безусловно, сильна. Роману скоро стукнет 300 лет, но он, думается, читается также интересно, как и после его первого издания. Приятно вместе с Робинзоном Крузо испытывать его маленькие победы и огорчения.

Не все, конечно, прекрасно. Некоторый когнитивный диссонанс у меня вызывает могучая христианская составляющая (с одной стороны) и озвучиваемое автором и его героем вполне терпимое отношение к рабству. Даже не просто терпимое; Робинзон Крузо не только рабовладелец, но и работорговец. Для себя я нахожу выход в том, что это был жестокий век (и время написания и время действия); рабство было в порядке вещей и спустя 150-200 лет после времени Робинзона — в России до 1861 года (в виде крепостного права), а в исключительно демократичных, «исключительных» и «богоизбранных» (разумееется, в кавычках) США — и того позднее, до 1865 года. И даже некоторый расизм имеется; в завязке романа, Робинзон невольника-негра покупает, а работника-европейца — нанимает.

Массовое истребление людоедствующих дикарей также не выглядит чем-то исключительным и образ Робинзона портит не сильно — и до него конкистадоры нещадно истребляли ацтеков и майя, и после него всемирное отребье, самоорганизовавшееся в Соединенные Штаты, истребляло индейцев (и до сих пор продолжает истреблять всяких аборигенов, правда — не на своей территории).

Роман Даниэля Дэфо — это по сути роман одного героя. 28 лет в полном одиночестве — это безусловно страшное испытание, в особенности для современных «быстро живущих» людей. Думаю, что любой современный человек в сходных обстоятельствах мог сойти с ума. И только медленный ритм жизни вообще в 17 веке, ИМХО, уберег от такой участи Робинзона Крузо. Ну и Вера, конечно.

Ставлю 10 — за новизну (первая широко известная «робинзонада»); за христианскую мораль и за вечные ценности, простенько излагаемые героем.

P.S. Еще больше заинтересовался предыдущим отзывом; нашел оригинальную статью переводчицы Зелинской с примерами мерзопакостных правок, которыми Чуковский оснастил оригинальный текст. Рад, что у меня издание в переводе Шишмаревой, которую Зелинская называет «старорежимной». А вот послесловие Корниловой уже имеет чисто советские черты — там только одно слово есть о религии — «Робинзон Крузо твердо держится пуританской религии»; все остальное — это восхваление «трудовой» и приключенческой составляющей, в ущерб христианской.

За критикой «ненаучности» рассказа Эдгара По как-то теряется совершенно гениальное предсказание автора — он придумал, и оснастил своего героя герметичной кабиной — деяние, которое было на практике реализовано только через сто лет Пикаром на стратостате «ФНРС-1». Предлагалось это, конечно, и ранее, в частности тем же Менделеевым. Однако во времена Эдгара По множество воздухоплавателей, с упорством, достойным лучшего применения, пытались штурмовать стратосферу в открытых корзинах. Многие за это поплатились.

И если сравнить данное произведение с прочими аналогичными ровесниками, то сравнение будет явно в пользу «Ганса Пфааля». Только «Иной свет, или государства и империи Луны» Сирано де Бержерака содержит равное гениальное техническое предсказание — последний, среди ненаучного бреда, предложил способ достижения Луны при помощи кабины, в некоторых отношениях напоминающей многоступенчатую ракету.

Что еще, кроме воздушного шара, в 1835 году мог предложить Эдгар По для посрамления совершенно ненаучных «полетов» на Луну на орлах или демонах? Пушки в то время были слабы; ракеты вообще не просматривались на горизонте, являясь всего лишь милым развлечением на карнавалах.

Эдгар По выбрал способ, который в его время придавал некую «научность» фантастическому сочинению. Кстати, этот способ ничуть не хуже, чем колумбиада Жюля Верна, или каворит у Герберта Уэллся — все это чистая фантазия — и воздушный шар, и пилотируемые снаряды у Жулавского, Ле Фора и Жюля Верна, и совершенно фантастичный, не проницаемый для гравитации, материал.

Понимал ли это сам Эдгар По? Скорее, да, чем нет. Именно принятый им способ путешествия заставил его «изобрести» неведовый газ, в 37,4 раза менее плотный, чем водород — он, видимо, интуитивно догадывался, что ни водород, ни метан, ни неоткрытый в ту пору гелий, не потянут подъем до Луны. Если бы такой газ существовал, то, думаю, первыми, достигшими космоса людьми, были бы стратонавты — буквально недавно Алан Юстас поднялся на 41,5 км высоты (где и реактивные самолеты не летают, кроме немногочисленных стратопланов, и то динамически); с газом Эдгара По высота подъема была бы существенно выше, а космос, по некоторым определениям, начинается с 80 км. высоты.

Далее, ни один ровесник Эдгара По не озадачивался таким «мелким» вопросом, как система жизнеобеспечения. Автор же «Ганса Пфааля» этим озадачился; и предложил отличный способ решения проблемы — в рамках парадигмы о земной атмосфере, распространяющейся до Луны. Реальные стратонавты в те времена поднимались «налегке» и только позднее стали брать с собой кислород (что не всегда спасало). Безусловно, беспредельная атмосфера — это ошибка; и даже приведенные какие-то научные наблюдения, якобы подтверждающие это утверждение выглядят слабо; такое впечатление, что Эдгар По и сам в это не верил, а использовал свою выдумку, как условный художественный прием.

Далее Эдгар По ошибается в высоте «зоны смерти» — он определяет её в 25 миль (где Ганс Пфааль зашнуровал свой каучуковый мешок); на деле эта высота составляет 8 км или около того. Ошибка простительная; никто в те времена выше 7 км. не поднимался, и страшных гипоксических трагедий, типа трагедии «Зенита» или подъемов Бенито Моласа и капитана Грея, в те времена еще не было.

С другой стороны, Эдгар По неплохо описывает виды Земли с высоты и иллюстрирует, в частности, далеко не тривиальное наблюдение — пока высота подъема остается много менее диаметра Земли, горизонт продолжает оставаться на уровне корзины, а точка, под стратостатом, удалена на громадное расстояние. Соответственно, наблюдаются виды не выпуклой поверхности; она представляется вогнутой чашей — точно так, как описал автор. Тут нужно упомянуть, что и в этом сугубо фантастическом произведении, Эдгар По не смог избавится от сильно присущей ему мистики. При описании вида Северного Полюса, герой описывает некую загадочную темную впадину посреди вековых льдов, что, собственно, перекликается и с известнейшим романом Эдгара По «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима».

Отдельно хочется отметить черный юмор автора, который, думаю, может вполне найти отклик в сердцах многочисленных читателей — а именно, сцена расправы с кредиторами. Как мотивация для полета это мне кажется слабоватым, но в качестве черного юмора — самое то! Надо еще посмотреть, не одолевали ли Эдгара По в 1845 году кредиторы? Хочется воспринимать рассказ серьезно, однако вот его начало и конец — с магистратами Роттердама — несколько портят общее впечатление, ибо выглядят легкомысленно («обратный» шар в виде дурацкого колпака, склеенный из газет) на фоне всего остального. Только это, пожалуй, могу указать в качестве минуса. Все прочее кажется мне превосходным.

Оценка — 9.

P.S. Материальное положение автора, в период написания «Ганса Пфааля», действительно было тяжелым.

Всего раннего Жюля Верна я оцениваю на 10 баллов; соответственно, я выставил указанную оценку и «Путешествию к центру Земли» и «Путешествию и приключениям капитана Гаттераса» и «Вокруг Луны». Но если по трем указанным романам со мной можно не соглашаться — то вот проставить меньше 10 за самый известный роман Жюля Верна — как только рука может повернуться; не знаю.

«Наутилус» — это отличная, высокотехническая фантастика. Она таковой продолжает оставаться до настоящего времени. Часть из того, что делал «Наутилус», не в состоянии сделать ни одна современная подводная лодка. И, вот какое дело, «Наутилус» прежде всего исследовательский корабль, в отличие от монструозных военных АПЛ нашего времени. Капитан Немо применяет его в военных целях — но это только один эпизод за 7 месяцев плавания Аронакса и Ко. Советские 941 «Акулы» неизмеримо громадней «Наутилуса»; скорость подводного хода приближается к заявленной скорости «Наутилуса» (хотя, видимо, все-таки не достигает её). Благодаря наличию атомного реактора, практически любая АПЛ может обойти вокруг земного шара, не всплывая на поверхность. Так что драматический момент с «затиранием» Наутилуса льдами в южных полярных морях произойти не может. Фантастика в описании «Наутилуса» остается в глубине погружения. Даже советские титановые АПЛ имеют рабочую/предельную глубину погружения 1000/1200 метров. И это считается очень много, так как в основном они ограничиваются 400-500 м. «Наутилус» же погружался на 16 км. (хотя инженерные расчеты показывают, что указанная Жюлем Верном броня, невзирая на все двутавры и заклепки, более 5,5 км. погружения не выдержит). Подводные же скафандры, в которых люди «гуляли» по подводным лесам на острове Креспо и Атлантиде, на глубинах до 300 м. продолжают оставаться совершенной фантастикой; необходимо применение специальных гелиево- или водородно- кислородных дыхательных смесей, чтобы избежать кесонной болезни. У Жюля Верна в этом моменте, к сожалению, явный косяк — гуляющие невозбранно переходят из среды с давлением 30 атмосфер в среду с давлением 1 атмосфера; специальный дыхательных смесей не используют, и превосходно себя чувствуют. Также совершенной фантастикой остаются электрические ружья. И невероятные аккумуляторы (а точнее, гигантские батарейки) «Наутилуса». Нам есть еще к чему стремиться; по этим моментам «Наутилус» продолжает оставаться далеко впереди. Невероятные салоны «Наутилуса» также остаются фантастикой — хотя надо сказать, что исключительно гуманные советские инженеры разместили на 941 «Акуле» даже тренажерный зал и бассейн. Так что в то время, когда амерские злодеи сидели на головах друг у друга, советские подводники нежились в бассейнах. Вот что дает 50000 тонн подводного водоизмещения.

Наутилус является героем романа Жюля Верна. Но не единственным, и не главным. Главным, безусловно, является капитан Немо. В нем уживается пламенный борец за свободу и низменный мститель. Среди всех героев раннего Жюля Верна, образ капитана Немо самый сложный. И, хотя мы имеем весьма незначительный конфликт персонажей (да и есть ли он вообще? Не отпускает ли капитан Немо Аронакса, Неда Ленда и Конселя добровольно); имеется серьезный внутренний конфликт у капитана Немо.

Троица гостей «Наутилуса» описана превосходно. Нед Ленд харизматичен; Консель консервативен; Аронакс разрывается между желанием бежать и желанием узреть чудеса подводного мира. Герои, надо сказать, запоминающиеся.

Из минусов могу указать только на то, что Жюль Верн, на мой взгляд, переборщил со вставками научных лекций. Нет, они есть всегда, но вот в «20000 лье под водой» они уж очень заметны, даже, до некоторой степени, чужеродны. Однако это искупает само кругосветное путешествие в морских глубинах — от экватора до Южного Полюса, на котором капитан Немо воздвигает свой флаг; мы вместе с героями Жюля Верна бороздим Саргассово море; собираем жемчуг на жемчужный отмелях; открываем Атлантиду; находим сокровища затонувших кораблей. И даже проводим «Несколько дней на суше» — эпизод, который смотрится весьма симпатично — тут уже угадываются некоторые намеки на будущий «Таинственный остров».

И капитан Немо — могучий физически и духовно; загадочный, противоречивый; чьи поступки порой вызывают ужас у Аронакса, а порой — восторг. Этот образ, безусловно, является мировой классикой. И его загадочная судьба, которая в последующем Жюлем Верном раскрывается (к сожалению, намного более приземленно, чем хотелось бы), в этом романе манит и обещает. Думаю, сейчас, когда капитан Немо воспринимается сразу в сумме «20000 лье под водой» и «Таинственного острова» он производит менее сильное впечатление на читателя, чем раньше, когда данный роман был написан, а продолжения еще не было (прошло около 5 лет прежде чем Жюль Верн закончил историю капитана Немо и историю «Наутилуса»).

Подводное путешествие вместе с капитаном Немо, которое подарил нам Жюль Верн, это удивительное приключение, которое должен испытать каждый любящий чтение человек.

Оценка — 10.

Отличный кинжальный удар в седалище авторов, которые на полном серьезе готовы скрестить шпаги Холмса и Дракулы.

Тут — разумеется, никаких вампиров. Также, как нет никакого исчадия ада в «Собаке Баскервилей». Все рассказы Конан Дойла рациональны.

И даже если, как в данном рассказе, читателю преподносится нечто, кажущееся мистикой (именно кажущееся, а не являющееся), рационализм все равно торжествует вместе с торжеством Холмса. И, главное, что Шерлок никогда, ни в какой ситуации, не допускает возможности того, что ему противостоит нечто сверхъестественное.

С точки зрения сюжета — отличная задумка, благодаря которой рассказ выделяется среди прочих своей нестандартностью.

С точки зрения воплощения замысла — очень добротно; я никаких логический косяков, неувязок и незавершенных моментов не заметил.

Что и говорить — классика она и есть классика.

Рекомендую и желаю всем приятного чтения.

Каждый наверняка помнит бессмертные слова булгаковского Бегемота — «Сижу, никого не трогаю, починяю примус», после которых на древнее и неприкосновенное животное начинается огнестрельная атака работников НКВД. И уже не имеет значения результат этой бессмысленной атаки, важен её факт.

К чему это? К тому, что дерлетовский Шарьер вполне мог бы повторить слова Бегемота или подписаться под ними. Он тоже сидел, никого не трогал и починял. Нет никакого намека на то, что доктор эксприментировал на людях; нет даже вивисекции. Все только на себе; он и починял свой организм (если рассматривать смерть как результат поломки организма). Какие там еще прегрешения числятся за Шарьером? Залез в свой собственный дом и пытался украсть собственные документы? Попытался получить собственное наследство? Ну да, странновато, но не преступно. Эксперименты на себе? Ну, членовредительство в некоторых случаях преступно; но об этом нет и речи. Что остается? Ах да, черная магия! Действительно, это частенько требует человеческих жертвоприношений. Ктулху и Дагон с удовольствием получили бы что-то такое. Но где это в тексте? Про иссечение позвоночника с целью вытяжения хвостовой кости там есть, а про жертвоприношения — ни слова.

Как коллегия присяжных заседателей выношу вердикт по делу Этвуда — виновен в умышленном убийстве на почве ненависти (как сейчас модно говорить), а проще — на почве ксенофобии.

Этот вопрос можно рассмотреть и с современных, гуманных (иногда чересчур) позиций. Все знают, что есть такие фрики, которые делают себе эльфийские удлиненные уши, или непонятно чьи хвосты; вставляют в носы кольца (и не только в носы, да простят меня читатели); покрывают тела сплошными татуировками; обзаводятся синей кожей и т.д. Причем, все это делается без общеполезной цели (возможно, индивидуальные цели есть — повысить личный статус и т.д). И Шарьер разумеется, думал о себе — но имел и общеполезную цель. Ничего не говорится в тексте рассказа, что его психология подверглась какой-то трансформации, или он отупел — только тело менялось. Но никто в современных фриков из люгеров палить не думает. И в описываемые времена (30-е годы) во всяких мутировавших «людей-крокодилов» «людей-львов» никто стрелять не собирался — их в цирках показывали.

Так что, Этвуд не имеет никаких оправданий ни по мерке 30-х годов, ни тем более, по современным меркам.

Отсюда у меня возникает странное объяснение загадочным утверждениям из завязки рассказа (которые никак не объясняются), что Этвуд раскрывает тайну ради спасения какого-то невиновного от преследования полицией. Мой вариант таков — тело «человека-крокодила» находят со следами огнестрельных ранений. Толерантная полиция возбуждает дело и ловит какого-то невиновного. ИМХО, довольно логичное объяснение.

Сам рассказ. Не знаю, сколько в нем от Лавкрафта, а сколько от Дерлета. Мне он нравится тем, что мерзкий Этвуд тем не менее талантливый детектив. Он грамотно проводит расследование — запрашивает иногороднюю информацию, опрашивает знакомых Шарьера, роется в архивах, проводит «поквартирный обход», изучает документы покойного. При этом, он, строго по литературной логике, долго тУпит — когда читателю уже все ясно, но тем не менее, приходит к правильным выводам (кроме последнего момента), но не хочет им верить. Это расследование, растянутое во времени, доставляет читателю удовольствие.

Из минусов — ужас все-таки не очень ощущается; дом также описан не страшно. Зато авторы вновь погружают нас в мифологию культов Дагона и Ктулху, сражений Властителей Древности с Богами седой старины, верований глубоководных. Это действительно те места, где некоторые мурашки по телу пробегают.

В целом — добротно; интересно 8 баллов.

Я практически полностью присоединяюсь к предыдущему оратору (хотя хотелось бы услышать начальника транспортного цеха). Но я не доволен его краткостью и мягкостью. Господа (или товарищи, что мне ближе) – это НЕ литература; это не графомания; это КАЛ! Как крупный специалист по творчеству русских продолжателей конанианы (поскольку не только прочитал все 500+ говнотворений руссоконанов – я их все купил в печатном виде!), я просто не могу не указать на то, что цитата предыдущего уважаемого мой рецензента, про «грязь, отъедающую женские ноги», преследует меня по ночам уже 15 лет. Я реально помню этот перл!

Но предыдущий рецензент просто постеснялся процитировать такое как:

1. «Он стоял один посреди пустынной улицы и махал клинком». 

2. «Еще немного, и мы победим! — веселился он, размахивая своим обоюдоострым мечом».

3. «Ему всегда нравился … хруст костей…» 

4. «Он был зол, когда приходилось умерять себя в еде».

5. «… Конан тупо посмотрел на сочное мясо…»

6. «… в Шалаше Предков».

7. «… Конан взмахнул своим гигантским мечом, разрубив на две равные половинки самого смелого противника».

8. «… Теперь все зависело только от Конана, человека, которого никто никогда не смог бы назвать мудрым!»

По мнению пятнадцатилетнего автора – каковой он и был на САМОМ ДЕЛЕ — в то время, Конан есть – « ТУПОЙ (8), КАЧОК размахивающий посреди ПУСТОЙ улицы мечом (1) причем – двуручным (2) и гигантским (7), которому нравится хруст костей (3); обжора (4) тупо при этом глядящий на мясо (5).

Я готов сделать поправку на голод 90-х годов, но и из этого рассказа следует (а в следующих так прямо и написано) что Конан есть людоед, поедающий по крайней мере печень врагов.

Я не могу НЕ ненавидеть такого Конана. Просто потому, что такого Конана нет. А вот такого «людоеда» я приму – но только внутрь желудка.

Про «Шалаш предков» — это какой-то вынос мозга. Просто невозможно больше ничего по этому поводу написать.

Не согласен с автором предыдущегго отзыва — он И писался ШКОЛЬНИКОМ, как и поведали сами авторы этого блудодейства.

Автору — пять по русском языку и литературе, и единица по литературе вообще, в которую его кто-то просунул (да простит меня Господи, но по-чему-то вспоминаются Гриновские молодые геи). Не в обиду автору.

Ничего не имею против Сергея Неграша. Его прочих ппоизведений не читал, но ВЕСЬ кал «про Конана» прочел.

У меня портянка «цитат», на каждый рассказ кало-авторов. Из уважения к Неграшу — которому явно стыдно, и Читателю, больше, об этом прецеденте не буду.

«Ужас морей». Рассказ, который, предположительно, должен вызывать у читателя ощущение ужаса и мурашки — на деле, по прошествии столетия, ничего такого не вызывает. Мир изменился и люди вместе с ним. Многочисленные террористические акты, свидетелями которых мы все становимся, притупили способность ужасаться. А телевидение, не просто демонстрирующее, но, временами, и смакующее скабрезные и кровавые подробности бытия, тем более. Думается, даже если бы «каюта» (место преступления) была бы не описана Уотсоном-Конан Дойлом, а сфотографирована и продемонстрирована — это ничего бы не изменило. Не думаю, что это хорошо, хотя к собственно Конан Дойлу и «Черному Питеру» это никак не относится.

Рассказ очень фактурный. И использованным экстраординарным оружием, и образами преступника и жертвы, и общей атмосферой в доме убиенного, да и самой мрачной историей, которую с блеском распутывает Холмс.

Чем характерен.

1. Не в первый и не в последний раз Холмс демонстрирует нам такое следственное действие, как следственный эксперимент. Это далеко не общее место расследований той поры. Благодаря этому мощному инструменту познания, Холмс устанавливает важнейший факт. Даже физически сильный Холмс не в состоянии воспроизвести действия преступника — что дает возможность утверждать, что дело не в силе, а в профессиональных навыках оного.

2. Официальным оппонентом в этом расследовании выступает Стенли Хопкинс. В отличие от Лестрейда и Грегсона (а ведь есть еще и Джонс, и Грегори и Форрестер и другие), данный инспектор Скотланд Ярда выглядит более симпатичным. Да, он также малоопытен и легковерен, но он готов признать правоту Холмса и вообще заранее расписаться в невозможности разобраться в деле самому, и пригласить Холмса. Именно простое сопоставление физических возможностей подозреваемого по его версии, с железно установленным в результате эксперимента Холмсом, приводит к аннулированию официальной версии.

3. Рассказ напрямую датирован июлем 1895 года При этом, в преамбуле Уотсон прямо ссылается на дело с «лордом Холдернессом», описанное в предыдущем по времени издания рассказе «Случай в интернате». Этот же рассказ также вполне четко датирован 1900 годом О чем это говорит? О том, что Уотсон не только неважный врач (неоднократная покупка-продажа медицинской практики; постоянное «бросание» своих пациентов ради участия в делах Холмса; перерывы в практике, ведущие к утрате профессиональных навыков), но и о том, что и писатель Уотсон беспорядочный. Он записывает дела не по свежим впечатлениям, а по прошествии больших промежутков времени что конечно влияет на обстоятельность и «свежесть» его повествований.

4. Герои крайне звероподобны, прямо монстры какие-то, и описаны соответственно. В них чувствуется первобытная мощь и низменность душ. Исток всей истории настолько мерзок, что сам по себе мог бы стать отдельной детективной историей. При этом Нелиган, напротив, инфантилен Непонятно, что он собирался делать в компании Черного Питера, если бы тот не был к этому времени умершвлен. Его душевные порывы заслуживают уважения, а вот их реализация — не очень.

5. В период действия рассказа Уотсон проживает совместно с Холмсом на Бейкер-стрит. Это свидетельствует и том, что он и браке уже не состоит, и практику забросил.

6. Акции, в виде бумаг, хранящихся в коробке, прямо-таки умиляют (как и золотые соверены, впрочем, которыми были награждены сопутствующие преступнику моряки в развязке рассказа). Сейчас и соверенов никаких нет — в лучшем случае резаная бумага, а то и пластик, и акций никто вообще никогда не видел. Ни один брокер. Это непостижимые человеческому разуму наборы нолей и единиц в регистрах каких-то монструозных машин. Мир стал намного менее реальным и вещественным.

7. Детективная линия проста, но оригинальна. Холмс, возможно, менее ярок — на фоне таких злодеев -но в основном потому, что он не проявляет исключительных чудес дедукции (при осмотре места преступления он не находит практически ничего). Он просто неоднократно указывает Хопкинсу на его ошибки и тем самым, направляет расследование по нужному пути. Завершающий акт драмы очень четко привязан ко всему ходу расследования. Никаких предположений, только четкое знание, на основе ясной логики!

Отличная классика английского детектива начала 20 века. 10 баллов.

Пока что из прочитанных — лучший рассказ про Пиркса.

Своеобразная космо-готическая история. Вместо древнего, рассыпающегося замка — древняя, дряхлая ракета. Парадоксально, она описана намного более подробно и реалистично, чем «новенькие» в прочих рассказах и это описание сразу настраивает на какой-то мрачный лад, интригующий и дразнящий. Вместо привидения — новая техническая готика — странный сбой в управляющих контурах человекоподобного робота Терминуса, позволивший не только записать последние переговоры давно погибшего экипажа, но и предоставивший записи некую непонятную самостоятельность — и от самого Терминуса, и от содержания записи. Очень непонятный, очень загадочный сбой. Блуждания Пиркса во мраке, по чреву древнего корабля — вполне себе наукообразная мистика.

Наличие кота очень оживляет повествование; а мыши, и поведение Терминуса в отношении них — прямо умиляет.

Тут действительно присутствует нравственная дилемма. Если поступок Пиркса в отношении безумного Сэтавра у меня никакого протеста не вызвал, то здесь — все иначе. Хотя и Терминус однозначно безумен, и вполне подпадает под характеристику «распад функций». Каждый сам вправе решить — прав Пиркс или нет, но, независимо от персонального решения — осадочек остается.

10 баллов.

По признанию (списку Лучшего) самого Конан Дойла, от 1927 года — это НОМЕР ДЕВЯТЬ!

Мистический рассказ от известного мистика Конан Дойла про строгого рационалиста Шерлока Холмса — что может быть лучше! К сожалению, сюжет не предсказуем, но предсказуемо направление сюжета. Поскольку Холмс никогда никакую мистику не обнаруживал (Собака Баскервилей, Вампир в Суссексе и т.д.), исход заранее ясен — это какое-то непредсказуемое для читателя исключительно хитрое преступление. Это современные авторы выдумывают «Шерлока Холмса и Дракулу», «Доктора Джекила и мистера Холмса» или «Дьявола и Шерлока Холмса» (это я на полном серьезе пишу!), а Конан Дойл (даром что мистик) все-таки оставил своего величайшего героя в рамках рационализма. Чему я, кстати, несказанно рад. Если бы Шерлок Холмс ловил каких-нибудь вампиров, то это был бы совсем другой Холмс, и старой доброй Англии мы, конечно, бы не увидели за нагромождением фэнтезийной ереси.

Рассказ отличный. Завязка и самое преступление, по силе воздействия на читателя, ничем не слабее классики о Хьюго Баскервиле. У меня, если я вчитываюсь в слова, и перечитываю предложения несколько раз, мурашки также бегают, как и при фразе «Когда силы зла властвуют безраздельно». Умышленно не буду давать ни малейших намеков на сюжет — это надо обязательно читать! Напишу только о некоторых, на мой взгляд, недостатках, мешающих поставить высший балл. Торфяные болота описаны слабо — никакого сравнения с Собакой Баскервилей, а я уже стал требователен! Считаю исключительной глупостью, безрассудством, несвойственным Холмсу — эксперимент, который он затеял. Достоверность разгадки, с научной точки зрения, сомнительна.

Датируется мартом 1897 года. Повествование волнообразное — с вялыми и исключительно напряженными эпизодами (нет ощущения нарастания экспрессии от начала к концу). Рассказ дает нам несколько черточек из биографии и характера Холмса, что всегда мне очень нравится:

1. Мы узнаем, что перед указанным в рассказе временем действия Шерлок Холмс трудился до того напряженно, что это привело его к порогу нервного заболевания; что он даже обращался к настоящему врачу (а не замаскированному под врача писателю — Уотсону — порукой тому десятки случаев, когда он совершенно бессовестно и вопреки клятве Гиппократа бросал своих пациентов).

2. Совершенно непредсказуемо у Холмса обнаруживается интерес и познания в филологии (а не только в пепле различных сортов сигаретного, папиросного, трубочного табака).

Из-за указанных выше субъективных недостатков, ставлю на один балл меньше — 9.

По признанию (списку Лучшего) самого Конан Дойла, от 1927 года — это НОМЕР ОДИННАДЦАТЬ!

Приблизительно, 1878 год; Холмс впервые приезжает в Лондон и поселяется на Монтегю-стрит, рядом с Британским музеем, и совершенствуется в тех областях знаний, которые считает необходимыми для профессии детектива. Периодически, ему попадаются различные дела (многочисленные отсылки по тексту); дело Месгрейвов — третье дело Холмса (если Глорию Скотт считать первым). Обо всех этих подробностях жизни молодого Холмса мы узнаем из рассказа «Обряд дома Месгрейвов»; это — один из тех рассказов, которые формируют образ героя, сообщая факты вымышленной биографии; тем и прекрасен соответствующий эпизод.

Из этого же рассказа мы узнаем о картотеке Холмса; о сочетании необычайной пунктуальности и аккуратности в делах, с крайней неряшливостью в быту. В общем, как уже отметил, это — один из рассказов, формирующий образ героя, которого мы так любим.

Само дело, которое Холмс излагает Уотсону, демонстрируя при этом извлеченные из картотеки предметы (относящиеся к нему) является достаточно необычайным. Есть преступление (сначала просто загадочное исчезновение дворецкого); но есть и сплетенная с этим преступлением некриминальная тайна. Холмс исключительно умело распутывает и то, и другое. Мало того, если бы не Холмс, неизвестно, что сталось бы с обнаруженным уникальным историческим артефактом.

Наряду с «Глорией Скотт» — это второе дело, имевшее место до знакомства Холмса с Уотсоном в «Этюде в багровых тонах» (1881 год по внутренней хронологии), о котором Холмс рассказывает Уотсону. Больше таких рассказов нет; все прочие имели место после знакомства героев. Изданы эти два рассказа также подряд, соответственно, в апреле и мае 1893 года.

Добротно, даже фундаментально. Оригинально. Классически. Только 10.

Отнюдь не юмористический, а весьма глубокомысленный рассказ — с точки зрения современного читателя. Советскому читателю он был непонятен; зато отлично понятен теперь.

Движущей силой сюжета являются два принципа капиталистической экономики:

1. Жизнь взаймы. Долгами обременены все — граждане, корпорации, государства. Причем, размеры долгов таковы, что все здравомыслящие граждане прекрасно понимают, что долги никогда возвращены не будут; просто нет на Земле столько имущества и материальных ценностей.

2. Цена имущества в буржуйской экономике (рудник по тексту рассказа) зависит не от его стоимости, а от репутации продавца и иных абсолютно нерыночных критериев. Именно поэтому Фейсбук якобы стоит дороже Газпрома, хотя первый не имеет никакого имущества, кроме канцелярских принадлежностей и оргтехники, а второй — это миллионы тонн металла; тысячи километров трубопроводов; триллионы кубометров запасов газа; поселки, аэродромы, ледоколы и пр.

Если оставить в стороне экономическую составляющую, рассказ достаточно условен. Разумеется, он описывает совершенно невозможную ситуацию; все грани реальности, в виде подлинности/поддельности билета; риска кражи/грабежа/присвоения (продавец ушел в заднюю комнату магазина для размена и уже не вернулся; как-то так); полицейских заморочек — оставлены за рамками повествования. Это достаточно парадоксально, ибо один из спорщиков, заключивших пари, как раз упирает на реалистичные сценарии — попасть в тюрьму/умереть с голода. Но сюжет складывается именно что по идеалистическому сценарию второго брата.

Завершается рассказ массивным хэппи-эндом; я бы даже сказал, что он весь состоит из сплошного хэппи энда. Все выглядит очень легко и легко читается. Честно говоря, основную идею автора я не уловил; не думаю, что Марк Твен имел целью описать вышеуказанные экономические проблемы капиталистического общества; юмора не заметно (отдельные искорки только); сатиры — нет. Просто изложение фантастической житейской истории. ГГ симпатичен, лишен отрицательных черт; так сказать «приятен на глаз и слух». Оценка — 8.

Итак, жюль-верновская робинзонада. Не единственная, надо сказать. К этой теме Жюль Верн обращался еще трижды («Школа робинзонов», «Два года каникул», «Вторая родина»), если не считать положенного в основу «Таинственного острова» неплохого (для любителя) «Дядюшки робинзона».

Что мы имеем для сравнения.

«Приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка...» — исключительный по времени сохранения в обойме классики приключенческий роман-патриарх.

«Швейцарский робинзон» И. Висса — по степени морализаторства и поучения превосходящий всякое вероятие и посему читающийся с громадным трудом.

«Коралловый остров» Баллантайна — сочинение, изначально рассчитанное исключительно на детей и в силу этого утрачивающее часть литературной ценности.

«Крушение Великого океана» капитана Мариэтта — претензия на воспроизведение Робинзона Крузо в новых условиях, на деле, к сожалению, удавшаяся слабо. Читается, опять же, с трудом и желание перечитывать можно возникнуть только вследствие волевого усилия.

Больше классические аналоги мне неизвестны, хотя соответствующим сюжетом я интенсивно интересовался, и все указанные романы и приобрел, и прочитал.

Мой синтетический вывод таков: только изначальный «Робинзон Крузо» может сравнится с «Таинственным островом»; все остальные романы играют во второй лиге (в том числе и романы Жюля Верна; в том числе и «Вторая родина», написанная как продолжение «Швейцарского робинзона»).

Но и с «Робинзоном Крузо» «Таинственный остров сравнить совершенно невозможно; первый — есть роман, содержащий религиозную составляющую, причем изложенную, я бы сказал, очень уместно. «Таинственный остров» — это своеобразный гимн Человеку, Человеческому гению, и Науке, доходящий до гиперболизации. Сугубо одинокий Робинзон Крузо, решающий те же, по сути, проблемы, что и Сайрес Смит и Ко, является фигурой до некоторой степени трагической (хотя про это редко упоминается; но 28 лет в полном одиночестве это совершенно чудовищно). Компания из пяти беглецов из Ричмонда, в числе которых абсолютно не-дискриминируемый негр, это совсем другое дело. Они себя ведут совсем иначе, хотя в некоторых вопросах очень любопытно сравнить.

Никакие силы человеческие (как признает сам Сайрес Смит) неспособны создать из ничего зерно пщеницы.

Вот и получается: Даниэль Дэфо остроумно придумал способ «снабжения» посевным материалом Робинзона Крузо; Жюль Верн придумал другой способ, но это именно внешний способ — Сайрес Смит может выплавить железо или стекло, построить мельницу или телеграф, но создать зерно он не способен; тут нужны внешние «костыли», которые Жюль Верн предоставляет своему герою с известной изобретательностью.

Остров у Жюля Верна, конечно, сильно фантастичен (даже если не принимать во внимание наличие «Наутилуса» и капитана Немо). Животный мир, его населяющий, делает остров Линкольна похожим на зоопарк. Минеральные богатства также настолько разнообразны, что делают остров как бы земным шаром в миниатюре.

Однако все это — условие для применения Сайресом Смитом и, отчасти, его товарищами, обширных и глубоких познаний в различных областях науки настоящего энциклопедиста.

Химия царствует на страницах «Таинственного острова» — начиная с простейшего изготовления кирпичей и кончая электрическими элементами для питания телеграфа.

На радость молодежи, в описание химических процессов вкрадывается описание процесса изготовления нитроглицерина и пироксилина; это, безусловно, поинтересней, чем фабрикация стекла или производство мыла.

Описание природы острова — очень яркое и зримое. Все прочие, мною упомянутые, острова у Дэфо, Висса или Мариэтта — сугубо схематичны. А тут — нам предлагается подробнейшая карта, и на протяжении 4 лет жизни на острове, эта карта наполняется превосходными описаниями — герои посетили все уголки острова; прошли его из конца в конец.

Незримое (становящееся явным только в конце романа) присутствие капитана Немо, придает «Таинственному острову» известную интригу. Хотя, на мой взгляд, рассказ принца Дакара несколько портит неизгладимое впечатление от таинственного капитана Немо.

Ну и судьба Айртона. Гуманист Жюль Верн не смог оставить в покое этого закоренелого злодея. По его мысли — честный труд и компания отличных людей, способны заставить раскаяться даже такого злодея, как Айртон. Это только поздний Жюль Верн стал более пессимистичен — там у него злодеи уже не раскаиваются; и частым концом злодеяний является не исправление персонажа, а его насильственная смерть. Но это все будет позднее. Пока же мы видим бодрого, жизнерадостного, верящего в силу науки и в совершенствование нравов, Жюля Верна.

Оценка — 10.

Насели поганые на землю Русскую... Злой Хан Ста-лу-ин захватил тут все...

Вот непонятно, а почему Ян тут в 39 году издал «Чингисхана», Лагин «Старика Хоттабыча», а Соловьев, в 40-м году, «Возмутителя спокойствия»?.

Но, может, это кровавыя цыдулки, возвещающие торжество антихриста? Ха-ха, нет.

Роман Соловьева, просто своим теплом, способен осветить самые мрачные сумерки человеческих душ; в нем все так и указано.

Берите его в руки; читайте его; не обязательно следовать инструктивным указателям госдепа и читать только про писанный «Архипелаг ...». Все было не так. Для братства «Болтающих и Поучающих» у меня один вопрос: как Вы, господа, прикажете реагировать мне, если у меня один дед — репрессирован, а другой — работал в НКВД? Я знаю и ту и другую сторону; это история, а не место для проведения базарных стычек. Я бы посмотрел, как эти пачкуны, типа Сванидзе, поговорили бы с Ходжой Насреддином. Именно к нему и перехожу.

Это Свет, Свет и свет; это веселье; это восточный колорит; это изощренный восточный ум (и хитрость); это желание обжулить жулика, чтобы помочь ближнему. Трудно найти книгу, подобную этой. По сюжету — можно; по герою — тоже, но по ощущению — нет

Молодой Ходжа Насреддин молод и молод душой; но зрел помыслами. Может, только то, что он занят более собственными интересами (чем во втором романе) и очерняет его Светлый образ. Но — звенят бубенцы, поднимается ветер; дорога зовет. Все можно простить жизнерадостному и жизнеобильному Ходже Насреддину. Он — поет; он — плутует; он — ест; он — спит — но всегда он привлекает читателю.

Возмутитель спокойствия — роман, который легко читается в 15 лет, в 20, в 30, в 40 и далее (там, далеко, судить не могу). Он напоен восточным ароматом, любовью автора, историей (или псевдоисторией). Все садимся на ишаки — и — в дорогу, за Насреддином.

Оценка — 10.

Читано неоднократно; в том числе изначально — в молодости (А начато как раз большим куском из «Лунариума»). И восприятие произведения, с течением времени, меняется существенно; собственно, потому, что она распадается на две части. В молодости мне больше нравилась первая; в зрелости — вторая.

Первая часть — мрачная, атмосферная; я бы даже сказал, страшная. Мрак, пустота, холод, тоска и смерть следуют за героями на их пути к обратной стороне Луны. Написано очень сильно. Единственное раннее «лунное» произведение, в котором описано путешествие; еще, правда, есть повесть Циолковского «На Луне» (где герои также путешествуют), но о литературных достоинствах последней можно говорить только с большой натяжкой.

Мучительное ожидание восхода Солнца; мучительное путешествие по пустыне, провалам, трещинам, пропастям; мимо бездны Коперника; через Море Холода и дикий хаос лунных материков; через пустоту; жуткие руины, в которых затаилось неведомое зло — эпизоды нанизаны на одну нить линейного повествования. Селенография была хорошо известна и во времена автора — поэтому все кажется жутко реальным и мучительно страшным. Стоит вспомнить веселый роман «Вокруг Луны» и несколько более философский «Первые люди на Луне»; не говоря уже о более рафинированных «Вокруг Солнца» Ле-Фора и Графиньи или «Изгнанников Земли» от Лори; или, о современных «Ракетный корабль Галилео» или «Лунная пыль».

Физики тут нет; техники тут нет — есть неимоверное напряжение душевных сил; есть подавляемый конфликт; зримо присутствует грань, отделяющее разумное от безумного. Есть ли любовная тема? Я не знаю.

Первая часть заставляет сопереживать.

Вторая часть — это, собственно, аллюзия на Книгу «Бытие». Она заставляет думать. На тему божественного; на тему деградации, на тему оторванности и обреченности, ну и о путях движения — как человеческой личности, так и цивилизации вообще.

Сюжет пространственно закольцован. Тема создания лунного человечества завершается темой создания мифа о создателе.

Может быть, произведение так сильно выглядит как раз потому, что в нем совмещены трудно совместимые вещи.

Ставлю 10; вероятно, потому, что редко какое художественное (да еще фантастическое) произведение заставляет так много думать. Продолжения не идут ни в какое сравнение с первой книгой, хотя «Победитель» неплох.

P.S. «О земля утраченная» — вот где таится ужас.

Перечитал рассказ.

Думал, что наизусть его помню — оказалось, что это не так. То, что главный (или полу-главный) злодей перерос Уодлоу и что нижняя часть его туловища обросла шерстью — помнил, а что из живота у него росли щупальца — нет.

Не могу признать рассказ ни примитивным, ни вялым (хотя он и имеет недостатки, на мой взгляд).

Его сильная сторона — в последовательным нагнетании ужаса (или того, что под ним понимали в 30-е годы прошлого века).

Все начинается с характерного описания местности — все эти намеки на нечто, находящееся где-то за пределами нормального человеческого восприятия. Ну и потом — последовательная «хроника» вплоть да этого самого «ужаса». Может, намеки и выглядят по отдельности примитивными — эти воющие собаки и беснующиеся козодои, но в целом — мне понравилось. Этот древний Данвич, с вырождающимися жителями и их привычкой не лезть в чужие дела. Эти слухи, в определенный момент высмеянные «прогрессивными» газетами. Полоумная Лавиния — неплоха, хоть и безлика.

Большой кусок «Некрономикона» очень хорош. Понятно, что от такой «ужасной» книги ждешь большего, но тут автор сталкивается с естественной невозможностью запугать еще сильнее.

Что показалось слабым:

1. Ужасный Уилбер на поверку оказался слабаком и даже дегенератом, так как его загрызла элементарная собака; да и вообще он объявлен бескостным и практически моментально разложившимся. Да и сама элементарная попытка украсть оригинал «Некрономикона» — хотя за несколько страниц до этого ясно написано, что книгу он видел, изучал и выписывал из неё сатанинские рецепты — это ведь не артефакт, самоё наличие которого необходимо для успеха злодейских мероприятий ... Все судьбы Земли решил дефектный патрон.

2. Ктулху объявлен только младшим братом Древних Богов, тогда как в иных местах у Лавкрафта он весьма ужасен сам по себе. И вообще, Ктулху очень популярен у любителей Лафкрафта, а тут такое принижение.

Что показалось непонятным:

1. Все-таки происхождение этих «близнецов». В каком контексте и кого родила Лавиния, а кто был (или не был) зачат сверхъестественным образом, без участия человеческого существа?

2. Опять же, их взаимоотношения. Они не раскрыты. Зачем Уилберу был нужен «брат» для призыва Йог-Сотота? И насколько сам Уилбер был для этого необходим? Кого Уилбер «призывал» перед смертью; что он там бормотал такого ужасного, после чего ровным счетом ничего не произошло. Самый ужас начинается только месяц спустя — очевидно, вследствие голодание брошенного на призвол судьбы монстра.

3. Ну и общий контекст всего этого «мероприятия». Если Йог-Сотот — это дверь и ключ, то кого шайка собиралась призвать на Землю.

В целом — добротная история о настоящем колдуне, лишенная ужасных метеоритов, обращающих в камень мумий, скрещивания рептилий с людьми и иных подобных мотивов. Именно что классика — есть сверхъестественный колдун, который пытается вызвать неведомое зло и закономерно терпит поражение. 9 баллов. Что бы ни говорили другие комментаторы, а любой современный автор, стиснутый рамками словесного повествования, ничего намного более ужасного придумать не сможет. А разве мы склонны отрицать литературу ужасов вообще, по мотиву того, что она одинаково «не страшна»? Ктулху фхтагн!

Это рассказ из детства, то есть, из «Юного техника», прочитанный не после «всего», а именно тогда, когда «Юный техник» его опубликовал. С литературной точки зрения рассказ ничего из себя не представляет, это полный ноль. Но я поставлю ему высшую оценку — за несколько соображений, часть из которых я надеюсь, примут все, а часть будет отдавать некоторым политиканством.

Герои — не принцы, не попаданцы, не трансгуманисты. Они — инженеры, за что рассказу величайший балл.

Они работают руками (и головой) — что для нашей современности очень необычно. Слово «инженер» имело великое смысловое значение во времена Жюля Верна и вот здесь у автора. Они не компьютерные дизайнеры, не специалисты по фэн-шую.

И вот еще — великие домергийцы считают (или думают), что они более великие, чем другие. Это и сейчас так думает множество любителей смартфонов.

Но — нет. Будущее творят те, кто сидят за кульманами, а не те кто торгуют акциями и ездят в Куршавель.

История вечного двигателя бессмысленна, но, может быть, через гиперполе? Не создавать энергию из ничего, но черпать её из некоторого источника?

А с точки зрения психологии рассказ как раз неоригинален, но прекрасен.

Это шутка автора, которую я принимаю целиком.

Это зарисовка, типа Сада камней — смысла в ней нет, но она красива.

Жалко, что это фантазия. 10 баллов.

«Шерлок Холмс против русских!» Против русских революционеров, вернее, русских террористов, названных автором причудливым термином «нигилисты».

Оставляет посему двоякое впечатление. Сюжет в достаточной степени замысловат, чтобы заинтересовать читателя ограниченными рамками рассказа. Холмс, как и всегда в ранних рассказах, хорош — и по ходу расследования, и в завершающем разъяснении оставшихся темными моментов. Заслуживает исключительно положительной оценки.

Но как только вопрос касается «русских мотивов» — тут же обнаруживается полная некомпетентность автора в реалиях России конца 19 века. Заметим, что время действия рассказа датировано точно — ноябрем 1894 года. Итак, что за нигилисты предстают нашему вниманию? Полностью загадочные, даже бесфамильные, личности. Нигилизм это вообще более философский термин, нежели революционный. А к концу 19 века он исчезает даже из философии — зато окапывается в западной литературе. Но и если, вопреки тексту, отнести время действия к более раннему периоду — все равно, «нигилисты» никаких оформленных организаций (тем более, боевых террористических — на что имеется жирный намек) не имели; тактика индивидуального террора также ничего, кроме осуждения, вызвать не может. Даже более, вера автора (или его героев) в фантастическое всемогущество этих злобных террористов на просторах Европы, равно как и наивное доверие Холмса благородству царской охранки — вызывают протест. Вообще, насколько хороша логика Холмса — настолько плоха мотивировка действий прочих персонажей. Для современного читателя она совершенно непонятна. Отдельного «плюса» удостаиваю автора за изложение им истории, содержащей присвоение русским злодеем денег и бегство его ... в Англию. Вот это как раз выглядит очень современно!

Среди прочих особенностей данного рассказа выделил бы гнусную привычку Холмса (правда, в интересах расследования) усеивать ковры сигарным пеплом. Рассказ (как часто бывает у Конан Дойла) содержит отсылки ко множеству неописанных Уотсоном дел и к одному описанному — конкретно, к «Знаку четырех».

Итак, детективная составляющая классическая и отличная. Но, все-таки, высший балл не поставлю — очень уж меня позабавили опереточные нигилисты. Итого — 9 баллов.

P.S. Перечитал прочие отзывы. Насчет соляных шахт в Сибири, на которых надрывались каторжане — не в курсе; однако, что на соляных заводах они работали — уточнить не поленился.

Сижу и смотрю на 12-листовую тетрадку, выпущенную в СССР (ГОСТ 12063-75), еще в узкую линейку (кто помнит), в которую аккуратно вклеены вырезанные из 8 номеров Пионерской правды эпизоды соответствующего рассказа (или маленькой повести).

Детская память услужливо подсказывает врезавшиеся выражения «Тревога, капитан — загудел Посейдон», «Астероид был пуст, мертв и холоден» и так далее.

Вместе с отцом и сыном Климовыми и роботом Посейдоном, мы переносимся в конец 23 века, в котором существует СССР (красный флажок на рукаве скафандра Димы!), дети учатся в школах, в которых, очевидно сохранилась 5-бальная система оценок, люди разговаривают на интерлингве (японские иероглифы при этом сохранились!) и летим в поясе астероидов (в котором уже обнаружено больше тел, чем намекает номер литературного астероида 567-12; если это номер, конечно).

Сюжет очень простой, детский. Я не знаю, в какой мере неизвестные мне авторы (читатели Пионерской правды) участвовали в создании рассказа; подозреваю, что в очень малой. Тем не менее, рассказ вполне себе закончен; то малоправдоподобное предположение, на котором основан, вполне исчерпывается повествованием. В период дефицита фантастики в СССР он шел на «ура».

Повесть «Пленники астероида», в которую Булычев решил трансформировать данный рассказ, не читал. Тем не менее, рискуя впасть в отрицание по типу Пастернака, заявлю, что я этим не очень доволен. Есть текст; есть Дима Климов, который, в силу малого возраста, искупает львиную долю простоты повествования и поведения героев. Нужна ли тут Алиса Селезнева — думаю, что нет. Алиса хороша в своем месте и в свое время. Здесь она не нужна, как бы автор не обосновывал свое решение. Возможно, что в свое время он (фантаст!) думал, что первый вариант забудется, но пришел Интернет!

Спасибо товарищу Булычеву за наше счастливое детство я, конечно, скажу. Потому, что так именно и чувствую. Но — сюжет очень прост, заезжен; литературных изысков нет; прямолинейное изобличение злодеев и хэппи энд — хорошо для тех, кто не читал темной фэнтези (100% первоначальных читателей рассказа).

И, продолжая смотреть на обложку тетради, на которой иллюстрация с близким, кривым горизонтом астероида, обломками кораблей и выглядывающими в иллюминатор Димой и Посейдоном; 8 баллов.

Этот рассказ, все-таки какое-то количество раз издавался в СССР, хотя он не попал в собрание сочинений от «Правды» 1966 г. и, соответственно, во все дублирующие собрания сочинений. У меня, во всяком случае, его нет в Барнаульском дубликате правдинского собрания 1992-1993 годов. Почему это так — я прямо не постигаю, так как никакой «антисоветчины» в нем нет; нет и присущей поздним рассказам явной слабости сюжета.

Соответственно, был прочитан (сравнительно с прочими рассказами) очень поздно, в 2007 году и потом дважды перечитан.

Дело начинается третьего октября; года я в рассказе не обнаружил, но извлек из «Полной хронологии...» 1901 год. Рассказ интересен тем, что в его начале имеется множество отсылок к неописанным Уотсоном делам; из таких списков современные «продолжатели» черпают сюжеты для своих собственных рассказов или фанфиков. Так что и читатели данного рассказа в будущем могут столкнуться с соответствующим творчеством; об одном подобном случае мне доподлинно известно — история с червяком позднее обстоятельно «описана».

Данный рассказ мне лично показал, что Конан Дойл отнюдь не «исписался» к февралю-марту 1922 года, когда в Стренде был впервые опубликован данный рассказ. Напротив, он поразил меня неординарностью сюжета. Аналогичные приключения выдумывали многие авторы, но после Конан Дойла. Я же, при известном напряжении памяти, могу только «Подрядчика из Норвуда» со сходным сюжетом припомнить, но и там он иной. Неординарное, хотя и несколько предсказуемое, развитие сюжета мне очень понравилось. Тут я хочу напомнить критикам, что существует множество позднейших романов, решающих детективную проблему сходным образом. Все считать надуманными?

Холмс, к сожалению, стандартен; ничего нового об его образе я не почерпнул. Зато Гибсон хорош; достаточно ярок.

Расследование развивается достаточно быстро; улик мало, но выводов Холмса — вполне достаточно. Несколько портит повествование появившаяся у Конан Дойла с определенного момента привычка присваивать Холмсу внезапные озарения, из чего вытекает неприятное предположение об удачном завершении множества расследований просто случайно.

Но так, повторяю, рассказ хорош; особенно для последнего сборника; оценка — 9.

Дело было зимой 1897 года; иные утверждают, что в январе — хотя это не очевидно. Практически завершение сборника «Возвращения...»; опять перед очередным многолетним перерывом. В этом месте, практически, лучшая классика Холмса заканчивается; «Его прощальный поклон» — это уже отдельные яркие искры на среднем фоне; а «Архив...» — уже средние искры на весьма посредственном фоне.

Но — данный рассказ. Отлично! Когда меня внезапно спрашивают и просят привести примеры «дедукции» — я всегда привожу два простейших, очевиднейших и изумительных в своей простоте примера — короткий окурок от сигары и усы и наличие осадка только в одном винном бокале из трех. А второй пример — это как раз «Эбби-Грейндж». Да и изучение (на предмет потертости) не только «входящего» конца веревки, но и «исходящего» (оставшегося висеть) — вот еще один пример отличной, зрелой работы детектива. «Если есть А, то должно быть Б», но есть ли это «Б» на самом деле? — нужно проверить! Про серебро — абсолютно не согласен. Никакой натяжки тут нет. Есть предположение о фальсификации ограбления; Холмс вышел из дома — и — видит пруд, в котором есть полынья. Он не пишет Хопкинсу «вытаскивайте серебро из пруда», он предлагает посмотреть — нет ли чего в таком удобном для сокрытия улик месте.

Равным образом, никак не могу укорить самостийный суд, с Уотсоном в качестве присяжных заседателей. Вот «отпущение» Райдера в «Голубом карбункуле» — я понять никак не могу, так как оный — суть подлец и вор. А здесь — капитан Кроукер явно находился в состоянии необходимой обороны. Холмс просто взял на себя смелость определить, что капитан не превысил её пределы. Но каждый житель России и очевидец многочисленных казусов в соответствующей сфере, думаю, с Холмсом легко согласится. Удар дубинкой по лицу женщины вполне может вызвать всплеск эмоций, который испытал капитан Кроукер.

В данном рассказе инициатор расследования — детектив Хопкинс. Тут, возможно, стоит отметить, что отношение к данному персонажу у Конан Дойла и Холмса существенно более лояльное, чем к Лестрейду в более ранних рассказах. Здесь официальный Закон не выглядит нагловато-тупым; скорее — добросовестно-некомпетентным.

Рассказ очень яркий; очень классический; один из тысячекратно издававшихся в советский период; оценка — 10.

Еще один из рассказов, важных для вымышленной биографии Холмса. Причем, важный не только тем, что тут мы знакомимся со старшим (на 7 лет) братом Холмса — Майкрофтом.

Имеет место еще и редкая для Холмса словоохотливость, когда он сообщает, что является потомком захолустных помещиков, что имеет французские корни и что является дальним родственником художника Ораса Верне.

Поставленный в начале рассказа вопрос о соотношении наследственного и приобретенного, в отношении свойств характера, остается неразрешенным. Из других рассказов Конан Дойла мы знаем, что Холмс упорно трудился, дабы развить свою наблюдательность и способность к дедукции. А тут сам Шерлок заявляет, что соответствующее свойство наследственное — и подтверждает это, знакомя Уотсона со своим старшим братом, «значительно более наблюдательным», чем сам Холмс. Мне все-таки как-то ближе первая версия; не хочется думать, что Шерлок стал детективом исключительно вследствие стечения каких-то генетических обстоятельств.

Само знакомство с Майкрофтом (для читателя) происходит весьма интригующе. Перво-наперво, автор знакомит нас с практически невозможно-экстравагантным клубом «Диоген». А далее мы видим интеллектуальный поединок Шерлока и Майкрофта, из которого победителем выходит Майкрофт (как Шерлок и утверждал). Дедукции в этом поединке выглядят обоснованными и разумными; натяжки я не заметил.

Все вышесказанное является приятным обрамлением для собственно сюжетной истории; причем для меня сама история кажется не такой интересной, как Майкрофт вообще, как клуб «Диоген» и как прочие привходящие элементы рассказа. Расследования, как такового, нет. Скурпулезного изучения улик и глубокой работы мысли — нет. А есть, напротив, совершенно не красящее Майкрофта Холмса объявление в газетах, поставившее героя в крайне опасное положение и едва не приведшее его к смерти. Шерлок Холмс тут блестяще спасает героя, поставленного на грань жизни и смерти действиями теоретика Майкрофта. Моветон это, не иначе.

Обратил внимание, что среди «прочих названий» рассказа, в заголовке данной страницы, есть название — полностью излагающее сюжет, после которого и читать не стоит.

Заканчивается рассказ мрачновато; переводчик спасен, но Кратидес погиб, а злодеи сбежали. И только позднее до Холмса доходят сведения, что они были подвергнуты самосуду — но без какой-либо заслуги Шерлока.

Действие рассказа происходит летом; год — не указан; в биографиях Холмса дело отнесено к 1888 году; почему — не знаю. Во время начального разговора Холмс с Уотсоном обсуждают некоторые астрономические вопросы, что, опять-таки, противоречит «Этюду в багровых тонах», согласно которому Холмс не имеет никаких познаний в области астрономии.

Написано прекрасно; читается легко; рассказ важен для мифологии цикла, но за некую слабость сюжета — 8.

В детстве данный роман — ввиду его полнейшего отсутствия в печатном виде (при том, что «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» издавалась, да еще как) для меня имел некий мистический ореол — он много где упоминался, с примечанием, что это «вольное продолжение», а прочитать было невозможно.

Помог Интернет; я ненавижу читать с экрана, но — не удержался. Потом заказал его последнее издание (2011 года) и долго ждал, пока приобрел.

При всей, произрастающей из детства, любви к Жюлю Верну, должен заметить, что его творчество начала писательской карьеры и её заката — очень различны. На склоне лет Жюль Верн отметился такими романами, как «Пятьсот миллионов бегумы» (автор мрачной идейки Андрэ Лори), «Властелин мира», «Флаг родины», «Необыкновенные приключения экспедиции Барсака» (тут ему Мишель «подсобил»), «В погоне за метеором» и рядом аналогичных. К счастью, «Ледяной сфинкс» в этот пессимистический список не попал.

И, если сравнить с другим вольным продолжением («Швейцарский робинзон» Висса — «Вторая родина» Верна), то первые одинаково трудны для чтения; тяжеловесны, как египетские обелиски; и не вызывают подлинного «проникновения» читателя. «Ледяной сфинкс», напротив, самостоятелен, легок (даже, легковесен), и выгодно отличается от тех мрачных историй, в которые Жюль Верн на склоне лет частенько погружал читателя. Я бы сказал, что «Ледяной сфинкс» даже слишком самостоятелен; это и не продолжение, как таковое; Жюль Верн выворачивает повествование По/Пима, изгоняя из него мистику и выхолащивая истинный драматизм. Это безусловный минус; не гоже так вольно обходится с историями сторонних авторов.

«Мы мчимся прямо в обволакивающую мир белизну, перед нами разверзается бездна, будто приглашая нас в свои объятья. И в этот момент нам преграждает путь поднявшаяся из моря высокая, гораздо выше любого обитателя нашей планеты, человеческая фигура в саване. И кожа ее белее белого» — прекрасный, истинный продукт от По, оставляющий читателя в попытках домыслить повествование, с замутненным рассудком и сознанием. Нужно ли было? и можно ли было? это выворачивать на изнанку? Мое мнение — нет.

И, второй момент, не только мистика устранена Верном из повествования, но и жуткий драматизм оригинальной истории.

Так что, я рассматриваю роман Жюля Верна как свободную вариацию не на тему, обозначенную Эдгаром По, а просто с использованием некоторых элементов первоначальной истории (герои, разговоры экипажа Халдейна и пр.). Если Пим плывет среди загадочного моря и в сюрреалистических декорациях, то Гай с Джорлингом — среди известных островов и в совершенно нормальной окружении. И сама Тайна Полюса — у Эдгара По это действительно тайна, окутанная мистическим сумраком, то у Жюля Верна — весьма неубедительная, не делающая ему чести, «магнитная» выдумка. Причем, выдумка застарелая. Как тут не вспомнить, что подобную фантазию озвучивает Джонсон в другой полярной эпопее («Путешествии и приключениях капитана Гаттераса»). И вот в раннем романе Жюль Верн её, с полным научным обоснованием, отвергает, устами Клоубонни, а тут вдруг решает использовать. Что это такое? По-моему, непорядок; жертва научностью в угоду пустому «приключательству».

Но все это — минусы, а роман, между тем, очень хорош для позднего Верна.

1. Это истинное необыкновенное путешествие.

2. Это обстоятельность, присущая раннему Верну, показывающая, что и время не властно над талантом.

3. Это форма изложения, очень напоминающая лучшие верновские образцы.

4. Это довольно динамичный сюжет.

Если бы роман не числился «продолжением» — он мог бы быть отличной жемчужиной в ожерелье прочих «необыкновенных путешествий» — тех, в которых отсутствуют сумрачные гении и мрачные человеконенавистники, мечтающие покорить мир.

Оценка — 8.

Общий итог повести, ИМХО, заключается в её последнем предложении:

«Оставшиеся снаружи переводили взгляды от свиней к людям, от людей к свиньям, снова и снова всматривались они в лица тех и других, но уже было невозможно определить, кто есть кто».

Не ведал автор, в 1945 году, что он не производит прицельный выстрел из снайперской винтовки по так называемому «тоталитарному социализму». На деле это (равно как и в романе «1984») оказалось залпом картечи по буржуйскому обществу в целом, и по некоторым исключительным, в особенности.

1. Люди в проклятом буржуинстве уподобляются свиньям — так как их воспитывают — как потребителей (жрать жёлуди) и тотальных эгоистов. Ничего святого, как говорится, нет.

2. Вообще ржака — свиньи уподобляются людям, потому что уже буржуи придумали такие «права животных» и их насаждают.

3. «Две плохо, четыре — хорошо» — слитный хор овец абсолютный аналог прибалтийских воплей о жуткой агрессивной России — «Россия плохо, НАТО — хорошо»

4. «Животное да не пьет алкоголя НЕ В МЕРУ», «Животное да не спит на кровати НА ПРОСТЫНЕ» — это есть совершенно современное понимание так называемого «международного права». Полные и точные аналоги — «Агрессия запрещена Уставом ООН, но Ливию МОЖНО ГУМАНИТАРНО БОМБИТЬ». «Государство имеет право на территориальную неприкосновенность, КРОМЕ СЕРБИИ/КОСОВО» и так далее.

5. «Все животные равны, НО НЕКОТОРЫЕ РАВНЕЕ». Кто это сказал? Оруэлл? Или Обама («исключительная нация», «мы будем устанавливать законы» и так далее).

И даже более общие тенденции:

6. Правящий класс в образах свиней — это так и есть на самом деле. Причем — везде.

7. Охраняющие свиней волкодавы, с детства воспитуемые в ненависти и злобе. Никого не напоминает?

8. Пропагандист Визгун, делающий белое из черного («госпитализация» Боксера на живодерню); объясняющий необъясняемое (например, неравенство) — употребление свиньями молока и т.д.

На этом фоне совершенно теряются жалкие попытки Оруэлла очернить СССР — тут и Снежок-Троцкий; и кощунственное изображение Великой Отечественной войны в виде битвы за мельницу (отвоевали свое — где тут победа?); и марксизм, в виде анимализма и Страны карамельных гор; и коллективный Тупой рабочий в образе тяжеловоза Боксера; флаг двора с копытом и рогом (серп и молот детектед!); Маркс в виде хряка Майора; Сталин в виде хряка Наполеона и т.д.

Перевод названия как «Скотный двор» считаю более адекватным, чем «Ферма животных». Речь идет именно о скотах, а в понятии «животное» есть даже что-то благородное.

10 — за современность, злободневность, едкую сатиру и неожиданное изобличение капитализма.

Впервые прочитав этот роман любознательным школьником; понимая полную невозможность иметь аккумуляторы потребной для длительного электролиза мощности, и извлекши из текста конкретные параметры аэростата (а они очень конкретны!), я некоторое время потратил на то, чтобы попробовать заменить мифический аккумулятор на конкретные стабильные химические вещества: лучше всего у меня получилась пара — гидрид лития (для получения водорода) и надпероксид лития (для получения кислорода); озонид лития (и иных щелочных металлов) не пробовал, в силу их нестабильности. При указанных веществах; извлеченной из романа продолжительности путешествия и среднего расхода газов, у меня получилось, что грузоподъемности аэростата хватит на заявленное путешествие.

Некоторое время спустя, моя конструкторская мысль пошла еще дальше; я подумал — зачем вообще горелка и открытое пламя на водородном аэростате (тут вероятной катастрофой попахивает), когда нужно-то не пламя, а только тепло. В этом варианте, моя модернизированная «Виктория» уже была оснащена РИТЭГом; пробовал разные альфа-излучатели — полоний-210; какой-то (уже не помню, какой) изотоп кюрия. Получалось вообще неплохо по развесовке; однако быстро сообразил, что стоимость такого РИТЭГа будет чуть ли не астрономическая.

Вот так я развлекался.

Вообще, «Пять недель на воздушном шаре» — классический верновский сюжет; он прямо выкристрализовался в этом романе — подробное техническое описание (будущий «Форвард», снаряд колумбиады, «Наутилус», «Альбатрос» Робура и так далее); необыкновенное, с крупинкой сумасшествия, путешествие; ограниченный перечень преимущественно простых с точки зрения психологии, героев; пространные научные экскурсы в период путешествия; частые технические предсказания и лучистый оптимизм (который на склоне лет Жюль Верн существенно утратил).

Идея температурного управления аэростатом весьма технически грамотна; среди имевшихся во время Верна способов это, пожалуй, был вариант оптимальный. Всякие паруса, крылья, весла и даже паровые машины были весьма ненадежными и давали минимальный результат. Но и предложенный Верном способ — конечно, не панацея; где гарантия, что нужное воздушное течение будет найдено своевременно? А вдруг его не будет во всем диапазоне доступных высот? — Жюль Верн сам это демонстрирует во время «пустынных» приключений. Вопрос управления воздушными поплавками комплексно решен только в наше время — это:

1. Негорючий газ — гелий.

2. Жесткая конструкция из легких конструкционных металлических материалов и прочной синтетики для баллонетов — вариант дирижабля жесткой конструкции.

3. Экономичный двигатель внутреннего сгорания.

4. Достаточный размер аппарата (емкости и грузоподъемности «Виктории» было явно недостаточно).

С учетом этих поправок, в наше время проект Жюля Верна на 100% реализуем — это в отличие от невозможности путешествия к центру земли через жерло вулкана; невозможности полета внутри снаряда и невозможности достичь Северного полюса на надводном корабле (кроме ледокола) или собачьих упряжках.

Описание природы Африки у Жюля Верна превосходно — часто поминают, что он прямо-таки предсказал вид истоков Нила и их местонахождение. Я напишу иначе — автор прямо с фантастической любовью описывает и лес камедных деревьев, и охоту на слона (с последующим поеданием хобота) и полет над озером Чад и вообще все перипетии путешествия — так, что буквально влюбляешься в повествование! И печалишься со смертью проповедника, и волнуешься за Джо; и улыбаешься внезапной алчности Кеннеди и её последующему уничтожению. Именно так и надо писать — с любовью — тогда и любовь читателей гарантирована!

Классике строго 10.

С одной стороны смешно, с другой — грустно. Уже насильственно ликвидирован СССР, а вот гротескные рассуждения Вандердаллеса остаются актуальными — «Вы будете мой любимый слюга», « У меня был один знакомый инженер, он тоже говорил, что не любит банкир. Он теперь сидит в оучень красивый заграничный тюрьма.», «Культурный человек есть обязан знать, как выглядывает доллар» и так далее. Кстати, почему? Что такого сакрального в этой, цвета свежей блевотине, бумажке?

Пропаганда безусловно, сильна. Но Лазарь Лагин облек её в формы, вполне приемлемые для детей; я вообще удивляюсь, как он не обрушил на проклятых империалистов все кары небесные.

Не знаю, есть ли такая разновидность литературы, как «советская сказка»; возможно, и нет. Интересно то, что в свое время (1939 год) СССР противопоставлял так называемому «демократическому миру» не только оружие, но и такие симпатичные произведения. А теперь, при сохранении прежнего накала противостояния, ничего подобного нет. Нет Лагиных, Беляевых, Чуковских; никого нет. Есть многочисленные попаданцы, авторство которых может быть произвольно изменено — поменяй советского автора на иного — ничего не изменится. И это грустно.

Не то, чтобы я был сторонником пропаганды, которая, безусловно, присутствует в сказке, однако беззубое принятие чуждых ценностей я также воспринять не готов. Кроме пропаганды, иную идею в «Старике Хоттабыче» найти трудно.

Смешное развлечение, которое стоит прочитать и во взрослом возрасте — никаких размышлений оно не вызовет; но приятный осадок от юмора; эмпатия к герою и щемящая тоска по тому, что было потеряно — безусловно заслуживают поощрения.

Оценка — 8.

Помимо исключительно целеустремленного, даже до фанатизма, Германа Шорина, маниакально стремящегося к установлению контакта с иным разумом, рассказ Гуревича содержит массу любопытных нюансов-предсказаний.

1. Дрейф героев на комете сквозь солнечную корону. Надо думать, что когда-то, нечто аналогичное непременно будет реально совершено, хотя бы в спортивных интересах.

2. Обнаружение на комете чужеродной, «не под Солнцем рожденной», жизни. Существует ненулевая вероятность того, что такое возможно.

3. Реальные, даже инженерные, проблемы фотонных кораблей. Как известно, для реального межзвездного полета, аннигиляция в фокусе отражающего зеркала будет светить существенно ярче Солнца и буде такой двигатель запущенным на околоземной орбите, от сожжет все на Земле на сотни километров. Поэтому — старт производится с Луны. Расплавление зеркала (или резонанс) при отклонении режима аннигиляции от заданного как риск для фотонного корабля и источник возможных аварий — это интересует ныне не только фантастов, но и инженеров. Сейчас в фаворе дискообразное облако высокоэнергетических электронов, при воздействии набегающего потока образующее отражающую параболу, абсолютно невосприимчивую к действию звездных температур и надежно выдерживающую излучение от реакции аннигиляции.

4. Наведенная радиация как препятствие для межзвездного полета и способ решения этой проблемы — полет на небесном теле (астероиде). Конечно, нужна совершенно невероятная мощность, чтобы разогнать весящий миллиарды (скорее, триллионы) тонн астероид, вместо относительно легкого корабля. Тут Гуревич как-то легкомысленно отнесся к этой проблеме. Считанное число лет проходит — совершенно недостаточно для роста мощности двигателя в миллионы раз.

5. Крайне любопытное «отклонение» от теории относительности. Согласно Гуревичу, с ростом скорости полета не время замедляется (как у Эйнштейна), а замедляется скорость протекания физических процессов — «Медленнее двигались руки и ноги, ложки и приборы, мышцы глаза и ионы в нервах, медленнее собирались зрительные впечатления, медленнее поступали отчеты в мозг и приказы из мозга, медленнее перемещалась кровь в жилах и молекулы в клетках»

Не знаю, сам Гуревич это придумал или нет, но выглядит остроумно.

6. Возрастание массы с ростом скорости — обычно этот факт игнорируется в сочинениях про межзвездные полеты.

7. Планетная система у Альфы Центавра. По крайней мере, одна планета там имеется; это достоверно установлено.

8. Качественно правильный, но количественно не верный расчет во фразе «Восемь тонн воды на тонну полезного груза...». Это признание того факта, что даже использование самого высокоэнергетического процесса и даже при полете к самой близкой звезде требуется громадное колическтво топлива, существенно превосходящего полезный вес. С этой точки зрения, даже фотонная ракета для межзвездных полетов малоприменима. А ошибка Гуревича количественная. Фотонная ракета испытывает четыре цикла разгон/торможение на прямом и обратном пути. При этом, в каждом случае, звездолет не может расходовать более половины общего запаса топлива (иначе не вернется); стало быть, соотношение начального/конечно веса будет 2 в четвертой степени, т.е. 16, а не 8, как написал Гуревич.

9. Еще одно «противозаконное» отклонение от теории относительности. Дабы преодолеть предел скоростей (скорость света в вакууме), Гуревич предлагает нечто аналогичное движению советской подводной ракеты «Шквал». Если последняя достигает совершенно невероятной скорости, за счет движения в кавитационной полости, путем уничтожения среды, в которой движется ракета, то также Гуревич/Шорин предлагает уничтожать вакуум перед летящим кораблем. Безусловно, непонятно, как все это может происходить. Но если было бы понятно, то Гуревич был бы не фантастом, а величайшим изобретателем всех времен.

Последнее предсказание/предположение является венцом жизни Германа Шорина. Именно благодаря ему, Шорин отказывается от замораживания на 100+ лет и полета к иному разуму (казалось бы, цель жизни достигнута?). Он решает проблему по-своему, в соответствие со своей функцией.

Безусловно, образ Шорина автору удался; и хотя он смотрится исключительно прямолинейным и несколько одномерным; Гуревич, по-моему, этого и добивался.

Из минусов, пожалуй, только сухость изложения, напоминающего хронику; да «черно-белость» прочих персонажей.

Оценка — 9.

Отличный классический рассказ. Я бы отнес его к категории «публичного» Холмса — наряду с такими рассказами, как «Чертежи Брюса-Партингтона», «Второе пятно», «Его прощальный поклон» и т.д. — речь тут идет о политике и дипломатии, в отличие от множества частных дел. Любопытно, что тут вторично, после «Желтого лица», поминается несуществовавшее на момент написания рассказа и написанное позднее «Второе пятно».

Холмс, как обычно, в центре сюжета. Уотсон малозаметен. Я вообще удивляюсь, как он ухитрялся сохранять свою практику — постоянно, во множестве рассказов, видно его наплевательское отношение к пациентам. Прочие герои — статисты; хотя, надо сказать, что каждому присуща какая-то индивидуальная черта — тут нервический Фелпс, уверенная в себе мисс Гаррисон, сомневающийся и недовольный сыщик Форбс, преувеличенно жизнерадостный мистер Гаррисон и т.д. Так что эти статисты не выглядят картонными.

Ну и ощущение эпохи — тут и копирование документов путем переписывания; и телеграф, как самое современное средство мгновенной связи; и даже газеты, как некий аналог современный соцсетей; паровозы, кэбы — все это выглядит прекрасно.

Я не сторонник советской градации рассказов на «сильные», «слабые» и вообще не подлежащие изданию — типа «Долины ужаса». Для меня все рассказы классической серии кажутся одинаково замечательными.

Оценка — 10.

В общем, неплохо. Хотя это не Конан Дойл.

Но если с «технической» стороны изложено обстоятельно и, в основном, логически увязано, то мотивы поступков как жертв (Стенджерсон и Дарзак), так и главного злодея, с точки зрения современного читателя, выглядят исключительно дико и бессмысленно. Остается только принимать на веру утверждение автора, что 100 лет назад подобные мотивы поступков могли иметь место. Хотя определенное раздражение ослоподобное поведение м-ль Стенджерсон, равно как и Дарзака, вызывает.

Излишнюю экзальтированность Жозефа Рультабиля тоже отнесу к числу минусов.

С точки зрения, так сказать, детективной логики:

- происшествие в коридоре при попытке поимки злодея — отлично!

- начальное происшествие в желтой комнате — хорошо.

- при убийстве лесника — ИМХО, натянуто.

Вопреки утверждениям комментаторов, никакого особого мистицизма не обнаружил. Все действие разворачивается во вполне обыденных рамках.

Читается легко, что искупает вышеуказанные минусы. Описательная сторона вполне устраивает.

Поклонникам классики вполне можно рекомендовать.

Сильно техническая книга, в связи с чем я и считаю необходимым оценивать её исключительно с позиций «техники». Моральные проблемы, типа соотношения общественного и личного, и даже стремление пожертвовать личным в угоду общественному — на мой взгляд, выражены слабо. Хотя слышал, что это была одной из идей авторов.

Перво-наперво, г. (причем не «господа») Ельцин, Чубайс, Гайдар, Немцов и пр., убедили нас в том, что Союз Советских Коммунистических республик якобы не возможен. Меня они, если откровенно, не убедили совсем. И не потому, что я учил в университете нечто навроде «научного коммунизма»; не по этому. А просто потому, что коммунистические идеи выдвигались еще 2000 лет назад, конкретно, в «Деяниях святых апостолов». Никакие дураки меня не убедят в том, что идея, которой 2000 лет, может быть уничтожена какими-то доморощенными завлабами и прочими гомункулусами, которым без году неделя; не могут ложные идеи существовать тысячи лет.

Вопрос 2; очень интересный — а мог ли существовать, в указанные сроки (90-91 года) такой планетолет «Хиус»? Ответ парадоксальный — как раз ДА. Только он был бы не фотонным, а атомным взрыволетом, приводящимся в движение ударной волной ядерных взрывов. И уж он то, безусловно, весил бы тысячи тонн; разгонялся до сотен километров в секунду — достаточно для любого путешествия по солнечной системе, и поднимал бы экипаж в сотни человек. Со временем, ему на смену пришел бы термоядерный взрыволет, который позволил бы летать за Сатурн. Почему этого не случилось — это нужно у г. политиков спрашивать (а еще у мерзостных «зеленых»). Кстати, использование фотонного планетолета для «оборения» Венеры — это все равно, что стрельба из пушки по воробьям. Нет смысла на 0,9 скорости света лететь до крайне близкой Венеры.

Цель экспедиции — обследование урановой Голконды. Увы-увы — ложная идея. Нигде в Солнечной системе никаких «урановых голконд» не может быть, исходя из общефизических принципов. В природе могут существовать только радиоактивные изотопы, являющиеся «участниками» трех естественных радиоактивных рядов — тория, радия и актиния; причем количество каждого радиоактивного изотопа определяется его периодом полураспада. Если урана-235 в момент образования Земли было 10-15 процентов от урана-238; то сейчас менее процента, а со временем — совсем не будет. Поэтому никаких уникальных месторождений просто быть не может. Не спасает и идея «метеорита и антивещества». Нет никаких реальных доказательств того, что это возможно. Даже мини-черная дыра, которая взрывается еще хлеще фотонной, и то является более предпочтительной, в отличие от макроскопических масс антивещества.

Венера описана в романе на уровне иных аналогичных произведений — даже существенно более ранний роман Беляева «Прыжок в ничто», в общем-то, рисует аналогичную картину. Горячо, но терпимо. Давление — не экстремальное. Атмосфера, правда, непригодна для дыхания — но это уже частности.

Герои, на мой взгляд, невыразительны; единственный эпизод, который вызывает сочувствие — это когда Быков тащил на плечах Дауге и Юрковского. Гибель Спицина — непонятна; необъяснима. Определенную интригу создает «загадка Тахмасиба», но как она «разрешается — мне не показалось интересным. Что это за загадка — писать не буду.

Оценка 8, за коммунизм, веру в коммунистическую технику и неодоримую мощь человеческого гения.

P.S. Книгу купил где-то в 2003-2004 году, в серии «Мастера советской фантастики». Два других романа читал ранее, в советские времена. Все-таки, «Стажеры» и даже «Путь на Амальтею» более слитно и естественно выглядят, на мой взгляд. «Хищные вещи века» не читал, к сожалению, совсем. Однако мне больше по нраву оптимистическое чтиво. Такой Советский Гимн у авторов получился

Уважаемая Светлана, я понимаю, что Вы испытали трагедию распада страны, и Вас принудили к жизни в проклятом буржуинстве, где некоторые за ДЕНЬГИ едят даже кал, но что подвигло Вас к написаниию сего незаконченного ПАСКВИЛЯ?

Почему вы не решили сделать Андрея Болконского людоедом-некрофилом? Что Вам помешало? Почему Вы решили, что с Конаном от Роберта Говарда (или его последователей) Вы вправе поступать также? Вы не могли удосужиться узнать хотя бы минимум о том, о чем Вы пишете? Некого было спросить?

Вы написали вообще не роман. Роман должен иметь конец, хотя бы промежуточный. Это набор бессмысленных и формально еретичных домыслов лица, не имеющего понятия о Конане. Если это педераст-издатель «не дал Вам дальнейшего ходу» — назовите его имя.

а). Конану 64 года. Но у Спрег Де Кампа он в 61 он отбыл с концами в Антилию?

б). Конан едет в Шем с целью добиться ОБЪЕДИНЕНИЯ ГОРОДОВ-ГОСУДАРСТВ. Нахрен ему это надо? Во время войны со Стигией армия Аквилонии далеко не дружественно прошла через Шем. Конану Шем неинтересен.

в). Вторая цель Конана — найти женихов для дочерей. Он — сводник?

г). Формально по тексту свадьба намечается по достижении девочками 12-летнего возраста. Ну не знаю. Гильдегарда (мать королей) вышла замуж за Карла Великого и то в 13 лет. Как-то маловато, не находите?

д). Конан едет в Шем прямым путем из Аквилонии, но ЧЕРЕЗ АРГОС. См ОБШЕИЗВЕСТНУЮ карту.

е). Конну 12 лет. Целомудренная Светлана считает, что Конан 12 лет НЕ ВЫПОЛНЯЛ СУПРУЖЕСКИЕ ОБЯЗАННОСТИ. Конан женился на Зенобии в 41 год. Конну 20, когда Конану 61 год, как и написал нормальный автор.

ж). Воспитательница дочерей — СТИГИЙКА

з). Лайне, младшая дочь, шести лет от роду, прыгает с высоты четырех человеческих ростов.

и). Конан обещает Лайне подарить арбалет. Не знаю, можно ли его взвести будучи шести лет от роду, но сам арбалет УНИКАЛЕН. Его можно спрятать под рубашкой шестилетнего ребенка.

к). Автор вывела униальную новую породу поразительных кхитайцев. Могут существовать только по трое. Если убивают хозяина они сходят с ума и мочат всех. То ли лишены души, то ли в них вселился демон.

л). Сначала этих кхитайцев по тексту 12, потом вдруг становится трое.

м). Когда эти кхитайцы сходят с ума, стигийский боевой маг высокого посвящения колосальным напряжением сил их удерживает на месте. А слабо ему любым боевым заклинанием стереть их в порошок? Хотя бы пламенем Оридата). Кстати, чем кончается это противовстояние неизвестно — роман кончается на том, что маг их держит, а шемиты пытаются зарубить.

н). Конану не дают его меч, а Конану плевать.

о). У Конана украли обеих дочерей, а ему плевать. Выглядит именно так.

И на этом повествование внезапно обрывается. Автор не подумала закончить свое «сичинение». Бывает — как только получил бабло (хотя вменяемые авторы жаловались, что СЗ платил за конано-поделки крайне мало и неаккуратно). Тем не менее, отсутствие достойной оплаты не может искупить недостатки текста. Говорят, что авторы все-таки пишут не ради вознаграждения, а по велению души.

За любое искажение образа Конана, который общеизвестен, я никак не могу поставить что-то более значимое чем 3 балла.