цитата Борис Успенский, «Поэтика композиции»

… в художественном произведении – будь то произведение литературы, живописи и т.п. — перед нами предстает некий особый мир – со своим пространством и временем, со своей системой ценностей, со своими нормами поведения, — мир, по отношению к которому мы занимаем (во всяком случае, в начале восприятия) позицию по необходимости внешнюю, то есть позицию постороннего наблюдателя. Постепенно мы входим в этот мир, то есть осваиваемся с его нормами, вживаемся в него, получая возможность воспринимать его, так сказать, «изнутри», а не «извне»; иначе говоря, читатель становится — в том или ином аспекте – на внутреннюю по отношению к данному произведению точку зрения.

Чтение книг — такой же «сон наяву», как и просмотр фильмов. Грустно, когда читателя пробуждают от прекрасных грез не слишком умелые потуги переводчиков и редакторов. Еще грустней, когда и вжиться толком не успеваешь.

Современный читатель привык к усредненной, «стертой» лексике, изъясняется ею и радуется, встречая ее в книге. Для него скорее достоинство, если в середине XIX века в ходу тонированное стекло, а реальный писатель, живший в том же столетии, пребывает в депрессии. Что ж удивляться, если герои, чьи приключения разворачиваются в фэнтезийном аналоге XVII века, непринужденно рассуждают об эмоциях, коррупции, амбициях и ЗОЖе? На мой взгляд, при таком упрощенном подходе теряется очень важная составляющая произведения – дух эпохи. (Похвалю Чхартишвили: в своих литературных играх с XIX веком он неизменно выдерживал верный тон и был на высоте в том, что касалось стилистики).

На этом фоне уже не так бросаются в глаза «мелкие» ляпы вроде побеленной штукатуркой комнаты, бедности речи переводчика, под шумок протащенных в текст английских конструкций, общей корявости фраз, пропущенных предложений, слов и знаков препинания.

Чего жду от перевода художественного произведения лично я? Особенно исторического, или фэнтезийного, или постмодернистского, но в антураже других веков? Погружения в эпоху.

Допускаю, что другие читатели не столь взыскательны. Но, к сожалению, современный переводчик ориентируется именно на них. Чтобы убедиться в этом, достаточно раскрыть на любой странице почти любую недавно переведенную книгу.

Но почему-то есть переводы, пережившие десятки, а то и сотни переизданий. Признанные эталоном, критикой и – самое главное – поколениями читателей. Согласитесь, есть разница между таким переводом

цитата Фаина Боголюбова, «Бабушка»

За разговором мы и не заметили, как господин очутился рядом с нами. На нем был серый камзол и маленькая треуголка, а из-под нее торчала коса с бантом. Был он молодой и красивый, – прямо картинка.

– Куда путь держите и что за товар несете? — спросил господин, остановившись около нас. Кума объяснила, что несет в Плес на продажу одеяла.

– Какие одеяла? — продолжал он расспрашивать.

– Шерстяные одеяла, господин, чтоб накрываться. Может, какое вам по вкусу придется? – И тут Новотная скоренько развязала свой узел, разложила одно одеяло на бревнах. Кума на селе была смирная, а когда ей нужно было сбыть товар, тараторила без умолку.

– Это твой муж работал? – допытывался господин.

– Работал, золотой мой, работал, да вот на жатву два года будет, как доработался до чахотки. Хорошо, я нет-нет да и приглядывалась к тканью — и сама научилась. Теперь Мадле говорю: учись, Мадла, чему научишься, того никакой грабитель у тебя не отымет.

и таким:

цитата Владимир Иванов, «Кровь и железо»

– Что касается кутежей, я требую положить этому конец. Я весьма одобряю веселье в надлежащем месте, но для праздников хватит времени и после турнира. Конечно, если вы будете трудиться достаточно усердно, чтобы победить. А до тех пор здоровый образ жизни – вот то, что нам необходимо! Вы поняли меня, капитан Луфар? – Он наклонился еще дальше вперед, выговаривая каждое слово с величайшей тщательностью. – Здоровый. Образ. Жизни.

цитата The Blade Itself

“As for the carousing, I want an end to it. I am all for revelry in its proper place, but there will be time for celebration after the Contest, providing you have worked hard enough to win. Until then, clean living is what we need. Do you understand me, Captain Luthar?” He leaned down further, pronouncing every word with great care. “Clean. Living. Captain.”

И снова:

цитата Владимир Иванов, «Кровь и железо»

– Не беспокойтесь, – пробормотал Секутор, заглядывая пленнику в рот и тут же отстраняясь. – Ух! Ну и воняет!

«Жаль, конечно, но я не особенно удивлен. Здоровый образ жизни – редкость среди наемных убийц».

цитата The Blade Itself

He ducked back suddenly. “Ugh! His breath smells like shit!”

A shame, but I am hardly surprised. Clean living is rarely a priority for hired killers.

Дадим еще несколько выдержек из "Крови и железа":

цитата Владимир Иванов

– Почему в этой растреклятой комнате вечно неподходящая температура? – пожелал знать Хофф, словно жара оскорбляла его лично.

цитата The Blade Itself

“Why is this damned room always the wrong temperature?” Hoff was demanding to know, as if the heat was an insult directed solely at him.

цитата Владимир Иванов

— Проблемы были только у матраса, — продолжал Секутор. — Реус изрубил его ножом в лохмотья, пока не получил от Инея по голове.

цитата The Blade Itself

He gave Rews’ mattress some trouble, stabbed it all to bits.

цитата Владимир Иванов

Глокта осмотрительно прохромал кругом, свободной рукой поднимая повыше полы своего пальто.

цитата The Blade Itself

Glokta limped gingerly around it, holding the hem of his coat up in his free hand.

Сразу очевидны три нюанса: переводчик мало читает, не имеет чувства языка (родного, между прочим) и не ставит перед собой задачу стилизовать текст – слишком сложно, смысл бы передать. Иначе он использовал бы хотя бы выражение «трезвый/приличный образ жизни», не звал тюфяк матрасом, а плащ Глокты — «пальто».

Сдается мне, он вообще посчитал, что как можно больше осовременить текст – значит приблизить его к читателю. Не факт.

А теперь посмотрим на образчик перевода произведения, стилизованного под XIX век. А точнее — 1857 год. Перевод мартиновских "Грез Февра":

цитата Замилова

Там больше хрусталя, серебра и тонированного стекла, чем могла бы себе позволить лучшая гостиница, написанные маслом картины, яства, которых вы от роду не пробовали, и зеркала, такие зеркала!..

цитата Fevre Dream

More crystal and silver and colored glass than the Planters' House ever dreamed of, oil paintings, food like you ain't never tasted, and mirrors – such mirrors.

Чем цветное стекло переводчицу не устроило, зачем "лихие 90-е" в текст тащить? Нет ответа.

цитата Замилова

– Оно означает, – сказал Марш, закрывая книгу, – что у Джошуа депрессия от поражения.

цитата Fevre Dream

“It means,” said Marsh, closing the book, “that Joshua is feelin’ sorry and beaten.

Без комментариев.

цитата

Новое наименование не вызывает дурных ассоциаций, говорили в народе. Но Эбнер Марш упорно продолжал называть реку Февром, как именовалась она в его детстве.

цитата Fevre Dream

The new name had better associations, folks said. Abner Marsh went on calling it the Fevre, like it was called when he was a boy.

цитата Замилова

Еще капитан пристрастился к резьбе по дереву и делал по памяти детальные модели своих пароходов. Вырезал он их, стараясь придерживаться одного масштаба, потом раскрашивал и дополнял аксессуарами. Их можно было поставить в ряд и сравнить размеры.

цитата Fevre Dream

He also took up wood carving, and made himself detailed models of his steamboats, as he remembered them. He painted them and everything, and did them all to the same scale, so you could put them alongside each other and see how big they’d been.

Ну какие аксессуары у моделей кораблей, а? В девятнадцатом-то веке!

Стилизации просто нет. Но я помню, что переведен роман был в те же 90-е, сделаем на это скидку.

Еще обидней, когда открываешь совсем недавний перевод и читаешь там:

цитата Доброхотова-Майкова

— Вздор! — отрезал Джеймс. — Кловер Адамс страдала наследственной меланхолией. После смерти отца она впала в депрессию, из которой так и не вышла. Меланхолия у них в роду, как доказывает самоубийство ее брата Неда. Объявлять ее смерть загадкой — вздор.

цитата The Fifth Heart

“That’s all humbug,” snapped James. “Clover Adams suffered from a melancholic disposition. She fell to a low after her father’s death and never recovered. Melancholy ran in her family, as her brother Ned’s suicide attests. Turning it into a mystery is humbug.”

И снова – никакой депрессии в оригинале. Да, был в истории США период, названный Великой Депрессией, но уж никак не в 1893 году, когда этот термин не имел такого широкого хождения. Можно списать его постоянное упоминание в первой главе на самого автора (хотя, ей-богу, с третьего раза начинает раздражать), но не в речи Генри Джеймса? А героиня, очевидно, сильно сдала из-за смерти отца и неурядиц в личной жизни.

Сеньорина Маргерита Кадорин, дочь высокородного Батисты Кадорин, была в свое время самой красивой из всех прекрасных дам, живших в Венеции. В ее честь слагали стихи и песни многочисленные поклонники. Их было у нее больше, чем окон дворца, выходящих на Большой канал, и много больше, чем гондол, плывущих весенним вечером по его водам между Понте дель Вин и Доганой. Сотни юных и пожилых лучших семей Венеции, Мурано и даже Падуи не могли заснуть, не могли проснуться без того, чтобы хоть на мгновение не вернуться в мечтах к ней. Во всем городе, пожалуй, не нашлось бы ни одного благородного юноши, который не пылал бы страстью к Маргерите Кадорин.

Описать ее красоту не в моих силах. Скажу только, что она была светловолоса, высока и стройна как кипарис. Ветер играл ее волосами, земля ластилась к ее ногам, и великий Тициан, если бы ее увидел, наверное, мечтал бы запечатлеть ее облик на полотне. Во всяком случае, по крайней мере год он не смог бы взять в руки кисть, чтобы изобразить какую-либо другую женщину.

Ни в чем ей не было отказа: она носила дорогие платья из византийской парчи, дорогие кружева; ее красоту подчеркивали драгоценности; жила она в богатом, роскошном дворце, топтала своими ножками пестрые ковры из Малой Азии, в шкафах на полках в установленном порядке стояла дорогая посуда и хранилось столовое серебро, столы были покрыты узорными скатертями, пол в каждом помещении дворца был украшен мозаикой, стены завешаны гобеленами, потолки расписаны лучшими художниками. Дворец обслуживал большой штат прислуги, гондольеров и гребцов.

Все эти дорогие, радующие глаз вещи были, конечно, и в других дворцах. Венеция к тому времени накопила немало богатств. Но только у юной Маргериты и больше ни у кого было еще одно преимущество, вызывавшее зависть других богатых домов, – карлик. Его звали Филиппо. Не более трех локтей росту, с двумя горбами, это фантастическое маленькое существо вызывало всеобщее удивление.

Филиппо родился на Кипре. Когда его из очередного рейса господин Витторио Батиста привез в Венецию, карлик владел греческим и сирийским, а теперь он говорил на чистейшем венецианском наречии как истинный венецианец, словно его произвела мать на свет где-нибудь неподалеку от собора на Сан-Джиобби. Насколько прекрасна была его госпожа, настолько он был безобразен.

Рядом с ним та выглядела еще более высокой и царственной, словно островная церковь рядом с убогой хижиной рыбака. Коричневые руки карлика были кривыми и морщинистыми, походка – смешной и неуклюжей, ноги оканчивались широкими ступнями, развернутыми в разные стороны, нос был непомерно велик. Но одет он был как вельможа, в шелк с золотым шитьем.

Тем не менее такая внешность придавала карлику определенное достоинство: наверное, не только в Венеции, но и во всей Италии, а то и на всем Юге не было более удивительной и забавной фигуры, многие знатные господа отсыпали бы за него золото полной мерой; если бы он продавался. Но если бы даже при дворе или в свите какого-либо правителя и нашелся бы карлик, не уступающий нашему своим малым ростом и безобразием, он, все равно, уступал бы ему умом и талантом. Благодаря своему уму он мог бы как равный с равными заседать в Совете Десяти или возглавлять где-нибудь посольство.

Он не только владел тремя языками, но прекрасно знал историю, мог дать дельный совет или совершить научное открытие; он мог заинтересовать и рассказом о старине, которая, оживая в его передаче, становилась современностью. Карлик мог дать при необходимости не только добрый совет, но замыслить, а то и исполнить злое дело; а когда ему этого не хотелось, он не давал повода для смеха, а порой заставлял призадуматься.

Однажды в ясный день, когда дама сидела на своем балконе, стараясь высветлить на солнце – тогда это было модно – свои роскошные волосы, ее окружение составляли две камеристки, африканский попугай и карлик Филиппо. Девушки смачивали и расчесывали ее длинные волосы, так чтобы они ровными волнами ложились поверх широкополой шляпы, выгорая на солнце. Девушки смачивали и расчесывали ее длинные волосы, так чтобы они ровными волнами ложились поверх широкополой шляпы, выгорая на солнце. Они прыскали на свою госпожу розовой эссенцией и греческой водой, рассказывая одновременно обо всем, что произошло за последнее время в городе: о несчастных случаях, праздниках, рождениях, смертях и свадьбах, кражах и комических положениях, в которые попадали соседи. Попугай стучал своим многоцветным клювом, повторяя известные ему три номера: насвистывал песенку, мекал, как коза, и говорил «спокойной ночи». Карлик сидел рядом, читал с безучастным видом старинный фолиант, а на болтовню служанок вообще не обращал никакого внимания, словно это жужжали над ухом комары или мухи. В конце концов, птица начинала зевать и засыпала, а усталые и притихшие девушки переставали болтать и молча заканчивали свое дело, потому что едва ли можно найти на белом свете место, где полуденное солнце так жарко и усыпляюще грело, как балкон на крыше венецианского дома.

Госпожа становилась все более недовольной и угрюмой, по мере того как девушки заканчивали работу, то есть высушивали выгоревшие на солнце волосы. Тогда наступал такой момент, когда она кричала: «Заберите у него книгу!» Девушки брали у Филиппо с колен книгу, и карлик, рассерженный и раздосадованный, озираясь по сторонам, все же принуждал себя оставаться спокойным и спрашивал, что угодно госпоже.

И она приказывала: «Расскажи мне какую-нибудь историю».

Карлик отвечал: «Мне надо подумать», – и задумывался. Иногда случалось, что он заставлял себя ждать довольно долго, так что она начинала сердиться и выговаривала ему.

Тогда он отрицательно качал своей большой головой, слишком большой для его маленького тельца, и невозмутимо отвечал: «Вы должны научиться терпению, хорошая история подобна благородной дичи: она прячется в лесах и болотах, и приходится долго ее выслеживать и подстерегать. Не мешайте мне все обдумать». Когда же он после долгих размышлений начинал рассказывать, то не прерывался до конца, и лился его рассказ, как стекающая с гор в долину река, отражающая и траву по берегам, и облака в небе. Попугай засыпал, щелкая время от времени во сне клювом, вода в небольших каналах стояла неподвижно, отражая крепкие стены дворцов, солнце жгло немилосердно плоскую крышу, и девушки-служанки безуспешно боролись со сном. Но карлик не засыпал. Он становился волшебником и королем сказочного царства, по мере того как сказка продвигалась вперед. Он гасил палящие лучи солнца и вел свою внимательную слушательницу через темный лес, или покорял вместе с ней холодную пучину моря, а то и бродил по улицам чужих, далеких, сказочных городов, – именно там, в этих южных городах, он учился искусству сказочника, и это было великое искусство, недаром в этих городах хороший рассказчик ценился дорого: ведь он был магом, чародеем, игравшим душами людей, как ребенок мячиком.

Ни в коем случае не начинал он свои истории сразу с описания чужих сказочных стран, куда слушатели не могли перенестись на крыльях своей фантазии. Наоборот, он постоянно начинал рассказ с того, что было рядом, что находилось перед глазами, будь то золотая пряжка или шелковый платок. Всегда начинал он с чего-то близкого, с каких-то ощутимых предметов и вел свою госпожу незаметно для нее туда, куда хотел, формировал ее представления о его былом могуществе, мастерстве, богатстве, удачливости.

Постепенно и естественно его история переносила слушательницу с балкона на крыше дворца на корабль, владельцем которого он был, от судов в гавани на судно в открытом море и, наконец, к дальним берегам на краю света. Тот, кто его слушал, сам мысленно совершал путешествие и, сидя в безмятежной Венеции, переносился фантазией в дальние моря и на сказочные континенты, обуреваемый то чувством радости, то чувством страха.

Вот таким рассказчиком был Филиппо.

Помимо изумительных сказок, действие которых происходило, как правило, в южных краях, он мог поведать и об истинных приключениях и событиях как старого, так и нового времени: о странствиях и страданиях короля Энея, о Кипре, о короле Иоганнесе, о волшебнике Виргилиусе, о великолепном рейсе Америго Веспуччи. Кроме того, бесконечное количество историй рождала его собственная фантазия.

Когда однажды его госпожа, глядя на заснувшего попугая, спросила: «Ты, всезнающий, скажи, что ему снится?» – он, не задумываясь ни на минуту, начал рассказывать долгий сон, словно он сам был попугаем, а когда он закончил, попугай проснулся, замекал, как коза, и захлопал крыльями. Или дама бросала в канал камешек, а услышав всплеск воды, спрашивала: «Ну, Филиппо, куда теперь угодил мой камешек?» И сразу же карлик начинал рассказ о том, как этот камешек попал к медузам, рыбам, крабам и устрицам, достиг затонувших кораблей и водяных духов, царства кобольдов и русалок, чью жизнь и приключения он мог воспроизвести во всех подробностях.

Хотя сеньорина Маргерита, подобно другим знатным дамам, была и высокомерна и горда, к карлику она испытывала искреннюю привязанность и заботилась о том, чтобы посторонние относились к нему хорошо, с должным уважением. Только она сама иногда не могла отказать себе в удовольствии его время от времени поучить – ведь он был ее собственностью. То выбросит вон все его книги, то подставит его под клюв рассерженного попугая, то бросит его одного спотыкающегося на скользком паркете дворцового зала. Делала она все это не со зла, и Филиппо никогда не жаловался; только в свои истории, в свои сказки позволял себе вставить несколько слов, задевающих ее самолюбие; впрочем, к ним фроляйн Маргерита относилась довольно спокойно. Она не позволяла себе слишком уж его злить, потому что всем известно: у такого карлика, овладевшего недоступными простым смертным науками, есть всякого рода тайные, запретные средства мести.

С уверенностью можно сказать, что он мог разговаривать на их языке со многими зверями и птицами, предсказывать погоду и предвидеть стихийные бедствия. Однако большей частью он молчал, и, если кто-нибудь обращался к нему с подобными вопросами, пожимал плечами и качал своей непомерно большой головой, так что спросивший покатывался от смеха и забывал, о чем он спрашивал.

Так как у каждого человека есть потребность в общении, каждому нужно кого-то любить, у нашего карлика была маленькая черная собачка, которая с ним не расставалась и даже спала у него в ногах. Это был подарок одного из многочисленных претендентов на руку и сердце фроляйн Маргериты, а та передала собачку своему карлику. Происходило это при необычном стечении обстоятельств. В первый же день жизни на новом месте с ней случилось несчастье: она провалилась в погреб, ее хотели умертвить, так как при падении она сломала ногу, но карлик выпросил ее у своей госпожи и получил этот подарок. Благодаря хорошему уходу она выздоровела и привязалась всей душой к своему спасителю. Больная нога у нее так и осталась немного кривой, и бедняжка хромала, что как нельзя более соответствовало походке ее хозяина. Частенько по этому поводу окружающие подшучивали над неразлучной парой.

Возможно, трогательная дружба между карликом и его собакой кому-то и казалась смешной, но от этого она не становилась менее верной и сердечной. Я думаю, многие благородные господа не так уж часто могут похвастаться тем, что они так любимы своими друзьями, как эта кривоногая болонка своим хозяином Филиппо. Он назвал ее тоже Филиппо, но чаще звучало ее сокращенное, ласкательное имя – Фино. Карлик заботливо ухаживал за песиком, как за малым ребенком, разговаривал с ним, кормил его лакомствами, разрешал спать на своей кровати, часто и подолгу с ним играл – короче, весь запас любви, который он накопил за свою бедную, безрадостную, бродячую жизнь, он отдавал умному животному. Собачка пользовалась любовью и госпожи и всей прислуги. Но скоро вы убедитесь, что эта привязанность была совсем не смешной, потому что именно она стала причиной несчастья не только для карлика и собаки, но и для всего дома, – большого несчастья. Пусть вас поэтому не удивляет, что я так много места в своем рассказе уделил маленькой кривоногой собачонке, так как не так уж редко бывает, что ничтожные, малые причины вызывают тяжелые и большие потрясения, определяющие судьбу человека.

В то время, как многие уважаемые, богатые и красивые молодые люди бросали на Маргериту пылкие взгляды и носили ее портрет не только в нагрудном кармане, но и в своем сердце, она оставалась гордой и холодной, как ни один человек на свете. Так получилось не потому только, что до самой смерти ее матери – донны Марии из рода Жустениаци – она была воспитана в строгости, но и потому, что в ее натуре было нечто несовместимое с любовью. Ее по праву величали самой неприступной красавицей в Венеции. Однажды некий юный вельможа из Падуи был из-за нее сражен на дуэли одним миланским офицером. Ей передали последние слова умирающего, но на нее они не произвели ни малейшего впечатления, не прибавили ни одной морщинки на ее беломраморном челе. Многочисленные сонеты в ее честь вызывали у нее только насмешки, а когда два жениха из хороших семей пылко ей объяснились, прося ее руки, и она обоим отказала, несмотря на то, что за них просили отцы семейств, это привело к долголетней ссоре между семьями женихов и ее родней.

Однако маленький крылатый бог – порядочная шельма, он неохотно отказывается от своей добычи, тем более такой прекрасной. В жизни немало примеров того, как самые неприступные и гордые женщины влюбляются с такой пылкостью, с какой за холодной зимой следует великолепная, теплая весна.

Это случилось во время одного из праздников в садах Мурано; сердцем Маргериты завладел один юный рыцарь, странствующий по морским просторам, который совсем недавно вернулся из Леванта. Его звали Балтазаре Морозини. Он не уступал даме, обратившей на него внимание, ни благородством происхождения, ни статной фигурой, ни прекрасными манерами. В ней все светилось, все было легким, воздушным. В нем все было темным и сильным. С первого взгляда можно было в нем угадать моряка, бороздившего моря и океаны, повидавшего заморские страны, искателя приключений: его смуглый лоб внезапно как молнией освещался приближением мысли, а орлиный нос и горячие темные глаза придавали лицу особое, хищное выражение.

Ему ничего другого не оставалось, как заметить в свою очередь Маргериту и узнать ее имя; он попросил, чтобы его представили ей и ее отцу, что вскоре состоялось, так что он получил возможность наговорить им кучу комплиментов. В конце праздника, который продолжался до полуночи, он уже, получив разрешение, держался в непосредственной близости от нее, и она слушала его речи так внимательно, словно она сама их ему готовилась сказать, даже еще более внимательно – как верующий Евангелие.

Как можно догадаться, сеньор Балтазаре все чаще рассказывал о своих путешествиях, о подстерегающих его в каждом рейсе опасностях и говорил об этом так проникновенно, с таким воодушевлением, что его можно было заслушаться. Естественно, все его рассказы были предназначены одной-единственной слушательнице, а та внимала им затаив дыхание. Он рассказывал о самых необычайных приключениях с такой легкостью, словно ничего необычного в них не было, и каждый бы сделал то же, что и он, на его месте. Он никогда не выдвигал свою персону на первый план, как это обычно делают моряки, особенно молодые. Только раз, когда он рассказывал об африканских пиратах, упомянул он о тяжелом ранении – у него остался рубец, след от раны, через все левое плечо, – и Маргерита слушала, вся внимание, восхищенная и испуганная.

В заключение он проводил Маргериту и ее отца к их гондоле, а когда простился с ними, еще долго стоял, следя за факелами удалявшихся гондол. Прежде чем они скрылись из глаз, он вернулся в беседку к друзьям, где благородные молодые люди сидели в компании девиц легкого поведения за вином, проводя таким образом время до рассвета.

Среди них был и Жамбатиста Жинтарини, самый богатый и самый легкомысленный молодой человек во всей Венеции. Он поднялся навстречу Балтазаре, протянул ему руку и сказал:

– Я очень надеюсь, что ты сегодня, в эту дивную ночь, расскажешь нам что-нибудь о своих необычайных путешествиях и приключениях. Надеюсь, этому не помешает то, что прекрасная Кадорин завладела твоим сердцем. А знаешь ли ты, что эта прелестная девушка – камень, бездушный камень, что у нее вовсе нет сердца? Она – как картина Джорджоне, безупречная красавица, но у этого художника женщины бесплотны, бескровны. Они привлекают наше внимание – только и всего! Я тебе серьезно советую: держись от нее подальше, а то окажешься на потеху всей ее прислуги очередной жертвой, уже третьим из тех, кому она отказала в благосклонности.

Но Балтазаре только смеялся, отнюдь не собираясь следовать его совету. Он осушил пару бокалов сладкого кипрского вина и отправился пораньше домой, отделавшись от шумной компании. Уже на следующий день он решил в подходящий момент посетить старого сеньора Кадорина в его небольшом, но роскошном палаццо и постараться доставить этим посещением его хозяевам максимум удовольствия.

Вечером в сопровождении множества певцов и музыкантов им была дана в честь прекрасной дамы серенада – определенно с успехом: она стояла, прислушиваясь, у окна, а один раз даже показалась на балконе.

На следующий день праздношатающиеся венецианцы разнесли по городу весть о необычайном происшествии, весь город заговорил об этом, и сплетники уже говорили об обручении и даже намечали день свадьбы, хотя у Морозини еще не было подходящего платья, чтобы нанести визит отцу Маргериты; к этому визиту предстояло еще только подготовиться; ведь согласно обычаю нельзя было появиться в его доме сразу собственной персоной, нужно, чтобы сначала жениха представляли два-три его друга.

Но вскоре болтуны и всезнайки-сплетники могли порадоваться: их предсказания сбылись полностью.

Как только сеньор Балтазаре высказал свое желание отцу Маргериты Кадорин быть его зятем, тот не выказал ни малейшего смущения.

– Мой дорогой юный господин, – сказал он с пафосом, – видит бог, я высоко оцениваю ту честь, которую вы оказываете нашему дому. Тем не менее я хотел бы вас попросить основательно все взвесить и продумать. Вы можете принести немало горя и себе и мне. Находясь подолгу в рейсах, вдали от Венеции вы, видимо, не представляете себе, в каком невыгодном положении вы застаете меня и несчастную девушку. Она вообще ничего не хочет знать о любви и о мужчинах. Я ее, конечно, порядком избаловал, а теперь уже не могу строгостью переломить ее упрямство.

Балтазаре вежливо его выслушал, но не взял обратно своего предложения и постарался всеми силами ободрить напуганного не в меру старого господина, возвратить ему хорошее расположение духа. Наконец, отец пообещал поговорить с дочерью.

Легко понять, какой ответ дала сеньорина. Конечно, она разыграла из себя высокомерную, гордую особу, само воплощение неприступности, но в сердце ее звучало «да», прежде чем отец окончил свою речь. Сразу после предложения Балтазаре подкрепил ее ответ ценными, дорогими подарками, надел своей невесте на палец золотое обручальное кольцо и поцеловал ее – первый из мужчин.

Венецианцы все это видели, немало было пересудов, главным образом из зависти.

Никто, однако, не мог припомнить такой роскошной пары. Оба были высокими и стройными, впрочем, дама, как и полагалось, была чуть-чуть ниже кавалера. Она была блондинка, он – жгучий брюнет. Оба обладали царственной походкой и ходили с высоко поднятой головой. Ни на йоту не уступали друг другу ни в гордости, ни в благородстве происхождения.

Только одно не нравилось прекрасной невесте: благородный жених должен был скоро отбыть на Кипр, чтобы там завершить какие-то очень важные для него дела. Сразу после возвращения оттуда должна была состояться свадьба, которой весь город заранее гордился – ведь предстоял небывалый праздник!

Тем временем жених и невеста беспрепятственно наслаждались своим счастьем. Сеньор Балтазаре оказывал своей невесте постоянно знаки внимания: дарил подарки, устраивал серенады, и там, где только было возможно, они были всегда вместе. Они не очень строго придерживались принятых в городе обычаев и позволяли себе уединяться, прогуливаясь по каналу в крытой гондоле.

Если Маргерита была высокомерной и даже отчасти жестокой, что для молодой благородной дамы вовсе не удивительно, то жених ее был заносчив, а это не способствовало уважению со стороны окружающих. Жизнь моряка и его победы над женщинами не сделали его менее грубым и более нежным.

Чем старательнее он, будучи женихом, пытался произвести приятное впечатление на окружающих, считаясь с их привычками и обычаями, тем более он выказывал, добившись цели, свою истинную натуру.

С детства проявлялся в нем бурный и властный характер, который был вполне естественным для моряка и богатого купца. Он жил только для своего удовольствия, ни капельки не заботясь о других людях. Как это ни странно, но с самого начала жениховства ему было противно окружение его будущей жены, больше всего он невзлюбил попугая, собачку Фино и карлика Филиппо. Как только он с ними встречался, он не упускал возможности их помучить, а заодно разочаровать в них их хозяйку. Как только он появлялся в доме и его сильный голос раздавался на лестнице, собачка с воем убегала, а птица начинала кричать и бить крыльями. Карлик кривил в гримасе рот и упрямо молчал.

Собственно говоря, если Маргериту не трогала судьба несчастных животных, то за карлика она замолвила словечко, пытаясь защитить бедного Филиппо. Но, само собой разумеется, даже ради него она не могла жертвовать расположением к ней возлюбленного и не могла, а может быть, и не хотела противостоять его жестокости.

С попугаем вскоре все было кончено. Однажды, когда сеньор Морозини снова принялся его мучить, подкалывая небольшой палочкой, рассерженная птица клюнула его в палец своим сильным кривым клювом. Появилась кровь, и палач в один момент свернул шею своей жертве. Мертвую птицу выбросили в темную воду канала подальше от дома, и никто о ней не пожалел.

Не лучше обошелся сеньор с собачкой Фино. Однажды, когда он посетил дом ее хозяйки, собачка, спрятавшись в темном углу под лестницей, где она обычно спасалась от посторонних, а особенно от этого господина, не заметила, как сеньор Балтазаре, оставивший кого-то в гондоле, может быть, потому что не доверял слугам, стремительно спустился с лестницы. Испугавшись, собачка залаяла довольно громко из своего убежища, прыгнула на него и чуть было не укусила. Спотыкаясь, он одновременно с собачкой достиг пола в вестибюле. И когда та от страха оказалась возле самого портала, из которого единственная широкая ступень вела прямо в канал, он с яростными ругательствами дал ей мощного пинка, так что бедная собачонка была отброшена в воду, чуть ли не на середину канала.

В этот момент показался карлик, который услышал лай и стоны Фино и стал рядом с Балтазаре, в то время как тот со смехом наблюдал за отчаянными усилиями барахтающейся в воде собачки достичь берега. Вышла на балкон и сеньора Маргерита.

– Подплывите к ней в гондоле, ради бога! – кричал Филиппо. – Спасите, госпожа! Боже мой, она утонет! О, Фино, Фино!

Но сеньор Балтазаре смеялся и придерживал гондольера, который, уже был готов броситься на помощь собачке, приказав ему не двигаться с места. Филиппо обратился к госпоже, умоляя ее вмешаться, но Маргерита, не проронив ни слова, покинула балкон. Тогда карлик встал на колени перед своим мучителем, умоляя его оставить жизнь собачке.

Сеньор, злобно взглянув на карлика, отвернулся и приказал тому идти в дом, а сам остался на месте, не уходя с лестницы до тех пор, пока несчастная собачка не скрылась под водой навсегда.

Филиппо в это время забрался на чердак. Там сидел он в укромном уголке и смотрел прямо перед собой, зажав руками свою большую голову. Там нашла его посланная за ним служанка, позвавшая его к госпоже, затем с этим же поручением пришел камердинер, но карлик не двигался с места. И когда уже поздним вечером он продолжал находиться там же и все в том же положении, к нему, освещая путь фонарем, поднялась сама хозяйка.

Она остановилась перед ним и стояла некоторое время.

– Почему ты не встаешь? – спросила она, наконец. – Почему ты не встаешь с места? – переспросила она.

Тогда маленький человек взглянул на нее и тихо ответил:

– Зачем вы погубили мою собачку?

– Меня не было, когда это случилось, – оправдывалась она.

– Вы могли ее спасти и дали ей погибнуть, – жаловался карлик. – О, Фино, Фино!

Тогда Маргерита рассердилась, приказала ему встать и идти спать. Он последовал за ней, не говоря ни слова, и три дня был нем, как покойник, едва притрагивался к пище и не обращал внимания на то, что происходило вокруг.

В это время юная дама испытывала немалое беспокойство. Со всех сторон до нее доходили слухи о ее возлюбленном, характеризующие его не с лучшей стороны, которые заставили ее всерьез задуматься. Ей довелось узнать, что благородный сеньор Морозини вдали от дома вел себя отнюдь не благородно. В дальних рейсах проявилось его пристрастие к женскому полу: и на Кипре и в других местах жили соблазненные им девушки. Их было немало, тех, кого он называл своими любимыми. Если это было на самом деле так, как говорили люди, Маргерите ничего другого не оставалось, как ждать, замирая от страха, что принесет ей новый рейс ее возлюбленного. Часто она думала обо всем этом и тяжело вздыхала.

Наконец она не выдержала, и однажды утром, когда тот был у них в доме, высказала ему все, что о нем говорили, не утаив и своих опасений.

Он улыбнулся:

– Все, что тебе говорили, моя любимая, прекраснейшая из женщин, частью – ложь, но большей частью – правда. Любовь – как волна, она подходит, поднимает нас и влечет за собой, а мы не можем ей противостоять. Но тебе нечего беспокоиться, я прекрасно понимаю, моя невеста дочь одного из самых уважаемых людей в Венеции, а девушка из благородного дома ко многому обязывает. И здесь и там я видел немало прекрасных женщин, влюблялся в некоторых, но ни одна из них не идет ни в какое сравнение с тобой.

Его сила и мужество действовали на нее чудесным образом: она затихла, а он, улыбаясь, ласкал ее своей твердой мужской рукой.

Однако, как только он уходил, все ее страхи, все опасения возвращались к ней снова, и эта гордая, благородная дама лишалась покоя, познав обычные для девушек страдания любви и ревности и до полуночи ворочаясь в своей роскошной постели, не в силах уснуть.

В своем бедственном положении она вновь вернула карлику свою благосклонность. Тот вел себя как в прежние времена, словно позабыв о смерти своей несчастной собачки. Он снова, как и прежде, сидел на балконе, уткнувшись в книгу или что-нибудь рассказывая, в то время как Маргерита подставляла солнцу свои роскошные волосы.

Только один раз вспомнил он ту историю. Когда она, как обычно, спросила его, о чем он так глубоко задумался, он ответил странным каким-то голосом:

– Да сохранит Бог этот дом, дорогая госпожа, когда я живым или мертвым его покину.

– Почему? О чем ты? – проговорила она.

Тогда он как-то смешно пожал плечами:

– Я сопоставляю, госпожа. Птицы уже нет, собачки тоже нет, зачем оставаться здесь карлику?

Она строго-настрого запретила ему произносить подобные речи, и он больше не говорил об этом. У дамы сложилось мнение, что он больше об этом и не думал. Так он снова стал для нее тем же, чем был прежде, то есть она относилась к нему с полным доверием. Он же, когда она с ним делилась своими заботами, неизменно защищал господина Балтазаре, не давая ни малейшего повода заподозрить его в злопамятности. Таким образом снискал он снова в полной мере расположение своей госпожи.

Сумрак мягко спустился на Высокие озера, покуда Кабареджан и его бригада выбирались домой из пещер. В мирном, тихом сумраке зеленые воды дивно сочетались с приятным ночным ветерком и неспешным закатом ласкового солнца Гротто. С тех пор как лодку спустили на воду, Кабареджан созерцал это зрелище и слушал звуки сумерек, которые не могло перекрыть урчание мотора.

Гротто был молчаливым миром, однако звуки здесь имелись – если знать, как слушать. Кабареджан знал.

Он сидел прямо на корме лодки – легкая смуглая фигурка с длинными черными волосами. Карие глаза мечтательно блуждали. Одна худая рука покоилась на колене, вторую он по рассеянности оставил на моторе. Уши внимали – журчанию в кильватере судна, и шелестящим всплескам, с какими озерные прыгуны разрезали поверхность воды, и ветру, что шуршал стелющимися зелеными ветвями деревьев вдоль ближнего берега. В свое время он услышит и ночных летунов, но для них пока рано.

В лодке было четверо, но лишь Кабареджан вслушивался или воспринимал. Остальные, дюжие мужчины с пустыми глазами на одутловатых лицах, давно утратили слух. Одеты они были в тускло-серые рабочие комбинезоны трупов, на затылке у каждого красовалась стальная пластинка. Временами, когда трупоконтроллер действовал, Кабареджан мог слушать их ушами, смотреть их глазами. Но это давалось с трудом – тяжким трудом, – и вовсе того не стоило. Образы и звуки, доступные погонщику трупов при управлении бригадой, были слабыми отголосками настоящих ощущений, изредка полезными, но никогда – приятными.

И теперь, в прохладных сумерках Гротто, настало время закругляться. Итак, трупоконтроллер Кабареджана был отключен, и разум, освобожденный от трупов, в покое и бездействии отдыхал в его собственном теле. Лодка целеустремленно шла вдоль берега, но мысли Кабареджана лениво блуждали – когда он вообще думал.

По большей части он просто сидел, пялился на воду и деревья, прислушивался. В этот день они с бригадой крепко потрудились, и теперь он был обессилен и опустошен. Раздумье (оно в особенности) требовало слишком большого напряжения сил. Лучше уж просто вот так посидеть вечерком.

Он совершил долгое, тихое плавание по двум крупным озерам и одному мелкому, через пещеру и, наконец, вверх по узкой, стремительной речке. Достигнув ее, Кабареджан запустил двигатель, и плавание стало шумнее, по мере того как лодка прорезала себе путь, борясь с течением реки. Ночь наступила еще до того, как он достиг станции – наспех возведенного из черно-синего камня строения на речной окраине. И все же окна офиса еще сияли радостным золотистым светом.

Длинный причал из местного сребродрева выходил на реку, и дюжина лодок, неотличимых от судна Кабареджана, были уже привязаны на ночь. Но свободные места еще оставались. Кабареджан приметил одно из них и направил лодку туда.

Привязав ее, он бросил коробку с образцами под одну руку и перепрыгнул на причал. Свободной рукой он дотянулся до ремня и схватил трупоконтроллер. Бледные тени ощущений хлынули в его разум, но Кабареджан отогнал их и встряхнул трупы неслышным окриком. Те поднялись, один за другим, выбрались из лодки. Затем проследовали за Кабареджаном на станцию.

Мансон ждал в кабинете – грузный, неряшливый мужчина с седыми волосами, морщинками у глаз и отеческими манерами. Взгромоздив ноги на стол, он читал роман. Завидев Кабареджана, он заулыбался, привстал и отложил книгу, аккуратно заметив кожаной закладкой, где остановился.

– Дарова, Мэтт, – сказал он. – Почему ты всегда последним приваливаешь?

– Потому что я обычно последним отваливаю, – с улыбкой отозвался Кабареджан.

Такую реплику он заготовил сегодня. Каждую ночь Мансон задавал ему один и тот же вопрос, ожидая, что Кабареджан подыщет новый ответ. Похоже, этот худо-бедно его устроил.

Кабареджан поставил коробку на стол Мансона, открыл.

– День ничего, – сообщил он. – Четыре хороших камня и двенадцать поменьше.

Мансон зачерпнул из обитой металлом коробки горсть невзрачных камешков и принялся изучать. Сейчас смотреть было особенно не на что. Но, если огранить и отполировать их, они стали бы совсем другими: вихревиками. Самоцветами без огня, в которых была своеобразная прелесть. Хорошие камни походили на кристаллы с колышущимся туманом, окрашенным в мягкие тона, полным нежнейших тайн и грез.

Мансон кивнул и опустил камни в коробку.

– Неплохо. От тебя всегда есть толк, Мэтт. Ты знаешь, где смотреть.

– Такая уж мне награда за то, что не тороплюсь возвращаться. Осматриваюсь.

Мансон задвинул коробку под стол и повернулся к компьютерной консоли, чей белый пластик казался слишком назойливым в комнате, обшитой деревянными панелями. Он внес добытые вихревики в отчет и оглянулся:

– Не хочешь сполоснуть трупаков?

Кабареджан покачал головой.

– Не сегодня. Устал. Сейчас, только пристрою их на ночлег.

– Лады, – Мансон поднялся и открыл дверь позади стола. Кабареджан пошел за ним, три трупа плелись по пятам.

За кабинетом тянулись бараки с низкими крышами, с бесконечными рядами простых деревянных коек. Большинство из них были заняты. Кабареджан направил своих трупов к трем свободным и провел их туда. Затем он погладил контроллер. Отзвуки ощущений в голове дрогнули, а трупы неуклюже плюхнулись на койки.

Вернувшись в кабинет, он немного поболтал с Мансоном. Наконец старик вернулся к своему роману, а Кабареджан окунулся в прохладную ночь.

*******

На задах станции располагался ряд скутеров, принадлежащих Компании, но Кабареджан пренебрег ими, решив минут десять прогуляться до поселения. Он двигался по лесной дороге легкой, размеренной походкой, приостанавливаясь, чтоб отвести в сторону лозы и низко растущие ветки. Прогулка неизменно выходила приятной. Ночи выдавались тихие, легкий ветерок благоухал фруктовым ароматом местных деревьев и был полон сонных песенок ночных летунов.

Поселение было больше, светлей и шумней речной станции – плотное скопление домов, баров и магазинов, выросших под боком у космопорта. Здесь располагалось несколько зданий из камня и дерева, но большинство поселенцев по-прежнему ютились в типовых сборных домах из пластика, бесплатно предоставляемых Компанией.

Кабареджан неспешно направился к одной из деревянных построек, которые здесь преобладали.

Над дверью таверны раскачивалась грубая деревянная вывеска, но фонарей не было. Внутри его ждали свечи, мягкие кресла и настоящий печной огонь. Уютное местечко, старейший бар на Гротто, в котором предпочитали собираться, чтоб промочить глотку, погонщики трупов, охотники, а также другие служащие речных станций.

Его приветствовал громкий вопль:

– Эй! Мэтт, сюда!

Кабареджан пошел на голос и оказался у столика в углу. За ним нянчил кружку с пивом Эд Кокран. Подобно Кабареджану, Эд был облачен в сине-белую спецовку погонщика трупов. Он ухмылялся – высокий, тощий, с копной спутанных светло-рыжих волос.

Кабареджан с благодарностью опустился в кресло напротив него.

– Пива? – с усмешкой спросил Кокран. – Можем раздавить кувшин на пару.

– Нет, благодарю. Сегодня ночью мне бы хотелось вина. Чего-то роскошного, густого и выдержанного.

– Как прошло? – поинтересовался Кокран.

Кабареджан пожал плечами.

– Нормально. Четыре славных камешка, дюжина мелких. Мансон дал мне хорошую цену. Завтра должно повезти больше. Я нашел славное новое место.

Он повернулся к стойке и без лишних слов махнул рукой. Бармен кивнул, и через несколько минут прибыли вино с бокалами.

Кабареджан налил себе и потягивал вино, пока Кокран толковал о том, как провел день. Не лучшим образом: всего шесть камней, крупного ни одного.

– Тебе нужно продвигаться дальше, – уверял его Кабареджан. – Пещеры вокруг довольно истощены. Но на Высоких озерах еще работать и работать. Найди какое-нибудь новое месторождение.

– К чему суетиться? – нахмурился Кокран. – Их все равно не удержишь. Какой процент выработки у тебя?

Кабареджан медленно покрутил бокал в тонкой темной руке, вглядываясь в дремотные багряные глубины.

– Бедняга Эд, – сказал он полунасмешливо, полупечально. – Все, что ты видишь, это работа. Гротто – прелестная планета. Не возражаю против лишних миль, Эд, я наслаждаюсь ими. Наверное, я ездил бы и в нерабочее время, если бы мне даже за это не платили. То, что я добываю большие вихревики, а мои расценки повышаются – что ж, это лишний бонус.

Кокран с улыбкой покачал головой.

– Ты чокнутый, Мэтт, – с нежностью произнес он. – Лишь один погонщик трупов во всей вселенной был бы счастлив, если бы с ним расплачивались видами.

Кабареджан слабо улыбнулся в ответ.

– Обыватель, – с осуждением буркнул он.

Кокран заказал еще пива.

– Послушай, Мэтт, ты должен быть практичным. Конечно, Гротто клевая, но ты же не останешься тут на всю жизнь.

Он поставил пиво и закатал рукав спецовки, чтобы показать тяжелый браслет. Золото мягко блестело в свете свечей, на сапфирах будто плясало темно-лазурное пламя.

– Стекляшки вроде этих некогда были в цене – до того, как их научились синтезировать. Они расколют и вихревики, Мэтт. Ты знаешь, они это сделают. Они уже обзавелись людьми, которые работают над этим. Так что у тебя осталось года два или, может быть, три. Но что потом? Им больше не понадобятся погонщики трупов. Значит, пойдешь дальше и останешься с тем же, с чем был, когда приехал сюда.

– Быть того не может, – возразил Кабареджан. – Станция платит прилично, и мои расценки были не так уж плохи. К тому же, возможно, я не двинусь дальше. Мне нравится на Гротто. Может, я останусь и примкну к колонистам, или еще что-нибудь придумаю.

– Займешься-то чем? Фермерством? Работой в офисе? Кончай нести чушь, Мэтт. Ты – погонщик трупов, и всегда им будешь. А годика через два Гротто перестанет нуждаться в трупах.

– И что с того? – вздохнул Кабареджан. – Что?

Кокран подался вперед.

– Так ты подумал над тем, что я говорил?

– Да. Но мне это не нравится. Прежде всего, не думаю, что это сработает. Безопасность космопорта держится на том, что люди не могут незаконно провозить вихревики, а ты хочешь промышлять этим. И даже если сработает, я не хочу в этом участвовать. Мне жаль, Эд.

– Думаю, сработает, – упрямо сказал Кокран. – Служащие космопорта – люди. Можно их подкупить. Почему все вихревики должна получать Компания, когда всю работу делаем мы?

– У них есть льгота, – напомнил Кабареджан.

Кокран помолчал.

– Да, разумеется. Ну и что? По какому праву? Мы заслужили кое-что, ради нас самих, пока эти проклятые штуки еще ценятся!

Кабареджан со вздохом налил себе еще вина.

– Послушай, – промолвил он, поднося бокал к губам, – я с этим не спорю. Может, они правда должны платить нам больше или дать долю в добыче вихревиков. Но рисковать не стоит. Если мы попадемся, то распрощаемся с нашими бригадами. Нас вышлют. Я не хочу этого, Эд, и рисковать не собираюсь. Гротто слишком хороша для меня, и я не хочу ее бросать. Знаешь, кое-кто сказал бы, что мы чертовски везучие. Большинство погонщиков трупов никогда не получат работу в таком местечке, как Гротто. Они кончают на сборочных линиях Скрэкки либо рудниках Нового Питтсбурга. Я повидал те места. Нет уж, спасибо. Я не готов рисковать, чтобы вернуться к такой жизни.

Кокран возвел очи горе и беспомощно всплеснул руками.

– Безнадежен, – пробормотал он, качая головой. – Безнадежен! – После чего вернулся к пиву.

Кабареджан улыбнулся.

Но его веселье продолжалось лишь до тех пор, пока Кокран напротив него не застыл и не сморщился.

– Проклятье, Бартлинг! Какого черта ему здесь нужно?

Кабареджан повернулся к двери. Там топтался новый посетитель, ожидая, пока глаза привыкнут к тусклому свету. Здоровый мужик атлетического сложения, он в течение многих лет приводил его в упадок и теперь щеголял объемистым брюшком. У него были темные, тронутые сединой волосы и острая бородка. Носил он модную пеструю блузу.

За ним вошли еще четверо и теперь стояли по бокам от него – куда моложе, с жесткими лицами, в весьма впечатляющей физической форме. Имело смысл привлечь телохранителей: как известно, Лоуэлл Бартлинг терпеть не мог погонщиков трупов, а их в таверне было полно.

Бартлинг скрестил руки, не спеша оглядывая помещение. Ухмыльнувшись, он собрался заговорить.

Но не успел Бартлинг и слова вымолвить, как его перебили. Один из мужчин в баре издал громкий, неприличный звук и рассмеялся.

– Здорово, Бартлинг, – пробасил он. – Че делаешь здесь, внизу? Я думал, ты не желаешь иметь ничего общего с нашей жалкой жизнью?

Физиономия Бартлинга напряглась, но самодовольная ухмылка осталась на ней.

– Обычно – нет, но об этом я хотел иметь удовольствие сообщить лично.

– Ты валишь с Гротто! – выкрикнул кто-то.

– За это я выпью, – вставил другой голос.

– Нет, – ответил Бартлинг. – Не я, дружок, а вы! – Он огляделся, наслаждаясь моментом. – Счастлив сообщить вам, что «Товарищества Бартлинга» только что приобрели льготу на добычу вихревиков. В конце месяца я возьму на себя управление речной станцией. И, разумеется, первое, что сделаю, – сразу же положу конец найму погонщиков трупов на контрактной основе.

Как только до всех дошел смысл его слов, в помещении вдруг наступила мертвая тишина. В углу на задах комнаты медленно поднялся Кокран. Ошеломленный Кабареджан остался сидеть.

– Вы не можете так поступить, – воинственно заявил Кокран. – Мы заключали контракты!

Бартлинг повернулся к нему:

– Контракты можно расторгнуть, и мы это сделаем.

– Сукин сын! – высказался кто-то.

Эскорт Бартлинга напрягся.

– Выбирай выражения, ты, мясной мозг! – отозвался один их них.

Люди в баре стали подниматься на ноги.

Кокран был вне себя от ярости.

– Будь ты проклят, Бартлинг! – крикнул он. – Кем, черт возьми, ты себя возомнил? У тебя нет никакого права выгонять нас с планеты!

– У меня есть все права на это. Гротто – замечательная, чистая, прекрасная планета. Здесь не место таким, как вы. Было большой ошибкой завезти вас сюда, я всю дорогу об этом твержу. Эти штуки, которыми вы работаете, заражают воздух. А вы – вы даже хуже! Вы добровольно, за деньги, возитесь с этими штуками, с этими трупами! Вы омерзительны! Гротто не принадлежит вам. И теперь у меня есть возможность увидеть, как вы отсюда уберетесь.

Бартлинг выдержал паузу, затем улыбнулся и добавил:

– Мясные мозги.

Он словно выплюнул эти слова.

– Да я тебе башку проломлю, Бартлинг! – прорычал один из погонщиков. Раздался согласный рев, сразу несколько человек одновременно бросились вперед.

И, дернувшись, вдруг остановились, когда над всеобщей сумятицей прозвучал мягкий голос Кабареджана:

– Нет, подождите!

Его крик вряд ли мог перекрыть гомон, но все-таки привлек внимание в комнате, полной орущих мужчин.

Кабареджан пробрался через толпу и встал лицом к лицу с Бартлингом, стараясь казаться спокойнее, чем сам себя чувствовал.

– Вы же понимаете, что без трупов ваши расходы возрастут, – сказал он, стараясь говорить ровным, рассудительным тоном, – а прибыль станет меньше?

Бартлинг кивнул.

– Конечно, я это понимаю, и готов понести убытки. Мы привлечем к добыче вихревиков людей. В любом случае, они слишком красивы для того, чтоб их доставали трупы.

– Потеряете деньги ни за что.

– Едва ли. Зато избавлюсь от ваших смердящих трупов.

Кабареджан выдавил слабую улыбку.

– Может, от некоторых из нас. Но не от всех, мистер Бартлинг. Пожалуй, вы можете лишить нас работы, но не вышвырнуть с Гротто. Я говорю от имени тех, кто не согласен уходить.

– Значит, помрете с голоду.

– Не стоит впадать в мелодраму. Я придумаю, что делать. Вы не владеете всем на Гротто. И я могу сохранить свои трупы. Мертвые люди годятся на многое. Просто мы еще не задумывались, как можно использовать их всех.

Бартлинг вдруг перестал ухмыляться.

– Если вы останетесь, – посулил он, смерив Кабареджана тяжелым взглядом, – я заставлю вас очень, очень об этом пожалеть.

Кабареджан засмеялся.

– Неужели? Что же, тогда я сам обещаю посылать одного из своих трупов к вам домой каждую ночь, когда вы уже ляжете спать, чтобы он стенал и корчил в окне жуткие рожи.

Он рассмеялся снова, уже громче. К нему присоединился Кокран, а затем и другие. Вскоре хохотала вся таверна.

Бартлинг медленно багровел. Он явился сюда, чтобы посмеяться над врагами, похвастать своей победой – а теперь они насмехались над ним. Смеялись прямо ему в лицо, и победитель почувствовал себя дураком. Некоторое время он стоял, охваченный бешенством, затем развернулся и выскочил за дверь. Следом двинулись охранники.

После ухода Бартлинга смех несколько поутих, и, покуда Кабареджан возвращался на свое место, погонщики трупов одобрительно хлопали его по спине. Кокран тоже был доволен.

– Ты и впрямь отделал старика, – заметил он, когда они добрались до углового столика.

Но Кабареджану было уже не до смеха. Сгорбившись, он тяжело плюхнулся в кресло и, едва усевшись, тут же выпил.

– Отделал, верно, – промямлил он между глотками. – Отделал, верно…

Кокран с любопытством уставился на него.

– Не очень-то ты рад.

– Нет, – Кабареджан изучал свое вино. – Я тут подумал… Этот несносный фанатик так меня разозлил, что теперь хочется до него добраться. Хотел бы я знать, получится ли… Чем заняты трупы на Гротто?

Он рассеянно оглядывал таверну, в которой вдруг стало будто темнее.

– Как в воду опущенные, – сказал он. – Держу пари, все только и говорят, что об отъезде.

Кокран перестал зубоскалить.

– Кто-то из нас останется, – без большой уверенности ответил он. – С трупами мы можем заняться сельским хозяйством... или еще чем-нибудь.

Кабареджан посмотрел на него:

– Ага. Для сельского хозяйства больше подходят машины. А трупы слишком неповоротливы для любой работы, кроме самой примитивной – и чересчур медлительны, чтобы охотиться. – Он налил еще вина и стал размышлять вслух: – Они годятся, чтобы выполнять простую работу на заводе или управлять автокротом в шахте. Но на Гротто ничего такого нет. Они могут добывать вихревики с помощью вибробуров, но Бартлинг лишает нас и этой работы! – Он покачал головой. – Не знаю, Эд. Это будет не так-то просто. А может, и совсем невыполнимо. Теперь, наложив лапу на добычу вихревиков, Бартлинг будет заправлять не только поселением, принадлежащим Компании.

– В этом и заключался план: Компания назначает кого-то, и он выкупает бизнес, пока встает на ноги.

– Все так. Но Бартлинг поднялся на них немножко быстрей, чем надо. Теперь он может начать использовать повсюду свое влияние. Я бы не удивился, внеси он в устав поправки, согласно которым трупов на планете быть не должно. Это вынудит нас убраться с Гротто.

– И Бартлинг выйдет сухим из воды? – снова разозлившись, Кокран повысил голос.

– Возможно, если мы ему позволим. Хотел бы я знать… – задумавшись, Кабареджан глотнул вина. – Как считаешь, он действительно заключил эту сделку?

– Ну, он сказал, что да, – удивился Кокран.

– Да. Не думаю, что Бартлинг стал бы трезвонить об этом, не будь она у него в кармане. Однако любопытно, что предпримет Компания, если кто-то предложит лучшие условия?

– И кто?

– Может быть, мы? – Кабареджан отпил еще глоточек и подумал. – Если собрать всех погонщиков, и каждый даст хоть сколько-нибудь, выйдет порядочная сумма. Может, у нас получится выкупить речную станцию. Или еще что-нибудь, если Бартлинг закроет доступ к вихревикам. А это идея!

– Да ну, это сроду не сработает. Может, у тебя и есть немного денег, Мэтт, но я, черт возьми, не уверен, что у меня они есть. Большая их часть спущена тут. Кроме того, даже будь у парней монеты, ты никогда не заставишь их объединиться.

– Может, и нет. Но попытка не пытка. Сплотиться против Бартлинга – единственный способ, который поможет нам закрепиться на Гротто надолго.

Кокран допил пиво и знаком попросил еще.

– Не-ет, – ответил он. – Бартлинг – слишком важная птица. Он сотрет тебя в порошок, если ты будешь уж очень ему докучать. У меня есть идея получше.

– Контрабанда вихревиков, – улыбнулся Кабареджан.

Кокран кивнул.

– Ну да! Может, теперь ты передумаешь? Если Бартлинг собрался вышвырнуть нас отсюда, мы, по крайней мере, прихватим с собой немного вихревиков. Это пошло бы нам на пользу, куда бы мы ни отправились.

– Ты неисправим. Но ручаюсь, теперь этим попытается заняться половина погонщиков Гротто! Бартлинг того и ждет. Когда мы будем сваливать, он перевернет космопорт вверх дном. Ты попадешься, Эд. Потеряешь свою бригаду – или еще что похуже. Бартлинг может даже попытаться надавить, используя законы о трупах, и начать высылать их.

Его слова взволновали Кокрана. Погонщики повидали слишком уж много трупов, чтобы идея стать одним из них казалась им заманчивой. Они обычно собирались на планетах, где законы о трупах не имели силы, где за главные преступления еще полагались тюремные сроки или «полная» казнь. Гротто пока оставалась чистой планетой, но законодательство могло измениться.

– Я так и так потеряю свою бригаду, Мэтт. Если Бартлинг нас вышвырнет, придется продать трупы, чтоб собрать денег на дорогу.

Кабареджан улыбнулся.

– У тебя впереди еще месяц, и не худший. И полно вихревиков. Чем ныть, лучше осмотрись. – Он поднял бокал. – Выпьем за Гротто! Это прекрасная планета, и мы еще можем здесь остаться.

Кокран пожал плечами, поднимая кружку.

– Да!

Но усмешка не могла скрыть, как он встревожен.

*******

Кабареджан явился на станцию с докладом ранним утром, когда солнце Гротто тщилось рассеять речной туман. Пустые лодки еще стояли рядком на причале, покачиваясь в быстро редеющей дымке.

Как всегда, Мансон торчал в кабинете. Что удивительно, был там и Кокран. Оба подняли глаза при появлении Кабареджана.

– Доброе утро, Мэтт, – без улыбки поздоровался Мансон. – Эд рассказал мне, что было вчера ночью.

Сегодня он почему-то выглядел на свои годы.

– Мне жаль, Мэтт. Я ничего не знал.

– Я и не думал, что ты знаешь, – с улыбкой откликнулся Кабареджан. – Но если что-то услышишь об этом – дай мне знать. Без борьбы мы не сдадимся.

Он глянул на Кокрана:

– Что ты забыл здесь так рано? Ты обычно не встаешь раньше полудня.

Кокран ухмыльнулся.

– Ну да, решил начать пораньше. В этом месяце мне потребуется хорошенько заработать, если я хочу спасти свою бригаду.

Мансон выволок из-под стола две коробки для образцов, передал их погонщикам и кивнул.

– Комната сзади открыта. Можете в любой момент забрать своих трупаков.

Кабареджан пошел в обход стола, но Кокран вдруг схватил его за руку.

– Думаю, двинусь на восток. Там и правда есть еще не открытые пещеры. А куда отправишься ты?

– На запад. Как я и говорил, нашел отличное новое место.

Кокран кивнул. Вместе они прошли в заднюю комнату и включили контроллеры. Пятеро мертвецов рыпнулись со своих коек и пошаркали за ними из кабинета. Прежде чем уйти, Кабареджан поблагодарил Мансона. Во всяком случае, старик помыл и накормил трупы.

Когда они достигли причала, туман почти рассеялся. Кабареджан завел трупы в лодку и отдал было концы. Но смущенный Кокран остановил его.

– Э, Мэтт, – обронил он, глядя с причала вниз, на лодку. – Это новое место... говоришь, оно в самом деле такое хорошее?

Покосившись на него, Кабареджан кивнул. Солнечные лучи позолотили верхушки деревьев и увенчали нимбом голову Кокрана.

– Можешь со мной поделиться? – с усилием выговорил он.

Странный вопрос. Обычно каждый погонщик отправлялся на разведку один, чтобы найти свою собственную пещеру с вихревиками.

– Я имею в виду, остался всего месяц, может, ты не успеешь добыть их все – если только это месторождение в самом деле такое, как ты расписывал. И мне нужны хорошие цены, правда, нужны.

Кабареджан видел, как нелегко далась ему эта просьба.

– Само собой, – с улыбкой ответил он. – Там их куча. Бери лодку и дуй за мной.

Кокран кивнул и вымученно улыбнулся. Он спустился в свою лодку. Его трупы тащились позади.

Сплавляться вниз по реке было не так трудно, как подниматься, и занимало куда меньше времени. Вскоре Кабареджан достиг озера и послал плящущую лодку через искристую зеленую гладь в брызгах пены. Утро выдалось бодрящее, ярко светило солнце, свежий ветер разделял воду на множество крошечных волн. Кабареджан чувствовал себя прекрасно, несмотря на события прошлой ночи. Ему помогала Гротто. Почему-то здесь, на Высоких озерах, он ощущал, что ему по силам бороться с Бартлингом.

Подобные сложности бывали у него и раньше – в других мирах. Встречались и другие ненавистники, кроме Бартлинга. С тех самых пор, когда из черепа мертвеца впервые изъяли обычный мозг и заменили синтетическим, находились те, кто вопил, что это извращенная практика, и называл погонщиков испорченными, аморальными типами. Кабареджан свыкся с их предубеждением – оно было частью работы. Он уже перебарывал его. И он поборет Бартлинга.

Первая часть сплава занимала меньше времени. Лодки пронеслись над двумя большими низовыми озерами, мимо берегов, густо поросших сребродревом и тяжелыми лианами. Но теперь им приходилось двигаться медленней, по мере того как озера становились меньше, и жизнь в них угасала, а местность все больше дичала. Вдоль берегов величавые сребродревы и причудливые лианы постепенно уступали место непролазным черно-алым дебрям огнешипой ежевики и низким, сучковатым деревьям, которым так и не придумали пристойного имени. Растения стелились по земле, которая становилась все более холмистой, каменистой – и, наконец, гористой. Затем настало время прохода через пещеры.

Буквально сотни пещер пронизывали горы, со всех сторон окружавшие поселение. Не все нанести на карты: их было слишком много. Казалось, все они – каждая из них – соединяются друг с другом, образуя естественный, неимоверно запутанный лабиринт. Большинство из них наполовину затопило: они были вырезаны в мягкой скальной породе потоками ручьев и рек, которые продолжали течь сквозь них.

Чужак мог легко заплутать в пещерах, но чужие никогда здесь не бродили. А погонщики трупов никогда не терялись. Пещеры были их вотчиной. Здесь ожидали вихревики, скрытые в темных скалах.

Все лодки были оснащены фонарями. Кабареджан зажег свой, как только они достигли первой пещеры и замедлили ход. Следовавший за ним вплотную Кокран сделал то же самое.

Каналы, пронизывавшие ближние пещеры, были хорошо знакомы Кабареджану, но неглубокие, и он не хотел рисковать, напоровшись на мель.

Сначала тоннель был узким, и казалось, что сверкающие влажные стены из мягкого зеленоватого камня сжимаются вокруг них. Но мало-помалу стены отодвигались все дальше и дальше назад и наконец пропали, когда поток увлек обе лодки в огромную, сводчатую подземную камеру. Пещера была громадной, примерно с космопорт, потолок терялся во мраке высоко над головой. Вскоре стены тоже исчезли в темноте, и лодки в двух маленьких кружках света продвигались по тихо колыщущейся поверхности холодного черного озера.

Потом стены перед ними снова обрели форму. Но теперь взамен одного прохода они увидели множество. Поток пробил один вход, но по меньшей мере полдюжины выходов.

Впрочем, Кабареджан знал пещеру. Он без колебаний направил лодку в самый широкий проход, крайний справа. Кокран шел в его кильватере. Здесь водные потоки бежали под уклон, и лодки снова набрали скорость.

– Поосторожней, – предостерег Кабареджан в одном месте. – Здесь потолок опускается.

Кокран крикнул и махнул рукой в знак того, что понял.

Предупреждение поспело вовремя. Пока стены все больше раздвигались, каменная крыша неуклонно приближалась, из-за чего создавалось впечатление, что вода прибывает. Кабареджан припомнил, как взмок, когда в первый раз обнаружил этот ход: лодка двигалась слишком шустро, он боялся зацепить потолок и был поражен высотой, на которой стояла вода.

Но боялся он зря. Потолок опускался достаточно, чтобы можно было стукнуться головой, но не ниже. Затем он снова оказывался на приличной высоте. Между тем канал продолжал расширяться, а вдоль стен протянулись рыхлые песчаные отмели.

Наконец на проходе показалась развилка, и в этот раз Кабареджан выбрал туннель по левую руку – маленький, темный и узкий, где лодке едва хватало места, чтобы протиснуться. Но так было короче, и после недолгой болтанки путешественники нырнули в новую огромную пещеру.

Они быстро пересекли ее и проследовали ко входу в другую такую же под причудливой каменной аркой. Затем преодолели еще один извилистый ход, множество развилок и поворотов. Кабареджан прошел их спокойно, без раздумий выбирая дорогу. Здесь были его пещеры, а этот отдельный участок пространства под горой – территорией, над которой он трудился месяцами. Он знал, куда идет, и наконец туда добрался.

Подземная полость была велика и носила следы человеческого присутствия. Вдали, над отмелями, потолок был изъеден эрозией, из трех громадных разломов в скале разливался свет. Отражаясь от бледно-зеленых стен и обширной мелкой заводи, он порождал в пещере туманный зеленоватый отблеск.

Подхваченные потоками холодной черной воды, лодки проскочили узкую расщелину в стене. Выливаясь из нее, вода зеленела в солнечном свете, нагревалась и замедляла бег. Лодки тоже снизили скорость и неторопливо двинулись через гигантскую пещеру к белым песчаным пляжам, окружавшим их со всех сторон.

Кабареджан задержался у одного из таких пляжей, выпрыгнул на отмель и вытащил лодку на песок. Кокран последовал его примеру. Пришвартовав лодки, они встали рядом.

– Да, – заявил Кокран, оглядываясь. – Приятно тут, и внушает. Хорошенькое местечко ты себе отхватил, пока мы бродили по лодыжку в воде, ища проходы!

– Я нашел его вчера, – улыбнулся Кабареджан. – Совсем нетронутое. Смотри! – он указал на стену. – Я только приступил. – Там, где он работал, рядом с грудой камней, образующих полукруг, не хватало здоровенного куска породы. Но куда большая, нетронутая часть стены тянулась вдаль полосой мерцающей зелени.

– Уверен, что про это место больше никто не знает? – поинтересовался Кокран.

– Это разумно. Почему спрашиваешь?

Кокран пожал плечами.

– Когда мы шли через пещеры, я мог бы поклясться, что слышал, как где-то за нами плывет другая лодка.

– Должно быть, эхо? – Кабареджан бросил взгляд на свое суденышко. – В любом случае, нам пора двигать.

Он ударил по трупоконтроллеру, и три неподвижные фигуры в лодке зашевелились.

Недвижимо стоя на песке, он наблюдал за ними. Пока он смотрел на них, какая-то часть его, располагавшаяся на затылке, также наблюдала за ним – их глазами. Они неуклюже поднялись, и двое выбрались на песок. Третий направился к ящику в передней части лодки, чтобы достать оборудование – вибробуры, лопаты и кирки. Нагруженный ими, он спустился вниз и присоединился к остальным.

Конечно, на самом деле не двигался ни один из них. Все это проделывал Кабареджан. Он заставлял их ноги двигаться, руки – хватать, а ладони – сжиматься. Его команды, подхваченные контроллером и усиленные синтамозгом, придавали мертвым телам подобие жизни. Синтетические мозги были способны поддерживать рефлексы, но свою волю им диктовал погонщик трупов.

Давалось это нелегко, а способ управления был далек от совершенства. Чувственные впечатления, получаемые погонщиком, редко ему пригождались. В основном он должен был следить за трупами, чтобы знать, чем они заняты. Управление редко выходило искусным: движения трупов были медлительны и неловки, а значит, они не подходили для тонкой работы. Труп был способен орудовать молотком, но даже самый лучший погонщик не смог бы заставить его продеть нитку в иголку или заговорить.

Неумелый погонщик сумел бы лишь пошевелить труп. Чтобы управлять даже одним, требовалось сосредоточиться. Если погонщик выполнял какую-то работу сам, он должен был разделять приказы для трупа – и те, что управляли его собственными мышцами. Большинству это давалось довольно легко, но по мере увеличения трупов в бригаде задача все усложнялась. Самое большое количество трупов, с которыми мог управиться погонщик, равнялось двадцати шести. Но он был способен лишь заставить их шагать в ногу. Когда оказывалось, что не все трупы могут выполнить одну и ту же операцию, работа погонщика становилась еще сложнее.

В бригаде Кабареджана были три отборных трупа в отличном состоянии. Здоровенные мужики, еще не вполне утратившие стать: Кабареджан не скупился на еду высшего качества. Один был темноволос, со шрамом на щеке, другой – молодой, веснушчатый блондин, третий мог похвастаться тусклыми каштановыми локонами. В остальном они были похожи – примерно одного роста, веса и сложения. У трупа нет индивидуальности. Он утрачивает ее вместе с мозгом.

Бригада Кокрана, которая также вылезла на песок, повинуясь его приказам, производила более гнетущее впечатление. Лишь двое трупов, ничего особенного. Первый был довольно мускулистым, с широкими плечами, с буграми мышц. Однако ноги, кривые и тонкие как спички, часто запинались и заставляли его идти еще медленней, чем обычно передвигался труп. Второй казался мужчиной средних лет, лысым, гибким и хилым. Оба были чумазыми. Кокран даже не думал заботиться о своей бригаде. Он почитал это вредной привычкой. Начинал Кокран в должности наемного погонщика – работал с трупами, принадлежащими сторонним лицам. Ухаживать за ними он не нанимался.

Каждый из бригады Кабареджана взял вибробур из груды снаряжения, сваленного на песке. Затем они одновременно двинулись к стене пещеры. Буры с жужжанием проделали дыры в пористой породе. Та немедленно покрылась сеткой тонких трещин, которая все расширялась и разрасталась.

Трупы сверлили в унисон до тех пор, пока вибробуры не погрузились в породу почти по рукоятку, а трещины не стали шириной в палец. Затем, действуя как один, они убрали буры, заменив их кирками.

Теперь работа пошла медленней. Снова и снова трупы подступались к стене, кропотливо расчищая цельный пласт зеленоватого камня. Они махали кирками с осторожной, но пугающей силой, неутомимой и неумолимой. Их костям, нечувствительным к боли, была нипочем ударная дрожь.

Трупы выполняли всю работу. Кабареджан замер на песке позади них – тонкое, темное изваяние с закрытыми глазами, с руками, упертыми в бока. Он бездействовал, но наблюдал. Кабареджан стал трупами, а те – им самим. Он был един в четырех телах, и это его руки направляли каждый удар инструмента, хотя и не касались его.

Сорока футами ниже Кокран с бригадой распаковали оборудование и принялись за работу. Но Кабареджан едва ощущал их присутствие, хоть и слышал жужжание вибробуров и стук, с которым кирки погружались в породу. Мыслями он был со своими трупами, пробивавшими стену, настороженно следя, не покажется ли зеленоватый блеск – признак, что где-то поблизости гнездо вихревиков. Изнурительный, требовательный труд, напряженный и действующий на нервы. Работа, с которой эффективно справлялись лишь бригады трупов.

Несколько лет назад, когда люди открыли Гротто с ее пещерами, старались применять другие методы добычи. Первые поселенцы пытались добывать вихревики автокротами – смахивавшими на тракторы пожирателями породы, которые могли «сжевать» горы до основания. Проблема заключалась в том, что вместе с горами они пожирали хрупкие, глубоко залегающие вихревики, которые зачастую не замечали до тех пор, пока не становилось поздно. В Компании обнаружили, что бережный ручной труд – единственный способ избежать потерь и порчи слишком большого количества камней. А руки трупов оказались самыми доступными из тех, какие можно было купить.

Теперь эти руки, натруженные, мокрые от пота, были заняты очисткой цельных кусков породы, отбитых от стены. Природные пласты камня располагались вертикально, что позволяло работать быстрее. Найти трещину, расширить ее киркой, отклониться назад, потянуть – и плоский кусок породы со щелчком отвалится вместе с тобой. Теперь найди новую расщелину и начинай все сначала.

Неподвижный Кабареджан наблюдал, как рушится стена и груда зеленого камня скапливается у ног трупов. Двигались лишь его глаза: взгляд беспокойно метался туда-сюда по скале, выискивая вихревики, но не видя их. Наконец он отозвал трупы назад и приблизился к стене сам. Коснулся ее, погладил камень и насупился. Бригада выворотила цельный пласт породы, и она оказалась пустой.

Но такое нередко случалось даже в лучших пещерах. Кабареджан прогулялся обратно до кромки песка и снова отправил бригаду работать. Трупы подняли вибробуры и вновь атаковали стену.

До него вдруг дошло, что рядом стоит Кокран и что-то говорит. Кабареджан с трудом отдавал себе в этом отчет. Не так просто уделять кому-то внимание, когда управляешься с тремя трупами. Часть его разума отделилась от себя и стала слушать.

Кокран повторил. Он понимал, что занятый делом погонщик может не с первого раза услышать сказанное:

– Мэтт, послушай! По-моему, я что-то слышал. Очень далеко, но слышал. Как будто чья-то лодка...

А вот это серьезно. Кабареджан усилием воли освободил разум от трупов и повернулся к Кокрану, сосредоточив на нем все свое внимание. Три вибробура умолкли один за другим, и вдруг стал различим мягкий плеск воды, громким эхом отражавшийся от песка вокруг них.

– Лодка?

Кокран закивал.

– Ты в этом уверен?

– Ну… нет, – ответил Кокран. – Но, полагаю, что-то я слышал. Тот же самый звук, как раньше – когда мы проходили через пещеры.

Кабареджан покачал головой:

– Не знаю... Думаю, это невозможно, Эд. Зачем кому-то нас преследовать? Вихревики повсюду – если дашь себе труд присмотреться.

– Ну да. Но мне что-то послышалось, и я подумал – надо бы тебе сказать.

Кабареджан согласно кивнул.

– Ладно. Считай, что сказал. Если кто-то покажется, дам ему участок стены и позволю его разработать.

– Ну да, – повторил Кокран, но почему-то выглядел он не слишком довольным. Его взгляд продолжал возбужденно метаться взад-вперед. Он развернулся и стал спускаться по песку к участку стены, у которого замерли его трупы.

Кабареджан повернулся к скале, и его бригада снова ожила. Буры зажужжали, трещин стало еще больше. Затем, когда трещины стали достаточно велики, буры сменили кирки, а на разделку поступил еще один каменный пласт.

Но на этот раз в его задней части что-то было.

Трупы стояли по щиколотку в отработанной породе, когда Кабареджан увидел, что это серый обломок камня размером с кулак, укрытый за зеленью. Заметив камень, он застыл, и трупы замерли на полузамахе. Кабареджан обошел их, чтобы изучить гнездо вихревиков.

Оно было прекрасно – вдвое больше, чем самый крупный камень из добытых им. Даже разбитое, оно могло стать великой удачей. Но если бы удалось извлечь его целиком, он получил бы баснословную цену. Кабареджан был в этом уверен. Если бы у них получилось вырезать его как один камень… он почти видел его – яйцо с прозрачным туманом, дымчатым и непостижимым, где завесы медленно текущей мглы окутывали полуразличимые оттенки.

При мысли об этом Кабареджан улыбнулся. Он беспечно коснулся гнезда и обернулся, чтобы позвать Кокрана.

Это спасло ему жизнь.

Кирка просвистела по воздуху там, где миг назад была голова Кабареджана, и с жутким грохотом грянула об стену, лишь чудом не зацепив вихревик. Брызнули искры и осколки камня. Кабареджан словно примерз к месту. Труп поднял кирку, примериваясь, чтобы ударить снова. Ошеломленного Кабареджана затрясло. Кирка круто пошла вниз. Она целила не в стену – а в него.

Лишь тогда он пошевелился – и едва успел отскочить в сторону.

Труп промахнулся на какой-то дюйм. Кабареджан плюхнулся на песок и быстро вскочил на ноги. Присев, он осторожно начал отступать.

Труп надвигался на него, занося кирку над головой. Кабареджан с трудом соображал. К нему двигался темноволосый, со шрамом на щеке... его собственный труп. Его труп?!

Он двигался медленно, Кабареджан держался на безопасном расстоянии. Когда он оглянулся, оказалось, что другие трупы тоже наступают на него: один с киркой, второй – с вибробуром.

Кабареджан нервно сглотнул и встал как вкопанный. Трупы окружали его, сжимая кольцо. Он закричал.

Внизу, на отмели, пялился на эту картину Кокран. Он было шагнул в сторону Кабареджана. За ним качнулось какое-то размытое пятно, раздался глухой звук удара. Ошарашенный Кокран ткнулся лицом в песок – и не поднялся. Его труп, хромоножка с грудью колесом, стоял над ним с киркой в руке, нанося удар за ударом. Второй труп двинулся вниз по пещере, направляясь к Кабареджану.

Эхо крика еще звучало в пещере, но теперь Кабареджан молчал.Когда Кокран упал, он вдруг бросился к темноволосому трупу. Кирка опустилась, ужасная, но неуклюжая. Кабареджан увернулся. Он сбил труп с ног, и оба покатились вниз. Труп двигался куда медлительней. К тому времени, когда он поднялся, Кабареджан был уже далеко.

Погонщик трупов шаг за шагом возвращался обратно.

Теперь его бригада находилась прямо перед ним, волочась к нему с поднятыми орудиями. От этого зрелища кровь стыла в жилах.

Размахивая руками, они шли. Но их глаза оставались пустыми, а лица – мертвыми – МЕРТВЫМИ! Впервые за все время Кабареджан понял людей, которые впадали в панику рядом с трупами.

Обернувшись, он бросил взгляд через плечо. Оба трупа Кокрана, вооруженные, шли своей дорогой. Он сам так и не поднялся – лежал на песке лицом вниз, и вода обмывала его ботинки.

После краткой передышки Кабареджан снова обрел способность соображать. Он поднес руку к поясу. Трупоконтроллер все еще был там, по-прежнему теплый и гудящий. Он проверил его: потянулся к своим трупам – в них. Он велел им остановиться, бросить инструменты, замереть.

Они продолжали наступать.

Кабареджан задрожал. Трупоконтроллер все еще действовал – он по-прежнему ощущал в голове слабые отголоски. Но трупы почему-то не подчинялись. Он похолодел.

И наконец, подобно ледяной воде, холод отрезвил его. Трупы Кокрана также не подчинялись ему. Обе бригады обратились против своих погонщиков.

Замещение!

Он слышал о таком. Но еще никогда не видел – даже не мечтал, что увидит. Заместительные шкатулки стоили ужасно дорого и к тому же считались незаконными – контрабандным товаром на всех планетах, где допускались погонщики трупов.

Но теперь он своими глазами видел одну такую в действии. Кто-то хотел убить его. Кто-то попытался это сделать. Кто-то, обративший его собственные трупы против него посредством заместительной шкатулки.

Он мысленно бросился к своим трупам, сражаясь за управление, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, что позволило бы взять над ними верх. Но борьбы не получилось – никто не управлял ими. Трупы просто не откликались.

Склонившись, Кабареджан подобрал вибробур. Он проворно выпрямился и повернулся, чтобы встретить трупы Кокрана лицом к лицу. Кривоногий здоровяк надвигался на него, размахивая киркой.

Кабареджан отразил удар вибробуром, выставив его над собой, как щит. Труп снова взмахнул киркой.

Кабареджан привел вибробур в действие и воткнул в живот трупа. Какую-то жуткую секунду слышался звук раздираемой плоти, а кровь била струей. За ними также должны были последовать крик и судороги. Но их не было.

Как бы там ни было, вибробур вывернулся у него из рук.

Толчок Кабареджана сбил труп с цели, а удар отбросил его, но, тем не менее, его кирка наполовину прорезала спецовку на груди погонщика, прочертив кровавую дорожку от плеча к животу. Откатившись, он с пустыми руками шатнулся назад и оказался напротив стены. Труп с пустыми глазами подходил к нему, снова размахиваясь киркой. Вибробур пронизывал его и все еще жужжал, сильными толчками выбрасывая кровь. Но труп подходил.

«Ему не больно, – шепнула малая часть разума Кабареджана, еще не скованная ужасом. – Удар не поразил его насмерть сразу, и труп не ощутил, что рана смертельна. Он будет истекать кровью, пока не умрет, но не знает об этом, и это его не заботит. Он будет идти, пока не рухнет. Ему не больно!»

Труп уже почти поднялся к нему. Кабареджан свалился на песок, ухватил обломок породы и бросился вниз.

Трупы медлительны – прискорбно медлительны, их рефлексы отсрочены. Удар последовал слишком поздно и не достиг цели. Кабареджан увернулся и хорошенько врезал кривоногому. Затем встал над ним и обломком камня проломил трупу череп, нанося удар за ударом, пробиваясь к синтамозгу.

Труп наконец остановился. Но к нему добрались другие. Две кирки взвились почти в один и тот же миг. Первый удар просвистел мимо цели, другой вырвал шматок мяса из плеча Кабареджана.

Он ухватил другую кирку, извернулся, борясь за то, чтоб прекратить все это, но не преуспел. Трупы были сильнее него – намного сильнее. Труп вырвал у Кабареджана кирку и замахнулся ею.

Кабареджан поднялся, толчком сбил труп с ног и послал в полет. Другие набросились на него в попытке схватить. Кабареджан не стал драться дальше. Он бросился бежать.

Трупы пустились в погоню, медлительные, неповоротливые – но почему-то приводящие в ужас.

Он добрался до лодки, обеими руками вцепился в борта и толкнул ее к воде. Она неспешно скользнула по песку. Кабареджан снова пихнул – в этот раз пошло легче. Одежда промокла от пота и крови, но он продолжал толкать. Плечо свело судорогой. Он позволил ему исходить болью, налег на лодку другим плечом и наконец-то вытащил ее из песка.

Тут на него снова навалились трупы, продолжая махать кирками, даже когда он забрался в лодку. Кабареджан запустил мотор и врубил скорость на максимум. Он рванул прочь в быстрой вспышке пены, прорезав зеленые волны на пути к темной и безопасной расщелине в дальней стене пещеры.

Кабареджан выдохнул… и тут его сграбастал труп.

Труп, что был в лодке. Кирка без толку сгинула в лесу, но его руки еще оставались при нем, и этого хватило. Труп обхватил шею Кабареджана и сжал. Тот бешено качнулся вперед, круша это спокойное, пустое лицо.

Труп не сделал ничего, чтобы защититься от ударов. Они не имели для него значения.

Кабареджан бил снова и снова, тыкал в пустые глаза, лупил в челюсть, пока зубы трупа не стали крошиться.

Но пальцы на его шее сжимались все сильнее, сводя на нет все попытки вырваться. Задыхаясь, он перестал пинать труп и врезал по рулю.

Лодка резко свернула, переваливаясь из стороны в сторону. Мимо размытым пятном пронеслась пещера, и стены надвинулись на них. Затем лодка вдруг налетела на что-то и нырнула вниз. Раздался треск ломающегося дерева. Кабареджан оказался сверху, но вместе с трупом погружался в воду. Несмотря ни на что, мучитель не ослаблял хватку, утаскивая Кабареджана вниз за собой, по-прежнему выдавливая жизнь у него из глотки.

Но еще до того, как зелень воды сомкнулась над ними, Кабареджан успел глубоко вздохнуть, а труп попытался дышать под водой.

Кабареджан помог ему в этом. Он сунул обе руки в рот трупа и держал его раскрытым, убедившись, что в него поступает полновесная порция воды.

Труп испустил дух первым, и его пальцы разжались.

Когда Кабареджан наконец освободился и вынырнул, легкие разрывались от боли. Вода здесь оказалась ему лишь по грудь. Он стоял на неподвижном трупе, удерживая его под водой, и большими глотками втягивал воздух.

*******

Лодка напоролась на гребень зазубренных скал, что поднимались из воды в той стороне, где был выход. До него было все еще рукой подать – он четко различался в нескольких шагах. Но безопасно ли там? Сейчас, когда он без лодки? Кабареджан подумал. не пойти ли пешком, и тут же отбросил эту идею. Он миновал слишком много миль, чтобы надеяться дойти засветло, не говоря уже о том, чтоб добраться до безопасной речной станции. А это значило, что в темноте он станет легкой добычей для остатков своей бригады.

От такой перспективы холодок пробежал у него по спине. Нет уж, лучше оставаться на месте и встретиться с обидчиком лицом к лицу.

Он отпихнул труп ногой и двинулся к обломкам лодки, все еще опираясь на скалы, которые поймали ее в ловушку. Укрытого за обломками, его было не так-то легко найти – ну, или увидеть. Если враг не сможет его увидеть, то и послать к нему трупы – тоже.

А тем временем, быть может, он сумел бы отыскать этого врага.

Его враг… кто же он? Конечно, Бартлинг. Должно быть, Бартлинг или его наемник. Кто еще?

Но где же они? Они должны быть близко, в пределах видимости, на пляже. Трупом нельзя управлять удаленно, а чувственная обратная связь не так уж хороша. Единственные доступные тебе чувства – зрение и слух, и они очень слабы. Нужно видеть труп, видеть, что он делает – и то, что ты хочешь заставить его делать. Так что человек Бартлинга должен быть где-то поблизости. В пещере… но где?

И как он сюда добрался? Кабареджан обмозговал это. Наверное, на той, другой лодке, которую слышал Кокран.

Должно быть, кто-то следовал за ними – кто-то с заместительной шкатулкой. Может, ночью Бартлинг установил на его лодку маячок. Только… как он узнал, за какой лодкой надо следить?

Кабареджан чуть согнулся – так, чтобы голова оставалась над поверхностью воды, – и окинул взглядом останки разбитой лодки. Пляж казался белым песчаным мазком на тускло-зеленой протяженности гигантской пещеры.

Вокруг не слышалось ни звука, кроме журчания воды у лодки. Зато было движение. Вторую лодку вытащили с песка, один из трупов влезал на борт. Другие неторопливо выбирались из подземной заводи. Кирки мирно лежали у них на плечах.

Они пришли за ним. Враг подозревает, что Кабареджан еще здесь. Враг за ним охотится!

У него возникло искушение проплыть под водой к выходу, бежать к дневному свету из этой кошмарной полутьмы, где собственные трупы крадутся за ним по пятам – со своими холодными лицами, размахивая ледяными руками.

Он подавил порыв. Если бы он ничего не соображал, то нырнул бы сейчас, пока они обыскивали пещеру. Но на лодке они не оставят ему ни единого шанса. Карабеджан мог бы попробовать затеряться в лабиринтах пещер. Но, если они опередят его, им нужно будет просто пройти пещеры до конца. Нет, нет! Следует остаться здесь и найти врага.

Но где он скрывается? Кабареджан пристально изучил пещеру и ничего не увидел. Лишь огромное темно-зеленое пространство – камень, вода и отмели. Водный бассейн прочерчивали несколько больших скал, поднимавшихся из воды. За ними можно спрятать человека, но не лодку. Здесь нет ничего настолько большого, чтобы скрыть ее. Но ведь Кокран слышал звук мотора…

Лодка с трупами находилась на полпути к выходу из пещеры. Правил ею труп с каштановыми волосами. Остальные два тащились позади, медленно плетясь по мелкой заводи, пока мотор молчал.

Трое трупов. Облава. Но их погонщик, человек с заместительной шкатулкой, их воля и разум, где-то прятался. Где же?

Лодка приближалась. Уходят? Может, они думают, что это заставит его побежать? О нет, вернее всего, враг собрался перекрыть выход из пещеры, а потом обыскать ее.

Видят ли они его? Им известно, где он находится?

Вдруг Кабареджан вспомнил о рупоконтроллере и зашарил в воде –хотел убедиться убедиться, что устройство цело. Контроллер работал – он был водонепроницаемым. Он больше ничем не управлял, но еще мог принести пользу…

Карабеджан закрыл глаза и попытался отрешиться от окружающих звуков. Он намеренно лишал себя органов чувств, чтобы сосредоточиться на отдаленных сенсорных отголосках, что пока шептали в его мозгу.

Они были здесь. Еще более смутные, чем обычно, зато не такие беспорядочные, теперь – только два ряда картинок. Третий труп из его бригады болтался в нескольких футах от него и ничего передавать не мог.

Кабареджан напряг свой разум до предела – и слушал, и пытался увидеть. Размытые пятна стали обретать очертания. Два изображения, оба колеблющиеся, обретали четкость, накладывались друг на друга. Спутанный клубок чувств, но Кабареджан натянул нити. Картинки распались.

Один из трупов медленно продвигался вперед: по пояс в зеленой воде, с киркой в руках. Он различал рукоять инструмента, и сжимавшую ее ладонь, и воду, которая становилась все глубже. В сторону Кабареджана он даже не взглянул.

Следующий труп находился в лодке. Одна рука покоилась на рычагах управления. Ни на что другое труп не смотрел. Его взгляд был устремлен вниз, на приборы. Требовалась уйма концентрации, чтобы заставить труп управлять любым аппаратом. Так что погонщик должен был неустанно приглядывать за мотором.

Но этот труп мог приглядывать не только за мотором. У него был чертовски хороший обзор всей лодки.

Внезапно все встало на свои места. Уверенный в этом теперь, когда разбитая лодка укрывала его от посторонних глаз, Кабареджан отодвинулся подальше в тень, выбросил руку в сторону и распластался на борту, припав к нему, чтобы его не обнаружили.

Скалы проделали дыру в днище лодки, но ящик с инструментами уцелел. Кабареджан дополз до него и открыл. Трупы распаковали большую часть горнодобывающего снаряжения, но, кроме него, в ящике был ремкомплект. Кабареджан достал тяжелый гаечный ключ и отвертку. Он сунул отвертку за пояс, крепко стиснул в руке ключ и принялся ждать.

Другая лодка проходила уже почти над ним. Он различал мурлыканье мотора и движение воды вокруг нее. Кабареджан подождал, пока они раздадутся совсем рядом с его лодкой. Затем вдруг встал и прыгнул.

Он шлепнулся посреди другой лодки. От толчка суденышко качнулось.

Кабареджан не дал противнику времени, чтобы помешать – по крайней мере, чтобы привлечь к этому трупы. Он коротко шагнул вперед и со злостью огрел труп ключом по затылку. Тот рухнул назад. Кабареджан наклонился, сгреб его за ноги, поднял – и через миг трупа в лодке больше не было. А Кабареджан, повернувшись, смотрел в ошеломленное лицо Эда Кокрана.

Одной рукой он выставил вперед гаечный ключ, другой дотянулся до рычагов управления и увеличил скорость. Лодка с разгона нырнула к выходу из пещеры. Та вместе с трупами пропала позади, а темнота скрыла скалистые стены. Кабареджан включил сигнальные огни.

– Привет, Эд, – сказал он, снова поднимая ключ, голосом очень ровным и очень холодным.

Кокран испустил шумный вздох облегчения.

– Мэтт! Слава богу, я пришел вовремя. Мои трупы… они…

Кабареджан покачал головой.

– Нет, Эд, так не пойдет. Прошу, не докучай мне. Просто отдай заместительную шкатулку.

На лице Кокрана отразился испуг. Потом он попытался усмехнуться.

– Хе-хе, да ты, верно, шутишь? Нет у меня никакой заместительной шкатулки. Говорил же я, что слышал другую лодку!

– Не было никакой другой лодки. Так, отговорка на случай, если вы не справитесь. Как и тот удар, которым тебя свалили на пляже. Держу пари, мудрено это было – твой труп размахивал киркой, поэтому ты бил по касательной, а не точно в цель. Но сработано прекрасно, мои поздравления, Эд. Ты отлично управляешься с трупами! Как и со всем остальным. Нелегко вести одновременно пятерых участников бригады, выполняющих разные операции. Очень славно, Эд. Я тебя недооценивал. Никогда бы не подумал, что ты такой классный погонщик.

Кокран опустил взгляд на лодочный настил. Он перестал ухмыляться, потом заморгал, а глаза беспокойно забегали взад-вперед между стенами пещеры, со всех сторон стиснувшими лодку.

Кабареджан снова покачал в ладони гаечный ключ, ощущая влагу на рукоятке. Провел другой рукой по плечу – оно больше не кровоточило.

Кабареджан медленно сел и опустил руку на мотор.

– Не хочешь спросить, как я узнал, Эд?

Помрачневший Кокран не ответил.

– Ну, в любом случае, я тебе расскажу, – продолжал Кабареджан. – Я тебя увидел. Смотрел глазами моего трупа – и увидел, что ты затаился здесь, на лодке, лежишь на полу и пялишься за борт, высматривая меня. Ты совсем не походил на труп, но вид у тебя был очень виноватый. И вдруг до меня дошло – ты единственный, кто понимал, что за штука там, на пляже. Единственный, кто был в пещере!

Он неловко замолчал. А когда заговорил снова, то уже мягче:

– Только… зачем? Эд, зачем?

Кокран снова посмотрел на него и пожал плечами.

– Из-за денег, Мэтт. Только из-за денег. Из-за чего еще?

Он улыбался, но эта вымученная, натянутая улыбка не была похожа на обычную его усмешку.

– Ты мне нравишься, Мэтт.

– Ты выбрал странный способ, чтобы это показать, – без улыбки отозвался Кабареджан. – Чьих денег?

– Бартлинга. Мне край как нужны были деньги. Мои расценки были низкими, я ничего не мог спасти. Если бы я покинул Гротто, это бы значило, что мне придется продать мою бригаду лишь для того, чтобы выручить деньги на дорогу. Тогда я снова стал бы наемным погонщиком. Мне требовалось быстро срубить деньжат.

Кокран пожал плечами.

– Я собирался толкнуть контрабандой несколько вихревиков, но ты не оценил эту задумку. И прошлой ночью я придумал кое-что другое. Вряд ли этот бред насчет того, как организовать нас и перебить цену Бартлинга, сработал бы, но я подумал, что его это может заинтересовать. Поэтому после таверны я отправился к Бартлингу. Подумал, может, он отстегнет чуток за информацию, а возможно, даже в виде исключения позволит мне остаться.

Он сурово покачал головой. Кабареджан хранил молчание. Наконец Кокран заговорил снова.

– Я повидался с ним – и его тремя телохранителями. Когда я рассказал ему все, с ним приключилась истерика. Ты же обещал унизить его, а теперь он думал, что именно таким образом. Он… он сделал мне предложение, Мэтт. Куча денег, Мэтт. Куча денег!

– Рад, что стою так недешево.

– Нет, – улыбнулся Кокран. – Бартлинг и впрямь жаждал твоей крови, а я заставил его раскошелиться. Он дал мне заместительную шкатулку. Сам бы он к ней и не притронулся. Сказал, раздобыл ее на случай, если «мясные мозги с их зомби» когда-нибудь соберутся напасть на него.

Кокран полез в карман спецовки, достал маленькую плоскую кассету, как две капли воды схожую с трупоконтроллером у него на поясе. Он легонько подбросил ее, целя в Кабареджана. Но тот не собирался ловить шкатулку. Она пролетела мимо его плеча и с плеском плюхнулась в воду.

– Эй, ты должен ее взять! Твои трупы не будут слушаться, пока ты ее не отключишь.

– У меня плечо цепенеет, – начал Кабареджан и вдруг остановился.

Кокран встал. Он смотрел на Кабареджана так, будто видел его впервые.

– Да, – сказал он, сжимая кулаки. – Да.

Он был на целую голову выше и куда тяжелее Кабареджана. И, казалось, вдруг заметил, как тот изранен.

Гаечный ключ в руке Кабареджана словно налился тяжестью.

– Не надо, – предупредил он.

– Извини, – буркнул Кокран и нырнул вперед.

Кабареджан занес ключ, метя ему в голову, но Кокран перехватил его раньше. Дотянувшись, другой рукой он схватил запястье Кабареджана и стиснул. Тот почувствовал, как немеют пальцы.

Было не до мыслей о честной игре или пощаде – он боролся за жизнь. Свободной рукой Кабереджан провел по талии, нашарил отвертку, выхватил и воткнул в Кокрана.

Погонщик задохнулся, и его хватка вдруг ослабла. Кабареджан снова ткнул отверткой, провернул ее в ране и вытащил, оставив прореху в спецовке и плоти.

Кокран откинулся назад, хватаясь за живот. Кабареджан бросился за ним и в ярости нанес третью рану. Кокран свалился.

Раз он попробовал подняться и оставил эту попытку, тяжело рухнув обратно на палубный настил. Там он и лежал, истекая кровью.

Кабареджан вернулся к двигателю и повел лодку так, чтобы она держалась подальше от стен. Под его началом та плавно побежала вниз по проходам – через пещеры, туннели, глубокие зеленые заводи. Он наблюдал за Кокраном в резком свете лодочного фонаря.

Тот больше не двигался. За все это время он подал голос лишь раз. После того, как они оставили позади пещеры, под послеполуденным солнцем Гротто Кокран ненадолго открыл глаза. Его руки промокли от крови. Глаза тоже были на мокром месте.

– Мне жаль, Мэтт. Мне чертовски жаль.

– О господи! – хрипло буркнул Кабареджан и вдруг остановил лодку. Она замерла, и погонщик склонился над отсеком первой помощи. Потом подошел к Кокрану, чтобы перевязать его раны.

Вернувшись к панели управления, Кабареджан выжал предельную скорость. Лодка помчалась по сверкающим зеленым озерам.

Но Кокран умер до того, как они достигли реки.

Тогда Кабареджан отключил двигатель, оставив лодку мертво колыхаться на воде. Он вслушивался в звуки Гротто: стремительный бег реки, что вливалась в озеро, голоса певчих птиц и дневных крыланов, плеск, с каким вечные живчики, озерные прыгуны, чертят в воздухе сверкающие арки.

Он просидел там, задумчиво глядя на реку, пока не настали сумерки.

Кабареджан думал о завтрашнем дне – и том, что случится затем. Завтра он должен вернуться в пещеры с вихревиками. Его трупы, должно быть, замерли, когда он вышел из зоны действия. Не годится бросать их без присмотра. Один из бригады Кокрана тоже остался там. Может быть, его еще удастся приспособить к делу, если труп, вытолкнутый за борт, не утонул.

И еще там остались вихревики – крупные вихревики. Достань то яйцо с пляшущим туманом, ограни его – и получишь хорошую цену. Деньги. Ему понадобятся деньги – все, какие можно наскрести. Уже потом можно и потолковать с другими погонщиками. А тогда… тогда они с Бартлингом повоюют. Кокран был всего лишь первой жертвой. Но не последней.

Кабареджан должен сказать другим, что Бартлинг послал человека с заместительной шкатулкой, и это убило Кокрана. Ведь это же правда. Все это правда...

В ту ночь Кабареджан возвратился лишь с одним трупом в лодке, странно тихим и неподвижным. Бригада всегда провожала его до кабинета. Этой ночью труп ехал у него на плече.

Но по порядку.

Во-первых, жаль, что whisperjewel, "шепчущий камень", стал здесь "говорящим", а Tempter's Veil, названная в "Летящих сквозь ночь" "Вуалью Грешницы", упорно не хотела превращаться в "Покров Искусителя" (а до кучи – "Соблазнителя")*. Во-вторых, местами подбешивала спешка, с которой книгу готовили к печати: некоторые логические неувязки можно было и убрать.

А теперь — к нашим баранам, то есть кавалаанцам. (Кстати, ну почему High Kavalaan вместо Высокого стал Верхним, а?)

У Бретана Брейта нет предыстории вроде той, которую недобрый дедушка Мартин позже вложит в уста пьяному Псу. Не будет и однозначного раскрытия мотивов Бретана – лишь несколько прозрачных намеков в самом конце (к слову, немилосердно порезанном). Вся доступная нам информация в буквальном смысле написана у него на лице. Остальное представляет собой череду разрозненных фактов, слухов и недомолвок, в которых читателю вместе с Дирком т'Лариеном предстоит разобраться самим, пока Бретан носится вокруг, отводя душеньку. Тем важнее четко представлять, что говорит нам автор – и он дает подсказки. Например, двойственное впечатление, которое Бретан сразу производит на главного героя. Тут-то все и начинается.

Итак, Дирк залез в чужой гараж в поисках аэромобиля на ходу. Заслышав голоса, он спрятался и стал наблюдать. Пришли двое, и один из них разговаривает так:

цитата Юдинцева

– Розеф не станет шутить со мной, – ответил второй кавалаанец неприятно скрипучим голосом.

В оригинале же уточняется:

цитата Dying of the Light

"Roseph would not jape me," the second Kavalar said in a voice that rasped like sandpaper.

"Голосом, напоминавшим шорох наждачной бумаги..." Не знаю, чем в мире НФ помешала переводчице наждачка. Сильной конкретностью? У Пса вот голос (смех) еще и противней звучал — "словно пилой по камню". Ничего, читают, симпатизируют.

Дальше по переводу Бретан "нахмурился и наклонился". А затем "резко выпрямился и, выхватив пистолет, направил его на Дерка".

цитата Юдинцева

Его каменный глаз слабо светился.

– Выходи, дай нам посмотреть, что ты такое, – скомандовал он.

На самом же деле картинка была динамичней и одновременно мягче:

цитата

Bretan frowned and knelt, while his older companion stood and looked puzzled. Then suddenly the Braith was standing again, and his laser pistol was snug in his right hand, trained on Dirk. His glowstone eye smoldered faintly. "Come out and let us discover what you are," he announced.

Первое: не наклонился, а "опустился на колени", а потом вдруг резко вскочил, выхватывая пушку — и это важно, потому что дальше впечатление взведенной пружины, скрытого напряжения будет лишь усиливаться. И второе: не "скомандовал", а "объявил", в самом крайнем случае — "распорядился".

Дальше — больше:

цитата Юдинцева

– Нет, – сказал он пожилому брейту. – Мне очень жаль, но мы вряд ли сможем на него охотиться. Этот тип, наверное, тот, о котором говорил Лоримаар.

Бретан говорит живо, только у автора его слова звучали чуть иначе.

цитата Dying of the Light

"No," he told the other Braith. "Sadly, I do not think he is ours to hunt. This can only be the one that Lorimaar spoke of."

"Жаль, но не думаю, что мы сможем на него охотиться. Этот тип может быть только тем, о ком говорил Лоримаар". Учитывая осведомленность Бретана, где обитают Айронджейды, уже интересно получается.

Далее "преступника" конвоируют на верхушку башни — дожидаться "хозяев" и приговора. Тот, естественно, волнуется:

цитата Юдинцева

– Бретан, – заговорил он, чувствуя, что нервы у него на пределе, но вместо ответа кавалаанец повернулся и резко хлестнул его ладонью по губам.

– Я для тебя не Бретан, – отрезал он. – Зови меня Бретан Брейт, если тебе надо обратиться ко мне, оборотень.

В оригинале все опять-таки понятней и выразительней:

цитата Dying of the Light

"Bretan," he began, in a voice laced by hysteria, but the Kavalar only turned on him and delivered a stinging open-handed blow across the mouth.

"I am not 'Bretan' to you," he said. "Call me Bretan Braith if you must address me, mockman."

Юнец ведь "жертве" отвечает, хотя и не так, как тому бы хотелось. Да еще и рекомендует, если надо поговорить, по форме обращаться.

– Бретан, – начал он, слыша в своем голосе истерические нотки, но кавалаанец только развернулся и резко хлестнул его по губам.

– Я тебе не Бретан, – ответил он.

Подуспокоившись, герой от нечего делать глазеет на конвоиров, особенно Бретана. И замечает, что

цитата Юдинцева

Молодой брейт, без всякого сомнения, не был высокородным, поскольку он не привел брейтам бетейн и не носил серебряного браслета на левой руке, покрытой великолепными рыжими волосами, блестевшими на солнце, когда он проходил мимо Дерка. Ничего безобразнее этого лица Дерку видеть не доводилось, но по мере угасания дня он привыкал к нему. Когда Бретан Брейт шел в одном направлении, он выглядел совершенно обычным молодым человеком, стройным, полным энергии, которую ему приходилось сдерживать с видимым усилием. С этой стороны его лицо было свежим и гладким. Короткие черные кудри плотно завивались вокруг уха, и несколько прядей свисали до плеч, но не было и намека на бороду. Даже бровь еле прослеживалась над большим зеленым глазом. Он был похож на невинного юношу.

цитата Dying of the Light

He was no high, either, he had given no betheyn to Braith; his left arm, covered by fine reddish hairs that glinted now and then when he walked very close and let them catch the sunlight, had no bracelet of jade-and-silver. His face, his strange half-face, was ugly beyond anything that Dirk had ever seen, but as the day waned and false dusk became real, he found himself getting used to it. When Bretan Braith paced in one direction, he looked utterly normal: a whip-lean youth, full of nervous energy held tightly in check, so tightly that Bretan almost seemed to crackle. His face on that side was unlined and serene; short black curls pressed tightly around his ear and a few ringlets dropped to his shoulder, but he had no hint of a beard. Even his eyebrow was only a faint line above a wide green eye. He appeared almost innocent.

Довольно неплохо, вот только Мартин еще в гараже говорит нам, что Бретан очень юн и загорел. Так что никакой растительной роскоши у него на руках не наблюдается. Есть редкие, рыжеватые при странном местном освещении выгоревшие волоски. У него и бровь "едва угадывается", потому что выгорела на жгучем кавалаанском солнце. И не "он походил на невинного юношу", а казался почти невинным. (И смотрел на Дирка широко распахнутыми наивными глазами). Ну и, наверное, Бретан "не занимал высокого положения". А еще я в упор не понимаю, почему фамилию рода-сообщества во множественном (а временами единственном) числе пишут с маленькой буквы.

цитата Юдинцева

На этой стороне у Бретана волосы не росли вообще, на месте уха виднелась дыра, кусок пластика цвета кожи прикрывал нос с левой стороны, и, что самое страшное, безгубая щель рта шевелилась.

цитата Dying of the Light

On this side, Bretan had no hair whatsoever, and no ear-only a hole-and the left half of his nose was a small piece of flesh-colored plastic. His mouth was a lipless slash, and worst of all, it moved.

Переводчица перебарщивает со страхом, редакторы спят. "Что хуже всего", – думает Дирк. Ему не страшно.

Остановлюсь еще на том, как герой рассекает по крыше.

цитата Юдинцева

Бретан засунул руки в прорези карманов своей короткой белой куртки и мерил шагами крышу, доходя до края и поворачивая обратно… туда, обратно… туда, обратно… туда, обратно…

В оригинале он ходит почти строевым и замирает, когда обстановка меняется:

цитата Dying of the Light

He kept his hands deep in the slit pockets of his short white jacket and walked back and forth across the rooftop, back and forth, back and forth.

В эпилоге этот ритм повторится, когда Бретан будет разминаться с мечом. Если бы он орудовал им так же медитативно, как ходит в переводе, вряд ли Дирку стоило бы бояться поединка.

Тем временем темнеет.

цитата Юдинцева

Светящиеся камни Лартейна заливали город кровавым светом, а глаз Бретана, теперь такой близкий, кровожадно горел в своем страшном гнезде.

цитата Dying of the Light

All around, the glowstones of the city Larteyn were radiant and bloody, and Bretan's eye-so close-shone savagely in its scarred nesting place.

Ближний к Дирку глаз Бретана (слева стоит, значит), сделанный из варварского аналога светодиода, дико или свирепо горит на покрытом шрамами лице. Раньше в тексте написано, что за полдня Дирк к виду юного Бретана вполне притерпелся, к тому же понимает, зачем эти спецэффекты, так что не боится он его. (Именно этим объясняется странное спокойствие на лице Брейта.)

Прилетают наконец-то знакомые Дирка, идет представление. Поломавшись для протоколу, Бретан говорит:

цитата Юдинцева

– Честь вашему сообществу, честь вашему тейну. Я – Бретан Брейт Лантри.

– Кто бы мог подумать! – удивился Джанасек. – Мы о вас наслышаны.

цитата Dying of the Light

"Honor to your holdfast, honor to your teyn. I am Bretan Braith Lantry." "I would never have known," Janacek said with the barest trace of a smile. "We have heard of you."

"Кто бы мог подумать", – замечает Гарс Джанасек со слабой тенью улыбки. Потому что даже он удивлен разницей между ожиданием и реальностью.

Начинается выяснение отношений.

цитата

– Я не принял статус корариела, – спокойно возразил Дерк. Он чувствовал, что должен это сказать, и момент казался подходящим.

цитата Dying of the Light

"I rejected the name," Dirk said quietly. He felt compelled to, and the time seemed right.

К этому моменту Дирк какой угодно, только не спокойный. Перед ним метали громы и молнии, объявляли его преступником, покусившимся на собственность Брейтов, и сулились вызвать на дуэль из-за пустяка. Судя по контексту, говорит он это в оригинале тихо, но упрямо.

Страсти накаляются:

цитата Юдинцева

– Все по правилам, – равнодушно проговорил Викари. – Но если Бретан Брейт сможет взглянуть по-другому на незначительное вмешательство несведущего чужеземца, тогда я смогу просить прощения у Челла фре-Брейта.

– Нет, – мрачно сказал Джанасек. – Это против законов чести.

– Нет, – повторил Бретан. Теперь его лицо походило на взбесившийся череп, каменный глаз горел.

цитата Dying of the Light

"It is within the code," Vikary replied halfheartedly. "Though perhaps, if Bretan Braith could overlook the small trespass of an ignorant offworlder, then I might find it in myself to beg forgiveness from Chell fre-Braith."

"No," Janacek said darkly. "Begging has no honor." "No," Bretan echoed. His face was a skull now. His jewel-eye gleamed and his cheek was twisted in fury.

Викари говорит вполголоса, его тейн возражает, что попрошайничать бесчестно, а Бретан эхом откликается на это "нет". А лицо его теперь и вправду напоминает череп. Каменный глаз горит, щека от бешенства дергается.

А вот и еще один мой любимый фрагмент. Фирменное негодование маленького Брейта:

цитата Юдинцева

– И вашу шлюху-бетейн, – продолжал Бретан.

цитата

"And your betheyn-bitch too," Bretan said.

Переводчица торопилась, а редакторам было пофиг. Потому что изначально Гвен Дельвано сосупружник называл именно сукой. Дальше вдруг возникла "шлюха" и так и пошла по всей книге.

цитата Юдинцева

– Сука-бетейн, – спокойно произнес он, как будто это было в порядке вещей, и налил себе пива.

цитата Dying of the Light

"Betheyn-bitch," he said in an easy conversational voice.

цитата Юдинцева

Он швырнул Гарса через всю комнату, когда тот впервые назвал меня бетейн-шлюхой.

цитата Dying of the Light

He threw Garse halfway across the room the first time he called me betheyn-bitch.

цитата Юдинцева

Лицо Мирика налилось кровью, потом побледнело, потом снова потемнело.

– Бетейн-шлюха, – сказал он, и его лицо снова перекосилось дикой гримасой.

цитата Dying of the Light

Myrik's face went blood-dark, then white, then dark again. "Betheyn-bitch," he said.

Я согласна, что моногамией Гвен не отличается, но тут явный перебор.

цитата Юдинцева

А одноглазый Бретан Брейт Лантри, обезображенный шрамами, не имевший губ, поцеловал Дерка.

Не спешите ужасаться, это у них ритуал такой дуэльный, "Поцелуй разделенной чести". Но дело в том, что Дирк видит Бретана "покрытым шрамами". А губ у него нет лишь с одной стороны. Что в оригинале и прописано.

цитата Dying of the Light

And Bretan Braith Lantry, scarred and one-eyed, his lip half gone – Bretan Braith Lantry kissed Dirk.

После того, как стороны приходят к некоему соглашению, Дирку рассказывают, кто же это был.

цитата Юдинцева

– Они первыми вызвали вас на дуэль, поэтому вы должны сражаться раньше нас и не можете рассчитывать на то, что мы с Джааном убьем их прежде, чем они доберутся до вас. Бретан Брейт Лантри известен своим дуэльным мастерством не меньше, чем своей поразительной красотой. Он примечательная личность.

цитата Dying of the Light

As first-challenged, you must duel first, so you cannot hope that Jaan and I will slay them before they get to you. Bretan Braith Lantry is as widely known for his skill in duel as he is for his striking good looks. In truth, he is notorious.

Мало того, что, выпив, Гарс перешел с Дирком на "ты" (и эти скачки с "ты" на "вы" или наоборот в пределах одного высказывания по роману изрядно раздражают), в первой фразе "для веса" добавили чепухи. "Так как тебя вызвали первого, ты и сражаться должен первым и не можешь рассчитывать..." Но дальше ошалевшему герою с удовольствием говорят о "широко известном" противнике: "Сказать по правде, слава у него дурная"! Что Бретан — примечательная личность, Дирк успешно рассмотрел и сам.

Глядя на бледнеющего Дирка, Гарс продолжает:

цитата Юдинцева

И теперь Джаан его сильно рассердил. А может, ты его немного поранишь прежде, чем умрешь. Тогда нам будет легче с ним расправиться на нашей дуэли.

цитата Dying of the Light

And now Jaan has made him angry as well, and perhaps he is a bit frightened. He will have no mercy for you. I hope that you can manage to cut him a bit before you die. That would make it easier for us in the duel to follow.

– И теперь Джаан тоже разозлил его, а возможно, и припугнул. Он не пощадит тебя. Надеюсь, ты ухитришься подранить его, прежде чем умрешь.

Героя убеждают сбежать до дуэли, тот колеблется и вспоминает противника.

цитата Юдинцева

Бретан Брейт Лантри, его перекошенное дергающееся лицо с каменным глазом, его образ, вызывающий страх и жалость, его холодный, ужасный поцелуй.

цитата Dying of the Light

Bretan Braith Lantry: a tic and a glowstone eye, a figure of fear and pity with a cold and frightening kiss.

Ничего так, только в оригинале поцелуй "пугающий". Разница есть, правда? Мы же помним, что увечья Бретана Дирка не ужасают?

И, кстати, далее будет упоминание поцелуя, и на этот раз "страшным огнем" (а на деле — "пугающе близким") будет гореть глаз Брейта:

цитата

whose glowstone eye flamed frighteningly close in the blackness

Зачем насильно страха нагонять?

Вот, такой эффектный момент – и такой дурацкий баг.

цитата Юдинцева

– Это большой город, – услышали они. – Но недостаточно большой, чтобы спрятать вас, т'Лариен. Я жду вас в самом низу эмерельского подземелья, на пятьдесят втором подземном уровне. Город в моих руках. Сейчас же отправляйтесь ко мне, или весь город умрет, и в полной тьме мы с моим тейном выйдем на охоту за тобой.

цитата Dying of the Light

"This is a large city," it said, "yet it is not large enough to hide you, t'Larien. I am waiting in the lowest of the Emereli cellars, the fifty-second sublevel. The city is mine. Come to me, now, or all power will die around you, and in the darkness my teyn and I will come hunting."

Так "вас" или "тебя" все-таки? Зовет-то Дирка, не Гвен, и охотился, так сказать, на него же.

Дирк попадает в руки к охотникам за головами. И вот — буквальный перевод.

цитата Юдинцева

– …не будет счастлив, – донесся до него незнакомый голос.

Дерк слышал этот голос прежде, но не был в этом уверен. Все казалось таким далеким, тело подлетало и падало, боль появлялась и пропадала.

– Да, – сказал другой голос – отрывисто, уверенно.

Снова шум в голове, несколько голосов сразу. Дерк ничего не понял.

Потом еще один голос прервал остальных:

– Хватит, – произнес он.

Он звучал еще отдаленнее, чем первых два, исходя оттуда, где виднелся колеблющийся свет. Пир? Пир.

– Я не боюсь Бретана Брейта Лантри, Розеф. Ты забыл, кто я. У меня уже были три головы, добытые в лесах, когда Бретан Брейт еще сосал молоко. Оборотень принадлежит мне по всем старым правилам.

– Верно, – ответил первый, незнакомый Дерку голос. – Если бы ты разделался с ним в тоннеле, никто не стал бы оспаривать твое право. Но ты этого не сделал.

– Я хочу настоящей охоты. По старым правилам.

Кто-то сказал что-то на старокавалаанском. Послышался смех.

– Много раз мы охотились с тобой в юности, Пир, – сказал незнакомый голос. – Если бы не твое отношение к женщинам, мы могли бы стать тейнами, ты и я. Я не стал бы советовать тебе плохого. Бретану Брейту Лантри очень нужен этот человек.

цитата Dying of the Light

"… not be happy," said a voice he did not know. He did not think he knew it, anyway. It was hard to tell. Everything was so terribly distant, and he was bouncing, and the pain came and went, came and went, came and went."Yes," said another voice, heavy, clipped, sure. More buzzing-several voices at once. Dirk understood nothing. Then one man silenced the others. "Enough," he said. This voice was more removed even than the first two; it came from somewhere ahead, from the wavering light. Pyr? Pyr. "I have no fear of Bretan Braith Lantry, Roseph. You forget who I am. I had taken three heads in the wilds when Bretan Braith was still sucking women's teats. The mockman is mine by all the old rights."

"Truth," the first unknown voice replied. "If you had taken him in the tunnels, none would deny your right. Yet you did not."

"I wish a pure hunt, of the oldest kind." Someone said something in Old Kavalar. There was a laugh."Many the time we hunted together in our youth, Pyr," the strange voice said. "Had you only felt differently about women, we might well have become teyn-and-teyn, we two. I would not speak you wrong. Bretan Braith Lantry wants this man badly."

Судя по контексту, сородичи Бретана говорят: "Кто перейдет ему дорогу – не обрадуется". К тому же Пир подчеркивает, что малец еще сосал "бабскую титьку", когда он сам вовсю охотился на людей. И Розеф Брейт возражает ему, что Бретану "позарез нужен этот человек". Видите, какая разница в акцентах?

И снова Мартин намекает нам на двойственную природу Бретана.

цитата Юдинцева

Страшное лицо Бретана было непроницаемым – наполовину маской из шрамов, наполовину маской спокойствия.

цитата Dying of the Light

Bretan's hideous face was noncommittal, half a mask of scar tissue, half blank innocence.

И в оригинале все куда поэтичней: лицо Бретана замкнуто, а его "человеческая" половина воплощает собой чистую невинность.

После многочисленных злоключений герои попадают обратно в Лартейн и по-разному предаются унынию. Дирка мучают кошмары:

цитата Юдинцева

Дерк стал плохо спать: его неотрывно преследовал полудикий брейт – то в образе страшноголосого Бретана с горящим глазом на дергающемся лице, то в образе стройного и невинного Бретана с гладкой щекой, то в виде Бретана, сжигающего города.

цитата Dying of the Light

Dirk's own sleep was plagued by recurrent nightmares of the half-faced Braith: Bretan with his strange voice and his glowing eye and his grotesque twitch, Bretan slim and smooth-cheeked and innocent, Bretan the destroyer of cities.

Красиво, но насколько мимо сути, а! И Бретан только "полулицый" (полуликий?), и голос его для Дирка уже всего лишь "странный", а не страшный. С их последней встречи Дирк уже такого страха натерпелся, что эти "кошмары" его пугают по другим причинам. А города Бретан не только сжигал.

Старик Редстил, несмотря на характерную гриву, как будто выпал прямиком из марсианских новелл Брэдбери. Но язвит уже вполне по-ланнистерски, в духе Давена и леди Дженны:

цитата Юдинцева

– Вы – призрак какого-нибудь туриста, осмелюсь предположить. Несомненно, вы заблудились, когда пошли искать ванную комнату, и с тех пор ее ищете.

цитата Dying of the Light

"You are the ghost of some tourist, I would venture. No doubt you got lost while looking for a bathroom, and you have been wandering ever since".

Я все понимаю, но поэт имел в виду сортир. В данном случае, видимо, уборную. А еще дед почему-то изъясняется легким йода-стайлом.

И, наконец...

ЭПИЛОГ

Почему отдельно? Да потому, что и так короткий диалог ГГ и Бретана урезали, а заодно убрали важные движения души Дирка. Все то, в чем заключается соль произведения. Не надо так.

цитата Юдинцева

– Значит, мне сказали правду. – В хриплом голосе Бретана звучало удивление. Это был голос, который Дерк так часто слышал в своих кошмарных снах, голос слишком низкий и слишком скрипучий для такого стройного и подтянутого человека, каким был Бретан.

В оригинале все куда серьезней:

цитата Dying of the Light

"I was told the truth, then," Bretan said to Dirk, with a touch of wonder in his rasping voice, the same voice that Dirk had heard so often in his nightmares, a voice several octaves too low and far too twisted for one as slim and straight as Bretan.

Голос не просто "слишком низкий и скрипучий", он для главного героя уже настолько не вяжется с тем образом Бретана, который сложился, этот изломанный хрип настолько далек от настоящего человека! Да и слышится в нем не удивление, а изумление скорее. Учитывая предыдущие события и упорное нежелание Дирка драться.

Но дальше – веселее:

цитата Юдинцева

– Ты и в самом деле пришел, – сказал брейт, остановившись в нескольких метрах от них. Безупречно чистый, разодетый в роскошные дуэльные одежды белого цвета с пурпурной головой волка, вышитой на левой стороне груди.

цитата Dying of the Light

"You are really here." The Braith stood several meters away, looking at them, infinitely pure, dressed in white dueling finery with a purple wolf-mask embroidered above his heart.

Выброшено "глядя на них" — и фиг бы с ним. Но "безупречно чистый"? Когда Дирк видит Бретана чистым бесконечно, как идеал во плоти? Кроме того, с первого своего появления Брейт ходит в белой куртке, и в тексте нет ни единого замечания насчет его предполагаемой неряшливости.

цитата Юдинцева

– Честно говоря, я не поверил старому Редстилу, – проговорил Бретан. – Но я подумал, что место встречи недалеко и я смогу быстро вернуться в порт.

Сухо-то как. Ужас.

цитата Dying of the Light

"I did not believe the ancient Redsteel, if truth be known," he was saying. "Yet I thought, this place is so close, a check will do no harm. I can return to the port quickly enough should it prove a lie."

– Но я подумал: это место так близко, что проверить не помешает. Если мне солгали, я смогу быстро вернуться в порт.

Все-таки добавлю. Достав верное дуэльное оружие, Бретан интересуется:

цитата Юдинцева

– Почему бы мне не пристрелить тебя? Сейчас же, на этом месте?

цитата Dying of the Light

"Why should I not kill you? Here and now?"

И – потеряна отсылка к сцене на крыше, где маленький Брейт говорит Викари:

цитата Юдинцева

Если он оборотень и ваш корариел, то здесь и сейчас я вызываю вас на дуэль, потому что Сообщество Айронджейд причинило зло Сообществу Брейт.

цитата Dying of the Light

If he is a mockman and korariel to you, then here and now I issue challenge. Ironjade has done wrong to Braith.

Дирк под дулом пистолета получает свои ответы:

цитата Юдинцева

– Я пошел бы на дуэль. В Лартейне, в Челлендже, здесь – не имеет значения, где. Я сразился бы с тобой. Я не верю в оборотней, т'Лариен. Я никогда не верил в оборотней. Я верил только Челлу, который связал себя узами со мной, несмотря на мое лицо.

– Понимаю, – сказал Дерк.

цитата Dying of the Light

"I would have dueled you. In Larteyn, in Challenge, here-it makes no difference. I would have dueled you. I do not believe in mockmen, t'Larien. I have never believed in mockmen. Only in Chell, who wore my bond and somehow did not care about my face." "Yes," Dirk said.

– Я верил только в Челла, который связал себя узами со мной, и ему почему-то не было дела до моего лица.

– Да (отвечает Дирк, который не услышал ничего нового).

цитата Юдинцева

Дерк улыбнулся.

– Потому что вы мне нравитесь, Бретан Брейт. Вы сожгли Крайн-Ламию, не так ли?

– Честно говоря, – сказал Бретан, – я хотел сжечь и вас, и преступника Джаантони Высокородного Айронджейда. Он все еще жив?

цитата Dying of the Light

Dirk smiled. "Because I like you, Bretan Braith. You burned down Kryne Lamiya, didn't you?" "In truth," Bretan said, "I hoped to burn you as well, and Jaantony high-Ironjade, the outbonder. Does he still live?"

– Вы дотла сожгли Крайн-Ламию, не так ли?

– Если честно, я надеялся сжечь и тебя...

цитата Юдинцева

Бретан спокойно ждал. Его стройная фигура, легко опиравшаяся на меч, показалась Дерку безмятежной и напомнила человека с баржи. Невольно он бросил взгляд в сторону машины-волка, чтобы убедиться, что она не превратилась в баржу с низкими бортами.

цитата Dying of the Light

He was very still as he waited; for an instant he appeared almost serene, a slim black figure leaning ever so slightly on his sword. Like the bargeman, Dirk thought, and despite himself he glanced wildly at the wolf-car to make certain it had not been transformed into a low barge.

Бретан спокойно ждал. Мгновение он казался Дирку почти безмятежным, стройным темным силуэтом, что слегка опирался на меч. "Как человек с баржи", – подумал Дирк и помимо воли бросил дикий взгляд на машину-волка, чтобы убедиться...

цитата Юдинцева

Бретан бросил свои пистолеты на землю за пределами квадрата и снова взмахнул мечом, разминаясь.

цитата Dying of the Light

Bretan tossed his sidearms on the ground outside the death-square and moved the saber back and forth again, unlimbering his arm.

Потеряна отсылка к сцене на крыше, когда Бретан бодро бегал по ней взад-вперед. (И машет он вроде как саблей, но демоны с ней.)

цитата Юдинцева

Над правым плечом Бретана всходила звезда, большая голубая звезда. Она медленно ползла вверх по черному бархатному небосклону и казалась очень близкой. Потом, минуя зенит, подумал Дерк, она направится к Эшеллину, Эмерелу и Планете Темновинного Океана. Он пожелал своим друзьям счастья.

цитата Dying of the Light

Above Bretan's right shoulder a star was rising. Blue-white and large and very close, creeping up the black velvet sky toward zenith. And beyond the zenith, Dirk thought, to Eshellin and ai-Emerel and the World of the Blackwine Ocean. He wished them luck.

"Звезда" бело-синяя, прямая речь в переводе не оформлена, и, хотя из контекста понятно, что думает Дирк о Гвен и Викари, они ему не друзья. (Викари произвел на него очень неприятное впечатление, когда бросил Гарса без погребения, в Гвен же Дирк к этому моменту глубоко разочарован). И желает он им, буквально, все-таки удачи.

*P.S. Говоря строго, этот баг не относится ни к унификации имен собственных, ни к раскрытию образа Бретана Брейта, и все-таки я о нем напишу. Очень жаль, что по невнимательности пострадал ключевой персонаж цикла, действующий и упоминаемый в нескольких новеллах. Причем ему досталось прямо в прологе.

цитата Юдинцева

Следующим посетителем стал Клеромонас.

цитата Dying of the Light

Kleronomas was the next visitor, in ai-46.

цитата Юдинцева

Клеромонас обнаружил замерзшие океаны и атмосферу, ожидавшие освобождения.

цитата Dying of the Light

The planet yielded up its secrets to his sensors; it was larger and richer than most, he discovered, with frozen oceans and frozen atmosphere, waiting for release.

А затем в главе седьмой читаем:

цитата Юдинцева

Мир Томаса Чанга, родина Метода Клерономаса, вся история, все знания, как нигде больше, за исключением, может быть, Старой Земли и Новоостровья.

цитата Dying of the Light

The world of Tomas Chung, the home base of the Kleronomas Survey, all that history and knowledge all about you, as much as is left anywhere except perhaps Old Earth or Newholme maybe.

В онлайн-библиотеках кое-где поправлено, только даже в гуглокниге все эти баги есть. Как вижу, имеются и в бумажной версии 2015 года (ISBN 978-5-17-084610-8). Опыт с "Битвой королей" подсказывает, что покупать не стоит, а хотелось.

Не могу точно установить авторство портретов, поэтому на всякий случай укажу всех артеров, рисовавших по книге: Тэдиан, Лисо Абисс, Ikero

ОШИБКИ В ИМЕНАХ И НАЗВАНИЯХ

цитата Виленская

Сир Аллистер нахмурился:

– Она сгнила, пока я дожидался приема. Остались только кости.

цитата A Clash of Kings

Ser Alliser frowned uncomfortably. "It… rotted to pieces while I waited, unheard. There's naught left to show but bones."

По всей книге он «Аллистер».

цитата Виленская

На самом деле после краткого пребывания в Великой Септе Бейелора она облачается в бурый дорожный плащ и отправляется к некоему межевому рыцарю, носящему неудобопроизносимое имя сир Осмунд Кеттлблэк, и его столь же неблагозвучным братьям Осни и Осфиду.

цитата A Clash of Kings

In truth, after a brief call at the Great Sept of Baelor, Cersei would don a plain brown traveler's cloak and steal off to meet a certain hedge knight with the unlikely name of Ser Osmund Kettleblack, and his equally unsavory brothers Osney and Osfryd.

А дальше по всей книжке — «Осфрид».

цитата Виленская

– Сира Престона нет, – доложил сир Борос Блаунт, – и Арона Сантагара.

цитата A Clash of Kings

"Ser Preston is not returned," Ser Boros Blount reported, "nor Aron Santagar."

цитата Виленская

– Сира Бороса Бланта ты тоже можешь получить назад.

цитата A Clash of Kings

"You can have Ser Boros Blount back as well."

цитата Виленская

Русе Болтон говорил так тихо, что другим приходилось напрягаться, чтобы расслышать его, и у него в покоях всегда стояла необычайная тишина.

цитата A Clash of Kings

Roose Bolton's voice was so soft that men had to strain to hear it, so his chambers were always strangely hushed.

Но в той же главе:

цитата Виленская

Росе Болтон, сидя у огня, читал толстый, переплетенный в кожу том.

цитата A Clash of Kings

Roose Bolton was seated by the hearth reading from a thick leatherbound book when she entered.

цитата Виленская

– Помогите мне кто-нибудь. Джеймс, Шая, мама ... Тиша ...

цитата A Clash of Kings

Help me, someone help me. Jaime, Shae, Mother, someone… Tysha…

Разное написание клички:

цитата Виленская

В юности он служил оруженосцем у короля, и братья до сих пор звали его Оруженосец Далбридж.

цитата A Clash of Kings

In the spring of his youth, he had been squire to a king, so the black brothers still called him Squire Dalbridge.

Но дальше:

цитата Виленская

Поначалу Джон лелеял надежду, что оруженосец Далбридж запрет одичалых на перевале.

цитата A Clash of Kings

At first Jon had nursed the hope that Squire Dalbridge would keep the wildlings bottled up in the pass.

Разное написание по книге названия народа.

В начале:

цитата Виленская

Один из ибенессцев принял у него коня.

цитата A Clash of Kings

One of the Ibbenese took his horse.

В середине:

цитата Виленская

Один из иббенессцев впустил его.

цитата A Clash of Kings

One of the Ibbenese ushered him inside.

В конце:

цитата A Clash of Kings

One of the Ibbenese ushered him inside.

цитата Виленская

– А если взять асшайцев, браавосцев, жителей Летних островов, иббенессцев – всех, кто плавает по великому соленому морю, – каково общее количество их кораблей?

цитата A Clash of Kings

And the Asshai'i, the Braavosi, the Summer Islanders, the Ibbenese, and all the other peoples who sail the great salt sea, how many ships do they have?

В третьей книге они вовсе «иббенийцами» становятся.

цитата Виленская

Лучше уж заселить Каменную Дверь, если будет кем, еще Ледовый порог и Глубокое озеро.

цитата A Clash of Kings

Stonedoor would serve better, if the men could be found. Icemark and Deep Lake as well, mayhaps.

Либо уж все топонимы с заглавных букв, либо нет.

Вроде бы по всем книгам Вольные Города пишутся именно так.

Но вот же:

цитата Виленская

У нашего хозяина была маленькая барка, и мы плавали по всему Узкому морю, давая представления в вольных городах, а время от времени также в Старгороде и Королевской Гавани.

цитата A Clash of Kings

Our master owned a fat little cog and we sailed up and down the narrow sea performing in all the Free Cities and from time to time in Oldtown and King’s Landing.

«Старгород» в следующей книге превращается в «Старомест» и обратно.

цитата Виленская

Они пересекли Рыбную площадь и проехали по Грязной улице, повернув затем в узкий крюк, чтобы начать подъем на холм Эйегона.

цитата A Clash of Kings

They crossed Fishmonger’s Square and rode along Muddy Way before turning onto the narrow, curving Hook to begin their climb up Aegon’s High Hill.

Название переулка прощелкано, получилось странно.

цитата Виленская

Харренхол занимал втрое больше места, чем Винтерфелл, а его здания даже в сравнение не шли с винтерфеллскими. Харренхоллские конюшни вмещали тысячу лошадей, богороща покрывала двадцать акров, кухня была величиной с винтерфеллский Великий Чертог, а сам Великий Чертог пышно именовался Залом Тысячи Очагов, хотя их там было всего тридцать с лишком (Арья считала дважды, но один раз у нее вышло тридцать три, а другой тридцать пять), и был столь громаден, что лорд Тайвин мог бы задать там пир всему своему войску, хотя никогда этого не делал.

цитата A Clash of Kings

Harrenhal covered thrice as much ground as Winterfell, and its buildings were so much larger they could scarcely be compared. Its stables housed a thousand horses, its godswood covered twenty acres, its kitchens were as large as Winterfell's Great Hall, and its own great hall, grandly named the Hall of a Hundred Hearths even though it only had thirty and some (Arya had tried to count them, twice, but she came up with thirty-three once and thirty-five the other time) was so cavernous that Lord Tywin could have feasted his entire host, though he never did.

И впрямь, тысяча внушает больше сотни, но в оригинале стоит “a Hundred”. И опять же, эта несчастная «тысяча» повторяется в книге дальше (и переходит аж в «Пир стервятников»):

цитата Виленская

Зал Тысячи Очагов заперли вместе с множеством более мелких зданий, куда входила и башня Плача.

цитата A Clash of Kings

The Hall of a Hundred Hearths was closed off, along with many of the lesser buildings, even the Wailing Tower.

Мало того, тут еще «здания» в очередной раз. Применительно к надворным службам замка это слово – не лучший выбор.

Да и применительно ко Дворцу Праха, прямо скажем, не очень подходящий.

цитата Виленская

Здание, длинное и низкое, без окон и башен, вилось каменным змеем среди деревьев с черной корой, из чьих чернильных листьев делали колдовской напиток, называемый в Кварте вечерней тенью.

Тем более что в оригинале его нет, а до этого упоминался Дом Бессмертных (House of the Undying Ones).

цитата A Clash of Kings

Long and low, without towers or windows, it coiled like a stone serpent through a grove of black-barked trees whose inky blue leaves made the stuff of the sorcerous drink the Qartheen called shade of the evening.

цитата Виленская

Ямы, колья, колючки на склонах, все бреши в Стене заделаем.

цитата A Clash of Kings

Pits and spikes, caltrops scattered on the slopes, every breach mended.

Стена, да не та, что у Черного замка. Здесь – Кулак Первых Людей. И никакой Стены.

И снова нет заглавной буквы в названии:

цитата Виленская

Впереди высились королевские ворота, где толпа солдат орудовала громадным тараном из черного дуба с железной головой.

цитата A Clash of Kings

Ahead loomed the King's Gate and a surging mob of soldiers wrestling with a huge ram, a shaft of black oak with an iron head.

Да что ж такое. Редактор увлекся сценами битвы и забил?

Стандартное обращение к рыцарю во вселенной ПЛиО – «сир».

Но…

цитата Виленская

– Их не больше полусотни, миледи, – заявил сэр Десмонд.

цитата A Clash of Kings

"No more than fifty, my lady," Ser Desmond estimated.

«НАСЛЕДНИКИ» ПЕРВОГО ТОМА

Самое печальное, когда ошибки кочуют из книги в книгу.

Английские кальки

цитата Игра престолов

И когда в первый раз отправился за нее, то сразу вспомнил все старые россказни и чрево его обратилось в воду.

цитата A Game of Thrones

The first time he had been sent beyond, all the old stories had come rushing back, and his bowels had turned to water.

цитата Битва королей

Каждый из них ждет, когда двинется другой, но лев спокоен, подобран и подергивает хвостом, олененок же замер от страха, и кишки у него превратились в студень.

цитата A Clash of Kings

Each one waits for the other to move, but the lion is still, poised, his tail twitching, while the fawn is frozen by fear, bowels turned to jelly.

«Подобранный», а на деле – изготовившийся к прыжку лев тоже хорош.

цитата Игра престолов

Лицо короля Джоффри отвердело.

цитата A Game of Thrones

King Joffrey’s face hardened.

цитата Битва королей

Лицо королевы отвердело от гнева.

цитата A Clash of Kings

The queen's face was hard and angry.

цитата Битва королей

Полурукий, поджав ноги, сел на землю. Свет играл на его твердом лице.

цитата A Clash of Kings

The Halfhand eased himself to the ground and sat cross-legged by the fire, the flickering light playing across the hard planes of his face.

Ну ожесточенные они, либо жесткие, либо острые черты…

цитата Игра престолов

В руках юноша держал тяжелое копье, заканчивающееся железом, оно было выше его роста. У бока в кожаных ножнах висел меч.

цитата A Game of Thrones

He carried a heavy spear tipped in iron, taller than he was, and a sword hung at his side in a leather sheath.

цитата Игра престолов

Блестящее чернотой древко с двойным изгибом было выше ее ростом.

цитата A Game of Thrones

It was double-curved, shiny black and exquisite, taller than she was.

цитата Битва королей

Одетый в длинную намасленную черную кольчугу, он опирался на меч – меч ее отца, Лед, почти с него ростом.

цитата A Clash of Kings

He wore a long hauberk of oiled black mail, and held his sword before him: her father's greatsword, Ice, near as tall as he was.

цитата Битва королей

Старик опирался на крепкий посох с себя ростом.

цитата A Clash of Kings

He leaned his weight on a hardwood staff as tall as he was.

И уже в прологе «Бури мечей» тенденция наделять оружие ростом сохраняется.

Тавтологии

цитата Игра престолов

Она поднималась почти на семьсот футов, и в три раза превышала высоту самой высокой башни Черного замка.

цитата A Game of Thrones

Almost seven hundred feet high it stood, three times the height of the tallest tower in the stronghold it sheltered.

цитата Битва королей

Самая маленькая из них в полтора раза превышала самую высокую башню Винтерфелла, но не было в них подобающей башням стройности.

цитата A Clash of Kings

The shortest of them was half again as tall as the highest tower in Winterfell, but they did not soar the way a proper tower did.

Это не первая и не последняя, которую я нашла в книге, просто уж очень интересное совпадение.

Фактическая ошибка, которую Виленская, раза два правильно назвав цвет, зачем-то копирует из «Игры престолов»:

цитата Игра престолов

Длинные, осеннего цвета волосы спускались на нагие белые плечи и вниз по спине.

цитата A Game of Thrones

Her long auburn hair tumbled unbound across bare white shoulders and down her back.

цитата Битва королей

Санса Старк сопровождала его на гнедой кобыле, не глядя ни вправо, ни влево, ее густые волосы цвета осени струились по плечам из-под сетки с лунными камнями.

цитата A Clash of Kings

Sansa Stark rode a chestnut mare at his side, looking neither right nor left, her thick auburn hair flowing to her shoulders beneath a net of moonstones.

«Лучи луны».

цитата Игра престолов

За Королевской башней под лучами луны светилась Стена, колоссальная и таинственная.

цитата A Game of Thrones

Behind the King's Tower, the Wall glimmered in the light of the moon, immence and mysterious.

цитата Битва королей

На нем был серый плащ с капюшоном, но когда лунный луч коснулся его лица, Санса сразу узнала его по багровым щекам и носу.

цитата A Clash of Kings

He wore a dark grey robe with the cowl pulled forward, but when a thin sliver of moonlight touched his cheek, she knew him at once by the blotchy skin and web of broken veins beneath.

цитата Игра престолов

Джон обернулся лицом к ним, извлекая меч.

цитата A Game of Thrones

Jon wheeled around to face them, drawing his sword.

цитата Битва королей

Карлик обернулся к нему лицом…

цитата A Clash of Kings

The dwarf turned to face him.

Старинная мера длины, которую оба переводчика просмотрели, а редакторы просто не увидели:

цитата Игра престолов

Тем не менее Кейтилин отметила, что наемник на половину ладони выше своего соперника и руки его длиннее… Кроме того, Бронн был на пятнадцать лет моложе сира Вардиса, насколько она могла судить.

цитата

цитата A Game of Thrones

Yet Catelyn noted that the sellsword stood half a hand taller than his foe, with a longer reach... and Bronn was fifteen years younger, if she was any judge.

цитата Битва королей

Кейтилин больно было видеть, как она смотрит на короля – сверху вниз, будучи выше его на целую ладонь, хотя Ренли был ростом со своего покойного брата.

цитата A Clash of Kings

The way she looked at the king—looked down at him, she was a good hand higher, though Renly was near as tall as his brother had been—was painful to see.

цитата

ХЕНД (англ. hand — ладонь) — мера длины, первоначально равная ширине ладони, составляет 4 дюйма или 10,16 см. Обычно ладонью измеряют рост лошадей.

http://www.convertall.ru/british-american...

БАГИ РЕДАКТОРОВ

«Умерший» в начале книги персонаж, который доскрипел аж до «Бури мечей»:

цитата Виленская

– Вас слышали все, кто присутствует в этом зале, – заметил ему сир Эдмар Талли, брат Кейтилин, говоривший от имени Риверрана и лордов Трезубца вместо их умершего отца.

цитата A Clash of Kings

“Every man in this hall has heard you,” warned Catelyn’s brother Ser Edmure Tully, who spoke for Riverrun and the lords of the Trident in the place of their dying father.

Непонятки с отхожим местом. Редакторы дружно зевнули.

цитата Виленская

Если б я показал ему содержимое моего судна, он и это нашел бы восхитительным.

цитата A Clash of Kings

If I showed him the contents of my privy, he would declare that admirable as well.

цитата Виленская

Он поплескал на лицо чуть теплой водой из таза и не спеша посидел на судне в чулане, где ночной воздух холодил голое тело.

цитата A Clash of Kings

He splashed some tepid water on his face from the basin beside his bed and took his time squatting in the garderobe, the night air cold on his bare skin.

Волшебное превращение замка из авторской речи в фонарь:

цитата Виленская

Шелковый шатер Ренли, озаренный свечами, светился точно волшебный изумрудный фонарь.

цитата A Clash of Kings

The candles within Renly's pavilion made the shimmering silken walls seem to glow, transforming the great tent into a magical castle alive with emerald light.

Путаница с амуницией Ренли, а еще редакторам было лень уточнить у Виленской про алмазы.

цитата Виленская

Осколки черных алмазов усеивали рукоять меча, шею украшала золотая цепь с изумрудами.

цитата A Clash of Kings

Jagged chunks of black diamond studded his swordbelt, and a chain of gold and emeralds looped around his neck.

Поясной ремень стал рукоятью меча. Ну ладно, Виленская плохо разбирается в оружии, меч-барстард упорно называет «бастардским», но редакторам-то что мешало поправить? И алмазы, которые Виленская дальше совершенно правильно перевела, они прохлопали тоже. А зачем? Народ же и так читает?

цитата Виленская

Напоследок он надел корону – холодный железный обруч не толще пальца с необработанными черными алмазами и золотыми самородками.

цитата A Clash of Kings

Last of all, he donned his crown, a band of cold iron slim as a finger, set with heavy chunks of black diamond and nuggets of gold.

Путаница в персонажах:

цитата Виленская

Мира слезла, подхватила с земли острогу и сеть, не сводя глаз с Лета.

– Мы еще поговорим с тобой, – пообещала она Брану.

цитата A Clash of Kings

No sooner did Meera touch ground than she snatched up her spear and net again. Jojen never took his eyes off Summer. "We will talk again," he promised Bran.

цитата Виленская

Тирион, поглядев на очаровашку Ланселя с глазами зелеными, как изумруды на ее белой шее, усмехнулся про себя, думая: «Я знаю твой секрет, Серсея».

цитата A Clash of Kings

He watched her charming Lancel with eyes as green as the rope of emeralds around her slim white throat, and smiled a small sly smile to himself. I know your secret, Cersei, he thought.

Спору нет, Лансель – зеленоглазый очаровашка, но вообще-то ему здесь строит глазки Серсея.

Не отслежены имена. Как здесь:

цитата Виленская

«Сансу, но не Арью. Это может означать все что угодно. Арью всегда было нелегко укротить. Быть может, Санса не захотела брать ее ко двору, боясь, что она скажет или сделает что-нибудь не то, и Арью просто убрали с глаз долой. Но могли и убить».

цитата A Clash of Kings

Sansa, but not Arya. That might mean anything. Arya had always been harder to tame. Perhaps Cersei was reluctant to parade her in open court for fear of what she might say or do. They might have her locked safely out of sight. Or they might have killed her.

Не отслежены реалии мира.

цитата Виленская

– Молочные люди его остерегаются, кхалиси. Видишь ту девушку в фетровой шляпе?

цитата A Clash of Kings

The Milk Men shun him. Khaleesi, do you see the girl in the felt hat?

цитата Виленская

Оба взяли по длинной свернутой веревке, а Каменный Змей захватил еще мешок с железными колышками и обмотанный плотным фетром молоток.

цитата A Clash of Kings

They each took a long coil of rope. Stonesnake carried a bag of iron spikes as well, and a small hammer with its head wrapped in thick felt.

Не фетр, а войлок.

Перепутаны косвенная и прямая речь, искажение смысла.

цитата Виленская

«Лорд Тайвин пытался переправиться у дюжины разных бродов, — писал брат, — но каждый раз его отбрасывали назад. Лорд Леффорд утонул, рыцарь Кракехоллов по прозвищу Дикий Вепрь взят в плен, сира Аддама Марбранда заставили отступить трижды… но самый жестокий бой завязался у Каменной Мельницы, где атакой командовал сир Грегор Клиган. Он понес такие потери, что туши убитых коней едва не запрудили реку. В конце концов Гора с горстью лучших своих бойцов выбрался-таки на западный берег, но Эдмар бросил на них свой резерв, и они насилу унесли ноги обратно. Сам сир Грегор лишился коня и побрел через Красный Зубец, покрытый кровью из дюжины ран, осыпаемый градом стрел и камней. Им нипочем не перейти реку, Кет, — писал Эдмар. — Лорд Тайвин повернул на юго-восток. Уловка это или полное отступление — разницы нет. Здесь они не пройдут».

цитата A Clash of Kings

Lord Tywin had tried to force a crossing at a dozen different fords, her brother wrote, but every thrust had been thrown back. Lord Lefford had been drowned, the Crakehall knight called Strongboar taken captive, Ser Addam Marbrand thrice forced to retreat... but the fiercest battle had been fought at Stone Mill, where Ser Gregor Clegane had led the assault. So many of his men had fallen that their dead horses threatened to dam the flow. In the end the Mountain and a handful of his best had gained the west bank, but Edmure had thrown his reserve at them, and they had shattered and reeled away bloody and beaten. Ser Gregor himself had lost his horse and staggered back across the Red Fork bleeding from a dozen wounds while a rain of arrows and stones fell all around him. "They shall not cross, Cat," Edmure scrawled, "Lord Tywin is marching to the southeast. A feint perhaps, or full retreat, it matters not. They shall not cross."

цитата Виленская

– Я ел. Мы загнали лося и отпугнули дикую кошку, которая хотела его утащить. Кошка, желтая с коричневым, была наполовину меньше волков, но свирепая. – Он помнил ее мускусный запах и то, как она рычала на них с дубовой ветки.

цитата A Clash of Kings

"I ate," said Bran. "We ran down an elk and had to drive off a treecat that tried to steal him." The cat had been tan-and-brown, only half the size of the direwolves, but fierce. He remembered the musky smell of him, and the way he had snarled down at them from the limb of the oak.

Досадная потеря иронии в прямой речи

цитата Виленская

– Я знаю, что он подарил мне мои драконьи яйца.

– Будь ему известно, что они способны проклюнуться, он оставил бы их при себе.

цитата A Clash of Kings

“I know that he gave me my dragon eggs.”

He snorted. “If he’d known they were like to hatch, he would have sat on them himself.”

– Я знаю, что Иллирио подарил мне драконьи яйца.

Он фыркнул:

– Будь ему известно, что из них кто-то вылупится, он бы сам их высиживал.

цитата Виленская

Голодные, надо полагать, не выносят вида слишком жирных священников.

цитата A Clash of Kings

Starving men take a hard view of priests too fat to walk, Tyrion reflected.

«Голодные не выносят вида священников, таких толстых, что им трудно ходить», – заключил Тирион.

Странноватый русский

Корректор, скорее всего, в глаза это все не видел, а жаль.

цитата Виленская

Тем временем отец выжмет весь жир из речных земель, а дядя Стаффорд соберет в Утесе свежих рекрутов.

цитата A Clash of Kings

"Meanwhile Father lives off the fat of the riverlands, while our uncle Stafford gathers fresh levies at the Rock."

На Утесе же. Я уж промолчу, что утес скорее Кастерли, а не Бобровый. Львы с Бобрового Утеса – это прекрасно.

цитата

– Станнис, без сомнения, послал птиц и в Бобровый Утес, и в Харренхолл.

цитата A Clash of Kings

“Doubtless Stannis sent a bird to Casterly Rock, and another to Harrenhal.

цитата Виленская

Отец моего отца был псарем в Утесе.

цитата A Clash of Kings

My father's father was kennelmaster at the Rock.

цитата Виленская

…Кейтилин улыбнулась слегка, вспомнив об этом.

цитата A Clash of Kings

The memory brought a wan smile to her face.

цитата Виленская

Но кто же из нас отправится в Горький Мост?

цитата A Clash of Kings

Now, which of us shall go to Bitterbridge?

цитата Виленская

Или из Горького Моста?

цитата A Clash of Kings

Or from Bitterbridge?

И так и ездят несчастные герои не к Горькому Мосту и от Горького Моста (вполне реального), а прямо в него либо из него. Преимущественно.

Самый конец книги:

цитата Виленская

Мы послали тебя в Горький Мост, а ты так и не вернулся.

цитата Виленская

Тогда он встал, увидел ворона, особенно черного на рассветном небе, и торопливо направился к полкам в дальнем углу комнаты.

цитата A Clash of Kings

He spied the raven, dark in the dawn sky, and turned briskly toward the maze of shelves at the far end of the room.

цитата Виленская

Любопытство Пицеля так назрело, что Тирион почти чувствовал его вкус.

цитата A Clash of Kings

Pycelle’s curiosity was so ripe that Tyrion could almost taste it.

цитата Виленская

Десять лет назад Джон Аррен дал Бейлишу какую-то мелкую должность в таможне, где лорд Петир вскоре отличился, собирая втрое больше, чем все другие королевские сборщики.

цитата A Clash of Kings

Ten years ago, Jon Arryn had given him a minor sinecure in customs, where Lord Petyr had soon distinguished himself by bringing in three times as much as any of the king’s other collectors.

цитата Виленская

– Эта девушка родом с твоих земель?

цитата A Clash of Kings

“Does she come from your home lands, this girl?”

цитата Виленская

– Напомни, чтобы я больше не играл с тобой в угадалки.

цитата A Clash of Kings

Remind me never to play these guessing games with you again.

цитата Виленская

Я располагаю послать с ней сира Ариса Окхарта.

цитата A Clash of Kings

I had in mind to send Ser Arys Oakheart with her.

цитата Виленская

Скажите, когда ваш сын располагает выступить на Харренхолл?

цитата A Clash of Kings

Tell me, when does your son mean to march against Harrenhal?

Такое ощущение, что переводчице не нравится Маргери Тирелл. Внешность ее брата она описывала куда лучше. И подробнее.

цитата Виленская

Ренли двадцать один год, королева не старше Робба и очень хороша, с мягкими глазами лани и грудой каштановых локонов, ниспадающих на плечи, с робкой и милой улыбкой.

цитата A Clash of Kings

Renly was one-and-twenty, the girl no older than Robb, very pretty, with a doe's soft eyes and a mane of curling brown hair that fell about her shoulders in lazy ringlets. Her smile was shy and sweet.

Взгляд наивный и копна каштановых волос, падающих на плечи небрежными локонами...

цитата Виленская

– Нет – но я пытаюсь исправить этот ущерб, милая Эсгред.

цитата A Clash of Kings

"Never," he admitted, "but I am trying to repair that lack, my sweet Esgred.

цитата Виленская

Глаза у жеребца горели огнем. Увидев нового хозяина, он оскалил зубы и попытался укусить ему щеку.

цитата A Clash of Kings

The animal had fire in his eyes. When he'd met his new owner, he'd pulled back his lips and tried to bite off his face.

цитата Виленская

Он взял поводья, полуобняв ее и при этом заметив, что ей не мешало бы вымыть голову.

цитата A Clash of Kings

Theon reached around her to take the reins. She was almost of a height with him. Her hair could have used a wash and she had a faded pink scar on her pretty neck, but he liked the smell of her, salt and sweat and woman.

цитата Виленская

Кони разомкнулись, и рыцари с грохотом рухнули наземь.

цитата A Clash of Kings

As their horses pulled apart, they crashed to the ground with bone-jarring force.

цитата

Вряд ли Рыцарь Цветов дожил до своих вторых именин, когда Роберт убил на Трезубце принца Рейегара, и многие здесь были лишь на пару лет старше его.

цитата A Clash of Kings

The Knight of Flowers could not have reached his second name day when Robert slew Prince Rhaegar on the Trident. Few of the others were very much older.

Где там «пара лет», когда «ненамного старше»? И разве годы — парные понятия?

цитата Виленская

В последний раз, когда он выезжал в город, один человек плюнул на него… вернее, попытался. Плевок вместо него попал на Бронна – впредь тот малый будет плеваться без зубов.

цитата A Clash of Kings

The last time he ventured out, a man had spit on him . . . well, had tried to. Instead he'd spit on Bronn, and in future would do his spitting without teeth.

Выезжал Тирион либо на лошади, либо в носилках. И в том, в другом случае он возвышался над толпой, и плюнуть «на него» было затруднительно.

цитата Виленская

– Мой сын коронован королем Севера волей наших лордов и нашего народа.

цитата A Clash of Kings

"My son reigns as King in the North, by the will of our lords and people.

цитата Виленская

Молодой королеве лет пятнадцать-шестнадцать, не более… постарше Джоффри, но пара лет ничего не значит… Тирион прямо-таки смаковал эту сдобную мысль.

цитата A Clash of Kings

Renly's young queen was no more than fifteen, sixteen, he seemed to recall ... older than Joffrey, but a few years were nothing, it was so neat and sweet he could taste it.

Ага, «ловкую задумку» оставили за бортом, она не сдобная. И то, что Тирион упивался этим.

цитата Виленская

– Чего ты хочешь, контрабандист, – служить мне или раздражать меня своими поперечными словами?

цитата A Clash of Kings

“Are you here to serve me, smuggler? Or to vex me with arguments?”

цитата Виленская

Голову прикрепили к телу тонкой серебряной проволокой, но все черепа похожи один на другой, и нет больше в глазницах темно‑серых глаз ее лорда, которые могли быть мягкими, как туман, и твердыми, как камень.

цитата A Clash of Kings

The head had been rejoined to the body with fine silver wire, but one skull looks much like another, and in those empty hollows she found no trace of her lord’s dark grey eyes, eyes that could be soft as a fog or hard as stone.

Но здесь же о выражении глаз речь идет… Редакторы, ау!

цитата Виленская

Джон сердито углубился в лес, держа факел как можно ниже, чтобы разглядеть камни и корни, сами лезущие под ноги, и ямки, где можно свихнуть ногу.

цитата A Clash of Kings

He followed, angry, holding the torch out low so he could see the rocks that threatened to trip him with every step, the thick roots that seemed to grab as his feet, the holes where a man could twist an ankle.

цитата Виленская

Когда Кварт наскучит мне, мы совершим путешествие вокруг Йи Ти и поищем волшебный город поэтов, чтобы вкусить вина мудрости из мертвого черепа.

цитата

When Qarth begins to pall, we can journey round Yi Ti and search for the dreaming city of the poets, to sip the wine of wisdom from a dead man’s skull.

В оригинале речь о кораблях, но в переводе – о судах. И получается весело.

цитата Виленская

– Некоторое количество торговых судов у меня имеется, это так, – скромно улыбнулся он. Но кто скажет, сколько их? Быть может, в этот самый миг один из них тонет в каком-нибудь бурном углу Летнего моря, а другой завтра станет добычей корсаров.

цитата A Clash of Kings

He smiled modestly. “Of trading ships I have a few, that is so. Who can say how many? One may be sinking even now, in some stormy corner of the Summer Sea. On the morrow, another will fall afoul of corsairs.

Ну и улыбается «принц купцов» не скромно, а сдержанно.

И снова непонятки с улыбкой:

цитата Виленская

По лицу королевы мелькнула улыбка.

цитата A Clash of Kings

A half smilе flickered across the queen's face.

«Полуулыбка», видимо, рабское следование оригиналу. Хотя вполне себе литературное слово. Зато корявый перевод очень художествен, да.

цитата Виленская

Рука Шаи, скользнув ему под рубашку, нашла его член, который от этого сразу затвердел.

цитата A Clash of Kings

She reached a hand under his tunic and found his cock. In two quick strokes she had it hard.

цитата Виленская

Если ты не можешь защитить себя сам, умри и уйди с дороги тех, кто может.

цитата A Clash of Kings

If you can't protect yourself, die and get out of the way of those who can.

По-моему, в оригинале нет ни слова насчет ухода.

цитата Виленская

Угольно-черный конь под ним имел на себе белые доспехи, к руке был прикреплен чисто-белый щит королевского гвардейца.

цитата A Clash of Kings

He rode a coal-black horse barded all in white, with the pure white shield of the Kingsguard strapped to his arm.

Просмотренные баги при наборе в Ворде

цитата Виленская

– Это… ужасно. Милорд. Мой брат злодей и изменник.

цитата A Clash of Kings

"It's... terrible, my lord. My brother is a vile traitor."

цитата Виленская

Щеки Эдмара стали красными. Как его борода.

цитата A Clash of Kings

Edmure’s cheeks flamed as red as his beard.

цитата Виленская

Ужин в тот вечер состоялся из жидкой ячменной похлебки с морковкой и луком и куска черствого черного хлеба.

цитата A Clash of Kings

Supper that evening was a thin stew of barley, onion, and carrots, with a wedge of stale brown bread.

Опечатки

цитата Виленская

– Надеюсь, ты любишь ежевичное пирожные?

цитата Виленская

«Ничего, – сказала она себе, садясь в седла. – Дождь все отмоет».

Тощей Арье нужно несколько седел? Однако.

цитата Виленская

Он приехал на своем боевом коне через весь зал и спешился перед Железным Троном.

цитата Виленская

Первая – это, конечно, Мирри Маз Дуур, убившая кхала Дрого и ее народившегося сына, чтобы отомстить за свой народ.

цитата A Clash of Kings

The first traitor was surely Mirri Maz Duur, who had murdered Khal Drogo and their unborn son to avenge her people.

БАГИ СО СТАЖЕМ

Им уже около пяти лет. Их с 2011 года отмечают в книгах фанаты цикла. Все они есть в моей книге.

цитата Виленская

Он уже стар и малость туповат, но у него есть сын, Девин, – этот будет пострашнее.

цитата A Clash of Kings

An old man and a bit of a dullard, but he has a son, Ser Daven, who is more formidable.

цитата Виленская

– Назначено Станнисом, – заметил Ренди Тарли.

цитата A Clash of Kings

“Chosen by Stannis,” Randyll Tarly pointed out.

цитата Виленская

Нет больше Джори, Толстого Тома, Портера, Алина, Десмонда, Халлена, прежнего мастера над конями, и его сына Харвина… и септы Мордейн, и Вейона Пуля — всех, кто уехал на юг с отцом.

цитата A Clash of Kings

Jory was dead, and Fat Tom, and Porther, Alyn, Desmond, Hullen who had been master of horse, Harwin his son… all those who had gone south with his father, even Septa Mordane and Vayon Poole.

Элина.

цитата Виленская

– А если принц Дорван потребует не только крови рыцаря, выполнившего приказ, но и крови лорда, который приказ отдал?

цитата A Clash of Kings

“And if Prince Doran demands the blood of the lord who gave the command as well as the knight who did the deed…

цитата Виленская

Что до других, то Дерик Дондаррион то ли пропал без вести, то ли погиб, а лорд Карон поступил на службу к Ренли.

цитата A Clash of Kings

The others—well, Beric Dondarrion is gone missing, some say dead, and Lord Caron is with Renly.

цитата Виленская

Волчьего лорда, которому отсекли башку на ступенях Великой Секты Бейелора.

цитата A Clash of Kings

The wolf lord, the one they nicked on Baelor’s steps.

Септы.

цитата Виленская

От него, Давоса Сиворта, разит рыбой и луком, а лорд Высокого Прилива ведет свой род из древней Велирии, и принцы Таргариены трижды брали в жены девиц его дома.

цитата A Clash of Kings

The Lord of the Tides was of the blood of ancient Valyria, and his House had thrice provided brides for Targaryen princes; Davos Seaworth stank of fish and onions.

Остальное – тут:

http://7kingdoms.ru/talk/threads/894/