Сюиты иллюстраций начала и середины Девяностых — первого пост-советского пятилетия. Робкие, а потом всё более уверенные опыты частного книгоиздательства. Неоднозначный результат в обоих случаях.

Две книги (на Фантлабе представлены): 1) Книга большого формата Маленькие трагедии. — М.: Костик, 1996. Худ. А.Борисов. 2) Книга маленького вытянутого формата Маленькие трагедии. — СПб.: Час пик, 1992. Худ. Д.Титов

1992 год. Книга полу-"подпольного" издательства (ставили вымышленные isbn). Но неплохо сделано для эпохи кооперативных издательств: оригинальный формат, суперобложка, специально заказанные иллюстрации. Художник Д.Титов — возможно, это его страничка на Фантлабе ("дипломная работа — оформление и иллюстрации к трагедии А.С. Пушкина «Каменный гость», была удостоена оценки «отлично»): https://fantlab.ru/art3324.

На форзацах изображены декоративные композиции-эмблемы к каждой пьесе. Первая эмблема — со шлемом, мечом — к "Скупому рыцарю".

Техника, судя по всему — ксилография. Оформление — как в классических "книгах художника": фронтиспис, заставки к пьесам.

Три страничных иллюстрации к "Скупому рыцарю". Хорошая техника. Интересные находки (жид Соломон — страшный карлик).

Учитывая предшественников в этой области, художник ищет новые ракурсы для типовых сцен.

Игра светои и тенью в ксилографии — показатель мастерства.

Но вряд ли можно найти в этой сюите в целом большую оригинальность.

1996 год. Иллюстрации А.Борисова к "Маленьким трагедиям" где-то на форумах назвали самыми мрачными. Скорее, они самые мультяшные (что не исключает возможность воссоздать хоррор средствами анимации). Надо разобраться с личностью художника.

Фамилия, конечно, распространённая, но у меня после тщательных сопоставлений почти не осталось сомнений в том, что иллюстратор А.Борисов — это Анатолий Борисов, художник, известный своими картинками к "Приключениям Незнайки" и обложками к журналу "Пионер". По поводу "Незнайки" мы с этим художником встречались: https://fantlab.ru/blogarticle67220. Почему остаются некоторые сомнения? Всё-таки сильно отличается яростная манера в "Маленьких трагедиях" от флегматичных кукольных картинок для детей. Показывает художник, что может быть разным. Но страсти всё равно остаются кукольными, почему и видно детского иллюстратора. Однако попытки вырваться за рамки амплуа вызывают уважение. И становится всё же понятным, что художник должен сначала отрисовать Пушкина, а уж потом обращаться к "Незнайке" (как это было с братьями Ружо: https://fantlab.ru/blogarticle66940). К "Незнайке" нужно подходить подготовленным.

Цветные полностраничные иллюстрации в книге большого формата.

Я думаю, художник с воодушевлением работал над "Маленькими трагедиями". Интересно, что на обложке нарисован ангел со свечой и мечом. Какое отношение ангел имеет к "Маленьким трагедиям"? Вижу косвенную связь. "Маленькие трагедии" написаны в Болдинскую осень 1830 года. Там же, перед женитьбой Пушкин написал несколько потрясающих прощаний с мёртвыми возлюбленными (см., напр., "Заклинание"). Но в первый раз эти некро-мотивы возникли в 1828 году в стихотворении "Воспоминание", а именно в неопубликованном окончании, оставшемся в рукописи

цитата

И нет отрады мне — и тихо предо мной

Встают два призрака младые,

Две тени милые,— два данные судьбой

Мне ангела во дни былые;

Но оба с крыльями и с пламенным мечом.

И стерегут... и мстят мне оба.

И оба говорят мне мертвым языком

О тайнах счастия и гроба.

То есть это такой подступ к болдинской лирике, а заодно и к "Маленьким трагедиям". Вот почему на этом сборнике пьес — ангел с мечом и с пламенем (со свечой). Надо было художнику глубоко погрузиться в мир Пушкина, чтобы сделать такую обложку.

С точки зрения макета — это "книга художника". Длинное вступление с многочисленными символами.

а) Форзац с готическими окнами.

б) Авантитул с ангелом и терниями (?).

в) Титульный разворот с фронтисписом, на котором Пушкин в Болдино и с двумя ангелами, но без мечей.

б) Разворот со шмуцтитулом к "Скупому рыцарю". Слева — аллегорическая фигура смерти с дудкой и барабаном. Ко всем пьесам цикла подходит.

Три страничных иллюстрации, к трём сценам пьесы. Рисунки определённо демонстрируют свежий взгляд на "Скупого рыцаря".

а) Альбер и слуга Иван.

б) Барон в подвале над сундуками с золотом. Безумный взгляд. Но слишком гипертрофировано, потому и напоминает кадр из мультфильма (пусть даже для взрослых).

в) Конфликт Альбера с отцом на глазах у герцога.

Страничные иллюстрации надо смотреть с разворотом полностью. Страницы с текстом имеют богатое декоративное обрамление — и именно это обрамление усиливает сходство с рисованной анимацией.

а) Иван с Альбером, а также геральдический лев, терновое дерево и купидон, трубящий, видимо, военную славу.

б) Барон над золотом, а также геральдический дракон — наверное, страж золота, а может и аллегория скупости.

в) Конфликт в рыцарском семействе, а также человеческое лицо, насаженное на терновый сук — символ страсти.

На каждой странице с текстом имеются обрамляющие рисунки на полях.

а) Реалистические фигурки, создающие общий фон повествованию.

б) Символические и геральдические фигуры, подчёркивающие страсти героев.

в) Бывает и попадание в текст: например, скелет — барон после смерти, приходящий к своим сокровищам.

г) Концовка — химера с кипящим мозгом: "Ужасный век, ужасные сердца".

Одиночные иллюстрации к "Скупому рыцарю" в сборниках пушкинских произведений 1960-х — 1980-х гг.

Второй том небольшого собрания сочинений Пушкина с карандашными рисунками почитаемого художника В.Горяева: https://fantlab.ru/edition313006.

Иллюстрация к "Скупому рыцарю":

Горяев — художник для эстетов. Минимализм в технике, концептуализм в содержании. По крайней мере, барон у Горяева — самый неожиданный.

Сборник "Болдинская осень" (М.: Молодая гвардия, 1982) с иллюстрациями плодовитого В.Носкова.

Замысловатая ксилография-панно.

Два сборника с иллюстрациями П.Бунина: 1) Сто стихотворений и десять писем (М.: Молодая гвардия, 1982); 2) Пушкин. "Избранное" (М.: Московский рабочий, 1975).

Две картинки соответственно:

1) Альбер с Иваном (Но кто из них кто? Кто этот пожилой тип с рыжими усами? Видимо, заждавшийся наследства Альбер). 2) Герцог со старым бароном.

Чувствую некоторую неудовлетворённость художников: им нечего сказать о "Скупом рыцаре".

Сегодня — единичные иллюстрации к "Скупому рыцарю" разных художников. Период получился с 1899 года по 1937 год (точнее, 1899-й и 1937-й: два юбилейных года). Книжек не много, но много Пастернаков.

До революции "Скупой рыцарь" иллюстрировался в России часто, но всё, что было до "мирискусников" сложно назвать русской книжной графикой. Обычно издания юбилейного 1899 года не представляют интереса с точки зрения иллюстраций. Но есть частичное исключение — юбилейный однотомник Пушкина издания П.П. Кончаловского (М.: Т-во А.И. Мамонтова, 1899). Книга переходного периода. Иллюстрации там делали и всегда стоящий особняком Врубель, и представители модерна — Лансере, Бенуа, Сомов, а с другой стороны — передвижники Левитан, Суриков. А ещё придворный портретист Валентин Серов... Эклектика жуткая.

К "Скупому рыцарю" в этом однотомнике есть две иллюстрации. Художник — Л.Пастернак. На первой иллюстрации — старый барон, а на второй — его молодой сын.

Если изображение старого барона в подвале затёртое уже для конца XIX века, то подача веселящегося Альбера была новой для той поры. И, что интересно, такой взгляд на наследника барона сохранил уникальность до сих пор. Посмотрим вторую иллюстрацию крупным планом.

Формально иллюстрация относится к словам из монолога барона:

цитата

Я царствую... но кто вослед за мной

Приимет власть над нею? Мой наследник!

Безумец, расточитель молодой,

Развратников разгульных собеседник!

Едва умру, он, он! сойдет сюда

Под эти мирные, немые своды

С толпой ласкателей, придворных жадных.

Украв ключи у трупа моего,

Он сундуки со смехом отопрет.

И потекут сокровища мои

В атласные диравые карманы.

Вот это художник в точности и рисует, но меняет интонацию: барон говорит об этом с ужасом, а мы на картинке видим абсолютное счастье. Можно из пушкинского текста вывести прогрессивного Альбера: дай ему денег, так он только и будет, что больных кузнецов выхаживать. Но нет. Скорее, его будущее отец точно предсказывает. В этом рисунке — фундамент искусства Серебряного века: провокационного и гедонистического. Не так уж они были неправы — сколько там осталось до начала Мировой войны.

На рисунке явственно читаются две подписи — Л. Пастернака и В.Чеховского. Как отмечено в каталоге-справочнике "Пушкин в русской и советской иллюстрации", клише были заказаны во Франции, была применена новая и более совершенная техника репродуцирования — гелиогравюра. Скорее всего, В.Чеховский — это гравер.

В 1936 году в предверии столетия смерти поэта сформировалась "ленинградская" серия изящных томиков с произведениями Пушкина, распределёнными по жанрам с немногочисленными, но интересными иллюстрациями разных художников.

Был и томик с пушкинской драматургией (встречался нам в связи с "Русалкой"). Художница — А.Якобсон. По одной иллюстрации к каждой пьесе.

Уже понятно, что если "Скупому рыцарю" положена только одна иллюстрация, это будет изображение барона в подвале над сундуками с золотом. Художникам приходится изыскивать оригинальную форму к одному сюжету. У Якобсон оригинальная штриховка. Сам барон очень элегантный — он идейный скупец, а не маниакальный жадина (не такой как Плюшкин).

Наиболее пафосным юбилейным изданием "Маленьких трагедий" в СССР была книга от легендарного издательства "Academia". Художник — И.Рерберг.

Книга на Фантлабе: https://fantlab.ru/edition111390. И библиографическое описание из каталога-справочника "Пушкин в русской и советской иллюстрации", поскольку в наших обзорах мы встречаемся с этой книгой в первый раз.

Добавления к библиографии. Тираж 10.300 экз. Цена 6 руб. 50 коп + переплёт 3 руб. 50 коп. (итого 10 руб.).

Книга очень большого формата. Макет сконструирован в привычной советской манере: фронтиспис и титул на одном развороте.

Аналогично и к каждой пьесе: титульный разворот, где слева имеется страничная иллюстрация, а справа — шрифтовой шмуцтитул.

Этими страничными иллюстрациями издание и славится (их много раз воспроизводили в альбомах, в последнее время стали и в книгах размещать без соблюдений требований к макету). На иллюстрации — понятно, барон в подвале, но не согбенный, а гордо стоящий над сундуками. Техника — силуэт, но не вырезанный из чёрной бумаги (и не имитация вырезанного), а просто заливка тушью с прорисованным задним фоном.

И ещё макетом предусмотрено наличие двух крохотных иллюстраций: заставки и концовки. Даю их без увеличения, а так, как они смотрятся на огромных листах.

Размер листа, огромные поля: сталинский стиль графики в этом издании — наиболее величественный (в архитектуре так получится только в послевоенных московских высотках). При этом сдержанные рисунки-силуэты. До абсолюта этот стиль после войны доведет Н.Ильин в силуэтах к лирике Пушкина. А вот большинство послевоенных иллюстраторов чувство этого стиль утратят — будут цветные картины маслом в книгу впихивать. Это уже вырождение будет (как в "Кубанских казаках").

За границей в юбилейный год русские художники-эмигранты тоже кое-что публиковали. К "Скупому рыцарю" иллюстрации в Риге сделал М.Пастернак (на сей раз однофамилец, не родственник поэта). Сканы книжки из Интернета. На Фантлабе книжка представлена: https://fantlab.ru/edition111402.

Издание с мизерным тиражом, но отражено в каталоге-справочнике. Есть расхождения с данными об издателе по сравнению со сведениями Фантлаба.

Скорее всего, сведения из каталога-справочника насчёт издателя более точные.

И две страничные иллюстрации. Необычные по композиции и деталям. На первой рыцарь и жид в исторически более верных одеждах, чем у большинства художников. А на второй и вовсе невиданное: барон не склонился над сундуками, а в экстазе лежит, обнимая своё золото. Скоро так же от сердечного приступа рухнет.

Первой полноценной сюитой иллюстраций к "Скупому рыцарю" были рисунки знаменитого М.Добужинского к отдельному изданию пушкинской пьесы в Советской России в 1922 году. Добужинский — яркий представитель русского модерна, входил в ближайший круг единомышленников журнала "Мир искусств", произведших революции в русской книжной графике.

цитата Из монографии "Мстислав Добужинский" (М.: Изобразительное искусство, 1982. С. 39)

Художники этого круга культивировали искусство линии, силуэта, чёрно-белый рисунок. В отличие от тонального, несущего в себе иллюзию объёма и пространства, такой рисунок в силу своей условности и декоративности хорошо связывался с плоскостью листа, подчёркивал её. Лучше, чем тональный, он ладил с типографскими элементами книги, с чёрно-белым шрифтом. И, наконец, он не искажался при воспроизведении фотомеханическими способами, тогда как тональный рисунок часто выходил грязноватым и смазанным.

Книжка, вышедшая в 1992 году — в начале НЭПа — с указанием на титуле "Петербург" вместо "Петрограда" (неужели, в самом деле надеялись, что вернутся времена "Серебряного века"). Техника воспроизведения — цинкография.

Первого издания у меня, понятно, нет. Книжка была переиздана в 1992 году тиражом в 100 тыс. экз. У меня имеется это переиздание. По уверению кооперативного издательства это был репринт. Это не совсем так. Качество воспроизведения неплохое, но в переиздании был изменён макет.

Вот как выглядело начало каждой сцены в издании 1922 года: на отдельном листе шмуцтитул с пустым оборотом, затем на отдельном листе заставка с текстом. Это была нормальная практика всякой библиофильской книги (издание 1922 года было именно такой книгой).

В 1992 году подобной расточительности понять не смогли и поместили шмуцтитул на один разворот с заставкой.

Катастрофы с макетом не произошло — просто нарушилась некая торжественность. Не стало "входа" в книгу (её разделы) через анфиладу иллюстраций и пустых листов. И, кстати, из-за устранения "лишних" пустых страниц, в переиздании сохранённая из издания 1922 года нумерация страниц не соответствует фактической.

Добужинский построил сюиту по одному шаблону: к каждой из трёх сцен есть свой щмуцтитул на всю страницу, крупная заставка и мелкая концовка. Всё это, понятно, встроено в архитектуру листа.

Я буду увеличивать рисунки, чтобы их можно было рассмотреть.

1) Первая сцена.

а) Шмуцтитул.

Просторный зал с готической аркой. Иван выгоняет жида, а Альбер страдает.

б) Заставка.

Рыцарский турнир (о котором вспоминает Альбер)

в) Концовка.

Можно разглядеть, как один человек что-то передаёт лежащему человеку.

Видимо, это иллюстрация редких душевных качеств нищего рыцаря Альбера (чтобы потом ещё контрастнее бездушие его скупого отца выглядело).

цитата

Альбер

...Я спрашивал вина.

Иван

                            У нас вина —

Ни капли нет.

Альбер

                    А то, что мне прислал

В подарок из Испании Ремон?

Иван

Вечор я снес последнюю бутылку

Больному кузнецу.

Альбер

                            Да, помню, знаю...

Так дай воды. Проклятое житье!

2) Вторая сцена.

а) Шмуцтитул.

Подвал. Но какие высокие своды. Ага, так это тенденция: на шмуцтитуле нарисованы просторные помещения под сводами. Барон поэтому не согбенный, а возвышается над своими сундуками. Кстати, совсем тонконогий, закутанный — уже на скелета похож, которым он желал и после своей смерти приходить к своим сокровищам.

б) Заставка.

На заставке — иллюстрация прямолинейной игры слов барона:

цитата

...Так я, по горсти бедной принося

Привычну дань мою сюда в подвал,

Вознес мой холм — и с высоты его

Могу взирать на все, что мне подвластно.

Что не подвластно мне? как некий демон

Отселе править миром я могу...

В общем, "спускаясь, возношусь" — прямо девиз, на латыни, наверное, красиво было бы.

в) Концовка.

Ага, а вот и настоящий скелет, который потом у Константинова в иллюстрациях для детей появится.

3) Третья сцена.

а) Шмуцтитул.

Ожидаемо: большой зал с романскими арками. Альбер выскакивает из-за портьер, не в силах слушать более напраслину, которую его отец выдает герцогу.

б) Заставка.

А вот заставки не связаны шаблоном. Как пишут на сайте raruss.ru, "заставка к последнему действию напоминает трёхстворчатый складень из средневековых рукописей". Изображено в трёх частях: барон про себя говорит, что он уж боле не годится для турниров и праздников (только и осталось за столом сидеть, монеты в столбиках считать) — а сын тоже, со слов барона, не жаждет при дворе блистать, только на охоте вкруг замка бродит — а герцог всё о блеске своего двора твердит.

в) Концовка.

Аллегория. Барон мёртв. Но явиться в свои подвалы в виде скелета не сможет: сквозь глазницы черепа проросла молодая поросль, что удерживает скелет на месте ("рыцарь без головы" — это уже другая история).

Если после войны в СССР в области ксилографии соревновались В.Фаворский и Ф.Константинов, то до войны противостояли друг другу две школы: строгая геометричность того же Фаворского и гибкая романтичность А.Кравченко (умершего в 1940 году). Фаворский и Кравченко друг с другом не соревновались: они были антагонистами (не врагами, конечно; враги у них были общие — бездари).

По времени Кравченко создал цикл гравюр к "Маленьким трагедиям" первым — к 1936 году.

К юбилею Пушкина в 1936 году Государственное издательство "Художественая литература" (ГИХЛ) сделало интересный с архитектурной точки зрения проект: в папке-боксе были объединены несколько небольших книжек в твёрдой обложке с гравюрами Кравченко, в том числе все "Маленькие трагедии". Вот как это выглядело (на фото — бокс хорошей сохранности, мой экземпляр сильно повреждённый).

Вот такая книжка со "Скупым рыцарем".

Добавление к библиографии. Тираж 50 тыс. экз. Цена не указана.

Вот такой титул и концовка. Очень простое оформление. Это не книга художника (т.е. художник был ограничен в создании макета).

Книга не авторская, потому что всё внимание в проекте было уделено папке-боксу. Ксилографии неплохо воспроизведены (может быть, даже непосредственно с досок), но бумага состарилась очень сильно.

С этой папкой-боксом мы встречались в связи с "Египетскими ночами", и там была возможность сравнить книжку из бокса с улучшенным изданием тех же Тридцатых годов (см. здесь). "Маленькие трагедии" улучшенного издания дождались через 45 лет.

В 1981 году был с большой любовью издан очень уютный двухтомничек всех произведений Пушкина, иллюстрированных в свое время Кравченко (т.е. это собрание ксилографий художника).

Мелованная яркая бумага, контрастное воспроизведение.

Добавление к библиографии. Тираж 30 тыс. экз. Цена 1 руб. 20 коп.

Книга представлена на Фантлабе, но без првязки к художнику: https://fantlab.ru/edition85069.

У ксилографий Кравченко высокая резкость, так что меловка им хорошо подходит. Хотя... Если рассматривать эти гравюры в историческом аспекте, то надо понимать: они не планировалось для переноса на гладкую бумагу, не впитывающую типографскую краску. Возможно, для адекватного восприятия бумага должна быть хорошая, но не ярко-белая. Сравним заставку в изданиях 1936 г. и 1981 г.

К "Скупому рыцарю" всего три иллюстрации (каждая на отдельном листе). Проводя сравнение исходного издания и позднейшего переиздания, я сделал сканы с обоих изданий, и, видимо, напрасно — чёткость иллюстраций одинаковая. Разница только в фоне, который диктуется цветом бумаги. А сканер к тому же засвечивает мелкие детали, которые сливаются. Но пусть остаётся.

1) Альбер вспоминает последний турнир и жалуется, что ему загубили дорогостоящий шлем, хотя сам он вышел победителем. Это важная деталь текста, но как её нарисовать — тут же сплошная психология? Получается всего лишь рыцарский турнир. Фаворский, как мы видели, даже и не думал об этом эпизоде. Кравченко его рисует, тратит треть предусмотренных иллюстраций. Наверное, какое-то погружение в эпоху для читателя должно произойти. Но, глядя на пышный турнир, можно подумать, что в пьесе — апогей рыцарства, а на самом деле там его закат.

2) Портрет скупого рыцаря в подвале над златом — непременная деталь всякого цикла иллюстраций. Мы уже видели страдающих баронов. А у Кравченко он, скорее, пугливый — действительно, боится, что золото может потечь в "дырявые карманы".

3) Третью и последнюю иллюстрацию Кравченко, с его романтическим настроем, посвятил мелодраме: барон знает историю каждой своей монетки:

цитата

Тут есть дублон старинный.... вот он. Нынче

Вдова мне отдала его, но прежде

С тремя детьми полдня перед окном

Она стояла на коленях воя.

Шел дождь, и перестал, и вновь пошел,

Притворщица не трогалась; я мог бы

Ее прогнать, но что-то мне шептало,

Что мужнин долг она мне принесла

И не захочет завтра быть в тюрьме.

Монолог барона вообще весь раздёрган на цитаты самого неожиданного предназначения. Вот, например, барон смотрит на следующий дублон:

"А этот? этот мне принес Тибо —

Где было взять ему, ленивцу, плуту?

Украл, конечно; или, может быть,

Там на большой дороге, ночью, в роще...".

У меня по поводу этой цитаты любимый литературный анекдот от академика Тарле:

цитата Из литературного наследия академика Е.В.Тарле. — М.: Наука, 1981. С. 294

...о неком желчном профессоре Казанского университета, который принес в "Ученые записки" рецензию, написанную в чересчур резком тоне. В адрес автора рецензируемой книги там говорилось о "полном невежестве", "глупости", "воровстве" и т. д. Редактор заметил, что в таком виде ее печатать нельзя, что университетские "Ученые записки" — почтенное издание и что вообще так не принято... Профессор забрал рукопись и через несколько дней принес исправленный текст. В нем было как принято: "Мы не можем согласиться с уважаемым автором", "это положение работы нам кажется не новым", "здесь мы имеем элемент заимствования" и т.д. и т.п. Рукопись была напечатана. Однако не заметили эпиграфа, предпосланного статье и напечатанного вместе с нею. Вот этот эпиграф: "Откуда было взять ему, ленивцу, плуту, — украл, конечно".

И чтобы завершить тему торцовых гравюр по дереву. В 1979 году в провинциальном издательстве (г. Горький) тоже вышла аккуратная книжка улучшенного качества с ксилографиями. Художник современный — Ю.Коннов. Для этого поколения резьба иллюстраций по дереву не была необходимостью. Это был способ самоутверждения. У Коннова получилось.

Добавление к библиографии. Тираж 10 тыс. экз (очень небольшой по советским меркам). Цена всего 55 коп. И это при хорошей мелованной бумаге и маленьком тираже!

Книжка на Фантлабе представлена: https://fantlab.ru/edition289765.

К каждой пьесе виньетка-заставка со смыслом.

И по одной страничной ксилографии. Чтобы не повторяться, художник придумал особый ракурс на барона в подвале. Свежо.

Как ксилограф Коннов интересен тем, что на новом этапе — когда ксилография из полиграфической необходимости превратилась в чистое искусство — он выбрал стиль Кравченко, а не Фаворского (всё позднесоветское искусство больше тяготело к изысканному декадентству Серебряного века, представителем которого Кравченко оставался даже в сталинскую эпоху).