Голод в Поволжье унес по разным данным от четырех до пяти миллионов жизней. Кто виноват в этом и что было сделано, чтобы справиться с бедой.

Кто виноват?

Летом 1921 года на территории Советской России случилась невероятная засуха. Погиб весь урожай, обмелели реки, зной выжег землю, начался голод.

Но у голода не может быть лишь одной причины. Как так случилось, что у всероссийской житницы не оказалось ни крохи хлеба? Кто был виноват в том, что люди, еще вчера успешно торговавшие излишками зерна, стали голодать? В первое время после победы над голодом в основные виновники записывали Белую гвардию, отбиравшую последние запасы у крестьян, не желавших продавать его за деньги, обесценивающиеся ежедневно. С развалом Советского Союза стало модно винить во всем большевиков, устроивших переворот и кровавую Гражданскую войну. Но, как это всегда бывает в истории, все гораздо, гораздо сложнее.

Голодные годы случались и в царское время. Не такие масштабные, это факт. Но и ситуация в начале XX века на нашей земле сложилась уникальная. Если сегодня говорят, что Россия «сидит на нефтяной игле», то в то время страна твердо «сидела» на игле хлебной. Например, вся экономика Поволжья была заточена на производство только хлеба. Крестьяне ничем иным не занимались, поскольку это живые деньги. Огромное количество зерна шло на экспорт. С началом Первой мировой войны и всеобщей мобилизации в Российской империи обрабатывать огромные площади стало некому, так что их пришлось сократить. В то же время едоков прибавилось – теперь молодых крепких мужчин, которые могли бы сеять и собирать урожай, нужно было кормить, чтобы они могли отстаивать честь родины с винтовкой в руках. При

этом не прекращался и экспорт зерна – страна была в кредитах, а плату за них требовали хлебом. Союзникам тоже надо было кормить своих солдат.

Заводы работают на фронт, железнодорожные перевозки направлены на фронт, а крестьяне отказываются продавать зерно. Кстати, именно тогда и появилась первая продразверстка, как предупредительная мера на случай голода. В правительстве создаются специальные органы, которые разверстывают будущий урожай – берут данные о посевных площадях, высчитывают средний урожай по губернии и предписывают, сколько излишком надо по твердым закупочным ценам изъять. Правда, идеально построенная в теории схема не сработала на практике. Крестьяне прятали зерно, чтобы потом продать по более высокой цене городским, мельники отказывались молоть по твердым ценам. И даже собранный и закупленный хлеб невозможно было вывезти, потому что все паровозы заняты военными перевозками.

А дальше мы все знаем: Петроград и Москва начинают голодать, Февральская революция, Октябрьская революция, Гражданская война… Страшная разруха, ресурсов нет, по производящей хлеб полосе постоянно двигалась линия фронта. Большевики доработали продразверстку, которая действовала централизованно по конкретным приказам. Но одновременно появились стихийные продотряды, которые никому не подчинялись, зато выгребали у крестьян все до зернышка. С другой стороны занималась ревизией продовольствия Белая армия. И к аномальной засухе 1921 года страна оказалась совершенно «голой» — без запасов и без возможности их где-то закупить, поскольку Советская Россия находилась в полной экономической блокаде, установленной Антантой. Молодое государство отказалось платить по долгам царского и временного правительства, чем вызвало гнев бывших союзников. Поэтому на все обращения к Лиге наций и мировой общественности, на просьбы о помощи и предоставить кредиты мы получили отрицательный ответ. Кстати, во многом «благодаря» средствам массовой информации, уже тогда вовсю формировавшим общественное мнение. Эмигрантская пресса заявляла, что никакого голода в России нет, просто большевики хотят накормить свою Красную армию, чтобы напасть на Польшу, захватить Прибалтику ну и далее, вперед к мировой революции. Почему-то им поверили больше.

Что делать?

Говорить, что мы выжили только благодаря иностранной помощи, будет неправильно. Впрочем, утверждение, что с голодом справились бы и без них, тоже неверно. Справились бы, но какой ценой, сколько было бы потерь и смогла бы развиться промышленность к тридцатым годам – вопросы, на которые лучше не знать ответов. Иностранцы действительно спасли много жизней и помогли стране встать на ноги. Но получить эту помощь тоже было непросто.

Американская благотворительная организация АРА (Американская администрация помощи – American Relief Administration) в Самаре, 1921-1922 гг.

Когда большевистскому правительству было отказано в какой-либо помощи и даже предоставлении кредитов, Ленин решил пойти другим путем. Он обратился к Максиму Горькому, а также к патриарху Тихону. И эти два имеющих внушительный авторитет человека пишут воззвания. Патриарх Тихон написал три письма: в США католическому архиепископу, архиепископу Кентерберийскому и английскому народу и к Папе Римскому. К сожалению, откликнулся только последний. Горькому повезло больше. Его письмо «Ко всем честным людям» тронуло сердца и совесть многих. «Осмеливаюсь верить, — писал он, — что культурные люди Европы и Америки, понимающие трагическое положение русского народа, поспешат помочь ему хлебом и медикаментами. Если вера в гуманность и отзывчивость людей поколеблена проклятой войной и жестоким отношением победителей к побежденным, если, говорю я, в вере в творческую силу этих людей и в отзывчивости победителей к побежденным приходится усомниться, то бедствие России дает представителям гуманности блестящий случай доказать жизненность этих идей». И они откликнулись.

Первыми на помощь пришли знаменитый путешественник, исследователь, норвежец Фритьоф Нансен и будущий президент США, а на тот момент министр торговли Герберт Гувер, руководитель организации «Американская администрация помощи», известная по аббревиатуре АРА (ARA).

Отгрузка детского питания, присланного американской благотворительной организацией «ARA» для районов Самарской губернии

Нансен собрал в Женеве конференцию Международного Красного креста и поручился под свое честное слово, что все продовольствие, которое будет направлено в Россию, достанется голодающим. Он создал свой комитет и лично поехал в голодные районы. О поездке Нансена по Самарской губернии на IX

Всероссийском съезде советов рассказывал Антонов-Овсеенко: «Его повезли недалеко от Самары в одну из волостей Дубовый Омет. Там было больше 1500 человек, опухших от голода. В селе Колывань умерло голодной смертью 423 человека. В Дубовом Омете умерло 145 человек за один только месяц ноябрь. Из 4000 лошадей осталось 125. Когда Нансен там побывал и через переводчиков говорил с крестьянами, — женщины бросались ему в ноги, показывали своих истощенных детей и просили о помощи. И тогда заплакал этот человек, который не плакал перед лицом смертельных опасностей, который видел вечные льды и привык смотреть смерти в глаза». Сам путешественник вспоминал, что самым ужасным для него было посещение кладбища, на котором была гора из 70 или 80 голых трупов, большинство из которых принадлежали детям, умершим за последние два дня и привезенных сюда из приютов или просто подобранных на улицах. Трупы голые, потому что одежду забирают себе живые. Нансен спросил у могильщика, сколько умерших привозят на кладбище ежедневно, и получил ответ, что их привозят «телегами». Каждый день. Могильщики, сами голодая, не справлялись с таким количеством покойников, поскольку земля замерзла и копалась очень тяжело. Поэтому из тел несчастных вырастали горы.

Американцы тоже не до конца верили в масштабы голода, пока не приехали сюда и не увидели все своими глазами. Они даже везли сюда небольшие пайки для детей из какао и сдобной булочки, предполагая, что их помощь – это всего лишь дополнение к детскому питанию. Естественно, что такая еда, с которой сельские дети и в сытые годы не были знакомы, могла только навредить. В некоторых селах ребятишки не то что какао не пили, они с булочкой не знали, что делать. АРА пришлось срочно запрашивать центр и везти другое продовольствие, разворачивать столовые. К зиме 1922 года они уже кормили миллион детей. Но одними детьми ограничиваться было нельзя. К столовым приходили и взрослые, старики, холодные, голодные и нагие. Толпились с утра до поздней ночи и просили дать им похлебать хотя бы той воды, которой моют котлы. Так что к лету 1922-го АРА кормили уже 10 миллионов человек. Организация Нансена кормила около миллиона, но зато ей удалось прорвать экономическую блокаду.

Всего в разное время на помощи голодающим работали более тридцати организаций. Это были и религиозные – например, квакеры, среди которых было много врачей. Они помогали пострадавшим от голода в Бузулукском уезде, обеспечивали примерно двести тысяч человек. Лечили, одевали, привезли сельскохозяйственную технику, выписали семена с родины. Или Всемирная сионистская организация, первоначально планировавшая кормить только еврейское население Украины, но согласившаяся на жесткие условия советского правительства: кормить на одного «своего» одного «не своего». Кстати, такие нормативы были для всех религиозных организаций.

Медицинская помощь беспризорникам Поволжья.

Очень помогла Международная рабочая помощь – созданная в Берлине организация, объединяющая всех рабочих мира. Они прислали оборудование и направили в Россию профессиональные рабочие отряды. Из США «Друзья Советской России» тоже присылали техническую помощь: станки, оборудование, тракторы. Английский Международный союз помощи детям кормил около двухсот тысяч детей в Саратовской губернии.

Техническая помощь была необходима, нужны были паровозы, чтобы подвозить продовольствие. Иначе люди просто не могли получить свой хлеб, так как везти его было просто не на чем – лошади тоже погибли. Сообщают из наиболее пострадавшего Сенгилеевского уезда Симбирской губернии: «Сенгилеевская комиссия помощи назначила для Старо Тукмушской волости 40 пудов хлеба с тем, чтобы крестьяне приехали и забрали этот хлеб, но волость сделать этого не в состоянии, так как нет лошадей. Волисполком пытался заменить лошадей людьми и посылал несколько человек с салазками для доставки муки за десятки верст. Но голодные оказались не в состоянии пройти даже пяти верст. Они падали и ползком возвращались обратно в село».

А что же наши власти, само советское правительство? Наши власти выполняли основной объем работы по помощи пострадавшим от голода. Голодающие губернии прикрепляли к непострадавшим, которые делились своими запасами. Туда же эвакуируют квалифицированных работников и детей. Кроме того, детей эвакуируют в Туркестан и западную Украину. Кстати, в Ташкенте до сих пор коренные жители хранят память о голодающих Поволжья, о детях, которых везли в «город хлебный».

Все организации, которые получали паек от государства – это армия, железнодорожники, госслужащие, партийные работники – обязаны были брать под шефство детские дома и отдавать туда

свои пайки. Среди населения активно идет кампания по сбору помощи голодающим Поволжья, вводится продналог. С осени 1922 года все иностранные организации, вместе взятые, кормят не более 5 миллионов человек. Остальные порядка 20 миллионов кормит советское правительство.

Голод продлился до лета 1923 года, пока не сняли нормальный урожай. Он закончился бы раньше – урожай 1922 года обещал быть хорошим, но на нашу землю вновь посыпались «казни египетские». Из Ирана пришла аномальная стая саранчи, уничтожившая все посадки подчистую. «Летела саранча отселя доселя, что солнце прикрывала, — рассказывали очевидцы. – Все сожрала, даже ни одной соломинки не оставила. Как была пашня до посева, так и осталась пашня…» Тем не менее, было уже легче. Страна начинала потихоньку выбираться из катастрофы.

Чтобы не повторилось

Страшную страницу нашей истории, несмотря на то, что ее никто не замалчивал, почему-то не любят ни историки, ни публицисты. Фраза «голодающие Поволжья» приобрела в языке снисходительно-ироничный характер и употребляется, порой, совершенно не к месту. Тем не менее, уроки отсюда были извлечены и выводы сделаны. Чтобы снова не остаться без урожая в засуху, на границах полей начали сажать деревья, те самые лесопосадки, к которым мы привыкли с детства. Началась разрабатываться система мелиорации, в засушливых районах создавались искусственные водоемы. На полях стали сеять не только одну пшеницу и рожь, но и другие, более неприхотливые культуры. Которые в случае беды помогли бы выжить.

А еще это урок всем нам. Потому что тогда, сто лет назад, одни люди смогли забыть о разногласиях, политике и прочих грязных делах, и помочь тем, кто нуждался. А другие – также забыв и отложив дело мировой революции, принять эту помощь. И какие бы подводные камни не лежали под этим, было сделано главное – спасены миллионы жизней. Об этом надо помнить. Всегда.

У Вари тоже умерла сестренка Люба, всего на три года старше нее. А потом все уехали – старший брат Андрей, мама Аграфена с сестрами Ириной и Мариной, тетка Лукерья с дочкой. Андрей уехал в Ташкент, а мама с сестрами – в Сибирь искать лучшей доли. Варюшка же была слишком маленькой, чтобы ее могли взять с собой, и она осталась с бабушкой Акулиной дома.

Зимой было особенно страшно. Сама Варя не видела, но бабушка говорила, что везде умирают люди. Их не хоронили, оставляли в домах до весны, потому что не было сил. А весной разобрали избу у кладбища, с большим погребом, там еще раньше бабушкин брат Иван жил, да свезли туда на костлявой кляче, оголодавшей не меньше, чем люди, всех умерших. Сил хватило только чтобы сбросить трупы и привалить их немного землей.

Варина мама не пережила поездку в Сибирь. Да и тетке с сестрами девочки там жилось не сладко, поэтому они решили вернуться. Долгим был путь. За кое-какие оставшиеся деньги один мужик отвез Лукерью с детьми до станции, где они забрались на крышу поезда. Несколько раз их снимали, но они упорно ждали следующий, тайком забирались и ехали домой. Так, с горем пополам, добрались до Богатого. Оттуда до Корнеевки – сорок пять километров – шли пешком. На подходе к родному селу их заметили, сообщили родным.

Маленькая Варя в это время сидела у избы, ела траву, ждала мать. Увидела идущих, бросилась встречать, обняла Лукерью: «Мама!» «Я не мама…» — ответила та. Бросилась к сестре Ирине: «Мама!» «Я не мама, — сказала Ирина. – Мама позже приедет…»

Лишившуюся матери Варюшку вместе с сестрой Мариной пристроили в детский дом, находившийся тут же, в селе. В то время голодающим уже помогали американцы. Они подарили Варе заячью шубку, белый шарфик и шерстяной костюм. А ее бабушке, Акулине, прямо на печке сделали операцию паховой грыжи.

Там, в детском доме, семилетняя Варенька, которой никак не давалась в произношении буква «р», стала Валей, Валентиной. И была ей до самой смерти. О том, что мою прабабушку Валентину Сергеевну всегда звали Варварой, я узнала, уже когда она умерла.

Пережитый голод на всю жизнь засел в ней страхом. Я помню ее бесчисленные запасы – мука, сахар, консервы, забитые кладовка и погреб, засаженный огород, на котором не пустовал ни один клочок земли. Родные подшучивали над ее скопидомством, таким далеким и почти нереальным, не бывшим, казался голод в сытой и благополучной стране. Для нее же он всегда был живым, почти вчерашним, возвращавшимся в липких ночных кошмарах, как ни пыталась она его забыть.

«Кругом болезнь и смерть…»

…Выписка из письма: «Еще недавно, пока снег не покрыл землю, там шла оживленная работа. Человек прилагал последние усилия, чтобы сохранить жизнь себе и своим близким. Рыл для еды глину, собирал траву. Сушил, молотил, ел и прятал в зиму что себе, что скотине. Эту работу не останавливала даже смерть тех, кто питался этими продуктами. Так, в селе Славинка Самовольно-Ивановской волости семья в один день съела ведро каленых репьёв. На другой день три девочки-подростка лежали мертвыми под образами. Мать оплакивала их смерть. А соседка плакала, что не ее дети умерли, и она не избавлена от ужаса видеть их постепенное угасание…»

Голод 1921-1922 годов, разразившийся в Советской России, был поистине самой крупной и самой страшной природной и социальной катастрофой, которая когда-либо случалась с нашей страной в новейшей истории. По свидетельствам историков, мы вообще могли перестать существовать как страна, как государство. Голод затронул не только Поволжье, но и часть Украины, Кубань, Северный Кавказ. По бесплодной выжженной солнцем земле словно промчался всадник Апокалипсиса на бледном коне, собирая свою кровавую жатву. Те, кто выжил на фронтах Первой мировой и Гражданской войн, умирал от голода, теряя человеческий облик.

Сначала выменивали более-менее приличные вещи и мебель на хлеб у чуть более зажиточных односельчан, потом съели всех кошек, собак, сусликов, крыс и мышей. Поели всю солому, глину, кору с деревьев и траву. Людей косили болезни – тиф, холера, малярия, чума.

Первое время, кто был в силах, пытался уехать. В июле 1921 года начинается паника в пострадавших регионах, массы людей снимаются с мест и бегут в поисках лучшей доли в те области, что считают благополучными. Почти полмиллиона человек со всего Поволжья в поисках пропитания бежали в Ташкент или в Сибирь. Кто-то доехал, кто-то умер в пути, а кого-то задержали по дороге – властям важно было сдержать распространение эпидемий. В голодающих областях вводится военное положение, города закрываются для беженцев. К зиме стало совсем туго. Начались случаи трупоедства и людоедства.

На сто человек приходилось 75 голодных. Документы сообщают сухие цифры: «Из 56 волостей Бузулукского уезда 28 голодают до крайних пределов. В одном только этом уезде от голода уже умерло больше 25 тысяч человек. В Пугачевском уезде – 50590 опухших от голода людей, умерло – 14700. В Балаковском уезде сосчитано 600 смертей от голода и заболевших на почве голода 6051 человек. В Бугурусланском уезде из 50 волостей сейчас 21 волость буквально вымирает. В Ставропольском уезде всего населения 120-180 тысяч человек, из них только 15 тысяч могут протянуть до нового урожая своими средствами. 115-165 тысяч человек уже голодают. Из самой Самары телеграфируют, что на городском кладбище образовалась очередь трупов. Могильщики не успевают рыть могилы».

Из села Аверкино Бугурусланского уезда сообщают: «Приближаются страх и ужас. Голодные люди, включая детей, ежедневно ползут в помещение сельсовета и требуют себе пищи. Голодающие или высохли как скелеты, или до безобразия опухли. Вымирание продолжается. Требуется приготовление братской могилы».

Пешее передвижение по губернии становится опасным – нет никакой гарантии, что тебя не зарежут и съедят по дороге или на ночлеге. Матери запрещают детям выходить со двора. Впрочем, вскоре и в родном доме становится небезопасно. Вот донесение председателя губисполкома Самарской губернии Владимира Александровича Антонова-Овсеенко (он руководил борьбой с голодом с октября 1921 года): «Суточная смертность достигает 15-20 процентов. В селе Каменка гражданки Жигановы мать и дочь и гражданка Пышкина съели трупы своих двух детей. Затем ими были зарезаны две женщины, гражданка Фофанова, принимавшая участие в употреблении в пищу двух детей, и неизвестная старуха семидесяти лет. Когда и эти запасы иссякли, Жигановы зарезали и Пышкину». В селе Ефимовка Бузулукского уезда Самарской губернии голодающая крестьянка Акулина Чугунова зарезала сонной младшую больную дочь семи лет, изрубила труп и съела его. Трупы воруются из амбаров, по ночам раскапываются могилы умерших и из трупов варится пища. Поначалу ели только трупы животных – павших лошадей, коров, кости измалывали в муку и тоже употребляли в пищу. Когда их не стало – принялись за людей.

С медицинской точки зрения есть три стадии голода. Первая — стадия возбуждения, когда человек с отчаянием ищет пропитание. Он подвержен слухам, внушениям, готов сорваться с места и бежать туда, где, как услышал, можно прокормиться. Вторая стадия – угнетение, когда организм начинает «есть» полезные клетки. Сначала сжигает запасы жиров, потом принимается за мышечную ткань. Белковые клетки, расщепляясь, высвобождают газ, который скапливается в кишечнике. Отсюда, кстати, появляется тот самый уродливый набухший живот, который мы видим на фотографиях голодающих. Одновременно наступает перебой с кровоснабжением мозга. Появляется апатия, полностью пропадает мораль, брезгливость. Человек может съесть все, что угодно, даже самые отвратительные вещи. Например, ели экскременты животных, глину и землю. Если человек дошел до середины этой стадии, его еще можно вернуть к нормальной жизни. Дальше происходят необратимые процессы в мозге. Последняя стадия – агония, когда человек уже ничего не соображает, он уже не способен есть и пить и просто умирает.

В 1999 году самарские режиссеры Владимир Осипов и Дмитрий Одерусов сняли фильм «Территория голода», успев запечатлеть на пленке воспоминания очевидцев. Старики, которым было под девяноста лет, с содроганием вспоминали ужас, пережитый ими в детском возрасте.

— Вот как один сам себе руки ел, это я видала, — рассказывает старушка Анна Кушукова из села Высокое Пестравского района. — Он нам родня еще маленько был, старый человек. Мы, дети, бегали во дворе, это уж после 21-го, 22 год был, а он на крыльце сидит, прям сам на себе рвет кожу, орет дурным голосом и жует. Страшно было.

— Такой ужасный голод! – со слезами вторит ей уроженка села Телешовка того же района Пелагея Монагарова. — Через три двора от нас Шабриха дитю бок выела, мертвому. Собак ели, мышей ели, у нас лично кошку унесли. Когда стал американец давать маненько, подсоблять, соседка наелась и пришла: «Тетя Анют, я ведь вашу кошку съела…» Такой голод невыносимый был! Пятьсот человек в нашей деревне Телешовке, а в Кирсановке семьсот человек померло, и всех под одну могилку. По деревне вечером боялись ходить. Однажды пошла я к подружке, сидит там ее сестра и говорит: «Мне бы сейчас человека зарезали, дали, я бы съела». Я тогда от нее дальше, дальше, к двери, думаю, наверное, меня зарежут. Убежала и больше не стала к ним ходить.

Невозможно без слез и содрогания ни слушать бесхитростные рассказы очевидцев, ни читать сухие выдержки из донесений, ни смотреть фотографии страшных, похожих на призраков, взрослых и детей с выпирающими костями и опухшими животами. На изображения людоедов рядом с «вещественными доказательствами», расчлененными трупами. Ни один из них не раскаивался в содеянном, потому что голод. Ни одного из них не привлекли к ответственности, потому что голод. Их свозили в Самару и определяли в психиатрическую лечебницу в Томашевом околке. Люди, потерявшие последний человеческий облик, уже не приходили в себя.

Села вымирали, умирали семьями, домами. Ситуация была катастрофической, нужно было срочно что-то делать. Молодой стране, находившейся в состоянии полной разрухи и окруженной экономической блокадой со всех сторон, требовалась помощь.

Мотылек

Свежая идея (надеюсь, что свежая, по крайней мере, мне не знакомая), грамотный язык, интересно читать. Хорошая вещь, правда, хорошая. Можно даже развить до большего, а можно оставить и так. Тема — она где-то далеко, как оторвавшаяся пуповина. Вроде бы маячит в подсознании, но в настоящем не присутствует. Вот почему-то всегда так — как хороший рассказ, так вне темы. Наверное, рамки они действительно не для хорошего.

Он сказал, ты поймешь

Не обижайтесь, но рассказ скучный. Возможно, он и интересен, но мне было скучно, хотелось пробежать глазами и закончить. Оценку снижать за это не буду, в конце концов, это только мое личное впечатление. Во-вторых, это не фантастика. На секунду мне показалось, что это один из моих кошмарных снов из детства, но такие сны снятся многим, отражая наши дневные впечатления. Так вот, одна фраза "и проснулся" сделала рассказ не фантастикой. В-третьих, тема здесь тоже маяк в подсознании. Где-то там есть, но из-за шторма (ну то есть общего текста) его практически не видно. В общем и целом рассказ очень средний. В очередной раз пытаюсь понять, что такие вещи делают в финале.

Пьяные вишни Эльдорадо

Крепко сколоченный рассказ, в нем не торчат уши и хвосты, не царапают фразы, он органичен и ладен. Кое-что осталось от темы, если сильно придумать, что.

Гробокопы

Еле достало сил дочитать рассказ. Зачем он здесь? О чем он? Кто ставил высокие оценки этой бессмыслице? Может, объясните мне, что ценного в нем? Язык? Его нет. Да, ошибки не царапают, но это школьный уровень. Сюжет? Но где он? Глубокая мысль? Ее нет. Соответствие теме? Тоже нет. Впрочем, мой отзыв можно сократить до одного предложения: что это делает в финале?

Красная стрела

Вещь хорошая, написана хорошо, язык увлекает, да и читать интересно. Есть только одно "но": или мне это кажется, или это действительно часть чего-то целого. Ну и темы здесь нет. Зато текст хороший. Такая вот дилемма.

Ласкающий лезвие

Обилие запятых, расставленных к месту и не к месту, иногда мешало чтению. Понятно, что это лучше, чем сплошной текст без знаков, но порой все-таки мешало. Да, автор, счастью обычно не сопереживают, ему сорадуются.

В остальном и целом — рассказ в зачаточном состоянии. Я не знаю, что ему помешало вырасти до полноценного, но он не вырос. Переходы резкие и непонятные, то есть ты не понимаешь — где автор умудрился перейти от одного к другому. Звездочками, что ли, отделили бы. Или отбили интервал. Тема притянута за уши, пока ее тянули, уши успели удлиниться, но не отвалились. В целом рассказ удовольствия не доставил.

В ожидании окна

О чем этот рассказ? Только честно, о чем? Подогнать мысль под тему? Так она не подгоняется. ГГ не бог, даже не демиург, и трудно сказать, что он совсем не то имел в виду, когда делал то, что делал. Все вышло по его плану, а то что он того не хотел – так на то были обстоятельства непреодолимой силы.

Заголовок не соответствует содержанию. Либо он настолько сильно не раскрыт, что не соответствует. До конца неясно, ждут они или таки не ждут. И что есть «окно».

Поступки героя, кроме того, что нелогичны, никак не объясняются. Остается ощущение недосказанности или недодуманности. Сюжета, как такового, нет.

Рваный стиль изложения, может быть (только может быть, хотя мне так не кажется, но мне вообще много чего не кажется) и оправданный рваными мыслями героя, но все равно читается тяжело и не совсем понятно, зачем начинать каждое предложение с красной строки.

Язык грамотный, но перегруженный терминами. Оно сошло бы, кабы за терминами была видна проблематика, сюжет, характеры, эмоции. Но этого не видно. Может быть, лес и есть, но деревья его явно перегораживают.

В общем и целом – рассказ удовольствия не доставил.

Во спасение

По началу рассказ напоминает неважнецкое скетч-шоу, настолько нарочито неправдоподобны туземцы. Какое-то время мне казалось, что это просто юмористический рассказик и вот еще чуть-чуть – и все обернется забавной хохмой, тогда он выиграет. Но автор, увы, обманул мои ожидания. Оказалось, все всерьез, и это грустно.

Да и темы в рассказе как-то нет. Зато много перегружающих и ненужных по сюжету деталей. Там, где можно обойтись двумя штрихами, автор начинает рисовать картину, уводящую в никуда.

Геноморф

Уже лучше. Хорошо использована тема, неплохой язык (огрехи есть, и их приличное количество, но хорошо стремление к образности и красочности, в конце концов и может получиться что-то дельное). Отсылка к белому киту, правда, выглядит лишней, хотя и не перегружает рассказ. Он нуждается в доработке и огранке, но в целом доставил некую толику удовольствия.