«Ищу предка» — почти художественный рассказ о древних людях и поисках missing link (недостающего звена) — обезьяночеловека, которого, в русле дарвинистской теории о происхождении видов, можно считать переходной формой между древними обезьянами и первобытными людьми. Даются исторические портреты ученых — Дарвина (создателя теории происхождения видов), Дюбуа (открывателя питекантропа), Блэка и Зданского (открывателей синантропа), Кенигсвальда (подтвердившего существование питекантропа и его разновидностей), Даусона (создавшего подделку — «первого англичанина» пильтдаунского человека), Дарта и Брума (открывших австралопитеков), Мэри и Луиса Лики (открывших «умелого» Homo habilis) и многих других. Показываются события, при которых открытия совершались. Изумительная книга!

Когда роман кончился и я как-то смог оценить, что это было, первое, что пришло мне в голову: страшный роман. Типичный для Лема скептицизм сменяется безысходностью и отчаянием. Роман-кульминация, который должен стоять четвертой частью Эдем-Солярис-Непобедимый, но зачем-то оказывается «приписан» к циклу о Пирксе.

Что нужно иметь в виду, приступая к чтению. Совершенно определенное отношение Лема к роли случайности в жизни отдельного персонажа и поглощающей роли статистики в отношении групп людей или цивилизаций. Затем — Пиркс — персонаж Лема, модель, которую автор использовал прежде для исследования особенностей поведения людей в экстремальных ситуациях (в ситуациях случайности), а также для исследования человеко-машинного взаимопонимания.

Рассмотрим структуру романа:

1. Бирнамский лес позволяет свести Пиркса и Парвиса в одном временном и пространственном промежутке, чтобы в дальнейшем перепутать. И Пиркс, и Парвис предстают персонажами в некотором роде одержимыми: оба бросаются спасать других несмотря на очевидную опасность и сомнительные перспективы. Здесь же Лем отмечает, что фантазия природы богаче и свободнее воображения человека, и иллюстрирует, что природный хаос человек пытается передать через аналогии (скелеты, кости, раковины проступающие в образах леса), что по сущности уже антропоцентрично. Здесь же конкуренция двух космопортов: кроме административных «накладок» это показывает, что исследование Титана стоит на втором месте после добычи из его недр полезного продукта.

Этот момент следует отметит особо, как важную характеристику человечества (в варианте человека западного типа) — Северная и Южная Америка были сначала захвачены, колонизированы, перемолоты экономической системой Старого Света и лишь через многие годы началось тщательное исследование культуры занимавших эти территории народов. Этнография как наука долгие годы произрастает в рядах миссионеров (после непоправимого повреждения культуры народов) или пытается догонять разного рода конкистадоров.

2. Легенда о путешественниках за золотом показывает людей, чудом избежавших смерти, которых любопытство-жажда золота-жадность познания гонит внутрь горы, где их обоих ожидает ужасная смерть. Тоже нелогичный, в своем роде полный одержимости поступок.

3. Воскрешение Пиркса-Парвиса не столько свидетельствует об административной неряшливости людей, сколько дает возможность автору сконструировать героя без исторической памяти о себе — обобщенный образ человеческой Обезьяны, очень важный для дальнейшего повествования. Этот персонаж характеризуется уже отмеченной нами одержимостью — черта и Пиркса, и Парвиса, и золотоискателей, и профессора, уничтожавшего термитники, — некоторым недоверием к компьютерам (к GOD'у). Для автора совершенно неважно, кто именно — Пиркс или Парвис — был воскрешен, наоборот, предельно важно его инкогнито. Это — человек никто. Между тем включение такого человека в состав экспедиции представляется капитану как будто очень важным? Темпо — тот, кто способен пожертвовать собой ради других.. людей. Он воплощение человеческого в человеке. Он — единица команды, средоточие черт, которые позволили человечеству выжить, т.е. сохранить вид хомо-сапиенс. Но именно эти черты оказываются губительны для экспедиции: знаменитое «или мы, или они» приобретает новое значение: нужно отказаться от «мы» в пользу «они» — вот непременное (и невозможное) условие контакта.

4. История профессора, уничтожающего термитов, в очередной раз должна поставить перед нами вопрос: контакт — что это? Что мы хотим от него? Почему мы не ищем контакта с кошками, термитами, пчелами, лягушками, кустами роз и яблонями?? Все они ближе к человеку, чем любой инопланетянин. Не потому ли, что нам нужен другой Человек, а все они неподходящи для этого — слишком непохожи на нас? Собственно, фиаско случилось гораздо раньше, чем «Эвридика» была построена. Пока человек не научился «говорить» с собственными соседями по планете, любая попытка Контакта с иным разумом потерпит фиаско.

С другой стороны, контакт цивилизаций уже нельзя сравнивать с общением между человеком и человеком. Скорее уж общение между государством и государством, в котором отдельные люди — слова или звуки? Кто из нас читателей-людей способен оценить обмен информацией между, скажем, Россией и Португалией?

5. Основой Контакта с квинтянами в романе служит теория «цивилизационных окон». «Эвридика» с «Гермесом» летят чтобы проверить экспериментально единственно эту теорию. Поскольку сама эта теория антропоцентрична, исход экспедиции таков, каким он показан. Темпо, человек без прошлого, одержим будущим — желанием «увидеть квинтян». Эту одержимость мы в разные моменты наблюдали у золотоискателей (оба погибают страшной смертью), профессора (уничтожающего черную пирамиду термитов), у Пиркса и Парвиса (уже однажды погибающих внутри большеходов), у Стиргарда. Эта одержимость, упрямство осознается Темпо как одна из черт человеческой сущности: она помогла человеку вылезти из пещер палеолита и стать тем, кем он стал.

В чем же причина фиаско? Человеку не нужно «общение» с лошадьми, чтобы они перевозили его грузы. Не нужно общение с яблонями или пчелами, чтобы получать мед. Человек без общения как-то научился сосуществовать с комарами и бороться с вирусами. Чего же он ждет от контакта? Я вижу два ответа и оба можно найти в романе.

Возможно, человек хочет не просто обмена репликами, но понимания. Где-то на страницах романа содержится подробный анализ, почему искусственный интеллект нечеловекоподобен. Дублирование функций человека машиной — создание подделки хорошей картины: создать можно, но зачем нужна подделка, если некого обманывать и исключить вариант тщеславия? В этом же заложена и определенная антропоцентричность человеческих искуственных разумов: они по сути — просто невероятно усовершенствованная палка, инструмент, продолжение человеческих рук, ног, глаз и мозга. Но лишь продолжение.

Если человек хочет найти понимания себя, как человека, другими — речь идет об изощренной форме преодоления одиночества (данного каждому человеку и человечеству в целом изначально). Наполнить эту пустоту извне невозможно. Невозможно перестать быть одиноким и сохранить самость, нельзя перестать быть одиноким и сохранить свое «я». Таким образом, потрясание людей своей человечностью лишь отдаляет их от контакта и усугубляет это одиночество.

Если речь идет об абсолютном понимании мира и вселенной, то опять же на страницах романа один из физиков говорит,что природа никогда не отвечала на этот вопрос открыто: строила гримасу и оставляла вместо одного целый ворох новых вопросов. Так что окончательное понимание в масштабах отдельных людей — вычерпывание моря ложкой. В этом причина отчаяния героев. Дело, которое возложено на плечи персонажей, — не вечерняя прогулка, которую можно отменить, перенести или повторить, надеясь на иной, лучший результат. Их задача — дело целой жизни. Где-то в романе говорится о покорении Эвереста: несмотря на разницу в считанные метры, покорить Гималаи, и не покорить — не одно и то же. Расстояние между квинтянами и людьми таково, что второй экспедиции может не состояться. Звезда может оказаться неспособна на второй резонанс. Вернуться на землю и рассказывать, что они видели спутники, видели присутствие квинтян, но у тех было дурное настроение и поговорить не получилось?

Очевидно, обе причины имеют для персонажей место. Крайне любопытен священник, неожиданно оказавшийся одним из центральных персонажей романа. Ни в Эдеме, ни в Солярисе, ни в Непобедимом, ни в Пирксе священников не было. Там были люди труда и науки. И как-то обходились без религии. В Фиаско автор наоборот отделяет некоторые аспекты человеческой жизни, которые не могут быть обеспечены только наукой, только трудом, только искусством.

Для меня этот роман стал художественно-фантастическим продолжением эссе «Нечто вроде кредо» 1972 года, полным боли, пустоты и отчаяния.

Позабавили явные отсылки к Толкину. Герой отправляется в полное опасностей путешествие к одинокой горе, внутри которой таится древний артефакт. Пока троица героев ищет артефакт, в остальном мире хорошие пытаются отстоять крепость под натиском превышающего по численности врага. Герой убегает от оборотней и в последнее мгновение успевает запрыгнуть на паром, — чудища падают в воду.

Как отметил в отзыве kkk72, сцены перерождения убийц в романе, может и неожиданны, но очевидно не случайны. Хотя бы потому, что Нездешний для них наглядный пример по принципу: раз он на это пошел, может, что-то в этом есть?

Второстепенные персонажи, которым уделяется «экранное время», делают простую по сути сюжетную линию интереснее, добавляют оттенков.

Долго пытался понять, отчего герой почти каждое мгновение точит кинжалы. Потом понял: бронза мягче стали и требует ухода.

В общем, в романе много висящих хвостов, но прочитался легко. Одно меня настораживает: для взрослого читателя вроде простовато, для юного — ? — вряд ли я рекомендую своим детям читать книгу с таким градусом жестокости.

Отзыв написан 14 июля 2010

Я не знаю, за что именно Рю получил свою премию Акутагавы, премию Номы, однако, роман «Все оттенки голубого» не произвел на меня никакого впечатления. Сюжет можно пересказать в двух словах: малолетние (до 19 лет) наркоманы-японцы живут неподалеку от американской военной базы, ведут беспорядочный образ жизни (читать: устраивают оргии), все время проживают «под кайфом», пробуют любить, выясняют отношения, строят планы и тут же прожигают все свои мечты, и двигаются по жизни в одном-единственном прямом, как стрела направлении: смерть или наркологическая лечебница.

Вот собственно и все. Остальное — как.

И вот это «как» требует предупреждения: в тексте присутствуют натуралистические сцены группового секса, герои активно используют для изъяснения (в русском переводе) ненормативную лексику, также детальны описания процесса употребления наркотиков, ну и по мелочи — извращения, избиение и прочие прелести.

Пожалуй, градус откровенности/натуралистичности, да «загадочный дух востока», заключающийся в любовании героем как самыми грязными (блевотиной, остатками пищи на ковре), так и самыми светлыми (небом, птицами) деталями окружающего мира, — отличают этот роман от прочих о падении и разложении человека под действием наркотиков. Шокирующими подробностями нас пытаются удивлять с завидной регулярностью: почившую «Ультра. Культуру» в этом вряд ли кто переплюнет. Чтиво специфическое, и самое главное, я не вижу особенной необходимости строить роман именно так. Меня, как читателя, трудно уже чем либо шокировать. Ни в постоянном мате, ни в натуралистических сценах, ни в наркотиках, ни в глюках главного героя, ни в раздавленных насекомых, блевотине, сперме и пр. — я не нашел ни принципиально нового, ни обоснования, зачем это было нужно.

За сим считаю знакомство с Рю Мураками неудачным. Желания продолжать — нет.

Встретил рассказ в сборнике японской прозы (под обложкой с Акутагавой и Мураками), поэтому появление рассказа-триллера оказалось неожиданностью. Позже, когда я понял кто автор, все встало на места. Рассказ медленно развивается, не предвещая ничего страшного (даже сравнения с Марией Целестой воспринимаются как рядовые байки), до самого перехода Кацуо на яхту. Собственно, мистический сюжет не так чтоб очень интересен: таинственная сила заставляет людей совершать странные поступки, — но заголовок «По воле волн» сохраняет интригу. Впрочем, эта интрига так и не получает развития: все заканчивается банально.

Рассказ слаб по нескольким причинам: 1) длинное вступление, в итоге совершенно не нужное сюжету; 2) предсказуемость — когда происходящее проясняется и мы узнаем о бутылке, дальнейшее развитие сюжета совершенно линейно: герой бросает в лодку мешки с надписью «неприкосновенный запас» — очевидно, что произойдет дальше; 3) финал раскрыт не событиями, а словами автора — это очень плохо, по-школярски.

Наконец, есть в рассказе и переломный момент, когда неплохой рассказ превращается в плохой: при первом прочтении дневника Кацуо не замечает момента с бутылкой, затем «вспоминает», что капитан бегло описал какое-то незначительное событие, а при повторном прочтении кусок оказывается таким, что «бегло» он просто не мог быть написан. Рояль, рассчитанный на невнимательного читателя, говорит в первую очередь об авторе.

В итоге для меня самой интересной оказалась первая часть рассказа — без мистики.

Строго говоря, показанная автором в романе стихия — многомесячный непрерывный дождь — абсурд, но по мере продвижения по сюжету об этом не задумываешься: происходящее, быт семьи девочки — прописаны весьма обстоятельно.

Трагичная и очень японская история без однозначного финала. Акварельная картина.

Многое, за что критикуют роман, можно списать на фантдопущение, которое уже следует оценивать с позиций — нужно оно тексту или нет. Я имею в виду, например, вопрос о том, как два ребенка могут повлиять на мировую политику. Это данность мира Эндера, с которой нужно считаться. Но в романе есть два серьезных ляпа:

1) нам заведомо показаны дети-гении, дети со способностями выше нормальных — везде на всех этапах карьеры Эндера, во всех школах и учебках. Однако поведение этих «гениев» выстроено так, будто они ничем не отличаются от «школоты». Тут уж автору нужно определиться, либо дети — гении, либо — посредственности, и, стало быть, хулиганы, негодяи и сволочи.

2) в финале жукеры предстают хорошими и все понимающими, НО.... в момент первого столкновения землян с жукерами под руководством Эндера они (жукеры) ведут себя как обычные бойцы — куда ж делось их сверхпонимание ситуации, раскаяние? Где попытки связаться с Эндером, с флотом землян, попытка установить Контакт перед тем, как согласиться на боевые действия и ввязаться в схватку??? Без этого вся история с королевой-куколкой есть одна большая слезливая мелодрама.

Мне удивительно, насколько оказался непонят этот, казалось бы не очень сложный рассказ. Обзор творчества автора я приводил в момент открытия библиографии в своей колонке (http://fantlab.ru/blogarticle8303). Теперь, видимо, пришло время написать отзыв на рассказ, который мне, признаюсь честно, всегда нравился. «Мир Пилотов» — так называется авторский цикл, к которому принадлежит и рассказ «Тот, в котором я...»

Итак, Пилоты. Согласно исследованиям Генриха Альтшуллера, родоначальника ТРИЗ, творческим человек становится в раннем детстве. Альтшуллер говорит, что если ребенок встречает чудо, нечто удивительное, приносящее радость, какое-то достижение, наполняющее его желанием новых достижений, — такой ребенок вырастет Творцом. Более того, этот внутренний ребенок, встретивший чудо, навсегда останется в таком человеке и именно эта внутренняя ребячесть — есть залог будущего творческого потенциала. ЖСТЛ — другой раздел ТРИЗ отмечает тот факт, что человек-творец, как правило, отторгается окружающим миром, как странный, безумный прямо пропорционально своему творческому потенциалу. Мир Пилотов — это метафора борьбы внутренних детей с теми взрослыми, которые не сохранили своего ребенка, свою искру и стали обыденными, серыми, реакционными и «нормальными». Наиболее остро конфликт внутренних детей с Пустотелыми (или Сутулыми) показан в рассказе «Тот, в котором я». Пилоты — потому что по задумке автора, внутренние дети прячутся в своих взрослых вариантах (Оболочках), как водители огромных боевых меха-роботов.

Итак, внутренние дети выбираются ночью из своих взрослых скафандров, оставляя их в кровати спящими, а сами отправляются на борьбу, запасаясь самым что ни на есть волшебным вооружением — игрушечными водными пистолетами и шприцами с водой (а чем еще играть детям, которые выросли из 80-90-х гг прошлого века?).

Что ж, подсказку я дал. А рассказ.. оказывается значительно глубже, чем даже упомянутая выше концепция мира Пилотов, вспомним, к примеру, что Ребенка в психике отдельного человека выделяет Эрик Берн в своей теории Игр. Очень много слоев вовлекаются в, казалось бы, крохотную ненастоящую схватку внутренних мальчишек с похожими на зомби, неуклюжими, но могучими и неумолимыми Пустотелыми.

Рассказ, который я отметил еще на фантлаб-работе. Динамика, будоражащий воображение антураж, сложная социальная и психологическая «подложка». Отлично! Единственное, название рассказу соответствует не вполне. Про «Капеллана»-то мы в итоге ничего не знаем, скорее уже про комиссаров.

Что еще понравилось. Ситуация в рассказе архетипична и можно предположить, что каждый комиссар, включая того, что был показан в рассказе прошел не только через «проверку», но и через убийство товарища. И даже можно предположить, что комиссар, назначая проверку, заранее догадывался, чем все закончится.

Очень к месту робот-вахтерша и примета, которая для Самохина оказывается фатальной.

Странное нелинейное исследование вопросов «что есть любовь» и «что есть человек», завернутое в упаковку почти исторического романа о жизни двухголового «монстра» в начале XX века. Исследование вопроса «любви» включает в себя еще две истории любви: артистки, которая всюду носила с собой гипсовую голову умершего возлюбленного (с которым при его жизни они сильно не ладили), и семьи психиатров, друзей рассказчика, которые ненавидели друг друга и не могли расстаться. Исследование феномена «человека» проходит оттенком по таким эпизодам, как наблюдение за эндоскопом, подробности жизни «мальчика» — сумасшедшего, убившего двух маленьких девочек, его записки, и подробности жизни Пинона — двухголового главного героя, который в конце романа примыкает к сатанизму, который в свою очередь оказывается религией отверженных с главной идеей: хранить последние пределы человечности существами, которых отвергли люди и их «идеальный бог». Сюжет приправлен эпизодами воспоминаний, снами. Историческим фоном является рубеж XIX-XX вв, когда уродства еще распространены ввиду плохих знаний о медицине и дрянной санитарии, когда по Америке разъезжают бродячие труппы «монстров».

Сюжет нечеткий, размытый. Стиль мне понравился. Произведение весьма любопытно, но может быть понятно не всем.

В центре сюжета Эрве Жонкур — молодой французский делец, выдернутый из судьбы офицера приятелем с тем, чтобы теперь мотаться по всему свету и привозить к положенному сроку яйца тутовых шелкопрядов. В апреле личинки должны вылупиться из яиц и черви-шелкопряды начнут строить свои коконы, обеспечивая работой ткацкие фабрики Лавильдье и богатством — ее немногочисленных владельцев. Центрируя внимание на Жонкуре, автор тем не менее помещает на периферию и кое-что о разворачивающихся в мире событиях:

«Шел 1861. Флобер сочинял «Саламбо», электрическое освещение значилось в догадках, а по ту сторону Океана Авраам Линкольн вел войну, конца которой он так и не увидит.»

Жизнь героя меняется, когда в результате заражения всех шелкопрядов на Евраазиатском материке герой вынужден искать здоровые выводки на «краю мира» — в Японии, где производят самый тонкий шелк. Герой совершает четыре путешествия в Японию, похожих одно на другие, путешествия длиной в абзац: «Он пересек границу возле Меца, проехал Вюртемберг и Баварию, въехал в Австрию, поездом добрался до Вены и Будапешта, а затем напрямую до Киева. Отмахал на перекладных две тысячи верст по русской равнине, перевалил через Уральский хребет, углубился в просторы Сибири, сорок дней колесил по ней до озера Байкал, которое в тех краях называют «морем». Прошел Амур вниз по течению вдоль китайской границы до самого Океана. Дойдя до Океана, просидел в порту Сабирк одиннадцать дней, покуда корабль голландских контрабандистов не доставил его до мыса Тэрая на западном побережье Японии.»

Огромное пространство, которое он преодолевает будто коллапсирует, и вот во всем мире остаются лишь два места — Лавильдье и деревня Хара Кэя.

На первый взгляд, «Шелк» — это история о любви, о странном любовном треугольнике. Жонкур влюбляется в японку (у ее глаз не было восточного разреза), жену Хара Кэя. Влюбленность эта перерастает в более глубокое чувство, подстрекаемое совершенной недоступностью возлюбленной — они не могут даже поговорить, более того, она не знает иного языка, кроме японского. Их Любовь — это любовь взглядов, полунамеков, едва различимых жестов и строгих средневековых традиций. Третьей вершиной треугольника оказывается Элен — жена Жонкура во Франции, которая, будто Пенелопа Одиссея, терпеливо дожидается его из каждого путешествия к «концу мира».

Жонкур с женой счастливы, они путешествуют по Европе, когда надоедает Лавильдье, и пока Жонкур свободен распоряжаться собой до следующей поездки. Однако, мужчина не может прогнать из памяти взгляд и мыслей о той, что тайно передала записку (четыре иероглифа: вернись или я умру), той, в мыслях о которой он задумал разбить огромный сад с вольерами для птиц: символом верности жены своему супругу, японским символом.

Переезды героя автор дает одними и теми же словами, задавая тем самым особый ритм произведению, будто невидимая рука запускает колесо судьбы. Этот ритм, сходный со сменой дни и ночи или времен года, убаюкивает, создает ощущение ненарушимости такого положения вещей, хотя все, конечно же, обстоит совсем иначе. Очередная поездка оборачивается трагедией: Япония в войне, деревня Хара Кэя сожжена, купленные шелковичные яйца вылупляются раньше, чем герой успевает вернуться на родину. И казалось, жизнь кончилась, войдя в свое привычное русло. «Откуда, черт подери, этот собачий холод?»

Жизнь бы кончилась совсем, если бы не письмо, полученное через полгода по возвращении, написанное на семи листах иероглифами, где неведомая возлюбленная описывает Жонкуру их ночь любви и отпускает его.

Кроме событийного ряда в романе присутствуют и другие уровни: символический включает в себя и Дона Кихота, и Одиссея, возвращающегося к Пенелопе, и тот факт, что возлюбленная героя воплощается как бы в двух ликах: Элен и японки, не зря у девушки глаза «без восточного разреза» и некоторые другие детали. В результате выходит, будто «печальный образ», найденный в далеких краях, — есть воплощение ждущей дома супруги, но драматизм ситуации выражается в том, что до самого конца герой этого не осознает.

При всей событийной и символической загруженности, автор не отходит от тонкого психологизма, отчего до самого конца мы наблюдаем настоящую и живую историю. Язык виртуозен, изобилует «вкусностями», но нигде не переходит в категорию изыски ради изысков. Весьма сбалансированное произведение.

Роман представляет собой причудливую мозаику со множеством персонажей: больная девочка (название болезни передается цветовой гаммой), профессор (пишет книгу о пределах природы и в поисках «конца моря» приезжает в Богом забытую таверну Альмайер), художник (рисует море, используя вместо красок соленую воду), сосланная за неверность жена, человек без имени и человек, который никогда не выходит из своей комнаты, а также стайка звонких ангелов, поселившихся в таверне на берегу Моря.

«Море. Море.» — эта приговорка, много раз встречающаяся в тексте передает набегание волны на прибрежный песок: волна, еще волна. И весь роман приобретает магический ритм набегающих, баюкающих, шумящих и шепчущих волн с расцветающими на берегу чудесами: генерал собирает истории о море, единолично решая, достоверны они или выдуманы, достойны ли сохраниться в памяти или положены сгинуть и быть забытыми. Всплывающие острова. Исчезающие острова. Погибшие корабли. Вернувшиеся моряки. Чудесные морские обитатели. Калейдоскоп мелочей проходит перед нашим взором, пока действующие лица остаются на берегу, погруженные в свои заботы.

Но море бывает не только ласковым и баюкающим. И вот в новой главе мы вдруг обнаруживаем себя в центре ревущего шквала, с сердце урагана, шторма, на терпящем бедствие корабле, на плоту, обитатели которого — люди — превращаются в зверей, повинуясь древним животным инстинктам.

Помните, у Агаты: «там я разучился плакать, мама, но реву, когда из-за тумана видят паруса мертвые глаза Урагана...»

Шторм стихает. И снова волны набегают одна на другую. И кажется, что в мире ничего не изменилось. Но нет. Раны, нанесенные в этой встрече со стихией, с древним божеством, остаются и, даже затягиваясь, не хотят заживать совсем.

Это странное, удивительное полотно. Язык легкий и изысканный. Фразы то короткие, то длинные. И будто волна за волной возникают повторы, текут, трансформируясь, подобные самой жизни. Однако, роман не обращается в абстракцию типа «догадывайтесь, мол, об чем я», и ближе к финалу все действующие лица обретают свое место в странной картине, происходящей на фоне морского пейзажа или, вернее, картине, которая составляет фон для единственного главного действующего лица — Моря. Будто одна самая упрямая и самая целеустремленная волна, сюжет превращается вдруг из акварельного пейзажа в нагромождение масляных мазков штормовой гаммы, а сквозь них уже проступает детективная история, ниточки которой так ненавязчиво сплетал автор, растворяя их в обманчивой картине Моря.

Роман не является, строго говоря, фантастическим, если не считать легенд (например, о стране Тимбукту) да большого числа удивительных, иногда ужасных «совпадений». Однако и реалистическим его называть невозможно: будто погружаешься в сон, в грезу, внутрь картины, где пространство-время разительно отличаются от привычных нам. Интересно наблюдать, что по мере знакомства с романом сами собой в сознании возникают фразеологизмы «море любви», «море слез» и др., приобретая вдруг новый, доселе неизвестный оттенок.

«Там, где в последний раз на землю брошена красная тень Желтого льва...»

_

Для кого-то знакомство с творчеством писательницы начнется с песни ныне покойного барда Литвинова (Д'ркина) — культовой фигуры, в своем роде. Однако же и Фома у кого-то учился. Если копнуть творчество Тайгановой поглубже и сопоставить с текстами Д'ра, можно найти много интересных параллелей. Песня «Красное сафари» является лишь открытым посвящением.

«Досаду Приезжий сплюнул в урну. Вздохнув жерлом, та зачмокала и выплюнула. Пуговица. Уровень жизни озадачивал: на Окраинах такого не имелось. Урн не было вовсе, а мусор вышвыривался на орбиты и прессовался в спутники, из-за которых созвездия уже давно правильно не распознавались.»

Итак, странная, если не сказать ужасная антиутопия: реклама, стайки разменников валюты на вокзалах, очереди марширующие по извивающимся живым! проспектам, абсурдное Урбо, в котором потеряна natura, в котором мужчина и женщина — национальность, которую всякий порядочный гражданин должен менять не реже чем раз в год, дети сходят с конвейера (цех сортировки, цех упаковки)...

В этом мире все живое, не только Кошки, живет в стенах, живет Памятью, которую старательно стирают метаморфозы и центры удовольствий. Но однажды зов привел Живое сюда, и понял человек, что Живое, оказывается, вполне может обойтись без него. Ужаснулся. Но Живое его не оттолкнуло, приняло, и пока мир ПРОИЗВОДСТВА И ПОТРЕБЛЕНИЯ в возбуждении ожидал Конца света, ребенок, данный человеку Живым, читает Память, черпая из стен.

Так зарождается новая жизнь, новый мир проклевывается из Яйца, Желтый Лев возвращается.

_

Повесть представляет собой бесконечный плотно сжатый кодированный поток информации, что вообще характерно для стиля Н. Тайгановой. Впрочем, смыслы, пронизывающие «Красное сафари», сегодня, может быть, не столь актуальны. Нет, мир не изменился. Изменились оттенки. Изменился угол взгляда. Марширующие очереди сменились сорочьим шоппингом, Живое не было затерто в каменные стены, а скорее заперто в живые уголки, украшенные яркими табличками. Всеобъемлющего порядка стало меньше. Тем не менее, повесть представляет собой яркий образец прозы, литературы, антиутопии, который необходимо осмыслить, и тогда что-то, наверняка, изменится в душе.

Если копнуть поглубже, скорее всего удастся обнаружить влияние прозы Тайгановой на поколение 90-х. Это мощная струя, глагол способный не только «жечь», но и «зажигать». К сожалению, струя эта была перекрыта. К сожалению, творческий потенциал автора рассеялся: переезды, смена образа жизни и формы творчества, уход от словесного в изобразительное искусство. Уход в сеть состоялся, может быть, слишком поздно. На сегодняшний день мы имеем лишь две повести, роман и горстку стихов и рассказов — все, написанное в «те самые» 90-е. Стиль автора еще только формировался и потому далек от предельного своего воплощения. Практически ничего после 0-вых. Автору больше 50. Хорошо, если, «спрятанные в стол», ждут своего часа неизвестные нам романы и повести. Хорошо. Если.

Если.

_

«...И значит, должен путь через тьму резать лапы следов.»

История, в которой пять главных персонажей, около десятка второстепенных и целый Лондон в качестве фона. Молодые «сочинители» вынуждены тем или иным способом зарабатывать и тем или иным способом заявлять о себе окружающим. Кто-то, не имея знатного происхождения, работает в отцовской книжной лавке и изо дня в день слышит от отца о несостоятельности себя, как писателя. Кто-то, будучи из знатного рода, подрабатывает счетоводом, просиживает вечера в пабе и, публикуя эссе и статьи, томится невозможностью раскрыть свой истинный талант. Кто-то перебирается в Лондон с честолюбивыми мечтами, обитает в чужом жилище и ищет себе издателя. И да, есть еще Бард, чьи слова связывают всех действующих героев в единое пространство-время, потому что персонажи романа сплошь говорят цитатами из пьес Шекспира, который, шутка ли, жил здесь, ходил по здешним улицам, имел излюбленные места и при желании можно даже найти здания, которых касалась его нога.

Роман по своей форме ближе к байопикам, нежели к традиционным литературным произведениям. И в этом своем качестве роман превосходен. Однако, увлечение реальными персонажами, включение дополнительных действующих лиц и уделяемое им чрезмерное внимание или, наоборот, недостаточное, мешают этому произведению как самодостаточной вещи. Акценты смещаются, возникает «шум», обобщающий и исследовательский фактор оказывается недореализован. К чему, например, рассказ о священниках и мальчике-слуге? Зачем так подробно рассказывается о приезжем молодом сочинителе и его воспоминаниях о подруге «Н»? Понятно, что все охватить невозможно, а обилие персонажей делает эту задачу просто нереализуемой.

Итог. Прочитал с интересом. После знакомства с отзывом коллеги saddlefast'а даже чуть-чуть более проникся этим романом, но все-таки, отдавая предпочтение традиционной литературе, оцениваю «Лондонских сочинителей» не выше чем на 7, хотя язык превосходен и написан роман очень хорошо. Для своего поклонника.

Странно не соглашусь с коллегой Ank'ом. Дослушал до пятого письма. Никакого желания продолжать знакомство с произведением нет. Главный герой совершенно не похож на ученого-исследователя. Сама по себе концепция таких исследований вызывает недоумение: вместо передачи важной информации в будущее — какие-то бестолковые полулюбовные письма подруге. Не верю. Вызывает в памяти ассоциации с ТББ Стругацких, но явно проигрывает. Мотивировка поступков условная. Научность фантастики почти отсутствует. По сравнению с романом «Рукопись найденная в Сарагосе», прослушанным накануне, — никакого эффекта присутствия. Характер принца-носителя и его поведение показаны со стороны, причем «издалека», а не «изнутри», где герой, в действительности, находится. Это и вправду — роман, в котором «ничего не происходит», в том числе и исследования главным героем атлантов. А без этого — никак.

Хорошо начитано.

Рассказ, напомнивший мне Ди Филиппо и кого-то еще. В моем сборнике МДС авторство рассказа было приписано Р. Желязны.

Мне понравился этот рассказ и удивила в целом низкая его оценка — 6.7. Это не рассказ-сюжет, это рассказ-эпизод. Эпизод настоящей жизни живого человека — Бенгера. Главный герой, перебивающийся заработком в массовке, неожиданно получает приглашение на роль Шонесси — бывшего чемпиона по боксу — в его последней схватке с Нейтронным малышом. Сам Бенгер, в бывшем профессиональный боксер, теперь почти ослепший — без очков перед его глазами все расплывается — держится за эту роль. Ведь это его шанс. И вместе с ним мы перемещаемся по съемочной площадке, видим работу актеров, режиссера, помощников режиссера, сценариста, массовки, видим все это изнутри. Видим, как герой подслеповатыми глазами ищет указатели и «марки», по которым он должен двигаться на сцене. Видим, как он перевоплощается в своего персонажа Шонесси и ведет настоящий бой из своего прошлого. В рассказе присутствует ирония: режиссер и помощники периодически повторяют, что «Нейтронный малыш» — «это вам не Рокки какой-нибудь», сценарий переписывается на ходу, дубли переснимаются. Но и за съемочной площадкой жизнь идет своим чередом: приятель Бенгера работает в баре контрабасистом, в этом баре хозяйка — бывшая супруга самого Бенгера, а Бенгер частенько просиживает штаны: ужинает, слушает музыку, живет.

Когда в его жизни появляется роль, а с нею и деньги, в его груди что-то просыпается, какой-то внутренний душевный порыв, какая-то разудалая юность, и с нею появляются планы на будущее, и вера в себя, и силы, чтобы добиться желаемого. И тогда жизнь дарит ему, наверное, лучший подарок, какой только возможно — возможность не лишиться этих сил, энергии и этого своего счастья до конца жизни...

Ну нельзя же так, товарищи:dont: Ай-ай-ай. А на даты когда смотреть будем?!

1963 год и «Матрица». Здрасьте. Только через год будет издана «Сумма технологии» Лема, а Гибсон и киберпанки пока еще учатся держать в руке шариковые авторучки. Рассказ, может быть, и не так уж силен, но с исторической точки зрения — нужно отметить детальную точность и достоверность прогноза: множественные виртуальные вселенные, подключение через электрод. Нео в фильме просыпается также, как это делает главный персонаж в рассказе.

Рассказ, между тем, невелик, а главное — он недосказан. Автор ловко уходит от прямого ответа. Действительно ли это виртуальная реальность или может быть, ад, маскирующийся под «матрицу»? Выбрался герой в реальность или оказался в очередном сне? И если так, то что это вокруг, зачем, почему, почему именно так и кому это нужно? Если герой еще не выбрался, то заданные прежде вопросы так и не находят ответов, а сообщаемые подробности о перенаселении — очередная уловка, вроде сексапильной медсестры или планеты-пустыни, а трубки — которые необходимо менять — такая же объективная бессмыслица, как виртуальные операции или виртуальные же схватки с инопланетянами. Именно эта неоднозначность, на мой взгляд, делает рассказ Желязны более интересным, более многослойным.

Жизнь персонажей романа (а здесь их несколько) проходит в Городе. Это — совсем разные люди: шутка ли, собраны не только из разных стран, но даже из разных эпох, кто-то выдернут из второй мировой войны, кто-то из революции, кто-то из висельной петли, кто-то пришел по доброй воле, кто-то от скуки, кто-то из идеалистических порывов. Первая глава, где Андрей и его сотоварищи работают «дворниками», по сути, знакомит нас с людьми и с Городом, показывая лишь некоторые из абсурдных его черт, как бы предупреждая — дальше будет еще хуже.

«Эксперимент есть эксперимент!» — этот всеохватный принцип давлеет над Городом, над персонажами. Этот принцип показывает антипонимаемость мира не только для персонажей, принуждая их смиряться с действительностью, но и для читателя, вызывая все большее недоумение и какое-то подсознательное понимание, и, кажется, для авторов тоже. Не побоюсь так сказать. В этом романе Стругацких непонимаемость является неотъемлемым персонажем и авторское непонимание — над-непонимание, непонимание высшего порядка — это единственно верный метод.

Город ползет. Подобно ползучему на рельсах городу Кристофера Приста, этот — тоже медленно переползает с места на место, с севера — на юг, оставляя за собой, как улитка, слизь разрушенных мертвых кварталов. Но если город Приста полз в погоне за оптимумом, то этот город ползет по прямой, прочерченной создателями мира Эксперимента, и на его пути не может возникнуть океан, который остановился бы его движение. Город — это метафора человечества, которое выползает из древних времен, из первобытно-общинного строя каменного века, вползает в долину зиккуратов древнего Шумера, в пустыню пирамид Египта, в в мифические предгорья греческого Олимпа, в суеверье средневековой инквизиции, в крестовые походы и завоевание Америки, в мировые войны, в фашизм, в социализм, в капитализм... Зачем это человечеству? К чему они стремится, чего пытается достичь, оставляя за собой не только разрушенные кварталы древности, но еще и отчетливый кровавый след тех, кого выжали механизмы этого механического ползучего чудовища?

«Эксперимент есть эксперимент!» — отвечает Наставник, а следом за ним и герой романа, когда один уклад сменяется другим. Одно общество сменяет другое, одна утопия обнажается до антиутопии и тут же на смену ей приходит другая. В отличие от традиционных антиутопий, где вырваться из утопичного общества является желанной целью, в романе ГО показана ничтожность такой цели: выбравшись из одной антиутопии человек тут же попадает в новую. Это уже не отчаянный последний порыв, но непрерывный процесс. Бессмысленны цели, бесцельны попытки, бесконечен процесс... Эксперимент есть эксперимент.

Метафора романа распространяется и на личность героев. Итак, последовательно человек теряет все свои опоры, свои идеалы. После очередного переуклада Андрей чувствует неуверенность, но появляется Наставник и дружески хлопая по плечу говорит: именно так и нужно было поступить, сломать себя, перешагнуть через что-то в себе. Новое общество — и герой обретает какие-то новые ориентиры, новую идеологию, новые точки опоры, но — бац! — смена курса, снова герой в замешательстве, снова ломает себя и снова оказывается прав. Раз за разом, лишаясь своих точек опоры, он все более обнажается. Обнаруживается Достоевская обреченность: ко всему подлец человек привыкает... С потерей идеологии не прекращается жизнь. Но жизнь = эксперимент. Эксперимент есть эксперимент. Жизнь есть жизнь. И герои двигаются дальше.

Действие романа происходит на нескольких уровнях. Уровень общества, уровень отдельного человека. Каждый из персонажей имеет свои начальные ориентиры и для каждого из них Город и эксперимент дают возможность обрести собственное счастье: у китайца Вана — повиновение и единение с миром, у японца Кен Си — самурайская смерть, у Фрица — логичное и понятное общество, у Андрея — какая-то форма борьбы с собой, у Изи — обретение некоей высшей Цели=религии. Еще есть уровень человеческого естества. Кроме всех этих идеальных материй, есть какие-то глупости и несуразности, просто по факту присущие человеку — поэтому жена Андрея б*дь, но он ее любит, а она изменяет и при этом любит его, Фриц — желающий счастья для всех — тут же и приравнен к Гитлеру массовыми казнями, и Андрей в конце стреляет в своего двойника хотя казалось бы, чего уж бояться — дошел до 0-вой точки.

Характерен эпизод с шахматной партией: Андрей играет с Великим комбинатором. Для Андрея комбинатор — это Сталин. Для какого-нибудь конкистадора это был бы Папа, благословивший на крестовый поход, для немца — Гитлер, для христианина — Иисус, и т.д. Комбинатор — это абстрактный Вождь. Андрей играет с комбинатором партию. Мы помним, что по сюжету — комбинатор именно Сталин, для Андрея — этот вождь всеправый, всеблагой и идеальный. Андрей обнаруживает, что играет против комбинатора, и фигуры в партии — знакомые ему люди, родные, близкие, и даже не родные, но люди, обычные, живые. Идет игра, фигуры с доски уходят, как, например, каждый из нас теряет уходящих из жизни родственников — умирает бабушка, гибнет друг в несчастном случае. Все эти трагические случайности — ходы в партии Великого комбинатора. Для Комбинатора люди — фигуры, пешки на пути к ведомой только ему Великой цели. И перед Андреем оказывается выбор: играть вместе с Комбинатором, хоть и на противоположной стороне доски, или играть против, что само по себе уже абсурдно, либо не играть, но самому стать пешкой и позволить, чтобы играли тобой.

Ирония этой игры в том, что погибают все, рано или поздно в этой партии фигур не останется, как бы хорошо ты не играл. Условно говоря, итог партии, какова бы она не была — великая или малая, светлая или не очень, — убить всех, «все там будем». Получается, что комбинатор играет только ради красоты ходов. Тут мы сразу можем перейти на уровень Бога, т.к. в Его партии тоже все погибнут, правда, и новые родятся, но для остроты эта часть метафоры опущена, ибо конкретно тебе от этого будет ни холодно, ни жарко. Твоих — не останется.

В общем и целом, полотно получилось объемное, многослойное, неоднозначное, но, что мне хотелось бы отметить особо, — я вижу в этом романе некий апофеоз всяких утопий, метаутопию. Пройдя до самой 0-вой точки и погибнув, убив самих себя в 0-вом зеркале, герои лишь перешли на следующий круг. Эксперимент есть эксперимент, говорит наставник, и мы понимаем: жизнь продолжается. Роман ГО как антиутопия ставит невероятно высокую планку. Можно сказать, что лучшие из написанных в этом жанре произведений оказываются лишь фрагментом общей мозаики Эксперимента Братьев. Для выхода на следующий уровень необходимо бороться уже с этой новой постановкой: жизнь — антиутопия, Бог — антиутопия. Не знаю, скоро ли появится писатель, способный побороть эту границу, выйти за пределы Эксперимента...

Наконец, я долго думал, какую оценку поставить роману. Сразу после знакомства я остановился на 9. Но шло время, а мысли мои все чаще возвращались к роману, возникали новые идеи, трактовки. Все это разбуженное романом Братьев беспокойство моего разума убеждает меня, что роман этот не просто хорош, но является несомненным шедевром.

Авторской волею жители «совка» оказались в постапокалиптическом мире. Мире-пародии, мире-издевке. Мире — собственном кривом отражении. [ремарка: я намеренно употребляю слово «совок», но не как уничижающий термин для всего советского строя, а как понятие, на которое перенесены обобщенные недостатки советского строя, ни на йоту не умаляя достоинств тогдашнего мироустройства] Про этот роман много написано в отзывах на странице, и, как верно отмечено, следует читать его, а не всякие рассуждения о. Но не могу удержаться и не сказать несколько слов о социальной модели, показанной в романе.

Бенедикт — писец, а вернее переписыватель произведений Федора Кузьмича («Слава ему!») — обитает в деревне, где дома не запираются, где воруют все, что плохо лежит, где старички с официальным видом у могилы произносят ничего не значащие торжественные речи и случайно найденная инструкция к стиральной машине — есть символ приобщенности к чему-то высшему. Это «совок», показанный в кривом своем зеркале.

«Мы говорим — партия», подразумеваем: Федор Кузьмич. Причем, как вожди сменяли друг друга в реальности, так и в пространстве романа упоминаются несколько предшественников Федора Кузьмича (слава им всем!), и каждый из них был светочем для безграмотных «голубчиков». Причем, в «лубочном» стиле Толстой мы видим отражение того же роболепного отношения, согласно которому что царь, что генеральный секретарь, что президент для нашего с Вами соотечественника, в общем-то, едино.

Государство давало квартиры, участки, зарплату, магазины были пустыми, и повсюду громозлились огромные очереди, а все, что можно было достать, — доставалось у «спекулянтов» на рынке, и в романе мы видим, что иногда со складов что-то выдают — но, как правило, не «в пору», ломаное, порченное, с огромной очередью и всегда по норме (ведро в одни руки), а иногда — «не выдают», мурзы себе забирают, сами разъезжают перед «голубчиками», покрикивают, а государственное добро оседает в мурзиных закромах. Характерен эпизод с выдачей зарплаты за месяц: в одном окошке мурза выдает зарплату, а в другое окошко неси сразу и налог оставляй.

«Совковая» цензура выражается в том, что люди уже не помнят, кто является истинным творцом того или иного произведения — все написал, сочинил, нарисовал, изобрел и выдумал Федор Кузьмич, а писцы, вроде героя Бенедикта, его «сочинения» переписывают, мурзы это продают, а «голубчики» покупают и читают. Все без разбора. Прежние названия забыты, один из старожилов все норовит развешать таблички да столбы с надписями, мол, где Кольцо Садовое, где Санкт-Петербург, где Царицын, а то нынешние норовят забыть не то, что названия улиц, но даже и сами города величают то Ленинградом, то Сталинградом, то Федор-Кузьмичском.

В любой из деталей мира Татьяны Толстой можно найти подобные параллели, отчего повествование превращается в процесс угадывания, хоть и с тоскливым оттенком. Но это только половина дела, потому что начинаясь в «совке» действие романа перемещается — куда? — в новую реальность.

И тут символичны персонажи, названные перерожденцами. В прошлом — они никто, рабы, которые возят сани мурз и самого Величайшего мурзы. Но вот сердобольный старожил жалеет одного из них, дескать, «перерожденец тоже человек». А перерожденцу только того и надо: хамоватый по натуре своей он хамит только больше, но в новом времени вырастает в начальники и помощники новой власти. А там и в саму власть.

Новое время рождается и прорастает из прежнего медленно, исподволь, после чего прорывается переворотом, в котором можно угадать события августовского путча. Конечно, за границами метафор Толстой остались распад СССР и вообще вся внешняя политика, переворот закончился смертью правителя, хотя на самом деле — лишь его отставкой, но потому она и «лубочная сказка»: ложь, но с намеком...

В новом времени на Пушкина, который «наше все», вешают сушить белье, законы лепятся новой властью один чудесатее другого, впрочем, для голубчиков ничего кардинально не меняется. И вот уже вслед за Федором Кузьмичем народ скандирует (впрочем, поругивая за глаза) — Борис Николаевич, Владимир Владимирович... В новом времени залог счастья — резервуар с «пензином» в недрах земли. Намек тоже как нельзя более прозрачен. «Пензин» в руках перерожденца.

Итак, почти антиутопия. Впрочем, здесь не государство давит человека. Здесь самая суть человека определят химеру, которая и есть государство. «Мышь — всему голова». Вместо культурных ценностей — после открытия железного занавеса тонны низкопробного чтива (порнографии, боевиков и сериалов), которое новый интеллигент Бенедикт поглощает, заглатывает и никак не может насытить внутреннюю пустоту. В этом смысле Бенедикт Толстой — двойник Коллекционера Фаулза, он пожирает культуру не понимая ее, «коллекционирует», не видя и не желая в ней ни жизни, ни красоты. Он также, как и коллекционер, давит все непривычное, «живое», раздвигающее его узкие привычные рамки, угрожающее привычному (полному воровства, лжи, хамства) уродливому существованию.

Роман заканчивается большим взрывом, после которого все наше бытие вылетает в трубу, а русский «голубчик», извечно начинающий с начала строить свое светлое будущее, получает новый шанс и вновь, не унывая, берется за сизифово дело. Будет ли у нас такой шанс, доживем ли, переживем? На эти вопросы должен ответить читатель. В этом романе противоречив образ самой мифической Кыси, и, пожалуй, для понимания его требуется не просто прочтение, но перечтение романа. А понять его нужно. Чтобы приготовиться. Ведь однажды и за твоей спиной может возникнуть Кысь с крюком, тоскливо нацеливаясь в жилу на шее.

P.S. Интересен тот факт, что общий антиутопичный тон романа, сконцентрированность сюжета вокруг книг и большой пожар в конце странным образом напоминают ход «451 горадус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. Не знаю, случайно ли или намеренно?..

Чисто внешне, роман о потустороннем мире, но если приглядеться, слишком очевидны параллели между царством загробным и новым «экономическим» строем России. Кошель, из которого утекают мнемоны и лямишки, без которых ты — ничто, никто, зато за местную валюту — можешь хоть рай выстроить (правда недолговечный), хоть поесть всласть, хоть каких угодно излишеств, развлечений «и этсетера». И получается в этом новом мире, что счастье, может быть, и не в деньгах, но величина жизни — точно в их количестве.

Итак, что же такое, это новое время по Логинову?

Кроме того, что все продается и все покупается, мы видим, что мир переполнен безобидными и обидными шарлатанами и мошенниками всех мастей, готовыми обобрать любого новичка, а ведь деньги здесь — непременное условие жизни, здесь даже воздух в сутки стоит лямишку. Единственный утопичный элемент этого будущего — невозможность умереть, и главное — невозможность убить или нанести повреждения (все возвращается сторицей в виде пустеющего кошелька). И правда, утопично. В реальном мире тебя тюкнут по голове, заберут деньги — и все. А здесь нет: отобрать не могут, а коли тюкнут — так сами же денег и лишатся. Этакая идеальная справедливость, вместо судов да всех юридических процессур.

Есть в романе и композиционные слабости. Во-первых, Доптаун назван так из непонятного то ли подковыра, то ли реверанса перед Диптауном Лукьяненко, но дается он эпизодически, причем, при участии не героя, и не его сына, но бывшей супруги. Отчего на какой-то момент она становится главным действующим лицом романа и главное, что нового мы узнаем о виртуальной реальности, кроме неясной неприязни к ней автора, кажется, так и не разобравшегося в ее сути — непонятно. Лишний и не очень красивый эпизод. Другой вопрос — целая глава, посвященная воину древности как раз перед взятием Цитадели. Зачем так много, зачем так подробно и зачем эта целая глава нужна роману?

За этими исключениями, «Свет в окошке» непростой, хоть и тяжелый, «умный» роман.

Из прочитанных у Воннегута («Колыбель для кошки», «Сирены Титана», «Дай Вам бог здоровья...» и «Бойня №5») считаю этот роман — самым лучшим. В нем практически нет фантастики, зато много иронии. В нем описывается общество Америки 70-х, но оно больно теми же болезнями, что наше — в начале XXI столетия. Общество потребления, власть денег и их почти божественный статус. Общество, разделенное денежным потоком на две части: малочисленную — тех, кто купается в богатстве, и способен повернуть все законы страны на то, чтобы богатство свое преумножить, и многочисленную — тех, кому богатства никогда не обрести, кто живет бытом, нехитрыми радостями и эксплуатируется первыми, являясь, по сути, источником их богатства.

Некоторыми эпизодами роман связан с другими произведениями Воннегута — с «Сиренами...» через фамилию персонажа Румфорда и его особняк, с «Бойней №5» через бомбежку Дрездена и картины войны. Это забавно и показывает как бы глубинную связь всех произведений Воннегута.

Роман ставит ряд важных психологических и социальных вопросов, а глубина подачи материала — обилие деталей реальности, каких-то наблюдений, ирония и присущий Воннегуту внутренний свет — очень высока. Герой меняется от начала к концу произведения, он проходит долгий внутренний путь, чтобы в самом конце с чистой совестью обрести право на слова:

Перечитал в зрелом возрасте и отметил для себя очень грамотный и хороший текст. Интересная структура — воспоминания древнего героя Ньерда, прорывающиеся через воспоминания европейца 20 века Джеймса Эллиссона. Мифы, по Говарду, более древние, чем Грендель, египетский Сет и семитский Сатана, и мастерское воплощение — прямо живешь в этом невозможном мире с персонажем и вживую наблюдаешь грандиозную схватку с Червем.

Главный недостаток этого рассказа — величина. Он слишком короткий для того объема информации, что в него заложена. Именно поэтому социальная модель ограничивается рекламой в школах, а прочая реклама запрещена. Именно поэтому школа оборудована по последнему слову техники, но где-то за границей видимости остаются «гонорары», более известные современному человеку как «откаты». Именно поэтому в центре рассказа «ошибка» системы, а не какой-нибудь «саботаж». Именно потому мы видим мир с человеческим лицом — утопию, хотя на самом деле просится что-то острое, анти-утопичное. Читатель может многое домыслить по тем деталькам и мелочам, оставленным автором в тексте, вот только станет ли, захочет ли? Не станет, и в этом есть доля авторской вины.

К языку — никаких претензий. Все учителя «новой» школы — это молодые люди до тридцати лет, их внешность, одежда и мысли современны (действительно, ведь они оплачиваются фирмами и корпорациями), а для читателя — являются реалиями альтернативного завтрашнего дня, т.е. это слова и мысли того, о чем читатель еще не знает и что ожидает его в (не-)возможном будущем.

Это отличный рассказ. Не эссе, а художественный очерк, потому что мы не просто читаем нудное перечисление событий, но переживаем их, мы видим реальными основных персонажей: героя фотографа, первого помощника, шкипера. И невероятную по красоте и могуществу стихию. Пожалуй, среди рассказов сборника «Дом в порубежье» именно «Шамракен...» и «Через центр циклона» — я бы для себя отметил. И, пожалуй, по силе слога именно «Через центр циклона» превосходит другие, нереалистические вещи. Для настоящего литературного произведения ведь неважно, выдумал автор или виртуозно рассказал реальную историю, а это плавание через центр ужасной стихии написано очень хорошо. Впрочем, если в первом издании рассказ сопровождался фотографиями, дорого бы я дал за то, чтобы взглянуть на эти фотографии. Отличная история, которая что-то новое мне открыла, и за которую я могу сказать «спасибо» автору!

Одиссею я читал как минимум два раза тогда, а вот послушал и теперь. Тогда — это возраст увлечения звездными войнами, фантастикой, время любви к Муркоку, «боевым роботам» и фантастическим мультсериалам. Теперь — это время почти снобского узнавания недостатков, время любви к Замятину, Достоевскому, Рансмайру, знакомства с Сарамаго, Эко, Джорджем Макдональдом и время покупки томиков серии «Гримуар».

И вот «Одиссея» — прежняя, «та самая». Отношение у меня к ней получилось двояким: от неприятия в самом начале до уважительного признания ближе к финалу. Итак, для себя я разбил роман на четыре условные части, каждая из которых получила собственную твердую оценку.

1. Питекантропы.

По правде говоря, я очень плохо помнил этот эпизод, скорее, знал о факте его существования, и вот убедился, что написан он в дрянном стиле, невероятно затянут и вообще, стоит в начале только потому, что по задумке автора дело должно начинаться с питекантропов. Главный недостаток — это ощущение, что жизнь питекантропов выдержками перепечатана из общего учебника истории древних веков. Да питекантропы. Да живут в пещерах, боятся леопардов, и устрашающими гримасами и криками демонстрируют соседям свои права на территорию. Да я все это прочитал. Но ничего не почуствовал. Зато, к примеру, у меня очень острые воспоминания о романах Рони-Старшего «Борьба за огонь», или, к примеру, о документальной книге про сереброспинных горилл, написанную энтузиастами-исследователями этих горилл. Тут ведь суть вот в чем: Кларк в этой части не показал нам питекантропов, а в общих словах рассказал о них. Употребление слов «метры»/«сантиметры», археологических терминов, вроде названий геологических периодов, — все это никак не вяжется с примитивным обществом питекантропов. Для примера: Киз в «Цветах для Элджернона» сумел показать развитие умственно неполноценного человека, Кларк в первой части Одиссеи — нет. Оценка 6.

2. ЛМА-1. Действие стало поживее, и тут уже кроме выдержек из учебника про землю, орбитальную станцию, Луну появляются вполне живые эпизоды — полет ученого, встреча на станции со старым другом. Оценка 7.

3. Полет к Сатурну. Кларк периодически срывается на лекторский тон — рассказывая о научных достижениях, об искусственном разуме ЭАЛа, о спутниках планет, о Юпитере, Сатурне. И тут, невольно приходит на ум сравнение с подобными описаниями у Лема («Непобедимый» написан на 4 года раньше «Одиссеи«!). Но Лем — поэзия, а Кларк — перессказанная словами хаббловская фотография. Однако, эта же глава содержит самые напряженные моменты — безумие ЭАЛа и гибель членов экипажа. Эти драматические эпизоды на фоне местами все-таки прекрасных космических декораций перевешивают нуднятину лекторских выдержек. Оценка 8.

4. По ту сторону Монолита. Шикарно. Галактическая станция с черными звездами и туманно-белесым небом, мертвые звездолеты, весь сюрреализм «запределья» — великолепны. Оценка 9.

Итог — оценка 7,5. Перечитывать буду, но только (3)-(4) части, т.е. примерно вторую половину романа, а, по сути, эпизоды (1) и (2) сейчас, из реалий 21 века, кажутся довольно беспомощными и не очень нужными для сюжета — на одно прочтение, узнать и больше не возвращаться.

Главный недостаток этого рассказа, а вернее, своеобразной дилогии — Первого письма и Пятого — заключается в том, что читателю представлены именно два куска жизни героев без финала, без расставленных точек над i. Мы знаем начало истории и мы можем только догадываться о том, чем закончилась жизнь двух прекрасных людей, волею судьбы оказавшихся в сетях Саргассов.

В остальном же, это — печальная, но исполненная красоты история о любви, взаимовыручке, об умении не унывать в самых тяжелых обстоятельствах, о силе духа и ответственности за ближних, история, окрашенная трагической судьбой персонажей и мрачным ореолом Саргассов, пожалуй, не менее мифического объекта, чем «Летучий Голландец» или «Бермудский треугольник».

Слушал аудио. Преотвратительное, надо сказать, исполнение. Читает барышня, местами делая такие паузы в середине предложений, будто силится прочитать. Возможно, поэтому роман не поразил меня, но то, что он оказался удивительным, неожиданным, странным — однозначно.

События развивались по нарастающей (твердая 9), будоража и окатывая очередной порцией жути примерно до встречи со Слявой, и примерно до этого момента оставалось еще неясно — к чему же ведет автор и вообще, о чем роман. Но дальше все несколько поуспокоилось, текст стал более ровный и менее неожиданный, почти до самого окончания мы будем видеть переживания Клементины, воспитывающей близнецов. Рождением близнецов роман начинается, завершением их судьбы он и заканчивается, поэтому тема ребенка является ключевой в романе и для меня, пожалуй, самой неинтересной. Вообще же, полотно романа пронизано множеством символических деталей, прототипы которых легко обнаружить в окружающем мире — здесь и жестокость к детям, к старикам, и тема стыда, и тема диктата родителя, и религия, и тема человеческих комплексов. Недаром, главный герой — психиатр, который словно бы погружается в сон, развивающийся согласно канонам Фрейда, Юнга и еще бог знает кого. Пожалуй, роман заслуживает самого пристального внимания, но есть у меня ряд замечаний, из-за которых я не могу поставить высшие баллы:

- поступки героев алогичны: но эта алогичность подробно объясняется автором на странном наивном уровне, что слишком напоминает местами новичка-автора, который берется подробно описывать устройство гипердвигателя, и совершает при этом ошибки в описании механических или электрических принципов; насыщенный образами язык местами прорывается неудачными канцеляритами, нарушающими всякую гармонию текста; также из ниоткуда вдруг возникают забубенные философские монологи, вызывающие ассоциацию с «Остапа понесло...»; не разрешено коренное противоречие в поведении Клементины — в самом начале она хотела отдать ребенка в деревню подмастерьем, а начиная с половины книги носилась с близнецами как курица с яйцами;

- главный женский персонаж чересчур логичен: рассуждать, искать следствия и делать выводы — это прерогатива мужчин, Клементина же, выдумывая катастрофы для детей, проявляет излишнюю последовательность, логичность и доказательность, что снижает достоверность персонажа;

- смещены акценты повествования: жизнь деревни по окончании представляется фоном для основной драмы — детской, однако, этим недетским эпизодам (соития со служанкой, религиозные обряды, жестокость жителей, железная любовница кузнеца и любовные акты Клементины, психоанализ кота, превращение того в оболочку, прозрачность людей) уделено столько времени, что по окончании остается вопрос — а так ли уж это было нужно?

- замят центральный момент перерождения героя в Сляву: нам только сообщают, что прежний Слява умер, и герой вдруг начинает рассуждать, что теперь он должен занять место старика, хотя на протяжении уже долгого текста он проявлял все черты деревенских — бил подмастерьев и пр.; а угроза становления Слявой после того диалога со стариком — ни разу в тексте не возникла, оттого это перерождение кажется понятным, но не подтверждается текстом и потому неестественно.

Оценка — между 7 и 8, с желанием когда-нибудь перечитать. В разные моменты возникали ассоциации с «Концом света» Мураками и фрейдистско-феминистскими аллегориями Анджелы Картер.

Что-то не везет мне на мэтров. Читал на пробу Олди — не впечатлился, слушал — вообще скорее не понравилось. Вот, попробовал Дяченок. Разочарован.

Насколько хорошо вступление, насколько емко и захватывает, настолько же нудна вся остальная часть книги.

Плюсы:

- Роман написан в предвестье милленниума, в ажиотаже вероятных «ошибки 2000», «пророчеств о конце света» и пр.

- Отдельные детали повествования очень тонко подмечают реалии жизни.

- Впечатляющая проработка «по Лему» — статьи, книги, школьные сочинения, мемуары вымышленных персонажей описываемого места и времени.

- Оригинальная модель среды обитания: циклический конец света, чудовища, феномен ворот.

На таком материале можно создать книгу уровня Стругацких или Лема. Но... что мы имеем в итоге?

Сюжет вертится вокруг судьбы главной героини — Лидии Сотовой от ее пятнадцатилетия до глубокой старости: учеба в лицее, влюбленность в депутата Зарудного, первый апокалипсис, женитьба на сыне Зарудного, исследования Ворот, приход тоталитарного строя, любовь с учеником, второй апокалипсис, разрыв с Максимовым, искусственное зачатие ребенка, третий апокалипсис, исследования статистики смертей в апокалипсисе, обретение условного времени, последний апокалипсис. И? Если закрыть глаза на моральные качества героини, то по большому счету — это одна большая мелодрама, которой все детали апокалипсиса только мешают, создают лишние неясности, размывают возможную идею, а именно:

- Социальные системы сменяют друг друга бессистемно: из общества России 90-х гг (1) -> мы попадаем в тоталитарное общество, в котором читаются черты Социализма и фашизма (2) -> деградация и здесь же общество типа (1) вплоть до повторения событий, разница разве что в сектах. Спрашивается, а из чего вытекает именно такое развитие? И куда делась заявленная деградация?

Тут можно отметить, что тоталитарный режим Стужи после второго апокалипсиса — это дань фобиям 90-хх, тем же, что в «Выбраковке» Дивова, ну боялось общество опять в диктат вернуться, однако, после всех разрушений, т.е. после очередного апокалипсиса мы опять оказываемся в обществе 90хх. Это можно понять как метафору, мол, если общество опять нырнет в «тоталитарщину», то вернемся мы к тому же разбитому корыту. Бездоказательно. Тем более, кроме нашего «совка» были и другие социализмы и каждый из них закончился иначе.

- Мы знаем, что в мире не одна страна, а множество, а события развиваются в рамках одной страны; этот момент кажется совсем неубедительным; более вероятным представляется, что разные государства так или иначе объединятся перед лицом общей смертельной опасности; пример из истории — объединение против Гитлеровской коалиции стран с самыми противоречивыми социальными системами.

- Книга антинаучна: два раза мы видим ученых — недоученых, судя по их поведению и результатам исследований (результаты отсутствуют, не удается раскрыть тайну ворот, хотя по тексту и никаких предположений по этому поводу не высказывается, результаты острого эсперимента заминаются прекращением апокалипсисов), оба раза в тексте звучит мессадж, что исследовательная деятельность бессмысленна, а сам апокалипсис — непознаваем; что низводит роман с уровня НФ сразу на уровень какого-то фэнтези.

- В подтверждение мессаджа непознаваемости говорит и финал романа: апокалипсис проходит сам собой и даже дальфины исчезают с лица земли. куда? по каким причинам? что с воротами?

- Неясно отношение сюжета романа с религией. Согласно сюжету — действие происходит в будущем земли, однако, мы не видим никаких следов христианства, хотя имеются разные секты и даже церкви, однако, идея человека-Спасителя вызывает у священнослужителей отторжение, Официальная церковь объявляет такие идеи сектантством («Позиция официальной Церкви тверда и однозначна: сектанты, проповедующие о так называемом спасителе, суть еретики и раскольники…»), — и это на фоне того, что сам сюжет прекращения апокалипсиса хорошо укладывается в образ спасителя, искупляющего грехи человечества, а цифра 33 (Андрей, будучи врачом, умирает в 33 года) — явная аллюзия на Христа; В будущем земли все эти идеи должны быть, по крайней мере, ИЗВЕСТНЫ, а Дяченки заставляют писателя Великова изобрести идею спасителя. Не для того ли христианство исключено из мира героев, чтобы с «вумным» видом туда ее придумать?

- В сюжете занято несколько десятков персонажей, большая часть из которых выполняет неясно какие функции; зачем нужен водолаз Саша? зачем писатель Великов? зачем Светка?

- В сложной архитектуре романа нет согласованности разных уровней: уровень Лиды, уровень города, уровень человечества, уровень дальфинов, уровень апокалипсиса; события разных уровней не запараллелены, сшиваются лоскутно, скачкообразно, не дополняя и не завершая друг друга. Например, экспедиция: а) обнаружены неоткрывшиеся ворота, б) дается намек на то, что все люди здесь были предатели, в) в тоталитарной системе Стужи тоже полно предателей -> ?, г) Лида обнаруживает странное свойство ворот, д) водолаз Саша пытается ее убить = Лидка психует, е) тут же разборки с мужем, его измены -> потеря девственности, ж) тут же отстрел Сашей дальфинов, «глаз», который Лидка запомнила навсегда -> где-то позже идеи о том, что дальфины — души съеденных глефами людей, з) в новой главе все эти намеки «забываются»

Общее впечатление от романа: сложная архитектурная конструкция из навешанных друг на дружку нестреляющих ружей, подрезанных до приобретения конструкцией формы идеального куба. Чисто, гладко, «вылизано», «профессионально», но вот по прочтении ничего особенно не вспоминается. Какой-то он перенасыщенный до пустоты:

- если я захочу почитать про самопожертвование ради спасения — почитаю Библию (книге по меньшей мере тысяча лет) или Чайку Джонатан Ливингстон (написана в 1970г);

- если захочу почитать, что люди умеют приспосабливаться к любым условиям или что люди по сути своей злы, эгоистичны — почитаю Достоевского (1821-1881).

А вот циклические апокалипсисы, вроде как придуманные авторами и хорошо придуманные, совсем не раскрыты. Например, тема объединения человечества перед лицом апокалипсиса. Объединение стран, темпы развития космической техники и бегство с планеты или выход на околоземную орбиту с целью обнаружить причину А. Встреча с Тем, кто надел этот «намордник» на чел-во. Опять вспоминаем историю: что дала гонка вооружений только двух стран — США и СССР за несколько десятков лет, а тут — глухо. Общество конца 90хх как подобие идеала, потому что с него все начинается и туда же возвращается в конце? Эксперимент социальный поставлен, эксперимент грандиозный, причем не только на Лидке, но и на других персонажах романа, а что он выявляет и зачем нужно было такой огород городить?

Также периодически возникает ощущение путаницы возрастов главной героини: если считать, что в первый апокалпсис ей было 15-16 лет и разница между двумя А. — 20 с лишком лет, то сразу после второго ей — 36-37, а перед третьим — 50-55, в тексте говорится — «за сорок» (когда она с Максимовым встречается), после третьего 56-57, а перед четвертым 70-75, учитывая условия, в которых люди обитают героиня какая-то уж слишком бойкая, разменявши седьмой десяток, опять же, Максимов к ней пробует вернуться. Пожалуй, роману бы помогло, если бы героиня была выведена этакой бессмертной метафорой, нестареющей и в конце превращающейся в кусок камня на берегу, но этого нет.

После первой главы слушалось крайне тяжело и нудно, несмотря на то, что начитано хорошо. Жаль потраченного времени.

Читать о развитии американской фантастики в указанный период (примерно соответствующий году моего рождения) было интересно, но по прочтении осталось ощущение разочарования: и что? Вместо литературоведческого анализа тем, художественных средств, сравнения причин, каких-то внутренних механизмов появления и закрепления этих жанров мы получили историю о. Узнали несколько имен. Увидели портреты людей, к месту и ни к месту изображенные автором. И никаких итогов, никаких обобщений, никакой глубины. Т.е. никакой статьи. Никакого «руководства». Постмодернизма тоже никакого. Сумбурный, хотя и не лишенный увлекательности, исторический очерк.

КП — это роман-притча о том, как Пиренейский полуостров соскользнул с евраазиатского материка в Атлантический океан и отправился в путешествие вдоль сорок какой-то параллели. Ограничиться этим, — все равно, что о романе «Сто лет одиночества» сказать: столетняя история сменяющих друг друга поколений проклятого семейства Буэндиа. Одновременно это и правда, и совершенно бесполезная информация о книге.

Эпическая составляющая сюжета включает путешествие «каменного плота», плюс взаимные отношения Испании и Португалии между собой и с другими странами — Францией, Великобританией, США, Канадой, и даже, эпизодически — Советским союзом. Плюс поведение в этой необычной ситуации представителей разных слоев населения полуострова: чиновников, горожан, туристов, бедняков и еще многих. Плюс жизнь пяти главных героев: аптекаря Педро Орсе, учителя Жозе Анайсо, клерка Жоакина Сассы, вдовы Марии Гуавайры, молодой женщины Жоанны Карды, — и безмолвного пса церберовых кровей — то ли Трезора, то ли Констана, то ли, на самом деле, Ардана. Герои путешествуют по Пиренейскому острову, остров плывет по Атлантическому океану, океан находится на земле, земля вращается вокруг солнца, а Солнце в своем непрерывном движении путешествует где-то в глубинах вселенной. И хотя в романе показаны лишь перемещения-скитания людей, да путешествие острова — «каменного плота», — метафорически мы можем догадываться о деталях прочих движений вышеупомянутого космического масштаба.

Роман похож одновременно на Маркеса, Борхеса и Сервантеса, и кое-какие черты стиля Сарамаго (в этом романе — других пока не читал) проглядываются в монологах-спектаклях Евгения Гришковца. Итак, магия и масштаб событий Маркеса (вплоть до отдельных образов — скворцы, подобно желтым бабочкам, сопровождают Анайсо), сатирония Борхеса напополам с Сервантесом, нескончаемое путешествие героев, которые хоть и не ветряными мельницами заняты, однако также с одного края своей Земли обетованной на другой следуют и несть этому путешествию конца.

Отдельно хочется упомянуть язык и преклониться перед переводчиком. Каламбуры, игра слов, образы то и дело вовлекаемые в общий ход повествования... можно только догадываться, какое это удовольствие для португальцев читать Сарамаго в оригинале.

Есть у меня к роману и вопросы. Для чего, например, нужен эпизод с мореплавателем? Для чего нужны были скворцы, которые половину путешествия сопровождали Анайсо, а затем взяли (хотя они конечно же, ничего не брали) и отправились восвояси? Что за святой приплыл в незапамятные времена на каменном корабле и куда он подевался?

Однако, небольшое количество вопросов с лихвой окупается внутренней согласованностью большинства деталей: если в какой-то момент рассуждения вспоминаются французы, значит французы очень скоро появятся в повествовании, даже если читатель успеет позабыть о них, если в одном эпизоде появится человек на осле, значит где-то в конце этот же человек со своим ослом снова сыграет свою роль, если в какой-то момент заглохнет мотор автомобиля с восхитительной кличкой Парагнедых, значит, в другом месте и в другое время заглохший мотор будет сопоставлен с замолчавшим двигателем корабля. Детали, щедро расточаемые автором, играют в повествовании не одну, а всегда несколько ролей, что наполняет книгу почти библейской связностью и внутренней глубиной.

Текст можно прямо-таки нарезать на цитаты, и все они будут емки, жизненны и неповторимы. Итак, рекомендую. Если Вас не пугает обилие лирических отступлений, если Вы любите красивый насыщенный поэтический язык, если Вы ищете в книгах чуда, как ищу его я, — роман «Каменный плот» однозначно достоин Вашего внимания.

«Последний мир» — это поэтическая книга, хоть и написана в прозе. Более того, это (по задумке автора) — поэма, написанная тремя поэтами: Овидием, Коттой и самим Рансмайром. Овидий — дал яркие персонажи «Метаморфоз», Котта — отыскал и увидел их на берегу Железного города. А Рансмайр присутствует в тексте как образ невозможного (для Томов и вообще для описанного в книге вымышленного Рима) будущего, который проливается лучами в фантасмагорическую реальность романа — в ржавый автобус, в микрофоны, в кинопроектор и фильмоскоп.

Роман «Последний мир» — это игла, пронзающая три реальности трех поэтов, таким образом, что повествование движется сразу по трем плоскостям: медленно, неторопливо и безысходно.

Итак, Котта отправляется в Железный город (Рансмайр вообще любит такие образы, в «Болезни Китахары» у него будут Собачий король, Каменное море) — Томы, самый край римской империи, край мира, Ойкумены, за которым, как мы увидим впоследствии, ничего нет.

История Назона Овидия в романе примечательна сама по себе. Поэт (в нашей транскрипции — писатель и литератор) пишет сначала для Римской богемы и обретает имя и известность, уважение в высших кругах. Но, как творцу, ему мало быть известным только для избранных, его мечта — прийти в сердце каждому, — и тогда он пишет пьесу для простонародного театра, пьесу, которая получит оглушительный успех у черни, и почти взрыв в кругах знати — запрещенную пьесу. Это ли не миф об Икаре, который хотел взлететь до самого солнца? Овидий все еще уважаемый человек, но машина государства уже держит его под прицелом — крохотного, но опасного. Взрывом становится выступление в амфитеатре, когда все население Рима слышит историю о муравьином народе. Для поэта — это мгновение, ради которого стоит жить, поэт и его читатели-слушатели в единении. Дальнейшее — падение: Овидий выслан в Томы, его недописанные и сожженные «Метаморфозы» потеряны для Рима и человечества, но дух, разбуженный его словами и образами, будоражит население Рима, и, в конце концов, жажда истины или вселенское любопытство, как спусковой крючок, запускает новую судьбу в этот круговорот судеб.

После известия (неподтвержденного) о смерти Овидия, Котта, один из поклонников запрещенного овидиевого творчества, отправляется вслед за ссыльным поэтом, чтобы найти его, либо доказательства его смерти, а главное — отыскать рукописи «Метаморфоз». Если Рим, с его государственной машиной, с его марширующими легионами, пусть даже прозябающий в скуке и упадке — это логика, воплощение разума и смысла, — то край мира, Томы, в которые попадает Котта — это ирреальность, абсурд. В сознании Котты сталкиваются рассудок и ирреальность. Железный город на побережье Черного моря не может существовать, — здесь такие природные условия, что выращивать урожай, растить детей, выживать просто невозможно. Однако же здесь обитают люди, чьи судьбы и образы мыслей будто насмехаются над недостижимым Римом.

Среди сотен изломанных судеб бродит Котта и ищет единственную изломанную судьбу — Овидия, — и только его никак не может найти: в заброшенном доме обитает безумный слуга — Пифагор, — да на груде каменных пирамид треплются расцвеченные письменами лоскуты — обрывки овидиевых стихов. Ни живого, ни мертвого поэта Котта не может отыскать. Опустошенный и разочарованный, как и все жители Томов (чьи судьбы, как и его, всегда оказывались бегством, а Томы — последним краем, за который бежать уже некуда) он остается в Железном городе.

Чем дольше живет Котта среди обитателей Томов, тем более очевидны становятся следы Овидия — Эхо рассказывает овидиеву «Книгу камней», Арахна ткет на своих гобеленах овидиеву «Книгу птиц», эпилептик Батт обращается в камень, а канатчик в полнолуния становится оборотнем. Котта обнаруживает, что странные судьбы обитателей Железного города тесно связаны с овидиевыми фантазиями. Он приходит к выводу, что растрепанные на лоскутах «Метаморфозы» содержат сюжеты, обнаруженные Овидием в окружавших его людях, но истина оказывается еще более удивительной и трагичной...

Много сюжетных ниточек, которые так или иначе (нравится способ читателю или нет) находят свое завершение.

Своеобразный взгляд на Американскую мечту. Значительное место в романе занимает китайская «Книга перемен» — тот самый «Оракул», отчего одной из тем романа можно считать перемены. У каждого персонажа перемены свои. «Оракул» ведет всех героев к их переменам.

Хорошая книга. Необычная и достойная прочтения и, пожалуй, возвращения.

ЗЫ. Вопрос, возникший у меня после прочтения: для чего нужна в сюжете молодая японская семья? В общем-то роль их не так велика, а внимания уделено достаточно. И недоверие вызвало поведение старика Тагоми, который ближе к концу книги выглядит чуть не христианином («Говоря языком преподобного Мэсера, если я правильно помню — покайтесь!»). Ах да, и героиня, она все-таки проглотила лезвие или нет??

Читал этот рассказ недели две назад в том самом журнале «Техника Молодежи» и понял, что старая фантастика мне нравится намного больше, чем значительная доля современной. Казалось бы, очень простой рассказ: космонавт вернулся на Землю через двести с лишком лет и обнаружил, что здесь научились воскрешать людей. Он требует воскрешения погибшего в экспедиции товарища, который пожертвовал собой ради поставленной государством задачи и по мнению ГГ — достоин воскрешения, как никто на земле. Ученый, отвечающий за воскрешение, прекрасно понимает все аргументы ГГ и согласен с ними, однако, не собирается воскрешать именно этого космонавта и имеет веские причины не делать этого.

Рассказ, в котором нет хороших и плохих, нет правых и неправых, рассказ, в котором светлое будущее свершилось, но оно не такое уж светлое. Рассказ, в котором много правд сходятся в одной точке и каждая имеет право быть правдой.

Роман неплохой, но имеет ряд существенных для меня недостатков.

1. Понравилась история священника. Образ распявшего себя Поля Дюре — великолепен и мощен. Но... фантастическое допущение, благодаря которому эта мощь становится жизнеспособной, вызывает скептицизм: христианство исчезает. Если за тысячи лет человеческой истории не исчезли буддизм, даосизм и конфуцианство, за две тысячи лет не исчезло христианство, молодой ислам не смог вытеснить ни одну из мировых религий, то с чего бы вдруг христианству прийти в такое унылое состояние? А тамплиерам возвыситься?

2. Понравилась история солдата. Женщина-демон живущая в обратном времени и акт любви над телами уничтоженных врагов впечатляют. Однако, куда делась Монета в прошлом полковника, почему приходила только в киберсети? почему впервые появилась в возрасте 19 лет, а не раньше? вызывает недоумение «ньюбусидо». как можно воспитать в воинах следование воинскому кодексу, разыгрывая для них реальные сражения Земли (в частн. 20 века), когда кодекс, если он и существовал — сохранялся лишь во времена рыцарей и японских самураев?

3. Понравилась история поэта. Очень. Не понравились стихи из 10 слов. Понравилось, что Селен говорит о творчестве: «В те долгие месяцы на Небесных Вратах, когда я бился над началом своих «Песней», мне открылось, что находка верного слова отличается от монотонного перебора подходящих, как вспышка сверхновой от тусклого огонька Веги-Прим.» Но автор собственной многословностью противоречит этой благой мысли.

4. Понравилась история ученого. Косметические недостатки.

5. Понравилась история женщины-полицейского. Вызвали недоверие переходы в виртуал телепатически или через кожу. Не научно. Китс помнит свою смерть, хотя реальный поэт почти за год до этого перестал писать стихи и письма. Поскольку его личность восстанавливалась из этих записей — таких воспоминаний просто быть не могло. Не научно и то, что на новой земле кибрид (еще не человек — Китс), а именно кибрит — часть общего Сети, — занимается любовью с Ламией.

6. Понравилась история Сири. Образ дельфинов — вызвал восторг, плавучие острова — отлично. Не понравилось: автор замял центральный конфликт в душе героя. На протяжении всей истории ГГ склоняется к тому, чтобы получить деньги и довести строительство портала до конца. А в самом конце, сидя в гробнице, улыбается тому, что бомба уже установлена. Когда он успел поменять свое решение?

7. Не понравилась связка, объединяющая шесть историй: много лишнего. Кроме того, неясно, зачем было вводить и тащить почти до самого конца тамплиера.

8. В романе можно было в центр поместить сам Гиперион (как Солярис — в романе Лема, или Лес — в «Улитке на склоне»), однако, Гиперион присутствует только в первых трех историях, в остальных — действие происходит за его пределами.

Оценка 7.

upd. Очень понравился отзыв barros, имеющего противоположную моей точку зрения. В своем отзыве он очень грамотно «высвечивает» подтексты различных историй, читая некоторые я даже удивлялся «ах, вот оно что, мм.. может быть и так!», тем не менее, своей оценки менять не буду, поскольку воплощение всех этих «полемик» с классиками на мой взгляд совсем не идеально, а главное, нет цельной идеи для всего романа — почему автор полемизирует именно с этими идеями и именно из них конструирует свой сюжет. А без такой краеугольной причины, все написанное проходит по принципу: а, захотелось.. Что не есть «хорошо» для писателя, претендующего на место в мировой прозе, а не только фантастике.

У книги есть свои плюсы и свои минусы. Главным плюсом для меня стал огромный поток разнородной информации, вываленный автором романа. Колоссальный объем мыслей, заметок, замечаний по жизни, размышлений, юмора и маленьких открытий. История развития сети, ряд научно-фантастических новинок, достойных если не Лема, то уж Гибсона точно, ссылки на биологические, физические, термодинамические, кибернетические теории, и еще больше ссылок на литературных предшественников: где-то иронично, где-то случайно, в бытовом разговоре, — Лукьяненко с его «Лабиринтами», Азимова с «Основанием», Гибсона с «Муравейником», Шелли с «Франкенштейном», Гессе с его «Игрой...» и многих, многих других. В размышления оказались втянуты даже вскользь упомянутые ТРИЗовцы, а уж наших бытовых реалий — СМИ, реклама, пиар, политика, коррупция, хакеры — не сосчитать.

Итог — хороший фантастический постмодерн, где постмодерн — оказывается ключевым словом: само полотно романа сплетается из ниток в подобие паучьей сети — реальность, киберпространство, иллюзии, сны, прошлое, будущее. В отличие от новоявленных «киберпанковцев» (Лукьяненко, Вачовски) использующих сеть и реал только для решения уже сто раз решенных, «обезьяньих» проблем — злой искусственный интеллект, герой и его темное alter ego, — Шелли исследует феномен Сети, которую уже нельзя считать чистой фантастикой, Интернет и гипертекст стали нашей реальностью, которая не укладывается в привычное мифомышление, все еще проповедуемое из трубных динамиков фэнтези-опупей, космоопер, паропанков и пр. Мир изменился, в мир пришла Сеть, как артефакт, как феномен и мир никогда уже не станет простым, т.е. без приставки «гипер-«. Роман Шелли — один из немногих,прочитанных мною, считающихся с этой реальностью. Более того, «Паутина» — это настоящее исследование феномена Сети, за что уже роман достоин пристального внимания. «Паутина» — это попытка осознать «дивный новый мир», мир, где Сеть — данность.

Есть в романе и минусы: во-первых, стиль сложен, по причине специфического интернет-сленга, над которым автор в равной мере иронизирует и выжимает все возможности, во-вторых, структура романа — гипертекст, перескоки с одного на другое — с заголовка статьи к содержанию новостной колонки, к тексту электронного письма, к воспоминаниям, к событиям одной-другой-третьей реальности или нереальности. В-третьих, и это уже касается не авторского стиля, а скорее его несовершенства: в этой постмодерн феерии смещены-смазаны акценты, малозначительным вещам уделены большие абзацы, а ключевые даны штрихами, недораскрыты или разбавлены. Я вчитался только со второй части. И это может служить знаком, что именно тут начинается роман, а прежде была смысловая и литературная игра, ирония, стеб и, может быть, необходимое введение. Роман выиграл бы от правки и переработки, но даже в теперешнем своем виде — являет собой образец не чтива, а литературы, причем, литературы фантастической, в лучших значениях этого слова.

Для меня идеи и идейки «Паутины» дали много пищи уму, начать хотя бы с того, что я взялся отмечать страницы и цитаты, чего уже давно не делал, а кроме того, после прочтения да и в процессе не раз откладывал книгу чтобы переварить, подумать...

Мое знакомство с этой книгой началось давно, а состоялось только-только. И в этом я вижу смысл: любая книга должна приходить вовремя. Итак, первое упоминание о книге Эко я встретил в одноименном фильме, коий смотрел по телевизору, давно, и потому ничего кроме общего духа и названия не запомнил. Второй раз я столкнулся уже с книгой, когда, начитавшись фантастики, взялся за классическую прозу (Сэллинджер, Маркес, Сартр и пр.) Я смог прочитать не более пять-шести страниц и отвлекся на что-то, книга полежала у меня пару месяцев, после чего я вернул ее владельцу. Третьей попыткой стал повторный просмотр фильма, когда, будучи уже взрослым, я получил удовольствие от восхитительных декораций и удивительно подобранных актеров, в этот раз я уже хорошо запомнил фильм и детали сюжета. И вот, наконец, я повторно взялся за роман Эко, причем начал с предисловия, где советский переводчик подробно рассказывает о своем знакомстве с Эко, о его приезде в СССР, и деталях текста, которые потребовали кропотливой работы от переводчика. И после этого (а может быть потому, что я взялся «читать» аудиовариант?) книга пошла. Захватила меня с самой первой главы настолько, что к ней хотелось возвращаться в любую свободную минуту.

Текст книги насыщенный, «густой», содержит множества описаний, и эти описания часто состоят из перечислений длиной в абзац. Возможно, это одна из причин, что местами чтение может идти тяжело. Поскольку прослушивание таких моментов проходит без усилий, думаю, текст требует своего ритма чтения. В тот момент, когда в моей аудиокниге пошли битые файлы и мне пришлось переключиться на электронный текст — это удалось легко и с еще большим удовольствием.

Не буду пускаться в подробности оценки сюжета, на странице произведения очень много хороших подробных отзывов. Отмечу лишь, что выбранные автором место и время действия уникальны в том понимании, что на заре средневековья мысль (духовная и интеллектуальная) существовала именно среди монахов. Таким образом, мир в романе Эко распадается на мирской (простецы и князья) и интеллектуально-духовный (богословы). Среда монахов (как сосредоточие дум и страстей мира) оказывается в полотне романа идеальной для раскрытия любого серьезного вопроса: добро и зло? знания и книги? бог и дьявол? любовь и вожделение? добродетель и порок? И на образах героев автор ответит на все эти вопросы. А образ Лабиринта — как лабиринта познания, — использованный Эко, найдет неоднократное воплощение в произведениях других авторов, например, в «Городе мечтающих книг» Моэрса.

Восхитительная книга.

Если говорить коротко, то Ди Филиппо мне понравился своей жизненностью, нефантастичностью, увлекательностью с оттенком «раз-». Из плюсов хочется назвать характеры, необычные, но становящиеся родными персонажи, неожиданность сюжетных поворотов, ровность рассказов сборника — не обнаружил откровенно слабых или провальных. Из минусов — недостаточную глубину, местами — увлеченность второстепенными деталями из-за чего основной сюжет оказывается беднее. Из дополнительных грустных моментов — недостатки перевода: несколько раз в тексте попались ошибки типа «ться» в глаголах третьего лица, нелитературные повторы слов, орфографические ошибки, а также неточности перевода некоторых названий — Skintwister — «Дрессировщик клеток», The Mill — «Фабрика», но в этом весь АСТ.

В общем, сборник заслужил в моих глазах 7-8 из 10 и главное, некоторый интерес к автору, то есть цикл «Стимпанк», вышедший в этой же серии я прочитаю точно.

Теперь по существу.

Если лет десять назад я читал циклами и сериями, и, например, прикончив всего доступного Говардовского «Конана» мог взяться за поделки Спрэг Де Кампа и иже с ним, или вслед за Берроузовским «Тарзаном» устремлялся на Марс вслед за его же «Джоном Картером...». Теперь же я читаю по возможности разнообразную литературу и потому за Умберто Эко может следовать Иржи Грошек, а далее — Юкио Мисима, Кристоф Рансмайр или вот, Пол Ди Филиппо.

В авторском сборнике «Странные занятия», по крайней мере, в первой его половине почти нет фантастики, есть несюжетообразующие допущения: такой-то наркотик, такая-то экономика, такая-то организация, и в рамках получившейся общественной модели автор устремляет луч прожектора не к ее исследованию, не к раскрытию плюсов и минусов своего допущения, а к персонажу, одному или нескольким, т.е. в своих выдуманных мирах автор исследует души людей, которые в свою очередь, оказываются узнаваемы, убедительны и по своему близки. В рассказах Ди Филлипо фантастика (реже — альтернативная история) настолько ненавязчива, что понимание этого приходит опосредованно, само собой.

Итак, рассказы Ди Филиппо — это рассказы о людях, и в этом отношении, первый, с кем мне пришло в голову сравнить Ди Филиппо, — это Рэй Бредбери. У Брэдбери примерно половина творчества, если не больше, посвящена душам людей в разные моменты их жизни — «Бэг», «Все лето в один день», «Здравствуй и прощай» и пр. Так и в рассказах Ди Филиппо мы видим, то мальчишку-музыканта, прибившегося в бар, то пловца, испортившего себе карьеру протестом на олимпийских играх, и ставшего владельцем нищей закусочной.

Отличный рассказ и снова на границе этики и религии. Интересно наблюдать, как обучаемые главным героем чужаки попадают из одной этической крайности в другую, как щекотливо для героя оказывается объяснить своим чадам такие сложные вещи, как жизнь и смерть, добро и зло, как он сам балансирует на границе между мессией и антихристом. Немного предсказуемый финал, но на то он и миф о Прометее, чтобы знать, чем дело может закончится. Интересное переосмысление древнего мифа, хороший гуманитарный заряд, есть над чем подумать.

Очень понравился рассказ, и после «Вторничного ломтика мира» позволил обратить внимание на автора. Причина моей высокой оценки — в личной симпатии к необычным произведениям на тему религии. Несмотря на «вывернутый наизнанку» христианский антураж, главный герой, принимая мученическую смерть, все-таки до самой последней капли воплощает идеального христианина. Экшн в данном произведении, на мой взгляд, не самоцель, а скорее средство, и на примере действия, достойного какой-нибудь компьютерной игры, автор на сто процентов раскрывает противоречивость многих вопросов религии, этики, доверия к человеку и человечеству, любви плотской и любви духовной. А перенос ангелов и демонов в облик инопланетян ставит людей перед незамутненным вопросом «Во что ты веришь?» в ангелов с трубами, демонов с бластерами, в халяву после смерти или простую банальную человечность?

Моя любовь к Фармеру началась не с «Мира Реки», который я вообще не читал, и не с «Пробуждения каменного бога», который я едва могу припомнить через несколько лет, а с рассказов — «Вторничный ломтик мира», «На пути к возлюбленному городу», «Поднять паруса!».

«Вторничный ломтик мира» для меня навсегда останется визитной карточкой автора: необычайное устройство мира — своеобразная утопия, где в условиях перенаселения каждый человек живет только 1/7 времени — один день из каждой недели; узнаваемые прототипы людей, простые человеческие проблемы, зарождающееся и крепнущее чувство (любовь с первого взгляда) к «трупу» — спящей в своей капсуле женщине, — нарастающее напряжение ближе к финалу, и жестокая ирония «сильного мира сего»,

Самый удачный из рассказов сборника. Лишние детали у Васильева присутствуют везде, так что к этому почти можно привыкнуть. А вот сюжетно, в рассказе присутствует драматизм. Необходимость парализовать трассера, чтобы он смог вести парализованный живой корабль — это хорошая находка, причем затрагивающая сразу ряд этических проблем. Ничего плутовского в рассказе я не увидел. Сейферы (спасатели) — очень интересный ход автора, — люди, вынужденные раз за разом калечить себя, чтобы вытаскивать других из передряг. За образ автору — спасибо!

Необычный роман. Более всего напоминающий «Сто лет одиночества» Маркеса. Главный герой — немецкий конкистадор, — проходит путь от романтического юноши из бедной дворянской семьи до генерал-губернатора одной из латиноамериканских колоний.

Он участвует в «охоте на ведьм» на родине и бросается в головокружительную авантюру — поиски Эльдорадо на недавно открытом континенте, — с целью обрести славу и богатство. Но здесь, в чужой стране, ему предстоит столкнуться со страшной реальностью — в диких индейских землях соотечественники-христиане превращаются в настоящих зверей, а всякие границы нравственности стираются. Множество знамений ведут героя из одного жизненного (и исторического) эпизода в следующий. Пророчество доктора Фауста, ставшее началом путешествия героя, и предрекшее ему бесславный конец на чужом берегу, будто петля постепенно стягивается, чтобы наконец свершиться.

Впечатляет еще и тот факт, что практически все описанные в книге события имеют жесткую документальную основу, чему посвящены внушительный список материалов и примечаний, а также предисловие А.Кофмана. Этот роман невозможно читать быстро. В каждый абзац погружаешься и, таким образом, соучаствуешь в этом страшном, жестоком и трагичном путешествии в страну Золота.

Читал Булычева только в детстве. А тут случилось познакомиться с произведением «иного» плана: меня предупредили, что текст содержит эротику, поэтому я ожидал взрослого чтива. Итак, что же получилось...

Стиль изложения — дрянной: то описания, то канцеляризмы, люди общаются отвлеченными общими фразами, будто на научном докладе.

«стало видно, что он почти обнажен, если не считать шортов, легких туфель и черной маски, скрывавшей верхнюю часть лица».

«Вот сильные обнаженные руки молодого человека»

руки, видимо, обнажены даже более чем сам мол-чек, либо же подразумевается что они побриты от волос??

«Большой жизненный опыт поведал женщине в сером плаще...»

«Молодой человек в шортах потерял присутствие духа и кинулся в сторону, противоположную той, откуда надвигалась опасность.»

потерял присутствие духа? гы, ... = прочь от опасности

и так далее...

«Директриса надеялась, что остров хорошо защищен от гномов, троллей и злых эльфов.»

А вот это характерно. Конец прошлого века — на смену фантастики пришла фэнтези. НФ превратилась в фант.боевик. Разве не похоже, будто стареющий фантаст Булычев боится этой «эльфийской» чумы?

«За вошедшим физкультурником дверь плотно закрылась. На окна опустились титановые жалюзи, неслышно щелкнули замки из керамзитникеля.»

«И директриса никогда бы нас не выследила, если бы ей не донесли прачки и уборщицы.»

Все эти «физкультурник», «директриса» достойно третьесортного анимэ-сериала про школьников (и школьниц — ау, фансервис!), именно третьесортного, потому что в первосортных обычно есть что-то кроме подобных штампов. В повести же поступки героев нелогичны, прототипы событий прозрачны, но вызывают только недоумение: зачем? зачем «гулаги»? «зачем» вампиры? зачем «люди икс»? Если автор и пытался что-то вложить в произведение, то повесть требует значительной переработки и доработки. А так — достойно начинающего писателя, а не профессионала с богатым литературным опытом.

Лучшая сказка в сборнике. По крайней мере, одна из лучших. Люди и животные — те, кто одет в неподъемный ворох условностей, и те, кто владеет лишь собственной шкурой.

Замечательный сборник готических сказок с Фрейдистскими мотивами: сказочность, метафоричность, сексуальность. По сравнению с другими «полновесными» произведениями Анджелы Картер читается значительно легче. Кот в сапогах великолепен. Синяя Борода харизматичен. Лайон и Тигр восхитительны. Приятно еще и то, что лучшее издание этого сборника попало в серию «Магический реализм», вместе с Рансмайром, Маркесом и Кортасаром.

Изощренная провокация на границе приличия и неприличия. Впрочем, шокирующего в рассказе не так много, если сравнить с блэк-фэнтези того же Саймона Грина. Удивительно то, что главная интрига произведения вынесена в название — «девочка-флейта», — но до тех пор, пока не прочитаешь рассказ, не можешь понять, что означает эта метафора. Само произведение было бы не столь удивительным, если бы написано было в жанре фэнтази, в конце концов и Грин, и Гудкайнд и многие другие уже порядочно шокирующих, анатомических «изобретений» показали в своих произведениях. Тем не менее, рассказ написан в жанре почти твердой НФ (в мире есть и журналисты, и компьютерные сети, и биотехнологии), но главные герои живут в замкнутом мирке — в замке. Рассказ хорош своей неоднозначностью: хозяйка девочек вроде бы — отрицательный персонаж, но невозможно ей не посочувствовать, зная обстоятельства, в которых она сама находится, глава службы безопасности, одевающий на девочку электрическое кольцо — в конце оказывается способным на сострадание. За деталями окружающей обстановки выглядывают кусочки довольно мрачного, притом проработанного мира.

Что же касается тем каннибализма, детской порнографии — в какой-то мере это отражение пороков современности. Шокирующие подробности — можно называть кредом времени, можно — провокационным обличением. Детская порнография в сети — актуальная на сегодня тема. А от «хостела» — до каннибализма — один шаг. И в этом идея рассказа повторяет лейтмотив эссе «Сексотрясение» Лема — человек падок до запретного и этому своему стремлению всегда найдет оправдание.

Сам рассказ — в первую очередь самодостаточен.

Типичный боевик. Даже не фэнтези, поскольку здесь нет ни диковинных существ, ни магии. Все действие романа происходит на воде: на скипах, баржах, в ядовитой воде Канала, на островах и мостах затопленного города. Ангел с мечом — это образ грядущего конца света, или, по крайней мере, конца Меровингена. Конца, который все ожидают с минуты на минуту, но при этом желают, чтобы он наступил как можно позже. Ангел с мечом — это и героиня романа, которая разменивает свою жизнь, чтобы стать ангелом-хранителем для незнакомца, своего «первого мужчины». Ради него она с головой бросается в поток интриг, событий опасностей, рискуя жизнью своей и немногочисленных друзей. Она разыгрывает свою жизнь как монету и ставка в этой игре — Он.

У Черри хороший язык и сюжет держит, не отпускает, заставляет снова и снова хвататься за книгу в каждую свободную минуту. Роман насыщен событиями, но беден на новые идеи, какие-то оригинальные находки, мысли или образы. Почему-то от этого произведения я ожидал большего: например, что Мондрагон окажется жителем внешних миров (наподобие, «Трудно быть Богом»), или, по крайней мере, что ожидаемый всеми Армагеддон все-таки случится, Канал выйдет из берегов, город будет разрушен. А так... хорошие персонажи в совершенно невнятных обстоятельствах: зачем? для чего? что дальше?

По неясным причинам этот роман, прочитанный тоже порядка 10 лет назад запомнился настолько, что искал не помня автора и названия. нашел. еще не перечитал. но думаю, рано или поздно, сделаю это... когда перечитаю — допишу.

И вот, дочитал.

Не зря К.Черри свои «Хьюго» получала, пусть не за «Район Змеи», но все-таки — талант у нее есть. Главное достижение этого рядового, в принципе, боевика, заключается в том, что очень хорошо описана жизнь разумных насекомых. Курганы Маджат — похожие на колонии муравьев, — в их кастовой иерархии есть Работницы, Воины, Трутни и Мать. Однако, один Курган это одно существо с общей памятью, а разноцветные курганы — голубые, зеленые, красные, золотистые, — это по сути индивидуальные особи маджат. Люди, вынужденные искать общий язык с этими существами, вынуждены пойти на осознанную мутацию, и их структура обретает черты социумов маджад — Кланы Контрин, которые создают себе рабов (как Работницы и Воины маджад) — бета, но оставляют им способность выбора, лишь ограничивая срок жизни. Сами бета — то ли пытаясь отыграться, то ли в силу философии курганов создают биороботов (Работницы и Воины в миниатюре) с 40-летним ограничением жизни — Ази. Но влияние Курганов на жизнь людей оказывается еще более глобальным. Начавшиеся беспорядки и конфликты между кланами являются не причиной, а следствием противостояния Курганов. И то, что для людей (бета и ази) оказывается катастрофой, для жизни Курганов — лишь драматический эпизод обыкновенного Цикла. Роман как раз и описывает этот эпизод трагедиями вовлеченных в события людей: Контрин, бета, ази и чужаков из Внешних миров.

Современная городская фэнтези. Впрочем, современная ли? Хотя в мире Ноя присутствуют автомобили, телефон, телевизор и роман «Мастер и Маргарита», здесь нет интернета, а повествование выстроено таким образом, будто кроме города и присутствующего рядом, но при этом словно в параллельном мире — Леса, и нет на Земле ничего. В этом и заключается фэнтези: мир, похожий на наш, но в котором существуют два доминирующих разумных вида — люди и Волки. Волки — существа с одной душой, но двумя телами — человечьим и звериным. Волки бережно хранят легенды о некоем мире из которого они то ли вышли, то ли обязаны в конце концов попасть, мире, где небо «вишневого цвета» и луна — «похожа на сыр». Волки пытаются жить в мире с людьми, но отчего-то многовековая вражда не прекращается: люди сжигают «оборотней» на кострах, а волки — заливают свою месть людской кровью. И испокон веков же, по непонятной причине, многие волки выбирают в жены людских дочерей, и те уходят в лес со своими мужьями и становятся матерями новых волков. У волков — есть собственный Дьявол, которого все называют Ами, и собственный Бог — которого все называют Белым Волком.

Главному герою — молодому волку по имени Ной предстоит не только стать вожаком своего народа но и привести их в волчий рай — мир с вишневым небом и желтой, как сыр, Луной. Необычный роман, отличающийся своей лиричностью. Игры демиургов давно уже будоражат умы писателей-фантастов и авторов в стиле фэнтези, но описывать фэнтези мир в восприятии демиурга — черта именно нашего времени, взбудораженного матрицей и виртуальной реальностью, в которых всякий человек может побывать демиургом, из чего вытекают вопросы ответственности за свои деяния во вселенских масштабах.

В романе есть ряд незначительных недостатков: например, диалоги данные курсивом, сопровождающие основной текст, нераскрытые детали — такие как телепатические способности Крохи, явно лишний образ кошки-оборотня — неясная дань чему? любви к кошкам? — недоработанная любовная линия главного героя и почти открытый финал. Вернее, второй финал, после основного. Но, тем не менее, это роман — необычайно яркий, с плотным текстом, большим объемом образов и символической базой — легенды об оборотнях, средневековая охота на ведьм, христианство, Бог и Дьявол и пр. Этот роман является ярким образцом современного фантастического мейнстрима, образцом искусным, и что радует более всего — написан он российским автором. У фантастов прошлого растет новое достойное поколение.

Отличная повесть. Финальный акт. Последняя нота. Время изменилось: на смену жизнерадостным, полным энергии, оптимизма и ожидания историям о ковбоях космоса — космооперам, — пришла новая реальность: экономические и социальные проблемы, безработица, информатизация и средства коммуникации. Миром правят корпорации, а не герои-одиночки. Люди заняты выживанием, они погружены в быт и случайности жизни, а не в глупые поиски любви, счастья и справедливости. Главный конфликт повести: конфликт времен. Новое время подминает под себя и перечеркивает — мечты, стремления, надежды прошлых поколений.

Капитан Фьючер не способен приспособиться к новому времени: нет деловой хватки и пронырливости, нет умения находить выгоду, слишком много пафоса и главное — окружающий мир-Космос, — совсем не тот, в котором пытается жить герой. Смерть Мечты. Смерть капитана Фьючера. Дети взрослеют, и все ребячества, все прежние игры в суперменов и героев — должны стать Сказками, даже если для этого что-то должно погибнуть...

Красивая история, наполненная образами, юмором, некоторой — свойственной нашему веку — жесткостью.

Приобрел по рекомендации Фантлаба. Прочитал с удовольствием, в результате чего, могу рекомендовать как замечательную книгу, достойную места в личной библиотеке, но откровения не произошло.

Хорошо выстроенный сюжет, в котором различные, казалось бы не связанные друг с другом, детали «выстреливают» неоднократно, и все в конце концов укладывается в одну большую яркую мозаику.

Автор в данном случае хорошо ассоциируется с самим Небесным императором (Нефритовый Владыка Небес), который при помощи случайностей сыграл свою партию в мире смертных подобно тому, как автор романа «сыграл» его события. Красивая параллель. Немного напрягают длинные имена, написанные с большой буквы, все-таки это непривычно.

Главный вопрос остается после прочтения: как же сами китайцы относятся к подобному переиначиванию своей истории?

Этот рассказ в конце сборника оказался для меня субстратом современной фантастики. Много разных людей. Много противоположных точек зрения. Мы живем в обществе, разделенном на субгруппы и у любого решения правительства или любого возможного события найдутся и сторонники, и противники. У каждого могут быть благие, или, по крайней мере, объяснимые цели. Много целей — у отдельных людей, у общественных институтов, у рекламщиков, у религиозных деятелей. Много «за». Много «против». Много смысла в коротком рассказе.

Удивительно нежное и трогательное произведение. Без какой-либо фантастики, без фэнтези в привычном для нас смысле.

Сказка. Но что-то неуловимо более глубокое проглядывает сквозь повествование: те, кто верит в чудеса, и те, кто разучился верить.

Чудо, сходящее на простой, незамысловатый городишко. Чудо, которое может прийти в любой момент и любой город.

Свет. Добро. Радость и светлая грусть от расставания.

Стакпол — мой любимый автор в серии. И если, будучи маааленьким и сопливым, я любил Торстона, Кейта, то, перечитав в более взрослом возрасте, оставил для себя только Стакпола, Черрита и Кубасика. Приятно то, что все романы Стакпола образуют n-тологию, начиная с «Кровь Керенского» и далее. Много политики, но и много характеров, интриги общественно-политических сил и тех, кто ведет эти силы и направляет их.

Однако, даже в этой жизни оказывается есть место отдельным простым людям с их желаниями, стремлениями, страхами и ответственностью.

Я думаю, в центре рассказа рассуждение о том, что такое абсолютная ЛЮБОВЬ, т.е. любовь божественная.

Автор подробно описывает все степени любви обоснованной, любви рациональной, любви за что-то. Автор наглядно показывает, что хорошего/красивого/великого человека всегда можно полюбить. Но такая любовь не абсолютна, поскольку подразумевает рациональную причину, пусть подсознательную.

Любовь же Бога, как и любовь к Богу должна быть иррациональной, безусловной, поэтому автор и изобразил такое божество — не рациональное, подверженное случайному выбору, случайности, вообще, и полным отсутствием обоснованности своих действий.

Автор показывает, что Бог награждает или карает не по каким-то объяснимым причинам, а просто потому — что он Бог.

Очень спорная позиция, особенно с т.з. гуманизма, но при этом чувствуется мастерство автора и неординарность его идей.

После рассказа «Понимай» вторая вещь, где автор пытается представить иную форму человеческого мышления, взамен известной и привычной.

В первом рассказе — сверхразум со сверхспособностями, в этом рассказе — непоследовательная форма мышления.

И если история с пришельцами раскрывает нам внешнюю часть нового мышления — откуда взялось, как появилось, на что похоже, то история дочери героини — форма мышления «изнутри», где прошлое, настоящее и будущее сосуществуют, где дочь, и погибла, и еще жива, и взрослая, и крохотный ребенок и даже еще только в планах.

Хорошая научная фантастика

upd. 18.05.10 снимаю один балл оценки этому рассказу, из-за «Бойни №5» Воннегута, инопланетяне Чана — это Воннегутовские Тральфамадорцы, а главная героиня — клон Воннегутовского героя:frown:

Хорошая научная фантастика.

С ключевым словом «современная» НФ.

С должным вниманием отнесся к словам >ааа иии<, однако на то она и фантастика, чтобы отличаться от реальности, а раз уж фантастам прощают космооперы, то Чану грех не простить.

Обидно, что в конце мы получаем лишь противостояние Магнето и Профессора-Х, но рассказ обладает рядом завидных достоинств.

1. очередная попытка представить себе сверхчеловека, хотя еще Лем доказывал, что выход даже на самопознание для индивида возможно лишь при наличии ему подобных и их взгляда со стороны, что уж тогда говорить о самопознании сверхразума; так что попытка очень даже приличная;

2. выявлен ряд моментов совершенствования, которые можно считать ближним горизонтом: управление гормонами, углубление восприятия, скорость реакции, параллельное мышление, отказ от подсознания;

3. замечание >ааа иии< верно для обычных людей, но могут не сработать для сверхчеловека, наш герой — манипулятор с КПД ~ 99%, а кроме того, такие вещи, как курс валюты и акций на бирже, подчиняются фрактальным алгоритмам, что доказано, поэтому отчего бы и не снабдить нашего героя такими способностями;

4. главный герой обычный человек, которому интересно только то, что ему интересно, поэтому он не стремится захватывать мир, контролировать его, он делает лишь то, что его интересует по возможности не контактируя с обществом, это выглядит правдоподобно;

5. главный герой не показан плохим или злым, просто он — универсальный эгоист, эстетический творец, а его антипод — универсальный манипулятор, таких как ГГ, по историческому опыту, часто называют дьяволом, а его антипод — Христом, после чего распинают.

в общем, рассказ имеет главное достоинство — «глаголом жжет» и заставляет задуматься.

отличная вещь

ЗЫ. для меня отдельным удовольствием было читать рассказ, поскольку я профессиональный программист и кое-что знаю про НЛП

Такое переосмысление библейского сюжета характерно для современной литературы.

Если в Библии люди строили башню из гордыни, дабы вознестись и стать равными Богу, то строители башни у Чена строят ее из любви, во имя восславления Бога.

Теперь вавилонская башня это не притча, это целый мир — «нить, связывающая небо и землю», — и мы видим караваны тех, кто вверх-вниз таскает грузы (подобно железнодорожнику у Гришковца снует туда-сюда только по своему этажу, не зная ничего выше или ниже), видим тех, кто завел жилье на этом «караванном тракте», детей, которые выросли не на земле, но между землей и небом, видим острие этого меча — уткнувшееся в потолок небес в стремительном последнем порыве...

Рассказ предполагает несколько финалов:

- классический сюжет с падением башни

- встречу с творцом на небе

- обнаружение, что выше неба еще один мир, с еще одним небом, где все можно начинать сызнова

- финал автора.

Прекрасный рассказ, атмосферный, образный, яркий. Может быть, развязка не так сильна, но — уверен, — что начни автор писать более «сильную» развязку, рассказ вышел бы за рамки рассказа и стал повестью.

замечательная вещь

Рассказ с претензией, но при этом — так и не вытянул автор ничего особенного.

Самая главная ошибка — нарушение логики.

«Когда я кинул мешок с осиным гнездом в огонь,.. прилетела оса и ужалила меня в щеку... Но потом прилетел ты, и у меня не стало ни дома, ни семьи...

Я — оса...»

Продолжая аналогию, автор должен был выйти на сверхуровень. На уровень Того, кто сможет уничтожить «дом и семью» вечности.

А вместо этого мы получили очередное рассуждение о том, что «одну осу нетрудно раздавить, но осы неуничтожимы».

вот и получается, что «Рассказ должен быть хорош, потому что фломастеры разные».

ну вот и состоялось оно... долгожданное

оговорюсь сразу, я не поклонник анимэ-сериалов, более того, я прямо-таки их объективный противник, а к творчеству г-жи Фрай я не могу относиться иначе как к затянувшемуся анимэ-сериалу... бытовые милые мелочи которые ПОВТОРЯЮТСЯ из серии в... простите истории в историю, и совершенное отстутствие какой-либо фабулы и какого-либо ощутимого смысла — ради чего все это? Японские аниматоры на основе «Путешествия...» смогли бы снять сериальчик на полсезона (13 серий по 20 минут).

Однако, что мы видим с точки зрения текста?

- для затравки нам сообщают о странностях с этим «родным» для Джуффина городом: он вроде есть, а вроде его нет. караванщик из К. регулярно совершает поездки туда-сюда, а посторонние люди обнаруживают на месте города развалины в пустыне. Тут-то бы нашим гигантам мысли поперебирать варианты, как это полагается в детективах — но нет, их все устраивает и так и они предпочитают опять вечеринку. Ну, зато читатель уже имеет возможность пораскинуть мозгами: что там ждет? — некая сила скрывает город от окружающего мира, возможно, в некоем ином измерении (такая тематика просто сквозит из предыдущих происшествий с ГГ) (кстати, к чему было упоминание о младшей сестренке «земляка» в последнем письме?)

- часть вторая, никто не знает, что ждет в К., но все вусмерть уверены, что Макса нужно маскировать и не иначе как девушкой. поэтому следующая часть посвящена волшебному переодеванию. и главное, делается это как обычно с таким важным видом, будто деяние это ни много, ни мало — спасение мира. Кстати, быть Мерилин ГГ действительно легче, намного правдоподобнее смотрятся все эти поедания сладостей, шоппинги, кокетничания и словесные заигрывания. Быть настолько бессмысленно-болтливыми как герои этих историй может быть только исключительно редкий мужской экземпляр. Видимо, леди Фрай является поклонницей яоя и истосковалась по женоподобным мужским героям. Так что тут Максу предстоит развернуться по полной.

- часть третья, в которой Милифаро выльет пуд грязи на Макса, да и на Джуффина, причем такой пуд, что станет аж противно, как эти герои вообще могут уживаться. но все довольны и счастливы. кстати, такое тоже характерно для женщин — они могут целоваться и за спиной рассказывать друг про друга гадости, картинно стать врагами по гроб жизни, а потом опять — быть подругами и целоваться на улицах. понравился эпизод Макс у Меламори

- часть четвертая нас пытается убедить, что автор и его герои хоть что-то понимают в конспирации. они треплются обо всем чем угодно кроме того, что может их ждать в К. правда, мы узнаем историю Л-Л, и так или иначе, добираемся до места. опять же, согласно истории автора Л-Л — силач каких свет не видывал, что ж ему тогда в предыдущих частях ТАК нужна была помощь Макса? (станиславское: нвр)

- часть пятая, начнется с того, что первая случайно взятая в К старушка оказывается именно той, которая возжелает сдать дом нашим героям (с.: нвр). «Леди Мерилин влюбилась» и ГГ вместо того, чтобы заниматься расследованием, делом, бегает как влюбленная девчонка по городу. Мои аплодисменты! — нвр.

- часть шестая покажет нам во что превратится Л-Л после самокрутки марихуаны. довольно мерзкий тип, надо сказать (жалко Л-Л, я его искренне полюбил). А если помнить о необходимости «КОНСПИРАЦИИ», «ЗАДАНИИ» и пр. — так и вообще этот эпизод вызывает лишь недоверчивый зуд. мммм.

- часть седьмая посвящена покупке карт К., которые будут отличаться друг от друга. Прощай злой гений. Кажется нас ждет что-то совершенно бытовое — в духе г-жи Фрай.

- часть восьмая самая интересная, в которой состоится разговор с Махи. злого гения все-таки не будет, но зато есть добрый гений, который восстановил... эээ... да что я буду рассказывать. если захотите, прочитаете. тут бы и сказке конец, но нас ждет пара продолжений — одно милое, а все остальные бестолковые

- часть девятая, или сотворение миров. это милое продолжение, в котором Макс умудряется оживить город из своих снов и потерять половину в виде Мерилин

- часть десятая, где Макс идет играть и выигрвает у лучших местных игроков по «четыре», «шесть», «чуть ли не дюжину» партий кряду. за это время никто не заподозрил в нем шулера и ему удалось мирно уйти. гениально! — нвр.

- наконец, чтобы совсем нас не расстраивать, нам-таки дали злого гения, мертвого магистра, который хрен знает чем помешал городу К., зато уничтожив его Макс стал еще круче, Л-Л был в очередной раз опущен «великодушием» ГГ. так что все довольны

- ну и финал с возвращением, обязательный для г-жи Фрай, но совершенно бессмысленный для идеи повествования, полный ахов, вздохов, излияний камры и вечеринок.

наверное, на этом Фрая можно больше не читать. от себя сделаю еще ряд замечаний:

1) в ЕХО — плоский юмор, терпеть такой не могу (у Орлова и Асприна в первых МИФах лучше);

2) разговоры о могуществе и интуиции высасываются из пальца:

– Да. Кроме приключений вашего несчастного земляка и его страхов... Есть еще что-то, о чем вы не говорите?

– Забавно, Макс! Твоя интуиция работает даже когда это совершенно не нужно.

диалоги выстраиваются так, что за одной оборванной фразой, как правило, следует вполне ожидаемый вопрос, дескать что дальше, или еще-то что. после чего г-жа Фрай с умным видом хвалит ГГ за развитую интуицию. то же с могуществом.

3) в полупустой пачке обязательно «Целых шесть сигарет «Кэмэл»», вещей хватает ровно на «шесть этапов».

Меня истерически раздражают детали, которые не имеют никакого смысла в повествовании. Однако полотно историй Фрая состоит сплошь из таких деталей.

Радетели за атмосферу будут кидать в меня бананы, дескать это для атмосферы... но атмосферу нужно создавать и действиями и выбором описываемый или не описываемых событий ( — почитайте «Последний мир» Рансмайра, «Альтиста Данилова» Орлова, сравните атмосферность — ) а не методичным перечислением одного и того же.

4) на высоте имена героев и названия

Читать дальше — любителям сериалов и яоя

добавление от 13.04.09: -2 мне уже поставили, интересно кто? фэны, наверное. хотя фэнам мой отзыв должен был понравиться, ведь он такой же длииииинный, как сам Фрай

Ради этой повести покупал книгу. Чем-то зацепило название и хотел попробовать. Попробовал. В целом, понравилось.

Первое, что хочется отметить: идея хронопетли, так часто эксплуатируемая в science fiction, вообще-то редкость для фэнтези, так что плюс.

Образный язык интересен: жрица на берегу, святыни, Седой волк, волчья стая, гибель черного волка от клыков седого...

много ярких и интересных находок, но опять же — стиль автора все равно остается довольно схематичным: кража реликвии (а почему именно кость, кстати?, а не кольцо или камень), преследование похитителя, разговор на корабле, встреча с колдуном, история Седого, прошлое — история жриц, победа и завязывание хронопетли, финал.

Язык не очень плотный. В целом милое, доброе произведение, наподобие сказок Александра Грина, только с фэнтези антуражом

Средний рассказ. Типичное фентези, в целом напоминающее говардиаду. Очередной уставший от войны офицер (ГГ) получает в завещание от своего солдата просьбу отнести кошелек семье, в случае его гибели. Солдат, как водится, гибнет. Случайно ГГ ввязывается в авантюру с кражей сокровищ из подвалов замка бывших колдунов. Сокровище найдено и вместе с ним — ГГ и двое его волею судьбы состоявшихся товарищей по несчастью оказываются жертвами страшного заклятия — каждый из них должен умереть во сне, причем очень скоро...

Первые несколько страниц просто заставлял себя читать, из-за обилия штампов. Но как-то продрался и до конца дочитывал уже легко. Рассказ милый без претензий. Понравились образы — лис, кот и сокол, выбранные автором для гг и его товарищей. Понравился эпизод с волком (хотя у Джека Лондона в свое время было покруче). Концовка — схематична: трое тех, трое этих, плюс у тебя каст в виде жалости к врагам, цакелем на цакель — ты победил. В целом мило.

Роман был написан через три года после того, как Джон Картер Берроуза отправился на Марс.

Правда, общий антураж — единственное чем произведения похожи и не могу с уверенностью утверждать, что творение Берроуза как-то повлияло на роман Линдсея.

После прочтения «Путешествие к Арктуру» мне стало понятным, куда уходят корни романов Муркока и Желязны. Постоянные метаморфозы, люди и боги живущие рядом, трагичность описываемого мира и гибель героев, к которым начинаешь привыкать — вот что такое «Путешествие к Арктуру».

Там, где у Линдсея гибнет один герой — у Муркока гибнут сотни, и хотя фантасмагоничность миров Муркока обширнее и внушительнее, все-таки, ничего нового к общему трагизму Линдсея он не добавляет (кроме, разве что, идеи Вечного воителя).

Путешествие к Арктуру, хотя правильнее было бы назвать Арктурианской Одиссеей, потому что герой путешествует не к планете Арктур, а по ее фантастической поверхности, это метафорическое исследование таких вечных человеческих категорий, как материя и жизнь, любовь, отношения, религиозность, удовольствие и боль. Каждая из этих категорий воплощается в обитателях Арктура или божествах.

Текст не так прост, хотя пожалуй, местами затянут. Например, противостояние Спейдвила и Кейтиса, мне напомнило столкновение идей буддизма (жизнь — есть страдание) и даосизма (долг — дао), поэтому вполне возможно, что на более глубоком уровне автор анализирует различные философии, известные в то время, пытаясь определить место человека в мире.

Два замечания хочется сделать этому роману: много повисших эпизодов — самое начало с медиумами и вызовом духов представляется уступкой популярной литературе, т.е. неясно назначение этого эпизода в полотне повествования; героине в начале романа Маскалл обещает вспоминать ее перед тем, как нанести кому-то вред и далее про это ни единого упоминания, что все-таки делали Кренг с Найтспором и где были и т.п.

Второе — замечание к переводчику: Кристалмен, Спейдвил, Найтспор, Маттерплей — явно английские наименования, имеющие английское значение и знание перевода наименований и имен помогло бы лучше понять произведение, Маттерплей — вероятно, matterplay — Игра материи и т.п. Однако, переводчики не только не перевели названий, но и не сделали перевод имен и названий в сносках.

Необычный, непростой роман. Который стоит прочитать и, пожалуй, даже перечитать

добавление от 09.04.09.: полный вариант аннотации таков:

Маскалл от любопытства и скуки соглашается сопровождать товарищей в их путешествии на планету Арктур.

Очнувшись в одиночестве, не найдя друзей, зато обнаружив у себя на теле необычные новые органы, он самостоятельно начинает исследовать неведомый край. Первые встреченные обитатели преисполнены мира и доброты. Оказывается, на Арктуре боги до сих пор живут вместе с людьми и часто показываются им. Маскалл решает во что бы то ни было служить такому доброму божеству — Суртуру, Создателю, Кристалмену и отправляется на его поиски. Будто Данте, ведомый Вергилием, Маскалл проходит по кругам арктурианского мира, ведомый каждый раз новым провожатым либо теряя, либо убивая предыдущего. Отчего-то лицо всякого, кто умирает в мире Арктура — превращается в уродливую маску. А Кренга — человека, который привез Маскалла на Арктур, все называют дьяволом.

Единственный недостаток рассказа, мысль о том, что люди тысячу лет жили не имея любопытства, а беспрекословно подчиняясь «церкви» и «инквизиции». Неправдоподобно. Ведь в реальной истории сколько не билась инквизиция, а все равно людское любопытство и науку остановить не смогла.

В остальном же, замечательное гуманитарное произведение, здесь и антиутопия: жизнь в регламентированном законом обществе, и еретики передающие из поколения в поколение письмо и книгу, и старик Джошуа, который много раздумывает о жизни и имеет свою глубокую философию, и людская масса, послушная, подверженная крайностям, ужасная в своем страхе, и тяжелый выбор — как распознать истину, как совершить выбор вопреки традиции и привычке, как выбрать, когда на одной чаше весов жизнь одного человека, а на второй судьба всех.

Пожалуй единственная деталь, так и не включенная в повествование — что за картины у всех были такие. Почему разные.

Вместо хеппи-энда (если его можно так назвать :) ) мне было бы интересно проследить такой вариант, как отсутствие на второй планете пригодной жизни.

Ну и ключевая фраза рассказа, последнее предложение — ...

кто-нибудь обязательно скажет, как жить дальше

Замечательная книга. Книга, которую в первую очередь надо читать писателям и будущим писателям.

Глубокое исследование феномена литературного искусства: писатели, читатели, книги с запахами, книги с секретами, букинистические лавчонки и огромные книжные супермаркеты, литагенты и коллекционеры, редкие книги, хорошие книги, ширпотреб, массовая литература, литературные чтения, творчество, вдохновение, вопрос о том, что нужно знать и что нужно делать, чтобы научиться писать, бизнес против творчества, живые книги.

Детектив и история ужасов — именно два этих жанра автор выбрал для того, чтобы провести свое исследование и чтобы провести своего героя по невиданному фантастическому огромному миру, умещающемуся... в подземной части одного-единственного города. И если сам Книгород — это верхушка айсберга, то герою предстоит нырнуть и исследовать всю его подводную часть.

«Город мечтающих книг» очень атмосферная книга, пусть даже текст не так плотен как у Рансмайра, «Город...» — это «Имя розы» Умберто Эко и «Семь подземных королей» Волкова. Сказка и глубокая драма.

«Так начинается рассказ» — фраза неизвестного гения, которого будет разыскивать Мифорез на протяжении всего романа. Загадка, способная увлечь за собой любого читателя, даже самого искушенного, не отпустить и заставить его прожить книгу от корки до корки.

Благодарю фантлаб за рекомендацию, благодаря ей я познакомился с поистине неожиданной, необычной и прекрасной книгой. А одна фраза из книги оказалась для меня коронной, потому что полностью соответствует моему пониманию литературы:

~«Некоторые авторы пишут большие книги, потому что у них нет времени писать короче»~

Автору «Города мечтающих книг» известно, что такое Орм, и как писать хорошие книги.

История и вправду начинает напоминать средненький анимэ-сериал. Ведь если смотреть такой сериал, то где-то на 10-14 серии поневоле начинаешь ощущать определенный драматизм и сопереживать героям. Вот только можно ли говорить в этом случае об искусстве? Анимэ сериалы выходят десятками за год — по одному, два, три и даже более сезонов. И у них есть свои поклонники и свои почитатели, готовые с пеной у рта доказывать что Loveless или Yami no Matsuei это круто, Sailor moon — венец искусства. Это уже фломастеры, в смысле что очень субъективно, потому что лишь единицы таких сериалов можно считать объективными шедеврами.

Мир ЕХО, по крайней мере, на момент четвертой истории — мир идеальной безответственности, если в этом цель — «магистры!» — я умываю руки. Одно только хочется признать, слишком много единиц текста на единицу смысла. Слишком.

Обнаружил еще деталь: истории детектива Гаррета у Кука начали появляться с 1987 года. Первая книга Фрая — 1996. Тоже минус. У Кука лучше, хоть и его я не очень люблю.

Удивительно раздражает некомпетентность автора в описании своего «атмосферного» мира: сколько времени Макс уже в городе ЕХО, а никакой общественной жизни, никаких взаимодействий между разными слоями общества. Есть замкнутый вакуум-мирок — пузырь вокруг Макса и его отдела, вне его — мир не существует. Если Макс обращает свое внимание на что-то — это что-то возникает в повествовании и становится видимым читателю, Макс отвлекается — и это вновь исчезает, растворяется, будто бы и не было вовсе. В этом смысле название «Лабиринт ЕХО» довольно точно отражает суть: свеча блуждающего по лабиринту выхватывает кусочек вокруг себя, а то, что осталось там во тьме — подчиняется единственному закону — закону воспаленной фантазии блуждающего по лабиринту. И нам, взрослым разумным людям, может быть сколько угодно ясно, что окружающее должно подчиняться какой-то логике, но на деле оказывается — окружающее подчинено воле, пораженной неизвестным душевным заболеванием, судя по всему серьезным. Может, шизофрения?

В начале болезненно воспринимаются очередные закидоны в сторону ВК: Макс, обретя свою смертоносную слюну, злится на Милифаро подобно тому, как Фродо злится на Сэма приближаясь к Горе. Далее нам предстоит решить задачку с маньяком-убийцей, уничтожающим женщин, перерезающим им горло. И вот тут возниакает очередное ощущение, характерное для стиля миссис Фрай. Жестокость, в принципе зашкаливающая за отметку «сказки». Давайте вспомним, в первой части был эпизод — когда двое танцевали выворачивая собственные внутренности. Было еще описание ритуала древних с отрубанием собственной руки. Во второй-третьей части были пусть менее эффектные эпизоды, например, сны заключенных рядом с камерой №5. В «Чужаке» — маньяк орудует ножом и перерезает горло женщинам ЕХО. И такие анатомические подробности запросто соседствуют с попиванием камры, с плоскими шуточками и каким-то совершенно банальным бытом. Причем, подобное раз за разом повторяется из истории в историю.

По правде говоря, в современной литературе и кино такое воспринимается неплохо, когда выдержан стиль: тот же «Город грехов», «Хранители», где жестокость мира воспринимается де-факто и таким образом только глубже воспринимается его порочность. В «черных сказках» Бертона, наоборот, на черном юморе ведется игра, и там такие «черные» эпизоды не воспринимаются всерьез. Здесь же, этот диссонанс рвет стиль. Никому не смешно, что происходят страшные вещи — но реально всем пофиг и каждый занимается своим делом, изображая заинтересованность. Натянуто. Та же проблема у Ффорде, в его «Четверг Нонетот», но у Ффорде восхитительный стиль, за который многое можно простить, у Фрая — такого стиля нет. Да и букв тратится значительно больше. Эта же натянутость сплошь и рядом встречается в анимэ, где девочки-герои убив пару-другую монстров или себе подобных начинают сюсюкать, устраивать рождества и дни рождения и пр. Так что еще раз говорю о нездоровых ассоциациях Фрай — анимэ.

В целом, сюжет этой части наиболее выстроен: история появления Макса в ЕХО, трамвай как дверь между мирами, проникновение убийцы из мира Макса, финальная развязка где Макс узнает про Доперста.

Как уже стало привычным для историй Макса — раскрытие детективной (псевдодетективной) линии — сплошь надуманно и натянуто. Наиболее драматичный момент повести — убийство Максом «чужака» написано так, что вызывает недоумение и «осадок». Осадок, от последовавших за этим шуток — и поеданий сладостей.

Хочется отметить, что части истории 1-4 можно было написать одной повестью размером в одного «чужака» и получилось бы неплохое произведение, а так — ...Недо детектив, недо триллер, недо драма, ведь убив чужака Макс запросто идет кушать пироги и пить камру. И только в мире миссис Фрай маньяк может «запалиться» на том, что обопьется в каком-нибудь баре и нате бери его тепленьким, а он потом будет сюсюкать и жаловаться на то, что все вокруг плохие бубуки. А плоский юмор и постоянные «дерьмо»-эпитеты генерала порядком надоели.

Все, на больший подвиг я не способен. Переключаюсь на «Путешествие...», а если и оно не пройдет — сразу на «Волонтеров...». Я честно пытался...

в свое время повесть понравилась намного больше «Дракулы» Стокера

правка от 02.04.09: ну все-все каюсь. опять начали минусы ставить. существуют сотни более бестолковых отзывов — никто не замечает, а тут сразу минусы.

Итак, повесть «Упырь» написана в 1841 году, самый известный роман про вампиров, культовый «Дракула» Стокера — в 1897. Однако, небольшая повесть Толстого по жути и по реалистичности намного превосходит «Дракулу», динамичнее, интереснее. Возможно, «Дракула» более глубок и многопланов — но разница в 56 лет — достаточный срок, чтобы чему-то научиться

очередная серия «Детективного агентства «Лунный Макс»

первое самостоятельное задание + плюс обретение кое-какого оружия

и право, очень похоже на прохождение игрушки. даже для сериала было бы скучновато, разве что анимэшного. а вот на очередной уровень аркады с элементами квеста — вполне сойдет

вообще, долго пытался понять, чем же так не нравится мне стиль миссис Фрай, и кажется, мне это удалось — бла-бла'шность повествования: тот сделал то-то а этот то-то потому-то, никакой глубины и даже претензии на оную. Описание тюрьмы — легкий абсурд не за ради чего кроме самой хохмы. Миссис Фрай «авторитетно» пишет о том, чего не знает, т.е. ни о чем. тюрьма — таких тюрьм не бывает и быть не может, герои — совершенно картонные, что автор выдумает — то и делают. логика — условная. причинноследственная обоснованность — на уровне детского сада

вообще, мне трудно представить себе литературу просто так, ради ощущения. ради ощущения я включу любимую игрушку (например, Вангеры или Net storm) и завязну на недельку-другую. впрочем, лукавлю. в 14-16 я зачитывался Тарзаном и Конаном и для этого возраста закос «под дедектив» по Фраю вполне может сойти. наверное

но продолжу о своих настоящих (то бишь нынешних) впечатлениях. содержание очередной серии про сэра Макса можно передать в нескольких словах (как и двух предыдущих): первое задание, расследование в тюрьме, макс помещается в ту самую камеру, где происходят загадочные смерти, отчего-то опять все связано с кошмарами и дурными сновидениями, опять недоумерший потусторонний дух, в Максе срабатывает очередной инопланетный механизм, помогающий ему и Лонли-Локли управиться, та-та — все довольны, Макс обрел каст в виде смертельного плевка и образ смерти в виде выходного костюма, местный великосвет возжелал обзавестись кошками на манер Макса. занавес, или «отбой»

в целом, я упустил лишь атмосферу, а вот глубинных смыслов и многозначных оттенков вряд ли, ибо оных в истории Макса пока замечено не было

при ознакомлении с повестью замечены следующие детали:

- неясные и необоснованные ассоциации с ВК Толкиена, «ты Макс не перестаешь меня удивлять» — «вы, хоббиты, не перестаете меня удивлять»

- общий ход развития напоминает Ghostbusters. до Макса — никаких проблем не было, скукотища, и на тебе. помнится, чем все закончилось в GB, не хотелось бы лицезреть подобное ибо «Охотники...» это святое

- общая забывчивость Макса. в начале повести кошек и нет будто, даже когда Макс собирается, к концу они — вдруг! — возникают и оказываются чуть не в центре внимания, в прошлой серии Макс забывал говорить с вещами — в этой вспомнил, но будто бы для галочки, в прошлой серии была жемчужина (подарок короля) и шкатулка — в этой серии нету. Вообще натянутое повествование и отдает запахом кустоватых роялей

с другой стороны, смертельный плевок — это кое-что занятное, и не сам по себе, а по причине, что дает герою Максу некую силу, которая требует ответственности etc. с этим уже можно поиграть (хотя Магуаер в ЧП3 уже играл с костюмчиком Venom'а), да и эта тема не лишена штампов, все-таки какой-никакой драматизм

наиболее сочным эпизодам — борьба с призраком, общение с кошками, встреча с тюремным психоаналитиком (который «готов отдать жизнь за меня!»), разговор с соглядатаем короля — большое станиславское «не верю»

вердикт: миссис Фрай продолжает писать в стиле — юмор ради того чтобы убить время, кока-кола пожиже для улучшения пищеварения. если вам это нравится — дерзайте. если вы хотите что-то здесь найти — отбой, тут искать нечего

ЗЫ. пожалуй, ознакомлюсь еще с чужаком и сразу на «Путешествие...» и «Волонтеров...»

вот и вторая часть позади...

миссис Фрай продолжает плодить сущности вокруг «варвара» Макса.

догнать и перегнать: даешь два волшебных зеркала вместо одного?!

псевдодетекивный сериал продолжается.

основное назначение очередной серии похождений Макса — ввести его в местный сверхполицейский участок (простые полицейские здесь повод для шуток), а также — завести пару котят

повествование периодически перемежается излияниями камры и поеданием печенья — видимо, ничего другого в этом смешном сказочном мире лучшие из его представителей не едят, что ж, бывает

итак, в работе участка полный штиль. хоть бы чего интересное случилось

и надо же было так совпасть, что главный герой купил дом напротив самого, что ни на есть — особняка с мертвецами и вселенским злом

кроме того, на фоне участились случаи краж драгоценностей, которые тоже окажутся в конце при деле

текст по прежнему — жиденький, по сравнению с теми же Орловым или Ильфом и Петровым. впрочем, нам показывают добротный сериал с забавными героями, так чего тут больно ждать...

как часто бывает в таких сериалах, вторая серия плохо помнит, что было в первой

и хотя Макс вспоминает про шкатулочку, однако способность разговаривать с предметами — отчего-то начисто выпала из повествования.

почему же не допросить дом — дом Макса или дом напротив, о тех самых волшебных моментах, которые сильнее всего запоминают вещи???

нет, мы пойдем другим путем. длинным, чтобы «сюжет развился» (цитата из повести, такое ощущение что миссис Фрай намеренно показывает своих персонажей — персонажами книги, а не живыми героями мира) на целую повесть

о приятном: компьютеры в виде разумных птиц, способных «помнить все», эпизод с предысторией особняка и всей улицы (придало реалистичности), которую зачитывали птицы

теперь несколько слов в ответ

>>> Вот именно чтобы почувствовать эту захватывающую магию, и нужно окунуться в мир

для того, чтобы хотелось окунуться в мир, текст должен быть плотным и цепляющим, как у Рансмайра, как у раннего Приста или Джорджа Макдональда, как у Орлова

а у миссис Фрай через эпизод — камра да камра, хотя да, язык неплох, стиль приятный легкий, но разреженный ненаполненный. То, для чего миссис Фрай требуется повесть, Рансмайр или Орлов умеют уместить в два абзаца

совершенно нет игры намеками и второстепенные детали не загружены. И вообще — все повествование есть перечисление действий Макса в новом мире. пошел, сел, съел, выпил, снова съел, пошел туда, потом туда, потом туда. А где мир? мир через узкое окошко того, что видит герой Макс

>>>если вам до сих пор не нравится,попробуйте еще третью,потом поговорим)

попробуем ради Вас, хотя собирался сразу перейти к повести «Путешествие в Кеттари», и далее — сразу к «Волонтерам вечности», потому что те же люди, которые сказали мне, что Фрай — «это наше все», после первого моего отзыва признали, что «это все» начнется только с «Путешествия...», а уж «Волонтеры...» точно весь мир с ног на голову переворачивают

так что, попробуем, почитаем, послушаем... благо действительно мило и легко

вторая часть. полет нормальный

ЗЫ. к вопросу о «роялях», как вам, прочитавшим повесть, в конце присовокупленная «находка», дескать, подарок короля — стал причиной того, что Макс не забыл свой сон и оттого все завертелось? по мне так приляпано

Итак, Фрай... после которого, по мнению кое-кого из моих друзей, читать в фэнтези «больше нечего»...

Первое, что хочется отметить: невероятное атмосферное сходство «Еще один великолепный МИФ» Асприна (написанный в 1978) с «Дебютом в ЕХО» «Фрая» (1996). И то и другое произведение — легкое юмористическое фэнтези «без претензии». Разве что Фрай — ближе к российскому читателю. И тут, и там — бытовые мелочи реального мира. И тут, и там — вполне себе нереальный мир, ни коим образом не связанный с нашей реальностью. Хотя нет, в Асприне все-таки волшебный мир рассмотрен с позиций рыночной экономики, и периодически встречаются кивки в сторону фэнтезийных стереотипов (н-р, рыцарь Квингли), у Фрая — даже этого нет. Просто сон в летнюю ночь, пока душа летает в некоем мирке и наслаждается, как было правильно отмечено «персональным раем».

Второе, что хочется отметить. Это не детектив, потому что даже в первом Гарри Поттере приходится сделать больше логических умозаключений, чтобы выявить преступника. А тут — все легко, непринужденно и само собой. Ну, а до Шерлока Холмса и вообще — как до Киева...

Впрочем, читать (или в моем случае — слушать) впрямь приятно и хочется дочитать до конца, и начать новую часть. Это — несомненный плюс авторского стиля.

Я думаю, прочитаю еще парочку (даже в любимых МИФах я остановился на 4й части) и... в сторону. Ибо о чем? Зачем?

У Орлова в его городской фэнтези (Альтист Данилов, Аптекарь, Шеврикука) юмора не меньше, а текст плотнее. И сверхидея, как-никак, имеется. А у Фрая... есть абстрактный разбитной волшебный и непонятно для чего искрящийся мир ЕХО.

Вердикт: читать любителям юмористического фэнтези, любителям сериалов, любителям легкого чтения без особых заморочек о смысле. Можно почитать первые две-три ради ознакомления с таким «модным» явлением, как Фрай...

Если бы читал книгу в бумаге, наверное, так бы и отложил. Не потому что плохо, а потому — что трудно.

Роман Воннегута — не фантастика, а скорее альтернативная история для читателя 2009 года. История, ставшая реальностью с изобретением Льда-9.

Фантастическая альтернативная история, помноженная на реализм повествования: американские городки, эпизоды истории, атомная бомба, мировая война... и к финалу читатель движется по реальности н-цатых годов Америки, будто участвует в некотором роад-муви: остановки, встречи, разговоры с людьми, мозайкой складывающееся повествование из эпизодов двигающих сюжет и деталей, наполняющих его слоями-слоями-слоями... до бесконечности.

Повествование КВ нельзя назвать затянутым, оно просто — другое. Иное. Для иной обстановки, иного времени, иного настроения, нежели бесконечная спешка из дома на работу в хаосе информационных технологий, СМИ и всего остального.

Идея Льда-9 для 1963 года еще не столь актуальна, и работает с опережением, ведь Лед-9 — это по сути нанотехнологии, развитие которых наиболее бурно протекает лишь в последние годы. Поэтому роман КВ — хороший повод задуматься об этом.

Что мне больше всего не понравилось в романе: перевод стихов. Не знаю, как человек, начинавший писать со стихов и лишь затем, перешедший в прозу, я очень остро воспринимаю всякие угловатости слога, а в переводе стихов таких шероховатостей и вольностей очень много.

Роман не показался ни смешным, ни даже забавным. Видимо я сразу смотрел в глубину шуток Воннегута, и видел их трагичный подтекст. Определение «смех перед концом света» как нельзя более подходит к юмору романа.

Как оказалось, это мой первый роман КВ и, может быть, следующий роман будет для меня чуть более близким, узнаваемым.

Хочется также отметить, что вольно-невольно при прослушивании КдК у меня возникали ассоциации с «Мы» Замятина. В первую очередь благодаря структуре: у ЕЗ — каждая глава предваряется «конспектом», а названия глав КиК как раз и представляют собой подобный конспект.

Могу сказать точно, роман КВ — это роман для повторного прочтения. Вряд ли сейчас, но когда-нибудь я буду готов снова погрузиться в историю Льда-9.

Итак, после культовой пилотной серии нового телепроекта «Четверг Нонетот» маэстро Ффорде выпустил первый сезон, собственно, сериала...

Действительно, новый роман легче воспринимать как последовательность серий:

- ЧН на передаче Выпендрайзера (филлер)

- ЧН на оперативной работе литтектива по делу об обнаружении неизвестной книги Шекспира

- ЧН теряет возлюбленного

- ЧН на «Процессе» Кафки (филлер)

- ЧН охотится с Колом за злыми духами (филлер)

- ЧН учится управлять энтропией [в Осаке]

- ...

я не случайно сделал пометки в скобках: «филлер» — это термин из анимэ-сериалов, где все серии делятся на те, которые раскрывают повествование, и те, которые предназначены для «заполнения», повышения общего объема. В филлерах обычно показывают бытовые эпизоды, или флешбеки в прошлое героев, но они, как правило, в основную схему повествования не добавляют ничего.

Что же составляет сверхуровень нового постмодерн-приключенческого юмористического сериала про рядовые будни нерядового офицера-литтектива ТИПА-сети?

1. «папочка» героини сообщает, что примерно через неделю наступит конец света и на земле не будет ничего, кроме некоторой розовой массы непонятного содержания

2. «голиаф» подстраивают хронопетлю таким образом, что муж ГГ гибнет еще ребенком, хотя в своем настоящем она умудряется сохранить воспоминания о нем, и его ребенка в себе

3. вокруг ГГ начинают закручиваться в узлы случайности, любая из которых может ее убить, и только помощь папочки или нечеловеческие усилия позволяют ей раз за разом выпутываться из этих передряг

4. кроме ТИПА-сети в реальности есть еще беллетриция в выдуманном мире, которая занимается охраной правопорядка и отловом книгопреступников, куда главную героиню берут стажером, таким образом, повествование гораздо чаще смещается из реальности героини в сторону выдуманных миров.

5. всплывшая в начале романа неизвестная книга Шекспира должна, наконец, найти свое место в мире — реальном или выдуманном

задел неплох и следуя литературной игре автора мы с удивлением перескакиваем с одного эпизода в другой, открываем для себя неожиданности и несуразности, что вполне в стиле Ффорде (если судить по первой части). Персонажи стали более живыми, скорее всего, за счет изрядной доли бытовых эпизодов. Появилась некоторая гуманитарная составляющая романа, что тоже является несомненным плюсом. Однако, сериал он на то и сериал, чтобы его издавать отдельными историями — рассказами, а не склеивать под одним заголовком. Из-за всей этой чехарды с эпизодами повествование оказывается «рваным»: в первых сериях «сезона» героиня оказывается по уши в случайностях, грозящих ей смертью, потом почти до самого конца — это забывается, как будто и нет никакой угрозы. Зато во второй части — все внимание ГГ поглощено работой в беллетриции. В конце автор снова «вспоминает» о случайностях и дает логическую развязку.

После первого романа («Дело Джен...») я, внутренним чутьем, ожидал от Ффорде какого-нибудь поворота, который решит вопрос с крымской войной, например, очередная хрономодификация, которая и введет нашу реальную реальность в реальность мира ГГ. Увы, маэстро не нашел ничего лучше, чем сослаться на параллельные миры (в эпизоде, когда обновленный папочка предлагает девушке там отдохнуть). Жаль. Зато Ффорде со своими хронопетлями пошел дальше — а именно на зарождение всей жизни на Земле, за что ему отдельный респект. Хотя все это выглядит не так уж достоверно.

И сестрица Аида на месте, хотя полунамеком заявленное в начале книги наличие еще «двух самых опасных престпников №1 и №2» (Аид был третьим, как мы помним), и настраивало на ожидание чего-то еще. Но девица получилась очень даже ничего.

Печально следующее: опять много намеков повисают — зачем нужна Красная королева? Зачем нужны Деррмо и братец его Деррмо-Какер. Кто такой Ган, что он за персонаж, который пытался стать политиком в реальности. И самое обидное.... когда ГГ оказалась в застенках «Голиафа», Ффорде полсловечком упомянул об экспериментах с некоей розовой сладкой массой. Мы — читатели, — знали о том, что такая масса напрямую связана с грядущим концом света. И после этого упоминания — невольно ожидали, что конец света станет делом рук Голиафа... ан нет, все свалили на родственников.

В общем, получился неровный, хотя и довольно приятный коктейль и что еще хочется отметить: если бы Ффорде писал сценарий к телесериалу, — право, я бы с удовольствием его посмотрел.

Вердикт: читать только в двух случаях

а) если вы читали первую часть и не прочь потратить немного времени на литературную игру маэстро Ффорде, которая легка, искрометна и полна неожиданностей;

б) вам нечем заняться и вы любите сериалы — тогда среди многих других очень привлекательно смотрится второй роман Джаспера Ффорде.

ЗЫ. к несомненным плюсам можно добавить начавшую звучать определенную драматичность: когда героиня начинает вспоминать стертые воспоминания, когда отец ее жертвует собой, унося в прошлое уничтожившего мир наноробота

- Кристоф Рансмайр, «Последний мир»

- Уайльд, «Портрет Дориана Грея»

- Джордж Макдональд, «Лилит»

- Евгений Замятин, «Мы»

- Кристофер Прист, «Опрокинутый мир»

что может быть общего между этими произведениями? — Ничего.

Но это книги из прочитанных мною за последние три года, заслужившие субъективной оценки «шедевр». за что?

1) за обширный гуманитарный пласт

2) за глубину, в которую погружаешься с головой, глубину, которая затягивает так бесповоротно и безвылазно, что только концовка — может отпустить, освободить и дать глоток воздуха

3) за то, что после прочтения — становишься другим человеком

роман Приста прочитал за два с половиной дня. не мог успокоиться и заниматься чем-то другим, кроме чтения книги. любая выдавшаяся свободная минута посвящалась этой книге. магнитом тянуло, чтобы снова оказаться там...

в гиперболическом мире, в котором время измеряется милями, где будущее и прошлое — это места на карте, а не просто абстрактные символы, в котором можно жить только при условии вечного движения и в стремлении догнать вечно ускользающий оптимум. Погоня за мечтой. Оптимум не точка, он постоянно перемещается, но чем дальше от этой точки в прошлом окажется человек, тем ужаснее оказывается мир — все искажается, материя исчезает в бесконечности, и взрывается, воронкой вытягивает в небытие откуда нет возврата. Человек, проживший в прошлом неделю, возвращается через год или несколько лет. В будущем же — наоборот, время течет медленно, в ожидании догоняющего будущее оптимума. И искатель, ушедший в будущее — за несколько часов стареет на месяцы или годы.

По странной, искаженной гипорболическими законами, поверхности неведомой планеты ползет Город, силы всех жителей направлены на то, чтобы город вечно перемещался, но лишь повзрослевший человек достоин узнать, что движение Города — не просто традиция, не просто прихоть предков, а жизненная необходимость. Потому что только прошедший испытание взросления мужчина узнает, как ужасно на самом деле прошлое, и насколько недостижима точка, называемая оптимумом, за которой уже несколько десятков лет без остановки переползает на рельсах Город...

PS. Концовка романа, а вернее, последняя часть — сильно отличается от всего романа, именно потому, что она должна дать настоящуюю научно-фантастическую развязку. Вполне понятно, что не все читатели, как и многие главные герои, не захотят отказаться от привычного уклада «городской» жизни и будут разочарованы, когда Город остановится. Но именно повзрослевший герой в финале способен принять такую развязку, и только повзрослевший с героем читатель — поймет, что финал романа не только обоснован, но и единственно верен. Каждый из нас должен взрослеть и видеть перед собой реальный мир, а не вечно гоняться за сказками

>>mysik_eco

в оригинале ее звали Thursday Next, т.е. Четверг, Следующий или Следующая

не будучи знатоком английского языка, с должным вниманием отнесся к замечанию Strannik'а. С другой стороны, стиль, почти Кэрроловский, у Ффорде, возможно и требует сверхспособностей для перевода, вспомнить хотя бы, сколько бились над Алисой в стране чудес.

Прочитал роман по рекомендации фантлаба. Не пожалел.

Роман интересен, но, как верно отметил kkk72, скорее для «ума», чем для сердца. Тем более, что не все читатели фантастики являются такими уж знатоками английской классической литературы, в т.ч. Бронте, Диккенса (я, например, не читал ни одной, ни другого, по крайней мере, пока).

Роман наполнен идеями, неплохо увязанными между собой — тут и альтернативная реальность, и путешествия во времени, и вампиры, и переходы выдумка-реальность. Пожалуй, со времен фильма «Last action hero» давно мне не встречались так грамотно соединенные мир фантазии и мир реальности, чтобы действительно можно было почувствовать, как полотно материи рвется, уступая информации как основной связующей все и вся субстанции. В таких условиях и становятся обыденностью — оживание героев книг и исчезновение людей в книгах.

Итак, большинство сюжетных поворотов — это явные и неявные отсылки к другим произведениям (англ.классики), тут и вампиры Брэма Стокера, и дронты Льюиса Кэрролла, и Джек Потрошитель в лице Аида и его подручных, и девушка Холмс в лице героини. Это характерно для современной литературы постмодернизма. Роман читается настолько легко, настолько воздушен, что бросить его — наверное, нужно постараться. Однако, при всей этой легкости, он проходит в верхушке рассудка, не углубляясь и не проникая в душу. Почему? Наверное, тому виной общая схематичность произведения. Штрихами намеченные события. Общий авторский «произвол», не объясняющий почему те или иные события все-таки произошли. Персонажи, из которых наиболее живыми оказываются (бросайте в меня камни — но это мое мнение) — Аид, и этот... как его... возлюбленный Джен Эйр, который помогает главной героине, ну и... в какой-то мере «папочка». Из-за этой же особенности, невозможно по-настоящему переживать за персонажей, хотя в романе творятся воистину ужасные вещи. Наиболее четкое ощущение от романа: будто мы наблюдаем за ожившими персонажами, чья судьба подчинена четкому сценарию, и о которых потому не стоит волноваться.

Самый главный вопрос о крымской войне, насколько я понимаю, оставлен на продолжения. Не удивлюсь, если в конце концов героиня с папочкой замутят что-то такое в прошлом, что история пойдет по новому пути, тому, который известен нам с вами.

Отдельное спасибо... и шпасибо переводчику. С одной стороны, юмор, легкость и отсылки на литературу-источники переданы, с другой — имеется куча мелочей с которыми трудно согласиться: с чего бы это передавать Уэлльский акцент по украiнскы? Или, например, замечание Strannik'а.

По моему мнению, спорные моменты в тексте надо сопровождать врезками-сносками из текста оригинала, хотя тогда роман по объему грозит приблизиться к «Войне и миру». В общем, вердикт: тем, кто любит литературную игру, юмор, легкость и не чересчур требователен к достоверности и прописанности характеров персонажей — читать!

немало людей ссылаются на Фрая, а ведь упоминание «Двери в стене» сквозит во всем творчестве иркутского барда Олега Медведева

~Так где моя зеленая дверь?

~Оборван провод, я теряю свой нюх.

~Где-то там — за тысячу миль отсюда —

~Тот мир, где моя зеленая дверь.

~Уходит кто-то, я его заменю

~На собачьей вахте ожидания чуда.

того самого Медведева, чье «Cолнце» курсивом проходит по «дозорам» Лукьяненко.

именно разбирая тексты его песен я наткнулся на этот рассказ мастера Уэллса и тоже однажды прочитал.

а ведь признак по настоящему гениального произведения в том, что в нем без явной идеологии и навязанных авторских смыслов показывается некая ситуация, которая подразумевает два-три-бесконечное множество толкований.

прав герой что вернулся из-за двери ребенком? прав ли что не вошел в нее до самого последнего раза? прав ли, что в конце-таки вошел? и что это за дверь? шизофрения? мечта? мир фантазий? параллельное пространство? и что ожидает героя в конце концов? счастье? смерть?

неоднозначность толкования при художественной цельности и точности повествования позволяют читателю отвечать на эти вопросы снова и снова, и в соответствии с их жизненным опытом — ответ каждый раз отличается.

превосходная вещь

Добавить что-либо о «Солярисе» после предыдущего автора — кощунство.

Поэтому я напишу пару слов о Леме.

Роман, в очередной раз иллюстрирующий нам, каким должно быть хорошее фантастическое и даже не побоюсь термина научно-фантастическое произведение. Если сравнить с глубиной работы, проделанной Лемом при написании Соляриса, глубину произведений современных «звезд» фантастики, мне кажется, становится понятным, насколько измельчала фантастика, увлекшись модным экшном и сказками на околонаучные темы.

Хочется отметит еще и тот факт, что литературный стиль книги — а именно переплетение многоуровневых идей с многими уровнями взглядов на эти идеи, — создает «океаническую» глубину, которой из нынешних вряд ли кто может похвастать. К счастью или к сожалению, такие писатели, мыслители, философы появляются чрезвычайно редко, но — я надеюсь — иногда они все-таки появляются, и я с нетерпением ожидаю, когда же в современной фантастике загорится имя, которое возможно поставить на одну высоту с именем Станислава Лема.

Статья, которую также следует прочитать всем начинающим и не только авторам научной, в частности, космической фантастики.

Эта статья — эпитафия настоящей научной фантастике, поскольку уже давно, говорит автор, космос «научной фантастики» и космос реальный — два мира, которые ничего между собой общего не имеют.

Писатели научной фантастики «живут» в мире, где открыты тысячи космических рас, летают на сверхсветовых скоростях, могут за пару часов/дней пролететь из одной галактики в другую, а иногда — путешествовать из одного времени в другое. Эти, ставшие шаблонными, атрибуты современной фантастики, как следствие, породили и спрос именно на такие атрибуты, и современному читателю вряд ли будет интересна фантастика, в которой «черные дыры» окажутся настоящими черными дырами, а космос будет холодным, безграничным, непокорным и нечеловеческим.

Лем говорит о том, что такие теории, как большой взрыв, квантовая механика, нанотехнологии, флуктуации и т.п. либо «забываются» писателями фантастами, либо показываются на таком наивном и ложном уровне, что не только не соответствуют действительности, но главное — пагубно отражаются на понимании действительных открытий ученых в данных областях.

Современная фантастика вбирает в себя почти все области человеческого бытия науки и псевдонауки, лженауки, открытия и лжеоткрытия, мыльные пузыри фальшивых сенсаций, представляя в итоге упрощенный суррогат. Как в свое время космос, так теперь параллельные измерения, нанотехнологии, черные дыры, пульсары подминаются конвейером НФ. Но они в произведениях НФ — не являются сколь-нибудь достоверным отражением реальных объектов. Поскольку по настоящему сложные субъекты превращаются в произведениях НФ в упрощенные макеты, не опасные для человека, не несущие каких-бы то ни было сложностей, покоренные и послушные, то писатели-фантасты делают второй пагубный шаг — придумывают в этом упрощенном мире придуманные трудности и начинают их решать «изящным» способом. В итоге, ложь научного знания помножается на ложь о человеке в условиях нового знания. Отсюда берутся звездные войны, схватки на мечах в космосе, пушки для уничтожения галактик или все те же шпионы, тайные организации, вечные войны и пр.

В настоящее время статью можно считать устаревшей, и примеры, приведенные в ней — примерами прошлого века. Но при более пристальном рассмотрении нетрудно убедиться в правомочности всего сказанного Лемом почти 30 лет назад.

Современная НФ — ни в коей мере не является «научной», а скорее лженаучной, призванной заставить людей не думать о проблемах будущего, нежели решать их.

Красиво, трагично, страшно...

Исправление от 16.03.2009: воочию столкнулся со странной системой оценок за отзывы. заработал первые отрицательные баллы (-3). Однако же, право, добавить еще что-то к этим трем словам означало бы надругаться над произведением автора. Рассказать, что Лем рассуждает о смертности человека, о том, что вне зависимости от взглядов и пристрастий, от того, проповедует человек науку или религию, конец для всякого одинаков. Рассказать, что по Лему, любой человек начинает с ощущения беззаботного счастья, позже узнает о множестве различных забот, а в конце, когда наконец багаж опыта становится достаточным для того, чтобы видеть и чувствовать истинное счастье, душа человека оказывается в ловушке его физического истощения — стареют органы, организм изношен и с каждым вздохом смерть становится все ближе. Это означает не сказать ничего. Поэзию НЕЛЬЗЯ перессказывать. Каждое слово Лема в этом коротком эссе о собственном призвании надо прочувствовать. А для этого нужно прочитать. Увы, некоторые люди считают себя вправе судить не разобравшись. Искренне, жаль...

Точка зрения Лема вытекает не столько из отношения к данному вопросу в то время, сколько из оценки вероятности существования разумных цивилизаций вблизи друг друга. Поддерживаю точку зрения Лема, поскольку неопровержимых свидетельств контактов и вообще присутствия НЛО до сих пор не существует. Все имеющиеся факты можно отнести к категории непознанное, но уфологи действительно торопятся с выводами, рождая сенсации одну за другой. Господа, мы живем в мире сенсаций, и большому количеству людей очень выгодно или очень хочется чтобы такие сенсации происходили. Не в этом ли главная причина «появления» НЛО?

эту статью стоит рассматривать не как нападки на парапсихологию (экстрасенсорику) как таковую, а скорее как указание на несоответствие методов в этой науке истинно научным методам: выдвижение гипотез, выделение условий, эксперимент, повторение эксперимента. Опять же, автор четко разграничивает цель парапсихологии как науки и цель парапсихологии как элемента шоу.

С точки зрения науки современная парапсихология может надеяться на какие-то сдвиги, но они будут не столь ощутимы, как того желает человечество и те, кто выделяет финансы. Меценатам нужно бессмертие, предвидение будущего, точное чтение мыслей и пр., но лучшее на что можно надеяться — угадывание карт и кубиков, передвижение спичечных коробков и пр.

Автор также утверждает, что если и есть некая парасоставляющая, то искать ее надо не по следствиям (угадывание мыслей, предсказание событий), а разрабатывать фундаментальные принципы строения бытия.

Кроме того, автор отмечает особенности человеческого восприятия в отношении к статистическим субъектам, как например, искусственное связывание двух случайных событий (сон и реальный случай) не учитывая статистической величины такого совпадения (один случай на 20 000 людей, например), или отсутствие развития параспособностей в поколениях, хотя за миллионы лет существования и развития человека такие полезные навыки как чтение мыслей или предвидение — должны были закрепиться, если только они вообще имеют место быть

такие произведения как этот рассказ, да и большинство из указанного цикла читать в обязательном порядке начинающим (да и не только) фантастам, чтобы не появлялось лишних космоопер, суперпушек и пр. Отчего-то во всей космической фантастике до сих пор на космических кораблях и на земле будущего солдаты люди стреляют из лазеров-калашникова или того хлеще, лупят друг-друга луч-катанами.

не ставлю высшие баллы лишь потому, что это не художественное произведение

Суть рассказа не в описании того, «что произойдет, если тайное оружие «антисекс» вырвется на волю». вовсе, нет.

Суть в том, что Лем наглядно показывает:

- тенденции развития общества, подстегиваемые коммерческими мотивами и выдвижением половой функции на передний план.

это на самом деле актуально, если посмотреть — во что превратился интернет, каждое второе спам-сообщение — ссылка на порносайт, причем, обилие этих порносайтов — говорит именно о том, что данная тематика как нельзя более востребована;

- относительность понятий добра и зла в отношении даже таких казалось бы понятных вопросов как сексуальное развитие человека: мы видим, как в угоду развивающемуся порнорынку — ученые пишут труды обосновывающие такое положение вещей, а религии за определенную денежку согласны позволить использование своих символов в этой порноиндустрии (искусственные порнороботы ангелы и пр.);

- относительность самих человеческих ценностей — ведь как только проблема секса была решена и человек фактически стал бесполым — на следующем витке ситуация зеркально повторяется для другой формы получения удовольствия — еды (хотя по современной оценке, наиболее вероятным продолжателем стал бы акт умерщвления или убийства себе подобных — фильмы «хостел», «пила»), которая проходит ту же цепочку развития: интерес, неумеренное повышение интереса, появление запретов и табу, признание и научное обоснование, и как вариант — пресыщение.

- наконец, такая особенность человеческого естества как стремление к запретному и стремление к удовлетворению самых простых и примитивных желаний.

Трудная, многоуровневая, страшная и глубокая вещь.

Рассказ (а скорее — повесть) грандиозен, глубок, но... затянут.

Столько раз переигрывать истории бедных персонажей — чересчур.

Самое главное, что в этом ироничном произведении Лем отступил от собственных принципов: даже самые нечеловеческие создания, полученные мастерами Трурлем и Клапауцием, все равно воплощаются в любовный треугольник и антрополовые метаморфозы. Конечно, понятно, что в этом рассказе Лем и не брался рассуждать об истинном контакте с нечеловеческим разумом, но тогда обилие этих повторяющихся историй оказывается чрезмерным.

Темы, затронутые в рассказе:

- достижение рая;

- примеривание роли творца на себя;

- взаимное понимание между творцом и его творением;

- парадоксы времени и их влияние на человеческие ценности и общественный строй;

- обнаружение корней зла в человеческом естестве;

- соотношение религии и науки и их взаимодействие;

- проблема горизонта познания, а именно вопрос — что познаваемо, а что не познаваемо, и главное — в чем причины невозможности познания.

Любителям настоящей фантастики рекомендуется.

Многие из ироничных историй Лема обладают единственным главным недостатком: во время чтения возникает такой момент насыщения, когда чувствуешь, что рассказ затянут. И этот рассказ не исключение.

Это один из первых рассказов, в котором Лем меняет местами роботов и людей, показывая будто в зеркале, силу убеждений и традиций в обществе: если все привыкли верить, что робот произошел от Бога, то никого нельзя переубедить в том, что роботов создали люди.

Гораздо четче и точнее эта идея показана в рассказе «Загадка», который я нежно люблю.

Зато в истории Кристаллы и Ферриция рассмотрен еще и тот момент, что как бы не был эксцентричен выбор будущего спутника — все равно, есть некий горизонт совместимости, за которым даже самый достойный, но непохожий на нас, идивид — окажется не только не достоин нашей любви, но и будет просто отторгнут самим нашим существом.

Лем как всегда — глубок, последователен, научно корректен и стилистически великолепен.

Пожалуй, самое динамичное из ироничных произведений Лема.

Ирония, не столько в сторону Африки, сколько в сторону ортодоксальной науки.

Что характерно, уже в самом начале рассказа звучит мысль о том, что духовный мир и развитие неандертальца было ничуть не хуже, чем у современников, а главная разница — разница технологий.

Рассказ начинается с описания того, что люди пережили Конец света, ввергнувший их в подобное каменному веку существование, а далее раскрываются как человечество довело себя до Конца света.

В произведении много смысловых и ассоциативных уровней. Не говоря уже об общем ироничном стиле повествования, переполненном образцами хорошего юмора, настоящего юмора, о котором мы в последнее время стали забывать за бесконечным потоком шуток ниже пояса.

Замечательная вещь.

Поставил бы 9.5 но дробных оценок нет. Не шедевр, но что-то невыразимо близкое.

Писать отзыв на данный роман трудно, поскольку существует несколько альтернативных переводов, и мне посчастливилось читать дважды перевод сокращенной версии романа в серии «Премия Хьюго», и один раз Эксмовский перевод в «Шедеврах фантастики». Кажется теперь я созрел, чтобы перечитать его снова.

В новом переводе понравилась стилизация «ты еси Бог» вместо «Ты есть Бог», в остальном, наверное, предпочтение отдам первому переводу.

До какого-то момента я тоже был готов считать, что Хайнлайн совершил ни много-ни мало открытие в фантастике — соединив в один узел буддизм, ислам и христианство, создавая религию Майка, однако, чуть позже я узнал, что до него такие смельчаки тоже находились — Сэллинджер, еще раньше Гессе. Так что тенденция объединения западного мышления с восточным — терзает умы лучших писателей уже многие годы, десятки лет, а может быть, даже столетия.

Хотя роман все равно знаковый.

Коммерческая церковь описанная Хайнлайном была несколько лет назад успешно показана в фильме К.Смита «Догма» (кстати, с Хайнлайном просматривается довольно много параллелей).

Действие романа происходит сразу в нескольких местах и на многих уровнях: уровень эпохального мышления марсиан, уровень ангелов смотрителей возле земли, уровень землян как социумов и отдельных людей. В полотне замешано несколько десятков персонажей, выполняющих разные роли, и приводящих-таки к феерическому финалу, который по глубине и значению не уступает роману «Мастер и маргарита».

Для меня роман РХ имеет еще одну трактовку — марсианин Майк у меня четко ассоциируется с термином «марсианин» психолога Эрика Берна, и благодаря этому — роман приобретает еще один глубокий пласт символизма.

В общем, произведение, за которое автору боевиков и юношеской фантастики можно смело сказать «спасибо» от всего человечества. Роман будет интересен не только любителям фантастики, но и таким людям, которые обычно от слова «фантастика» брезгливо морщат нос.

Удивительным для меня оказалось открытие, что «Иов...» был написан позже «Чужака...». Если бы было наоборот, я бы наверное понял, а так — невероятно, что после сложного и многоуровневого «Чужака...» РХ написал простенького «Иова...». Видимо, у автора были на это причины.

Примерно в 19 лет я обнаружил, что очень люблю фантастику, которая разруливает библейские сюжеты, вопросы религии, веры, предназначения человека.

«Иов...» как раз такая книга, хотя, как было верно отмечено, стиль меняется в ней неоднократно.

Начало романа совершенно неожиданное — главный герой путешествует в копании товарищей/коллег (точно не помню, не в том суть) и оказывается на диком берегу на каком-то заброшенном острове, где оказывается втянутым в неприятный для себя спор: пройти по горячим углям босиком...

И именно после такого «приключенческого» начала все в романе переворачивается с ног на голову, из ниоткуда появляются новые миры, Боги той или иной религии, Дьявол в разных, довольно милых обличиях, Творец и целая теокосмогония.

В общем-то от такого набора уровней и альтернатив — дух захватывает и от автора «Чужака...» можно ожидать пронзительного очередного откровения о человеческой душе...

Но. Роман погрязает в деталях и неприятностях сваливающихся на героя раз за разом. Роман затягивается, а развязка оказывается не такой уж впечатляющей, скорее уж сказочной. Ну и опять же — рядовой хеппи-энд + американская мечта. Я могу воспринимать этот роман исключительно как иронию в сторону каких-то неизвестных мне аспектов амер.общества тех времен. Иронию без претензии на большее. Увы. А ведь мог.

Собственно о романе можно скорее сказать «хорошо» — события и их представление довольно забавны, ситуации в которые попадают герой и возлюбленная характерны и узнаваемы, и если не гнаться за высоким смыслом, то роман заслуживает высокой оценки. Вот только хочется чего-то сверх. Я не прав?..

Редкое по красоте, метафоричности, внутренней согласованности произведение. Сказка? Фэнтези? Притча? Все сразу и при том нечто настолько самобытное, что Джорджа Макдональда не спутаешь ни с кем другим. Тем более удивительно, что написано это мистическое полотно намного раньше, чем «Властелин Колец» и «Хроники Нарнии», известные нам теперь как родоначальники жанра фэнтези.

Менее навязчивый в своей религиозности, чем К.С.Льюис, более загадочный и выдержанный в сказочности, чем Толкиен, чье творчество впитало в себя уже новое время — войну (противостояние с силами зла в лице Гитлера — черного властелина мира) и новые военные технологии (танки, авиацию, химическое оружие — ставшие прототипом Кольца Всевластия), Джордж Макдональд пишет о глубинах внутреннего мира человека. Человек по Макдональду — высок даже в своей низости, он творит зло отдаваясь ему безотчетно, как Богу, т.е. не случайно, не мимоходом, а глубоко подчиняя себя, и в таком человеке по Макдональду всегда сохраняется искра Божьей любви, которая как ариаднова нить способна принести очищение через страдание.

Роман «Лилит» не о библейских сюжетах, хотя здесь присутствуют и Адам, и Ева, и Лилит. Это будто завораживающий спектакль, в котором те же актеры исполняют иные, более утонченные и тем более изумительные роли. Мир Лилит это мир вечных метаморфоз, перерождений, в котором смерти нет как таковой, а есть лишь извечное стремление к свету в лице Создателя. Мир этот находится в вечном круговороте символов, и все в ткани повествования автора символично — вода, ночь, леопардихи, крошки, великанши, скелеты, кладбища, чудовища тьмы и Мора в лунной летающей хижине.

Действие романа происходит на бесконечной плоскости, очень напоминающей сюрреалистичные сцены картин Сальвадора Дали, но и действие романа будто происходит лишь в сознании юноши, который выдумал призрака-библиотекаря, который есть Ворон и который может научить его проходить в Зазеркалье. Учитывая, что Льюис Кэрролл, написав свою Алису, советовался с Макдональдом, можно предположить, что величайшая фантастическая книга всех эпох про девочку Алису — родилась не без влияния романов Макдональда.

Честно говоря, редко встречаешь книги, которые хочется причислить к однозначным шедеврам. В моем опыте такое происходило всего трижды: после книги «Портрет Дориана Грея» Уайльда, романа «Последний мир» Рансмайра и пронзительного романа К.Приста «Опрокинутый мир». После них я стал думать, что ничего подобного мне больше никогда не удастся прочитать. Роман «Лилит» Макдональда смог удивить меня тем, что произвел не менее сильное впечатление.

Вердикт: если вы хотите узнать откуда выросли Толкиен и Льюис (но при этом терпимо относитесь к их возможному свержению с пьедесталов), если вам надоели шаблонные фэнтези или вы любите гуманитарную фантастику, если вы любите красоту образов и поэзию в фантастическом произведении — эта книга для вас.

отличная книга.

хотя с первых страниц напрягло самоподобие героев у Остера: главный герой «Стеклянного города» потерял жену и ребенка, герой «Книги иллюзий» страдает тем же душевным недугом. Впрочем, это не портит романа, потому что на самом деле книга эта: два-три-четыре-... сюжета в одном флаконе. Тут и человек, исследующий жизнь забытого артиста для того, чтобы написать его биографию. И сам артист, проживающий перед нашими глазами целую жизнь от самого начала до неожиданного и ожидаемого конца (смерть в романе, как и смерть в жизни наступает — в самый неподходящий момент) со всеми взлетами и падениями, во всей его красоте или низости, но и этим не ограничивается Остер: мы видим жизни еще нескольких людей в том числе — жены Манна, его друга-оператора, жены друга — главной артистки и возлюбленной Дэвида Зиммера — главной героини. Каждый из людей описанных в романе имеет собственные интересы и цель в жизни, но Гектор Манн оказывается магнитом, стягивающим все эти судьбы в узел, который может быть развязан только перерубанием, т.е. жестко, пронзительно, печально и трагично. Но не только судьбы реальных людей: сюжеты снятых и уничтоженных фильмов Манна — также были продуманы Остером и вплетены в общее повествование. Чего стоит история писателя, чья возлюбленная оказывается незаконченной книгой, и который сжигает свою историю, чтобы дать жизнь возлюбленной.

Сильнодействующее произведение, трагичное и в какой-то мере депрессивное, ведь жизнь всех этих героев оказывается той самой Книгой иллюзий, и посвящая свою жизнь кому-то постороннему, они каждый раз оказываются ни с чем — отброшенными в пустоту, потому что любого героя этой истории в конце ожидает гибель. Этот роман о людях, чьи жизни оказались иллюзиями, о людях, находящихся всегда перед лицом пустоты, потери собственного «я» путем завещания своей жизни кому-то другому.

Из недостатков хочется лишь отметить общую тенденцию амер. авторов, которые в нынешнее время издаются в серии «Игра в классику» — Остер, Кэрролл и пр. — обилие околосексуальных сцен. Чрезмерное и при этом необоснованное. В «Стране смеха» — герой выплескивает злобу путем соития с дочерью писателя, в «Нью-Йоркской трилогии» Остера — Питер рассказывает про своего «червяка», а в последней части трилогии герой сбегает от жены и шатается по борделям, в «Книге иллюзий» — Манн отправляется в порнотурне с очередной своей спутницей и Остер не только акцентирует на этом факте, но также детально описывает эти эпизоды их жизни. Возникает вопрос, зачем? Неужели без этого очерченного злобой, злостью, остервенением, местью совокупления герои не могут добраться до конца повествования?

Тем не менее вердикт: книгу читать, но для людей, склонных к депрессиям — читать с опаской

«Нет», «нет», «нет» и еще раз «нет» скомканным, плохим, слитым и пр. концовкам. Ибо в русской пословице сказано: конец делу венец.

Представьте, строитель выстроил три этажа — красивенькие, с иголочки, загляденье, а потом — бац и после четвертого дом рухнул. Оправдывать словом «дебют»? или припоминать что первые этажи были хороши?..

любая книга должна быть цельным произведением. «Страна смеха» — сырой материал, выпущенный в виде книги. именно за это и печально.

Создать персонаж Маршалла Франса и описать детали его произведений так, что аж слюнки потекли, захотелось почитать эти удивительные детские сказки. Втиснуть в сюжет идею о воплощении текста в реальность и при этом — взять и все в конце испортить. Если оценивать роман по частям: 9 за сам роман, 3 — за концовку. Не то чтобы совсем бездарно, но тускло, безвкусно, плоско. Проблемы, кстати, начались заметно раньше и довольно много сюжетных линий просто повисли, а сколько осталось неотработанного материала?!

ставлю высокий балл не за роман в целом, а потому, что его стоит перечитать начинающему автору фантастики...

- за умение выстроить многоуровневый сюжет с неожиданными переходами и ряд важных мыслей об отношении к творчеству (причина «плюс»)

- как яркий пример того, как не надо заканчивать хороший роман, и главное, — во что может превратиться потенциальный шедевр при недостаточной работе над ним (причина «минус»).

Из всего цикла отметил для себя только «Стеклянный город». Слегка напоминает Мураками. Герои-сыщики напомнили также фильм по Кобо Абе «Сожженная карта». Романы изначально без строгого порядка: завязка — развитие — расстановка точек над i. Никаких точек расставлено не будет, скорее, цикл похож на исследование феномена: следящий-тот за кем следят. Автор иллюстрирует, как такие персонажи могут запросто поменяться местами, иллюстрирует идею, будто один без другого они ничего не значат. Курсивом по циклу проходит мысль, что если кто-то посвящает свою жизнь детальному изучению чужой жизни, то их жизнь становится общей и теряют они ее одновременно, так, будто они — это человек и его тень.

Язык красивый, много интересных мелочей, повествование ведет до самого конца, желания бросить книгу не возникло, но не хватает Сверхидеи. Концовка разочаровывает.

Прочитал этот рассказ, наткнувшись на ссылку к нему в отзыве на роман Харуки Мураками «Охота на овец». Этот рассказ вернул мне Саймака, книгу которого я отложил около года назад, увлекшись чем-то еще.

истинно Саймаковский рассказ, что для меня означает многогранность, бесконечность точек зрения, гуманизм Экзюпери и необычайный свет и заряд прекрасного.

О положительных сторонах рассказа добавить, наверное, больше ничего и невозможно. Любой рассказ Саймака — это повесть в рассказе

а вот недостаток отмечу: начата но не завершена сюжетная линия с соседом ГГ, тем, что доносил шерифу и потом с сыновьями убрал веревку.

Кроме того, возникли ассоциации (приятные) с «Заповедником гоблинов» — «тот, кто в толще скал» и наблюдатель-баньши, который в конце концов погибает в присутствии главного героя.

рассказы Саймака — это хорошая научная и замечательная гуманитарная фантастика, этот рассказ — как и все в творчестве Саймака, — следует прочитать всем, кто любит читать хорошие книги, и не рекомендуется — тем, кому нужны схватки, экшн, погони, перестрелки, спецэффекты и атрибуты современного шоу

лучше предыдущего автора, наверное, уже сказать нельзя

отмечу только, что главная идея рассказа на мой взгляд не в том, что герой не позвал Бэна или что стал галактическим судьей, а в том, что для каждого человека любого возраста, если он молод душой, — его молодая душа еще способна делать любимое дело. Хотя, что скрывать, и у нас, и как оказалось — у них, о стариках обычно просто забывают. Дом обновленных — антипод дому престарелых и в этом рассказ (1963) очень созвучен фильму «Кокон» (1985). мне представляется, что пришельцы здесь — лишь средство, с тем же успехом можно считать, что ГГ умер и этот дом обновленных его следующая ступенька бытия. Опять же, в смерти каждый из нас одинок, ибо никто не может разделить с человеком его смертную дорогу, и никто не сказал, что Бэн не оказался в таком же доме, или, может быть, прожив тихую жизнь он наоборот ищет земного покоя, а тогда это продолжение ему совсем не нужно

рассказ странно перекликается с началом романа «Город», который я, к сожалению, пока не осилил прочитать

ну и опять же, истинно Саймаковский рассказ

Глубокий рассказ в духе Саймака. Принадлежит к моим любимым вещам автора. Именно своей противоречивостью, потому что можно сколько угодно мысленно играть в теннис симпатиями: кто прав, люди или растения? Рассказ достойный быть повестью. Контакт с внеземным, застывший на волосок от катастрофы, от уничтожения людей или их порабощения, обрастенивания. Тут и живые одеяла, которые считаются предателями среди своих и признаются почти людьми главным героем. И робот, которая конечно же никакой не робот, а третья сила, имеющая собственные цели, собственные слабости. И разные типы людей: те, кто хочет денег, и те, кто хочет отомстить за неудачи, и те, кто, увлеченный неземной музыкой, готов стать преступником, и даже те, кто готов броситься сжигать без разбору, совершенно забыв о нравственном долге, о котором столько было написано в фант.произведениях. Рассказ о высоких идеалах, которые раскрываются самим мирозданием, если персонажи не способны принимать верные решения. Идеалистическое полотно, если хотите, фатально-идеалистическое, с тем, чтобы каждый из нас мог — покидав поступки героев, приняв то одну, то другую точку зрения, — задуматься над собственными поступками

решил я выпендриться со своим отзывом и тут. и право, ограничился бы только оценкой, но почитал чужие отзывы и кое-кому захотелось возразить

>>Вероятно, под впечатлением прочитанной книги А.Кларка «Космическая одисея 2001» (1968г.), Саймак не удержался

>>чтобы не позаимствовать от туда несколько блестящих идей. Например, описание Артефакта уж больно походит на описание

>>Черного монолита у Кларка, только назначение у них разное. А идея о «первородных» разумных обитателях Вселенной,

>>которые заняты поисками очагов разумной жизни и, не найдя во Вселенной ничего более ценного, повсеместно поддерживают

>>её развитие — списана подчистую

однако же, внимательный рецензент должен был отметить что и ЗГ написан в 1968 году, и фильм кубрика про одиссею вышел тогда же, и если уж откуда и были «срисованы» идеи, то скорее с фильма. вообще, такая плотность дат выпала на 1968 год в этом вопросе, что судить кто у кого срисовал, можно лишь детально разобравшись в фактах, сопутствующих написанию романа.

с другой стороны, роман Саймака — это если не родоначальник фэнтези из НФ, то по крайней мере, один из них. и Артефакт в мире сказок гораздо понятнее, логичнее, более, скажем «на месте», нежели в космосе среди колец Сатурна. Так что даже в случае заимствования идеи Артефакта у Кларка, Саймак сделал открытие по крайней мере 3 уровня по шкале ТРИЗовцев. Плюс к этому Гоблины и драконы в фантастическом произведении, 4 уровень, а кроме того жизнь погибшей цивилизации в виде информационной субстанции — тоже кое-чего значат.

Роман Саймака может быть и не столь глубок, но многоярусен и многопланов: тут и смешение сказки, фэнтези и НФ, тут целый пласт, касающийся путешествий во времени (художник, Шекспир и пр.), и выполняющая почти роль артефакта Картина, и история угасшей цивилизации — в лице гоблинов, сцена у баньши, и Колесники, которые все-таки не выступают как абсолютное зло, а главное — непонятные с самого начала произведения, они обретают свое четкое место в картине автора к концу романа.

Достаточно много слоев заполнено автором, поэтому коротенькие однозначные «фи» — скорее характеризуют рецензента, чем произведение. Да, бытовая составляющая романа местами затянута и просто переполнена шуточками и иронией. Может быть, в этом Саймаку стоило чуть-чуть выдержать границу, но при более детальном рассмотрении значение обнаруживается и у этих эпизодов. Слабое место романа — образ героини, поскольку без ее персонажа вполне можно было обойтись и любовная линия представляется «прилепленной», излишней. Может быть, в этом Саймак пошел на поводу у читателей, многим из которых во все времена нужен хеппи энд типа «ever after...»

Пронзительное, светящееся, многогранное как калейдоскоп или мозаика, произведение на стыке сказки, фэнтези и научной фантастики с глубоким гуманитарным зарядом. Воистину Саймаковское произведение. Может быть не гениальное, но уж точно знаковое произведение.

ЗЫ. что же касается Кларка, а почему бы не считать ЗГ — ответом Кларку? ироничным ответом

Как и для многих, уже высказавшихся, для меня СЧбТиКС — была первой книгой Мураками. Оттого было горше разочарование от других книг.

Книга прекрасна. От начала до конца два разные мира стремятся друг к другу, чтобы слиться в единое в последнем абзаце текста. Это впечатлило больше всего. КС тоже показалась более интересной, сюрреалистичная, метафоричная, образная. СЧбТ выполняет свою роль: роль сюжета, который развивается от начала к окончанию, а КС — отдушина без правил и без особой логики и строгости. Концовка романа превосходна. Будто чувствуешь, как последнее мгновение жизни главного героя прессуется в целую вселенную КС.

Единственное, что не понравилось в романе: эпизод с лазаньем по подземельям. Я так и не смог понять, зачем это нужно было, и почему это нужно было сделать именно так. Какой-то мир, а ля Роберт Говард или Лавкрафт, получился в подземелье. Тем более непростительно, что это — события СЧбТ, которая по идее должна быть более логичной, лаконичной, без лишних недомолвок и запутываний.

«Страна чудес...» и «Охота на овец...» — две книги, которые однозначно стоит читать у Мураками. Остальное, по желанию, но эти две — в обязательном порядке.

Почитал различные отзывы и как обычно обнаружил, что возмущает низкий уровень знания/работы мысли большинства отзывающихся.

Саймака я готов признать (1970 год), но приводя в пример «Волчью сыть», что имеет в виду автор отзыва? ВС написана в 2000 году, а ОнО — в 1982 году.

какой следует сделать вывод? если ОнО похоже на ВС — значит, Дяченки содрали сюжет у Мураками. вот, собственно, и все

>>неплохой роман, но Мураками уже приелся

какое отношение данное высказывание имеет к ОнО? приелся, не читайте больше. тем более, что ОнО — третий роман автора. ваше «приелся» это результат того, что вы прочитали «Пинбол...» и «Песню ветра...», после них, вам показалось что ОнО «приелся»? или может быть, вы прочитали «Хроники заводной птицы», «Страну чудес...», «Норвежский лес», а потом бах — и роман написанный раньше их всех не произвел на вас впечатления? опять же, делайте выводы...

Творчество ХМ спорно, и я, к примеру, не люблю его поздние произведения (вернее, после «Страны чудес...»)

Теперь, собственно, о романе. Книгу прочитал с удовольствием, ни разу не было желания отложить или перестать читать. Произошедшее с Крысой действительно производит острое болезненное ощущение, пробирает ужасом до самых костей. Если вы этого не почувствовали, сожалею, для вас хорошая книга прошла мимо.

Язык красивый, события развиваются в том ритме, в котором им следует развиваться. ХМ в «Охоте...» еще не начал переполнять текст «небывальщинами», которыми наполняются его более поздние вещи (н-р, «Хроники...»).

Что касается японо-западного спора, можно смело утверждать, что Мураками пишет не столько для «своих», сколько для запада. Для своих у японцев есть Абе, Мисима, Рюноске. Мураками именно прозападный японский писатель и именно поэтому его книги настолько раскручены были в свое время. Обратите внимание, Кобо Абе подобной популярностью не пользуется, да и Мисима тоже. отчего бы?

Подвожу итог: «Охота на Овец» замечательная книга, одна из тех у автора, которую действительно стоит прочитать

PS от 2009-03-10: специально прочитал рассказ Саймака «Кто там, в толще скал?!». Прекрасный рассказ, но никакой связи с ОнО, ведь книга ХМ о людях, о том, что внутри людей. Присутствует ассоциативность обстановки и верно подмеченная цитата про «отбившуюся овцу». Если ХМ и писал под впечатлением от рассказа Саймака, то ОнО является достойным ответом или, если хотите, развитием идеи Саймака. Обе вещи самодостаточны.

люди, которые позволяют себе сравнивать Мы с «1984», с «О дивный новый мир» или «451 градус по Фаренгейту» и как результат сравнения — высказывают, что «Мы» — «слабенький» показывают себя... ээээ... профанами, в каком-то смысле. «Мы» написан раньше их всех. Причем не на год и не на два, а на 20 и более лет. Для сравнения «1984» Оруэлла — в 1948м, «О дивный новый мир» — в 1934, «451 градус...» Брэдбери — в 1953 году. Почувствовали разницу?!

Теперь если посмотреть внимательнее на дату (1920) роман был написан через несколько лет после победы красных в революции — т.е. изображенное в романе самый что ни на есть прогноз возможного будущего. Я не читал «Утопию», но мне представляется что шаг автора к «Мы» гораздо более значим, нежели шаги Оруэлла, Хаксли и Бредбери от «Мы» к их антиутопиям. Я первой читал книгу Брэдбери и считал до некоторых пор шедевром, но после романа «Мы» понял, что Брэдбери всего лишь достойный ученик.

Итак, Замятин очень хорош. Однако, я представляю почему его книга настолько спорна, что одни ее искусственно принижают, игнорируют, другие (и я в том числе) — превозносят. Замятин смог показать мир Логики. Он это сумел сделать так, как только и можно показать мир логики (смотрите выше статистику языка — низкий словарный запас и пр. пр.). Мир логики он таков, мир формул математики. И глядя на героев Замятина видишь в них настоящие машины, живые компьютеры, — то что в раннесоветский, постреволюционный период мне кажется даже трудно было себе представить. Замятин не только представил, но и передал. С опережением в будущее. Таким образом, что идея его стала актуальной только через 15-20 лет, когда и стали появляться отклики в лице Брэдбери, Хаксли, Оруэлла.

Мне повезло с этой книгой еще и потому, что я ее слушал в аудиоварианте в исполнении замечательного артиста, поэтому она проникла в меня до последней капли. Книга глубока, книга многослойна, но главное ее достоинство — невероятная для 1920 года точность представления людей-машин, нечеловеческих людей, т.е. то, что для нас сейчас благодаря тысячам фант.произведений стало обыденностью. Глубина идей охватывает политический и социальный строй разных эпох до предполагаемого автором коммунизма, но в эту же вереницу вплетена христианская религия, в которой найдены те же черты тоталитаризма.

Конец книги... идеален.

Дело в том, что на протяжении всего романа машиночеловек D503 становится настоящим, чувствующим эмоциональным человеком, таким образом — в центре романа драматизм преобразования личности в иррациональную, т.е. нормальную для нас с вами. Но Замятин делает следующий шаг, чтобы показать весь ужас творящегося он одним росчерком пера, двумя абзацами превращает этого сформировавшегося живого человека обратно в машину, способную холодно, даже с некоторым удовольствием описывать, как пытают и убивают тех, кого он любил. Кстати, о победе революционеров в книге и речи нет, поскольку горожане успешно сопротивляются атакам людей из-за стены, т.е. можно даже предположить, что в Городе как было, так все и останется. Однако, роман и не пронизан безысходностью: героиня O с ребенком главного героя живут где-то снаружи, за Стеной и, наверное, счастливы.

В независимости от того, любите вы фантастику или нет, любите утопиии и антиутопии или нет, понравится вам книга или нет, прочитать ее стоит. Эта книга не для развлечения, а для того, чтобы немного расширить свой кругозор и понимание мира. Роман не уступает, а по мне так даже превосходит «Мастера и Маргариту»