Литературный Клуб "Бумажный слон" открыл приём рукописей. Доставайте всё страшное и жуткое, что не рисковали показывать нервным читателям. Ваши работы только в стадии написания? Пишите скорей! Нет даже сюжетного наброска — придумывайте с нуля. Результат того стоит!
Ведь среди площадок, поддерживающих конкурс, находится Клуб "Крик"! Каждый из финалистов получит от наших авторов по рецензии. Материалы выйдут публично на таких площадках как Территория Мрака, колонка "Крика" на ЛитМаркет и любимый вами блог на ФантЛаб.
Требования:
1) Прием конкурсных работ — с 01.06.2021 до 01.07.2021 (включительно).
2) Объем от 10 000 до 40 000 знаков без учета пробелов.
3) Строго — уникальность рассказов. Только НОВЫЕ работы, не опубликованные даже в интернете.
4) ОБЯЗАТЕЛЬНО указывать жанр рассказа. В противном случае работу не примут. Если посчитаете нужным, можете указать несколько жанров.
5) Присылать на почту: konkurs@litclubbs.ru
В теме письма должно быть указано «Заявка БС13». К письму должен прилагаться файл с работой в формате: doc/docx/odt/rtf. PDF не принимаются.
Обзор сборника "Из России с ужасами. Кайдзю-хоррор" (изд. Хоррорскоп), подготовленный новым автором в Клубе "Крик". Наши ряды пополнил Клим Заярный — исследователь жанра хоррор. Основатель сайта "Новое страшное", где публикуются рецензии на хоррор-новинки в кино, зарубежной и отечественной литературе. Клим — знающий свое дело обозреватель страшных романов и сборников. Пишет для журнала Darker.
Теперь обзоры и рецензии автора будут появляться на всех площадках, где представлен Клуб "Крик".
Кто-то скажет, что кайдзю – сугубо японский жанр. Да, именно с оригинальной "Годжиры" 1954 года в массовой культуре закрепился образ гигантского монстра, обрушивающегося как кара небесная на головы беспечных горожан. Но истории про существ монструозных размеров давно ходят в разных уголках мира. Громадные чудища – это традиционная часть фольклора почти любой страны. Неудивительно, что к такой древней и благодатной теме решили обратиться и современные хоррор-писатели из России.
Что ж, приготовьтесь: дюжина авторов столкнет вас лицом к лицу с чудовищами колоссальных масштабов и первобытной мощи. Некоторые из этих историй вселяют ужас, другие заставят искренне сопереживать героям, а третьи развлекут и заставят улыбнуться. В любом случае скучно не будет.
Отец и сын наслаждаются летним отпуском на балтийском побережье Германии. Пляж под завязку забит отдыхающими и не меньшим количеством чаек. Наглые, откормленные птицы сегодня настроены вызывающе. Возможно, они просто привыкли к людям, хотя…
Сюжет набирает обороты, не спеша и вальяжно, что та перекормленная чайка. Переломный момент следует за долгой экспозицией с немногочисленными намеками. Но как только угроза становится явной, действие разворачивается стремительно. В кульминации ощущаешь, как воздух разрезают неистовое хлопанье крыльев и срывающимися вскрики птиц и людей. Проблема истории в том, как она заканчивается: после насыщенной кульминации развязка резко обрывается и может оставить читателя с чувством неудовлетворенности.
Кроме основного действия автору удалось передать переживания отца. Мы видим его искренние эмоции, как к нему приходит собранность и решительность в момент, когда сынишке нужна помощь. Здесь Костюкевич крайне убедителен, т.к. скорее всего, отталкивается от личного опыта.
Первая ночь перед началом полярной зимы в крохотном поселке Койск проходит неспокойно. Смертоносная тень ложится на городок и забирает с собой коррумпированного мэра, его любовницу и группу метеорологов. Полицейские ломают голову, пытаясь найти виновных и установить мотив для абсолютно не связанных убийств. Пройдет совсем немного времени и «убийца» сам явится жителям Койска во всем своем устрашающем и чужеродном великолепии.
«Ескё» – чисто Кабировский рассказ, во многом похожий на роман "Скелеты", только более емкую и концентрированную его версию. Из нескольких эпизодов, связанных с отдельными персонажами, нам дают понять – зреет локальный Апокалипсис. Когда эти разрозненные сегменты складываются воедино, мы осознаем реальные масштабы катастрофы. И чувство безысходности вминает нас в пол.
В «Эскё» Кабир филигранно орудует саспенсом. Казалось бы, легко перетянуть нить напряжения, она порвется и «отпустит» читателя. Но нет: автору удается не бездумно сгущать краски, а грамотно играть полутонами и контрастом. За счет чего каждая сцена выглядит кинематографичной, а резкие переходы между ними придают динамики, характерной для монтажной нарезки экшн-триллеров.
«Ескё» пестрит разнообразием типажей. Даже самых незначительных для истории персонажей автор потрудился наделить характером и индивидуальными чертами. Правда среди героев можно условно провести черту, разделяющую недотеп и обывателей от ребят с горячим сердцем и холодной головой. С другой стороны, это привычный прием для множества хорроров и остросюжетных произведений, так что «придирки» условны.
Питер лежит в руинах несколько месяцев по вине громадного неизученного существа – Проглота. Пара выживших, Скиф и Антон, с переменным успехом предпринимают вылазки за медикаментами и припасами. Скиф для парализованного отца, Антон для беременной жены.
Каждый новый рейд выматывает их все больше, сталкивая с новыми опасностями. Во время очередного поиска припасов на парней нападают новые отродья. Не гигантские, как Проглот, но чужеродные на вид... как будто сочлененные из отдельных мертвых тел.
С первых строк рассказ действует удручающее, погружая читателя в постапокалиптическую атмосферу. Короткое вступление, начиненное адреналином, сменяется более спокойной частью, позволяя присмотреться к героям и прочувствовать их положение. Герои не помнят себя от усталости и не знают посчастливиться ли им элементарно выжить, спрятавшись в чреве мертвого города. Их терзает страх и бессилие изменить что-либо для себя и родных. Трагическая случайность во второй трети истории не оставляет Антону выбора. Но то, что он считает выходом, таит в себе ещё более жуткие последствия.
Пивоваров развивает историю через восприятие главного героя. Можно физически ощутить, как деформируется и переламывается его естество, пока прежний Антон не исчезает, а остаётся лишь функция. Что-то, что дышит и двигается, но никак не "живет".
Здесь, кроме убедительного психологизма, нужно отметить другой сильный аспект "Проглота" – бодихоррор и физическая трансформация. Пивоваров приготовил читателям эффектную, оригинальную встряску. Раскрывать карты будет нечестно, так что советуем вам оценить "Проглота" самостоятельно.
Однажды утром в Тихуане ниоткуда появился Мексиканец. С виду — именно такой, каким мексиканцев представляют гринго. Вот только ростом в триста метров...
В 'Мексиканце" кайдзю-триллер встречает "Страх и ненависть в Лас-Вегасе". Прилагаются жирная отсылка в виде парочки опьянённых наркотиками агентов УБН и цитат из несуществующей книги Хантера Томпсона. Сам гигантский монстр — не монстр вовсе, а ходячий стереотип мексиканца в представлении сытых обывателей США. Усатый мужик колоссальных размеров однажды просто возник на берегу залива в Тихуане. Подмяв подошвой двоих gringo из УБН, "Мексиканец" начал уверенное шествие в сердце американской распущенности и пресыщенности – в Голливуд.
История грандиозного турне "иммигранта" по родной земле и Штатам разделена на сегменты. Сквозным сюжетом служит интервью американской журналистки с хамоватым и желчным старым пьянчугой Альеде. Следом в рассказ вставляется цитата из документальной книги Томпсона, парочка эпизодов о несчастных, не успевших свернуть в сторону с пути «Мексиканца», цитаты из твиттера Дональда Трампа и мемуаров сотрудника Белого Дома.
Схожий способ повествования с обильным цитированием уже встречался у Миллера в рассказе "Обнуляй". В "Мексиканце" этот прием стал более отточенным. Нам дают больше точек перспективы, выхватывают моменты зарождения, развития, кульминации и последствий катастрофы. Все это подано с разными оттенками иронии и сарказма.
По сути, перед нами сатирическая фантастика, поэтому фокус с разрушений, паники и отчаяния сильно смещен в сторону комичности. Юмор, как социальная сатира, у Миллера получились меткими и остроумными. Возможно, где-то читателю будет действительно смешно, а где-то он задумается о серьезном и злободневном.
Утро для Сергея и его далматинца Джека не выдалось добрым. Пара подземных толчков заставила их ретироваться из квартиры на улицу. То, что сперва походило на землетрясение, оказалось чем-то похуже. Через считанные минуты близлежащий район, а за ним и весь город погрузятся в хаос, а Сергею придется рисковать собой, пытаясь отыскать и спасти питомца.
Вот, собственно, вся центральная линия: парень ищет верного друга, чтобы спасти его, во что бы ни стало. Не ждите крутых сюжетных поворотов. В рассказе живо прописаны экшен-сцены, хватает шокирующих смертей и острых моментов. Что до глубоких переживаний и интересно показанных героев – даже не рассчитывайте. Финал тоже вызывает нарекания. На фоне настолько накаленной обстановки он смотрится чужеродным и сентиментальным.
"Август" – как короткое переложение на бумагу фильма Рональда Эммериха, аттракцион, зрелище ради сильных впечатлений. Если не копать глубоко, не требовать от него чего-то кроме стремительного развития ситуаций и драйва, то история не разочарует.
Во вступлении неназванный главный герой начинает с размышлений о глобальном: устройстве мира, истинном назначении человечества. Затем по мере знакомства с чудаковатым профессором его все больше затягивает затворничество. Близость к дикой и беспощадной природе Белого моря, как ему кажется, может приблизить к разгадке желанных тайн. Но итог ожидаемо ужасен — и не оставляет в рассказчике ни следа человечности.
Рассказ выдержан в лучших традициях лавкрафтианского ужаса. Он предельно прост по структуре, но выразителен и неуклонно нагнетает градус напряжения. Фанатам Джентльмена из Провиденса наверняка согреет сердце ряд отсылок и общее сходство слога. У Кривенцова получилось передать колорит лавкрафтианской прозы с её пространностью рассуждений и благоговейным ужасом перед непознанным. При этом автор не скатился в кальку или неумелую карикатуру.
Экспедиция археологов на засекреченную в своë время гору в Приморском крае привела к появлению шарообразного кайдзю, который покатился на ближайший город.
Стоило маленькой группе в составе профессора археологии, шалопая-первокурсника, его подруг и пожилого мецената из Кореи подняться на сопку Большой Иосиф, как обнаружились странности. На вершине оказалась пара антропоморфных глыб с письменами, отдаленно напоминающими старорусскую кириллицу.
Забавную перепалку наставника и студента о происхождении надписей прервал кореец, указав на проглядывающий рядом с мегалитом человеческий череп. Пока профессор безнадежно пытался отогнать подоспевших студенток, одна из них сунула руку в неглубокий раскоп. Очень зря. Через мгновение разъяренное нечто из переплетенных человеческих костей вырвалось из земляного плена и начало разрушительное шествие по направлению к Владивостоку.
«Колоб» выделяется на фоне остальных рассказов тем, что показывает нашествие монстра не из гущи событий, а с расстояния. Основное действие мы увидим глазами экипажа президентского борта. Военные и «зеленый», но смышленый глава государства будут вынуждены координировать действия по спасению от разъяренного «колобка», оставаясь в километрах от земли. Рассказ радует обилием юмора: Лебедев со здоровой иронией обыгрывает актуальные политические штампы и клише, которые ежедневно сыплются из ток-шоу и новостей. Одновременно рассказ держит бодрый темп и динамику, так что любители книжного экшена не будут разочарованы.
«Кладбище плохих детей» служит почти для цели, о которой вы подумали. Изюминка в том, что умершие шкодники и хулиганы в назидание подрастающему поколению бродят неприкаянными и служат живыми мишенями. Власти сами организуют сафари на изолированном полигоне, где нежить школьного возраста безнаказанно отстреливается. Съездить на одно из таких как раз, и подбивают главного героя его новые знакомые – троица братьев «Космохреновых». Они же «дети метеорита», того самого Челябинского. Вот только наведаться ребята собрались на тестовый полигон, на который соваться – все равно что в пасть к крокодилу лезть. Или к чему покрупнее.
Рассказ сложно воспринять как сатиру. Скорее это чересчур гротескное городское фэнтези. Слишком натянутым выглядит юмор, который автор пытается выстроить, перегружая историю абсурдом. Тем не менее постоянно ерничающий главный герой, от лица которого ведётся рассказ, пришелся к месту в таком гротескном окружении. «Раздолбай и его сотоварищи способны повеселить читателя. Но забавные персонажи — забавными персонажами, а громоздкий язык и лишняя информация в отдельных моментах могут разочаровать любителей красивого слога.
Это только в сказках драконы дремлют, охраняя свои сокровища. Объект 47 — сам и есть сокровище, и охраняют его соответствующе. Громадная рептилия появилась из Камчатского залива и впала в спячку шестьдесят лет назад, а ее массивная спина успела обрасти редким подлеском, из-за чего издалека титана легко спутать с горой. Военные создали вокруг монстра охраняемый периметр неспроста: под твердым, как камень, панцирем не мясо, а чистое золото! Но бесшабашному Семенычу и сытому по горло кредитной каббалой Петрухе плевать на военизированную охрану. Прихватив с собой электрический бур и мешки попрочнее, они пришли урвать свою добычу.
В "Драконе и его сокровищах" вас ждёт реалистичный экшн-триллер. Окружение в рассказе прорисовано очень выразительно, атмосфера начинена саспенсом под завязку. История растягивается от напряжения, чтобы в кульминации выстрелить бешеным темпом и адреналиновым действием по всем канонам фильмов-катастроф.
Приятное впечатление производят центральные герои, а также пара второстепенных. Диалоги прописаны живо, в них убедительно переданы характеры и переживания. Развивающиеся между неуемным и полным рвения Семенычем и боязливым, но рассудительным Петей прения приковывают внимание вплоть до последних строк.
Суровый рассказ о том, как современные родители пренебрегают своими родительскими обязанностями. Обидеть ребенка легко, но в данном случае последствия оказались весьма пугающими...
Обычная поездка Маши с семьей обернулась испорченным праздником. В начале перепившие мама и папа обращались с ней как назойливой мухой, а затем и вовсе забыли обиженную девочку в лесу, после того как она сбежала от взрослых в слезах. Замерзшая, голодная и отчаявшаяся Машенька начинает мечтать об одном: стать большой. «Настолько большой, чтобы её точно заметили и никогда не забывали…»
Проза Александра Подольского хорошо знакома хоррор-фанам по его публикациям в вебзине Darker и сборниках серии «Самая страшная книга». Его стиль узнаваемо бескомпромиссный: положительный ли персонаж, отрицательный – несладко придется всем, причем в самой брутальной форме. Рассказ и правда получился жёстким, гротескным и кровавым. Концовка может показаться кому-то слащавой, но она не диссонирует с остальной частью, скорее добавляет контраста и удачно завершает линию Машеньки.
Сергей оказался в центре битвы ангелов, происходящей на улицах Курска, вëл видео стрим, желая стать самым популярным блогером и не зная, что присутствует при начале Армагеддона.
Романтический вечер влюбленной парочки из Курска прерывает падение метеорита. Брат гл. героя опрометью бежит к месту падения огненной глыбы, попутно запустив стрим для YouTube. Парень думает, что поймал удачу за хвост. На самом деле его удача лишь в том, что он займет место в первом ряду и увидит начало конца вблизи.
Начинаясь, как катастрофа со свирепым гигантом в центре повествования, рассказ ближе к концу наращивает градус безумия и шок-контента. Резкие, впопыхах брошенные реплики персонажей автор местам подкрепил матом. И ругани вышло как раз в меру, чтобы органично подкрепить атмосферу паники и накал страстей.
В эту ночь Сергей не спешит возвращаться в свою квартиру в недавно отстроенном микрорайоне. Все из-за нового дома. Вроде бы и ничего странного, но вселяют тревогу слышимые звуки. Героя гнетет предчувствие, какой-то липкий неприятный холодок. Надежду вселяет костер впереди улицы и греющаяся возле него компания. Глядишь забудутся тревожные мысли, завяжется беседа, будет с кем посудачить. Вот только от слов бездомных, с которыми Сергей поделится своим предчувствием, парню точно не захочется возвращаться домой.
Отличное завершение антологии на действительно жуткой ноте. Сложно представить что-либо более страшное, чем осознание, что ты уже живешь в пасти Левиафана. И никогда не знаешь, в какой момент она захлопнется.
Итог:
Антология кайдзю-хоррора от инди-издательства «Хоррорскоп» определенно удалась. Редактор Олег Хасанов сработал плодотворно, взяв в одну обойму непохожие, крепко написанные рассказы. Каждый из них по-своему интересен, с индивидуальной авторской фишкой. К по-настоящему жутким историям можно отнести «Эскё», «В тени Проглота», «Зверя из Белого моря», «Падающие звезды» и «У костра».
Остальные рассказы ничем не хуже, просто с явным уклоном в гротеск, юмор или экшен. В какой-то степени, такая разбивка жанра освежает эмоции, помогая переключиться с одного сюжета на другой. Так что, книга наверняка понравится поклонникам «новой темной волны». Однако у неё есть не меньший шанс заинтересовать тех, кому по душе остросюжетная короткая проза и фантастика в целом.
«Перевертыш» Кристиана Ньюмана — нестандартный слоубернер, который себе противоречит. В основном это психологический триллер о проблеме сложных семейных отношений. По законам медленного ужаса, они подаются не как сюжетная данность, меняющаяся в ходе повествования, а как условия, в рамках которых всегда развивается конфликт, как бы его не решали. Но интересно, что исчерпывается семейный конфликт здесь не в границах слоубернера, но иначе, сворачивая в кардинально иной жанр.
Почему же «Перевертыш» можно отнести именно к неспешному horror-у? Дело в том, что фильм Ньюмана напоминает почерк известнейшего представителя этого жанра на сегодняшний день – Ари Астера. Например, конфликт «Реинкарнации» последнего выстроен вокруг нездоровых отношений в психически травмированной семье. Акцент на общем «психозе» в Астеровских сюжетах — сквозная линия, пронизывающая сюжет от начала до конца. Только она не сворачивает в другой жанр. У бельгийского же режиссера мы видим обратную картину: он использует метод американца, но при этом меняет форму своей истории. И поначалу делает это через эксперимент, что легко проследить на примере камеры.
В «каноничных» слоубернерах мы видим объекты и лица, которые медленно меняют свое положение в пространстве. Иногда они статичны и объектив долго фокусируется на конкретном взгляде, за счет чего напряжение нарастает постепенно (как в «Печати ведьмы»). В работе Ньюмана техника картинки иная. Переходы между кадрами резкие, что не дает глубоко погрузиться в атмосферу. Но, тем не менее, оторваться от фильма нельзя. Парадоксально, но, как в «медленном» и напряженном кадре, визуальная часть «Перевертыша» приковывает к себе – теперь уже за счет быстрой смены изображений.
Казалось бы, из-за одного такого технического нюанса «Перевертыш» сложно отнести к слоубернерам, где напряжение нагнетается «медленным» кадром. Но картина Ньюмана вписывается в его рамки за счет общей драматургии. Потому как в форме «медленного» хоррора подан сам сюжет фильма. В основном это не столько событийное развитие конфликта, сколько попытка героев психологически вписаться в неуютную среду после личностной травмы. Это желание переварить обстоятельства, которые ассоциируются с деструктивным опытом. Бесконечная интерпретация уже произошедшего события, рефлексия на него и «танец по кругу». Разрешение же конфликта при таком подходе — не убрать его, а смириться и принять то, о чем зрителю известно с самого начала просмотра. Слиться со средой, которая заставляет вспоминать момент травмы, чтобы, интегрировав её в себя, переварить деструктивный опыт – и переродиться. Или не выйти вообще и, порвав границы «психологической» скорлупы, уничтожить себя в окрепшей внутренней боли.
Ньюман выбирает второй способ, решая психическую проблему героев через опасное разрубание Гордиева узла. Основной конфликт фильма строится вокруг рождения в семье сына и травмы его старшей сестры, которая последовала за рождением брата. Травма подаётся не банально: девочка не становится жертвой психического насилия со стороны взрослых. Но узнает их шокирующие мотивы с истинными планами на ребенка. Конечно, современного ценителя жанра сложно удивить такой завязкой, так как сейчас снято много триллеров о демонах внутри семьи. Однако по-прежнему мало острых психологических триллеров, сюжет которых полностью основывается на семейной этике. Тем более на пережитой ранее психической травме, которая требует выхода в форме выяснения отношений со старшими.
Из современных картин в таком ключе известны «Порочные игры» Пака Чхан Ука, Астеровские «Реинкарнация» и «Солнцестояние». Максимально раскрываясь в форме слоубернера и, одновременно, походя атмосферой на снятый в ней «Перевертыш», стиль Астера также имеет общие черты с Нюмановской подачей за счет визуала.
И речь не о работе камеры.
В фильме Ньюмана ярки фольклорные образы, которые появляются в один из самых интересных моментов – с психологическим «сломом» героини, когда она раскрывает свою ненормальность. Событийно это происходит во время бутафорского ритуала. Примечательно, что такой же метод раскрытия психической травмы Астер использовал в «Солнцестоянии». В своем слоубернере жёсткий психический опыт рождается из языческого культа. Ньюман же использует его суррогат: помещает травмированную героиню в среду, где та выросла, с простыми, ничего — на первый взгляд — не значащими ритуалами. Интересно, что оба режиссера раскрывают психологические проблемы своих героев именно через работу с религиозными темами.
Но стоит признать, Ньюман не копирует Астера. Бельгийский режиссёр работает конкретно со слоубернером, не воспринимая опыт американского коллеги как лекало. Об этом говорит не только уклонение от «медленного» кадра, воспринимающегося нами каноничным для жанра, но и другой акцент на источнике проблем: у Ньюмана им по-прежнему остаётся не религия, а семья.
В «Перевертыше» нам изначально дают понять, что основной источник конфликта — эгоистичный отец, который не желает признавать своего второго ребенка из-за его «дефектности». На фоне презрения родителя у героини и случается травма. После следует лечение в психиатрической больнице, репутация сумасшедшей и непризнание девушки обществом. Такой горючий коктейль заставляет ее замкнуться в себе и сожалеть об участи ущербного, отвергнутого братца, видя в нем родственную душу.
Но основная причина мыслей о младшем брате коренится в том же горьком прошлом, которое требует «переварить» себя. Переварить – значит решить долго мучающую травму. Как мы отметили ранее, Ньюман делает это через разрубание Гордиев узла – внезапно, с поворотом в другой жанр. Из-за чего «Перевертыш» оправдывает свое название и раскрывает случившееся в семье преступление, расставляя драматические акценты совсем иначе, чем было в начале. Ньюман делает это жанровыми средствами, характерными не для слубернера, а для слэшера. И, к тому же, использует прием, который редко оправдывается в финале: он выворачивает конфликт наизнанку простым средством — флешбэком.
Конечно, это взвинчивает динамику. И поначалу слоубернеровский фильм превращается в «мясной» триллер с физическим насилием. Такой слом формы можно допустимо воспринять как прием, если бы мы говорили о работе состоявшегося жанрового мастера. Но, к сожалению, до этого Ньюман снимал короткометражки. Возможно, поэтому в длинном метре он не выдержал градус, к которому обязывала форма слоубернера — и показал решение сюжетного конфликта принципиально неуместной подачей.
В итоге фильм о психологической травме внутри семьи выглядит забористым и укрепляет градус накала именно благодаря форме слоубернера. Пока не сворачивает к использованию slasherа — жанра, диаметрально ей противоположного. Притом, что до стилистического «поворота» режиссер уверенно снимает «медленный» ужас. И даже в нём использует непривычные для жанра средства. Так что «Перевертыш» полностью оправдывает свое название: и по сюжету, и по форме. Он меняется, причем резко. Открытым остаётся вопрос, придётся ли большинству по вкусу такая перемена…
Хуан Альсате снял триллер в направлении, которое в последние годы заслуживает право считаться авангардом horror-а. После выхода «Порочных игр» восемь лет назад появилась мода на мрачные ленты, повествующие о демонах внутри семьи. В тон новому мотиву были сняты «Убийство священного оленя» Й. Лантимоса, «Мы» Дж. Пила и «Реликвия» Н. Джеймс. Основная тенденция этих картин — ужас, заложенный в истории семьи, и/или ритуалы, которые довлеют над членами рода.
Жуть перечисленных фильмов кроется в отношениях родственников и через ритуал приближает зрителя к чему-то запретному, чуть ли не религиозному «табу», которое герои нарушили, выйдя за пределы дозволенных рамок. В таких картинах, за исключением комичных «Мы», это нарушение «табу» подается как преступление против родовой тайны, знание которой грозит сломом психики нарушителей.
Градус страха от контакта с «семейными демонами» режиссеры повышали с каждым новым фильмом, пока Ари Астер не связал их в единый узел — «Реинкарнацию». Вослед за ней жанр начал меняться. В сюжетах некоторых историй усилились религиозные мотивы. Внутрисемейные же конфликты получили роль среды для их развития. Тем не менее, старая школа психологического триллера с родовыми табу не ушла. Например, К. Ньюман в своём «Перевертыше» объединил и традиционную мифологию, и семью, но сделал акцент на последней через родовой ритуал.
Отмечу, что такое следование «старой» моде новой волны — разовое. Из перечисленных тенденций видно, что в последнее время набирает оборот интерес именно к религиозному хоррору. Примером тому служит «Солнцестояние», сюжет которого основывается уже не на семейном, а на сугубо культовом ритуале.
Ту же концепцию воплощает «Печать Ведьмы» Альсате. Фильм колумбийского режиссера — яркий показатель того, какой дорогой идет современный триллер. Действие «Печати» разворачивается в религиозной общине, где семье отведена второстепенная роль. Главное значение имеет вера. От школы «семейного» триллера здесь кое-что осталось, так как вера облечена в форму поклонения старшему — отцу. Только фигура патриарха уже отделена от родственных связей и, по большей части, выполняет лишь духовную функцию.
В религиозном триллере не могло быть по-другому. И Альсате, не нарушая этого канона, соответствует тематическим границам, которые отчетливо задал в начале картины. Нужно сказать, что выйти за рамки религиозных символов достаточно сложно даже для режиссеров со стажем. В первую очередь, по причине универсальности мифологического образа. Если же вокруг него, к тому же, строится сюжет, то зрителя тяжело удивить оригинальным финалом. Ведь большинство мифологических структур так же универсальны, как образы, которые они используют, и, соответственно, хорошо изучены. Поэтому религиозный триллер (в частности, «Печать ведьмы») редко выходит за знакомые нам сюжетные рамки. Он скорее использует уже оформившиеся мифы. Как, например, делает Альсате, поставив во главу конфликта женщину, что усомнилась в истинности веры, найдя предмет, которым вне общины пользуются неверующие люди. Пастор женщины (ее отец) предупреждает об опасности устройства, называя его «игрушкой Дьявола». Здесь легко узнается сюжет о грехопадении. Но не так все просто. Кое-что в привычной модели Альсате все же исправил.
Режиссер усиливает конфликт сестрой женщины (Ума), которая давно разочаровалась в Пасторе-отце и признала, что вера бессмысленна. Сестра убеждена, что Бога с Дьяволом нет, потому что нет доказательства-чуда: дерево, на которое по сюжету молится община-семья, не расцветает. Образ Древа из Ветхого Завета тоже понятен, и фигура женщины, что сбивает душу с «истинного» пути, так же отсылает нас к картине мира авраамических религий. Так что эти образы не могут удивить. Если бы не все тоже «но». Как «яйцо в утке, а утка в зайце», в образах Альсате заложен другой образ, который нужно разглядеть. Дело во все той же сестре.
Казалось бы, фигура строптивой женщины, что отрицает "божественную истину", — образ понятный и легко отождествляющийся с Лилит. В какой-то степени Ума ей действительно соответствует: не верит в идеалистичность мира, которым живет община, и знает о вранье отца. Это знание недоказуемо, но женщина уверена в нем из собственного желания идти против воли старшего. Конкретно в этой точке усиливается схожесть Умы с Лилит, которая, согласно апокрифической легенде, тоже не повиновалась воле Высшего. В «Печати» эта схожесть видна невооруженным глазом: сначала проявляется строптивость Умы, затем — уверенность в знании того, что вокруг обман. Но здесь же схожесть рушится, выходя, как ни странно, за границы конкретного мифа. Вся соль в одном вопросе: почему Ума, разочаровавшаяся в общинном «Эдеме», остается в нем? Какой у нее мотив? И есть ли в христианских (или дохристианских) мифах герой, так же разочаровавшийся, но оставшийся в среде Лжи?
Понять это зритель может сам, сравнив героинь с женскими фигурами из мифологии. Это нетрудно, так как образы на протяжении фильма не меняются. Характеры остаются такими, какими были в начале. То же касается религиозных мотивов, которые просто проявляют себя, но не переворачивают сюжет (по причине, названной выше). Универсальность мифологической структуры, на которой построена канва «Печати», делает сюжет предсказуемым и, как ни прискорбно, зависящим от собственных границ. Альсате видит это и всеми силами пытается выйти за пределы мифа. Углубляет архетипы, меняет образы, переставляет местами — и лишний раз подчеркивает условность «универсальной» структуры, которой пользуется.
Из-за этого используемые режиссером мифологические модели пестрят, сменяются одна за другой. Не успевают развиться и открыть двойное дно — в отличие от образа Умы, похожей и одновременно не похожей на Лилит. К неразвивающимся мифологическим мотивам в «Печати» относится парадоксальное заклание бога в жертву ему самому, желания женщины быть матерью и любовницей бога, которые отталкиваются от двусмысленной фразы «я желала, чтобы бог был во мне», и, конечно, само Древо, на которое стоит молиться. Эти образные составляющие в «Печати ведьмы» не развиваются. Они просто есть — и не более того.
Впрочем, не развиваются и сами герои. Например, при всей глубине Умы-Лилит, мы не знаем, что конкретно заставило ее разочароваться и проявить бунтарское сомнение в правоте Отца. Взгляды героев показаны без изменений. Вера, убеждения, принципы, категоричность, отрицание, скепсис, неверие, разочарованность и ведомость — все эти черты проявляются в персонажах ярко. Но, при этом, статично, в примитивной форме: один герой верует, другой сомневается и т.д. Кое-как взгляды женщин все-таки меняются в конце, но посредством жесткого религиозного опыта, резко. Виной такому переходу та же статичность, с которой черты героев изображаются на протяжении остального хронометража.
Как видим, «статичный» подход раскрытия образа в «Печати» не оправдывает себя драматургически. Но в качестве механического способа для подачи картинки он смотрится весьма неплохо. На фоне пейзажей «Эдема», где живет община, долгая фиксация камеры на конкретном объекте усиливает его многомерность, как бы увеличивает «визуальную мощность», за счет чего сильнее нагнетается атмосфера. Это происходит в первых кадрах и в сюжетообразующих моментах. К сожалению, переход между объектами столь же резкий, как в изменении характеров. Смена "долгой" картинки с усиливающим ее крупным планом укрепляет напряжение, но приближает фильм к камерному и цементирует динамику. Из-за чего, сбивает ритм.
Так что «Печать ведьмы» можно назвать экспериментальным триллером, который пытается выйти за границы мифов. Но этот выход не оправдан как драматургически, так и стилистически.
Универсальность наполняющих историю мотивов превращает ее в сказку с условными вводными, что не могут раскрыться в конкретный образ из-за собственной многозначности. Здесь видно желание режиссера объять необъятное, которое проявляется и в работе камеры: крупный статичный план резко сменяется таким же. Но второй держится дольше — и нагнетает, заставляя зрителя усваивать то, что он устает усваивать после частой смены ракурсов.
Попытка выжать смысл из картинки здесь лишняя: его слишком много в сюжете. Настолько, что отдельные сцены не могут раскрыть свой потенциал из-за многозначности контекста, в котором оказались.
Впрочем, это нормально для экспериментального авторского кино. Особенно учитывая, что все замечания касаются техники исполнения, а не темы. Она, без сомнения, яркий пример того, насколько будущее темного кино связано с религиозными мотивам, как и любая серьезная история.
Шелдон Уилсон. Человек, снявший хоррор за 72 тысячи долларов. И ведь неплохо снявший, как с художественной, так и с технической точки зрения. Конечно, в «Мести мертвецов» можно найти уйму минусов, но с позиции уважения к проделанной работе хочется отметить именно плюсы. Причем у Уилсона определенно были задатки стать значительным стилистом-визуалистом. Ведь то, что он демонстрирует в рамках мизерного бюджета, заслуживает похвалы. Отметим, что «Месть мертвецов» оказалась лишь интересным карьерным началом с точки зрения режиссёрской карьеры, но отнюдь не проблеском гениальности.
Имея карманные деньги на производство картины, Уилсон сочинил скромную историю о том, как где-то в штатовской глубинке заявился в полицейский участок голый окровавленный юноша с тесаком в руке. Парниша дал себя арестовать, но отказался что-либо говорить. Местный шериф решил прогуляться по кровавым следам, оставленными подозреваемым, но стоило копу зайти в лес, как…
Если не знать, в чем фишка, трудно догадаться, куда повернет сюжет после явления КровоМальчика народу. Он то ли маньяк, то ли жертва, а может вообще существо не от мира сего. Гадают тюремщики, гадает зритель, а между тем в окрестностях творится чертовщина, еще более запутывающая мрачную ситуацию. Тем временем, мальчику становится всё хуже: кровь из него течёт просто ручьем.
Вопреки тому, что денег не хватает хотя бы на малый визуальный размах, Уилсон старательно работает над каждым эпизодом. Использует нервозный саундтрек, нестандартные операторские ракурсы и, пусть сварганенные на коленке, но спецэффекты, в стиле раннего Сэма Рейми. При явной копеечности постановки лента смотрится как компетентный хоррор, сделанный совсем не дилетантом. Интрига сохраняется достаточно долго, трупов в достатке, кровищи – более чем, а главное – четко выдержана гнетущая атмосфера, от которой хоть в петлю лезь. Пусть по совокупности фильму и не достает крышесносящей оригинальности, так, чтобы были простительны все огрехи дешевого кино, но в то же время «Месть мертвецов» — нетривиальный жутик, в котором хватает занятных сюжетных поворотов.
Да, в фильме нет ярких актерских работ, умных диалогов, искрометных стилистических находок, но есть полноценная история, сносная режиссура, парочка смачных насильственных сцен и саспенс на протяжении всего повествования.
облако тэгов
