Очень меня разочаровала эта вещь. Если бы это было «дотолкиеновское» фэнтези и написано в начале 20-го века, то не выглядела бы эта «сказка для взрослых» так вторично. Ведь сплошные же штампы и повторы: Застенье (сколько уже было таких границ между сельской Англией и Волшебной страной!); Волшебная страна, населенная узнаваемыми персонажами, не изображенными, а схематично «набросанными»; избитые скучные злодеи, затевающие немотивированную возню за власть или молодость и сходящие со сцены без какого бы то ни было катарсиса или потрясения для читателя...

Сюжет предсказуем с первых глав, развязка ожидаема, тривиальна и не содержит никаких новых авторских решений, не ставит перед читателем вопросов. Если писатель использует до боли знакомые мотивы, то мы вправе ожидать, что он повернет их неожиданным ракурсом... Вот падает с Неба девушка-Звезда. Может, автор как-то интересно обыграет этот узнаваемый сюжет? Ничего подобного, уж лучше бы просто традиционное «и жили они долго и счастливо», без очеркового перечисления ожидаемых событий. Вот появляется единорог. Много мы видели единорогов, этот абсолютно такой же, ничего нового не приносит, эмоций не вызывает, выполняет чисто техническую функцию в сюжете. Неприятно ещё и то, что такую же техническую функцию выполняют и персонажи-люди, даже дети: появляются, чтобы бессмысленно погибнуть ради движения сюжета. Мальчик был, видите ли, обычный «не волшебный» крестьянин, поэтому его жизнь вообще не значима для автора и его персонажей!

Все персонажи плоские и схематичные, отличить их друг от друга можно только по именам и описаниям внешности. Все злодеи на одно лицо: что ведьмы, что сыновья лорда. Все деревенские красавицы абсолютно одинаковы: и мачеха ГГ, и её подруга, и возлюбленная ГГ — это по сути одна и та же условная «практичная сельская леди». Мать ГГ и Звезда тоже отличаются только цветом волос и глаз. Да и сам ГГ и его отец не отличимы друг от друга.

Зачем читать эту сказку взрослым — непонятно, т.к. никаких философских или психологических смыслов в ней нет. Можно бы детям почитать, но...а не многовато ли для детей грубоватой «жёсткой» эротики и неприятных натуралистичных сцен (свежевания животных, рассматривания экскрементов и т.п.)?

Единственный плюс — гладкий, образный литературный язык, неплохие поэтические вставки, несколько красивых локальных сцен, явная кинематографичность пейзажей. За это и высокая оценка 7.

Очень красивое фэнтези на материале славянской мифологии и русских сказок, тонко и остроумно переосмысленных фантазией автора.

Здесь действуют люди трёх «племён»: жители Селища, расположенного на берегу лесной реки Сныпять (очевидный прообраз славянских племён полян, древлян, вятичей, кривичей...); степняки, совершающие на них набеги из Дикого поля; и ладейные люди, живущие где-то севернее и выходящие на своих ладьях даже в море.

Славянские боги: Перун, Дажьбог, Велес, Мокошь — наделены яркими и противоречивыми характерами, потому и поступки их непредсказуемы и неожиданны для людей.

Самые очаровательные персонажи этой истории — это сказочные существа: трогательная рыжая пушистая Фефила (так похожая на лисичку, но совсем и не лисичка — ни по характеру, ни по повадкам), безответно влюбленная в брата — « близнеца» великанша Лихо Одноглазая, её брат — лохматый юноша-волк (уж не будущий ли Серый Волк?), умные и преданные хозяевам лошади, многочисленные зелёные обитатели болотных трясин...

Ну и наконец, главные герои — Кащей, Ягда, Жар: мы их узнаем и удивляемся...ну кто бы мог подумать, какое детство и юность были, оказывается, у этих небезызвестных персонажей, сколько драматизма и напряженного психологизма в их образах...

Сюжет захватывает, история читается на одном дыхании, удивляет неожиданными поворотами и оригинальным объяснением некоторых традиционных мотивов (почему Кащей — бессмертный? почему «баба» летает на метле и зовут её Яга? почему некто «наше солнце проглотил»?)

Идея этой «сказки, а, может, и не сказки», с одной стороны, традиционна для фэнтези — жажда власти и её влияние на личность, но, с другой, решена совершенно по-новому. Финал непредсказуемый и логичный одновременно. И очень-очень грустный. Герои получили то, что хотели, но при этом лишились самого главного. Но это был их выбор...

Отдельно хотелось бы отметить чудесный язык этой вещи: это почти поэма в прозе. Иногда даже кажется, что автор использует настоящие фрагменты былин и народных песен, хотя это лишь очень талантливая стилизация.

Этот роман иркутского историка — произведение скорее военно-исторические, чем фантастическое. Всего одно фантастическое допущение позволяет отнести его к жанру альтернативной истории. Впрочем, первая часть романа вовсе не «альтернативная», а представляет собой детально и грамотно построенную историческую хронику, основанную на мемуарах участников Сибирского Ледяного похода колчаковских войск зимой 1919-20 гг и на других исторических документах. Вымышленных персонажей нет совсем, все герои — это реальные люди, чьи личности и судьбы воссозданы писателем с большей или меньшей детализацией. В романе очень точная и достоверно выписанная география (особенно интересно читать, когда знаешь эти места не по карте, а изъездил их и исходил лично), все города, посёлки и деревни — настоящие, со всеми их характерными особенностями, во многом сохранившимися и по сей день. Фантастический твист (впрочем, герои его воспринимают как мистический, но вполне укладывающийся в их мировоззрение) позволяет автору придать историческому повествованию интригующий характер, сделать его более живым, увлекательным, избежать сюжетной предсказуемости. Для интересующихся историей России произведения Германа Романова — настоящая находка.

Этот роман Симмонса стал Событием в моей жизни. Он из тех редких книг, которые расширяют личные горизонты, дают толчок к изучению новых тем, осмыслению новых проблем и к постановке новых задач.

Его жанр невозможно обозначить точно, вернее, можно с полным правом отнести сразу к нескольким жанрам.

Во-первых, это, вне всякого сомнения, историческая проза: увлекшись темой освоения Арктики (роман сподвиг на это), я перечитала множество мемуаров и исследований, изучила биографии главы экспедиции Джона Франклина, капитана Фрэнсиса Крозье, других персонажей — и убедилась, что Симмонс следует историческим фактам, хотя и даёт им свою художественную интерпретацию. В романе использованы подлинные документы: текст оставленной в гурии записки, найденной много лет спустя на острове, где погибла экспедиция Франклина, фрагменты дневников и писем погибших моряков, газетные статьи той эпохи. Подробно и тщательно воссоздана конструкция и снаряжение кораблей «Террор» и «Эребус», оснащение экспедиции, обстоятельства её подготовки и отправки. Захватывает атмосфера исторической подлинности в воспроизведении деталей быта и несения службы на кораблях Её Величества: никакое бедственное положение не может служить причиной нарушения устава и распорядка. Казалось бы, вполне реалистическое историческое полотно, но...

Во-вторых, в сценах зимовки во льдах присутствуют все элементы хоррора: гнетущий страх, таящаяся в темноте неизвестность, беспомощность людей перед мощью непреодолимых сил. В трюм спускаться ещё страшнее, чем нести вахту на замерзшей палубе: это крысы или что-то похуже? треск обшивки, сжимаемой льдом, или...кошмар, разбуженный в измученных душах обреченных моряков?

В-третьих, мистика. Да, она-таки появляется. Хотя лично я до последнего упорствовала и продолжала считать Туунбака миражем, символом враждебного ледяного мира или вырвавшегося на свободу человеческого зла. В принципе, текст Симмонса позволяет занять такую позицию, равно как и считать это существо вполне реальным, просто очень крупным зверем: те герои, кто это делает, находят в себе силы бороться и противостоять ужасу.

В-четвёртых, психологизм. Чтобы в мистическом триллере были такие сложные многогранные характеры с так тонко прописанными нюансами взаимоотношений? Да ещё, чтобы все эти нюансы служили мозаикой авторской гипотезы о реально произошедших и до сих пор неразгаданных событиях? Туунбак ведь действительно только символ, и губит экспедицию на самом деле не он.

В-пятых, философия. Дочитав до неоднозначного и какого-то неудобного, неожиданно меняющего стиль всего повествования, финала, понимаешь...ааа, так вот зачем нужен был этот нелепый Туунбак... Человек — не господин этого мира и не всевластный покоритель природы, кичащийся техническими возможностями. Прекрати говорить и учись слушать: безмолвие вокруг только кажущееся, а «отсталая» культура неожиданно может оказаться куда более гармоничной, чем твой технологический «ковчег».

После прочтения романа я ещё долго изучала историю проникновения людей в Арктику, рассматривала карты и маршруты разных экспедиций, добралась до Руаля Амундсена и Пири, Нансена и «Святой Анны», дирижабля Нобиле и эпопеи челюскинцев... Заодно углубилась в этнографию северных народов. Целый пласт новых знаний и открытий.

И после всех благодарностей Симмонсу я все-таки позволю себе обозначить то, что не смогла у него принять. Все герои его романа носят имена реальных людей, весь экипаж кораблей в точности воспроизводит сохранившиеся списки. Массовый читатель их неизбежно отождествит: Джон Франклин теперь станет этим туповатым размазней, а конопатчик Хикки интриганом и людоедом. А это ведь художественное допущение! Реальный Франклин был несколько иным (есть документы), а про Хикки ничего доподлинно неизвестно. Как-то коробит меня этот момент... представьте, что вот так напишут про ваших реально живших предков? Псевдоним бы ...ну хоть в случае с Хикки. Это, пожалуй, моя единственная претензия к роману.

Так значит, это — документальное произведение?

Конечно, Александр Исаевич, Вы проделали просто титанической труд, собирая документы по всем доступным архивам и частным источникам, Вы их блестяще проанализировали и систематизировали, обобщили и выстроили в логическом порядке, и, да, Вы сделали это образно и насколько возможно — художественно. И все же...

Документов о примечательной беседе Ленина и Парвуса, которая явно — композиционный (да и смысловой) центр данного повествования, ведь нет, не правда ли? Их нет и до сих пор, только их неявные следы едва заметны опытному взгляду историка...но «следы» — не доказательства. Но Вы ведь и не настаиваете на документальности этой сцены, и поэтому...

...что же мы такое видим в этом «документальном и реалистическом» тексте?! Откуда ни возьмись появляется этот странный, так похожий на мелкого беса, Скларц...или он мерещится затуманенному болезнью и усталостью ленинскому воображению? Но ведь и Надя его тоже видит? Или она вовсе его и не видит? Куда вообще исчезает Надя в продолжении всей этой центральной сцены? Она на кухне или... в другой реальности осталась? Дальше — больше: сама собой зажигается керосиновая лампа на столе и горит целых два часа, хотя Надя опять «забыла налить в неё керосину»; предметы начинают жить фантастической жизнью: то шляпа на столе приподнимется и подмигнет Ленину яркой подкладкой, то ручка баула перекинется на другую сторону, а сам баул, материализовавшийся на середине комнаты, все увеличивается и увеличивается до размеров большой чёрной свиньи. А в руках у Ленина оказывается толстый документ на дорогой плотной бумаге, так раздражающий его: три листа заполнены никак не усваиваемым текстом, а четвёртый — только начат и в основном — пуст, как будто оставлено место для подписи...кровью? И тут — кульминация «триллера»: баул с треском разрывается, и из него вылезает тучная бегемотообразная фигура Парвуса. Парвус без приветствий и объяснений плюхается на кровать рядом с Лениным, дышит на него « болотными дыханием», и кровать с ними обоими по всем законам жанра (но не реалистического!) поднимается высоко над миром, сидя на ней, свесив ноги в пустоту, они и ведут свои конспирологические беседы. Кому как, но мне это очень сильно напомнило все произведения мировой фаустинианы. Особенно — сцену беседы Адриана Леверкюна с Чертом из «Доктора Фаустуса» Томаса Манна: психология взаимоотношений героев очень похожа. Только манновский Чёрт продаёт композитору 24 года творчества, а Парвус своему «Фаусту» — практическую реализацию его идей по переустройству мира сего. Заканчивается же сцена в булгаковском духе: Парвус вместе с компанией — «бесом» Скларцем, баулом-бегемотом и замешкавшейся шляпой — «вытягивается» в окно.

А Надя так ничего и не замечает. Кстати, о Наде. В свете вышеописанной сцены я переосмыслила всю предшествующую и последующую документальность этого произведения, и Надежда Константиновна в описании Солженицына вдруг предстала передо мной в образе Гретхен. Трогательно заботливая, терпеливо сносящая все мелочные придирки, эмоционально покинутая своим любимым (его эмоции отданы где-то далеко и виртуально существующей Инессе Арманд) — она лишена женского счастья материнства, эта часть её как бы «убита» беззаветным служением своему кумиру, в котором она видит прямо-таки метафизический смысл.

Разумеется, в повествовании созданы и вполне реалистические образы, и их много, как много документально подтвержденных сцен и событий, но в контексте данного ресурса мне представилось интересным подчеркнуть именно фантастические мотивы в творчестве Солженицына. Мне неизвестно, читал ли Александр Исаевич Томаса Манна, но гетевский «Фауст» присутствует в 8-ой главе «В круге первом» — в очень интересном изложении Льва Рубина, в чьи уста автор явно вложил свои убеждения о пагубности фаустовского стремления переделать реальный земной мир по идеальным схемам.

Шикарная, потрясающая вещь! Прогнозирую, что войдёт в золотой фонд мировой литературы, потому как — шедевр! Сначала я посмотрела фильм с этим необычным названием, впечатлилась и обрадовалась, что это экранизация: чувствовалось уже по экранизации, что это нечто выдающееся. Кинулась читать саму книгу — и поняла, что не ошиблась. Но нет-нет, только не надо называть это реализмом! Это историческая проза (викторианская Англия), сделанная в духе постмодернизма, т.е. все очень жёстко (любовный роман совсем-совсем без романтичности), с кучей шокирующих откровенностей, снят весь сентиментальный флер с наших представлений об этой эпохе. Этим роман немного напоминает «Друда» Дэна Симмонса из его «викторианского цикла», но написан гораздо увлекательнее, динамичнее, психологически глубже, характеры намного интереснее. А чуток мистики и загадочности в романе есть, куда же без них в постмодернистской вещи. Есть и толика психологического детектива, и триллера. Короче, весь набор! Финал открытый, естественно. Иначе в таком сюжете нельзя — безвкусица получится. Но автор над нами сжалился и написал цикл рассказов « Яблоко», в котором весьма тонко и без сентиментальности приоткрыл дальнейшую судьбу героев.

Очень глубокое философско — психологическое произведение с многочисленными аллюзиями из двух традиционных культур: японской национальной и общемировой христианской. В сущности, это книга о взаимодействии этих двух традиций в сознании формирующейся личности с проявлением вовне — на уровень социума. Особенно интересно читать, если знаком с обеими традициями, тогда можно понять все нюансы текста и скрытое цитирование. Но роман интересен и без этого, т.к. написан талантливо, хорошим языком и поднимает множество общечеловеческих психологических вопросов. Совершенно отсутствуют тенденциозность и дидактика, роман можно было бы отнести к постмодернизму, но из-за тонкого символизма и лёгкой мистики это, скорее, магический реализм. Очень рекомендую всем, кто ещё не познакомился: вещь заслуживает гораздо большего внимания, чем имеет сейчас.

Красивейший роман из всего творчества Эмиля Золя, потому что предметом чувственных описаний мэтра натурализма является огромный сад Параду (т.е. земной аналог райского сада — Парадиза). Соответственно, мы наслаждается детальными и красочными описаниями всевозможных растений: старых гигантских деревьев и экзотических цветов — просто буйство растительной жизни. Пожалуй, в этом романе к привычному для читателей Золя натурализму добавляется романтизм, символизм и даже чуток мистики: герой на протяжении значительной части повествования находится в неком измененном состоянии сознания, то ли невротическом, то ли раздвоенном, в каком-то смысле он ощущает себя первочеловеком в первозданном мире. Нет здесь никакого особого психологизма, просто герой — в психологическом шоке от материального воплощения своих идеальных представлений. Очень трогательная любовная история: воплощенные Адам и Ева — написанная нежно-чувственно, лирически-страстно, но так тонко и красиво, что никаких возрастных ограничений я бы не накладывала. Антиклерикальную направленность, на мой взгляд, тут может увидеть только или ревностный католик, или далекий от религии человек. Жанр этой классической вещи, по-моему, вполне соответствует профилю данного ресурса, поэтому — рекомендую!

Ой, мама...Я что, попала в машину времени и перенеслась на 40 лет назад на лекцию по «научному» атеизму в универе? Только преподаватель попался какой-то не добросовестный: с первоисточником, т.е. с Библией, знаком на уровне «Забавной библии для детей», о существовании экзегезы знает лишь понаслышке, историю «изучал», читая в коридорах публицистику, да и с логикой не дружит, не умеет даже без противоречий скомпилировать чужие работы. Конечно, мне после 12-ти лет изучения ТаНаХа на иврите, чтения Иосифа Флавия и Тацита, Евсевия Кесарийского и проф. Лопухина, читать Латынину смешно, ну очень смешно. А как быть не специалистам в данном вопросе, ведь шуму-то, шуму вокруг сколько? Господа и товарищи, специалисты уже разобрали сей опус по косточками, все есть в сети. Ограничусь только цитатой из интервью Якова Кротова, которая не в бровь, а в глаз: «Латынина — это Иван Бездомный до встречи с Воландом». Ну а если лень читать и разбираться, то последуйте совету наших мам в детстве, когда наши ручонки тянулись к нечистому: «не трогай эту каку, деточка». Т.е. не читайте «трудов» журналистов, когда они берутся за вопросы, находящиеся вне их компетенции. Посоветовать книгу могу только двум категориям читателей: профессиональным воинствующим атеистам и последователям «новой хронологии» Фоменко. Возможно, увидят для себя новый источник вдохновения.

Детство. Светлый прямоугольник от проектора на растянутой на стене белой простыне, коробка с диафильмами. И голос папы, читающего такой простой и понятный, но обещающий чудо, текст «Уральских сказов» Бажова. Так вошла в мою жизнь первая «фантастика» вместе с Огневушкой-Поскакушкой, Данилой-мастером и Медной горы Хозяйкой. И детская очарованность блеском самоцветов на фоне Уральских гор, золотыми россыпями народного языка и золотыми сердцами старателей и мастеров осталась со мной на всю жизнь. Я не знаю, как Уральские сказы действуют на человека, не слышавшего и не читавшего их в детстве. Я им ставлю «десятки» наравне с шедеврами мировой литературы, потому что, если литература способна ТАК действовать на ребёнка, значит это настоящая литература. Я потом искала в Эрмитаже Каменный Цветок, и малахитовые шкатулки мне виделись в каждом ювелирном изделии. А характеры в Сказах... какие же они самобытные и в то же время родные, знакомые, такие свои — просто близкие люди, окружающие меня повсюду. Спасибо тебе, Павел Бажов!

Как читать «Декамерон»? Спокойно и вальяжно. Когда Вы можете себе позволить расслабиться и никуда не торопиться: где-нибудь на отдыхе, удобно развалившись в шезлонге под ласковым солнышком и наслаждаясь одновременно вкусным коктейлем и «вкусным» словом. И благодаря судьбу, что над Вами не тяготеет Чума, упаси Бог. И не надо ничего из себя вымучивать: никакого «понимания» нравоучительных смыслов и глубинных сущностей — это не тот случай. И не надо ставить перед собой задачу прочесть его целиком и быстро: Вам же не надо завтра бежать на экзамен по литературе Возрождения! Просто открывайте первую попавшуюся новеллу и медленно смакуйте восхитительно хулиганский сюжет и пикантный юмор. Да, в переводе Веселовского, конечно. Пара — тройка новелл, и идите купаться. Да не проходило никаких 700 лет, вы о чем? «Искусство не знает могил», мир все тот же, мы выжили, и чума нас пощадила — радуемся жизни, солнцу, прекрасной бессмертной литературе.

17 век, Тридцатилетняя война в Германских землях. Эпоха барокко. Чтобы представить этот вчера ещё традиционно- размеренный и патриархальный, но сегодня опрокинувшийся и рассыпавшийся острыми осколками мир, вспомните полотна всех Брейгелей, а заодно и ужасного Босха. Человек — пылинка в море бед, мучаемый грехами чужими и собственными. Это не роман воспитания, а роман выживания. Когда все кругом горит и рушится, когда ни власти, ни закона, ни защиты, ни опоры, как выжить маленькому слабому человечку — Простаку Наипростейшему (так можно перевести с латыни имя героя)? Только уподобившись этой шаткой реальности и став таким же изменчивым, как она! Симплиций и глуп и мудр, и прост и хитер, и наивен и лукав — он бесконечно изменчив, как мифологический Протей. Под стать герою и язык этого удивительного произведения: он и витиеват, и груб, и замысловат, и легок — все одновременно. Барочные завитушки и учености перемежаются телесными откровенностями без тени смущения. На самом деле это не сказка и не притча: добро здесь не победит и правда не восторжествует по определению, т.к. их уже никто и не ищет, все забыли, что это такое. Этот стиль нельзя назвать реализмом, потому что слишком неустойчива реальность описываемого мира и не понятны его законы. И это не романтизм и не символизм, потому что нет ни идеалов, ни символов. Это барокко! Великий литературный памятник, снова ставший актуальным в наше время. И, кстати, он совсем не мрачный! Это удивительно, но из всех этих непрекращающихся бед и несчастий почему-то вырастает надежда. Герой выживает снова и снова, и мир непонятным образом не погибает.

С удовольствием прочла весь «попаданческий» цикл про гражданскую войну в Сибири и не только. Сразу чувствуется, что автор — историк, очень много интересных исторических сведений, и они толково вплетены в повествование: можно совместить приятное с полезным — и развлечься увлекательным сюжетом, и пополнить знания истории. Как житель местности, где разворачиваются действия, удостоверяю: места событий описаны до мельчайших подробностей точно и достоверно. Созданы интереснейшие образы исторических личностей, как знаменитых, так и мало кому, кроме профессиональных историков, известных. Читается цикл очень легко, сюжет захватывает. Никакой политической тенденциозности не заметила: персонажи из различных «лагерей» описаны одинаково не шаблонно и многогранно. Любовь автора к России действительно ощущается, но лично для меня — это плюс. Конечно, это не шедевр высокого искусства, но значительно лучше многих раскрученных современных текстов с претензией на многозначность.

Старинные сказки В.Гауфа — лучшее в мире фэнтези! Такая вкуснотища, такой волшебный язык и мастерство рассказчика, такая атмосферность... Краски, звуки, вкусы, запахи... А какие яркие необычные образы, какие трогательные персонажи! Читайте сами — и вы почувствуете, ЧТО есть настоящая большая литература. Читайте детям — и вы с малых лет сформирует их литературный вкус и научите отличать подлинное от вторичного. Вот умели же мастера слова в коротком тексте выразить глубочайшее содержание и создать совершенный оригинальный мир в нескольких строках! Написано 200 лет назад, а оторваться невозможно в любом возрасте.

Потрясающий рассказ. Маленький шедевр от классика фантастики. БОльшая часть текста — диалоги двух личностей: естественно рождённой и искусственно созданной, остальная часть — их воспоминания. Их только двое в космическом корабле в необозримости пространства-времени. Тема рассказа — их отношения: сотрудничество-соперничество, дружба-противостояние, и наконец, любовь — ненависть. Что есть личность и что есть душа? ЧТО мы любим, когда мы любим? Где в нашей любви кончается эгоизм и начинается забота о другом? Этические вопросы как раз для философской фантастики. И еще — Предвидение будущих виртуальных романов, когда личность предстает другой личности только в тексте, голосе, светящемся экране. Трагический финал — предостережение, нравственный урок. Очень емкий текст, глубочайшее содержание в миниатюрной форме. Другие пишут для этого гигантские саги. Классик — и этим все сказано.

Прочитала эту повесть очень давно, ещё в юности, и запомнила на всю жизнь: такое сильное произвела она на меня впечатление своим тонким, глубоким и каким-то пронзительным психологизмом. Всего одно фантастическое допущение — телепатические способности ГГ — а в остальном повесть можно считать реалистической и для наших дней — исторической, т.к. большая часть действий (вернее, воспоминаний героя) относится к периоду до, после и во время Второй Мировой войны. Написано великолепным высоко художественным языком, что для меня является определяющим при оценке литературных произведений. Повесть посвящена исследованию возможностей человеческой любви в самом широком смысле этого слова: перед нами нюансы отношений героя с отцом, с другом, с первой любовью, с женой, с сыном и с дочерью, с товарищами по лагерному заключению. Ариадна Громова (сама пережившая не меньше своего героя, фронтовичка- подпольщица) не дает, в общем-то, однозначных ответов, скорее ставит вопросы. Почему наши усилия в отношении дорогих людей приводят к обратным результатам? Кого мы любим на самом деле, себя или своих близких? Финал у этой вещи очень спорный, не каждый с ним согласится. Но в этом и заключается свойство настоящей литературы — вызывать неоднозначную реакцию, тревожить глубинные пласты нашего сознания. Я бы не сказала, что в этой повести есть существенные политические акценты того времени, скорее, она поднимает вневременные проблемы. Для любителей экшена и сюжетной динамики эта вещь не подойдет, а вот тем, кто соскучился по хорошей философско- психологической фантастике, очень рекомендую.

Виртуозно написанные повести, каждая — бриллиант. Достаточно познакомиться с одной — и понимаешь, что автор — очень крупное явление Большой Литературы. И неважно, к какому жанру ЭТО относить: фэнтези, псевдо историческая проза, историческая проза с элементами фэнтези, магический реализм или что ещё будет угодно придумать литературоведам. Повести (и каждую из них) вполне можно читать без основного цикла ПЛиО: они имеют законченный сюжет, яркие образы героев, угадываемые, но не навязываемые смыслы. В духе постмодернизма Мартин не настаивает на своей, авторской, точке зрения: читатель может считать Дунка наивным простофилей, а может — воплощением рыцарской чести и человеческой порядочности; Бринден Риверс кому-то покажется коварным интриганом, а кому-то — талантливым и мудрым правителем. А вот читателям и поклонникам основного цикла, а также зрителям сериала «Игра престолов», я бы настоятельно порекомендовала повести прочесть, т.к. без них непонятны сюжетные коллизии саги и, на мой взгляд, затруднено понимание всей глубины мартиновской идеи. При всей глубине содержания текст лёгкий для чтения, увлекательный, вкусный, с нотками пряной недосказанности и острой неоднозначности.