Историко-приключенческая сказка о времени правления Ивана Грозного

По сюжету князь Серебряный возвращается домой после длительного отсутствия. Он рассчитывает на счастливую встречу с возлюбленной и благополучие Земли Русской. Вместо благополучия встречаются ему грозный царь, запуганные родовитые бояре, бессовестные опричники, и разный люд. С возлюбленной тоже не все так гладко, как хотелось бы.

Роман отдаленно напоминает творчество Вальтера Скотта, но есть, на мой взгляд, важное отличие — Вальтер Скотт любил свою страну и ее историю — это видно в его работах, каких бы персонажей и какое время он не описывал. В романе Алексея Толстого чувствуется обратное, он как будто задался целью не изобразить ни одного дельного героя, а выбранную историческую эпоху представить темной, мрачной, смрадной, рабской и неумной.

Персонажи — все, как на подбор. Либо слепо поклоняющиеся власти и боящиеся ее крестьяне, готовые покорно принять смерть от царя, опричников, всякого встречного и поперечного. Либо закоснелые в традициях, наследном злате и важности рода бояре, готовые умереть за правильное место за столом. Либо насилующие и вешающие население без разбора опричники с воняющими песьими головами и метлами, в тайне мечтающие о родовитости бояр и их злате. Либо недалекие, идущие за любым атаманом личности, промышляющие разбоем и убийствами простых людей на большой дороге, но готовые в любое время умереть за деспотичного царя-садиста-самодура или по мановению руки переквалифицироваться в честных военных.

Если говорить о главных героях и известных личностях, то автор описывает упивающегося убийствами царя, завистливого душегуба Малюту Скуратова, свихнувшегося на вожделении чужой жены Вяземского, наряжающегося в женское платье жеманного Басманова, опустившегося и предавшего светлые идеалы в ходе правления Грозного Бориса Годунова.

Главный герой, князь Серебряный-Оболенский, прост настолько, что все его мысли отражаются на лице, умолчать он ни о чем не способен, готов умереть за душегуба-царя, потому что так положено. Главный женский персонаж, Елена, возлюбленная Серебряного, жена Морозова, сперва не думает головой о чести мужа, затем не думает головой о возможности устроить свою жизнь с любимым человеком.

Картину довершают мельник-колдун, похожий на мошенника и престарелая нянька царя, прекрасно понимающая насколько он душегуб, но при этом нежно опекающая его.

Возможно мой взгляд пристрастен, а ожидания завышены после прочтения исторического цикла «Государи московские», но очень уж меня разочаровало стремление автора уничижительно изобразить все в прошлом своей страны — веру, культуру, традиции и людей. Прочтенное напомнило мне о славянофилах и западниках. Не знаю, относил ли себя автор к последним, но славянофилов, судя по этому произведению, он явно не жаловал.

«На сверкающих волнах остались только человеческие головы, широко разбросанные течением. В фуражках и обнаженные, они качались, как буйки, и взывали о помощи. Для моряков была единственная надежда – их спасет крейсер «Отава». Он полным ходом направился к ним, а они, в свою очередь, повертывали ему навстречу. Но каково же было разочарование, когда на свои вопли они услышали с его палубы торжествующие крики «банзай». В этом было что-то жестокое и бессердечное. А он врезался в гущу русских моряков и, не останавливаясь, пошел дальше. Многие из них были раздавлены его железным корпусом или разрезаны винтами».

«Цусима» — роман о Русско-японской войне 1904-1905гг., но я бы скорее назвала его документальным свидетельством трагедии русского флота. Равнодушно читать невозможно, особенно вторую книгу, «Бой», посвященную столкновению с противником. Написана «Цусима» очевидцем событий, скрупулезно запечатлевшим мельчайшие детали своих впечатлений и собранных им свидетельств других моряков, вместе с которыми Новиков-Прибой (баталёр Новиков) оказался в японском плену.

Первая книга, «Поход», напоминает путевые заметки и рассказывает о долгом путешествии от Кронштадта, огибая Африку, до Японского моря. Тут есть все, от описания рациона моряков, их разговоров и интересов, мелких стычек между собой и с начальством, особенностей службы представителей разных специальностей, до рассказов о погрузке быков и прочей живности с лодок туземцев. Или о погрузке угля, который порой складировался про запас где ни попадя, даже в кают-компании. В первую книгу входит гулльский инцидент, впечатления от Мыса Доброй Надежды и Мадагаскара, соединение Второй Тихоокеанской эскадры Рожественского с Третьей эскадрой Небогатова.

Новиков-Прибой был человеком с революционными убеждениями, это отражается в тексте, проскальзывая в отдельных высказываниях и оценках. Порой внимание автора заостряется на забавных или изобличающих офицерский состав эпизодах. Ярко-отрицательным персонажем предстает, например, адмирал Рожественский. Но есть и представители офицерского состава, заслужившие похвальной оценки, благодаря своей человечности, храбрости, эрудиции и компетентности.

Вторая книга, «Бой», детально рассказывает о Цусимской трагедии, от встречи с японцами до судьбы каждого отдельного судна — кто затонул, кто был взорван или затоплен собственной командой, чтобы не доставаться врагу, кто как пытался ускользнуть, включая высадку на неприятельский берег или дрейф без угля и воды. Кто сдался в плен из-за потери плавучести и боеспособности, а кто из-за трусости начальства. В какие-то моменты читая замечаешь, что задерживаешь дыхание, настолько трагичны строки автора о судьбах моряков и кораблей нашего флота. Сцены боя описаны без сглаживания углов, как есть, с описанием недоработок в конструкции судов и орудий, с перечислением жестоких травм и увечий, взрывов, пожаров, удач и неудач, находчивости и паники. Это трагичная книга, но читается она с интересом.

В интернете можно найти фотографии судов русской эскадры. Что касается броненосца «Орел», то мне попались фотографии до и после Цусимы, в нарядном, в развороченном боем состоянии и после переделки японцами.

Хорошее быстро заканчивается, а хотелось еще читать, еще следить за ходом наступления войск, вверенных Брусилову.

«Брусиловский прорыв» о Первой мировой. Этот роман не похож на монументальную, все охватывающую «Севастопольскую страду» (роман о Крымской войне, того же автора), он показывает войну более сжато, в рамках конкретного наступления Юго-Западного фронта. В нем мало рассказывается о мирной жизни во время войны и мало показаны те, кто отказывался наступать — фронты Эверта и Куропаткина (Западный и Северо-Западный). Внимание сосредоточено на Брусилове, реальной исторической фигуре, и на наступательных операциях генерала-лейтенанта Гильчевского, вымышленного персонажа, через действия и мысли которого показывается Сергеевым-Ценским вся «соль» происходящих событий.

Гильчевский, как бы продолжение Брусилова, только на отдельном вверенном этому персонажу участке фронта. Он — воплощение простого боевого руководителя, который привык находиться вблизи линии фронта, видеть все своими глазами, «держать руку на пульсе». Брусилов и Гильчевский показаны автором в противовес тем, кто «не высовывает носа» из штаба, располагая этот штаб далеко-далеко от линии фронта и гордится академическим образованием, не зная толком, как его применить на практике.

Конечно же, роман не только о генералах и Ставке, закулисных интригах, отваге и трусости. Он о рядовых и о небольших чинах. Есть тут строки и о прифронтовой медицине. Показаны операции по форсированию рек и болотистой местности. Рассказано о положении дел с кавалерией и артиллерией, с боеприпасами. Упоминаются и союзники, «едущие на фалдах» наших действий, и нюансы взаимоотношений Николая II и кайзера Вильгельма II.

«Брусиловский прорыв» читается легко. Финал подкрадывается незаметно и расставаться с героями не хочется. Сергееву-Ценскому удалось запечатлеть очень яркие и живые образы. И передать главное — шансы на победу, помимо многих необходимых условий, зависят от состояния духа и желания победить у каждого участника военных действий.

Неожиданный для меня Толстой — столь емкий, особенно в первом очерке, по сравнению с «крупной формой», что ни слова не убавить.

«Севастопольские рассказы» повествуют о событиях Крымской войны, о важных датах обороны Севастополя. Вот как говорил об этом сам граф Толстой в дневнике: «напишу Севастополь в различных фазах и идиллию офицерского быта». Заметьте, это рассказы от лица очевидца, что делает их особенно интересными.

Как можно узнать из комментариев Срезневского, изначально рассказы задумывались, как составная часть военной прозы разных авторов для издания военного журнала.

Первый рассказ начат во время службы Толстого на Бельбеке, с наездами в Севастополь время от времени, что чувствуется по тексту — свежий незамыленный взгляд на окружающую действительность, максимально детализированный, все замечающий, описательный, с поэтикой происходящего. Начало немного похоже на взгляд «туриста», человека со стороны. В процессе написания рассказа Толстой переселился в Севастополь и начал нести службу на 4-м бастионе. «Севастополь в декабре месяце» понравился мне более всех. Он хорошо дополнил картину «Севастопольской страды» Сергеева-Ценского.

«Севастополь в мае» самый спорный. С точки зрения изучения природы человека, его ощущений, плохих и хороших мыслей рассказ великолепен, но... Можно представить себе неприятное впечатление от подобного рассказа военных, искренне рискующих и жертвующих всем ради обороны Севастополя, ведь этот рассказ показывает их с оттенком иронии. «Выше первого по тонкому и глубокому анализу внутренних движений и ощущений» (письмо Панаева Толстому), но при этом был сразу же подвергнут цензуре. Много позже текст был восстановлен в первозданном виде по черновику Толстого. Я читала его без цензуры, в электронной версии 90-томного собрания сочинений Льва Николаевича Толстого (самого полного издания 1928-1958гг.). Полностью согласна с Панаевым, но некрасивость отдельных проявлений мыслей и характеров в рассказе меня коробила. Возможно это и было целью Льва Николаевича — послужить отрезвляющим зеркалом некоторым лицам, окружающим его на службе?

«Севастополь в августе» посвящен штурму Севастополя неприятелем в конце августа 1855г. и отступлению на Северную сторону. Толстой в этот момент командовал пятью батарейными орудиями 5-й легкой батареи на Корабельной стороне, а текст написал на основе впечатлений полевых артиллеристов о приступе неприятеля на Малахов курган, по описаниям разных участников обороны. Срезневский в своих комментариях подмечает поразительную точность, в том числе в перечислении какой полк на каком бастионе находился, в каких эпизодах участвовал и какие потери понес.

В третьем рассказе есть что-то от второго (размышления о человеческой природе), но в нем ярко показан переход от не идеальных мыслей и поступков к моментам храбрости, стойкости и способности пожертвовать собой. Показано, что наивные мечты, апатия, боязнь опасности не исключают способности человека к подвигу. Это достойное завершение «Севастопольских рассказов», хотя и грустное.

Кто знает, может рассказов могло быть больше, если бы цензуре не подвергся «Севастополь в мае», что огорчило автора. В целом, даже с учетом смущающих особенностей, «Севастопольские рассказы» впечатляют яркостью, искренностью, детальностью, емкостью и поэтичностью описания природных состояний. И ведь это ценные с точки зрения исторических событий заметки человека, который видел происходящее собственными глазами.

Устаревший политический анекдот

Кого сегодня удивишь желанием увеличить военный бюджет, лоббированием собственных интересов со стороны спецслужб и грязными подробностями из жизни политического деятеля? Да Гришэм кажется ребенком по сравнению с тем, что приходится лицезреть в новостях.

«Шантаж» — политическая сатира на спецслужбы, систему исполнения наказаний, судей и кандидатов в президенты США. В свое время роман наверняка вполне соответствовал задуманной тематике, с позиции дня сегодняшнего об этом уже трудно судить. Никого не удивляет президент США, прилюдно ковыряющий в носу, а уж склонность кандидата в президенты страны с западной системой ценностей к гомосексуализму и вовсе может добавить поддержки избирателей.

Самым ярким моментом для меня стала сатира на судей — это забавно. На второе место по остроте можно поставить сюжетную линию спецслужб, проводящих теракты с целью заставить граждан полюбить кандидата, обещающего вооружить страну за счет граждан. Тех же самых спецслужб, что для отдельных персонажей становятся буквально воплощением Мэри Поппинс. Что касается «грязи» в политических элитах — совсем не удивило, кажется, что автор поскромничал. И напоследок пару слов о «клюкве» — она есть в сюжете — конечно же «Страшный Мордор» представляют собой выходцы из нашей страны.

С оценкой — сложно. Взглядом из далеких 2000-х хочется сказать автору браво за сатиру, но сегодня все это скромнее, чем наша реальность. Интересно, что было бы в сюжете, задумай Гришэм написать нечто в этом же духе сейчас?

Цикл о жизни вымышленного провинциального городка США, Клэнтона. Прототипом можно считать сельский юг штата Миссисипи, где автор некоторое время занимался юридической практикой. Первый роман, «Время убивать», был написан как раз в период работы юристом — дебютная работа Гришэма. Большая часть произведений цикла относится к жанру юридический триллер. Жизнеописание быта округа Форд начинается с 90-х, но в последнем переведенном на сегодня романе показаны 70-е.

«Округ Форд» — о преступлениях и громких судебных процессах. О памяти сражений конфедератов и проблемах сегрегации в южном штате. О жизни и традициях американской провинции, включающих пикники, стрельбу по мишеням и ношение оружия, завтраки в местном кафе, с обязательным обсуждением последних сплетен, выборы самоуправления, от прокуроров и шерифов до коронеров и налоговиков, походы на воскресные службы и похороны.

Тут рассказано о деятельности современного ку-клукс-клана и о жителях, считающихся либералами за пятничные трапезы в кафе черного шеф-повара. Показан недостаток работы для человека умственного труда в маленьком городке. Один из романов посвящен жизни провинциальной газеты, занимающейся описанием местных преступлений, судебных процессов, а также бойскаутами, заметками о церквях и священниках, о лучших гражданах, объявлениями и некрологами — любой информацией, способной заинтересовать и расшевелить Клэнтон.

Первые три романа объединены именем главного героя, адвоката Джейка Брайгенса. Есть еще «Спарринг-партнеры», 2022 года, где снова действует Брайгенс, но перевода я пока не нашла. В остальных работах цикла встречаются второстепенные персонажи из романов с участием этого адвоката — судьи, юристы, местные жители, при этом главные герои другие. Произведения с участием Джейка Брайгенса последовательны по времени, но сюжеты не связаны между собой, остальные еще более обособлены — читать можно в любом порядке.

«Время убивать» основано на реальном случае с 12-летней потерпевшей, как рассказал сам Гришэм в одном из интервью. Очень жестко и натуралистично в романе описано насильственное преступление, а судебное дело, ставшее главной темой, посвящено наказанию за месть. Предмет разбирательства — преступление родителя пострадавшего ребенка, направленное против обидчиков дочери. Есть ли у отца несовершеннолетней, навсегда травмированной девочки право на месть, на оправдание вины и на сочувствие окружающих? Где проходит грань между законностью и справедливостью?

«Время убивать» — жесткий и очень атмосферный роман, один из самых ярких в цикле. Следующий за ним, «Время прощать», более спокойный, но не менее интересный. Сюжет организован вокруг судебной тяжбы за наследство. В этих работах ярко показаны проблемы сосуществования черного и белого населения, сохранившаяся предвзятость и снобизм.

Во «Времени милосердия» Гришэм обращается к проблеме насилия в неблагополучных семьях. Судебный процесс в этом романе снова крутится вокруг преступления с неприятной и трагичной предысторией. Опять все сводится к степени вины защищаемого адвокатом Брайгенсом клиента, на этот раз, подростка.

Четвертый роман цикла, на мой взгляд, несколько выбивается из общей тематики. «Повестка» рассказывает историю из жизни семьи одного из судей округа Форд.

«Последний присяжный» — настоящая летопись жизни Клэнтона, полностью охватывающая 70-е. Это цепочка историй, которую скрепляет резонансное преступление. Его последствия влияют на местную жизнь и через 10 лет. Рассказчик — владелец местного издания, живущий жизнью Клэнтона на страницах газеты. Округ Форд показанный его глазами, да еще в отрезок времени более ранний, чем в первых работах цикла, выглядит немного по-другому. И в то же время очень узнаваем. В этом романе наиболее ярко показаны подробности жизни в Клэнтоне, его быт и характерная атмосфера. Главный действующий персонаж — издатель, но настоящий главный герой — сам Клэнтон.

Дополняют цикл рассказы. Среди них есть забавные и серьезные зарисовки о жизни. От злоключений провинциалов в соседнем Мемфисе до исполнения смертного приговора.

«Округ Форд» мастерски написан. Он не похож на развлекательный набор историй, где все нанизано лишь на закрученный детективный сюжет или судебную интригу. Это нечто большее. Важную роль в повествовании занимают люди, их сложные характеры, неоднозначные ситуации, социальные темы. И потрясающий колорит провинциального городка в южном штате, атмосфера и неповторимые особенности которого описаны с большим вниманием и уважением.

Этот роман мне нравится более других у Гришэма. Что называется «с первого взгляда», со времени просмотра фильма по нему в далекие 90-е. Книга ничуть не хуже экранизации. Роман написан в начале 90-х, а это лучшее время у Джона Гришэма, когда вышли, пожалуй, самые сильные и яркие его работы, среди которых «Дело о пеликанах», «Фирма» и начало цикла «Округ Форд».

Действие происходит в США и затрагивает странную цепочку убийств, первые в которой смерти двух судей Верховного суда США, имеющих право работы на должности до самой смерти, то есть практически бессменных. Происходящее заинтриговало всех, особенно журналистов, юристов и студентов юрфака, пытающихся выстроить приемлемую версию. Одной из студенток это удалось настолько, что опасность почуяли в Овальном кабинете.

Пожалуй, единственное, что меня немного смущало, то что автору версии, Дарби Шоу, поразительно везет. Гришем часто потакает своим главным героям, то подсказку подкинет, то увернуться поможет. Есть подобное и в «Деле о пеликанах».

Сюжет динамичный, закрученный, с мотивом, скрытым в старом юридическом деле, затрагивающем интересы нефтяников и пеликанов, то есть экологию. Тут же и политическая интрига, и спецслужбы, и незащищенность «маленького человека», и блестящее журналистское расследование, поспособствовавшее развитию версии Дарби Шоу.

Итог — за исключением поразительного везения, очень хорошо. Роман игровой, легкий, не смотря на убийства направо и налево. Очень настроенческий. И это 1990-е, когда в США еще все люди, как люди, с вполне традиционными ценностями и представлениями о жизни. Читать — одно удовольствие.

Суть романа — нестандартная афера. Действие происходит в США, в текущем веке. Главный герой — лишенный лицензии юрист, отбывающий срок в колонии и считающий приговор необоснованным. Естественно, он затаил обиду на органы правопорядка и мечтает о свободе.

Благодаря щадящему режиму ограничений ГГ отслеживает все новости и находит что предложить спецслужбам в обмен на немедленное освобождение. Вот тут и закручивается действие с множеством интриг, рискованных приключений и неожиданностей.

На мой взгляд «Рэкетир» слишком уж фантазийный. Много допущений. Впрочем, автор сам этого не отрицает в послесловии. Гришэму хотелось хитро-премудро закрученного действия и он «сделал это». Если относиться к роману, как к развлекательному чтиву без претензий, то все вполне получилось. Я предпочитаю реалистичность, поэтому многие моменты показались притянутыми.

Этот детективный роман можно обозначить, как судебный и производственный. Работа в духе крутого детектива, когда все достигается прежде всего движением и физическими действиями, а не интеллектуальными размышлениями и гипотезами. Действие происходит в США, в современное время. Главный герой, Каллен Пост, занимается освобождением несправедливо осужденных по тяжким преступлениям людей, которым грозит смертная казнь. Занимается он этим от имени небольшой частной организации «Блюститель».

В романе есть главная линия — дело несправедливо обвиненного в убийстве Куинси Миллера, есть и второстепенные ответвления с осужденными по другим делам. Показаны судебные заседания, но большую часть занимают детективные поиски доказательств и свидетелей, попытки докопаться до истины сквозь дебри старых следственных ошибок.

С отдельными эпизодами расследования, на мой взгляд, Гришэм перемудрил. Если конкретизировать, то меня смутили излишеством детали эпизода с крокодилами и то, что в одном из расследований сотрудники «Блюстителя» сравнивают генетический материал (доказательство по делу) сперва с материалом другого претендента в преступники, а уже потом с невинно осужденным. Достаточно было доказать, что этот генетический материал не совпадает с генетикой их клиента.

Читается легко, сюжет достаточно необычен. Тема несовершенства следствия, судебной системы и системы исполнения наказаний, безусловно, кажется важной и стоящей внимания. Более всего мне понравилась заключительная глава «От автора», где Гришем вкратце рассказывает как заинтересовался темой защиты несправедливо осужденных, о прототипах «Блюстителя» и главного героя, о реальном случае сомнительного приговора, на котором основан сюжет его детективного романа.

Это не лучшее из произведений Гришэма, а их мною прочитано несколько, но огрехи невелики.

Сюжет напомнил мне о «Марсианских хрониках» Брэдбери, где автор порой акцентирует внимание на том, что люди слишком превозносят себя-любимых, слишком ценным подарком считают. С такими вот представлениями Ийон Тихий приехал на Генеральную Ассамблею Организации Объединенных Планет (ну прямо прообраз ООН), а там «какие-то клубни» думают иначе. И вот сюрприз — тайна происхождения всего живого на Земле находит необычное объяснение, за что благодарить надо ..., виновников космического хулиганства.

Забавно, но вместе с тем, с серьезной оценкой рода человеческого.

Читала довольно мрачный детектив — шло кое-как. Хотелось чего-то легкого, с юмором. Бросила все и взялась за «Звёздные дневники Ийона Тихого» — настроение исправилось в момент. Автор создал ситуацию забавного космического абсурда, когда сам от себя не знаешь чего ждать.

Шишка — во лбу, шоколадка — во рту, говядина — в иллюминаторе и один скафандр на всех — вот рецепт запоминающегося рассказа наполненного спектром от юмора до сатиры и приправленного толикой космического пофигизма.

«Варкалось. Хлифкие шорьки...» В губернском городе «хрюкотали» личности, одна другой краше... (сами собой всплыли рифмы из «Бармаглота» Льюиса Кэрролла).

Странные мечты, бредовые идеи, коротание жизни между «холериной» и скукой, глумление и расползающаяся гниль. К «Бесам» надо быть готовым, чтобы насладиться этим в полной мере. Памфлет-высказывание смачно замазывает все и вся.

Сложно взвесить, чего в романе больше, гениальности автора или разочарования жизнью. Достоевский, руками маниакального Петруши Верховенского и присутствием Николая Ставрогина «дергает за веревочки» свой персональный цирк уродцев, как опытный кукловод. Происходит все в некоем губернском городе, о котором сказано — «как какой-нибудь город Глупов», прототип — Тверь. В романе есть все — сплетни и склоки, убийства и пожары. Это злой роман-дисгармония. Трагедия-фарс. В какие-то моменты мне казалось, что я лицезрею дурдом. И в этом негативном пространстве один из героев мечтает остановить время.

Что-то в романе напомнило мне о «Ревизоре» Гоголя, но у «Бесов» иное настроение.

Что кажется по-настоящему неприятным — у многих персонажей были реальные прототипы, так что это не просто гипертрофированные литературные фигуры или действия, призванные донести до нас некрасивость определенных вещей, во многом это могут быть вполне реальные проявления крайностей человеческого характера.

Пакостное впечатление.

Детективный рассказ о загадочной смерти последнего графа Гленгайла в Шотландии начала 20-го века.

Оливково-серебристые сумерки, шотландская долина, причудливый замок Гленгайл, напоминающий об остроконечных колпаках ведьм — антураж, создающий атмосферу этого детективного рассказа из цикла «Отец Браун». Образ получился мрачный и таинственный, по настроению напомнивший гремучую смесь впечатлений от «Собаки Баскервилей» Конан Дойла и «Дракулы» Брэма Стокера, чем-то отсылающий и к «Ламмермурской невесте» Вальтера Скотта. Но это лишь образы, разгадка совсем «из другой оперы». Однако, именно необычными декорациями история понравилась мне более других об отце Брауне, из прочитанных на данный момент.

Английский юмор цикла «Отец Браун» — это хорошо, но для меня — не всегда достаточно. А вот таинственность «Чести Изрэела Гау» покорила сразу и на все 100%.

»... люди эти, которые жили, торговали, воевали и праздновали в суете ежедневных свершений...»

У Дмитрия Балашова есть два произведения, посвященных Великому Новгороду, одному из старейших городов русских (сравниться с ним долголетием могут немногие, вроде Мурома, Ростова, Смоленска). Оба произведения — из раннего творчества. Одно из них, «Марфа-посадница», рассказывает о веке 15-м, времени правления Ивана III Великого, об окончании периода Новгородской республики и подчинении Москве. «Господин Великий Новгород» повествует о событиях, происходящих на два века ранее, о времени значительной независимости Новгородской республики, лишь формально подчиняющейся Великому князю.

В этот период главная борьба у Великого Новгорода была с Ливонским орденом. Действие повести развивается в то самое время, которому посвящен первый роман исторического цикла Балашова «Государи московские» — «Младший сын». Но, если в «Младшем сыне» все сосредоточено вокруг лествичного права и дележа власти, распада единого государства на разрозненные мелкие княжества и жизни первого московского князя, начавшего путь сегодняшней столицы к величию, то в «Господине Великом Новгороде» автор сосредоточился на новгородских бедах и заботах. На внутригородской политической борьбе, ремеслах и укладе жизни, отношениях между людьми и на военной борьбе за интересы города.

Мне «Господин Великий Новгород» показался, может, более простым, но более душевным в сравнении с «Марфой-посадницей». Герои — люди, как люди — ничто человеческое им не чуждо. Им хочется сопереживать, пожелать удачи или пожурить. Видно, что они и что-то дурное сделать могут, и о выгоде своей не забывают, но честное имя для них не пустой звук и на хорошее, человечное, великодушное они тоже способны.

Конечно, как же Великий Новгород без купечества — действие крутится вокруг жизни новгородского купца Олексы Творимича, его помощников, семьи, друзей, его промысла и понимания жизни. Взглядом Олексы Творимича и его окружения показаны уклад и традиции Господина Великого Новгорода — главного героя этой повести.

«Господин Великий Новгород» — первое произведение в творчестве Балашова. В сравнении с остальными его работами чувствуется, что автор еще набирает мастерство, но вещь весьма достойная. Настоящая историческая реконструкция жизни русского человека, не лишенной приключений и неожиданностей. Она может показаться интересной не только любителям истории и средневековья, желающим познакомиться с русским бытом и традициями. Тут есть и жизненность, и военная борьба, и грусть, и радость, и русский дух.

«Народ и граждане! Да властвует Иоанн в Новегороде, как он в Москве властвует! Или — внимайте его последнему слову — или храброе воинство, готовое сокрушить татар, в грозном ополчении явится прежде глазам вашим да усмирит мятежников!.. Мир или война? Ответствуйте!» (Н. Карамзин «Марфа-Посадница, или Покорение Новагорода»).

Исторический роман «Марфа-посадница» рассказывает о противостоянии Великого Новгорода Великому князю Московскому, известному, как Иван III Великий. События, когда Иван III решает подчинить себе вольную Новгородскую республику, по многим параметрам лишь формально считающуюся частью его земель, происходят в период 1470-1478гг. Уже многие десятилетия решения принимаются на Вече и расстаться с независимостью новгородцы, особенно богатейшие, не спешат.

То, как постепенно Новгород отказывался от подчинения, пользуясь многолетней междоусобной борьбой за власть русских князей, возникшей после смерти Александра Невского, показано в романах исторического цикла Балашова «Государи московские», цикла увлекательного, емкого, детального. Там же показано, как несколько поколений московские князья собирали земли под одну руку обратно. Цикл оборвался со смертью автора в тот момент, когда Великий Новгород по сюжету еще оставался гордым и независимым, поступающим по ситуации, то платя черный бор и изображая частичное подчинение, то выдвигая свои жесткие условия. Но зато есть «Марфа-посадница», написанная Балашовым много ранее.

Большим любителям истории могу посоветовать в дополнение к Балашову еще и Карамзина «Марфу-посадницу, или Покорение Новагорода», где во вступлении утверждается, что произведение является переложением на современный язык сохранившихся летописей. Там какой-то другой, похожий на старые былины, взгляд на происходящее, а текст по объему небольшой и не отнимает много времени.

Возвращаясь к «Марфе-посаднице» Балашова скажу, что ни один из главных героев не влюбил меня в себя. Не возникло желания сопереживать им, не покорило стремление сохранить независимость и власть с одной стороны, объединить земли и приумножить власть — с другой. Хотя моменты их жизни показаны интересно. Но интересно прежде всего детальным описанием старины — быта, архитектуры и костюмов, предметов и ремесел, управления делами, описанием праздников и собраний, военных действий. А вся душевность, все человеческое, для меня в «Марфе-посаднице» воплотилось в простых людях, истории которых, как яркие отсветы, возникали в небольших фрагментах по ходу действия. Гораздо ближе мне оказался лишившийся носа на Шелони работяга, еще ранее растерявший в борьбе с более сильным и богатым свое благосостояние. Или тесть его, создающий удивительной красоты резные вещицы. Или дворовая девица Борецкой, которую по случаю нежелательной беременности сослали с глаз долой, подальше от терема с золоченой кровлей.

Скажу несколько слов о сюжете словами Карамзина: «... только души свободные могут быть признательными: рабы повинуются и ненавидят!», так посчитали посадники новгородские, в том убедили они жителей Новгородской республики и началась борьба. «Грудь русская была против груди русской, и витязи с обеих сторон хотели доказать, что они славяне». Балашов подробно описывает сражение на Шелони, замирение с Иваном III, затишье, когда Новгород «зализывал раны». А затем постепенное возрождение желания отстоять независимость, попробовать откачнуться снова. Мне, честно говоря, не понятно — стоило ли предпринимать эту вторую попытку, ведь уже было ясно, что силы не равны. Или порой власть и независимость ослепляют? Или тяжело признать, что ослаб, когда ты слабеешь?

Несмотря на то, что это раннее произведение Балашова, написано оно хорошо. Богатое детальными описаниями, подробное, со своими внутренними небольшими историями — эпизодами обычной жизни. Язык повествования стилизован, как и в «Государях московских». Рассказывает не только о жизни Великого Новгорода и его деятелей, но и о положении дел в Москве, об Иване III, его образе действий и мыслей. Для меня «Марфа-посадница» стала хорошим, важным дополнением к полюбившемуся историческому циклу «Государи московские», хотя формально к нему не относится.

Жаль прощаться с историческим циклом «Государи московские», но «Юрий», неоконченный роман Балашова, быстро оказался прочитан и оборвался на интересном перепутье — в начале нового витка упорной борьбы за власть. Опубликованные главы не кажутся сырыми, «непричесанными». Они написаны богатым, сочным языком. Сюжет, если исходить из моих скромных знаний истории, намечался впереди еще какой — и Софье Витовтовне предстоит отличиться, начав войну из-за пояса (яркий сюжет нескольких живописных полотен), и ослепление двух важных персонажей впереди, и изнурительная борьба. У Балашова все это вышло бы с контрастными переходами, от монументально торжественного до проникновенно камерного. К сожалению, убийство писателя прервало его познавательный исторический цикл.

«Юрий» — это примерно четверть обычного объема романов цикла «Государи московские», преддверие чего-то большого и грозного. Сюжет организован на спорной теме наследования — прямого и по лествичному праву. Многое показано глазами Юрия, брата умершего Великого князя, отнюдь не только из-за жажды власти начавшего спор за престол. Присутствуют в сюжете Федоровы, персонажи, рассказом о судьбах которых на протяжении всего цикла Балашов иллюстрировал жизнь простых русских людей. Автор ставит Федоровых в сложную ситуацию — семейство Лутони живет на землях Юрия, а сыновья Василия и Ивана Федоровых подчинены Москве, что делает их противниками в конфликте господ. Как повернется будущее, останется ли крепкой и дружной их разросшаяся семья на протяжении конфликта? Можно лишь догадываться.

У Балашова есть еще «Марфа-посадница» (по имени Марфы Борецкой, именитой боярыни Великого Новгорода), написанная ранее. Роман, рассказывающий о противостоянии Новгорода и Москвы, приходящийся по времени на княжение Ивана III, сына Василия Темного (того самого Василия Васильевича, позднего ребенка Софьи Витовтовны, соперника Юрия).

Стоит ли читать неоконченное? Стоит. Это интересный, детализированный кусок, с глубокими философскими размышлениями и сюжетом. Он дополняет предыдущий роман, делая цикл выпуклее. «Юрий» стал хорошим прощанием, побуждающим интересоваться дальнейшей русской историей — впереди родство московского княжеского дома с Палеологами, Иван Грозный, угасание рода Рюриковичей, Годунов, Лжедмитрии и воцарение Романовых.

Десятый и последний оконченный роман исторического цикла «Государи московские» рассказывает о начале 15-го века. Продолжается противостояние с Ордой и с литовским Витовтом, тестем Великого князя Василия, стремящимся забрать Русь под себя. По-прежнему идут попытки захвата окраин орденскими немцами (тевтонами), усилия католиков избавиться от схизмы (православия) и забрать духовную власть в кулак Папы.

В прежнем русле течет жизнь семьи, за которой закрепилась фамилия Федоровых, идущая от Федора из Княжева, героя первых романов цикла. В «Воле и власти» многие главы отданы его потомкам, правнукам и праправнукам. Балашов рассказывает о жизни вернувшегося на Русь Василия Федорова, когда-то взятого в полон ордынцами, о семье его брата Лутони и об их деревне. О митрополичьем данщике Иване Федорове и судьбах его семейства. За перечислением этих имен стоят истории, составившие много интересных эпизодов в романе, наполнившие его жизнью, душевностью, переживаниями, радостью и трагизмом. Рассказами о традициях, укладе, быте и приключениях людей того времени. О путешествиях в Орду и Византию, о появлении нового митрополита Московского и Всея Руси, об очередном нашествии ордынцев на Русь.

Более всего из событий с участием Федоровых запомнился мор, выкосивший чуть не половину народа на Руси. Когда здоровой родне приходится вытаскивать из дома с умирающими чужих людей, только и ждущих смерти хозяев, чтобы разворовать добро.

Острой и интересной оказалась кровавая стычка грабителей (татей) с деревенскими мужиками. От имени Лутони Балашов рассуждает о том, что хуже подобных нет. Разбойники, как волки, могут только грызть чужое. Но волк не виноват, что Бог его сотворил таким, не способным честной собачьей службой заработать свой кусок, а человеку дается выбор.

Еще один яркий эпизод начинается с приезда на Русь нового митрополита Фотия. Митрополичий данщик Иван Федоров и Фотий становятся свидетелями нашествия смешанного отряда татар и русичей под предводительством Талыча Казанского и Данилы Борисовича Нижегородского на Владимир. Разграбление и бесчеловечные действия нападавших, особенно русских, потрясли не только митрополита Фотия, но и меня.

На этом перечисление жуткого не заканчивается. Балашов рассказывает в романе о преступлении Смоленского князя Юрия Святославича, потерявшего благодаря Витовту свой удел. По событиям в «Святой Руси» известно о его изощренной жестокости, в этот раз он с лихвой оправдывает свою репутацию.

В повествовании есть много чего, в том числе философского. Автор рассуждает о важности образования и его доступности для всех, о вере, о единстве. Рассказывает про средневековые проблемы с деньгами: «Псковичи во след Новгороду тоже отказались от западных монет, которые почему-то очень дорого было купить, и очень мало они начинали стоить при обращении с ними в торгу. Также, как и новгородцы, плесковичи сковали серебряные деньги, разом прекратив тайное ограбление Руси с помощью «артугов», «грошей» и «кораблеников»».

Балашов в большинстве романов цикла уделяет внимание развитию иконописи на Руси. Когда-то он описывал первых русских мастеров, затем приезд из Византии и долгую плодотворную работу Феофана Грека, взросление Андрея Рублева. Теперь Рублев пишет Троицу — он шел к этому с детства, когда состоялся его разговор с Сергием Радонежским о единстве Бога в трех лицах. Это та самая Троица, с перемещением которой на исконное ее место, в Троице-Сергиеву лавру из Третьяковской галереи было столько споров этим летом.

«Святая Русь» стала своеобразным подведением итогов 14-го века, в «Воле и власти», начале века 15-го, оно продолжается. Показаны последние годы Едигея (Идигу), старение Витовта, окончание жизненного пути Великого князя Василия. С его уходом остается непростой вопрос дальнейшего наследования — прямого или по лествичному праву. Прямое наследование 10-летнему сыну Василию, влияние на которого матери, Софьи Витовтовны, дочери воинственного литовского правителя неоспоримо, может оказаться не ко благу страны. Наследование брату Юрию разрушит еще не устоявшееся правило прямого наследования, введенное митрополитом Алексием для укрепления единства Руси, уменьшения риска междоусобицы и распада на мелкие княжества ее территории. На этой подвешенной проблеме роман заканчивается. Далее — только неоконченный «Юрий». Ощущения недосказанности нет, но в то же время, еще о многом можно было бы рассказать в объемном, детализированном историческом цикле «Государи московские». Жаль, автор не успел.

Роман увлекательный, с большим количеством событий, деталей, с философскими размышлениями и разнообразием судеб героев. С подробностями русской жизни, жизни ордынской, с небольшими вкраплениями византийских и европейских эпизодов. Более всего роман мне понравился описаниями жизни Федоровых, затронувшими сильнее всего происходящего с великокняжеской семьей.

«Для чего мы живем? В чем наше счастье? И в чем долг всякого людина перед собою и Господом?»

Окончание «Святой Руси» — «Степной закат» (или «Вечер столетия») повествует о событиях последнего десятилетия 14 века. Это подведение итогов долгой борьбы за русскую государственность, объединение земель, за православную веру, культуру, язык. Борьбы, которая не окончена.

В романе-эпопее показано старение одних цивилизаций и расцветание других, наползание их на одряхлевшие политические проекты. В третьем томе (7 и 8 частях) доминируют две основные темы — военное переустройство власти в Орде и сохранение православной веры на Руси, вопреки умиранию Византии.

В ордынской борьбе за власть показана война Тимура с Тохтамышем, Тохтамыша и Витовта против Темир-Кутлуга и Идигу. Описаны сражения и подготовка к ним. Уделено внимание внешнему виду доспехов и снаряжения воинов, ведению переговоров перед началом боевых действий. Есть эпизоды с описаниями повседневной жизни в Орде. Многое показано взглядом на происходящее Василия Федорова, который много лет назад был угнан в ордынский полон, освободился, стал воином, десятником, сотником, жил и у Тохтамыша, и у Тимура. Теперь он видит, как меняется Орда — наступает степной закат.

Тема продолжения пути православия, для меня — русского человека, наиболее важна. И дело тут не в увлеченности религией, а в русском духе, который основан на канонах нашей традиционной веры. Скажу словами Балашова: «Да, не безгрешны мы, никоторый из нас не свет, но сама Русь свята! Пото, што держит Христово учение без отмены, безо всяких там латынских скверн... что среди нас всякий людин иного племени принят как равный... да и не в папах одних зло, а в отвержении свободы воли, вот в чем! В том, что почитают одних обреченными свету от самого рождения своего, других же — тьме... И пото Русь свята, что никого в православие не обращают насильно, что святых книг не жгут на Руси!... И чужие языки мы не губим, как те орденские рыцари, за то только, что не нашей веры! Пото мы и великий народ! Пото и вера наша — вера не скорби, а радости!... А осильнеем — поди, и всему миру станем защитою!».

Много хорошего сказано Балашовым о православии словами разных героев «Степного заката». Один из таких разговоров состоялся между Феофаном Греком, русскими иконописцами и княгиней Софьей, урожденной литвинкой, дочерью Витовта, всей сутью своей повторяющей его изменчивость, скользскость, хитрость и непонимание незыблемости веры. Душевный монолог иконописцев был о художественном труде, правилах написания и понимания воплощенного в иконах и фресках. О зримых образах. В этом эпизоде, как и во встрече Софьи с Сергием Радонежским, видна вся чуждость литовской княжны, которая с замужеством так и не стала «за мужем», не разделила его интересы и взгляды на окружающий мир, русское государство, веру и культуру. К сожалению, влюбленный Великий князь Василий этого не понимает, даже когда отчетливо видит. Он смотрит на нее очень по-русски примирительно, с доверием.

Запомнилось мне, как князь Василий в тяжелый для себя момент обретает душевную силу в церкви, расписаной Феофаном Греком, теми самыми образами, понимание которых пытался передать Феофан Грек Софье. Глядя на волевые возвышенные лики, князь собирает волю в кулак, обретает внутреннюю силу к борьбе.

Тут надо вспомнить, что в «Святой Руси» идет борьба митрополитов за власть. Борьба нешуточная. В «Степном закате» есть даже эпизод с истязанием архиепископа на дыбе. В конце концов наступает в третьем томе развязка в борьбе за престол митрополита Всея Руси между Киприаном и Пименом, с участием Дионисия и Митяя. Заканчивается земной путь Сергия Радонежского и его рода — его брата Стефана и его племянника, архиепископа Федора.

Грустное прощание состоялось у Ивана Федорова в «Степном закате» с православной Византией, во время осады Баязетом (турками) Царьграда (Константинополя). Оно случилось в рамках миссии по доставке очередной русской «милостыни» от князей Московского, Тверского и от митрополита Киприана (отвозимое на поддержку Византии русское серебро и дары). Перед отъездом Иван проходит по городу «... со смутной печалью к этому уходящему величию, к этой красоте, обреченной на неизбежную гибель». Кусочек гибели Византии — основы русского православия, означающий, что православная Русь, сохраняя веру становится ее правопреемницей.

На фоне угасания Византии особенно тяжело читается сцена политического обольщения Великого князя Василия Витовтом, потому что это о твоей стране, пусть и в прошлом, о русской земле и опасности ее умаления, потери идентичности. «... не в том дело, кто там лучше, а кто хуже, все лучше у себя и в своей порядне, и все хуже, когда чужой хомут на свою шею меряют!» — гордые Витовт и Софья этого не понимают и не принимают. Не понимают этого и те, кто с ними. «И где теперь те князья, и где то княжество? Окраина, украйна, за которую спорят ныне венгерцы с ляхами! Вот и все, что осталось от тебя, Великая Галицко-Волынская Русь!», говорит Балашов. Не так ли оно и сейчас?

Ближе к финалу романа Иван Федоров, давний знакомец читающих весь исторический цикл «Государи московские» узнает о секретном соглашении Литвы и Орды. Разбитый Тимуром Тохтамыш, никогда особо не соблюдающий свое честное слово и какую-то логику, ищет в лице Витовта способ вновь обрести силу, победить, вернуть власть. Витовт заключает военный союз Тохтамышем, по которому «русский улус» должен перейти в его владение. Тесть князя Василия друг или враг ему? Опасно ли для русской идентичности все то, что движет им, не имеющим прямых наследников, кроме детей Софьи и Василия? Далеко позади Куликово поле, но ордынские дела по-прежнему влияют на Русь.

Хороший получился роман, хороший финал большого подробного разбора фрагмента русской истории. Да, есть в нем отдельные фразы Балашова, царапнувшие подбором слов (о времени СССР и его распада), показавшиеся лишними — не зря на историю принято смотреть спустя отрезок времени, когда ты можешь говорить более отстраненно, пригасив сиюминутную резкость, быть может правильную, но излишне горькую. В остальном же — никаких разочарований. Да, над сутью рассказанного автором нужно думать, иначе можно пропустить что-то, посчитать лишним, не важным. Но разве не для того мы, читаем, узнаем что-то, чтобы мыслить, сопоставлять, расширять кругозор. Такой подход кажется более правильным, в сравнении с тем, когда тебе «в рот кладут уже разжеванную пищу», как несмышленому младенцу. В этом достоинство, а не недостаток.

«Степной закат» увлекательный, яркий, философский. Не приключенческий роман, но в нем есть приключения. Атмосферный, о своем, родном и понятном. Хороший финал «Святой Руси», оставляющий вопросы о дальнейшем.

Во втором томе трилогии «Святая Русь», исторического цикла «Государи московские» (у меня это части 5-я и 6-я, уже после набега Тохтамыша на Москву), рассказывается о взрослении сына Дмитрия Донского, княжича Василия и о существенных сдвигах в политике Литвы — ее объединении с Польшей и постепенном переходе в католичество. События происходят в 1380-х, в Орде, в Польше, меньшая часть — в Византии и на Руси.

Главы трилогии, посвященные объединению Литвы и Польши, Кревской унии, напоминают мне о происходящем на территории бывшего СССР — попытка сменить геополитический проект, веру, разъединить государства с соседями путем стирания общего языка и традиций, ограничения свободного проезда и торгового обмена, путем политических и военных объединений, исключающих прежние связи. Все-таки история циклична. И читая что-то написанное достаточно давно, к тому же о временах отстоящих от дня сегодняшнего на несколько веков, узнаешь все те же проблемы, те же цели или их пагубное отсутствие, те же приемы их достижения.

Обращает на себя внимание фраза Балашова, написанная в начале девяностых, о Позднем Средневековье и об изотерме января, о которой говорят и сейчас — «Незримая граница, называемая «отрицательной изотермой января» (суровые зимы, затяжные осень и весна, короткое лето) легла рубежом меж Русью и Западною Европой, вызвав бесчисленные различия в характере хозяйства, в жизни самой, в обычаях, укладе, вкусах — в чем угодно. Запад при всех своих внутренних несхожестях к нам относился и нам противостоял как единое целое — «католический мир», влияние которого на нас далеко не всегда и не во всем было благодетельным, как утверждают западники, ибо все попытки построить ту же Францию в России разбивались о преграду природных и психологических отличий». Однако, «не может» не означает «не хочет». Желающие распространить на нашу территорию католичество и свое влияние были. И не только среди католического духовенства, для кого это непосредственное укрепление власти. Те же фряжские купцы, например, желающие обрести с воцарением католичества большую силу на Руси, без пошлин вывозить товары, занимать лучшие торговые места в городах, подвинув русских.

Тем временем, под боком у Дмитрия Донского с верой творится что-то неладное. Разброд и шатание. В какие-то моменты, описанные в «Святой Руси» у Руси одновременно по два и три митрополита — Киприан и Алексий, Киприан и Пимен + претендент Митяй, Дионисий + Киприан и Пимен. Да еще завелись трактующие веру по-своему стригольники. Нестроения (непорядок), как это называет Балашов, возникшие из-за отсутствия достойного духовного главы.

Во продолжении трилогии чувствуется, что время многих героев подходит к концу. Стареет Сергий Радонежский, заканчивается долгий период Дионисия, князь Дмитрий уже не молод.

Балашов показывает взросление княжича Василия, его ордынский плен, рискованный побег и долгую дорогу домой. Эпизодически присутствие Василия ощущалось еще до этого, когда ребенком княжич прислушивался к мнению отца, к тому, что открыто и скрытно говорят бояре. Балашов описывает его реакцию, как верное понимание происходящего.

Подводя итог — чувствуется, что это середина трилогии, не начало и не конец. Много внимания уделено делам за пределами страны, важным, с точки зрения геополитики, но воспринимающимся, как нечто чуждое, не родное. Возможно, это необходимо для противопоставления и донесения общей картины происходящего.

Поразило меня увиденное Иваном Федоровым, ближе к окончанию второго тома — последствия военных действий смоленского князя — издевательства над людьми. У меня внутренне был даже не тот вопрос, что у Ивана — «Своих-то зачем?!» — а вообще, зачем так?

В рамках исторического цикла «Государи московские» после первых шести романов идет трилогия «Святая Русь», начинает которую «Степной пролог». Он повествует о событиях второй половины 14 века на Руси, вслед за романом «Отречение», окончившимся около 1375 года. Финал «Отречения» — убийство ордынского отряда в Нижнем Новгороде, знаменитом своим «попом Денисом», владыкой Дионисием, призывавшим бороться с Ордой — можно назвать предвестником Куликовской битвы. Первый роман трилогии «Святая Русь», это уже не предвестник борьбы с Мамаем, это уже само Куликово поле.

«Степной пролог» начинается далеко от русских земель. Балашов показывает ход событий в распавшейся на части Орде. Появляются в этих главах Тимур, Тохтамыш, Мамай и опальный гордый боярин Иван Вельяминов, тоскующий по Родине.

В «Степном прологе» много врезок. В первой части показаны эпизоды, связанные с правлением Тимура, прозванного у русских Железный Хромец. Он, как и Мамай, не Чингизид, поэтому официально приводил к власти потомков Чингизидов, а на деле сам правил, меняя их по своему усмотрению. В главах, посвященных Тимуру, есть врезки из его прошлого, сжато показывающие путь к вершине успеха, его отношения с Тохтамышем. Во второй части есть врезки событий в Византии, начиная с 1373 года, показывающие судьбу Филофея Коккина и действующего на тот момент базилевса, Иоанна V Палеолога, а также его сына, Андроника IV Палеолога. Многообразие базилевсов Византийской Империи очень наглядно, когда рассматриваешь оставшиеся после каждого из них монеты (если набрать в поисковике — Базилевсы Империи Ромеев). Еще одна врезка посвящена Литве и междоусобным дрязгам среди многочисленной родни Ольгердова рода.

Свидетелем кровавого происшествия в финале «Отречения» был только что приехавший в Нижний Новгород Феофан Грек, которого вдохновило желание русских людей бороться за свое будущее. В этом романе глазами Феофана Грека показан еще один, на этот раз страшный для Нижнего Новгорода эпизод. Показана месть Мамая городу, удар исподтишка мордвы и расплата. Одним из персонажей, переживших эти тяжелые дни для Нижнего, будет тот самый Дионисий, что так торопил еще не набравший силу и единство русский народ к борьбе на протяжении нескольких романов цикла.

Балашов рассказывает о противостоянии католичества и православия. Римско-католическая церковь, ослабевшая с распадом Римской империи, не прекращает попыток новой экспансии. В рамках цикла «Государи московские» наступает на Литву, руками Генуи и Венеции хозяйничает в Византии, строит планы в отношении Москвы. Митрополит Алексий состарился, силу при князе приобрел печатник Митяй, персонаж весьма своеобразный. Много знающий, не значит умный, говорит Балашов, Митяю это вполне подходит. В романе он — начитанный властный обжора, любящий дорогую одежду и красочные обряды, легко впадающий в ярость, на дух не переносящий Сергия Радонежского и его сподвижников за простоту и отречение. Митяй одобряет католическое причастие, отличающееся от православного тем, что вином причащают только духовенство, как более достойных, то есть делят людей по принципу разной степени угодности Богу. Такой подход делает нормой «угодной Богу» деление людей, а значит, в более широком охвате, и народов на сорта. Деление государств и земель по тому же принципу, на метрополию и колонии для выкачивания ресурсов. Русь Дмитрия Донского рискует оказаться в руках такого вот митрополита. Не особо умный князь, тоже любящий красоту обрядов, предметов и облачений, ему благоволит. Но есть конкурент — Киприан, уже знакомый по предыдущему роману цикла. История их соперничества красочно описана Балашовым, включая выдворение Киприана из Москвы и путешествие Митяя в Царьград.

Третья часть «Степного пролога» рассказывает о битве на Куликовом поле. Не вдаваясь в детали скажу, что меня больше всего поразила стратегия воевод той поры, отсутствие бережного отношения к сохранению жизней, к своевременному вступлению в бой подмоги, под предводительством Боброка. И описание множества смертей знакомых по циклу, пусть часто и эпизодически, персонажей. В бою этом участвует и повзрослевший Иван Федоров, потомок рода, через судьбы которого в каждом романе цикла Балашов рассказывает истории простых людей, не являющихся историческими фигурами.

Перекрыл собой все бывшее до того, шокировал финал — набег на Москву Тохтамыша (в моей электронной версии 4-я часть входит в первый том трилогии). Особенно ярко и непотребно все это смотрится после Куликова поля. Кажется, ну как же так? Опять? И как глупо, как непоправимы ошибки. Предельно ясно дал понять автор, что слабость, отсутствие твердой воли и мудрости недопустимы. Не Куликовская битва, а именно финал стал для меня определяющим при выставлении оценки. Неожиданным сюжетным поворотом, тем, что роман не окончился на мажорной ноте. Подход к описанию победы над Мамаем, когда автор не стал превращать все в слащавую сказку, тоже вызывает уважение.

Подводя итог — роман получился ярким, вместившим в себя много разных событий, много географических точек. Показал забавное, грустное, тревожное, трагическое. Показал различие католичества и православия. Благодаря «Степному прологу» пришло понимание за счет каких действий Венеция стала той самой красивой архитектурной жемчужиной. Другое теперь отношение к Куликовской битве, с оглядкой на разорение учиненное вслед за тем Токтамышем.

Вчера угас еще один из типов,

Москве весьма известных и знакомых,

Тьмутараканский князь Иван Филиппов,

И в трауре оставил насекомых.

Про сайки с изюмом и булочников Филипповых. Про монпансье «Ландрин». Про Бутырский тюремный замок, Лефортовскую и Рогожскую части и их обитателей. Про игроков. Про первый «электрический бал» в Москве. О секретах, приемах и конкуренции московских парикмахеров на стыке 19-го и 20-го века.

Когда-то, еще будучи ребенком, довелось услышать сочный, искрящийся юмором папин комментарий о булках с изюмом и прочитанном им занимательном рассказе. Все это промелькнуло в беседе взрослых и уже позднее папа рассказал, видя мой интерес, про удивительные очерки писателя Гиляровского, создавшего зарисовки о людях разных сословий и профессий, о Хитровке и Неглинной, о банях, трактирах и притонах, о быте и особенностях старой Москвы. Спустя годы, на книжных развалах попалась мне «Москва и москвичи» с великолепными вставками старинных фотографий улиц, площадей, рынков, ресторанов и чайных, извозчиков, пожарных, дворников, булочников, чистильщиков сапог, продавцов мороженого и лимонада, обитателей Хитровки. Рассказывал о них Гиляровский замечательно, чем вызвал уважение к себе и интерес к подобному жанру. Теперь перечитываю и удивляюсь, как много вместил в себя рассказ на несколько страниц и как причудливо переплелись в очерке судьбы генерала-губернатора, булочников Филипповых, ссыльных арестантов, игроков, военных и парикмахеров Москвы.

«А совесть?»

Этот роман, шестой в историческом цикле «Государи московские», рассказывает о событиях второй половины 14 века (1364-1375), о борьбе Москвы и Твери за Великое княжение, о подпирающих с разных сторон Мамае и литовском Ольгерде, о завистливых фрягах (венецианцах и прочих заморских купцах). Еще впереди Куликова битва, но что-то уже меняется в самосознании людей.

Рассказывая историю о жизни Руси Балашов, так или иначе, затрагивает тему власти. Бремя власти, ее смыслы, развращение властью, непоправимую тяжесть ошибки. В этот раз остро стоит вопрос о совести. Этот вопрос рассматривается Балашовым с разных позиций. Его хочется задать митрополиту Алексию, которого сочетание церковной и мирской власти поставило перед непростым выбором. Совесть, а порой, ее отсутствие — камень преткновения Михаила Тверского, внука Михайлы Святого. Совесть — нечто непонятное для Мамая (по крайней мере, так следует из романа). Проявления совестливости есть в эпизодах с участием крестьянина Оньки (потомка рода Степана Прохорова из Княжева — героя первых романов цикла), в его наставлениях сыновьям — не грабить таких же простых людей, как ты сам, во время военных походов. Или в случае, когда Наталья Федорова (род идет от Федора из Княжева, его поколения также показаны в цикле) поила молоком захватчиков, а у тех не поднялась рука запалить после этого ее дом или угнать Наталью в полон.

Вкупе с размышлениями о власти правителей Балашов рассуждает о «мнении народном», которое «и не мнение вовсе, а труднообъяснимая внутренняя доминанта действования, отношения к делу, к событиям, принятие или непринятие нисходящих «сверху» устремлений», духовный перелом, внутреннее осознание. Как лучший пример приводит он последние строки «Бориса Годунова» Пушкина: «Народ безмолвствует» (в ответ на предложение славить нового царя). «Да, принял, не протестует, не мыслит даже, но — безмолвствует».

Помимо основного сюжета всегда с интересом читаю про ремесла, обычаи и традиции, развитие чего-то нового, быт и предметы обихода. В этот раз запомнилось описание столовых приборов — рассказ Балашова о ложках, во время тверского застолья, об их формах и материалах изготовления, о том, что русичи уже начинали осваивать вилку, незнакомую Западу. Мытье рук перед трапезой тоже различалось с «латинами», на мой взгляд, в нашу пользу. Русское — под рукомоем, западное — в поданной чаше.

Понравилось мне подробное описание зимней одежды тех людей, что попроще — овчиные шубки и полушубки окрашенные в яркие цвета, рыжие, бордовые (череватые), зеленые, голубые, желтые, вышитые поверх шелками и цветною шерстью. У бояр и князей, конечно, все было сложнее и сановитее. Не тулуп, а кунья или соболья шуба и отделка на порядок богаче. Отметила для себя строчки про боярскую скатерть, тканую на 8-ми подножках, значит на 8-ремизном ткацком станке, дающем сложные саржевые рисунки ткани. Такие станки, в рамках возрождения интереса к домашнему рукоделию и исконным промыслам любители покупают и теперь — ткут льняные изделия, вполне современные по виду палантины и шарфы из разных видов шерстяной пряжи и шелков. Вспоминают, что такое браное ткачество, делают традиционную пестрядь, простое и саржевое полотно, онучи и прочие элементы для исторических реконструкций.

Интересно в романе рассказано про работу митрополичьей книжарни, как делали книги и какие. Балашов отмечает, что языческие обряды и легенды тоже переписывались — сперва войдя в византийские хроники, а потом уже и на славянском языке. Не смотря на то, что служители христианской веры боролись с ересью, память о сказаниях и легендах, о «каменных болванах» или «Омировых деяниях» (Омир — Гомер) сохраняли именно они.

В этом романе встретились мне примечательные строки Балашова, о Великом Новгороде и его землях того времени: «Государство, вывозящее сырье, разоряется. Это истина хоть и горькая, но святая. Разорение при этом происходит двоякое. Во-первых, исчезает, истощается само сырье; во-вторых, падает уровень мастерства граждан, ибо заготовка сырья обычно требует минимальных навыков, а зажиточность государств впрямую зависит от уровня квалификации труженика. По той же причине богатеет государство, ввозящее сырье. Оно не теряет национального добра, а за счет обработки и переработки ввозимого сырья рабочие навыки его граждан непрерывно повышаются». Новгород 14 века вывозя сырье все-таки не скудел, но это связано с тем, что крепко были развиты ремесла, в которых новгородцы лидировали по мастерству. И продавать старались не мех, но меховую одежду, не воск, а свечи. Ковань новгородская пользовалась спросом за пределами Руси, как и новгородские ткани. Убыль пушного зверя компенсировалась захватом новых земель и промыслом на них, так что истощение было, просто шло незаметно. В конце романа Балашов пишет о желании фряжских гостей вывозить с Руси все, до чего руки дотянутся, отменить пошлины и ограничения, заменить исконные обычаи на свои, поменять веру, утвердить европейские законы и отнять волю.

Из Византии на Русь в этом романе приезжают два примечательных персонажа. Первый, Киприан, карьерист, болгарин по происхождению. В его лице показана жажда власти внутри церковной иерархии. Второй — Феофан Грек, выдающийся иконописец, отдельные фрагменты работы которого (фрески) можно увидеть и сейчас в Великом Новгороде, в храме Спаса на Ильине улице. Он создавал сильные образы. Собрал учеников, продолжавших и развивавших его манеру письма. Появление Феофана Грека в романе, особенности Руси и события, которые он увидел, интересно показаны Балашовым.

Были в романе и сражения, много внимания уделено противостоянию Москвы и Твери, участию в стычках Ольгерда и других князей. Среди прочего, особенно запомнилось сооружение острога для осады, как интересный военный прием.

Подводя итог — сильный роман, вызывающий яркие эмоции. Балашов показал внутренний мир многих людей, показал их быт, мечты и опасения, их нравственный выбор. Многое из философских, культурных и экономических размышлений автора кажется актуальным и сейчас.

«Сила любви — вот то, что творит и создает Родину! И без чего мертвы и убоги камни отчих могил...»

Этот исторический роман охватывает совсем короткий период времени, около 10 лет, с 1353 по 1364 годы. Начинается он с событий, которыми окончен был предыдущий роман цикла «Государи московские», «Симеон Гордый». С мора, названного «черная смерть» — с чумы.

В начале у меня создалось впечатление, что сюжет будет по большей части посвящен делам православной церкви, а историй простых людей будет не хватать — завязка романа отдана Сергию Радонежскому, а также Алексию, ставшему в «Ветре времени» митрополитом Всея Руси. Но по счастью оказалось, что это не так — события разнообразны, как и в других романах цикла. Есть эпизоды о делах устроения православной церкви, есть и дела мирские. Одной судьбы Алексея Петровича Хвоста уже достаточно, чтобы сделать роман интересным, а уж злоключения митрополита Алексия и подавно вносят цветистое разнообразие в сюжет.

Гибель Великого князя Симеона и его тысяцкого от «черной смерти» привела к неустроенности, интригам и ссорам среди бояр, к смертельным сшибкам боярских кметей на почве соперничества. Эти события Балашов детально показывает на фоне любовной истории персонажей, не являющихся фигурами историческими.

Княжеская власть перешла в слабые руки младшего брата Симеона Гордого — Ивана Красного. Почувствовали себя сильными, достойными высшей власти все старые соперники Москвы, особенно язычник Ольгерд. «Собирание русской земли», начатое поколения назад «повисло на волоске». Такой поворот совсем не соответствовал желанию митрополита объединить Русь единой верой, языком, книжным учением и готовностью встать вместе, все как один в случае беды. Мало того, не только в мирской власти будет в этот раз соперничество, но и претендентов на престол митрополита Всея Руси тоже более одного. Достигнуть цели вопреки всему — этому будет посвящена деятельность митрополита Алексия, одного из главных героев и истинного правителя Залесья начала второй половины 14 века. Алексия можно в полной мере назвать продолжателем дела Данилы Московского, Ивана Калиты и Симеона Гордого. Собственно говоря, это и неудивительно, учитывая, что он крестник Калиты, был его исповедником и советчиком Симеона во всех делах. Алексий подхватил и продолжил то, с чем был хорошо знаком и во многом согласен уже долгие годы. Вместе с властью пришлось принять и бремя непростых решений.

Помимо митрополита главными героями становятся люди из его окружения, в том числе простые служивые, такие, как Никита Федоров. Он — внук того Федора, что когда-то в детстве дружил с Данилой Московским, не смотря на то, что был из простой семьи. За судьбами этого рода Балашов следит из романа в роман. В «Ветре времени», особо пристально, Никита — один из главных героев, влияющих на наиболее важные события. Не менее интересен Станята, постоянный спутник Алексия, любитель путешествий, знаток корабельного дела и просто ловкий малый, волею судьбы посвященный во многие церковные и мирские тайны русской земли. На долю этих двоих, также как на долю митрополита, выпало немало приключений.

Из того, что мне показалось новым, чего не бывало еще — подробное описание путешествия в Царьград, уклада византийской жизни, их раздоров и борьбы за власть. Византии посвящено много страниц, рассказывающих об архитектуре, традиционных блюдах, одежде, даже о землетрясении. Интересно обрисовал Балашов угасание веры и угасание силы, утрату жажды жизни, умирание постаревшей и пресытившейся цивилизации.

Такое же умирание в Орде. Утрата величия. Постепенное ослабление началось давно, также, как в Византии. Довершает эпоху окончание правления хана Джанибека и его любимой жены Тайдулы.

Для полного набора разнообразных увяданий — Золотая Киевская Русь в подчинении литовского Ольгерда, та самая украинная земля, что мы сейчас зовем Украиной. Появится в киевских эпизодах князь Федор, что когда-то пытался полонить архиепископа новгородского Ивана Калику. Пожалуй, именно он, да еще неухоженный, разоренный вид окрестных земель будут главными свидетельствами старения местной цивилизации, годы назад отшатнувшейся от Залесской Владимирской Руси.

Роман заканчивается «на перепутье», оставляя под вопросом, куда все повернет в дальнейшем. Непременно буду читать продолжение. Интересно узнать, как расскажет об этом Балашов.

«Не схожи мы с прочими, свои у нас заветы, свой навычай и язык, свое все, и за то святое, за веру отцов и навычаи народные можем снова и вновь драться на ратях, и труды прилагать, и спасать, и пасти свою, единственную, землю!»

В четвертом романе исторического цикла «Государи московские» показана жизнь Великого князя Владимирской (Залесской) Руси, Симеона Гордого, старшего сына Ивана Калиты. Правление его длилось до середины 14 века, до 1353 года, когда оборвалось с распространением «черной смерти» в Москве.

В этом романе нет крупных сражений. Вместо них — изворотливая дипломатия. Передвижение войск, чтобы устрашить противника силой и числом. Зависть, оговор, попытки получить власть в Орде, поперек всех.

Мало кто из описываемых Балашовым князей осознает в полной мере бремя власти и цели, какие должны быть у достойного правителя. Семену таковые были завещаны отцом, Иваном Калитой, взявшим с сына обет укреплять и собирать Русь, крепить веру, оборонять зарождающееся единое государство от латинян. «Ведаю, что не в силе, а в правде Бог» — так говорит Симеон Гордый в одноименном романе. Московский Великий князь проносит через весь роман ощущение, что на нем грехи отца и его собственные, содеянные ради объединения Руси. Грехи, накопленные в противостоянии за высшую власть с Тверью и родом Михайлы Святого.

Есть главы, посвященные жизни простых людей. В качестве «простеца» запомнился мне прежде всего Онька, Онисим — внук Степана, известного еще по первому роману цикла. Судьба Степана и его потомков прослеживается сквозь все четыре романа, как и жизни семьи его соседа, Федора. Онька, к началу романа последний прямой потомок Степана, остается подростком за главного. А окружают его порушенное княжеской враждой хозяйство, гулящая мать и маленький братишка, прижитый ею неизвестно от кого. Следить за тем, как он справляется с трудностями, поднимает хозяйство, получает нежданную помощь было интересно. Как говорит сам Балашов в послесловии, однодворовой деревенский уклад, показанный на примере Оськи, был типичным для Руси того времени. Большие селения возникали лишь благодаря усилиям вотчинников и монастырей.

Уделено в романе внимание жизни в Орде, ставке хана, его обиходу, быту, одежде, переговорам русских (урусуцких) князей с ханом и его окружением. Показан очередной передел власти и изменения в укладе ордынской жизни, пришедшие вместе с ним. Есть необычное описание ордынской охоты с кречетами и увеселений.

Впервые в цикле появляется в «Симеоне Гордом» толика мистического — языческая ведунья Кумопа и все с ней связанное.

Как всегда, есть описание развития русских городов, Москвы и Великого Новгорода. Рассказывается про убранство, улицы и концы. Про литье колоколов и роспись храмов. Несколько эпизодов посвящено росписи стен московских церквей. С глядящими сверху, сквозь чад свечей, строгими ликами и переливчатыми прихотливыми травяными узорами по низу. Упоминается политическая жизнь — Боярская Дума в Москве и споры концов Новгорода, доходящие до драк и восстаний черни. Интересно описываются Святки и гулянья ряженых в Москве, в Твери и в Орде. Ярко описан очередной московский пожар и строительство наново сгоревших клетей, хором, городских стен. Сколько же раз горела Москва!?

Понравилась мне беседа Симеона Гордого с иконографами (иконописцами) об особенностях письма фресок и икон — телесного (когда «деву Марию яко каку ни то Марью портомойницу пишут») и, в противовес ему, строгого и надмирного, как свет. О появляющихся уже своих, русских особенностях письма.

Конечно, не только иконописи и возведению храмов посвящены строки Балашова, касающиеся веры. Призванной соединить, спаять Русь, ни дать откачнуться к латинам ни Смоленску, ни Новгороду. Митрополит Всея Руси Феогност ищет святого еще с третьего романа цикла. И в этот раз находится таковой — монах Сергий Радонежский. Детство его описано еще в «Бремени власти», а в «Симеоне Гордом» рассказывается о его монашеском поприще.

Окончание романа довольно мрачное — мор. В «Симеоне Гордом» рассказано про мор в Орде и на Руси. Про некий «прыщ» и «черную смерть» — чуму. Более всего поразила меня «черная смерть», от которой пустела Орда, пустел Псков, полностью вымерли Белозерск и Глухов, а в Смоленске осталось живых 12 человек, в конце концов покинувших мертвый город.

Первые две трети романа казалось мне, что в «Симеоне Гордом» чего-то не хватает. Будто уступает он предыдущим трем романам цикла «Государи московские». Но окончание оглушило и уравняло повествование по значимости с ними. Описание мора — монументальное и мрачное, ровняющее всех и вся. И князя Симеона, и архиепископа Василия Калику, и митрополита Феогноста, и бояр, и простых крестьян. Жутко читать про мор на улицах Москвы, но еще страшнее — описание смерти последней бабы в деревне.

«Легко бы — дурак подобрал. И многотрудно, и дорого, и опасно, и неверна власть сия в череде грядущих летов! Все так. Но это власть»

Русь первой половины 14 века. Насыщенный подробностями уклада средневековой жизни исторический роман о периоде правления Ивана Даниловича Московского, прозванного Калитой. О его дипломатических хитростях — покупке ярлыков в Орде. О таком явлении, как собирательство Руси в единый кулак, не только для себя, но и для будущей мощи. По крайней мере, так виделось самому зачинщику, Ивану Калите. «Собранными в кулак» деяния его расценивались совсем иначе. И называли они поступки князя московского, весьма многоцветно подбирая выражения. Калита же считал, что берет на себя грехи, один за другим, губя душу ради обязанностей правителя, во благо владений и веры православной, как надлежит достойному хозяину земель. Что это его тяжелая ноша.

Наказание Ростова, хороший пример «собирательства в кулак», особенно мне запомнилось подвешивание вниз головой епарха градского Аверкия, дабы вытрясти и долги, и спесь. Но все не так просто «в лоб». Как всегда, у монеты две стороны. Крупные города, разобщенные отсутствием централизации, не хотели платить дань, ограждающую Русь от набегов Орды. Русь не имела достаточных сил и единства для самозащиты, но крупные города все равно уворачивались от передачи Великому князю черной дани и прочих поборов для хана. Обладающий ярлыком на Великое княжение должен был убедить всех, что сборы для Орды неизбежны, что «И Новгород должен платить. Иначе не стоять земле.»

В третьем романе цикла «Государи московские» продолжается борьба за веру. Отношение к религиозным вопросам в укаинской стороне деградирует настолько, что в какой-то момент местный князь пытается взять в плен и ограбить новгородского архиепископа Василия Калику. Велико становится влияние Гедимина Литовского, непонятной веры — официально обращенного в православие, но фактически, язычника. Чувствуется давление иноземцев. Царьград слабеет. Орда слабеет тоже, но в сравнении с Русью еще опасно сильна. Впервые появляется беспокойство о сохранности в веках русского языка и обычаев.

Князь Иван старается укрепить веру в своем отечестве. Пытается сделать из Москвы третий Рим. Обзавестись постоянным двором (резиденцией) митрополита на Москве. Строит каменные храмы, преображая лик своего города. Интересно рассказано Балашовым, что закладка храма Ивана Лествичника приурочена князем Иваном Калитой к дню памяти «кесаря византийского Константина и его жены Елены — основателей Царьграда, второго Рима», со смыслом — с намеком.

Если говорить о развитии русских городов, то в «Бремени власти» отмечены важные изменения в Великом Новгороде и Москве, ставших основными соперниками. Москва увеличивается, преображается. Строится, горит, строится, снова горит, строится снова. Новгород обзаводится крепкими каменными стенами. О таком еще и Москва не мыслит — больно дорого.

Отдельно хочется упомянуть Тверь, с трудом восстановившуюся после сожжения Шевкала и «Федорчуковой рати», но потерявшую из-за Калиты свой великий колокол. Балашов сравнивает эту потерю с вырезанным сердцем. И действительно ощущается так. Утрата колокола будто довершает череду бесконечных несчастий тверской земли.

«Митрополит знаменуется «Всея Руси», и князь должен быть такожде «Всея Руси«!... Зри! Возмог ли Михайло добром да советом достичь того?» (о князе Михаиле Тверском, причисленном к лику святых). Чем выделяется для меня этот роман? — размышлениями об основах власти и фигурой Великого князя, Ивана Калиты. Личности сложной, вызывающей противоречивые чувства. Настолько подробно внутренний мир и образ мысли князей, властителей, Балашовым ранее не был показан. А в этом романе ощущается желание автора передать всю гамму хорошего и плохого, связанного с обретением силы. Чувствуется стремление нащупать ту грань безнравственности, за которую не стоит переступать — понять, где она и есть ли она вообще.

«Надобна вера в прочность бытия...»

Второй роман увлекательного исторического цикла «Государи московские» понравился, как и первый. «Великий стол» рассказывает о Руси, начиная с 1304 года. В сравнении с содержанием «Младшего сына», с одной стороны — ничего не меняется — все та же борьба за власть и переход правления туда-сюда, все те же ярлыки на княжение или православное служение от Орды. С другой стороны — все иначе — начинается жесточайшая борьба за веру, как средство управления, объединения или завоевания народов. Это было и в «Младшем сыне», но лишь в зачатке, только как тревожное предзнаменование происходящего теперь.

«Великий стол» ассоциируется у меня с несколькими яркими фигурами и родами, стоящими за ними. Это князья семейства Даниловичей, владетели Москвы, внуки Невского и род Михайлы Тверского. Это митрополит Петр — яркий представитель духовного, философского, художественного. Особняком занимает важное место хан Узбек. Фигура отнюдь не восхищающая, но активно влияющая на сюжет. Узбек способствует принятию Ордой мусульманства, что изменяет взаимоотношения ордынцев внутри себя и отношение к Руси, к православным.

Из русских князей выделяются два антагониста — Михайло Тверской и Юрий Данилович Московский. Юрий, на многое готовый ради власти, представляет собой отрицательную версию правителя. Пример беспринципности, гибкости в вере и убеждениях. Человек, думающий о себе, а не о стране. Михаил — положительный пример радетеля о наилучшем пути. Он не идеален, но с четкими принципами, верой, целью, стоящей выше, чем личное обогащение и власть. Не случайно по итогу романа причисляется он к лику святых. Гораздо более земными, по сравнению с фигурой Михаила, предстают князь Иван Московский и князь Дмитрий Тверской, но и они по-своему яркие герои, собирающие все происходящее воедино.

Чуть меньше в продолжении цикла описаний ежедневного быта, автор больше сосредоточен на крупных событиях, на борьбе. Митрополита — за веру, князей — за власть, за приумножение благосостояния, за единство. Но и тут есть интересные бытовые сцены — посиделок за рукоделием, свадеб, пиров, строительства, иконописи, идеологических споров. Есть подлые убийства и описание неожиданных бедствий — нашествия мышей, мора, неурожая и их последствий. Показано тут, что такое гурьба мужиков с рогатинами против скачущей на них конницы. Рассказано, как озленные люди или фанатики могут разорвать, растоптать заживо, сжечь у нас и в Орде. Показано возвышение в муках. Показано, как мстят. Есть даже молитвы героев, разной степени искренности и лукавства. И снова власть, власть, власть, борьба и глубина падения, на которую можно пойти ради желанной вершины — для каждого своя.

Если говорить о развитии городов русских, то рассказывается в романе о Москве, о Твери и о Великом Новгороде. Москва переживает не лучший период с возвышением Юрия, даже несмотря на пригляд рачительного хозяина, его младшего брата Ивана. Тем не менее, она развивается и продолжает постепенно расти. Тверь, стоящая на перепутье торговых путей, возвысившаяся в качестве столицы с великим княжением Михаила, является в романе примером того, как за короткое время все рушится от одного неосторожного слова или шага. Новгород продолжает выделяться независимостью, неуступчивостью, свободолюбием, задиристостью, даже заносчивостью. Сильный торговлей и ремеслами город, развивающий архитектуру, письменность, умения мастеров, за счет прижимистости в выплатах дани. И отношение к этому у меня двоякое. С одной стороны — восхищает новгородская республика, с другой стороны — кажется несправедливым, что за самолюбивый Новгород все время должен расплачиваться кто-то еще, отрывая от себя вдвойне и замедляя собственное развитие.

Великий Новгород и сейчас интересен памятниками архитектуры (входящими, кстати, в список всемирного наследия ЮНЕСКО). Можно увидеть немало сохранившейся старины, ассоциирующейся у меня с образом этого города в цикле Балашова. Детинец, деление центра на концы. Соборы, красивые в простоте, компактности и чистоте линий.

Подводя итог: «Великий стол» — яркий роман, потрясающий отдельными сценами, глубокий. Там русский дух, там Русью пахнет — так можно его охарактеризовать. Роман плавно продолжает начало цикла, без ощутимых разрывов в повествовании. Отдельные моменты с монологами и мыслями очень камерные, как-будто читая, заглядываешь за чью-то маску, в самую глубину души.

Страницы русской истории

Умело, глубоко стилизованное произведение. Чувствуется — это начало сложного, насыщенного исторической информацией, обычаями (так и хочется сказать — навычиями, как в стилизации), ощущениями и размышлениями о единстве, о том, что есть Русь, цикла. Читая описания природы, чувствуешь дуновение ветра, первый снег, дым печей или запах трав во время покоса — и так во всем, о чем говорит автор.

Начинается цикл «Государи московские» и первый его роман, «Младший сын», со второй половины 13 века. Формально описаны последние дни Александра Невского, а дальше идет подробное описание прихода к власти его близких родичей и детей, согласно лествичному праву и наперекор ему. Это разговор об объединении и о раздроблении Руси, о борьбе между интересами «земли» и личным желанием власти, убежденностью того или иного, что именно он объединитель, именно он знает, как лучше.

Показано многообразие княжеских семейств, боярских родов, но есть и истории семей простых, деревенских, тех, что сеют и пашут, а затем идут воевать, когда князю понадобится. Хорошо выведены характеры, идеалистические помышления, мечты и различные умыслы. Затронуты вопросы веры, сохранения православия.

Конечно, показано влияние Орды на Русь и сами ордынцы, в большом своем многообразии. Сильно меняющиеся при смене власти, вплоть до склонностей в вере, вплоть до степени честности и справедливости в подходе к подателям дани. Показано какая это беда для нашей Родины, то большая, то меньшая, в зависимости от жестокости какого-нибудь очередного Менгу-Тимура, но все равно большая беда. И зависимость власти от этой чужеродной силы, необходимость улещивать ее, хитрить, идти против своего стержня, уподобляясь ей. И дарить, дарить, дарить, а у своих отбирать, отбирать, отбирать.

Примечательно, как мне показалось, что на фоне междоусобицы, дележки власти, набегов показано превращение Москвы из маленького всеми заброшенного городка в что-то еще не значимое, но уже обретающее свое лицо и уважение к себе, свое начало. И тут интересна фигура младшего сына Александра Невского — Данилы, ставшего первым «настоящим» хозяином для нее. Его жизнь вся протекает сквозь повествование, от младенчества до последних дней. Именно его судьба — своеобразный стержень романа, хотя сложно назвать Данилу самым главным, ведь он — младший сын.

Роман мне понравился, он настроенческий, заставляющий задуматься, дающий много подробностей традиционной жизни, о которых мы мало что помним, мало что храним и передаем. В нем есть мораль и размышления о высоком, о большом, но автор не навязывают свое мнение излишне. Есть место военным стычкам, хитростям и заговорам. Это не назовешь приключениями в чистом виде, как у какого-нибудь Корнуэлла, где развлечение — главное, а историческая обстановка, скорее фон, но много занимательного есть и тут. А уж деталей и судеб — в разы больше — героев много и всем им уделено достаточно внимания.

Крымская война — много ли мы знаем о ней? О вторжении наших осмелевших врагов и травле Севастополя рассказывает Сергеев-Ценский в «Севастопольской страде». Читая ее понимаешь, что хорошо бы больше внимания уделять собственной истории.

Эпопея об осаде Севастополя, затяжной и суровой, начинается с красок мирной жизни, быстро сменяющихся высадкой неприятельской эскадры союзников, в лице Британии, Франции, Османской империи (позднее присоединилась и Сардиния). Жизнь бурно перестраивается на военный лад, второпях идет устройство того, о чем можно было бы позаботиться заранее. Заблаговременной подготовке мешало нежелание даже предположить, что кто-либо посмеет напасть на победителей Наполеона.

Книга эта попала мне в руки не случайно. Цитату из нее я услышала в начале этого года, зачитана она была по случаю подведения итогов года 2022 и прогнозов на 2023. Шел разговор о цикличности истории. Цитата была такой: «В Стокгольме начали громко кричать о том, что Швеции необходимо теперь же пристать к коалиции Франция — Англия — Турция — Пьемонт, чтобы не упускать случая захватить острова, а может быть, прирезать и Финляндию по реку Кюмень. В Константинополе теперь ясно стало, что корпус Османа-паши должен быть отправлен морем на юг Кавказа, так как ему совершенно нечего делать теперь в Крыму, где, впрочем, он ничего не делал и раньше за все время войны, только усиленно вымирал от холеры, тифа, дизентерии и других эпидемий. В Берлине военная партия... еще выше подняла голос против остатков политической опеки со стороны России. В Вене очень беспокоились, как бы Франция, утомленная и истощенная продолжительной и кровавой войной, не вступила в мирные переговоры с Россией помимо нее... А в Париже действительно начинали уже очень и очень тяготиться войной в Крыму».

Сложно сказать, «Севастопольская страда» — роман, прежде всего, об исторических событиях или о людях. Не то, чтобы не было героев, за судьбой которых следишь по ходу действия. Есть, но они не занимают главенствующую роль. Они лишь проводники масштабного сценария, задуманного автором. Сценарий этот — коллекция батальных полотен, монументальная панорама войны. Войны, на фоне которой человек, даже видный военачальник — всего лишь песчинка, катящаяся по воле волн. Событий, где не застрахован никто, будь то Корнилов, Нахимов или простой Иван. И в то же время — это роман прежде всего о людях, только не конкретных, а об обобщенном образе русского солдата, русской сестры милосердия — русского человека, столкнувшегося с войной. На фоне военных событий показана эволюция душевного состояния людей. И храбрость каждодневного подвига, совершаемого вопреки всему.

Чего только нет в этом необъятном романе, с многообразными описаниями фронтовой жизни и быта мирного в военное время. Показан кусочек из жизни русской деревни, с крепостными и самодуром помещиком. Есть сцены жизни столичной профессуры. Показаны русофилы. Есть фрагменты с участием царской семьи. Имеются и вольнодумцы. Если декабристы упоминаются только вскользь, как некое прошлое, повлиявшее на день сегодняшний, то петрашефцы описаны подробнее, включая сцену на эшафоте с участием Достоевского, чьи «Записки из Мертвого Дома» меня в свое время поразили.

Много времени уделено военным. Рядовым солдатам — их скромной тяжелой доле, мужеству и храбрости, тому как нелепо порой обрываются их жизни массовыми потерями. Простым морякам и их семьям, притулившимся в самодельных хатенках у места военных действий. Тем, кто отправляется каждую ночь в разведку, как матрос Кошка или пластун Терентий. Тем, кто с наступлением темноты снова и снова вблизи противника минирует или отстраивает укрепления, разрушенные за день. Их морскому и сухопутному начальству, состоящему из разнообразных личностей, ярких и не очень, руководящих обороной не без амбиций, недопонимания, склок и интриг внутри руководящего звена. А окружают место событий, такие знакомые — Одесса — русский город, Харьков и Херсон — спокойный русский тыл, Чонгарский мост — важная «артерия» поставок русскому фронту, которую противники мечтают уничтожить.

Интересно описано появление первых сестер милосердия, как случайное — на театре военных действий, так и целенаправленно устроенное, необходимое благое дело. Госпитальный быт зарисован сурово и жутко, со всеми изъянами — переполненностью и неприспособленностью помещений, высокой смертностью, недостатком врачей, антисанитарией, повсеместными холерами и гангренами. Показано, как сложно хирургу Пирогову добиться реформации военной медицины, находящейся в столь бедственном положении. На этом фоне, даже неумелая в перевязках женщина, хотя бы способная утешить, ободрить и напоить водой или чаем — это уже много. Но что мы знаем об этом? Какие имена нарицательные ассоциируются у нас с сестрами милосердия? Мать Тереза? Флоренс Найтингейл? А почему так, если именно наши сестры милосердия были первыми, если именно у нас это явление зародилось и от нас разошлось по миру? Почему не знаем мы «говорящих» русских имен? Да чего там, и о самой Крымской войне говорят скупо и мало. Также, впрочем, как и о Первой мировой.

Читая «Севастопольскую страду» невольно обращаешь внимание не только на подвиги русского народа, но и на взяточничество и воровство, на заботу элит о собственном благе, карьере, успешности, порой более, чем о деле. Видишь паркетное военное начальство, медлительность и несвоевременность. Снарядный голод, гнилые сухари у солдат, отсутствие фуража, скверное состояние дорог, технологическую отсталость страны. Видишь неправильную оценку многими из тех, кто что-либо решает, собственных противников, как во время военных действий, так в переговорах. Да, простые люди на войне своим самопожертвованием компенсируют многое, но скольких потерь можно было бы избежать, делая все по уму...

Роман объемный, но сожалений о том, что впереди еще много страниц, не возникало. Повествование засасывает, приковывает внимание до самого финала. После прочтения остается ощущение, чего-то грандиозного, большого, важного, к чему удалось приобщиться.

Есть фотографии Крымской войны — бастионы, здания Севастополя, окрестности — их легко найти в интернете. Это иностранные фотографии, поэтому портреты этой войны — это портреты врагов русского народа. Но все же мне удалось найти исключение — один лишь снимок наших военных — пластунов пешего батальона черноморского казачьего войска. Хотя описания в романе подробные и яркие, дающие четкое представление обо всем, фотографии стали интересным дополнением — документальной иллюстрацией войны.

»... парадигма мировой экономики, которая была создана по итогам Второй мировой войны, достигла пределов своего развития и в настоящее время не может нормально развиваться». «Почему?», спросите вы — ответы на этот вопрос я нашла в книге «Закат империи доллара и конец «Pax Americana». В ней доступным для обывателя языком рассказано об американской экономике (которая пока еще гегемонит миром), ее чаяниях и проблемах.

Мы живем в «интересные времена». В моем окружении понимание происходящего разное (или разнообразное). В большей степени это понимание затрагивает политическую обстановку и, как ни крути, нашу идеологию. Сейчас много говорят «по ящику» (а интернет-пространство это тот же «ящик», только в профиль) про то, что идеологии у нас нет, но большинство «рабов и холопов» с удовольствием прочтут вам на память «Широка страна моя родная...» или прославленные Данилой Багровым строки про «тропинку и лесок», а некоторые без труда продекламируют «Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы...». Отдельные личности могут даже добавить «...Родина ... Пусть кричат — уродина, а она нам нравится, хоть и не красавица, к сволочи доверчива, ну а к нам...». Так что какая-то «идеология» у нас есть (это любовь к Родине, формирующая четкую систему ценностей, если кто не понял). Надо ли ее фиксировать в «Конституции Российской Федерации» или достаточно вменяемой программы школьного образования — это уж кому как (часто ведь хотим, как лучше, а получаем...).

Есть ли у нас понимание политики? К сожалению, многие из тех, кого я знаю просто принимают ту или иную точку зрения, подхваченную в информационном поле, но качественно аргументировать ее не могут и «двух сторон медали» не видят.

А что с пониманием экономики? Ведь, если миром правят деньги и власть — это важный вопрос. Интересные и показательные изменения в нашем мироустройстве многие мои знакомые не замечают. Или видят, но не могут объяснить (BRICS — нечто непонятное. AUKUS — какая такая аукусь?). Большинство из них уверено в абсолютной незыблемости доллара и надежности американской экономики (американский госдолг? а? что?), но не могут объяснить на чем основана эта уверенность. Мне было интересно прочесть другую точку зрения. Это было полезно, более того — это было увлекательно и расширило мой кругозор. А еще, с гордостью хочу заметить, что вопреки печальной статистике fantlab (которую легко увидеть по «Гистограмме распределения оценок» нажав «подробнее» в рейтинге оценок произведения и посмотрев гендерное распределение), по которой в среднем на 10 читающих мужчин приходится одна читающая женщина или меньше, моя оценка «Заката империи доллара и конца «Pax Americana» стала первой (Где же читающие мужчины? Стыдно, «товарищи«!). А ведь одно название чего стоит! Неужели никому не интересно, что за ним скрыто? А где же «любопытство в каждом дрожащем пальце», прославленное Брэдбери?

Не могу назвать «Опасный замок» эталонным примером качества в творчестве Вальтера Скотта. Он показался мне сыроватым и скомканным после таких ярких работ, как «Пуритане», «Роб Рой», «Уэверли...». Возможно, на мое впечатление повлияла резкая смена эпохи — пришлось перескочить из 18 века в 14-й. Вероятно дело еще и в том, что Вальтер Скотт писал этот роман одним из последних. Здоровье его уже сильно пошатнулось, а обилие творческих планов заставляло спешить.

В основе «Опасного замка» лежит история борьбы (за этот самый замок) примечательных сторон конфликта. С одной стороны — рыцарь, поклявшийся заслужить благосклонность прекрасной дамы, удерживая замок от врагов во славу короля — сэр Джон Уолтон. Его прекрасная дама не хотела становиться женой какому-нибудь лоботрясу, выбранному монархом, поэтому дала прилюдно клятву выйти замуж за лучшего, прославившего себя подвигом. Так что «ставка в игре» для Джона Уолтона высока. С другой стороны за замок борется некто Джеймс Дуглас (реальная историческая фигура). Опасный замок — это замок Дуглас, его родовые владения. Ситуация обостряется тем, что отец Джеймса Дугласа умер в тюрьме (реальное событие), вследствие «разборок» за власть в Шотландии между Робертом I (Брюсом, королем Шотландии) и Эдуардом I (Длинноногим, династии Плантегенетов, королем Англии). Джеймс Дуглас не просто хочет освободить свой дом от захватчиков, он хочет отомстить за отца, защитить монархию Шотландии и независимость своей страны.

Спустя годы от описываемых в романе событий, когда этот самый Джеймс Дуглас, прозванный «Добрым» и «Черным» вез сердце Роберта I в Святую Землю, его отряд вступил в противостояние с маврами, превосходящими по силе. Джеймс Дуглас бросил шкатулку с сердцем в гущу врагов, сопроводив полет вдохновляющим лозунгом и погиб, отважно сражаясь. Тело Дугласа и сердце Роберта I были отбиты у врагов и с почестями возвращены в Шотландию, а на гербе Дугласов появилось алое сердце.

К сожалению, текст романа не дает явного понимания того, сколь интересен клан Дуглас и его конкретный представитель Джеймс. Борьба Дугласа за наследие Дугласов (земли и сооружения), с применением хитрых приемов в стиле «троянского коня», не показана подробно. Исторического фона в виде борьбы Роберта I и Эдуарда I тоже в поле зрения нет (все как-бы за скобками). Возможно потому, что для британцев, к которым прежде всего обращался своим творчеством Вальтер Скотт, итак все было понятно. К тому же промежуток времени, в котором разыгрывается сюжет, небольшой.

«Опасный замок» показывает несколько дней из жизни того времени — подготовку к обороне замка, охоту, словесную пикировку рыцарей, приключение некой особы и менестреля, любовную историю благородной девицы, почти постриженной в монахини. Все очень коротко. Самыми интересными для меня эпизодами оказались история опасного замка, ранее уже переходившего из рук в руки, и описание жилища могильщика, которым является склеп именитой фамилии.

Действие «Антиквария» проходит в прибрежной части Шотландии. Роман начинается знакомством двух главных героев (их в романе несколько, равных по степени важности) в почтовой карете. На дворе конец 18 века, так что в личных экипажах с гербами разъезжают уже немногие (есть здесь и такие небезынтересные лица). Чувствуется, что простые, не обремененные титулами и званиями люди живут гораздо свободнее, чем лет 50 назад, но по инерции еще испытывают трепет перед аристократией и старыми традициями. Граница между буржуазией и представителями знатных фамилий изрядно стерлась, а градус неприязни между якобитами и их оппонентами снизился и практически незаметен.

Один из главных героев (а если не придираться к качеству, даже два) — антикварий — историк-любитель, коллекционер древностей, претендующий на звание археолога, не шибко ему соответствующий. Олдбок — лукавый и весьма практичный человек, крайние проявления характера которого с лихвой искупаются человечностью, искренностью и способностью сочувствовать. Личность весьма обаятельная, но «научные» монологи его доводили меня до зубовного скрежета нудностью и педантичностью. Вторым, менее сведущим антикварием можно считать лорда Уордора, обедневшего аристократа. Он прежде всего родовитый джентльмен, кичащийся всеми атрибутами принадлежности к древней фамилии, а уже потом (от скуки) историк-любитель. Оба они представители старшего поколения. В окружении Олдбока мы обнаруживаем племянников, у Уордора — дочь и сына. Также в сюжете присутствует некто Лоуэл, молодой человек, чья личность до последних глав окружена таинственностью и аж двумя псевдонимами. С ним связана мрачная история, объединяющая события и некоторых, казалось бы далеких друг от друга персонажей. Конечно же, тайна раскроется во всей красе ближе к финалу.

Молодежь гораздо более, чем пожилые антикварии, обуреваема страстями. Тут и романтические воздыхания, и ревность, и дуэль, и дурачество. Однако, в стремлении вернуть фамилии былое величие, лорд Уордор не уступит прытью молодежи. Он готов на поиски сокровищ с помощью темной магии или любого шарлатанства. В этом гордому лорду способствует мошенник Дюстервизель, над которым Вальтер Скотт изрядно потешается в тексте. Вместе два антиквария и шарлатан представляют собой весьма любопытное трио, которое успешно дополняет четвертый необычный представитель. Это королевский нищий, Эди Охилтри, обладатель голубого плаща и официального разрешения просить подаяние. Он своеобразный отшельник, находящий удовольствие в путешествиях и не стремящийся преуспеть в качестве просителя. Собиратель и хранитель старых историй, песен и легенд. Человек весьма ироничный, любитель подшутить над ближним — своеобразный шут этого романа. В «Антикварии» много забавных или просто ярких героев. Тут и Кексон, хранитель трех последних париков в окрестностях, и любопытная жена почтмейстера, и семейство рыбаков, в котором обнаруживается весьма примечательная старуха, и даже плутоватая собака. Вальтер Скотт в предисловии упоминает, что в большей степени «заботился о подробном описании нравов и обычаев, нежели об искусном и сложном развитии сюжета». В чем-то это действительно так. Сюжет в какой-то момент кажется составленным из отдельных событий и случайно собранных вместе персонажей (это впечатление сгладится к финалу). А описание нравов и характеров — выше всяческих похвал. Столько сочного юмора и сатиры, столько забавных, таинственных и серьезных происшествий встретишь вместе не часто. Каких-то важных исторических событий нет, что не портит общую картину. Не назову этот роман любимейшим в творчестве Вальтера Скотта, но он весьма хорош. Всю силу и прелесть, заключенную в нем, понимаешь не сразу, а по мере знакомства с сюжетом. Приятное послевкусие остается надолго.

Действие небольшого по объему романа «Редгонтлет» (что значит — красная перчатка) происходит на границе земель Англии и Шотландии, в Дамфрисе. Вальтер Скотт рассказывает об очередной попытке поднять восстание якобитов в защиту интересов Карла Эдуарда Стюарта против Ганноверской династии, правящей 3 поколения. У тех, кто читал «Уэверли, или Шестьдесят лет назад» уже была возможность познакомиться с Карлом Эдуардом Стюартом во время крупного восстания якобитов 1745 года, окончившегося разгромом. Там Претендент предстает молодым человеком. В этот раз он на 20 лет старше, уже «поизносившийся», если так можно сказать. События «Редготлента» происходят в 1765 году.

Несмотря на то, что роман рассказывает о неком политическом заговоре, главными тут являются нравы, приметы времени и юношеские приключения. Политическая ситуация служит поводом показать отношение старой аристократии к своим убеждениям и клятвам. Показать отношение старшего поколения аристократов к младшему, шотландских заговорщиков и их окружения к законам. Помимо аристократии в романе показаны квакеры, шотландские адвокаты, контрабандисты и простые деревенские жители. На примере шотландских адвокатов также можно наблюдать отношения «отцов и детей», но уже в среде буржуазии — людей поддерживающих правящую династию и порядки.

Необычно, как мне показалось — значительная часть романа написана в письмах. Это не делает его менее интересным, зато добавляет оригинальности. Переписка весьма живо повествуют о происходящем. Назвать «Редгонтлет» основательным монументальным произведением вроде «Пуритан» или «Легенды о Монтрозе» я не могу. Это незамысловатый приключенческий сюжет, с долей мрачной таинственности (благодаря Редгонтлетам — аристократическому роду, именуемому грозным прозвищем).

Главные герои, как это обычно бывает у Скотта, невыразительные молодые люди благородных помыслов и наружности. Один из них — молодой повеса, вчерашний студент. Второй — его друг, начинающий адвокат, первый судебный процесс которого, как и фигура истца, показаны автором с едким юмором (не удивлюсь, если нечто похожее случалось в юридической практике самого Скотта). Второстепенные персонажи получились «сочнее». Более других мне был интересен старший Редгонтлет и его своеобразное отношение к «обязанностям» опекуна.

Благодаря небольшому объему текста действие двигается быстро. Таинственность, связанная с Лэрдом Озер, побуждает внимательно следить за происходящим в поисках разгадки. Финал показался несколько скомканным. Главное впечатление от романа — ощущение, что времена героев из старых легенд прошли, исчезают последние представители той старины. В целом, «Редгонтлет» интересное дополнение к истории Британии 18 века.

«Откуда этот дар

Прозренья вещего? И почему

Вы ночью нас в степи остановили

Пророческими страшными словами?» (Шекспир, «Макбет», обращение к ведьмам)

В основу этого, одного из интереснейших романов Вальтера Скотта, легли пророчества и предсказания. Автору было угодно вложить схожие прорицания о судьбе знатного младенца в астрологические выкладки благородного джентльмена и гадание цыганки, а затем рассказать о том, как они сбываются. Предсказания их относились к потомку древнего шотландского рода, ранее известного как Мак-Дингауэи, а позднее Бертрамы или, по названию поместья, Элленгауэны.

События, приходящиеся на вторую половину 18 века, охватывают значительный отрезок времени — от рождения до взрослых лет того самого «потомка». Они даны с большими промежутками, так что скучать за каждодневным жизнеописанием Бертрама и других знаковых персонажей не придется.

Хотя в сюжете нет ярких сцен восстаний и политической борьбы, к которым частенько обращается Скотт в своем творчестве, в качестве исторического фона, роман увлекателен. В нем столько сценок «о временах и нравах», что скучать не приходится. Разнообразие шотландских типажей полностью захватывает внимание. Тут и эпизоды из жизни юридической братии (известной и близкой Скотту профессии), и разбирательство мирового судьи, и описание провинциальных тюрем. Эпизоды из жизни цыган, контрабандистов и прочего «нехорошего люда». Сцены быта мелкого йомена, с его честным трудом, попойками, драками, тяжбой за клочок земли, охотой на лис и рыбалкой с острогой и фонарем. Или рассказ о проявлении старой вражды одного знатного рода к другому из-за того, что древнему предку пришлось вести под уздцы лошадь предка этого рода, что унизительно по мнению его потомка. Весьма примечательный отрезок повествования не без иронии описывает шотландские похороны, в нашем случае — похороны не любимой никем покойницы. Включая борьбу за несение гроба и немедленные жадные поиски завещания всей мало-мальской родней и знакомыми сразу по окончании церемонии.

Интересны и разнообразные комментарии, от описаний сложности составления гороскопов до пояснения шотландских традиций, вроде приготовления «гронинг-молта и кенно».

«Сила наша в правоте» (девиз Мак-Дингауэев — Бертрамов из Элленгауэна)

«Кто силен, тот и прав» (девиз Глоссина, разорившего Бертрамов)

«... будь я на вашем месте, я предпочел бы старый девиз: по-моему он лучше»

Меня удивили девизы, так похожие на то, что мы слышим и видим сегодня. Ведь «Сила наша в правоте» — это та самая «Сила в правде» Сергея Бодрова, ставшая девизом сегодняшних реальных событий. А «Кто силен, тот и прав» — то самое «по праву сильного», о котором рассказывается у Вордсворта в замечательных строках «Могилы Роб Роя», включенных Вальтером Скоттом в роман «Роб Рой». Принцип противостоящий выражению «Сила в правде».

Подводя итог, «Гай Мэннеринг, или Астролог» — отличный историко-приключенческий роман, который с удовольствием читается и сегодня. Живой, динамичный, многогранный, с интереснейшими описаниями социальной среды второй половины 18 века.

«Черный карлик» — один из романов серии «Рассказы трактирщика», посвященных Шотландии 17-18 веков. Действие его разворачивается в Нижней (равнинной) Шотландии и приходится на первые годы 18 века. Вскоре после принятия Акта об Унии, объединившего Англию и Шотландию в единое государство (1707 года).

Шотландия болезненно восприняла утрату независимости, что привело к ряду восстаний якобитов, с целью реставрации династии Стюартов, как волшебного средства от всех бед и невзгод. Два из этих восстаний описаны Вальтером Скоттом в моих любимых романах, «Роб Рой» и «Уэверли...», а самое первое (еще до Унии), пришедшееся на последнее десятилетие 17 века, упоминается в финале романа «Пуритане». Возглавляет его виконт Данди (он же «кровавый» Клеверхауз), попытавшийся собрать под свои знамена вчерашних врагов. Однако, был еще ряд менее удачных попыток шотландских якобитских возмущений.

Какое отношение эта краткая справка имеет к «Черному карлику»? В его сюжет примешиваются сцены заговора якобитов 1708 года, окончившегося практически не начавшись — неудачной попыткой высадки на берег французской эскадры, направленной в поддержку заговорщиков.

«Черный карлик», как мне кажется, один из самых компактных и «сказочных» романов Вальтера Скотта. В его основу легла склонность Шотландии к суевериям. Убежденность в существовании разнообразных сверхъестественных существ — духов, ведьм, колдунов и нехороших мест. Отдельные элементы суеверий и мистики заметны и в других романах Скотта, вроде трех ведьм в «Ламмермурской невесте» или ведунов-предсказателей в «Легенде о Монтрозе». В нашем случае олицетворением необычного стал главный герой романа — таинственный карлик Элши. В силу особой внешности и характера, лекарских способностей и осведомленности этого затворника о делах округи, а также «нехорошего» места проживания (о котором в романе рассказана старая легенда), карлик стал воплощением колдовского для местных. Пользуясь своим реноме он с удовольствием проклинает, вещает, ворчит, обиженный на весь мир за свою незавидную долю. Но в ходе повествования выясняется, что все не так просто. У отшельника Элши сложная судьба, связывающая его с основными героями романа причудливым образом.

Прототипом карлика Элши стал реальный персонаж, правда менее таинственный, чем в романе Вальтера Скотта. Некоторые подробности о нем автор сообщает читателю во вступлении, написанном как и в «Пуританах» от лица деревенского учителя, собирателя старины, по рассказам владельца гостиницы.

Роман невозможно назвать средоточием мистики, он скорее о наших склонностях к суевериям, но выбранная околомистическая тема придает ему своеобразное очарование. Кроме карлика Элши в «Черном карлике» нет ярких, заставляющих сопереживать героев. Все основные действующие лица и само происходящее воспринимается лишь как оправа для этого необычного «бриллианта». В силу небольшого размера текста, сюжет эта особенность не портит. Хотя Вальтер Скотт сокрушался, что конечный результат пострадал из-за существенного сокращения романа по совету издателя.

«Черный карлик» — своеобразная притча о том, что не все является тем, чем кажется. Он воспринимается, как еще одна страница истории о временах и нравах Шотландии 17-18 века, делающая общую картину «Рассказов трактирщика» более полной и разнообразной.

»... вы совершенно правы — мы оба фанатики...» («Пуритане», В. Скотт)

«Пуритан», наверное, сможет «проглотить» не каждый. Этот роман в гораздо большей степени об исторических событиях, чем о приключениях безнадежно влюбленного юноши, оказавшегося их невольным участником. Для меня это не делает «Пуритан» хуже, ведь роман щедро раскрывает обычаи и условности описываемого времени, национальные праздники, традиции, бытовые мелочи и обстановку, политическую и религиозную борьбу, образ жизни и мышление разных сословий Шотландии по обе стороны разногласий (таких подробностей у современных авторов историко-приключенческого жанра вы не найдете).

Вальтер Скотт рассказывает о восстании пуритан 1679 года, которое начинается с жестокого убийства епископа Шарпа, случайно столкнувшегося с фанатичными пуританами на дороге. Этот эпизод позволяет «во всей красе» оценить одного из вождей восстания — Бэлфура Берли (реальная историческая фигура) и его методы борьбы.

Заканчивается восстание сценой не менее яркой — шествием пленных пуритан, следующих за головами своих вождей и их руками, иронично сложенными в молитвенном жесте. Это действо ясно показывает не менее жестокую вторую сторону противостояния, во главе с еще одним из главных персонажей романа — Клеверхаузом, прозванным «кровавым» (тоже историческая фигура).

Скотт описывает обе стороны конфликта через точку зрения выдуманного им главного героя и его окружения. Эта участь предоставлена бедному благородному юноше, Генри Мортону, пресвитерианину (умеренному пуританину), в силу обстоятельств оказавшемуся на стороне восставших радикальных пуритан. Разнообразие в его наблюдения вносят многочисленные второстепенные персонажи разных сословий и родов деятельности.

Этот роман — настоящий монументальный пласт, создающий яркое впечатление о жизни того времени. В нем есть место жанровым бытовым сценам, сражениям, даже осаде. Уделено внимание фанатичным проповедям, выкрикиваемым маргинальными личностями вроде Аввакума Многогневного. Показаны разнообразные характеры. Есть место юмору, так хорошо дополняющему серьезное, ужасное и грустное. Вальтер Скотт талантливый собиратель старины, психолог и наблюдатель, а его роман — отличный путеводитель по Шотландии конца 17 века.

«Если бы мирские блага могли утешить...» («Ламмермурская невеста», В. Скотт)

Можно сказать, что в «Ламмермурской невесте» Вальтер Скотт сконцентрировался на собственной версии «Ромео и Джульетты», но на мой взгляд это нечто иное. Более серьезное. Дикое, если рассматривать с позиции современного человека. Пожалуй, такой же мрачный по настроению сюжет о тяжести предрассудков и невозможности жить по собственному разумению мне попадался лишь в исполнении Драйзера, в его «Американской трагедии». Хотя, они о разных временах и нравах.

Интересно, что происходящее в книге основано на реальной трагедии. Подобный случай имел место в семействе Вальтера Скотта. Уже одно это является достаточным аргументом для написания сюжета, столь необычного для Скотта по степени мрачности. Но автор задумал нечто большее, чем просто оставить семейный след в истории литературы. Он рисует своим современникам притчу о традициях и нравах, которые надо менять или хотя бы воспринимать не столь буквально ради человеколюбия. Показывает, как некрасиво ломать жизни из корысти и желания возвыситься, потешить собственное самолюбие. Как опасны гордость и обидчивость, уныние, покорность и слабость. Как мелочны, жестоки и бездушны могут быть те, кого обычно не берут в расчет — обслуга, помощники и сторонние наблюдатели. Мрачный урок, с какой стороны не смотри.

Фоном происходящих событий является экономическое и политическое переустройство страны в первые годы 18 века, когда старую аристократию теснит буржуазия. «Малиновые пиджаки» того времени заявляют о своих притязаниях на большее, чем ранее могли рассчитывать. Нижняя прослойка населения стремится максимально отторгнуть феодальную систему поборов и тоже, как и буржуазия, начинает проявлять независимость. С этим трудно смириться аристократам, которые еще несколько десятков лет назад могли казнить и миловать по своему усмотрению (вспомним «Легенду о Монтрозе»).

В лице молодого Эдгара Рэвенсвуда Вальтер Скотт будто показывает вымирающий вид животного — человека с четкими понятиями о чести, при этом слишком чувствительного и щепетильного. Благородно не помышляющего о том, что люди вокруг него иначе смотрят на честь, подлость, хитрость и их использование. При всей привлекательности подобного — это отсутствие проницательности, внимания к окружающему, дальновидности.

Оппоненты главного героя — типичные представители нового течения — мелочные, практичные обыватели, готовые выгрызть путь к успеху, возвыситься или потешить самолюбие любыми путями. Во всех вокруг себя они мнят собственное отражение.

Невеста Рэвенсвуда, Люси, как личность показана не столь подробно. В большей степени она инструмент в руках автора. Некая усредненная величина, олицетворяющая опасность бесправного положения массы таких же девиц.

Данью мистике стали образы трех старых «ведьм» и вплетенные в повествование пророчества.

Отдельную трагикомическую ноту в происходящее вносит Калеб Болдерстон, старый слуга Рэвенсвудов. Если описывать в двух словах — смех сквозь слезы. В начале романа, из преданности хозяину он откалывает те еще штуки. Привносит настроение с одного из ироничных живописных полотен Федотова, под названием «Завтрак аристократа». В конце повествования преданный слуга, умерший с тоски по хозяину, вызывает глубочайшее сочувствие. Калеб и слепая Элис — ностальгические отголоски прошлого. Возможно, эти персонажи срисованы Вальтером Скоттом с кого-то из своего окружения в юности, когда ему рассказывали старые легенды и историю трагической смерти его родственницы, Джанет Далримпл.

'S rioghal mo dhream («Мы — королевского рода», гэльский)

«Легенда о Монтрозе» рассказывает о шотландском восстании середины 17 века, начатом в поддержку Карла I Стюарта графом Монтрозом. Но для меня роман интересен прежде всего другой «легендой», также содержащейся в нем. Это история Сынов Тумана, потомком которых являлся Роб Рой, давший имя одному из наиболее ярких романов Вальтера Скотта. Однако, об этом чуть позже. Для начала несколько строк в защиту романа, который называют менее удачным среди прочих.

Роман многоплановый. Большое внимание в нем уделено историческим событиям (внимание более пристальное, чем обычно свойственно автору, одному из родоначальников жанра). Отдельные моменты борьбы, как сражение при котором было разбито войско Аргайла (Кэмпбеллов), показаны Вальтером Скоттом весьма монументально и подробно. Уделено внимание военной стратегии. С интересом можно наблюдать сочетание пережитков старого и нового в военных действиях, сталкиваясь одновременно с применением луков и лат с мушкетами или с отождествлением шотландцами обученных для войны коней с чем-то колдовским. Историческую картину я отнесу к первому плану.

На втором, но не по важности, плане стремление автора показать разнообразие характеров того времени. Это не экзальтированные романтические герои, а весьма реалистичные люди. Среди них есть вспыльчивые гордецы, самолюбивые и хитрые личности, руководствующиеся политикой для достижения личной выгоды и тесно сплетающие ее с исконной враждой. Есть практичный и не лишенный комизма образ наемника, с четко выверенным набором идеалов. Скоттом показаны представители разных сословий и разной степени образованности, воспитания, с отличающимся пониманием целей и задач восстания. С разной трактовкой права на личное и родовое выживание. Приятных персонажей среди них нет, но кто сказал, что не в этом была задача автора?

На третьем плане история Сынов Тумана, особо меня заинтересовавшая и придавшая роману остроты. Тут и отрубленные головы-трофеи и исконная вражда, продиктованная вековыми притеснениями. «Мы — королевского рода» — девиз клана МакГрегор, он же Грегор или Гриогайр (английское MacGregor, на гэльском — MacGrioghair). Считается, что клан берет начало от Гриогайра, потомка королевского рода. В 14 веке значительная часть земель МакГрегоров была пожалована королем Кэмпбеллам (предположительно, на недостойных основаниях), что привело к началу длительной вражды. МакГрегоры на долгое время затаили обиду и мстили, как могли. В 1603 году родовое имя МакГрегор было запрещено, а представителям его запрещалось носить оружие и собираться группами более 4-х человек. Нарушение каралось смертью. Лишенные земли, имени и возможности защищаться изгнанники стали Сынами Тумана (скрывающего их в своей защитной мгле). Несколько эпизодов их мрачной мести притеснителям показаны в «Легенде о Монтрозе».

На четвертом плане романтическая история, служащая скорее дополнением романа и показывающая гораздо более сословные и клановые предрассудки, чем влюбленность. Кстати, в отзывах персонажей обвиняют в легко полученном согласии на брак детей враждующих сторон, но мне кажется, что одной из задач Скотта было донести до читателя тесное переплетение всего шотландского и предпочтение вышеперечисленного сиюминутной политической вражде. Шотландия стремилась отмежеваться от общей с англичанами политики, максимально сохранить суверенность, традиции и права.

Вот такое резюме роману, язык которого может показаться суховатым и педантичным неподготовленному читателю, ищущему легких приключений и однозначного в своих характеристиках главного героя. Для меня — роман весьма стоящий, глубокий и впечатляющий, несмотря на то, что не укладывается в стандартную приключенческую канву.

«Пусть тот берет, кто всех сильней» (Вордсворт, «Могила Роб Роя»).

Однозначно, «Роб Рой» — один из лучших романов Вальтера Скотта. Читается он легко и плавно, начиная со вступления, дающего краткую историческую справку тому, чьим именем назван. Роль главного героя и рассказчика воплощает вымышленный персонаж, Роб Рой же является одним действующих лиц. Вальтер Скотт разворачивает события на фоне восстания якобитов 1715 года (одного из нескольких). Сторонники династии Стюартов, которую сменила Ганноверская, пытаются провести Реставрацию.

Скотт не показывает непосредственно борьбу и военные столкновения, связанные с восстанием. Описываемые им события проходят по грани политического конфликта, соприкасаясь с ним за счет политизированных персонажей. Все-таки в тексте есть пара — тройка мелких стычек, придающих красочность сюжету. Особенно случай, когда в действие приходит клан МакГрегор во главе с Еленой, женой «Рыжего Роба».

Главный герой романа, Фрэнсис Осбалдистон, имеет хорошее происхождение, «подпорченное» буржуазной профессией отца, занявшегося торговлей. Другая ветвь семейства Осбалдистонов по-прежнему считается аристократией, порядком растратившей состояние, сохранив, однако, семейную вотчину. Фрэнк Осбалдистон, склонный к праздности, в наказание отправлен отцом к родне в Осбалдистон-холл (в Нижней Шотландии), где и начинается развитие сюжета. По ходу действия он углубится в горы (Верхнюю Шотландию), прибежище воинственно настроенных кланов, терпящих притеснения от существующего режима. Осбалдистон — невольный свидетель политических событий, а не непосредственный участник, поэтому мы видим происходящее с позиции человека сочувствующего обеим сторонам конфликта. Интересный исторический фон дополнен романтическим увлечением молодого Фрэнка и мошенничеством в торговом предприятии его отца, требующим вмешательства. Перечисленное придает юноше мотивацию для активного участия в происходящем, за отсутствием политических предпочтений.

Этот роман я читаю не впервые. Когда-то именно он раскрыл для меня значение употребляемого в политических дискуссиях выражения «по праву сильного» — метода свойственного англо-саксам. Оказывается в нем заложена многовековая основа узаконивания притеснений от более сильного соперника, выражающаяся порой даже в причудливом способе разбогатеть путем кражи женщин. Видимо к тому же «по праву сильного» можно отнести и описание легенды Баскервилей из пресловутой «Собаки...» Артура Конан Дойла.

«Роб Рой» динамичный, интересный, разнообразный по поворотам сюжета, яркий. Будто набросанный резкими крупными мазками живописца. Роб и его жена, хотя не являются главными действующими лицами, во многом олицетворяют собой суть повествования. Их образы, особенно Елены, искренние, гордые и величественные, несмотря на убогие обстоятельства жизни. Именно они — главные, хотя и показаны на фоне истории основного героя, описанной самим Осбалдистоном спустя много лет в мемуарах.

Мое знакомство с Вальтером Скоттом началось с «Уэверли...» когда, приехав погостить в деревню, довелось порыться в книжном шкафу, в попытке скрасить свободное время. Среди авторов вроде Шолохова, Толстого и Гюго ярко выделялся бордовыми обложками 8-томник Скотта, приключенческий характер которого гораздо более располагал к себе. В первом томе был «Уэверли, или Шестьдесят лет назад», завоевавший мою приязнь к автору, продолжающуюся до сих пор. «Уэверли...», «Роб Рой» и некоторые другие романы Вальтера Скотта пробудили интерес к Шотландии, ее нравам и обычаям, геральдике, природе, исторической архитектуре. Оказалось, что у многих кланов есть неплохие сайты со страничками об истории рода в контексте общей истории. Тартаны, знаки, гербы, генеалогические древа и прочие атрибуты бережно, с гордостью сохраняются (чтобы обнаружить их достаточно набрать в интернете фразу, вроде «Сlans of Scotland»). Вальтер Скотт в тексте упоминает о целях, первоначально побудивших его писать на исторические темы — пробудить интерес к Шотландии и показать, что горцы не захолустные дикари со странными традициями, а личности, заслуживающие внимания. Ему удалось.

Сегодня — перечитываю. Спустя изрядное время, так что будто знакомлюсь заново, по-другому раскрывая образы героев, их характеры и поступки. Предыдущим романом в моем списке чтения был «Молот и Крест» Гаррисона и Шиппи, который многие сравнивают с «Саксонскими Хрониками» Корнуэлла. «Молот и Крест» динамичный и яркий образчик историко-приключенческой литературы (хотя стоит в классификаторе, как фэнтези), не уровня романов Корнуэлла, но вполне читабельный. Но как же здорово выиграл на его фоне «Уэверли...», с более высокой планкой ценностей и культуры, заложенной в основу. Они о совершенно разных временах из истории Великобритании, однако, невольно сравниваешь язык повествования, цели и задачи авторов. Сравнение — в пользу последнего. Несмотря на то, что Скотт увлекается витиеватыми оборотами речи (или переводчик нагрешил) и длинными вступлениями, он более интересен в описаниях исторических событий служащих фоном для развития характеров. Он лишен той доли грязной буквальности, что свойственна некоторым более современным авторам историко-приключенческого жанра.

Действие романа разворачивается на фоне якобитского восстания 1745 года, когда Карл Эдуард Стюарт, при поддержке кланов Шотландии попытался вернуть престол, какое-то время находящийся в руках Ганноверской династии. Наивный юноша знатной фамилии, Уэверли, невольно оказывается втянутым в происходящее, благодаря чему избавляется от пространных романтических идеалов, навеянных приключенческими романами и недостатком светского общения. Его глазами мы видим своеобразие горцев, отдельных представителей старшего поколения дворянства — приверженцев Стюартов, неприязнь друг к другу тори и вигов и тщетность восстания.

По ходу действия романа Претендент на престол вручает Уэверли палаш с отделанным инкрустацией эфесом, который в финале романа украшает одну из стен родового дома Брэдуординов. Вокруг эфеса оружия Карла Эдуарда, врученного во времена восстания одному из сторонников, развивается действие детективного романа Дика Фрэнсиса «По рукоять в опасности», часть строк которого посвящена Шотландии и ее чести. Такие пересечения атрибутов в абсолютно разных произведениях интересны.

Удивительно, что мой отзыв первый к «Уэверли...». Вальтер Скотт вполне достоин стоять на одной ступени с Сабатини, Дюма и другими известными авторами историко-приключенческого жанра. Его романами восхищалась Джейн Остен, а Пушкин называл Скотта «Шотландским чародеем». В экранизации его «Айвенго» прозвучали баллады Высоцкого, со словами «... Значит нужные книги ты в детстве читал!». Жаль, что оценок у литературы такого уровня в 10 раз меньше, чем у романов, вроде «Молот и Крест».

Упорный, въедливый, всепоглощающий, ненормированный по времени труд милиции на пути борьбы со злом — вот суть трилогии о Владиславе Костенко, самой яркой частью которой является «Противостояние».

Трилогия написана в советские годы, когда милиция — это именно милиция. Она охватывает большой период времени, за который Владислав Костенко проходит ступени мастерства «сыщика», специалиста по розыску особо опасных, от молодого талантливого сотрудника до корифея своего дела. Все это происходит на фоне перемен в советской жизни и взглядах на жизнь, что видно из рассуждений автора и его главных героев.

«Петровка, 38» — своеобразное знакомство — показана слаженная работа сотрудников милиции по розыску группы лиц, совершивших несколько правонарушений. Необычно, что сотрудники тонко подкованы в области литературы и театральной жизни. Возможно раньше так и было, ведь не было засилья сериалов с упрощенными однообразными сюжетами, которые подпихивают нам последние десятилетия в качестве искусства.

«Огарева,6» — более сложная цепочка преступлений, более развернутый и изощренный образ главного злодея. Костенко уже руководит расследованием, а не только участвует в нем. Это произведение — развитие. С грустными нотами, трагичное и глубокое.

«Противостояние» — самое сложное и насыщенное расследование трилогии. Своеобразная кульминация повествования о деятельности органов правопорядка. Особо интересна и тематика — розыск затаившегося на годы преступника, перешедшего на сторону фашистов во время войны, оставившего за собой много преступлений, которые по ходу розысков дополняются новыми, свежими эпизодами. Костенко цепляется за любые мелочи — нечеткие описания, образцы еще школьного почерка. Расследование — бесконечное мотание по стране, въедливый поиск и анализ, создание общей картины по крупицам, порой в столкновении с нежеланием обывателей помогать, понимать важность происходящего.

«Репортера» и «Тайну Кутузовского проспекта» я воспринимаю, как нечто отдельное. Произведения другого временного периода, они слишком отличаются от первых трех. Костенко в них такой же профессионал, но... Это уже в меньшей степени детектив, ведь расследованию отдана примерно 10-я часть текста, а 9/10 — сырые рваные рассуждения о жизненных переменах, перестройке и новых взглядах, новом отношении к прошлому. Эти рассуждения, как сорная трава, задавили детективную часть. Они сумбурные и явно напрашиваются на редактирование с целью привести общее повествование в порядок, избавить от лишних деталей, найти правильную пропорцию описаний и философских рассуждений с детективной интригой.

Если говорить именно о трилогии, не учитывая два поздних произведения, то циклу о Костенко моя 10-ка, а с ними увы лишь 8. Тем не менее, цикл весьма стоящий. Хороший образчик детективного жанра, в котором помимо действия есть мышление героев, рассуждения о целях и ценности жизни.

«Его глаза смотрели в разные стороны, а это скверная примета... дурной глаз»

Роман, один из наиболее запомнившихся при первом (давнишнем) прочтении, в рамках цикла «Мисс Марпл». Агата Кристи, откровенно говоря, схитрила в этом сюжете, намеренно оставив неизвестным важное «Х»-условие задачки по раскрытию преступления. Упомянуто о нем лишь во второй половине текста. Некоторые детали происходящего кажутся сомнительными (не буду раскрывать подробности). Тем не менее, «Карибская тайна» мне нравится. Бывает, что несовершенства не отпугивают в отдельных случаях (яркий пример — любимая «Пестрая лента» Конан Дойла) и трудно объяснить, почему так. Возможно, дело в особой атмосфере или в мастерстве автора, явном, несмотря на спорные допущения.

Двигаясь по сюжету вместе с любопытной старушкой, можно отметить отличную завязку с внезапной смертью вполне бодрого, не жалующегося на здоровье человека, хранившего в бумажнике фотографию убийцы. Сочно описаны основные действующие лица, из которых складывается широкий выбор будущих жертв и подозреваемых. Все происходит на фоне солнечного курорта, что добавляет экзотики. Это ведь единственный роман о мисс Марпл, где действие происходит за пределами Британии.

По ходу действия старушка-«детектив» наделяется интересным прозвищем — Немезида. Оно послужит названием для другого романа цикла. Будет и связь с одним из наиболее ярких персонажей — мистером Рэфьелом. Подобного типа сквозная связка уже наблюдалась в «И, треснув, зеркало звенит...», где мы возвращаемся в поместье Госсингтон, ранее служившее декорацией для «Трупа в библиотеке». В сюжете участвует и его бывшая владелица — миссис Бантри, впервые упомянутая еще в «Тринадцати загадочных случаях».

Подводя итог — уютный роман. Запутанный, волей автора (насколько удачно — судите сами).

»... со всей свирепостью, на какую может быть способен пушистый стареющий одуванчик...»

Еще одна занимательная загадка от Агаты Кристи. Перед нами Британия 50-х. Прошло несколько лет со времени окончания Второй мировой. Граждан душат повышенные налоги. Приличной прислуги днем с огнем не найти. Понаехало разных эмигрантов. Да еще хотят отменить смертную казнь. В таких декорациях мисс Марпл знакомится с очередным убийством.

Интересно, что в этом романе Агата Кристи дает четкое условие для решения детективной загадки: убийца — мужчина. Обычно в сюжетах цикла «Мисс Марпл» широкий выбор из подозреваемых обоих полов и автор не спешит приоткрывать завесу в самом начале. Но это не единственный необычный момент. Место и обстоятельства убийства, порядок действий злодея по сокрытию преступления весьма оригинальны. Личность жертвы долго остается неизвестной, а значит можно поставить под сомнение и мотив. С такими обстоятельствами столкнулись любопытная старушка и ее молодая помощница, сыгравшая значительную роль в раскрытии преступления.

На этот раз фильм периода 80-х, поставленный по роману, вспоминался мне весьма смутно. Пришлось гадать по ходу происходящего, кого можно поставить на роль убийцы. Кандидатур хватало, преступлений тоже. Так что можно было подозревать преступный сговор, два и более мотивов. Развязка оказалась неожиданной для меня.

Роман весьма занятный. Характерные персонажи. Странные обстоятельства происходящего. Обаятельные юные детективы — мальчишки, воспринявшие преступление, как самое яркое приключение их летних каникул. Закрученная интрига.

Достойное продолжение цикла.

«Вырвалось из торта

Птичье тюр-лю-лю,

Снилось ли такое

Блюдо королю?»

«Зернышки в кармане» (или «Карман, полный ржи») — не просто название, но факт с которым предстоит разбираться следствию. В ходе расследования странной смерти пожилого дельца будут обнаружены и зерна, и неприятные воспоминания о дроздах, и много чего еще.

Действие происходит вскоре после Второй мировой войны, фоном служит респектабельная с виду Британия. А если «наехать камерой крупнее», в основе сюжета взаимоотношения семейства Фортескью, чьи тайны долго были скрыты за стенами «Тисовой хижины». Докопаться до истины попытаются полиция и мисс Марпл, имеющая личную заинтересованность в исходе дела (в этот раз ею движет праведный гнев, одна из причин которого — прищепка).

Объединяет все в единое целое считалка, начальная строчка которой рассказывает о пресловутых зернах и дает название роману. На первый взгляд рифмованный текст безобиден, но это не так. Агата Кристи приспосабливает его под свои детективные нужды, придав другой смысл и окрас. Использование считалок — ее излюбленный прием, который встречается в романах про мисс Марпл, Пуаро и во внецикловых произведениях, вроде «Десяти негритят». В нашем случае считалка не только создает атмосферу, но и служит шифром к происходящему, намекая на небезупречное прошлое героев и описание замысла злодея.

Интересно, как считалки Агаты Кристи перекликаются с творчеством Макбейна. Возможно, вдохновившись ее приемом, он создал цикл детективных романов о расследованиях флоридского адвоката, сюжеты которых основаны на интерпретации стишков, фольклорных песенок и сказок (цикл «Мэтью Хоуп»). Некоторые из них имеют «говорящие» названия, по которым можно определить основу (найти, изучить и сравнить — это уже желание читателя), где-то названия глав — строки стишка, в которых спрятана суть. Один из романов этого цикла Макбейна называется «Три слепых мышонка», такое название имеется и у одной из повестей Агаты Кристи.

Возвращаясь к происходящему в романе, хочу сказать, что читателя ждет забавный «гадюшник» и серия преступлений. Подозреваемых первоначально будет прорва, затем некоторые естественным образом отсеются, но выбор по-прежнему будет. Вот только сюжет может оказаться знакомым, ведь многие в свое время смотрели советский фильм «Тайна «Черных дроздов». Мне в этой постановке более всего запомнились Любовь Полищук в роли Адель Фортескью и Андрей Харитонов в роли Ланса.

Если сравнивать с «Одним пальцем» и «Объявлено убийство», то сюжет «Зернышек в кармане» для меня более переполнен театральными эффектами, чем хотелось бы, но в целом роман неплохо смотрится в рамках цикла «Мисс Марпл».

Первое знакомство с этой историей Агаты Кристи — давняя британская экранизация с Джоан Хиксон в роли мисс Марпл. Именно она кажется мне лучшим воплощением бабушки-«детектива». Постановка середины 80-х по одноименному роману запомнилась, как весьма удачная. До сих пор мгновенно всплывают в памяти образы Летиции Блэклок, Мици, Мергатройт, Хинчклифф и других персонажей. Интересно было прочитать текст, оценивая первоисточник, «всматриваясь» в детали, взвешивая повороты уже знакомого сюжета. Знакомство с экранизацией нисколько не мешало составить впечатление о романе.

Перед нами послевоенная Британия, находящаяся в легкой депрессии, с ностальгией вздыхающая о былом колониальном могуществе и утраченном вольготном достатке сравнительно недавнего времени. Когда-то еда была изобильнее и вкуснее, прислуги нанимали больше, грабителей почти не боялись и жили весело, не тужили. Во время действия романа все уже не так — товары по талонам, экономия на отоплении, скрытый незаконный товарообмен (свинина на масло, кабачок на горшочек меда). Вышеперечисленное создает необычный фон для убийства в тихой английской глубинке. А начинается все со странного объявления в провинциальной газете, затерявшегося среди предложений продать щенят и подержанную мебель. Как говорится, «любопытство сгубило кошку». В нашем случае тоже есть кому «прищемить нос» и поплатиться...

Мисс Марпл случайно оказывается поблизости на отдыхе и, конечно же, включается в расследование. Ее роль не заслоняет собой происходящее, другим персонажам и развертыванию сюжета уделено много внимания. Скрупулезно раскрываются все потенциальные жертвы и подозреваемые. Не знаю, догадалась бы я самостоятельно или потерялась среди фигур «на подозрении», если бы читала роман до знакомства с экранизацией. Интригу Агата Кристи закрутила умело и интересно.

Некоторые «считают, что жизнь им чем-то обязана» — опасная точка зрения. К чему она может привести весьма доходчиво рассказывает Агата Кристи в отлично написанном романе «Объявлено убийство».

Последний раз читала Агату Кристи в подростковом возрасте. И, честно признаться, долго собиралась с духом, прежде чем начать перечитывать плоды ее творчества. «За» эту идею было то, что некоторые уважаемые мной авторы детективов делали аллюзии на произведения Агаты Кристи. Прочитав их хотелось взглянуть на ее творения свежим взглядом, сравнить с произведениями вдохновленных ею других авторов. Откровенно «против» не было ничего, кроме массы еще не прочитанного, кажущегося интересным и ждущего своей очереди. И вот, в моих руках «Мисс Марпл»...

«Одним пальцем» (в моей версии это «Каникулы в Лимстоке») — из тех романов Агаты Кристи, которые хорошо отложились в памяти с первого прочтения, ведь все «стройно» и к месту. Есть сюжеты с участием мисс Марпл, которые кажутся слишком бесхитростными или, напротив, излишне надуманными. Этот не из таких. Весьма точно описывается жизнь замкнутого сообщества, когда все знают всё друг о друге. Обязательно есть персонаж, которого подозревают в увлечении гаданиями и ведьмовством, есть кумушки-сплетницы, общественники, люди «в себе». Такое можно заметить в любой деревне или поселке (на городок Лимсток, при всем уважении, не тянет).

Загадка убийств и гадких анонимок проста и логична, но не становится сразу же очевидной. За развитием сюжета интересно следить. Персонажи прописаны объемно и разнообразно. Толика романтики, добавленная в сюжет, удачно дополняет происходящее, хотя и подана достаточно наивно.

Этот детектив из тех произведений, которые спокойно можно дать в руки даже ребенку, для знакомства с детективным жанром. Все описывается без излишней жестокости, с долей юмора, даже мягкой иронии и очень «прилично». В какие-то моменты при чтении возникают ассоциации с произведениями Джейн Остен, ее мягкий «английский» юмор и детализация характеров кажутся схожими.

В этом романе мне импонирует, что мисс Марпл, проницательная сельская старушка-«детектив», не является главным персонажем. Появляется она во второй половине романа и присутствует фрагментарно. Такой подход к главному герою цикла кажется оригинальным, особенно для ретро произведений. Рассказчик в этот раз — летчик, Джерри Бартон (в другом переводе видимо Бёртон), находящийся в сельской глубинке на излечении после травмы, в сопровождении сестры Джоан. Эти двое — горожане, диковинные чужаки для местных. Благодаря этой особенности их взгляд на происходящее более независимый и незамутненный. И тем не менее, разгадка так просто не дается ни им, ни старожилам, ни полиции, пока не появляется скромная всезнающая старушка.

Забавный, легкий роман. Пока, на мой взгляд, наиболее удачный в цикле «Мисс Марпл».

«Клаймат бест бай говернмент тест»

«Молитесь, взвешивайтесь и платите!»

Жаль расставаться с чудесными попутчиками по автотуру — писателями Ильфом и Петровым, и их спутниками, семейством Адамс. За время чтения привыкаешь, что впереди ждут еще города и городки, с их Мейн-стрит, Стейт-стрит, либо Бродвей. Что путешественникам предстоит вкусить еще один «динер намбр ту или фор» в очередной аптеке, а впереди бездна занятных впечатлений.

Много интересного, порой неожиданного, заметили писатели в Америке середины 30-х. Нередко на примечательные моменты, которые могли быть упущены, обращал их внимание обаятельный мистер Адамс, с его неизменным «шурли», пока его «драйвер»-жена направляла «кар благородного мышиного цвета» по просторам страны.

Легкий плавный язык, мягкий юмор и внимание к деталям — такова манера повествования путевых заметок наших «мистеров». Отношение к Америке доброе, но подмечены и негативные черты. Вроде классовости, отголосков «Великой депрессии» (по разговорам с людьми в поисках работы, которых они подвозили), навевающих воспоминания о «Гроздьях гнева» Стейнбека; повсеместных реклам, на которых даже ангелы рекламируют услуги (тут вспомнился «451° по Фаренгейту» Брэдбери с Иисусом, рекламирующим товары); невысокого уровня кинолент, нежелания большинства читать и интересоваться чем-либо кроме самого себя и голливудских «звезд»; массы кредитов, удушающих американских граждан. К сожалению, многие из отрицательных моментов, подмеченных «сэрами», узнаются в нашей жизни сегодня. Интересно посмотреть на все это глазами непривычного к подобному советского человека.

От индейцев до президента, от промышленников до простых работяг и безработных, от лощеных пространств до помещения с электрическим стулом, от однообразных городков до главных городов США — спектр повествования весьма широк. Не скажу, что все освещено с подробностями от и до, но для ощущения, что ты путешествуешь вместе с авторами, написанного вполне хватает. С теплотой буду вспоминать путешествие по «Одноэтажной Америке» вместе с Ильфом, Петровым и Адамсами! Отличная книга.

Действие происходит в альтернативной Британии конца 20-го века. В основном, в Лондоне. Альтернативность заключается в том, что мир наводнен привидениями, многие из которых чрезвычайно опасны. С наступлением темноты они заполняют улицы, кладбища, пригородные дороги, леса и луга. И могут быть внезапно обнаружены в помещении. Между сумерками и рассветом люди стараются не выходить из дома, а здания, жилые и административные, пытаются обезопасить.

Призраков называют «гостями» (ведь они «заглядывают в гости» из иного мира, с намерением остаться) и подразделяют на классы по смышлености и опасности.

«Агентство «Локвуд и компания» характеризуется большинством, как хоррор и его элементы присутствуют, но мне не было особо страшно. На мой взгляд, в большей степени это героическое городское фэнтези. Цикл оставил смутные ассоциации (на самом деле, детального сходства не так много) с «Гарри Поттером» и «Досье Дрездена».

Повествование на протяжении всего цикла ведется от 1-го лица, от лица Люси Карлайл — агента, охотника за привидениями.

Сюжеты, прежде всего, рассчитаны на подростковую аудиторию, но и мне — взрослому человеку, было интересно. Главные герои — подростки. Чувствуется их честолюбие и желание самоутвердиться, юношеский максимализм и некоторая наивность. Порой, напротив, они принимают удивительно взвешенные решения. В повествовании уделено внимание типичным юношеским переживаниям.

Жизнь агентов по нейтрализации привидений полна опасностей, как впрочем и жизнь любого участника этой альтернативной вселенной. Одаренные дети и подростки видят и чувствуют привидений, а все остальные только смутно что-то ощущают. Прикосновение привидения может всерьез повредить здоровье (если тебе вовремя помогут врачи) или убить, так что смутных ощущений для выживания недостаточно. Поэтому именно дети с даром становятся агентами по борьбе с паранормальными явлениями и гибнут на опасной работе.

Характеры главных героев Страуду удались, они яркие и узнаваемые (типичные). Это сотрудники самого малочисленного агентства по борьбе с привидениями. Энтони Локвуд — самоуверенный красавчик с застарелой душевной травмой, склонный к риску лидер организации. Джордж Каббинс (в одном из романов числился, как Куббинс) — гениальный «ботан», неряха, не придающий значения внешнему лоску, как в себе самом, так и в окружающих. Люси Карлайл — уникальное дарование в образе «соседской девчонки», жаждущей признания.

Есть еще несколько важных персонажей, появляющихся не сразу. Среди них юная старьевщица Фло Боунс, агент-конкурент Квилл Киппс, ассистент агентов Холли Монро, строгий инспектор Монтегю Барнс и еще пара-тройка взрослых, существенно влияющих на сюжет. Роль остальных людей второстепенна. И (барабанная дробь) непревзойденный хам, источник непередаваемого сарказма — Череп, домашний питомец «Локвуда и К*», пожалуй, самый оригинальный персонаж, невольный участник большинства приключений.

Цикл динамичный, драйвовый, остросюжетный, с забавным подростковым юмором. Романы повествуют о повседневных (рядовых) случаях борьбы с паранормальным и об экстраординарных эпизодах. Ближе к середине цикла появляется четко выраженная взаимосвязь событий в романах. В финале ощущается завершенность, сюжетные линии проработаны и закончены. Финал оптимистичный. Собственно, и на протяжении цикла нет особо трагичных, тоскливых событий, которые испортили бы настроение читателю.

Мне цикл понравился — это была отличная передышка после нескольких детективных романов с ярко выраженными патологоанатомическими подробностями. Читалось быстро и с увлечением.

Думаю, если вам нравятся вещицы вроде «Досье Дрездена» или «Приключений Гаррета», то вполне зайдет «Локвуд и К*», при условии, что вы готовы к подростковым приключениям.

Итак, прочитан очередной детективный цикл, пора подводить итоги.

На этот раз речь идет о бывшем полицейском, а ныне — частном детективе без лицензии и офиса, проводящем расследования в Нью-Йорке. Преступления, описанные Лоренсом Блоком, происходят во всех 5-ти районах Большого яблока, но о самом городе в цикле говорится немного. Первый сюжет начинается в середине 70-х.

Романы о Мэтте Скаддере включают в себя приметы времени, вроде ношения пейджеров или ежедневного чтения свежих газет, порой дважды в день, чтобы уследить за «горячими» новостями.

Жизнь главного героя меняется со временем. Но вот чего у Мэтта не отнять, какой бы ни был год, он вцепляется в расследование, стараясь довести его до финальной точки. Расследования Скаддера далеки от гениальных мыслительных упражнений, а сам он отнюдь не супермен — не имеет выдающихся интеллектуальных и физических качеств. Обаяние этого героя в другом — в гуманизме и четком понимании граней справедливости, которая бывает в обход закона.

Образ Скаддера очень человеческий, со всеми слабостями и сильными сторонами, и очень человечный, несмотря на жесткость некоторых поступков. Он аскетичный, прагматичный, не лишен доли альтруизма.

На меня наибольшее впечатление произвели романы цикла, которые относятся к периоду 1990-х, особенно «Билет на погост» и «Прогулка среди могил». Они трагичные, мрачные, держат в напряжении. Произведения, написанные ранее, оставили ощущение, что автор постепенно набирал обороты. В 70-е — искал подходы к своему герою и особой атмосфере. В 80-е уже «твердо стоял на ногах». На 90-е пришелся период расцвета, а затем остросюжетность пошла на спад.

Преступления, расследуемые Мэттом Скаддером — убийства из-за денег, разногласий, на почве шантажа, разборки, серии преступлений садистов. Нет, конечно, он занимается и всякими мелочами, но они не являются важной составляющей. Исключение — случай с воровством черной бухгалтерии в сцепке с вымогательством из ностальгического романа-воспоминания «Когда закроется священный наш кабак».

«Мэтт Скаддер» мне понравился, как сам по себе, так и в сравнении с работами других авторов на тему «бывшего полицейского/частного детектива со сложным прошлым и проблемами» («Митч Тобин» Уэстлейка, «Детектив Джек Тейлор» Бруена). Он самый реалистичный из них. Без излишеств в реноме героя, без утрирования в целом. Затрагивающий социальные проблемы. Показывающий острую некрасивость преступлений против личности и многих криминальных явлений.

Если вы смотрели «Без компромиссов», то знаете о чем речь.

Лондон начала 2000-х. Блюстителей порядка подстерегает опасность в тени улиц — съехавший с катушек субъект убивает полицейских. Сперва — выстрелами из глока, затем — молотком. Отморозка не могут найти.

В деталях этот детективный роман отличается от фильма, что не делает его ни лучше, ни хуже. Обе версии мне нравятся. Из интересных отличий — по-другому показана история Фоллз, что добавило роману плюсов, на мой взгляд.

Из всего прочитанного у Бруена «Blitz. Без компромиссов» произвел на меня наибольшее впечатление. Возможно, дело в том, что персонажи вроде Бранта, Фоллз и Нельсона для меня более понятны, чем Джек Тейлор — ГГ другого детективного цикла Бруена, о частном детективе (цикл «Джек Тейлор»). Взять того же Бранта — жесткий, даже жестокий тип, но с четкими принципами и границами, а главное, с сильным стержнем. В целом напоминает антигероя, однако, стоит на правильной стороне. Среди прочего, Брант любит почитать Макбейна, его книжные полки украшает детективный цикл «87-й полицейский участок» — хороший выбор.

Подводя итог, «Blitz. Без компромиссов» — весьма неплохой детектив — резкий, атмосферный. Вероятно, спустя время, я вернусь к нему еще раз. А если будет возможность познакомиться со всем циклом — это меня определенно обрадует.

«Стена — предмет важный, значительный, предмет моей гордости, достойный затраты моего времени и внимания. Я понял, что могу сосредоточиться на моей стене, как мне не удавалось сосредоточиться ни на чем другом...» — так начинается первый роман небольшого детективного цикла «Митч Тобин», который Уэстлейк на писал под псевдонимом Такер Коу.

Действие происходит в 60-е, в США. Митч — бывший полицейский детектив, болезненно переживающий увольнение. Долгое время он сидел без дела в стенах собственного дома, а теперь занят строительством стены. Стены между двором и улицей, но на деле — стены от внешнего мира, в буквальном и фигуральном смысле. Стоило Митчу втянуться в процесс, вырыв яму, похожую на могилу, как некто Виклер самым наглым образом останавливает его предложением провести расследование для преступного синдиката.

Честно скажу, яркое начало, когда мешающий строительству тип вылетает с участка пинком под зад, несколько сгладилось со временем. Расследования проходили спокойно и методично. Без особого желания со стороны Тобина, но и без нытья. Митч не прекращал мечтать о возвращении к своей стене, однако, следственную работу выполнял упорно.

Первое расследование — дело об убийстве молодой актрисы — он ведет для мафиозных структур. Во второе оказывается втянутым из-за дальней родственницы, найденной рядом с трупом сожителя, в крови, с ножом в руке. В третьем — ищет преступника среди людей с нарушениями психики, находящихся на реабилитации.

Всего романов цикла пять, но 4-й не переведен, а завершающий мне не удалось найти. Так что, впечатления строятся на первых 3-х. Если сравнивать с другими работами Уэстлейка, цикл «Митч Тобин» менее остросюжетный, чем «Паркер» и не брызжет насмешливой иронией, напоминающей водевиль, как некоторые романы серии «Алан Гроуфилд, актер и вор», но он тоже неплох, по-своему. Главный герой показался мне вполне понятным и реалистичным, несмотря на остроту эмоциональных проблем. Сюжеты последовательны, не кажутся фантастичными или непродуманными. Достаточно необычны, но простоваты. Во всех трех мне удалось отгадать преступников ближе к финалу.

Подводя итог: цикл «Митч Тобин» вполне имеет право на жизнь, потратить на знакомство с ним несколько вечеров не жаль.