Очень непросто вычленить главную идею всего «сериала» аж из шести романов. Боги, волшебники и прочие пытаются своей деятельностью исправить собственные (кровавые) ошибки 1000-летней давности. Ну как исправить, не сами конечно. Ибо главные герои (кроме двух, кажется) – большей частью не те же самые боги и волшебники, а их инкарнации в текущей в книге современности.

Ошибки прошлого, наделанные этими высокоумными, могущественными, властными и умелыми деятелями, ещё тогда привели к войне и Катаклизму, что расколол на части единое королевство континента. Теперь же набравшие силу темные существа (кажется, некоторые из них были «коллегами» и родственниками протагонистов...) грозят миру очередной войной, уже последней. Из-за чего, собственно и весь сыр-бор.

Для большинства из «хороших» мотивация простая – нужно вернуть в мир магию (помимо изгнания демонов), ибо им самим без неё – конец. Ну, понятно. Сделать это нужно, победив отдельных «нехороших», заново переиграв конфликт тысячелетней давности (как на диване у психотерапевта?), а заодно выбросив кое-какие артефакты на «ту сторону» (никому ничего не напоминает?).

Главная загвоздка для меня: что символизирует собой «возвращение магии». Ну для героев понятно, кто ж желает терять могущество и власть? Но в более общем смысле эта мысль Пехова смахивает на желание вернуться в век религии и архаики. Такой «традиционализм» не очень воодушевляет, ибо понятно, что за ним стоит в наше время. Водрузить себе на шею новых «мудрых богов и героев» — нет уж, хватит, накушались за прежние века. Одного такого политбюро ЦК КПСС хватило за глаза (я застал), не говоря уж про нынешних мироедов. А если это попытка создать отечественное «супергеройское», то и вовсе вызывает улыбку.

Основной минус Пехова-Бычковой: перегруз всей ткани романов серии (и завершающего тоже) кучей героев, мотивов, обстоятельств. «Многолинейность» сыграла с авторами не самую добрую шутку; следить за перипетиями всей этой ватаги то ли в восемь, то ли в десять человекополубогов на протяжении нескольких романов даже не трудно — просто надоедает. Да и очевидные клише жанра не радуют в конце: выкинуть перчатку-статуэтку в водоворот иного измерения так себе интрига. Также как посадить дерево для роста магического леса. Жанр фэнтэзи всё же должен развиваться не только экстенсивно, но и вглубь. А слабо изящно и непринужденно вплести в роман научную или философскую концепцию? Развитую антропологическую или социологическую модель? Нет, я верю, что что-то подобное существует, но похоже, в наше время оно особо не в чести. Зачем давать читателю слишком много думать о смысла и пределах? Вот-вот. Развлекуха, эхх... Это ведь помимо собственно литературных недотягов серии.

P.S. Оценка в целом за завершение серии и хорошую концовку. Да, миру, описанному в романе сложно не сочувствовать. И спасибо авторам за героев Тэо и Шерон, особенно тронувших в начале саги. Но всё же... всё же это всё могло быть совсем иным, более высоким и светлым. И не таким размазанным.

...Времена, когда с трепетом и придыханием читали «сопли» про отношения людей и роботов, кончились, по моей мерке, в 1980-е. Но это неточно. А что точно, так это то, что ныне элиты по всему миру даже не особо скрывают, что намерены заместить человека как вид машиной/алгоритмом. Так что конкретно эти творения Зайцевой-Громыко – долой. Совершенно.

Проскальзывает пафос созидания нового общества, преодоления границ, сверкающая энергия будущего. Дух сплочения, братства, единства в достижении цели. Светлая энергия, в общем.

Подано по-беляевски несколько безыскусно, но с определенным чувством, описанным выше, что даёт некоторый своеобразный заряд произведению. Кстати, отмечу промелькнувшее чувство юмора автора: «Коли женился ты на мне, так и живи со мной, а не с горбушами или сельдями! Какой ты муж после этого, когда тебе селёдка милей, чем жена?» — пилит Конобеева жена Марфа, а я думаю о том, что «...Земледельцев» вполне можно было бы и экранизировать в нынешней России.

В конце концов, даже и патриотический посыл в произведении есть, как к этому ни относись сегодня. А описания подводных и прочих баталий героев книги против японского капиталиста Таямы могли бы быть вполне эффектными сценами в фильме.

Повесть явственно выражает надежды на новый строй, его прогрессистское будущее, на грядущее обновление мира. Крах Атлантиды символизирует уход старой, архаичной, отжившей цивилизации. Он изображён как естественное природное событие, что мягко намекает на попытку легитимации режима, который существовал во время написания повести. Но, кстати сказать, и СССР оказался Атлантидой. Впрочем, развивать мысль о циклах развития любых исторических общностей здесь не буду.

А выживший Акса-Гуам, ставший культурным героем для прото-европейцев, видимо, по замыслу автора, должен изящно символизировать собой идейный и иной экспансионизм нового, невиданного доселе, уклада. Несущего, как говорил, по-моему, один из его апостолов, «подлинное возрождение народов» (цитата неточная).

Не сказать, что «Последний человек...» так уж изящен литературно, даже показался несколько схематичным. Но автор ввёл, в том числе и этим произведением, в русскую литературную традицию такие приём и жанр как псевдо-мифология и альт-история, став тем самым одним из первопроходцев нового течения. И задав определённый минимальный уровень для последующих продолжателей. Плюс, простота общей фабулы и оптимистический посыл воодушевляют читателя. Посему – положительная оценка.

1. Меня более всего в сём романе взволновало открытое и неявное одновременно социально-философское противопоставление ума и силы, Человека и Природы. Первую «стихию» олицетворяет Олег, ученик Старого и Сергеева, способный в математике и технике. Именно он возглавил поход к погибшему «Полюсу» и первым достиг его, именно он сконструировал и собрал воздушный шар, который позволил немногочисленным колонистам вырваться из плена недружелюбной планеты и её жестокой природы. Но ему не верят, Олег – типичный «ботаник», не потрясающий воображение даже собственной матери, которая предаёт его, желая любимой девушке Олега Марьяне счастья с другим.

Другой, собственно и символизирует силу и единение с природой. У этого, Дика, даже имя автором подобрано как созвучное дикости, природности. Он силён и по своему харизматичен. Но Дик – символ приспособления к внешней природе, а не изменения её, следовательно – символ упадка людей, забвения их собственной внутренней природы.

И вроде бы автор, согласно господствующей в то время идеологии должен был бы отдать пальму первенства первому, тому, кто своим умом и волей революционизирует само людское бытие. Но – ан нет! И законы литературной драмы не позволяют, и наверное что-то еще... Хорошо, хоть автор не раз и не два показывает, что сама Марьяна тоже любит Олега.

А как хотелось, чтобы Ум, строгий и иногда серый и незаметный, показал своё полное могущество; что в этом мире не просто «для слабых место есть!», но что именно ум есть главное и прекраснейшее оружие человека и одновременно самое эстетичное явление в мире Человека! Но автор до таких высей не доходит, он слишком желает примирить и ум и силу, потому роман завершается так, как завершается и все вопросы остаются открытыми... Может сам автор не верил в фундаментальные мировоззренческие основы той идеологии, которая вызвала к жизни сам СССР, где творил Можейко? Или автор «снял» с других, с кем общался, подобное неверие?

2. Совершенно странным для меня оказалось сходство «Посёлка» с трудами, куда более поздними из отечественной фантастики. Главный герой, условный интеллектуал и технарь Олег, его антагонист Дик напомнили мне Олега и Мрака из совершенно иной вселенной. Даже один из сюжетов совпадает: если у Никитина герои путешествовали по Мировому Древу, то и у Булычёва-Можейко герои вынуждены спускаться с гигантского дерева, в которое влетел их воздушный шар. Тут вопрос даже не в том, «кто у кого списал», а в ином: может кто напевал одни и те же сюжеты разным авторам?

У многих «эпопей» часто начало получается лучше, чем то, что идёт после, видимо и «Синее пламя» не исключение. Так как довелось сначала прочитать 4 и 3 тома пятитомника, точно могу сказать, что первый опус приключений магического союза точно вышел чётче, чем «Белый огонь» и «Талорис». Ныне почти всем мнятся лавры грандов эпического фэнтези, все запихивают в повествование десятки героев и кучу стран, фокус теряется, а читатель просто утомляется держать в памяти по десять-пятнадцать сюжетных линий разом... Пока этого не произошло и роман не разбухся, читать вполне себе приятно и уютно про приключения Тео, Лавиани и Шэрон на далёких северных островах. Легкая атмосфера недосказанности и ожидания того, что будет дальше, ведёт читателя за собой, а следить за канвой повествования одно удовольствие. Так что, как говорят музыкальные рецензенты, в данном случае, «открывашка» скорее удалась, нежели нет.

В очередной раз убедился, что Пехову неплохо удаются описания земель, территорий, погоды, атмосферы... Когда надо – хорошо прорисованы персонажи, их поведенческие особенности, связанные, с их социальным происхождением и родом занятий. Лёгкий аристократизм барона Мильвио, резкость и угловатость вкупе с цинизмом Лавиани, энергичность и открытость Тео, самоотверженность и забота Шэрон... Но более всего обрадовали описания стылого герцогства, чьё название украсило томик. Холодная и скупая, но красивая в своей суровости земля, чьи картины прямо так и манят в путь навстречу приключениям. Море и горы; дороги, что ложатся под ноги, руины древних городов и мрачноватые таверны на пути – кто из нас не мечтает о подобном?

Судя по всем томикам цикла, явно хуже описаний Пехову удаются мифологические и исторические мотивы. Как ни пытался он разъяснить суть нового мира, всё одно выходит путаница и разобраться с ней с первого раза непросто, ох как. Кто с кем? Кто против кого? Зачем? Картина мира получается плоская и шаблонная: две группы то ли полулюдей, то ли полубогов (асторэ и волшебники), которые бились «за магию» (за власть?), напортачили, благодаря чему случились сколько-то битв и Катаклизм, расколовший единое королевство.

«Вход в задачу» у героев получается несколько искусственный, как мне показалось, шёл каждый по своим делам – и тут бац, всем является одно и тоже чудо-юдо и приказывает явиться в Талорис. А ведь «детективные» интриги, в которые были вписаны Тэо и Лавиани сами ничуть не хуже «задания» от чудища (как они именуются – узнает тот, кто прочтёт), да и смысл «задания» не шибко понятен сходу. Нет, ясно, что разъяснять нам будут это все по ходу «эпопеи», но всё же недоговоренность оставляет осадок.

Главный намёк, естественно, понятен. В мире пробуждаются древние зловещие явления и существа и с этим нужно что-то делать, параллельно штопая те раны и разрывы, что были нанесены миру во времена его древности. Каждый из героев обладает своей тайной, которая должна помочь ему в исполнении «коллективного» замысла.

Конечно, сюжетные клише и натяжки книги, мифологическая схематичность бросаются в глаза чуть ли не с первых глав. Но почитать Пехова вполне можно. «Летос» — хотя бы за атмосферу самой земли Летоса и Большого начала.

Подтверждается: Пехов действительно мастер как выстраивания многолинейных сюжетов, так и баланса между описанием и действием. Историю и мифологию своего мира некогда единого королевства, ныне разделенного на лоскутные части с чертами-отсылками к разным государствам из «реального мира» (Горное герцогство тянет на германские государства Европы или империю Карла Великого, Кариф похож на государство Османов или халифат) автор грамотно вписал в биографии/воспоминания своих героев, как главных, так и второ-третьестепенных. Это несомненный плюс, Пехов таким образом обходит как требования современной беллетристики (пусть фэнтези и считается жанром специфичным и обособленным), так и не дает заскучать читателю, требующему определенного пространственно-временного масштаба.

В «Талорисе» относительно неплохо выписаны и герои. «Мои» персонажи – Дэйт и Мильвио. Пехов неплохо владеет «техникой недосказанности» и читатель, незнакомый с первыми двумя томами цикла (вроде меня) будет заинтригован фигурой Мильвио, например. Так же, как ею заинтригован его спутник Дэйт.

Что касается мировоззренческих элементов «Талориса», то я конечно, не без претензий к Пехову, но тут ограничусь кратким: хорошо, что писатель не ратует за торжество зла и смерти, не впадает в негативизм и нигилизм. А герои его сражаются против порабощения мира и уничтожения людей мэлгами и шауттами. За это большое человеческое спасибо... хотя, кто его знает, чем закончится вся эта история.

8/10*

P.S. Одно жаль: наш кинематограф – то еще «оно», а ведь цикл «Синее пламя» при желании можно было бы очень неплохо экранизировать в добротный фэнтези-сериал. Обилие второстепенных линий и персонажей как раз для таких начинаний.

Занятно, но к третьему тому приключений невров наконец-таки осилил базовую мировоззренческую идею Никитина, по крайней мере так, как я её понимаю. Волхв, дудочник и оборотень не хотят мириться с — назовем её условно «манихейской» — идеей неустранимости зла из мира и природы человека. И все их бесконечные скитания по мифологическо-фэнтезийно-псевдоисторическому миру посвящены этой нескончаемой борьбе, ведь не могут наивные лесные жители смириться с насилием и обманом, царящими в большой Ойкумене.

Где-то в голове у меня всплыло и другое. Вспомнил, как когда-то давно в курсе истории религии прочитал о том, что у восточных славян не сложилось апокалиптического мифа, мифа о конце судеб человечества и мира, подобно библейскому или скандинавскому. Уж не знаю, читал ли подобные вещи автор «Троих», но определенное созвучие имеется. Именно отрицание возможного торжества зла в мире роднит труд Никитина с корневыми воззрениями восточных славян на человека, общество, космос.

Эта мировоззренческая матрица выгодно оттеняет современные творения, где герой или герои обязательно должны быть порочны, от них должно нести тленом и вырождением. Т.е. они должны быть сами сопричастны злу и уничтожению в той или иной мере. Один – алкоголик, другой — наркоман, третий – насилует мужиков или собачек, четвертый — сатанист и несть этому конца и края. Понятно с какой целью пестуют именно такие произведения западные и отечественные издательства, потому отдельное спасибо Никитину за его «наивных» героев.

Жаль, что мировоззренческие дискуссии Олега, Мрака и Таргитая занимают в книге невероятно мало места. Хотя бы по полстраницы на каждые 50 страниц текста – и слава, возможно, у Никитина, была бы другая. Но он погнался, как я уже писал, за «выписыванием» стандарта американского боевика, где, вполне в логике абсурда, герой сносит полмира, чтобы, утопая в крови, таки спасти одного ребенка или там другую половину «мира», которая почему-то всегда совпадала с условной Америкой. Другому канону Никитин тоже верен и путешествия троицы по подземному миру неуловимо напоминают мытарства Фродо и Сэма в Мордоре. Разве, что троица «наша» больше напоминает Труса, Балбеса и Бывалого, чем героев Толкина или железного Арни. А их раблезианские пиршества напомнили мне то, как в своих фильмах гротескно и неправдоподобное выписывал простой люд Ежи Гофман.

Сцена в вирии, где герои встречают равнодушных, отяжелевших от сытости богов, не интересующихся делами обычных людей тоже довольно показательна для мировоззрения Никитина. Все-таки человек рос в стране, воспитанной на марксистских догмах. Можно долго пинать внука раввина за многое, другое дело вычленить верные положения его доктрины. А они в том, что существующее положение дел в социуме зиждется на общественном балансе. Если одни не хотят, а другие не могут – ешьте олигархов и всё остальное. И Никитин действиями своих героев и напоминает, что смена общественного или, если угодно, вселенского баланса в сторону света и добра, от Хаоса к Логосу – лежит через борьбу. И никак иначе. Это положение, выраженное, впрочем, косвенно, тоже весьма оппонирует современным разлитым не только в политике, но и в творчестве постулатам о том, что мы живем в лучшем из миров и история окончена. За это тоже спасибо Никитину.

7/10*

Я долго думал, какой феномен мне напоминают «Трое в песках» и вспомнил: американское массовое кино 1980-90х. Когда читая приключения троицы в летающей башне «Мордюха», вспоминаешь сцены похождений Скайуокера и Ко в первой Звезде Смерти вперемешку с фрагментами из «Индианы Джонса», то невольно улыбаешься, понимая, что попал в точку.

Как я уже писал выше, первая трилогия о волхве, оборотне и дудошнике есть вполне типичный слепок «духа времени», если выражаться несколько пафосно. А если не пафосно, сложно представить, был ли у Никитина другой выбор, кроме как скопировать одну из «западных стилистик». Перумов и вовсе написал первую «монументальную» трилогию в жанре фанфика, слава богу не по фильмам. Все тогда верили, что американщина, воплощенная в боевиках и приключенческих фильмах Спилберга, Лукаса или Кэмерона – венец творения и другого «искусства» нам и не надо.

Иное дело, что обернулось это во втором томе мельтешнёй и суетливостью, когда автор одну боевую сцену бросает, чтобы сменить другой, и так почти до конца. Утомляет, как худшие японские мульфильмы-боевики того же периода, виденные на взятом напрокат видемагнитофоне. Протославянские герои в мире голливудского боевика – неплохо конечно, да мало... К минимуму сведены описания, особенно во второй половине книги, почти нет специально созданных атмосферных моментов, и зря. Нет, мастерство автора все же даёт возможность прочитать все это без зубовного скрежета, но во втором томе трилогии всё же меньше души, если можно так выразиться. Даже у Перумова в «Кольце тьмы» попадались более развернутые размышления героев и неплохие картины изображаемого мира, дающие возможность хотя бы помечтать в мире автора.

Кстати сказать, интригу Гольша (Гольштейна? ;-)) я разгадал с первых же страниц, даже не заглядывая в конец книги. Психология человека – вещь довольно стабильная, так что даже не вспоминая кучу образцов схожей литературы, пришлось сделать единственно верный вывод. Тоже можно считать своеобразным небольшим минусом.

Юрий Никитин словно задался провести читателя по основным мифологическим и историческим вехам древнейшей истории восточных славян и конкретно русского народа. И первый, культовый, роман культовой трилогии справился с этой задачей. В ткань повествования о путешествиях и приключениях Мрака, Олега и Таргитая вплетены сюжеты с полянами, дрыговичами (древлянами?), противостоянии Леса и Степи (Севера и Юга?). Древностью дышит история о добыче цветка папоротника и одолень-травы, а герои рассуждают о Перуне и Роде. Мастерски описана подготовка к ритуалу инициации в поселении троих изгоев. И очень даже мила история про попадание в гости к кудам.

Никитин, как мне показалось, вообще мастер описаний. Он прекрасно вывел характеры своих героев, пользуясь методом «покажи действием», от внешнего к внутреннему (система Станиславского?). «Олег сбросил душегрейку, подставил спину солнцу. Таргитай старательно обсасывал лапки ящерицы, его спина тоже блестела под жгучими лучами...»; «Он беспомощно оглянулся на волхва, но тот сидел бледный, с ужасом скосив глаза на острия копий возле горла»; «Лицо Мрака под песню Таргитая потеряло жестокость, даже шрамы вроде бы разгладились. Губы раздвинулись в довольной усмешке... Улыбка Мрака ширилась, как у кота, что в погребе обнаружил свежий запас рыбы».

Стилистом Никитин тоже может быть вполне себе ничего, если захочет («Зело недобро... Но прощаем, ибо тебе гралась сия древняя песнь... Мы уразумели, что вы наши нащадки, котры угрязли ворогам» — занятное такое смешение старославянского и украинского). Все-таки, советская литературная школа сказывается, не совсем самоучка.

Попадаются у Никитина и отсылки к иным литературным мирам. Те, кто внимательно читали о путешествии Олега и Таргитая через болота упырей не могли не вспомнить приключения Фродо и Сэма в топях, а их спасение на деревьях от тех же упырей напомнило лично мне сцену на деревьях в «Хоббите». Впрочем, тут спасли незадачливых изгоев не орлы от волков, а волк-оборотень – от упырей. Что ж, в соответствии с локальной традицией, так сказать. Ну а уж встреча с потомком казаков Конаном-варваром говорит сама за себя.

Именно эта отсылка к чужим мирам, плюс аллюзии на реальные истоки жанра фэнтези в виде рефлексии героя-волхва Олега об истории и генезисе восточных славян заставили вспомнить подзабытый было термин — постмодернистское фэнтези. Вряд ли стоит считать оригинальную трилогию представителем этого жанра, Никитин вполне серьезен и деконструкцией с иронией не балует, но некий отблеск одного из самых спорных направлений современной литературы у него проскакивает сквозь ткань героического фэнтези с псевдоисторическими мотивами. Интересно, читал ли Никитин в те годы, когда самолично издавал первые два тома «Троих», Сапковского?

Отрадно то, что автор не стал делать своих героев намеренно порочными или демоническими. Мрак, Олег и Тарх конечно не идеальны, но вполне терпимы. Трусоватость Олега и запечная лень Таргитая есть не воспевание порока, как это принято нынче, а просто – человечность... Тут уж автор знал, как сделать своих героев ближе к потенциальным читателям (видимо, неплохо знал молодежь), но полностью на поводу не пошел. В конце концов, не всё ради маркетинга и хвала Никитину за это. Да и герои его взрослеют, мужают в битвах и странствиях, становятся мудрее.

Переходя к главному – идейно-смысловому содержанию трудов Никитина – должен оговориться: именно тут меня ждало легкое разочарование. По крайней мере, поначалу. Ибо герои Никитина, в сходстве с Волкодавом, берутся заниматься устроительством дел мировых, жаждут осчастливить всё человечество. Такой «глобализм» лично меня не радует нисколько. «А мы только из дремучего леса, сразу – спасать сирых да обиженных! Сами о себе не хотят заботиться, а нам ради них класть головы?» — сложно не согласиться с Мраком в сути и радикальности постановки проблемы.

«Счастье для всех, даром...» или тяжкое наследие коммунистической идеологии, которая заставила СССР «в борьбе за мировую справедливость» реализовывать собственный альтерглобалистский проект, во многом за счёт собственного населения? А пёс его знает... Факт в том, что Никитин в первом томе лихо выкрутился из смысловой ловушки, поставленной одним из своих же героев. Его троица борется с извечным врагом будущей (судя по описанию мест и предполагаемому времени действия) древней Руси – кочевниками. Тем самым сообщая определенный патриотический посыл, что уже гораздо лучше, чем набившее оскомину «а как же мировая справедливость?» и прочее в том же духе. Замаскировать патриотизм под «глобализм» ещё суметь нужно.

А если подытоживать, то «Трое...» это такое русско-славянское «Здравствуй!» миру большого фэнтези, получившееся ощутимо лучше, чем серия «Волкодав» Семеновой. Да и просто – миру, ведь в начале девяностых все мы, несмотря на жутковатое настоящее, верили в лучшее будущее. Простой русский человек узнавал мир, выйдя из «леса» СССР надеясь, в чём и было своеобразное очарование того жестокого времени. В каком-то смысле «Троих из леса» тоже можно считать «памятником» 90-м, хотя и замеченным уж очень в узких кругах. Никитин следовал канону жанра, и выйдя из леса, герои окончательно поняли, что жизнь – борьба, а не почивание на лаврах. России и её народу тоже пришлось вспомнить данную истину. «Человек бессмертен, лишь пока меняет мир», поётся в одной песне по мотивам разбираемого произведения. Хочется верить, что как и троица невров, мы возмужаем и станем крепче, умнее в испытаниях, что длятся уже три десятка лет.

8,5/10*

Первое впечатление, которое вспоминается от прочтения этой повести – шедевральные описания природы северной Африки и Красного моря. Вода Великой дуги, кораллы, заливы, фауна этих мест... И невероятное Солнце, заливающее своим светом, теплом такой безжалостный и такой прекрасный мир тысячелетней Та-Кем, страну Баурджеда и его соратников...

Эффект погружения – невероятный! По степени реалистичности некоторые образцы прозы Ефремова могут посоревноваться с кино. Словесное мастерство автора таково, что читателю становится теплее, когда он читает описания этой волшебной природы. Был за окном стылый ноябрьский день, но открыта книга Ефремова — и ты вырвался на морские просторы под палящим солнцем тропиков. Умение искусственно, силой воображения поместить себя в описываемый мир, а затем передать это же ощущение читателю дорогого стоит и в «Баурджеде» Иван Антонович даёт мастер-класс всем авторам подобного жанра.

Смысл подобного описания прост: эффект присутствия даёт возможность прикоснуться к неизведанному и таинственному. Атмосфера тайны, загадки, чего-то совершенного нового для человеческого бытия неотъемлема для большинства произведений Ефремова. Ефремов — словно посланник от наших далёких славянских предков, всё ещё хранящий благоговение перед всем чудесным...

Другое впечатление от «Путешествия Баурджеда» лежит далеко от экзальтированного воспевания необычных и далеких земель. С первых же страниц Ефремов рисует суть и технологию власти, борьбу элит на историческом материале казалось бы безумно далекой цивилизации. Мне, как человеку, близкому к политике, было приятно встретить единомышленника там, где и не ждал. Писатель на примере Древнего Египта показал универсальные законы борьбы за власть, которые мало изменились за несколько тысяч лет. Недаром на истфаке, где я учился, одна из преподавательниц, Мария Петровна Лаптева не раз задавала вопрос в ходе курса истории стран Востока: «Экономика эволюционирует в ходе технологического развития человечества. Эволюционирует ли политика?» Тот, кто прочтёт главу «Завещание Джосера», вероятно, узнает ответ на этот вопрос. Не стоит думать, что это относится только к эпохе древности или временам борьбы среди наследников товарища Сталина.

Из всего цикла о венне из рода Псовых читать по моему совершенно нескромному мнению можно и стоит только две вещи: сам роман «Волкодав» и «Истовик-камень». Второй роман сжат, напряжен, насыщен спёртым воздухом рудников, своеобразным психологизмом борьбы и дружбы в кандалах, пусть и довольно простым. В нем сквозит завуалированная отсылка не только к древним славянам, но и к временам более близким, хотя Семенова не стала проводить слишком явных параллелей, ограничившись предельно общим намёком. Концентрированным получился «Истовик-камень». Так, как и должно быть.

«Волкодав» в свою очередь получился единственным романом серии до выхода «Истовика», который не скучно читать. Интрига закручена, динамика есть. Есть отсылки к жанру русской сказки, былины. Неплохи описания сражений, приключений, они более-менее упорядочены, логика событий в голове при прочтении укладывается. Относительно понятен мотив главного героя, хотя с этим мотивом я еще ниже разберусь. Просто волшебны флэшбэки венна, дающие вторую линию повествованию, придающие дополнительный нерв, эмоциональный объем тексту, рисующие внутренний мир героя.

Элементы славянской культуры и мифологии показаны... хотя даже я, чуть подкованный в этом вопросе, не назвал бы их таким уж выпирающими, смыслообразующими. Основное впечатление в том, что похоже славянская стилистика – это такое обрамление сюжета, важная – но деталь. А сам сюжет и главный герой только и нужны Семёновой для разворачивания собственного мировоззрения.

Её Волкодав – вроде бы и варвар, да только какой-то извечно рефлексирующий, вечно сам перед самим собой и всем миром виноватый. Убивает – кается в душе, сокрушается об убитых и искалеченных, обиженных, морализирует сам о собственных поступках – и вновь убивает. Внутренний конфликт героя, как же без него — скажете вы. Верно, да только вот неизящно он подан, смертельно нудно описаны душевные терзания варвара. Слава богам, в первом томе их ещё не так много. И — да, как ни крути, избитый это приём. Язык у Семеновой тоже не самый яркий, часто угрюмо-исподлобный, особенно интонация.

Что касается общего мотива Волкодава, то он получается весьма незатейлив – борьба за эдакую всеобщую правду, обличение и борьба против неправды. И здесь оказывается окончательно, что Волкодав – носитель комплекса жертвы. У него убили родителей и разорили родное селение, но в душе он не мститель, а совсем наоборот. Он почему-то оказывается человеком без Родины (хотя земля веннов не уничтожена полностью), скитается по разным землям и спасает «милых и несчастных» аррантов, халисунцев, нардарцев и не пойми кого там ещё. Даже месть за годы в рудниках слагается у него по принципу жертвы: погибнуть ради блага других.

Желая того или нет, Семенова выписала в своем герое своеобразный психотип современного русского человека, который и у себя-то на родине себя часто чувствует лишним и ненужным. Нам всем, по крайней мере, росшим в СССР, не раз и не два внушали, что наша миссия – нести благо другим народам, «указать путь» и прочая, прочая. Этому идейному нарративу куда больше лет, чем СССР, в иной форме он взращивался еще царскими идеологами и частью русской интеллигенции. Но вот он выплыл в куда более четком виде в фэнтези. Снова, получается, по Семеновой, русский человек – не для себя? Это ещё я не упомянул всяческие феминистские, экуменистские (венн – язычник, да только у него почти все боги — хорошие), мультикультуралистские идеологические интервенции в текстах цикла. Так что для меня абсолютно неудивительно, что именно Семенову подняли на щит в либеральной России девяностых.

Но всё же главные недостатки этого многотомника лежат сугубо в литературной плоскости. Нудно, вязко, неинтересно, если в трёх словах. Будто сама не верила тому, что пишет, не чувствовала героя. Хотя первому «Волкодаву» — «да». С пометкой: в славянской фэнтези есть авторы и герои точно получше. Первые не всегда «самые-самые».

Первый том хроник Хьёрварда прочитал после «Кольца тьмы», надеясь на такую же магическую атмосферу. Увы, ожидания были обмануты. Натужное, на 600 страниц, описание битв и заклинаний безумно утомило, да так, что спустя 18 лет ощущение «продирания» сквозь текст припоминается вполне себе неплохо.

Капитан Уртханг создал неплохой мир, но изложение действий, мотивов героев сводится к плоскому протесту против Молодых богов. Ну, месть там и прочее. «За нашу и вашу свободу?» – как-то подумалось мне с иронией. Не заморачивался тогда мировоззренческими вопросами автор. Клишированные заимствования из скандинавской и греческой мифологий, где просто иным героям переставили знак с плюса на минус, выдают нормальный подростковый псевдоницшеанский «бунт», который и стал нехитрой смысловой основой «Гибели богов».

Не порадовали также абстрактные описания разных магических и потусторонних явлений. Позже читал интервью Перумова, где он как биофизик взахлёб рассказывал — и интересно — про разные физические явления, ставшие прототипами Неназываемого и прочих феноменов Упорядоченного. Вот если бы он так нарисовал их в книге! Ан нет.

Единственное теплое ощущение от этого всего — линия Хрофта и своеобразная отсылка к Старшей Эдде, которая выдала главное о раннем Перумове: у него удавалось хорошо писать фанфики, работать в уже созданных и проработанных мирах. Что ж, скинем неудачу (которую автор честно признал сам в одном из интервью) «Гибели богов» на начальный этап творчества. Из «Хроник Хьёрварда» нормально можно читать только «Землю без радости», но уже «Алмазный меч...» показал рост литературного мастерства на полпорядка.

Этот автор явно имеет определенный литературный талант, как в части построения многолинейных сюжетов, так и относительно словесно-стилистического мастерства. Благодаря чему вымышленный мир у Пехова висит в воздухе словно некая реальность. Он умеет словом создавать атмосферу; читатель попадает в целостную, живую магическую вселенную. Для меня это – главное.

Несколько линий повествования «Синего пламени», несколько стран, со своей культурной и географической спецификой... Более всего мне «глянулся» Фихшейз со своими соседями. Они выглядят словно реальный слепок со средневековой матушки-Европы, таинственной и красивой.

И горстка героев, идущих по запретным землям, дабы отвратить ожившее проклятье от окончательного порабощения земель бывшего Единого королевства. Мильвио и Дэйт, Лавиани, Шерон, Тэо и Бланка – что они могут противопоставить слугам Вэйрэна, приспешникам Шестерых, наемникам Ночного клана? Лишь смелость, стойкость и готовность сражаться плечом к плечу. Ведь даже магия – только подспорье...

Справедливости ради могу сказать, что характеры героев выписаны похуже, чем особенности стран и местностей, второстепенные персонажи вроде Эйрисла Рито, Пелла или старухи Катрин получились у Пехова чуть более четкими. Может быть, такое впечатление оттого, что не читал первых романов цикла, начал с «Белого пламени».

Читать — рекомендуется. 7,5/10.

Рассказ о возрождении человека вернувшегося из ада войны, о любви, о той жизненной силе, что пронизывает каждого из нас. Ефремов, понятно, не стал расписывать, что это за сила, дав объяснение в соответствии с господствующей идеологией.

«Обсерватория Нур-и-дешт» ценна тем, что в кратком произведении рельефно выражено витальное, светлое мироощущение Ефремова, что так выгодно отличает его от многих писателей: как современных ему, так и нынешних чернушников.

А тем, кто ищет жанровой, стилистической или тем паче идеологической «ортодоксии» – не сюда. «Обсерватория», кстати, весьма демократична, рассказ неплохо подходит для введения неподготовленного читателя как в остальные произведения Ефремова, так и в мир книжной научной фантастики в целом. Произведение словно таит в себе дальний отблеск то ли сказки, то ли таинственно-мистической истории, которая воплощается во вполне современной создателю реальности. Отсюда и магия.