сабж

Вот надо было мужа послушать и читать трилогию про Валленштейна, но мне втемяшилось освоить именно "шиллеровскую классику", наиболее знаменитую и растиражированную его трагедию. Поначалу я просто изумлялась, мягко скажем, наивности повествования, а под конец уже смеялась в голос. Можно сказать, что это одновременно удачная и неудачная пародия на Шекспира. Удачная — потому, что все толкие, драматичные и кровавые моменты, какие бывают у Шекпира, здесь гипертрофированы до абсурда, смерть, предательство, отцеубийство, братоубийство, пафос-пафос-пафос! Неудачная — потому, что все это могло бы быть хотя бы смешно, но не смешно. Надо заметить себе этот момент и больше не припадать к "штурм-унд-дрангу", если он весь такой. Видимо, после 15 лет современному человеку это уже не катит. Хотя в целом я могу понять, что в этом находили и находят читатели и зрители. В хорошей постановке пьеса может быть терпимой — если укоротить диалоги и добавить слегка юмора в образ брата. Но в тексте столько пафоса пережить просто невозможно, не говоря уж про эту бессмысленную и беспощадную концовку. Самое обидное, что убийство девицы и старика, в общем-то, не преследует никаких логических целей, кроме как произвести впечатление на читателя. По крайней мере, для меня оно никак не вытекает из обстоятельств и того, что мы знаем о Карле Мооре — но видимо, Шиллер решил если уж положить, то всех. Что, в общем, придает некоторый дополнительный комизм, будто монологов псевдоположительных героев было мало.

После прекрасной, умной и точной "Тридцатилетней войны" я не столько разочаровалась, сколько удивилась. Я понимаю, конечно, что писатели растут и Шиллер не исключение, но чтобы настолько.

Я плохо знаю историю Тридцатилетней войны, и из школы помнила только про Пражскую дефенестрацию, да и то запямятовала, что жертвы упали на кучу навоза и отделались легким испугом. "Программый" труд Шиллера очень хорош в плане восполнения таких лакун в образовании — потому что в отличие от "школьного" подхода, он дает широкую картину эпохи, описывая ситуацию на момент начала войны, ее причины, характеризуя действующих лиц.

В целом — это очень поучительное сочинение, конечно, когда за время войны меняются поколения, и те, кто все это затевал, уже давно в земле, но дело их живет — и их потомки продолжают биться, но уже совсем с другими целями. Не говоря уж о том, насколько, судя по всему, меняется психология тех, кто во время этой войны вырос.

Шиллер очень интересно пишет, и очень ясно, несмотря на то, что окинуть взглядом всю обширную и разнозненную политическую карту тогдашней Европы очень непросто — слишком много мелких разнонаправленных сил. И если Тридцатилетняя война начинается как война между католиками и протестантами, то продолжается она уже больше как феодальная междоусобица немецких мелких правителей, а заканчивается так и вовсе борьбой Франции и императора Св. Римской Империи за изменение расстановки политических сил. Католическая Франция в лице сначала Ришелье, а потом Мазарини прекрасно объединяется с протестантской Швецией в лице Оксеншерны, чтобы вместе с ними бороться с католическим императором — а папа, глядя, чего войска того же императора натворили в Мантуе, тихо молится на успех протестантов. Про всяких немецких курфюрстов с непроизносимыми фамилиями и говорить нечего — их куда больше интересует не вера, а в какую сторону дует ветер и на чьей стороне военное счастье, кажется. Некоторые ловкачи усмевают менять сторону (и веру) по несколько раз, некоторые — вполне комфортно себя чувствуют на стороне чужой, формально, веры — в целом те, кто на уровне государств руководит войной, проявляют изрядную веротерпимость.

С учетом длительности войны за время действие сменяется довольно длинный ряд ключевых действующих лиц, которые "двигают сюжет". Наиболее яркие и интересные, безусловно, шведский король Густав Адольф и полководец имератора герцог Валленштейн.

Шиллер очень любит Густава Адольфа и, кажется, изрядно идеализирует его — в его изображении это такой очень романтический персонаж, рыцарь без страха и упрека, хороший и любимый народом и войсками правительно, отличный полководец и образец всяческих личных добродетелей типа набожности, скромности и милосердия. Уж не знаю, насколько правдив такой взгляд, но Густав Адольф — редкий образец пассионария. Зачем переться через море из своей Швеции спасать протестантов Германии, и не просто спасать, а так, что вся Св. Римская империя от этого чуть не развалилась, положить на это много лет, свою жизнь и отчасти шведскую экономику. А после его смерти шведы еще продолжали Х лет все это разгребать, потому что нельзя ж было просто так взять и уплыть обратно.

Валленштейн персонально фигура более интересная, мне кажется, хотя исторически, может, и менее значительная. Хитрый, талантливый, самовблюбленный, с ярко видным по Шиллеру комплексом Наполеона — за счет своих побед и полного контроля над огромнейшей армией императора он был гораздо могущественнее любого из локальных немецких курфюрстов и корольков — но император все еще мог (и сделал) отобрать у него все это одним мановением руки. И если Густав Адольф сражался, прежде всего, за других и за идею, то Валленштейн — прежде всего за себя самого. С человеческой точки зрения Валленштейн очень хорош и понятен, и из него вышел бы отличный герой для Шекспира (впрочем, надо одноименные драмы самого Шиллера почитать). Из них двоих я, пожалуй, болею за Валленштейна.

Про императора, который хоть и затеял войну, в отличие от Густава Адольфа и Валленштейна сложно что-то сказать. Шиллер характеризует его как человека неплохого, но слишком мягкотелого, чтобы решительными движениями либо остановить, либо выиграть войну, к тому же слишком зависимого от своих полководцев. Про остальных тем более сложно что-то общее сказать, учитывая, какое количество народа и с какой скоростью проходит по театру военных действий.

Меня больше удивляет, как вообще Европа это все выдержала, учитывая, что каждое войско грабит и разоряет округу, сжигает посевы, чуть ли не уничтожает города. А между тем Европа 30 лет кормила эти орды — к примеру, шведы вели свои военные действия на континенте не за счет Швеции, а за счет Германии. Но, видимо, запас прочности был большой, хотя, особенно под конец войны, актуальной причиной отхода армий и поражений становилось то, что войскам нечего есть в этой местности.

Жаль, что Шиллер не пишет отдельно про Вестфальский мир — но, наверное, он резонно замечает, что об этом можно написать еще одну книгу. Как же историю войны это сочинение можно всячески рекомендовать.