В Петербурге есть известное всем читающим гражданам место, легендарный книжный рынок под названием «Крупа», расположенный, как нетрудно догадаться, в ДК им. Крупской, где до сих пор продают книги — не по «издательским» ценам, но дешевле, чем в сетевых магазинах. Колорит его ничуть не изменился с 00-х, когда я побывал там впервые — всё тот же лабиринт застеленных линолеумом проходов между заставленными книгами и — да, да! — DVD и MPEG-4 дисками (!) лотками. Конечно, ныне преобладают учебники, поредели ряды букинистов, но так или иначе, место сие пока существует и пойдёт на дно, видимо, только вместе со всей торговлей бумажными носителями подобно забытому в трюме седому полубезумному боцману, на коего изрядно смахивают некоторые из сидящих там десятилетиями продавцов.

Я хожу туда не часто, быть может, раз в три-четыре года. Но если оказываюсь поблизости, то считаю долгом пересечь первый зал, свернуть, спуститься во второй, пересечь и его, но уже в ином направлении, миновать пару железных, доживших с 90-х, дверей, и проникнуть во внутренний двор, где между продажей каких-то пончиков и закутком с мётлами, напротив завешенных на зиму летних лотков приткнулся павильончик с неброской надписью «Фантастика». Тут работает человек, который разбирается в фантастике лучше, чем кто бы то ни был. Убеждён, что на фантлабе найдётся немало людей, которые когда-то покупали у него книги. Его советы никогда не бывают дурными, он высокий профессионал своего дела. Я сам посвятил много лет торговле книгами и знаю, о чём говорю. Благодаря этому человеку я не раз обнаруживал себя замёрзшим на скамейке в темноте, просто присев «на минутку» поглядеть, что же такое он посоветовал на этот раз.

Хороший совет стоит денег. С этой мыслью я отворил дверь, которую не открывал уже несколько лет, и не удивился, когда мне навстречу поднялся тот самый человек. После продолжительного обсуждения, ровно настолько, чтобы стать даже несколько обременительным, ибо я не желал отнимать его время в конце рабочего дня, я купил то, за чем пришёл, и то, что мне посоветовали. Этой книгой стал первый том трилогии «Хроники нетёсаного трона» некоего Брайана Стейвли под названием «Клинки императора».

Вскоре после покупки я как-то очень удачно заболел, благодаря чему прочёл роман за два дня. Ну как «благодаря»... не только тому, конечно, что у меня появилось много времени валяться на диване, но и потому, что книга эта, как и любая по-настоящему хорошая книга, читала себя сама. Мне оставалось только вовремя переворачивать странички.

Кажется, нет более мёртвого жанра, чем фэнтези. У нас был Роберт Говард, создавший канонические стереотипы фэнтези героического, были Толкиен со продолжателями, реализовавшие, казалось, все нюансы фэнтези эпического, у нас был Мартин, задавший тон фэнтези псевдосредневекового и, вместе с Куком, «тёмного», канон которого довёл до абсолюта Аберкромби. Были всевозможные переработки мифов и сказок, от Сапковского до Семёновой, от крафтового Лавкрафта до постмодернистского Геймана. Были мастерские адаптации настольных игр и игр компьютерных. Было религиозное фэнтези от Льюиса, антирелигиозное от Логинова и пост-религиозное от Бэккера. Было фэнтези славянское, африканское и монгольское. Было всё! Разве можно пошутить шутку, которой не было у Пратчетта, придумать приключение для группы друзей не как в Dragonlance, создать бога не как у Муркока, сделать санта-барбару хлеще перумовской?..

Крайне сомневаюсь. Забегая вперёд, могу сказать, что Брайану Стейвли этого не удалось, но ему удалось кое-что большее.

Фэнтези обречено перепевать вечный набор сюжетов в ещё более ограниченном наборе декораций, где вся разница заключается в именах героев и контурах стран, но, наверное, не в этом его главная задача.  Хорошая книга в жанре «фэнтези» — это кресло-качалка с пледом, чаем (грогом, пивом, кофем, элберетовкой) и камином, эдаким комфортным аналогом телефонной будки Доктора Кто, уносящим читателя далеко-предалеко из постылого мира эффективных менеджеров, сетевого маркетинга, книжных распродаж, президентов, политики, телевизора, интернета, напряжённости, цен на топливо, нефтерозливов, баттл-реперов и Бог знает чего ещё... сдвигающим ширму реальности, за которой дверь в иной, безконечно более приземлённый, домашний, родной мир, мир, где можно крепко стоять на ногах, где золотая монета в кошельке и верный посох в руках, мир, где читатель вместе с героями отправляется в путь, зачастую даже не захватив такую необходимую вещь, как носовой платок. Мир, в который можно войти и повторить вслед за Сэмом «Ну вот я и дома».

И вот такую книгу Брайану Стейвли, безусловно, написать удалось. В романе нет ровным счётом ничего нового, но в нём замечательно смешаны в необходимых пропорциях все нужные ингредиенты старого: эдакая разогнанная примерно на четверть трилогия Уильямса, приправленная самой капелькой аберкромбиевщины (без фанатизма!) и присыпанная шармом «Колеса времён» той поры, когда Джордану ещё не осточертело собственное слоноподобное дитя. Автор не скупится на ружья, твисты и клиффхенгеры, всё стреляет когда надо, а, дочитав главу, невозможно сразу же не начать следующую, пока коварный рассказчик тасует места действия с арлекинской сноровкой. Добротные персонажи, чуточка юмора — самую малость, дабы читатель не чувствовал себя на шоу «стенд-ап», жестокость без ставшей в последние годы модной расчленёнки и откровенной грязи, и, главное, обрисованный скупыми штрихами (кажется, большей части упомянутых в тексте названий даже нет на карте) мир, благодаря этому словно покрытый белыми пятнами, которые хочется закрасить самому, и желательно поскорее.

Я ещё не знаю, чем всё завершится, и не узнаю, пока не куплю оставшиеся тома, но с уверенностью могу сказать одно: слухи о смерти фэнтези сильно преувеличены! =)

Вот и завершилась дорога длиной в 12 лет.

Трансмет мне показала подружка, с которой мы познакомились на вписке, а через две недели умотали в Малайзию по панк-путёвке: быстро, дёшево и небезопасно. Она тогда вообще много чего показала. Кое-что не издано до сих пор (и, вероятно, не будет). Подружка давно уж где-то в ЮА, а я тут, и Трансмет — со мной. Так что, помимо всего, этот комикс для меня ещё и личное тёплое воспоминание.

Трансмет — это про ожидание. С первых же спрайтов я понял, что ЭТО буду читать только с бумаги. Никаких жалких цифровых суррогатов — только хардкавер и запах типографской краски. Надеялся и верил. Помню ещё, как продавцы в одной лавке уверяли меня, что «трансмет не издадут никогда» (скорчить рожицу покривше). Что ж, в одном они не ошиблись — его и правда долго мурыжили. Кажется, первый том вышел спустя чуть ли не два года после анонса — но он вышел. Фундаментальный, вредный и жёсткий, как и его заглавный герой. Я дождался своего Спайдера.

Трансмет — это про любовь. Уоррена Эллиса вообще тяжело назвать романтиком, все его вещи оставляют мало надежды и веры не то, что в лучшее, а вообще во что-то. Очень нигилистический товарищ. Ну Трансмет для него стал, как мне кажется, чем-то большим, чем тривиальный магнум опус; работой сродни первому поцелую. Несомненно, это тот комикс, тот роман (графический (тм), который вдохновил кучу народу на журналистику, и пускай он не соответствует истине ни на грош и любому современному читателю покажется полным смешных натяжек и глупых пианин. Стоит, как обычно, абстрагироваться от своего (без)ценного жизненного опыта, чтобы понять и принять — несовершенство и делает Трансмет уникальным. Если и срывать покровы, то только так — со злобной (и наивной!) ухмылкой, отдавая всего себя без остатка, харкая кровью и никотиновой жёлтой слизью на топчущие твоё тело ботинки псов «режима» (тм). И только так, наверное, получится хотя бы чуточку отогнуть нависший неба купол. Это воздушный поцелуй совсем молодого Уоррена Эллиса, которым тот признаётся: всё можно исправить. Не вина Эллиса, что поцелуй этот обжигает. Так надо.

Трансмет — это про информацию. Клубящийся абсурд и бред слагается в визионерскую картину нашей реальности. Наверное, сегодня Трансмет особенно актуален. Наверное, он был актуален всегда, начиная с тех времён, когда клиенты закидывали на форуме каменьями Гракхов, но в нашу изнасилованную информацией, захлёбывающуюуся ею, рвущую души каждодневным адским диаскопом — в нашу эпоху Трансмет становится новой Библией, где первой заповедью станет «не убоись».

Трансмет — это не про сюжет. И даже не про персонажей. Про персонажа — несомненно, но только про него. Такого человека как Спайдер, невозможно не полюбить — пока вы не встречаете его в реальности, где он незамедлительно обливает вас презрением, а если сочтёт нужным выделить минутку, то черкнёт пару абзацев, в которых так чётко обозначит все причины, почему вы недостойный жизни кусок говна, что останется только вскрыться (запрещено на территории РФ). Ненавижу таких людей. Они слишком легко ходят по машинам и головам.

И, наконец, Трансмет — это про город. Думаю, Город — единственный настоящий герой романа, даже Спайдер Иерусалим скромно отступает на задний план, становится крохой, когда снова и снова на разворотах врываются в ваши глаза сотни, тысячи удивительных жителей удивительного города, нашедших самые невообразимые способы самовыражения, похожих друг на друга, составляющих пресловутое кинговское «лицо толпы» — вечно кривляющееся, шумящее, переменчивое. Сводящее с ума. Вы его крошечный его фрагмент со всеми своими прибамбасами, блеск в углу его глаза, крохотный баребух, торчащий на волосине между его булок. Вы где-то здесь, среди вывесок, голубей, крыс, мусора, машин, трупов, рекламы, рекламы, дыма, пара, дикарей, призраков, наркотиков, зеркал, мечт, отчаяний, надежд, смеха и слёз, вертолётов, небоскрёбов, танцев, зон, переулков, какой-то вообще непредставимой дряни, среди всего!! нет лишь, как и всегда, лекарства от необоримой пустоты.

В одном из стрипов 4-го тома Иерусалим

стоит и пытается запечатлеть в памяти всего лишь миг покоя в городском парке. Думаю, Уоррен Эллис сумел — наверное, единственный из известных мне людей — действительно пропустить сквозь себя все города мира и создать свой, единственный, и неповторимый — Город. Трансметрополитен.

Изначально я просто хотел выставить рассказу средне-высокую оценку и забыть о нём. Однако было время подумать, и я решил поразмышлять, почему ладный и крепкий рассказ вызвал скорее отторжение.

На первый взгляд всё ясно. Слабая, комковатая концовка и, что ещё хуже, бравурно-слабая, пафосно-слабая, приторно-сладкая. Такие концовки хуже всего. Знаю, многим не нравятся открытые концовки, но даже она лучше, чем вот такое завершение.

Однако диавол, как обычно, сами знаете в чём. И я подумал: а ведь это произведение о двух душевнобольных людях. Неопасно больных, но социально покалеченных. И если с девочкой Юкой всё ясно – типичная зоошиза, для которой кисоньки-собаченьки стали главнее и важнее людей (тут вместо кисонек зомби, но это не особо важно), которая ради своих питомцев способна убить настоящего живого человека (вспомним, как хладнокровно она наставляет оружие на решившего помочь незнакомца), то с Андреичем всё куда хуже.

Вдумайтесь: в этом мире родственнику можно подарить как бы «вторую жизнь», когда иньекция биопрепарата после смерти сделает из него лысака, по сути, зомби. Именно эту операцию проворачивают со своим умершим сыном Андреич и его супруга. Но что же получается? Неужели люди готовы поддерживать, да ещё изо всех сил, такое жалкое существование? Ведь лысаки почти не говорят, они не могут даже считать, чтобы их всопитывать, надо бить током. Это – не люди! Это живые мертвецы! А ведь их мыслительные процессы, как мы знаем из рассказа, изучены недостаточно. А вдруг в этом искалеченном теле остаётся теплиться искорка подлинной человеческой личности, души? Какими надо быть эгоистами, чтобы даже просто подвергнуть риску такого заточения своего ребёнка, свою кровиночку? И какими нужно быть безчувственными чудовищами, чтобы променять нежные воспоминания о любимом человеке на ежедневно преследующую вас злую карикатуру, даже внешне жестоко искажённую, словно в зеркале троллей? Известно, что люди, терявшие близких после тяжёлых продолжительных болезней, позже годами страдают из-за того, что все самые яркие их воспоминания связаны с уходом, муками и страхом неминуемой смерти, что в их памяти светлый любимый образ поневоле – поневоле! – затмевается гибельной мукой. А здесь люди творят это над собой по собственной воле!

И вот в такое я должен поверить, такому должен сопереживать? Да в своём ли вы уме?!

…

Думаю, автор и вовсе не хотел такого сказать своим рассказом. Думаю, это просто мои мысли. Но, как мы помним, автор мёртв. Так же, как мёртв учёный Луцкий, как мертвы охранники, выполнявшие свою работу.

А на оценке рассуждение сие, конечно, не отразится. Крепкий рассказ, но со слитой концовкой.

ПС: кроме того, всё это достаточно тривиально – страдающие очеловеченные зомби. Я сейчас даже не касаюсь странного, предлагаемого автором мироустройства (о котором в рассказе прочёл бы с куда большим интересом, нежели о переживаниях двух безумцев). Я о том, что на этот раз одноногая собачка оказалась ещё и мёртвой.

И не покидает меня образ из рассказа Владимира Сорокина «Падёж», где в таких же стойлах содержались писатели, поэты и художники, расчеловеченные до скотского состояния и писавшие стихи (которые Сорокин позже тоже извратил). Вот это страшный и сильный образ. У вас – нет.

В этом рассказе лично мне не хватило сюжета. По сути, это обрамлённая антуражем объяснялка с открытым концом. Попробую объяснить: я не против безсюжеток как таковых, даже напротив, скорее за, но только при условии, что у вас есть нечто, способное сюжет заменить: яркие персонажи, юмор, атмосфера, сеттинг, какая-то мета... здесь ничего такого особо нет, кроме атмосферы, а этого маловато.

Читал в пути, поэтому ничего не выписывал, но и не хотелось, текст показался чистым. Немного тяготило изобилие технико-математических терминов. Дума., одна из задач писателя фантастики состоит в том, чтобы просто говорить о сложных технически вещах, подобно тому, например, как оживляет суконный текст протоколов хороший писатель-криминалист. Но в целом для рассказа это не критично, быстро вчитываешься.

На самом деле мне понравилось, несмотря на то, что автор толком даже не порассуждал о поставленной и всегда актуальной дилемме: что есть разум, что есть человек и можно ли считать машину личностью? Все эти вопросы далеки от разрешения, и можно было уделить больше внимания непосредственно полемике, а не чувствам.

В целом, однако, рассказ мне понравился. Было интересно узнать, чем же всё завершится, и сырая (не открытая — нет дилеммы или выбора!) концовка, даже, немного расстроила: как же так, автор? Но всё искупает светлый флёр красивой и немного грустной истории.

Выбирать топ на этом конкурсе будет очень трудно.

Несколько мелочей (их куда больше, выбрал навскидку)

Очень сомнительное утверждение. Конечно, есть наблюдение и вовсе выходящее из ряда вон, как правило, засады: в грязи, под дождём, лёжа в каких-нибудь обоссанных кустах у места убийства, где нельзя ни чихнуть, ни покурить, ни отойти пописать. Но и просто торчать по 12 часов в машине, когда тебе уже за 30, у тебя лишний вес, недосып, гастрит, когда рядом сидит и пердит напарник, который может раздражать, а вам вместе сутками напролёт сидеть – та ещё радость. Читать нельзя, в телефон сидеть нельзя, спать посменно на заднем сиденье, из еды вредный фастфуд… очень легко)

Как велик и богат русский язык!

Без комментариев. И да, оправлять за ухо нельзя

Никогда библиофил, у которого «однушка, забитая книгами», не станет так варварски поступать с книгой.

Неплохо намётан глаз у простого библиотекаря на пенсии.

Судя по оформлению, сказал он это отнюдь не про себя, а вслух.

Во вложении также картинка, которая иллюстрирует вопрос: зачем каждое новое предложение превращать в абзац? Выглядит и читается неприятно, дробно. Рассказ похож на звонок менеджера из колл-центра, который частит в страхе, что абонент в любой момент нажмёт отбой и прервёт беседу, не понимая, что именно от его-то скороговорки и возникает неприязнь.

Вместе с тем отмечу толковый сюжет и неожиданный финальный твист, сравнительно редкий вариант убийства дракона. Автор уделил внимание деталям, постарался придать событиям достоверность. Вменяемые диалоги (вообще отмечу, что на конкурсе очень выросло мастерство написания бесед).

Однако поставить оценку выше средней мешают многочисленные ляпы наподобие приведённых выше, которые мешают воспринимать историю всерьёз. Также хочется отметить, что рассказчик из ГГ никакой, истории очень скучно поданы.

Что напомнило: да как-то и ничего. Как верно кто-то подметил, присыпанный нафталином рассказ, который спасает концовка. Хорошо, что ГГ умер человеком

ПС: пикчу в отзыв не вставить, поэтому продублировал его в тему уконкурса

Крайне неряшливо написанный оммаж Уильяму Гибсону, изобилующий пунктуационными и даже местами орфографическими ошибками. Сделаю вид, что это опечатки. С другой стороны, текст напичкан многоточиями, да и вообще заполнен водой, словно дешёвое мясо. Кажется, первый рассказ на конкурсе, из которого можно выбросить треть — и ничего не поменяется, только станет лучше. Объём рассказа — 34998 знаков с пробелами — как бы намекает, что текст изо всех сил впихивали в заданный объём, словно дебелая красотка телеса в корсет, но бочки всё равно свисают.

История более-менее стройная, но Мери Сью в роли главной героини вызывает скорее раздражение своим пафосом и всезнайством. Не скажу, что это плохой рассказ. Тут и удачный сеттинг, и, как уже говорил, адекватно изложенная история, приемлемые разговоры. Худо-бедно даже можно уловить настроение, атмосферу — важнейший элемент таких рассказов. И, тем не менее, мне не хватило достоверности. Рассказ выглядит, словно мимолётный сон, который забёдется примерно к обеду.

Что напомнило: рассказы Уильяма Гибсона, офк

Простенькая история без особого смысла, но с несомненными достоинствами – счастливый конец, немного притянутый за уши, но, по большому счёту, логичный и достоверный. В надлежащем эмоциональном состоянии может и растрогать. Язык обычный, без красивостей, умеренный, ровный. Приятная композиция рассказа, тоже несложная, и приятная именно в своей несложности. Особой слезодавилки не увидел. Удачное запоминающееся и обращающее на себя название.

Ну, ход с машиной и пьяным водителем, конечно, мегазибит, но замени его на что-то другое – ткань произведения не потрадает. Главное – сюжет, идея – останутся.

Но вообще, конечно, тест мне показался поверхностным, излишне общим. Возможно, для сочувствия героям мне, как читателю, нужно было нечто большее, чем скупая сцена расставания, к тому же написанная, имхо, тоже словно вскользь. Все эти разговоры обычно не такие короткие и полны эмоций, а тут всё достаточно кинематографично)

Самое интересное в рассказе – это отсылка к Стругацким. При этом смысл высказывания в повести АБС прямо противоположный происходящему в рассказе, и это вызвало недоумение.

Крепкий середняк, где плюсы примерно уравновешивают минусы.

Пока один из фаворитов на конкурсе. Необычная, загадочная история, удивительный мир, вдохновлённый мифологией шумера, пустынный меланхолия и ужас чёрной ночи. Классный, подробно описанный штрихами мир. Хороший сюжет и логичная концовка, все ружья выстрелили, всё завершилось так, как должно было. Вернее, даже немного лучше.

Иногда казалось, что какие-то вещи — типа команд «лево руля» или «белых парусов» отдают анахронизмами, но делал себе пометку — мир этот не наш. Выписал несколько мелочей, но это, наверное, лишнее было. На оценку произведения эти замечания не повлияли.

Стандартное повествование от третьего лиц сменяется повествованием от первого. Очевидно, не замечено во время правки, но всё же.

Кажется, Бог-Император уже так узурпирован Вархаммером, что странно видеть этот эпитет в другом сеттинге.

Сто мин за ничего не умеющую девчонку без всяких свойств и 50 мин за редкого, опасного и ценного монстра? Странно это всё.

Сложно представить капкан на змею, тем более такой, который, как следует из дальнейшего, рвёт кожу и дробит кости. Змеи, меж тем, для сцеживания яда нужны живые.

Автору спасибо и удачи.

Что напомнило: ранние рассказы Кирилла Бенедиктова

Сначала, как обычно, немного мелочёвки

Неудачное сравнение, ведь рисунок не имеет какого-то определённого оттенка белого, он просто чёрно-белый, что и отражено в его сущности. Он не молочно-белый, он просто белый, обычный белый цвет, чьи свойства не обусловлены символом.

Что происходит?

Вообще я за неологизмы и словообразование. Язык – живая, динамически изменяющаяся система, и когда-нибудь слово «развидеть» займёт своё место в словарях. Но пока выглядит не очень, особенно в отнюдь не постмодернистском тексте.

Я, конечно, не физик, но, кажется, у хаотичного броуновского движения нет критериев нормальности

Хондриты всё же

Не научный центр, а детский сад какой-то)

Спасибо, что сообщили.

Ещё один достойный конкурсный рассказ. Возможно, из уже прочитанного самое близкое к тому, что можно назвать «твёрдая научная фантастика», хоть я и не спец в червоточинах. Весь рассказ, по сути, убедительно описанный, обстоятельный процесс запуска экспериментальной установки по открытию кротовых нор, а затем чуть менее убедительный и не такой обстоятельный процесс её же отключения. Хороший фантдоп, раскрытая тема, бодрый бег сюжета, нормальные диалоги – всё в порядке.

Единственное, к чему хотелось бы придраться, так это к стилю, вернее, его отсутствию. Таких рассказов – крепко сбитых, логичных, линейных, правильных – я прочёл уже штук пять и не увидел никакой между ними разницы. Словно один человек писал. Жанр «рассказ на конкурс», стандарт, штемпель, класс Б. Возможно, и правда сидит уже где-то нейросеть среди участников и клепает раз за разом такие вот тексты?..

Не обращайте внимания. Рассказ хороший. Лично мои тараканы.

Что напомнило: происходившее в «Проекте «Стрела» за секунду до появления тумана.

Тяжело писать отзыв после феерической конспы от Роланда, но я попытаюсь.

Как по мне, не стоит излишне всё усложнять. Микро — это даже не отсылка, там нечего угадывать, автор просто порофлил для себя. И он не придумывал Микрософт, а написал только одну программу, именно ту, которая нужна была для победы над Красной рукой. Терминатор, окроче, и к этому в тексте как раз отсылка скрыта, про фильм о добром роботе из будущего. Всё остальное — способ создания сеттинга, когда текст насыщается фактикой, чтобы получился эффект присутствия или, в данном случае, воспоминания. По-моему, получилось нормально. Единственное, что меня прям смутило — это песня про январскую вьюгу. Это вообще не то, что будут слушать в 90-м. К тому же на повторе — для этого тогда просто не было нужных средств. Вот это прям загадка-загадка. Буду ждать пояснений от автора

Конечно, конфликт выглядит кринжово, но рассказ в целом немного на стёбе, и автор точно писал его с ухмылкой. Тот случай, когда толика абсурда идеально ложится на сюжет. В этом плане напомнило сказку «Отто-носорог», такую же бодрую и безбашенную.

В целом получился, наверное, самый лихой рассказ конкурса. Да, наисано нескладно, неровно. Стилистически неровно, текст неоднородный, то тут действие прыгнет, то там как-то диалог нелепо срулит на действие, но в целом порядок. Да, ещё не понравилось, что дети разговаривают как взрослые, тут, имхо, единственное, что автору совсем не удалось — детская речь. Зато удался набор сленга. Порадовало наличие совсем нового слова «скуф», которое только в прошлом году более-менее вышло с имиджборд. Концова приятная. С настроением и смыслом.

Кароче респект, аффтар, выпей яду, пеши исчо)

Что напомнило: Черепашки-ниндзя против Красной руки

ПС: ах да, лол, газета «Аномалия» реально была, и даже можно проверить, что там в 90-м писали. Она вся оцифрована на сайте РНБ ^_^

Читал рассказ в дороге, поэтому не стал выписывать, хотя было что. Написано нехорошо, с обилием канцелярита всех мастей. Весь сюжет высосан из пальца и подаётся в виде двух громоздких объяснялок. Кроме того, в рассказ намешано столько событий, что их хватило бы на полноценный роман. В рассказе же они теснятся, наползают друг на друга. Думаю, это основная претензия к произведению, в итоге идея, если она была, конечно, утрачена за наслоениями драмы.

Персонажи строго функциональны, эмпатия к ним невозможна. Такое впечатление, что автору тот или иной герой нужен был строго для связи эпизодов, после чего этот говорящий реквизит живо убирается со сцены. Концовка невнятная, не открытая, а именно невнятная, слащаво-сдобная.

Наконец, рассказ смищной. Ибо написать в задуманной как трогательная сцене

Можно исключительно в попытке пошутить.

Замечательный пример того, каким должен быть добротный юмористический фантастический рассказ. Зверь, наверное, даже более редкий, чем добротный хоррор.

Написано гладенько, без излишков, в рамках поставленной задачи. Когда-то подобные залипухи пачками выпекал Лёня Каганов, но его произведения временами дышали подлинными человеческими эмоциями. Здесь такое впечатление, что рассказ сделан по лекалу. Сделан крепко, профессионально, спору нет. Автор взял, что надо, и сделал то, что хотел. Идея, фантдоп, сюжет во всех своих ипостасях зачина-кульминации. Тема идеальна. Диалоги нормальные. Юмор! Не развешанные лопаты для смеха, а нормальная ирония.

Из того, что не понравилось — пренебрежение деталями, антуражем, сеттингом. Шаблоные планетяне с клешнями и хелицерами, однако мыслящие точь-в-точь как мы, шаблонный душевный такой дед, шаблонный холёный депутат, шаблонная наша бедная, но находчивая Россия. А, с другой стороны, сколько можно требовать от рассказа? Чего тебе, собака, надо? Сюжет, диалоги, идея есть? Есть? Смешно сделали? Сделали? Ну так женись.

Не ощутил я в произведении искры, но это лично моё мироощущение. Искра конкурсными правилами не предусмотрена.

Мелкие косяки ИМХО

Я, конечно, не спец, но никогда не видел «лес» (видимо, имеются в виду брёвна) в самосвале. Лес перевозят волоком или в лесовозах, насколько мне известно

Валун – это скорее большой камень, представить деда, катающего лесные, вросшие в землю валуны, невозможно.

Оценка, разумеется, высокая.

Что напомнило: «Чудовище» ван Вогта, написанное в телевизионной студии Азимовым на спор

Когда читаешь такие рассказы, жалеешь, что недовольство удаётся тебе лучше, чем похвала. Я даже — вот такой я злыдень — сразу же перечитал рассказ в поисках того, за что можно было бы зацепиться, перепроверил те места, которые показались притянутыми при первом прочтении. Ничего.

Рассказ замечательный, с логичным и новым (для меня) фантдопом. Ровный сюжет с логичной (!) посылкой для развития, а не так, что где-то что-то проломило небесную твердь или там «это всем приснилось». Достоверная психология персонажей. легко поставить себя на место Николая, подумать, что сделал бы ты на его месте, как выбраться из этого цугцванга. Ах, да, толика адекватного юмора!

Лично мне, как читателю, нравятся чуть более антуражно оформленные истории: больше описаний чужой планеты, больше предыстории, но это вкусовщина. Рассказ хорош и без этой мишуры. Ну можно также пожелать загустить саспенс. Автор только обозначил его, а ведь тема весьма этому саспенсу благоприятствует. Впрочем, это тоже совершенно необязательно.

Для меня пока лучший, наряду с «Платоновскими шлюзами», рассказ конкурса. Спасибо автору за рассказ, желаю удачи в финале да и, думаю, в публикации. Такую крепкую, солидную работу с лёгкостью представлю в любом сборнике.

Что напомнило: «Колония» Филипа Дика

Внезапно раасказ понравился.

Разумеется, недостатки его никуда не делись. Здесь и практически полное отсутствие диалогов, а имеющиеся написаны в привычном уже роботном стиле. Вообще диалоги никогда не были сильной стороной конкурсных рассказов, но в этот заход прямо какой-то падёж живого слова. Здесь и схематичный сеттинг, и какой-то мери-сьюшный ГГ (что, кстати, даже порадовало, первый марти-сью на конкурсе, обычно все герои какие-то скучающие страдальцы, а ту деятельный мужик, из Парижа в Америку, от тренера к тренеру, из галереи в тир, красавчик). Да и сам рассказ буквально катится кубарем, всё на бегу, всё вприпрыжку, всё в дикой спешке.

А мне понравилось, в первую очередь, что автор не решает проблемы космического масштаба, а концентрируется на личности своего персонажа, рассказывает его историю Мир состоит из людей, их жизней, и часто в жизни одного человека можно увидеть все тяготы и горести мира. Здесь неизвестный мне автор чётко обозначил гештальт, наметил пути его решения и... решил! И пришёл ко вполне жизнеутверждающим выводам.

И это-то, наверное, понравилось больше всего. Оптимистический финал и выглядывающая из него, словно лисица из норки, простая такая, челвоеческая мораль.

Тот случай, когда техническое несовершенство не оказывается решающим.

В Розовой группе точно был бы в топе у меня.

Замечательный цельный рассказ, трагедия мира через призму трагедии человека. Простой, логичный, но при этом достоверно описанный – минимум ненужных псевдонаучных подробностей – фантдоп. Ненавязчивые, приятные узнаванием, не перегруженные фактикой отсылки. Всё внимание сюжету, обманчиво элементарный, он не провисает и не тянется, идеальный тайминг.

Яркие живые персонажи, в них веришь. Автор владеет словом, умеет создать личность несколькими мазками пера. Смерть Марики отозвалась горечью в сердце, хотите верьте, хотите — нет. Мне вам посоветовать нечего. Могу только виртуально пожать руку, поблагодарить за рассказ и пожелать творческих успехов.

Тронуло.

ПС: открытая концовка оставляет простор для додумывания, хотя это тот случай, когда не нравится ни один из вариантов — в такую безнадёгу автор загнал своего персонажа. ИМХО, здесь лучшим решением стал бы третий вариант.

ППС:

Недавно вычитал у Евгения Норина интересную мысль. Процитирую

Думаю, употребление специфического суффикса здесь тоже не просто так

Что напомнило: «Судьба человека» Шолохова

Лучшее в этом тексте — название, пронзительное и тонкое, грустное, кричащее, словно раненое, задающее тон рассказу, перекликающееся с масодовским «Мраком твоих глаз». Всё остальное слабо. Нет смысла разбирать конкретные минусы, главный совет: читайте и пишите, пишите и читайте. Задатки у вас есть, сюжет вести и выстраивать психологию вы можете, персонажей чувствуете, но нужно больше достоверности. Вы пишете о смертях, перерождении, утрате родных, а читается так, словно это игра.

И, конечно, надо подтянуть русский язык. Ну нельзя же отправлять на конкурс рассказ с такими ошибками.

Со всем уважением.

Что напомнило: эпизод из «Теллурии» с охотой на трупоеда

Наконец-то нормальный человеческий рассказ с зачином, сюжетом и развязкой, с человеческими беседами, а не безумными монологами, без петросянства (хотя Евгений Ваганыч поседел бы от юмора большей части конкурсантов), без шизофазических верениц мыслей рассказчика. Да, не ново, да, с сюжетными натяжками, да, вообще похоже на краткое изложение какой-нибудь игры типа Dead Space, но это всё неважно. Самое главное – автор смог рассказать мне, читателю, историю, и сделал это хорошо! Хорошо – это по меркам конкурсных рассказов, поймите правильно, это не Саймак, не Шекли и не Тед Чан, но это нормальный рассказ.

Нормальный… так много в этом слове. За грудами попыток удивить, поразить, ошарашить, выделиться, трахнуть мозги читателя обыкновенный текст воспринимается почти как откровение. Будете смеяться, но хочется обнять автора и немного всплакнуть у него на плече, словно у долгожданного друга, к которому прорвался сквозь сумрачный лес, полный чудовищ.

Спасибо.

Что напомнило: сценарий к одному из эпизодов сериала «Любовь. Смерть. Роботы». К хорошему эпизоду.

Вообще в этом что-то есть. Да, это поток сознания, нанизанный на сюжет, да, написано новоязом с кучей жаргона с абзацами в одно-три предложения. Всегда казалось, что такие рассказы похожи на то, будто автор, напрягаясь, выпаливает тебе в лцио фразы, будто пулемёт, останавливаясь только чтобы перевести дух. Неуютная, битая проза. К тому же с матом. Матерная брань нормально смотрится на письме в английском языке, но не в русском.

Однако рассказ хотя бы немного отличается от соперников, в нём есть настроение, пусть и безысходно-усталое, но лучше такое, чем приторно-бравурное. По крайней мере, автору веришь.

Что напомнило: посмертный рассказ Венечки для Playboy

Мне очень нравится первое предложение. Оно сказочное и простое. Это ключ, отпирающий ворота в ваш мир. Ну и применение любых необычных слов весьма одобряемо.

Хорошо

Незачем кавычки, ведь это не цитата, а отсылка. Кто поймёт, тот адресат, а кто не поймёт, то и не надо.

А вот это я не признал. Автор, потом признавайтесь – сами придумали или опять отсылка? В любом случае симпатично.

Интересный рассказ, хотя и непонятный, но в этом его пикантность. Почитал о прохождении кораблями плотин, не знал этого. Здорово, когда художественный текст обращает твоё внимание на какие-то необычные, неизвестные тебе вещи, и хочется узнать о них чуть больше.

О чём рассказ, непонятно. Мы знаем, что это наша земля или параллельная, но почти не отличающаяся от нашей – тут тоже смотрят «Достучаться до небес», играют в морской бой и называют себя людьми. Действие, судя по упоминанию трамонтана, происходит в Средиземноморье. Плотина определённо метафора, да и название не случайно. Впрчоем, о Платоне я знаю слишком мало, чтобы строить достоверные теории. Предположу, что автор каким-то образом развивает идею платоновской пещеры – во всяком случае и там, и в рассказе некоторые люди сидят на месте, подобно Платону и Савелию (которые вроде как отрезаны от мира и получают информацию только по радио, да ещё работают годами если не дестилетиями. Правда, одному из них мама связала кашне, а, значит, его как-то должны были передать, а некоторые движутся (существо на корабле)… Нет, мой разум пасует.

Есть рассказы неинтересные о непонятном, есть неинтересные о понятном, есть понятные о неинтересном и так далее. Ваш – интересный о непонятном, и это отличная категория рассказов.

Что напомнило: много ассоциация разных, поэтому остановлюсь на сказке «Там, на неведомых тропинках…». В ней тоже была голубая трава и даже голубая погода. Возможно, даже аквамариновая…

Самое интересное в рассказе — то, о чём нам не рассказали. Попавшее в руки господина Пантюхина чудо предполагает многообразие вариантов применения, но автор почему-то выбрал самый линейный. А ведь даже при прочтении возникают десятки вопросов. Например, что будет, если не доставать из прорехи объекты, а засовывать их туда, раз уж к каждому объекту прилагается бонус в виде чего-то ненужного. Почему бы это ненужное не отправить назад? Зачем продолжать пользоваться прорехой? Сам зачин сюжета в лице толстого мужка, которому автор не дал шанса по-человечески всё рассказать, выглядит достаточно нелепо. Но раз надо передать чудо другому, значит, надо.

Идея не новая, но это неважно, она богатая, а получили мы бедненькую погремуху, и это как-то удивляет, наверное. Ну и то, что в конце выясняется, что нам просто рассказали анекдот (от ощущения, что автор видел финальную фразу некой ударной, отделаться трудно), скорее удручает.

Да, ещё, конечно, раздражает, что действие происходит в убер-тривиальном сеттинге «реальность обыденная российская», и даже чудо не только эту реальность не расцвечивает, а, скорее, наоборот, оказывается сведено к бытовухе, ноутбукам и детям с фотографими про 15 лет брака. И то ли это реальность наша такая устойчивая, то ли чудо фальшивое подсунули, а становится грустно

А вообще о подобных вещах гораздо интереснее писал Роберт Шекли, из рассказа которого, подозреваю, и растут ноги «Прорехи для Пантюхина».

Да, кстати

Попробуйте весь день покататься по кольцевой. Ручаюсь, вам не понравится) я катался в метро как-то пару часов и чуть с ума не сошёл.

Что напомнило: «Кое-что задаром», Шекли

В читанных мной произведениях Стерлинг уделяет внимание главным образом двум вещам: пространным описаниям всего и вся, а также политико-социальным конструктам, кои, по моему убеждению, и составляют главный предмет его увлечений. Причудливая киберпанковская упаковка же становится забавным и небезынтересным материалом, из которого автор стремительно прядёт очередную паутину интриг и предположений — а кто не любит хорошие теории заговора?

Вообще, если вдуматься, сюжет рассказа не стоит и выеденного яйца: silovik's из окружения местного правителя подозревают группу анархистов-скваттеров в распространении компрометирующей их руководство информации, поэтому решают устранить проблему самым нелепым и глупым способом. Можно сказать, что перед нами Deus ex machina наоборот — иначе не было бы никакого рассказа.

Интереснее другое: собирать по крупицам информацию о мире Чаттануги. Так, ГГ, 24-летний парень, проживает в собственной мастерской на одном из разрушенных и выгоревших этажей некоего супернебоскрёба а-ля Peach Trees. В прошлом он был велогонщиком, а сейчас из-за неумеренного потребления гормонов стал механиком. Он живёт небогато, вынужден сворачивать дельце из-за того, что его кидают клиенты, питается чёрт-те-какой синтетической дрянью, но, кажется, вполне доволен жизнью — ведь он свободен от гнёта капитала! Вместе с тем он регулярно созванивается с матерью — и вот тут самое интересное — пожилой, но до сих пор работающей женщиной, которая сидит в собственном кабинете какой-то корпорации и может позволить себе настоящие свиные отбивные и дорогие омолаживающие процедуры.

Выходит, Лайл — а именно так зовут ГГ — парень из небедной семьи. С матерью он общается, цитирую, потому, что «говорит с единственным человеком в целом свете, способном в случае чего внести за него залог и освободить до суда». Какого суда опасается Лайл, нам не расскажут; скорее всего, ему просто приятно думать, что власть ждёт не дождётся, как схватить его, Лайла, и упечь в тюрьму за... за что-нибудь антисоциальное, конечно же!

И вот тут мой разум пасует. То ли Стерлинг так прикалывается, намекая, что типичный скваттер (по-русски самозахватчик и бомж), анархист и вообще левый во всех своих взглядах человек — это сын богатеньких родителей, способных оплачивать его причуды и подстраховать, когда/если отпрыск заиграется и действительно получит такую желанную толику внимания от ненавистных ему корпораций. То ли Брюс искренне верит в таких ловких, независимых героев, противников любой власти, всегда правых левых (прастити) — но тогда рассказ буквально рассыпается на части, т.к. сюжет в этом случае не в состоянии вынести многочисленные поставленные на него пианины.

Вспоминая «Схизматрицу», я склоняюсь к первому варианту, а то, что в концовке

..и делает Стерлинга для меня весьма приятным и толковым писателем. Кстати, в «Рое», например, хитрецы и вовсе получают по заслугам — нечастое, прямо скажем, явление.

В сухом остатке перед нами крепкий текст, чьими главными достоинствами выступают мягкая ирония и, особенно, те самые описания всего-превсего. Видел, некоторые рецензенты бурчали, что, дескать, нечего так пушить текст. Как по мне, хорошие и плотные описания, в особенности всякой бытовой ерунды, оживляют для читателя мир, делают его объёмным, заставляют в него поверить. В случае книг Стерлинга это почти то же самое, что взять в руки какую-то сложную плату со множеством разъёмчиков, гнёзд и процессоров. Непонятно, но очень интересно.

Да, кстати, не могу пройти мимо того, что Брюс, по сути, за четверть века предсказал не только появление генеративного искуственного интеллекта, но и, что важнее, главные сферы его применения и как минимум одну потенциальную такого применения багулину.

ПС: озвучка «Велосипедного мастера» — один из шедевров Влада Коппа, и если вы не слушали этот рассказ в его исполнении, то срочно исправьте сие недоразумение, иначе будете жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. На сюжет можно не отвлекаться =)

Захотелось прочесть что-то из номинантов на премии. Что ж, прочёл. Стало грустно, лучше бы не читал. Но грустно стало совсем не из-за прочитанного. Грустно потому, что подобную писанину номинируют. Видать, совсем прогнило что-то в нашей Родине.

О чём книга? Безработный неудачник Бобровский схоронил жену, после чего его и без того не самая отрадная жизнь превращается в сущий кошмар: прессуют коллекторы за женин долг, из квартиры хотят выселить, работы нет и не предвидится, и даже дождь не идёт. Короче, всё плохо. Просвета не видно. Персонаж, впрочем, не сильно рефлексирует по этому поводу, покорно принимая невзгоды, старательно наваливаемые на него господином Рябовым. Справедливости ради нужно сказать, что негодяи, донимающие нашего Бобровского, точно такие же лузеры, только чуть поустроеннее, ибо пытаются хоть как-то карабкаться. Бобровский, впрочем, опускает руки не вследствие неких высоких мотивов. Он просто ничего не делает, и автору не особо интересно, почему. Рефреном шумит на фоне телек, каркают вороны. Серость, уныние, безысходность. Страна ОЗ без Трояновой, Куценко, Чуриковой и даже, страшно сказать, Ройзмана.

Тут на самом деле даже трудно говорить о каких-то проблемах, сюжете, образах, языке, тропах — их нет. Ничего нет. Морали нет. Декораций нет. Догвиль в книжном формате, в меловых прямоугольниках движутся чёрточки-человечки. Наверное, в этом есть даже некая фича, надо умудриться написать настолько бестолковый роман (по объёму больше похоже на повесть), настолько нигде не блеснуть, настолько старательно вычистить всё, что отличалось бы от пыльно-серого.

Хочется отметить одно: никаких особых несчастий на героя книги не сваливается! Там, где он нащупывает персональное дно, герой харитоновского «Успеха», к примеру, разве что хмыкнул бы равнодушно, а майор Звягин ахнул бы кулаком по столу (а, может, и по Бобровской физиономии) и погнал бездельника мыть пол. И ты думаешь: а почему такое вообще появляется на свет? неужели мы стали так хорошо жить, что при малейшем намёке на трудности персонажи сворачиваются клубочком и хотят умереть? Где новые Майн Риды и Джеки Лондоны, где Николаи Гумилёвы и Артюры Рэмбо, где, в конце концов, бравые джанки Берроузы и Керуаки, где неугомонные, с фигой в кармане и вне его Довлатовы и Шендеровичи? откуда в последние годы прёт и прёт это тоскливое говно, словно написанное с натуры обители теней Аида? Ладно, господь с тобой, ну хочется налить печали, так даже этого автор не смог сделать по-человечески. Идеальный роман об одиночестве в постсоветской России написан — это «географ глобус пропил» Алексея Иванова, лучше пока ничего не появилось и вряд ли появится в ближайшее время, тема проработана. Так к чему это всё? Это даже не о пустоте, потому что и пустоты тоже нет, ведь в пустоте должна рождаться глубина. Эта книжка — просто пыль на старом секретере, по которому проводишь пальцем. Книга о бомжах духа. Кто желает, но не действует, тот плодит чуму. А как назвать того, кто не желает и не действует? И зачем об этом писать, да ещё так вяло? И зачем это публиковать, да ещё номинировать?

И, самое главное, зачем я это прочитал?

PS: в одном интервью Михаил Елизаров сказал

Я бы дополнил высказывание Михаила Юрьевича, что 90-е и даже ранние 00-е тоже в некотором роде генерировали нарративы — сначала борьба за жизнь и трагедия вчерашних обывателей, брошенных в котёл хищнических 90-х, где нужно было сохранять то самое, сокровенное, чтобы выжить и остаться человеком, и рядом же фарс этих странных дней, а после эволюция не выхолощенной ещё молодёжной движухи, борьба за какие-то идеалы, антифа и скины, русские марши и кровь за кровь. А вот всё, что настало в 10-х, и является той самой тщетой угасшего духа и маетой неприкаянного сердца, на безплодной иссушённой почве коих и произрастают подобные, с позволения сказать, «произведения». Не берусь судить, кто в этом виноват. Возможно, лишь война сметёт этот душный застой и не просто распахнёт форточку, но к такой-то матери вышибет замалёванное серой краской и затянутое паутиной окно вместе со стеной, в которую оно встроено.

PS2: накинул балл за сцену, где мужик сам себя обливает кислотой. Это было хотя бы смешно.

Меня всегда интересовал распад СССР. Как могло получиться, что могущественная империя в одночасье по историческим меркам превратилась сначала в рыхлый конгломерат национальных образований, а потом и вовсе с треском рухнула, подняв облако дыма и кровавого тумана? Сведений о так наз «перестройке» вроде бы и хватает, но все они кажутся чем-то зыбким, несущественным, причины и их последствия видятся просто несопоставимыми. Вопрос сей требует долгого изучения и хочется верить, что когда-нибудь мы узнаем правду о тех годах, а пока семилетие с 1985 по 1992 годы остаётся ярким примером того, как ещё вчера благополучная страна может схлопнуться и разрушиться, как зыбко даже кажущееся самым основательным благоденствие.

И в этой связи я часто обращаюсь к перестроечному искусству — кино, книгам, картинам тех лет, ибо считаю, что в нём заключены многие ответы и прежде всего главный — как люди тех лет ощущали настоящее, что видели в будущем, с какими мыслями вставали с постелей, шли на работу, о чём говорили с друзьями на кухнях и с незнакомцами в очередях, как социальное инфополе взаимопрорастало в творческое. Настроения общества лучше всего помогают понять, были ли вообще перспективы у советской власти, они своего рода лупа, через которую можно разглядеть многочисленные трещины и каверны на оказавшихся глиняными ногах колосса.

Перестройка завершилась, но она навсегда осталась в сердцах тех, кто жил, думал, мечтал в то мрачное время. Люди снова и снова возвращаются в те годы, переносят на бумагу, киноплёнку, холсты свой переработанный опыт детства, пытаются понять... Перестроечное творчество — это коллективный советский Дерри, и шрамы всегда будут кровоточить.

Казань в начале 80-х годов прошлого века была опасным местом. Американские «Улицы в огне» или «Воины» тихо отходят в сторонку от лютых бойцов с телагах с дубинками, из которых через несколько лет вырастут грозные «Казанские», заставлявшие дрожать всю Москву. И пусть действия происходят в Брежневе (нынешние Набережные Челны), суть остаётся неизменной — объединяющиеся в стаи подростки, избивающие друг друга, не боящиеся взрослых и милиции, чувствующие за собой право сильного. Фоном — запуск литейного завода «Камаз», уже уверенно берущий за горло дефицит, бытовая неустроенность... и параллельно всё ещё светлая советская реальность мира Полудня.

К сожалению, автору не удалось в полной мере отразить ощущение надвигающегося БП, не уверен, правда, что он таковую цель ставил, но, как ни крути, от этого не уйдёт ни одно перестроечное творение, и взгляд солдата из эпилога «Курьера» сквозит во всех книгах и фильмах тех лет. В итоге у Идиатуллина лучше всего получается не бытописание 13-летнего юноши Артура, а производственные сцены, связанные с литейкой. Я, как человек, немало лет отдавший литейному делу, могу уверенно заявить, что автор то ли сам не чужд, то ли погрузился в дело по методу Хейли. Главы о заводе, номенклатурной борьбе, планах и собраниях читаются с интересом, они написаны энергично, чётко, вызывая в памяти классические производственные романы типа «Цемента». Собственно, это самое главное достоинство книги.

Неудач куда больше. Здесь и одноликие герои, которых не спасает попытка автора напихать им в уста побольше слов-паразитов или татарской лексики. Здесь и попытка решить дилемму ёлки и рыбки, обернувшаяся неуклюжим финальным узлом сюжетных линий, здесь и общая перегруженность романа этими самыми линиями, без которых запросто можно было обойтись. Ясно, зачем это сделано — попытка, цитируя Кинга, «создать общество»; задача крайне сложная и, в целом, не выполненная — в отличие от тех же Кинговских «Жребия» или «Противостояния» ГБ не обрёл целостность, а остался нестройной шаткой конструкцией без претензий на монолитность.

Отдельно хотелось бы остановиться на развязке романа, но так как без спойлеров тут обойтись затруднительно, то просто скажу — она ужасна. Более неумелого разрубания гордиевого узла, а, скорее, неряшливого комка ниток трудно и представить. Наверное, подобному приёму есть умное название, но я человек простой и скажу, что вот так ставить всё на голову, объясняя мотивацию в трёх строчках 700-страничного кирпича — это, говоря мягко, такое.

Наконец, господин Идиатуллин слабовато пишет. Упоминавшиеся уже главы о заводе хороши ещё и потому, что они парадоксальным образом легче читаются, хотя написаны откровенным канцеляритом, который автор себе, в общем, может и не ставить в укор — положено же! И видно, что канцелярщина эта ему родна и близка, новояз позднесоветской-раннероссийской эпохи, родившийся в муках гидроцефал речи, в нём можно найти своё очарование. Однако везде, где требуется попросту рассказать про стайку пацанов, сидящую на скамейке, про лепку пельменей, про летний лагерь, про первую любовь, господин Идиатуллин пасует, и неживые слова вязким комом копятся и копятся на страницах, перегружая, разрывая ритм книги. Больше всего стиль Идиатуллина похож на распухшего и омертвелого Елизарова, который вдруг утратил фирменную строгость и отточенность. И это, наверное, даже комплимент.

То есть, книга плохая, спросит читатель сего раздувшегося до неприличия отзыва. Нет, отвечу я, книга неплоха. У неё есть один главный плюс, который перевешивает все минусы — интересно узнать, чем же всё кончится. Последние страницы ГБ я дочитывал, усевшись на скамейку в метро и не торопясь ехать домой после работы. Правда, не знаю, в какой пропорции дочитывание это состояло из желания то ли узнать конец, то ли, наконец, добить кирпич, который мучил неделю, но факт остаётся фактом — книга  вовлекает, заставляет себя дочитывать.

И конечно, передаёт дух эпохи. Худо, бедно, бледно — но передаёт.

А это и есть самое главное.

Господи, Ван Пис на Фантлабе!

Увидел и чуть не разрыдался от ностальгии. Столько лет, столько эмоций посвящено этому аниме... Нет: Ван Пис больше, чем просто аниме. Бывают в жизни такие вещи, которые входят в неё неотвратимо и безжалостно, налетают, словно ураган и уносят тебя с собой, словно девочку Элли, в иную, волшебную страну. Иногда ты скучаешь по дому и мечтаешь вернуться, а иногда... иногда ты мечтаешь уйти туда, в тот мир и не возвращаться никогда-никогда. Бывают сериалы, которые меняют жизнь.

С Ван Писом у меня связано глубокое личное чувство, это аниме мы смотрели вместе с самым близким для меня человеком, которого больше нет рядом и не будет уже никогда. Мне было 24, когда я начал смотреть, уже совсем не юноша, но так сильно меня не трогало и уже никогда не тронет ни один тайтл. Поначалу кажущийся дурашливым, промитивным, даже глупым, Ван Пис очаровывает безкрайним простором синих небес и голубых морей, отчаянных пиратов и воинов мирового правительства, смелостью мальчишки Луффи и его путём в поисках сокровища, где он находит друзей и встречает врагов.

Просто? Да. Всё гениальное просто. Эитиро Ода схватил самую суть приключения. Боюсь, если бы я смотрел Ван Пис лет в 16, то сейчас не писал бы этот отзыв, сумбурно нажимая на клавиши, а либо лежал бы под могильной плитой, либо бороздил моря. Мне очень хочется верить во второе. Это та вещь, которая способна полностью изменить мировоззрение юноши. Я лично знаю человека, который под впечатлением от просмотра Наруто стал профессиональным военным, а Наруто, при всём уважении, в разы слабее Ван Писа.

Прошло много лет, я так и не досмотрел сериал, но, конечно же, я буду ждать, когда мастер раскроет, наконец, по собственному утверждению, давно придуманный финал и мы всё же зунаем, что за сокровище спрятал на Рафтеле Король Пиратов Золотой Роджер. Хотя для меня и, уверен, миллионов поклонников по всему миру, главное сокровище Ван Писа давно известно — это дружба, приязнь и любовь. И очень жаль, что чаще всего они бывают только в сказках.

Ван Пис — это та самая Зелёная дверь, что искал герой рассказа Уэллса, это ключ в страну приключений, отваги, света, счастья, смеха и радости. Это ключ в мир детства, который мы, взрослые, давно потеряли. Дверь можно открыть, но за ней будет только пыльный, немного затхлый шкаф... или картинка с нарисованным очагом.

Но только для взрослых. Если ты ребёнок, если ты романтик, если ты веришь в чудеса, то Ван Пис уведёт тебя так далеко, как только возможно, и, даже если ты вернёшься, то никогда уже не будешь прежним.

Мне хочется сказать «спасибо», и я говорю «спасибо». Спасибо за всё, Ван Пис!

За окном ночь и не видно звёзд, а у меня в руках потрёпанный уже временем томик, с обложки которого обеспокоенно глядит вдаль красивая рыжая женщина в какой-то хитрой броне с мощнейшим — сразу видно по тому, сколько на нём всего навешано — лазерным пистолетом в руках, а на заднем плане всё летят и летят в багрово-красную даль сражающиеся чудовища... Как жаль, что мне не под силу вспомнить, что я чувствовал, глядя на эту картинку в 9 лет — мне вряд ли было больше, когда «Талисман...» попал ко мне в руки. Откуда эта книга взялась в доме, кто вообще догадался купить и дать её ребёнку — мне неведомо. Помню только, что ошеломительную, полную непредсказуемых поворотов историю приключений отважного космического пилота Алекса Полянски и его верных спутников — неунывающего Тима Обри и прекрасной Дианы — я прочитал не раз и не два.

И вот прошло почти 30 лет, а я снова открываю эту книгу, повинуясь прихоти памяти, вдруг среди бела дня подкинувшей возникшее откуда-то видение — вампир с чернильно-чёрными глазами на фоне пылающей машины под проливным дождём медленно поднимает ствол ужасного, плавящего плоть, ружья... а вот проламывающаяся стенка подземного тоннеля и выпадающее оттуда с визгом существо, страшнее которого и представить себе трудно... а вот пустынная планета, где под затянутым вечно бегущими низкими серыми тучами небом двое упорно бредут к далёким горам, чтобы вернуть на место Талисман, и Диана говорит лучшую из всех написанных приключенческих фраз

фраза, которая окатывала холодком моё детское сердечко и пробирает до сих пор.

Возраст даёт нам опыт, знания, цинизм. Позади сотни прочитанных книг и тысячи миров. Теперь я знаю, что значит изображение женщины с пистолетом на обложке фантастической книги, что одежда её называется «бронелифчик», а также что такое «макгаффин». Знаю, откуда автор взял образ застёгнутого на все пуговицы толстяка в чёрных очках, равно как и почти все прочие образы книги... хотя вижу и прекрасный юмор, которым пронизан роман, и ярких персонажей, и на редкость бодрый, пусть и безсмысленный, но по-прежнему захватывающий сюжет, лёгкие естественные диалоги. Я мог бы серьёзно и обстоятельно объяснить, почему «Талисман для стюардессы» по-настоящему хорошая книга, и дело здесь вовсе не в пресловутом комплексе утёнка...

Но не хочу. Я с радостью променял бы всё это, в общем, безполезное знание на возможность впервые открыть этот шедевр и просто прочесть его глазами и сердцем 9-летнего ребёнка.

Но этого не будет уже никогда.

На самом деле повесть очень неприятная, людям со слабыми нервами или, тем паче, людям с высокими моральными стандартами, что бы каждый под ними не подразумевал, читать эту повесть я бы не рискнул посоветовать. Я не большой знаток творчества господина Крылова-Харитонова, собственно, «Успех» стал первой книгой, прочитанной у него, и не могу сказать, что прочитанное меня обрадовало.

Хотя навскидку прицепиться и не к чему.

Написано отлично, умело, автор не выпендривается и писать явно умеет (умел), русским языком владеет, может создавать самые разные картины и образы. Шикарная психология, при этом без зауми, так работает мастер рассказа, где образ надо создать буквально одним штрихом. Влёт, словно бы нехотя, по ходу, оригинально, через биографии самых разных простых людей, органично (!) вплетённых в сюжет, рассказана вся исторя несчастливого, насквозь антиутопичного, невероятного — и такого знакомого мира будущего, неизменного со времён египетских династий. Абсолютно логичная и последовательная идея, доведённая даже до некоего абсолюта. Появление роялей обставлено с такой помпой, что они кажутся естественными и даже нужными. Щедрая россыпь походя брошенных идей, каждая из которых могла бы стать основой хорошей повести или романа — но нет, дальше, дальше мчится автор в описании гонки за необычным макгаффином. Всё подчинено основной цели, повесть подобна стреле, выпущенной из лука и несущейся точно в яблочко.

Наверное, именно этот ворох мыслей поражает больше всего. Драгоценные, не побоюсь этого слова, филигранные идеи, основы, парадоксы, конфликты, переосмысления... использованы, пущены на обрамление центральной идеи.

Только идея эта сделана из говна. Самого всамделишнего. Кто читал — поймёт, кто не читал — спойлером не станет.

И именно этот мучительный диссонанс не позволяет оценить выдающееся, безо всяких сносок, творение выше, чем семёркой. Давно мне не попадались столь противоречивые вещи.

Дело, разумеется, не в говне как физической субстанции. Сказазно, что Дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей. Автор никакой надежды на победу Бога не оставляет. Бога в его книге просто нет, зато, как и положено, есть «бог». Вернее, «боги». И обескураживающее безверие в людей. Прямо, чётко автор доносит, что люди — говно. И хорошо, что говно.

Возможно, возражать и не стоит. Но это каждый должен решать, опять же, для себя сам.

Шедевр русской фантастики, который невозможно не только поставить на полку, но и просто перечитать.

«Игрок», возможно, самая личная книга из всего условного цикла, известного читателям как «Культура». Конечно, героями любой культурианской кнгиги всегда были люди — или, вернее сказать, гуманоиды, ну да не будем ударяться в формальности, вы знаете, что я имею в виду. Так вот, героями всегда становились одиночки, индивиды, но именно здесь, в одной из двух книг, описывающих прямые столкновения Культуры с иной цивилизацией, имеется некий непривычно грубый акт прогрессорства, агрессивное, тёмное начало, так несвойственное гедонистической ассимилирующей Культуре.

Да, Культура — сообщество манипуляторов (и этот факт иногда заставляет задуматься о душевном здоровье Разумов — да и кто я такой, чтобы о них рассжудать, конечно, но мы знаем, что манипулирование наиболее свойственно личностям психопатическим, и с принятием сего утверждения истинный облик Культуры может пугать). Велик соблазн предаться мысли о яростном неприятии старым хиппи Бэнксом, сжёгшим как-то свой паспорт, любых форм немаскированного контроля, подчинения и через это пугающим нас варварскими картинами Империи («времён упадка», шепчет мне внутренний Гиббон). Собственно, отрицание иерархии и является одним из постулатов, на которых стоит фантазия о Культуре — наряду с ловким, изящным разрешением пугающей даже такого прозорливца, как Виндж, концепции фазового перехода и игривым продолжением одного из законов робототехники Азимова. Вот они — три слона Культуры, и именно в Игроке их силуэты рисуются наиболее отчётливо.

...но я не думаю, что Игрока стоит трактовать с таких вот рациональных позиций, как бы ни хотелось разыграть карту отказа совершить поступок по приказу, но свершения его же с удовольствием, восхищаясь тому, как ловко вами кто-то управлял.

Сейчас мне кажется, что Игрок — это роман о моральном законе, который сам свободен от любой морали, эдакая идея. Собственно, автономник говорит Гурдже о том, что «одним ледниковым периодом меньше» — и они были бы первыми. А, значит, азад, который является отражением марейна, точно так же мог стать главенствующим моральным законом, которому удивлялись бы мудрецы и, в конце концов, мог так же торжествовать победу. Суть не важна, важно право первородства, которое нельзя продать за всю чечевичную похлёбку мира.

Хотя, думаю, куда ближе к истине предположение, что это скорее очередной грустный и щемящий роман об одиноком герое, который оказывается орудием схватки богов по воле судьбы, а потом, пройдя чрез все испытания, возвращается домой или возносится на небеса. Игрок вообще очень похож на Властелина Колец вплоть до финальной схватки и её антуража, вплоть до того, что Гурдже выбрасывает кольца.

Вот только Фродо стал героем. А вот Гурдже, будучи носителем кольца, оказался Сэмом, а его истинный Сэм и был Фродо.

А вовсе не библиотечный автономник.

Печальная, величественная книга, сильно выбивающаяся из цикла, но, наверное, поэтому служащая бриллиантом в этом восхитительном и недостижимом созвездии.

РУКИ ПРОЧЬ ОТ ГРЕГА СТИЛСОНА!

«Мёртвую зону» я читал ещё в первом классе, она стала одним из камней, что легли в основание моей любви к Кингу, которую я питал всё детство и немалую часть жизни вообще. Перечитывал роман не меньше пяти раз, а, узнав, что любимый с младых ногтей перевод Васильева/Таска неполон, приобрёл новое издание и перечитал снова. Вот зимним воскресным утром вспомнилась что-то сцена, как Джонни разговаривал с Нго об игре в тигра, захотелось освежить фрагмент. Слово за слово, перелистал почти всю книжку, благо что ранний Кинг с водой не усердствовал, писал чётко и по делу.

И вот на что обратил я внимание.

Помните сцену, когда Джонни ходит и всех спрашивает, убили ли они бы Гитлера, если бы представилась такая возможность? И все радостно отвечают, что да, конечно, один дед так вообще мечтал нож в ране повертеть, смазав лезвие крысиным ядом. Происходят все эти беседы в контексте нарастающего влияния Грега Стилсона. То бишь, Стив абсолютно точно подпадает под действие закона Годвина, хотя, когда создавалась МЗ, такого понятия ещё не существовало.

Талантливый писатель, Кинг умеет влезть в голову читателю и выставить персонажа неприглядным, ярко его демонизируя и щедро пользуясь всякими литературными приёмчиками типа рефрена и гиперболы. Однако если посмотреть на личность Грега непредвзято, то становится совершенно непонятно, чем он так плох.

На всех своих постах он был очень эффективен. Наркоманов и байкеров перевоспитывал (Кинг про байкеров пишет так, словно это какие-то бесы и для людей, хоть раз севший на Харлей, в аду уготовлен специальный круг. Хотя, будем объективны, байкеры в Америке — это мощная околокриминальная структура, среди прочего занимающаяся нелегальной торговлей оружием, шантажом и торговлей наркотиками). Города облагораживал. Людей веселил и сосисками кормил. Всяких хипарей в футболках с похабными (это ведь действительно так!) надписями вразумлял. Ну делал физические замечания — так они не понимают иначе! Профессора Преображенского толстовство чуть до цугундера не довело, а Грег — человек практичный, хваткий. Его стараниями, цитируя книгу, «лишились тёплых мест по меньшей мере два негодяя: один конгрессмен, получавший откаты <...>, и советник президента, питавший слабость к барам для «голубых» (оцените иронию момента).

Грег заботился о матери до самой её смерти. Не пил и не наркоманил. Хотел сделать свою страну великой. Желание простое и понятное, достойное уважения. Ну а что шантажировал, запугивал, вымогал деньги у банкиров, склонен к насилию и пробивал себе дорогу наверх в том числе и заказными убийствами — господи, да кто эти не занимается-то? Это в 70-е можно было так написать и люди верили, а мы здесь в 2021-м, машем рукой из мира тотальной электронной слежки, цензуры и вместе с тем открытости, нас не проведёшь и мы знаем, что в политике только такие вот стилсоны и обретаются, других там на ленч едят. Без соуса. И то, что Грега за все эти проделки не поймали, говорит о том, что он хороший стилсон, годная, как говорит Галковский, зверушка. Опасная и умная. Подходящий лидер для мирового гегемона.

Особенно доставляет, что, по признанию самого Стивена, больше всего читателей возмутило не неприкрытое хищничество Грега в виде уже упоминавшихся убийств-шантажа, а то... как он в самом начале книги убил собаку. Это к слову о гуманизме в нашем обществе. Кинг получал мешками разъярённые, полные упрёков и угроз письма, поэтому в итоге ему даже пришлось, кажется, сделать официальное заявление, что он собак любит и сцену такую написал, чтобы выразить всю мерзость Стилсона. 

Дабы читатель не сумлевался, Кинг стращает его поочерёдно двумя главными жупелами современности, поочерёдно вытаскивая их из-за спины: «Гитлер!», «ядерная война«! «Гитлер!», «ядерная война«! «Гитлер!», «ядерная война«! и так до конца, где он мастерски забивает в крышку гроба честолюбивого политика Стилсона толстый гвоздь. Двухсотку. Тут уж без вариантов. Жаль всех, а больше всего — бедолагу Джонни Смита, которого автор для начала изуродовал, как физически, так и умственно, а потом ещё и заставил палить в политиков из винтовки. Жаль, да, но без этого не было бы романа.

На самом деле, конечно, и Стилсон мудак, и книга не о том, о чём я писал, а о том, о чём написал в своём отзыве господин baroni, но как-то стало обидно за человека. А в целом роман отличный, я бы даже сказал, шедевр. Маст рид, как говорится. Я бы предпочёл перевод Васильева/Таска, пусть даже сокращённый, он куда лучше нового перевода Антонова с точки зрения стилистики.

«Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их — в том или ином виде.» — замечает Хорхе Луис Борхес. Вот эти истории: первая – об укреплённом городе, вторая – о возвращении, третья о поиске и четвёртая – о самоубийстве Бога.

То бишь, ничего нового под Солнцем нет. Вот и этот рассказ Лема, похоже, основан на придуманном в античности парадоксе Тесея. Согласно греческому мифу, корабль, на котором Тесей вернулся с Крита в Афины, хранился афинянами до эпохи Деметрия Фалерского и ежегодно отправлялся со священным посольством на Делос. При починке в нём постепенно заменяли доски, до тех пор, пока среди философов не возник спор, тот ли это ещё корабль или уже другой, новый?

Лем, большой мастер вольного обращения с парадоксами, не просто переписал его на новый лад, но хитроумно дополнил актуальной для нашего времени тематикой — может ли машина быть личностью и с какого момента человек превращается в киборга, а тот, в свою очередь, становится роботом. И нанизал полемику на лёгкий, непринуждённый конфликт. Как говорится, в исполнении мастера всё выглядит лёгким.

Жаль, Лем не упоминает, были ли на руках у мистера Джонса ногти. Это многое бы прояснило.

Если бы я прочитал это в 10, то был бы потрясён.

Если бы я прочитал это в 20, то был бы увлечён.

Но я читаю это в 35, и всё, что остаётся — мудрая понимающая усмешка. Хотелось бы думать, что она выглядит так, хотя, без сомнения, на самом деле это просто самолюбование.

Сколько ни читаю Желязны (а читал я его не очень много), не покидает ощущение, что всё это написано как бы не всерьёз. Без души, что ли. Нет, не поймите неправильно, Роджер мастер, но это, как, по моим сведениям, говорят в Америке, nothing personal. Бизнес. Вот Желязны сделал литературу бизнесом, что ж, кто я такой, чтобы его осуждать. Даже в лучших своих вещах типа «Ключей к декабрю» он такой. Серьёзный дядька, который умел писать, знал, что надо писать, для кого и как.

«Дорога проклятий», вне всяких сомнений, хит. Шедевр. Не знаю точно, но не исключаю, что именно «Дорога проклятий» заложила каноны современной постапокалиптики. Здесь всё, перечитайте — и «Безумный Макс», и вроде бы сам уже ставший каноническим «Побег из Нью-Йорка», который практически повторяет сюжет повести, ё-моё, и «Дорога» Маккарти, и «Бесплодные земли» Кинга. Это настолько канон, что я не удивился бы, узнай, что создатели «Смертельной гонки» сняли свой боевичок, даже не читав «Долины проклятий», потому что повесть давно уже стала чем-то вроде платоновской идеи.

И при этом «Долина» — ну просто чудовищный наивняк. Воспринимать это всерьёз, не говоря уж о том, чтобы ставить на полку, в 21 веке совершенно невозможно. Тут тебе и крутой герой, и подруга, влюбляющаяся в него через пару часов после того, как он положил всю её банду, и змеи-мутанты длиной в 30 метров, и бронированный рояль, который можно вести и одновременно стрелять из пулемёта, и банды байкеров в две сотни голов, и отлично сохранившиеся после ядерных бомбардировок и десятилетий камнепадов дороги, и чёрт-те что ещё. Персонажи не разговаривают — они обмениваются репликами, на баббле каждой из которых выбито «Made in USA».

В общем, сейчас такое еженедельно выходит в какой-нибудь серии «Сталкер», и это принято презирать и не читать, потому как подобная, с позволения сказать, литература, недалеко ушла от книжек Дарьи Донцовой или писанины про «агента 007».

Очень хорошо представляю, как Желязны с усмешкой ставит точку в этой повестухе и отправляет её издателю, точно зная, что, как и для кого он создал.

Но!

Как уже говорилось, эта книга выглядит настоящим каноном. Несерьёзная, да, наивная, да, местами глупая, да, абсолютно бессмысленная, да, и при всём при этом ставшая классикой. Ерунда, на которой люди моего возраста росли в 90-е.

Палеолитическая Венера в мире фантастики, безыскусная, топорная, но от того не являющаяся менее ценной.

Конечно, весь цикл «История будущего» — это весьма приглаженный, медийный ВГС, вещи не такие уже яркие, не режущие глаз, осознанно пишущиеся в ротацию, в эфир. Здесь нет диссидентствующих шлюх, запекаемых в духовках Машенек, всевозможной нездоровой фагии или расстрела детей безвестным снайпером. В цикле куда проще увидеть что-то своё, родное, трендовое. ВГС заслужил право писать такие вещи, свой magnum opus у него создан уже давно.

Но даже на фоне «Теллурии» или «Сахарного Кремля» «Метель» выделяется своей практически девственной белизной. Разумеется, здесь не обошлось без пригоршни запоминающихся, броских образов, на которые ВГС такой мастак, но в целом это очень ровное, спокойное, даже меланхолическое произведение, ближе к концу сползающее в неразличимость сна и яви подобно тому, как в метель не отличить неба от земли. Метель сильно перекликается с рассказом Льва Толстого «Хозяин и работник», где абсолютно такой же сюжет — едут двое по равнине сквозь снег.

Особенно интересно то, что это, кажется, единственное произведение у ВГС, где можно вытащить немудрёную мораль — и она вовсе не про «забывшего расставить вешки», как тут пишут в самом заплюсованном отзыве, нет.

На мой взгляд, мысль сия проста и незатейлива.

Самая светлая вещь Сорокина, с простой и чистой моралью.

Светлая и холодная, как свежевыпавший снег.

Ника Перумова мне посоветовал бывший школьный хулиган и скандалист Коля Кузнецов. Наши с ним пути разошлись ещё после 3-го класса, когда Коля сменил «А» на «Д», а я отправился в «П», то бишь «прогимназический». Не сказать, что мы были хотя бы приятелями, но и врагами нас назвать было нельзя. Коля меня не донимал, а, если он этого не делал, то для меня и вовсе существовал, слишком разными были наши миры.

Прошли годы, я перешёл в 10й класс и, как-то, прогуливаясь по родному городку, встретил Коляна. Он возмужал и окреп, выяснилось, что Коля пошёл в ПТУ и постигает какую-то рабочую профессию. Давние одноклассники, мы остановились поболтать. Моё внимание привлёк цветастый, изрядно потрёпанный томик, который Коля держал подмышкой. Ведомый неутолимым голодом читателя, я поинтересовался, что это, памятуя, что Коля никогда на моей памяти ничего не читал.

Его глаза загорелись, и Колян протянул мне книгу. Уже не помню, что он мне сказал, но сказал он это искренне, восторженно. Сказал так, что, ещё даже не приняв том, я уже понял, что буду это читать.

На яркой обложке красовался мёртвый рыцарь с фонарём из человеческого черепа.

- Прости, Серый, не смогу дать почитать, сам ещё не закончил, — пожал плечами Коля, забирая книгу.

Но меня это уже не беспокоило. На следующий день я пошёл в магазин и купил первого в своей жизни Перумова. Это был двухтомник «Алмазный меч, деревянный меч».

Я не был новичком в фэнтези. За спиной был любимый Конан Говарда и фанфики последователей, бережно растягиваемый на недели «Властелин колец», эпопея Джордана, первые тома «Тёмной башни»... Но такого мне читать не доводилось! Книга сходу кинула меня в водоворот непрестанной войны, схваток, ужасных магических битв, страшных заклинаний, поединков необоримых сил, великих героев. Гномы, эльфы, боги, козлоногие, могущественные маги прошлого и не менее могущественные маги настоящего и будущего, жертвоприношения, некромантия, волхвы, сделки с нечистой силой, церковь, император, сила гор... проще сказать, чего в этой книге не было, чем перечислять всё, чем она была набита. Вызывало восхищение, с какой лёгкостью герои походя уничтожали сонмы, мириады, легионы врагов, чтобы на их место пришли другие сонмы, мириады и легионы таких же. Создавались и рушились миры, хлестал Смертный Ливень, горела земля, рушили башни, плелись сверхкозни и сверхзаклятья...

Книга шла так легко и ярко, что я проглотил её за пару дней и побежал за другими книгами нового автора. Ещё никогда я не получал такой хороший совет от парня, который, говорили, вообще не особо умел читать.

Но вот странно. Во-первых, спустя какое-то время я совершенно не мог вспомнить, а что я, собственно, прочёл, а, во-вторых, желания перечитывать тоже как-то особенно не было. ВК — да, Говарда — за милую душу, Джордана — ну, можно. Но не Ника. АМ/ДМ вместе с продолжениями на годы занял место где-то в углу полки, пока сейчас, спустя много лет, я по болезни не извлёк его и не приготовился снова погружаться в захватывающую атмосферу вечной бойни.

Однако атмосферы не случилось. Случилось то, что, домучив первый том, я поставил его рядом со вторым, чтобы, видимо, больше никогда их не доставать. То, что ты не замечаешь в 15 лет, очень хорошо видишь в 35: скудное косноязычие, замазывающий дырявый сюжет мегапафос, десятки шаблонных героев, мертворождённые диалоги, отсутствие юмора и, главное, полная бессмысленность происходящего. Оказалось, что книги Перумова по своему наполнению недалеко ушли от поделок из журнала «Метагалктика«!

И этим я зачитывался?!

И ждал продолжений?!

И это советовал друзьям?!

Ответ, разумеется, один: да. Именно так.

Ник очень удачно вошёл в пустующую нишу русского might&magic, он писал ровно то, что нужно было скучающим за кирпичами стругацких/ефремовых/снеговых подросткам. Приключения. отвага. Бесшабашная смелость. Заклятия вселенской мощи. Аниме от фэнтези. Русский Муркок несравнимо большего размаха. И звенящая пустота межу строк и в голове читателя.

Сейчас эти книги выглядят смешными, перечитывать их невозможно. Но когда-то они дарили нам волшебный мир, который никто не в силах был отнять. Никто и ничто, кроме времени.

Пусть Ник Перумов останется там, в 90-х, откуда родом он и откуда все мы. Некоторые вещи должны оставаться в прошлом. Так будет лучше для всех.

Спасибо автору за весёлую юность! И спасибо Коле Кузнецову!

Не очень понятно, почему читатели классифицировали рассказ как психологический — это же откровенная хохма. На самом деле это и круто, хороший юмористический рассказ поди напиши, и здесь Уэллс в очередной раз доказывает, почему он — один из величайших фантастов ХХ века. Не только прозорливец, не только мастер сюжетов, но и, как выясняется, большой шутник.

Конечно, здесь я немного сгущаю краски, у Уэллса много юмористических рассказов, тот же Красный гриб или остров Эпиорниса, тоже вещица анекдотическая, если вдуматься. Причём юмор этот не шеклиевский и не лемовский (и даже не белянинский, прости, Господи). Автор не стремится угодливо смешить читателя по три раза на страницу, нет — Уэллс спокойно рассказывает историю и мощным пуантом её завершает. Смеяться здесь.

Так бывает чаще всего. но именно эта вещица юмористическая от начала и до конца, автор даже не пытается притвориться, что пишет серьёзно. Но сам рассказ ни капли не наивный, творчество Уэллса не устареет и через триста лет. Он короткий, композиционно совершенный, в меру абсурдный, в нём присутствует, как и почти везде у Уэллса, толика чёрного юмора... Что ещё нужно?

Однозначный вин классика британской фантастики. Думаю, именно такие вещи и надо называть «английский юмор».

ДЕКОНСТРУКЦИЯ ДЕКОНСТРУКЦИИ

Сатира — в принципе жанр злобный, и, кстати, плебейский. Сатира всегда лубок, потому что она нацелена на народ. Я не считаю Сорокина сатириком; правильнее будет сказать, что сатира — лишь одна из граней бриллианта его таланта, причём одна из самых незначительных. Да и сложно на этом поле сказать в литературном плане что-то после Рабле. Если попробовать копнуть и проанализировать другие произведения ВГС, то мы увидим, что он с равной долей нетерпимости (уточнил бы, что с долей пренебрежения — смотрите «Сахарный кремль» или «Теллурию») относится к любым проявлениям власти, хотя прямо нигде об этом не говорит — это было бы совсем уж нелепо. Я бы назвал Сорокина криптоанархистом, и, в целом, это не лишено смысла, если вспомнить, что он немало общался в нонконформистском кружке Пригова.

Более того, Сорокин сатиру деконструирует. В этом плане уместно вспомнить «Норму», которая сослужила ему плохую (а если вдуматься, то хорошую) службу, потому что именно после «Нормы» Сорокина прозвали «калоедом», и от этого прозвища ему уже никогда не очиститься. В то же время «Нормой» он (простите, прозвучит по-снобски, но мы же тут дружески беседуем, верно?) отсёк огромный пласт читателей, которые увидели форму, не приняв сути. Здесь уместно вспомнить Гнойного, который, по сути, весьма схож с ВГС в творческом подходе — достаточно вспомнить дисс на Дудя, который слушается как говно, но им не является. Гнойный деконструировал русскую рэп-поэзию примерно так же, как ВГС — русскую прозу, нарочито провокативными образами и метафорами, которые становятся эдаким хитрым фильтром от чужака. От хорошей, типа «не плебейской» сатиры ждут эзопова языка, тайного языка нищих, через который рождается ощущение сопричастности к безнаказанному сообществу владеющих неким шифром, секретом… властью, в конечном счёте, недостижимым чужакам пониманием тренда. Особенно в сатире, созданной в тоталитарном обществе типа того же СССР. И тут вам на стол вываливают пакет говна. Грубо! Происходит слом парадигмы, человеку кажется, что его обманывают. Однако сатирой это быть не перестаёт, но она перерождается, словно какой-нибудь лёд-9. А под этим льдом — океан.

Я привёл лишь краткое пояснение, почему творчество ВГС может быть отталкивающим, а ведь таких примеров — тьма. Тот же «Заплыв», к примеру, вообще не вызывающий, но тем не менее спонсирует отторжение. Человеку важно облечь своё непонимание, свой страх в форму — тогда это становится явственным, чётким и, как следствие, приемлемым. Становятся понятны методы противостояния, исчезает ужас (здесь интересный момент, т.к. ВГС ни разу не мастер хоррора, но его творчество пугает). Человек ищет, за что зацепиться и находит, к примеру, антисоветчину. Фишка в том, что Сорокин деконструирует также персонажей. Мы все знаем «тургеневского героя», «толстовского героя», даже «героя Мариенгофа», почему нет. Но не существует сорокинского героя. У Сорокина люди расчеловечены, они не субъекты и даже не объекты, а предметы. Это хорошо прослеживается в таком омерзительном рассказе, как «Вызов к директору», например; абсолютно кроненберговская вещь, пугающая не натурализмом, а сюрреалистическим, не укладывающимся в голове ужасом уже упоминавшегося сращения сна и реальности. Кстати, в таком же ключе в лучших своих вещах работал Клайв Баркер, если интересно, рассказ «Холмы, города». Но там, где Баркер скрипя и натужно выбирается на свой маленький персональный Эверест, ВГС только раскачивается, и в этом его величие.

А антисоветчину и в Масяне найти можно при желании.

У Родари много сказок, которые интереснейшим образом как сами являются остроумными переработками классических сюжетов, так и звучат во множестве произведений более поздних авторов. Прежде всего не в идеях даже, а в особом, «родариевском» настроении: удивительной смеси лёгкости, света, фантастики и ненавязчиво подаваемых социальных проблем и жизненных ситуаций.

Среди отечественных мастеров подобного обманчиво лёгкого, а на деле сложнейшего жанра (ведь чтобы писать подобные сказки, мало быть мастером сюжета, слога и композиции, нужно иметь истинно доброе сердце) выделяются Борис Штерн и Кир Булычёв. Вот и этот рассказик про двух «волшебников» из Турина легко вписался бы в цикл о Великом Гусляре. На месте водителя так легко представить Корнелия Удалова, а его попутчики — это практически ученики факира.

Разумеется, я не говорю — упаси, Господь! — что Булычёв что-то там похитил, украл, сплагиатил; нет. Поразительно другое. говорят, идеи носятся в воздухе. Разве не чудо, что настолько схожие лирические, дарящие улыбку вещи были написаны разными людьми в совсем разное время?

Как по мне, так это просто замечательно. И многим взрослым не мешало бы отложить свои скучные книги и перечитать эти прекрасные улыбающие сказки.

Случайно попался на глаза этот текст, и что-то (видимо, избыток свободного времени) подтолкнуло меня к его прочтению.

Что тут скажешь — жалею об этом решении.

«Рассказ» — эталонная херня со всех точек зрения. Тут один из лаборантов писал, что «Белый» напомнил ему «Террор»; ну, коли так, то творчество какого-нибудь Массодова точь-в-точь Лев Толстой. Степень подобия примерно одинакова. Лично мне сия писанина напомнила одиозный роман Сурена Цормудяна «Когда завидуют мёртвым». Правда, на фоне Б даже книжка Цормудяна кажется не такой уж плохой (она безусловно ужасна, если что) — там персонажи хотя бы пытаются что-то сделать и хотя бы временами не ведут себя как депрессивные имбецилы.

В Б нелепо абсолютно всё. Я начал было выдёргивать цитаты, чтобы не быть голословным, но к середине бросил это дело. Проблема текста (рассказом назвать это не поворачивается язык) в том, что он не просто насыщен глупостями — он из них состоит целиком.

Итак, по сюжету на Земле в очередной раз случился Апокалипсис. Возникла некая ужасная неизлечимая болезнь, на этом фоне обострились межнациональные конфликты, страны — самое здравое решение, вне всяких сомнений — начали закидывать друг друга ядерными бомбами (кстати, по сюжету ядерными ударами обменялись Греция и Турция — то ли это троллинг такой, то ли, к чему я склоняюсь больше, автор спутал их с Индией и Пакистаном), наступил, как водится, всемировой коллапс.

И в довершение что-то стряслось с климатом и, видимо, по всей планете начал идти снег. Почему это случилось, автор нам не объяснит. НАДО ТАК.

Группа знакомых застряла в особняке на отшибе какой-то деревни. Они уже месяц сидят там безвылазно, бухают и предаются унынию. Главный герой, на редкость неприятный тип, без конца рефлексирует то на тему снега, то на тему своего одиночества и отсутствия эмпатии, то на тему умершей жены... Как говорит мой друг, «любой ветерок, глист или бумажка в восторг приводит». Только здесь не восторг, а плач.

Остальные ведут себя примерно так же.

Завязка — один из персонажей зверски убит, непонятно кем и непонятно как. И начинается просто калейдоскоп нелепиц.

Меж тем — это важно, на этом строится сюжет (ну, пока он не начинает скатываться в конченый сюр, о чём будет сказано в своём месте).

Кто ходил по такому снегу, тот поймёт, что автор снега в глаза не видел. Да что там «видел» — он и Джека Лондона то небось не читал какого-нибудь, чтобы поиметь хотя бы небольшое представление, что такое метр снега. И, кстати, снег идёт ежедневно, он не тает.

Герои без конца бегают по снегу, но в то же время попытка дойти до находящегося рядом посёлка ввергает их в панику.

16 километров по снегу метровой глубины за световой день — вполне посильная задача для группы, в которой есть 4 взрослых мужика, если подойти к ней с умом. Но только не для сборища инфантильных недоумков, способных только бухать, ныть и вести бредовые беседы. Типа таких (к этому моменту убито уже два человека).

И так без конца. А вот моё любимое. Персонажи всё же отправились в так пугающий их вояж и видят птиц.

Ближе к концу «рассказа» персонажи натурально сходят с ума и сами начинают бросаться тварям в пасть. Натурально, сами. А кто-то с ними трахается. А чего бы и нет — помирать так с музыкой. Под конец «рассказ» читать невозможно, потому что то, что начиналось как попытка в атмосферный хоррор, скатывается в абсурд, бессмыслицу, события начинают происходить со скоростью света, будто автору тупо надоело писать и он решил поскорее всё закруглить.

Слов нет.

В довершение всего, графомания эта состоит из канцелярщины, соседствующей с безумными метафорами, и уже не разобрать, где напорол автор, а где постарался переводчик. Результат в любом случае удручающий.

А вот девушка, нашедшая тело, пьяна

Возникает вопрос — пробовал ли автор смеяться и блевать одновременно? Видел ли он вообще пьяных людей, напивался ли сам?.. Чую, что вопросы эти останутся без ответа — ведь сочная картинка важнее достоверности.

То есть, это не просто валун, это БОЛЬШОЙ валун. Камень, способный загораживать видимость, как следует из контекста.

лужа из слёз? Серьёзно?!

Люди уже месяц сидят в изоляции. Вопрос: сколько травы должно быть у человека, чтобы ежедневно накуриваться до одури? Он что, оптовую партию притащил с собой?

Откуда у сотрудника департамента экологии, уехавшего в командировку замерять уровень радиации, большой старый револьвер?!

Ответов на эти и многие, многие другие вопросы не будет. Да это и не важно, гораздо больше внимания автор уделит демонстрации сочной расчленёнки. Ведь это «рассказ ужосов», а, значит, надо посмачнее ткнуть читателя носом в месиво из крови, кишок и спермы.

Впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы получить... Британскую премию фэнтези! Что тут скажешь?... остаётся только развести руками и порадоваться, что ты прочитал эту ересь в электронном виде и не заплатил за неё ни копейки. И на том спасибо!

Иногда они возвращаются...

Не останавливаясь на таких вещах, как ещё не разбухший слог или привычно отточенные, до музыкальности диалоги, стоит сказать о том главном, что делает этот рассказ таким пугающим и, на мой взгляд, выделяющимся даже в очень мощном корпусе ранней малой прозы Мастера.

Это тонко схваченное беспокойство. Умело упакованное во вроде бы тривиальную «историю о привидениях» ощущение расползающейся реальности. Сумеречная зона наших жизней. Под привычным слоем бытового ужаса из ежедневной сводки новостей — школьное насилие, обутые в подкованные сапоги и хранящие в шкафчиках карабины отморозки, бессилие вроде бы предназначенной для обуздания таких вот девиантов системы (в чём рассказ, кстати, вовсе не так сильно грешит против истины, как может показаться из спокойного 21 века) — кроется несколько других, куда более тошнотворных.

Ведь никто никогда не видел призраков — и каждый сталкивался с ними в жизни. Это может быть всё, что угодно: давно забытый враг, возвращение сталкера или сталкерши, настигающее за вроде бы почившие в людской памяти грешки и подлости, а, порой, и неосторожно сказанное слово и даже неверную мысль возмездие. Пути господни неисповедимы. Это страх неотвратимости. Страх рока. Против мистера Нормана выступают не просто воплотившиеся ночные кошмары, но сама судьба, сам фатум улыбаются ему в лицо. И нужно перестать быть человеком, чтобы пойти против Судьбы. Нужно стать героем.

Удушающий, неотвратимый до судорожной рвоты рассказ, который не даёт ответов, но ставит в конце жирный вопросительный знак.

У масаев есть поговорка «смелый умирает один раз, а трус — каждый день». Этот рассказ любого человека может сделать трусом.

Сегодня разговаривали с другом на актуальную тему, ну и вспомнился этот рассказик.

Пробежался по отзывам, зацепила фраза коллеги-лаборанта Стронция-88

«Рассказ написан в конце 70-х, ещё до волны «птичьих гриппов» и истерии связанной с апокалипсисом через вирус»

На что хотелось бы возразить, что рассказ был написан на 10 лет раньше, в конце 60-х, когда мир захлестнул последний (до нынешнего времени) штамм, против которого у людей не было иммунного отклика — Гонконгский грипп — и который унёс жизни не менее 4 миллионов человек. Несомненно, эта короткая бессюжетная зарисовка написана именно под впечатлением от тогдашней пандемии. По всей видимости, именно тогда у Кинга, чуткого прогнозиста и анатома общества, и мелькнула простая мысль, позже переросшая в самый масштабный его роман — «Противостояние».

И в этом, возможно, главный вклад Гонконгского гриппа в мировую культуру.

А сам «Ночной прибой», пусть и отличается меланхоличным и депрессивным настроением, по сути, ничего больше не несёт. Проходной рассказ для Кинга, пусть и написанный на злободневную тему; спасающийся парой ярких образов в конце, возможно, оживших только благодаря переводчику, нашедшему нужные слова.

Тяжёлая, давящая, я бы даже сказал, губительная книга.

Внешне безобидно начинающийся в жанре перестроечного лиризма роман стремительно подхватывает читателя, увлекая за собой в чернильно-чёрную тьму. А, казалось бы, как всё неплохо начиналось: дворы, распад Союза, гопники, фарца, понимание накатывающего непонимания и безнадёги будущего, на этом фоне молодая и свежая поросль циничных, кусачих, хватающихся за любую возможность выбиться из серой советской массы подростков. Жизненно, местами смешно, чаще грязно, быть может, несколько театрально, а больше обыденно и, главное, до жути, до запаха жвачки «турбо» и изрезанных поколениями школьников желтоватых советских парт — ностальгично. «Вонючая школа, драки, клей, так я становился сильней». «Школа» Козлова. Романтика распада.

Пока Герман не попадает в

И вот тут Елизаров на полную раскручивает маховик своего таланта. Оторваться от кошмара, в который залипаешь вместе с незадачливым Германом, невозможно физически. Проезжаешь остановки в метро, читаешь, шагая по бесконечным, залитым мертвенно-жёлтым светом коридорам переходов и продуваемым улицам города, ведущим из ниоткуда в никуда. В голове — мультики, бесконечная рекурсия психопатии, насилия и крови, крови, крови, бешеным серпантином скользящая в самый нижний круг ада, где нет ни света, ни тьмы — ничего, кроме шипящего вонючего проектора и калейдоскопа мерзостей, обозначающих, вроде бы, путь к спасению — но какой ценой?

Выхода нет, и, посмотрев «мультики» Алёшки-Разума один раз, читатель вместе с Германом обречён. С этой дорожки уже не сойти.

Елизаров мастерски влезает в голову. Был такой рассказ у Каганова, «Заклятие духов тела», где автор в предисловии безо всяких шуток предупреждал, что при написании им использованы какие-то там приёмы НЛП и впечатлительным читать рассказ не рекомендуется. Рассказ хороший, без дураков. Так вот, у Елизарова бездна, в которую он так ловко заставляет смотреть читателя, таращится в ответ настолько ... естественно... что Каганову, при всём его мастерстве и не снилось. Уже много кто сравнивал «Мультики» с «Заводным апельсином», это и правда схожие вещи, но если у Бёрджесса мы смотрим, как мучается Алекс, то у Елизарова мы мучаемся ВМЕСТЕ с Германом.

Елизаров всегда был мастером истончения реальности, это хорошо видно в его старых вещах, таких как «Сифилис» или «Госпиталь», но в «Мультиках» он достигает вершины своего шаманского дара; тем смешнее читать якобы беспомощные страхи лирического альтер-эго автора в рассказе «Берлин-трип». Какой там гашиш!.. попав в мозг автора, он должен был в панике распасться на атомы, ибо культивируемое Елизаровым безумие не снилось самым брутальным психоделикам. Елизарову не нужна химия, чтобы вскрывать допаминовые каналы — он взрезает их простыми чёрными буковками на белой бумаге.

А при чём тут «Мультики»? Да, в общем-то, ни при чём. Елизаров мог написать любую другую вещь с любым другим сюжетом, суть книги от этого бы не поменялась: ломовой двухсотстраничный кошмар без проблеска надежды.

Я подчёркнуто не касаюсь таких вещей, как слитая концовка, открытый финал, подвешенные немые ружья, клишированные персонажи. Они не имеют значения. «Мультики» — это не литературная еда и не десерт, это чёрная таблетка.

Одна из самых страшных книг, что мне доводилось брать в руки. Читать людям с неустойчивой психикой, склонным к беспокойству, тревоге или злоупотребляющим наркотиками СТРОГО не советую. Детям — ни в коем разе!

Впрочем, непонятно, кому вообще эту книгу можно посоветовать. Каждый должен открыть для себя её сам.

Охренительно! Чудесный рассказ ни о чём и обо всём сразу. Пока абсолютно лучшее, что читал на конкурсе, хотя тема, кмк, и не особо решена, но, как всегда получается с ПО-НАСТОЯЩЕМУ хорошими рассказами, тема вовсе и ни при чём.

Великолепная зарисовка, пробирающая до самого сердца.

Спасибо, автор!

Что напомнило: невероятно, но одновременно «Коллекционную вещь» Фишера, «Лавку миров» Шекли и «Красный город» Бенедиктова. Почему — не спрашивайте.

Да отличный миф получился, мне понравилось. И оригинально выбранный этнос, и хороший язык, удачно перемежаемый понятными из контекста эскимосскими словечками, а вполне типичная,но без людоедских мотивов, история происхождения народа, тотема, табу и почему боги больше не выходят на связь. Атмосферно, стильно, густо и богато. И, кстати, рассказ наводит на много мыслей, но я ещё хочу прочесть пару рассказов, поэтому просто констатирую факт, что мне понравилось. Конечно, это не шедевральный «Дом железного лосося» Лесиной, но уж точно получше, чем какой-нибудь «Дневник Ульвургына».

Что напомнило: сказки народов мира

ПС: но почему «придание», автор, ПОЧЕМУ?! =)

Вообще я очень, крайне не люблю рассказы, стилизованные под «старорусскость», все эти «доколе», «кумекать», «надыть» и прочие «паки-паки». И первое предложение зарядило, что называется, в жбан, я скривился, думал всё, хана, сейчас меня автор накормит отборными «понеже» по самое вельми.

Однако далее рассказ раскачался и бодро поехал до самого конца. Хотелось бы отметить ровную динамику, сюжет не провисает и катится с одной и той же скоростью, глаз ни за что не цепляется, история развивается так, как и должна, естественно.

И даже отсутствие ожидаемого пуанта не испортило дело. Вообще это, конечно, погремуха, но качественно сделанная, серьёзная. Такие поделки нужны, рассказ легко представить в какой-нибудь тематической антологии.

Ничего серьёзного, но и ничего плохого.

Что напомнило: была в серии «Звёздный лабиринт» антология, спонсированная каким-то украинским пивом, где в каждом рассказе так или иначе это пиво появлялось. Вот из такой антологии рассказ, только про шоколад =)

У этого рассказа есть один плюс, хотя и существенный — динамика. Сюжет движется споро, не отвлекаясь на мелочи. Удачно, несмотря на дурацкие названия (да, у Дивова была Клякса, но то Дивов и там всё на месте), набросана планета, мир видишь, в мир веришь.

Но остальное. Первая треть рассказа, по большому счёту, легко сокращается раза в три, там не происходит ничего важного. Шли, нашли еду, принесли. Какие-то воспоминания, достаточно сумбурные, о каких-то людях, проносящихся мимо читателя призраками. Пьянка. Катастрофа. И венцом — прибитая гвоздями в конце мораль, ужасающая своей простотой. Да, возможно, как и все великие мудрости, она и должна такой быть, но до последнего ожидаешь пуант — а его нет. Хотя последняя фраза удачная, подытоживает всё.

Что напомнило: ну вообще «Дрожь земли», конечно, а на самом деле на эту тему есть куда более изящный и тонкий рассказ у Шекли, называется (нет времени искать) «детская» или как-то там, где тоже люди неудачно с детишками чужих связались. и вот там всё прям очень круто в том плане что нелинейно =)

Тема конкурса предполагает интересные сеттинги, этот не стал исключением. Декорации Италии времён Чёрной Смерти. не сказать, что прописанные ярко, но с явным знанием предмета, за это плюс. несколько смутили кресла с дырами в подземелье (тела в подземельях не должны сгнивать до состояния текущей плоти), но, думаю, автор знал, о чём писал.

Впечатление портят многочисленные пунктуационные ошибки, выделил несколько, потом надоело

И безусловный венец

Текст явно вычитан, и от этого впечатление становится ещё хуже. К тому же конец скомкан, автор явно впихивал рассказ в требуемые рамки.

На мой взгляд, ничем особо не примечательная слезодавилка про непонятную героиню. Марии по тем временам выпадает весьма неплохая участь — богатый (судя по наличию там хоров и лазарета) женский монастырь, уважаемая профессия, на противоположной чаше весов вероятная смерть или жихнь, полная нищеты, вероятнее всего, проституция и смерть от чумы, но барышня недовольна. Чего же она хочет? А ничего. она мечтает о море. В этом недостаток психологии, девушка из 14-го века думает скорее как эмансипированная барышня из века 21-го.

Далее. У героини явный оттенок МериСью, у неё удачно получается сбежать из монастыря, не заболеть чумой, моментально прикинуться немой и попасть в богатый дом служанкой (!). Потом выйти замуж за богача. Чудеса в решете! И настоящий Стейнвей (Мария дерётся со злобным мужиком)

Парадоксальная и скомканная концовка даже всё портит, уж лучше бы очередной счастливый билет таки оказался постоянным и устроил нашу Золушку.

Видно, что автор старался, вышло антуражно, но слишком линейно и недостоверно

На что похоже: роуд-муви а-ля «Декамерон»

Впервые я прочитал «Санькя» сразу после выхода, в начале 2007 года. В то время я работал в книжном магазине, так что чтение новинок, тем более резонансных — а номинированный на несколько престижных премий роман к таким, несомненно, относился — было одной из моих обязанностей. Сам реализм я в те годы не очень жаловал, сравнивать было особо не с чем. Книги бывают разные, какие-то запоминаются, какие-то отталкивают, в какие-то ты влюбляешься. В книгах на самом деле мало общего — кроме одного: с возрастом твоё отношение к прочитанному меняется.

Тогда роман Прилепина показался мне вымученным, неживым, не лишённым некоторого обаяния, но, в конечном счёте, похожим на главного героя, зашедшим в память только необычным названием, удачным, надо признать. Не понравилась мне книга. Такую на полку ставить не станешь.

В те годы Прилепин был всего лишь ярким дебютантом, не матёрым классиком. О его книге не писал Лев Данилкин, его не выставляли стопками, как водится сейчас. Ну номинант и номинант, мало ли таких бывает. И этот пройдёт.

Однако не прошёл. Прошло 15 лет. Захар Прилепин ныне — один из мэтров писательского цеха, где ему давно уже тесно. Захар Прилепин — политик и ведущий ток-шоу. медийная фигура, рукопожатая с сильными мира сего. Нынче без обсуждения творчества Прилепина не происходит ни одной беседы о русской литературе, особенно с молодыми людьми, для многих из которых Захар стал смесью Хэмингуэя и Дос Пассоса или Барбюса. От «Обители» была без ума моя последняя пассия, которой тогда стукнуло аж 19 лет. То есть, Прилепина натурально стало много.

В таких условиях судить об авторе на основании прочитанной давным-давно и совершенно стёршейся из памяти книжки было как-то неправильно, и я решил перечитать «Санькя» и проверить текстом свои невнятные подозрения и антипатии к г-ну Прилепину.

Надо сказать, что для 34-хлетнего меня книга оказалась куда интереснее, чем для меня же 21-летнего. В те годы меня не сильно интересовала политика, уличные акции, лозунги, мир был вполне понятен и линеен. Уже потом в жизни тоже случились походы на митинги, общение с разного рода «либералами», «революционерами», маргиналами всех мастей, становление каких-то своих взглядов, изучение истории. «Санькя», как, наверное, и любой текст Прилепина, написан в первую очередь для людей, которым небезразлично всё вышеперечисленное.

Первое, что бросилось в глаза — нескладность текста, здесь я и в юном возрасте не ошибся. Прилепин банально плохо пишет. Ну, «Санькя» написан плохо, но, судя по всему, в дальнейшем автор манере своей не изменил. Роман написан ужасным языком-кошельком, где автор то деловито берёт хэмингуэевскую стилистику, то вдруг рассыпается в попытки «сделать красиво». Видно, что Прилепин был увлечён Платоновым, но там, где мастер натурально ломал язык, превращая свои тексты в некий литературный кубофутуризм, Прилепин копирует форму без понимания сути. Вот парочка типично «платоновских» образцов

Из-за того, что они редки, в тексте они торчат инородными элементами, потому что основой, плотью книги является всё же суконная и грубая, казённая реальность, казарменный язык передовиц, «Правды» и инструкций. И это, видимо, и есть уже «прилепинский стиль»: злые, грубые, плевками сделанные беседы, вереницы тошных полубредовых мыслей ГГ. Умолчим о юморе, хотя дело происходит вроде бы в среде молодых людей, да к тому же занятых опасной деятельностью. Ни капли живого общения, ни единой шутки на весь текст, кроме какого-то упоминания про отстреленные яйца. А ведь юмор в любой трудной ситуации верный помощник. Всё кажется неживым, словно бы вскользь захваченным на бегу. Вот только бегу куда? Видимо, к очень важным вещам. Так о чём же книга?

Будем считать, что Прилепин знал, о чём писал, хорошо: и про побои, и про работу подпольных террористических ячеек, и про «акции», но всё равно остаётся ощущение полной нереальности происходящего. «Санькя» — это роман вроде бы и идеологический, но, как сказано выше, вряд ли он кого-то смог бы «побудить к поступку». Для сравнения можно привести запрещённую в России книгу «Скины: Русь пробуждается», написанную Романом Нифонтовым — мало того, что с несомненным и большим знанием дела, но и очень приятным языком, с реальными персонажами и чёткой мыслью. С чувством юмора, оживляющим героев, в конце-концов! Со всем тем, чего так не хватает книге Прилепина. Иногда мне даже казалось, что Прилепин прочитал (а он, несомненно, читал) книгу Нифонтова и решил написать свою — такую же романтическую, неудобную, дерзкую. Но получилось иначе — сухо, серо, вместо революционного огня какая-то древнерусская тоска и банька с пауками в голове у ГГ.

«Санькя» — несомненно левая утопия, а ведь книга такая вроде как должна вызывать чувство сопричастности, подъём духа, но от описываемых событий веет такой театральщиной, особенно в конце, что становится даже как-то неудобно. В этом плане «Санькя» очень напоминает другой роман, схожий по структуре и сюжету — «Дневник Тёрнера», мрачный манифест американских белых националистов. Книга в художественном плане слабая, но имеющая совершенно иные цели, являющаяся, по сути, облагороженной политической декларацией намерений, и, таким образом, задачи свои успешно решающая.

И вот тут мы подходим к самому слабому месту романа Прилепина. Книга ведь ни о чём. Ну вообще! У «союзников» нет никакой программы, кроме как «мы за всё хорошее против всего плохого». Персонажи в программных разговорах (коих в книге несколько и которые Прилепину, вроде и работающему здесь в традиции русской классики, где полемика персонажей очень часто была излюбленным способом донести те или иные идеи до читателя, так и не удалось органично встроить в текст романа) вообще иногда переходят просто на слоганы, которыми можно вдохновить разве что пятиклассника.

«Этой страны», чувствуете, да? Эта страна... И никаких идей. Будем кидать яцами в политиков, а потом и стрелять в них же. Почему — звенит рефреном вопрос оппонентов союзников, философа Безлетова, еврея Лёвы, матери Сани, наконец; почему? зачем? что вам надо? зачем вы это делаете. Ответьте нам. И ответ звучит.

По сути, вся политическая программа погромщиков, террористов — а союзники именно погромщики и террористы — этим исчерпывается. И сразу вспоминается очерк Шендеровича — человека ядовитого, умного и наблюдательного — на эту тему, тему национальной идеи.

История смешная, а ассоциация страшная. И вот таким вот уродам предлагает нам сопереживать г-н Прилепин? Жалеть, что их бьют, пытают (хотя единственный раз Сашу побили менты очень гуманно — выбили зубик и чуть порезали розочкой. Хотя били много часов и не поленились вывезти в лес. Даже не сломали ни косточки!). Сажают в тюрьмы. Но ведь менты как раз правы, потому что у власти идея как раз есть. Власть делает дела, как показала история.

Судя по всему, Захар Прилепин спустя 15 лет пришёл к этой же мысли. Он публично отпустил ВВП все грехи, сам ушёл в политику и даже съездил на Донбасс, о чём немедленно выпустил книжку. Если нет идеи своей, то можно примкнуть к чужой, пусть даже ранее ненавидимой. Всегда можно сказать, что ошибался. А если кинут помидором в лицо, то не страшно. Можно и утереться.

Ведь, как сказал де Голль, «убивают только лучших». Посредственных литераторов и посредственных же политиков не убивают.

Пустой роман, недоманифест, недореализм, не содержащий ни единой идеи, даже чужой, не населённый живыми героями. В книге много сигарет, мата, выпитой водки и красного цвета. Только цвет этот поблек и высох, через него постоянно проступает другой цвет. Цвет пустоты. В которую не хочется всматриваться. Ведь оттуда на тебя никто не посмотрит никогда.

Нет, такое на полку не поставишь.

С книжкой всё предельно ясно: мужской палп-фикшн середины 20-го века с соответствующими требованиями. Книга выполняет ровно те задачи, для которых создана, имеет свою аудиторию. Вообще произведения о Бонде — это абсолютно целевое, стандартизированное чтиво, которое так же бессмысленно ругать, как книги Донцовой или женские романы в мягком переплёте с названиями наподобие «Ночь полной свободы» или «Мужчина её мечты».

Правда, хотелось бы отметить, что даже для своих, надо сказать, невысоких стандартов, книга удивляет тем, что всю первую половину там вообще ничего не происходит. Всё начало — совещание в СМЕРШе, досуг Бонда, его пребывание в Стамбуле — можно смело выкинуть, оно вообще ничего не даёт ни сюжету, ни читателю. Ну какая мне разница, чем завтракает агент 007 или какими фетишами увлечена полковник не-помню-как-там-её? И без того непритязательный роман превращается ещё и в скучный, что совсем уж никуда не годится.

Но, повторюсь, не ругать сюда пришёл. Цель написания отзыва иная.

Мне попалось издание с переводом некоего М.Панягина, чьих работ в базе числится ровно две штуки. Так вот, стоит отметить, что господин Панягин и его коллеги-редакторы и корректоры не сильно старались, переводя и без того незамысловатый текст. Большей частью, конечно, это банальная халтура, унылая и не смешная, никаких тебе мартини с оливковым маслом. Но один шедевр там есть; собственно, ради него отзыв и размещаю.

В середине книги есть сцена, где Татьяна Романова разглядывает себя в зеркале, а автор, соответственно, нам рассказывает, как она прелестна. И всё бы ничего, но!

А вообще-то Джон Кеннеди называл «Из России с любовью» в числе своих любимых произведений. И, если это действительно так, то это ... это печально.

НЕЗНАЙКА В СОЛНЕЧНОМ ГОРОДЕ

Многие из произведений АБС утратили актуальность, как расклешённые штаны и группа Fleetwood Mac. На первый план выходят совсем иные вещи. Одна из них – «Хищные вещи века».

ХВВ – это, между прочим, неонуар (особенно круто, что повесть создана за 10 лет до появления самого понятия)! Ни до, ни после Братья такого не писали. Повесть использует классические приёмы кинематографа «новой волны»: залитые солнцем панорамы и интерьер, неожиданные сцены насилия (с поправкой на цензуру), постоянные воспоминания героя, резкая смена динамики действия. Кстати, ХВВ по настроению сродни таким вещам Балларда, как «Суперканны» или «Высотка», где за светлой ширмой всеобщего благоденствия скрывается настоящий рай на взрывчатке. Сам Жилин – типичный частный детектив а-ля Марлоу из «Долгого прощания» или Кол из «Разговора»: невесёлый одинокий мужчина; правда, в отличие от них, самодовольный, напыщенный, считающий себя умнее других и потому отталкивающий даже положенную по сюжету таинственную красотку.

Ибо он болен.

У Ивана выраженное посттравматическое стрессовое расстройство. Он социально дезадаптирован, даже в расслабленном курортном городе его без конца тревожат военные флешбеки. У него проблемы с алкоголем, от которого он раз за разом показательно отказывается, чтобы в следующем же абзаце выпить снова. Есть мнение, что психическое расстройство Жилина будет прогрессировать, пока он, как герой Де Ниро в «Таксисте», не начнёт под соусом борьбы за нравственность палить в проституток и сутенёров, воображая себя неким «санитаром». Как следователь Жилин полностью проваливается. Он беспомощен перед лицом господствующего кругом зла, от которого и сам не в силах удержаться. Что он сделал?

Сняв пробу, Жилин вступает в виртуальную полемику с Римайером, где проигрывает вчистую, просто отказавшись от спора. Чтобы хоть как-то сохранить лицо ГГ, Братья вкладывают ему в уста прекрасный романтический лозунг про цель и средства, после чего Иван торжественно вылезает из ванной. А, между тем, сам Жилин утверждает, что слег – это не наркотик.

Это и правда так. Слег – это не цель и не средство, не причина и не следствие. Слег – это понятие, к которому неприменимы имеющиеся у нас инструменты познания.

Слег – это эволюция.

Мы неспособны осознать фазовый переход. Понять Странников. Или Бэнксовскую Сублимацию. То, о чём говорит Разум Роя в рассказе Стерлинга. Живи Иван спустя несколько веков в мире Тойво Глумова, он оказался бы среди тех, обречённых на упадок. И в отчаянии залез бы снова в ванную, привычно придумав оправдание в виде какого-нибудь романтического лозунга.

Стругацкие вообще испытывали какой-то страх перед сингулярностью (хотя что говорить, если даже Вернор Виндж пишет, что «несмотря на весь свой технический оптимизм, мне было бы куда комфортнее, если бы меня от этих сверхъестественных событий отделяли тысяча лет, а не двадцать»). Тем забавнее, что спустя четверть века творческого развития, поисков и эволюции мира Полудня, они приходят именно к ней. Тойво Глумовы улетают к звёздам, жилины остаются на Земле кричать в небеса, потому что их дети никогда не вернутся обратно.

Хотя конкретно Ивану Жилину этого не светит. От сублимации нельзя отказаться, поэтому его сбивчивый, растерянный, обличающий (кого? обывателей, наркоманов, слегачей, рыбарей?! Смешно!) монолог – не монолог даже, а крик о помощи — в концовке весьма показателен. И Жилин, привыкший либо врать себе, либо прикрываться уютными моральными конструктами, вступает в конфликт с беспощадной реальностью. Думаю, недаром это последнее появление Ивана Жилина в книгах АБС, в будущем его не ждёт ничего хорошего: либо дурка, либо… перерождение.

Sapienti Sat.

Летним днём, прогуливаясь по центру Питера, я увидел, как хозяин поднимал жалюзи бара. На жалюзи было нарисовано нечто стильное. Я попросил его опустить их, и мы встретились глазами с Джоном Блэксэдом. Рисунок так поразил меня, что остаток прогулки я не мог выбросить из головы серьёзного, немного грустного, решительного и волевого лица чёрного кота с белым пятном на подбородке, кота, одетого в классический плащ и смотрящего куда-то вдаль. Дома я немедленно нашёл комикс в сети и, прочтя первые несколько страниц...

отложил его.

Потому что это было слишком прекрасно, чтобы читать в интернете. Это нужно было держать в руках.

Я решил, что никогда не прочту «Блэксэда», пока он не выйдет на бумаге. И сдержал слово, покупая каждый том сразу после появления. Выхода «Амарилло» я ждал больше трёх лет.

Несомненный и беспрекословный шедевр даже среди прочих хитов bande-dessinée типа «Рыцаря-вампира», «Тин-тина», «ЭльфКвеста», «Друуны», фантазий Мёбиуса и многих, многих других. Безукоризненно выбранный стиль, замечательная графика, выверенность каждого кадра — а в случае с «Блэксэдом» уже можно и даже нужно говорить не просто о комиксе, а, по сути, возведённой в абсолют раскадровке. Только обычно раскадровки — это наброски, здесь же авторы предлагают нам полноценное, уникальное произведение. Если не бежать глазами, а всматриваться, вживаться в стрипы, то ощутишь и шум боксёрского ринга, и звон бокалов, и щелчки бильярдных шаров, и гул оживлённой улицы, и шорох ветра, несущего мусор и газеты перед небольшим, подвергнувшимся налёту магазинчиком, и тихое «паффф» выпускаемого сигаретного дыма, и шелест карт, и много-многое другое. Перед читателем не появится целого мира, он сам в нём окажется.

Отсутствие проходных персонажей. Сам Джон Блэксэд, уже ставший каноничным частный детектив, фигура масштаба Филипа Марлоу или Буллита. Персонаж, с которым хочется быть знакомым, которому хочется подражать, не идеал, не добряк, не мерисью, но живой человек, в которого веришь полностью и безоговорочно.

И это не упоминая богатейшего культурного бэкграунда, ставящего «Блэксэда» на один уровень с такими работами, как «Танкистка» или «Хранители». Но при этом «Блэксэд» лишён откровенно хулиганской и несерьёзной атмосферы первой и густой политико-социальной конъюнктуры вторых.

В итоге — эталон графического романа, комикс, фигурирующий во всех без исключения списках, что называется, must read. Шедевр на все времена. Та книга, которую не хочется откладывать, потому что она слишком прекрасна, чтобы покидать её. Грустная, тонкая, брутальная, пронизывающая романтическая история Джона Блэксэда не оставит равнодушным ни одно живое сердце.

«Геноцид» стоит особняком на фоне остального творчества Диша — возможно, потому, что это дебют в крупной форме. С одной стороны, «Геноциду» не хватает вычурности и размаха «Концлагеря», с другой — споро бегущего, практически филипдиковского сюжета «Эхо плоти твоей». Это немного неуклюжий, грубо вытесанный роман, сероватый, способный удивить в первую очередь образом, нетривиальной по тем временам идеей планеты-делянки. Сумрачная мотивация персонажей, живущих в общине, возглавляемой религиозным фанатиком, не добавляет книге веса.

Впрочем, часто создаётся впечатление, что Дишу по большей части плевать на своих героев, он больше увлечён аллюзиями и тем, чтобы не свалиться ни в психоделику, ни в роман-катастрофу, умело балансируя где-то между ними. При всём при этом та же «Дорога» МакКарти больше всего похожа именно на «Геноцид» — своей обречённостью и тотальной безнадёгой людей, теряющих человеческий облик и сходящих с ума.

Инопланетное вторжение у Диша — лишь средство, я не думаю, что такой глубокомыслящий человек задался даже по тем временам примитивной целью: показать, что в случае толчка извне цивилизация обречена. Думаю, ему было интереснее наблюдать саму атмосферу распада как общества, так и личности. Ему даже неинтересно, что именно и почему будут делать люди, ему интересен процесс. А в каких условиях это происходит, не так уж и важно. Раз за разом Диш возвращается к этой теме — и дегенеративная группа солдат в «Эхе», и умирающие в «Концлагере», да и, в общем, прогнившее общество в «334» — везде мы сталкиваемся с тем, что в безвыходной ситуации человек сходит с ума и начинает творить дикие вещи.

Другое дело, что «Геноцид» на фоне остальных книг ещё слаб и несовершенен, это ещё проба пера, и лично мне удивительно, что эта, в общем, проходная повесть номинировалась на Небьюлу.

Пожалуй, самая большая ценность «Геноцида» в том, что он по-настоящему мерзкий. Здесь уже ближайшая ассоциация — «Коровы» Стокоу, хотя до них Диш и не допрыгнул. Это достигается не за счёт изобильного описания всяких мерзостей (хотя и этого в книге хватает), а, скорее посредством конструирования отталкивающих образов и ситуаций, вскрытия подсознательных страхов читателя через ассоциацию того с персонажами.

Отдельно стоит сказать о переводе. Диш всегда был неспешным автором, даже тяжеловесным (В частности, создавая «Концлагерь» он вдохновлялся «Анной Карениной», так-то), но всё же другие его работы на русским читаются куда лучше, что даёт повод заподозрить госпожу Жижину в некоторой слабости перевода. Говорю это исключительно на основании чтения других книг Диша, где благодаря другим переводчикам книги оживают. Через «Геноцид» же пробиваешься, как через пресловутые Растения.

Небезынтересный роман, который вы не будете перечитывать, но запомните наверняка.

Жуткое, совершенно жуткое на всех планах произведение, словно бы нарочито написанное пасторальным и сочным, даже несколько вычурным языком, который на деле только больше оттеняет весь кошмар происходящего.

Немудрёный сюжет: обычное воскресенье четверых дружков-собутыльников, начинающееся с опохмелки и плавно продолжающееся неуклонным штопором падения на самое дно. Великолепно, с большим знанием дела показаны все стадии превращения, перекидывания человека под влиянием зелёного змия, как люди буквально за несколько часов теряют всякое подобие чести, достоинства, гордости. Как вроде бы нормальные, герои предстают перед читателем теми, кем и являются: пропащими либо стремительно скатывающимися в пучину пьянства людьми. Вернее, нелюдьми. И это при том, что никакой чернухи в повести нет от слова совсем: сам переход, само движение в пропасть ужасают больше любой расчленёнки. Куда там рафинированному, с толикой самолюбования Лондону или тоскливым рассказам Чехова. Повесть хочется просто отложить, сразу она не даётся, становится страшно. По силе воздействия самый близкий аналог — «Коровы» Стокоу, с поправкой на ещё недавно знакомую всем реальность.

Написано, как уже говорилось, с большим знанием дела, Виль Липатов сам сильно пил, знал, о чём писал. Рискну даже сказать, что человеку непьющему эту повесть не понять, только такой же пропойца, как главные герои, способен полностью оценить весь ужас, весь надрыв «Серой мыши». Произведение обладает чудовищной внушающей силой, после прочтения кажется, что никогда, никогда в жизни ты больше не прикоснёшься к спиртной морочной отраве.

И приговором звучит последняя строчка «Серой мыши». Нет веры в излечение, спасение, нет ни панацеи, ни выхода. Зловещая пустота и одиночество разлиты в концовке и нет места надежде. Чуда не случится, все, однажды унесённые водкой, никогда не вернутся в мир живых, по которому отныне бродят только их измученные призраки, отчаянно кричащие, клянчащие, ползущие к смерти

«Дайте двадцать три копейки! – съеживаясь, крикнул Ванечка Юдин. – Дайте двадцать три копейки!»

Цена билета в один конец.