Существуют тексты если не провокационные, то наверняка созданные с целью вызвать дискуссию. Предельно острую. Они могут быть патетическими, юмористическими, обличающими и психопатическими. Историческими, детективными, фантастическими, любовными...
Какими угодно.
Важнейший показатель их качества — это даже не конкретная позиция автора, а некий уровень честности в работе с персонажами и в конструировании ситуаций.
Автор всесилен. Он может макнуть героя лицом в уличную грязь, потом протащить до навозной ямы, и со всех сторон показывать, что персонаж-то этого заслуживает. Презирайте его, читатели. В нём нет ничего доброго, умного или хотя бы решительного. Тьфу на мерзавца. И все они (кто надо) такие.
Но если персонаж не дундук-маньяк, то он пытается выглядеть лучше, как-то планировать будущее, развиваться. В нём должна идти какая-то борьба, пусть даже плохого и отвратительного. Люди редко походят на карикатуры.
Равно как и стопроцентные герои, рыцари на белом коне — не часто встречаются.
Что сделал Рыбаков?
Взял ситуацию 38-39 годов, когда решалось, кто с кем и как будет воевать в Европе — но точно воевать будет. И попытался показать её глазами вполне искреннего партийца. Работника МИДа из высшего эшелона.
Когда вопрос «Что делать?» — обрел максимальную конкретность. Так — хуже, так — гаже, так — опаснее, так — кровопролитнее, так... А выбрать надо, потому как проиграть можно всё. И не только себя, свою жизнь, но и страну, и людей. Буквально за год в Европе смыло все следы версальских договоренностей. Уже предали Чехословакию, но её мало. Кто следующий?
На этом фоне у главного героя несколько личных трагедий и типичных для эпохи «инцидентов».
Автор, не особо выдумывая, пересмотрел «Утомленные солнцем», Солженицина полистал, «Шпионский роман» Акунина вспомнил. Перебрал основные штампы о тех годах.
И попытался показать их с другой стороны.
Вот ученый — новый родственник героя — пустоцвет, балаболка от науки, необходимый в коллективе «для дрожжей». Ещё и доносы пишет.
Вот арестованный публицист, за которого просит первая любовь героя. Да, он помогает, приговор смягчают. Но публицист на поселении уже обзавелся пассией, потому когда «жена декабриста» приезжает туда, её не пускают на порог.
Вот среди ночи стучатся в дверь — за сыном. Тот вполне себе летчик, только с Ханхин-Гола вернулся. А у него в части взорвался один из ангаров со стратосферным аппаратом. Отпускают через несколько часов, но сын в ужасе: поручился ведь за человека, а в его смену всё и взорвалось, как теперь людям верить...
Наконец, его жена очень любит Польшу. Как государство.
Дилемма ответственности и желания — вот основная проблема повести, её нерв.
И автор показывает, что хотелки людей, взятые в чистом виде — это просто эгоизм, который готов оправдать себя любыми словами и обстоятельствами. Главным оправданием станет преступность режима, разумеется. Хотя госаппарат тут выведен вполне зубастым, и записка с просьбой позволить расстрелять ещё тысячу троцкистов — фигурирует.
Советский же проект, в котором воплощается идея долга и служения, сталкивается с проблемой: за что должны работать люди? При капитализме — понятно. Для низших это возможность просто жить, для высших — доминировать с удовольствием. А при социализме?
Отсутствие такого крючка, как деньги, оказывается уязвимостью. Справедливость, здравый смысл, мир — если они абстрактны и не имеют предельно ясного выражения, то в умах и сердцах людей проигрывают темным страстям, запитанным на эгоизм. Пусть этот эгоизм стал чем-то иррациональным, пусть он отрицает даже жизнь своего носителя, но он — есть.
В распадающемся мире тридцать девятого года постепенно утрачивают свою силу договорные фигуры умолчания, общие мечты и слова. Все вместе они называются идеалами.
Потому семейная и коллективная драма героя — это распад межвоенных идеалов Союза. Не у всех. Кто-то утратил их давно, кто-то сохранит еще на пару лет. Но в умах старшего поколения, которое делало революцию, будущая война уже сейчас начинает предъявлять счета: слишком много людей погибнет в ближайшие годы, чтобы можно было петь «…это есть наш последний и решительный бой». Может быть, такой бой еще случится, но старшие ведь сами поменяли в «Интернационале» слово «будет» на слово «есть». В прошлую войну. Всё сразу не получилось — они отступили от военного коммунизма, потом смогли отодвинуть НЭП, потом много чего было. Но после подписания договора с Риббентропом надо выпить. Всем. Даже сухарям и стоикам. Потому что ответственность требует делать страшные вещи.
А другие выбирают свои хотелки, и тоже творят ужасы.
Младшее поколение сумеет приспособиться, обретёт точку опоры. Пусть многие сделают это в 1941-42 или уже не успеют сделать. Старшее — надломилось.
Эта драма удалась на 146%.
Но отдельные типажи второго плана, и особенно «страдальцы» — не так хороши. Они слишком копируют (в зеркальном отражении) антисоветские образы. Получается риторический эпатаж и слезосушилка. Не над тем скорбишь читатель, были люди посветлей. Как борьба с традицией, идущей как бы не от князя Курбского — ах мы бедные интеллектуальные страдальцы, как нас притесняют! — такой приём понятен и оправдан. «На мохнатой спине» работает антитезой прозе Быкова. Проблема в том, что от этого несколько проигрывает текст.
Конечно, есть и чисто литературная причина такой карикатурности: чтобы детально показать внутренний мир «сюжетных пешек», требуется превратить большую повесть в роман-эпопею. Или очень долго искать те простые штрихи, что позволят раскрыть сложность человека в нескольких строчках.
Но главного посыла книги это не умаляет: сильная вещь, которая занимает своё место.
Итого: историческая зарисовка с мощными аналогиями в современности. Драма, в которой минимальная доза фантастики лишь добавляет актуальности.
В 2017 году на конкурс «Фанткритик» поступило тридцать девять работ, из них семь литературно-критических статей и тридцать две рецензии. В короткий список вошло пятнадцать текстов.
Расщепление Христа, как метод усложнения интриги...
.
Мастер уровня Геймана чувствует разницу между видами своих произведений. Если человек оформлял комиксы и писал романы (равно успешно), то можно рассчитывать, что и про сериал он подумает.
Подумал.
Роман очень во много держится на самоощущениях главного человеческого персонажа. Шадоу Мун / Лунная Тень, который прошел школу сокрытия своих чувств (какая тюрьма не является подобной школой?), как бы приглушенно воспринимает и несчастье с женой, и чертовщину вокруг себя. Методичность и отрешенность, которые позволяют персонажу достаточно ровно идти по сюжету вплоть до кульминации. При этом переживания описываются, пусть и не детально, но домыслить их можно.
Кроме того, сам сюжет если не простой — то скорее линейный. Человек на первых порах — пешка. И дальше не слишком самостоятелен. Собственно, пришлось умереть, чтобы сообразить, где же тут разводка... И только потом видны первые шаги героя на длинном пути — устранение кобольда и разговор Одином в Исландии...
Сериал требует более сложного сюжета. И более показательных действий. Сложно дать череду образов — по абзацу на персонажа — как в книге. Слишком все получается суетливо (и нет размаха).
Потому в первую голову были изменены "маленькие трагедии прибытия".
Сохранилась только одна цельная биография — женщины, которая привезла в Америку лепрекона — остальные стали скорее столкновениями, описаниями событий. Ананси, который обеспечивает поджог корабля рабовладельцев, и тем запасается громадной жертвой, прежде чем ступить на новую землю — сменяет историю близнецов, которых продали в Штаты и на Гаити.
Вторым номером идёт жестокость. Она раскрашена, натурализирована, подана во множестве ракурсов и состояний. Вот вам ходячий труп неверной жены, блюющий личинками мух, вот вам утыканные стрелами викинги, вот остывшие гениталии и пузырящаяся кожа.
Язычество — жестоко, телесно и конкретно. Вера неотделима от чувственных переживаний, от ощущений.
Расхождения между техногенными божествами и и старыми языческими — демонстрируются через конкретику присутствия. Одину требуется телесное переживание. Теледиве — достаточно внимания. То есть переход от язычества к "новым верованиям" задан не просто новой предметностью (вроде появления бога железных дорог), но новой технологией обработки информации. Слова лепрекона, обращенные к умирающей старухе, которая привезла его в Америку "Здесь ни у кого не времени на магию" — они с гнильцой, с фальшью. Тогда, в 17-м веке, на периферии "британского мира" — времени хватало.
Технобожества — это изображение вместо присутствия, пиксельность фактуры и дублирование вместо размножения. На эту разницу и работают спецэффекты — долей своей нарочитой неестественности.
В книге граница была другая, поколенческая: боги автомобилей с хромированными зубами — им приносили жертвы с невиданным размахом, но ведь они тоже были телесными.
Третьим, самым существенным, идёт изменением мира. В романе подразумевался единый Христос — в Америке они фигурировал в единственном числе (а вот в Афганистане ему было хуже).
Тут же — очередного мексиканского Христа расстреливают при попытке перехода границы. Не сатанисты какие, а вполне себе христиане, только другие.
И — множество Христов в последней серии, когда они праздную Пасху вместе с богиней весны...
Это подразумевает — куда большую степень субъективности вселенной.
Ну а раз так — то куда большую степень свободы в действиях каждого отдельного божества. Каждый может попытаться создать себе идеальный санаторий (как Вулкан-Гефест), некий резервуар силы. И Один уже принес жертвы — публично. Война — уже объявлена.
От смерти политического радикала, которая в книге рисовалась последней каплей перед войной — главным поводом, когда причину уже всем рассказали — идёт переход к по факту начавшемуся противостоянию, которое выплеснулось в мир людей. Весна отменила весну.
Потому автор резко увеличил количество сюжетных линий второго плана. Прописал интригу войны в деталях.
Отсюда мысли о втором сезоне. Имхо, разумеется:
— если не отказываться от историй второго плана, а мелкие стычки на периферии войны станут не нужны, то потребуется рассказывать что-то из историй Одина и Локи. Даже в рамках сериала это можно оформить с интригой: как они расставались/ссорились напоказ, как Локи примерял новую личину и т.п.
— на второй сезон потребуются деньги (и создатели явно рассчитывают их получить): если война между богами выплеснулась в мир живых, то должны быть фокусы эпического масштаба, когда боги попытаются выкладывать карты на стол. В этом смысле чертовски интересно, как автор дальше будет раскручивать тему магического реализма;
— придется как-то иначе обыгрывать образ Тени: если война сложная, то все слова будут сказаны задолго до её конца, и все они окажутся ложью. Как на любой большой войне. Разводка из романа — слишком проста для закручивающегося сюжета. А раз так, то самый честный парень, который выйдет на поле боя и чего-то там заявит — не, не произведёт эффекта. И прозрение этого парня должно быть немного иным...
Что до подбора актёров, съемок, вообще внешней стороны экранизации — можно только сказать "хорошо бы и другие так умели".
Если уж браться за библейские аналогии в фильме, то создатели прозрачно намекают не сколько на греческий пантеон, сколько на подобие монотеистического "пантеона". В наличии: некий бог-отец, великий и недостижимый, не очень ясно, живой ли, но довольно много сотворивший. Его сын, отступник, низвергнутый с небес, который не сколько уничтожает людей, сколько навевает им всяческие вредные мысли. Амазонки-ангелы, которые не подпадают под ограничения Вавилонской башни, сами по себе прекрасны и должны бы любить людей — но так их люди достали, что готовы они обороняться до последнего. Эдем-Фемискира и т.п...
Диана, вылупляясь из эдемского кокона, с хорошей теоретической подготовкой и никаким знанием реальной жизни — по сюжету получает наставника в человечности. Их отношения могут поддерживаться лишь пока каждая сторона "выкладывает на стол новые карты": у капитана в запасе опыт собственной жизни и знание о той цивилизации, что построили люди; Диана выдает на гора кучу своих талантов (самообучение есть первый из них) и боевых навыков, причем они у неё не заканчиваются. Понятно, что ей не надо учить школьный курс истории, чтобы понять — чего стоят люди. Ей надо прожить и прочувствовать эти несколько дней, когда поддерживается равновесие между её способностью удивляться и знаниями капитана. Мороженое и пулемет в этом смысле — просто еще одни наглядные пособия. Любовь к вполне конкретному человеку и разочарование в людях — приходят почти одновременно.
И тут — когда убит Людендорф и отчего-то немцы не стали мирными няшками — заявляется Сатана-Арес. Если капитан не строил на барышню с такими талантами далеко идущих планов, то Арес почти открытым текстом говорит ей, что на Земле должны остаться они вдвоем и рисует ей образ нового райского сада. Искушает. И когда Диана не соглашается — начинает учить её божественности. Битьем. Чтобы оторвать от людей. Под его ударами у неё активируются новые "скиллы", раскрываются возможности. Каждый раз выживая, обретая новую сверхспособность, она делает шаг от людей вообще. Но — и это важный момент — если капитан, утратив явное влияние на Диану, ушел драться на человеческом фронте, не растерял свою личность, то Арес, утрачивая возможность учить, теряет себя. А он эту возможность утрачивает те больше, чем ближе Диана к нему по своим силам.
В кульминационный момент — когда Диана отказывается убивать женщину-химика — слышатся не патетические слова о любви к людям вообще, а немного другая фраза: "С Тревором настоящая любовь была, а тебе, старый Козёл, ничего не светит..." И тут метафизика идеально объединяется с конкретными чувствами.
Показателен и её "отказ от славы" — она не знает, что делать с человечеством вообще. "Пусть живут. Иногда они прекрасны... Лишь бы не доставали"
Много было уже сказано хороших слов про этот фильм — и я таки солидарен с позитивной оценкой.
Фильм про то, как личность переходит из детского (несовершеннолетнего) в сверхчеловеческое состояние, про десяток забавных эпизодов и серьезную драму, которая смывает розовые очки.
Исходно — есть очень хороший детский садик. В таком, наверное, мог жить маленький Ахилл — когда физические нагрузки вполне взрослые, а моральных проблем перед молодым человеком не ставили, лишь рассказывали душеполезные сказки.
Но вот вострубили подручные Одиссея — пора. В данном случае — грохнулся самолетик.
И тут юная идеалистка — Диана выучила все, что можно было прочесть, но явно плохо понимает о чем идет речь — решает, что пора себя попробовать в деле.
Собственно под это как можно более быстрое ознакомление с обществом людей заточены ляпы сюжета и трансформации хронотопа.
Если "Швабия" проткнула барьер вокруг острова, и с корабля видели, как дикарки (а кто еще?) тупо массой задавили десант — чем они могут ответить? Нет ли на борту парочки пушек? Но "Швабию" выводят за скобки.
Если ботик из Эгейского моря своим ходом шел до Ла-Манша — то у шпиона было очень много времени объяснить юной деве, что прилично, а что не очень в лондонском обществе, что такое война и как тяжело все решить жизнью одного человека. Если они просто "вышли через другую дверь", и прямо вывалились у берегов Британии — это другое дело, только я как-то не очень понял этого перехода, не заметил.
Но задача автора — чтобы Диана оказалась в положении мальчика Дэнни из фильма "Сияния" — спустя самое короткое время она будет знать все о человеческих отношениях, она привыкнет и зачерствеет, но пока краски ярки, а чувства искренни, всё впервые. Поэтому вот вам Лондон, юная богиня, как он вам понравится?
Она очень быстро учится, просто новые ощущения приходят быстрее.
Вот бой и любовь — идёт постоянное повышение ставок. Вот растут сомнения, но все ближе решающая схватка.
И тут автору снова понадобилось, чтобы драка была личностной, индивидуальной, оттеняя чувства.
Потому нам не показывают Левиафанов. А западный фронт — это страшная схватка именно организованных сущностей, государственных машин, которым мало разницы, сколько людей падет сегодня. И которые не перепрыгнешь, как линию окопов, даже если прыгать на двести метров. И те люди, которые поднялись за ней в атаку — они лягут под снарядами. С ближних батарей попытку прорыва попытаются закрыть артогнём.
Но что самое главное — нам не показали, что с другой стороны тоже сражаются сотни и тысячи людей со своей правдой. Она не убивает ни одного капеллана, который пытается изгнать дьяволицу, чтобы защитить своих друзей-солдат. Солдаты — это куклы. И только в финале, когда они снимают шлемы — в отощавших лицах зрителям позволено рассмотреть что-то человеческое.
Богине нет до них дела — даже если ей жалко детей.
Шпионы в Лондоне еще казались ей людьми, а в окопах... нет.
Но вот когда её любовь приносит себя в жертву — пусть не ей лично, но делу её — вот тут да. "Ты можешь повернуть реку, но ты не можешь вернуть жизнь". Тот, кто делал тебя человеком — он мертв. А люди вокруг, это просто знакомые. Мир несколько опустел. И вот тут приходится делать выбор...
Момент выбора, момент осознания, что ей только что говорили слова прощания, а она просто не расслышала их в горячке боя — получился. Это человеческая трагедия богини.
/в фильме довольно много отсылок к Библии — начиная от рогов на шлеме Ареса и его падения — только жертвовать собой тут достаётся человеку/
И на триумфе в Лондоне, на громадном празднике по случаю победы — Диана одинока.
Опять-таки создатели фильма вынесли за скобки первую войну, в которой НЕ участвует Диана. Когда она смотрит на отправляющиеся корабли, и говорит себе — здесь я не буду сочувствовать ни одной стороне. Напротив, в самом финале, вспомнив славное прошлое, она куда-то летит (на помощь Бэтмену...)
облако тэгов
