Любите ли вы книги с гнусными обложками так, как люблю их я? А обложка у романа препоганая, она вопит о том, что под ней кровища, ужас, мрак и плохой перевод. Пожалуй, всё так и есть, только вот сам роман оказался на редкость живуч и переводом не убился, а затянул с первых глав. Я до сих пор затрудняюсь сказать, к какому жанру лучше отнести это произведение, столько всего намешано в этой довольно лихо закрученной истории о цепочке убийств фиолов, этаких мутантов, способных контактировать с миром мертвых. Как и Люди Икс, фиолы с неизвестно откуда взявшейся способностью к общению с призраками обучаются в специальных школах. Затем служат обществу, например, помогая полиции в расследовании убийств. Формально это мистика, так как мы имеем дело с потусторонним, но так как черти из коробок не выскакивают, а сама задумка вполне логично вписана в реальность, близкую к нашей, то по ощущениям от чтения это скорее городская фэнтези или вообще гуманитарная фантастика. Но и это отходит на второй план, потому как главное в книге — полицейское расследование и попытка сохранить жизнь потенциальной жертве, что скорее характерно для реалистических триллеров. Короче говоря, я с удовольствием проглотила этот коктейль и не отказалась бы от добавки. Однозначно взяла автора на заметку.

ФРГ, 1978 год, из всех «утюгов» поет Boney M свои библейско-растафарианские «Вавилонские реки». И этот навязчивый мотив красной нитью проходит через всё горькое и трогательное повествование о жизни «восточной чумы», то бишь беженцев из соцлагеря, попавших в лагерь экстренного приема в надежде, что их допустят в лагерь капиталистический. Я даже не знаю, какое название романа более уместно в этом случае: оригинальное — «Lagerfeuer» (взятое как единое целое, слово означает костер на лесосеке для сжигания порубочных остатков, а в первой части его звучит слово «лагерь») или изобретенное нашей переводчицей «На реках вавилонских» (тут, думаю, комментарий не требуется).

Признаюсь честно, брала роман в руки с опаской, боясь нарваться на политическую агитку. Да, политика там есть, но вместо агитки жизнь, в данном случае пахнущая потом, смертью, ношеной одеждой со склада, грязью, пластиком, но не свободой принимать решения.

Роман обладает сложной структурой: рассказ ведется от лица нескольких персонажей, и не все они рассказчики надежные. При этом история не рассыпается на части, а сворачивается в клубок. Книгу очень неприятно читать, потому что хоть это и материально благополучный Запад, где даже лагерь беженцев больше похож на советскую коммуналку, чем на нечто по-солженицынски суровое, горе там настоящее, кругом мрак, пусть и всю книгу «хор негромко исполнял припев, и словно ветер проносился над морем, открывая невероятный простор свободы и любви».

Этот «антипарфюмер» (простите за столь банальное сравнение) очень сильно выручил меня в больнице в период вынужденного голодания, потому что в первую очередь это очень невкусная книга о тонкостях вкуса. И если вы не хотите знать, каковы на вкус навозные жуки или сыр из женского молока, то читать ее не советую. К счастью, роман не только об этом, а представляет из себя небезынтересную картину блеска и нищеты французской аристократии в период, предшествующий Великой французской революции. В отличие от Зюскинда, в книге нет смакования извращенных мерзостей, потому что в центре не монохромный маньяк, а вполне нормальный человек пусть и с ненормальными пристрастиями, но с сильной волей, не позволяющей ему пасть, человек эпохи Просвещения, философ, ощущающий себя мятежным зверем в клетке привычного мироустройства.

К сожалению, по художественным свойствам книга уступает произведению Зюскинда: не берусь судить, виноват в том автор или переводчик. Но в отличие от вышеназванного романа, эту книгу я буду вспоминать с теплом, ибо в ней есть свет, помогающий жить.

Иногда внутри становится так пусто, что хочется бежать-бежать-бежать — всё равно куда, лишь бы подальше от надоевшего окружения. И кажется, что смена обстановки мгновенно заставит мир заиграть новыми красками. Но чем дольше продолжается бегство, не приносящее успокоения, тем быстрей нарастает отчаяние, тем радикальнее хочется всё поменять... Вот так и герои романа «Под покровом небес», устав от жизни и желая освежить эмоции и чувства, убежали в Северную Африку, манящую первозданностью и иной культурой. Сейчас бы такой поступок назвали экстремальным туризмом. В принципе, такой — экстремальной — поездка и вышла, особенно в духовном плане, ведь всем известно, что Дьявол предпочитает жить в пустыне. И перед читателем автор рисует эту пустыню — на другом континенте и в душе. Спасения нет даже в оазисах... даже в отношениях с вроде бы дорогими сердцу людьми.

Очень красивая и очень колючая книга, страшная и неумолимая, как песчаная буря... как жизнь.

Самый существенный недостаток романа Росса Лэйдлоу это его название, «Аттила, Бич Божий», потому что оно сразу настраивает на определенные ожидания чего-то биографического и, несмотря на размах деяний Аттилы, более локального, чем то, что получает читатель. Местами даже кажется, что называйся книга «Аэций, последний из патрициев», сути это особо не поменяло бы. А всё потому, что персонажи здесь только лишь фигуры на великой шахматной доске истории. В главной же роли здесь выступает сама эпоха: Римская империя на пороге развала, все ссорятся со всеми, объединяясь против врагов в невероятные союзы; христианство сражается с язычеством (и даже немного с зороастризмом), а течения внутри церкви выступают против друг друга; варвары сегодня против Рима, а завтра его вернейшие союзники. Яркий калейдоскоп лиц (Аттила, Аэций, Аспар, Валетиниан с Галлой Плацидией, Феодосий с Августой Пульхерией, Бонифаций, Блаженный Августин, Гундерих — список можно продолжать и продолжать) мелькает и кружит, что, впрочем, можно отнести как к достоинствам, так и к недостаткам романа. Ибо для цельного произведения он чересчур мозаичен, но в результате картинка всё же складывается. А раз картинка сложилась, время на чтение потрачено не зря.

Временами душа просит чего-то чистого, светлого и грустного, и тогда лучшей книги, чем «Перед зеркалом» Каверина, пожалуй, не найти. Это очень трогательный роман о жизни, любви, искусстве, науке и, главное и самое страшное, — о несбывшемся. Хотя почему о несбывшемся? О вполне сбывшемся: она посвятила жизнь живописи, он — математике, они действительно любят друг друга... Да, жизнь редко поворачивается к ним лицом и, если бьет, то бьет наотмашь: война, революция, эмиграция, разлука-разлука-разлука. Почти весь роман — письма героини: искренние и светлые в пору юности (Казань, Петербург, Симбирск, Ялта, солнце, мечты, прозрачное небо над головой); горькие, с нотками отчаяния, когда судьба и история раскидывают героев по миру; полные жизни и надежды, когда всё вроде бы складывается, но всегда что-то мешает, даже во Франции. Но горше всего от осознания, что история-то подлинная и автор просто показал под чуть иным, пусть и несколько измененным в пользу литературной достоверности, углом настоящую линию жизни угасшей в эмиграции художницы и математика, так и не ставшего вторым Лобачевским.

Мне когда-то настолько тяжело дался «Слепец в Газе», что я долго не решалась читать у Хаксли что-то еще. Но пришедшийся под настроение «Желтый Кром» вновь возбудил во мне интерес к автору, несмотря на то, что я терпеть не могу книги, где собирается компания и начинает болтать о всяком разном. По сути, в сюжете романа буквально два-три хода, не особо отличающихся от вустерианы Вудхауза: гости съехались в поместье, покушали, поболтали, закрутили пару интрижек и устроили ярмарку. И тоже сделали всё весьма забавно и непринужденно, но насколько же горькая ирония и сатира Хаксли отличается от беззлобного смеха соотечественника.

Несмотря на то, что «Желтый Кром» это дебютный роман писателя, написан он мастерски. Вставные истории и стихи в нем, на первый взгляд, имеющие мало отношения к происходящему, работают на раскрытие философии автора. Особый интерес представляет и то, как устами одного из персонажей изложена схема более позднего произведения «О дивный новый мир», да и сам «Желтый Кром» можно рассматривать в качестве подготовки плацдарма к написанию антиутопии об обществе потребления и месте человека в нем.

Что можно сказать об этом толстом, если иметь в виду количество страниц, и тонком, если говорить о содержании и атмосфере, романе? Формально это историческая проза — с хандрящими князьями, отважными поручиками, воинственными горцами, Николаем Палкиным и портретом декабриста на стене. Сюжет скорее водевильный, чем многослойный и полный интриг: а что вы хотите от книги об искушенном аристократе, соблазнившем своенравную девчонку и увезшем ее от мужа на Кавказ — «в вечный праздник тифлисской музыки, врывающейся в окна вместе с ветвями акации»? Но написано все это пронзительным, поэтичным языком русской классики, и на первом плане далеко не сюжет, а многогранные, внутренне противоречивые, но прекрасные без исключений персонажи.

И я не посмею приписать этот по сути вневременной роман к жанровой прозе, ведь история, рассказанная в нем, вечна, как вечны самодержцы и самодуры, локальные войны, уносящие тысячи жизней, обманутые мужья и властные родители, как вечны пьянящий запах свободы и Любовь, настоящая и с заглавной буквы.

Когда-то «Ипатией» проповедника Чарльза Кингсли зачитывались викторианские леди и джентльмены и даже, по слухам, сама королева Виктория. Сегодня этот историко-приключенческий роман прохристианской направленности обвиняют в расизме, антисемитизме и агрессивном отношении к католической церкви (хотя в излишнем эротизме, как раньше, упрекать перестали).

Приобщилась к этому произведению и я, движимая чистым любопытством, ведь интересно, что писал один из основоположников христианского социализма о язычнице Гипатии. Начала читать и по-настоящему увлеклась. Да разве можно не увлечься бодрым сюжетом и довольно неожиданным попурри из ярких образов? Тут Христос, Один и олимпийцы; греки, евреи и готы; параболаны, авсуры и гладиаторы; разлученные в детстве брат и сестра, а также семейные тайны, более мелодраматичные, чем эта; целомудренные ученые девы и коварные ведьмы; и даже подарочный белый слон!

Конечно, в романе очень много театральности и пафоса, хотя, возможно, виновата в этом не только эпоха написания, но и сама тема — тот же довольно новый фильм «Агора», посвященный описываемым событиям, не менее высокопарен. Персонажи много философствуют, разговаривают сами с собой, «ввергают в пучину разврата и позора» и даже «исцеляют от иудейства». Тем не менее, читается не хуже, а местами даже более захватывающе, чем «Спартак» Джованьоли и «Камо грядеши» Сенкевича.

К счастью или сожалению, наш мир сильно изменился за последние сто с лишним лет, и сейчас книга понравится не всякому, но попытаться прочитать стоит. А вдруг?

Сюжет романа предельно прост и даже банален. В начале 1990-х тридцатилетний американский офицер крутит роман с семнадцатилетней английской левачкой-активисткой. Они трахаются, беседуют о политике, а потом он ее бросает, чтобы внезапно заявиться к ней ночью через шестнадцать лет. Он успешен, она неудачница, к тому же преследуемая одержимым ей психопатом.

Терпеть не могу подобное: слезы-сопли, сдобренные разговорами о политике, карьере и роли секса в этом мире. Но прочитала взахлеб, чему сильно удивилась. Автору удалось соединить любовный роман и популярную социологию с захватывающим сюжетом, щедро политым кровью, и заставить думать о том, о чем обычно думать не хочется. Например, о мире, «который не цивилизован», и вряд ли кому удастся его цивилизовать.

«Помни сэра Эдмунда Берри Годфри.»

Вы помните? Я не помнила, а теперь запомню, потому что прочитала книгу с несколько безвкусным заглавием «Знак алхимика. Загадка Исаака Ньютона». По-английски оно звучит интеллигентнее. Но, возможно, хорошо, что наши переводчики опять в этом плане «постарались», потому что это название заранее предупреждает, что перед нами жанровое произведение и ждать от него стилистических изысков, например, как у Питера Акройда, не стоит. Но этим все недостатки и книги, и перевода ограничиваются, а дальше начинается пиршество для ума, стосковавшегося по загадкам и неглупым приключениям. Рассказчик, молодой ассистент смотрителя Королевского монетного двора Исаака Ньютона, помогает своему знаменитому шефу раскрыть череду таинственных убийств, непосредственно связанных со служебными обязанностями героев. Помимо перипетий расследования читатель может многое узнать о жизни Лондона того периода, в частности, имеется много подробностей о жизни в Тауэре. Теперь-то я знаю, почему Королевская обсерватория была перенесена в Гринвич или что представлял собой зверинец, расположенный в Львиной башне. Также в романе можно найти и многое другое: о Ньютоне, Гуке (в книге он Хук), Дефо, гугенотах, католиках, ученых, алхимиках и т.д., и т.п.

Закрывая книгу, хочется воскликнуть: «Какая захватывающая история!» — понимая под «историей» не только фабулу романа.

Пожалуй, это самый страшный из прочитанных когда-либо мной рассказов. Во-первых, потому что слишком много насилия на такой сравнительно небольшой объем текста: от женщин с переломанными костями, томящихся в реке, чтобы их потом было вкуснее есть, до кучи обезглавленных трупов в качестве результата неудачной шутки над каннибалом-алкоголиком. Во-вторых, потому что мораль рассказа «Не допускайте никаких проделок и шуток над дикарями» актуальна не только в диких джунглях. Особенно если речь идет о горячительных напитках.

Это очень странно, но рассказ Джека Лондона «Сын солнца» заставил меня подумать совсем не о том, о чем написал автор: не о безумной жажде наживы или столь же страстной и опасной жажде приключений, не о людях, способных на любой поступок ради достижения своей цели. Совсем не о вечном. А о нашем времени и о смене угла зрения на, казалось бы, простые и понятные вещи. Потому что, читая, я с ужасом поняла, что меня не шокирует поведение героев, способных убить друг друга из-за пустяка. Меня шокирует та прямолинейность, с которой Джек Лондон называет жителей Соломоновых островов черными, дикарями и ниггерами (правда, в оригинале, в переводе это вполне благопристойные «туземцы» и «темнокожие») и сравнивает их с обезьянами, не стесняясь подчеркивать преимущество белого человека. Сегодня этого делать не принято, а в некоторых странах и уголовно наказуемо. Вот и подумалось мне, говорит ли моя реакция о том, что мир стал гуманнее, или о том, что мы стали лицемернее. В любом случае, все это подчеркивает, что книги Лондона не теряют своей актуальности до сих пор. Даже если их восприятие искажено нынешними реалиями.

Главные герои романа «Неисповедимый путь» — люди с паранормальными способностями. Они видят призраки умерших людей и могут облегчить их страдания, они могут изгонять болезни и даже пытаются воскрешать мертвецов. Они борются с неведомым злом, как внутри себя, так и с приходящим извне. Они делают это в разнообразных декорациях: здесь и тихий американский городок с домом с привидениями и активными ку-клус-клановцами, и классическая бродячая ярмарка с одержимым аттракционом, и массовые проповеди с сеансами исцеления. Даже есть институт по изучению экстрасенсорики и жизни после смерти.

Книгу с подобным сюжетом мог бы написать Стивен Кинг. И тогда бы это был бы настоящий роман ужасов, наполненный рефлексией героев и страхом перед темной стороной человеческой личности, зачастую вполне объяснимой с точки зрения психологии без привлечения мистики. Но Роберт Маккаммон не Стивен Кинг. Наверное, это хорошо. Он просто другой. И роман с потенциально темной энергетикой вдруг превращается в довольно светлую историю о двух мальчиках, которым предстоит возмужать и сделать Выбор. Именно Выбор с заглавной буквы, ведь и мальчики тоже непростые. И уже не так страшен инфернальный Меняющий Облик, стремящийся уничтожить героев, пытающихся найти свой единственно верный Неисповедимый Путь. И он не страшен не только им, но и нам, читающим эту книгу, тоже.

В последние годы у меня сложилась традиция — в самый пик жары читать книги про американскую глубинку. Вот нравится мне, когда и вокруг жарко, и в книге все от этой же жары изнывают. К тому же, как ни странно, такие книги всегда населены весьма специфичными персонажами, и не столь важно, создали ли их Фолкнер со Стейнбеком или кто-нибудь попроще. Этот год выдался не очень урожайным в том плане, что уровень «жаркой книги про глубинку» оказался несколько ниже, чем обычно, но не менее урожайным в плане эксцентричности персонажей. Тем более, что о существовании такой экстравагантной личности, как агент ФБР Пендергаст, я узнала впервые. И меня ни капли не смутило, что это четвертый в цикле роман о его похождениях : так гораздо интереснее, и я могла вместе с персонажами романа недоумевать по поводу странной личности в черном. Книга даже удивила, но не своей оригинальностью, которой там немного, а скорее почти твинпиксовской атмосферой, пугающей и затягивающей, отличающейся от культового сериала по большей части тем, что действие происходит летом, мистика лишь маска, агент — блондин и никто не думает о сексе. К сожалению, с удовольствием проглотив две трети книги, я была несколько разочарована затянувшейся беготней в конце. Но финал чуть-чуть выправил положение: пусть он искусственный, но очень трогательный.

1920-е: сумасшедшие, странные, голодные, с вызовом летящие в будущее. Трубы дымят, над трубами заря, молодой Илья Эренбург ставит литературные эксперименты, а герой его рассказа, художник-конструктор Белов, создает Витрион — такую вещь, которую можно построить, «блюдя законы притяжения, чтобы одна и вне земли вертелась, новое тело среди тел». Акт творения божественен, и результат превосходит всякие ожидания. «Углы, шар, колеса, жесть и чепуха». Это все о Витрионе. И не только о нем...

Жизнь – штука суетливая: бежишь куда-то, общаешься с кем-то… Зачем? Куда? Хочется остановиться и подумать. А еще лучше – взять в руки хорошую умную книгу в надежде, что автор уже подумал за тебя. И правда – подумал. А уж какое отношение его мысли имеют к твоей жизни – это вопрос из вопросов, даже если в книге можно найти ответ и на него, как, например, в «Попугае Флобера» Джулиана Барнса.

Это очень странная книга. Формально она представляет собой любительское исследование жизни и творчества Флобера, состоящее одновременно из массы эссе, биографических справок, отрывков из писем и записок самого Флобера. Таких книг вроде бы пруд пруди: вся серия «Жизнь замечательных людей» на этом построена. Но нет, все это обманка. За биографией писателя скрывается личность рассказчика, пожилого доктора-англичанина, всеми силами хватающегося за иллюзорную соломинку своего «странного увлечения давно умершим иностранцем», чтобы не утонуть в реальном горе после потери жены.

Но и это тоже обман. Под маской рассказчика грустно улыбается автор, стремящийся донести собственные мысли до читателя, но не надеющийся сделать это и вновь повторяющий вслед за Флобером, что «человеческая речь подобна надтреснутому котлу, и мы выстукиваем на нем свои медвежьи пляски, когда нам хотелось бы растрогать своей музыкой звезды».

«Дом был типично американской имитацией типично французского коттеджа с алюминиевыми ставнями на окнах и тарелкой спутникового телевидения на коньке низкой крыши.»

Роман оказался типично мэйнстримовской имитацией типичного черного детектива в научно-фантастическом антураже для наглядности и всеми признаками антиутопии в основе. Вот такой коктейль, о качестве ингредиентов которого можно поспорить, но с удовольствием поглотить всю получившуюся смесь. Можно это сделать залпом и получить впечатление, как от не слишком хитро закрученного детектива, к которому зачем-то пририсовали фантастические усики и рожки. А можно посмаковать и почувствовать, что сюжет нужен только как средство обрисовки доведенного до абсурда мира из классических антиутопий, в котором книги уже не жгут, т.к. жечь нечего: они отправились далеко на небеса, прихватив заодно с собой телевидение, прессу и радио как способ передачи связной информации. Мир, где женщины пока рожают и пытаются заботиться о своих отпрысках. А тем родительская забота уже ни к чему: они в свои неполные четыре года напиваются в барах и беседуют о высоком. Зачем им погрязшие в наркотиках взрослые? И о какой морали в качестве регулятора общественных отношений здесь может идти речь? Правильно, к черту мораль, если есть карма. К черту память, если есть забытье. Да много чего есть в этом «дивном новом мире», но нет места личности.

«Он был из тех парней, что то и дело наступали на грабли в те времена, когда еще были грабли, чтобы на них наступать.»

Не знаю, как остальным, но мне было интересно почитать про мир без граблей.

О чем я думала, когда брала в руки книгу «Дом у кладбища» от мастера готической прозы Джозефа Шеридана Ле Фаню? Как ни странно, думала о таинственном доме у кладбища, паре призраков, испуганных женщинах и плачущих детях. И уж совсем не ожидала обнаружить несколько домов и десятка два почти главных персонажей — вот какому произведению действительно стоило бы дать теккереевский подзаголовок «Роман без героя«! И вот я, наивная, устроилась поудобнее на диване с яблоком в руке и открыла книгу. Страниц через 50 поняла, что зря я так вальяжно расселась: первая треть романа напоминает трепетный момент начала сборки паззла — вот передо мной гора непонятных кусочков, из которых надо сложить картинку. Поэтому мне пришлось вернуться в начало и перечитать все, выписывая имена персонажей и их характеристики. Ведь и имена, и характерные черты были даже у носильщиков портшеза! Боже мой, какое же это наслаждение: полотно огромно, собирается по мелким частям достаточно хаотично, но в то же самое время каждая деталь на своем месте. Невероятное количество казалось бы излишних подробностей, но без них повествование не так изящно. В результате сборки — картина, достойная украсить любой музей.

Только совсем не страшно, а увлекательно, местами смешно, местами грустно. Когда-то в детстве я с таким же удовольствием читала Диккенса. К сожалению, многое из Диккенса уже прочитано и новизна утеряна. Ле Фаню вернул меня в детство, а это многого стоит.

Вот я и познакомилась с творчеством Ле Фаню. Впечатления скорее положительные: автор — типичный представитель британской литературы того периода. Поэтому в наличии и хороший язык, и яркие портреты персонажей, и, главное, мрачная атмосфера провинциальной Англии, которая по необъяснимым причинам кажется мне чарующей и уютной. Последний же факт немного напрягает, ведь это готическая проза. Тем не менее я с огромным удовольствием прочитала эту простенькую историю о привидении, а погода за окном помогла мне аккомпанементом из дождя и завывания ветра. Смутило только одно: приготовившись читать дальше, я перевернула страницу и сразу же обнаружила название следующего рассказа.

«В Китае лимон — символ смерти,« — пишет Джулиан Барнс в одном из рассказов, входящих в сборник «Лимонный стол». Зная это, уже сложно радоваться яркости ядовито-желтой обложки книги, украшенной ломтиками этого кислого плода. Прочитав сборник, уже сложно понять рецензентов, пишущих, что каждый из рассказов — «жемчужина неподражаемого барнсовского юмора!» Да, жемчужина. Но называть юмором лимонный сарказм автора — это такая же неподражаемая ирония.

Герои большей части рассказов сборника — стареющие люди или люди, уже перешедшие возраст подведения итогов. Физиология и психология старости отражена автором настолько осязаемо, что даже самые нелепые и смешные поступки персонажей вызывают не улыбку, а оторопь, переходящую в лучшем случае в сострадание и светлую грусть.

Я полгода читала эту книгу, потому что нельзя проглатывать подобные рассказы один за другим. Во-первых, необходимо время для их осмысления. Во-вторых, необходимы силы, чтобы вновь погрузиться в совсем не простую атмосферу этих произведений.

И не даром лейтмотивом последнего рассказа сборника звучит фраза: «Подбодрись! Смерть уже за углом!»

Банальнейшая история: папа бросает маму и уходит к женщине, моложе его на 15 лет. Сын очень переживает, особенно когда узнает подробности происходящего. Грустно. Но не все так просто: это воспринимается совершенно по-иному, если знать, что «юной искусительнице» 65, а маме с папой за 80. Наверное, если бы по рассказу был снят фильм, то это была бы комедия. А если бы был хороший режиссер, то люди над ней бы смеялись сквозь слезы. Я бы точно плакала.

Эту повесть следует читать в нескольких случаях. Если вы любите читать книги про разбойников. Если вы неравнодушны к алхимии или сделкам с дьяволом. И если вы не боитесь особенностей романтической прозы: характеров с ярко выраженной положительной или отрицательной ориентацией, некоторой поучительности повествования и, конечно, нечеловеческих страданий героя и демонического коварства его антипода. Язык автора типичен для начала девятнадцатого века и может представлять некоторые сложности сейчас. Но в целом это очень неплохая, хотя и мрачная сказка, которую так уютно читать на сон грядущий.

Тема старения человека вряд ли может считаться особо привлекательной, тем более если это описание ухода во второе детство со всеми физиологическими и психологическими подробностями. Тем не менее рассказ стоит прочтения — кто знает, с чем мы сами можем столкнуться в будущем? Горько и страшно.

Я уже зарекалась однажды читать Владимира Сорокина — не от отвращения и не по идеологически-эстетическим причинам. Просто не хотелось тратить время пусть на оригинальное, но в сущности не несущее «разумного, доброго и вечного» чтение. Возможно, я была права, но сегодня все же рука дрогнула и я приобрела сборник рассказов «Обелиск». Пришла домой и залпом прочитала штук семь, начав с «Геологов». Этот рассказ оказался первым и понравился больше всего. Он, как и остальные прочитанные мной, строится по немудреной схеме: соцреалистическая завязка + абсурдистское завершение. Написано хорошо, чем закончится неизвестно. Но рассказом бы я это назвать постеснялась — стилистическая зарисовка, хорошо выполненное литературное упражнение. А я привыкла, прочитав рассказ, некоторое время сидеть с открытой книгой на коленях, обдумывая прочитанное. Этому меня научили Чехов, Бунин, Толстой, Барнс и Беллоу — и Сорокину меня не переучить, как бы искусно он ни плевался...

Поставила рассказу достаточно высокую оценку — за стиль, за хороший русский язык и немало позабавившую меня концовку. Оценка остальным произведениям с того же конвейера будет ниже: хочется разнообразия, а его-то и нет.

Как-то вечером в голову пришла идея перечитать «Дракулу», книгу, прочитанную еще в детстве. Показалось интересным сравнить впечатления. Ни капли об этом не жалею — бесспорная классика. Но теперь все мое внимание сосредоточилось не на сюжете, а на деталях: а они воистину прелестны. Только не подумайте, что я ищу ляпы. Они там есть — взять хотя бы переливание крови без задней мысли о ее группе, но это и так уже стало притчей во языцех. Поразили другие мелочи, например, мужественные герои, не скрывающие слез: чего стоит одна истерика Ван Хелсинга! Или использование чеснока против вампиров, но не его головок, а цветов, из которых вампироборцы плели венки или рассыпали стебли по комнате. Но больше всего поразил образ Дракулы, умницы, полиглота и ученого, основной характеристикой которого оказался ДЕТСКИЙ ум! Тот же Ван Хелсинг очень доходчиво, хотя и многословно объясняет это психологическое явление. Граф действительно мне неприятен внешне, но не из-за клыков и прочей атрибутики, а из-за волос на ладонях (как мило :gigi:) и моего убеждения, что он очень грязный: из багажа у него только ящики с землей для «сна» и никаких упоминаний о предметах гардероба. Хотя, возможно, они растут непосредственно на нем, иначе как бы он превращался в животных и обратно? До сих пор пытаюсь представить, как выглядит вампирский укус, хотя его многократно описывали. Ну не могу я понять, как Мина могла его принять за СЛУЧАЙНЫЙ УКОЛ булавкой! И последняя немало меня удивившая деталь — жестокость Ван Хелсинга: зачем было проверять, вампир ли Мина, прикоснувшись облаткой ко лбу (после чего осталось незаживающее красное пятно). У нее разве не было других менее заметных, но таких же восприимчивых мест на теле?

Но повторюсь, книга мне очень понравилась, теперь очередь за фильмом Копполы: стоит пересмотреть и сравнить ощущения.

Вторая мировая позади. Фашизм потерпел поражение, правда, успев разрушить Вашингтон. Но некоторые нацистские недобитки под руководством Геринга все же успели найти укрытие на Луне и до сих пор представляют опасность. Именно так объясняет президент Хайнлайн причину экспедиции на спутник Земли добровольцам. Но реальность гораздо сложнее.

Пока это самый слабый из прочитанных мной рассказов Ди Филиппо. Может быть, мне так кажется из-за моего менее чем посредственного знакомства с творчеством Хайнлайна? (здесь место для положительного ответа :blush:)

С огромным наслаждением прочитала этот рассказ. Не скажу, что чтение далось легко, но было действительно интересно.

Итак, время действия – 1940-е годы, несколько лет после глобальной эпидемии поноса, выкосившей буквально все белое население Земли.

Место действия – Африка, территория Кении и Уганды, так называемая Долина Счастья, ставшая одним из последних убежищ поселенцев из Европы. Место не вымышленное, оставившее след в истории благодаря нарочито гедонистическому образу жизни местных поселенцев-аристократов.

Некоторые действующие лица:

Антуан Мари Жан-Батист Роже де Сент-Экзюпери – в представлении не нуждается;

Джосслин Виктор Хэй, 22-й граф Эррол, — общепризнанный король местного бомонда, скандально известный не только в узких кругах;

Бэрил Маркхэм – одна из первых женщин-авиаторов.

Сюжет: Экзюпери прилетает в Долину Счастья с целью реализации плана по спасению мира по сценарию Герберта Уэллса, раскрытому последним в произведении «Облик грядущего» (переводчики Ди Филиппо предпочли вариант «То, что будет»). Столкновение мировоззрения местной аристократии и романтических порывов автора «Маленького принца» приводит к …

А вот здесь уже будет спойлер, поэтому я замолкаю. Читайте, и вам воздастся!

На этот раз Пол Ди Филиппо посягнул на святое — «Дневник Анны Франк», повествование о страшном лике войны, пронизанное бытовыми мелочами, которые помогают выжить. Посягнул и переписал его: Анна Франк спасена и заняла голливудское место Джуди Гарланд. Последнюю автор убил — дожно же сохраняться равновесие. И новая Анна тоже ведет дневник, повествование о страшном лике бытовых мелочей, в которые к тому же вторгается война, которая никак жить не помогает. Но «глубоко в душе, спрятанной под тонной грима», Анна все же верит в доброту человеческую.

Литературное безобразие, состоящее из мотивов рассказов Кафки, стилизованных под американское бульварное чтиво. Кафка — супергерой Галка (именно так переводится его фамилия с чешского), стоящий на страже порядка в ночи и работающий простым (простым ли?) репортером днем. Читая, еще раз ощутила узость своего кругозора :blush:: из произведений Кафки уловила лишь «Превращение» и «В исправительной колонии». Догадалась, что роман, который пишет герой ди Филиппо, «Богемия» — это перевертыш романа Кафки «Америка». С американскими аллюзиями сложнее...

Обожаю книги, заставляющие работать над собой. Это одна из них. Рекомендовано всем интеллектуальным извращенцам. Любителям развлекательного чтения просьба не беспокоиться.

Я не вижу мистики в данном произведении, полностью соглашаясь с одной из героинь, Кларой, еще в начале истории уверявшей, что Песочный человек — лишь плод воображения главного героя, склонного к мистицизму и романтическому восприятию действительности, а как позже еще и выясняется, неустойчивого в плане психики. А механическая кукла, легко вошедшая в светское общество и «влюбившая» в себя этого легковерного юношу, — явление вполне вневременное и повсеместное: мало ли на свете загадочных дур заводных и людей, не усматривающих в подобном поведении ничего странного. А если учесть, что это один из первых роботов в литературном произведении, то рассматриваемый «ночной этюд» переходит в разряд предтеч твердой научной фантастики с элементами хоррора и сатиры.

Очень грустный рассказ о том, как умирает любовь, а вместе с ней и душа. И что остается? Фальшивые рукава, искусственные розы, письма в выгребной яме и отчаянная мольба еще живой слепой старухи: «Да отправьте же вы меня в богадельню!»

Прочитала 300-страничный роман часа за три. К сожалению, это не свидетельствует о высоком качестве книги: такое тяжелое по задумке произведение не может читаться так легко. А книга действительно тяжелая. Повествование заключает в себе рассказ в рассказе. Пожилой сценарист едет в одном купе с ангелом, покинувшим из идейных соображений небесную канцелярию, и этот отступник рассказывает попутчику свою историю. Рассказывает о том, как примерно десять лет назад в качестве ангела-хранителя он курировал одну русско-еврейскую семью и что из этого вышло. А вышла из этого «чернуха», столь популярная в постперестроечную эпоху. Пока читала книгу, меня не покидало устойчивое ощущение вторичности всего происходящего. Первая ассоциация — Эфраим Севела, порядком подрастерявший ироничность и живость изложения. Право слово, я ожидала большего от автора «Интердевочки» и «Хроники пикирующего бомбардировщика», хотя в его послужном списке присутствуют и «Сволочи»...

Удивительно русский рассказ англичанина Барнса, заставивший меня еще раз обратиться к личности известного отечественного писателя, увидеть его иными глазами. Имя русского классика раскрывается в конце, хотя догадаться можно сразу. Но мне это удалось только к середине рассказа :shuffle: : совсем не ожидала, что так плохо знакома с его творчеством и личной жизнью. В центре повествования история последней (как я предполагаю :blush:) любви уже пожилого человека и молодой талантливой актрисы (я погуглила — ее имя Савина Мария Гавриловна :glasses:).

Написано, как впрочем все у Барнса, ярко и тонко. Русское название рассказа «Вспышка» — по одной из метафор, использованных в произведении. В оригинале же он называется более внятно — «The Revival» («Возрождение»), что более соответствует его сути.

Является ли визит к проститутке вопросом гигиены? Для некоторых да, и зачастую они открыто говорят об этом. Но главный герой рассказа не такой. У него это происходит один раз в год и уже стало вопросом гигиены души. Но разве можно признаться себе в подобном? В результате повествование, полное экивоков и эвфемизмов, перерастает в искреннюю и трогательную историю человека, у которого все сложилось в плане «гигиены», но все так зыбко в плане души. А старость-то, вот она.

Почти стейнбековский рассказ в лучших реалистических традициях первой половины двадцатого века. История любви, превратившаяся в легенду, но так и не ставшая реальностью. Выстрелы, которые, даже не прозвучав, вызвали эхо...

История одного человека,представленная в виде трех посещений парикмахерской. История парикмахерских, представленная в виде трех посещений одного клиента в разные периоды его жизни. История развития личности, изложенная на 20 страницах. Разве мало для одного рассказа?

Замечательно. Но вновь поставили в тупик переводчики: что такое «туалетный мешочек»?

Блестящий рассказ великолепного писателя. Как нельзя лучше подходит для ознакомления с творчеством Борхеса: стиль изящен, сюжет завораживает. Я уже третий раз беру в руки книгу автора — знаковый писатель, нельзя пройти мимо — и начинаю читать именно с «Алефа». Я не помню, когда это случилось впервые, но припоминаю, что второй раз я начинала знакомиться с Борхесом два года назад. Вчера я знакомилась с ним опять: на пятой странице «Алефа» поняла, что это не просто дежа вю. Чтобы данная ситуация не повторилось в четвертый раз, оставляю этот отзыв — себе же через два года. Рассказ действительно магический...

Земную жизнь пройдя — практически — до половины, решила изучать итальянский, взяв в провожатые по кругам лексики и грамматики Карло Коллоди. Итог — разочаровалась в Алексее Толстом и его вольном переводе рассматриваемой сказки. :weep: Что это за переводчик: перевел книгу на треть, (надоело? устал? не понравилось?) — переписал финал. Читала оригинал год и четыре месяца (проблемы с языком, однако) — полюбила Пиноккио как родного. Судьба итальянского burattino (в переводе «деревянной куклы») трагичнее, чем у многих героев Шекспира: и в тюрьме сидел, и в рабство попадал, и ослом был. А сколько раз он оплакивал любимых и даже умирал сам! Больше всего удивило то, что русский народ добрый — ну сколько там Буратино мучился, пока вознагражден не был? Пару месяцев? И вот тебе ключ от рая. У Пиноккио хождение по кругам ада с целью духовного развития продолжалось года три... Жесть!

P.S. Хотя говорят, что Толстой сказку-то и не переводил, а лишь сделал пародию на коллег по цеху.

Тревожная книга с достаточно неожиданным финалом, увы, не оставляющим надежд. Смесь «Процесса» Кафки и публицистики самого Быкова, с перевесом в пользу (в пользу ли?) публицистики. Хотя сам автор еще в эпиграфе, похожем на таковой только по оформлению, расставил все точки над «i» по поводу упреков в журнализме. Возможно, он прав: не стоит усугублять и без того кафкианскую атмосферу периода «кризиса смыслов» излишней абстрагированностью. Есть риск задохнуться сразу.

Читать было сложно, но бросить, не дочитав? Не тот случай.

Замечательная книга, чем-то напоминающая произведения Тома Роббинса: та же нелинейность сюжета, способность посмотреть на мир с другой стороны. Не без недостатков. В частности, образ местной «пифии» слишком напоминает «Матрицу».

А теперь о наболевшем: перевод г. Иванова! Нет, в целом читабельно. И черт с ним, с рулевым колесом и асфальтово-щебеночным покрытием дороги вместе с бумажной одеждой. Но 10-летний «студент», которого кладут в «госпиталь», где работает суперпрофессиональный врач, окончивший «медицинское училище». А комментарии переводчика? Если уж давать глупые сноски, то обо всем, а не только о фрисби и Вупи Голдберг, оставляя в стороне, например, гораздо менее раскрученного в нашей стране Рики Рикардо! А объяснение каламбуров и устойчивых выражений в сносках вместо адекватного перевода? А написание аббревиатур латинскими буквами? А заводной танец лимбо вместо христианского лимба? :box:

И апофеоз всего этого безобразия: «Майк заметил ряд медалей над его кокардой.» Это, извините, где?

Предполагаю, что если бы я прочла эту книгу в оригинале, оценка была бы выше.

Роман «Двери паранойи» вызвал у меня параноидальные ассоциации: простой парень по имени Макс с помощью могущественного друга путешествует по параллельным мирам-сновидениям. Что-то знакомое... Ан нет, это не сэр Макс Макса Фрая. Хотя, может, и он, но вывернутый наизнанку: там жрут, тут блюют; там нежатся в ваннах, здесь гуляют по канализации, etc. Художественный уровень и задействованность мозга читателя примерно одинаковые. Резюме — одно из двух: либо это коварный перевертыш, либо у меня паранойя. Иначе, с чего бы я взялась это читать? Хотя, читая и то, и другое, я неплохо отдохнула. и вам того желаю, ибо «нет ничего страшнее единственной реальности».