...Какой нелепый бред...

Я помню время своего детства, те самые 70-80-е. И мой жизненный опыт подсказывает мне, что способ, которым герой/героиня взялась «лечить» страну мог только её угробить полностью и окончательно. Хотя может мои воспоминания отличаются от воспоминаний типичных поклонников СССР тем, что я жил не в витринно-столичной Москве, а в обычной провинции. И морально-идейное разложение страны, отсутствие цемента, который должен скреплять общество, нам, провинциалам, было виднее? Хотя, конечно парой-тройкой заговорщиков в политбюро наверное объяснить развал постИмперии кому-то проще и приятней. Но вернёмся к тексту романа.

Итак, в начале некоторое, на мой взгляд абсолютно неубедительное описание мрачного 2040 года. Главный герой, старик, у которого дети погибли в локальных конфликтах на просторах разваливающейся Росссии/exUSSR с применением ядерных зарядов (уже не верю, либо никаких ядерных зарядов, либо всё было бы гораздо хуже) а внучку растерзал маньяк (однако, наш ростовский Чикатилло вырос и начал свою деятельность задолго до перестройки, а сейчас подобных ему хотя-бы научились ловить) никому не нужный умирает на улице и попадает в тело новорожденной девочки в 60-й год.

(Пара слов об описании мрачного будущего. Точней — одна аналогия. Просто действительно страшного времени ленинградской блокады удалось автору в другом его романе (нефантастическом) Ленка-пенка куда лучше. Не лишён автор таланта, совсем не лишён... Но тут — не верю)

Далее — унылые мемуары старика в теле ребёнка, которому с детьми очень-очень скучно и который тренирует своё тело готовясь к некоей великой миссии. Ещё этот ребёнок читает газеты. И всё. Хочу лишь обратить на один момент, который важен для характеристики если не героя/героини, то автора:

«Мы все четверо жили в одной комнате большой коммунальной квартиры в доме, наверное, еще дореволюционной постройки. Бабушка спала за шкафом, а моя кроватка стояла рядом с кроватью родителей, со стороны мамы. Маме удобно было поднимать меня к себе. А вот мне было не очень удобно. Потому что ночами (а иногда и днем по выходным, если бабушки не было дома) они в своей кровати начинали… ну, вы поняли. И, естественно, совершенно не стеснялись полугодовалого малыша. Мне смотреть на это было очень неприятно, и я по возможности отворачивался или жмурился. Но звуки-то оставались! Мама так стонала…»

Это отвращение к любовному акту между мужчиной и женщиной у автора в романе проскользнёт ещё не раз. В частности, когда девочка Наташа подрастает, она сравнивает перспективу вступить в связь с парнем с перспективой съесть дохлую крысу. И некие гомосексуальные наклонности (пусть и нереализовавшиеся) у героини задекларированы явно. И лично меня такая концентрация всех этих деталей наводит на странные мысли о личности автора, особенно неожиданные с учётом оного автора ностальгии по СССР.

Но это было лирическое отступление. Вот наша героиня/герой дорастает до школьного возраста. Тут её асоциальность на грани аутизма сходит на нет, и старика сменяет Мери Сью. У которой последовательно открываются актёрские, организаторские и спортивные таланты. Самодеятельный театр, кино, хоккей, большая околополитика. Да, а ещё мы, пока учились младшей школе, опубликовали под своим именем «Федота-стрельца» Филатова… Высоцкий, как написано в аннотации, конечно, уже и сам свои песни поёт, но не Высоцким единым... И вот ей уже пачками пишет письма весь Союз, плюс ГДР и кое-кто из дальнего зарубежья. Да, мальчики, как положено, валяться под ноги, но мальчиков мы не хотим. Девочки, порой, тоже валятся, но с девочками нам нельзя. А ещё к нам лично благоволит некто Леонид Ильич:

«Когда секретарь комсомольской ячейки школы увидел, кто именно подписал мне рекомендацию, он уронил на пол графин с водой, а потом пытался налить себе в стакан из медного колокольчика. Естественно, вопросов ко мне не было. С такой рекомендацией даже если бы я на собрании разделся догола, обмазался красной краской, залез на стол в президиуме и начал бы там танцевать, выкрикивая матерные песни и периодически прихлебывая водку прямо из горлышка бутылки, то меня… все равно приняли бы в комсомол единогласно…»

Ну и вообще:

«На мне новенькая, специально для этого дня пошитая парадная пионерская форма, на груди мой орден, через плечо красная лента, на руках белые перчатки, на левом рукаве пришиты четыре звездочки – знак члена Совета дружины города. А левой рукой я держу за древко знамя пионерской дружины Москвы.»

Ну а достигнув всего этого героиня, как только дорогой Леонид Ильич уже помер выполняет свою миссию:

Обидно, что этот бред написан действительно талантливым человеком. Ещё раз «Ленка-пенка» — потрясающая книга о войне. Но вот _альтернативную_ историю, автору писать категорически противопоказано. Особенно про «попаданцев».

Об этой книге уже сказано здесь много хороших слов, к которым трудно что-то добавить.

Книга замечательная! Умная. Погружающая в явно зримую атмосферу средневековья. Наконец, просто интересная.

Кстати, меня очень удивило, когда я узнал, что эта книга (и снятый по ней фильм) на её родине считается антикатолической и чуть ли не антихристианской. Да, несомненно, в ней несложно найти почти что «энциклопедию ересей», не обойдены в ней и «чёрные страницы истории церкви». Вероятно в католической Италии заметней эти стороны книги. Но я вижу замечательную, живое описание «монастырского» истока всей (или почти всей) современной европейской культуры, и одно это оправдывает в моих глазах все «черные страницы истории» (в истории, в ней и без церкви чёрных страниц с избытком).

Да теперь о впечатлениях и выводах. Итак, роман окончен.

А нам, прочитавшим книгу, остаётся задать вопрос — что это было? Детектив? Но где же победа логического мышления над несовершенством мира? Исторический роман? Но ведь исторические факты служат здесь лишь фоном… Может это философский трактат? Обычно они бывают менее увлекательными и более определёнными. Просто постмодернизм, «искусство для искусства»? Не похоже…

Автор, как и его герой «смеялся, только говоря о серьёзных вещах. И оставался совершенно серьёзным, когда, по моим представлениям, шутил».

Именно таким способом Умберт Эко и написал эту книгу. О знании, и его пределах. О высоком шутовстве мудрости. О вечном обновлении мира, гибнущего и возрождающего в [и на] наших глазах.

Антиутопия? Роман предупреждение? Книга о природе власти в современном информационном обществе? Будучи всем этим роман остаётся замечательной приключенческой фантастикой и не теряет актуальности вот уже сорок лет. Боюсь, и не потеряет, по крайней мере ещё в ближайшие лет сорок.

Когда спорят об этой книге, обычно обсуждают – имел ли моральное право Максим Каммерер делать то что он делал, не слишком ли велика цена его поступков? Забывая о том что он действовал не как прогрессор земли, но как житель Саракша, пусть и «свалившийся с Луны» из другого мира. Он не видел для себя пути возвращения назад, он повзрослел и возмужал в этом мире и связывал своё будущее с ним. А когда твой мир катится в пропасть, ты имеешь право спасать его как можешь, вместо того, чтобы рассчитывать оптимальный тормозной путь.

И, даже вернувшись, он остался не только гражданином Мира Полудня, но и парнем по имени Мак Сим с планеты Саракш. И это, во многом, определяет его поступки в «Жуке» и «Волнах», делает его ближе нам, людям ХХ-ХХI вв. Ведь в наше время кандидатов на роль «огненоносных творцов» (они же — «неизвестные отцы») тоже хватает.

ps. А ведь планировали Стругацкие написать «идеологически-правильное» чисто-развлекательное произведение (см. «Комментарии»). Вот уж воистину как в том анекдоте: «Бороду я конечно могу сбрить, а умище-то разве спрячешь?»

pps. Актуальность произведения подтверждает и то, что один очень популярный и среди читателей, и среди критиков современный фантаст написал своего рода ремейк ОО.... В наше время, в нашей стране. Кому интересно — смотрим «След Зомби» Дивова.

...и ещё один постскриптум... По поводу огненоносных творцов и неизвестных отцов... Для тех, кто не читал «Комментарии к пройденному». Дело в том, что этот роман существует а двух редакциях. При первоначальной его публикации в СССР от авторов потребовали убрать аллюзии с нашей страной, так чтобы роман остался антифашистским, но не антисоветским. Так «отцы» стали «творцами», Максим получил немецкую фамилию и на Саракше стало много немецких слов. В «послеперестроечной редакции» творцы обратно стали отцами, а панцеры — танками. И только фамилия у Максима осталась нездешней.

Как ни странно, но никто до меня даже не попытался написать отзыв на цикл в целом — что-ж, буду первым. В этом году (после некоторого перерыва) ожидается выход четвёртой книги цикла, но, сдаётся мне, уже первые три вполне позволяют говорить о том, что отличает детектива Корморана Страйка от прочих его литературных коллег.

Нет, я не о несколько причудливом имени (куда Джоан Роулинг в этом плане до Дарьи Донцовой, которую родители на самом деле нарекли Агриппиной), и не о том, что он внебрачный сын девушки-группи и рок-звезды… Хотя как раз последнее, это не просто деталь портрета, вроде бельгийского происхождения Эркюля Пуаро, это, как и то, что Корморан вернулся с афганской войны (причём потеряв там пол-ноги) — работает на сюжет, а к третьей книге это всё и вовсе становится основными сюжетообразующими моментами…

Но прежде, чем сконцентрироваться на всех этих важных деталях, нужно обозначить главное. Хотя Корморан и Робин активно используют в своей работе сотовые телефоны, социальные сети, Википедию — то есть живут уже в изменённом информационными технологиями XXI веке, они остаются героями редкого по нынешним временам классического детектива. То есть, соревнуясь с государственной полицейской системой и используя свои «серые клеточки» (что, впрочем, не отменяет полезность владения приёмами наружного наблюдения и бокса) Корморан вычисляет хитроумного преступника, который с самого начала включён в достаточно ограниченный круг подозреваемых. Робин ему в этом активно помогает, но до эффектной развязки на последних страницах книги, в отличие от самого Страйка, об имени убийцы она, как и читатели, может только догадываться.

Так что, если вы ищите классический детектив, в духе Агаты Кристи или Эрла Стэнли Гарднера, но описывающий XXI век, а не старую-добрую Англию или Америку времён президента Рузвельта — не проходите мимо.

Однако должен сразу сказать и о важном отступлении от классического канона.

В этом аспекте Роулинг следует иной традиции, традиции скандинавского социального полицейского романа, начатой в 1960-1970 Май Шёвалль и Пером Валё. Собственно, сплав остросоциального романа с детективной загадкой заметен уже в книгах Дж. К. Роулинг о Гарри Поттере, а «Случайная вакансия» — это уже подобная смесь чистом виде, но Гарри Поттер — это всё же детская сказка, а «вакансия» — шокирующая книга, имеющая примерно такое же отношение к детективному жанру, как «Братья Карамазовы», здесь же Роулинг не сходит с фарватера жанровых канонов, что, впрочем, не мешает ей оставаться собой.

В первой книге Роулинг слегка разоблачает то, что не видно за блеском гламура, во второй — погружает читателя в срашновато-гротескные зарисовки из мира, где рождаются произведения литературы, а в третьей, начав с изнанки рок-н-ролла, заводит нас в куда более тёмные закоулки дна жизни, чем те, с которыми мы уже успели познакомится в «Случайной вакансии».

От первой, до третьей книги мы видим как постепенно раскрываются (и потихоньку развиваются) характеры Карморана и Робин. И хотя в первых двух книгах девушка и может показаться неоправданно статичной и схематически-идеализированной, зато в третьей книге, книге которая, укладываясь в контуры особого поджанра «ловля маньяка», всё равно остаётся классическим детективом и, при этом, описывает борьбу героев с призраками своего прошлого (в случае Карморана — это три худших человека, с которыми столкнула его жизнь в прошлом, для Робин работают более тонкие аналогии) — так вот, в этой самой третьей книге мы уже точно понимаем «откуда что взялось»…

И хотя такая незабронзовелость Карморана Страйка и Робин не позволяет предположить, что книг о них будет столько же, сколько об Эркюле Пуаро, Мисс Марпл, Ниро Вульфе и Арчи Гудвине или Перри Мейсоне с Деллой Стрит — героев столь неизменных, что кажется, само время течёт мимо них, не касаясь, но зато они куда живее, и мы с нетерпением ждём очередной книги «Роберта Гэлбрейта»

update от 22 апреля 2019. Как я и «предсказал» тут пару лет назад, к четвёртой книге героям в предписанном каноне стало тесно. И хотя детективная линия в определение классического детектива всё ещё вполне вписывается, она фактически ушла на второй план. «Смертельная белизна» — хорошая книга, возможно даже лучшая на сегодняшний день книга цикла, но уже не совсем детектив.

Нет, я всё понимаю. Народ соскучился по старой-доброй научной фантастике. Твёрдо стоящей на позитивистской платформе, радующей инопланетными пейзажами и не смущающей разум релятивизмом и дуализмом нынешней физики — фантастике простой и понятной. И робинзониада — жанр по сути беспроигрышный. В конце-концов это (в хорошем смысле слова) ближний прицел, внушающий надежду что человек уже в этом веке ступит на марс... и рассказываюший что в жизни всегда есть место подвигу и ремонту с помощью мотка скотча и такой-то матери. Но есть несколько НО...

Первое — КАК это написано. Поначалу мне показалось что самой большой проблемой будет дневник Уотни, изложенный сухим канцеляритом, слегка разбавленным жаргонизмами и «искромётным» юмором. В принципе такими языковыми средствами можно нарисовать психологический портрет героя, но это у автора получилось мягко говоря не очень. В том числе из-за не слишком умелой попытки следовать жюльверновской традиции, давать научные пояснения прямо в тексте книги. При том, что поясняются, как правило достаточно банальные вещи. Но это ещё пол беды. Ближе к концу книги главный гергй худо-бедно, но вырисовывается. Хуже становится, когда на сцене появляются другие герои. Это по настоящему ужасно, это даже не двумерный картон, а что-то одномерное.

Может литературная беспомощность Марсианина скомпенсирована блестящей научно-технической частью? Ой, не знаю. Лично я после описания в самом начале книги выращивания картошки на свежем гм... навозе, когда любой дачник должен знать, что срок компостирования подобного удобрения — уж никак не менее двух месяцев — а до того прямой контакт с ним для растений опасен, стал воспринимать описываемое как прохождение компьютерного квеста, имеющего весьма слабое отношение к физическим законам реального мира. Я не особо проверял, первый же грубый ляп отбил всю охоту в ЭТО вдумываться, но, по первому впечатлению, с правдоподобием деталей, химических, физических, и прочее, прочее там и дальше не лучше. А стилистические особенности текста только способствовали закреплению такого впечатления.

Остаётся только пожалеть, что данный сюжет стал популярен именно в таком, совершенно беспомощном исполнении. Будь это типичная «звезда самиздата» с samlib.ru, была бы надежда, что кто-то владеющий словом и материалом напишет что то похожее, но только хорошо, а так — безнадёжно.

PS. Пока читал, всё время вспоминал «Путь к Земле» Михаила Пухова. На тему как это должно было бы быть сделано.

Алексей Николаевич Толстой прочитал в детстве гениальную, но тяжёлую, мрачную и слишком нравоучительную книгу про Пиноккио, и сделал из неё то, о чём мечтал каждый ребёнок, читавший это — весёлые приключения.

Вспомним Пиноккио — герой и его друг Джепетто проходят через ряд соблазнов и испытаний, некоторым из которых больше подходит слово «мытарства», включающих в себя (для каждого героя — по своему) смерть и воскрешение. Их цель — стать Настоящими Людьми, на пути к этой цели нужно научится много работать, и слушать тех, кто мудрее.

А Буратино, Буратино — это развесёлый мелкий трикстер. Он врывается в эту жизнь нарушив все возможные и невозможные правила игры — и… побеждает. Несмотря, или даже скорее благодаря этому. Ведь актёрам кукольного театра надоело играть свои роли, и они стали играть совсем в другую игру. Да и хозяину их старые игры надоели, он вслед за всеми остальными погнался за призрачным счастьем… вот только в бороде запутался. И всему, чему стоит научится, Буратино учится на своих ошибках, и школа с букварём, и сверчок c его мудростью остались где-то за спиной…

Такая вот сказка про «не стоит прогибаться под изменчивый мир — пусть лучше он прогнётся под нас». А то, что её герой не настоящий, то ли голем, то ли дальний родыч дриад, так тем лучше. Ему, деревянному, легче не прогибаться. Да и что может быть настоящего в нашей насквозь виртуальной «голографической вселенной»?

(Прочитать чуть более полную версию этого отзыва и обсудить его можно в моей авторской колонке, по адресу http://fantlab.ru/blogarticle11690)

Хотя перекличка отзывов на фантлабе не приветствуется регламентом, не буду скрывать, что этот меня заставили написать несколько идущих подряд резко отрицательных реплик о данной классической, и, как мне казалось, более чем ясной, притче, новом взгляде на «Слезинку ребёнка» Ф. М. Достоевского. Кто-то ругает неких «либерастов», кто-то пытается вывести из рассказа «мораль сей басни», при этом написав, что ненавидит морализаторство, кто-то сетует на недостаточно глубокую философию…

Ах да, отдельно стоит отметить отзыв, где написано, что де это не фантастика, но спекуляция, причём слово это использовано в «советском» смысле (уголовное преступление в сфере купли-продажи), а не в исходном значении, как в названии speculative fiction. Именно так определил жанр, в котором он работает, маэстро Хайнлайн, причём описание его творческого метода, что характерно, совпадает с рецептами о том, как надо писать фантастику от братьев Стругацких или Олди. Но да, давайте остановимся на том, что этот рассказ спекуляция, то бишь — умозрение. То, что принёс вышеупомянутый мэтр фантастики (хотя на самом деле — как минимум Герберт Уэллс) в весёлый жанр про бластеры, звездолёты (мечи и посохи — как вариант) и, главное, дев в беде. Кто хочет про спасение девы в беде — проходите, вам не сюда…

На этом закончим лирическое отступление о жанрах и мэтрах, и вернёмся (пока) в Омелас. Что же делает в этом рассказе Урсула ле Гуин, о чём он? Ну да, повторюсь, мы ведь уже знаем простой ответ, о «слезинке ребёнка», это классическая моральная дилемма, описанная Достоевским в своём последнем романе. Там чем-то похожую притчу рассказывает Иван Карамазов, бросая в конце злые слова «потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь», т.е. вроде бы тоже заявляя об уходе из Омеласа. Есть огромный соблазн приравнять притчу Ле Гуин к притче Карамазова, назвать её моральные искания вслед за исследователями Достоевского «люциферовым бунтом» (благо она к этому поводы даёт, с христианством у неё отношения, судя по её книгам, были сложные), приложить сверху томиком святого писания и закрыть тему.

Впрочем сегодня в плоть и кровь нашего народа (что бы не говорили нынешние идеологи русского мира и церковные иерархи) въелся не сколько «закон божий», сколько «моральный кодекс строителя коммунизма», и я вижу упрёки Ле Гуин скорее не в ереси, а в отказе от борьбы. «Зачем покидать Омелас, когда можно попытаться помочь плачущему ребёнку?» Ну и другой голос уже начинает звучать: «Да что от нас хочет, эта Урсула, не лишает ли она нас права на счастье?» Что-ж, вернёмся к тексту. В начале там рисуется несомненная утопия. Прекрасная и чувственная (и уже это отличает её от Карамазова, который говорит совсем о другом). Ле Гуин напоминает о том, что счастье — это замечательно, защищает право художника живописать счастье, её Омелас — место, где нет ни царей, ни рабов, люди интеллигентны и тонки, а миром — правят красивые чувства… («А мне приснилось: миром правит любовь, А мне приснилось: миром правит мечта… Я проснулся и понял — беда») Автор даёт читателю свободу выбора — мы можем, если «предпочитаем погорячее» подлить в неё немного дионисийского, оргиастического начала. Ну, так, чтобы стало похоже, к примеру, на «Чужака в стране чужой» помянутого выше Хайнлайна или ещё какую «хипповую библию». Можно даже добавить немного совершенно безопасного психоактивного вещества — друза («Сомы грамм — и нету драм»). Так, чтобы «Warm smell of colitas rising up through the air», если вы любите подобный запах, было, но не было никакого «We are all just prisoners here». Ведь Омелас — это никакой не «Отель 'Калифорния'». Но впрочем, люди здесь и так воодушевленны, и «я не думаю, что многим из них нужен друз», пишет леди Урсула.

И вот, когда пейзаж земного рая (или всё же сада земных наслаждений) почти лёг на холст, Ле Гуин и приглашает нас в тот подвал, где плачет ребёнок. Это не конкретная невинная жертва конкретного земного садиста, нет в Омеласе никаких садистов, и не о теодицее — ответственности Создателя за земные страдания говорит нам, в отличие от Ивана Карамазова Ле Гуин. Ребёнку действительно нельзя помочь, он слабоумен, возможно — от рождения. Мы можем выпустить его, и это облегчит его страдания, но уже сам вид его собьёт прекрасное воодушевление с жителей Омеласа (хотя все они и так знают о его существовании). Кто он? Кто этот «может быть, мальчик, может быть, девочка» что «выглядит лет на шесть но на самом деле ему почти десять» — и так, похоже, на протяжении жизни не одного поколения?

Тот, в ком сконцентрировался некий «первородный грех», чтобы мы под ним не понимали, тьма в нашей душе, неистребимое несовершенство мира? Омелас счастлив потому, что загнал всё своё несчастье в это страдающее существо? Автор не даёт ответа на этот вопрос, и не рисует ни одного бунтаря, который бы решился проверить, что станет со счастливым городом, если выпустить этого ребёнка наружу. Очень даже не исключено, что из него вырастет мистер Хайд, Нерон ну или по крайней мере Герострат.

Этот город — место, изначально нарисованное как воображаемое, недаром автор справшивает наc «Вы поверили? Вы приняли душой фестиваль, город, радость?» и предлагает добавлять или убавлять нам детали этого дивного нового мира по нашему вкусу — так вот, это Никогде населяют люди разумные, интеллигентные и сострадательные и никто из тех, кто не принял правил этой игры, условий этой дилеммы не проверяет, кто может вырасти из спрятанного в подвалах города (или всё же души?) несчастного, слабоумного ребёнка. Они не склонны к таким революционным экспериментам («настоящих буйных мало, вот и нету вожаков»).

Они просто покидают этот город, эту счастливую страну Эхо, место, где счастье дано всем и даром, а обиженный — только один. Не потому, что отвергают саму возможность счастья, нет… Просто они не готовы считать счастьем это <…несуществующее…> место, кстати — совершенно статичное, здесь всё также будет ежегодный фестиваль, прекрасный мальчик будет извлекать прекрасные звуки из своей флейты, а восхитетельно нагие юноши и девушки будут седлать грациозных коней. А есть ли здесь посудомоечные машины, как устроен городской транспорт, как силён на улицах головокружительный запах друза, и варят ли тут пиво — это, как заметила до того Ле Гуин, совсем-совсем не важно.

И пусть «То место, куда они идут, большинству из нас представить еще труднее, чем город счастья. Я не могу его описать. Возможно, такого места просто не существует. Но они, похоже, знают, куда идут. Те, кто покидают Омелас.»

И нет, я не буду ставить диагноз обществу, где, кажется, уже даже начали верить, что Омелас — это что-то хорошее, я не врач-орнитолог, вопрошающий «где твои крылья, которые так нравились мне»…

ps. Прочитать и обсудить чуть расширенный, снабжённый гиперссылками на аллюзии и отсылки, вариант этой рецензии-апологии можно в авторской колонке: https://fantlab.ru/blogarticle62157

На всякий случай предупреждаю: отзыв написан по старой памяти, не уверен, что я возьмусь перечитывать цикл, он, в частности, ассоциируется у меня с тремя моими бывшими жёнами, любившими эти книги, а там многовато оборванного «по живому». Да и, всё же (как его не воспринимай, о чём — ниже) это книга для молодых людей, а я уже такой «молодой человек», у которого выросли взрослые дочь и сын. Но чем дальше, тем больше, с каждым прочитанным отзывом (положительным или отрицательным — неважно), после огромного разочарования от попытки ознакомится с аудиокнигой (кажется в исполнении Дениса Верового, во всяком случае именно это исполнение мне рекомендовала как минимум одна из жён), понимаю что люблю я Ехо «странною любовью», не так, как большинство [по]читателей…

Итак, люди (в том числе мои «бывшие», возможно, в какой-то мере, за исключением первой) читают цикл как чисто эскапистскую вещь о мечтателе-неудачнике, ставшем крутым «попаданцем» в вымышленную вселенную. Уютную, весёлую и юморную. Я же (обращая внимание скорей на полутона и детали) — странное отражение нашего мира в волшебном зеркале серебряного века. Поэтичное и жутковатое, как и положено. До мурашек на загривке. Хотя юмора там, конечно, тоже хватает. Да — это постмодернизм (и это отнюдь не комплимент), но как по мне — очень даже добротный.

События книги (хронологически, текст не вполне линеен) начинаются практически как «Заблудившийся трамвай» Гумилёва, Макс, вскочив на подножку ночного трамвая, покидает наш мир. И оказывается в ином, именуем «Ехо» (или, в ранней редакции — Эхо). В роли сотрудника «Тайного сыска». Коллеги-сыщики весело проводят время между делами в кофейне, за чашечкой… ой, не кофе, а камры. А Сэр Макс быстро становится, собственно, сэром и эдаким вершителем судеб мира… Собственно, вершителем и становится. Ну и т.д. и т.п.

Вот только я обратил внимание не на «крутость» протагониста, не на весёлые посиделки коллег, не на детективную интригу саму по себе, а на чудовищную (жуткую, я уже писал об этом) зыбкость окружающего его мира, да и некоторую потустороннесть его тоже (мы ведь помним о «гумилёвском» начале и о том, про что писал Николай Степанович, и сколько ему тогда оставалось жить). Даже грань между жизнью и смертью тут не всегда различима. «Книга огненных страниц» в этом плане особенно показательна, но отнюдь не она одна такая.

И могущество главного героя, это и ответственность за целостность окружающего его бытия. Он — это такой атлант, который буквально «держит небо». И как выясняется к концу книги, это самое его новое бытиё — мир откровенно воображаемый, и Макс Фрай разделяет эту ответственность со своими читателями, но вот книга «Мой Рагнарёк», где сэр Макс становится участником (недо)эсхатологического похода среди группы богов и героев уже мира нашего, говорит о том, что хрупкость и зыбкость, это не только об Ехо, и за нашу вселенную мы в ответе тоже…

Очень неуютная вещь. Настолько неуютная, что ставить заслуженный ею высший балл поначалу просто не хочется. В чьей то шкуре ты хочешь войти в этот мир?

В шкуре Абалкина — «зверя около двери»? Но когда в тебя стреляют, и ты умираешь, то это очень, очень больно.

В шкуре Каммерера, который хочет, но не может его спасти? Так же, как хочет, но не может его понять? Максим (Мак Сим) ведь тоже уже не вполне сын своего времени, слишком много следов в его душе оставила планета Саракш.

Или в шкуре, не приведи господь, Сикорски, эдакого, на свою беду – разумного, лейкоцита «мира полудня».

А так всех понимаешь и всем сочувствуешь. Только сделать ты тут ничего не можешь, даже придумать «альтернативку». Нет её... Что было бы, воссоединись Абалкин с «детонатором»? Конец всему? Конец детства и начало взрослой жизни человечества? Или просто один странный человек, который даже не рождён женщиной, смог бы понять сам себя? Мир полудня (как и любое хорошо организованное человеческое общество) такие эксперименты на себе позволить не может. Общество защищает себя от вмешательства извне, что бы оно не несло.

Книга похожая на греческие трагедии своей обречённостью. Её герои просто не в силах сойти с путей, предначертанных им. Кому легче от того, что пути эти в руках не богов, что героев направляет то, насколько они чувствуют или не чувствуют себя участниками человечества...

«Наверное, если собрать всех двуногих,

Получится что-то вечное и святое»

(с) Ю.Арабов (известен, в частности, как соавтор сценария к «Дням Затмения» Сокурова по мотивам «За миллиард лет до конца света»).

Это даже забавно — как по разному можно обыграть похожую вроде альтисторическую идею — благотворного для России/СССР союза большевиков и Николая II Романова. Предельно интеллигентный роман шестидесятилетнего киносценариста, поэта и прозаика Юрия Арабова «Столкновение с бабочкой» и Земляной и Орлов в роли, так сказать, «молодой шпаны» (хотя на самом деле эти «молодые талантливые авторы» не так уж и молоды и младше Юрия Николаевича лишь на какое-то десятилетие). Нет, идея достаточно безумная, чтобы и там, и там повествование было весьма фантасмагоричным и балансировало на грани между самопародией и мечтой… Вот только мечты уж очень какие-то разные.

Арабов честно предупредил, что будет описывать немного других, лучше, чем в жизни, Ленина и Николая. Троцкий, выступивший в роли этакого команданте Че — тоже, видимо, несколько другой. Сталина сделать добрей, человечней (да и чего уж там — умнее) у Арабова (в отличие от Вячеслава Рыбакова) рука не поднялась и он расстрелял его в Екатеринбурге как участника заговора против Ленина, организованного Свердловым (что показалось мне, далеко не сталинисту, более чем спорным моментом, но — воля автора). Характерно, что описывая этот альтернативный екатеринбургский расстрел, вовсе не детей и юных девушек, Арабов нарисовал его делом злым и тёмным, и его Имре Надь в нём участвовать отказался.

Но мы сейчас не о романе Арабова, а о дилогии озаглавленной «Отморозки» (скорее всего, написанной как ответ Арабову, благо, вышла спустя три года после «Столкновения»). Собственно этим заглавием всё и сказано. Я даже не буду специально останавливаться на том, что протагонисты романа — двое типичных мартисьюшных попаданца, плюс одна Мэри Сью, нашедшаяся позже. На заимствования поэтических шедевров Константина Симонова и других стихотворцев из будущего тоже сетовать не буду. Эти то неприятности в общем были обещаны аннотацией и их пережить как раз таки можно…

Но на этот раз герои-попаданцы, кажется, впитали всё инферно XX века — льют кровь, словно водицу, не писаны им законы ни божеские, ни человеческие («если для спасения жизни вашего солдата нужно будет ударить беременную женщину в живот, что вы сделаете?»), возомнившие себя этакими «сверхчеловеками по Ницше» — судьями и палачами погрязшего в жажде наживы любой ценой века, и обещающие решить вопрос весьма радикально. «Будет обрыв у моря и два пулемёта… Потому что один перегреется»… Да, «товарищ Землячка» и Бела Кун в Крыму именно это и устроили, но от такого «Солнца мёртвых», кажется, обалдели даже дававшие им полномочия «вожди», а наши бравые-попаданцы — объекты любви великих княжон, которым смотрят в рот и члены императорской фамилии и товарищ Сталин вместе с примкнувшим к нему товарищем Лениным — судя по подзаголовку второго романа, ни больше, ни меньше — новый эталон настоящего человека. Ах да, они (или авторы) считают, что на этот-то раз они направят красный террор, увитый георгиевской ленточкой на ИСТИННЫХ врагов. В которые записали англо-саксонских масонов (справедливости ради, практически без приставки жидо- — одесский еврей, срисованный у Бабеля, ходит в ближайших сподвижниках наших революционеров).

Уйди, уйди призрак Пол Пота — кто тебя звал, окаянного…

Впрочем к середине второго тома до одного из героев (или соавторов) всё-же дошло, что создание мощной ОПГ в георгиевских погонах — это что-то не то. Второй соглашается с ним, что де создателей такой личной гвардии любое государство в конце-концов расстреляет (иные моральные максимы наших übermenschей не волнуют). Какие же выводы следуют из этого? «Просто начнём из этой банды убийц снова солдат делать. Вот завтра же и начнём, верно». Вот так всё просто. Три военных года, пользуясь послезнанием собирали всех подвернувшихся под руку будущих военноначальников, начиная с Василия Ивановича Чапаева, приучали звать командира атаманом и расширяли их окно Овертона в сторону беспредела (шуточки одного из попаданцев про каннибализм, правда, оставались только мерой психологического воздействия на пленных, но в каждой шутке…) а потом, прямо таки с утра…

Верите или нет?

Напишу второй отзыв на этот рассказ, поскольку мысль, на которую я намекнул 3 года назад, похоже, прошла незамеченной, а изложить её яснее тогда я не мог, тега «спойлер» ещё не было.

Прежде всего обращу внимание на связь этого рассказа с рассказом «Марсианин».

Не находите ничего общего?

НЕ БЫЛО никаких коварных ЛОВУШЕК!…

Но понять это можно, лишь рассматривая рассказ в общей канве романа «Марсианские хроники».

Действия (природа) марсиан тут ничем не отличаются от тех, что в «Марсианине»

… Вот такое воздаяние…

ps. Интересно рассмотреть марсиан с точки зрения [почти] шуточной статьи Каганова «Разумны ли инопланетяне». Марсиане (так как они описаны в этих двух рассказах) не разумны

Просто они выступают как некая стихия, слившаяся с окружающим миром, а не как носители разума в смысле Homo Sapiens. Который так же противопоставлен окружающему миру, как наш большой палец противопоставлен кисти руки.

Когда я был совсем молодым и зелёным, мне казалось что Гоголь в этом романе слишком карикатурен, и описывая своих помещиков многое преувеличил. Потом я вырос, повидал жизнь (хотя по прежнему считаю себя достаточно молодым) и понял что это не так. Гоголь был добрым человеком, он лишь смягчил острые углы да кое-где, живописуя картины нашей жизни взял краски поярче. А так — всё с натуры. И за 150 с лишним лет с душами как то на Руси лучше не стало :frown:. Книга для обязательного чтения. Хотя, наверное, не для школьной программы — в 16-17 лет эта книга кажется не тем, что она есть на самом деле.

«Я самый плохой, я хуже тебя

Я самый ненужный, я гадость, я дрянь

ЗАТО Я УМЕЮ ЛЕТАТЬ!» © Пётр Мамонов

…Вы летали когда-нибудь во сне? Вы запомнили при этом свои ощущения?

Я, да. Именно эти ощущения очень точно и подробно описал автор в своём рассказе.

Будь у него другой конец, это могло бы быть красивой сказкой.

Но Джозеф Хиллстром Кинг предпочёл написать странную историю о несколько свихнувшемся самце человека. В которую прекрасно вписывается детский вылинявший плащ супермена, сшитый из младенческого одеяльца…

Не знаю, может это и лучшее произведение на тему антихриста, возможно… Написано весьма неплохо (именно поэтому моя оценка данной конкретной повести на пару баллов выше оценки всему циклу). Откуда такие низкие оценки, объясню чуть ниже.

А пока вернёмся к произведениям об антихристе. Самый известный после «Омена» роман на эту тему — «Ребёнок Розмари» Айры Левина. И лично мне он понравился ГОРАЗДО больше... Но, пожалуй, как раз таки _открытым финалом_, оставляющим героям книги возможность выбора. А Омен — это чистая предопределённость, Дэмьен — это зло и ничего кроме погибели от него ждать не стоит.

А если сделать шаг в сторону от околокатолической (именно около) мифологии в сторону классического психоанализа (по Фрейду и Юнгу) то можно сделать весьма любопытное наблюдение.

Что же мы видим? А видим мы присутствующий в тёмных глубинах нашего подсознания страх перед собственными детьми. Который имеет место быть, ведь наши дети — это не только наше продолжение, но и наше отрицание (что довольно точно подмечено у Кастанеды).

И если, допустим, Стругацкие (скажем в «Гадких лебедях») или тот же Крапивин (больше с «детской» стороны) порой касаются конфликта поколений, как, порой, не самого приятного механизма прогресса человеческого общества, то Зельцер (подсознательно, видимо) предлагает нам повернуть колесо истории вспять — к кострам инквизиции.

После знакомства с этим произведением (хоть в виде книги, хоть в виде фильма, хотя фильм, по мне, ещё и скучен) хочется найти такой душ, в котором можно пополоскать от налипшей грязи собственную душу. Отсюда и оценка.

ps. Прочитать расширенную версию этой рецензии и обсудить её вы можете в моей авторской колонке: https://fantlab.ru/blogarticle11049

Последняя совместная вещь Стругацких. Почти реалистичная пьеса. Своего рода прогноз попытки реставрации «социализма», которая произойдёт спустя год после написания «жидов». Повесть о разъедающем душу страхе перед теми, кто руководит. О тех у кого этот страх есть, и о тех, у кого нет. И о том, как с этим страхом быть.

О названии пьесы Борис Натанович в своих комментариях написал: «все наши герои, независимо от их национальности, были в каком-то смысле «жидами» – внутри своего времени, внутри своего социума, внутри собственного народа». Вы в себе такого «внутреннего еврейства» никогда не чувствуете? Завидую.

Роман о человеке который сделал себя. Есть такая английская поговорка… Вот только здесь она становится реальностью.

В первый раз это роман я прочитал лет в 13-14. С не меньшим удовольствием перечитал его в более зрелом возрасте. Открыл в нём новые грани, но убедился что и в детстве я вполне понял эту совсем не примитивную книгу. Сочетанием глубины с увлекательностью и понятностью роман напомнил лучшие вещи Альфреда Бестера. (И, как и Бестера, Савченко можно считать, хотя и совсем по другому, «предкиберпанком»).

Ну и из совсем личного — так уж получилось, что я не могу не ассоциировать себя с одним из героев этой книги, выступающим под именем Адам. Кто читал — поймёт.

Очень неровное (и, в чём-то, нервное) произведение. Уже не вполне детская проза, в которой много взрослых разговоров и взрослых полуфантастических теорий.

Странная математическая метафизика добра, любви и хронополя покойного Саши Медведева, попытка (на мой взгляд не совсем удачная, и совсем не уместная) проложить тропку из мира «Эспады» в миры «Великого кристалла». Усталый роман усталого, пожилого уже человека, который никак не может принять вечно мальчишеской своей душой отягощённость злом нашего мира.

Роман, в котором мы встречаемся с сильно повзрослевшими старыми героями, роман в котором много поминок.

А помимо этого — новое время, новые проблемы и старый, почти всепобеждающий упрямый, мальчишеский идеализм. За что Владиславу Петровичу если уж не земной поклон, так большое человеческое спасибо.

На языке крутится что-то вроде «зияющая вершина творчества Лукьяненко». С одной стороны – книга хорошая (за исключением четвёртой книги трилогии), с другой стартовая точка для такой халтуры как экранизация и та самая четвёртая книга. ... С.Л. то ли «пошёл в народ», то ли «вышел в тираж»...

Начну с внешнего. Антураж. Городское фэнтези, скрытая (магическая) подоплёка видимых нами событий. Параллели с Людьми в Чёрном и Гарри Поттером более чем очевидны. Беспроигрышный ход, позднее использованный Вадимом Пановым в «Тайном Городе».

Само по себе – это неплохо, более того – хорошо. Слово «иные» заиграло радугой смыслов и аллюзий. Тёмная и светлая инициации отлично вписались в наш опыт изучения собственной психологии. Наконец, анализ «истоков силы» в «сумеречном дозоре» — весьма глубокая идея, которая может стать отличной пищей для ума.

Вот только ещё одним из истоков этой книги стал банальный цинизм. Никакого особого нравственного выбора перед героями нет. Все они – участники вялотекущей борьбы [как-бы] добра с [как-бы] злом и чистая совесть в этой борьбе – роскошь не позволительная. И светлые и тёмные – одним миром мазаны – разве что Завулон гораздо большая сволочь чем Гессер, что выражается в привычке повелителя тьмы влюблять в себя девушек, отправляя затем их на верную гибель. В остальном же эти старые интриганы друг-друга стоят.

«Правда жизни» одержала здесь победу (боюсь, что полную и окончательную) над «идеализмом». Случайность ли, что именно в рамках этого цикла С.Л. начинает гнать откровенную коммерческую халтуру?

Другой нехороший признак мира «Дозоров» — некоторая «халявность» пути иных. Их достижения стоят им не слишком многого, груз лежащей на них ответственности не так уж велик. Разве что есть риск попасть между жерновами, как Алиса и Игорь из «Дневного Дозора». Впрочем, этой болезнью болеет не только эта книга, но в «последнем дозоре» она достигает своего апогея.

Впрочем живые, интересные, вызывающие сопереживание герои первых трёх книг компенсируют недостатки «общей композиции». Вот если бы С.Л. ещё и вовремя остановился...

Как я уже писал в отзыве на трилогию – сказка. Герой (в нашей совсем не сказочной жизни на героя, мягко говоря, не слишком похожий) отправляется спасать принцессу с далёкой планеты. То ли девушку, то ли виденье своей мечты... Герой (кстати – тёзка автора) становится настоящим героем, принцесса спасена, почти всё хорошо, за исключением кое каких обстоятельств.

Вроде бы ничего особенного – очень кинематографичный боевик основное действие которого укладывается в пару суток. Декорации – имперско-самурайская романтика. Действие – поиск выхода из безвыходной ситуации, в чём сильно помогают артефакты таинственных сеятелей, сломав один из которых можно переиграть проигранную битву. Идея явно взята из компьютерных игрушек, но герои вызывают слишком много сочувствия, чтобы роман воспринимался как новеллизация некоей абстрактной «аркады». А идеализация и реализм в портретах этих самых героев перемешаны именно в той пропорции, в которую очень хочется верить.

Оценка могла бы быть и выше – но это не совсем та сказка, которые очаровывают меня. А объективно – хороший роман. Семь баллов.

Этот рассказ помог мне принять прозу Каганова как что-то своё. Что Lleo интересный и умный человек – было понятно ещё по тому, что он делал в Фидонете. Что его остроумие, способ смотреть на мир сродни Шекли — стало понятно по первому прочитанному фантастическому рассказу (кажется это был «Хомка»). Но... Хомка был, что называется, перебором («Нас пугают, а нам не страшно» © Л. Н. Толстой), «Заклятие духов тела» — не совсем удобоваримой смесью жутика, пародии и чего то ещё. Тогда я решил, что это не моё.

А потом я прочитал этот рассказ. В общем то, классическим рассказом его назвать сложно.

Двое выживших после катастрофы – человек и маленький пушистик – похожая на кошку (только не хищная) девочка-подросток из одной очень древней и мудрой расы рассказывает сказку о рыцаре, принцессе и драконе (как её знают различные по своей природе разумные существа). А в конце рассказа человеку предстоит сделать выбор....

То ли притча, то ли философское эссе, тем более что благодарности в конце подозрительно смахивают на список использованной литературы. Свежий, парадоксальный взгляд на истоки человеческого поведения. При этом – блестящая проза... и Глайа, всё таки, очень трогательный пушистик.

ps. По поводу пресловутых трёх концовок. Их наличие, конечно, можно понимать по разному, но я как и [user=693]klan[/user] (а позднее [user=6812]Kriptozoy[/user]) — однозначно увидел там только одну реальную концовку — последнюю. «Все остальное — галюцинации замерзающего человека — быстротечные сны — поиск вариантов спасения.»

И, ещё — если множество талантливых и более того писателей часто утяжеляют придуманный ими мир умными, но не всегда уместными рассуждениями (об этом хорошо [work=73476]написал[/work] в эсее «Ранний Уэлс» Борхес), то здесь Каганов, и.м.х.о. сумел совершить прямо противоположное — превратить философское эссе в живую, лёгкую и блестящую прозу.

Это правда рассказ об американцах, самых патриотичных людях, у которых нет Родины…

Одни — это просто пионеры, которых зовёт новая дорога, куда бы она ни вела…

Другие тщятся искать потерянный рай. И они то и убедят первых — что вот же он…

PS/

Тем, кто возмущён… что, американцы… Ну добавьте к ним, например, 35% русских — ничего не изменится…

Мы можем слушать Задорнова и смеяться над глупыми американцами,

вот только:

«над кем смеётесь? над собой смеёмся»

…Мы ведь тоже жуткие патриоты. Бьём себя пяткой в грудь не замечая, как мало России осталось в наших «патриотичных» душах… Не говоря уже о вокруг нас…

А те кого манит дорога, в ком играет древняя казачья кровь, или кто ищет потерянный рай…

См. пункт первый…

Ну что же, раз уж книга издана и на неё даже есть условно положительные отзывы, вставлю я и свои три копейки. Начало первой книги встречает нас стилизованной, кажется, под лауреата сталинской премии Бабаевского сценкой из жизни белорусского первого секретаря Машерова. Как по мне, Бабаевский русским литературным владел лучше, но да ладно, на фоне «я Поселягин — я поселяю» это, наверное, хотя бы свежо и оригинально.

Далее начинается основная история: провинциальный школьный учитель, обследуя с учениками подвалы старого города случайно проваливается в прошлое, прибивается к заведующей местным магазином… Всё это читается довольно живо, и если бы не напоминало (порой — до боли) пересказ телеверсии «Географа…» Алексея Иванова плавно переходящий в пересказ опять же телеверсии «Синдрома Феникса» Слаповского, то было бы даже хорошо.

Ну а дальше у героя обнаруживается заряженная книжками планшетка-читалка и он (как и все прочие герои Геннадия Марченко) твёрдо встаёт на путь плагиата. Автор, вы серьёзно? Вы серьёзно полагаете, что при живых Пикуле и Астафьеве можно абсолютно безнаказанно выдавать на гора их поздние вещи перемешивая это со ставшим бестселлером по принципу «на безрыбье» абсолютно графоманским «Марсианином» Вейера? Вы не думали, что при живых-то Азимове, Хайнлайне, Кларке, Леме и Стругацких последнего ждёт «успех» «Гриады» Колпакова (вот уж «писатель, опередивший своё время», его бы молодого и верящего в свои силы — да в 90-е, вполне бы успешным стал бы)?. А ведь Марченко ещё и заставит заинтересоваться оным Марсианином не кого нибудь, а Тарковского (это ж каким литературным безвкусием надо обладать, чтобы не понимать принципиальную разницу между данным опусом и шедеврами Лема и Стругацких?). А ведь во второй книге наш Сергей Губернский ещё и начнёт учить Андрея Арсеньевича, как снимать кино… Впрочем скажем ему спасибо уже за то, что он не учит петь Высоцкого, а ведь мог бы: своя рука — владыка.

Отдельно — несколько слов о языке. Наверное, если сравнивать с той волной откровенного трэша, который захлестнул наш не самый живой книжный рынок (вот уж где зомби-апокалипсис), «активный словарный запас: чуть выше среднего» и «cредняя длина предложения: гораздо ниже среднего» небезнадёжного в плане языка автора сойдут за качество, хотя когда я читал это на «Самиздате» глаз регулярно спотыкался о грубые стилистические ошибки, впрочем, не исключаю, что над финальной версии мог поработать приличный редактор (хотя о чём это я, вот передо мной «пиратка» вроде-бы уже изданного варианта, а вот фраза «Да он ещё _Жиглова_ не сыграл!»). Это не стоило бы отдельного упоминания, если бы автор не рассказывал, как его герой (более-менее alter ego, тем более что modus operandi главного героя Г. Марченко от цикла к циклу не меняется) «адаптирует» чужие книги. Хотя, справедивости ради и Александра Меленьтевича Волкова выдающимся мастером слова и стиля назвать сложно, а в первой книге Марченко мотив «я не плагиатор, я книги улучшаю» ещё не становится навязчивым…

В общем самая большая проблема с этой книгой даже не в моральной оценке действий героя, о которой уже упомянул «предыдущий оратор». Самая большая проблема — в достоверности. Даже если молитва «дай мне Боже, чтобы классик был не раньше, а потом» окажется услышана, сложно представить, что место оного классика без всяких проблем займёт человек, ничего общего с этим классиком не имеющий, а просто передирающий тексты из будущего. А по мере развития сюжета цикла все эти проблемы только усугубляются, вторая книга предсказуемо оказывается хуже первой, а третья же практически достигает дна…

В заключение не могу не сказать, что у этого романа есть своего рода альтернатива. Уж не знаю специально ли Анатолий Дроздов переписывал Геннадия Марченко, или, когда неплохой беллетрист Дроздов, нередко обращающийся к «попаданческим» сюжетам решил написать про возвращение в советскую молодость своего alter ego, просто случайно совпали некоторые моменты сюжета (в том числе имя героя — Сергей), но когда он начал выкладывать на samlib'е своего «Реваншиста» некоторые завсегдатаи этого ресурса обвинили Анатолия Фёдоровича в воровстве чужих идей. Хотя идеи, как раз, носятся в воздухе, а прямых совпадений у Дроздова с Марченко в общем-то и нет. В том числе нет и совпадения в главном — дроздовский Сергей прямым плагиатом не занимается и по большей части выдаёт на гора свои-же (точнее Дроздова) книги из девяностых-двухтысячных. Ну и результат у Дроздова оказался куда более правдоподобным и приятным для чтения….

Роман конечно не окончен, и оценивать его как бы рановато, но читать после неплохого в общем-то начала, о том как Сергей Андреев гипнотизирует «вождей» как Каа бандерлогов с тем, чтобы вдвинуть через них весьма бредовые идеи автора на тему «как нам обустроить Россию» это, мягко говоря, удовольствие сомнительное.

Нет, я видел, как Сергей Арсеньев сделал из скатившегося на определённом этапе в полный маразм «Пионера Советского союза» нечто, что можно читать не без интереса, но на фоне абсолютно унылого и мартисьюшного Царева врача (Логофета читать уже не стал) надежда на это слабая. И опять же у Арсеньева помимо определённого уровня [быто]писательского мастерства (которого у Сапарова может даже и поболя будет) есть талант, что называется «интеллектуального провокатора». Тут этого не видать.

(Далее отзыв касается не столько продолжения «Назад в юность», сколько творчества автора в целом, благо его герои «придя к успеху» начинают действовать более чем типично.)

Диагноз — писать альтисторию, особенно про «попаданцев», автору противопоказано: нет у него ни оригинальности Костинова, ни особых отношений с музой Клео, которые отличают романы Колганова, Андрея Дая, Павла Дмитриева, не говоря уж о Константине Радове, ни даже просто сколь нибудь нестандартных идей как и куда надо повернут корабль истории, хотя бы как у, по крайней мере, Ланцова. Идея о том, что хороший врач в прошлом — это сила, может и сошла бы за оригинальную, если бы до Сапарова не было, прости Господи, Корчевского, а до него Святослав Логинов в далёком 1983 году не написал «противоядия» в виде «антипопаданческого» рассказа «Цирюльник».

Прогноз относительно дальнейшего творчества автора неутешительный, впрочем, если он постарается держаться в рамках малой и средней реалистической прозы, аккуратно, с оглядкой осваивая такое средство, сильнодействующее, по своей сути, как фантдопущение (то есть следуя стилистически в фарватере, к примеру, раннего Веллера) могло бы получиться очень хорошо и даже более того. Но это направление настолько перпендикулярно ветрам, волнующим литпроцесс в целом и «азовское море» «самиздата» в частности, надежда эта представляется тщетной...

Этот роман Хайнлайн писал, не ожидая, что судьба ему подарит ещё целых 18 лет жизни, писал, как своё литературное завещание.

О чём же он написан? О двух «простых» вещах: о любви и о смерти.

Не я первый подметил, что всякий раз, когда Хайнлайн берётся за описание любви, вырисовывается у него нечто странное. Но это нечто, как минимум, заставляет задуматься.

О правдоподобности же описания Хайнлайном порога смерти я судить не берусь, но опять же — это описание как минимум даёт пищу для размышлений о взаимоотношениях тела и разума.

И каков же итог? Я, впервые прочитав эту книгу, выдал что-то вроде: «Порнография на грани между жизнью и смертью. „Книга Мёртвых“ плавно переходящая в „Кама-Сутру“ и обратно.»

Надо заметить, что мало кто будет отрицать жизненную правду, содержащуюся в подобном переходе.

Глубоко символичен и финал книги:

Вспомним старый, 1940 года, рассказ Хайнлайна «Реквием»

Жаль, что в жизни, Роберту Хайнлайну так и не удалось туда полететь.

Один из коллег-лаборантрв ниже пишет:

<<К сожалению Фостер относится к категории писателей, мало заботящихся о том. чтобы его произведениям «верили».>>

Возможно... Зато он относится к категории писателей, произведениям которых _хочется верить_. Да, большая часть вещей А. Д. Фостера — это откровенная «космоопера», без претензии на «твёрдую» научность или тонкий и глубокий психологизм. Если хотите — этот жанр можно определить как современную околонаучную сказку для взрослых. Если вы такие правила игры не принимаете — это не ваш автор. А для остальных «сказка ложь, да в ней намёк».

И если кто-то увидел в этом рассказе скорее анекдот, то я — достаточно глубокую притчу. А притчи это не тот жанр, от которого ждёшь психологической (а, тем паче, научно-технической) достоверности и которым вполне простителен некоторый пафос.

Роман в котором странные сексуальные фантазии и комплексы автора расцвели, так сказать, во всей своей красе.

Инга, распевающая во весь голос религиозные гимны, занимаясь сексом с епископом Дерптским — это что-то с чем-то.

История с полонянками — это тоже то ли к психоаналитику, то ли к сексопатологу, описываемая «модель» отношений с противоположным полом, мягко говоря, несколько нездорова.

Цитат можно много разных поискать, но вот что первое на глаза попалось (ещё достаточно мягкое):

«А коли я любую из них опрокину сейчас, да подол задеру, где ее разум и равноправие будет? У бабы честь есть, пока она под защитой отца своего состоит, мужа, али детей возмужавших. Вся ее честь, все равноправие в мужчинах, что рядом живут, хранится, и нигде более.»

Сравнить это можно только с Джоном Норманом с его Миром Гора. От детей и подростков книги Прозорова нужно, однозначно, держать подальше.

На таком фоне «альтернативная история» Руси времён Ивана Грозного и прочие приключения героев для меня окончательно померкли, и я полностью потерял интерес к данной серии…

Что же до сюжета, то он к четвёртой книге окончательно теряет всякую оригинальность, связность и запоминаемость.

ps. Да по поводу названия и связанной с ним сюжетной линии (да, тут это самое название не совсем «с бухты-барахты»). Когда ГГ идёт на дыбу, чтобы доказать Ивану Грозному необходимость закрыть границы, а то, дескать, в Европе холера. В общем контексте как то тоже садомазохично смотрится. Иван IV, который Васильевич, вообще в садомазохистскую картину мира практически идеально вписывается.

В общем та ещё символика.

А по поводу холеры и прочей чумы, раз уж зашла об этом речь, мне как то кажется что Россию от них более менее спасали вовсе не какие то закрытые царём границы а: (1) русские бани (2) меньшая плотность населения (3) отсутствие суеверного страха перед кошками, а, следовательно, меньшее количество крыс.

Весьма достойное продолжение «Мальчика со шпагой».

Написанный в начале лихолетья девяностых он не мог уже сохранить ту не наивную уже, но упрямо-донкихотскую романтику первого романа цикла. В мире, окружающем Данилку-«Кинтеля» нет уже тех чётких границ, отделяющих добрых и злых людей. Он уже не борется за справедливость, но защищает осаждённую крепость своего мира.

А что до Павлика Морозова, так в романе всё написано. В нашей манере периодически уничтожать одни памятники, заменяя их другими вообще есть что-то варварское.

А Павлик Морозов — он не сколько предатель, сколько трижды преданный, обманутый мальчишка. Преданный своим отцом (который был, по современным понятиям, простым взяточником) и роднёй, преданный советской властью (которой он мёртвый был нужнее) и преданный нами, теми, кто не задумываясь, сначала звал его героем, потом — стукачом.

А вот это – настоящий шедевр. Очень сложно писать об этом рассказе, в котором слились парадоксы любви и парадоксы времени; те, что мы привыкли находить в научно-фантастических рассказах, и те, что касаются любого из нас – спускающихся вниз по течению временного потока.

...об этом рассказе сложно писать, его просто надо прочесть...

Для меня в этом рассказе наверное слишком много личного. Я слишком хорошо помню как я боялся программы «Время» и советских газет, когда, будучи ещё маленьким мальчиком, научился (явно, слишком рано) понимать о чём это. А если представить *тот* страх плюс лукавую силу «капиталистической» рекламы...

Жуткий рассказ о том что государство может сделать с разумом ребёнка.

Братья Стругацкие — не самые мои любимые фантасты. Не все их вещи мне нравятся (по крайней мере не все нравятся одинаково). Но если оценивать созданный ими мир, то здесь сомневаться как то не приходится. Это наша история несбывшегося (несбыточного ???) будущего — и она нам ближе и роднее чем такие же от Хайнлайна или Азимова.

А я вот решил начать знакомство с автором с его дебюта. Пусть эта книга во многом и не совершенна, о чём К. Р. Сафон нас честно предупредил в предисловии. Что-ж, это действительно не Крапивин и не Кинг (кстати, мне отчётливо кажется, что творчество этих двух писателя куда ближе друг к другу, чем принято считать, но это тема для отдельного разговора). Просто столкновение только-только возникших юношеских любви и дружбы с инферно — доставшимися одному из героев по наследству последствиями сделки с дьяволом (точнее, одним из его земных воплощений). Всё происходит буквально за пару дней, и, вполне естественно за это время ни мы, ни только что приехавший в город главный герой, не успеваем толком познакомится с городом и его жителями, да и с механизмом деятельности данного проклятия. Если пересказать сюжет — всё действительно сведётся к «пионерской» страшилке. Но написано, на мой взгляд, весьма и весьма неплохо (правда, судя по аквалангам, переводчик это самое неплохо, кажется, заметно подпортил). И эмоциональный след книга после себя оставляет. Ощущение хрупкости бытия в перемешку с катарсисом и ещё чем-то, то-ли ностальгией, то-ли запахом морских водорослей. Ну и плюс банальная, но почему-то подзабытая людьми мораль о том, что выгодных сделок с дьяволом не бывает. О продолжениях, не прочитав их, судить не могу, но пока в итоге — крепкая для дебюта вещь, честно выигравшая некий конкурс юношеской литературы.

ps. Акваланги, судя по всему, именно на совести переводчика — в тексте неоднократно идёт речь о задержке дыхания. Насколько выполнимо такое достаточно глубокое погружение мальчиком и девушкой, впервые увидавшими море, впрочем, судить не берусь.

Ну что — составные части того коктейля, который представляет собой эта книга просты и незамысловаты:

1 — «Мэри Сью» ну этого добра побольше да покрепче. Причём Мэри Сью весьма кровожадного толка. Очень круто быть ведьмой, а ведьмой, нарушившей запрет, «попробовавшей крови» ещё круче. Наша героиня смотрится среди людей примерно как волк среди овец. Хищника конечно надо кормить, но для прокорма всегда хватит козлов: убийц которым среди людей не место. И хватит их не на одно поколение ведьм. Весьма опасная мораль, особенно на фоне всеобщего этического релятивизма (из легиона подобных книга выделяется откровенной кровожадностью).

2 — Аллюзии на современную политическую действительность. Точнее на популярное представление о ней, щедро приправленное «теорией заговора кровавой гэбни». Не берусь судить, насколько наша российская власть таким представлениям соответствует — но никто ничего другого от неё уже не ждёт: распилы и откаты в экономической политике и грязные игры в «большой политике». За второе судить не берусь, а первое наше народонаселение готово увидеть в *абсолютно* любой трате бюджетных денег. Данная книга служит дальнейшему воспроизведению подобных представлений в качестве нормы — и уже этим вредна.

3 — Последнее, показавшееся в силу своей «клубничной» природы многим первым. Лесби. Розовая любовь. С «классическим» в современном «сетевом самиздате» оправданием в виде вселения мужчины из иных времён в женское тело. Иной нагрузки этот вынесенный в аннотацию сюжетный ход не несёт.

Всё это тщательно перемешано и записано на приправленном невнятным арго канцелярите, в который медленно но верно превращается литературный великоросский язык — главное достояние Империи, той не придуманной, но созданной царём Петром.

И да — «повторение мать учения». В четвёртой части книги («ведьма — всегда ведьма») вводится как бы оригинальный сюжетный ход («не будите генетическую память», ага — волею автора роялей в кустах и deus ex machina в неё набито выше крыши). Ход призванный повторить и усугубить *все* три пункта во втором поколении.

Резюме. Хуже бывает. Но реже. Куда реже

ps. Если биография автора не фэйк и *это* действительно написал пожилой мужчина — я пас.

Я поставил этому циклу высший балл, хотя по отдельности его романы (кроме последнего) до этого уровня так и не дотягивают. Но общая для всего цикла «страна моя Ордусь» чудо как хороша.

И, да, ключом к этой утопии являются не только (да и не столько) идея «евразийства», сколько идея ЭТИЧЕСКОГО государства. Что заметно уже по совершенно парадоксальному окончанию «Жадного варвара». (Этика государства для Рыбакова вообще одна из любимых тем)

А ещё «Евразийская симфония» написана о том, что окружающая утопия — это далеко не гарантия личного счастья. А для тех, кто «стоит на страже» этой самой утопии, так пожалуй, и наоборот, уж очень они, утопии, непрочны. Даже когда «плохих людей нет». Потому с каждым романом и становятся всё громче грустные нотки... И очень хорошо завершает цикл замечательный щемящий финальный аккорд «непогашенной луны».

Ошибки на АТС... Как они вдохновляют писателей разных жанров. Хотя, с совершенствованием техники, они всё больше и сами становятся фантастикой.

Так, вышло, что я первым прочитал [work=9382]рассказ Бестера[/work] («Не из нашего мира») на похожую тему. Но там провода замкнулись совсем иначе. В то же время, но в другой мир, где Америка стала частью победившей её Японской империи... Это был звонок в пугающее альтернативное настоящее (которое позднее вдохновило Дика на его [work=5378]знаменитый роман[/work] «Человек в высоком замке»). И симпатичный девичий голос на том конце провода оказывается чуждым призраком совсем из другого мира.

А здесь — звонок в своё прошлое. В детство, пришедшееся на страшное военное время. Своей ровеснице, которой тоже тогда было двенадцать лет. Маленькое, чудо из тех, что оставляют вполне реальный, тёплый след в жизни человека.

О чём эти книги? Во первых, конечно о художнике. Ещё — о людях у власти — но таких книг много (особенно если брать жанр псевдоисторического романа с элементами фэнтези, в котором написана эта книга). Наконец просто о людях, чьи судьбы (а порой — обломки судеб) и слаживаются в самую главную мозаику этой книги. Ну и немножко о Византии.

А ещё о том, что мы можем потерять, найти и оставить после себя в этом мире, где сталкиваются силы куда более могущественные, чем каждый из нас. Где ты можешь потерять тех, кого ты любил или то, что считал главной работой своей жизни так же легко, как и саму жизнь. А насчёт бессмертия — не думаю что герои этой книги стремятся к нему больше чем вы или я. Все мы ведём свою битву или гонку со смертью и разрушением — девятым возничим, безнадёжную, но от того ничуть не менее ценную.

Если верить в Джада (ну, или, например Вере Камше с её «Отблесками Этерны»), то и Бог (боги) тоже.

Ну что — стандартный фэнтезюшный «попаданец», литературных достоинств не замечено. Продолжение, судя по всему, следует.

Исходные данные: весь из себя рыцарь без страха и упрёка: воевавший в Афгане снайпер, каскадёр-ролевик да ещё и эксперт-криминалист в придачу находит артефактный меч, который, стоит только подходящему человеку им воспользоваться для спасения своей жизни, переносит очередного хозяина в некий мир позднего средневековья, где такие как он призваны наводить справедливость (или же погибать при попытке наведения оной).

Другая книга автора, «Чёрные бушлаты» мне даже мало-мальски понравилась… Там стиль «дневник диверсанта» был весьма уместен, за ним чувствовалось, что автор кое-что знает о том, про что пишет, а сухость стиля оживлялась неким надрывом-обречённостью, естественными при описании _той_ войны.

Здесь же — всё тот же стиль «пошёл туда-то, сделал то-то, уничтожил врагов столько-то», из «знания фактуры» мы имеем лишь весьма поверхностные и грубо сделанные параллели между миром средневековья и современными Чечнёй-Россией. Тем более, что помимо этих параллелей, окружающий мир прорисован весьма слабо.

Что же до эмоционального настроя — хотя автор и постоянно подчёркивает, как смертельно опасна та роль, которая досталась нашему «Сандру Ершу», верить в эту смертельную опасность не получается…

Вот я и «не верю».

Для нашего «сделанного в СССР» поколения эта повесть стала первым знакомством с литературой абсурда (для нынешних детей им запросто может оказаться, к примеру, «человек с дубинкой и мешком» Хармса). Для многих — первое и последнее. Но всё же, перечитайте эту повесть — ей богу не пожалеете.

Да дальше я буду нещадно раскрывать сюжет, не скрывая спойлеры специальным тегом. Всё равно ведь все читали, а если кто вдруг не читал, тоже ничего страшного… Не детектив, однако.

Пропавший нос, который то ли отрезал пьяница-цирюльник (но ведь «цирюльник же Иван Яковлевич брил его еще в среду, а в продолжение всей среды и даже во весь четверток нос у него был цел»), то ли превращённый неведомо как в важного господина. И нашедший его полицейский вроде бы и схватил за руку этого самого цирюльника, когда тот выкидывал нос с моста, но рассказывает, что нос «уже садился в дилижанс и хотел уехать в Ригу. И пашпорт давно был написан на имя одного чиновника».

Депрессивный интроверт Кафка мог бы сделать из этого что-то мрачное и серьёзное, в духе «Превращения» — но у Гоголя это, помимо всего прочего, и удивительно смешное бытописание тогда ещё столичного Петербурга, и вечно злободневный фельетон, да и мало ли что ещё… Одна фраза «Вы ошибаетесь, милостивый государь. Я сам по себе. Притом между нами не может быть никаких тесных отношений. Судя по пуговицам вашего вицмундира, вы должны служить по другому ведомству» в устах статского советника, который нос (или которого Ковалёв принимает за свой нос), чего стоит.

А какой эпилог: «решительно не понимаю! Но что страннее, что непонятнее всего, — это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. … Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы»

Ну а критики, они да, они пользу ищут. Уже много растолкований гоголевскому «Носу» нашли… Хотите, сейчас ещё одну «пользу» выведу? Сейчас, сейчас… Ага, вот — «после того майора Ковалёва видели вечно в хорошем юморе, улыбающегося, преследующего решительно всех хорошеньких дам и даже остановившегося один раз перед лавочкой в Гостином дворе и покупавшего какую-то орденскую ленточку, неизвестно для каких причин…», ведь счастлив же человек уже одним тем, что у него нос есть, потому как знает, каково оно без носа. А мы, глупые, не знаем, и не прочитав сей рассказ, так бы и не узнали :wink:

«Петербургские повести». Главные герои этих повестей — жители Петербурга и сам этот город. Столица Российской Империи. Город, где красота смешивается с уродливой «прозой жизни», реальное — с нереальным, смешное — с трагическим… И весь этот смех сквозь слёзы, вся эта мистика и фантасмагория вперемешку с очень живыми портретами Петербурга и петербуржцев — всё это сплетается в чудесный, неподражаемый, будоражащий чувства и заставляющий думать магический реализм от Гоголя (хотя никто из российских критиков так и не озаботился тем, чтобы как то обозначить жанр петербургских повестей, и теперь отцами-основателями магреализма считаются латиноамериканцы).

Талантливая христианская проповедь в странной оправе из армейских анекдотов, персонажей российского фэндома и доведённого до абсурда «Мира смерти» Гаррисона. Да-да, и огромного количества алкоголя, используемого как средство от сумасшествия в окончательно свихнувшемся мире. (Кстати, хотя я по жизни человек, испытывающий к алкоголю отвращение, читать было совсем не противно).

Символом вышеупомянутого абсурда являются, разумеется, пресловутые летающие крокодилы (и принцип воздухоплавания по-крокодильи, разумеется). Они, крокодилы, ещё сыграют свою роль в сюжете.

Да то, что многим кажется недостатком, определёно является, как мне кажется, достоинством книги. Процитирую отзыв [user=13240]С.Соболева[/user]

«Капитан Причер [...] на первой же проповеди закатил такую проникновенную речь о бессмертии человеческой души, что солдатам разом расхотелось гробиться непонятно за что. Капеллан объявляется неблагонадежным, а потом и вовсе — саботажником. Вот тут бы сюжету завертеться волчком и ринуться по немыслимым ухабам и кочкам гарнизонной жизни! Но у Дивова на этом-то как раз все и обрывается. В результате от книги кроме летающих крокодилов да великолепной проповеди Б.С.Бакулина о бессмертии души ничего в памяти не остается.»

Нет здесь ожидаемого «лихого» сюжета. Есть только военно-полевой абсурд с летающими крокодилами, та самая проповедь о бессмертии души ну и планета Клякса с её абсолютно бесчеловечным вариантом бессмертия тела.

Ну и плюс пресловутый вопрос «зачем вам бессмертие», и замечательный именно своей неопределённостью, открытостью финал.

А всяческие наслоения лихого сюжета лишь испортили бы высокий контраст между божественным и абсурдным, составляющим нерв книги.

Ну во первых, прежде всего, это хорошая, очень качественная детская литература. Об этом много сказано, и тут что-то добавить сложно. Одоевский вообще писал весьма качественную фантастику, всерьёз обогнав своё время (кстати и по языку тоже, но во «взрослых» вещах это заметней).

А теперь о социальном подтексте. Pickman пишет:

«...хочется рассматривать «Городок» ... как завуалированную метафору об эксплуататорах и эксплуатируемых. ...сказка написана в годы глухой реакции... Вся Россия стонала под маршем милитаристских «молоточков», которые стремились каждую голову вбить в общий ритм.»

Всё верно, и это тоже очень красочно описано. Но вот помните, что стало результатом наведения Мишей «социальной справедливости»? Правильно — мёртвая, безгласая, сломанная игрушка.

(Правда только во сне, потом мальчик Миша проснулся и нашёл папин подарок в целости и сохранности. Это ведь добрая детская сказка.)

Эх, не читали в детстве на ночь эту сказку нашим эСэРам и эСДекам. Или они плохо её слушали...

Глядишь, и не сломали бы Россию (пусть и не была она сказочной страной из фильмов Говорухина, но ломать то по что?).

Очень сложно писать об этой повести не раскрывая сюжета, а прятать под тег «спойлер» весь отзыв как то тоже не правильно. Предупреждаю устно.

Хотя пару предложений, не раскрывающих сюжет написать всё же можно. Прочитав рассказ, я взглянул на гендерное распределение оценок, и меня совсем не удивило, что женщинам он понравился больше. Рассказ прямо-таки пропитан эротизмом и ощущением уходящей красоты.

Именно уходящей, поэтому катастрофичность финала не была неожиданной.

Финал запрограммирован даже в самом названии, лучшим может быть только то, что уже не повторится. Я почти не буду здесь касаться темы морали и ответственности — этот рассказ (в отличие от некоторых, более поздних, научно-фантастических произведений на похожую тему) совсем не об этом. Нужно быть очень-очень сильным человеком, чтобы пытаться противопоставить мораль сходящей лавине

Таких в повести нет. А бог времени Хронос и подавно стоит вне всякой морали, ещё древние греки знали что это безжалостное чудовище, убивающее своих детей. Хэппи-энд здесь был бы, мягко говоря, неуместен.

А так мы имеем — отличную трагедию с чувственным ароматом и долгим послевкусием.

p.s. И не думаю что это вещь только Кэтрин Мур. Мужского начала там тоже хватает. В общем, как написал [user=9931]stogsena[/user] — автор этой повести — андрогин, объединяющий... Ну, вы поняли.

Я вырос в квартале, построенном на старом кладбище...

Когда копали траншеи, мы играли в бедного Йорика и апофеоз войны,

а весной мы сжигали старую траву (и всё, что сгорит вместе с ней) на холмистом пустыре, служившем нам зимой горкой. Мы были начитанными мальчишками и посвящали этот день памяти императора Нерона...

Отличный политический триллер «ближнего прицела». Не восхищающий вершинами литературного стиля, однако ценный своим, я бы назвал это, мрачным оптимизмом.

Автор (профессиональный журналист) смотрит в ближайшее будущее, 70-е годы текущего столетия. Время, до которого вряд ли доживут многие из нашего поколения 40-50-летних, но имеют все шансы дожить наши дети. И предвидит он там успешное освоение термоядерной энергии и (наконец-то) начало заселения ближнего космоса. Вот только чтобы человечество сделало этот шаг из своей колыбели, с колыбелью должен был случится экологический коллапс, а людям пришлось вслушаться в «музыку» ангелов Апокалипсиса.

Землю вытащили из почти безнадёжной ситуации лунные «шахты», да только, за какие-то неполные 15 лет, на глазах у командира лунной станции Дэкерта — бывшего офицера, возненавидевшего войну, лунные колонисты, из спасителей человечества превращаются в винтики системы. Той самой системы, которая «готова на любое преступление ради 300% прибыли».

И вот преступление (первое из череды) совершено, и на маленьком и враждебном человеку шарике люди начинают с пугающей скоростью реализовывать планы по уничтожению себе подобных, планы, которые, если они выйдут из под контроля, и захлестнут новой мировой войну Землю, способные если не покончить с человечеством, то отбросить его на миллион лет назад, в новый каменный век.

Может ли один человек, не спасший когда-то своих подчинённых на «локальной» войне, не похожий ни на супермена, ни даже на архетипического гения сыска, за считанные часы переломить то, что люди привыкли называть «злой судьбой, обречённостью», то что заставляет людей уничтожать друг-друга не глядя на замершую на последней черте стрелку часов судного дня?

Автор отвечает (не думаю, что будет большим спойлером) — «да». Это очень мрачное «да», но это «да». Делай, что должно, и дай миру (ещё один) шанс. Что с того, что земля остаётся во власти дьявольских хищных инстинктов? Бог не умер — «просто его на Земле представляют себе совсем неправильно». И пусть Луна «оказалась чертовски близко к Земле», впереди — большой Космос. Пусть даже он ещё больше похож на Ад, чем изрытый кратерами пыльный камешек Луны…

Прочесть чуть более подробную версию этой минирецензии и обсудить её вы сможете в моей авторской колонке —

https://fantlab.ru/blogarticle61932

Книга начинается как классичесская, почти эталонная робинзониада, причём её не хочется сразу забросить куда подальше, громко цитируя Станиславского. И уже это её несомненный плюс. Завязка с места в карьер, безо всякой экспозиции — тоже вполне приемлимый литературный ход, всё что нам надо знать о главном герое до его переноса во времени и пространстве, мы узнаем по ходу действия. Этого всего совсем немного, но суть классической робинзониады не в тонких внутренних переживаниях героя. Абсолютно немотивированный перенос главного героя (и не его одного) во времени и пространстве тоже легко списать на вполне уже устрявшиеся законы жанра попаданчества.

Что до остального, лично я не самый большой любитель читать «про заклёпки», но у Калашникова получается неплохо про них писать, живым таким ироничным языком, без явного перебора (во всех смыслах слова) каким отличается на мой вкус Величко с его дядей Жорой (хотя скорость прогрессорства, скажем так, смущает и здесь). Чистая робинзониада довольно быстро закончилась, при этом студент Михаил выяснил, что в одиночку в условиях каменного века у него выжить не получится, однако ему повезло с дружественными аборигенами. К сожалению примерно к середине книги автору наскучил сугубо мирно развивающийся неолитический мир и...

И его кроманьольцы лёгким движением руки превращаются... превращаются в североамериканских индейцев (впрочем намекал автор на подобный исход изначально, теми же именами, но до поры до времени можно было эти намёки игнорировать).

Тут то и начинаются совсем уж альтернативные история с географией. Чтоб не сказать альтернативно-одарённые. То есть колеса и гончарного круга в новом свете и вправду не знали. И матриархат у тех же ирокезов примерно похожий был. Но вот только было у них весьма агрессивно настроенное, растущее государство, представлявшее для соседей (к примеру — гуронов) явную угрозу. А если добавить сюда их культ боли, с изуверскими инициациями юношей, жестокими пытками для пленных (причём из любви к искусству) и милым обычаем украшать себя скальпами врагов, можно ли поверить, что мир, где живёт великий вождь Михаил — Северная Америка перед её колонизацией европейцами? Даже если лично его приютило сугубо мирное племя.

Тем более что всё, что нужно было написать про добрых язычников-индейцев против злых христиан-европейцев (а автор рисует противостояние цивилизаций именно так) уже есть у Лукиных в «Миссионерах». На фоне которых «Оператор» смотрится... Да никак не смотрится, теряется потому что. Впрочем туда этим штампованным добрым индейцам versus вредным испанцам и дорога.

Хорошо, пожалуй даже сильно написанная повесть. Запоминающаяся. Вот-только лично для меня самое «забавное», что она активно отвергается именно той частью моего «я», на которую, вроде-бы, во многом, рассчитана. Вечный подросток-экстремал, который во мне, читая про бравых «парикмахерских ребят», отворачивается, скривившись как от зубной боли. Причин не объясняет — молчит (на то и подросток). И честный и наивный Массена и умный, но трусливый Дю-А остаются двумя беззвучными фигурами, жестикулирующими о чём-то своём за матовым стеклом очередной антиутопии. А холодное (ага, конечно-конечно, холодное) рацио, пытается мне втолковать про то, что цивилизация людей должна чем-то отличаться от цивилизации крыс…

Наверное, это такая книга, которая «заставляет задуматься». Если, конечно, тот сумбур в душе, что я сейчас описал, можно назвать «задумчивостью»…

upd. Я мог бы порассуждать о стилистических прелестях рассказа, выстроенных в виде эмоциональных, несколько сбивчивых воспоминаний «Пана Генерала» Массены, наложенных на встречу этого бывшего куафера с бывшим математиком их группы Симоном дю-А. Мог бы попытаться сказать своё «не верю» описанному в книге братству куаферов — эдаких «художников с большой дороги», оценка терраформистской деятельности которых в обществе колеблется от восторженного «…и в воздух чепчики бросали», до полного неприятия… Только на самом деле рассуждать в таком тоне об этой повести не хочется даже моему «холодному» рацио…

Реалистичный (действительно, реалистичный!) роман о блокаде Ленинграда (нет, не был блокадный Ленинград тылом, врут всё аннотации, даже авторские). Можно спорить с тем, как автор расставил в паре мест акценты, можно искать литературные несовершенства... Но, как-бы то ни было автору удалось «поймать» невыносимый, ужасный дух того времени И донести до нас. За что ему огромное спасибо.

Ведь если педагогические способности мадам-истории действительно под сомнением, рассказчики историй имеют какой-то шанс кого-то чему-то научить. Ну а если даже и нет, то «душа, уж это точно, ежели обожжена, справедливей, милосердней и праведней она...»

(Реплика в сторону: ...право, писать о реальных ужасах Блокады — куда уместней, чем о выдуманных ужасах будущего, которые, суть, экстраполяция 90-х, в начале «студентки, комсомолки...»)

Как славно попасть из скучной городской жизни, где ты, по больщому счёту не нужен никому (многие — даже своим родителям) в сказку... Вот только сказки, ещё необработанные литераторами нового времени с целью воспитания хороших людей — материя весьма и весьма тёмная. Кому, как не Урсуле ле Гуин, дочери своих родителей, знать об этом. И жителям сказачной страны ты, пожалуй, нужен ещё меньше, чем тем, кто окружает тебя в реальности. А если тебя встречают, как долгожданного гостя — значит им просто что-то нужно от тебя. Но за то там можно встретить того, кому ты и вправду нужен. Свою любовь. Человека, с которым у тебя одна общая сказка на двоих...

Красивая, захватывающая притча для подростков, вступающих в реальную жизнь от современного мастера этого жанра. Впрочем неподростам книга тоже будет интересна и, возможно, небесполезна... Хотя для кого-то уж очень искушённого книга может показаться просто иллюстрацией к Фрейду/Юнгу. Уж очень хорошо она вписывается в учение как отца психоанализа, так и в нечто менее одностороннее, что попытался сделать из этого самого психоанализа лучший ученик доктора Фрейда. Но даже если вы относитесь к таким искушённым, постарайтесь прочитать эту книгу такой, какая она есть, не сводя её к уже известной вам морали. Ведь книга, даже книга с моралью, это всегда нечто большее, чем пресловутая «мораль сей басни». Во всяком случае — хоршая книга. А эта книга — хороша. Если ещё не читали, прочтите. И если у вас есть дети подходящего возраста, не забудьте предложить (с учётом подростковой независимости — скорее незаметно подсунуть) её им.

Идея разбавить «стандартную фантазятину» впечатлениями, взятыми из рассказов о Великой Отечественной и штрафбатах — хороша. Это — та изюминка, которая сразу выделила эту трилогию из сонма подобных… И картины «проклятого 41-го» с эльфами в роли немцев (как и немцы, без фашисткой идеологии — вполне приличный народ) впечатляют. (Хотя, как ни странно, кого-то это, если верить отзывам, скорее оттолкнуло).

Автору, начиная почти с самого начала, удалось вовлечь читателя в активное эмоциональное сопереживание своему герою. Этому практически не мешает излишняя простоватость и наивность как главного героя — Рустама, так и самого сюжета книги. Вот только через первую главу, с описанием его «гражданской» жизни, посвящённой, во многом, онлайновым игрищам, я продирался с большим трудом.

По ходу чтения, от первой книги к третей акценты постепенно смещаются. Если в начале мы имеем книгу «про немцев», то уже вторая книга приобретает черты романа «про мушкетёров», а в третьей книге сюда добавляются явные элементы добротного любовно-исторического романа a la «Анджелика».

Всё это не даёт читателю заскучать, помогает удержать его внимание и добавляет ему положительных эмоций (хотя первоначальный эмоциональный контакт был связан с более шоковыми переживаниями, да и вообще, жестоким катарсисом Аркадий в своих книгах совсем даже не брезгует).

В результате мы имеем отличное развлекательное чтение. Со здоровой моралью, наличие которой уже отмечали предыдущие рецензенты. Не больше, но и не меньше.

Рассказ (или, всё-таки, короткая повесть) «Мальчик» безусловно разочарует всех, кто ожидает от него ФАНТАСТИКИ (или, как сейчас иногда выражаются — фантастеги). Он не про космос, и не про инопланетян — нет! По стилистике, видению мира, задачам, которые поставил перед собой автор — это, пронизанное тонкой психологией и глубокой философией произведение, скорее относится к жанру _магического реализма_.

Современного советского магического реализма.

Где в роли магии — пришелец из далёкого космоса

а в роли реалий — школа на Васильевском острове в городе на Неве, который тогда назывался Ленинградом, в стране, ожидающей чуда (от науки, конечно-же).

Это, судя по всему, лишь первый рассказ из цикла об «одном и том же инопланетном мальчике», и чтобы написать более развёрнутую рецензию, стоит прочитать и другие. Хотя вне цикла, этот рассказ обладает особой прелестью мимолётного прикосновения чудесного и всем изяществом открытого финала.

Впрочем, я лишь недавно (обратив внимание на один из отзывов на ФантЛабе) вновь открыл себя Геннадия Гора (после пары не до конца понятых вещей, «проглоченных» в раннем детстве), и спешу поделится впечатлениями. Их можно выразить одним кратким восклицанием — «Волшебно!».

Это волшебство рождается на стыке дневника Мальчика (он не имеет другого имени, ведь он единственный ребёнок на корабле, полёт на котором займёт бОльшую часть жизни составивших его экипаж людей) и «несущественными бытовыми подробностями из жизни» учеников 207-й школы, столкнувшихся с настоящим чудом… И всё это, вдобавок, пропитано чуть простуженной магией Града Петрова.

Ну а если рассматривать «Мальчика» с рассудочной точки зрения, как рассказ о контакте, то, возможно, один из основных вопросов, которые он ставит, а зачем нам контакт? Что мы спросим у «них»?

«…я не знал, о чем его спрашивать. Не мог же я спрашивать про динозавра с хватательной функцией в передних ногах, который воровал яйца у своих соседей. Это было бы слишком мелко. А более крупных вопросов у меня в сознании, к сожалению, не возникло.»

Кстати, предвидя реакцию «любителей фантастики» автор, не без изящества и лёгкой самоиронии, вплёл ответ на их претензии в тест рассказа:

«Конечно, Дроводелов был не прав, когда заявил, что рассказ о мальчике муть и одна скука. Но начало мне понравилось больше, чем продолжение. Я, как и все другие, впрочем, ожидал, что мальчик совершит какой-нибудь героический поступок. А поступка не было. В рассказе все шло слишком обычно и томительно медленно, как перед экзаменами, и только к концу что-то случилось. Но что именно — неизвестно. Выходило, что кое в чем Дроводелов прав. И со стороны Громова это была ошибка. Нельзя допускать, чтобы такие, как Дроводелов, могли хвастаться своей правотой»

Моё отношение к этому роману очень неоднозначно. Да, он мне понравился. Но читая его, я пол книги, что называется, шипел и плевался. Роман запомнился, но после него я боялся браться за новые книги Дяченко, по «комфортности чтения» они долго стояли для меня где то рядом с Сорокиным. Почему? Попробую объяснить.

Но начну с внешнего, поверхностного. «Ведьмин век» был первым романом, показавшим нашим читателям, что фэнтези можно писать не только про «условно-сказочное средневековье» (включающее в себя также античность и ренессанс), но и про «время настоящее», почти такое же как у нас, но иное, волшебное. Идея была очень привлекательной. И те, кого это идея очаровала сама по себе, критиковали Марину и Сергея за то, что те не раскрыли эту самую тему «волшебной альтернативы». В числе таких критиков хотелось бы выделить супругов Тильман, которые не только написали с этих позиций статью «Which witch is which?», но ещё и фэнтези-трилогию «Вторая попытка» про нелёгкие взаимоотношения ведьмы и инквизитора в современной Восточной Европе + роман «Грань желания» который также описывает волшебство в «альтернативной современности».

Вот только у Марины и Сергея Дяченко роман совсем не о том волшебстве, которое мы знаем из литературных сказок, модернизированных античных легенд и философско-эзотерических книжек. Нет! Это тёмное, злое средневековое колдовство — свой дар ведьмы получают если и не из лохматых лап дьявола, то уж по крайней мере откуда-то из сфер Танатоса-Смерти. Не даром рядом с ведьмами и инквизиторами мы наблюдаем ещё и выходцев с того света — навок, вместе с преследующими их чугайстерами.

Сила ведьм это зло, смерть и разрушение. При этом владение этой силой для ведьмы совершенно естественно — процесс инициации в книге сравнивается с потерей невинности…

И вот на этом то морально-эмоциональном фоне и происходит наша love story à la Ἁρμαγεδών. Он, она — а между ними не какая нибудь вражда родов или там социально-политические противоречия, а прорастающее в её душе древнее зло. Зло, способное уничтожить мир. Сильно, ничего не скажешь. По чувствам бьёт.

Вот именно, что бьёт, ошеломляет и оглоушивает. Экстремальное схождение во тьму, «шок — это по-нашему». Отсюда и сравнение с Сорокиным.

…А роман понравился. Но перечитывать я его вряд-ли буду. Слава Богу, Дяченко научились вызывать катарсис, не прибегая к столь радикальным средствам.