Четвертый подвид, брендовый автор.

— / Бренд — это автор, безусловно отличающийся от коммерца по той причине, что в него, как считает издатель, вложены деньги, иногда действительно немалые и щедрые... Главное — их необходимо "отбивать" с доходом, разумеется. Свои суждения у него бывают настолько отобразительны, видны в текстах и привычны, что удивить кого бы то ни было ему уже не удается. Более того, когда покупаешь книжку бренда — всегда знаешь о чем, и как, и даже где и почему у него в сюжете что-то случится. Самое любопытное тут, что знают это не спецы или проффи, а очень широкий круг людей, и как правило, им это нравится. Выйти из этого ярма, из этого круга, по которому бренд толкает и крутит свой "ворот" (будто слепая лошадь в шахте толкает древний насос для откачки воды), редко кому удается хотя бы ненадолго, а точнее будет даже более жесткая формулировка — пока никому не удалось. (Нет, правда, я ярких и доказательных примеров тому знаю очень мало.)

— // Критическое отношение к другим литераторам почти отсутствует, потому что — не интересно. На этой стадии критика у бренда возникает, когда, допустим, в и-нетском интервью задаются вопросы, и тогда что-то проскальзывает... И то не всегда, бренд, как правило, уже "умеет" вести себя "на публике", и законы политкорректности действуют с разрушающей эффективностью.

— /// Чтение у таких авторов тоже идет, в основном, "по кругу", т.е., перечитывать интереснее, чем открывать новое, хотя (в силу недурного образования, а оно уже, безусловно, есть и даже "катится" как-то автоматически) расширение круга "принимаемых" авторов тоже происходит, но довольно своеобразно, частенько — лишь в углублении таких нюансов, которые самому бренду любопытны и занимательны (а любой другой, более свежий читатель пройдет мимо и ничего не заметит). И вовсе не случайно на этом этапе возникает — постмодернизм. Это даже симптоматично, потому что сфокусирован литератор-бренд именно на переталдычивании нюансов. Иногда, читает совсем не фантастику, а что-то постороннее — военную историю, просто историю, детективы, даже женские романы... Тогда уходит в абсурдизм или высоколобость, но там не приживается — слишком сильна тяга прежде всего к самовыражению, а не к следованию найденных кем-то ходов и мыслей. А ведь смена жанра — это очень сложная, трудоемкая и долговременная работа (которая еще неизвестно чем кончится, потому что издатели слишком резких "перескоков" с жанра на жанр — отчетливо не любят, и давят рублем, естественно.)

— //// Организация сознания, весьма специфическая в предыдущей фазе, становится более разболтанной, более свободной, возможно, как психическая компенсация "кружению", обязаловки и наработанности, но возможно, является другим концом чрезмерной за-работанности (а то и — на грани исписанности приходится балансировать). То есть, эта возродившаяся "само-как-бы-произвольность" в письме и мышлении — откупные от каких-то чрезмерностей в состоянии бренда, которые, как было сказано, неумолимо возникают в этой фазе-состоянии.

— ///// Письмо идет уже плоховато, и дисциплина выработанна годами, и с основными и разными травмами профессии уже наблюдается примирение, а вот поди ж ты... Фокус в том, что уже по первичной идее, по инициализирующей задумке ему видится едва ли не все исполнение произведения, вроде как Паганини умел сыграть "внутренне" концерт за считанные мгновения. А прописывать то, что существует в сознании едва ли не в законченном виде бренду тягомотно и неинтересно. Отсюда возникает желание некоторого "донорства", или в формах соавторства, когда хоть какой-то призрак соревновательности может его подтолкнуть и мотивировать, или, того пуще, возникают "проекты", когда бренд выпускает под своим копирайтом работы совсем других ребят... Но конечно, не "с Луны", а проверив их тексты, доработав или даже вовсе подчинив себе "машину" текста так, чтобы она выходила созвучной его предпочтениям. Вообще, механика "проекта" — еще одна интереснейшая задача, которую было бы нелишним рассматреть, но пока тут много тайн, почему-то считается, что к этому следует относиться с презрением (вдохновение и талант — важнее представляются, хотя я в это слабо верю), и потому открытые, спокойные мнения по этому поводу, как представляется, тоже возникнут нескоро.

— ////// Свои тексты бренд видит уже не вполне четко, они срабатывают иначе, чем он ожидал, и он даже к этому привыкает. То есть, опять же, книги "живут" не только так, как они, собственно, пишутся, но и как они "читаются". А так как бренд уже известен широко и его книги привычны, то и на чтение его книг ложится некая, не побоимся сказать, парадигма. Это "парадигмальное" чтение произведений бренда — штука опасная и нежелательная, прежде всего, для самого же брендового литератора, но увы — тоже привычная, обыденная. Вот этот-то элемент, иногда, он уважает более, чем собственное суждение, и подчиняется ему — а куда ж деваться?

Точки уязвимости бренда, прежде всего, в несколько завышенных ожиданиях публики на его творения, в природе литературной популярности, со всеми негативами этого состояния. В том числе, и в вульгарно-финансовой обеспеченности, которую эта популярность придает, ну, предположим, при рассмотрении modus vivendi бренда, то есть некоторая не совсем "хорошая сытость", к которой быстро привыкаешь. Хорошим тут является то, что именно так и делается история литературы, никто из сколько-нибудь известных мировых авторов не избежал этой фазы. Следовательно, и нам этого не избежать.

Третий подвид, коммерческий литератор.

— / Коммерц уже решил все основные проблемы публикаций своих произведений, у него есть и связи в среде издателей, и даже некоторое мнение о нем и его книжках (хотя бы темпах их продажи на рынке) у многих сложилось, которое, опять же, "по" этой среде гуляет. В целом, тот, у кого уже есть свое литературное "лицо".

— // Вместо критики коммерца больше заботят тиражи и гонорары. Эти показатели становятся важнее качеств текста, его проработки. Отсюда неуклонная жажда именно публикаций, заигрывание прежде всего с издательствами, и торопливость — ведь писать нужно много, чтобы "не выпасть из колоды", не лишиться сколько-нибудь благожелательного отношения к себе хотя бы в "своей конюшне", в издательстве и на публике, которая этого человека так или иначе, но — в целом приняла. Вот тут-то частенько и наступает деградация, в отличии от проффи, который поднимается, коммерц — снижает работу в пользу "выработки".

— /// Читает или то, что близко к собственному, иногда грамотно подпитываясь идеями и приемами, или читает что-то совсем уж далекое, чтобы со "своим" не пересекалось. Отношение к тексту уже вполне умное, можно сказать, рассчетливое. Плохой текст от хорошего — отличает с трех-четырех абзацев. О романе может судить по паре-тройке глав. О многих коллегах знает уже достаточно, чтобы мало чему удивляться, рельеф своего или близких поджанров уже "исхожен", иногда даже начинает казаться, что "изгажен". Поэтому случается, что коммерца "кидает в экзотику" (чаще всего, вынуждены признать — совсем нежелательную, приводящую в романы лишь ходульность или заумь).

— //// Организация сознания уже очень специфическая, некоторые вещи делает "на раз", едва ли не автоматически, некоторые — умеет просто игнорировать. В целом, текст видится как очень управляемая среда, в которой можно почти все, что взбредет в голову. Арсенал приемов и методов достаточно наработан, хотя чаще тянет, все же, к привычному и, разумеется, наиболее выигрышному по издательским "подсказкам", которые не всегда верны, но как правило, принимаются, потому что издатели тоже не дураки, и советуют то, что по их мнению стопроцентно "срабатывает".

— ///// Письмо — точное, выверенное, бывает, что и искусное. Как было сказано, местами позволяет себе халтурить, но в этой фазе главное уже не качество, а объемы и законченность. Иногда это приводит к чрезмерному упрощению, увы. То есть, начинает... (Нет, не писать "просто"... По-умному писать "просто" — иногда чрезвычайная, запредельная сложность в исполнении письма.) А делает текст "просто", как бы, предположим, — пунктирно, или даже глуповато. Когда даже набредя на толковую идею, коммерц ее не разрабатывает, а лишь "обозначает", и подволакивает сюжетно какое-нибудь решение, иногда, из-за торопливости не самое удачное и выигрышное с точки зрения сильной литературы. Правка уже не представляется сложной проблемой, поэтому бывает, что именно в этой фазе литератор начинает и к правке относиться нетребовательно, если редактор что-то переделывает, даже весьма свирепо — так и пусть, неважно...

— ////// И отношение к своим текстам спокойное. Эти ребята, то бишь — коммерцы, как правило, уже многое изведали, многое прошли... Чрезмерных ожиданий ни у кого нет, все понимают, что то, что сделано и что делается — это и есть работа, как говорится — "cover over head and the food on the table". И к неудачам отношение "сниженное", нет эмоциональных перегрузок даже при очень нездоровой, "пристрастной" критике. У многих именно в этой фазе просыпается способность к анализу и литературы, и собственных "достижений". Настолько, что тянет писать эссеистику, делиться "опытом" или, допустим, тексты, вроде "Как написать роман" (кто не знает, я тоже когда-то такой написал), или вести на конвентах мастер-классы.

Точкой уязвимости является вот это "холодноватое" отношение к работе, некоторое даже равнодушие, чрезмерная ориентация на тиражность и общую популярность. Также коммерц — это снижение способности к экспериментаторству, некоторая успокоенность, "сытость" в дурном значении слова. Наезженность пути, автоматизированность решений... Но хорошо при этом то, что уже все "доказано", и есть возможность, скажем так, для "тонких настроек", которые все же в художественной литературе всегда присутствуют. И еще следует подчеркнуть, пожалуй, свободу при обращении с текстом, свободу самовыражения вообще. (Это всегда "сильно" заметно, пусть даже не все этим охотно пользуются, ведь для коммерца — не то что от каждого слова, а от каждого звука эхо хотелось бы "услышать" — "наличными, и пожалуйста, побыстрее".)

Второй подвид, литератор-проффи. По мне, так наиболее уважаемый тип.

— / Начинает печататься, часто бывает, что уходит от/с прежней работы, и начинает "молотить" или только как проффи, или существует в области, близкой к книгоизданию или книготорговле. Сложность в том, что литература — дело небогатое, заработать миллионы, как обещал в одной своей брошюре Никитин, вряд ли возможно, иногда такой типус сидит на шее у жены.

— // Оценки текстов уже более взвешенные, чем в первом случае. Возможно, что литераторов в этой своей фазе проффи критиковать уже не любит, или, есть тому примеры, огульно, даже с весьма невысокого полета типами обращается, как с братьями по цеху, полагая, что у них есть право на ошибки, на неудачи. Как правило, не учитывает при этом, что подвиды литераторов, разняться между собой, как черепаха с орлом, или дельфин с курицей...

— /// Чтение у такого литератора, чаще всего, проходит уже по схеме "внутренней провокации", т.е., текст должен его направлять, вызывать на свои рассуждения, собственные ходы, на более сильное исполнение какого-либо элемента в письме. Книги для него уже не "серый фон", не "общее полотно", а вполне осмысленный рельеф, по которому он и передвигается. Литобразование такого человека уже вполне среднее, хотя почти всегда есть лакуны, потому что теория фантастики не создана, и возможно, нескоро возникнет. Трудность еще в том, что есть "наши" русские, а есть "забугорные", соотношение их, выявления их соответствий, влияний, аналогий — очень любопытная задача, но почти непосильная пока даже для лучших критиков.

— //// Организация сознания у этого подвида уже вполне достаточная, чтобы он умел ставить себе задачи, иногда даже способен их исполнять. Хотя тут-то и таится подвох, гораздо чаще такому литератору необходимо окружение, и для обсуждений, и просто для тусовки, потому что сидеть и клацать по "клаве", неделями не видеть другого человека — это очень трудно.

— ///// Пишет много, даже слегка запойно. Это похоже на первую любовь в жизни, только объектом любви является текст, иногда только собственные тексты, что, конечно, похуже, но и через это можно пройти.

— ////// Отношение к своим текстам — резковатое, потому что начинается понимание того, где он/она — не дошел/дошла, не поймал/а. Часто случается, что настоящую, профессиональную правку текста сделать еще не в состоянии (почему так получается, что писать учатся раньше, чем править — не знаю, но "медицинский" факт). Отзывы на свои тексты еще очень интересуют, часто в этой-то фазе и возникают самопальные персональные сайты, где предполагаются разные обсуждения, вот только "прут" они, преимущественно, из первой "фазы лит-оборзевателей", а потому тяжелы и нежелательны, для некоторых, кто послабее, даже губительны.

Уязвимость в том, что хочется идти дальше, хотя и не всегда понятно, куда же именно, да и жить трудно, и пустота вдруг вокруг ощущается... Но есть и очень мощное, положительное качество — очень свежее письмо, и очень увлекательное для самого литератора, в этом качестве пребывающего, потому что многое хочется попробовать, например, рецензирование или критику, или перевод, кто языками увлекался. Да и с объемами и поджанрами хочется экспериментировать — рассказ, повесть, роман...

По сути эта лекция предлагает несколько "новую" не "поколенческую периодизацию" литераторов, почему-то принятую сейчас, согласно "волнам", где авторы, зазвучавшие в 80-е назывались, кажется, "четвертой" волной, ребята приподнявшиеся на буме после 95-го обозначены как "шестая"... В общем, мне такая градация представляется — слегка убогой, или даже не слегка.

В предлагаемой градации, разумеется, нет совсем уж четких границы, подвиды литераторов перетекают один в другой, иногда совмещаются, порой сталкиваются или даже деградируют из более высокой категории в сравнительно низкую. Потому что литератор — это процесс, и разные книги даже одного автора случается написаны по-разному, с разными предпочтительными элементами, да и рассматриваемые для определений подвидов авторов элементы — условны, а то и экспериментальны.

По предложенной классификации подвидов у авторов нашего жанра всего пять — аматор, проффи, коммерц, бренд и нетленщик. Рассматриваемая проблема представляется любопытной еще и потому, что, примерно, те же пять фаз, стадий в своем развитии можно наблюдать и у всего фендома, у всего нашего пишущего-читающего сословия фантастов в целом, но мы остановимся на стратегиях издательств во второй части лекции. Итак – поехали, попробуем про-дефинировать.

Первый, литератор-любитель, аматор.

— / Частенько фэн или сетевик, все "знает", но со слов и через мнения других людей, часто боее опытных и умелых, собственные суждения — сыроваты, не "переварил" еще, не вышел "на тропу", ему кажется, что он может не хуже, чем другие.

— // Критикует очень жестоко, грубо, возможно, пытается самоутвердиться, частенько, по сети, т.е. инкогнито, следовательно, нет уважения к своему мнению (и справедливо не верит ему).

— /// Читает много, но и бессистемно, не очень уважает авторитеты, в целом литературное образование — не ахти, скорее, ниже среднего. В книгу не "врабатывается", может проглотить ее поверхностно, в скорочтении, удовольствие получает от текста редко, и носит оно общеобразовательный характер, увлекается голыми идеями, расширяет свои "горизонты", отсюда ошибки в оценке и неадекватное, иногда даже враждебное отношение к тому, что читает.

— //// Организация сознания еще недостаточная для текста. Но уже включается механизм психологической индукции, свойственный фантастике, потому что она, по определению, должна быть очень действенной и увлекающей воображение и впечатлительность.

— ///// Пишет или урывками, или плохо, что не одно и то же, но все-равно — недостаточно. Конечно, получается ощутимо "хуже", по-просту, писать еще не умеет, не понимает ни профессии, ни задач, которые перед литератором, в целом, стоят.

— ////// Отношение к своим текстам часто завышенное, и завышенны ожидания оценки его "опусов" другими. Иногда это срабатывает, тем более, в узком кругу, так возникают, например, "кумиры" одного какого-нибудь ограниченного сайта, или группы, или просто — шумовой эффект при появлении преувеличенного мнения, спровоцированного друзьями.

Уязвимостей очень много, но самая главная в том, что на этой-то фазе часто и останавливаются, не понимают, куда следует развиваться, и что следует делать. Хотя, после статьи Валентинова о "фенье" общее решение уже найдено и рекомендовано. Хорошее в этом положении, пожалуй, одно — через это все проходили, без этой фазы вообще никто ничего не сумел бы написал.

И вот мы приходим к идее, что литература — камертон, который щелкает такты на черно-блестящей поверхности нашего фоно, на котором мы пробуем пальцами — туда или сюда, или вразнобой — поиграть мелодию нашей жизни.

Литература — это заданность (всего-лишь) соискательства того, чего не хватает в нашей жизни.

Литература — иллюзия обретения смыслов пребывания здесь и сейчас.

Литература — это толки с умными и весьма изобретательными людьми, может быть, и даже — скорее всего — самыми лучшими людьми, коих порождали те девушки, которые взяли на себя труд рожать... В общем — с лучшими из всего известного нам человечества. (Ведь все человечество вышло, как ни удивительно, между ног у женщин, как это по-русски обозначается — Я из тех ворот, что и весь народ...)

Литература — это глупость, неостановимый поток, как неостановима и вся жизнь какого ни на есть разума в окружающей нас Вселенной. (А разум порождает сначала — глупость, и лишь после — все остальное, даже гениальные догадки, вроде побочного субпродукта...)

И последнее, когда нет у тебя преимуществ, остается одно — научиться хорошо излагать, говорить. И тогда ты не заметишь, как свернешь на эту улицу — в литературу. И Бог один нам в этом будет судья. Даже не читатели, а лишь...

Вот тогда-то, кажется, над тобой уже судей и не останется, кроме Него. Но так ведь и в любом роде деятельности — делай, что можешь, честно, и будь, что будет... Это — тоже признак литературы — она складывается, как мы дышим, как живем, как можем... Или мы не угадываем?..