Профессор Вилькент как раз заканчивал свой второй завтрак, когда раздался звонок в крышу. Неторопливо отставив от себя чашечку с кофе, учёный вышел из-за стола и направился к пульту управления домом. Раздался повторный, ещё более длительный звонок.

"Какие же нынче нетерпеливые курьеры", — с досадой пробормотал Вилькент, нажимая на кнопку, открывающую люк.

Створки крыши разъехались, и на небольшую площадку в центре комнаты приземлился компактный звездолёт. Ещё в воздухе его дверца раскрылась, а как только летательный аппарат осуществил посадку, из его корпуса выпрыгнул молодой Землянин в военной форме.

Вилькент с интересом взглянул на невысокую фигуру незваного гостя. Несмотря на достаточно молодой возраст, лицо незнакомца было изрезано глубокими морщинами. Пронзительный васильковый цвет глаз, который так выдает молодые и романтичные натуры, странно контрастировал с их жестким, проницательным выражением. Мощная волна живой энергии пробудила Профессора. Он невольно отпрянул, встретившись с этим взглядом.

Интерес и даже любопытство овладели Вилькентом. При прочих равных обстоятельствах он милостиво отнёсся бы к такому гостю, однако одно настораживало и даже чуть-чуть пугало седовласого учёного. Человек, только что выпрыгнувший из звездолёта, был одет в военную форму, а армейских профессор не жаловал.

В его небольшое жилище-лабораторию редко залетали люди, а те учёные, академики и прочие представители научного мира, изредка появляющиеся на его астероиде, были единственными гостями исследователя. Военных же профессор не видел и не хотел видеть с тех пор, как покинул родную Землю.

"Земля… Как давно это было. Огромный мегаполис, центр реализации амбициозных проектов и исследований, большая лаборатория, и он, юный учёный, подающий большие надежды… А потом…", — профессор внезапно погрузился в воспоминания, как часто бывает со старыми людьми. Чело его омрачилось. Внимательный человек отметил бы это и не стал тревожить старика, но военному, очевидно, было не до того.

— Сэр, сэр, нам срочно нужно вылетать на Землю! Сэр, проснитесь! — офицер тормошил Вилькента за плечо.

-Что такое? Кто..? Я не… — профессор чуть пошатнулся, опёрся рукой о стол и прояснившимися глазами взглянул на военного, — Что Вам от меня надо?

-Беда! Большая беда! Земля в опасности! Я всё объясню позже, залезайте в мой звездолёт, — офицер то и дело переходил на фальцет, непонятно жестикулируя и продолжая трясти Вилькента.

С необычайной для такого хрупкого человека силой, учёный оттолкнул военного и сел обратно в своё кресло. Настроение исследователя заметно ухудшилось.

-Во-первых, вы прервали мой завтрак, — холодно сказал он, беря свой кофе, — а во-вторых, вы, не представившись, начали со мной диалог.

Ноздри военного то сужались, то расширялись, лоб пересекла багровая морщина, а щёки офицера пылали. Однако он сумел сдержать себя, а когда начал говорить снова, голос его был хоть и высок, но спокоен.

-Я Аркинперн Измар, поручик космических сил Земной Федерации, прибыл сюда с приказом доставить вас в Главный штаб управления обороны…

-Чем обязан такой чести? — прервал Аркинперна учёный

-Сэр, Земля в опасности. Наши приборы засекли космические корабли, не принадлежащие ни одной из известных нам разумных фракций. Ваши знания в области различных цивилизаций огромны, и…

-Можете не утруждать себя длинными речами, я понял, что вы хотите, чтобы я вернулся на Землю и поишачил бы на Федерацию, — профессор выдержал выразительную паузу, — мой ответ — нет.

-Но сэр, — выдавил Измар.

-Нет и ещё раз нет! — лицо Вилькента исказила гримаса ярости.

-Но почему? — военный готов был разрыдаться, — От этого зависит не только судьба человечества, но и моя. Ведь если я вернусь на Землю один…

Офицер поднял глаза на учёного. Вилькент смотрел на него с открытым презрением.

-Садись, — промолвил он, — дело не в тебе, сынок, всё гораздо сложнее. А теперь, прошу тебя, выслушай одну историю. Одну очень короткую историю. Сорок лет назад, когда я был таким же молодым, как и ты, на Землю напал Пакирнав, воинственная мегаимперия, уничтожавшая всё на своём пути. Казалось, пути к спасению не существовало…

-Я проходил в средней школе курс истории, — вспылил молодой военный, — а пока мы тут разговариваем, Земля, быть может, уже гибнет…

-В случае, если я не. закончу свой рассказ, шансы на то, что ты улетишь отсюда без меня, резко возрастут, — хладнокровно возразил профессор. Так вот, — продолжил он, — в тот день я нашёл путь к спасению. Дело в том, что в молодости я увлекался историей и культурным наследием различных негуманоидных цивилизаций. Мне удалось установить, что некогда существовала империя, жители которой были крайне похожи на пакирнавцев. Два тысячелетия назад эта империя была повергнута с помощью громкого звука. Всё было крайне банально. Всего-то нужно было создать звуковую волну силой в несколько гигадецибел. С этой-то догадкой я и обратился в Главный штаб. Дураком же я был тогда… Я верил всем подряд, я думал, что Федерация — абсолютное благо; Суд, не знающий ошибки… И я был наказан. Какой-то офицерик внимательно выслушал меня, а затем сказал, что мои идеи абсурдны. Абсурдны?! И я ушёл. Я брёл по улице, ошарашенный, ничего не понимающий, когда с неба упала бомба. Нет, я не умер, меня лишь зацепило. Осколочная рана в бедро. Не помню как, но я оказался в госпитале. Раненых было много, очень много, а врачей мало. Опять и опять вперёд меня на операционный стол несли военных, чиновников, бизнесменов, кого угодно, только не меня. А я был никому не нужен. Один со своими благородными, но всё же отвергнутыми идеями; один со своими муками и страданиями. И моя рана загнила. Ты не знаешь, сынок, каково это — чувствовать запах собственной гнили и лежать прикованным к постели. Через день после того, как меня положили в эту чёртову больницу, мне пришло известие о смерти моей матери во время очередной бомбардировки, а я лежал ничком и ничего не мог сделать! Я думал, что скоро умру, и тогда это казалось мне лучшим, что могло со мной произойти. Но я жил. День, второй, третий… Время тянулось ужасно медленно. На третьи сутки всем больным раздали звукоизолирующие наушники, а на четвёртый день после моего ранения война закончилась. Они всё-таки использовали мою теорию на практике, приписав это открытие какому-то известному инженеру, фавориту мэра столицы Федерации. Меня всё же успели прооперировать. Из всех многочисленных операций и дней между ними я мало что запомнил. Но одно я помню хорошо… Меня только выписали из больницы, я шёл по главной улице моего города — опустошенный и подавленный. И ты знаешь, тогда я не хотел быть человеком, не хотел быть гуманоидом! Я ненавидел всех: торговца мороженым на углу сквера; счастливое семейство с коляской; врачей, спасших мне жизнь; президента; всех, абсолютно всех! Я ненавидел человечество. Это чувство всеобъемлющей ненависти врезалось мне в память надолго. Но оно осталось не навсегда, ведь ненавидеть очень быстро устаёшь. Я нашёл работу, кое-как устроил свою жизнь, встретил много достойных людей. Я был почти счастлив. И всё же прошлое тяготило меня. Сначала я переехал в другой город, потом в другую страну и, наконец, перебрался на астероид. И вот я здесь. Конечно, я не враг человечества, но и не друг тоже. Однако, я чувствую, что вся эта истории, в которую ты хочешь меня втянуть, меня не касается. Пусть выпутываются, как хотят. В конце концов, это не первый, и даже не второй апокалипсис. Я не в ответе за человечество.

Очевидно, Вилькент закончил свою речь. Его щёки пылали лихорадочным румянцем, однако голос пожилого учёного ни разу не сорвался. Измар сидел в задумчивости. Наконец, он поднял голову и спокойно обратился к учёному

— Вы не можете не лететь со мной. В конце концов, это ваш гражданский долг. Вы можете не быть другом Земли, но вы обязаны быть врагом её врагов.

-Аркинперн, ты говоришь о каком-то гражданском долге, находясь здесь, на астероиде, в нескольких световых днях от штаба. Здесь Я — Хозяин, здесь Моя Воля — Закон…

-У меня там, на Земле дочь, — тихо сказал Измар.

Лицо Вилькента на одно мгновение исказила странная гримаса, но он быстро взял себя в руки.

-Я знаю, мне вас не переубедить, — ещё тише, почти шёпотом продолжил молодой солдат, — я выслушал вашу историю, выслушайте же и вы мою. Десять лет назад один мальчик пятнадцати лет отроду стал сиротой. Родители его были астронавтами, первооткрывателями неизвестных человечеству планет. Вы, верно, помните, что в то время Федерация была на гране кризиса, связанного с колоссальным перенаселением центральных планет: Земли, Марса и Венеры, так что подобная профессия была как никогда востребована. И вот, неким малоизвестным учёным придумывается план по спасению человеческой цивилизации. "На орбитах всех планет, принадлежащих галактическому союзу, должны быть, во что бы то ни стало построены мегаглобальные станции, своеобразные города в открытом космосе", — вот что предложил этот профессор, двоюродный брат одной крупной "шишки" в парламенте. Но вот загвоздка: для постоянного питания этих станций кислородом необходимы огромные постоянные денежные затраты. Учёный предусмотрел и это. На далёкой-далёкой звезде обнаружился самовоспроизводящийся газ, способный заменить воздух. Дело осталось за малым: долететь до этой звезды, преодолев огромные температуры, добыть столь необходимый газ и вернуться обратно на Землю. Посланы на это задание были родители того юнца, о котором я и веду свой рассказ. И вот, сопровождаемые ликующими возгласами и приветствиями, легендарные астронавты идут к новейшему космическому кораблю, термоустойчивому и способному на дальние путешествия. Малец махал рукой, родители отправляли ему воздушные поцелуи. Казалось, ничего не может случиться с этими двумя героями, но жизнь — штука несправедливая. Через две недели полёта с компьютеров корабля пришло автоматическое сообщение о повреждении обшивки, на следующий день космический аппарат пропал с радаров. Героям дают посмертные ордена, юношу отправляют в Департамент опеки. Тот как будто сходит с ума. Он бегает по всем инстанциям; отчаянно умоляет снарядить спасательную экспедицию, чтобы обследовать планеты, возле которых произошло крушение… Но все попытки молодого человека тщетны, ему пригрозили сумасшедшим домом, дело замяли… И тут приходит ошеломляющее известие. В недрах Юпитера, одной из центральных планет Федерации, находят аналогичный по свойствам газ. Тот самый учёный, предложивший идею полёта, теперь выступает с пламенной речью о том, что Земля, люди, само человечество спасены… Всего за несколько недель новоявленный "гений" награждается всеми возможными премиями и медалями, ему в управление дают специально созданный департамент. Народ празднует, веселится, распевает песни, восхваляющие их нового кумира… Лишь только юноша, шестнадцати лет от роду, плачет, забившись в самый дальний угол детского дома. Только он не понимает, почему все чего-то празднуют, смеются, веселятся… Лишь он, Измар Аркинперн, не в силах понять почему, ради чего, для кого умерли его родители.

Офицер взглянул в глаза учёного, но не сумел ничего разглядеть за бликами стёкол очков. Похоже, профессор не собирался ничего говорить, поэтому Измар продолжил свою горячую речь.

— Тогда, именно тогда, я понял, что мой долг — верно служить Земле и своими действиями сделать так, чтобы не было этих случайных смертей, чтобы люди знали правду и понимали её, чтобы они могли отличить добро от зла и всегда найти верный путь на замысловатых перекрёстках судьбы. Я понял, что моё несчастье — лишь следствие того, что кто-то, живший до меня, поддавшись своему горю, вместо того, чтобы осознать всю жалкость положения человечества и помочь ему выбраться из тупикового коридора нынешнего хода развития, возненавидел его. И я решил…

-Ты, я, все ныне живущие слишком слабы для выполнения той благородной миссии, о которой ты мне говоришь, — задумчиво произнёс Вилькент, перебивая Измара, — один человек, один ничтожный человек не может изменить ход истории. Что ты собираешься делать? Становиться президентом Федерации? — Не смеши меня, — горько произнёс учёный! Даже если тебе каким-то чудом удастся возглавить эту тупую толпу, называемую человечеством, даже если ты получишь Обруч президента, что ты сможешь сделать?! Прогнивший насквозь аппарат бюрократов не даст тебе отступиться от однажды начертанного, провозглашенного и одобренного проекта, никто не позволит тебе идти против течения реки, никто не захочет признать своих ошибок. Ты попросту будешь марионеткой в руках многочисленного правительства.

-Всё правильно, — смиренно ответил Измар, — поэтому я и не жажду власти. Я считаю, что пока что человечество слепо, но когда-нибудь человек прозреет и сможет найти истинный путь. Рано или поздно родится НЕКТО, способный изменить существующий порядок вещей и единственное, что может этому помешать — преждевременная гибель цивилизации. Моя миссия — предотвращать эту гибель как можно дольше, ведь с каждой новой секундой появление спасителя всё вероятней. Я не друг человечества, но я враг его врагов. И потому сегодня, сейчас я спасу мир… С твоей помощью.

-Ты просто осёл, если думаешь, что я тебе…

Вилькент остановился на полуслове, увидев, что военный вытащил из-за пояса бластер и нацелил его на сердце старика.

-Ладно, — устало проговорил учёный, отводя рукой дуло, — сегодня я уничтожу врагов человечества, но цивилизация всё равно погибнет. Если не от очередного апокалипсиса, так от произвола власти. Измар, ты не можешь понять одного. Рано или поздно человечество всё равно канет в лету, ведь с каждым тысячелетием петля затягивается всё сильнее. Сейчас ты, возможно, выиграешь какое-то время для цивилизации, но потом… Что будет, когда ты умрёшь? Кто продолжит твою благородную миссию?

-У меня уже есть верные последователи, я основал свой орден, призванный оберегать человечество, я…

-Измар, сынок — тихо вымолвил Вилькент, по-стариковски приложив морщинистую руку к кольнувшему сердцу, — мне жаль тебя. Оставь все эти замыслы. У тебя ничего не получится, к тому же ты живёшь одну единственную жизнь, так проживи её с удовольствием, не отягощая себя пустыми заботами и безнадёжными стремлениями.

-Не могу, — еще тише вторил ему Аркинперн, — кто-то должен сделать то, что делаю я.

Учёный покачал головой, но ничего не ответил. Военный уже спрятал бластер в кобуру, однако Вилькент, не возражая, залез в кабину звездолёта. По его щеке катилась одинокая старческая слеза.