Вампиры, оборотни, привидения, чудовища из глубин океана — и тут на сцене появляется монстр, похожий на человека. Данный вид homo sapiens — зверь в литературе не слишком частый, но вполне узнаваемый. Упоминания о нем встречаются даже в древней античности и приходят в наш век, грешащий множественными идеями по созданию искусственного человека. Вспомним исток — миф о Галатее, или золотых дев Гефеста из «Илиады» Гомера, которые до сих пор будоражат умы ученых. Пожалуй, это самые ранние упоминания существ из нашего сегодняшнего бестиария. Встречайте и жалуйте: человек созданный неестественным путем.
Обращаясь к темной стороне литературы, стоит спросить себя: какой монстр один из самых известных? И вы не ошибетесь, назвав монстра Франкенштейна. Мэри Шелли создала самого запоминающего человека за всю историю своего века. Создание, сшитое из множества кусков трупов, стало любимцем публики на долгие годы. Люди до сих пор с содроганием вспоминают манию Виктора Франкенштейна и его детище, пугающее своим жутким аморальным происхождением. Именно это существо — символ всех неправедно взращенных людишек, этакая длань величия над ними.
Обязательно вспомним Ганса Гейнца Эверса с великолепным романом «Альрауне». Его монстр в человеческом обличье пришел прямиком из легенды. Великолепный язык Эверса в этом романе создает неповторимую атмосферу мистической истории. Не менее интересен Джон Кристофер с произведением «Маленькие человечки». Правда, роман более фантастичен, а элемент хоррора подан легким налетом, но в напряжении держит своего читателя весьма умело. При особом желании Кристофера можно покритиковать, в отличие от предшествующих коллег, но свою работу он выполнил неплохо, хоть нам и не страшно, и нет желания захлопнуть книгу от подступающего страха. Советовать сложно, уж слишком мало привычного ужаса в этом произведении.
Говорить о произведении Густава Майринка лучше не в самой Праге, уж больно красочно и живо описаны черты знаменитого города — аж пробирает не на шутку. «Голем», безусловно, веха в жанре мистики. Это холодные улочки северного города, пропитанные таинственностью и зыбкими тенями, вторгающимися в наш мир с той стороны. Так выглядят и сны главного героя — странно, неопределенно, отстраненно. Фактически, роман есть трактовка очень популярной легенды о пражском големе, ставшей после выхода книги Майринка притчей во языцех. Как вы уже поняли, в центре рассказа находится мифическое существо, имеющее сходство с человеком, но вылепленное из глины. Знатоки мифологии могут вспомнить многочисленные отсылки к тому, что это создание предназначалось для бытовых работ. История не может не завораживать: красочная, сочная, написанная плавным и красивым языком, что позволяет довольно быстро глотать страницы. Но сама она медленная, неторопливая, как пустующая лодка, плывущая по легкому течению реки. Произведение очень хочется посоветовать в связке с «Альрауне», тем более что явные параллели усмотреть легко: обе истории основаны на легендах и имеют мрачновато-сказочный оттенок повествования.
Немало написано историй об искусственныз людях в средней и малой форме. Не спасся от соблазна и легендарный создатель «Психо» Роберт Блох. Его рассказ «Глиняные человечки» — это история о создании маленьких людей, впоследствии используемых для мести. Мастерское нагнетание кошмара делает историю абсолютно незабвенной. Сходными путями с изначальной историей Франкенштейна идет Грэм Мастертон, увлеченно рассказывающий бойким слогом, как собирают из кусков других тел женщину, что некогда жила. Аналогии сразу приходят на ум, только подано всё в более обыденных тонах. Более или менее классические вещи, где жутковатые создания наиболее близки человеку — за этим, читатель, пожалуй в антологию «Франкенштейн», название которой говорит само за себя.
Тема клонирования для нашего времени актуальна как никогда. Человек из пробирки или инкубатора беспокоит многих, в том числе мастистого Джеффри Томаса в рассказе «Отражения призраков». Пугающий параноидальный триллер медленно паразитирует на мозгу читателя, пытаясь предсказать наше будущее. Самое страшное в этом, что вот-вот автору поверишь! От этого становится не по себе.
Возьмёмся за не менее актуальную тему — робот, копирующий человека. Пусть мы знаем о них больше из научной фантастики, но в «темные» жанры они просочились несколько раньше. Злобно настроенную человекоподобную машину описывает в своем произведении Амброз Бирс «Хозяин Моксона». Более мистично звучит мрачно-сказочный «Автомат» Эрнста Т. А. Гофмана, где описывается машину, способная к предсказаниям. Одновременно можно вспомнить и классика Германа Мелвилла с очередным заигрыванием с морской тематикой в рассказе «Башня с колоколом». И пусть местное чудо названо манекеном, но общие черты с механическим человеком прослеживаются явно. Дивную историю рассказывает о музыкальном существе Томас Оуэн в «Крысе Кавар». Надрывная история так и берет за душу, эмоционально давя на читателя. Здесь можно вспомнить множество научно-фантастических книжек с уклоном в триллер и ужасы. В подобных темах часто встречаются клоны, роботы, киборги.
В России никогда не был слишком уж популярен «темный» жанр, но почти каждый классик считал себя обязанным хоть разок да потянуться к перу, дабы запечатлеть на бумаге нечто выходящее за рамки здравого смысла. Конкретно можно вспомнить Владимира Федоровича Одоевского, видного деятеля эпохи романтизма. Его «Сильфида» больше тяготеет к эпистолярному жанру, рассказывая о загадочном создании, выращенном в сосуде с водой.
Ну, и куда уж без кукол? Насколько эти создания похожи на нас и как часто мы встречаем их в нашем жанре? Повсеместно. Тут можно вспомнить Абрахама Меррита с романом «Гори, ведьма, гори», ставшим классикой жанра. Не стоит забывать также Элджернона Блэквуда. Его «Кукла» — абсолютно классическая история, фабула которой стала в наше время клише. Сколько подражаний вытерпел сюжет, по пальцам не сосчитать. Главное помнить, что вы держите в руках самого настоящего монстра, и вы не понимаете этого, пока он вам зловеще не подмигнет. Волшебные куклы упоминаются также в темном фэнтези Андрея Дашкова «Странствия Сенора», где они подменяли убитых людей.
Иногда человек приобретает куда более страшные и менее классические формы. Если горгулье отрезать крылья и сделать пластику лица, перед нами возникнет самый настоящий человек. И не нужно спорить, иначе одна из них сорвется с насиженных мест, предпочтя отведать человечины, как это, впрочем, произошло в рассказе «Создатель горгулий» Кларка Эштона Смита. Куда более омерзительно и неприятно описывает свое создание король сплаттерпанка Клайв Баркер. Герои рассказа «Холмы, города» сталкиваются с гигантской смесью из человеческих тел и конечностей! Проза Баркера, как всегда кровава и жестока, не щадя пробирается под черепную коробку своим фирменным безумием. Для добивающего аккорда не трудно вспомнить недавнего дебютанта Дэвида Вонга. В его романе «В финале Джон умрет» встречается абсолютное психоделическое создание из многочисленных колбас и сосисок, внешне похожее на человека. И порекомендовать этот роман: абсурдный, авангардистский, постмодерновый — нужно всем, кто не познакомился с ним в свое время. Море эмоций и узнаваемых моментов любителям жанра гарантировано. Главное — не захлопнуть книгу с воплем: «Ерунда!»
Охватить все и прочесть множество произведений за раз, конечно, невозможно. Сказать пару слов о самых интересных историях — это возможность подтолкнуть читателя к самостоятельным поискам химического рецепта для пробирки или заклинания по созданию человека своей мечты. Невозможно представить, насколько далеко еще ушла фантазия авторов. Для создания очередного чудовища куча материалов под рукой, и множество их еще не было использовано вовсе. Пора бы авторам исправить упущение, впустив в наш мир нечто...
Остановить монстра зачастую нелегко. Увидев чудовище, похожего на человека, можно невзначай потерять рассудок, особенно если он сшит нитками и очень похож на вас. Желание сделать человека искусственным путем рождается все чаще. Темы клонирования дышат в затылок, а киборги и роботы из кошмарных снов все ближе к нашему порогу. Может, ужас уже начался и поглощает нас? А возможно, это всего лишь бред воспаленного сознания, не способного уснуть после множества произведений о себе подобном...
То, что Триер один из величайших режиссеров мира – сложно оспорить. Вглядываясь в его фильмы, легко потеряться в реальности, заблудиться в символах и остаться навечно прикованным к экрану зрителем кинотеатра-чистилища. Освобождение через очищение – это целый триеровский ритуал. И не ждите легких решений.
С фильмами фон Триера всегда сложно. Опускаясь на дно его неоднозначного фильма, рискуешь найти запутанный и похожий на сад расходящихся тропок – путь. Но и метафора сада к работам режиссера применима: расхаживая по таинственным дорожкам, невольно задерживаешь взгляд: камера, выдергивающая картины то Босха, то Делакруа, персонажи, гротескные и ожившие под воздействием фобий, желаний, или вспыхнувший неясный символ вдалеке. И опустившись на дно вместе с героями фильма «Антихрист», себя иначе как испачканным, замешанным в дьявольской мессе, не чувствуешь. Как ни старайся – отмыться не получится. Фильм оставляет огромный и неровный след на душе.
Без малого: искусство должно тревожить и выворачивать. Комфортное искусство – это полумера, что накладывает тень на решения режиссера, чтобы сыграть на руку зрителю, а особенно массе. Завораживающе беспрецедентный «Антихрист» – зловещее, неприятное, но в своей форме, уникальное искусство, выбивающего из-под зрителя не стул, табурет или что-то там ещё, а именно пол (кстати, немаловажный момент, это и sex).
Завязка фильма довольно провокационна: у немолодой пары во время секса погибает ребенок. Триер мрачно демонстрирует в возвышенном черно-белом артхаусе гибель ребенка и неистовый секс пары. Мужчина – психотерапевт – в порядке, а у женщины психика нарушается; имён у них нет, что уже символично. В дальнейшем муж собирается помочь жене сам, и они едут в загородный дом под названием «Эдем». Вечная тема Эроса и Танатоса, обретает новую, болезненную, психопатологическую форму, волной накрывая безымянных героев, забравшихся в переулки бессознательного.
Одну из ключевых интерпретаций фильма проводят через образы трех нищих – животных: косули, ворона и лиса (скорбь, отчаяние и боль). Ворон и лис в реальности (в фильме нам демонстрируется карта астрономии, но ничего общего с реальными звездными картами она не имеет) являются символами мудрости и хитрости, и оба считаются в народе персонажами-трикстерами. А лису в фильме отведён психоделический момент: пожирая себя, он произносит: «Миром правит хаос».
Возвращаясь в двадцатый век — к творчеству Рильке — мы вспоминаем мотив энтропии в литературе и искусстве – важнейший для культуры мирового состояния с двумя мировыми войнами, множеством кризисов и невероятно подпрыгнувшим техническим прогрессом. То, что Триер выучил уроки своего времени, нам, смотревшим первую условную трилогию, сомневаться не приходится. Но вернемся к физике: второй закон термодинамики напоминает о существовании энтропии как мере хаоса. Миром правит хаос – это неизменная константа для существования порядка; лис, поедая себя, пытается остановить необратимый процесс, но создает больше хаоса.
Хаос и дальше определяет бытие героев: ведьминские знаки и книги, что сообщают темную природу и явление сил ведьмы, и, конечно, нестабильный разум главной героини. Здесь надо отметить, что скорбь, боль, отчаяние – составляющие любой утраты. Через них и демонстрируется погружение в историю: три главы на три функции состояния и последняя глава – объединение и точка невозврата, плюс пролог и эпилог в своем особенном стиле. А сексуальность, неистово демонстрируемая так часто в кадре, глубже изображает последствия потери и оторванность от реальности, где хаос множится.
Заигрывая со знаками и метафорами, Триер не придумывает нового, но как настоящий художник и творец, облекает старое и понятное в уникальную форму высказывания. Финал намекает, что хаос находит форму и становится чем-то большим, упорядочивается до нового состояния. Безукоризненная форма самого фильма это подтверждает.
Да, и, конечно, невозможно не отметить литературность фильма, разбитого на части.
Завораживающе-депрессивный фильм о природе потери, психоанализе и хаосе, что правит всем и в итоге, ничем.
Два просто великолепных интервью на канале Книжный чел.
С филологом и писателем Андреем Аствацатуровым; по большей степени о проблемах прочтения Улисса Джойса, значимости романов Генри Миллера и много о битниках. Размышление о главном романе Джойса — это нечто; сплетение философии и литературы.
С Антоном Долиным. Неожиданный разговор с одним из главных кинокритиков о литературе, методах чтения, конечно, о фильмах, немного о музыке (у Долина прекрасный вкус) и культурных явлениях.
И ещё два неплохих интервью с канала.
С Алексеем Поляриновым, автором Центра тяжести и одним из переводчиков Бесконечной шутки, а также едва ли не главнейшим просветителем западной литературы для молодежи.
И Борис Куприяновым — одним из основателей Фаланстера, главный редактор литературного портала Горький.
Абсолютно случайно — лазая по интернету от великого безделья — я обнаружил при детальном исследовании, что один из главных переводчиков в стране с английского на русский язык, Максим Немцов, рассказал в своём блоге, о том какой злой писатель Илья Снежински.
Спасибо ему огромное. И да, рецензии на Пинчона я уже не считаю удачными, но и частично гнев Немцова понимаю.
Вот такая неожиданная слава полуприкрытой колонки.
Ещё один мини-рассказ, давно завалявшийся в вк. На этот раз немного психоделии.
***
"Насквозь осветленные"
Она пришла двадцать пятой осенью: волшебницей или колдуньей, тем, что нравилось воспаленному разуму – мистификацией, которую придётся забыть.
Пришла и села на кровать – как в каком-нибудь заядлом любовном кинофильме про долго влюбленных противоположностей – и со всей грациозностью прильнула к его разгоряченному уху. Ровное сексуальное дыхание обжигало и терзало, а тонкая женская кисть змейкой скользнула по чистому постельному белью к мужской талии. Издалека долетала тишина, по своему обыкновению – вязкая.
И не было ничего прекраснее этого момента, кроме её разрушительных слов:
– Почему в моём сердце бегают тараканы?
Возможно, его бы это так не напугало, не будь его рука на её груди. Он почувствовал, как что-то в ней шевелится и бежит: под кожей, по венам, по жилам, натянутым нервам, истрёпанным сухожилиям и в мерно стучащем в такт жизни сердце-тюрьме с тысячами, если не миллионами созданий, пожирающих её и день, неделю, месяц, декаду и год. Внутри него всё задёргалось и он, скатившись с ложа, побежал. Будто все эти создания как заразная болезнь передались ему. Испуганный и бледный он сбегал от неё: сквозь вязкую ночь и мрак; разбивая время и пространство. Сквозь.
Она встала и облизнулась: двадцать пять.
На её пути к цели встал сверкающий мальчик в длинной ночной рубашке, развивающейся в холодной космической тьме – грустный и с потерянным видом.
– Привет, а ты кто? – спросил её звёздный мальчик.
– Не знаю. Но почему в моих глазах поселились летучие мыши?
Она повернулась к нему и внимательно взглянула. Мальчик поднял руку и развеял тьму. Волшебница качнулась от яркого света и прыгнула в тень, разбившись множеством ярких зверьков испепеляемых светом ребенка.
Мальчик оглянулся, и посмотрел, за кем гналась волшебница, и дал льву внутри успокоиться.
Где-то вдалеке бежал другой мальчик, точнее уже мужчина – двадцати пяти лет отроду с гигантскими очами, разгоняющими космическую мглу для других голодных волшебниц с сердцем черной мыши.
облако тэгов
