Когда у меня тяжело на душе, когда мне нужно отвлечься, я читаю научно-популярные книги о ботанике и геологии. Книги, где нет ни убийств, ни предательств. Вот и над книгой Ивченко я провела несколько спокойных часов, читая про реликтовые плауны, про вереск и толокнянку, про сахарный тростник и «северную сахарницу» свеклу. Но полностью отвлечься не получилось. Зацепило меня то, что в книге не упомянуто и не могло быть упомянуто в 1972 году. В книге не написано, что несмотря на все успехи советских селекционеров, СССР закупал зерно за границей. В книге подробно описаны экспедиции Н.И. Вавилова, подвиг сотрудников ВИРа, сохранивший в блокаду коллекцию зерен, но нет и намека на страшную смерть Вавилова в тюрьме.

Давно я не читала таких мрачных книг. Если жизнь в СССР в 1977 году в книге описана верно, то получается, что наши родители жили в совсем мрачной стране. В стране, где любой знакомый мог оказаться сексотом (секретным сотрудником) КГБ, а любой КГБ-шник мог вести свою страшную игру.

Первые главы романа — хаотичный калейдоскоп, к тому же со множеством экскурсов в прошлое, в последние годы сталинской эпохи. Только в последних главах читатель узнает, как связаны между собой различные персонажи.

Роман — что называется «роман с ключом», Брежнев и Андропов там выведены под своими именами, но, например, начальник пятого управления КГБ Бобков в романе стал Бибиковым. Валентин Лисс — наверняка, Виктор Луи, Пти Пу — скорее всего, Иди Амин. Да, действительно, в советское время любой людоед (буквально) мог заявить о своей социалистической ориентации и получить щедрую помощь от СССР. Иногда подданные людоеда получали школы и больницы, но чаще всего деньги оседали на счетах людоеда в швейцарских банках.

В январе 1977, действительно, был теракт в метро, по официальной версии (до сих пор не опровергнутой) совершенный армянскими националистами. В околодиссидентской среде взрыв сочли провокацией КГБ. Если так, то это была самая страшная провокация после смерти Сталина.

Как же изменилась мораль за сто пятьдесят лет! Теперь немыслимо, чтобы русская девушка считала своим долгом повиноваться отцу, даже если он хочет выдать ее замуж за злобного старика.

Гордей Торцов (говорящее имя!) очень не любит окружающее его «необразование», не умиляют его старинные святочные обычаи, но сам он — классический средневековый самодур.

Нет, взрослому человеку читать такое очень трудно. Неужели участникам экспедиции без шанса на возвращение было не страшно расставаться с друзьями и семьей? Неужели Тюменеву не было жалко любящую его жену?!

И как же мало удалось узнать о далекой планете. Мы видим в книге только поле с гигантскими растениями.

Удивителен персонаж Архимед, с его потрясающей скоростью вычислений. Теперь это поручают компьютерам.

Есть в повести и забавные эпизоды, например, рыбная ловля внутри ледяной планетки.

Госпожа Максвелл-Ривз, дама богатая и благополучная, не отличалась расовой солидарностью и купила себе дом в квартале, населенном только белыми.

Интересно, что Сэмпл рассказывает о неудаче своей богатой соплеменницы без особой злости, только с усмешкой.

Я давно уже не пытаюсь разобраться в истории древнерусского XII века. Бесчисленные «-славы» и «-полки», то воюющие друг с другом, то создающие недолгие союзы, регулярно нарушающие клятвы, мелькают перед глазами так, что запомнить их я не могу.

Первые три главы книги Карпова я терпеливо прочитала, ужасаясь бесчисленным войнам родственников и тезок, понимая, что в этих войнах гибли не только ратники, но и мирные крестьяне и горожане.

Несколько страниц в четвертой главе о строительстве церквей были небольшим светлым пятном в страшной книге.

Три раза Юрий захватывал киевский престол, два раза он его терял, третьей потере помешала только его внезапная смерть. Если бы Юрий не построил крепость в городке на юго-западе владимиро-суздальской земли, он затерялся бы сноской в учебниках. Интересно, какой страны? Но и без того помнят люди только фразу в детских книгах про «обед силен». От многочисленных «-славов» и «-полков» не осталось и этого.

Есть такое явление, как покровительственный расизм. Такие расисты очень сочувствуют расам, которые считают низшими, могут помогать им, но всегда помнят, что это — низшая раса. Почти всегда такие расисты уверены, что «низшие» живут в нищете. Стоит ли говорить, что такие люди очень любят себя за свою доброту и великодушие.

Скорее всего, миссис Вильсон относится к таким людям.

Когда-то, много лет назад, писала я в сочинении «Мой Пушкин» — «И в тяжелую минуту Пушкин, как добрый друг, скажет мне: «День веселья, верь, настанет»». Прошли десятилетия, за эту строчку я благодарна Пушкину до сих пор. А вот строчка «Что пройдет, то будет мило» мне теперь кажется самой неправильной строчкой у Пушкина. Не простила я обид и унижений и себе очень многое простить никак не могу. А, может быть, дело во мне, может, это я человек застревающий...

Нет, это не литература. Может, и интересная, но не литература, особенно первый том, разбитый на отрывки, между которыми проходят долгие годы. Зато персонажи много обсуждают знаменитые судебные процессы. Может быть, Марининой стоило написать просто очерк истории адвокатуры в России, а не вставлять эти рассказы в мелодраматический сюжет. Бесконечные лекции, которые персонажи читают друг другу, можно простить Верну, но не нынешним писателям.

Дальше сюжет замедляется, персонажей становится меньше, читатель успевает к ним привязаться и проникнуться симпатией. Но и здесь персонажи не обходятся без лекций (зато можно узнать, что мудрецы Талмуда сталкивались с проблемой дальтонизма).

Развязка романа слишком похожа на сказку

Один из частых мотивов у Марининой —

Странно осознавать, что благополучные 70-е отделяют от жуткого военного времени всего лишь 30 лет, что преступники и жертвы времен оккупации в сытые и благополучные 70-е — еще совсем не старые люди.

Серия ЖЗЛ продолжает выпуск книг о полумифических персонажах. Как и о Моисее, мы не находим никаких упоминаний о Георгии во внешних источниках. А уж Победитель дракона и Волчий Пастырь явно уже относятся не к истории, а к мифологии.

Автор книги в ЖЗЛ пытается найти зерно истины среди многочисленных легенд, пытается выяснить, что стоит, например, за легендой о царице Александре. Автор — православный человек — не готов признать Георгия чисто мифическим персонажем и выдвигает слишком много предположений, не опирающихся на внешние источники. Очень много рассуждает, например, о гипотетической встрече Георгия и Николая Мирликийского (тоже полумифического персонажа). В пересказе описания мученичества святого очень много страшных деталей.

В одном я с автором согласна — при спорах о масштабах гонений (некоторые историки склонны занижать число мучеников при гонениях Диоклетиана) у меня сразу же возникает вопрос: «А что только сто человек, только сто тысяч, только 3 миллиона можно убивать?».

В книге очень много материала о почитании Георгия в разных странах и в разные эпохи. Увы, этот материал очень плохо структурирован.

Советский историк Франции Анатолий Левандовский родился в 1920 году. Всю свою сознательную жизнь он должен был писать в парадигме марксизма, в парадигме чисто материалистических объяснений исторических явлений. В 90-е годы, в годы великой свободы для историков он то ли не счел нужным, то ли не сумел (из-за старческого консерватизма) отказаться от материалистического взгляда на историю религиозных движений. Вот и предисловие к книге Кастело написано будто не в 1999, а в 1949 году.

Лично мне трудно поверить, что протестантизм появился в Европе только потому, что буржуазия не хотела строить пышные соборы и тратиться на красивые облачения священников, а хотела вкладывать деньги в дело, а гугенотство во Франции стало религией провинциального дворянства лишь из-за особенностей социальной жизни Франции. А , может быть, это предисловие (так странно выглядящее в 1999 году) всего лишь слегка переписанная статья, написанная ещё в 1949 г.

Люди, много знающие об освоении Арктики, говорили мне, что рассказ — просто подлая клевета на Папанина и Кренкеля. Невежественный и жестокий комиссар в рассказе не имеет никакого отношения к реальному Папанину.

Странно, что Веллер не упомянул о главном обвинении против Папанина. Он служил в Крымской ЧК, по официальной версии дослужился там до нервного срыва, по неофициальной — симулировал нервный срыв, чтобы больше там не служить. Интересно, что несмотря на нервный срыв (или симуляцию) в анамнезе, Папанина назначили руководителем опасной экспедиции. В Рейхе с ним разговор был бы очень короткий.

В любом случае, рассказ полон глумления. А я теперь очень не люблю глумления, я считаю, что даже военные преступники глумления не заслуживают. Петли в Новом Нюрнберге заслуживают, а глумления нет.

В 1996 году вышло несколько детективных романов, где главные злодеи

Что радует, так то, что Маринина пытается показать и евреев и гомосексуалистов живыми людьми с их достоинствами и недостатками, а не картонными героями/злодеями из агиток.

В романе два персонажа оказываются «тихими омутами»,

Странно читать, что Каменская когда-то была страстно влюблена и даже писала стихи.

Забавный рассказ, особенно он может повеселить любителей «черного юмора».

Если бы я была уверена, что развязка сюжета придумана Пратчеттом, я бы поставила десятку. Но есть у меня сильное подозрение, что подобные байки рассказывали еще на римско-парфянской границе. А, может быть, еще раньше...

Считается, что в романе выведены журнал «Вог» и лично его редактор Анна Винтур. Многие причастные к нью-йоркскому миру моды наслаждались злой сатирой романа, а некоторые сотрудники журнала «Вог», наоборот, возмущались неблагодарностью писательницы, реально работавшей ассистентом Винтур, а потом выведшей ее в облике злой и капризной тиранки. Лично я ни дня в жизни не работала в «Вог», никогда в жизни не разговаривала с Анной Винтур, так что этот аспект романа я оценить не могу.

Роман жутко затянут, читатель уже на первых страницах видит, что Миранда Пристли очень любит отдавать трудновыполнимые приказы, но похожие эпизоды все повторяются и повторяются на трехстах страницах. Или в этом и состоял замысел писательницы: «Вам тяжело читать, а каково мне было терпеть?».

Я заставляла себя дочитывать роман в ожидании великого взрыва. Я думала: «Андреа убьет Миранду после очередного приказа среди ночи? Или Миранда удалится в еврейское религиозное поселение (самое близкое к монастырю у иудеев) и будет там удивлять мир мощью своего покаяния?».

И Миранда и Андреа — еврейки, но совсем нерелигиозные. Еврейский вопрос в романе совсем не затронут. А вот историки моды через сто лет может быть заинтересуются романом, так как там многие торговые марки упомянуты под своими наименованиями (так нынешние читательницы с волнением читают в рассказе «Полинька» заклинания «Рококо... сутажет... камбре»).

Оценка всего 7 потому что роман слишком длинный и слишком скучный, слишком морализаторский (можно его читать, как историю того, как героиня поддается бесчисленным искушениям суетного мира большой моды) и целых семь за то, что

Есть очень давняя идея у мистиков, что величайшими грешниками становятся те, кто могли бы стать величайшими праведниками, но уступили искушению. Если так, то величайшими праведниками двадцатого столетия должны были стать Гитлер и Пол Пот. К Сталину у меня лично отношение сложное, я, например, думаю, что при генсеке Троцком или императоре Тухачевском или богдыхане Унгерне жизнь на северо-востоке Евразии была бы еще страшнее.

Драгунский попытался показать, что стало бы с Европой, если бы юные Иосиф Д. и Адольф Г. не поддались бы искушению. Мистики в книге почти нет, да юный Иосиф испытывает религиозный опыт,

В книге, на мой вкус, слишком много эротики, и мне немного не по себе от книги, где Гитлер — совсем человек, а не хтоническое чудовище, выбравшееся из адских бездн, дабы принести германскую расу в жертву духам мирового льда.

Я бы написала такую книгу, как «Архитектор и монах», как чистую мистику, и добавила бы в конце эпизод, где студент-электронщик Салот Сар (Пол Пот) не поддался искушению, да и книги,

Я так и не поняла, всерьез ли писал Драгунский свою книгу, или она лишь литературная игра. Если второе, то я считаю такую игру неуместной. Слишком страшным было в Европе начало XX века, чтобы использовать его для литературных игр.

Бывают в жизни несбывшиеся сказки. Как беспросветна была жизнь Патны до встречи с Лэнгли. Тяжелая работа среди беспощадной природы, несколько старых книг, уже выученных наизусть,

В моем советском детстве было слишком много восторженных очерков о многодетных семьях. Что на детей нужны деньги и еще многие ресурсы, в этих очерках как-то мало писали, а уж учение Мальтуса в СССР представляли как антинаучную буржуазную выдумку. Если бы я прочла рассказ Гаррисона в детстве, я бы полностью сочувствовала Бенедикту и Марии. С годами для меня великим разочарованием было узнать, что среди многодетных достаточно безответственных людей, которые заводят детей, не задумываясь, чем они будут их обеспечивать. Сейчас для меня рассказ уже не однозначен... Примечательная деталь, в рассказе говорится о пайках, но не о заработке.

Да в мире рассказа проблема перенаселения очень велика, но все равно, мороз по коже от того, как много желающих поучаствовать в легальной дуэли. Страшновато читать и дискуссию, которую ведут двое мужчин, пытающихся убить один другого, а вот мысли, высказанные в этой дискуссии, заслуживают обдумывания.

Сейчас я уже не могу не задуматься,

.

Продолжаю закрывать пробелы, читать книги, которые не сумела прочесть в детстве. Интересно, как бы я восприняла эту книгу в детстве или позже, в те годы, когда сентиментальность и прямые нравоучения меня раздражали? Теперь я уже дожила до возраста, когда проповедь прямым текстом может меня изрядно умилить. В книге слишком много совпадений и счастливых случайностей, взрослому читателю это может показаться совсем неправдоподобным.

Огромная часть книги — просто путеводитель по Голландии (где сама писательница никогда не бывала, только книги о стране читала). Более того, страницы, где персонажи читают друг друг лекции о истории Голландии, слишком похожи на тексты из советских учебников иностранного языка, где персонажи читают друг другу лекции слогом, каким в настоящей жизни люди не говорят. С другой стороны, эти описания (например, история с тюльпанной лихорадкой) очень интересны. Путешествие мальчиков в Амстердам почти не играет роли для сюжета, зато позволяет читателю мысленно проделать экскурсию по Голландии XIX века.

Что Мейп Додж умеет передать, так это красоту зимних пейзажей. XIX век — это еще малый ледниковый период, сейчас средняя температура декабря в Амстердаме — 4 градуса, сейчас там никак нельзя кататься на коньках и в санях.

Удивляет современного читателя и операция, проведенная в жилом доме, а не в операционной.

Бросается в глаза, как обедневшая семья изо всех сил старается жить только на заработанное, как гордо они отказываются от помощи. Протестантская трудовая этика? Если читать книгу с детьми, стоит обсудить с ними, всегда ли нужно отказываться от помощи.

Забавная стилизация научно-популярных книг о реальных животных. Автор рассказывает о существах из египетской, ближневосточной, античной, кельтской, скандинавской и китайской мифологий. Есть страницы о живности в средневековых поэмах и русских лубках, но автор совсем не затрагивает современную фантастику.

Главный юмористический прием в книге — попытки включать мифических животных в систематику животных реальных, сравнивать их анатомию и физиологию со свойствами реальных животных (например, то, что из зубов дракона выросли вполне антропоморфные воины, напоминает чередование поколений у некоторых беспозвоночных). Автор подражает стилю книг о реальных животных, ссылается на античные поэмы, как в книгах о реальных животных ссылаются на наблюдения путешественников.

Хорошая книга для тех, кто хочет начать ознакомление с образами мифических животных.

Совсем недавно закончилась война, совсем недавно Германия стала грудой щебня. В городах еще видны руины разбомбленных зданий, на улицах есть безногие. Но лыжный курорт процветает, и не только американские офицеры ужинают в дорогих ресторанах. А многие генералы и адмиралы сейчас занимают крупные посты в Бонне.

Фрау Ленге спокойно говорит о том, что когда-то голосовала за коммунистов, а потом обожала фюрера. Теперь она интересуется британской королевской семьей и смотрит сквозь пальцы на то, что ее дочка флиртует с американскими солдатами («На Востоке дочка встречалась бы с русскими»).

Д-р Шредер, чье настоящее лицо осталось на Восточным фронте, а новое лицо несет на себе следы пластической хирургии и может напугать, если присмотреться, хочет перебраться в Англию и рассказывает английским врачам о зверствах русских. Держу пари, что русским врачам он бы рассказывал о зверствах англичан и намекал, что хочет перебраться в Москву, где столько возможностей для врачей.

Очень трудно наслаждаться горными лыжами среди инвалидов войны и возможных недавних военных преступников, и супружеская пара английских врачей охотно принимает приглашение посетить психиатрическую клинику. Они утешают себя мыслью, что д-р Кролль не участвовал в уничтожении психически больных.

Нет, это нечестно! Книга, начинающаяся , как очень остроумная пародия на учебник иностранного языка, не должна заканчиваться

Действие книги происходит на Дунае, когда римляне уже ушли оттуда. Герои книги и не догадываются, что к югу от них есть огромные города, что там есть много книг, а ученые богословы спорят о сущности Троицы. Интересно, реальные первые христиане в варварском мире добывали новообращенных так же просто, как это делает годья Винитар? Есть в селе уже и некоторый прогресс. Ахму-дурачка уже не убивают, а наложницу не сжигают заживо на погребальном костре хозяина.

Глава «Скандза» — замечательная пародия на нынешнюю скандинавскую фэнтези.

Читать тем, кого интересуют мельчайшие детали быта и нравов Темных веков.

«То, что было мускус темный, стало нынче камфора». Каждый, кто проживет достаточно долго, доживет до потери своей красоты и привлекательности для молодых представителей противоположного пола. Благо тому, кто вовремя осознал потерю своей привлекательности и сумел избежать унизительных попыток понравиться.

Герр Шольц и капитан Форстер пытаются вести себя с достоинством, но все равно они вызывают лишь жалость. Нет, красавица Роза не жестока, просто она слишком молода для этих солидных господ.

Одно в рассказе меня зацепило. Капитан Форстер спустя все лишь несколько лет после Второй Мировой войны (войны, очень приближающейся к войне между Добром и Злом в книгах фэнтези) слишком вежливо разговаривает с герром Шульцем. Да, герр Шульц был в Северной Африке, да он, похоже, не участвовал лично в военных преступлениях, но все равно капитан с ним (для меня) слишком любезен. Такая любезность была бы уместна после Первой Мировой (которая для меня — схватка империалистических хищников).

«Начало всегда в тумане». О первых годах многих стран и городов мы почти ничего не знаем. В Риме тоже летописи (а тем более, профессиональные историки) появились не сразу после основания, а в более развитых цивилизациях не интересовались городком на семи холмах у Тибра.

О первых римских царях известно так мало достоверного, что появилась даже гиперкритическая школа историков, считающая первых царей чисто мифологическими персонажами.

Михаил Бондаренко собрал все сведения о Ромуле из книг позднейших историков и попытался собрать из них связный рассказ. Первая глава книги, например, просто пересказ «Энеиды». Воспользовался он и недавними открытиями археологов, чтобы рассказать о хозяйстве и быте древних италийцев.

Есть в книге и остроумная гипотеза, что миф о том, что Ромул был взят живым на небо, основан на том, что Ромул оказался жертвой торнадо.

Нельзя не улыбнуться над страницей «Основные даты жизни и деятельности Ромула». Ведь все эти даты взяты из позднейших легенд и книг историков, работавших через много веков после Ромула.

В приложении к книге — упоминания о Ромуле у древних авторов. Мы видим, как восхищение воинственным основателем Рима сменяется у христианских авторов возмущением его преступлениями.

Читать, но помнить, что в книге почти нет достоверных сведений, что в книге лишь пересказ легенд и гипотезы позднейших историков.

Какой несмешной рассказ! Какой страшный рассказ!!!

Тысячелетиями укус бешеной собаки означал для жертвы одно — несколько месяцев ожидания смерти, потом несколько дней или недель мучений в полном сознании (не в эйфории, как при чахотке; не в бреду, как в лихорадке; не в апатии, как при анемии или пеллагре — в полном сознании!), потом смерть. Осенью 1885 года Луи Пастер объявил об успешном опыте прививки от бешенства. Поскольку конец XIX века — это уже эра железных дорог, в Париж потянулись за шансом на спасение от жуткой смерти укушенные собаками из далеких стран, даже из России.

Кем надо быть чтобы вмешаться в собачью драку и дернуть бродячую собаку за ногу?!! И кем надо быть, чтобы упустить шанс на спасение от жуткой смерти, шанс, которого не было еще год назад, из-за желания выпить в трактире и поскандалить там?!!

«Не хочу я к пастору ехать» — фамилия Pasteur реально переводится и как «пастух» и как «пастор» (христианский священник). Современная пресса реально называла Пастера «Le Bon Pasteur» — «Добрый пастырь», потому что он, действительно, один из величайших благодетелей человечества (а еще два раза помог спасению французской экономики).

Впрочем, может быть Грязнову и Лампадкину сказочно повезло, может быть, собака и не была бешеной, может быть, и не угрожала им мучительная смерть, и не нужна была поездка в Париж...

Обсуждаются в рассказе и проблемы орфографии и недавно вышедшая книга филолога Грота. Сам Чехов считал нужным радикальное упрощение русской орфографии, отмену, среди прочего, букв «фита», «ять», «ижица».

Никто не ждал перестройки. Наверно, сам Горбачев не знал, что все рухнет вскоре после того, как напечатают Гумилева. Почти никто не ждал перемен, ни хороших, ни плохих. И те, кто выиграл от перемен, и те, кто проиграл, не могут не задумываться: «Как бы сложилась жизнь моя, моих близких и всей страны, если бы Горбачев не стал генсеком?». Григорий Романов, действительно, был одним из главных соперников Горбачева.

В рассказе мы видим все глазами примерной ученицы младших классов. Она не голодает; благодаря тому, что ее отец — инвалид войны, потерявший ноги при штурме Марселя — имеет доступ к льготной лотерее, у нее есть ГДР-овские сапожки, не очень теплые, зато красивые (итак, дефицит товаров народного потребления в уцелевшем Союзе сохраняется); у нее есть считалка (что-то вроде нынешнего смартфона, русское название, как я понимаю, от того, что электронная промышленность уцелела и даже достигла успехов). Мать девочки погибла во время мятежа в Риге (в реальные 90-е в Латвии был изрядно расистский режим, была массовая безработица, но большой крови, в отличие от Средней Азии и Кавказа не было).

Героиня рассказа спокойно говорит о цензуре, в начале 80-х примерная младшеклассница и знать не могла, что в славном СССР есть цензура.

Я могу поверить, что Ходорковский сделал бы блестящую партийную карьеру, Жириновский — вряд ли, в любом случае, в уцелевшем Союзе не было бы нужды в амплуа злого клоуна, и Жириновский не смог бы прославиться на весь мир. Я могу поверить, что Дудаев так и прожил бы свой век нормальным советским генералом, а вот Басаев, думаю, стал бы просто маньяком.

Когда автор пишет цикл десятки лет, меняется сам автор, меняется мир вокруг него, меняются читатели. Например, Ауэл много лет ругали за то, что она предположила возможность потомства неандертальцев и людей современного типа, новые же исследования показали, что у европейцев много неандертальских генов.

И для меня знакомство с циклом «Дети Земли» затянулось на десятки лет. Зато я теперь могу подумать об этических проблемах, которые в 16 лет могла и не заметить.

Главная тема Ауэл — как разным разумным жить без конфликтов на одной планете. История человечества — увы, история конфликтов, и конфликтов не только межнациональных и межрасовых. Либералы и консерваторы, монархисты и республиканцы, сторонники власти церкви и антиклерикалы биологически гораздо ближе друг к другу, чем неандертальцы и кроманьонцы, но как же им трудно жить в мире рядом друг с другом.

Книга «Под защитой камня» не заставит вас лихорадочно перелистывать страницы. Событий в книге очень мало, мельчайших деталей в описании одежды, предметов труда и украшений, очень подробной топографии окрестностей Девятой Пещеры в книге очень много. Я не археолог, и, тем более, не традиционная охотница-собирательница, я не могу судить, насколько верны эти детали. Есть в книге и много информации о лекарственных растениях, о народной медицине. Эти сведения могут пригодиться на необитаемом острове, но все-таки самолечение — занятие опасное. Жителям юго-запада Франции может быть интересно попытаться найти места, описанные в книге.

В своей попытке реконструировать нравы людей, не знающих, откуда берутся дети, Ауэл, наверняка, опиралась на исследования этнографами, например, австралийских аборигенов.

Явной эротики немного, и Ауэл умеет ее описывать так, чтобы у читателей не было отвращения.

Мистики очень мало, и, может быть, это всего лишь галлюцинации, вызванные опьяняющим напитком шаманов.

Явных злодеев в книге нет, хотя на последних страницах чувствуется угроза.

Айла, все-таки, гений общения. Ей удается наладить хорошие отношения почти со всеми, а злую шутку Мароны она смогла обернуть в свою пользу.

Есть в книге и эпизоды, которые очень актуальны сейчас, но мне очень трудно поверить, что такие проблемы были актуальны 40000 лет назад. Сверхранние браки и сейчас могут обернуться большими проблемами для юных супругов и их старших родственников. Вряд ли 40000 лет была актуальна проблема гиперопеки близких над инвалидами (мальчик Ланидар и его мать). Над описанием Ларамара и его семьи вздохнут с пониманием нынешние участковые, детские врачи и сотрудники опеки. Супруги-алкоголики, у которых детей больше, чем у соседей, но которые детьми совсем не занимаются, старшая дочь, вынужденная заменить мать младшим — трудно поверить, что такое было уже 40000 лет назад.

Ах, где мои десять лет! Тогда бы я прочла повесть с восторгом и очень обрадовалась бы чудесным совпадениям в конце повести

Сама я никогда не собирала марки, но как раз в десять лет я с большим интересом рассматривала коллекцию моего деда. Тайны тибетской медицины мне интересны до сих пор. А вот подробные описания футбольного матча мне неинтересны до сих пор.

Пожалуй, только взрослый читатель оценит попытку автора описать психологию чудовища. Яков, инвалид детства, озлобленный на весь мир, сделал себе состояние в блокадном Ленинграде, выменивая продукты (наворованные) на драгоценности. Были такие чудовища в реальности.

Советую читать эту повесть с детьми, но непременно нужно сказать детям, что инвалид детства не обречен на злобу и подлость, что он может стать достойным человеком.

Самора Машел, первый президент Мозамбика, погиб в авиакатастрофе в 1986 году. Сразу же была выдвинута версия, что спецслужбы Южной Африки (тогда там еще действовал режим апартеида) установили ложный радиомаяк, заставивший самолет отклониться от курса. После свержения режима апартеида это обвинение не удалось ни доказать, ни полностью опровергнуть.

Евгений Коршунов воспользовался этим обвинением, чтобы попытаться проникнуть в психологию деятеля расистской спецслужбы, и его Леону Невелингу веришь. История Виктора и Мэри, увы, оказалась слишком вторичной и мелодраматичной.

В Южной Африке, действительно, есть места, куда белые пришли раньше, чем нынешнее черное население.

Интересно, что в 1989 году дозволялось писать о Ницше, в советское время единственным способом процитировать Ницше было вложить эти цитаты в уста отрицательного персонажа.

Интересно, что стало с Леоном Невелингом после свержения апартеида? Посадили его за его преступления или (чем черт не шутит) он быстренько перестроился и стал ловить белых расистов?

ЮАР при новом режиме не стала раем на Земле, но где он, этот рай!

Маринина любит описывать людей хороших, но малоправдоподобных. Когда девочка Наташа успевала учиться на одни пятерки, побеждать в спортивных соревнованиях, заниматься активной общественной работой, стирать чужое белье и нянчить чужого ребенка? Меня в пятнадцать хватало только на учебу без троек, и то с трудом...

В слишком наблюдательного мальчика Руслана поверить легче, но его страсть собирать досье на окружающих заставляет усомниться в его душевном здоровье.

Маринина часто пишет о том, что постоянная ложь ни к чему хорошему не приводит, что надо или вести себя безупречно, или сразу признаваться в своих поступках. Вот и персонажи этого романа всю свою жизнь посвящают тому, чтобы избежать разоблачения, и, тем самым окончательно портят не только свою жизнь, но и жизни других людей.

В 20-е годы молодая Советская власть вела активную пропаганду личной и бытовой гигиены. Я верю, что эта кампания зачтется большевикам на Страшном Суде. Зощенко не был служащим Наркомата здравоохранения, но многие его рассказы, вольно или невольно, были частью этой кампании. Вот и веселый рассказ «Операция» — явный

Увлекательный плутовской роман и очень интересное полотно российской жизни середины XIX века. Москва, Украина (еще Малороссия), Бессарабия (теперь Молдова), люди разных национальностей и вер и всевозможных состояний, от аристократов до уголовников. В романе почти нет последовательного сюжета, он рассыпается на отдельные истории, почти не связанные между собой, многие персонажи описаны ярко, но исчезают через десяток страниц. Только деву-поэта Домну Яковлевну мы встречаем вновь через пятьсот страниц.

В романе два антигероя — обаятельный мошенник (но все-таки не злодей) Дмитруцкий и гордая, своенравная, себялюбивая Саломея Петровна. В советской литературе отрицательного персонажа часто можно было опознать по вычурному имени. Задолго до советской литературы мы встречаем это у Вельтмана — бессердечная, эгоистичная сестра носит изысканное имя Саломея, сестра добрая и кроткая — простое имя Катенька.

Прошло 135 лет, а многие мужчины все еще возмущаются женскими привилегиями (женщин и в армию не призывают и на пенсию раньше отпускают), что женщина может много получить не упорным трудом, а удачным браком. Все так же многие мужчины не ценят, что женщины рожают в муках. Но ситуация во многом кардинально изменилась. Женщина сейчас может сама сделать карьеру, сама стать министром и генералом. Графиней только в России не станет, за этим — в Англию.

Мило, весело, изящно. Нет ни злобы (как в «Забавном Евангелии»), ни грязи (как в «Гавриилиаде»). То, что герой рассказа ищет доказательства несуществования Христа, соответствует консенсусу в советской исторической науке.

Очень трогателен эпизод со старушкой, которая хотела встретиться с умершими родственниками.

Интересно, что по мнению автора, в XXI веке останется блат («Что же вы не сказали, что от товарища Флавия») и проблемы с выделением фондов («Чтобы получить десять двугорбых верблюдов, надо попросить двадцать четырехгорбых»).

До чего же приятное, хоть и изрядно неправдоподобное чтение — главы Дорошина. Участковый, для которого главное — чтобы никто не обижал слабых и беззащитных, участковый, который искренне заботится о детях и стариках, участковый, который не боится выговоров от начальства — как радостно о нем читать. Так же приятно читать о кошках. Что совсем неправдоподобно — то, что этот участковый — сын знаменитого оперного певца, живет в большой квартире, и сам зарабатывает деньги сочинением музыки. С другой стороны, раз ему не надо думать о хлебе насущном, у него нет и искушения делать карьеру и/или брать взятки, он может спокойно оставаться на своем месте и заботиться о детях и стариках. Дорошин чтит Устав не на сто процентов, он может ударить семейного тирана, но ударить, чтобы защитить жертв этого тирана.

Мама Дорошина с ее Ужасными Ужасами и Кошмарными Кошмарами — совершенно комический (но не сатирический) персонаж.

Старый участковый Филонов и его жена будто сошли со страниц советской литературы. Теперь такого участкового совсем сложно представить.

История Тани «Одалиски»

Страшный и, по-моему, кощунственный рассказ.

«Есть поэма «Коробейники», нет поэмы «Челноки» (с). Когда в начале 90-х на заводах и в НИИ перестали платить зарплату, но зато открыли границы, тысячи людей стали ездить за границу, закупать там товары и продавать в своем городе. Некоторым челнокам нравилось торговать, но для большинства это было физически и психологически очень тяжело, а иногда просто опасно — челноков и грабили и обкладывали данью рэкетиры.

Героиня рассказа организует такие поездки за границу и пытается защитить свою группу от рэкетиров, удается не всегда. Считается, что 90-е в Белоруссии были не такими страшными, как в России, в рассказе это совсем не заметно, в рассказе говорится о безработице и невыплате зарплаты

Есть среди челноков и несчастная пара немолодых уже любовников, для которых эти поездки — единственная возможность побыть вместе.

Где кощунство в рассказе?

В начале рассказа указана дата по еврейскому календарю, судя по ней, действие рассказа происходит через восемьдесят семь лет.

В иудейской традиции, действительно, есть идея, что в мессианские времена законы кашрута будут отменены, что они нужны только в нынешнем сломанном мире, а в мире исправленном они будут не нужны, как не нужны больше костыли излечившемуся от хромоты.

Какая добрая, мягкая, неторопливая книга! Как бы она мне понравилась, с какой радостью я ее бы читала, как бы я над ней отдыхала душой, если бы книжка не была монархистской. Я республиканка закоренелая, и восстановление монархии как хэппи-энд меня не обрадует. Да и насмешки над равноправием меня не очень радуют.

Книга 1995 года, еще совсем недавно была советская власть с ее всепроникающей пропагандой равноправия, революции и коллективизма. К концу советской власти эта пропаганда уже могла изрядно надоесть, и нелюбовь к ней у многих сохранилась в постсоветские годы. Есть в книги и насмешливые намеки на колхозы (в книге довольно добровольные).

Жилло проходит путь от свободной жизни без ответственности за других людей через ответственность за молодого графа и обретенного сына к ответственности за все королевство, но,

Антисемитское (в широком смысле слова), антидемократическое, неостроумное. Это не исторический рассказ, а памфлет, где анахронизм на анахронизме сидит и анахронизмом погоняет. Не было особой связи свастики со Спартой, не нападали финикийцы на Спарту, не было у них монотеизма, то, что имена спартанцев похожи на русские, может удивить только очень невежественного читателя. То, что посол финикийцев говорит, как лавочник из черты оседлости — не смешно.

Автор воспользовался легендой о том, что поэт Тиртей вдохновил спартанцев на победу, но в легенде никаких финикийцев нет.

У меня нет знакомых наемных убийц, я совершенно не знаю их психологию и не могу судить, верно ли автор ее передал. Мне очень трудно поверить в нравственное преображение через труд ради свободы, но, повторяю, это сомнение чисто теоретическое.

Главная загадка рассказа — образ

«Ах, сколько русского леса ушло на роман Леонова» (с). Образец соцреализма, семьсот страниц, полных узкоспециальной терминологии и пафоса, коммунистического и патриотического. Как в большинстве соцреалистических романов, сюжет основан на противостоянии доктрин в очень узкой области (в романе — в лесопользовании). Идиллия предвоенного дня и подвиги героев на войне, злодей,

Насчет пафоса, впрочем, непонятно, то ли это мысли самого автора, образцового советского писателя, то ли это несобственная прямая речь юных героев — Поли, Вари и Сережи, а автор, бывший белогвардеец, мягко посмеивается над юной горячностью.

Нынешнему читателю всегда любопытно, о чем советские писатели пишут, а о чем умалчивают. Леонов пишет о раскулачивании, злодей Грацианский готов использовать против положительного героя Вихрова тот факт, что приемыш Вихрова не просто сирота, а сын раскулаченного, сам этот приемыш готов искупить кровью свою врожденную вину перед советской страной, но в романе ни слова про то, что русский лес в тридцатые рубили зэки, что лесоповал был одной из крупнейших частей ГУЛага.

Сердце романа — лекция о лесе, роман направлен против истребления лесов (безуспешно, лес истребляется и теперь, истребляется страшно), но, что странно для нынешнего читателя, лес важен не сам по себе (хотя упоминается его водоохранная роль), а как сырье для деревообрабатывающей промышленности. Положительный герой призывает лишь сажать нового леса столько же, сколько рубится старого. Герой нынешнего идеологического романа боролся бы за заповедники.

В Гражданскую войну Вихров жил мудрее многих, он не воевал ни за белых, ни за красных, а работал в своем лесничестве. Да и лесничеству повезло — не сожгли его ни белые, ни красные.

В романе есть фраза, жуткая для нынешнего читателя. «Наибольшая продолжительность жизни — у пчеловодов, священников и садовников». Да, в тридцатые священники очень долго жили (тридцатые — эпоха величайших гонений на религию).

Забавная деталь, показывающая, как изменился быт за 80 лет. Есть в романе женщина, зарабатывающая тем, что чинит чулки. Теперь это ремесло исчезло, колготки, если чинят, то сами, а часто сразу выбрасывают.

Читать роман тем, кому интересен образец соцреализма, и тем, кто хочет проследить историю экологического мышления.

Блокада Ленинграда — прорыв ледяного ада на Землю. Но были в этом аду эпизоды удивительные для современного исследователя. В блокадном Ленинграде, действительно, сохранили бегемотиху в зоопарке. Заготавливали для нее воду и сено. Стоило ли это делать? Может быть, полторы тонны мяса могли бы спасти много жизней. А может быть, то что сотрудники зоопарка не сдавалась, то, что они сохраняли животных, укрепляло дух ленинградцев... Одно можно сказать твердо — сено, заготовленное для зверей, не было отобрано у людей: люди не могут есть сено, у людей для этого нет бактерий-симбионтов.

Были в блокаду и «товарищи», подобные Глебу и Вере, те, что могли хорошо выглядеть, зарабатывая спекуляцией, выменивая наворованные продукты на драгоценности.

Я очень хочу верить в вечную любовь и вечный брак, так что рассказ меня очень умилил. Но кроме умиления возникло у меня много вопросов к матчасти. Православного священника не называют «святой отец» (так называют католических). Могла ли сирота-дворянка в начале XX века жить одна в усадьбе? Мог ли быть в 1918 году прямой поезд Петроград-Брюссель? Могла ли немецкая девушка приехать туристкой в Ленинград в мае 1941 года (через общество «Сила через радость»)? Может быть, авторам не надо было так четко привязывать рассказ к определенным эпохам.

Еще интересная деталь: если верить авторам тело обретает душу с рождения, а не с зачатия.

Оценка- твердая семерка.

1840 год, в столицах обсуждают строительство электрического телеграфа, а в орловской глубинке боятся оборотней. Страшного Селивана узнают и в кабане и в петухе, пытаются его извести, но не могут.

История — обычный святочный рассказ,

Очень характеризует тогдашние нравы история палача. «Был ты палач, Борька, и будет тебе у нас горько». Отставной палач вызывает в городе мистический ужас, все его гонят, обращаются с ним жестоко, пока он не развязал город, замерзнув до смерти. А дочери его, считают, лучше бы вовсе не родиться. Те, кто сейчас призывают к возвращению смертной казни, не думают, как будут жить профессиональные исполнители казни.

Пролайферская пропаганда — занятие очень сомнительное с моральной точки зрения. Отговорившие от аборта возьмут на себя обеспечение ребенка до аспирантуры? И тем более, возьмут ли они на себя риск, что женщина умрет от родов?

В рассказе есть и антисемитский душок (главная злодейка говорит, что родственница поэта Багрицкого). Интересно, сознает ли это автор?

И пропаганда добрачной чистоты часто оказывается... нездоровой. Но для поколения автора это еще простительно.

Рассказ все равно нужно внимательно читать мужчинам, пусть знает, на что они обрекают женщин, отказываясь от презервативов!

1907 год, инженер Розинг получает патент на телевидение («передачу изображений электричеством»), а в двух-трех днях пути от Петербурга деревенские колдуны пользуются всеобщим уважением.

Книга — описание жизни в русской деревне на севере Олонецкой губернии, на северном краю земледелия, где уже не вызревает капуста.

Автор подробно пишет о тяжелом труде крестьян, бурлаков, о ежедневном риске сплавщиков леса и охотников.

Очень красива глава о вопленице Степаниде Максимовне, о ее любви, свадьбе, семейной жизни и смерти мужа. Автор приводит подлинные свадебные песни и погребальные плачи.

Пишет Пришвин о своих встречах с певцами былин, священниками, старообрядческими начетчиками и деревенскими колдунами, приводит подлинные заговоры. Интересно, что он не пишет, как борются (и борются ли) священники с колдунами, а вот местный фельдшер пытается, но безуспешно бороться с верой крестьян в колдовство. Заговор, напечатанный в «Олонецких губернских ведомостях», народ принимает с благодарностью, совсем как сейчас суеверные люди пользуются научными трудами по народным суевериям.

Очень интересна глава о Выгорецкой общине, целом старообрядческом городе на реке Выг, разогнанном в 1857 году. Есть глава и о «Осударевой дороге», которую Петр Великий велел построить, чтобы провести на катках два фрегата из Белого моря в Балтику. Нынешний читатель знает, что страшна была Осударева дорога, но строительство Беломорканала еще страшнее.

Забавна первая страница повести — про дачные поселки в окрестностях Берлина и про Kartoffelfest mit Fakelzeug. Выходит, факельные шествия старше нацизма.

Читать всем, кто интересуется народной жизнью в начале XX века.

Нужны очень крепкие нервы, чтобы читать эту книгу. Кровавые жертвоприношения, ужасные ранения, уродства врожденные и причиненные другими, людоедство. Эротики,

Цивилизация ацтеков в романе не только чудовищна, но и великолепна. Обработка камня, доведенная до предела (обсидиановые мечи так же смертоносны, как металлические), живопись, скульптура, иероглифическая письменность, утерянное искусство картин из перьев... Город Теночтитлан был больше и чище современных ему европейских столиц.

Сюжет романа увлекателен, но разбивается на отдельные истории, отделенные большими промежутками времени.

Страшная и прекрасная держава ацтеков была уничтожена пришельцами из-за моря. «Это как будто к Освенциму подлетели корабли марсиан» (с). Но пришельцы сразу же ввели инквизицию. Впрочем, епископ Сумаррага, действительно, заступался за индейцев.

Бежит-бежит времечко. Лиля Стасова, которую читатели первых романов Марининой запомнили восьмилетней, уже пишет диссертацию и собирается выйти замуж. Племянник Каменской стал мастером-хакером. Каменская, выйдя в отставку, уже не так тревожится, как раньше, и.

Роман — потрясающая антиреклама фигурного катания в нынешней России. Если верить книге, за решениями спортивных судей стоит потрясающая грязь — интриги, взятки, а то и просто капризы спортивных чиновников. Да и само по себе фигурное катание — слишком опасный вид спорта, фигуристы рискуют здоровьем ради эстетических чувств зрителей.

1870-е годы. «Все переворотилось и только укладывается»(с). Век дворянства сменяется веком купечества. И вот офицер-доброволец идет в торговые агенты, а генеральская дочь готовится в актрисы.

Сюжет в романе теряется в описании нравов москвичей. В основном торгового сословия, но есть в романе и вырождающиеся дворянские семьи, и ученые, и адвокаты, и слуги и фабричные рабочие. Русские (в том числе старообрядцы), немцы, евреи, французы...

Боборыкин прежде всего бытописатель, роман полон мельчайшими подробностями одежды, мебели, архитектуры, описаниями жилых домов, лавок, театров, трактиров...

Большинство персонажей — явная сатира. Лишь немногие женщины описаны с симпатией.

Читать тем, кого интересует эпоха, и тем, кому важны мельчайшие детали старого быта.