Блог


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «witkowsky» облако тэгов
Поиск статьи:
   расширенный поиск »


Статья написана 15 апреля 2014 г. 14:19

Только больше не вывешу, увы. Это уже предел авторского права.

...................................................... ...................................................... ..............................

Они забрались на ковер, и тот медленно поднялся на метр от земли.

– А почему мы сразу на ковре не улетели? Забрались бы повыше, и – газу!

– Ночная аура источника. Она поглощает иномагию.

– Как это?

– Как вата в ушах снижает слух, так аура не дает магии развернуться на полную силу.

И действительно, плыли они самым медленным ходом. Зато тихо.

– А египетская тьма? Она на полную силу сработала?

– Египетская тьма не магия. Это химия. Алхимия.

Джой по-прежнему настороженно всматривался во тьму, и шерсть на спине нисколько не улеглась.

Санька достал рогатку, проверил мешочек с египетской тьмой. Видно, не придется всерьез пострелять из "Хеклера и Коха". Ну и ладно. Он даже почувствовал облегчение. Одно дело – банку консервную разнести вдребезги, мишень, и совсем другое – голову. Даже вурдалачью. Что ему вурдалаки сделали? Что, собственно, он вообще знает о вурдалаках?

Ан, нет, знает. Хотя бы то, что один вурдалак ждал их в засаде. Хорошо, у них и автоматы, и Джой, и египетская тьма, и сами они стрельцы.

Ковер выплыл из колодезного переулка. Еще бы главную улицу миновать.

Совсем недавно они с Корнейкой шли по ночной Норушке. Ночная Захарьинка была и похожа, и непохожа на Норушку. Тот же лунный свет, правда, луна чуть полнее. То же безлюдье – ну, это понятно, заполночь. Дома похуже, но и в Норушке не дворцы, есть и не лучше здешних. Бурьяна, правда, здесь столько, что в темноте лесом кажется. И все же в Норушке было совсем не страшно, несмотря на то, что ни одного огонька в окне, а в Захарьинке…

А в Захарьинке был свет! Только в одном домике, но сразу в трех окошках.

– Смотри! – но Корнейка уже опустил ковер на землю. Еще заметят – луна яркая, серебряная, не хуже фонаря, а маскировка из-за ауры, поди, не работает.

Дом с горящими окнами стоял на другом, не Норушкинском конце деревни. Им вовсе не было нужды туда идти, наоборот, путь домой лежал в противоположной стороне. Но как уйти, не узнав, почему светятся окна?

Да и разум подсказывал: возвращаться той же дорогой, которой пришли – опасно. Одна засада уже была, почему бы не случиться второй, посерьезнее?

– Пройдемся, – голос Корнейки звучал безрадостно. Ничего удивительного.

Они шли стрелецким шагом, спорым, но бесшумным. Ковер полз низко над дорогою. Кабы не бурьян, он совсем бы над землей стелился, было бы не видно, а так – со стороны, наверное, странно. Хотя – может, и не разглядеть его толком. Тот же бурьян и мешает.

Когда они поравнялись с домом, дверь распахнулась, и в светящемся проеме показался силуэт. Взрослый. Мужчина. И в руке держит пистолет.

Ковер улегся на бурьян и почти слился с ним – то ли маскировка действует, то ли расцветка такая камуфляжная. Еще и тучка пригасила луну. И бурьян примят, хорошо примят – похоже, совсем недавно во двор заезжал грузовик. С другой, не Норушкинской стороны. Там тоже была дорога, к Куницам, соседнему райцентру.

– Кто? – хрипло крикнул мужчина. – Кто здесь?

– Мы, – вежливо ответил Корнейка. – Я и Санька. Ребята. Санька – местный, а я на каникулы приехал.

– Ребята? А, да, вижу, – глаза мужчины привыкли к ночи. Или просто так сказал? Когда из светлой комнаты выскочишь наружу, не больно то видно. Хотя свет в доме не электрический, откуда. Керосиновая лампа.

– Что это вы ночью не спите?

– Заблудились немножко. А сейчас домой идем.

– Где ж вы живете?

– В соседней деревне, Лисьей Норушке.

– Это где?

– Да там, к западу, – показал рукой Корнейка. Не совсем точно показал, но ведь – заблудились.

Мужчина явно не здешний, раз не знает, где Норушка.

– Заходите, – позвал мужчина, пряча пистолет в карман. Видно, разглядел – два пацана, пятиклассники, в войнушку играют: автоматы он наверняка игрушечными посчитал. А тут он с пистолетом. Смешно получается.

– Нет, мы пойдем, спасибо. Поздно уже, дома ждут, – Корнейка говорил, как примерный отличник.

– Слишком поздно, – сказал мужчина. – Заходите, чаю попьете, поедите, если голодны…

– Костя, с кем это ты? – спросила женщина из глубины дома.

– Тут мальчики из соседней деревни, заблудились.

– Зови, пусть переночуют.

– Зову, а они не идут.

– Мальчики? – другой голос, совсем детский, девчачий. – Какие?

– Обыкновенные. Ну, все еще боитесь? – теперь мужчина обращался к ребятам.

– Нет, просто неудобно…

– Какие вы, однако, стеснительные. Давайте, давайте.

– Хорошо, – вдруг согласился Корнейка. Они подошли к калитке, и только теперь мужчина разглядел Джоя, который вышел из бурьянной тени.

– Ого! Вот почему вас родители отпускают! С ним, уверен, ничего не страшно. Он ученый?

– Вполне. Курс охранно-караульной службы сдал на «отлично», – Корнейка не уточнил, кому Джой сдавал экзамен.– Спокойно, Джой, спокойно.

Он открыл калитку, пропустил вперед Джоя, затем Саньку и лишь затем зашел сам.

Хоть и велено было Джою быть спокойным, но пес был от приглашения явно не в восторге.

– Ничего, если я попрошу оставить собаку во дворе? У дочки аллергия, астма.

– Ничего. Он не комнатный. Джой, место, – Корнейка показал на траву у крыльца. Джой не лег, не сел даже, но встал на указанное место, всем видом показывая, что он всегда начеку и с ним лучше считаться.

– Проходите в дом.

Санька посмотрел на Корнейку. Тот кивнул, отчего ж, мол, и не зайти.

А ведь прав мужчина, родители, наверное, меньше беспокоятся, раз с ними Джой. Если вообще беспокоятся. Жучары мороку нагнали густого…

В сенях Санька заметил пару лопат, грабли, тяпку – все новенькое, только из магазина.

В горнице на старом столе скатерть, простенькая, но тоже новая.

– Сейчас чайник согреем. У нас плита газовая, мигом закипит.

– А газ откуда? – спросил Санька, чтобы не подумали, что он – немой.

– Из города. Баллон, большой, надолго хватит. Мы вообще-то печью пользоваться решили, дрова запасаем. А еще зеркало-кипятильник, утром покажу. Большое, в метр. Оно лучи в фокус собирает, горячо! Чайник в четверть часа закипает. Экология! Вы садитесь, садитесь.

Стулья были старые, но крепкие.

– Мы этот дом по случаю купили. Очень дешево. У нас в университете электрик наследство получил, здесь, в Захарьинке. Оказалось – не нужен, слишком далеко от города. А нам подходит. У дочки аллергия, астма, а в городе летом асфальт раскаленный да бензин. Электрик предупредил, что деревня малолюдная, но после города чем меньше людей, тем лучше. Мы там в огромном доме живем, шестнадцать этажей, двенадцать подъездов. И весь район в таких домах. Утомляет, знаете ли. Третьего дня мы вещи сюда перевезли, а сегодня, вернее, уже вчера, сами приехали. За один раз все не влезло. Пошли было с соседями знакомиться, но никого не застали. Мы, правда, далеко и не ходили, устали с дороги. Пока сюда доберешься…

– Ты, Костя, представился бы сначала, – сказала женщина.

– Ах да, Константин Петрович Груздев, профессор, – церемонно сказал мужчина. – Это жена моя, Елена Ивановна, музыковед. А дочка уже спит…

– Совсем не сплю, – из комнаты показалась девочка. Обыкновенная девочка, чуть старше Саньки. Голубой халатик, тапочки. Ничего особенного. Худая только. – Меня Таней зовут.

– Санька я, – ответил Санька, привставая. Еще ножкой шаркнуть – и совсем молодой лорд Фуэнтрой.

– А я Корнейка, – в свою очередь представился Корнейка и в самом деле шаркнул ножкой. Получилось вполне естественно. Вот что значит хорошая школа.

– Да, не спится, – согласился профессор. – Второй час уже.

Часы на стене, большие, китайские, показывали десять минут второго.

– Нам все кажется, будто кто-то вокруг дома ходит. Кто, зачем… Может, это вы?

– Мы только сейчас подошли, – ответил Корнейка.

– Значит, кто-то еще. Может, собаки – кажется, глаза светились.

– Или олени, – сказала Таня. – Собаки бы гавкали.

– Ну, не обязательно. Во дворе сейчас такая собака сидит – лев, а молчит.

– Лев? Я посмотрю?

– Не стоит. Утром глянешь.

– Хорошо, – согласилась девочка печально. Про астму подумала, догадался Санька.

– Но все равно олени. Высоко глаза горели, таких собак не бывает. Мальчики, здесь олени водятся?

– Лоси водятся, – но Санька знал, что это не лоси. Вурдалаки. Хорошо, что Корнейка решил идти на свет. Умный он, подумал, что в Захарьинке могут оказаться люди. Теперь-то ладно, теперь они здесь. Отобьются. Сказать им про вурдалаков?

Санька осмотрел на Корнейку. Тот едва качнул головой. Не время, понятно. Таня, да и Елена Ивановна испугаются, запаникуют. Или хуже того, не поверят.

– Нет, не думаю, – покачал головой профессор. То есть лоси, наверное, тоже. Но есть и волки. Их сейчас развелось во множестве. Мы в экспедициях с ними уже встречались.

– В экспедициях? – Корнейка явно заинтересовался.

– Папа археолог, каждое лето ездит со студентами на раскопки, – пояснила не без гордости Таня. – Волки летом не опасные, ведь правда?

– Во всяком случае, для людей, – согласился профессор. – Но вам, ребята, гулять по ночам категорически не рекомендуется. Хорошо, что вы здесь, под крышей и за стенами. В Зарницу играли? – профессор показал на автоматы.

– Зарницу?

– Сейчас ее, наверное, по другому зовут. Военно-патриотическая игра.

– Не то, чтобы играем, – пробормотал Санька.

– А здорово научились делать. В мое время мы сами из дерева выстругаем шмайсер какой-нибудь, их проще всего было сколотить. Пэ-пэ-ша – уже шик, а Калашников шел по высшей марке. Как там наш чай?

– Сейчас посмотрю, – Елена Ивановна вышла из комнаты. Но Таня осталась.

– У нас в районе лагерь открывают, патриотический, – продолжил разговор Корнейка.

– Дело хорошее, если с умом. Но чтобы ночами играть, не годится.

– Да мы не в лагере, сами…

– Тренируетесь?

– Вы, я заметил, тоже с пистолетом, – Корнейка говорил шутливо, но почтительно.

– Зоркий глаз, – одобрительно сказал профессор. – Годишься в разведчики. А пистолет у меня есть. Патроны импортные, лошадь с ног валят. Все-таки место глухое, нельзя совсем без оружия.

– Нельзя, – теперь серьезно согласился Корнейка.

Газовый пистолет, понял Санька.

Вернулась Елена Ивановна с чайником.

– Раз ты все равно не спишь, накрывай на стол, – сказала она Тане.

Девочка подошла к буфету, достала чашки, сахарницу, вазу с печеньем и коробку чайных пакетиков.

– Заварочный чайник куда-то задевался, мы еще не все распаковали, – объяснила она.

– Да из пакетиков и удобнее, не один чай на всех, а каждый может выбирать по вкусу: индийский, цейлонский, даже кенийский чай есть, с клубникой, с лимоном, с ежевикой. Вы, Корней, какой предпочитаете? – обращение на «вы» у профессора получилось естественно. Оно и понятно – профессор!

– Мне кенийский, пожалуйста, – решился Корнейка.

– А вам, местный Санька? – повернулся к Саньке профессор.

– Мне этот… обыкновенный.

– Обыкновенного, к сожалению, нет. Не хотите ли индийского?

– Да… Спасибо. Если можно.

– Разумеется, можно, – он как-то особенно ловко разложил по чашкам пакетики, Елена Ивановна налила кипяток, который быстро стал превращаться в чай. Никакой магии, современные кулинарные технологии в действии, как любит говорить реклама.

– В этом году вы, профессор, в экспедицию не поехали? – полюбопытствовал Корнейка. Ну, просто историческое кино: ночное чаепитие на даче накануне падения Зимнего Дворца.

– Нет экспедиций. Денег в университете не нашлось, – вздохнул и развел руками профессор. – Однако я надеюсь, что лето не будет таким уж пропащим. Где-то поблизости должна пролегать Брюсова жила. Вы о ней ничего не слышали?

– А что это такое – Брюсова жила?

– О, это целая история. Много лет назад бывал в этих местах Яков Вилимович Брюс. Следил, как строится флот для войны с турками. И, между главными делами, открыл источник целебной воды.

– Минеральной, да?

– Минеральной, но уж очень замечательной. Но самое интересное другое: источник этот был тайно обустроен задолго до тех дней. Ему было, может быть, несколько тысяч лет – так, во всяком случае, считал Брюс.

– Несколько тысяч лет? И как он выглядел?

– Брюс не пишет, возможно, опасаясь врагов – а у него было много врагов. Или конкурентов. Он был человек оборотистый, и стал продавать целебную воду в особых флаконах черного стекла. Шла вода бойко, и Брюсу совершенно не нужны были конкуренты, потому он и скрыл место источника, или, как тогда говорили, водяной жилы.

Судя по всему, Яков Вилимович придал сооружению вид обыкновенного колодца.

– А дальше?

– Вскоре у Брюса появились другие, более важные дела. Вода же отчего-то помогать перестала – возможно, ее стали забирать не в Брюсовой жиле, а в ближайшем ручье. Сюда ездить в те годы было сложно, степь, близок Азов.

– А что – Азов? – не удержался Санька. У Пирога троюродный брат жил в Азове.

– Тогда на побережье Черного моря война шла с турками. Не ровен час под набег угодишь. Черноземная губерния была местом не вполне освоенным. На Дону казаки, а поодаль – и люд всякий, и зверье. Опасно. И дорого – концы немалые. А подделать воду торговцам зелья было и заманчиво, и выгодно, и просто. Но применяли Брюсову воду еще долго.

А недавно в Эдинбурге сыскался документ, прелюбопытнейший, из которого следует, что таинственный источник живой воды где-то рядом. Рядом с нами, не с Эдинбургом.

– А почему Эдинбург?

– У Якова Виллимовича в Эдинбурге жили родные, которым он время от времени слал и деньги, и письма.

– И, значит, Брюсова жила здесь, в Захарьинке?

– Здесь или поблизости. Поискать стоит. Я надеялся со старожилами поговорить, человеческая память крепче бумаги, но, похоже, их, старожилов, тоже поискать нужно. Ничего, завтра я…

Профессор не договорил: – во дворе завыл Джой. Хорошо, что Санька знал голос пса, иначе перепугался бы страшно. Он и сейчас перепугался, но в меру, по стрелецки: голову не подставлять, биться аккуратно, противник смертельный.

Таня побледнела, Елена Ивановна тоже, но Санька заметил, что на кратчайшее, едва уловимое даже стрелецкому взгляду мгновение на лицах обеих промелькнула досада. Мешают чай пить!

Женщины, женщины!

Профессор тоже побледнел, но чуть-чуть. Он вообще-то загорелый не по-городскому, так что бледность не очень и разглядишь.

– Видите? То есть слышите? – сказал он вполголоса. – Бродит кто-то. И явно не олень. На оленя ваша собака так выть не будет.

Профессор легко встал, подошел к двери, но открывать ее не спешил.

Все замерли, прислушиваясь.

– Волки? – слегка дрожащим голосом предположила Елена Ивановна.

– Похоже, – кивнул профессор.

– Волкам сюда не пробраться, – Таня всем видом показывала, что она нисколечко не боится. – Но, наверное, нужно собаку внутрь забрать? Эх, мальчики, если бы у вас было не игрушечное оружие, а настоящее…

– Оно и есть настоящее, – уверил Корнейка. – Лучше не бывает, – и он достал из кармана рогатку.

– А… – в голосе Тани Санька расслышал и разочарование, и облегчение. Конечно, если у мальчишек настоящие автоматы – это кошмар.

А волки под окном?

А вурдалаки?

– Рогатки, они против воробьев хороши, – с сожалением сказала Таня.

– Воробьи – птички невредные, пусть себе чирикают.

– Ладно, ребята, вы только осторожнее, своих не подбейте, – сказал профессор, доставая из кармана пистолет. Газовый, не газовый, выглядел он внушительно.

– Как можно – своих! Никак неможно.

Джой зарычал.

Профессор сделал еще один крадущийся шаг к двери. Таня и Елена Ивановна переглянулись. Корнейка зарядил рогатку чернильным орешком и выстрелил – в профессора!

Профессор среагировал мгновенно, вскинул руку с пистолетом и одновременно присел – но Корнейка предвидя это, взял ниже, угодив прямо в голову.

Елена Ивановна прыгнула на Корнейку, прыгнула мощно, далеко, вытянувшись параллельно полу.

Но Санька неотрывно смотрел на Таню. Доверчивость, испуг, смущение исчезли, вместо них на лице девочки проступал голод. Голод, больше ничего.

И это было хуже всего.

Как ни проворна была Таня, но стрелецкая выучка сказалась. Черное облачко окутало девочку еще в прыжке. Санька шагнул в сторону, иначе Таня непременно сбила бы его с ног.

Он оглянулся. Хозяева, все трое, были в плену египетской тьмы. Успел Корнейка, справился и с Еленой Ивановной.

– Да… – протянул он. Удивило Саньку лишь то, что он не удивился. Что-то и раньше казалось ему неправильным. Не что-то, движения: двигались хозяева, что профессор, что Елена Ивановна, что Маша уж больно хорошо, ловко. Так горожане да еще глубокой ночью, да еще после утомительного переезда не двигаются.

Корнейка сначала запустил Джоя в дом, и только потом обратился к Саньке:

– Сходили, называется, в гости…

– Они… Они кто?

– Наши хозяева? Вурдалаки, кто ж еще, – Корнейка старался успокоить Саньку, но нарочитая насмешливость не могла скрыть мрачности.

Джой переводил взгляд с профессора на Таню, с Тани на Елену Ивановну и назад. Видно было, что он не рад ни дому, ни вурдалакам, и хочет поскорее увести свое стадо подальше, в безопасное место.

Но существует ли оно, безопасное место?

Черное облако почти целиком окутало Таню, но и то, что было видно, не радовало: руки на глазах покрывались шерстью, превращаясь в лапы, сильные, когтистые лапы.

И это у девочки! Санька вздохнул, подошел к профессору. Профессор превращался медленнее. Наверное потому, что взрослый.

Корнейка быстрым движением подобрал пистолет, выпавший из руки – или уже лапы? – профессора.

– Давай-ка отойдем, – предложил он Корнейке. – Мало ли…

Санька с облегчением отошел. Стрелец, не стрелец, а смотреть, как люди превращаются в чудовищ, тяжело. Особенно если с этими людьми ты только что разговаривал, и они беспокоились о тебе, чаем угощали.

Корнейка выщелкнул обойму, посмотрел на патроны.

– Газовые?

– Серебряные, – он вставил обойму в рукоять, положил пистолет на стол. – Пора уходить.

– А… А они?

Корнейка только покачал головой, и погасил керосиновую лампу.

Осторожно, по половице они вышли из горницы в сени.

– Там могут быть вурдалаки. Вряд ли они станут на нас кидаться. Но если что – стреляй, не задумывайся.

– Из рогатки?

– Из чего сможешь.

Честный ответ. Смог бы он попасть из автомата в Таню? А орешком – запросто. Не убил ведь, да и не больно.

Корнейка без колебаний распахнул дверь на улицу. во дворе никого. Да и перед домом тоже.

Джой шел впереди, настороженно, но уверенно. Миновали калитку. Санька по деревенской привычке закрыл ее за собой.


...................................................... ...................................................... .................


Статья написана 14 апреля 2014 г. 13:45

Книга эта подростковая, пока что лежит у "Престиж Бук" в запаснике.

Поскольку интерес практически к любому творению В. П .Щ. налицо — выкладываю сюда странички две из этого романа.

…………………………………………….

Кружка молока, кусок хлеба – вот и весь завтрак. Объедаться стрельцу не след, тем более, что и кружка большая, двустаканная, и кусок изрядный.

Они пошли за сарай, в уголок двора. Там, за столиком на ножке-столбике, Санька любил читать книги про путешествия. Никого не видно, и кажется, будто ты один-одинешенек на необитаемом острове. Или плывешь на крохотной яхте в океане. Он так и прозвал это место – читальный уголок. Нет лучше места, чтобы рассмотреть клад.

– Посчитаем, состоятельные стрельцы, – Корнейка выложил находку. Узелок. Обычная тряпица, холщовая, как и не сгнила в земле за долгие годы. Магия? или пропитана чем-нибудь особенным?

Он спросил Корнейку.

– Ее прежде выварили в особом составе – сосновая живица, серебряная вода, корень ивы. Нетленная смесь.

Узелок-то узелок, а развязать не получалось. Хитро завязан.

– Давай, я ножик принесу, вмиг разрежем.

– Самое последнее дело – резать там, где следует распутывать. Я ж говорю, клад прятал человек знающий.

– А что будет, если все-таки разрежем?

– Мало хорошего. В школе про Македонского рассказывали, как он узел разрубил, Гордиев? И чем все кончилось?

– Нет, в школе не рассказывали. Пирог говорил. У него книжка есть, про всякие древние фразы, вроде Авгиевых конюшен, перейденного Рубикона. Гордиев узел там тоже был.

Корнейка сосредоточенно возился с узлом и, наконец, развязал его. В узелке лежал цилиндрик, обернутый вощаной бумагой.

Развернули и бумагу – просто, без хитростей. Оказалось – столбик монет Больших. С одной стороны герб с колосьями, с другой рабочий, бьющий молотом по мечу.

– Девять граммов чистого серебра, – прочел он на выдавленные на ребре слова. – Пятьдесят копеек – и серебро!

– Нэпманский полтинник, двадцать четвертого года.

– Хороший, – согласился Санька и, пошарив в кармане, вытащил полтинник современный. – Разве сравнишь? Смешно. Аж плакать хочется…

Плакать, не плакать, а контраст разительный. Старый полтинник большой, красивый, блестящий (Корнейка его еще песочком протер). Нынешний – невзрачный, блеклый, дешевый. Чтобы буханку хлеба купить, таких полтинников нужна горсть, еще и хватит ли… Никому и в голову не придет нынешний полтинник в землю прятать. Пустое дело.

Корнейка тем временем пропесочил все монетки до одной, а затем выложил их на стол. Четыре ряда по шесть монет. Две дюжины.

– А что мы с ними будем делать?

– Старое серебро, пусть и не очень старое, а все ж, да еще пролежавшее столько лет в земле – лучшая защита от ментоскопии.

– От чего?

– Мысли не дает читать. Не то, чтобы совсем не дает, а скрывает сокровенное. Если бы совсем не давало, худо, тут бы тебя и вычислили в момент. А так – читают, что ты-де не прочь покушать, или нос почесать, пустяковые, в общем, мысли. На уровне физиологии. Серебро серую ауру создает. Посмотрит кто – серенькие-серенькие ребятишки. Как кролики. Кто опасается кроликов?

– Получается, вроде дурачки?

– Вот-вот. Олигофрены в стадии легкой дебильности, говоря языком призывных комиссий. В армию годны, голосовать могут, – когда дорастут, рядовые полноправные граждане.

– Выходит, мысли читать можно? – Корнейка задал долго мучавший его вопрос.

– Можно, хотя и сложно. Разрушает мозг и читающего, и читаемого. Не сразу и не весь, а все ж… Черные маги, правда, того не боятся, переводят разрушение с себя на кого-либо третьего. Другое дело, что энергии мыслечтение требует немеряно, и поэтому даже черные маги прибегают к нему редко. Но лучше не рисковать.

– При себе, что ли, монеты носить?

– На себе, – поправил Корнейка.

Он достал из бездонных карманов шорт (поди, магия) клубочек черного снурка. Раз – и продел снурок сквозь полтинник. Получилось вроде серебряной олимпийской медали. Протянул Саньке:

– Носи, только под футболкой. А то разговоры пойдут, и вообще…

Сделав другой медальон он повесил его на себя, третий – на Джоя.

– А что, Джой…

– Конечно, думает. Не так, как люди, конкретнее, образней. Врагу читать его мысли тоже не след.

Сделав еще три медальона – Наташе, Равилю и Пирогу, оставшиеся монеты он опять обернул вощаной бумагой, затем тряпицей, завязал узелком, а узелок спрятал под сарай, где старая доска отошла.

– А как ты снурок сквозь железо, то есть сквозь серебро продел?

– Сверлить жалко, больно структура хороша, сложилась на славу. Пришлось узел в четвертом измерении завязать. Ничего сложного, если навык есть.

– Да, – вспомнил Санька, – я в цирке видел похожее.

– Почему нет? Наш брат часто в цирке работает. Где умный человек прячет лист? В лесу. В цирке магу раздолье: чудесам никто не удивляется, принимают, как должное. Да еще разъезды повсюду, встречи. Чем не работа?

– А как же разоблачения?

– Разоблачения?

– Я видел по телевизору, как разоблачают фокусы.

– О, это целое дело – придумать сложное объяснение простому волшебству. Пока не придумаешь, показывать публике не моги!

Заданий сегодня не давали: отец остался дома, мать тоже. Норушкинцев попросили пока на стройку не ходить. Вот отдадите паи, тогда…

Но отсутствие работы отца не огорчало:

– Ничего, Санька, немножко отдохну. Начнется строительство в Норушке, тут уж не до роздыхов, вкалывать будем от восхода до заката.

– А что, решено дело?

– Как же не решено? Работы в районе никакой, а тут, можно сказать, счастье само в двери ломится. Кем нужно быть, чтобы отказаться?

– Нам рассказали – техника новейшая, космические разработки. Ни одна молекула не просочится наружу. Оно даже и не выгодно – терять ценный продукт, – поддержала мать.

– Что ж они такой расчудесный завод дома у себя не строят, там, где живут?

– Давно уже построили, нам фотографии показывали. А продукцию на своих фермах и потребляют. Выгоднее еще один завод выстроить здесь, чем возить через океан груз, дорог ныне перевоз.

– Разве фотографии, – не стал спорить Санька.

Что спорить? Ясно, уговорили. Легко уговаривать, когда человек – здоровый, сильный, работящий не может месяцами найти работы. Не стало-де ее. А вдруг потому и не стало, чтобы соглашались на все? Хорошо, что завод белково-витаминный. А делал бы газы ядовитые, все равно бы согласились, пусть неделей-другой позже. Делают же атомные бомбы. Ладно, бомбы для обороны всей страны. А эти витаминные концентраты – чтобы скотина росла быстрее. Счастье-то какое…

– Видно, блицкриг почти свершился, – сказал Корнейка, когда они вернулись в читальный уголок. – Все на всё согласны.

– Похоже. Но можно ли что-то изменить?

– В сказках, книжках дело было бы совсем простое. Найти какой-нибудь волшебный предмет – Чашу Зеленой Ртути или Масленку Великого Механика, все бы само собой и уладилось. Увы, мы в другой книжке. Здесь такие фокусы не пройдут. В кустах не рояли – волки!

– А что, есть она – Масленка Великого Механика? – загорелся Санька.

– В музее она, да толку-то... Масленка здесь не причем.

– Что-нибудь другое поможет?

– Думаю, брат Санька, думаю. И ты думай. Условия следующие. Дано: под видом завода белково-витаминных концентратов в Рамонском районе создается плацдарм для вторжения существ иномирья. На их стороне деньги – раз, обещание работы на фоне повальной разрухи два. Против них… – тут Корнейка задумался.

Так что – против? – спустя минуту спросил Санька.

– Это и есть искомое. Казалось бы, против сам факт перерождения человека в биопридаток. Но беда в том… – и Корнейка опять замолчал. Потом продолжил:

– Беда в том, что они и сейчас не самостоятельны. Что начальство велит, то и делают. И единственная мечта подавляющего большинства – о добром начальнике. Подавляющего – это не для красоты говорю. Задавят всякого, кто поперек мечты встанет. Этим и пользуются…

– Жучары, – вставил Санька.

– Жучары? Годится. Пусть жучары. Они обещают работу, уверенность в завтрашнем дне. Завод – это тебе не ларек, завод всерьез и надолго. И человеку кажется, будто у него и выбора-то никакого нет, еще и поспешить нужно, чтобы местечко получше занять. Завод для него – остров для потерпевшего кораблекрушение. Нужно плыть к нему, а что там на острове – людоеды, пустыня или рай земной, видно будет. Написано-то «Рай», и пребольшими буквами.

– Значит, выхода нет?

– Как знать. Они, жучары – не совершенство. Торопятся. Считают, что уже победили. Не могут удержаться.

– Удержаться?

– В Чирках пропали пять человек. Детей. У каждого есть отец, мать – вот уже десять потенциальных противников жучар. Да еще дяди, тети. Завод заводом, но дети тоже пока еще кое-что значат. По крайней мере, свои дети.

А если и другие люди поймут, что опасность – смертельная опасность – грозит и остальным детям, каждому, здесь и сейчас, то, может быть, и воспротивятся тому.

– Может быть? Да ради детей все, как один, встанут против.

– Это ты книг начитался, брат Санька. А в книгах пишут часто не о том, что есть или было, а о том, как должно быть. Жизнь же книг не читает. Нужно узнать, что случилось с пропавшими. Узнать и рассказать всем. Это – шанс.

– Узнать?

– Именно.

– Жаль, вчера, когда в Чирках были, не сообразили. А то глядишь, чего-нибудь, да узнали б.

– Мы и узнали. Пропали ребята, пять человек, но их в округе никто не ищет. Убежали, да и убежали. Разослали – или еще не разослали – приметы, фотографии, пусть транспортная милиция старается.

– А если и в самом деле убежали?

– Впятером? Без подготовки? Они бы непременно что-нибудь с собою взяли – рюкзак, одежду, продукты, деньги. Если, конечно… Да, есть и такой вариант.

– Что уехали?

– Что убежали. И бежать пришлось настолько срочно, что было не до рюкзаков с продуктами.

– Еще и коробочки дурацкие.

– Да. Плохой признак.

– Чем же плохой?

– Обычно ведь как: собираются ребята – мяч погонять или просто… И если кого-то нет день, другой – сразу вопрос: а где Колька или Мишка? Что-то их не видно? Пойти, проведать, что ли?

Когда ж все по домам сидят, коробочки до потемнения в глазах лепят, тут совсем другое.

– То есть…

– Мы знаем о пропаже пяти человек. Но сколько их пропало на самом деле?

– Эй! Доброе утро! – Пирог обогнул сарай и шел к ним. – Вы прямо как Лазарчук и Успенский – роман сочиняете.

– За сравнение спасибо, – сказал Корнейка. Наверное, знал, кто такие Лазарчук и Успенский. – Садись и ты, – и он кратко, но ничего не упуская, рассказал Пирогу свои догадки о пропавших ребятах и о заводе.

– Я об этом тоже думал, – сказал Пирог. – Пропавшие вписываются в теорию Маугли.

– Как это? – удивился Корнейка.

– Маугли попадает в стаю к волкам, и они его воспитывают волком. Так в книжке у Киплинга. А я еще читал, что и в самом деле подобное бывает. Амала и Камала в Индии, Том Вульф в Канаде. А если эти наши мухоиды…

– Жучары, – поправил Санька.

– Жучары берут к себе детей, чтобы воспитать их на свой жучиный лад? Маугли, он ведь все твердил, что он не человек, а волк. Вот и этих превратят в волков, то есть в жучар. Главное, что они будут искренне считать себя иными. Жучарам маугли, наверное, пригодятся – чтобы не за страх, а за совесть работали на их жучиные дела.

– Идея хороша, – сказал Корнейка.

– Маугли, он же совсем маленьким был, несмышленышем, а пропали-то – как мы, – подумав, возразил Санька.

– Ну, так и жучары не волки. Память сотрут, или подменят, – не сдавался Пирог.

– Да, кстати о памяти, – Корнейка достал полтинник на снурке.– Медальон создает серую ауру, чтобы мысли жучарам и прочим шведам не выдавать.

Пирог внимательно осмотрел полтинник.

– Серебро, значит, защищает?

– Старое серебро особенно.

– То-то прежде кресты серебряные ценили, ладанки, что от дедушек доставались.

– Вполне вероятно.

Пирог повесил медальон на шею и без подсказки спрятал под майку:

– Маскироваться, так маскироваться. А то не нужно и никакого чтения мыслей устраивать – носишь серебро, значит, тебя-то мне, голубчик, и нужно.

……………………………………………………………


Статья написана 13 марта 2014 г. 11:01

ВНИМАНИЮ ТЕХ, КТО В МОСКВЕ ЖИВЕТ — ИЛИ СЛУЧАЙНО ОКАЗАЛСЯ В НЕЙ В ЭТИ ДНИ.

14-ГО МАРТА 2014 ГОДА, В 18.30, В ПОМЕЩЕНИИ ЛИТЕРАТУРНОГО МУЗЕЯ (ТРУБНИКОВСКИЙ ПЕРЕУЛОК, ДОМ 17) СОСТОИТСЯ ТВОРЧЕСКИЙ ВЕЧЕР ЕВГЕНИЯ ВИТКОВСКОГО, ПОСВЯЩЕННЫЙ ВЫХОДУ ЕГО ДВУХТОМНИКА ИЗБРАННЫХ ПОЭТИЧЕСКИХ ПЕРЕВОДОВ:

"ВЕЧНЫЙ СЛУШАТЕЛЬ. СЕМЬ ВЕКОВ ПОЭЗИИ В ПЕРЕВОДАХ ЕВГЕНИЯ ВИТКОВСКОГО". МОСКВА, "ВОДОЛЕЙ", 2013.

В ПРОДАЖЕ — НЕСКОЛЬКО ПОСЛЕДНИХ ЭКЗЕМПЛЯРОВ КНИГИ.

ВЕЧЕР БУДЕТ ЗАПИСАН И ВЫЛОЖЕН В СЕТЬ.

ВХОД СВОБОДНЫЙ И БЕСПЛАТНЫЙ.


Статья написана 20 февраля 2014 г. 04:38

Поскольку первые два тома шеститомника готовы окончательно, сообщаю их состав:

Михаил Первухин. Собрание сочинений. Том первый:

Вторая жизнь Наполеона. Роман.

Колыбель человечества. Повесть.

Зеленая смерть. Рассказ.

Зверь из бездны. Рассказ


Михаил Первухин. Собрание сочинений. Том второй:

Изобретатели. Роман.

Машина Босса. Рассказ.

Морские рассказы:

Морские волки

Человек за бортом

Кошмар

Тайна

Речные пираты

Пьяный корабль

Кули

Меж двух огней

На маяке

Огонь

Рябой Том

Боцман

Четвероногий мститель

Долги моряков


В третий том войдут, вероятно, исключительно рассказы Первухина о воздухоплавании.


Статья написана 30 декабря 2013 г. 18:27

Сегодня, 30 декабря 2013 года, исполняется 85 лет со дня смерти в риме большого русского писателя Михаила Первухина (1870, Харьков – 1928, Рим; умер от туберкулеза), основателя жанра «альтернативной истории» в русской литературе: его замечательный роман «Вторая жизнь Наполеона» дал в России толчок развитию этого пулярнейшего в наше время жанра.

Издательство «Престиж Бук» подготовило к печати первые три тома Собрания Сочинений Михаила Первухина в серии «рамка».

В них войдут:

Том 1. Вторая жизнь Наполеона. Роман. Колыбель человечества. Повесть. Зеленая смерть. Повесть.

Том 2. Изобретатели. Роман. Рассказы о морских приключениях.

...................................................... ..........................................

Том 5. Пугачев-победитель. Роман.

В процессе подготовки находятся еще два тома, состав которых будет определен в ближайшее время.

В память о большом писателе размещаю здесь небольшой отрывок из его ныне совершенно неизвестного читателю романа «Изобретатели», некогда изданного в Румынии. Действие романа явно происходит в США около 1920 года. Об "итальянском характере" Первухин писал с натуры: последние 20 лет жизни писатели провел в Италии (кстати, ему мы обязаны классическими переводами произведений Эмилио Сальгари).

МИХАИЛ ПЕРВУХИН. Из романа «Изобретатели», Бухарест, 1924

……………………………………………………………………………………………….

Вечером, когда мы собрались в столовой о визите четы Дальман почти никто уже не вспоминал. Только Кречетов вскользь бросил Бартелю:

– Дальман дал мне схематический чертеж только что изобретенного каким-то простым итальянским слесарем механического сверла. Итальянцы называют это сверло „круглою пилою“, хотя термин не очень-то точен. Но изобретение удивительно остроумно: сверло сравнительно легко берет самую твердую сталь.

– Знаю! – отозвался немец. – И поступил чисто по-итальянски: принялся за тайную фабрикацию – чтобы продавать этот инструмент специалистам по взламыванию несгораемых касс.

Ужинали молча. Бартель проглядывал привезенные с собою из города свежие газеты.

Внезапно его лицо налилось кровью, верхняя губа поднялась кверху, обнажая крепкие желтые зубы, глаза засверкали, и ударив кулаком по столу, он яростно крикнул по-немецки:

– Да будет ли этому конец, о, дьявол?!

– Конец когда-нибудь будет всему! насмешливо отозвался Лафарж. Но ты это о чем?

– Поляки, безмозглые поляки грабят и душат Германию, и... и Германия должна покорно подставлять выю. Ведь, она – побеждена. Она разгромлена. Горе побежденным!

– Закон природы! сухо отозвался Кречетов. – Горе побежденным. Так было, так будет.

– Поляки! Поляки! гремел Бартель. О, Господи!

Потом он накинулся на Кречетова:

– Закон природы, говоришь ты? Ну, ладно! А если мы, немцы, когда-нибудь размотаем тот узел, который вы нам накинули на шею, и приобретем какое-нибудь новое могучее оружие для истребления наших врагов, и на месте Польши оставим только мокрое пятно, что вы тогда скажете?

Я лично скажу то же самое: горе побежденным. Закон природы.

– И... и будешь оплакивать несчастную участь польского народа?

– Не очень! – холодно ответил Кречетов. – Не вижу причин питать особые симпатии к полякам.

– Так отчего же вы, черт бы вас всех побрал, не хотите поделиться со мною...

– Бартель! – предостерегающе кинул ему Кречетов.

– О-о! – застонал немец. Казалось, еще мгновенье, и он заплачет от ярости. Но ему удалось справиться со своим волнением, и через минуту он проворчал угрожающе:

– Но мы добьемся своего. Если не добьюсь я, потому что вы – эгоисты, – то добьются другие. Сотни и тысячи людей лихорадочно работают над разрешением этой задачи. Миллионы людей только и живут мечтою о мести. И рано или поздно, но час расплаты настанет, настанет.

– И даже, вероятно, очень скоро! – пробормотал, хрустя пальцами, Лафарж. – Так называемая «мировая война» была только первою из целого цикла великих войн. Ничего не поделаешь... А Кречетов прав: горе побежденным.

В свои слова он вложил какую-то особую горечь, и у меня мелькнула мысль, что он и себя относит к этим побежденным.

……………………………………………………………………………………………….





  Подписка

Количество подписчиков: 269

⇑ Наверх