Язык у Алексея Толстого всегда прекрасен. Идет ли речь о жизни в до-петровской Руси, или о жизни маленького мальчика Никиты (кстати: думаю, не одному мне мир глазами Никиты Толстого напоминает воспоминания Джерри Даррелла?.. Такая же свежесть восприятия, все увидено как будто в первый раз — обыденные вещи, которых взрослый не замечает, показаны настолько зримо, сочно и вкусно, что удовольствие от книги — незабываемое.

Можно по-разному относиться к идеологии творчества А. Н., но даже те, кто его не любит, признают его несомненный писательский талант).

И в детской сказке типа «Буратино» мир — такой же зримый. Так же сочно выписанный; можно сказать, «вещный». Плюс ехидная авторская усмешка.

«Буратино сказал:

-- Пьеро, катись к озеру, принеси воды.

Пьеро послушно поплелся, бормоча стихи и спотыкаясь, по дороге потерял крышку, едва принес воды на дне чайника.

Буратино сказал:

-- Мальвина, слетай-ка, набери веток для костра.

Мальвина с укоризной взглянула на Буратино, пожала плечиком -- и принесла несколько сухих стебельков.

Буратино сказал:

-- Вот наказание с этими, хорошо воспитанными...»

Вот такой прелестной иронии, колкой и едкой, мне зачастую не хватало в так называемой «взрослой» литературе. Простая сказка для шести- семилеток дает фору многим серьезным и почтенным классикам...

Что вы там говорите? «Пересказ Коллоди»? Да нет же: у итальянского сказочника повествование строго эпическое, там важно не КАК, а ЧТО. Вот, к примеру, типичный отрывок:

«Когда они вошли в город, Пиноккио увидел на улице множество облезших собак, зевавших от голода; стриженых овец, дрожавших от холода; кур и петухов без гребешков и бородок; больших мотыльков, не умевших летать, так как они продали свои разноцветные крылышки; павлинов, лишенных хвоста и готовых от стыда провалиться сквозь землю, и фазанов, оплакивавших свои блестящие золотые перья, заложенные в ломбарде. Мимо всех этих попрошаек и стыдливых нищих то и дело проезжали барские кареты, в которых сидели или Лиса, или Сорока-воровка, или какая-нибудь хищная птица»...

Просто перечисление, суровое, без улыбки, довольно-таки равнодушное. Выкинь автор из этого абзаца кого угодно — хоть павлинов, хоть фазанов — мало что изменится. Здесь нет героев (пусть даже третьестепенных), которые создают антураж. Описания Города Дураков — сами по себе, персонажи — сами по себе; Коллоди не собирался делать из всего этого единую, цельную картину, у него была другая задумка. (Нет, вы не подумайте, я очень люблю «Пиноккио». В свое время даже написал на него хвалебный отзыв. Но «Буратино» — это еще больше, чем любовь. Это — впечатления детства, эфемерные, с трудом облекаемые в слова. Потому и ценны).

Толстой делает из мрачноватых описаний Коллоди замечательный сатирический пассаж. Когда читаешь про Страну Дураков, запоминаются не бедняки и не богатеи, а — вот этот полный иронии голос автора за сценой, что «опускает ниже плинтуса» и тех и других, ставя всё на свои места:

«Была уже середина ночи, но в Городе Дураков никто не спал. По кривой, грязной улице бродили тощие собаки в репьях, зевали от голода: -- Э-хе-хе...

Козы с драной шерстью на боках щипали пыльную траву у тротуара, трясли огрызками хвостов. -- Б-э-э-э-э-да...

Повесив голову, стояла корова; у нее кости торчали сквозь кожу. -- Мууучение... -- повторяла она задумчиво.

На кочках грязи сидели общипанные воробьи, -- они не улетали -- хоть дави их ногами... Шатались от истощения куры с выдранными хвостами... Зато на перекрестках стояли навытяжку свирепые бульдоги-полицейские в треугольных шляпах и в колючих ошейниках. Они кричали на голодных и шелудивых жителей: -- Пррроходи! Держи пррраво! Не задерррживай!..»

Единственное, что я Алексею Николаевичу — наверное — не прощу, так это его ехидные «подколки» в адрес русского романтизма. «Голубая героиня» Мальвина, которой посвящал свои баллады Жуковский (и даже молодой Пушкин!) превратилась в... куколку-«фифочку». И теперь уже невозможно не расхохотаться, читая про «горький удел» девушки с таким именем, например, у И. Козлова. Или еще какого-н. поэта той поры. Вы, Алексей Николаевич, этого и добивались, не правда ли? Ну так вы этого добились — р-романтическая Мальвина умерла и похоронена. А синеволосая кукла обречена на бессмертие! (Глючно, но факт).

...Еще мысль вслух: а ведь если бы не вездесущий интернет — кому сейчас, sempre, могло прийти в голову, что Пиноккио стал настоящим мальчиком, а Буратино «остаётся големом»? (или — попадает в «кукольный рай», который = прообраз коммунизма. Об этом, например, писал Марк Хукер — и, само собой, сел в лужу). Мораль книги, разумеется, другая: не так важно, что все вокруг считают тебя «деревянным» — главное, что сердце у тебя человеческое. Вспомним Страшилу, Дровосека и других героев классической детской литературы. У них, как вы помните, тоже на самом деле все было: и ум, и доброта, и храбрость; они просто не до конца верили в себя.

Как написано в Википедии, Буратино не изменяет своему облику и характеру до конца сюжета. Он останавливает все попытки его насильно перевоспитать. Несмотря, что не меняется внешне — становится более общительным и начинает ценить дружбу. Мне кажется, эта мораль — тоже не такая уж плохая. Не лучше и не хуже, чем финал сказки Коллоди («Какой я был смешной, когда был деревянным! И как я счастлив, что теперь я настоящий мальчик!») Всякому овощу — свое время; всякая мораль (христианская ли, атеистическая) по-своему хороша.

NB Между прочим, классическими иллюстрациями к этой сказке являются по праву... нет, не рисунки Владимирского, как вы подумали. Они слишком, на мой взгляд, яркие и цветастые, слишком уж «детские» и мультяшные... слишком современные, в конце концов (ну не могло быть у героя сказки 30-х годов — таких «шортиков«!)

КЛАССИЧЕСКИЕ иллюстрации к «Буратино» — это рисунки Аминадава Каневского. Я очень рад, что у меня в детстве была книга именно с ними (кстати, обложка, датированная 1977-м годом — это, кажется, она и есть); а сейчас это уже библиографическая редкость... но, может, кто-то всё же помнит?..

Так, вроде бы, если посмотреть — чем эта сказка отличается от большинства современных фэнтези? Формально — ничем: другой мир (то, что это мир, куда попадаешь после смерти, не противоречит фэнтезийности — вспомните «страну Аслана» у К. С. Льюиса), борьба с Тенгилом, который, в общем-то, вполне подходит под определение «тёмного властелина», да и чудовище, служащее ему, относится к виду, самому распространённому в фэнтезийных произведениях... Разумеется, злодей «что посеял, то и пожал», хотя и добрые герои при этом заплатили страшную цену...

Так что же это? Обычная фэнтези? Нет. И даже не сказка. Это очень скупое и жёсткое, реалистическое произведение о детях, которым... нет, не «приходится рано взрослеть» (слава Богу, Линдгрен обходится без подобных штампов — ибо она гений) — просто жить в стране с несправедливой властью... И тут вдруг (перечитывая картины жизни в Шиповничьей долине) ловишь себя на мысли: «Какой ещё к чёрту «тёмный властелин», когда тут на фашизм такие прозрачные намёки!»

Очень мало сказочного в этом романе. Очень много реалистичного. Юнатан и Карл борются не за какую-то там «безумно красивую» действительность, которую «было бы жаль, если бы она погибла» — нет, за обычную совершенно жизнь; даже не за «простые радости быта» (искупаться в озерце, порыбачить с моста, вернуться в дом, где всё всегда на месте) — за нормальную для каждого человека р у т и н у. Просто потому, что если и её отнимет Тенгил — что же тогда останется?

Произведение цепляет именно своей простотой и неприхотливостью (тогда как ВК Толкина — тоже, в общем-то, «сказка о войне» — цепляет, наоборот, предельной поэтичностью и влюблённостью автора в мир. Тут эта влюблённость тоже, вероятно, есть — но вынесена за скобки. И это лишний раз доказывает, что книги настоящих писателей, а не графоманов, могут быть равны друг другу по идее... именно потому, что не копируют друг друга, а друг с другом спорят).

Не то, чтобы я очень любил именно эту книгу Линдгрен. Сказки о Карлсоне и Пеппи мне кажутся гораздо «теплее» по атмосфере, и поэтому как-то ближе (вообще скандинавские писатели — мастера юмора, это правда). А эта вещь — серьёзная, суровая... но её достоинство в том, что сюжет располагал к очередной истории о «бравых кибальчишах, всех злодеев победивших» — и книга не превратилась в такую историю, Линдгрен избежала соблазна.

P. S. Вот что зацепило, ещё в 14 лет (но тогда я не придал этому особого значения):

«И в этой вспышке я увидел Катлу.

Я у в и д е л К а т л у.»

Казалось бы, просто фраза вразрядку написана... а само чудовище нарисовано на предыдущем развороте, и оно совершенно не страшное, просто уродливое... Но мне БЫЛО страшно — от этой фразы...

Одна из самых впечатливших меня книг в конце 90-х — в ту пору, когда отечественная фэнтези пребывала в определенного рода кризисе, и наши авторы понемногу переходили на киберпанк с космобоевиком. Книга, переведенная с английского, но написанная русским по происхождению автором. Книга, не уступающая знаменитой артуриане Мэри Стюарт. Книга, которую физически трудно читать — без определенного усилия не поймешь, о чем вообще речь; но это окупается стократ...

Книга, издававшаяся у нас (к сожалению) только один раз. Продолжения которой так и не последовало, хотя это всего лишь первая треть истории.

О чем же эта история? Сказать, что об Артуре, было бы неправдой — к моменту, когда начинается действие, он уже не одну сотню лет как умер.

Сказать, что о Мерлине, тоже неверно — ибо, хотя он и является главным героем, это не совсем тот Мерлин, которого мы знаем по классической легенде. Мудрый старый друг и советник некогда могущественного короля в свое время тихо-мирно скончался, а теперь... переродился в новом облике — молодого поэта Мирддина, хранящего в памяти смутные воспоминания о своем славном прошлом (изредка они воскресают, как видения, «прямая телепатическая связь с Вечностью» — и трудно понять, где перед нами собственно история героя, а где — его эксурсы в глубину собственной памяти. Тем более, что это не единственная из его прошедших жизней, упоминаемая в романе).

Может быть, это история о Риме и Британии, об их непростых отношениях в ту эпоху... о взаимопроникновении культур, в общем?

Тоже нет. Римский солдат Руфин, безусловно, один из самых трогательных образов романа (не в смысле пустой сантиментальности — а единственно в смысле глубокой лиричности, скрытой под внешним слоем грубоватости и угловатости), но он не играет такой уж большой роли в романе, оставаясь по большей части на заднем плане и оттеняя Мирддина, как центральный образ.

«Так о чем же этот роман?» — спросят у меня. Где общий знаменатель, к которому можно привести пост-артуровскую Британию, разрозненные и малопонятные (на первый взгляд) видения ГГероя, пришельца из далекой империи и собственно войну с саксами (которая и является сюжетом романа)?

Отвечу: этот общий знаменатель — поэтическое вИдение мира, присущее (по мнению автора) кельтам как народу (а не только бардам!), и именно оно отличает их от врагов — саксов, данов и прочих германцев.

Мировоззрение врагов (остановимся пока на нем, о бриттах я скажу чуть позже) выписано вполне себе отчетливо. Конунг Беовульф, к примеру, в романе изображен как умелый воин и одаренный полководец — но, тем не менее, он видит мир более чем упрощенно: посредине — наша с вами земля, где «все плохо», потому что идет вечная война, внизу — ад (Хель), где «все плохо» по определению... и вверху — Вальгалла, которая тоже, мягко говоря, не рай (там правит Грима-Скрытый: жутковатый бог зимы, покровитель висельников). Это не три разных мира, по сути — это одна плоскость.

Для Мирддина вообще не существует понятий «на плоскости» и «в пространстве». Его мегавселенная — это... Ну, представьте себе ребенка, попавшего в сад. Увидит ли он стройные ряды кустов, цветов и т.д. — или для него каждый куст уже будет целым миром (в котором есть не только сам этот куст, но и мошки, муравьи, ползающие вокруг... и кусочек древесного корня, «из другого универсума сюда забредший»...) В глазах древнего барда (да и вообще кельта) мир дискретен — вот в чем весь фокус. Он — не единое (большое) целое, но — множество «микроскопических целых». И в этом — ключ к пониманию (и правильному чтению) романа.

Не так уж важно, будут ли читателю понятны ВСЕ мифологические отсылки в романе (кое-что можно понять из комментариев переводчицы — Н. Некрасовой; кое-что — нет: например, кто такой Аваггду? Для героя почему-то тайна этой личности чрезвычайно важна... а мы ведь ее не знаем! Или: в чем смысл учебы у Великого Лосося?.. Загадки, загадки...) Но постепенно перестаешь обращать внимание на все эти тайны; сам авторский прием — множество фрагментов разных историй (иногда уместившихся в одну строчку или даже одно слово (имя), каждая из которых одинаково важна (и не менее важна, чем основной сюжет — война с саксами)... постепенно этот прием уже становится привычным, воспринимаешь его как что-то, само собой разумеющееся — и постепенно научаешься сквозь «наложенные друг на друга пунктирные линии» различать основной сюжет.

Этот сюжет, конечно, не «кто победит — наши или не наши?» И не о том, как «пришел Король» (нет, не Артур — Мэлгон! Хотя автор и сближает два этих образа...) История, рассказанная Н. Толстым — о том, как столкнулись по-своему примитивное, но глубоко от корней народа идущее, миросозерцание кельтов — и (тоже по-своему примитивное, но уже гораздо более конкретное, а значит, и более активное, во многом жестокое) вИдение мира их врагами. И о том, как «неактивное» на первый взгляд миросозерцание выстояло в этой схватке. И не только выстояло, но и победило.

Казалось бы, «что нам Гекуба»? Зачем читать о таких бесконечно далеких от нас вещах?

Видимо, по мнению автора, они все-таки не такие уж далекие. Вспомним, к примеру, совсем другую книгу, в другое время написанную — «Танцоров на Краю времени» Муркока: ведь краевременцы тоже «вынесли за скобки» обычное сознание, они способны радоваться любой вещИ (как чему-то неповторимому) — но не вещАМ, вместе взятым...

Так воспринимают жизнь безумцы... и, наверно, поэты. А еще — так воспринимали ее наши предки...

Фэнтези? Да — если понимать фэнтези как реконструкцию (+ осмысление в современном культурном контексте) древнего мифа.

Самая лирическая и поэтическая часть трилогии. «Братство Кольца» — там была жизнь простых людей (извините, хоббитов!), и «красивостей» поэтому очень мало (точней, они есть, но автор скупо «вкрапляет» их в текст: всего двумя-тремя штрихами обрисована «душа» Вековечного леса — милая и нежная Золотинка. Лот-Лориэн — увядает, мы видим его не весной, а осенью, даже — под самый конец осени. И остается только гадать, каким предстал этот лес Арагорну и Арвен в пору расцвета их любви. Толкин — умный писатель: некоторые вещи, будь они хоть сто раз кавайны и поэтичны, он не «озвучивает» напрямую, пряча в подтекст).

А вот «Две твердыни» написаны иначе. Во-первых, одни энты чего стоят: не просто «ходячие кусты» (как могут подумать те, кто знает сюжет в основном по фильму). Энты — по сути, те же люди, просто умно и глубоко чувствующие природу. Тут уже Профессор не стесняется, по полной программе излагает вслух свое романтическое вИдение действительности. Самый трогательный образ из них из всех — это, конечно, Брегалад с его немного «торопливой» манерой думать и говорить (а вы никогда не встречали таких людей?..) И с его тоской по погибшим ря бинам...

NB В фильме, кстати, упущена одна важная деталь: первое, что увидели хоббиты при встрече с Древнем, были — глаза.

«Пин потом чaсто пытaлся припомнить их въяве: «Вроде кaк зaглянул в бездонный колодезь, переполненный пaмятью несчетных веков и долгим, медленным, спокойным рaздумьем, a поверху искристый блеск, будто солнце золотит густую листву или мелкую рябь глубокого озерa. Ну вот кaк бы скaзaть, [нечто] до поры дремaло, ...и вдруг пробудилось и осмaтривaет тебя тaк же тихо и неспешно, кaк издревле рaстило сaмого себя».

(При современном уровне развития компьютерной графики, показать это все на экране — пожалуй, не так трудно, как сперва кажется. Да и Джексон вовсе не бездарь — после первого и второго «Хоббита» я в него поверил, вижу, что это хороший режиссер ;)) Но... почему-то в фильме мы так и не увидели важнейшую подробность облика энтов...)

Потом еще есть королевский двор Рохана, пребывающий в упадке, однако — contra spem spero! — не умерший окончательно. (Такое хорошо было читать в 90-е, ибо вселяло надежду: если уж Теоден и его люди выкарабкались из черной пучины безысходности, то мы — и подавно сможем).

Эомер и Эовин — прекрасно выписаны (она — «нежная и холодная», как перевела Маторина. Но «холодная» не в смысле бесчувственная, а просто очень-очень сдержанная. Суровая, как и сама жизнь в этом довольно диком краю. И все-таки — «нецивилизованный», но живой, естественный Рохан я предпочту излишне утонченному, пышному, высокомерному Гондору).

Теоден — опять же, показан не так, как в фильме (там он был одержим, а тут — просто заблуждался, пребывал в унынии, потому-то и «наломал дров». Но — вовремя понял свою ошибку. Как знать, возможно, для Денетора (который попал примерно в такую же ситуацию) тоже не все потеряно было?

Безусловно, хорош Голлум (об этом уже писали в отзывах до меня, так что не буду повторяться. Скажу только, что без этой его борьбы с самим собой книга бы очень, о-очень много утратила. Толкин — отличный психолог, невзирая, что романтик ;)

Так же безусловно, хорош Фарамир — этот «мрачный молодой человек», как его называет автор, устоял перед искушением Кольца (что не удалось его брату). Собственно, он даже устоял перед искушением просто посмотреть на него или взять в руки. И это более чем удачно характеризует итилиенского военачальника.

Ну, и — last but not least — зачем в романе Шелоб? Как по мне, иллюстрация к словам Эльронда, которые часто забывают, когда говорят о «черно-белом» мире Толкина. А слова эти такие: «Ни одно зло не изначально. _Даже_ Саурон_».

Здесь мы видим более древнее, более страшное (и, как мне кажется, неистребимое) зло. Которое, скорей всего, тоже не изначально. Которое было еще до Мордора и, наверно, переживет его на многие годы. В Четвёртую Эпоху людям тоже будет хватать проблем...

Одним словом: здесь очень много серьезных, глубоких идей (я это называю «философемы» и «психологемы»). А еще — книга просто написана отличным языком. Легким, красивым, образным, а временами (под стать первому тому) — скупым, суровым и торжественно-печальным.

К сожалению, хороших переводчиков Толкина, способных адекватно воспроизвести его язык и стиль, у нас пока еще мало.

Итак: Кольцо всевластья (то есть, простите, Сердце Аримана). Сухощавый старикашка-маг (Саруман?? Ан нет, Ксальтотун), всеми правдами и неправдами доискивающийся амулета. И — вместо бравой троицы Арагорн-Леголас-Гимли — один храбрый полуобнаженный воин со стальными мыщцами и не менее стальной волей.

«Это — Кулл, в исполнении Кевина Сорбо?» Нет, хотя общий «костяк» сюжета действительно похож (авторы фильма о Кулле не слишком-то напрягались — просто взяли фабулу самого известного из романов Говарда. Отсюда и принцесса Акиваша, и белая обезьяна, и возрождение царства мертвых на месте Валузии — «во накрутили!», мог бы я хмыкнуть с сарказмом, но всё же воздержусь). Нет, герой «Часа дракона» — это не Кулл. И тем более не в исполнении всем знакомого по лихим 90-м «Геракла». Это КОНАН.

(Собственно, на этом можно было бы отзыв и закончить — ибо кто читал хоть один рассказ R.Е.Н., тот знает магию имени «Конан». А кто не читал, тот все равно не поймет... Но я, с вашего позволения, все-таки продолжу).

Конан-то он Конан, да все же не такой, каким мы привыкли его видеть. Теперь это — король, что немаловажно — король-изгнанник, и он чувствует ответственность за тех, кто раньше, до переворота, в него верил. Кому сейчас так же плохо... Заступаясь за «средний класс», кулаков, которые виноваты только в том, что пожалели своего бывшего владыку, а также спасая слабых женщин от плахи и топора, бывший варвар ведет себя уже не как «попиратель чужих идолов». Теперь ему знакомы понятия «достоинство» и «свобода»; уж можете не сомневаться, он приложит все усилия, чтобы в Аквилонию вернулась справедливость.

Такая перемена в характере героического варвара делает его хоть и не совсем идеальным героем, но, по крайней мере, в какие-то моменты своей жизни — близким к идеалу. Конан-защитник мне импонирует больше, чем Конан-покоритель и истребитель.

Что же касается самого сюжета... От рыцарских шлемов, мечей и копий, от придворных заговоров и всемогущих магов-жрецов мы постепенно перемещаемся в совсем уж варварские страны. Жуткое государство Стигия, упыри в лабиринтах, драки в пирамидах, овеянных ночной темнотой... Конану нужно было пройти через самый-самый ад, чтобы вернуть амулет. Но и без амулета мерзкий старикашка-маг уже видит, как сила ускользает от него; всё-таки порождению древнего Ахерона на земле — однозначно — не место!

Финал? Он вполне предсказуем; интересно, что Говарду удалось описать и последнюю битву, и собс-но сам поединок Конана с Тараском, не вдаваясь ни в какие нудные детали типа «айне колонне марширен, цвайне колонне марширен» (чем обычно грешит Перумов). Роберт Ирвин полагался только на своё вдохновение — и оно помогло ему создать прекрасный роман.

А история злосчастного Амальруса, дьяволоподобного колдуна Тзоты и «мясника» Арпелло, которого они прочили в короли — так и останется всего лишь опубликованным черновиком. Всё, что Говард хотел сказать по этому поводу, он сказал в «Часе дракона».

Как это ни смешно — Кощея Бессмертного приплели уже сильно потом; в первом варианте сказки его не было.

«Иван-царевич пошел. Стоит избушка; он взошел в нее. Там сидит старушка и спрашивает его: «Что, Иван-царевич, дело пытаешь или от дела лытаешь?» Иван-царевич говорит: «Ищу лягушку, жену свою». Старушка говорит: «Ой, Иван-царевич, она тебя хочет известь; я ее мать. Поди же ты, Иван-царевич, за́ море; там лежит камень, в этом камне сидит утка, в этой утке яичко; возьми это яичко и принеси ко мне» (в яйце была любовь Царевны-лягушки) Она замесила и испекла из него пышечку. Прилетела лягушка, железным пихтелем стучит и говорит: «Фу! Русским духом пахнет; каб Иван-царевич попался, я б его разорвала!»

Мать-старушка говорит ей: «Ну это ты по Руси летала, русского духу нахваталась. На вот, закуси этой пышечки». Она съела эту пышечку — остались одни крошечки — и говорит: «Где мой Иван-царевич? Я по нем соскучилась. Я б с ним вот этой крошечкой поделилась». Мать велела выйти Ивану-царевичу; он вышел. Лягушка подхватила его под крылышко и улетела с ним в седьмое царство жить.»

Короче, страшная сказка, если так подумать :D :D Ггероиня больше похожа не на Василису, а на Бабу-Ягу: в ступе летает, «пихтелем», то есть пестиком, подгоняет. И вообще, она явно не человеческой наружности. Лягушка с крылышками... бр-р... А ведь Иванушке, кроме всего прочего, приходилось с этим МОНСТРОМ спать!.. Вот такие были взгляды на брак в эпоху родового строя. (На самом деле, конечно, ничего удивительного ;))).

Хотел было написать отзыв типа «А что тут писать? Спешно бежать ЧИТАТЬ надо!..» — но потом понял, что это неконструктив... Но всё равно я многого не скажу — для того, чтобы выразить свои эмоции от этой книги, мне пришлось бы пересказать её всю.

Итак. Прежде всего хочу предупредить кое о чём. Если Вам нравятся книги, в которых наплыв эмоций, тонкие, неуловимые намёки на не очень понятные с первого прочтения, но, видимо, не дававшие покоя автору во время работы над книгой образы и настроения (т.е., для того, чтобы их понять, нужно «попасть в ту же струю», что и автор)... в общем, всё это — полностью ЗАБИВАЕТ сюжет (собственно, он вполне себе умещается в пол-абзаца)...

если Вам нравится поэзия декаданса (русский «серебряный век», и иже с ним)...

если Вам нравится, когда всё это разбавлено достаточно циничной, и отчасти болезненной (видимо, от чрезмерно утончённого восприятия действительности) иронией...

...тогда это — «Ваша» книга. В противном случае — даже не прикасайтесь, ибо мало что будет понятно (и вряд ли так уж понравится). Если же Вы цените в книге прежде всего динамичный сюжет (экшн, драйв) — тоже не прикасайтесь; здесь этого и в помине нет...

Красивая, романтичная вещица. Главный герой ещё юн, наивен и не испорчен плохим влиянием окружающего общества (он даже пытается противостоять ему — быть «не таким, как все«! Как говорится, знал бы, где упасть...)

И, надо сказать, в ТАКОМ Элрике я узнаю себя. Себя тех времён, когда впервые прочитал эту книгу. Очень многое близко мне, потому что напоминает меня-тогдашнего: и уход от общества с его проблемами в миры книжные, и малое количество друзей вокруг, и осознание собственной слабости (волшебный меч представляется овеществленной мечтой подростка о том, чтобы «быть сильным»...)

Итог: для 14-16-летнего возраста эта книга идеальна. А также идеальна она для перечитывания лет через десять, когда вдруг потянет на ностальгию.

Ну и — написано, разумеется, прекрасно. Как филигранно «вычерчен» Йиркун — как медленны, последовательны и поступательны его действия... Это вам не пресонаж голливудских боевиков, который сразу говорит «я злодей» — и сразу же пускается во вся тяжкая... Сюжет развивается неспешно, и весь он в итоге ведёт к поединку... а поединок происходит только в самом конце (сравните с «Амбером»: помахали братцы-принцы шпагами на середине книги, и разошлись каждый своей дорогой! Здесь — не так. Здесь — всё продуманнее...) Собственно говоря, во всём цикле об Элрике только одна книга так же филигранно «вычерчена» — это «Месть Розы»...

Мое пристрастие к Олдям (не угасшее и до сих пор) началось в далеком 1995-м, с маленьких самиздатовских покетбуков. Как сейчас помню — чудесные иллюстрации Печенежского и Семякина, автограф Олди на шмуцтитуле: «Верной ДОРОГОЙ идете, товарищ! Правильно читаете...» А старая любовь, как известно, не ржавеет. Для того, который Был Я (шестнадцатилетнего), «Дорога» была настоящим потрясением. Цитируя поручика Ухтомского: «И тут меня как «чемоданом» по макушке». Хорошая фантастика, как оказалось, не заканчивается на книгах профессора Толкина, а хорошая философская литература — на «Обыкновенном чуде» и «Том самом Мюнхгаузене»...

Впрочем, и про эту книгу вполне можно было сказать — «обыкновенное чудо». Книга, в которой каждое слово значимо — но не само по себе, а именно как часть большого текста. Интереснейшая и нестандартная концепция «Тех, которые Я». Жизнь как вечная скука; более точного и глубокого определения мне как-то встречать не довелось. (Потом эта же идея появится в «Одиссее», и это будет, как говорится, «умри, сэр Генри — лучше не напишешь!»

Много незримых ниточек связывает эту раннюю вещь Олдей с классической литературой. Нет, не с классикой фантастики — с классикой психологической прозы, литературы «потока сознания», в какой-то степени магреализма (сама идея — психология современного человека в декорациях, замаскированных под античность — произрастает прямо из «Мартовских ид» Уайлдера). Много отсылок к отечественной поэзии 20 века («Я спал, мадонна, видел ад» — это из Д. Самойлова, «зелень лавра, доходящая до дрожи» — Бродский, «Анабель-Ли» — одновременно и Эдгар По, и А. Вознесенский...) В общем, такие «связочки» с мощной мейнстримной традицией делают эту вещь не только и не столько фантастикой, сколько блестящим образцом постмодернистской притчи. Поэтому «Дорога» очень сильно выбивается из общего ряда произведений, входящих в «Бездну Голодных глаз». Поэтому же, вероятно, ее до сих пор низко оценивают любители всякой там фэнтезни. Простенькие, банальные «Сумерки мира» более внятны: «мечи звенят, мечи блестят»... (в «Дороге», кстати, хоть один меч есть? ) Но те, кто любит не экшн, а просто хорошую литературу — оценят.

NB Да, и что касается сюжетного, а также стилистического «разнобоя». Я его, признаться, не заметил. Ну да, рассказываются три совершенно независимые истории, которые потом срастаются в одну — но этот прием придуман был не Олдями. Ещё у Крапивина в «Голубятне на жёлтой поляне» было. (И кстати, в тему: любимый многими «Герой...» — написан АБСОЛЮТНО так же. Практически весь сюжет, рассказ об Амфитрионе, Гермии и пр. — всего лишь предыстория того момента, когда в сознании Геракла звучит голос предка — Кроноса. Когда задыхаешься от внезапного осознания: «Ах, ВОТ ради чего все это писалось!..» Собственно, такое ощущение — это и есть катарсис. В который я вообще-то не верю — но таки испытывал его, читая и «Дорогу», и «Голубятню», и «Ахейский цикл»).

Ну и к тому же: эклектика стиля — чуть ли не фирменный знак Олдей. Честно говоря, я предпочитаю хаос — излишней упорядоченности. «Вышивание мелким бисером», неповторимые мелочи\детали — подчас дороже стоят, чем строго выверенная и логичная фабула.

NBB Можете ставить минусы, я не возражаю :)

Одна из самых сильных книг о первобытной эпохе, что я читал. Куда интереснее, чем «Приключения доисторического мальчика» (потому что — любовь. Прямо она не выражается, конечно: куда уж там людям каменного века до красивых чувств! Но тем не менее, все понятно:

"– Чайка, – хмуро сказал Волк, – ушла с Песцом. Чайка не нужна Волку.

С громким всхлипыванием Чайка побежала в темноту, а Конюга бросилась на Волка. Она молотила кулачками по его плечам... – Но Чайка пошла из-за Волка! Чтобы спасти Волка! – кричала она. – Неужели Волк не понимает?» (А чуть попозже:

«Он вернулся скоро, ... волоча за волосы Чайку. – Смотрите за ней, – добавил он, отпуская наконец волосы девушки. Чайке было больно, но она счастливо улыбалась. «Значит, все-таки Чайка нужна Волку», – думала она).

Вот вам и глубокие поэтические переживания! (Правда, все больше на уровне «он сосредоточенно молчал, а она знай себе хмурила брови» — но, как показывает практика, самые лучшие истории о любви рассказываются именно так. Мало того — они и в реальности происходят именно так. Далеко Берену с Лютиэн до прекрасных в своей полу-звериной искренности Волка и Чайки!..

Кроме всего прочего, здесь есть еще злодей (и зовут его Большой Песец, что *кхе-кхе* весьма символично). Он, конечно, непохож на демона Саурона... или на его отдаленный прообраз — киплинговского Шерхана, до чертиков амбициозного и ненасытного. Так же точно он непохож на придуманного П. и Л. лесного мангаса (несчастный, обиженный и «заклеванный» всеми паренек, вина которого была только в том, что Йога не сумела его вовремя научить грамотно распоряжаться силой. Оба этих образа, если так разобраться, в наше время уже устарели — свелись к пошлым штампам. А вот Песец — он... куда более живой. Напоминает, с одной, стороны, Волан-де-Морта («главное — самому выжить в кровавой драке; а что не уцелеют остальные, так без них даже легче»), и с другой — муркоковского д'Аверка («Ну, вы ж сами знаете, я далеко не ангел...») Само собой, именно плохой парень и становится заводилой в племени; представитель власти (т.е., шаман) ходит перед ним по струнке — и скромному, но честному Волку придется приложить много усилий, чтобы одолеть Песца. Читая книгу, я «болел» поочередно то за того, то за другого. Но — не был разочарован тем, к т о в финале победил.

Уткин изображает своих первобытных людей очень достоверно (уже одно то, что они не употребляют местоимений «я» и «ты», вызывает огромный интерес). Плюс — еще и мощный заряд романтики, пафос новых свершений, в данном случае — исследования неоткрытых пространств.

Э-эх... «Трибьют» под Уткина накропать, что ли? Да и выложить на всеобщее обозрение, где-н. на Прозе.ру, чтоб народ не забывал классиков позднесоветской эпохи ;)) Даже жалко, что сейчас никто ничего такого не пишет. И не напишет — «фэнтези каменного века», как показал опыт, в отличие от исторического романа, просто-напросто нежизнеспособна. :((

«Век вывихнул сустав, и в этот год к вам прислан я был вправить вывих тот».

Гондор времен великой Войны за Кольцо... очень напоминает нашу с вами страну. Времен совсем не великой, мерзкой, грязной перестройки. Власть прогнила насквозь (нет, я не хочу ничего плохого сказать о Денеторе. Напротив, мне его жалко — был когда-то честный, благородный человек, и превратился... «не пойми в кого». Не он в этом виноват, а — простите за банальность — система. Нам, правда, не показали эту систему в действии; но, думаю, не сильно ошибусь, если скажу — давно уже так повелось в роду гондорских наместников: снисходительно-наплевательски относиться к преданиям, что «Король вернется». И Денетор вовсе не первый градоправитель, который цепко держал свой скипетр, не желая отдавать...)

Потом, в приложениях к роману, Толкин попытается мотивировать его действия по-другому: он, вроде бы, изначально знал, кто есть скиталец Торонгил, и банально ему завидовал. На это можно ответить, как любят говорить у нас в Харькове: «Так-то воно так, та тiльки трiшечки не так!» Если вам нужен не Денетор, а «злобный фрик» на троне Гондора — он есть в фильме (кстати: одна из самых вопиющих неудач Джексона, «несс-па»?) В книге — другое, там именно «падение достойного».

С другой стороны, даже в Минас-Тирите не все утратили свое врожденное благородство. К примеру, Фарамир (помните, Еськов иронизировал: «часто ли попадались в человеческой истории властители, которые так вот, за здорово живешь, отдавали свой престол какому-то хрену с бугра... виноват: дунадану с Севера?» Но у Еськова своя правда, а у Толкина — своя: он показал, что после раздоров и склок всегда наступает мир).

Эовин в «Возвращении короля» чем-то похожа на Брюнхильду из скандинавского эпоса. Тут тебе и боевое ранение, после которого — очарованный сон... и — человек *с ружьем* извините, со Сломанным Мечом, который ее от этого сна пробудил. И «неполучившаяся» любовь (а еще можно вспомнить пушкинскую Татьяну, которая тоже, помнится, в итоге оказалась выше своих же собственных чувств к Евгению. Вы скажете — бред? вздор?.. А я вот уверен, что Толкин «Евгения Онегина» читал ;))

Правда, если уж до конца проводить аналогию с Брюнхильдой... там не было хеппи-энда. А тут — есть. С другой стороны, не будем забывать, что радостная развязка ВСЕМ ггероям дорого стоила. Земля спасена — но какой ценой (ведь больше не будет эльфов. А с ними уходит то неуловимое, что называется «душа»).

Счастливая, казалось бы, безоблачная любовь короля и королевы Гондора — на самом деле с заметным привкусом горечи: она теряет отца и братьев, Арагорн же... «Идеальный владыка»? Возможно (такое бывает, хотя и редко); но вот что ждет Гондор потом... Мерзость не навсегда отступила — если помните, в черновиках Профессора были наброски о возвращении Темных, с которыми придется разбираться уже сыну Элессара. А после него, наверно, и другим королям: борьба эта бесконечна, как сама жизнь.

Так что книга, действительно, довольно-таки мрачная (несмотря на подвиг маленького хоббита, избавившего всё Средиземье).

То другое дело, что фильм ЕЩЕ мрачнее, ЕЩЕ депрессивнее... и, как я уже сказал, это большая ошибка Джексона.

пс Невнимательные «критики» часто спрашивают: если Саурон знал, что Фродо идет в Мордор — почему было не окружить Гору тройным кольцом охраны? И в самом деле, «почему»... *laughing smile* Да потому, что (сейчас я скажу совершенно крамольную вещь, приготовьтесь упасть со стула)... никто на самом деле НЕ ЗНАЛ, способен ли огонь вулкана расплавить Перстень. Гэндальф во 2-й главе 1-го тома говорит, что даже Анкалагон Черный, «дракон из драконов», своим пламенем не способен был это сделать. И Ородруин — это вовсе не «последняя надежда». Это очень, о-очень слабый, призрачный шанс: один к тысяче (нет, даже меньше).

«Мудрость заключается в том, чтобы признать необходимость, когда взвешены все другие пути. Хотя тем, кто лелеет лживую надежду, эта мудрость может показаться безумием. Так пусть же безумие будет нашим плащом, завесой перед глазами врага!»

Правда... на месте Толкина я бы «помариновал» читателей как следует, прежде чем разрубить все запутанные сюжетные «узлы». Кольцо упало — а что дальше? Первые несколько минут — ничего, удручающее молчание, над Мордором нависает глухая тишь... И только потом — ДА: «башни рухнули и горы обвалились, стены распались, огромные столбы дыма и пара ...изгибались, как гребень колоссальной волны, этот гребень вскипел и пал на равнину...» Короче, то ли Профессор подустал к тому моменту, как писал финал книги, то ли... просто не задумывался об этом. А может — берёг своих любимых героев. (Как-то мне не верится, что он не умел нагнетать саспенс).

Впрочем, всех остальных достоинств книги это не отменяет. Оценка... Оценка, я думаю, понятна 8-)

Начну издалека.

Вздумалось мне тут недавно (благо разжился электронной книгой Киндл) перечитать «Черную книгу Арды». Ту самую, начала 90-х, которая еще плод соавторства Ниэннах и Иллет, а не отдельные их сольные проекты, выходившие потом под этим названием. Так вот, предисловие к первой версии ЧКА: не относитесь к Толкину как к библии... бла-бла-бла... Все мы знаем, что Арда ЕСТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ (подразумевается: где-то вне текста «Хоббита» и ВК, может быть, в нашем же собственном мозгу... бла-бла-бла...)

Мне стало смешно. Потом -- страшно. А потом вдруг -- несказанно легко на душе. Объясняю: Ниэннах просто призывает, «не относясь к Толкину как к библии», смотреть НЕ НА ТЕКСТ его книг. По тексту -- это довольно простая сказочка, бесхитростная даже. (Ну, в самом деле: взяли кольцо-макгаффин, да и бросили в огонь, чтоб круто бабахнуло и разрушений на пол-мира). А вот если попробовать смотреть на КОНтекст...

По контексту -- перед нами серьезное, глубокое, философское произведение (даже не одно, а целая «сеть» их). О взаимоотношениях Творца и Творения, о том, что мы сами, будучи созданы по образу и подобию Илуватара, есть мини-Творцы. О том, что Мелькор, простите, глупец (он искал Негасимое Пламя творческой энергии где-то вовне, вместо того чтобы просто заглянуть в себя)...

И мне становится легко. Потому что проблема -- надумана: КОНтекст творчества Толкина был прежде всего в голове у самого Профессора. И в его черновиках. Какой же молодец Кристофер, что наконец-то их издает... 8-)

До сих пор легенда о Берене и Лютиэн была народу известна только по песне из 1-го тома ВК, да по краткому изложению в «Сильме» (но это краткое и скупое изложение, черт побери, цепляет реально!) Представьте себе прекрасную эльфийскую деву, пробирающуюся коридорами темного замка под шкурой мерзкого когтистого морока -- гигантской Летучей Мыши... Представьте себе ее любимого, заточенного в шкуре матерого волка... (А-а, вспомнили? «Леди-ястреб», да. Гениальный фильм, гениальный сюжет -- гениальный рассказ в «Сильме», если на то пошло). Но издание вариантов, не попавших в основной текст, и так и оставшихся черновиками, доставляет куда больше.

Оказывается вдруг, что главные сюжеты мифологии Толкина (сожжение кораблей, проклятие Феанора, битва Финголфина с Темным Владыкой) существовали КУДА РАНЬШЕ до «Сильма«! (В «Песне о Лейтиан» они упоминаются мельком и не образуют стройного повествования -- Дж. Р. Р. не знал, куда их приткнуть?..) Но главное -- они БЫЛИ! Всегда были. То, за что ты любишь «Сильм», долгие годы существовало в голове Толкина независимо от него...

А какой шикарный помощник у Моргота (будущий Саурон) -- в обоих ипостасях: злой, темный, когтистый Тевильдо, Повелитель Котов -- и жутковатый трупоед, волк-оборотень Тху. Как прекрасно прекрасно видеть их обоих (наконец-то) в одной книге...

«Все исполнено. Камень сейчас в моей руке.» -- «Так дай мне его!» -- «НЕ МОГУ: РУКИ МОЕЙ НЕТ У МЕНЯ». Сравните, что было в «каноническом» варианте. И скажите еще раз: ну не молодец ли сын Профессора, что довел-таки до ума этот текст? (Трудный, плохо поддающийся обработке -- даже Г. Г. Кей не совсем справился. А Крис-таки смог!)

...Нет, все эти три произведения (Сказку о Тинувиэль, Балладу об Освобождении от Оков и первый набросок «Сильмариллиона» -- Квэнта Нолдоринва) я уже читал в составе 12-томной «Истории Средиземья». Тексты не были для меня в новинку. Но издание их всех под одной обложкой -- это ведь совсем другой коленкор. Это то, чего так долго ждали фанаты; истинно лакомое блюдо для них.

Простой читатель не поймет. Пожмет плечами: а, какой-то заковыристый научный текст...

Фанат (напр., я) получит чистую, незамутненную радость. Это истинное сокровище для любого толкиномана.

И раз по таким простым текстам издаются серьезные научные работы -- значит, вопрос, «а классик ли Толкин» давно решен. К неудовольствию некоторых.

С нетерпением жду русского издания + иллюстраций сами знаете кого.

Попадая к лилипутам и великанам, Гулливер оказывается и там, и там чужим; над ним смеются, его рассматривают в лучшем случае как забавную диковину, а в худшем — как нечто опасное (император лилипутов чуть не выколол ему глаза, а заодно — чуть не уморил голодом. Хотя, по идее, Гулливер мог бы его запросто ногтем раздавить). Короче, очередное подтверждение старой истины: человека делает «не он сам», а его положение в обществе. И слава — добрая ли, дурная ли...

Третье путешествие в этом смысле не так важно (и не так интересно) — там встречаются отдельные шикарные моменты, вроде описания дряхлых и прозябающих бессмертных стариков (надо думать, бессмертие без вечной молодости таки никому не нужно), или очередного императоришки (забыл уже, какого именно), к трону которого надо ползти на пузе и лизать пол. Но все-таки, в основном лапутяне у Свифта получились менее сочные, менее яркие и менее запоминающиеся. (Добавим к этому, что в первых 2-х частях были еще исключенные цензурой непристойные элементы — к примеру, Гулливер в буквальном смысле ходил «пешим эротическим прогулом» по телу королевы — представляете, какая чудовищная смелость нужна была, о ТАКОМ писать?..) А Лапута... что такое — Лапута? Не столько сатира, сколько — увы, увы и еще раз увы — «политота». В холлмарковском сериале, к-рый у нас крутили в 90-е, вообще всю эту историю урезали, оставив только летающий остров, академию и правителя Глаббдодрибба, общающегося с призраками. Ну и, по-моему, правильно сделали; больше там (почти) ничего нет занимательного... с сейчасошней точки зрения, конечно.

Но вот Гулливер оказывается у гуигнгнмов — разумных лошадей. Теперь уже не его окружает тупое быдло, как раньше; наконец-то попав в чудесный мир, где правит здравая рассудительность, размеренность и баланс во всем (мистер Спок из «Звездного Пути» одобрил бы такое мироустройство), Лемюэль, казалось бы, должен быть счастлив. Но штука в том, что теперь он сам — еху. И все человеческие ценности (включая также и духовность, и культуру, и просвещение) для обитателей блаженной страны гуигнгнмов — не более чем «горстка блестящих камушков». За которые еху готовы друг другу глотку перегрызть.

И встает вопрос: если уж лучшие люди Англии (вчитайтесь в его имя: Lemuel = по-еврейски «хранимый Богом», Gulliver = искаженное древнеанглийское Wulfhere, т.е., «отважный»)... так вот — если даже лучшие люди не выдерживают испытание на то, чтобы быть людьми... так что уж тогда говорить о людях обычных?..

Свифт беспощаден. Это, кстати, одна из причин, по которой его трудно читать — и все-таки НУЖНО. Кто-то ведь должен был поверить холодной алгеброй всю псевдо-гармонию человеческого бытия. Разумеется, читателю проще плюнуть и забыть, чем всерьез задуматься... (Вспомним заодно, как в пьесе Горина человек из будущего в отчаянии кричит: «Вас не читают, м-р Свифт. А заодно не читают и меня — потому что я вас комментирую»).

Одним словом, меньше 10-ти баллов тут уж никак не поставишь. :glasses:

«Роман классический, старинный, отменно длинный, длинный, длинный». Очередное доказательство, что Ниэнна была неправа (причем — что совершенно характерно — Франс додумался до того же, до чего и она, за сто с лишним лет перед появлением «Чёрной книги». И сам же блестяще все эти «люциферианские» построения опроверг).

«Века проходили как мгновения. И вот однажды с высоты своего престола победитель Мэл'х'ри увидел Господа Эру в бездне, куда низвергнул его и где сам был долгое время заточен. Илуватар и в вечной тьме сохранил свою гордость: созерцал землю и, видя, что на ней царят страдание и зло, питал в сердце своем благие помыслы. Вдруг он поднялся и, рассекая эфир своими необъятными руками, словно веслами, устремился на землю, чтобы просвещать и утешать людей. И вот уже огромная тень его окутала несчастную планету сумраком, нежным, как ночь любви...

И тут Т'х'анно Мэл'х'ри проснулся, весь в холодном поту» (если угодно, «вчитайте» сюда толкиновских персонажей. Если угодно, понимайте их просто как Бога и Дьявола — суть от этого абсолютно не меняется! Победитель перестает быть бунтарем, теряет свое былое благородство и превращается в тирана. Побежденный тиран, наоборот, за годы своего заточения в аду прекрасно понял, каково униженным и обиженным... «Сила ночи, сила дня» — ну, вы знаете: фигня.

А кстати, коллеги-фантлабовцы — вы твердо уверены, что такая вот «шахматная рокировка» среди Небесных властей у ж е не произошла? =))

Кроме того, в романе есть ностальгия по античной гармонии, языческому благородству и нежному, исполненному гордости, патетичному варварству. (Нет-нет, я, конечно, знаю, что на самом деле античность не была такой уж «благословенной» эпохой — и тогда были войны, кровопролития, все такое. Но Франс-то пишет не об этом. Не надо понимать его в буквальном смысле — мир, который он описывает, вмещает в себя и нимф, и Христа. И то, и то — реально; стоит, кстати, подумать, зачем автор пошел на такую дерзкую аллегорию, что хотел этим сказать...)

Вспоминаю также, что этот роман — был одним из первых, где (на моей детской памяти) звучала мысль, что книги имеют свою душу. Вспомните, как Сарьетт искал потерянного «Лукреция» — ну чем не сферический библиофил-фантлабовец в вакууме?.. (Я в детстве, конечно, даже и не знал, что это за Лукреций такой. Но сработал принцип: «Непонятно, зато интересно«!)

А как вам такой диалог Мориса со своим другом-демоном:

«- Вы отняли у меня ангела-хранителя, так верните его мне. — Увы, не могу!

— Не можете, Аркадий, потому что вы бунтовщик? — Да. — Враг бога?

— Да. — Сатанинский дух? — Да.

— Хорошо!- вскричал юный Морис.- Тогда я буду вашим хранителем. Отныне я вас не покину.

И Морис д'Эпарвье повел Аркадия в ресторан есть устрицы».

Ну разве Фаусту и Мефистофелю в самых дерзких грезах снились такие вот «панибратские» отношения? ;)

Короче: я как верующий человек откровенно заявляю — прочитав этот роман, не нашел в нем ничего кощунственного и оскорбляющего мои религиозные чувства. Здесь есть желание п о н я т ь, разобраться — и это куда лучше, чем слепо преклоняться. Бог умный, сам любит иногда пошутить. Он, конечно же, простил старине Анатолю его пламенный, р-революционный паганизм... За талант (настоящий) прощается все.

Одновременно романтический и неромантический мир. Гнилые болота, да свора псов по следу, да трудный военный быт — кто сказал, собственно, что средневековье, куда ты сбежал от постылого быта 20 века, должно быть таким уж приятным?

Но зато — совершенно очевидно — и в не совсем приятном мире найдутся люди умные, верные, к сантиментам не склонные и способные отделять, т. ск., зерна от шелухи. Такие люди были в любую эпоху — точно так же, как и мелочи пузатой с агромадными амбициями (Фальк и пр.) во все времена было достаточно.

Если ты — не прекраснодушный вьюноша, а тертый жизнью и начинающий стареть солдат, ты воспримешь это как должное. И постараешься помочь (как себе, так и друзьям) выжить. А что мир не идеален — так это даже и пикантно по-своему...

Ну и плюс еще: не такое уж это средневековье. Сантехника в Эсткарпе (как прямо говорится в первых главах) вполне себе современная, так называемые самострелы (или «игольники») — это те же пистолеты, просто их заряжают иглами (вполне правдоподобная концепция, т.б. в сайенс-фэнтези). Т.е., «идеальная эпоха», берущая все лучшее из разных веков и по-своему любопытно комбинирующая. (Не бывает? Ну, так это же фантастика...)

Богов и пр. мистических сущностей, набивших оскомину у других маститых фэнтезятников (что ни мир — то новый бог! «Где вы их столько берете?..») тут нет... Пока нет. Корис упоминает в какой-то главе скандинавских Норн — значит, тут религии совпадают с земными (что и неудивительно: это параллельное измерение, как-никак).

О психотропном оружии и пр. зомбЯх говорить ничего не буду. В самом романе все сказано.

Плюс: книга в какой-то степени предтеча дарк-фэнтези — у каждого из героев свои недостатки (а двое так вообще — калека и дурнушка). Впрочем, в «до-мартиновскую» эпоху даже мрачная сказка обязана кончаться хорошо...

Потом Нортон еще не раз обратится к этому миру и его героям, но (уже со второго романа начиная) такой удивительный сплав романтики и реализма, дающий в итоге ощущение оч. большой достоверности, у нее уже не получится...

(Оценка? Она понятна — учитывая все, сказанное выше).

Где-то лет, наверно, в 12 я прочел воспоминания Валентина Катаева — «Алмазный мой венец». И там упоминались чьи-то (как бы не знаменитого режиссера Мейерхольда) слова об этой книге. Не помню точно, как они звучали, но смысл таков: кто-де сказал, что Базаров нигилист? Он вовсе не нигилист.

И действительно: разве нигилист (= атеист, материалист, почти что революционер) мог бы ТАК полюбить? Разве нигилист (= атеист, материалист и пр.) мог ТАК сочувствовать своим родителям, которые плоть от плоти патриархальной деревни с ее родноверием и чуть ли не язычеством? (мать Базарова оставляла блюдечко с молоком — домовому напиться... Но Базаров — обратите внимание — НЕ смеялся над ней; во всяком случае, в романе об этом ничего не написано).

Есть нечто большее, чем «нигилизм». И нечто большее, чем «консерватизм» поколения «отцов». Скажем так — нечто большее, чем пресловутые «убеждения» (политические и т.п.) И это большее — сама жизнь, объективная, так сказать, реальность.

Поэтому Базаров может (как это ни неожиданно, учитывая взгляды обоих) вызвать большее сочувствие, чем Павел Петрович Кирсанов... а сам «конфликт поколений» в значительной мере надуман.

В этом, вероятно, и есть гуманистический посыл романа.

Прекрасное произведение. Оно не пугающее, как многим кажется (Снарка-Буджума называют чуть ли не «подсознательным», «хтоническим» и «эсхатологическим» ужасом... и прочими непристойными словами :D) — оно уморительно СМЕШНОЕ! Группа чудаковатых джентльменов охотится непонятно на кого, непонятно как и непонятно зачем... а в процессе этой охоты чудаки с увлечением демонстрируют нам, как потешны можем быть мы, люди.

Но вот что не удалось переводчикам (всем до единого): Кэрролл писал, что остров Снарка посещают Джубджуб и Бэндерснетч — это чудища из знаменитого стиха «Бармаглот». А обычно в переводах появляются Хворобей, Жутконос, Страхус и прочие существа... к «Бармаглоту» отношения НЕ ИМЕЮЩИЕ! Но ведь остров Снарка, если так разобраться, находится в том же мире, где происходит действие этого стиха? Вывод: аллюзии надо было сохранить... И никому это не удалось.

Что ещё? Ах, да: я и сам переводил эту поэму. И надеюсь, что когда-нибудь мой перевод увидит свет...

Творческой смелости Гете можно только позавидовать. Вот ТАК надо обходиться с замшелой классикой -- камня на камне не оставляя от «почтенных традиций». Неважно, что Фауста придумал не ты. Сделай вид, что ты. Начни с нуля!.. И все пойдет в дело -- твои собственные воспоминания о ранней отроческой любви (как же ее звали, ту мамзельку?.. А, да. Гретхен!)

Знаменитая страшная баллада про «детоубийцу», к-ю тебе пела няня в детстве. Сказка про трех великанов -- Рауфебольда, Хабебальда и... (забыл? Ну да неважно, что-н. придумаем). Шекспировы дУхи -- Оберон, Титания, Пек -- запросто являющиеся в гости на бал к Сатане. Неприличная песенка про «пошарь в штанах ты у соседа», к-рую сам же Князь Тьмы с удовольствием поет (нимало не теряя при этом своей величавости, мрачности, «хоррорности»...)

Смерть великого Байрона, превращенная в античный миф (а кто сказал, что так нельзя?) Коротенькие, но пленительные сценки-диалоги «ни о чем», вроде:

-- Что так спешишь, Мефисто? Крест смутил?

Ты потупляешь взоры не на шутку.

-- Я поддаюсь, конечно, предрассудку,

Но все равно мне это вид не мил.

(И заметьте, что идеи-то нет, как не было, зато смыслу в таком «пустяковом» разговоре -- больше, чем во всяких заумных монологах и тирадах...) Я уж молчу про знаменитое:

«Лишь тот достоин жизни и свободы,

Кто каждый день идет за них на бой!»

А как насчет твоих же собственных «грехов молодости» -- стихи о Фульском короле, о кафтане для блохи, о... (Ты думал, они уже никогда и никуда не пригодятся? ошибался; сам же теперь это видишь!)

В юности как-то неприлично сомневаться в своих силах. Достаточно поверить, что ты «могешь» написать не хуже классиков (напр., Иоганна Шписа и Кристофера Марло), а то и лучше их -- чем черт не шутит? Как ни странно, эта наивность + дерзание равняться с гениями минувших веков, таки работают!

Я знаю только двух авторов, кроме Гете, к-рые отважились так дерзко переиначить классику. Это Громов и Ладыженский. Видно, если любишь какое-то произведение, то нельзя устоять перед соблазном как-то обыграть. Перестебать, «перефанфичить», добавить что-то еще... «Чтоб МОЕ'Е было!» (С)

И это здОрово. (Пожалуй, перевод Пастернака -- пусть он даже и профессионален сто раз, и выполнен мастерски -- не дает возможность почувствовать, насколько емки и многообразны персонажи Гете. Насколько красив -- банально сочен и смачен -- его язык. Тут уж одно из двух: читать не-совсем-точного, зато идеально попадающего в одну «струю» с подлинником, Н. Холодковского... или обратиться к оригиналу).

Тем же, кто знаком с сюжетом «Фауста» только по опере Гуно, советую не терять времени даром -- и, хотя бы в сети, прочесть. Ведь книга незабываема. И фантазия тут -- на уровне, не то что у некоторых *кхе-кхе* современных писателЕй...

Майклу Муркоку в России одновременно и повезло, и не повезло. (Повезло — потому, что в начале и середине 90-х он издавался весьма приличными тиражами, да и чуть позже, даже когда читательский интерес сошел на нет, ЭКСМО продолжало кое-что по старой памяти выпускать. А не повезло прежде всего потому, что у нас его знают ТОЛЬКО как автора традиционной героической фэнтези (бароны-драконы, заклятые мечи и прочая хрень). И попробуй скажи какому-н. среднестатистическому читателю, что вообще-то Муркок — серьезный мэйнстримный писатель, эксцентрик-постмодернист, абсолютно не умещающийся в рамки «меча и магии»... Не поверят. Чрезмерная разрекламированность «Саги об Элрике» сыграла с автором злую шутку — его теперь меряют совсем не той мерой, какой надлежало. Только по некоторым вещам можно догадываться, каков же настоящий ММ (вспомним цикл «Корнелиус», недоизданный на заре перестройки; вспомним «Кочевников времени» и «Танцоров», а также «Город в осенних звездах», прошедший у нас незамеченным — в т.ч. из-за плохого перевода...) И вот перед нами еще одна книга. Роман «Кровь» — первая часть трилогии «Второй Эфир», где по-своему показана история борьбы Порядка и Хаоса (если хотите, становления морали в Мультивселенной, которая для Муркока почти всегда была и остается аморальной. Однако тут он делает очередной «финт ушами», заявляя — совсем в духе хиппи 70-х — что только Love & Peace... ну и так далее).

Это прекрасная книга, сравнимая разве что с чрезмерно утонченными (на грани изврата) фантазиями Вэнса. С экзотичными, насыщенными живописной образностью новеллами Кларка Эштона Смита и — вероятно — с «Горменгастом» Мервина Пика (но вот насчет последнего не уверен, ибо не читал. Однако знаю, что Муркок им вдохновлялся).

И вместе с тем — УЖАСНАЯ книга, чуть не доконавшая меня за те (казалось) бесконечные недели, что я пытался преодолеть сложное словесное плетение, запутанный узор, по-муркоковски сюрреалистичный, абсурдный и «мозговыносящий». Очень трудная, неординарная вещь, вся построенная на тонких материях, неуловимых подтекстах и «флюидах». Либо вы чувствуете так же, как автор (т.е., еще до прочтения «настроены» на одну «волну» вместе с ним) — либо эта книга будет для вас, так сказать, мимо кассы: с ходу и не врубишься, кто они такие — описываемые в ней люди? Что за мир, в котором они живут? «On his way to his cabin he saw a movement high up where fronds were thinnest and the moonlight was turned to pale jade -- some sort of owl. Its eyes were huge and full of hope. Если не напрячь мозги и не сообразить вовремя, что «hope» — это в данном случае «голод», то потерян будет смысл целого абзаца.

«Почти сразу же, сойдя на берег, они наткнулись на оружие, потерянное жителями топей и занесенное далеко-далеко в камыши течением красочного потока. Сэм никогда еще не видал настоящего «Оливетти РР6», и держал его в руках бережно, как сокровище, изрядно удивляя этим Розу» ( далее следуют описания действий Сэма: вот он «нагнулся, чтобы поднять пистолет» — «земля сотряслась, вокруг внезапно заклубились облачные пейзажи» — а еще там, знаете, на заднем плане пролетали где-то птицы). Можно было бы сказать, что ММ вместе со своими героями постоянно рефлексирует над любой мелочью, но проблема в том, что тут и рефлексировать-то особо не над чем! Просто — такой стиль. Тягучий, ужаасно меедленный, до невозможности. Всякая подробность нужна и важна, даже если от нее в сюжете толку — ноль.

В то же время — ключевые сведения о вселенной Первого и Второго Эфира (например — что здесь белая раса стала эксплуатируемой, а цветные доминируют; или — что обитатели этой странной Земли, так похожей и непохожей на нашу, научились использовать как источник энергии... пигменты) — в общем, все эти важные д\сюжета вещи подаются как нечто второстепенное, само собой разумеющееся. Ну, а мелкие переживания типа «он так хотел ее, а она его — не очень» растянуты на десятки страниц. Очевидно, для автора ВСЕ они значимы одинаково — ММ не отделяет главное от сиюминутного. Я лично знаю только одну притчу (не постмодернистскую еще, хотя в какой-то мере уже предвещающую), которая была написана именно так, с предельным вниманием к быстро преходящим чувствованьицам: это — «Петербург» Белого. (И да, сравнение Муркока с классиком Серебряного века — на самом деле вовсе не странное, т.к. у Майкла, кроме «галимой фэнтезятины», серьезных и умных книг хватает).

В центре повестования — история двух авантюристов: Джека Караказьяна (египетского мистика с армянской фамилией, азартного игрока и вершителя судеб миров), а также его друга Сэма Оукенхерста (человека, не боящегося ни боли, ни смерти — благодаря своему странному духовному сродству с киборгами Нью-Орлеана:

«Кровь вскипала в жилах, когда он вспоминал те долгие, мучительные ритуалы в закрытом боксе: ожидания, связанные с инициацией, то, как его учили искусству быть соблазнённым».

«Внешность его была так искажена, что и не узнать. Тонкие кости — сломаны и восстановлены, затем опять сломаны, и опять восстановлены, причем каждый раз добавлялся — не то наращивался — новый слой кости, пока они не стали вдвое больше своей первоначальной длины. Лицо было предметом многих эксцентричных хирургических операций, вернее, обрядов; сейчас оно имело чудовищный вид изуродованной временем морды мертвого козла, однако сохраняло своеобразную печальную красоту, которая, как знал Джек, была в характере его друга». Также стоит упомянуть присоединившуюся к ним княжну Розу фон Бек — красивую, смелую молодую женщину, тоже в душе авантюристку («Ее кожа напоминала изящные, деликатной формы лепестки, мягко наложенные поверх прочного скелета»). Все трое ищут вход во вселенную, имя которой — Грааль; оттуда можно проникнуть во Второй Эфир, и — на зависть всем современным геймерам — принять участие в большой РПГ, называемой «война среди ангелов». Как знать, возможно, три молодых человека сумеют научить бесстрастных ангелов любви...

И — параллельно с этой историей — идут вставные новеллы: декадентские, изящные, во многом — лишенные смысла виньетки, стилизованные под «палп»-чтиво времен Золотого века фантастики: бравые корсары Второго Эфира, напоминающие героев третьесортной космооперы, совершают подвиги, летая туда-сюда на своих «живых кораблях» (привет Наташе Осояну, тем более, что и тут есть сходство кораблей с рыбами). Театр абсурда — как он есть; даст сто очков вперед тем же «Танцорам». «Его гранитные плечи», «ее голова, почти полностью состоявшая из сырого мяса — только вместо глаз были угли»... Муркок, собственно, и не скрывает своих намерений жОстко простебать читателя. Когда доходит до сути, он открытым текстом признается: пиратка Бегг и ее команда — не более чем герои комиксов, популярных в Первом Эфире. То другое дело, что некоторые люди в эти комиксы верят, и всерьез считают, что наша обычная жизнь может повлиять на войну Хаоса с Сингулярностью. А также — поможет победить зловещего Праотца Насекомых (the Original Insect — тут, похоже, какая-то отсылка к «Повелителю мух» Голдинга. А может, и нет; не знаю). Словом, многие верят в корсаров Второго Эфира. Ну и, как известно, каждому воздастся по вере его...

«И снова многие деревья уже сбросили листву. Сквозь их остовы в жемчужном небе виднелась бледная розово-золотая волна, показывавшая положение солнца. На фоне этого холодного, мягкого света каждое дерево было видно в деталях, и казалось — у любой ветки свои, неповторимые черты» (То, что я перевел как «волна» = wash. Ну вот как это перевести точнее? Струя, поток? След? А буквально-то будет вообще — «замыв»... Ох, Майкл, чтО же ты вытворяешь со своим родным языком!..)

«Двое плыли по поверхности большого золотого Блика, всматриваясь в его чистый цвет, словно и в самом деле могли уловить взглядом ту райскую действительность, которую она расписывала.

Она скользнула за край [лодки] и, по-своему неповторимо, рывком, прошла под ее дном, чтобы, покоясь на прочном лоне золотого света, подбодрить его улыбкой и показать: для страха нет повода. Все такая же красивая, такая же совершенная, как этот цвет. Затем она поуютнее расположилась на мелководье, среди кувшинок, ряски и мокрых листьев.

-- Пойдем, Джек. Не мучь меня больше, любимый. Мы отправимся прямо сейчас. Но если ты останешься -- я не вернусь.

Напуганная тем, что сочла трусостью с его стороны, она нырнула внутрь Блика... отказываясь глядеть на Джека Караказьяна, оплакивавшего свою невезучесть, свою неспособность проникнуться этим кратким мигом, свой стыд и не забытые до сих пор сновидения... Свою нежданную потерю».

Казалось бы — уж куда глубже?.. Все как у Аберкромби (недаром же его называют гением современной литературы): «Никто не получает того, что заслужил». Но Муркок слишком легко относится к таким потрясающим психологическим находкам — он жонглирует собственными измышлениями, балуется, долго не задерживая внимание только на них. Боль, скорбь, тяжесть — и в то же время дешевенький фантбоевик; как сказал Роман Фомин в своем предисловии к другой книге ММ, это все — «смесь элитарности с попсовостью»; именно так — смесь. А не одно под видом другого (как, например, мы часто видим у Акунина).

Но Джек Караказьян — как бы трудно ему ни было преодолеть свою слабость — все-таки входит, вместе с друзьями, в сокровенный мир, имя которому — Грааль (конечно, право попасть в него окупается большой кровью; отсюда, собственно, и название романа. Не будем забывать, что San-Greal в эзотерической литературе часто звучит как sang real, т.е., настоящее кровопролитие). Только не пожалев себя, можно спасти всех, и любимую тоже.

(А для русского читателя слово blood еще и звучит каламбурно — приобретая второй смысл: — Бл%д#, Муркок, ну сколько можно-то!.. Сил нет последние страницы «домучивать».)

Пока главные герои ищут Второй Эфир, в первом тоже происходит много всего, что им потом придется расхлебывать, и не раз. Вот страшный недочеловек Поль Минкт (лицо его вечно остается скрыто визором, представляющим карту Штатов, только — изваянную в металле). Вот мрачные machinoix (как бы это поточнее перевести... киборги, что ли?..), исповедующие культ боли и мерзости (я уже приводил цитату про изломанные кости) — но, когда доходит до дела, вдруг обнаруживается, что лучше они, чем жадный, одурманенный опиумом богатей. Разумеется, те, кто знаком с творчеством позднего Муркока (в частности, с романом 2001 года «Дочь Крадущей сны») догадаются, кто такой этот Минкт: в нем легко узнать вечного врага многих муркоковских героев. Как сам автор охарактеризовал его, «Вечного Хищника» (« -- Все, что делаю, я делаю ради лучшего, более стабильного, более предсказуемого будущего. Веришь в такое будущее – добро пожаловать в наши ряды, будем сражаться бок о бок. -- Твоя ложь слишком откровенна, чтобы я мог поверить в искренность твоих нынешних речей. Ты на самом деле желаешь одного – сожрать нас всех с потрохами. Твоя любовь к Порядку – не что иное, как присущая безумцам одержимость чистотой и аккуратностью. Это не гармония. Это не Порядок в истинном смысле!»)

В отличие от него, герои Муркока (которые не просто симпатичны автору -- он откровенно любуется их душевной красотой, силой и выдержкой!)... так вот, герои Муркока -- например, тот же Караказьян -- прекрасно понимают: в мире нет Порядка. Человечество возникло случайно; но в том, что оно существует, все-таки есть некая целесообразность. Придумать мотивировку, «зачем» мы живем, можно; суть в том, что -- БЕЗ всяких оправданий и мотивировок -- жизнь весьма сто'ящая штука. Осознание этого = осознание, что Бог есть. (Хотя Его, конечно же, нет). «I'm feeling it, Sam».

На этом, пожалуй, и следует подвести черту. «Второй Эфир» сейчас востребован нашим читателем — потому что совершенно неизвестен ему. Не исключаю, что, ознакомившись с этой книгой поближе (если КК «Фантастика» все-таки издаст), многие будут испуганы ее необычностью и экзотичностью. Но поверьте — это стоящее чтение.

История о человеке, который бросил вызов житейской рутине (помните, что говорил Толкин о «Побеге Узника» и «Бегстве Дезертира»?)

Кентон — именно узник... узник современного быта. Да, этот быт — не «бытовуха», он не такой уж страшный (любящий слуга, уютный дом)... но Кентон всё равно выбирает Корабль.

Находясь на Корабле — даже в рабских узах и томимый любовью без взаимности — он воспринимает жизнь гораздо более полнокровно. Там он взаправду живёт, а дома — пассивно существует (есть такая формулировка — «кровать — работа — поллитра — кровать». Замените «работу» на «археологические исследования» — или чем он там занимался — а «поллитру» на «сытую и богатую жизнь»... и вы получите рецепт, по которому Кентон день за днём отуплялся, становился чем-то типа робота... до попадания на Корабль. А там он «проснулся» — ибо ТАКОЕ перемещение не могло ему не «сорвать крышу»... Он начал жить, бороться за своё пробудившееся «я» — и достиг-таки чего-то...)

Но! Мерритт «блюдёт нормы реализма». Корабль НЕ ВЕЧЕН. Слишком многие хотят его уничтожить, и мир духовной свободы оказывается донельзя хрупок. Дальше — выбор: или вернуться в ту жизнь, из которой бежал, или — умереть...

Кентон делает один выбор. Современные люди на его месте, возможно, сделали бы другой...

Но важно, что сама возможность такого выбора есть.

Думаю, профессору Толкину бы этот роман понравился. :glasses:

Первая трилогия о Коруме... если давать ей характеристику одним словом, то слово это будет — «эксперимент». Первая часть — самый настоящий центон, безумная и безалаберная смесь из народной сказки, лёгшей в основу совершенно недетского сюжета (да-да, «сердце великана» у них там, на Западе — это примерно то же, что у нас «игла Кащея»... а вы не догадывались? :wink:), идиллически-романтмческого начала, которое затем сменяется ужасами и страстями в превосходной степени... а потом — опять краткий момент покоя (Ралина), а потом — опять «ужасти», а потом... Словно Муркок пишет сочинение на заданную тему: а вот сейчас мы изобразим такие-то чувства, а вот сейчас — переход от них к прямо противоположным...

Сюжет первой книги — слишком простой? Да похоже, это автор тоже упражнялся... как при минимальном количестве персонажей, обнажённости сюжетных линий и ярких, броских, совершенно «не-пастельных» красках выжать из этого материала максимум того, что может получиться?.. И ведь получилось, как ни смешно. Только чтобы вникнуть в замысел автора, надо понять: это — именно эксперимент.

Вторая часть. В общем-то, то же самое, но теперь уже декорации оживают. Нам уже неважно, какова архитектоника выстраиваемого автором мира — мы уже начинаем следить за тем, что, собственно, там происходит... Волноваться за героев... Хотя, конечно, некоторое ощущение «упражнения на заданную тему» и здесь есть — перечитайте хотя бы описания монстров Хаоса в царстве Ксиомбарг (это ужастик, написанный «по всем положенным правилам», вот что это.)

Часть третья. А вот здесь уже появляется самое главное: философская идея. Не говоря уж о ключевом для всего цикла образе Танелорна — здесь есть ещё Кулл. Сила которого в том, что ему всё пофиг :wink: и он то же самое советует людям. В конце концов

Итог: поначалу может показаться в чём-то сумбурно, а в чём-то примитивно, но это рассчитанный эффект. Если вникнуть в авторский замысел — получаем такую «гимнастику для мозгов», которая ни с чем не сравнима :wink:

Что ж, если книгу и впрямь дописывал Л. Владимирский — тогда многое становится понятно: и то, что финал, по сути, повторяет «Подземных королей» (тот же трюк с Усыпительной водой, почти слово в слово), и почему нам показано, как Ойххо летал за канзасцами, но нигде не говорится, когда и как Страшила решил его отправить :confused: В общем — много нестыковок. Судя по тому, что в первых двух частях романа практически через слово появлялся Урфин Джюс со своим филином, я бы предположил, что в конечном счёте Волшебную страну от инопланетян должны был бы избавить они... Жаль, что мы так и не узнаем, какой финал предполагался сначала :frown:

И всё-таки — сильно, очень сильно. Именно как «подростковая приключенческая фантастика». Та же булычёвская «Алиса» — вроде бы, тоже ППФ, но по сюжетной динамике и напряжению — на голову ниже «Тайны» (ИМХО). У Булычёва как-то с первых строк знаешь, что всё хорошо кончится, а тут... тут это прямо не говорится :wink:

Собственно, не вижу причины, почему бы не поставить «Тайне» все 10 баллов. :wink: В своём жанре — это образцовое произведение... хоть и не совсем уже волшебная сказка.

Всем тем, кто обвиняет Ле Гуин в излишнем феминизме, я советую прочитать этот рассказ. Здесь она яснее ясного показывает, что, если бы женщины стали заправлять всем в обществе, это была бы самая настоящая тирания, и только наивным представителям Экумены в их «прекрасном далеке» могло казаться, что на Сеггри ситуация «исправлена» по сравнению с земной. На деле же она «искривлена в другую сторону»... Любовь — под запретом. «Замки», больше напоминающие зоны или лагеря... Мир, где мужчины абсолютно бесправны — отчего, разумеется, женщинам не стало ни капельки лучше. Они-то (женщины) и не задумываются о «правах». Они просто тупо несут службу, являясь «винтиками» тоталитарной машины...

Очень узнаваемые реалии для человека, живущего в постсоветском государстве. Собственно, у нас тоже «прекрасную половину человечества» хотели сделать скорее «сильной» — и сделали (в тупых и грубых женщинах-полицейских с Сеггри легко узнать наших, родимых продавщиц из универмага, дворничих, которым проще ударить прохожего метлой по ногам, чем выйти на работу в такое время, когда прохожие не «помешают»... Про женщин, «рулящих» обществом, боссов, так сказать — что у нас, что у Ле Гуин — я вообще молчу...)

Плохо, когда ситуация искривлена. В какую бы то ни было сторону. Но те, кто стали жертвами этой ситуации — разве они виноваты, что их отупили, огрубили и заставили слепо «выполнять свой долг»?

Конечно, им уже не раскроешь глаза ни на всё это, ни на них самих... И тем не менее — разве они злые? Они просто несчастные... т.к. ограблены жизнью.

И феминизм ничем не лучше «маскулинизма»... Да, такие рассказы нужны. Хотя бы для того, чтобы их автора не упрекали в «одностороннем» подходе к проблеме...

Изысканная, ненавязчивая притча. Почти религиозная (хотя... а почему «почти»?) -- но без нудных проповедей. Злые тролли, сделавшие зеркало-коверкало (оч. реалистичная деталь: скажи про книгу и или фильм, что они хорошие — придет команда троллей ;)) и представит их вареным шпинатом!.. Кстати: я до сих пор помню старую книжку из своего детства, в мягкой обложке, истрепанную, но какие чудесные — теплые, воистину задушевные — там были иллюстрации! Добрый тролль-рассказчик, попыхивающий своей трубочкой, улыбается читателю с первой же страницы (да, да, я знаю, что в сказке никакого доброго тролля нет. Но разве нельзя представить, на секунду? Если есть тролли-негодяи, то почему б и не быть хоть одному хорошему?.. Думаю, Андерсен бы только порадовался такой придумке иллюстратора).

И Герда в книжке была такая по-домашнему милая, уютно и весьма домовито одетая, в своих полосатых чулках (по тексту, она не жалея себя решилась босиком обойти полсвета — но Герда, которую изобразила художница Ращектаева, куда более практичная натура! За р-романтическим «квестом» не забывающая и о собственной безопасности... Как видите, тему отмороженных ног можно и не раскрывать вообще; нужны только подходящие иллюстрации)))

Что касается ангелочков... а почему бы нет? «Это были передовые отряды войска Снежной королевы. Вид у них был диковинный: одни напоминали больших безобразных ежей, другие — клубки змей, третьи — толстых медвежат с взъерошенной шерстью; но все они сверкали белизной, все были живыми снежными хлопьями. Герда принялась читать «Отче наш», а холод был такой, что ее дыхание тотчас превращалось в густой туман. Туман этот все сгущался и сгущался, и вдруг из него начали выделяться маленькие светлые ангелочки, которые, коснувшись земли, вырастали в больших грозных ангелов с шлемами на головах; все они были вооружены щитами и копьями. Ангелов становилось все больше и больше, а когда Герда дочитала молитву, ее окружал целый легион».

Без ангелочков Герде просто не выстоять. Она такая добрая, что — само собой понятно — набожна (я имею в виду набожность в хорошем смысле, а не...) Кстати, босиком по снегу — это сюда же: не «тема смерти» (и уж тем более не «фетишЫзм» — что это за страшное слово такое, млин?!) Тут скорее упор на то, что она — страстотерпица, жертвует собой, чем и возвращает любовь Кая. Трактовка Вадима Коростылева (мол, Каю нужна «ледяная Герда», а на обычную плевать) — тоже интересна, но Андерсен-то писал о другом.

Что до самой Снежной Королевы -- она у старины Ганса получилась, наверно, еще более впечатляющей, чем Герда. Несмотря на всю храбрость и стойкость ггероини, ГлавЗло (по кр. мере, в детстве) запоминается больше. Королева и прекрасна, и ужасна. В ней сошлось все -- образ красивой, строгой, но эгоистичной Матери (которая больше любит себя, чем ребенка -- и, собс-но, в ребенке тоже любит себя). Образ властной и жутковатой Жены, временами все же прикидывающейся, что способна на ласку. Образ идеальной (давайте уж скажем это прямо) Возлюбленной -- как там у Пушкина было по схожему поводу: «нежна без упоенья, стыдливо холодна... Восторгу моему едва ответствуешь, не внемля ничему...» Да, -- это лучшая из женщин, каких только знала романтическая литература!.. (Впрочем, боюсь, и литература вообще. Ну кого, скажите на милость, писатели-реалисты могут противопоставить такому величавому, прекрасному и грозному образу? Ласочку из Кламси? А может, Сонечку из мансарды?.. Смешно-с).

Так что теперь, надеюсь, вы понимаете, почему я так люблю эту сказку. Половина прекрасных воспоминаний из детства у меня связана именно с ней. Думаю, что не у меня одного...

Нота-бене: Интересная деталь. В польском переводе Кай пытается сложить из льдин слово

Мир, разделенный на сотни тысяч зеркальных «сколков» (или правильнее сказать -- световых?) Здесь все, что зримо -- то и реально; а вот тени, к примеру, оборачиваются вязкой трясиной, мутным киселем под ногами, в который лучше не вступать (ну, сами же прекрасно знаете, как это бывает -- когда лестница не вся на 100% освещена, и часть ее тонет «в нигде»). А уж в общественные уборные лучше не заходить, если там нет зеркала -- во мраке таится не пойми что, и простой унитаз может оказаться зверем, жадным до человечины. Во что превращается сточная труба -- уж лучше умолчим (привет, Роулинг! Привет горячий, Батильда Бэгшот!!)

Да, я не случайно упомянул зеркала (по названию, в принципе, ясно). Они -- единственный способ хоть как-то выжить в этой парареальности, где все построено по принципу «вижу — не вижу». А еще они — единственный способ выйти отсюда. У каждого «попаданца» в зазеркальный мир есть мечта: вдруг кто-то, как в песне Таривердиева, захочет у зеркала выпытать какой-н. важный секрет. На этот зов «попаданец» не может не откликнуться; беда в том, что, хоть их и мало, но на каждого интеля, жаждущего обрести новое человеческое тело, есть свой оппонент с бейсбольной битой...

В общем, вы поняли -- это не «шелуха», знакомая нам по «Ойкумене». Это совершенно другой мир -- странный, сложный (сложный прежде всего для самих Олдей, к-рые и раньше так не писали, и вряд ли когда-н. потом будут). Ну а проблематика остается та же, что и в «посюсторонннем» Харькове. Как сделать, чтобы тебя не рвало в зеркало пиявками (читай: гневом, болью?) Как изгнать из себя вредных карликов-сявок, имя которым легион? («Сявка» -- это такой неполиткорректный харьковский синоним к слову гопник, если кто не знал). Отвезти кота к ветеринару, договориться об операции Верочки в Тель-Авиве... Слушать рок. (Несмотря ни на что. И практиковать любимое карате. Тоже -- несмотря на откровенно «сявотную» реальность). Спорить с маленькой девочкой -- фанаткой «Гарри Поттера» -- о сложных судьбах героев миссис Джоан. (Да, в нашей жизни такое чаще происходит в интернете. Тут -- наяву... Но какая, в общем, разница).

Сквозь мир, усеянный «хвостами» от зеркальных дубликатов вещей, а также -- сколками света, образующими сложные лабиринты, медленно движутся трое с универсамовской тележкой. Попаданец, мертвячка и рыжий кот. Их задача -- выжить. Не попасться двойнику, занявшему квартиру интеллигента. Не попасться бесам-карликам. Не попасть под дождь, разрывающий тело на кучу серебристых стекол... Выживут ли они? (Ну, а как вы сами думаете?..)

И при этом -- хоррор, да... Он, родимый; сакраментальный хоррор-мистика. Олди описали довольно-таки страшную действительность.

...Страшную еще и потому, что сейчас уже мало кто опознает (если только сноску не дать) цитату из Пушкина, или -- откуда фраза «Догадался, проклятый! Всегда был смышлен». Да что там, даже слова «быть в нетях» непонятны без сноски.

...Все смешалось в этом псевдо-Харькове. Тут тебе и лето, по воле автора быстро переходящее в зиму (а зима -- в лето). Тут тебе и менты (ныне торжественно переименованные в «понтов»). И — воспоминание о вкусе сыра (Вдумайтесь: самого вкуса нет — воспоминание есть! Приходится, уж пардон за каламбур, именно его и есть...) А также на сцене появятся Роулинг, и человек-паук, и девчонка с разноцветными «хвостами», вооруженная бейсбольной битой, с веселой картинкой на топике (угадайте, кто там изображен и из какого фильма?:-D) И будет желание во что бы то ни стало спасти чужого ребенка, который тебе, если так разобраться, никто...

И -- финал. Обычный для Олдей, то бишь, открытый. «Ниадназначный». Не 100% позитив, не 100% депрессуха. То ли все прекрасно, но червяк сомнения грызет. То ли все плохо... но лучик надежды светит.

Я очень старался найти в этом произведении хоть какие-то недостатки. Недочеты. Изъяны. Но не могу; придраться не к чему. Видимо, их тут нет.

Так что — 10 баллов. (А если бы глубоко зацепило, но при этом было не совсем совершенно по форме — поставил бы девятку. Такая уж у меня шкала оценок).

з.ы.: «Гармаш, верни гражданину его г%$#о!»

Помню, помню — журнал «Пионер», своеобразные (это мягко говоря:lol:) рисунки — от портрета тов. Квадратной Будки запросто могут волосы дыбом встать:gigi: Явно повесть не для последних романтиков — и не для любителей «шоб було красиво». Но — несмотря на все «страсти-мордасти», выпавшие на долю главного героя, очень милая и по-домашнему уютная. Житейская проза, кондовые-совковые реалии, поданные с мягким юмором («У нас нет улицы Сергеева-Ценского, у нас есть просто улица Сергеева. Тоже писатель. — А у нас нет улицы С. — Ц., у нас есть просто улица Ценского. Такого писателя нет, но будет») — всё это отлично заменяет никому не нужные манерность, пафосность и поэтичность.

В финале, конечно, всех бандитов

Пардон, отзыв получается немного бессвязный и бестолковый — но уж как вышло... Про то, что очень любишь, всегда «не хватает слоф».

В отличие от «Братьев Львиное Сердце», которые берут за душу своей совершенно недетской, реалистичной жестокостью, эта повесть гораздо красивее и романтичнее. Здесь всё происходит не «так, как есть в жизни», а «так, как ДОЛЖНО быть».

Но, имхо, бессмысленно задаваться вопросом — «какая из двух сказок лучше»? Что значит «лучше» — ближе к жизни, что ли? Так они обе близки к жизни, просто Нангияла — это то, что мы есть, а Страна Дальняя — это то, РАДИ ЧЕГО мы есть. То, какими мы стараемся быть (а что не выходит — так это не суть важно. Стараться-то всё равно НАДО... Нравственный императив, одним словом :-) Поэтому: хорошо, что красота Страны Дальней как бы компенсирует недетские ужасы Нангиялы — и хорошо, с другой стороны, что Нангияла своими недетскими ужасами оттеняет красоту Страны Дальней, не давая ей окончательно отойти от жизни и стать «просто сказочкой». Хорошо, что эти две сказки взаимно оттеняют друг друга.

В то время как зубры русскоязычной фантастики решают сверх-философские проблемы, каким быть человеку и как себя вести (тот же «Чистовик» или «Снулль вампира Реджинальда») не такой уж приметный сейчас (времена бума, вызванного «Многоруким богом» прошли) писатель Логинов пишет о том, как человек ЖИВЁТ. О простой жизни, о быте... Очень впечатлила сцена, когда парень рассуждает: «Я провезу в царскую Россию запароленный ноутбук!» или что-то в этом духе (нынешняя молодёжь всерьёз думает, что без подобных вещиц жизнь — не жизнь :wink:), а ему на это отвечают — «полицмейстер отберёт и спросит «где взял». Если вспомнить, чтО ещё за несколько страниц до этого говорилось о сходстве тогдашних полицмейстеров с современными ментами... Эта книга — щелчок по носу современного мелкобеспеченного среднего класса. Которому некогда жить СОДЕРЖАТЕЛЬНОЙ ЗЕМНОЙ, практической жизнью, вот мы все и уходим с головой в жизнь духовную, пытаясь решать какие-то супер-важные проблемы — а на деле всего лишь «познавая познанное другими»...

Логинов, по крайней мере, ищет альтернативу современному «деятельному бездействию» нынешних Обломовых. Можно спорить с тем вариантом альтернативы, что он предлагает (образ русского мужика, который всё вытянет, и правда не нов), — но он, по крайней мере, предполагает хоть какую-то.

Уже за постановку этой проблемы — 10 баллов книга заслужила.

Не понимаю, почему все ругают этот рассказ. Да, он несколько наивен и романтичен. Но это же классика — такой стиль вполне оправдан, тем более, что сейчас так не пишут. Рассказ много чем запоминается: и поэтическими картинами изображённого мира, и тем, что старый как мир сказочный сюжет, как оказывается, может служить основой не только для сказки...

Это не притча, не фэнтези и не НФ — это «золотой век фантастики», когда перемешались границы космооперы, «твёрдой» НФ, НФ философской... Всё это вместе плюс прекрасный язык, плюс тонкая лиричность, плюс то ощущение жизненной подлинности, которое всегда есть у Ле Гуин...

Ну что долго говорить? Классика есть классика :smile:

Нашему читателю, конечно, будет оч. неожиданно узнать (после всего того, что -- торжественно и пафосно -- вдалбливали в школе, а потом и в университете!), что Прометей, по греческим мифам, вовсе не был героем-прогрессором. Скорее, это трикстер -- типа скандинавского Локи. Надул Зевса, подсунув ему внутренности жертвенных животных под видом «вкуснейших кусков»; украл огонь, но не для того, чтобы помочь людям -- он куда больше заботился о сатирах и титанах. В общем, что он, что его враги Олимпийцы -- все друг друга стоят. Мелочь пузатая, слишком много о себе думающая...

Но -- давайте начистоту -- кому какое дело, что там было в мифе? Миф придумали давно; на заре античности, когда греки еще были не такой уж могучей цивилизацией и не влияли на мировую культуру. Нам же важно, что в классической трагедии Прометей предстает совсем другим. Он -- провидец, знающий, какая судьба его ждет:

«муки терпеть

Врагу от врага -- совсем не позор.

Змеей расщепленной молния пусть

Метнется на грудь мне, пусть воздух дрожит

От грома, от бешенства бури, пускай

Земля содрогнется до самых глубин,

До самых корней под ветром тугим!

Пусть море, бушуя, взъярит валы

И хлынет на тропы небесных звезд,

Пускай в преисподнюю, в Тартар пусть

Во мрак непроглядный тело мое

Безжалостным вихрем швырнет судьба --

Убить меня все же не смогут!»

Зная, кто в будущем лишит Зевса власти, старик-титан отказывается сообщить это Гермесу (кстати, Гермес изображен в трагедии не просто лощеным выскочкой -- это-то ладно, многие представляют его именно так. Он показан откровенным идиотом -- напр., не понимает, почему Океаниды согласны страдать вместе с Прометеем, если он им предложил убраться от греха подальше. Ну и, само собой, титана он тоже не понимает). Прометей -- это, как обычно у Эсхила, воплощение чистого мужества; бойцу афинской армии, сражавшемуся при Саламине, не понаслышке было знакомо, что такое честь, верность друзьям и бесстрашие.

«Ни хитрости, ни пытки нет, которыми

Меня склонить удастся к откровенности,

Пока с меня он мерзких не сорвет цепей.

Пускай он мечет огненные молнии,

Пусть белокрылым снегом сыплет, громы пусть

На Землю рушит, все перевернет вверх дном —

Ничем он не добьется, чтобы выдал я,

Кто тот, который у него отнимет власть.»

Потом, в «Прометее Освобожденном», герой все-таки сменит гнев на милость и, скрепя сердце, примирится с Зевсом. Но судя по тому, как он его характеризует, например, в глаза избавителю Гераклу («о ЗЛЕЙШЕГО отца мне сын любезнейший!»), мнения своего о царе богов не изменит. (Эсхил, конечно, был вполне себе религиозным человеком. По другим его трагедиям это оч. даже видно. Только «Прометей» -- о людях, не о богах; надо думать, в античных полисах того времени хватало таких вот господ -- мелочных, сластолюбивых и всеми силах цеплявшихся за власть).

Интересно также, что пьеса в какой-то мере предвосхитила «Черную книгу Арды» -- чудовища, вроде огнедышащего Тифона, показаны здесь невинными жертвами новых богов. В страданиях Ио, обесчещенной и превращенной в получеловека-полукорову, по Эсхилу, также виноват Зевс (хотя, если вникать собс-но в мифологический сюжет, он-то здесь сбоку припека: ведь заклятие наложила Гера. Но Прометей считает иначе: пусть царь богов даже и КОСВЕННО виноват -- все равно дочь Инаха пострадала из-за его сластолюбия!)

Благородные и самоотверженные Океаниды (а тж их отец), как это ни ужасно, на самом деле -- слабы. Они изо всех сил просят Прометея идти с олимпийцами на мировую (да, мы воспринимаем их как положительных персонажей -- но это только потому, что дихотомия «добро — зло» навязана нам с детства, еще со школы. У древнего грека таких понятий не было; чувствительные и энергичные нимфы, согласные разделить муки своего друга и наставника, вполне могли казаться тогдашнему зрителю теми еще сволочами). Кстати, вот еще одно док-во гениальности Эсхила -- однозначного деленья на «правых» и «неправых», кроме самого лишь ггероя, тут нет. Прометей трагически одинок -- и в этом высшая правда. Грубая, страшная -- зато жизненная.

Одним словом, как вы видите, для самого поэта миф о падшем титане был всего лишь поводом изобразить стойкого, несгибаемого человека. Идеал; моральный императив д\тогдашней молодежи. А никак не пламенного революционера-богоборца (излюбленный штамп советской критики, породившей, в частности, такого уродливого кадавра, как поэму Андрея Малышко).

Ну, а если кому-н. обидно, что ходячий миф о «социальном» (или даже «соцреалистическом») значении эсхиловой трагедии -- неправда, могу в утешение сказать только: по-моему, «Прометей» и без этого прекрасен. Несс-па?

з.ы.: В свое время глубоко зацепил перевод Пиотровского; именно его я считаю лучшим. Апт тоже хорош (весьма), хоть и немного другой.

А вот вариант Соловьева и Нилендера -- не советую; у них получилась слишком мягкая, даже в какой-то мере «женственная» трактовка...

Помнится, в начале 90-х Анджей Сапковский неплохо поиздевался над теми, кто видит в этой сказке не столько любовь, сколько довлеющее всем и вся чувство долга. «Любящий жертвует! Я ради него жертвовала собой, ежедневно вылезала на скалы, все чешуйки на попе протерла, плавник растрепала, простыла. Насморк схватила! А он ради меня не хочет пожертвовать двумя своими паршивыми обрубками?» Ясно и понятно — проще призывать других отдать что-то ради твоего блага, чем попытаться жертвовать САМОМУ. Но правда в том, что избавление от мук не покупается чужой жизнью...

"— Мы отдали наши волосы ведьме, чтобы она помогла нам избавить тебя от смерти! А она дала нам вот этот нож — видишь, какой он острый? Прежде чем взойдёт солнце, ты должна вонзить его в сердце принца, и когда тёплая кровь его брызнет тебе на ноги, они опять срастутся в рыбий хвост... Наша старая бабушка так печалится, что потеряла от горя все свои седые волосы».

Не жалко ли старую бабушку? Да, конечно. Жалко — до слез. А вот принц — легкомысленный и глупый — вполне заслужил смерть. И что же?.. Русалочка не может убить принца и его молодую жену, бросает нож в море...

За свое благородство она, кстати, в итоге получает награду:

«Над морем поднялось солнце; лучи его любовно согревали мертвенно-холодную морскую пену, и Русалочка не чувствовала смерти».

Скажете, этого мало?.. А я так не думаю. Любовь победила — пусть даже любовь без взаимности. Станет ли беспутный, глуповатый и пошловатый принц в итоге человеком?.. Возможно. В японском мультфильме 60-х он под конец все понял, раскаялся (правда, слишком поздно). Да и советскому драматургу Людмиле Разумовской тоже подобная идея приходила в голову.

« -- Кто говорит со мной? -- Сестра души твоей. -- Русалочка? -- Меня так называли...

-- Ты где, любимая? -- Я везде, возлюбленный... И в этом вот цветке, в травинке, в поле, и в солнечном луче, в ручье прохладном, в розовом сиянье дня, в вечернем воздухе, разлившем ароматы ночи...

Меня не увидать, -- но если вправду тебе я дорога, меня почувствовать ты сможешь сердцем. Лишь вспомни обо мне, и я приду мгновенно. [И, если] на щеке разгоряченной почувствуешь дыханье ветерка, то знай, что это я, что я — с тобой, что это я тебя целую нежно. Что я тебя люблю. Прощай.»

( «Что на сказку кивать?» — пел когда-то добрый волшебник Олег Ефремов. — «Сказки есть и сказки будут...

В жизни вряд ли придет

К вам на помощь чародей.

Люди сами должны

Друг для друга делать чудо,

Только люди должны

Быть похожи на людей».

А обитатели Той Стороны — они куда больше похожи на людей, чем мы сами. Что такое подлость и предательство, Русалочка просто не знает: она на такое неспособна. Хотя каждый шаг по мерзкой и грязной земле отдается в теле жуткой болью... хотя излить душу кому-то не получится — Русалочка нема. (Да, конечно, аллегория более чем очевидна — Андерсен имел в виду себя. Вернее... «и себя тоже»). Поэт, затравленный тогдашним грязным и пошлым обществом... а, может, и не обязательно поэт. Просто умный, тонко чувствующий человек. Таких во все времена было много.

Поэтому — неизбежен трагический конец. Чтобы его изменить, пришлось бы переписать весь сюжет. Что в свое время сделали диснеевцы (топорно и неумело). Что в принципе могло быть сделано — грамотнее и тоньше. История Русалочки могла бы завершиться счастливо, но тогда... тогда это должна быть другая сказка. (Собственно, она напрашивается сама собой: Русалочка не умерла бы, если бы нашла человека, который — в отличие от принца — от неё не отступится. Но это не Андерсен, это — спор с Андерсеном).

Конечно, это не означает, что не может быть иных версий. Например:

«-- Любимый мой, жизнь так прекрасна! Живи! Ты должен жить! Со смертью не шути. Не вправе мы распоряжаться жизнью. Теперь ты не один. С тобою верная твоя подруга, мать будущих твоих детей..., и уберечь ее от злых тревог — твой долг. Ступай к ней, не тревожь ее печалью. И мне пора. Я больше говорить с тобой не властна. Прощай, прощай, моя любовь, и помни, я с тобой навек! (Исчезает.)

-- Прощай, любовь. Какая в сердце боль... Но надо жить. [И] я смиряюсь, и буду жить, чтоб помнить о тебе!»

Завидую Муркоку. В книге, конечно, полно депрессивности и философского пессимизма — но он так умело разбавляет это романтикой (а также поисками своего «Я» в ужасно непрочном и хаотичном мире), что поневоле диву даёшься: каким писательским талантом обладать надо, чтоб всё это слить воедино?..

Вообще, ранний Муркок — ещё тех времён, когда он писал обычную героику — мечи, поединки, бароны-драконы и т.п. — куда более пессимистичен, чем у нас принято считать. И дело тут даже не в ощущении обреченности: все Вечные Воители умирают, но это как раз понятно — трагедийный пафос, всё такое... =))) Дело — в периодически проскальзывающих мыслях типа «как страшно жить» (Хокмун спас своего лучшего друга, но при этом потерял любимую — а сам был уверен, что она жива, это просто по какой-то нелепой случайности реальность вокруг «исказилась». Правда, потом он ее таки да нашел — но ведь понятно, что Муркок забавляется, издеваясь то над своим героем, то над слишком доверчивым и простодушным — чтоб не сказать «прекраснодушным» — читателем.

Так же точно и Корум выбрал жизнь в мире людей, хотя они уничтожили его собственную расу. Почему? «По кочану»; т.е., по причине собственного чрезмерного благородства, почти что граничащего с манией величия («Я герой, всех спасать — это мое призвание». Философия в корне неверная, т.к. она и привела его в итоге к краху...)

А вот если попробовать почитать позднего Муркока — Муркока-постмодерниста, «мэйнстримщика», который очень часто противоречит своим же собственным ранним произведениям (формально оставаясь в рамках того же сюжета), то там мы увидим как раз обратное: много-много хэппи-эндов («Месть Розы», «Дочь Крадущей сны», «Древо скрелингов» — практически всюду герои остаются живы и побеждают; мерзкое зло в лице «вечного хищника» принца Гейнора обречено на поражение. Потому, что оно — уродливо и примитивно по своей сути; разве может быть иначе?..

Переломным моментом в творчестве Муркока, как я понимаю, были «Хроники семьи фон Бек». Во втором романе пессимистическое настроение автора просто-таки достигает предела; вместо прекрасного Танелорна мы видим страшненький Амалорм; вместо долгожданного духовного единения вечных ггероев... Ну, вы помните, что в конце произошло с Манфредом, да...

А потом, похоже, Майкла «отпустило» ;)) Во всяком случае, «Дракон в Мече», последовавший прямо за «Городом», уже написан по-другому. Ранний Муркок никогда не стал бы утверждать, что обыденная жизнь может быть столь же насыщенной и глубокой, как жизнь героя. (И «спасибо» неизвестному переводчику из «Северо-Запада», который эту мысль, блин, перевел с точностью до наоборот!.. Остается надеяться, что мы все-таки увидим правильный перевод — точно так же, как в 2002-м увидели правильный перевод «Серебряной руки»).

Возвращаясь конкретно к эту роману — «Дуб и овен» — хочется привести парочку цитат, по которым будет видно, насколько у нас в свое время недооценили вторую трилогию про Корума. На самом деле это довольно сложная вещь; философские отсылки, которые там попадаются, наш читатель 100% не поймет — он не этого ждет от Муркока.

» – Ты, конечно, слышал о знаменитой семье фон Бек, – сказал ему Джери, который уже около двух часов повествовал о своих деяниях. – Вы в близком родстве... но, думаю, даже ты сочтешь эту историю весьма странной. – И еще час он рассказывал о фон Беке, заключившем договор с Праотцом Насекомых» (The Original Insect — персонаж трилогии «Второй Эфир», нечто вроде местного воплощения Сатаны. А почему он «Насекомое» — да видимо, потому, что тут связка с романом Голдинга «Повелитель мух»...)

Или вот еще интересный момент:

«Все в этом мире было одинаково достойно, все имело равную ценность. Пришельцы из мира Корума могли считать это примитивным поклонением природе, но Корум знал, что в этом кроется нечто гораздо большее. Многие из фермеров на землях Туа-на-Кремм Кройх вежливо кланялись камню и шептали извинения, когда хотели переместить его с одного места на другое; они относились к своей земле, своим быкам и плугу с той же вежливостью, с которой разговаривали с отцом, женой или друзьями.

Корум испытывал гордость оттого, что вступил в бой с Фои-Миоре, ибо те угрожали не только жизни. Фои-Миоре угрожали спокойному достоинству этого народа.

Терпимо относясь к своим страхам, тщеславным помыслам и глупостям ( = follies; ИМХО, переводчик не совсем прав — в данном случае это скорее «суеверия»), Туа-на-Кремм Кройх столь же терпимо относились к таким же качествам и у других. Корум воспринимал как иронию судьбы то, что его собственную расу, которая в конце концов обрела такие же воззрения, разбили предки этого народа».

Александр Чех, в отличие от И. Полоцка, чрезмерно упростил текст муркоковской эпопеи; правда, сделал его более красивым и романтичным, а также добавил изысканных «финтифлюшек» — но в оригинале-то было совсем другое... Впрочем, (опять же ИМХО), оба перевода обязательны к прочтению. В наш циничный век повесть вызывает большое чувство ностальгии по «раньшим временам». Причём не обязательно это должны быть времена каких-нибудь там давно ушедших кельтов...

Единственная сказка про муми-троллей, которую мне удалось добыть в библиотеке во времена моего детства, в далекие 80-е... Другие были или прочитаны в журнале, или посмотрены по ТВ в виде мультфильмов...

А эта была еще к тому же и на украинском — и всех их там звали _не_ так_ как я уже привык... Но теперь (из-за ностальгии :confused:) далекая, времен моего детства, «Хропка» мне гораздо милее, чем «фрёкен Снорк»... Да ведь и понятнее, чтО есть «Хропка» (хотя, конечно, англоязычному читателю Снорк тоже сразу увяжется со snore — «похрапывать»... но то англоязычному, а нам как быть? :wink:)

«Чубсля» и «Махсля» тоже понятнее, чем «Тофсла и Вифсла» (и сразу как-то лучше себе их представляешь :super:)

А уж шикарная фразочка «ти самсля мишиськосля» — куда сочнее и смачнее, чем «самсла ты крысла«! (Хотя по-русски, наверное, иначе не скажешь...)

В общем, украинский перевод рулит :super: Кстати, он назывался, ЕМНИП, как-то вроде «Чудо-шляпа»

На мой взгляд, самое правильное определение «Хроник Нарнии» дали в аннотации (если не ошибаюсь) к одной из книг Дж. Макдональда (того самого, которого Льюис считал своим учителем): дескать, некоторые называют эти книги — фэнтези, а некоторые — сказкой, и оба определения подходят.

Тем, кто считает «Нарнию» ДЕТСКИМ произведением, я советую внимательнее перечитать. Да, это писалось в расчёте на детей — но не только на них. Там очень много деталей, понять которые проще взрослому (особенно много — в последней книге, но и в других тоже есть).

И очень обидно, что эти прекрасные, не то детские, не то взрослые (а всего вернее — предназначенные подросткам, только начинающим выходить из детского возраста) сказки критикуют на форумах примерно с такими аргументами: «говорящие животные считают правильным, что люди кушают неговорящих» (ну ГДЕ это там?! Не заметил я что-то...), или: «дети носят шубы, а при этом с бобрами дружат, ну-ну» (глупость такого «аргумента», по-моему, очевидна...)

Молодой вадаг о тысяче лет (если не больше. И сразу ассоциации с лучшим другом Чебурашки ;)). Статный и красивый, правда, без глаза. Герой, побеждающий богов (БОГОВ, Карл!) одной ле... т.е., простите, одной правой. Левая-то у него как раз отсутствует. Летает на воздушных змеях, мочит адских монстров в царстве Хаоса (кстати, это очень удобно -- при переходе на новый уровень и встрече с новыми врагами, можно убиенных с прошлого левела к себе на помощь призывать ;)) «В чем сила, брат? -- В кибер-перчатке, брат!!» ;))

Кроме того, принц Корум одержим благородными порывами мести за убитых мать, отца и сестер. Правда (спасибо любящей подруге Ралине) давно смирился с их потерей, и считает, что надо жить дальше, а не оглядываться в прошлое. Но все равно ищет убийцу родных, чтоб ему наваять по самое не могу. Без особой мотивации; без особого смысла. Скорее всего, банально потому, что... хандра заела.

Короче, не Вечный Воитель, а просто-таки ходячий парадокс. Никто, кроме Муркока, давно и прочно траванутого (от слова «трава»), и поехавшего крышей (без всяких там «слегка» ! Просто -- поехавшего)... так вот, никто, кроме него, не смог бы ТАКОЕ придумать. История. правда, знает подобных героев (сэр Ланцелот, ЕМНИП, тоже выходил на битву, подвязав одну руку за спиной. Чтобы дать шанс противнику. А еще был Петер Мунк, обменявший сердце на камень). Но это все как бы не то...

В общем, как я уже писал, эти 6 книг (да плюс еще «Поиски Танелорна», в к-рых история Корума наконец-то завершается) -- один большой эксперимент. А ведь, не будь всех этих безумных скитаний, прыжков из мира в мир и бредовых видений а ля Босх -- не было бы ни осояновского Теймара Парцелла, ни олдевского Чэна Анкора, ни даже, прости Господи, Тероса Сильверфельда... Про влияние, к-е Муркок оказал на мелких и малоизвестных авторов (ту же Немирову), вообще молчу.

Есть такие авторы -- мало кто помнит их сейчас. Но традиция, от них пошедшая, до сих пор жива. И оч. важна д\жанра.

Шикарно. Просто ш и к а р н о. Хотя бы потому, что сочный и вкусный оммаж поэтам Востока. Написанный западным автором, но не просто как стилизация — здесь есть свой смысл. Кто неравнодушен к их культуре (как я, например), тому доставит с первых же строчек. «Саламановы печали и Каисовы страданья» ! «Миджнур» (Меджнун — безумно влюбленный. Это ведь целый мем, целый пласт персо-таджикской лирики... не говоря уж про диковатую, варварскую, но такую, черт подери, прекрасную культуру арабов, от которых образ Меджнуна и пошел!) «Амирбар»: по-русски — начальник флота... а, собственно, наше «адмирал» — оно ведь оочень похоже звучит; случайно ли?) Настоящее удовольствие — смаковать все эти пышные титулы, упиваться старинными восточными интригами и странным — одновременно плотским и духовным! — восприятием любви. «И в его царила мыслях [госпожа] — его убийца!» Даа, у народов Кавказа тоже своеобразные представления насчет рыцарской верности и прекрасных дам...

Невнимательный читатель, впрочем, не оценит. Он будет смотреть в первую очередь на сюжет. Который даже при беглом прогляде кажется не оч. интересным: вот военачальник арабского царя, подстрекаемый любимой, отправляется на поиски прекрасного витязя, томимого (неизвестно, почему) страшным горем. Как выяснится позднее, витязь Тариэл тоже имел неотложную миссию — он разыскивал девушку Нестан, к-рую царица каджей (злых колдунов) похитила, ибо хотела по-своему распорядиться ее судьбой. «А-а», — зевнет невнимательный читатель, — «это мы ели уже, это «Руслан и Людмила». И — отложит книгу...

Да не тут-то было. История воистину скучная, замшелая, бородатая и тэ пэ. Только важно не ЧТО, важно — КАК. Вспоминая другого классика: «Правилу следуй упорно: чтобы словам было тесно, а мыслям просторно»; вот по этому принципу и писал Руставели... Конечно, если б это и вправду была героическая поэма о муже, ищущем украденную жену (сюжет, «из Ирана завезенный давно»), то вышло бы многословно и пафосно. Только грузинский поэт имел в виду совсем другое. Старым сюжетом он воспользовался, просто чтоб удобнее выразить свои мысли:

«Называется миджнуром у арабов тот влюбленный,

Кто стремится к совершенству, как безумец исступленный»...

-- и дальше, соответственно:

«Ослепленный взор безумца к ней (= поэме) стремится поневоле.

Сердце, сделавшись миджнуром, в отдаленном бродит поле»...

Вот такой вот, с позв. ск., «миджнуровщины», т.е., искренней преданности тому, что пишешь, у большинства современных работников пера и клавиатуры днем с огнем не видать. Еще у классиков (Цветаевой, напр.) это встречалось, а потом — вышло из моды. Так что средневековая поэма была, есть и останется актуальной.

Там, где какие-н. Олди создадут главу на восемь-десять страниц, Шота отделывается (sic!!) двумя строчками. «Дэвы высекли пещеры посредине этих скал — я нашел их, и чудовищ истребил и разогнал». Действительно, зачем писать что-то сверх этого? КОНтекст важнее текста; порыв важнее воплощения, а важнее порыва — впечатление.

Отдельные мелочи — вроде бы Шота ничего и не сказал, а на деле очень многое! — накрепко врезаются в память; воистину, дьявол в деталях... Ну вот, к примеру: знали вы, что в поэме нет поединка ГГ с тигром (после которого он, вроде как, и должен был на себя напялить эту шкуру?) «Образ пламенной тигрицы сходен с девою моей — оттого мне шкура тигра из одежд всего милей!» Нет, потом таки будет описано, как Тариэл в горячечном безумьи сцепился с двумя хищниками сразу... но это, во-1, ПОТОМ, а во-2 — никаких тебе сюжетных параллелей с лермонтовским «Мцыри» (изъезженный сюжет советской критики — и, как оказалось, неправда).

А знаете вы, что «не сказал ни слова витязь, только слезы лил на грудь» — символ, не надо это понимать буквально?.. (Тут, на ФЛ, уже в какой-то рецензии Витязя обозвали «плаксивым». Хотя, конечно, Руставели говорил не о том. 8-) Он имел в виду сильные чувства, обуревающие героя. Кстати: д'Артаньян у Дюма тоже частенько бывал на грани обморока. Но, надеюсь, его никто не считает истериком, или чем-то еще в этом духе? ;)) Богатыри — они вообще такие: «коль любить, так без рассудку, коль грозить, так не на шутку»... Гипербола-с). В частности, этим Шота тоже хорош — что не стесняется громогласных, почти гомерических гипербол (во я завернул... Ну да ладно ;)) Что написано, то написано ;))

...Ну и кстати: из того, что запомнилось навсегда — «Зло мгновенно в этом мире, доброта же неизменна!» Руставели не парится с доказательствами, ПОЧЕМУ это так. Хотя -- не сомневаюсь, что и его (при дворе царицы Тамар) очень раздражали доморощенные пессимисты, утверждавшие, что жизнь — дрянь, а будет еще хуже. Но... какой смысл с ними спорить? Просто напиши, как сам думаешь; умный поймет. (А если бы не произошло чудо, и «Витязь» не попался мне во время жесточайшего духовного надлома — я бы, может, и сам пополнил лагерь этих... писающих миазмами).

В общем, считаю, что мне очень повезло в начале 2000-х, под самый кризис, наткнуться на эту книгу. Она меня просто-таки перевернула, заставила свежим взглядом посмотреть на окр. действительность. И не плеваться от того, что я вижу вокруг, а — попробовать сей грешный мир полюбить. И да, не меньшее везение — начать с шедеврального перевода Заболоцкого (как я ни люблю Бальмонта, а у него «Витязь» вышел гораздо слабее).

З.Ы.: Как-то раз спросили розу: «Отчего, чаруя око,

Ты колючими шипами уязвляешь всех жестоко?»

«Чтобы счастьем насладиться, — отвечал цветок Востока,-

Испытай сначала горечь, — без нее не будет прока!»

(С)

Красивая, романтическая сказка. Книга вся пропитана Шотландией, шотландскими легендами и отсылками к произведениям Вальтера Скотта. Собственно, напиши её сам Вальтер Скотт — никто бы и не удивился, наверное... Это в каком-то смысле ему «трибьют». Поэтому, если вы — подросток, только-только прочитавший «Айвенго» и «Роб-Роя», и хотели бы ещё что-нибудь в том же духе, но не знаете, что именно — эта книга для вас.

«Вот эта башня, где колдуний

Зловещий ужин собирал;

Вот вересковые равнины,

Где бродит тень твоя, Фингал!

Сквозь тьму полночную несется

Здесь эльфов резвый хоровод,

А там из сумрака, суровый,

Лик Пуританина встает...»

Загадочная девушка, выросшая под землей и боящаяся выходить на свет (само собой, её появление окутано тайной — кто, когда и как воспитывал эту бледную чахоточную красавицу, кто внушил ей недоверие к людям?) А все-таки неведомому воспитателю не удалось привить Нелл свои собственные страхи и комплексы; пусть она себя чувствует уютно лишь в компании большой чудовищной птицы *вполне себе годный сюжет для современной ретро-стилизации под классическую «готику» * — все равно ее тянет к Гарри Форду и его друзьям. Ясно, что дальше будет — борьба молодых людей за свои чувства, острый драматический конфликт и приключения, леденящие кровь... Короче, антураж, не совсем типичный для Жюль Верна (а вот нагнетание suspense'a от главы к главе — это да, это его фирменный почерк). Но книга от этого не теряет, даже наоборот.

п. с.: Хорошее было время — викторианская эпоха. Невзирая на все рабочие бунты, плохо скрываемый разврат в верхах («О ужас: кровавой струею залит весь край королевской одежды!») и прочие родимые пятна благословенного XIX века, все-таки было к чему стремиться. Куда расти. Вера в прогресс была безграничной, а слово «физика» не ассоциировалось с чем-то странным и непонятным. Как ни удивительно, Жюль Верн в те времена не только считался хорошим писателем — он б ы л им. :shuffle: Эхх...

Трагедия Софокла очень отличается от оригинального мифа. Если для совсем уж архаичных авторов (типа Гомера) главное в истории Эдипа было — его военные и пр. подвиги (победил Сфинкса, завладел троном Фив...), то Софокл делает акцент на социальных проблемах. Должен ли царь — по идее, ГАРАНТ законности в государстве — судить самого себя тем же судом, что и рядовых преступников? (Это для нас сейчас ответ очевиден, и то потому, что живем уже не в ту эпоху, когда казалось: пусть власть будет сколь угодно прогнившая и коррупционная, лишь бы не было анархии. Наступили 2010-е, приоритеты поменялись, и теперь остается только горько вздохнуть — жаль, что в реальной жизни нет правителей, подобных Эдипу...)

С другой стороны, представьте, каково ему было: узнать, что он — причина язвы и прочих неисчислимых бедствий, которые боги наслали на Фивы. А если бы вдруг проявил слабость, и не решился наказать себя? (Любой современный автор, скорее всего, так бы и написал: Эдип остается при власти, государство медленно, но верно продолжает разрушаться. Так — гораздо реалистичнее, но нет проблемы этического выбора).

Правда — в этом-то как раз и виден гуманизм греческого трагика — судьба царя не завершается после того, как он утратил свою прежнюю социальную роль. Эдип стал «никем», выброшен из полиса вместе с дочерьми — но жизнь свою он еще не дожил. Еще будет «Эдип в Колоне», повествующий о судьбе старого скитальца, которому никто не предложит кров над головой (вспоминается — само собою — «Король Лир», но _эта_ история все-таки гораздо менее мрачная). А потом еще будет «Антигона» — завершающий аккорд в трилогии о многострадальных Фивах. Даже с «самоустранившимся» царем, жизнь его дома — и всего государства — продолжается...

Иными словами, древнегреческая трагедия, хотя и создает впечатление, что человек бессилен перед волей рока, все-таки не оставляет чувства безысходности. Судьба — судьбой, но жить все равно надо. Эдип это понимал, и в этом — одна из главных причин его благородства.

Однозначно — рекомендую к прочтению.

Р-романтика, чёрт побери!.. С первых же страниц: невеста (ну, или почти невеста), про которую ясно, что герой ее покинет, найдя на свою голову новых приключений. Мать — вечно печальная, ибо тайны прошлого... Кровавая месть. Поединки, блеск шпаг (щелчок по носу другого кумира юношей — Толкина: у него битвы есть, а один на один — никак. А тут есть!!) И вот — не успеешь опомниться — ты на корабле смертельного врага. Даже — в его руках. В общем, все то, что нужно, чтобы начать увлекательное приключение.

А что дальше?.. Новый Свет. И этим все сказано. То, с чего начиналась история — интриги почтенных (и не очень) сквайров и донов друг против друга — оказывается, лишь завязка. Главное — это: выживет ли государство благородного Монтесумы, или «просвещенные» варвары Кортеса оставят от них одно воспоминание?.. (Никаких ассоциаций со вторжениями современной Америки на Бл. Восток? Ну похоже же, актуально до крайности...)

Кто не сопереживал индейцам? Кто не был — в 12 — 14 лет — влюблен в Отоми и не хотел, чтобы она спасла Томаса? Кто не сочувствовал благородному Куатемоку (которому, прямо скажем, не особо-то весело во всей этой грызне пришлось).

В детстве мы с подругой по переписке во всё это играли — она была императором ацтеков, а я собратом-монархом. Карты, помнится, рисовали, «договорами о дружбе» обменивались...

У всякого в детстве должна быть своя «Швамбрания». Или — своя «Нарния». Повезло тому, кого глубоко впечатлила в этом смысле книга Хаггарда.

(Томас, конечно, вернется к Лили. И получит то счастье, которого заслуживал. Но образ Отоми — пожертвовавшей ради него собою, «лишней» в этой истории, остается на заднем плане. Томас его не видит, но видим мы — читатели. «Ох, был бы я там — отбил бы ее у этого мямли!..» Вы так не думали?.. Когда читали... нет? никогда? Серьезно? А я думал). Вон как глубоко может книга зацепить...

Скромное наблюдение: девочки больше любят «про мушкетеров», мальчики — «про индейцев и пиратов». Я был одним из таких мальчиков... Наверно, это и хорошо:wink:

зы http://fantlab.ru/edition15204 -- из всех изданий имхо самое лучшее: много красивых иллюстраций, дух эпохи передают на ять... истинное удовольствие.

(простите за пафос, я просто слишком люблю этот роман и все, что с ним связано:glasses:)

Красивая и очень атмосферная сказка. Правильно в отзывах пишут — и ощущение уюта, и доброты много, и (когда надо) сюжетное напряжение не хуже, чем в каком-н. старом приключенческом романе. Мир гоблинов, лесовиков и прочих — как живой (К. С., видно, знал, о чем пишет — все эти дремучие леса, сырые болота, добрые и умильные еноты, пытающиеся грызть фотоаппарат:lol: — это все взято «с натуры», а не слизано из любимой комп. игры, как у большинства нынешних писателей).

Конец как раз неплохой — там появляется идея о «синтезе 3-х культур» (земной, фэнтезийной и инопланетной); и, как всегда у классика американской фантастики, глубокая мысль: оплотом возникающей новой культуры станет не что-н., а университет. В тихом месте, далеко от назойливой цивилизации с ее противными Лоуренсами Беккетами (чтоб не мешали!) Саймак знал людей, и, видно, боялся, что они любое благое начинание могут запортить. Но он не был бы прекрасным фантастом, если бы не высказал эту гуманистическую мораль — о новом знании и о том, чтО оно нам даст.

Правда, еще неизвестно, удастся ли Корнуоллу, Джонсу и пр. добиться результата еще при жизни (я думаю, это дело многих поколений. С интересом почитал бы про их детей и про то, чем они будут заняты. И не пытается ли какой-н. вредный Беккет снова вторгнуться... При желании — вышло бы, я думаю, неплохое продолжение :shuffle:)

пс Присоединяюсь к тем, кто помнит издание с переводом «Зачарованное паломничество»:beer: — впечатление от этой тоненькой книжечки неизгладимое. Перевод К. Королева — тоже нравится, хоть и меньше.

Сразу оговорюсь. Я — на 100% фанат этой трилогии Кея, не считаю ее, как многие говорят, «самым слабым его произведением» (даже наоборот — для меня это единственное из всех подражаний Толкину, передающее не букву ВК, но самый его дух). Редактор «Сильмариллиона» плохо не напишет :glasses: Да, и наличие в книге Чёрного властелина не считаю штампом — это всего лишь «закон жанра».

Вторая и третья часть «Гобеленов» мне безумно нравятся (больше третья, чем вторая).

А первая... Так сложилось, что я прочел ее уже после второй и третьей. И что-то она мне плохо пошла... Могу объяснить, почему: мне показалось, что события в ней развиваются слишком быстро. Как-то слишком быстро всё началось — сразу, «с ходу», поверили молодые люди Лорину; как-то слишком быстро наступила и развязка — «Ким вырвала Джен из Фьонавара»... буквально в течение одной фразы. О таких событиях надо писать обстоятельнее и детальнее (ИМХО).

Опять же, здесь ещё не появился один из главных героев всей трилогии — тот самый Великий Воин, который будет призван во втором томе... а без него как-то сюжет «не тот». Он придаёт книге «изюминку», безусловно (кто читал 2 и 3 том — тот поймёт).

Короче: не то чтобы я был разочарован 1м томом, но... это всего лишь «затравка», не более. И поставил бы я среднюю оценку, если бы... Если бы не... Дальри! Прекрасные, лиричные, поэтичные страницы, на которых описана их жизнь — читано с удовольствием; в Корделиану дал Айвор я почти сам влюбился (в ее братьев, впрочем, тоже :glasses:). Эта часть полностью искупает «незрелость» всей книги в целом...

Поэтому я и ставлю 10.

Почему многие любят Толкина — мне понятно 8-) Но вот почему другие (столь же «многие» числом) утверждают, что это — автор «детских сказочек», что ВК — «прямолинейная», «чёрно-белая» книга о борьбе «абсолютного добра с абсолютным злом» — этого я не понимаю. Лично я всегда считал, что это — в первую очередь книга о природе власти, и о том, что власть развращает исподтишка. А война с Сауроном — лишь иллюстрировать эту идею призвана; считать её «самоцелью» в книге — это то, о чём говорили Г. Л. Олди: «ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ВЫЛЕЗЛИ ВПЕРЁД».

Так вот. Теперь я, кажется, начал понимать, за что такая нелюбовь к Толкину. В его книгах отсутствует напрочь сюжетная динамика! Собственно, будь я литературоведом-профессионалом — попытался бы ввести применительно к нему... термин «сюжетная статика». А так как я не литературовед-профессионал, то скажу проще: Толкин — из тех авторов, у кого описание трещины на стене трактира (пример условный) может занимать если не целую главу, то как минимум треть её.

И вот у меня вопрос: разве это — так уж плохо? «Кто сказал?» (с) Это просто — такая манера письма. Она не хорошая и не плохая — она вот ТАКАЯ, и всё тут :wink: Да, сейчас так фэнтези уже не пишут (всем нужен драйв...) Но из этого, собственно, можно сделать только один вывод: ДжРРТ — напиши он свою книгу сегодня — был бы причислен не к классикам фэнтези, но к классикам мэйнстрима (магреализма? постмодернизма?) Ибо им пока ещё разрешается так писать. С трещинами на стене... и т.п.

Т.о., нелюбовь к Толкину, встречающаяся у многих людей, вызвана (как _я_ считаю!) тем, что он писал малость не в том (жанре) направлении, что все остальные фэнтезисты (фэнтезёры? фэнтезятники?) Их много, а Толкин один (хорошо это или плохо, рассудите сами для себя :wink:)

Отличная книга. Верн, как обычно, продемонстрировал свое мастерство в сплетении сюжетных интриг (в каждой главе есть какие-н. «зацепки», например, мантикора, к-рую ловит кузен Бенедикт. Не начни он ее ловить — не выбрался бы на волю. Не выбрался бы на волю — не поймало бы его «странное существо». Не поймай оно его — не узнали бы наши герои, где держат миссис Уэлдон. А тогда бы и Мганга не явился, и королеву Моану бы не «натянул» почем зря...

Короче, самые случайные, — казалось бы — придуманные «для просто так», — сюжетные ходы все равно работают друг на друга. И в итоге — на эффектную развязку). Я уж молчу про эпизод, к-й обычно выкидывают из всех экранизаций (ну а как, в самом деле, это показать?..) — помните, смерть Муани-Лунга, сгоревшего живьем вместе со своим министром?.. Вот что значит — дьявол в деталях... Сейчас так не пишут — и, скорее всего, не будут писать.

Ну и пр. мелкие приколы, кунштюки, пасхалки (истинное наслаждение — сравнивать ономастику в разных редакциях одного и того же перевода! Как правильно — «горбач» или «финвал»? «Шкуна» или «шхуна»? ;)) Хосе Антонио Альвец или Жозе-Антониу Алвиш? Особенно учитывая, что он все же не португалец (как в фильме), а черный дикарь %D Про араба Ибн-Хамеша, который на самом деле Убн-Хамиц, вообще молчу. Бездна таких вот мелких за... заморочек, за которые глаз цепляется при чтении. И таки да — интересно во всем этом копаться, разбираться...)

Только один момент в конце показался мне небрежно «слитым» — КАК выкупили из рабства товарищей Геркулеса?.. Ж. В. решил, что и так уже хорошо «помариновал» читателя, и не стал это прописывать; просто констатировал факт. Но вообще — внимание, к-рое он уделял интриге и ее построению, безусловно, заслуживает похвалы. Это вам не Чигиринская ;)))

История о том, что любому делу учиться надо (если хочешь, чтоб твою музыку оценили, мало просто дуть в трубу. Если хочешь, чтоб твои стихи вызывали сочувствие и живой отклик — не пиши всякую обидную ерунду про друзей!!) Но постепенно повесть перерастает из собрания «хохмочек» в актуальную (даже и сейчас), злободневную сатиру — «литературные партайгенноссен» вроде Цветика и Смекайлы, я думаю, знакомы всем, кто хоть раз пытался сам марать бумагу. И, хотя Цветик дал Незнайке, в общем-то, правильный совет («сочиняй так, чтобы смысл и рифма, вот тебе и стихи») — сам-то он, как вытекает из сюжета, все больше важничал и выпячивал грудь, чем собс-но занимался литературой. Смекайло точь-в-точь такой же: ему выгоднее «за глаза» зваться писателем, чем выпустить хотя бы одну книгу.

Потом уже Носов не напишет ничего, способного сравниться с первой повестью («Смотрим, на облако наскочили. Что делать? Взяли топор, прорубили в облаке дырку» :D Или вот: «Муравьишка тоже грустен, тоже любит погулять. Хватит с ними мне возиться — надо книжку почитать!» Эдакая квинтэссенция премудрости в двух строчках :)) Когда читатели потребовали продолжения — пришлось разбавлять сюжет чем-то другим. То волшебник появляется, то «буржуи» с Луны... К чему все это? В 1-й книге был чистый, незамутненный мир детства. В 1-й книге Незнайке даже в голову не могло прийти учить физику (которую он в шутку называл «физикой-мизикой»). Он не стал бы смеяться над Кнопочкой, мол, она в него влюбилась. И уж конечно, никто бы не ругался на него — «Ты что это, САТАНА, делаешь?!» В мире малышей и малышек сатана — пусть даже просто как плохое слово — не имеет «права на жительство». Здесь нет зла. Здесь есть просто шалости (временами — обидные, но это легко простить: ведь они же дети!..)

Кстати же: тут в отзывах немало говорилось — мол, в Цветочном городе ни у кого нет мам и пап, никто не говорит «я родился», и т.д. Но почему-то никому не пришло в голову простое соображение: мир коротышек — это мир детей, _убежавших_ от настырных взрослых. (Не будем забывать, что книга писалась давно — а «воспитание посредством ремня» еще в 80-е было актуально!) Вот поэтому, кстати, и на Луне почти все взрослые: там просто детям в свое время не дали волю...

Что-что? «Несмешная» книга, говорите? А конечно. Выше я уже привел аргументы, почему.

Дети обычно если ищут смешного, то совсем в других книгах — не будем (ради приличия) говорить, каких :D

Как всегда у Говарда, важно не ЧТО. Важно, КАК. Сюжет этой изысканной (и вместе с тем — жутковатой) виньетки без труда мог бы уместиться в пол-абзаца; собственно, по названию легко предугадать, что случится и какова будет развязка. Но... Но!

»...он взывал к теням миров прошлого, к черным солнцам, которые навеки обречены таиться по ту сторону звёзд».

«Годы растягивались в столетия, столетия — в эпохи. Могучие океаны, воздымаясь, творили эпическую поэму в изумрудных тонах; ритм ее вселял ужас. Народы уходили, как уплывает дым с лона земли летним полднем...» (Флудословие, скажете вы. И будете правы. Но только не для Говарда, который всерьёз прочувствовал каждую свою метафору, получал искреннее наслаждение от игры красивыми, филигранно отчеканенными образами... не говоря уже, что для него «гул вечности» никогда не был общим выражением: Роберт Ирвин действительно слышал этот гул сквозь века... Талант, который есть не у всех. И который не всем понятен. Но, тем не менее, он ЕСТЬ; больше тут нечего добавить).

Как это обычно бывает в классическом хорроре, объяснение произошедшему в финале — самое что ни на есть материалистическое, Ratio довлеет над Intuitio. Может, и не было никакого проклятия, просто — не стОит, оказавшись в древнем храме, хвататься за что попало?.. Вот этот философский скептицизм — одна из самых пленительных «фишечек» у классика.

Словом, пока — это лучшая вещь Говарда, что я читал. Буду продолжать знакомство с циклом о Кулле.

Каким было это сказание в самом первом варианте, в седой древности — остается только гадать. Песни о битве смелого героя Зигфрида с драконом, а также о его бесчисленных победах над великанами, не сохранились — надо думать, «эпос, пафос и прочий кактус» там присутствовали не просто так: всё это был (и есть! до сих пор...) один сплошной Crowning Moment of Awesome, Brutality & Total Removal of the Brain. Как там говорил небезызвестный киногерой: за свою улётность денег не берём, а за красоту — тем более. Собс-но, и Зигфрид был для средневековых германцев кем-то вроде такого киногероя ;))))))) ну вы поняли ;)))))

Еще можно добавить, что эпические песни во времена Аттилы и подобных ему царьков воспринимались «просвещенной публикой» при княжеском дворе... примерно как мы сейчас воспринимаем супергеройские комиксы: куча отсылок к уже известным событиям (не все из них расшифровываются, потому что «кто фанат — тот и так знает!»), странная радость узнавания хорошо понятных тебе вещей («Верь мне, Вейландовой работы верно клинок послужит» — а кто такой Вейланд, почему не упоминался раньше?.. А-а, да-да-а-а... это ведь ТОТ САМЫЙ... про которого на вчерашней пьянке бродячие скальды пели!) Кстати, в благословенную эпоху Ренессанса куча слушателей\читателей реагировала точно так же; Вейланд для них, правда, был совсем другой персонаж (архидьявол Воланд, не кто-нибудь там!) — но в остальном реакция была: АААА, узнАААл!!)

Но в той версии «Нибелунгов», которая дошла до нас, все это уже изрядно «затушевано», ослаблено сентиментальностью, как всегда в куртуазном жанре (Зигфрид, хотя и остается героем, силачом и т.п., всё же при этом — галантный кавалер, и для сюжета очень важны его ухаживания за прекрасной Кримхильдой: то, что называлось в XIII веке Sehnen (то есть «томление» или даже «страдание»). Ну, а главной идеей «Песни» оказалось описание глубокого горя безутешной женщины, потерявшей мужа (зверски загубленного её братьями). А также — кровавой мести (по канонам эпоса, за убийство рано или поздно всем воздастся. Впрочем, Нибелунги — даром что негодяи, каких свет не видывал — умирают весьма благородно).

Автор поэмы прекрасно живописует «пиры, забавы, несчастия и горе». Он упивается изображением того, как принцесса и её служанки готовят наряды к прибытию Гунтера и Хагена с войны. И ещё больше — изображением того, как Зигфрид впервые видит свою возлюбленную (Сама эта глава, в принципе, вся уместилась бы в 2-3 абзаца -- даже той пары страниц, что на неё отведена, и то слишком много. Так в чем же секрет?.. А вот в этом: филигранно «вычеканенные» описания нарядов, женских прелестей и прочего, без чего классическая литература не была бы такой утонченной и изысканной. Это вам не «Гибель богов»... Но о Вагнере я ещё скажу потом.

«Повсюду так сверкали и восхищали взгляд \то щит с отделкой пышной, то дорогой наряд, \то золотою нитью расшитое седло, \что и у тяжко раненных уныние прошло.»

«Каменьем драгоценным наряд ее сверкал, \а лик, как роза утром, был нежен, свеж и ал. \Когда б ей повстречался хулитель самый злобный, \ и тот изъяна б не нашел в красавице подобной.

Как меркнут звезды ночью в сиянии луны, \когда она на землю взирает с вышины, \так дева затмевала толпу своих подруг».

Словом, вы поняли. Такая вот... мелодраматика вместо суровых воинских игрищ. Потом, в XIX веке, много раз делались попытки «восстановить» древнюю мифологическую основу поэмы. Больше всего нашумел Рихард Вагнер — маститый композитор, но при этом *triple facepalm mode on* оголтелый антисемит (несмотря, что сам еврей!!) И просто плохой поэт, колченогие вирши которого слабо гармонируют с музыкой (это не фигура речи — я читал его стихи, поэтому знаю, что говорю).

Скромная, не претендующая на «гениальность» трилогия К.-Ф. Хеббеля мне импонирует больше. Между прочим, Хеббель не раз прохаживался в адрес Вагнера, ловил его на незнании той самой мифологии, к-рую тот брался «реконструировать». Хотя некоторые вещи Р. В. понял правильно. Например, что воительница Брюнхильда — совсем не комический персонаж, как её представлял автор «Песни». Не над чем тут смеяться — бедную девушку сделали «разменной монетой» в мужских интригах. Но, опять же, у Хеббеля она изображена интересней; глубже — психологически...

Стоит ли читать? Я считаю, что стоит. Жестокая романтика скандинавского эпоса, прошедшая через «фильтр» христианской морали, дала прекрасный результат. (Кстати, отдельным удовольствием было искать на карте все эти города: Вормс, Пассау, Бехларен... Как будто сам путешествовал с героями «Песни»).

И — замечу ещё в скобках: широко известный в советское время перевод Ю. Корнеева на поверку оказался не таким уж хорошим. Желающих отсылаю к статье Аарона Гуревича (доступна в сети) — среди прочего, вы узнаете еще и про дореволюционный перевод (Кудряшова), который В. Адмони обозвал «лишенным художественной ценности»: Гуревич утверждает, что это не так, и приводит убедительные доводы (даже странно, как наша цензура эту статью пропустила 8-))

Комиксы про Ябеду-Корябеду я любил (да и до сих пор люблю) нежно. В последних номерах «Мурзилки», которые помню, еще появлялись птичка Чирик и робот Чик, а также трехглавый змей по кличке «ЭВМ» (Эдик + Вася + Миша. По числу голов). Этого змея Мурзилка учил компьютерной грамоте («У меня в голове... этот, как его... мокропричёссор!» :D)

А сама Ябеда-Корябеда в итоге перевоспиталась, и вместе с Бабой Ягой начала веселить\просвещать детей. Такое тогда было время (как раз канун перестройки) — всех призывали со всеми дружить, даже бывшие враги оказывались хорошими.

Но комиксы — комиксами, а вот знаменитую повесть про 12 лазутчиков я сперва читал, кажется, фрагментарно — не все номера журнала у меня были. То ли в киосках «выкидывали» на прилавок не все, то ли — банально — мама с бабушкой не хотели тратиться на «Мурзилку». Не помню.

Только в 89-м, слегши с тяжелой простудой в больницу, я обнаружил там в детском уголке подшивку журналов (еще не старую). И читал, читал...

«Ыротарат виторп я!» \а ну-ка, прочтите наоборот!\ ;-)

-- «Кто, кто ты?! Ыротарат виторп?! А я-то думал, что ты Наташа Бабкина!» :D

«Чей это велосипед, твой?» — «Иккой иклосипед? Конечно, мой».

«Прохожий подал нам сигнал условным чихом: «Возвращайтесь с Присядкиным на конспиративную квартиру!» :D :D

Кстати, про то, что злые волшебницы Катавасия и Ябеда-Корябеда — одно лицо, я догадался сам ;) Потом уже, в зрелом возрасте ткнувшись в Интернет, перечитал это все — и с радостью убедился в правильности своей догадки...

Что забавно — в самом первом народном варианте нет ни кошки, ни мышки. «Бежала ножка по дорожке. — Ножка, ножка, помоги репу рвать!» (Потом появляется вторая ножка, третья — и так далее, пока репку не вытянут).

Моя мама сказала: может, это к ним пришел какой-то большой зверь? Медведь там, например, или слон... Вот они и видят одну только ногу его.

Где-то мне даже попадалась «умная» мыслЯ, что первые две ноги = мама внучки, вторые две ноги = ее папа, ну а пятая нога... короче, вы поняли ;)) Вот до чего доводит синдром поиска глубокого смысла ;))

На самом деле все, конечно, проще: сказка рассказывалась, чтобы помочь ребенку уснуть. Поэтому дедушка (бабушка), придумавший эти «ножки по дорожке», не очень заботился о каком-то там «смысле».

Но все-таки — история «с ножками» благополучно забыта, а вот вариант Алексея Толстого (про то, что любую работу надо делать дружно, и что даже маленькой репки может хватить на всю семью) — вот этот вариант стал классикой. И правильно! Пусть дети на полезных примерах растут :-))

Очень сильная книга. Сильная, прежде всего, эмоционально. Нежная, красивая, поэтичная легенда.

«Возвращайся, рыжий. Ты выжил; ты вышел в Космос,

Но тебя уже так давно ожидает Номос».

Я давно и прочно люблю «Одиссея» — ещё с самого 2000 года, с первого издания в «Нити времён».

Человек, постоянно пребывающий «в любви и скуке» по отношению ко всем («скука» в данном случае — это то, о чём написано у Пушкина:

«Спокойно зрит на правых и виновных,

Добру и злу внимая равнодушно,

Не ведая ни жалости, ни гнева»).

А раз так — то можно любить весь Космос одновременно. Как совокупность Номосов — и как нечто большее. Можно простить богов (например,ту же Афину) за то, что они обрекли твоих друзей пасть под Троей. И такое прощение будет для Олимпийцев хуже самого жестокого приговора.

NB Как-то был случай: беседовал я с одной юной леди (фанаткой Сергея Васильевича Лукьяненко — если это вообще хоть о чем-то говорит). И сказал, «к слову»: дескать, «Одиссей» для Олди — это тот самый уровень «умри, лучше не напишешь». Юная леди тут же с готовностью поддакнула: «Вот и жалко, что они этого не сделали». (Т.е., не умерли. Из произведений Олди она, надо сказать, читала только ранний «Путь меча»).

Так вот... кажется мне, что «Ахейский цикл» (вместе с «современными» и «околовалентиновскими» романами, конечно же!) — это лучшее на сегодняшний день у Олди. (Оффтопом: что будет, если серьёзный тон и суровость «Героя» помножить на прекрасный язык «Одиссея»? Будет цепляющий за душу «Амфитрион»). И — да, есть поклонники, которым нравится «Герой», но они не смогли оценить «Одиссея». Есть и те, кто смог (слава всем богам!) Но налепить уныло-предсказуемых десяток первому роману, а «Внука» и «Одиссея» оценить на 6 — это «путь наименьшего сопротивления» *winking smile* И те, кто пойдет этим путем — чем они, собственно, отличаются от вышеупомянутой леди?..

Правда, достоинств самой книги это не умаляет. И не может умалить; как она радовала читателей до сих пор, так и будет.

В наши дни уже Филатов попытался поспорить с шварцевской трактовкой — написал свою версию. Что было бы, если бы Королю удалось закрепиться на вершине, невзирая, что он голый? Да ведь и у Шварца он в последние свои минуты ведет себя так же: «А Я НАРОЧНО! Да! Я повелеваю: отныне ВСЕ должны венчаться голыми!»

Страшный это человек на самом деле — Голый король. Может, и смешной тоже (в принципе) — но никогда он сам этого не признает. Будет вести себя так, как будто его ничем не пошатнуть и не спихнуть (даже если уже процесс пошел), свысока поплевывая на всех... и... кто его знает — может быть, благодаря этому и удержится?

Так что Филатов, будучи не менее гениальным писателем, чем Шварц, в общем-то, не «зачеркнул» его трактовку, а лишь обнажил суть. «На то и щука в море, чтобы карась не дремал». Голый король может проиграть — но далеко не всегда так бывает. Не думаю, чтобы сам Евгений Львович не понимал этого — иначе зачем сама пьеса?..

И Волк из «Красной Шапочки» — это тоже он. И мерзкий Администратор. И бургомистр из «Дракона». К сожалению, такие люди были, есть и будут. Никто их пока не «отменил».

А значит, пьеса всё ещё актуальна.

Что остаётся — только добавить: был фильм когда-то, «Каин 18-й», с Эрастом Гариным в гл. роли. Фактически, это та же история. Но насколько же менее хлестко и остро... Пропала связь с нами (заменили на «антизападные» нотки) — и пропала вся соль истории...

Снять бы «Короля» сейчас — вышло бы более чем.:glasses: