Давно хотел, в пику всеобщим охам-вздохам, написать разгромный отзыв, и каждый раз понимал, что сказать-то мне про данный роман особо и нечего. Трудно что-то осмысленное выдать о книжке, которая ничем не зацепила. Не разозлила, не вызвала отторжение, а просто прошла мимо, оставив на выходе чувство глубокого недоумения: «Чем же народ так восхищается?»

Думал пойти от противного, начитаться чужих восторгов, найти точки опоры и уязвимые места в аргументации, разозлиться как следует… вышло наполовину. И правда разозлился на глупый стадный конформизм, а по сути опять не за что ухватиться: дифирамбы в основном столь же обтекаемы, как и их объект. Все же попытаюсь разродиться рецензией, надоело в себе держать.

В общем, роман, по-моему, относится к той категории классики, которая была свежа и оригинальна для своего времени и получила по этому поводу культовый статус. Со временем свежесть выдохлась, оригинальность (по мере развития жанров и снижения строгости советской цензуры) сошла на нет, а хвост культовости так и тянется за книгой по закону самой страшной во Вселенной силы — инерции.

Опять же, состоит роман из трех не очень равноправных сюжетных линий. Говорят, что классика определяется вечностью сюжетов и образов, непривязанностью к конкретному контексту. Если так, то зачисление «Мастера» в классический фонд — явное преувеличение. Ведь составляющие львиную долю книги похождения главного антигероя с компанией и мытарства их жертв: по сути, социальная сатира. Острая, небесталанно написанная, но полностью вписанная в свой временной период. Сегодня ее можно оценить с позиций культурологии и исторического бытописания, но ушли поколения, для которых это была именно сатирическая литература. Спустя полтора-два века нас все еще окружает масса Пушкинских, Грибоедовских и Гоголевских персонажей, но за несколько десятков лет исчезли герои, осмеянные Булгаковым или Ильфом&Петровым. Особому времени – особые герои, а этот период отечественной истории слишком специфичен.

Линия Мастера и его возлюбленной… не знаю, будь автор не Булгаковым, а Булгаковой, я бы списал на «чисто женское», а так вся эта гиперпатетическая история любви из ничего выглядит уж чересчур надуманной. Я могу понять пылкую влюбленность, заставляющую совершать безумства и быстро выгорающую. Могу понять и Настоящую Любовь, крепнувшую годами и требовавшую жертв. А вот внезапно возникшую любовь до гроба к творческому гению – извините. Наверное это та сказка, в которую очень хочется поверить каждому писателю, мечтающему о такой вот бесконечно преданной подруге суровых дней. Но мне не верится совсем.

Самая интересная сюжетная линия — как водится и самая ущемленная в страничном объеме, загнанная на последний план. Революционный для своего времени взгляд на Евангелие, сегодня уже ставший хрестоматийным – то, что стоит прочесть даже в форме нескольких вырезанных из книги глав. Остальное читать строго по настроению и не верить фанатам романа, упорно заталкивающим его на полку обязательного-к-прочтению-и-обожанию-всем-и-каждому «золотого фонда»…

Надо бы вступиться за любимую книжку детства, а то словесных оплеух она получает много и не вполне заслуженно. Впечатление такое, что на самые удачные книги Перумова по инерции переносится негатив от слабых его работ. И формально вроде бы по делу: в «Мечах» присутствуют все те же приемы, за которые обычно Ника ругают. Вся та же голливудщина, все те же рояли в кустах и боги из машин. Как часть цикла «Летописи Разлома» двухтомник несет в себе все тот же набор порочных генов.

Но.

Будучи родоначальником серии, он остается лишь латентным носителем этих бракованных хромосом. Если рассматривать роман сам по себе, забыв и о кольцах, и о хрониках, и о деградирующих чем дальше тем хуже сиквелах, то окажется, что он вовсе не плох. Безусловно, когда одни и те же клише повторяются годами, когда путь героя через десяток книг выстлан тысячами трупов и сплошь состоит из триумфов воли и последних героических сверхусилий — это не есть гут. В то же время в отдельно взятом романе о гибели старого мира все это абсолютно уместно.

Это что касается незаслуженно приписываемых минусов. Но из простого отсутствия грубых ошибок шедевров не получается. Чем хороши эти две книги, спросите вы?

Персонажи? Персонажи яркие, живые и, что всегда интересно, стоят по разные стороны баррикад. Не до конца реалистичные, быть может, но ведь никто и не ждет от мультиков реализма, от них ждут красочности. Сюжет? Он достаточно прост, но не дает заскучать за счет формы подачи: пересекающихся линий разных героев. Мир? В детализации Перумову далеко до Толкиена или Мартина, он рисует свои миры скорее крупными импрессионистскими мазками, но и этого «Мечам» вполне достаточно.

Но это все не главное. Главным для классической фентези всегда была и всегда будет складывающаяся из сотен маленьких ярких деталек атмосфера. Уютная, зовущая окунуться с головой, как говориться «теплая и ламповая». Рождающая то самое щемящее чувство в груди, в погоне за которым шьют костюмы и плетут кольчуги, едут в леса — или читают запоем, выгадывая время у сна и еды. И именно на этом поле Николаю отпущено столько таланта, что можно закрыть глаза на любые огрехи.

Благодаря этому таланту мир Мельина, наряду со Средиземьем, — то самое прекрасное далеко, которое даже сжигаемое войнами, оплетенное паутиной интриг и утопающее в крови все равно всегда будет бесконечно чище и невыразимо красивее серой действительности.

Ради этого — читайте!

Эта книга для вас, если вы:

- сожалеете о том, что А.П. Чехов не пробовал себя на поприще фентези

- читая об очередных героях, прорубающих себе путь из неприятностей мечами, понимаете, что вы бы вышли из ситуации гораздо изящнее

- считаете, что доля хаоса и ахинеи делает историю более занимательной

- слышали, что Роб Асприн умер с книжкой Терри Прачета в руках, и подозреваете, что от скуки

- хотите развивать в себе любовь к чтению, но ниасиливаите бальшенство тежолых кник, вкаторых многабукаф и многа этай, как ее – филалогии!

Эта книга вряд ли для вас, если вы:

- сожалеете о том, что Л.Н. Толстой не пробовал себя на поприще фентези

- читая об очередных героях, прорубающих себе путь из неприятностей мечами, понимаете, что вы бы всех накромсали гораздо изящнее

- считаете, что история должна быть абсолютно четкой и логичной

- слышали, что Роб Асприн умер с книжкой Терри Прачета в руках, и подозреваете, что от смеха

- не любите легкие покетбуки, в которых совсем нет глубины, и вообще не считаете развлекательное чтиво за литературу.

Как и многие читатели, я взлелеял и выпестовал свой литературный вкус, отталкиваясь от априорной, вроде как самой собой разумеющейся установки на то, что искусство должно нести разумное, доброе и вечное. Что книга, не содержащая размышлений о добре и зле, каких-то глубоких философских мыслей – это зря написанная книга, пустая трата бумаги. А потом в какой-то момент задался вопросом: правильно ли это? Ведь существуют целые виды искусства, изначально не подразумевающие осмысленности: инструментальная музыка, например, или абстрактная живопись. И если можно переживать катарсис от девятой симфонии, откуда же берется совершенно иной стандарт в отношении литературы? Почему мы так часто требуем от книг глубокомысленности, и не можем позволить им просто быть красивыми?

Говард Лавкрафт – один из тех людей, чьи произведения напоминают, почему авторов книг принято называть не мыслителями, а именно писателями. И в этом смысле “Зов Ктулху” является если не вершиной его творчества, то как минимум наиболее ярким и наглядным примером. Ведь сюжет рассказа абсолютно плоский и, на первый взгляд, достоин в лучшем случае низкобюджетного фильма-трешачка про нашествие инопланетян из тряпья и пластилина (кстати, одна такая стилизованная экранизация именно с тряпичной куклой Ктулху таки появилась). Психологического мира героев толком нет, один древний слепой ужас перед чем-то столь же античным и подслеповатым. Философии – лишь первый абзац о невежестве, как о защитном механизме. И что Лавкрафт хотел сказать? Ради чего все это написано?

А написано ради самого процесса. Написано, простите за тавтологию, писателем, а вовсе не философом или психологом. Властителем душ, а не умов. Это рассказ ни о чем, и он, как и множество других лавкрафтовских рассказов, не сутулится, стесняясь собственной безыдейности, а напротив, стоит с гордо поднятой головой, утверждая, что литература, подобно музыке и живописи, имеет полное право быть бессмысленной — до тех пор, пока она по настоящему утонченна. И так же как многие ученые с чувством собственного превосходства над “ремесленниками” занимаются “чистой наукой”, не имеющей в обозримом будущем никакого прикладного применения, Лавкрафт, можно сказать, занимался “чистым искусством”. Прекрасным в своей пустоте, нарциссически упивающимся собственной вычурностью, кокетливо прячущим половину лица под маской сухой документальности. Чистым искусством, заставляющим мурашки бегать по спине не от того, как это глубоко, а от того, как это красиво.

Чистым искусством, рождающим не мысли – но чувства.

«Ведьмак» стал для меня своеобразным откровением с точки зрения подхода — не только и не столько к фентези, сколько к художественной литературе вообще. Поскольку подход пана Анджея не является ни распространенным, ни даже общепризнанно имеющим право на жизнь. Но этим лишь более интересен.

Ведь и правда уже порядком набил оскомину пресловутый диалектический шаблон «становление и развитие героя», включающий в себя на практике куда больше, чем просто биологическое взросление. Но самое смешное, что этого даже не осознаешь, пока не с чем сравнивать. Три школьных учителя литературы на протяжении четырех лет последовательно вбивали мне в голову мысль о том, что главный герой любого художественного произведения просто обязан совершать дурацкие ошибки, потом кусать локти и бешено рефлексировать, а под конец проходить через духовное перерождение и радостно нестись на встречу новым дурацким ошибкам. И поскольку других книг мне долгое время не попадалось, я тоже искренне уверовал, что в этом-то и есть вся соль настоящей литературы: в систематическом хождении ГГ по граблям, которое в конце-концов чему-то его учит и делает из наивного мальчика сурового нордического мужа.

И тут я сталкиваюсь с ведьмаком Геральтом из Ривии, калачом настолько битым и тертым, что он проходит через огонь, воду, трубы и прочие полосы препятствий, даже не меняя выражение лица. И понимаю, что это, черт возьми, здорово! Что отсутствие несчастных корч рефлексии вовсе не делает книгу тупой, а поставленные в ней вопросы более плоскими. Что это, прежде всего, никак не мешает эти самые вопросы в принципе ставить и решать. С той лишь разницей, что герой не мечется по собственной истории, недальновидностью своей загоняя себя все глубже в крайности, а в кои-то веки проходит по жизни спокойно, с гордо поднятой головой.

Так что даже если вам не нравится постмодернистское «грязное» фентези, где герои порой ходят в клозет, или (не дай Бог, конечно ;) не нравится фентези вообще, я вам настоятельно рекомендую прочесть «Ведьмака» уже хотя бы ради этого не совсем стандартного взгляда автора на место главного героя в собственной жизни.

Над оценкой я раздумывал долго, и до сих пор не уверен в своем выборе. Ведь это просто чудовищно неровная книга, будто бы созданная не одним писателем и даже не семью, а по меньшей мере двумя десятками самых разных авторов. Не знаю уж, в чем причина такого многообразия, но в результате чтение напоминает контрастный душ, причем регулируемый другим человеком, и абсолютно хаотически. Превосходно написанные моменты вдруг сменяются откровенно проходными, а то и вовсе тошнотворными. В голове не укладывается, как один человек может создавать красивейшие миры далеких созвездий, а потом смаковать отвратительно-обыденные сцены попоек под заморские деликатесы. Как один и тот же человек может вызвать слезы и трепет в груди пронзительной историей существ, живущих по полгода — а потом нагадить в душу глупым национальным шовинизмом (само собой, именуемым патриотизмом по сложившейся традиции)?!

Раздражает и претенциозность. Казалось бы, если уж природа наградила даром хорошего беллетриста — пиши боевики и радуйся! Но нет, надо замахнуться на великое, надо добавить морали, да побольше и поглубже. В итоге философия получается, в основном, консистенции жидкой манной каши.

При всем при том, роман написан динамично, читается легко и может похвастаться вполне интересным сюжетом. А значит потраченное на него время будет далеко не худшим в вашей жизни. Наверное так эту книгу и стоит оценивать: как неплохое убийство досугового времени, чтиво в дорогу и т.п. Тот кто, как я, поверит автору и будет ждать откровения и катарсиса, рискует в конце почувствовать себя обманутым.

Никто не тянул Николая за язык, когда он решил позиционировать Кольцо Тьмы как спор, дискуссию с Дж.Р.Р.Т., опровержение «Властелина Колец». Вопреки всем инсинуациям по поводу «дешевого пиара» и «привлечения к себе внимания», я даже склонен верить в искренность этого замысла. Наверное молодой и дерзкий переводчик Перумов и вправду хотел бросить вызов титану, показать, что всеми обожаемый литературный колосс стоит на глиняных ногах. Но время, как это часто бывает, расставило все по своим местам. Сегодня КТ уже не выглядит жесткой оппозицией первоисточнику. Скорее оно читается как раскрытие и развитие идей, задвинутых в оригинале на задний план.

В самом деле, разве не осознаем мы сегодня, что, к примеру, сталинский режим был во многом не менее чудовищен, чем правление Рейха? Это известно. Но разве мы осуждаем наших ветеранов, бросавшихся в бой с именем тирана на устах? Нет. Потому что у Мировых войн свои законы. Потому что когда одна половина мира вцепляется в глотку другой, то враг моего врага разом оказывается моим другом, даже если вчера у нас было целое море противоречий. Не потому что мы не видим недостатков союзников. Но потому, что когда в мире появляется абсолютное зло, всякий, кто против него сражается, поступает правильно, и цель оправдывает средства. Деление мира на светлую и темную половину – это не выдумка Толкиена, это жестокий закон времени, в которое ему довелось жить. А потом враги всего живого оказываются повержены, и наступает Четвертая Эпоха. Эпоха постмодернизма и полутонов, эпоха, в которую за каждым есть своя правда и своя ложь. Противоречие между Перумовым и Толкиеном – на самом деле не большее, чем между вами и вашим дедушкой-фронтовиком. Вы ведь уважаете дедушку, правда? Вы, наверное, повторяете ставший обиходным лозунг 9-го мая «Спасибо деду за победу!» Вы, быть может, восхищаетесь его мужеством и героизмом. Но в глубине души вы все равно считаете нелепым и смешным идти на смерть, выкрикивая: «За Родину, за Сталина!»

Нет, беда Перумова не в том, что он влез в чужой мир и добавил туда оттенков и подтекстов. Беда в том, что проделал он это неуклюже и неумело. Не развенчал мифы, не представил статистические данные, не выстроил пламенную обличительную речь по канонам риторики. Просто влез на табуретку у стены славы и накарябал водостойким фломастером «Сталин – лох» и «Зик Хайель!»

Николай, безусловно, очень талантливый писатель. Талант виднеется и в этих двух книгах, сквозит в отдельных сценах, прорывается в описании быта героев в северной столице, Аннуминасе. Побольше бы таких, наполненный и сочных описаний, побольше настоящей жизни – и могла бы выйти хорошая книга. Книга, где мысли, аргументы, концепции, вроде бы никак и не связанные с художественностью стиля, в такой вот, красивой и яркой подаче разом стали бы смотреться куда убедительнее. Так, как смотрятся у Толкиена его весьма спорные морально-этические воззрения – потому что он, будучи настоящим Писателем, умеет их подать. А вместо этого проблески в КТ так и остаются проблесками, погребаемые под лавиной бессмысленной зачистки локаций от злобных монстров, сбора артефактов и генеральных сражений конноарбалетных армий.

Потому как помимо таланта необходимо еще и мастерство, приобретаемое лишь годами упорного труда. А пока его нет, лучше на такие прожекты не замахиваться. Взялся развенчивать исторические мифы – делай это грамотно и красиво, тебе будут аплодировать стоя. А не умеешь – так хотя бы не топчись по чужим святыням ногами.

Принят в нашем обществе такой дурацкий, и, к сожалению, расхожий стереотип, что настоящая литература читается тяжело. Углубившись в социальную психологию можно понять, откуда ноги растут у такого убеждения, но это оставим на другой раз) Скажу лишь, что когда в один ряд «серьезного чтения» привычно ставят Толстого и Достоевского, в этом, на мой взгляд, есть очень сильная подмена понятий. Серьезность выходит совершенно разного свойства.

Вот и последний роман из цикла ГП наглядно демонстрирует разницу между тяжелым чтением и тяжелой литературой. Разницу между книжкой, которую трудно читать по причине неважного владения автора пером или даже намеренным желанием слова в простоте не сказать, и той, тяжесть которой диктуется сюжетом и задается самой атмосферой. Ведь «Дары Смерти» это все та же жизнеутверждающая история о дружбе и любви – но после ее прочтения несколько дней ходишь, будто пришибленный. Это все тот же потрясающий сверхлегкий стиль изложения и абсолютно головокружительный сюжет, проглатываемый за два дня почти непрерывного чтения – но сквозь эту «легкость» продираешься с воем и кровью, как через колючую проволоку. И неужели озвученные в книге размышления, глубокие, небанальные, эзотерические размышления стали глупее от того, что изложены они доступным языком? Неужели переживания героев что-то потеряли от того, что читая их, не засыпаешь на третьей странице? Попса, дешевая беллетристика, бесцеллер, жвачка для масс… вот только почему это жвачка, действительно не слишком нагружая мозг, так трогает за душу? И не в этом ли задача литературы? Еще древние греки говорили о двух путях познания мира: наука познает через интеллект, а искусство через чувства. Так может пора посмотреть правде в глаза и признать, что не все то умно, что выглядит громоздко, и не все Донцова, что читается легко? Наверное здесь есть что-то личное, есть вкусовщина, наверное многих книга не зацепит так, как меня… но пусть в меня плюют эстеты и снобы, это, блин, со всей своей попсовостью, «беллетризмом», зашкаливающими продажами, именно это – настоящее искусство!

Снова убеждаюсь, что классическая антиутопия зачастую оказывается заложницей собственных жанровых рамок. Точнее, заложниками оказываются читатели. Ведь чего ждешь от антиутопии? Брутальных картин подавления воли и мрачных пророчеств о том, как все наши благие намерения приведут человечество в ад. И если вдруг книга оказывается чуть глубже и разностороней, неискушенный читатель на всех парусах этих своих ожиданий проскакивает мимо даже самых жирных намеков и увлекается подсчетом того, какая доля «предсказанного» автором уже ездит под окнами и смотрит на нас с экранов. А не насчитав достаточно, пишет разочарованные отзывы, дескать книга чушь, потому что система общественного устройства дырявая и изобилует нестыковками.

А может и черт бы с ними, с нестыковками-то? Есть ведь в романе и еще кто-что. Кое-что не менее важное. Имхо, самый большой плюс произведения, ради которого уже однозначно стоит читать — это наглое, откровенное и весьма остроумное издевательство над общественной моралью. Не выдуманной моралью выдуманных людей, как может, опять же, показаться на первый взгляд. Над самим институтом общепринятых этических норм. Тех, что впитываются с молоком матери, цементируются в мозгу в юности, и полируются всю оставшуюся жизнь. Это сатира на людей, бьющих себя пяткой в грудь с криками, что их правда самая правдивая, а ценности самые ценные в мире. И даже не осознающих, что 95% этой правды и этих ценностей ими просто позаимствованы. Для меня главная мысль книги именно в том, что надо иметь достаточно жесткости к себе, чтобы сухо и отстраненно проанализировать весь мусор, наполняющий твою голову. И достаточно силы воли, чтобы признаться себе самому, что только малая часть является плодом осознанного выбора — а остальное лишь взято взаймы.

Политика — дело неблагодарное. В лучшем случае скучное и пошлое. В худшем становится подлым и грязным. Но от этого, к сожалению, не перестает быть необходимым. Можно, конечно, до поры до времени интеллегентски воротить носом от этого аспекта жизни, не замечать его существования. Можно оставлять политику на откуп тем, кому она нравится. Можно говорить себе, что сочиняя стихи, создавая картины, помогая бездомным кошкам или просто переводя старушек через улицу ты и так вносишь свой вклад в лучшее будущее. И это тоже будет по-своему правдой. Но потом в какой-то момент включится Russian Reversal, и если ты не занимаешься политикой, она займется тобой. И вдруг выяснится, что твои стихи и картины разжигают рознь и оскорбляют чувства, корм кошкам закупается на деньги иностранных шпионов, а перевод старушек растлевает последних до состояния полной непатриотичности — что, конечно же, совершенно недопустимо! Тогда ты пожалеешь, что в свое время не поинтересовался причинами Революции, посмеялся над фриками, вышедшими митинговать на центральную площадь, поленился дойти до избирательного участка. Но будет уже поздно.

Что правда, то правда: нельзя просто так взять и пройти в Мо... В смысле, трудно разобраться в этой каше с нуля. Поэтому здорово, что находятся авторы, которым хватает таланта столь сложные материи подать в наглядной, буквально детям доступной форме. Если вам интересно, в чем отличие Сталина от Троцкого, почему история 20-го века сложилась именно так, как сложилась, и на чем в просвещенном и технологичном 21-ом продолжают держаться диктаторские режимы — но глядя в энциклопедии и серьезные ученые работы вы видите лишь фигуру из трех пальцев — начните свой путь в противоречивый мир политических страстей со «Скотного двора». А там, глядишь, и школьный учебник по истории получится осилить ;))

Я поставил книге оценку «хорошо», прекрасно понимая при этом людей, вкативших ей двойки и колы. Поймав очередную волну массового интереса к восточной эзотерике, книгодельцы и впрямь довольно цинично обошлись с Коэльо, моментально накрутив ему имидж нового Кастанеды. Автор, впрочем, и сам хорош. Человек, столь щедро рассыпающий на страницы своих романов псевдоглубокие метафоры и туманные намеки на философские откровения, обязан понимать всю опасность подобной игры. Обманутых ожиданий читатель, как правило, не прощает. По той же причине я, после нескольких попыток, окончательно закрыл для себя Лукьяненко, а Булгакову за самый культовый его роман влепил «неуд». Не потому, что книги плохи — потому что ожидания слишком раздуты.

Как ни странно, «Алхимик» меня в этом плане не обидел совершенно. Может потому, что читал я книгу уже после того, как схлынула волна массовой истерии по бестселлеру. Может она пришлась на подходящий жизненный этап. Но скорее всего просто потому, что озвучиваемая Коэльо идея чрезвычайно проста — и сложна одновременно. Роман «Преступление и наказание» тоже построен вокруг элементарной мысли: «не убий!» И тем не менее, миллионы людей, читая и перечитывая его, всякий раз заново открывают для себя этот немудреный закон. Есть в мире такие простые истины, которых никогда не бывает слишком много. И Сердце Мира — одна из них.

Так что читайте, но не воспринимайте эту книгу слишком серьезно. Она не откроет вам тайн мироздания и глубин человеческой души. Она просто напомнит вам о том, что вы и так всегда знали — но почему-то опять умудрились забыть.

Есть в литературе жанры, которые принято обвинять в поверхностности. Да-да, не отдельные произведения и даже не авторы, а целые жанры и течения. Детективы, приключения, сентиментальные романы по убеждению многих людей якобы на 99,9 процентов состоят из крутых сюжетных поворотов, за которыми ничего не стоит. Наверняка почти каждый поклонник фантастики хоть раз сталкивался с фантастофобом, который абсолютно уверен, что НФ — это бластеры ради бластеров, фентези — эльфы ради хоббитов, а мистика и ужасы — вообще неведомая... фигня ради удовлетворения извращенных фантазий. Я сам в предыдущем отзыве, посвященном творчеству Говарда Лавкрафта, восхищался мастерством этого писателя в создании антуража, за которым нет никаких особых философий. И можете, если угодно, обвинить меня в двойных стандартах, но теперь, прочтя рассказ Кинга про Буку, я столь же искренне восторгаюсь тем, сколько смысла и психологизма ему удалось вложить в маленькую детскую страшилку :appl:

Рассказ можно трактовать и метафорически (как поступили, судя по отзывам, многие). Но я лично прочел его напрямую: как историю трагедии человека, искренне старавшегося вырастить своих детей лучше себя самого. Искренне надеявшегося на лучшую долю для них и забывшего, что изменить мир можно лишь начав с самого себя. Лишь поборов своих внутренних демонов.

Я не являюсь большим поклонником ужастиков, и только прочтя «Boogeyman-а» я наконец понял, в чем настоящий смысл этого направления в искусстве. Не просто щекотание нервов, не просто игра в поддавки с собственными первобытными инстинктами; хотя, безусловно, для кого-то это является главным, так же как для иных главный смысл фентези — в Эпических Эльфийских Бронебюстгалтерах +50 к классу защиты. Но можно копать и глубже. Творцам литературы ужасов доступна очень специфическая работа с внутренним миром героев, неуместная в других жанрах. Именно в ужастиках и только в них у автора есть свобода говорить с читателем о таких потаенных гранях и уголках человеческой души, которые можно лишь поскрести по поверхности в детективе, а в боевике и упоминать-то неприлично. Это очень интимный разговор о том, в чем не принято признаваться вслух. Все мы ходим в туалет. Все мастурбируем. Все иногда бываем завистливыми, жадными, жестокими, эгоистичными. И почти все мы боимся Буку. Может быть не из шкафа, может быть не шаркающего в темноте, может не пахнущего гнилым болотом — но свой Бука есть у каждого.

Не будучи поклонником литературного мейнстрима (в англо-саксонском понимании термина), и впервые услышав лет n-цать назад словосочетание «магический реализм», я был преисполнен надежд. «Вот оно» — воображал я, — «Вот, должно быть, то самое направление, которое можно и нужно использовать, чтобы примирить фанатов меча и магии с почитателями реалистического бытописания и дотошных психологических портретов, вот гибрид литературных направлений, берущий все лучшее от каждого из них, и замешивающий это в различных пропорциях для получения абсолютных шедевров». В собственной голове я представлял себе что-то вроде городского фэнтези с повышенным вниманием к деталям и скрупулезным использованием набора характерных приемов. Наивняк! На поверку хваленый жанр магического реализма оказался… тем же самым реализмом, вид сбоку.

И в то же время, реалистичность этого реализма весьма относительная. Вот что происходит у того же Луки в «Дозорах», когда люди впервые обнаруживают себя в Сумраке? Они паникуют, начинают судорожно искать возврата к своему привычному миру, или наоборот, отчаянно и бестолково бросаются в бой. Или взять Гарри Поттера, который, прочитав свое первое письмо из Хогвартаса, полчаса нашаривает на полу отвалившуюся челюсть, прежде чем оказывается в состоянии выдавить из себя «Не может быть!» В общем, нормальная реакция нормального человека. Канон магреализма иной – относится к мистическому, словно к обыденному. Мне, положим, такой художественный подход совсем не по вкусу. Для меня магия, в которой нет волшебства — это огонь, который не греет, еда, которая не насыщает (или, вспоминая всеми любимую, поразительную по своей неуклюжести рекламу, «фен, который не сушит»).

Но в ранней латиноамериканской классике это хотя бы концептуально имеет смысл. Когда твои герои – аборигены из местного полудикого племени, ясное дело, что граница между естественным и сверхъестественным будет проходить для них гораздо дальше, нежели для образованных и гиперрациональных белых колонизаторов. В этом была идея и основной посыл зачинателей жанра. Теперь внимание, вопрос: как выглядит современный житель США, на которого перенесена эта модель восприятия? Как человек с диагнозом «эмоциональная заторможенность», в лучшем случае. То, что кажется сдержанностью и самоконтролем и рождает восхищение главным героем в начале книги, к середине вызывает только раздражение и желание, чтобы кто-то из персонажей постучал по голове тупым предметом и определил степень наполненности черепной коробки. Ну и о какой психологической достоверности и проработке можно говорить с таким подходом?

Несмотря на написанное выше, столп североамериканского магреализма оставил все же лучшее послевкусие в сравнении с теми же Маркесом и Ко. Прежде всего — общим настроем, позицией пусть созерцательной и слегка меланхоличной, но далекой от той удушливо-тоскливой атмосферы, которой переполнена воспетая масскультурой латинская проза. Написано где-то с шутками, где-то с едкой сатирой, а где-то и с романтизмом светлой печали. Но, так или иначе, с воздухом, с жизнью, с энергетикой, пусть даже и совсем без «экшэна».

В общем, читать можно, и можно даже не остаться на выходе с ощущением совсем уж впустую потраченного времени. Но на фэнтези не рассчитывайте. Да и на привычный магический реализм тоже. Лучше ожидайте от книги странного. Ну, слегка.

Не прошло и 10 лет с той поры, когда медиапространство гремело фамилией «Акунин», а приключения г-на Фандорина разлетались с полок книжных магазинов словно горячие пирожки, и вот наконец у меня дошли руки ознакомится с серией. На самом деле, когда цикл пребывал на пике популярности, мысль о прочтении возникала не раз. Подвели, как обычно, многочисленные рецензенты, склонные в погоне за красочностью раздувать из нормальных книжек бог знает что. Вот и из писателя Чхартишвили (о личности которого, впрочем, в тот момент еще мало кто догадывался) СМИ настойчиво малевали то «человека, возродившего язык Тургенева», то «продолжателя дела Достоевского». В общем, приписывали ему подражание, скажем так, совсем не тем авторам, на которых имеет смысл ровняться современному беллетристу. Я и поверил, поглубже спрятав недоуменную мысль о том, почему это подражание классике имеет на порядок больший коммерческий успех, чем предполагаемые источники вдохновения. Теперь понимаю, что поверил и спрятал совершенно зря.

Никакой высоколобости Акунинский стиль не несет и в помине, читается влет. Пресловутая изящная словесность изящного века оказывается на деле не более чем игривой стилизацией, необходимость которой диктуется самим антуражем XIX столетия. Да и то, типичные элементы стиля начинают обильно сыпаться на читателя лишь эпизодически, автор быстро «срывается» на современный «нормальный» литературный русский язык.

Что касается конкретной повести, с которой, по совету знакомой, началось — и видимо так просто уже не закончится — мое знакомство с писателем Борисом Акуниным (с общественным деятелем Григорием Чхартишвили я, как и многие, познакомился минувшим декабрем), она исполнена на очень достойном уровне. Авантюры утонченны, декорации сочны, сюжет движется причудливыми витками. Основной минус: шаблонность используемых приемов, подменяющая игру ума в противостоянии главного героя и его соперника жонглированием стандартным набором трюков типа переодеваний с гримом и подкупа третьих лиц. Да и повествование разворачивается здесь линейно, не ставя перед читателем лишних загадок. Таким образом, повесть вряд ли придется по нраву любителям головоломок, она скорее ближе к авантюрным романам в духе «ограбление века». Так что людям, травмированным школьными уроками литературы, просьба не пугаться: несмотря на набор аттрибутов тяжелого чтения, это очень легкая повесть, абсолютно годная к употреблению ;)

Популярная трилогия, по странному стечению обстоятельств получившая еще и статус классической. Странная трилогия, застрявшая, по-моему, где-то между жанрами, между сегментами рынка. Для полноценной взрослой фентези слишком приторная, наивная, с черным-черным злом и торжествующим в конце добром в сверкающих доспехах. Для детской чересчур тяжела, да и жестковата. Наверное все таки подростковая, да и то для каких-то немного странных подростков. Видимо американских)

Хотя в каком-то смысле для нас книга даже актуальнее, чем для запада. Пока они там, наподобие светлых эльфов, пляшут на лесных полянах в лучах ласкового солнышка, поют и радуются жизни, не мы ли живем в обществе эльфов темных, в атмосфере мракобесия и ожесточенности? Не мы ли регулярно возвращаемся к мысли оставить эту юдоль навсегда и перебраться туда, на поверхность? И не мы ли всякий раз останавливаем себя мыслью, что при всем своем кажущемся великолепии этот наземный мир тоже может быть жестоким и неприветливым, особенно для нас, выходцев из Мензоберранзана? И каждый делает свой выбор: кто-то уезжает и принимает лучи обжигающего солнца как очистительную кару, кто-то остается из простой слабости, а кто-то из искренней любви к своей подземной родине и надежды, что и сквозь давящую толщу мертвого камня над головой рано или поздно пробьется немного света. В конечном итоге, при всей их простоте, романы Сальваторе ставят правильные вопросы нравственного выбора, а главное, по сути своей очень гуманистичны и положительно заряжены. Примитив? Да. Но доброму примитивизму, сеющему разумное и вечное, можно, пожалуй, и простить ;)

Роман «Облачный атлас» — пример того, почему в погоне за оригинальностью не стоит слишком далеко уходить от классических канонов, проверенных веками. Экспозиция – завязка – развитие – кульминация — развязка: эта знакомая со школьной скамьи схема, выкристаллизованная трудом поколений писателей, с равным успехом работает в классической пьесе и в современном романе. И, что характерно, даже среди самых отчаянных авангардистов, безжалостно коверкающих язык и от души измывающихся над архетипическими героями и сюжетами, не так много находится авторов, готовых рискнуть кардинальным отступлением от этой композиционной основы основ. Ведь даже для самых талантливых и свободомыслящих это не просто риск, это — ход ва-банк. Ход, для Дэвида Митчелла, к сожалению, оказавшийся ошибкой.

Теоретически, ничего плохого в это «матрешечной» структуре нет. Просто каждая история обрывается на середине и уступает место следующей, чтобы затем цепочка развязок разматывалась в обратном порядке. Проблема в том, что по плотности и эмоциональному накалу новеллы куда как неравноценны. И если в первой половине книги темп повествования и вовлеченность читателя равномерно и умело наращиваются автором, то остаток волочится с громким скрипом и добивается на чистой силе воли. При том, что истории сами по себе не становятся хуже — но нарушение базового структурного принципа играет против них. Когда кульминация пройдена, книга должна завершаться. Когда кульминация пройдена в середине толстого романа и до конца еще сотни страниц… Вероятно, замысел Митчелла был в том, чтобы читатель брал медленный разгон в начале и столь же постепенно «остывал» в конце; дать таким образом человеку возможность с толком и расстановкой обдумать и переварить прочитанное. Красивый замысел. На деле же получилось несколько иначе: чем выше ты, в первой половине романа, карабкаешься по лестнице из художественных миров, мыслей и сопереживания героям – лестницы, которая, в моем понимании, и составляет суть искусства, в особенности фантастического искусства – тем глубже и больнее падаешь затем в помойную яму отвратительной убогой обыденности, заполненную грязными болячками, грязными деньгами и грязным сексом. Закончив коронующий бриллиант этой книги, – великолепную историю восставшего клона Сонми – дочитав последние слова героини и проглотив комок в горле, совершенно немыслимо возвращаться к мелкому пройдохе и пошляку Тимоти Кавендишу. Завершив его историю, во всяком случае динамичную и сдобренную изрядной порцией иронии, меньше всего хочется нырять в затхлые интриги американских корпораций 70-х. Кое-как разделавшись с ними, уже из одной спортивной злости берешься за самовлюбленных и гадких композиторов междувоенного периода. Продравшись на брюхе и через это, получаешь некоторую отдушину в виде прекрасной стилизации классического романа о мореплавателях колониальной эпохи, но она уже не спасает дело. Под конец лишь смутное воспоминание об экстазе 300-страничной давности не дает заклеймить книгу позором и считать потраченное на нее время выкинутым из своей жизни.

В абсолютно роскошной экранизации, между прочим, все эти проблемы решены весьма изящно. Вместо того, чтобы выстраиваться в матрешку, истории сплетаются в единое целое, пересекаясь на аналогиях и расходясь в специфике. Идея реинкарнации и взаимосвязи всего великолепно передана работой одних и тех же актеров в нескольких сюжетах. В итоге фильм получился гораздо более цельным и рекомендуется к ознакомлению всем.

А книга… книга – строго по желанию.

На звание шедевра рассказ, хоть и претендует по масштабу замысла, имхо, не тянет по реализации. Есть ряд чисто художественных натяжек (чтоб не сказать «нестыковок»), навроде ни с чем не сообразного количества лет, проведенных героями внутри машины или то включающейся, то, когда надо, пропадающей «неубиваемости». Эти натяжки не позволяют до конца проникнуться происходящим, с головой занырнуть в авторскую реальность. Но, в целом, не смертельны.

А вот сама идея мне показалась очень интересной: отчасти аллюзия на, отчасти дискуссия с «1984». Ведь какой вывод у Оруэлла? «Все мы животные, управляемые инстинктом самосохранения. Любого человека можно довести до такого состояния, когда он будет вертеться, как уж на сковородке, будет готов на любую подлость, предательство, и даже научится думать две взаимоисключающие мысли одновременно, ради спасения собственной шкуры.» Элиссон не то чтобы спорит с этой концепцией, но разворачивает ее совсем под другим углом. «А что, если собственное убогое существование человеку настолько опротивело, что он готов будет рискнуть и пожертвовать им? Людей, знаете ли, опасно доводить до последней грани!» И получается, что даже когда кто-то дошел до самого дна, снизу все еще могут постучать. Что даже в людях, вроде бы опустившихся вконец, теплится искра благородства. Что даже среди бесконечной агонии и беспросветной тьмы есть место подвигу во имя сострадания. Вы спрашиваете, зачем нужно было нагнетать такую невменяемую атмосферу и вводить столько откровенной чернухи? Да вот за этим, чтобы показать, что как бы там ни было, человек всегда может оставаться человеком! Я даже не хочу оценивать реализм этой мысли. В рамках собственной, вконец неадекватной здравому смыслу вселенной, автор остался абсолютно убедителен, а большего от литературы требовать, наверное, и неправильно

В итоге, парадоксальным образом рассказ, снискавший славу одного из наиболее мрачных и жестоких произведений ХХ века, в основе своей является, возможно, самым гуманистичным и обнадеживающим образчиком антиутопического жанра!

Повесть, в своем роде, яркая и наглядная, и ее обсуждение помогло мне собрать в кучку разрозненные обрывки мыслей, и сформулировать для себя ответ на вопрос «почему фантастику я предпочитаю мейнстриму». Так что заранее извиняюсь за обилие отвлеченных рассуждений не совсем по теме. Считайте это Манифестом Просвещенного Эскапизма ;))

По понятным причинам, художественные возможности реалистического искусства изначально на порядок скромнее, чем у искусства фантастического. Ведь границы реального мира даже у самых талантливых двигаются едва-едва, а границы вымышленных миров — настолько, насколько автору хватит дыхания. Все бы ничего, но на деле это означает, что пока фантасты витают в своих заоблачных философских далях, реалистам, в основном, достается работа с пошлой и приземленной бытовухой. Но что, если реалистическому автору тесно в этих рамках? Что если ему не хочется сидеть на уровне обыденного серого окружения, а хочется говорить о возвышенном и прекрасном? Только без магии и сверхсил, без эльфов и духов, без космических перелетов и утопических городов будущего? Приходиться или повышать ставки, бросая героев в самую темную социальную пучину (как у того же Куприна в «Яме»), или обращаться к религии — читай, «узаконенному» обществом фантастическому допущению — или прибегать к «услугам» персонажей неадекватных, работать с психиатрической патологией или, по меньшей мере, крайней эмоциональной экзальтацией. Фантастика легко воплощает философские абстракции в конкретные яркие образы: абстрактную жажду власти в конкретное золотое колечко на пальце, абстрактный экзистенциальный страх смерти в конкретное заклинание по созданию крестража, ядерную войну, уничтожающую все человечество, или даже тепловую смерть Вселенной через сотни миллиардов лет. Ограниченному в художественных методах реализму для работы с этим материалом остаются сны, бредовые видения и психические отклонения. Буйные расстройства, как лихорадка Радиона Раскольникова, или тихие, спрятанные в темный потайной угол секреты, как маниакальная одержимость Гоши Желткова.

Вот только одна беда — легко сопереживать цельному персонажу, попавшему под действие непреодолимых сил, легко ассоциировать себя с ним и проникнуться его болью. И совсем не выходит всерьез посочувствовать мнительным подросткам (а тем более взрослым с психологией мнительных подростков), бултыхающимся в собственном давно прокисшем соку.

Если бы «Гранатовый браслет» содержал хотя бы объективную оценку этой мании и объяснение разницы между Влюбленностью и Любовью, его можно было бы назвать хорошим общеобразовательным произведением на период полового созревания. Вместо этого он просто рассказывает и даже слегка романтизирует историю о человеческой глупости и слабости. В итоге, юноши и девушки имеют хороший шанс истолковать его, как прямую инструкцию к действию, к подражанию и поиску т. н. «настоящей любви», которой и так безумно хочется в этот период жизни. А остальных история инфантильных взрослых вряд ли тронет так, как трогает «самая печальная на свете повесть», в которой Ромео на самом деле 15, а малышке Джульетте — и вовсе, 14.

P.S.: Во всей повести по-настоящему понравился один момент, где дедуля рассуждает о перспективах женской эмансипации и феминизма, как мести женщин мужчинам за то, что последние недостаточно мужественны. Написано век назад, но автор как в воду глядел!

Возведение книги в культовый статус и причисление автора к лику святых – явление обоюдоострое. С одной стороны конечно неплохо, что фамилия Толкиен вызывает уважение у образованного человека, а ознакомится хотя бы с «Властелином» считают своим долгом большинство людей, вообще читающих книги. С другой – насколько же это мешает дать произведению объективную оценку! Я давно прошел этап, когда каждому встречному я первым делом принимался доказывать, что Джон Толкиен лучший писатель на свете. Прошел этап подросткового нигилизма, когда казалось, что «Властелин Колец» просрочен лет тридцать назад, и любой современный фантаст уделывает это старье по определению. Сейчас «ВК» занимает в меру почетное место на книжных полках и в личном рейтинге, но сколько же ушло времени, прежде чем я смог смотреть на эту трилогию непредвзято! Читаю отзывы хейтеров, и понимаю, что половины этой желчи не было бы и в помине, если бы люди заранее не ждали от книг чего-то невероятного, наслушавшись неуемных восторгов. Ну а происхождение немеренного количества десяток лучше всего объяснено кем-то из фантлабовских старожилов в короткой, но емкой формуле «Не, ну это ж Толкин!» (при попытке объяснить, как оценки ставить НЕ надо). Сплошная инерция, в общем, и давление общественного мнения.

А ведь на самом деле у романа хватает своих плюсов и минусов. Я вполне могу понять того, кто ругает ВК за некоторую занудность и чрезмерную затянутость отдельных линий и эпизодов. Того, кто не находит философскую подоплеку эпопеи такой уж сложной и глубокой. Того, кто не доволен утрированной «героичностью» и полным отсутствием освещения некоторых сторон человеческой жизни, и… хм, скажем так, взаимоотношений) И в то же время, абсолютно правы все те, кто говорит о ярких, запоминающихся персонажах. Те, кто ловит ни с чем не сравнимый кайф от расшифровки многослойного символизма, культурологических аллюзий и лингвистической игры. И конечно же те, кто восхищается самой сильной стороной, навсегда вписавшей имя Джона Толкиена в историю литературы: потрясающим по своей глубине и продуманности миром. Миром, который не просто предоставляет картонные декорации для развития сюжета, но дышит и живет по собственным законам.

Поэтому всем советую только одно: не думайте об этом романе, как о священной корове, перед которой надо непременно благоговеть, чтобы сойти за своего, не думайте о нем, как о раскрученной медийной пустышке, которая по определению не может быть хороша уже потому, что популярна. Начните с чистого листа, прочитайте (или перечитайте) трехтомник так, будто он случайно попал вам в руки и вы совершенно не представляете, чего ожидать – и тогда, я уверен, вы сможете оценить «Властелина Колец» по достоинству.

Первую сотню страниц читал через силу, заставляя себя продолжать лишь потому, что был зван на ролевую игру по данному произведению. И только ближе к середине внезапно осознал, что втянулся уже с головой. Не то чтобы мир Льда и Огня был намного сложнее или необычнее большинства известных фентези-вселенных. Строго говоря, эта книга и фентези-то является постольку поскольку – она почти не изменилась бы при замене Штормового предела Миланом, Хайгардена – Мадридом и так далее. По духу роман гораздо ближе к историческому, и войны эльфов с орками в нем не упоминаются даже как легенды и предания героического прошлого. И тем не менее, этот мир оригинален и самобытен, а детализация его такова, что получать удовольствие от книги начинаешь не раньше, чем удается запомнить несколько десятков имен и географических названий, а так же составить в голове связную картину новейшей истории, и, в довершение, оценить особенности местных культур. Сама по себе такая проработка фантастической вселенной заслуживает высшего балла. Но, к сожалению, Мартин, в отличие от одного известного профессора лингвистики, столь же преуспевшего в построении вымышленного мира, не озаботился постепенным введением читателя в курс дела. Там где Толкиен поэтапно знакомит с историей и географией Средиземья главного героя, почти так же мало знающего о них, как и сам читатель, Мартин поступает со своей аудиторией подобно самкам некоторых видов, без предварительной подготовки отправляющим детенышей в воду, чтобы те сами учились плавать. Если вы готовы сотню-другую страниц разбираться, как плавать в мире «Песни Льда и Пламени» самостоятельно, то будете, скорее всего, награждены превосходным чтением. В противном случае, лучше попробовать какой-нибудь исторический роман, в котором география и фамилии королевских родов будут хоть немного знакомы.

Безусловная сила этого романа и черта, позволяющая занести его в когорту «новой классики»: он одновременно находится в контексте своего времени и вне его, злободневен и абстрактен, не меняя интонации говорит о сиюминутных проблемах и о вечных этических дилеммах. Вопросы о смысле человеческого существования чередуются с “глубокомысленными” наблюдениями ГГ за ежедневными бытовыми нелепостями из жизни зажиточного американского горожанина конца XX – начала XXI века. Благополучное размеренное житье-бытье почему-то выглядит сумасшедшей гонкой, где все поставлено ва-банк. Реализация первобытных инстинктов Эроса и Танатоса в духе «нажраться-подраться-потрахаться» внезапно приводит к духовному просветлению и осознанию собственного места под солнцем. Но это больше шутки с прибаутками, а главное — проблемы, которые приходится решать героям, на первый взгляд кажущиеся стопроцентными порождениями нашего странного сегодня, по сути своей мало отличаются от проблем, встающих перед человеком всегда и везде. Как стать сильнее и решительней? Как понравится женщине, от которой ты без ума? Как не захлебнуться в рутине, в серой однообразности похожих друг на друга дней? Как добиться успеха в обществе, не потеряв при этом себя? Рецепта у Чака нет, есть лишь история человека, которого занесло на этом пути куда-то совсем не туда. История, от которой, во всяком случае, можно оттолкнуться, чтобы не повторять чужих ошибок.

Основным препятствием на пути изучения этой истории может стать Паланиковский стиль, отличающийся авангардностью формы и, местами, неприятной физиологичностью содержания. Вывернутые задом наперед фразы и целые главы, крайне запутанная подача простой, в сущности, истории (может ударить по тем, кто не смотрел экранизацию), своеобразная экспрессия. Ну и на десерт фирменная манера автора находить и выносить на всеобщее обозрение самые идиотские и неаппетитные подробности жизни. Не придумывать, не приукрашивать – просто откапывать из глубин больничной помойки и затем любовно смаковать такую каку, о существовании которой многие и не подозревали. Все ради одной главной цели: троллинг унылого обывателя и разрыв шаблона последнему до полной фрустрации и выпадения в осадок. Благородная цель? Не знаю. Если для вас да, то вы наверняка и так уже давно чакопаланиковский фанат. Если нет, то попробуйте продраться сквозь эту крикливую стилистику – книга того стоит!

Трудно описывать повседневный быт людей на базе сеттинга, заточенного под бесчисленные эпические битвы. Трудно писать историю трагедии личности в жанре, от которого все ждут только сплошного экшена. Трудно создать новелизацию популярной игры, которая не будет состоять из стандартных ходов и избитых шаблонов. Но Абнетту каким-то образом это удается. Мир, существующий лишь для того, чтобы в нем сражаться, он делает миром, в котором, оказывается, можно жить. Пить и веселиться, любить и страдать, и даже родиться заново, пройдя переоценку прежних воззрений.

Впрочем, не стоит чересчур грешить на мир Молота Войны. При всей своей «узконаправленности» в боевое русло, есть у этой вселенной черта, в корне отличающая ее от большинства популярных «далеких далеких галактик». Наверное в фентези-сеттинге она проявлена не столь ярко, как в Сороковом Тысячелетии, но и здесь чувствуется: нет четкой, раз и навсегда обозначенной линиями баррикад границы между добром и злом, картина не делится на строго черное и однозначно белое. К самым благородным сердцам способен подобрать свой ключик Хаос, а оплот сил света может хранить не одного безобразного скелета в потайном шкафу. В этом смысле, несмотря на всю утрированную атрибутику, созданную исключительно с целью вызова эрекции у 15-летних подростков (или 45-летних подростков, коих также много среди фанов), Warhammer все таки – не попса. Не попса и эта книга. Развитие сюжета тут обусловлено не типичным авторским произволом, поддержанным бесконечными dues ex—ами, а холодной и беспощадной логикой жестокого мира. И никаких вам хэппиэндов.

Переломная для серии книга, знаменующая (имхо) переход от Литературы с большой буквы к простой добротной беллетристике. То есть с одной стороны именно здесь выстраивается шаблон, позволяющий далее, путем введения все новых сверхмощных артефактов и Великих магов, клепать эпические квесты хоть до бесконечности. С другой, здесь же автор делится теми мыслями и идеями, ради которых, по-видимому, все и затевалось.

Это уже не полный перспективных планов и надежд на светлое будущее «Ночной Дозор». Не «Дневной», утверждающий, что несмотря на наличие сил, поддерживающих равновесие, борьба за умы и души людей все равно должна продолжаться. «Сумеречный Дозор» — это книга о прощании героев с детством. Своеобразная метафора того переходного периода, когда человек понимает, что мира ему не изменить, и все, что он может – попытаться прожить достойную жизнь в тех далеких от совершенства условиях, которые ему достались.

На этой книге знакомство с серией можно прекратить. Или продолжить, отдавая себе при этом отчет, что дальше вас ждет лишь набор остросюжетных историй. Но «Сумеречный» я безусловно рекомендую прочесть, воспринимая цикл «Дозоров» как полноценную и законченную трилогию.

Почему-то авторы большинства рецензий на «1984» усиленно акцентируют внимание на политике и близости ее к нашей с вами жизни.

Но ведь основной метод фантастики, как направления в искусстве – создание именно нереалистичных условий, обстоятельств и образов для того, чтобы ярче и наглядней оттенить реальные качества реальных людей. Фантастическое допущение является здесь средством, а не самоцелью или идеей. Когда в книге раса инопланетных захватчиков порабощает человечество – никому не приходит в голову (после 1938 года:)) воспринимать это буквально. Люди без проблем проводят аналогии, расшифровывают иносказания и считывают подтексты. Но когда фантастическое допущение становится хоть чуточку более правдоподобным, внимание читателей резко переключаются с идей и философии произведения на обсуждение того, насколько реальной выглядит перспектива воплощения книги в жизнь. Критика романа строится в основном на утверждениях, что показанная Оруэллом система, дескать, нежизнеспособна. Например, пресловутый отзыв Еськова:

«Вообще, по моим воспоминаниям, роман впечатлял в основном барышень: камера No 101 и невозможность трахнуться без разрешения парткома — на них этот набор ужасов действовал безотказно. Скептикам же и прагматикам вроде меня было очевидно, что гомункулус по имени «Ангсоц», заботливо выращенный Оруэллом в колбе западных стереотипов, — существо абсолютно нежизнеспособное; будучи ввергнут в грубую реальность, он сдохнет точно так же, как ужасные уэллсовские марсиане».

И даже положительно настроенные рецензенты уделяют основное внимание проведению аналогий с реально существующими политическими режимами. Я бы сказал, что это ОЧЕНЬ сильное упрощение.

Да, я тоже могу найти множество причин, по которым общество, подобное ангсоцу, если и будет когда-либо построено, то долго не продержится. Но это обесценивает работу Оруэлла не более, чем отсутствие в окружающей действительности эльфийских князей-магов или межсистемных боевых крейсеров обесценивает труды Толкиена и Стражинского. «1984» часто называют романом-предостережением, но разве в этом главный его смысл?

Разве двоемыслие – это лишь идеология, внедренная в умы граждан правительством будущего? Двоемыслие – это обычный механизм психологической защиты, который миллионы людей используют ежедневно за отсутствием силы воли.

Разве происходящее в комнате 101 – это лишь следствие работы идеально отлаженной машины по перемалыванию людских душ? Скорее это тот эгоистический выбор, который множество людей делает каждый день.

Если вы ищите стройную политическую систему – поищите в другом месте. Эта книга не о политике, она о людях. Не просто о людях, ставших другими под воздействием обстоятельств. Об обычных, сегодняшних. Не знаю насчет вас, но как минимум точно обо мне.

«Есть Зло и Большее Зло, а за ними, где-то в тени, стоит Очень Большое Зло.

И Очень Больше Зло, Геральт, это такое, что ты не можешь себе представить, хотя и думаешь, что уже ничто на земле не в силах тебя удивить.

И иногда бывает так, Геральт, что Очень Большое Зло схватит тебя за глотку и скажет:

«Выбирай, братишка, или я, или то, другое, чуток поменьше».

Обычно литературное сопровождение игровых франшиз именно этим и является — всего лишь сопровождением. Дополнительным способом выжимки кровно нажитого из совсем уж упертых фанатов. С «Вахой» все слегка по-другому. С тех пор как первая коробка с миниатюрными солдатиками и первый художественный томик по вселенной одновременно легли на стеллажи магазинов в далеких 80-х, книги всегда считались не менее важной и почти равноправной составляющей развития сеттинга. Именно поэтому они и снискали себе славу лучшего по своим литературным достоинствам продукта в таком специфическом сегменте, «книжки по играм». И все равно зачастую не возможно избавится от мысли, что это не более чем дополнение к главному, настольному продукту. Добротное, «скрафченное» на совесть, но дополнение.

И вот наконец-то роман, которому место на книжной полке может найтись и в доме, где отродясь не было покрашено ни одного пластикового космодесантника. Он просто настолько хорош. А для тех, кто красил, играл, изучал – еще лучше.

Самая очевидная сила «Легиона»: стилистика на стыке жанров, дающая очень интересный коктейль. Сначала кажется, что это типичный боевик по 40, пардон, 30К. А потом не совсем. А потом совсем не. А главное, что это переплетение авантюрно-приключенческих и детективных элементов – не просто личные эксперименты автора со стилем, но отражение характера самого таинственного из Примархов. Стиль повествования дает прочувствовать, что такое Альфа Легион, лучше, чем могли бы это сделать любые прямые описания.

Не подвели и персонажи. Можно сколько угодно обвинять их в архи- и даже стереотипичности, — все эти бравые вояки, скользкие шпионы и железные леди из классических романов 40-50х годов. Но правда в том, что в этих людей веришь, им сопереживаешь.

И все же, все эти литературные достоинства, несомненно отличающие качественную беллетристику, так и тянет назвать обычными. Было в этом романе что-то еще, выводившее его на принципиально иной уровень по сравнению с другими, «просто хорошими» книгами по Ереси и франшизе вообще. Несколько дней эта недооформленная мысль крутилась в дальнем углу моего черепа, постоянно ускользая от любых попыток схватить ее за хвост.

А потом до меня дошло. Дошло, откуда берется ощущение полной картонности во многих других книгах серии, и что по-настоящему позволило оживить «Легион». Ведь главный источник красоты вселенной тридцатого и сорокового тысячелетия, главная ее черта, в создание которой явно было вложено много любви и старания, придающая то самое мрачное готическое очарование – это вселенная антиутопическая. В отличие от всех этих ваших приторных Звездных… ладно, не будем показывать пальцем, но в отличие от франшиз, где противостояние добра и зла, светлой и темной стороны, доведено до полной черно-белости, комиксовости, в Вархаммере этому места нет. Потому что и светлой стороны-то нет как таковой. Но даже многие поклонники серии, вроде бы понимающие это, постоянно позволяют себе забыть, купиться на фашистское очарование Империума и с упоением повторять строчки его милитаристской пропаганды. Хотя при ближайшем рассмотрении очевидно, что все стороны, претендующие на звание сил причинения добра и любви – Империум, Тау, Эльдары – на деле те еще мерзавцы. Именно поэтому, главная сила романа в том, что тут есть герои, не покупающиеся на фейкньюз. Способные посмотреть со стороны на Императора человечества и назвать его кровожадным ублюдком. Способные посмотреть и на людей, и на другие расы и увидеть им истинную цену. Способные жить с тем, что в этом мире нет простых решений – а зачастую, нет даже правильных. И трагическая история Альфариуса, вынужденного, по его собственному признанию, сделать «выбор без выбора», оттеняет это качество 40К лучше всего. Красота таких антиутопических миров именно в том, что в них нет системного решения, нет какой-то волшебной таблетки. Есть лишь сила человеческого духа, вынуждающего и в заведомо проигрышной битве бороться со злом – не на какой-то противоположной стороне баррикад, не под руководством очередного Темного Властелина. Но с тьмой в сердцах, где бы и как бы она не проявлялась. «Потому что в мире безрадостного мрачного будущего есть только война…»

Замысел неплох: показать изнанку отечественного тоталитарного режима уже за гранью реальности, и в то же время настолько близко к этой грани, чтобы читатель – молодой россиянин “дитя перестройки”, или американец из поколения постарше, взращенный на развесистой клюкве эпохи холодной войны — вполне мог поверить и проникнуться. Это Пелевину удалось воплотить довольно тонко и изящно.

А вот стиль, к сожалению, подвел. Видимо по мысли автора скупой и скучный язык должен способствовать нагнетанию атмосферы обреченности. Но взять для сравнения того же Оруэлла – его слог куда живее, что ни в коей мере не умаляет ощущения сдвигающихся прямо на тебе серых бетонных стен.

Так что порекомендовать роман могу только явно «левополушарным» читателям, для которых оформление сильно вторично по отношению к содержанию.

Когда после нескольких десятков страниц я все еще не понимал даже приблизительно, о чем читаю и зачем, лишь отсутствие других книг в радиусе досягаемости (дело было на отпуске, а запастись библиопродукцией более основательно мне в голову не пришло) заставило меня продолжить чтение. До сих пор радуюсь этому счастливому совпадению.

Данный роман — из тех, в которые надо «въехать», причем даже не столько интеллектуально, сколько чувственно, просто распробовать его на вкус. Если поначалу (в течение первой книги) вас посещает желание вышвырнуть эту ахинею и забыть о ней, я все же настоятельно рекомендую дать произведению шанс на реабилитацию. Дочитайте до «Вошедших в отросток» — и, возможно, стилистическая «рваность» на ваших глазах превратится в интересный, необычный и потихоньку сходящийся паззл, а язык, так докучавший недоговорками, раскроет то, что с самого начала было между строк :wink:

Вот наконец-то и книга, в которой «зло» в центре внимания. Все таки в первой трилогии Хорус, Абаддон и другие изменники были персонажами пусть и важными, но второплановыми. В фокусе находились Локен, Тарвитц, Киилер и Зиндерман, затем Натаниэль Гарро. Теперь все наоборот: лоялисты становятся массовкой в истории истиных героев. То есть злодеев.

«Фулгрим» похож на древнегреческую трагедию, переписаную на современный лад. Всякому, кто читал эпосы Гомера или пьесы «большой троицы» афинских трагиков наверное знакомо это чувство странного, неправильного, перевернутого мира, в котором обычный человек ничего не значит и ничего не решает. В котором даже великие герои движуться по жизни не столько собственной волей, сколько прихотью капризных божеств или предначертаниями беспощадной судьбы — и от нее не убежать, как ни вертись. В этот мир интересно заглянуть однажды, попытаться понять, как жили люди с этим фаталистским сознанием, так не похожим на наше. Но сегодня такие сюжеты не востребованны. Нынешние наши представления о жизни берут начало в эпохе Возрождения, в гуманизме, в формулах типа «Человек сам кузнец своего счастья». Поэтому если герои наших историй и страдают, в конце мы все равно хотим видеть некое подобие хэппи-энда, а если на бестолкового неумеху вдруг обрушивается удача, то это непременно награда от мироздания за то, что человек он, в сущности, хороший. Одиссей, полжизни расплачивающийся за один единственный акт непочтения к религии, или Эдип, бегущий своего рока и тем лишь приближающий его, не вписываются в наши представления о вселенской справедливости.

Тем интересней, когда современному автору удается совместить эти два подхода, пропитать понятную нам, приемлемую для нас историю предательства и расплаты тем ощущением неотвратимой, иррациональной, слепо прущей вперед и перемалывающей смертных в труху безжалостной силы, которой полнятся сюжеты той же «Орестеи». История падения Примарха Третьего Легиона простроена блестяще. В то время как Хорус одним духом принимает решение, меняющее всю его последующую судьбу, Фулгрим по ходу книги многократно встает перед выбором, дающим возможность опомниться, сбросить наваждение, повернуть назад. И всякий раз он принимает неверное решение, и всякий раз читателю кажется: ну все, теперь дороги обратно уже нет! А потом опять оказывается, что вот он, спасительный шанс, еще не поздно остановиться — но предводитель «Детей Императора» вновь и вновь проигрывает бой со своей гордыней и жаждой запретных удовольствий. Такую структуру куда легче примерить на себя. Именно так всю жизнь борются с собой алкоголики, наркоманы, азартные игроки, самые обычные любители поесть, страдающие избыточным весом и студенты-прогульщики, над которыми уже нависает неминуемая угроза сессии. Фулгрим очень человечный герой, в чем-то близкий любому из нас. И в то же время он — Примарх, сын Императора Человечества, могущественная фигура, попирающая звезды и наводящая ужас на целые миры, ставшая, несмотря на всю свою огромную физическую и духовную силу, безвольной игрушкой в руках чудовищных Богов Хаоса. Именно это сочетание характерного Вархамеровского пафоса и пафоса античного с пронзительной, очень современной историей трагедии личности придает этому роману своеобразную эстетику и незабываемую атмосферу.

Красивая, яркая, западающая в душу работа!

Книга весьма порадовала и, в то же время, слегка разочаровала. Часто сталкиваюсь с мнением, что де новеллизации игровых вселенных, тем более Вархаммера, в психологической достоверности не нуждаются, был бы «крутой экшон». И правда, от обычного звена в цепочке, рассказывающей историю вселенной 30-40 тысячелетий большего не требуется. Потому особенно обидно за «Галактику в огне», которая, если оценивать ее именно как эпический боевик, на голову превосходит многие другие книги франшизы. Героическая история в духе легенды о 300-х спартанцах у Фермопил, многодневное удержание последнего рубежа, с каждым боем отползающего чуть дальше по трупам горстки защитников. Мужество, превозмогающее смерть, узы братства, побеждающие подлость и предательство. Точно выверенная доля гиперболизации и патетики, не раздражающая, а напротив, погружающая в атмосферу и заставляющая сопереживать. И да, сочная боевка, хорошо увязанная с игровой составляющей сеттинга. Для любого другого томика в серии это был бы однозначный успех.

Проблема «Галактики» в том, что именно ей-то этого и мало. Книга о переломном моменте истории, о великом предательстве и крушении прежних ценностей не должна была свестись к двум с половиной сотням страниц пусть даже самых отборных перестрелок и рукопашных. Это мог бы быть рассказ о втором веке в Римской республике, о рубеже XVIII и XIX столетий во Франции, о 30-х годах в Германии и СССР. Даже о нашей современной России. Подлиная история того, как вынесенные на знамена высокие идеалы постепенно, незаметно, изо дня в день по чуть чуть трансформируются до тех пор, пока не превращаются в свою прямую противоположность.

Вот этого Бен Каунтер, автор, которому доверили написание ключевого тома саги, не потянул, и это впечатление от книги слегка портит. Не потому что т.н. жанр «тупого американского боевика» в принципе не имеет права на существование. Он прекрасно сочетается с сюжетами, прямыми как доска. А вот в истории о государственной измене галактического масштаба при таком подходе сильно страдает логика. Ну как можно, проведя несколько приватных бесед, на коленке сколотить заговор, вмиг разворачивающий курс на 180 градусов?! Как, скажите на милость, можно среди сорока тысяч бойцов (каждый из которых по меньшей мере не уступает обычному человеку по уровню интеллекта и способностям к анализу) отобрать на глаз две трети беспрекословно лояльных тебе, и ошибиться всего с двумя сержантами и одним капитаном?! Это даже в статистическую погрешность не укладывается.

В общем, шедевром книга не стала, хотя потенциал для этого был. Жаль. Тем не менее, это все еще отличный боевик, который безусловно должен порадовать всех любителей такого рода литературы.

В кои-то веки у Лукьяненко ОТСУТСТВУЮТ:

- обилие псевдо-патриотизма, квасного патриотизма, ура-патриотизма, и откровенного поцреотизма;

- постельные сцены, втиснутые в текст искусственно, только потому, что пейсателю приспичило;

- игры с читателем в угадайку, когда нарочно не договариваются детали сюжета и фантастического мира.

В общем, все те самые пошлые ходы, что вызывают во рту ощущение леденца со вкусом рвоты или ушной серы, и чувство неловкости, будто это лично ты, а не автор, сморозил глупость.

ПРИСУТСТВУЮТ:

- В меру оригинальная/в меру классическая концепция

- Живые, человечные персонажи;

- Нравственный выбор героев, который действительно можно примерить на себя

Не люблю я Луку с его лукавым стилем, но бывают и у этого автора божественные озарения. Остается надеяться, что со временем шелуха отсеется, и его будут помнить не как автора килограммов конъюнктурной беллетристики, а как человека, подарившего миру один маленький шедевр.

Брался читать повесть, что называется, «для общего образования», ничего хорошего в ней найти не ожидая. Видимо именно поэтому и нашел)

Александр Сергеевич в свое время уже объяснил нам, что вдохновленный поэт в моменты творчества себе не принадлежит, а лишь транслирует помимо своей воли некую высшую истину. Странным образом начало свое эта идея берет, насколько я понимаю, из традиционного ислама, озабоченного сохранением священных книг в неприкосновенности. То есть для защиты сакральных текстов был придуман вот такой трюк: дескать, не важно, что ты сегодня громко заявляешь во всеуслышание прямо противоположное, важно, что вчера, когда ты писал, тобой владел святой дух (тема также отлично обыграна «Книгой Г'Кара» в моем любимом «Вавилоне-5»). В таком виде мысль, само собой, выглядит довольно нелепо.

Но похоже, что именно это с Толстым и произошло, когда он писал «Крейцерову сонату». Повесть вышла, как бы сказать... художественно полноценной. Нет, я говорю в данном случае не о стилистических красотах – с родным языком Лев Николаич, как известно, был в весьма натянутых отношениях, находя физически трудным писать гладкие предложения длиной меньше двух страниц. Хотя даже фантлабовский алгоритм лингвистического анализа подтверждает: фразы в «Сонате» короче, чем в «Войне и мире», да и вообще «стиль Льва Толстого в этом произведении немного разнится со средним стилем автора». Но я о другой художественности. О внимании к деталям. О пусть и переполненной заблуждениями, но главное — очень подробной и въедливой саморефлексии героя. О том стиле построения художественной реальности, который как бы дает возможность просунуть голову за поверхность холста, нырнуть внутрь картины, изучить сцену изнутри – и не согласиться с автором, увидев то, что даже от него, создателя сцены, ускользнуло. Писатели с большой буквы создают эту неоднозначность осознанно; желание оживить свои миры вкупе с простой человеческой честностью побуждают их рассматривать явления со всех сторон, даже если это не способствует пропаганде их личных взглядов. Толстой, очевидно, к таким писателям не относится: в рамках произведения этические выкладки героя (или злодея?) не встречают достойного отпора, а в послесловии ЛНТ и сам сознается, что да, он разделяет большинство из этих позиций, что ради их продвижения он и взялся писать повесть. Зато дотошно-реалистический художественный метод создает эффект наподобие сеанса у хорошего психоаналитика: пациент сам вытаскивает из своего подсознания ту чистую незамутненную правду, о существовании которой и не подозревал.

Так что прочитать повесть все таки стоит, но только руководствуясь принципом «предупрежден – значит вооружен». То есть с позиции не восхищенного почитателя, принимающего за чистую монету каждое слово «великого русского классика», а скорее того самого врача-психолога, вычитывающего в рассказе пациента между строк больше, нежели тот сам пытается сказать.

Книга настолько без подтекста, насколько это вообще возможно, и состоит из нагромождения силового оружия и кусков окровавленного мяса чуть менее чем полностью. Книга-комикс, грубо говоря. В то же время авторский язык очень сочен и в известной степени оживляет сию безблагодатную картину. Можно порекомендовать книжку тем, кто не смущается отсутствием смысла, но ценит яркий, живой и эпичный стиль.

Эта сказка идеально идет в комплекте с андерсеновским «Новым платьем Короля», которое она отлично дополняет и оттеняет. Ведь, каждая со своего угла, в конечном итоге они обе показывают одни и те же человеческие пороки – желание казаться не тем, кто ты есть на самом деле, желание вместо реальных свойств вещей видеть на их месте сладкую иллюзию. И не важно, начинается ли это с классического конформизма, жажды быть как все (в «Платье»), или напротив, попыток выделиться из толпы чем-то новым и ярким (в «Обезьяне») — итог один. Так или иначе, если вместо стремления быть самим собой человек больше всего озабочен тем, как он выглядит в чужих глазах, как раз смотреться он будет жалко и глупо. А поскольку не все, к сожалению, выучивают этот урок в детстве и юности, рассказ из категории сказки для самых маленьких переходит в разряд актуальной соцсатиры. Печально, но факт.

Самая слабая книга серии, чуть было не укравшая у меня этот прекрасный цикл. «Росмэн» (мягко говоря) подкачал, исковеркав авторский стиль под свое видение целевой аудитории, и сделав из романа для всей семьи примитивную сказку для дошколят. Да и многие сюжетные нюансы становятся понятны только при дальнейшем изучении мира ГП. И все-таки даже сейчас, перечитывая книгу в оригинале и лучше понимая детали, я не могу ее поставить в один ряд с шедевральными «Принцем-полукровкой» или «Дарами Смерти».

Что касается рекомендаций — тут все зависит от того, что ищите лично вы. Тем, кто не хочет грузить себе мозг мрачными подробностями, «Философский Камень» может, как раз, подойти лучше всего (все же советую по возможности читать на английском, благо стиль не просто легкий, а буквально невесомый). Любителям же труЪ-фентези возможно стоит ознакомиться с сюжетом первых двух-трех частей, посмотрев одноименное кино (а фильм Куарона я прямо отдельно и настоятельно рекомендую вообще всем), а дальше уже браться за постепенно наполняющиеся «взрослостью» книжки.

Великолепный образчик писательского мастерства!

Общая картина, как по сюжету, так и по ощущению, очень напомнила Nightwish — The Islander.

Конечно, рассказ пустоват сюжетно, но и эта пустота идет в плюс, а не в минус, работает на создание той же атмосферы, того же размеренного и неторопливого мировосприятия человека, прожившего не одну эпоху на этом сером, скалистом и пасмурном острове на краю света.

Возможно, роман или даже крупная повесть, целиком написанные в таком стиле, навевали бы тоску через три десятка страниц. Но для небольшого рассказа выбор идеален.

Мастер сглаза — это что-то вроде «Дозоров» Лукьяненко, переписанных в духе «Понедельника» Стругацких. Книга очень легкая, в ней на прочь отсутствует патетика, все эти типичные для наших писателей тяжелые думы о судьбах Родины и сурьезные размышления о путях мироздания. И при этом язык не поворачивается назвать ее «тупым боевичком». В «Мастере сглаза» один из Мастеров слога Андрей Жвалевский дает свой Мастер—класс на тему «как сделать легкое чтиво неглупым». Или наоборот, неглупое — легким. Старина Антон Палыч остался бы доволен)

Давайте ненадолго забудем полные античного трагизма (все равно разрешающегося, как правило, в приторный хэппи енд) истории о спасении мира. Давайте представим себе, что люди, наделенные сверхспособностями, вовсе не обязаны каждую секунду строить планы того, как облагодетельствовать человечество. Или же пафосно страдать и сокрушаться о том, что этого сделать невозможно. Давайте представим, что эти люди пытаются жить нормальной жизнью, что суперспособности приносят им не дилеммы вселенского масштаба, а самую обычную головную боль. И знаете что? На выходе мы вовсе не обязаны получить историю об эгоистичных подонках, одержимых лишь погоней за собственной выгодой. В случае с «Мастером» мы получаем ни разу не эпичное и где-то, быть может, даже приземленное, но зато очень остроумное, полное самоиронии и главное — жизненное чтение.

Поэтому советую всем, вне зависимости от личных вкусов. Между изучением наследия «литературных глыб» и «матерых человечищ» найдите время для этой маленькой книжицы – и вы влюбитесь в ту невероятную легкость бытия, глоток которой вам подарит искрящийся готовыми афоризмами текст. Между мягкообложечным детективом в электричку и боевиком на вечер прочтите этот небольшой роман – и вы задумаетесь вместе с героем, ни на секунду при этом не заскучав.

Я бы, конечно, вряд ли стал приглядывать себе книгу на полке с любовными романами про вампиров, но пал жертвой грамотной рекламы. В небольшом книжном у метро Краснопресненская был размещен стенд с бесплатными брошюрами, включавшими первые две главы какой-то из книг серии «Дом Ночи». Уж не знаю, окупилась ли такая дорогая и рискованная акция, но как минимум одного читателя в лице вашего покорного слуги издательство в свои сети завлекло.

В общем, понравился мне стиль написания этих двух глав, и, в последствии, 29 коротеньких глав «Меченой». Живой, легкий. У большинства авторов попытки совместить несовместимое — подростковый разговорный сленг и нормативный литературный язык — оканчиваются тотальным фиаско и порождают персонажей, с чудовищной в своей наигранности манерой изъяснятся. Однако тут альянс поколений и профессий, так или иначе связанных со словесностью, дал свои плоды, и мы наконец получили книгу о подростках, где они разговаривают «как настоящие». Да и в целом стиль приятный. Что до наполнения — героев, сюжета, идей — все банально, но в меру. Я бы сказал: простенько и со вкусом.

Поругать авторш можно за злоупотребление своеобразной «богиней из машины», внутренним голосом ГГ, который то и дело направляет ее действия и течение сюжета. Ход, конечно, пошлый. И еще балл скину за неровности в образе главной героини, предстающей перед нами то не по годам развитой и прозорливой барышней, то законченной дебилкой. Идея, в принципе, понятна: оттенить таким образом контраст между прежней и новой жизнью девушки, ее окружением, а так же наглядней показать пубертатные переживания. Но выполнено несколько угловато. Не знаю уж, как построено соавторство матери и дочки, возможно причина ошибок кроется в том, что одна является жрицей литературы со стажем, а вторая пока лишь неопытная недолетка...

Ну и все, пожалуй, иных нареканий не имею.

Итого: весьма добротное произведение в категории легкого чтива. Ни больше, ни меньше. Люди, подходящие к таким книгам с глазами, горящими фанатичным огнем истиной веры в Серьезную Взрослую Литературу С Большой Буквы смотрятся по меньшей мере странно. Иногда и отдыхать надо.