Это, на мой взгляд, самая адекватная часть сборника. Адекватная для Михала Айваза. Здесь балом правит все та же неуемная фантазия, но хотя имеется мистический сюжет, в котором случайный знакомец рассказчика пытается отыскать лекарство от таинственной сонной болезни. Фантасмагорические образы объясняются своеобразием древних культов и сновидениями. Это хоть немного напоминает обещанного Лавкрафта. Немного, потому что тягучие ужасы из Провиденса по сравнению с мистериями Айваза прямо брызжут эмоциями.

Финальная повесть сборника, начатая за здравие, завершилась мутным обломом. Здесь балом правит все то же перетекание образов. Рассказчик слушает рассказчицу, пересказывающую сюжет книги, о котором ей рассказал случайный попутчик, попавший под действие таинственного аппарата, встроенного в пишущую машинку. Эта вложенность не является находкой Айваза, но здесь имеет место тоскливое раздувание преамбул, когда ответу на простой вопрос предшествует двадцатистраничный монолог.

https://kobold-wizard.livejournal.com/870390.html

Ахейский цикл я ценю больше, чем Кабирский и Ойкуменский. ИМХО Олди начинаются именно с Героя, который должен быть один. Одиссея же я перечитывал несколько раз, и он точно входит в список любимых книг. Спустя одиннадцать лет Олди вновь полноценно написали о Греции. Вновь о другой.

Да и сама книга могла бы быть другой — очередным переложением известного мифа, очередной рефренной песней, очередным романом взросления. Вышло иначе. Во-первых, привычных олдевских рефренов здесь мало. Они встречаются в перебивках между эпизодами, но это меньше бросается в глаза, чем прежде. Во-вторых, по сути это две книги, разорванные между собой, как детство и зрелость. Вместо эволюции взросления авторы дают увидеть причины и следствия, бросок и попадание. В-третьих, в отличии от Героя и Одиссея, мы толком не знаем, что будет в этих двух книгах. Подвиги Геракла и возвращение Одиссея были, скажем так, веселой шуткой Олди. История Амфитриона не то, что не так популярна, она толком вообще неизвестна. Мы знаем, что ему суждено стать отцом, а для остального надо было читать чуть больше, чем школьное переложение Николая Альбертовича Куна.

Перебивка в двукнижие в определенный момент сбила меня с толку. Читая первую половину, я пытался раскрутить эту историю в формате поколений, где внук взрослеет в мифе о деде-победителе. Том, кто, будучи юношей, уничтожил чудовище. Том, кто объявил войну безумию, и раз за разом искоренял его вокруг. Сквозь все это проступали наши фронтовики, выросшие еще в эпоху Серебрянного века с его Идеями. Ведь это звучит оттуда: «Он тут всех похоронит: врагов, друзей, вакханок, табун лошадей... А войну продолжит. Такой уж он человек. Одно слово — Истребитель...». Теперь же дед уже стар, но все еще крепок, и потому люди его боятся. Они всего лишь люди, а он Сын Златого Дождя... А потом был погребальный костер, на котором закончилась первая книга.

Во второй книге все это обрывается: тут не будет Диониса, не будет Персея и Андромеды, а войны будут с людьми, а не с Идеями. Амфитрион, сын хромого Алкея, проживает свою собственную жизнь. Перебивка остужает пыл: понимаешь, что мир шире, чем казалось в детстве. Ты надеялся, что будешь бороться со Злом, а выходит так, что приходится бороться за счастье. Эта борьба выходит очень горькой, потому что ты сражаешься не с страшными чудовищами, а с такими же людьми, как ты сам.

Отдельно отмечу хромого Алкея, сына героя и отца героя. Один из самых ярких образов романа. Каково это, быть зажатым в такой ситуации? Каково слышать, когда твоего сына называют не по отцу, а по деду? Отсюда великолепная сцена с Алкеем, который облачается в доспехи собственного сына и приказывает привязать себя к колеснице. Подвиг духа, выросший из житейской обиды, но ставший примером, пугающим врагов.

Итого: Вышло эмоционально тусклее, чем другие части Ахейского цикла. С другой стороны, конфликты в первых двух романах были более фантастичными, навязанными богами-олимпийцами. «Я — сын Златого Дождя. Ты — сын хромого Алкея. И это не единственное отличие между нами. Радуйся, что ты — не я». Быть может, оттого и проще было сопереживать тем героям — ведь понимаешь, что никогда не попадешь в их шкуру. Конфликты Амфитриона — человеческие, те самые, когда у тебя два выхода, но ни один из них тебе нравится.

https://kobold-wizard.livejournal.com/870051.html

Это был еще один камень, брошенный в чешскую культуру. Сновидения Айваза встали в один ряд с мутью Майринка в «Големе» и вещизмом Шванкмайера. Я с теплом вспоминаю сказки Чапека, но даже в них чувствался некий вещецентризм. Гашек, хоть он мне не нравится, выглядит на фоне них гораздо приятнее.

Так о чем книга? Главный герой (безликая и беспутная камера-свидетель) находит в букинистическом магазине книгу на непонятном языке. Он рассматривает иллюстрации и пытается разобраться в ее происхождении. Вокруг находится множество людей, которые тоже сталкивались с этим чуждым языком, а некоторые даже намекают о таинственном городе, скрытом в Праге. А дальше нас ждут 140 страниц прогулки по прекрасной, истинно чешской, помойке. Таинственный другой город вместе с безликим главным героем воплощают бессмысленное плавание в бульоне из статуй, животных, пражских топонимов, гипсовой лепнины, простыней, религиозных книг и т.д. Такое хаотичное перечисление реквизита и пространств в первом приближении точно передают формат повествования Айваза. Мы долго мусолим с автором каждый бредовый кунштюк, пришедший ему на ум. Это было прекрасно переданное сновидение, но, блин, еж вашу медь, 140 страниц...

Итого: Пражский блошиный рынок в отсутствии мотивации.

https://kobold-wizard.livejournal.com/868022.html

В прошлом году я посмотрел «Портного из Панамы», снятого по книге Джона Ле Карре. Поэтому впечатление от Грэма Грина осталось неоднозначное. Завязка и некоторые ходы повторялись вполне прозрачно. В википедии написано, что Ле Карре вдохновлялся романом Грина, но ИМХО здесь гораздо более глубокая связь. Портной был пастишем к Гаване. Хороший пример, когда вторичный текст получился глубже первоисточника.

Если же говорить про сам роман Грина, то это хорошая британская сатира. Англичане уважают свою имперскую систему, но временами ехидно над ней подтрунивают. Мол, вот британская разведка охватила весь мир, но каково качество ее агентов на местах? В центр летит ворох впечатляющей дезы, количество которой важнее с точки зрения кошелька, чем качество. Странные донесения обрабатывает куча кабинетных сэров и маститых офицеров, а дальше все по сэру Уинстону Черчиллю: «Политик должен уметь предсказать, что произойдет завтра, через неделю, через месяц и через год. А потом объяснить, почему этого не произошло». Роман Грина рассказывает об авторе такой дезы: почему она появляется, как разрастается и как пузырь схлопывается.

Итого: Роман написан бывшим офицером британской разведки, прошедшим Сьерра-Леоне, Португалию и Индокитай. Поэтому остается поверить, что часть этого абсурда действительно имела место быть.

Заставил задуматься эпизод общения с местным полицейским:

»- Вы его пытали?

Капитан Сегура расхохотался.

- Нет. Он не принадлежит к тому классу, который пытают.

- Я не знал, что и в пытках есть классовые различия.

- Дорогой мой мистер Уормолд, вы же знаете, что есть люди, которые сами понимают, что их могут пытать, и люди, которые были бы глубоко возмущены, если б такая мысль кому-нибудь пришла в голову. Пытают всегда по молчаливому соглашению сторон.

- Но пытки пыткам рознь. Когда они разгромили лабораторию доктора Гассельбахера, это ведь тоже было пыткой...

- Мало ли что могут натворить дилетанты! Полиция тут ни при чем. Доктор Гассельбахер не принадлежит к классу пытаемых.

- А кто к нему принадлежит?

- Бедняки моей и любой латиноамериканской страны. Бедняки Центральной Европы и азиатского Востока. В ваших благополучных странах бедняков нет, и поэтому вы не подлежите пыткам. На Кубе полиция может измываться, как хочет, над эмигрантами из Латинской Америки и прибалтийских стран, но и пальцем не тронет приезжих из вашей страны или из Скандинавии. Такие вещи без слов понимают обе стороны».

Странное достижение Великого Октября — непытуемых в своей стране не стало. Лучше это или хуже — не мне судить.

https://kobold-wizard.livejournal.com/866089.html

После «Роз в кредит» второй роман Триоле оказался неожиданным. Первый роман был вполне понятным французским левым текстом с критикой буржуазного общества и шансом для личности. «Луна-парк» — это модернистский текст, который, как мне кажется, был старомодным уже на момент выхода в 1960ом году. В основе всего повествования лежит комплекс текстов — любовные письма к отсутствующему персонажу. Они обращены к бывшей хозяйке дома, купленного главным героем. Он находит их в различных шкафах и пытается понять, кем была таинственная незнакомка, взбудоражившая сердца множества мужчин. Постепенно он сам начинает восхищаться этой роковой женщиной и искать ее.

Героя тексты впечатлили, а меня нет. Целыми страницами воздыхатели расписывают свои чувства, но в них мало фактов. Мы, выросшие в 90-е, уже привыкли к килотоннам пластикового восхищения, льющегося с телеэкрана. Не рассказывайте, показывайте, за что восхищаться этой неизвестной. Лишь ближе к финалу автор дарит несколько интересных деталей, но они мало что смогут изменить. Режиссер уходит искать незнакомку, а мы смущенно смотрим ему вслед.

Итого: Вспомните картины импрессионизма. Туманные и нежные. «Луна-парк» похож на них в своих попытках захватить чувство тайны. Беда в том, что описанная тайна интересна только скучающему дачнику. Для более занятого персонажа не хватает ценности разгадки. Сюжету нужен был кризис, а автор его не дала.

https://kobold-wizard.livejournal.com/864627.html

В списке к прочтению на Фантлабе у меня висит около сотни книг, которые когда-то зацепили меня аннотациями. В большинстве случаев я даже не помню, как на них наткнулся. С романом Ходдера вышло именно так. Скорее всего где-то была информация о том, что эта книга похожа на «Друда» Д.Симмонса. Впрочем, сходство здесь проистекает только из предпосылки о том, что в фантастическом детективе эпохи викторианства действуют образы реально существовавших людей. В остальном же там, где Симмонс монотонно вплетал свою опиумную галлюцинацию в биографическое полотно, Ходдер с хулиганским воодушевлением учинил викторианский паропанк. Самой концепцией такой альтернативной истории уже никого не удивишь, поэтому можно впечатлить только исполнением.

Расследование «загадочного дела» ведет сэр Ричард Френсис Бертон — реально существовавший исследователь Африки, Азии и Ближнего востока. Джек-попрыгунчик — таинственный лондонский фантон — нападает на него, требуя, чтобы тот прекратил лезть не в свои дела. Однако, это приводит к прямо противоположным действиям Бертона. Оказавшийся в центре скандала и не получивший деньги на новую экспедицию, он начинает разбираться в том, откуда в Лондоне появилось странное длинноногое существо, способное перепрыгнуть через дом, и куда именно ему не нужно, а следовательно нужно лезть. Детектив вышел вполне в духе гаеричевского Холмса: с пальбой, переодеваниями и взрывами.

Действие происходит в паропанковой Англии. В первой главе это слабо ощущается, но постепенно ты все глубже проваливаешься в мир, в котором технический прогресс абсолютно не соответствует викторианской эпохе, которую мы знаем. Да и не мудрено, поскольку викторианства здесь нет. Королеву застрелили через три года после восшествия на престол, а инженеры и философы здесь радикальны для своего времени. В результате получился сумасшедший мир техники и биологии. Уровень проработки при этом достаточен для спецэффектов, но никаких технических тонкостей автор не раскрывает.

Итого: Очень даже приятный паропанковый боевик без особых претензий. Часть мыслей, высказанных главными героями, хорошо передают новаторский век.

«Британская империя заинтересована в том, чтобы изображать другие культуры варварскими и нецивилизованными; тогда будет меньше протестов, когда мы завоюем их и присвоим природные ресурсы, принадлежащие им. Такая лживая пропаганда позволяет внушать, что мы придерживаемся высоких моральных принципов.»

"— Сейчас никто точно не знает, что произошло, кроме тех, кто там был. Может, этого вообще бы не случилось, если бы я действовал напористее и построил мост через разделившую нас пропасть, ну и поменьше обращал бы внимание на личных демонов Спика.

— Демоны, его личные? — удивился мальчик. — А что скажете о ваших собственных? Они не подзуживают вас насладиться самобичеванием?

— Насладиться?

— Ну да! Ведь когда мы сами себя виним, мы чувствуем, что никто другой не вправе более винить нас. Разве это не удовольствие?»

https://kobold-wizard.livejournal.com/863670.html

Купленный со скидкой бумажный том я брал с собой в метро. Через несколько дней тяжелый талмуд порядком надоел, и я подарил его библиотеке. На ебуке дело пошло значительно живее, но все равно книга вышла долгой — почти два месяца.

Роман состоит из четырех частей: одной современной и трех, происходящих в период Второй мировой войны. Сами сюжеты меня слабо впечатлили. Современная линия — детектив категории Б, в проекте которого инвесторы польстились на низкие затраты на Филиппинских локациях. Главный герой этой линии — хороший программист, влезающий в очередной стартап, посвященный созданию облачного хранилища на одном из тихоокеанских островов. Интрига же связана с затонувшей подлодкой с японским золотом.

Три других линии соответствуют американскому видению Второй мировой. Первая — очередная ода криптографии с непременным упоминанием гомосексуализма Алана Тьюринга. Вторая — шебутная история американского морпеха, которого перебрасывают между Филиппинами, Швецией, Британией и Северной Африкой — экзотика для парня из американской глубинки. Третья линия посвящена японскому солдату, который постепенно теряет веру в Императора и в итоге обнимается с американскими офицерами. То есть Стивенсон выводит уже привычные по Голливуду сентенции — солдаты храбры, яйцеголовые круты, а враги, если не дураки, понимают, что их система ценностей проиграла.

Книга состоит из множества эпизодов, каждый из которых входит в ту или иную сюжетную линию. Драматургия в каждом из них выдержана весьма неплохо. Некторые эпизоды, на мой вкус, могли бы стать хорошими рассказами. Собрав их вместе, Стивенсон показал слабое умение монтажа. Растянутая на 1900 страниц композиция делает эмоции блеклыми. В этом Стивенсон напомнил мне другого американца — Томаса Пинчона с его «V». Разница в том, что роман полувековой давности был наполнен яркими постмодернистскими фантасмагориями, а Стивенсон все время скован в рамках биографических описаний и интеллектуальных рассуждений. Из-за этого длинный текст получился слишком ровным, а интриги скучными.

Зачем же это читать? Из-за истошной внимательности к деталям Стивенсон дает временами интересную информацию к размышлению. В книге на пальцах объясняется работа шифровальной машины «Энигма». Выводится теория взаимосвязи спермотоксикоза с тягой к построению сложных систем. Есть общая информация о операции по освобождению Филиппин.

Итого: Рыхлый роман, не лишенный любопытных эпизодов. Наверно, впервые с «Жертвенного льва» в 2014 году, я столкнулся с надменно американским взглядом на Вторую мировую: «Ясно, что такую страну мог завоевать только звезданутый. Лучше месяц в Сталинграде, чем сутки здесь».

https://kobold-wizard.livejournal.com/863038.html

«После короткого сообщения о том, что спектакль «Первая ночь» в театре Психологической драмы признан

неприемлемым для общественной нравственности, шли пространные извинения перед гражданами города.

Охраняющая глава, говорилось в сообщении, осознает всю напряженность ситуации и моральный ущерб,

наносимый городу и в особенности театру – однако ущерб от публичной демонстрации спектакля обещает

быть несравнимо большим. Ведущие психиатры страны сошлись во мнении: «Первая ночь» подлежит

закрытию как наносящая однозначный вред психическому здоровью и нравственной установке зрителя».

М. и С. Дяченко «Пещера»

Ощущение, будто поссал на оголенные провода. Автор, орудуя несложными приемами, пробил эмоциональную брешь по добру и боли. Три десятка страниц заставляют трепыхаться от позабытых страхов, не давая отдышаться и настроиться на циничную взрослую оборону от дешевых ходов. Этакий детский мат в литературе — несколько пропущенных в азарте ударов неожиданно приводят к провалу. Сначала хотелось выругаться, что так нельзя, а выругался в итоге о том, что за долгие годы мне не попадалось такого простого и в то же время такого действенного текста.

https://kobold-wizard.livejournal.com/858265.html

На этот раз кибернуарный детектив. «Бык из машины» — фантазия на тему недалекого будущего, где объемы данных и сама цифровая инфраструктура развились настолько, что в них наблюдается самоорганизация. Образовались информационные структуры, обладающие своей собственной волей и способные влиять на нашу физическую реальность. Основа для этого уже существует – компьютерные вирусы через интернет вещей способны вселяться в телевизоры и чайники. Таким киберпанком уже никого не удивишь. Олди удивляют иным: вместо призрака в доспехах человечество получило информбогов, способных вселяться самих людей. Мы играли в игровых программах, а теперь программы играют в нас. «Случись, что Бога нет, его б пришлось создать».

По разбросанным подсказкам удается понять, что деятельность новых Богов выходит далеко за рамки нынешнего интернета вещей. Им подвластны не только технические процессы. А поскольку божественные массивы данных группируются относительно неких основных функций, то получается языческое многобожие схожее с греческим пантеоном. До полного оформления еще далеко, информбоги только осознают себя и учатся проявлять. Они – черные ящики, на входе у которых вся мировая информация, а на выходе туманные и схематичные чудеса. Нейросеть еще только учится.

Что мне в романе привиделось и серьезно понравилось, так это соотнесение нуара и греческой мифологии. Не знаю уж, сами авторы додумались до такого образа или украли у кого, но идея хороша. Во-первых, Город нуара и греческое государство-полис сразу отсекают вопросы о происходящем в остальном мире. В градациях места существует лишь ограниченное «здесь», а в градациях времени – лишь мрачное настоящее и довлеющее прошлое. Отсюда проистекает и второе сходство: ни у нуара, ни у греков нет Будущего в привычном для нас виде. Люди не страшатся и не надеются на высшую справедливость впереди. Окружающий мир изменяется, но это не воспринимается как прогресс. Отсюда третье: в мире без высшей справедливости герой подчиняется только собственному внутреннему кодексу, порой весьма неоднозначному на наш сегодняшний взгляд. Персонажи греческих мифов – жестокие убийцы, алкоголики и насильники. Прошло несколько тысяч лет, и немецкий экспрессионизм вместе американским пуританством породили нуар, в котором греческий герой научился сохранять лицо при любых пороках. Ощущение нуара от романа Олди у меня росло постепенно, и стоило мне подумать, что в тексте должно появиться предательство, и оно случилось через 15 страниц.

Из нуарности растет, по большому счету, и моя основная претензия к роману. Его события и персонажи, кроме разве что детектива Икара, — чертовски черствые. Монументальные айсберги сталкиваются с впечатляющим грохотом, но в нем не слышно жизненного бурления и страсти. Особенно это относилось к полубогу Тезею – умный, сильный мальчик, но скучный, как бревно. Да и его великий дед Питфей не успел развернуть свои сомнения и переживания. И беда здесь, вероятно, не в слабости авторов, а в требованиях стиля. Прав был тот, кто говорил, что Олди часто облегчают нам жизнь, даруя иномирному главному герою наш образ мышления. В «Быке из машины» нам не дают такой поблажки, и греческие полубоги выходят на улицы городка Кекрополь. Они похожи на нас, но они – другие. Нечто подобное я ощущал у Тома Шарпа во «Флоузах», где шекспировский герой шагнул из поместья, затерянного в болотах, на британские улицы 70-х. Шарп вслед за Шекспиром меня напугал, а Олди, как не крути, не смогли уколоть эмоционально. Нуар ведь он не про то. Айсберги айсбергами, но хотелось, чтобы Икар сгорел в пламени страстей.

О чем этот роман? Ответ в лоб: информационное поле в целом и интернет в частности перестают быть просто хранилищем различных данных. Теперь эти данные влияют на нас и порой неожиданным образом. Раньше хозяева газет и телеканалов могли формировать общественное мнение и руководить паствой. В эпоху клипового сознания, как бы бредово это ни казалось, существует вероятность формирования общественного мнения за счет случайного склеивания обрывков различной информации. Пусть это будет краткосрочно, но может привести к серьезным последствиям. Особенно в том случае, когда «у человека возникает повышенная агрессия, трудности с подбором нужных слов, а также излишняя фиксация на морально-этических или религиозных вопросах».

Итого: Олди отточили свое мастерство до очень высокого уровня и начали двигаться вширь, пробуя себя во все новых и новых формах. Наиболее поздние их вещи, которые я читал, были сделаны прекрасно, но слишком ровно. Желаю любимым авторам сделать очередной качественный рывок. Хочется, чтобы от книги опять захватывало дух.

https://kobold-wizard.livejournal.com/857812.html

«Туннель» Бернгарда Келлермана я читал года три назад, и он оставил приятное впечатление. А пару месяцев назад ко мне в руки неожиданно эта красная «Голубая лента». Из-за такого совпадения я решил довериться автору еще раз и отправиться за ним в «морской роман», написанный в 1938ом году. Время написания имеет значение для восприятия текста. Эта история создана в те дни, когда автор находился во «внутренней эмиграции». Симпатизирующий левым, он хоть и не попал в тюрьму, но был исключен из академии искусств, а один из его романов «Девятое ноября» был публично сожжен. В сложившейся обстановке писатель начал создавать истории, далекие от окружающей действительности: действие отнесено в прошлое и подальше от Германии.

Роман начинается с авторского предисловия, в котором рассказывается о катастрофе Титаника, послужившей основой для «Голубой ленты». Сейчас эта история больше известна по фильму Кэмерона, поэтому как справка предисловие малоинтересно. Однако, помимо информации этот авторский ход сразу дает напряжение. Чтение постоянно сопровождается тиканием. Ты с самого начала знаешь, что катастрофы не избежать. Поэтому остается надеяться, что понравившиеся конкретно тебе персонажи все же выживут или хотя бы смогут разрешить свои внутренние конфликты перед смертью. Это создает подспудное напряжение в неспешном повествовании Келлермана.

Годы после «Туннеля» и метаморфозы немецкого общества отняли у автора его позитивное отношение к прогрессу. Если в романе о туннеле под Атлантикой, восторг перед человеческой волей смешивался с ужасом от цены катастрофы, то в «Голубой ленте» восторга у автора нет. Даже описания гигантского лайнера, шедевра инженерной мысли, не восхищают. Люди, облеченные властью, амбициями и деньгами, мельтешат по верхним палубам роскошного металлического ящика. Где-то на нижних палубах и в машинном отделении есть и другие люди, «представители угнетаемых классов» и вынужденные эмигранты, но им не находится места в повествовании. Они бы уплыли любым другим судном, сложись обстоятельства иначе.

Повествование раз за разом фокусируется на десятке персонажей, но основное внимание отводится известной пецице Еве Кёнигсгартен и журналисту Уоррену Принсу. Первая на корабле встречает своего бывшего мужа, который при разводе отобрал ребенка и по-прежнему продолжает ее ревновать ко всем ухажерам. Келлерман рассказывает всю судьбу певицы, показывая, что врожденный талант требует серьезной ежедневной работы, направленной на результат. Бывшему мужу певицы, гениальному композитору, оказалось невозможно это понять. Его требования были слишком догматичными и недопускающими органичное развитие. Такие же непомерные требования привели по сути к гибели гениального корабля. Слишком большие скорости не позволяют разглядеть притаившуюся опасность — и вот ты уже летишь мордой об землю.

Журналист сначала кажется обычным амбициозным юнцом. Он с восторгом носится по кораблю, берет интервью у сильных мира сего. Он каждый вечер появляется в радиорубке и строчит сообщения для шефа в Штатах. Постепенно его восторженность начинает утомлять. Начинаешь ощущать, что желание оседлать прогресс лишает его человечности. Его душевных треволнений хватает только на пару дней, а то и часов, а дальше ощущения приглушаются и он вновь несется навстречу своим карьерным вызовам. Столкновение с айсбергом ничему его не научило. Быть может, еще один айсберг ждет впереди.

Итого: «Голубая лента» не самый захватывающий роман. На мой взгляд в сумме небольшой объем, большое количество персонажей и недостаточная эмоциональность сделали героев плоскими. Трагедии большей части масок вызывают понимание, но не сочувствие. Сколько бы ни был автор левым, но изображение магната с нотками симпатии не должно заканчиваться безликой гибелью. Мог бы хоть недолго посидеть с каждым.

https://kobold-wizard.livejournal.com/853847.html

Книга была когда-то подобрана в книгообменном шкафу. Не помню уж, почему я ее прихватил. То ли захотелось чего-то левацкого, то ли просто аннотация приглянулась.

Сюжет книги достаточно бесхитростен. Девочка всю жизнь мечтала о красивой жизни и пареньке из соседнего поместья. Жила она с кучей братьев-сестер и матерью-потаскушкой, которая через день таскала в дом разных мужиков. Послевоенная Франция в данном случае подана без флера Движения Сопротивления, которое мол двигалось из каждого колодца. В тексте то тут, то там проскакивают желчные намеки на коллабрационизм. Так вот девочка жила в халупе, пока над ней не взяла шефство местная парикмахерша. У нее в доме и на работе главная героиня прикоснулась хоть немного к неизведанной красивой жизни. По аналогии с днем сегодняшним — журналы мод, пробники всевозможной косметики, альбомы по дизайну интерьеров. Все это глубоко поразило душу героини, выросшей в грязи и дисгармонии.

И все это время она влюблена в принца на белом коне. Точнее в паренька, наследника фермы по выращиванию роз. Начало истории прямо-таки напоминает Алые паруса. Она его ждет, ждет и ждет... А потом однажды все выходит как она и мечтала: ужин, любовные слова в обнимку и т.д.

» — А что с ними случилось?

— Жизнь случилась, время случилось… «

(Мои черничные ночи)

Левая литература, как я ее понимаю, имеет одну важную особенность. Она так или иначе говорит об изменении человека в обществе и говорит порой об этом без прикрас. Только развитие, взросление и преодоление себя способны поднять героя. Оставаясь в оковах мелких страстей, он споткнется и рухнет. Вроде бы вполне горьковское детство, достойное уважения трудолюбие, терпеливая и страстная любовь оборачиваются в итоге обыкновенным мещанством. Главная героиня зависает где-то в середине пирамиды потребностей, не ощущая никакой тяги к самореализации. Причины этого по сути лежат в детских травмах и кредитной кабале, которая с одной стороны сподвигает к продуктивному труду, а с другой выпивает все соки. «Кредит – хорошая вещь, люди же ненасытны! Рабочие боролись за восьмичасовой рабочий день, а теперь, когда они его добились, стали надрываться, работая сверхурочно, чтобы приобрести мотоцикл или стиральную машину».

Главный же герой-возлюбленный далек от всего этого мещанства. Он идеалист-романтик, поглощенный своим делом. Казалось бы, его история выставлена в более выгодном свете. Вот только он скрывается в своем творчестве от окружающего мира, оплачивая мещанство невесты, которое, мягко говоря, не понимает. Его путь — управляемая эволюция, но такое медленное развитие не позволит ему спасти окружающих, скованных «буржуазными» рамками.

Итого: Неожиданно книга оказалась интересной. У нее достаточно длительная экспозиция, которая выливается в интригующий сюжет. Сможет ли героиня, выпутаться из этой паутины?.

Шел 1959й год, а Триоле по сути говорит про современные Glamour, Дом-2 и Быстро-деньги.

https://kobold-wizard.livejournal.com/852532.html

Давно помеченная на Фантлабе книга не оправдала в моих глазах свои высокие оценки. Она наивная и слишком нестрашная, хотя повествует о Черной Африке начала ХХ века.

Главный герой — начинающий писатель, которому поручили выслушать арестанта-смертника и написать книгу на основании его рассказа. Заключенного обвиняют в убийстве двух братьев-аристократов, у которых тот служил. Сам же он утверждает, что в их гибели повинно таинственное племя, сокрытое в подземельях Конго. Соответственно мы получаем с одной стороны классическую схему викторианской фантастики, где автор снимает с себя ответственность за правдивость представленного текста, ибо он написан кем-то другим: почившим дядюшкой/таинственным адресантом/пропавшим без вести мистиком — а с другой стороны — две равновесных сюжетных линии — рассказчика-писателя и рассказчика-подсудимого. В целом, игра с опосредованным авторством получилась занятная, хотя в определенной мере о развязке я стал догадываться чуть раньше середины романа. Больно просто все выходило.

Черная Африка Пиньолю ИМХО не удалась. Она вышла слишком пресная даже в изложении героя-автора, специализирующегося изначально на бульварной приключенческой прозе. Яркость лесных декораций оставляет желать лучшего, если не считать пары дифирамбов раскинувшемуся зеленому морю, на которое герой взирает из кроны высокого дерева. Охотники убивают разнообразнейших животных, но сцена охоты ни разу не попадает на страницы. Никаких насекомых, пауков, змей и прочей дряни тоже толком не встречается. И это в повествовании персонажа, который кроме английских предместий не видел в своей жизни толком ни черта и попал в совершенного новые условия.

Собственно герой-арестант и доверие его рассказу, в целом, выглядели для меня слишком неправдоподобными. У героя-писателя почему-то не вызывают вопросов манеры человека из низов, который почему-то ведет себя скорее как инопланетянин, а не британец-полукровка. Например, у него нет никакого предубеждения к неграм. Также вызывает недоумение какая-то колоссальная вера в способности подземного племени, которое прямо обязано стереть с лица земли всю человеческую цивилизацию. При том, что никакого серьезного вооружения у этих гномов нет, а есть только повышенные ловкость и сила. Сцены, в которых братцы-аристократы десятками расстреливают подземных, имеющих изначально фактор внезапности, ИМХО говорят как раз об обратном — дайте людям только добраться до этого племени и у нас будут новые выносливые рабы из каинова племени.

Итого: Для развлечения роману не хватает красок, а для игр ума — закрученной интриги.

https://kobold-wizard.livejournal.com/852060.html

Это первый прочитанный мной роман Алексея Иванова. Я давно уже слышал о том, что у нас есть автор, сделавший себе имя на зауральском материале. Кроме Леонида Юзефовича, других подобных современных писателей мне на вскидку не вспомнится. Подобных — сочетающих концентрацию на местной реальности и имеющих высокий уровень мастерства. Вероятно, надо больше читать соотечественников.

Первым романом автора я приятно впечатлен. Через десяток сюжетных линий раскрывается объемная социальная картина Тобольска и окрестностей в эпоху Петра Великого. Когда сейчас жалуются на инертность нашего народа, стоит вспомнить, что при царе-антихристе странные нововведения внедряли не только в нашей боярской Средней полосе, но и там, в Сибири, где еще даже крещение толком не началось. Не все получалось, кровь текла и бурлила, а Империя взрослела.

Интересна подача личности Петра Великого. В нескольких эпизодах ясно формируется образ диктатора-ребенка, для которого вся жизнь и сама держава — это игра и познание. Это не сухая параноидальность Сталина и не экстатическая религиозность Ивана Грозного. Азарт игры со взрослыми на равных ведет к требовательности и лихим ходам. «Конечно, Петр поступает по своему обыкновению: выдумал невиданное предприятие, нахватал исполнять его первых встречных, сколько их сдуру царю в лапы попалось, а дале свалил все заботы на любезных подданных — хоть наизнанку выворачивайтесь, а доведите замысел до ума, или повешу». Сейчас пытаются изображать подобное, но для эффективности нужно, чтобы исполнители ощущали драйв от руководителя. Тогда и провалиться страшнее, и мозги работают лучше.

Подзаголовок первого тома — «много званых». Людей Сибири различают по религиям, национаностям и социальным статусам. Каждая фракция по-своему видит эту землю. Что общего может быть у шведских пленных офицеров и остяков-язычников? А у суровых староверов и китайских дипломатов? Различия взглядов и порождают объем. Столкновения столь разных групп неминуемы. Особенно, если вдуматься, что торговые пути из Европы в Азию проходили через места, которые еще при Борисе Годунове стали местом ссылки преступников и неугодных. Наш плавильный котел.

Религиозная сторона текста местами неоднозначна. Например, несколько фантастичных мест связаны в первую очередь с язычеством. Православные сталкиваются с этим, но против дьявольского морока могут только воплощать смирение и стойкость. Еще большую стойкость выражают старообрядцы. Изображенные противники Никона мало похожи на нынешних. Они борются, они еще помнят, как было до раскола, они хотят войти в огонь и попасть на Небеса. Эпизоды, рассказывающие о Аввакуме, заставили задуматься, что староверы не зря находились под надзором полиции вплоть до начала ХХ-ого века.

Если же говорить в целом, то калейдоскоп историй с одной стороны дает тот самый объем, а с другой — не позволяет также срастись с персонажами, как происходит в классических романах с протагонистами. Угол зрения постоянно меняется, поэтому ты остаешься только пассивным наблюдателем. Низкое эмоциональное сопереживание не дает полностью прочувствовать происходящее. Впрочем, этим грешат многие исторические романы, в которых верность прообразам и историческим событиям значит больше, чем захватывающий сюжет.

Итого: Теперь очень бы хотелось съездить в Тобольск и полюбоваться теми местами. Книга дала почву для размышлений и направление для дальнейшего изучения истории родной страны.

https://kobold-wizard.livejournal.com/851240.html

Беспомощное произведение, отправить которое в топку не позволяет только пара-тройка эмоциональных мест. С текстом я знакомился в формате аудиокниги, и это тот случай, когда хорошая начитка не спасла впечатление.

Начать с главного — сюжет размазан тонким невкусным слоем. События тянутся и тянутся, словно ремни дыбы, оставляя только надежду, что так или иначе все закончится. Основное фантдопущение — путешествия во времени стали возможны. Их организуют местные исторические факультеты, используя специальные машины. Студентка выпрашивает отправить ее в Средние века, это первый такой эксперимент, но все же его организуют. Однако дальше все идет наперекосяк — Оксфорд подхватывает эпидемию гриппа, которая сшибает с ног оператора машины времени, а больше с ней никто не может совладать. Студентка же испытала первые симптомы уже после перемещения. И вот она загибается посреди XIV века в Англии в преддверии эпидемии Чумы. Из этой затравки можно видеть, что болезни занимают в романе одно из главных мест. Персонажи будут падать с симптомами, хулить Господа и тихо умирать в рождественскую пору по обе стороны от временного барьера. Два главных героя: студентка и ее профессор будут по мере сил бороться с хворями и окружающими, которые в своей косности часто усиливают проблемы. В этом и размазывается сюжет. Основной конфликт в виде Человек против Окружающего мира в данном случае лишен напряжения. На 80 процентов текст заполняет беспомощное трепыхания, а в остальных 20 и проявляется активная деятельность персонажей и их основные идейные изменения.

Не последнюю роль в пресности сюжета играют чеховские ружья. Звонарщицы; паренек с его постоянным трепом про «апокалиптичность» средневековья; ловелас-студент; страх того, что студентку отправили не в тот год — все это, появившись в первом десятке глав, затем повторяется такое число раз, что, когда ружье наконец стреляет, ты можешь только хмыкнуть от очевидности этого хода. Нельзя полкниги говорить об опасности Чумы, и том как хорошо, что ее не было 1320ом году, а потом не представить Чуму публике.

Вторым провалом книги стало описание будущего. Написанное в 1992ом году, оно выглядит чертовски глупым. Например, ни о какой надежности путешествий во времени здесь и речи не идет. Ученые играются с машинами, как с любопытными игрушками, не пользуясь толком никакими регламентами. Оператор переброски всего один. Руководители лаборатории толком не представляют специфику исследований. Про отсутствие военных контроллеров я вообще молчу. Есть, конечно, объяснение упругости времени, не позволяющей ничего корректировать, но куча неуверенных мест, подкрепленных лишь вероятностной оценкой, говорит о сырости всех теорий. Сюда же можно добавить отправку одного человека вместо группы. Причем человек не имеет ни научной степени, ни нормальной подготовки, ни удобоваримой цели. Зато есть куча амбиций.

Еще один маразм — это описание карантина. Правительство закрывает Оксфорд, подхвативший грипп. Что стереотипно должно происходить? ИМХО при серьезной эпидемии в район карантина направляю группы биологической безопасности, врачей и т.д. Вместо этого город переводят на автономный режим, не снабжая толком ни провизией, ни медикаментами, ни хоз.товарами (туалетная бумага в тексте вспоминается полсотни раз). На минуточку это Оксфорд, а не остров Тихом Океане. Сюда ходит железная дорога, по которой можно пускать даже локомотив без персонала. В конце концов можно и грузовой авиацией пару контейнеров гумпомощи сбросить, если не хотите вообще никак пересекаться заболевшими.

Наконец, есть еще проблемы с техническим уровнем описанного 2054 года. Например, видеофоны распиханы по тексту жирно. Однако, во-первых, сеть легко перегружается в первые дни карантина, не давая нормально созвониться. Во-вторых, не смотря на то, что в 1992ом году уже появился стандарт GSM, автор приковала людей, разговаривающих по телефону, к стационарным точкам.

Итого: Беспомощная книга.

https://kobold-wizard.livejournal.com/850476.html

Мой отзыв на прошлый цикл Семироль не был восторженным, что привело сначала к маленькому спору с ней, а затем к прекращению общения. Несмотря на это в списке френдов ее блог остался, и я знал об Азиле. Все-таки любопытно следить за ростом автора. В случае Семироль это оправдано: «Азиль» сильнее, чем «Игрушки дома Баллантайн». Сейчас я говорю только о первом романе азильской трилогии, потому что два других не читал, и, возможно, в них снята часть возникших вопросов.

Сюжет построен на истории падения Дома Каро. С нескольких точек рассказывается о том, как череда их поступков приводит к разрушению старого миропорядка в городе Азиль, убежище под Куполом, где остатки человечества скрываются от мира после экологической катастрофы. Так вот, один брат Каро решает в пику обществу жениться на простолюдинке. Другой брат сначала изображает из себя защитника обездоленных, а, когда его кусают его же подопечные, готов испепелить весь мир. Его жена мучается, как птица в клетке, потому что не любит мужа, а уйти к любовнику не может. Со стороны в историю входят сестра простолюдинки и ее воздыхатель, которые позволяют посмотреть на макабр, происходящий в местном сопротивлении. В общем, классика постапокалипсиса в замкнутом пространстве: социальная стратификация; фашизм; революционеры; разрушающие и без того хрупкий мир; любовь через социальные границы.

В плане основных сюжетных ходов удивил разве что самый финал с его Богом из машины. Конфликт, разрешенный Чудом, выглядел обманом. С другой стороны остальные 95% текста выглядели, если и не правдоподобными, то объяснимыми. Находясь под прицелом камеры, герои двигались понятным образом к ожидаемой развязке, чтобы на последних страницах улететь в неизвестном божественном направлении. Таким образом можно сказать, что я просто не согласен с автором, но в то же время признаю, что бОльшая часть романа — это вполне сносная развлекательная история про страстных людей.

Страсти и вообще острых эмоций у персонажей много. Порой они даже заполняют их полностью, вытесняя все остальное. Отсюда проистекает жестокость одних героев и ситуаций. Соответственно другие герои будут так же страдать. Мир сходит с ума, бьется в падучей, ломая себе руки и ноги, откусывая язык... Ты веришь этим травмам, хотя причины неистовства за гранью моего понимания. Из несомненных плюсов романа следует отметить, что мир получился кинематографичный. Многие описания создают яркую картинку, напоминающую аниме. Быть может, здесь, как и в случае с многими текстами Геймана, лучше бы Семироль написала сценарий, чем роман — киноформат прикрыл бы плоскость персонажей, а декорации, эмоциональный фон и прочие мстители с катаной как родные бы легли в форму японского мультфильма. Можно продолжить купольную тему «Эрго Прокси» без киберпанка.

Кстати, если говорить о киберпанке и о претензиях, то их по сути две. Причем одна, на мой взгляд, проистекает из другой. Эта история очень старомодная, а потому местами неправдоподобная. Киберпанк не наступил, а наступила ретрофантастика. Если не брать во внимание некоторые малочисленные технические нюансы, то подобный роман мог быть написан еще в начале ХХ века. То есть люди и, что немаловажно, французы, после катаклизма за 200 лет срегрессировали в социальном плане до состояния схожего с концом Первой мировой войны, а сами 200 лет ощущаются только, как барьер памяти, а не как история поселения. Например, за этот немалый срок куцая диаспора (меньше 100 человек) японцев не ассимилировалась, и их продолжают шпынять по национальному признаку. Это после нынешнего французского мультикультурализма. Социальная стратификация по Кругам, конечно, напоминает и нынешний Париж, и, чего греха таить, Москву с ее Рублевкой, но сложно поверить, что такие непроницаемые социальные границы не привели хотя бы к минимальным бунтам за 200 лет. Ведь антикоммунистическим достижением послевоенной «демократии» и было создание видимости участия населения с профсоюзами и депутатами в управлении государством. В итоге Азиль вроде бы к этому и идет, но сохраняется вопрос, как умудрились из нынешней Франции сделать фашистское государство без такой видимости. Причем показательным является отсутствие аналитических механизмов в системе водоснабжения второго и третьего Кругов, в отличие от первого. То есть еще на момент организации этого убежища, в нем уже было заложено такое социальное деление.

При чтении вспоминались обрывки сюжетов «Машины времени», «Под планетой обезьян», «Истории служанки», «Поющих в терновнике», «Мы», революционной риторики у Золя и Мьевиля. Прямых цитат нет, но было ощущение уже встречавшихся ходов. Это уже гораздо лучше, чем игра с оперой-прообразом в «Игрушках».

Итого: Эпиграфом автор выбрала куплет из мюзикла «Ромео и Джульетта». Так вот, пьеса Шекспира — на мой вкус, такая же: история любви, в которой попутно с любовными муками играючи убили трех человек, и которая на сцене выглядит куда лучше, чем в литературном первоисточнике.

https://kobold-wizard.livejournal.com/850335.html

«Свет мой, зеркальце» — самый несоциальный роман Олди из прочитанных мной. В этот раз харьковский дуэт решил сыграть с крайне ограниченным числом персонажей и обойтись без персонализации мировых сил. Для такого расклада они выбрали специфического главного героя – замкнутого и желчного человека, зарабатывающего на жизнь написанием триллеров. Он работает из дома, общается по переписке, не знает толком соседей, и основным его общением являются едкие комментарии в сторону безответной жены. С одной стороны главный герой сам всячески старается заморозить все вокруг, а с другой – ждет хоть какого-то огонька от окружающего мира. Система замкнута и стабильна, а потому ее ресурсы иссякают. Тексты больше не переиздают, читатели больше не пугаются, а жена как была в состоянии желе, так и остается. Вокруг такие гладкие и надежные стены. Зеркало – одна из самых надежных.

События начинают раскручиваться, когда зеркало предает и затягивает главного героя внутрь. Потусторонний мир Олди не похож на кэролловский, он прикован к нашему. Здесь царит одиночество, которое усиливается из-за двойника, занявшего в реальности место героя. И смех, смехом, но многое в его поведении выглядит положительнее, чем предыдущая жизнь оригинала. Он ухаживает за женой, нашел множество контактов для работы и заботится о жилище. Вот только двойник не живой. Его работа – редактура, а не творчество, жена боится неожиданных перемен, а кот-бандит вообще не выдержал и сиганул в окно.

Реальность Зазеркалья обманчива. Она не является точной копией. Здесь существует только то, что отражается зеркалами, но и образы могут быть опасными. Например, когда мир многократно отражается в каплях дождя. Главный герой становится Робинзоном Зазеркалья, стараясь выжить, чтобы вернуться. У него даже нашлись свои Пятницы: тот самый кот и призрак умершей женщины. Они под стать герою, ибо постоянно молчат. Реальность Зазеркалья обманчива, а потому абсолютно противоположна привычной безопасной нише, в которую ранее забился главный герой. Нужно исследовать, бояться и двигаться – развиваться. Раньше он мечтал о страхе и описывал его в дешевых романах, а теперь научился его испытывать.

Еще одной важной и странной чертой является ограниченность главного героя. Попав в совершенно необычную ситуацию, он даже не удивляется. Моей бы первой мыслью было бы то, что я свихнулся и надо быстрее валить к психиатру. Здесь же писатель моментально принимает правила игры, даже не пытаясь толком построить теорию, что тут происходит и как. Есть голые факты нового мира, на основе которых он разбирается, как выжить. Почему этот мир таков, и как герой вообще сюда попал – эти теории остаются за кадром. Точно так же как свершившимся фактом в этом мире является наличие беса, пытающегося выбраться в мир. Есть бес и есть. Никаких особых рассусоливаний о христианстве, Каббале или прочей мистике.

Линия беса была последним кирпичиком в моей теории олдевского романа. Мне кажется, рассказывая об оригинале и отражении, авторы имеют в виду интернет. Ведь тривиальная часть сети – это лишь образ, в который попали только отдельные элементы нашей реальности. Пользователи создают свои фантомы, прихорашиваются перед зеркалом. И порой не дай нам Бог поменяться со своим сетевым образом местами. Это будут не Джекил и Хайд, но что-то как раз-таки бесовское.

В эту же теорию укладывается и общение маленькой знакомой главного героя с зеркалом. Стоит девочке сказать заветные слова про «свет мой, зеркальце, скажи…», как главного героя срывает с места и он обязан доложить ей всю правду. Возраст вхождения в сеть уже практически снизился до нуля, и, несмотря на все родительские запреты, интернет отвечает на детские вопросы со всей серьезностью. Олди не говорят о том, что такое влияние «неминуемо поломает детскую психику», но во что взрастут посеянные зерна покажет только время. Штампованный открытый финал из триллеров в этот раз действительно заставил поежиться.

Итого: «Свет мой, зеркальце» — интересный по содержанию, но тусклый по форме роман. Личность главного героя субъективно окрасила восприятие всего фантастического мира в нуарные оттенки. Здесь нет пафоса от победы, а только горький вздох и ощущение ответственности за все последующие события. Почти лавкрафтианский ужас от того, что ничто теперь не достойно абсолютного доверия.

https://kobold-wizard.livejournal.com/848936.html

Про хорошие книги мне всегда сложно писать. Гораздо легче раздавать замечания середнячкам и распинать отвратные тексты. Хотя бы потому, что упоминание отрицательных качеств постоянно кажется гораздо более важным. Да и к тому же пучок замечаний создает видимость объективности в отзыве. Любая же незамутненная похвала отдает эмоциональностью и вкусовщиной.

Так вот... «Родина слонов» — это очень хорошая книга. Я долго колебался, выбирая между 9 и 10 баллами из 10 по моему внутреннему цензу. В результате кое-что для себя понял и, более не сомневаясь, поставил десятку.

Дивов — один из немногих авторов, который умеет интересно рассказать об очевидных вещах. Например о том, что в мире нет Добра и Зла, а есть много добрых людей и окружающий их хаос. Собственно, один из основных посылов автора был озвучен уже 20 лет назад в «Лучшем экипаже Солнечной» (еще одна книга на твердую 10ку): «Как ни упирайся, а бардака все больше». С тех пор его героями становятся упорные борцы с этим самым бардаком, вносящие порядок и удовлетворение в окружающий мир. Потому что так хорошо. Отсюда и эти вечные дивовские офицеры, которые, сделав несколько звонков, могут договориться о том, как свернуть горы. Ведь для этого нужны не какие-то бумажки, а уверенность в своих силах и понимание, что мир катится куда-то не туда. В результате получается живое пространство, в который не пустили тухлую кухОнную желчь.

По своему вектору «Родина слонов» совпадает с «Объектами в зеркале заднего вида» — это упоительный гимн труду и его наследованию. Строительство мира не торжество одиночек, а долгая совместная творческая работа. Дивов многократно шутит на тему нынешней моды на супергероев, которые должны в мгновение ока все решить за окружающих. Не выходит. Разведение мамонтов — дело, благоволящее лишь терпеливым и внимательным. Именно это родители-животноводы передают школьникам Ивану и Валентине. Вместе они следят за беременной мамонтихой Арктикой и ее потомством. В их труде Дивов легко растворяет проблемы отцов и детей, выбора своей судьбы, конфликт таланта и мечты и многое другое. Что поделать, если длительность воспитания мамонта исчисляется годами, и твои собственные дети взрослеют вместе с ним. Так и формируется связь с общим делом, хотя не каждый сумеет пройти суровую проверку на пригодность к этой работе.

Дело в том, что мамонт — это символ. Через него Дивов пытается воплотить все лучшее, что есть в России и национальном духе. Книга усыпана любовными словами, словно куст — ягодами. Волей не волей, но ты влюбляешься в это работящее и умное животное, с которым бы ты сам горы свернул. Постулаты воспитания тоже смотрятся простыми и верными. На исходе книги задумываешься, что мамонты они как дети... Красота общего дела, энтузиазм, растущий интеллект — «смысл жизни мамонта — вместе с людьми изменять мир к лучшему». Чем плохо распространить такой смысл и на самих людей? Все бы хорошо, если забыть об исправлении ошибок. С детьми для такого идеала нужно быть еще более чутким, потому что если мамонт свихнется и пойдет против людей... «...тогда мамонта убьют... И все знают, почему доводить до такого нельзя. Мамонт, застреленный человеком, это убитая мечта о светлом будущем».

Казалось бы, причем тут Сталин? Его имя всплывает уже ближе к концу романа в одном маленьком малозначительном разговоре об истории чукотского питомника. «Ну а кто создал эту дикую систему? Кто заразил людей манией преследования? Откуда в стране было столько ненависти?» Мамонт-государство общего дела и торжества труда — вместо того, чтобы вместе с людьми изменять мир к лучшему, пошел против них. Так быть не должно. Не знаю, вкладывал ли Дивов этот смысл в роман, но мне кажется это важным.

Возвращаясь к приятному — второй красивой темой романа является Чукотка. Все знают, что она у нас есть, но мало кто о ней знает хоть что-то. Я был немного шокирован, узнав, что по сути этот русский край перешел под государственную власть только в советское время. Дивов крупными мазками расписал историю региона и нравы местных жителей. Детализации хватает ровно настолько, чтобы захотеть познакомиться с этой культурой нашей страны поближе. Больно интригует край дальневосточных берсерков.

Итого: Хорошо и хорошо весьма. Получилась очень побудительная книга. Залить все бубонной тоской в слезах левиафановых — не так трудно, как написать на нашей холодной земле торжествующий роман.

Так что вводило меня в сомнения между 9 и 10 баллами? В этой книге по сути очень мало событий. Добрых 80% текста Дивов выставляет экспозицию, чтобы в итоге рассказать небольшую дальневосточную историю с теми же его любимыми офицерами. Казалось бы обманка. Да вот только, как еще лучше показать неромантический героизм, когда каждый день ты просто очень круто делаешь свою работу?

https://kobold-wizard.livejournal.com/847596.html

Я прочитал эту книгу за 7 лет. Я прочитал эту книгу за полгода. Я прочитал эту книгу за 35 дней. В общем, я начинал с начала 4 раза. Помимо упомянутых была еще попытка прослушать «Улисса» в формате аудиокниги... Вы ездили в транспорте с какой-нибудь полоумной старушкой, которая, не переставая, проговаривает несвязный речитатив?.. В этот раз в роли старушки оказалась покойная Валерия Владимировна Лебедева, подарившая мне интересный неоконченный опыт разбора бреда на слух. Я бросил это дело достаточно быстро, залил текст на ебук и, взявшись покрепче, прочитал весь текст от начала до конца за 35 дней. Галочка поставлена.

Этот дилетантский отзыв будет еще одним среди тысяч других. Я не литературовед, и потому мне не с руки делать громкие заявления об анализе произведения, за которым тянется глубокий след в культуре. А след приходится признать хотя бы из-за уважения к творчеству Уильяма Фолкнера.

В начале ХХ века авторы-модернисты искали новые пути для литературного творчества. В порядке эксперимента ими были отброшены многие требования, которые ранее казались незыблемыми. По сути они сказали, что литература никому ничего не должна. Например, она не должна быть: а) красивой; б) понятной; в) интересной. «Улисс» с этой точки зрения – памятник, если не искусства, то хотя бы истории, наравне с каким-нибудь хитроформенным булыжником, который тысячелетиями окропляли жертвенной кровью. «Улисс» — уродливый, бездушный и чертовски скучный памятник, входящий при этом в топ-100 самых важных достопримечательностей.

Здесь нельзя говорить о великой драме и уж тем более о великом сюжете. Неудачливый литератор Стивен Дедал обижается на своего соседа по съемному жилью и идет шарахаться по Дублину, посещая кабаки и бордели, чтобы в итоге быть избитым в уличной потасовке и оказаться дома у рекламного агента Леопольда Блума, который решил помочь юноше. Этот добрый самаритянин тоже странствует по городу, пытаясь согласовать пару печатных объявлений, и попутно размышляет о жизни. Ему изменяет жена, а он изменяет жене. Роман представляет собой череду событий одного дня, когда к Молли Блум приходит ее любовник, а муж-рогоносец знает об этом и ничего не делает. Собственно с точки зрения привычной литературы в романе вообще ничего не происходит. Никаких кульминаций и развязки не будет.

Зато будет множество ребусов, которые вроде бы должны освежить чтение романа. Тут туева хуча цитат из литературы. Как светской, так и религиозной. Люди с богатой эрудицией, отказавшись от комментариев, возможно, могут получить большое удовольствие, их разгадывая. Мне же, честно говоря, не было никакой радости от вкраплений в текст Песни песней или имени очередного ирландского деятеля. Другие загадки связаны с самой структурой текста, где есть много недосказанности и тумана. Согласно Википедии, сам Джойс писал в письме, что он: «вложил в неё (книгу) столько головоломок и загадок, что профессора ещё многие столетия будут спорить о том, что я имел в виду». Беда в том, что разгадывание этих загадок – дело именно профессоров, потому что простому читателю ответы на большинство ребусов не дадут ровным счетом ничего. Такой финт интересен только первый десяток раз, а потом становится скучно от того, что и без того посредственный сюжет еще и сильно затуманен.

Роман состоит из 18 эпизодов, и каждый оформлен по-своему. Это может быть как стиль повествования, так и сама структура текста. Невооруженным глазом видны поток сознания, газетные заголовки, исторические хроники, научные трактаты и пьесы. С поправкой на перевод, в этом плане Джойсу следует отдать должное – он умел писать в разных стилях, задра…серьезно концентрируясь на вопросе формы с небольшой оглядкой на сюжет. Смешно читать в аннотациях, что «Улисс» «попросту вобрал в себя всю литературу — все стили и все техники письма». Однако кое-что здесь действительно есть. Джойс стилизовал свой текст под других авторов и разрабатывал свои собственные стили письма. Беда в том, что вместо любования этими архитектурными шедеврами читатель вынужден устраивать на них бег с препятствиями, и забег не заканчивается никакой другой наградой, кроме облегченного вздоха после последней страницы. Ты теперь знаешь, что так тоже можно, но семь раз подумай, нужно ли?

Главная шутка романа обозначена в названии. Автор попытался сопоставить тривиальные события с эпической гомеровской поэмой. Стивен Дедал – его Телемах, а Леопольд Блум – Одиссей. Эпизоды соотносятся с отдельными песнями Гомера. Только здесь нет ничего общего с форматом сериала «Шерлок». Будничная дублинская жизнь остается самой собой без какого-либо намека на эпичность. Автор пытается сыграть с теорией архетипов, но в итоге сам срывается и отказывается воплощать в своем тексте развязку античного текста. Его Одиссей – чужак в своем доме. Недаром Джойс сделал его евреем-полукровкой. Блум-Одиссей не накажет «женихов» и не станет примером для духовного сына. Шутка оставила горькое послевкусие.

Классическая Одиссея описывала целый греческий мир, раскинувшийся по Средиземноморью. Блуму же достался один Дублин. На мой взгляд «Улисс» — очень локальный роман. Он пропитан духом Ирландии как униженной страны, борющейся за свою независимость. Маленький клочок суши с серьезным самомнением . Вот только там, где у Фолкнера клокотала деятельная гордость Юга, у Джойса есть только кабачные разговоры на темы величия Ирландии и ее прошлого.

Наконец стоит высказать мою главную претензию. Джойс был обидчивым больным чуваком с развитым самопониманием. Он не выплескивал свою боль, а теребил ее и анализировал с мазохистским упорством. От этого читать ряд эпизодов было мерзковато. Почти как «Степного волка» Гессе. Такие были времена – люди отыскивали вокруг соответствия с «Половой психопатией» Крафт-Эбинга. Культурное течение диаметрально противоположное ницшеанскому саморазвитию.

Итого: ИМХО читать стоит только для галочки. Ни уму, ни сердцу. Больной ирландский чувак из обиды на бывшего друга за семь лет накатал бездушный талмуд, попутно проработав много стилистических путей.

https://kobold-wizard.livejournal.com/843588.html

Книгу прослушал в начитке Игоря Князева. Первоначально она была скачана для занятий в спортзале, но сюжет захватил себе еще и дорогу между работой и домом. Побороть «Улисса» с точки зрения увлекательности — дело бесхитростное. Почти как семечки супротив супа-пюре.

Жан Кристоф Гранже — это автор книг, по которым сняты неплохие французские детективы «Багровые реки», «Империя волков» и «Братство камня». Насколько я знаю, есть еще несколько экранизаций, в том числе и по «Пассажиру». Этот француз умеет создавать запутанные кровавые истории, которые хорошо ложатся в киноформат.

В этот раз рассказ ведется через двух персонажей — психиатра, занимающегося пациентом с амнезией, и девушку-полицейского, расследующую убийство с мифологической атрибутикой. Их связывает тот факт, что пациента находят неподалеку от трупа-минотавра. Спустя несколько суток диспозиция меняется, когда психиатр обнаруживает, что он не так уж отличается от своего подопечного и вся его жизнь — сплошная выдумка. Теперь уже его подозревают в совершении преступления, а какие-то люди на черной ауди пытаются застрелить его без объяснения причин.

История построена на таком психиатрическом явлении, как диссоциативная фуга — версия амнезии, при которой больной сначала забывает свою личность, а потом «вспоминает», но уже новую. Эта штука является одной из версий при разборе фильма «Шоссе в никуда» Девида Линча. В данном случае сюжет представляет собой постепенное возвращение главного героя к своей первоначальной личности через промежуточные, каждая из которых является весьма специфической — со своим городом, профессией и кругом общения. Следуя за «психиатром», читатель проходит через нищенские ночлежки, сумасшедшие дома и пафосные отели Парижа.

Такие переходы на высокой скорости наполняют книгу яркими красками. У главного героя нет времени размышлять о причинах происходящего, но бомжи, психи, нелегалы,гламурные эскорт-девушки и столичные коллекционеры формируют своеобразную атмосферу романа. В свою очередь, полицейская, следующая по пятам за подозреваемым, рассматривает тех же персонажей с своего ракурса. Однако тематическое разнообразие привело и к одному из недостатков книги — она кажется затянутой. Драйв погони сохраняется практически на всем протяжении сюжета. Забыв про правдоподобную выносливость, Гранже изображает марафонский забег в режиме спринта. Логика и тело главных героев работают как автоматы, сжимая сотни событий в десяток дней (я не считал, но по моим впечатлениям примерно так).

Из калейдоскопа событий проистекает и моя вторая претензия — концовка вышла никакой. Это было похоже на столкновение на полном ходу с гигантской пуховой подушкой. Никакого взрыва эмоций. У меня до конца оставалась надежда, что Гранже в финале прыгнет выше головы. Не вышло. Хотя сам забег и был чертовски увлекательным.

На фоне событий с штатовским сексуальным скандалом читать эту книгу было забавно. Раз за разом у главной героини проскальзывает «желание мужика». Возможно, это все домыслы больного французского автора, но его героиня, находящаяся в конфликте со своим отцом, кажется ощупывает каждого встречного на тему возможного подката. А каждую встречную — на тему сексуального соперничества. Главный же герой с его тараканами в голове, может, и не прочь ввязаться в какую-нибудь интрижку, но с периодической стрельбой ему не до того.

Итого: Хороший, но затянутый, французский детектив. В меру социальный, в меру кровавый. Книга хорошо подходит как фон для рутины. Не стоит ждать от нее катарсиса. Здесь ценен только процесс, а не результат.

https://kobold-wizard.livejournal.com/836602.html

Сборник «Литературная матрица. Том 1. XIX век»

В подзаголовке книги значится «Учебник, написанный писателями». Неоднородность группы авторов — это одно из первых впечатлений от сборника. Эссе действительно получились разными. Кто-то больше рассматривал произведения, а кто-то изучал биографии писателей, потому что основные тексты читатели априори проходили в школе.

На мой взгляд, больше не повезло самым золоченым: Пушкину, Лермонтову и Гоголю. Про эссе Петрушевской о «Cолнце русской поэзии» я писал еще четыре года назад:

Петрушевская явно любит Пушкина, но любит какой-то советско-диссидентской любовью. В результате гений у нее словно бы живет в череде сутолочных анекдотов об охранке, обоих императорах, кои его гнобили, маститой публике, которая его не любила, и зайце, который спас его от участи друзей-декабристов. И дело ведь вовсе не в том, что все это ложь. Я в принципе даже в адюльтер Николая Павловича с Пушкиной-Ланской готов поверить: всякое случается. Да вот только, коли необходимо рассказать о жизни поэта, то не нужно делать пропасть между толпой и его пьедесталом больше, чем она была на самом деле. Гений на фоне анекдота теряет лоск и сам становится анекдотичен. (https://fantlab.ru/work423912)

Текст о Лермонтове назван «Последний золотой». Роль замыкающего серьезно попортила впечатление, потому что поэт, со слов автора, постоянно находится в поле тяготения, с которым старается бороться. В результате, продолжая советскую традицию, в эссе о Михаиле Юрьевиче слишком много Александра Сергеевича. Пушкина.

Материалы о Гоголе так и не оставили единого впечатления. Впрочем, то же можно сказать и о его собственных произведениях. Не лежит у меня к ним душа, и Александр Секацкий не смог меня переубедить.

А вот Сергей Шаргунов, открывающий сборник своим эссе про Грибоедова, наоборот заставил порадоваться. Он и по интервью выглядит задорным и наглым молодцом. Так и в своем размышлении об Александре Сергеевиче наш современник легко перебирает текст «Горя от ума» стыкуя его к нашей жизни. Отношение к классику — уважительно-запанибратское, и это не кажется оскорбительным. Однозначный win.

Из эссе о Гончарове заинтересовала мысль о сложности восприятия частной жизни в русской цивилизации. «Служение» Богу, Царю, Отечеству и далее Народу и Партии противоречит свободному поиску смысла жизни. «Привычная к Службе душа задала себе новый вопрос — для чего жить?... По страницам русских романов разбредаются, гонимые кириллицей, «лишние люди». Обломов в версии Михаила Шишкина предстает как раз русским человеком, не нашедшем своего пути. Это не инертность, а режим ожидания у богатыря на печи.

Также очень интересно смотрелась и биография самого Гончарова. Про его обиду на Тургенева я слышал, но здесь развернуто показаны и предыстория, и форма писательского творчества Гончарова, послужившая одной из причин ссоры, и развязка этого сюжета в виде «Необыкновенной истории».

Афанасия Фета я из школьной программы я не помню. Они с Тютчевым выступали как двуглавый орел между прозаическими крепкими дубами. Были и были. Про Тютчева я запомнил про его дипломатическую службу, повышенный патриотизм и тему «воды» в стихах. А вот про Фета глухо... В «Литературной матрице» его биография дюже хороша. Этакий Джекилл и Хайд русской литературы. Из интересных фактов — перевод Фетом «Мира как воли и представления» Шопенгауэра переиздается до сих пор.

Про остальные эссе я писать не буду. Они полны сдержанной любви, которая позволяет и покритиковать выбранного писателя, и похвалить.

Итого: Калугин пел не так давно: «Время пришло перечитывать классиков. Перечитай, перечитай». Эта книга по сути является затравкой, чтобы вернуться к школьной программе. Реально большинство эссе мне понравились. Определенная оппозиционная тональность авторов чувствуется, хотя почти все имена мне неизвестны. Говоря про тональность, я имею в виду практически повсеместное отталкивание от советского литературоведения. Мол, идеологизированные филологи загнали наших прекрасных авторов в прокрустово ложе социалистической мысли, а ведь почти все они были против революционных преобразований. Где-то такие формулировки обоснованы (Тютчев, Гончаров), а где-то они показались мне сугубо субъективным додумыванием.

https://kobold-wizard.livejournal.com/833107.html

Я тихо шла, шла, шла, пирожок нашла,

Я села, поела , опять пошла.

Я тихо шла, шла, шла, пирожок нашла,

Я села, поела , опять пошла.

...

Я тихо шла…я шла, я ничего не нашла,

Не села, не поела, но дальше пошла.

Я тихо шла…

Я тихо шла… как я шла, я ничего не нашла,

Не села, не поела, но дальше пошла.

Я тихо шла…

...

Я завтра пойду, что-нибудь найду,

Сяду поем, и дальше пойду.

Я завтра пойду, что-нибудь найду,

Сяду поем, и дальше пойду.

...

Я тихо шла…

Я тихо шла…

Я тихо шла…

О, как я шла.

А с кем я шла.

(Верка Сердючка / А.М. Данилко «Пирожок»)

К моменту издания романа вирусная монотония украинской проводницы уже несколько лет неслась из колонок. На фоне нынешних политических событий этот хамоватый образ актера-травести уже стал забываться в нашей стране. Однако его простенькая песенка всплыла в памяти, когда я начал размышлять о том, что же написать о книге харьковского дуэта. Ведь тема постоянного движения главных героев лежит в основе этих разновеликих произведений. Это только первое совпадение.

Вторым серьезным сходством является песня. Потребность в мелодии, пусть даже незамысловатой, — это потребность в гармонии. Она часто нужна всем людям, но только некоторые способны сочинять и петь так, чтобы многим людям хотелось бы это слушать. Можно было бы поднять градус и сравнивать баллады Сьлядека с нашим русским роком или еще с чем-нибудь куда более уважаемым. Да только дело в том, что русский рок звучит для отдельного человека. Таких ситуаций немало в новеллах, составляющих роман Олди: профессор в «У слепцов хороший слух», Мирча Сторица в «Аз Воздам», отец Игнатий в «Балладе двойников» — они просят сыграть для них одних. Им нужен резонанс в душе. А теперь в ответ забренчит «Пирожок«! Где мы все его слышали? В маршрутных такси да в ресторанах. Бубонная попса, многократно облаянная критиками за навязчивость и дурновкусие, но в то же время, уместно звучащая для большой компании. В одиночку такое не слушают. Так не попсой ли занимается Петер Сьлядек, играющий на своей лютне по кабакам да трактирам, чтобы позабавить жующих да заработать на тарелку каши? Раз за разом играемая, «Кочевряка», которую заказывает в дупель пьяный адвокат. Песню «Офицеры» один раз не поют...

Теперь третье сходство — тот самый пирожок, который найден и съеден. Это два очень важных слова. Заработок на пропитание — это вовсе не тоже самое. Странствие вечно сопряжено с неопределенностью, и пища в нем становится случайностью или даже чудом. А теперь о поедании: «Песни Петера Сьлядека» — это история о потреблении чужих историй. В каждой новелле главный герой случайно сталкивается с кем-нибудь, кто дарит ему рассказ о своей судьбе. Причем Сьлядек никогда об этом не просит, ему доверяют роль исповедника сами встречные люди. Это случайность и это пища для его таланта. Найден и съеден.

Наконец, четвертое сходство — это главные герои. Андрей Данилко в песне оставляет только «Я», про которое мы ничего не узнаем, кроме половой принадлежности, не совпадающей с полом автора. Нет ответа на вопрос, почему женщина выбрала пирожковое странствие. Вот и с Петером Сьлядеком наблюдается такая же неопределенность. То здесь, то там авторы дают редкие детали биографии, но цельной картинки не выходит. Можно лишь сказать, что он человек настоящего времени, для которого нет ни планов на будущее, ни мучений о прошлом. Пройдет много лет, и как показано в перебивках, странствие продолжается. Странник так и остается наблюдателем и исповедником для усталых душ, способным выслушать, чтобы потом подарить минутку гармонии. Своей же истории, если не считать психоделику последней новеллы, он нам все равно не расскажет. Смешно, но эта незамысловатая песенка могла бы стать в итоге «Балладой о пирожке», закрывающей роман. Ведь в ней объединяются через главного героя все новеллы.

Итого: Можно было бы разбирать каждую новеллу. Говорить о том, почему что-то мне нравится, а что-то не нравится. Вот только авторы написали роман в новеллах, и нужно было пересилить себя и попытаться воспринять калейдоскоп как цельную картину... Ты идешь вместе с безликим Петером Сьлядеком по тексту, как по дороге... Ты вслушиваешься вместе с ним в истории каждого из двенадцати встречных... Биография Петера Сьлядека не играет никакой роли для происходящего в новелле... А твоя, читатель, играет?.. Ведь каждый из нас, читающих, — это по сути Петер Сьлядек, которому доверяется книга и рассказывает свою историю. Нам следует лишь запоминать встречных, чтобы прочитанное не было зря. И тогда в финале остается лишь один вопрос: а как преломится прочитанное в тебе самом?

https://kobold-wizard.livejournal.com/830641.html

Я тот, кто рожден в безлунной ночи

Закален в драконьей крови

Я тот, кто вскормлен молоком волчиц

Я не знаю братской любви

Я тот, кто свой потерял Авалон,

Кто ищет Иерусалим

Я тот, кого вечный ждет Танелорн

Я тот, кого славит Рим

(Н. Некрасова «Вечный воитель»)

Где? Где это все в твоем романе, дядя Майкл? Больше десяти лет ты двигал бумажные фигурки перед волшебным фонарем, показывая на экране тени чудовищ и гибнущих цивилизаций. Это было чертовски талантливо, и ты со своими сказками для пубертатных мальчиков стал одним из моих любимых авторов. Вечный воитель, Край времени, скачки Освальда Бастейбла надолго засели в памяти, чтобы спустя десять лет меня накрыло новой волной в творчестве Муркока. Сперва была «Глориана» — барочный кукольный спектакль, где вместо бумажных контуров задвигались объемные фигуры. Постмервинпиковский мир распустился тропическим цветком. Альбион был похож на Мелнибонэ, но атмосфера стала куда реалистичнее. А следом пришел Пьят.

Пьят — это литература совсем другого рода, чем те же «Хроники Корума». Муркок сажает нас рядом со стариком и заставляет вслушиваться в его захлебывающиеся воспоминания. Фейерверки фантастики уступают место помутившемуся сознанию. Что было и чего не было выбирать нам, живущим на том самом сеттинге, откуда вышел полковник Пьят, снюхавший себе все мозги. Поэтому мы уже не зрители, а косвенные соучастники описываемых событий. Роман вышел 1981ом, и спустя почти 40 лет Украина вновь бурлит. Вновь гайдамаки, вновь в Киеве будут собираться величайшие российские гении, вновь воскрешения галицийского говора.

Интереснейший опыт — чтение о русской истории от западного беллетриста. Ведь это не взгляд историка, а миф, собранный по доступным там источникам. Например, описания Петербурга в 1916ом году в романе заставляют задаться вопросом, почему с революциями так затянули. Кошки в столице уже съедены, повсюду бродят толпы ампутированных ветеранов, разбегаются толпы беспризорников, а в аристократических домах судачат о Распутине и благостном скором мире с Германией.

Отдельной темой выступает кокаин. Главный герой откровенно говорит, что употреблял его с ранней молодости. Я слышал о марафете, балтийском чае и о наркомании в среде богемы. Муркок же дает картинку, в которой на кокаине сидит добрая половина персонажей. Конечно, это повод для споров, но препаратное подкрепление фанатичной преданности идее революции — очень удобная версия. Особенно для полковника Пьята, постоянно напирающего на свое антисоветское кредо.

Главный герой — весьма неприятный тип. Помимо потребления кокаина, за ним замечены бисексуальные наклонности и бубонный шовинизм. Раз за разом со страниц льются антисемитские тирады. Тем смешнее, когда вспоминаешь, что подобным образом говорит и ведет себя 16-летний мальчишка. В определенный момент у меня появилось подозрение о его психопатии. Часть красочных событий не объясняются правдоподобно. Фундаментальные достижения вундеркинда не могут быть подтверждены ни кем и ни чем, потому что проклятые евреи или уничтожили их, или украли. Наконец временами рассказы сливаются в откровенный зацикливающийся бред, в котором проявляется кризис идентичности из-за неуверенности в национальности, потери материнского тепла (в том числе и из-за потери Родины) и безотцовщины, в которой ему не удается доказать собственную состоятельность.

Такой главный герой это уже не обычный муркоковский Вечный воитель. Да и привычных символов за ним не замечено. Остается только поверить, что анархист Муркок так впечатлился Махно, что решил написать приключенческий роман об Украине. А затем развернул взгляд ублюдка Пьята на весь меняющийся мир. Этот герой не меняет действительность, но оценивает ее, пропуская через себя.

Итого: Первый прочитанный реалистичный роман Муркока. Определенно удалась самовлюбленная скороговорка главного героя. От привычного муркоковского театра здесь практически ничего не осталось.

Надеюсь, что на русском выйдут и остальные три тома.

https://kobold-wizard.livejournal.com/829361.html

Меня ждет «Улисс». Где-то там за бруствером, сложенным из павших книг. Он ждет меня, сбежавшего еще курсе на четвертом. Теперь я возвращаюсь. Не в штыковую, как в первый раз, а потихоньку с тыла, со стороны опорного гомеровского текста. Тот текст давно известен и растащен на цитаты. Ты уже знаком со всеми поворотами и закоулками, а потому точно знаешь — не потеряешься и прочитаешь. А «Улисс» где-то там, впереди, закованный в кокон молвы. Он ждет меня...

Читать книги, которые давно заочно знаешь, бывает интересно. Ведь кроме содержания есть еще и форма. В данном случае был монотонный гекзаметр Жуковского, который неожиданно для меня позволил описать и сентиментальный пейзаж, и кровавую схватку. Изредка меня напрягало пренебрежение знаками препинания, которые расставлены, но при этом не читаются. Из-за них, приостановившись, ты сбиваешься с размера. Нужно постоянно двигаться, и тогда достигнешь цели.

Сцилла, Харибда, циклоп, распускаемый саван, избиение женихов — это все известно со школьной скамьи. Другое дело, что «Одиссея» — книга не только повествовательная, но и мироописательная. Практически в каждой из 24 песен есть упоминание о некой традиции или обычае. Ведь одна из основных проблем поэмы строится на неукоснительно соблюдаемом правиле гостеприимства. Спустя 19 лет женихи собираются на сватовство к Пенелопе, а через нее и на выборы нового правителя острова Итака. Они в своем праве и ждут, попутно разоряя дом. Другой интересной для меня традицией стало жертвоприношение задних ног быков. Сразу вспомнилось правила кашрута, по которому правоверные евреи не едят заднюю часть туши коровы или барана. Или едят, но только обработанную специальным образом. Быть может, это совпадение, а возможно — переходящее культурное правило в Средиземноморье. Такие пометки позволяют рассматривать текст как культурно-исторический источник. Про подвиги можно нафантазировать, но про обычаи напридумывать лабуды уже сложнее.

Возвращаясь к странствиям Одиссея, скажу, что меня удивило, сколь мало места они занимают в произведении. По сути основной хрестоматийный рассказ — это 5 песен из 24-х. Здесь я в который раз вспомнил и Олди с их переработкой поэмы, и Фолкнера с его построением повествования. Эти пять песен — это именно рассказ — Одиссей рассказывает о своих похождениях после отплытия из Трои. Никто из его спутников не выжил, некому больше подтвердить его слова. Все могло быть совершенно иначе, но нам остается только поверить тому, кого считают если не обманщиком, то уж точно хитроумным человеком. 20 лет тумана, из которых появляется мужик, желающий вернуть себе трон. Возможно, его печальный рассказ — лишь очередная хитрость, чтобы получить корабль у феаков.

Итого: Ругать или хвалить классику — бессмысленно. Она так или иначе останется фундаментом для последующей литературы. Поэтому прочитать Одиссею нужно, если не из-за завлекательного сюжета, то хотя бы для распознавания цитат. Как никак, это один из основных архетипических сюжетов. Мир меняется, но движение с попыткой его понять продолжается.

http://kobold-wizard.livejournal.com/821552.html

Никаких принципиальных новшеств Роуз в своей книге не раскрывает, но мне было интересен формат подачи материала от преподавателя уважаемого зарубежного ВУЗа. Система обучения в данном случае принципиально отличается от нашей. По крайней мере той, что работает в нынешней Бауманке на «железных» кафедрах. Вместо «подхвата знамени» в деле великих свершений делается упор на генерацию идей. Вместо конструкторов на передний план выводят дизайнеров, которые обыгрывают людские желания, а не сухие строчки технического задания. На выходе получаются те стартапы, которые автор приводит в качестве примеров: достаточно простые предметы, которые неплохо продаются. В этом, конечно, серьезная разница в российском и американском менталитетах и, чего греха таить, в экономической среде.

С другой стороне это книга о единичном векторе. Автор старается показать глобальную тенденцию, но прогноз может подтвердить лишь простенькими техническими решениями. Тут остается только довериться авторитету. Хотя в нескольких местах приведенные примеры кажутся уж совсем слабыми после развернутыми мгновение ранее нью васюками. Быть может, это та самая чуйка бизнесмена — увидеть мир в капле воды?

Итого: читается интересно, но на переворот в мозгах азарта автора не хватит.

http://kobold-wizard.livejournal.com/820061.html

Честно скажу, книга долгожданная. До такой степени, что я был готов раскошелиться на кругленькую сумму и купить себе малотиражку с переводом Анастасии Рогозы. Не успел, и это сэкономило мне деньги, ибо спустя некоторое время, узнал, что angels_chinese делает новый перевод. В столь короткое время появилось две русских версии книги, которую покойный смотритель Танелорна Dark Andrew когда-то называл непереводимой. Именно версии, потому что стилистические тексты перевести досконально невозможно. Сам язык растворен в повествовании, и нельзя его изъять и заменить на другой, не повредив произведение. Первоисточник я не видел, но при чтении часто возникало, что русский текст излишне тягучий.

В послесловии сам Муркок говорит, что этот роман стал благодарностью Мервину Пику. Что ж местами барочность, особенно в описаниях замка, действительно напоминает «Титуса Гроана», написанного безумным Архитектором. Благо, градус безумия в эркерах, антресолях и гаргульях здесь все-таки ниже. Ведь «Горменгаст» до сих пор стоит где-то за моей спиной, недочитанный... О Мервине Пике здесь напоминают и некоторые персонажи. Барочность восхваляет разнообразие и изменчивость форм, а потому из-за спин старых типажей выглядывают новые. Мне показались родственными роли Стирпайка и капитана Квайра — людей, способных сыграть на старых ритуалах так, чтобы окружающий мир переменился.

Основная сюжетная линия рассказывает о Глориане, королеве невкусившей плотских радостей. После самоубийства отца, короля Герна, она стала властительницей гигантской империи Альбиона, охватывающей альтернативные Америку, Африку и большую часть Европы. Вся жизнь, подвластная ритуалу, все дни, направленные на службу своей державе. И ночи, направленные на то, чтобы ухватить оргазм. Она уже родила девять дочерей, но так и не испытала наслаждения. Она проводит ночи в своем серале, где наравне с мужчинами скрыты женщины, дети, карлики, великаны... Надежда истекает, но королева продолжает крепиться, поддерживаемая двором. Она есть держава, она идеал для подданных, она дух и основа Золотого века, пришедшего на смену тирании отца.

Как водится, все лучшее построено на крови. За спиной Глорианы постоянно стоит лорд-канцлер Монфалькон — создающий и поддерживающий государственный миф. Он призрак старого мира, возжелавший создать новый, лучший мир. Для Золотого века можно пожертвовать парой жизней, дабы не вернулось время, когда на плаху возводили пачками каждый день. Вот только лорд Монфалькон оказался слишком человечен, а потому, однажды поддавшись своим чувствам, ставит под удар все ранее созданное. Стоило ему один только раз недооценить капитана Квайра.

Капитан Квайр — художник шантажа, мастер клинка и кудесник обмана. Ему и его творчеству посвящена вторая сюжетная линия романа. Долгое время он собирал для Монфалькона хитрую ажурную конструкцию из сдержек и противовесов, заставляющую государственную машину двигаться в нужном направлении. Красота его работа захватила его. Она кружила ему голову, а потому стало достаточно всего нескольких слов, чтобы самолюбие пошатнулось, а голем обернулся против создателя. « Я художник, а ты, мастер Патер, ремесленник. Для тебя всякое действие обязано подытоживаться ясной наличной прибылью, пусть и маленькой, пусть и непрямой. Ты ведешь счета. Я создаю события».

Муркок вновь обратил свой взор на разрушение империи. На этот раз стремительное гедонистическое падение империи Мельнибонэ было остановлено силами нескольких палачей. Стране дали передышку, во время которой людям дали поверить в славный красочный миф. После кровавого месива это было нетрудно. Но чем красочней и тоньше миф, тем легче его подорвать. В этом видится актуальность романа Муркока для нас сейчас.

» -...Однако ткань Альбиона гниет на наших глазах. Невозможно позволить сотканному Монфальконом чарующему гобелену разом упасть и явить доселе скрытую им реальность – ее не примут ни дворяне, ни простолюдины. Занавесь должно приподнимать дюйм за дюймом долгие годы.

– В гобелене уже наличествуют дыры. ... Они видят под парчой тлен – или думают, что видят.

– Подлинного тлена здесь нет. ... Но Квайр позволил обнажиться крайностям. Кто-то зрит всю целокупность – скромное развлечение вроде нынешнего – и считает, что она явно знаменует больший, невидимый ужас. Романтика понукает воображение и заставляет его расти – но, если воображение применяется не к тем обстоятельствам, ища более уродства, чем красоты, страшная сила спускается со своры».

Итого: Красивая барочная история, в которой нет особенных сюжетных изысков. На этот раз Муркоку удалось выстроить изящную картину, не идущую ни в какое сравнение с циклами о Коруме и Хокмуне. Впрочем и с романами о Крае времени здесь мало общего. Приятно открывать для себя новые грани автора.

http://kobold-wizard.livejournal.com/819617.html

Книга, принесенная однажды на волнах Фантлаба, а потом обнаруженная на книжном развале рядом с домом.

Это практически незнакомый для меня пласт советской литературы — описание установления советской власти в Средней Азии, где Гражданская война по сути продолжалась до начала 40х. Размытость границ в условиях гор и пустынь позволяла отрядам басмачей переходить с Советского Памира в Афганистан и Иран и обратно. При этом советской власти противостояли не только не принявшие коллективизацию крестьяне и скотовладельцы, превратившиеся в бандитов, но и бывшие кадровые военные, религиозные течения, а также Британская империя. О советской литературе 30х любят вспоминать в контексте шпиономании (Мастер и Маргарита, Кортик, Тайна двух океанов и т.д.), и в случае «Джуры» это имеет достаточно прочные корни. Большая игра не закончилась со свержением монархии в России, а наоборот дала возможность англичанам прихватить Азербайджан и Среднюю Азию. Насколько я слышал, теперь эту версию отрицают, утверждая, что у басмачей был чистый панисламизм. Все возможно. Да только удивительно, если имеющие в своем распоряжении Афганистан и Пакистан, англичане отказались бы взять под свой протекторат еще и Бухару с Хорезмом.

Несмотря на срьезный исторический базис, роман оказался куда менее политизированным, чем мог бы быть. Шутка ли, но имя Ленина в романе 1940ого года упоминается всего дважды, и один раз это относится к егоименному Пику. Тушкан показывает события в романе таким образом, что народно-освободительные и коммунистические мысли возникают в головах персонажей сами собой под воздействием внешней среды. В этом плане мне очень понравился образ Кучака, односельчанина Джуры, — недалекого ленивого и трусоватого мужичка, попавшего в большой мир из своего кишлака и постепенно падающего все ниже и ниже из-за того, что потакает своим мелким страстям и испуганно понуждается окружающими. В итоге он с обмороженными ногами валяется в куче тряпья на базаре какого-то среднеазиатского города. К этому моменту он уже понимает, что мир жесток и его нужно хоть немного исправить. Только ноги его не ходят, деньги закончились, и теперь ему нужны только силы, чтобы отгонять базарных собак. Спасение его от гибели хоть и предсказуемо, зато показывает, что даже понимание несправедливости не приводит сразу же к героизму. Путь Кучака — трудная дорога безвольного человека, который расцветает по-своему в руках каждого командира. К финалу он обретает самопонимание, а через него и некоторую храбрость. «Лучше, превозмогая страх, совершать большие, настоящие дела, необходимые для себя и для народа, и чувствовать себя человеком, чем уподобляться растению или пугливой птице».

История заглавного героя, сказать по правде, вызвала у меня куда меньше интереса. Это путь взросления и борьбы более внешней, чем внутренней. Мальчик-горец сначала желает жить по праву сильного, но постепенно от личной стычки с бандой он дорастает до борьбы с басмачами и поддержки высокого «рода большевиков». Стычки, охота и героизм оживляют роман. Наверно, в советские годы он побудоражил сознание не одному мальчишке. Вместе с вступительными эпизодами, рассказывающими о геологической экспедициии на Памире, книга, на мой вкус, встает в один ряд с романами Жюля Верна.

Второстепенных персонажей в книге достаточно много. В отличие от главных, их мотивы и мысли показаны достаточно блекло и картонно. Интерес у меня вызвал начальник пограничного отряда Максимов по прозвищу Тысячеглазый. При общем образе идеального вдумчивого командира в нем чувствуется отголосок революционного прошлого. Максимов немного напомнил Эйхманиса из прилепинской «Обители» — тот же формат ручного управления, в котором можно свернуть горы. Человек больших задач, гигантской харизмы и веры в идею. В то же время в нем нет бравирования властью, и вовсе не он в романе «Джура» говорит: «Я сам Советская власть! Что скажу, то и делайте». Он скажет и люди сделают, но будут делать, понимая важность момент и цель действий.

Советская власть ушла вслед за Российской империей, что привело к новому витку Большой игры. Теперь вместо исмаилистов Ага-хана по региону расползаются исламисты Аль-Багдади или кто теперь у них верховный лидер? В СМИ опять кружат споры на тему, кто проплатил создание нового течения. Вот только понимание региона из нашего информационного поля, как мне кажется, уходит. С глаз упала советская пелена, и мы не можем понять, что же сталось с бывшими соотечественниками. Так вот «Джура» — это литературный памятник о нас в Средней Азии в то время, когда обстановка была похожей. Я не буду говорить об объективности, искать которую в романе для юношества, по-моему, бесперспективно. Зато в романе есть верный посыл: «Когда-то, по неопытности, Максимов считал, что его окружает мертвое и скучное нагромождение камней. Позже, после длительного изучения края, настало время, когда все вокруг ожило и предстало в ином свете. Максимов полюбил Памир с его суровой красотой, которую открыл в нем неожиданно для себя. Он полюбил народ, с которым пришлось много и долго работать....» Нужно вдумываться и работать.

Итого: Прекрасно читаемый роман почти 80-летней давности. Для вхождения в тему не требуется особая историческая эрудиция. Автор заботливо ведет тебя за руку, показывая синие горы и высокое небо. В то же время проблематика весьма свежа, поскольку мы вышли на новый исторический виток.

http://kobold-wizard.livejournal.com/813964.html

На Росконе 2014, отвечая на мой вопрос, Олди сказали, что роман «Сильные» не сложился. Прошли пара лет и книга вышла, и впервые за очень долгое время я читал роман Олди запоем. Надеюсь, прошел тот период, когда я не резонировал с их книгами. Потому что я соскучился.

В этот раз авторы знакомят нас со взрослением Юрюна, сына Владыки-Закона. Мальчик растет в играх со сверстниками, понемногу понимая, что он другой. Постепенно в нем просыпается сила, делающая его защитником своей семьи и своего селения. Скоро старший брат отведет его в Кузню, выбирать доспехи и оружие под стать богатырю. Вот только доспехи будут не защищать его от врагов, а держать его самого. Потому что обретя силу, богатырь теряет голову, с радостью ребенка отворачивая головы пришлым демонам.

Все идет наперекосяк из-за слов, брошенных в запале мальчишеской борьбы. Юрюн узнает, что у него есть второй старший брат, о котором он никогда не слышал. Никто не хочет о нем говорить. Ни папа, ни мама, ни брат с сестрой. И это обидно. А потом после большой пьянки собутыльник рассказывает ему про то, что брат находится в плену. Так связываются судьбы двух богатырей, младший берет ответственность за старшего. Потому что богатырям нужно помогать друг другу. Иначе сгорят, потеряют себя, станут воплощенной силой.

В основе романа лежат якутский эпос Олонхо и Теория времени академика Козырева. Ни с тем и ни с другим я не знаком. Да как мне кажется это неважно. Потому что в этот раз человеческие отношения полностью затмевают все яркие основы своеобразного сеттинга с мировой осью, протянутой с Небес до Ада. Конечно, для полного осознания финала нужно осознать, как работают зеркала Козырева, но пока я наслаждался семейной сагой. Материнская любовь и отцовский закон, сыновье сопротивление и девичья дерзость.

Из-за семейного характера романа он получился камерным. Ограниченное число героев перемещается между нескольких декораций, между которыми лишь намечены эфемерные расстояния. Этот спектакль сродни текстам Муркока, где планетарные масштабы сворачиваются до размеров театральной сцены. Лишь в момент состязаний в конце второй книги выбегает массовка богатырей, которых сюжет затем выдавливает из повествования, вновь оставляя в фокусе лишь нескольких персонажей. Для их конфликтов общество не нужно. Потому что основной конфликт бурлит внутри — та самая сила, которая может изменить мир.

Читая этот роман харьковских соавторов, я пытался нащупать связь с нынешней политической обстановкой. Что ж, посыл «не терять головы» и взаимоподдержка братьев — это неплохо. Вот только образ прикованного к мировой оси брата с черным сердцем будит субъективные мрачные ассоциации. С другой стороны амбициозный мальчуган, падающий в мировой механизм, также оставляет горькое послевкусие.

Итого: Олди еще раз перетасовали свою колоду основных сюжетов и рассказали о новых странствиях духа. За чтением можно поразмышлять о семье, о воле, об ответственности и о терпении.

Подозреваю, что рассказ был написан на конкурс или на заказ. Потому что иначе мне трудно объяснить, почему получилась такая слабая история. Василий Щепетнев создал очень атмосферные рассказы в цикле о Черной земле, и в тех текстах тоже наблюдались цитаты из других авторов. Однако Шерлоку Холмса в этот раз не повезло. Его путешествие в Россию подано настолько сухо, что надеешься получить хотя бы серьезную интригу. И тут тоже глухо. Мое впечатление от нее лучше всего описывает цитата из этого рассказа: «Можете назвать это предчувствием, можете — дедуктивным выводом, но то, что я увидел, меня не удивило. Похоже, каждый был к этому готов, кроме, может быть, полковника». Даже «неожиданная развязка» рассказывается Холмсом с какими-то нотками усталости.

Итого: У Щепетнева есть более сильные вещи.

http://kobold-wizard.livejournal.com/811473.html

Назвать текст Олдисса романом у меня не поворачивается язык. Больше всего он напомнил мне читанного 7 лет назад Алена Роб-Грийе и его «Соглядатая». Та книга была одним из первых образцов французского «нового романа» или «антиромана», в котором воплощалась идея шозизма — предельно предметного описания окружающей действительности без каких-либо субъективных оценок и абстрактных смыслов.

Олдисс же относится Новой волне британской фантастики, которая призывала вывести фантастику из гетто детского и бульварного чтива. По всей видимости «Доклад...» и был попыткой писать фантастический текст методом, присущим ранее только серьезной авангардной литературе. Сам эксперимент прошел неплохо: за две с половиной сотни страниц (по меркам моей электронной книги) мы можем досконально изучить расположение построек в пространстве, содержимое шкафов, коробок и гаража, конструкцию телескопа, перископа и окон. О, эти окна! От их описаний текст прямо-таки пучит. А как иначе, если автор в основном изучает феномен наблюдателя, за которым наблюдают? Три персонажа по каким-то причинам через окна различной конфигурации рассматривают дом своего работодателя в то время, как за ними наблюдают представители из другого мира. И все они, вместе с нами, пытаются осознать, что же все-таки происходит.

На телеканалах порой бывают репортажи в версии «без комментариев». В этом случае считается, что контекста текущего момента достаточно, чтобы зритель сам понял, что происходит. Так вот Олдисс нас сознательно лишил контекста, и мы получили утомительный для чтения протокол, в котором наблюдатель изначально не может отделить важное от неважного, потому что не понимает, что происходит. Поэтому фиксируется все. На десерт же выдается пачка вопросов о реальности наблюдаемого, которые смакуются наблюдателями разного уровня. Беда в том, что от Роба-Грийе Олдисс унаследовал родовой порок. Чтение «Доклада...» — утомительно скучное занятие. Мне не хватило хоть какого-нибудь мало мальски развивающегося конфликта. Герои выжидают, герои наблюдают, герои остаются при своем.

Итого: О том, что так можно писать, мне «рассказал» еще Аллен Роб-Грийе. Зачем читать такой же этюд в исполнении Олдисса я не понял.

За эту книгу я принялся с большим энтузиазмом, но он испарился достаточно быстро. Виной тому манера повествования, от которой сильно отдавало бульварным фарсом. Холмсиана — это достаточно богатый материал, и судя по послесловию Ньюман с ним весьма хорошо ознакомился. Однако историю похождений Мориарти и Морана занесло куда-то в сторону.

Стоит признать, что часть вводных Ньюман выбрал верно. Во-первых, его рассказы местами остро пародируют известные сюжеты о Холмсе и Ватсоне. Во-вторых, некоторые сюжеты строятся не только на пародиях и имеют и свой собственный объем. В-третьих, рассказы написаны динамичнее, чем первоисточник. Однако, эти же вводные наложили на текст и свой отрицательный отпечаток. Например, начиная «Опус в пунцовых тонах» как пародию на классический сюжет, Ньюман до такой степени отзеркалил эпизоды и персонажей, что парад двойников начинает утомлять. При этом, создавая собственный объем, он умудрился сделать так, что Шерлок Холмс из повествования по большому счету выпал. Тем глупее выглядит заглавный рассказ, поскольку получается, что в мире романа параллельно расследуются два подобных дела в разных дворянских усадьбах. Ну, и наконец, мне не понравилась та манера, в которой полковник Моран ведет свой рассказ. Напыщенная порочность слишком быстро набила оскомину.

Успешными мне показались только два текста: «Союз красных», в котором Мориарти придумывает красивую месть своему зарвавшемуся студенту и «Греческое беспозвоночное», в котором Ньюман предположил существование еще двух братьев Мориарти, которых также зовут Джеймс. Остальные рассказы читались легко, но интересных идей я там не нашел. В основном, это просто постмодернистские игры с кучей ссылочек на фильмы и книги, которые приятно тешат эрудицию, но полноты не добавляют.

Итого: Для развлечения сойдет.

http://kobold-wizard.livejournal.com/810168.html

http://kobold-wizard.livejournal.com/809182.html

Эта книга в мои школьные годы уже не входила в программу по литературе, и я несколько раз сталкивался с позитивным отношением старших к этому факту. Мол, нет и не нужно. Вероятно, подача материала была слишком идеологизированной. Ведь сам Ленин был восхищен этой книгой, а потому, как писала Ниенна, «приказано забыть». Сравнение с «Черной книгой Арды» забавно и печально одновременно: и тот, и другой роман – это ныне мифы проигравших, написанные не самыми талантливыми, но воодушевленными, авторами. Хотя преимущество безусловно на стороне Чернышевского с его социальной оптимистичностью и отсутствием страдальческого пафоса.

Однако после прочтения могу признать, что роман – далеко не самое захватывающее произведение. История девушки и двух ее мужей на мой вкус оказалась суховатой и слишком «головниковой». Парни обозначены как очень умные и пытающиеся разыграть свои жизни как шахматную партию. Одной из фигур становится Вера Павловна, чье детство и юность проходит в строгости и несправедливости родительского дома. Замужество становится побегом в новую счастливую жизнь. Вот только очень скоро она узнает, что самый понимающий муж вовсе не гарантирует сочувствия. Это становится одной из причин, по которой начинается «политическая линия» сюжета. В стремлении найти свое предназначение Вера Павловна организует швейную мастерскую, в которой воплощаются новые общественные отношения…

На сегодняшний день организаторские способности Веры Павловны как женщины не кажутся чем-то из ряда вон выходящим, но на тот момент, вероятно, многие ее поступки были новаторскими. Однако в нынешнем контексте России после ХХ века воспринимать их как руководство к действию ИМХО крайне сложно. Горизонтальные организационные структуры слишком часто страдают от индивидуальности членов группы и потребности в иерархии. Для того, чтобы такая структура заработала нужны какие-то другие, «новые» люди. Именно их появление и является основным тезисом романа. Чернышевский описывает своих «эльфов тьмы», говоря что они уже среди нас. По его словам, новые люди обречены на успех… Печально, но обещания не сбылись полноценно.

Теперь следует признаться, что как политический текст «Что делать?» смотрится не совсем адекватно. Как мелодрама – уже интереснее. Как-никак, любовь чрезмерно думающих влюбленных – не слишком распространенный сюжет. Лет 10 назад он мог бы быть весьма интересен для меня в таком контексте.

Итого: Однако самое интересное в этом тексте, на мой взгляд, это подача. «Что делать?» – наверно, единственный в школьной русской классике роман, в котором главные герои приговорены к безусловному хеппи энду. Онегин, Печорин, Чичиков, Обломов, Вронский, Базаров, Безухов идут чередой житейских неурядиц к не особо счастливым финалам. Чернышевский на их фоне не постеснялся весь текст говорить с читателем напрямую и обещать счастье хотя бы для своих новых людей.

http://kobold-wizard.livejournal.com/801397.html

Видимо, с творчеством Адамса у меня не складывается. В обоих циклах я остаюсь очень высокого мнения о первой книге, и вылетаю на повороте — во второй. В случае с Джентли я, к сожалению, не уловил целостности. Здесь есть и отменный бред, и тонко подмеченные особенности жизни, и хороший абсурдный юмор, но истории не видно. Случайные люди встречаются со случайными событиями, и никакой великой взаимосвязи всего сущего.

Во многом невосприятие связано с изменением угла зрения. Из-за того, что Джентли стал часто мелькать в кадре, он потерял свою абсурдную таинственность. Для пафоса Холмса нужен Ватсон. К тому же и остальные персонажи по сути вышли картонными. Макдафф, Кронотис и Гордон Уэй были все же весьма неординарными личностями, а здесь есть лишь кричащее Божество.

Итого: Через некоторое время после прочтения я посмотрел американский сериал. Несмотря на весьма радикальные отличия, в нем есть нечто похожее по построению истории с «Долгим чаепитием». Английская же версия наоборот больше напоминает первый роман, и дело не только в том, что первая британская серия является условной экранизацией книги.

http://kobold-wizard.livejournal.com/801184.html

На фантлабе в профиле книги есть графа «похожие произведения». На этот сборник баек я вышел через «Людей в голом» Андрея Аствацатурова. От работника образования к работнику здравоохранения. Они на самом деле немного похожи: и темой дачи, и темой еврейской интеллигенции, и байками о позднесоветском детстве. Первая разница в городе: герой Аствацатурова – Петербург, а медбрат Паровозов порожден Москвой. Вторая – во временном диапазоне: байки Аствацатурова рассыпаны и по советской и постсоветской судьбе, а в книге Моторова представлены «юные годы», которые пришлись на 70-80е годы. Отсюда проявляется ее антисоветский душок. Благо, в этот раз он не прикрывается романтическим флером. Главный герой просто копошится по жизни, жалуясь на безденежье, дефицит и омерзительность советской пропаганды, которая льется из телевизора, радио и газет. Вот он – потребитель «покровосрывающей» литературы самиздата.

Самое смешное, что на фоне всей антисоветской мути, рассказов собственно о медицине здесь не так уж и много. Реанимированных пациентов в книге не мало, но в основном речь идет о медсестрах, врачах и других окружающих людях. Причем рассказы чаще всего не красят медицинское сообщество. Медсестры на поверку оказываются или склочными бабами-лимитчицами, или в буквальном смысле слова умственно отсталыми. Неудачи и грязь запомнились автору почему-то гораздо ярче, чем позитивное. При чтениях некоторых баек вообще возникает мысль, как эти люди могли кого-то лечить.

Итого: В плюсы автору можно отнести ехидный юморок. Не скажу, что хоть одну из баек можно пересказать как анекдот, но читать их хотя бы легко. Поэтому книга быстро пролетает. Особенно немедицинские эпизоды, в которых персонаж рассказывает о своем детстве. Мальчик шел к успеху, но потом стоптался в беготне за часами, ботинками и прочим дефицитом. Только и всего.

http://kobold-wizard.livejournal.com/800998.html

Дикая книжка. Дикая настолько, что, как только я закончил ее читать, то открыл ее опять с первой страницы и начал читать по второму кругу. Все потому, что за несколько недель недосыпа книга превратилась в бредовый калейдоскоп. В итоге, сейчас я опять на полпути. Время остановиться и осмыслить.

Предварительное чтение дает серьезное преимущество, потому что гораздо меньше путаешься в именах. О эти имена! Накасюналюк! Нулиаюк! Киливфак, Киавак и Мыгак! Камыснап! Десятки их. Ворох языколомных имен и названий бросается под ноги, заставляя спотыкаться на каждом шагу. И тут еще подгребает сюжет-гопник... Логика есть? А если найду? За происходящими взбалмошными событиями сложно различить некую структуру, но логика в этом тексте припрятана под полой. Ведь роман по сути — это дальний брат «Трудно быть богом» и «Обитаемого острова». Коренное отличие — прогрессор здесь не рассудительный исследователь, а бесшабашный хулиган, наводящий порядок в обществе только для того, чтобы свалить с планеты. В процессе в неограниченных количествах летят отрубленные руки, головы, хвосты и прочие части тела. Что поделать, если большинство встречных начинают по нему стрелять, а не пытаются договориться? А ведь всего-то и нужно, что собраться и разгрести авгиевы конюшни. Вот только для достижения цели одних силовых методов мало, а для философских методов главный герой однозначно туповат. Выигрывает он за счет своей безрассудной храбрости и юмора.

Без юмора читать роман сейчас было бы малоинтересно. Это была бы еще одна постапокалиптическая зарисовка. Но образ бога из машины, без лишней рефлексии решающего проблемы окружающего мира, вытягивает роман. Да, он сплошная Мери Сью, но он же и пародия на нее, поскольку туповат и непосредственен. С тупым ржанием главный герой разгоняет пиратов, дает по рогам умертвиям и укрощает морских змеев, а потом нараспев читает стихи поэтов Серебряного века и русского рока. Добавь ему разговоры про «силу в правде» и получится Данила Багров, а пока это Горм, сын Эйвинда, у которого правда в силе.

Роман был написан в период развала страны (1991-1992). Главный герой — раскрепощенный и свободный от условностей гибнущего мира, поэтому он — простое решение сложных проблем. Вероятно, такого в те годы очень не хватало. Но в то же время, в романе показано, что технический уровень происходит из социальной системы, но не наоборот. Именно поэтому простые решения часто приводят к неоднозначному результату. Помимо этого в романе есть рассуждения, которые смотрятся интересными в контексте — прорыв в космических технологиях вероятнее в тоталитарном обществе, чем в демократическом, потому что выход в космос — это шаг в вечной борьбе, а демократия — система успокаивающая. Неплохо для Перестройки.

Итого: Неоднозначный хулиганский роман, который легко начать по второму кругу.

Минирассказ Артура Кларка — это, с одной стороны, гимн воодушевленному трудолюбию, но с другой — ранний звоночек дизайнерского бума, как основы для продажи иллюзий. Ведь по сути главный герой, не имея никаких знаний, но обладая априорным ощущением целесообразности, творит абсолютно правдоподобные экзотические образы технических устройств. Однако его творчество — это красочное пугало, выставленное против наступающего безликого массового производства. Финал говорит лишь о том, что оно сработало не только против птиц, но и против воров. Удача — не более. Беда в том, что целесообразность в бутафории — это впечатляющая внешняя оболочка, а о наполнении образа главному герою ничего неизвестно.

Роберт Шекли пошутил над приверженностью к ритуалам, смысл которых уже давно непонятен. Спустя много лет после последнего столкновения цивилизации с инопланетянами на базе древних регламентирующих документов, описывающих процедуру контакта, образовалось странная религиозная система с фанатичным благоговением и еретическими отступлениями. Из-за нее граждане попадают в нелепую кафкианскую ситуацию, в которой вместо кучи справок — нескончаемый групповой танец. Если взглянуть на это с позиций нашей документальной реальности, то прогноз получается неутешительный. В общем, у чужих монастырей могут быть крайне странные уставы.

http://kobold-wizard.livejournal.com/799891.html

Повесть оставила странное впечатление, потому что ее положительные черты переплелись с отрицательными достаточно хитро. Благо отрицательные проявились в полной красе лишь к финалу, оставив мне горькое послевкусие.

Александр Шалимов по основной профессии был преподавателем Горного института. Поэтому в первой части книги можно наблюдать воодушевляющие наивные зарисовки на тему научного сообщества. Два друга-геофизика по настоятельной просьбе из МИДа должны отправиться в Монголию для расследования крушения американского спутника совместно со специалистом из США. Наивность этого мероприятия я могу объяснить только неким шестидесятническим флером и форматом цензуры начала 60х. То есть подготовка экспедиции и некоторые околонаучные разговоры в ней показаны, во-первых, ужасно уютными, а во-вторых, свободными от военно-идеологической надстройки сталинской эпохи вкупе с горячими рассуждениями о строительстве коммунистического рая. Кроме того, в этой версии Советского союза есть несколько странных явлений: расследование крушения вражеского спутника доверяют ученым без привлечения военных; вражеских специалистов в принципе допускают до расследования на территории «шестнадцатой республики СССР», у которой на тот момент даже нет дипломатических отношений с США; отсутствуют отсылки к военному опыту, будто Великая отечественная прошла для героев незамеченной. Именно из-за этих вольностей в романе создается атмосфера советской науки, какой бы она могла быть, если бы ее не штормило вместе со всей остальной страной. Холодная война была бы рыцарским соревнованием, в котором бы сошлись уважающие друг друга противники, представляющие две разные идеологические системы. Главное — вечный научный поиск на благо Будущего. Идеология не сковывает, а побуждает. Именно в этом уютном призраке кроется чудовищное обаяние повести.

Теперь о горьком послевкусии. Не раскрывая той самой тайны Гремящей расщелины, могу сказать, что создание новой научной гипотезы в данном случае выглядело оглушительной лавиной. Один из главных героев полностью лишен самокритики, и потому молниеносно связывает все странные факты с азартом нынешних лженаучных мошенников. Это при том, что критика чужих научных теорий в диспутах первой части повести выглядела очень пристойно. Печально, что в финале Остапа понесло. Картинка получилась весьма заманчивой, но факты соединенные на скорую руку надо еще проверять и проверять. По сути это тоже наивность, но уже не вызывающая симпатии.

Эта повесть написана в 1962 году, когда советская фантастика все же была больше вытеснена в область литературы для детей и юношества. Поэтому некоторая наивность и утопичность несомненно допустимы, но все же не до степени захлебывающегося восторга, которым обозначен финал

Итого: В данном случае мы имеем тот самый, любимый Михаилом Елизаровым, «СССР, каким он мог бы быть». Прочитать следует не критики ради, а для того чтобы поймать хоть ненадолго призрак советской науки без идеологического ярма.

http://kobold-wizard.livejournal.com/798583.html

Изначально я предполагал писать отдельно про каждую часть трилогии, и накатал отзыв на «Время тигра». Однако, потом я затянул с «Врагом под покрывалом» и, начав читать «Восточные постели», понял, что это к лучшему. Между частями трилогии есть смещение нюансов, но, в целом, они составляют достаточно цельный текст. Их объединяет семья Краббе, которая перемещается между малайскими штатами в зависимости от текущего назначения Виктора Краббе. На каждом месте его окружают новые знакомые, которые своими чаяниями и страхами создают череду идиотских совпадений, формирующих сюжет.

Семья Краббе попадает в Малайзию на излете британского колониализма. Виктор работает в министерстве образования, и поэтому можно вблизи наблюдать за тем, как старая система дает трещину. Сначала местные учителя начинают говорить то, о чем ранее молчали, потом они вытесняют «белых» учителей из школ, а в итоге малайские руководители начинают объяснять все свои неудачи наследием прежних колониальных властей. Поскольку Виктор в первом романе преподает историю, то его область в первую очередь подвергается метаморфозам. В чем-то это напоминает красно-бело-демократическую мешанину, продолжающуюся в нашем образовании. Только в данном случае разные стороны еще и национально окрашены.

Малайский национализм – это ИМХО самое поразительное в книге. В кои-то веки европейцы, китайцы, индусы и тамилы оказываются в одной лодке. «Малайзия для малайцев» начинает проявляться в мелочах. Малайцы припоминают прошлым руководителям карьерные обиды, китайцам – излишнюю скупость в торговле, индусам и тамилам – проблемы с диаспорами. Если коммунистов начинали гонять еще при британских властях, то христиане и язычники со временем предаются обструкции, сродни российской религиозной политике XIX века. Берджесс описывает серьезные проблемы достаточно ярко, но без агрессии. Чаще всего национальные прения воплощаются в бытовых и карьерных конфликтах с должной долей юмора.

Умирающая колониальная система влияет на каждого белого персонажа по-своему. Некоторые, как Виктор Краббе, подпадают под влияние новорожденного государства и стараются всячески оказать помощь. Другие живут постоянными воспоминаниями о Великой Британии с ее манерами, климатом и культурой. Третьи стараются забыться в обжорстве или разнообразных половых связях. Забытье здесь становится для всех белых ключевой проблемой. Без него в местном климате можно окончательно свихнуться. Местные раз за разом начинают видеть в белых то лентяев, то грешников, то скрытых коммунистов, то открытых свиноедов. Мир меняется, и последние европейцы кружатся в вихре судьбоносных совпадений.

После «Малайской трилогии» я начал относиться к «Заводному апельсину» как к роману о столкновении слишком разных культур. Ведь мальчишки из банды Алекса являются отдельным обществом, которое существует параллельно с остальным условно мещанским обществом. В конфликтах и периодической ассимиляции прослеживается малайский опыт.

Итого: Тургеневские туризм, усадьба, барчуки и немецкие управляющие изменили национальный колорит, но в манере повествования и в построении сюжета есть нечто, напоминающее мне «Дым» Ивана Сергеевича. Основной сюжет строится на сосуществовании разных людей. Для многих персонажей ад – это другие, тем ценнее построенные хорошие человеческие отношения.

http://kobold-wizard.livejournal.com/796265.html

Наконец спустя полгода я добрался до романа, за рецензию на который sityrom получил первое место на «Фанткритике». И хотя план на чтение с Автохтонами писался еще в мае, тот факт, что пару недель назад Галина получила за эту книгу премию Новые горизонты, только усилил предвкушение романа. Планка ожиданий была поднята высоко, и я рад сказать, что они оправдались.

Он приезжает в город. Мы наблюдаем заселение в ремонтируемый хостел, первый обед, первые неожиданные знакомства со стариками и буфетчицами. Такое случается — ты разговоришься со случайным человеком в транспорте или в кафе, и уже через полчаса смотришь на мир под немного другим углом. Мы следуем за героем по пятам, постепенно проникаясь его интересом в поисках таинственного «Алмазного витязя», художественной группы в 1922ом году поставившей единственную оперу «Смерть Петрония». Историки ведь могут позволить себе заниматься чем-то неинтересным никому. А ведь в городе, уверяют нас, столько всего интересного! Вот здесь например, жила черная вдова, а этот до строил сам Кузневич! Хотите чего-то более масштабного? Так у нас было такое партизанское подполье! Против кого? Ну так, и против немцев, и против Советов!

Автохтоны в данном случае это коренное население города. Ключевое тут — корни. Через местных жителей город говорит с ним, но корни опутывают... или запутывают. История города начинает расходиться на варианты, чуть только копнешь. Особенно когда в кафе на двух противоположных сторонах улицы одни и те же события описывают по-разному. Ну так, то кафе греческое — оно же для туристов, что вы ожидали там услышать! А в ответ доносится: «Вы это слышали у Юзефа? Да что он знает?! Рассказывает всем про настоящую еврейскую кухню, а у него даже мама не еврейка! И фиш готовить у них не умеют!» Да-да, мы знаем что Истина одна, но здесь слишком много правды. Слишком много гегелевских двойственностей. Скорее даже есть зеркальный лабиринт, в котором каждая новая версия отражается в предыдущих. Вероятно, чем-то таким должна была быть и «Столовая гора» Хуснутдинова, но в романе Галиной таланта ИМХО куда больше.

Отдельного слова заслуживает образ главного героя. Он всегда он. Местоимение отталкивает читателя. Ты не сможешь взглянуть на мир глазами другого человека, ты не сможешь понять всю его подноготную, ты вынужден следовать за этим Тиресием в царстве теней. Ведь можно грубо перевести название романа как «само-подземные», несущие в себе царство мертвых и духов природы. Даже тот момент, когда он рассказывает предысторию своего приезда в город, ничего не изменит. К тому времени долгое путешествие заставляет нас расценивать, увиденное, а еще больше — услышанное, только со своей точки зрения. Кстати, это формирует и темп романа — не зная предыстории, мы движемся неспешно, не ощущая конфликта ни с чем, кроме как со множеством версий. В целом же он очень сильно напомнил мне агента Дейла Купера из Твин Пикса, и дело вовсе не в стиле таинственного детектива, расследующего таинственное дело, в таинственном городе, а запеканках. Помните, вишневые пироги Дейла Купера? Изо дня в день.

В городе без названия, как окрестил его в своей рецензии sityrom, действительно угадывается Львов. Хоть я и недолго был в этом городе, но по многим уж признакам выходит он. Название ему не положено по ряду причин. Во-первых, так крепче дух места, почерпнутый из романа, а не из других источников. Во-вторых, это сразу отсекает всю нынешнюю политическую ситуацию. Политику этот город словно бы забыл еще с конца Великой Отечественной. В-третьих, безымянный город смотрится призрачно, а потому его с легкостью наполняют духи и мифы. Саламандрой объясняют странные пожары. Сильфом себя зовет один из странных автохтонов, который, кстати, живет у Марины, вполне себе водной девы. Вопрос был с гномом, но после богатства старика Вейнбаума, хозяина многоуровневого подвала, сомнения отпали. Здесь же тени голема, оборотней и вампиров. В прочем, это лишь одна из трактовок, которые возможны в этом романе.

Итого: Вкусный неспешный детектив с открытым финалом. Суть же такова, что закрыв книгу ловишь себя на мысли, что было ведь что-то еще... Что-то в середине, и если это перечитать, то все встанет на свои места... Картинка должна сложиться. Вот за этот голод до правды Марии Галиной особое спасибо.

http://kobold-wizard.livejournal.com/795559.html

Второй на моем пути роман Елизарова. На этот раз я ограничился электронной копией, хотя обложка — зачетная.

Более-менее общим местом для произведений автора является прочное укоренение текста на советском массиве. В «Мультиках» все начинается в 1988ом, когда восьмиклассник Герман Рымбаев переезжает с родителями в большой город из родного Краснославска. Его прошлая жизнь предстает утопией советской детской литературы с теплым солнцем, верными друзьями и бабушкиными пирожками. Жизнь же на новом месте можно охарактеризовать заезженной фразой «связался с плохой компанией» — местная школа принимает его холодно, зато улица быстро берет в оборот Герку, накаченного на турнике и отнюдь не трусливого. Здесь сталкиваются по сути две ипостаси советского детства: та, которую помнить хотят, и та, о которой стараются умолчать. Через пару лет гопники времен Перестройки разведут беспредел по всей стране, но пока они оставались страхом таящимся в подворотнях. Хотя сцена мордобоя в видеосалоне, когда один из главарей пытался подмять предприятие под себя, тоже примечательна.

Заглавное слово всплывает далеко не сразу. Раньше я слышал про такую шутку под названием «показать чебурашку» — идущему по ночной улице мужчине предлагают показать чебурашку, и пока он не опомнился встречная девушка распахивает перед ним пальто, показывая сиськи, а затем соучастники девушки требуют с незадачливого зрителя деньги за просмотр. Разница между мультиками и конкретно чебурашкой, видимо, в размерах чебурашек. Такой относительно честный метод отъема денег у населения становится золотой жилой для банды Рымбаева. Тревожащих мыслей о противозаконности предприятия у него не возникает. Он инициирован в этой системе координат, свободно существующей параллельно с остальным миром. Этот поезд в огне и стремительно несется в приятном Настоящем, и еще до сих пор катится в триколорном Будущем.

Первое, что приходит на ум при прочтении, это то, что Елизаров опять предлагает литературную порнографию с советской темой. Нет, здесь речь не о привычных теперь сиськах-письках, которыми полнится интернет, а о порнографии как отображении поведения, освобожденного от оков морали. Рассказ о детском бандитизме, включая кровавые дела Алешки Разума, Елизаров подает откровенно, с присущей ему мясистостью. Оно притягивает взгляд, как передачи НТВ притягивают взгляд пенсионерок к телевизору. Читатель тем самым становится подельником Рымбаева, чтобы с ним пройти через «очистительный свет».

Отсюда начинается второе откровенное сравнение — сцена с просмотром диафильма похожа на «Заводной апельсин» Берджесса. Только все ограничивается внешним сходством. Берджессовского Алекса ломали образами насилия до такой степени, что вызывали у него аллергию. Разумовский же выступает как нечто, переформатирующее саму реальность — Германа вырывают из плохой компании и награждают болезнью, которая с одной стороны спасает его от колонии, но с другой — лишает свободы выбора. Главный герой выходит на уготованную ему колею.

Мистика в романе подана в верном, хоть и крайне некомфортном ключе. Что-то вроде дьявольской хромоты Люцифера-Разумовского, считывается легко, но большая часть «странных» нестыковок реальности остается необъясненной. В 1989ом наша страна попадает практически в такой же круговорот, когда нельзя полностью осознать, что же в действительности произошло. Возможно, общество влипло в телевизионный мир, в котором прошлое и будущее может пересочиняться на раз-два-три, а быть может оно просто сошло с ума, и раз в пару лет происходят новые припадки. В последнем случае остается только последовать советам доктора Божко: бегать трусцой, вести более спокойную половую жизнь и поменьше смотреть телевизор и сидеть за компьютером. Уж с Люцифером-то Божко справится.

Итого: Виктор Топоров увидел в этой книге цепочку перерождения ЧК-ГПУ-НКВД-КГБ, Андрей Аствацатуров — идею украденной души, а некий Михаил Бойко — полную историю психического расстройства. Роман, дающий такое поле для трактовок, по-моему, достоен прочтения, но признаю, что елизаровская фантасмагория получилась трудной для анализа. Роман читается легко, хотя местами и обжигает мясными подробностями.

http://kobold-wizard.livejournal.com/795039.html

На оранжевой обложке красуется восторженная цитата из Майкла Муркока, которая сразу подняла планку моих ожиданий, взбудоражила голод надежды. Следующая прикормка в самом начале первой части — рассказа голо-художника Николаса: «Город — искусно сделанная обманка, вырезанная из картона и размалеванная блестящими красками, чтобы скрыть пустое нутро, дырку от бублика». Этот персонаж сам рассказывает свою печальную историю, в которой он пытается дать реальность чему-то эфемерному, творить несуществующее, но в результате становится только слугой для истинного творца города Венисс — таинственного биоинженера Квина.

Другая история — вечный взгляд со стороны, рассказ о героине во втором лице. Николь это сестра-близнец незадачливого голо-художника. С одной стороны рассказчик, становясь ее внутренним голосом, вытягивает на поверхность тяжелые воспоминания о прошлом, а с другой — он хоть немного связывает ее с реальностью, от которой она, программист, пытается скрыться в абстракциях машинного кода, считая их реальной жизнью. Даже ее любовные отношения не могут искоренить отстраненное мировосприятие. «Ты извиваешься под гипнозом эфемерных ласк и думаешь:«Ничего-то здесь не случается», сама не зная, о тебе ли речь или о городе». Но однажды ее брат исчезает, и эта единственная кровная связь с миром, заставляет ее выбраться из комфортного кокона. Расследование ведет девушку к тому же Квину, последнему видевшему Николаса. Расследование стоит девушке жизни.

И наконец третья история в третьем лице рассказывает о Шадрахе Беголеме, бывшем любовнике Николь и служащем империи Квина. Когда-то он смог выбраться с подземных уровней Венисса и постепенно познавал многоуровневый город. Надземный мир ошеломил его, и только помощь Николь, работавшей тогда в службе поддержки новых граждан, дала парню возможность закрепиться. Из-за еще не пропавшей любви к этой девушке он, как Орфей, вновь спускается в ад. Это самая фантасмагорическая часть текста, в которой миротворческая ипостась Вандермеера постаралась разгуляться на полную катушку, и, на мой взгляд, здесь неожиданно слова непутевого Николаса оказались верными. При всей оглушительности ощущений Шадраха я так и не смог поверить в эту громаду, погребенную под городом. Странствие бывшего шахтера в компании с отрубленной говорящей головой киборга должно было, быть может, показать гигантский цивилизационный нарыв, готовый вот-вот прорваться. Но все было слишком: слишком помпезный ад, в котором Шадрах слишком быстро продвигается к цели, и, в результате, слишком натянутым выглядит обреченный хеппи-энд.

Итого: Роман остался мной не понят. Наметки на интересные внутренние конфликты смыло авторским желанием странного миротворчества. Текст напомнил «Свет» Харрисона, где семейные истории прилипли на неуютном непонятном пространстве.

http://kobold-wizard.livejournal.com/790965.html

Симмонс предварил этот сборник достаточно обстоятельным предисловием, где рассказывает о предпосылках его написания и своем отношении к форме новеллы. После прочтения я с ним соглашусь — получилась прекрасная витрина творческих возможностей автора. Причем в некоторых случаях это и в самом деле была предварительная версия — «Энтропия в полночный час», «Флэшбэк» и «Женщины с зубастыми лонами» спустя десятилетия тематически переродились в «Бритву Дарвина», роман «Флэшбэк» и «Черные холмы».

«Энтропия в полночный час» — история о внутренней драме страховщика, который видит весь мир как череду событий, ведущих к смерти. Он взял дочь на выходные, чтобы отдохнуть, но вынужден постоянно себя одергивать, потому что за каждым шагом дочери видит опасность для ее жизни. Главный герой не способен отбросить видение мира, при котором все события связываются в последовательность, а потому страх возможной потери ограничивает его мысли и чувства. В итоге появляется удушающая любовь родителя к ребенку, от которой страдают все.

«Смерть в Бангкоке» — еще одна история про вьетнамскую войну от Симмонса. Главный герой потратил всю свою жизнь для мести за однополчанина, который погиб из-за эротического эксперимента во время побывки в Таиланде. Сюжет затерян среди тайских борделей, бесконечных каналов и баров с дешевой выпивкой, а над всем этим поднимается ужас СПИДа, который и представляет в данном случае смерть в любви.

«Женщины с зубастыми лонами» — новелла, в которой Симмонс отдает дань уважения своей части индейской крови. Ради любви парень вынужден отправиться в странствие по Черным холмам, дабы обрести собственное видение. Читается хорошо, но в целом напомнило читанные ранее индейские легенды — в них необязательно должна быть привычная нам фабула и впечатляющая мораль. Главный герой прошел свой путь, но нам нужно пройти свой.

«Флэшбэк» — разрушение трех поколений одной семьи с помощью наркотика, дарующего возможность увидеть прожитые ранее мгновения. Почему-то напомнило об интернете, хотя его пагубное влияние на жизнь отдельных людей и общество в целом, конечно, не столь однозначно, как влияние флэшбека. И тот, и другой даруют возможность скрыться от реальной жизни, оставив в области внимания только то, что интересно.

«Страстно влюбленный» — история, написанная под влиянием дневников и стихов ветеранов Первой мировой войны. Это достаточно интересный стертый эпизод из нашей культуры. Гражданская война и Октябрьская революция шокировали наш народ куда сильнее, чем ПМВ. По крайней мере истории о позиционной войне не занимают в нашем школьном курсе истории столько места. Со слов же профессионального преподавателя литературы Дена Симмонса получается, что в их литературе этот период обозначился очень ярко — смена бравурных стихов первых месяцев войны на тексты исполненные отрешенности, безнадежности и чернухи. Нечто подобное я встречал у авторов с противоположной линии фронта — немецких экспрессионистов.

Но у Симмонса герой вовсе не экспрессионист. Он все еще верит в свои идеалы, пусть его и трясет от окружающего ужаса. Ему помогает образ женщины, в которую он влюблен и которая спасает его от смерти раз за разом. Он не знает, кто она и не является ли она наваждением. Да и какой смысл о том рассуждать, когда эта любовь может быть последним светлым пятном в оставшихся часах жизни?

Итого: Крепкий сборник раннего Симмонса. Отдельные мотивы из него будут встречаться и в последующих работах. Все новеллы и в самом деле относятся к обозначенной в заглавии теме. Из чувствительных недостатков — небольшая затянутость последних трех новелл. Все-таки мне бы хотелось более быстрого темпа, которого я у Симмонса так и не нахожу.

http://kobold-wizard.livejournal.com/790553.html

Эксперимент с уцененной книжкой за 20 рублей можно признать неудачным. К сожалению, ди Филиппо показался мне излишне старомодным. Эта претензия относится вообще к большому пласту современной фантастики. Писать литературу так, как это делали лет 50 назад, конечно, можно, но она может показаться тусклой. Все те же космические торговцы, те же корпорации и игры с веществами... Конечно, градус тут повыше, но в подаче материала мрачные миры ди Филиппо — это все те же уютные мирки Звездных войн, Шекли и прочих авторов той поры. Даже до одиночества в Космосе — тут очень далеко.

Теперь о понравившемся.

«Пожизненное заключение» — для реабилитации преступников разработана программа по замене смертной казни на полное замещение личности смертельно больного гражданина. По сути продолжение идей, заложенных в последних главах «Заводного апельсина». Понравился гуманный финал, хотя внутренний конфликт можно было бы усилить.

«Солитоны» — та самая старомодная история про команду фриков, разыскивающую величайший и таинственный объект во Галактике. История выигрывает за счет постоянных конфликтов между членами группы, которые имеют кучу недосказанностей, придающих рассказу объем.

«Гравитоны» — журнал эксперимента над собой. После первых успехов проекта LIGO рассказ смотрится весьма интересно, да и описание нового диапазона чувств сделано красиво.

«Любой крутой чувак...» — собственно единственный полноценный прогностический рассказ в сборнике. Да и сама история одиссеи через переменившийся мир для мести, хоть и выглядит старомодно, но зато раскрывает внутренний мир главгероя. Хотя по сути это история о победе песчинки над механизмами.

Итого: На мой вкус, при всей пафосности аннотации сборник получился тусклый. Отмеченные 4 рассказа мне запомнились, а остальные я даже в общих чертах не перескажу.

«Дракон в мече» — по сути это роман-связка, в котором сошлись актуальная нам реальность, образ Вечного воителя и ветвь муркоковского многомирья, связанная с семьей фон Бек. Эта книга вышла спустя 16 лет после «Феникса в обсидиане» и, в целом, подводит черту под мытарствами Вечного воителя. Дальше были нечитанные еще мной циклы «Второй Эфир» и «Сказания об Альбиносе», которые, судя по аннотациям, имеют уже мало общего с кукольным театром раннего Муркока.

Однако, начинается «Дракон» вполне привычно — Эрикозе оказывается в новом мире и не один, а вместе со сбежавшим из нацистской Германии Ульриком фон Беком. Вместе они должны пережить еще одно нашествие Хаоса, а также борьбу в любовном треугольнике. Роман по-муркоковски богато украшен. Одни гигантские пароходы-города, ползающие по земле, стоят многого, но в финале Муркок высказывает свое отношение к происходящему весьма прозрачно: «Настоящая задача — придать жизни смысл, построить ее по собственным принципам». Эрикозе до самого конца остается Джон Дейкером, который когда-то страдал от тщетности своего бытия в Лондоне. Ему понадобились десятилетия новых страданий от постоянных напоминаний о призвании, чтобы осознать возможность реальной жизни в Лондоне.

Итого: Данная трилогия далеко не блещет, но в ней высказаны некоторые мысли автора, которые смотрелись бы неуместно в хрониках Корума или Хокмуна. Цикл об Эрикозе выпускает Вечного воителя в наш мир.

http://kobold-wizard.livejournal.com/787615.html

Вторая книга Эрикозе мне показалась малоинтересной. В ней Муркок с присущим ему китчевым мастерством создал монументальные декорации и реквизит: черная каменная пустыня, занесенная снегом и омываемая холодцеообразным океаном, лунатики в доспехе из серебра, громадные сани, которые по пустыне тянет четверка белых медведей-мутантов. Сюжет же повести, как это нередко бывает у Муркока, дан весьма простой: Вечный попаданец Эрикозе опять уносится в новый мир и пытается понять, зачем он оказался здесь, на Земле, умирающей в лучах гаснущего Солнца. Ключевых же элементов в повести ИМХО два. Во-первых, «больно будет только в первый раз» — главный герой настолько сроднился с миром первого романа, что тоска о нем, постоянно разрывает ему душу. Эрикозе не может принять то, что он обязан вечно перемещаться между мирами, теряя то, что ему дорого. Во-вторых, достаточно неплохо обыграно понятие «призвание» — то, что у человека получается лучше всего, может не вызывать у него никакой радости. Вечный воитель вынужден биться, хотя и бежит от этого, но его призывают страдающие, тем самым загоняя раз за разом в рамки картонного амплуа.

При этом несмотря на небольшой сгусток философии, я так и не мог отделаться от того, что в этот раз Муркок слишком хотел легко заработать. Ведь эстетика Вечной зимы уже прорабатывалась им в «Ледовой шхуне». Радует одно — другие образы, найденные в повести, он применил потом в «Танцорах на Краю времени», и там они смотрелись куда ярче.

http://kobold-wizard.livejournal.com/786618.html

С того дня, когда я дочитал роман, прошло уже больше месяца. Подготовка отзыва затянулась из-за отпуска и из-за ощущения, что я не готов говорить об этой книге. Теперь мне кажется, что пора черкнуть пару слов.

Тема гномов, троллей, их противостояния и Кумской битвы как одного из самых важных столкновений появилась еще в самом первом романе о городской страже. Этот конфликт позволял увидеть, что в Анк-Морпорке уживаются даже самые непримиримые соперники. Однако, в предыдущих романах Пратчетт все же показывал лишь небольшие стычки на национальной почве, которые неизбежны в быстро растущем городе-государстве. Теперь же миграционная политика патриция может обернуться полномасштабной гражданской войной, останавливать которую должны стражники во главе с командором Ваймсом.

С присущим ему мастерством Пратчетт достаточно интересно раскладывает по полочкам составляющие конфликта. Мы весьма мало знаем о прошлом. Те, кто говорят, что знают, могут назвать себя хранителями традиций, а потому — легко управлять массами. В момент серьезной неуверенности в себе мы рады, если кто-то покажет нам как жить в соответствии с «обычаями предков». Старую вражду легко разжечь с новой силой. Многие, кто раздувает конфликт, не подозревают масштаб последствий. И так далее... В основном, Пратчетт разбирает эти моменты на сообществе гномов. Тролли слишком эмоциональны для подобных концепций, а их старейшины настолько хитры, что неплохо переняли людские обычаи. Мусульманские кварталы против черной мафии Гарлема.

В отношении главных героев Пратчетт предпочел ничего не менять. Как и во многих предыдущих книгах, в стражу со скандалом принимают нового члена, девушку-вампира, что формирует внутригрупповой конфликт. Остальные персонажи проходят по статье «старые, добрые друзья», и это по-своему печально, потому что им стало не хватать жизни. Свежестью повеяло только в финале, когда звучат слова: «Я здесь не для того, чтобы удерживать тьму снаружи. Я здесь для того, чтобы не выпустить ее изнутри». Хотя нечто подобное уже было в «Пятом слоне».

Итого: Прачетт был великий автор, а «Шмяк!» — это действительно хорошая книга. Только этого мало. После «Пятого слона» мне до сих пор хочется взрыва, бьющего и по уму, и по сердцу, а вместо этого меня приглашают в паб, чтобы пропустить стаканчик со старыми друзьями. Это хорошо, и хорошо весьма, но душа требует иного. Пока в итоге шмяк.

http://kobold-wizard.livejournal.com/784887.html

Решил взять в поездку что-нибудь попроще и прихватил с собой давно купленный покет Шарпа. Не прогадал.

Литературному агенту, специализирующемуся на выпуске «остренького» ширпотреба для людей, не лишенных СПГСа, прислали анонимную книгу, в которой явно просматривался великий бестселлер. Суть романа — интимные отношения между подростком и восьмидесятилетней женщиной. Это взорвет публику. Однако американский издатель за свои 2 миллиона долларов хочет, чтобы ему выдали автора. Ведь нужно проводить презентации, встречи с читателями и вообще участвовать в рекламной кампании. Тогда агенту приходит в голову чудесная мысль — взять одного из своих неудачливых писателей и выдать его за автора шедевра «Девства ради помедлите о мужчины». C небольшой лжи начинает раскручиваться маховик поразительных и смешных совпадений, за которые мы любим Тома Шарпа.

В основе романа лежит жестокая сатира на литературный бизнес конца 70х. Чтение все еще в моде, а интеллектуалы и домохозяйки раскупают тиражи. Главное, чтобы в книге хватало перчика, но обязательно был и намек на глубокий смысл. В целом, главный герой дает некоторую схему написания бестселлера, а Том Шарп ей же, в общем-то, ей и следовал. Интересный факт — роман является рекламой книги, о сюжете которой мы практически ничего не узнаем. Эта мысль пробила меня после чтения Павича. Герои романа описывают лишь причину скандальности «Девства» и приводят пару-тройку цитат. В остальном мы видим только эффект бестселлера.

Отдельно следует сказать про финал. После «Флоузов» я хорошо запомнил, что Шарп это далеко не самый добрый автор. Можно даже сказать, что он весьма жестокий. В данном случае итогом сатирического романа, начинающегося с небольшой лжи, становится практически фолкнеровский или кафкианский ад. Главный герой увязает в клубке событий, выход из которого может быть только абсурдным.

Итого: Шарп — великолепный автор для отдыха. Хотя такой финал легкой истории огрел по голове. Это заставляет задуматься, что даже у небольших действий могут быть ооочень дальние последствия.

http://kobold-wizard.livejournal.com/783975.html

Вместе с «Нон Лон Доном» этот роман составляет «подростковый» блок в творчестве Мьевиля. В случае «Рельсов» возрастная планка установлена повыше, но все же по духу и по форме — это далеко не взрослое произведение,и, конечно, не самое качественное. Дело в том, что роман «для юношеского возраста» должен захватить читателя в свой поток и не отпускать до самого конца, иначе проявится подростковая скурпулезность в отношении познания мира, которая для мьевилевских ажурных фантазий противопоказана. Особенно для «Рельсов», где мир чертовски невероятен. Картинка c крото-китом, перепрыгивающим через поезд — яркое тому подтверждение.

Главный герой поступает помощником врача на поезд-кротобой. Во время своего первого рейса он должен получить необходимые навыки, а заодно и увидеть мир, вдоль и поперек расчерченный железнодорожным полотном. Помимо железных машин безводное пространство бороздят кротуроды — гигантские землеройные существа, жира и мяса в каждом из которых достаточно, чтобы можно было выручить приличные деньги. Вот только у капитана есть великая цель — кротурод цвета слоновой кости по кличке Весельчак Джек. Когда-то в схватке с ним, капитан потеряла руку и поклялась отомстить. В этом мире такая ситуация не редкость, а потому в портовых барах часто возникают клубы инвалидов, охотящихся на различных именных тварей. Сам же главный герой находит себя в поиске выхода из Рельсоморья к месту, где есть лишь один прямой путь. Ему хочется знать, что скрывается за границей привычного мира.

Мьевиль дает несколько частичных объяснений происходящему. Первое — оооочень широкий реверанс в сторону Пикника Стругацких, исходя из которого мусор после пикника — это цветочки. Второе — еще один виток социальной фантасмагории, дающийся в самом конце. Эти версии не взаимоисключающие, но в то же время и не дополняющие друг друга. Поэтому я остался несколько обескуражен. В особенности после финала, который выглядел настолько дешево, что напомнил бесконечные сериалы.

Таким образом у книги по сути два плюса: она легко читается и визуальная красота.

Итого: Книга осталась мной непонята. Куча ярких деталек, которые вместе собраны в некую икебану, а не в рабочий механизм. Надеюсь, это был просто спуск пара перед долгим и красивым путешествием в новых книгах.

Хотя, возможно, я ничего не смыслю в тайных смыслах искусства икебана.

http://kobold-wizard.livejournal.com/783453.html

В прошлом году благодаря Ю. Зонис были переизданы три романа про Эрекозе (я все же привык к такой форме этого имени). Не считая одной малотиражки, это издание первое за 15 лет. Причем «Дракон в мече» (он же по первому переводу «Орден тьмы») единственный раз выходил крупным тиражом в 1999ом в старом Северо-Западе. Теперь можно прочитать все романы в одном томе и с приличным переводом.

Этот цикл был всегда мной недооценен. Я начинал его читать и бросал. После хроник Корума и Хокмуна он казался пресным. Теперь после дюжины лет знакомства с творчеством Муркока я могу сказать, что «Вечный воитель» — весьма ценный текст. Хотя первое впечатление не было обманчивым — он действительно не отличается проработанностью. Муркок не старался скрыть картон, а потому погрузиться и поверить происходящему не получится. Но нужно ли это? Нет, на мой взгляд нужно взглянуть на все произведение в целом и оценить его легкость. Нежная легкая акварельная сказка о геноциде и расизме. Практически Алиса в Стране чудес, где ее назвали героем, вручили меч и доспехи и пообещали руку принца. При этом никто из окружающих ни о чем не задумывается. Главный герой оказывается орудием истребления в непонятной войне. Его соратники говорят о врагах как Врагах с большой буквы и требуют их тотального уничтожения. Именно за этим сладостным занятием главный герой и проводит больше половины романа. Картонные фигуры, кружась, рассыпаются на обрезки, а живое существо облеченное властью и бессмертием вынуждено встраиваться во всеобщую схему.

В определенный момент все ломается, потому что вражеские вожди оказываются куда более правильными, чем те люди за которых борется Эрекозе. Прекрасная внешность, сладкие речи и апелляция к тому, что нужно быть с теми, кто близок тебе по духу, а не теми, кому ты давал клятвы. Эльфы одним словом, хоть и названы «элдрены». Однако люди фанатичны, поэтому вместо согласия на перемирие королева людей, подобно Королеве Червей, вопит «Убей его!». После этого главный герой уже катится по наклонной к предательству, и однажды получает от элдренов тихое: «Ты предаешь собственную расу». Предательство есть повод для презрения, хотя главный герой и обласкан новыми союзниками. Дальше будет уже обратная ситуация с геноцидом, но в этот раз он станет личным выбором героя, потому что мол он не хочет продолжения людских безумств.

А теперь прописываем людей как русских, а элдренов как «Рейх». «Вечный воитель» в итоге стал сказкой выигравших, которые уже во время берлинской операции заливают советских солдат и солдат союзников (в тексте два континента людей, которые грызлись, но объединились для войны с элдренами) огнем из Оружия возмездия. Главному герою никто не дал объяснения об истоках тотальной войны, а потому можно судить только по итогам. Геноцид, обусловленный фанатизмом и страхом, признается преступлением, а геноцид ради выживания сладкоголосых сил — необходимой мерой. Личный выбор выступает как мерило правильности. Генерал Власов по сути.

Итого: Спектакль о войне между картонными солдатиками и говорящими куклами, в котором человек становится бездумным орудием. В какой-то мере роман стал пародией на многие образцы фентази, где война обязательно тотальна, а противники злые, потому что они Злые. С другой стороны роман можно попробовать развернуть как простую историю о методах манипуляций. Когда в тексте можно найти то, что автор, быть может, не закладывал — это хорошо.