Я читал «Остров Крым» довольно давно, и что-то мешает мне перечитать книгу, чтобы освежить впечатления. Боюсь, что имя этому «чему-то» — брезгливость. Это, само по себе, уже неплохо характеризует моё к ней отношение. Но могу, основываясь на старых впечатлениях, сказать и чуть подробнее.

Как давно известно, советский диссидент — плоть от плоти советской системы. И эта книга Аксёнова произросла из советской прозы стандартного пошиба. Разница лишь в знаке. Возьмём какой-нибудь стандартный советский детективно-социальный роман и поменяем в нём «плюс» на «минус». При этом поставим себе задачу понравиться западному читателю, а для этого задействуем набор узнаваемых штампов на тему загадочной русской души вообще и советской её разновидности — в частности. И вот капитаны овечкины из недобитых контриков превратятся в шевалье сан пер э сан репрош, страна победившего социализма — в Совдепию, её жители — в сволочей или в быдло. Корнеты оболенские красиво нальют вина, пока комиссары в пыльных шлемах водят в кабинеты их многочисленных девушек. Главный герой, разумеется, будет брутален, благороден, богат, успешен, умён, ироничен, сексуален и слегка секретен...

Да, возможно, книга произвела бы впечатление на советского человека, прочитавшего её в начале 1980-х годов. Но сейчас, право слово, она выглядит безвкусной, одномерной и неинтересной. Совершенно согласен с оценкой в одном из предыдущих отзывов — «либеральный соцреализм». И больше 4 баллов поставить книге не могу.

Негативные отзывы читателей о книгах всегда страдают некоторой поверхностностью — и по понятным причинам. Если произведение вам неинтересно, то вы обычно бросаете чтение до того, как накопится достаточно материалов для предметной критики. По крайней мере, я так делаю. Если же вы дочитали что-то до конца, то оно, скорее всего, пришлось вам по вкусу или, как минимум, вас заинтересовало. Я же в данном случае нахожусь в редкой ситуации: по не зависящим от меня техническим обстоятельствам (других книг просто не было в доступе) я когда-то прочитал довольно много — около десятка — книг из серии «Лабиринт Ехо». Хотя читать это было очень непросто. И как только у меня появилась возможность читать другие книги, я эту серию бросил. Но впечатления накопить успел.

Вот вам примерный пересказ всего сериала в одном абзаце. Главный Герой — бывший офисный рачок. Начальство его угнетало, друзья с ним не дружили, девушки его бросали... И вот, о чудо, он попал в мир, где всё совершенно наоборот! Начальство, друзья и девушки от него в восторге! Занимается он тем, что: а) обменивается незамысловатыми шутками со своими сослуживцами; б) вкусно, но необременительно для фигуры, ест, причём детально описывается, что, как и где; в) сладко пьёт — см. пункт «б»; г) в промежутках между шутками и приёмами пищи принимает участие в неутомительных для ума и тела приключениях с применением своих выдающихся, чудесным образом обретённых, магических талантов.

Ну, по нынешним временам в плюс автору, вероятно, можно поставить то, что он(а) пишет на грамотном, хотя и изобилующем штампами, русском языке.

Впрочем, очевидно, любители максианы есть, и их немало. О вкусах не спорят. Но что дают им эти книги, я до сих пор не могу понять.

В одной из миниатюр Аркадия Райкина звучала такая мысль: чтобы эффективно руководить советским заводом, надо с утра принять на грудь. Иначе ничего не выйдет — не будет взаимопонимания между тобой и твоими подчинёнными.

Здесь примерно та же история. Вероятно, чтобы понять и оценить «Москву-Петушки», нужно читать эту повесть — простите, поэму — в пьяном виде. Или, как минимум, иметь богатый алкогольный опыт. У меня же, человека непьющего, текст этот вызывает главным образом недоумение. Да, в паре мест я усмехнулся. Но в основном меня подташнивало.

На этом можно было бы и закончить. Но всё же скажу еще пару слов. Мне кажется, поклонники поэмы имеют склонность несколько переоценивают глубину данного текста. До абсурдного логического завершения довёл эту склонность Пелевин в своём издевательском эссе «Икстлан — Петушки», сравнив Веничку с кастанедовским доном Хенаро. Конечно, глубины неимоверные можно при желании обнаружить в любом тексте — было бы желание да подвешенный язык. Но при этом хорошо бы помнить, что не во всякой тёмной комнате сидит чёрная кошка.

Разумеется, описание бреда как литературный приём, как способ сместить фокус и взглянуть на мир с неожиданной стороны, имеет право на существование. Гоголь с его «Записками сумасшедшего» тому пример. Но дело здесь в том, что Поприщину сочувствуешь, а Веничка мне неприятен. Не жалко мне его. Совсем.

Вообще-то, книга эта в моём рейтинге потянула бы балла на 4-5. То есть плоховато, но не паталогично. Неинтересная мне литература, однако всё же литература. Ставлю ей единицу только потому, что не хочу, чтобы Фантлаб рекомендовал мне для прочтения что-либо подобное.

«Метро 2033» — убедительная иллюстрация того факта, что сегодня любой более или менее грамотный человек, прочитавший дюжину постапокалиптических фантастических романов, может написать свой. Который, в принципе, можно будет читать без особого отвращения. А можно будет и не читать. И если будут средства на раскрутку — он может превратиться в бестселлер. Но, вообще-то, текст романа не несёт в себе ничего нового, или интересного, или оригинального. Он катастрофически вторичен. Для тех, кто этого не читал: не тратьте зря время, почитайте лучше что-нибудь из классической фантастики, полезнее будет.

Помню, как при первом появления этой книги (в «Новом мире», кажется? — да, точно), под воздействием восторженных отзывов («О боже! Новый Булгаков!») я честно пытался это прочитать, но не смог осилить и нескольких десятков страниц, охваченный неодолимой скукой... Теперь, через тридцать с лишним лет, посмотрев на ряды поставленных ему здесь лаборантами девяток и десяток и глубоко вдохнув, попробовал повторить подход к этой штанге — роман не изменился, но, быть может, изменился я?

Да, я действительно изменился. Вчитаться в этот текст мне было довольно сложно, и самой неинтересной для меня стала «московская линия» — с описанием будней советской интеллигенции, всех этих будохлопов, гастрономически озабоченных друзей и бывших жён. Но когда я сквозь неё продрался — дело пошло. Я почувствовал симпатию к главному герою — а для меня это главное. Кроме того, чтение отчасти стало игрой по поиску литературных параллелей — а таких оказалось множество. «Мастер и Маргарита»? «Хромая судьба»? «Координаты чудес»? «Чертёнок номер тринадцать»? В конечном итоге — всего понемножку.

Между прочим, мне кажется, что роману не помешала бы хорошая редактура — в тексте много необязательного, ненужного, он вязок и тяжёл для чтения. Писать длинно вообще легче, чем коротко — и, похоже, в этом смысле автор жизни себе не усложнял.

Итак, перечитывать роман не буду, но о прочтении не жалею. Ставлю ему 6 баллов (по моей шкале — «ничего себе»).

Я долго думал, имеет ли смысл писать что-то по поводу этого текста. С одной стороны — вроде бы, много чести. С другой — Сорокин позволил мне ещё раз осознать одну простую вещь.

Искусство, как известно, призвано вызывать у человека эмоциональный отклик. Так вот. Ни один самый гениальный художник, величайший знаток техник живописи, умеющий перенести на холст деликатнейшие движения человеческой души или тончайшие оттенки красок природы, не сравнится по силе эмоционального воздействия на массового зрителя (именно по силе, а не по знаку) с ремесленником, который более или менее узнаваемо изобразит, скажем, обеденный стол, а на нем — кучку, я извиняюсь, экскрементов. Просто человеческий мозг так устроен, увы. Чтобы оценить работу гениального живописца, нужно уметь это делать, этому нужно учиться, это нужно воспитывать. А упомянутый натюрморт апеллирует к инстинктам, выработанным у наших предков за миллионы лет эволюции на просторах Африки.

Является ли хорошо выписанный кусок гуана на столе произведением искусства? Ну... наверное... в каком-то смысле. Эмоции-то он вызывает. Но увольте меня от таких эмоций и такого искусства.

Это всё, что я имею сказать о данном тексте. Оценки не ставлю, ибо нуля на шкале нет.

P.S. Всё же хочу добавить для понятности. Меня могут спросить: «Автор же не просто изображает пир каннибалов, а символически бичует <нужное вписать>, обличает <нужное вписать> и протестует против <нужного вписать>. Что же ты, против символизма в искусстве?» Нет, я и за символизм, и за бичевание пороков. Я против использования дешёвых приёмов. А натуралистическое описание убийства юной девственницы с её последующим пожиранием или, скажем, вивисекции пушистого котёнка — это именно дешёвый приём, незатейливо эксплуатирующий нашу эмпатию. И это заставляет меня предположить, что автор не умеет доносить свои мысли до читателя иными, более сложными, способами.

Если Пелевин всё время пишет один и тот же роман, то почему бы мне не писать на него один и тот же отзыв?

Итак. Ожидаемо. Ничего нового. Вариации на тему старых текстов. Эксплуатируются всё те же стандартные штампы массового сознания: криптократия, мировой заговор банкиров и вампиров — бессмысленный и беспощадный. На злобу дня к последним на этот раз пристёгнуты пусси райот и менты. Не сомневаюсь, что выйди книга на пару месяцев позже — и приснопамятный эпизод с Платоном Елениным в неё бы тоже вошёл. [Добавление от 2021 года: Кто такой этот Еленин? Убей, не помню. Sic transit gloria mundi...] Утром в газете, вечером в куплете. По мне так всё это скучновато и, главное, непонятно зачем писано.

И беда не в том, что это действительно написали... э-э-э... литературные афроамериканцы — не думаю, что это так — но в том, что тексты такого уровня они теоретически вполне могли бы создавать при минимальной поддержке со стороны мэтра.

Хотя есть и более весёлое предположение — Пелевин просто издевается над читателем. Точнее, экспериментально исследует вопрос о том, насколько можно снизить планку, не потеряв при этом интереса таргет-группы.

Пелевин давно (с «Омона Ра», наверное) перестал меня удивлять. Эта книга тоже совершенно ожидаема. И главный герой её пройдёт, как обычно, сквозь мрачные круги медиа-, крипто-, сексо- и плутократического ада, и, как водится, в конце этого путешествия обретёт просветление. И всё это, конечно, будет сопровождаться иронией автора — циничной, но горькой. И, разумеется, не будут забыты буддизм в изложении для чайников, шутки про сексменьшинства и нуворишей, рассуждения про эрос и танатос, а также игры в народную этимологию («вертухай -> VERTU HIGH» etc). В целом же — вы прочтёте очередной фрагмент того длинного романа, который автор пишет уже второй десяток лет. Если роман этот вам не надоел — вы не разочаруетесь.

Такой вот неоригинальный отзыв на это неоригинальное произведение.

Любопытно, что критика советского периода почти единодушно относит этот роман к неудачным. Несмотря на это (а может быть — именно поэтому), мне кажется, что роман очень неплох. По мне, так он — один из лучших у автора. И уж всяко не хуже «Старика Хоттабыча», против которого я, между прочим, тоже ничего не имею.

Да, люди конца 1950-х годов в книге несколько идеализированы. Так ведь автор сам это понимал — недаром роман так называется. Зато какие замечательные зарисовки Москвы конца позапрошлого века, какой сочный язык! Да и сама ситуация описана интереснейшая — не забывайте, что попаданческой фантастикой мы в 70-е избалованы не были. Помню, как прочитав роман тогда в первый раз, я всерьез размышлял о своей линии поведения в том случае, если я, вслед за Георгием Антошиным, попаду в прошлое. Бегом вступать в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»? Почему-то не очень хотелось. Просто коптить небо, дожидаясь революции (а про неё, заметьте, совершенно точно известно, что она будет) — тоже как-то неудобно...

Разумеется, выбрав такую тему, Лагин не мог не считаться с идеологической коньюктурой, но и тут он не оплошал, виртуозно обойдя некоторые острые углы. А описание встречи нашего современника с будущим Вождём мирового пролетариата — это вообще, я считаю, новое слово в советской литературе. Я сейчас без иронии говорю. Ну, почти без иронии.

В общем, рекомендую данный роман и любителям фантастики про «попаданцев» и любителям отечественной истории.

Несколько раз зарекался читать позднего Хайнлайна, и вот опять... На этот раз я ушибся об «Не убоюсь я зла».

Обмен мозгами — сюжет в фантастике не новый и многократно использованный. Не был оно новым и в 1970 году. Сознание субъекта А пересаживается в тело субъекта Б и испытывает в нём разные интересные ощущения — тем более интересные, чем больше различались пол/возраст/раса/материальное положение А и Б. Впрочем, из этого и сегодня вполне можно сделать интересный рассказ. К сожалению, Хайнлайн сделал из этого занудный роман.

Разумеется, в романе присутствуют Сладострастный Старец (СС) и Любвеобильная Леди (ЛЛ, она же Идеальная Подруга Главного Героя, она же Сферическая Женщина в Вакууме) — несть им числа в книгах Хайнлайна. Вероятно, автору показалась удачной мысль объединить их в одном теле — и он пересадил в ЛЛ мозг СС. При этом — почему-то и к сожалению — довольно-таки болтливое сознание ЛЛ никуда не делось. В результате роман более чем наполовину (с) заполнен утомительными внутренними диалогами гибридного тела, обильно сдобренными воркованием и автофлиртом. Впрочем, вероятно, свою лепту внёс в книгу и переводчик своими малышками, сучками, крошками, попками, плохими девочками и прочей лексикой, более характерной для малобюджетных локализаций малобюджетного же порно, чем для фантастики. Имеются в романе и другие привычные для читателей Хайнлайна типы, как то: Беспристрастный Судья, Продажный Судья, Беспринципный Учёный, Злопамятное Ничтожество и т.д. В основном к таким стандартным деталям и их сочленениям и сводится роман — если я чего-то не пропустил, долистывая его по диагонали. Сил уже не было дочитывать.

В общем, вам нужно прочитать эту книгу, если вам интересны эротические фантазии стареющего американца. Если же вы ищете новых фантастических идей — или хотя бы интересных разработок старых — то не стоит.

Любопытно, что в рецензиях роман именуется «сатирико-философским». Вот уж не заметил там ни первого, ни второго.

Даже не читая фантлабовских отзывов на этот роман, могу предположить, что часть читателей обвиняет Пелевина в антисоветизме, попрании святынь и глумлении над советской историей. Я с большим уважением отношусь к советской истории, но роман «Омон Ра». считаю одной из лучших вещей автора. Попробую объяснить, почему.

Книга была Пелевиным написана, а мною прочитана, в интересное время — в начале 90-х. Советский Союз разваливался, и перед глазами ошалевших от происходящего граждан бывшего государства одна за другой возникали картины, которые до этого могли им разве что присниться. Цена на кирпич ржаного хлеба, которая не менялась десятилетиями, стремительно скакнула вверх. Газета «Комсомольская правда» — один из главных идеологических рупоров государства — стремительно желтела. Великая Октябрьская Социалистическая Революция внезапно стала переворотом с маленькой буквы. Вечная дружба народов СССР замигала и погасла — народы вспомнили про старые счёты и начали их сводить. В такой ситуации впору было начать сомневаться и в полёте Гагарина. А хоть бы и в законах Ньютона — а ну как и тут нас обманывали?

Примерно эти ощущения книга отлично и передаёт — в присущей автору гротескной манере. Неважно, реальность это или кому-то пригрезилось — собственно, у Пелевина редко можно отличить одно от другого. Часть описанных историй — например, про миллион подпрыгнувших заключённых — это и вообще не его выдумки, а пересказы советских анекдотов. Здесь, мне кажется, важно иное — автор имеет право так об этом писать. Он жил в СССР в эти времена, его взгляд — взгляд изнутри, а не снаружи. Поэтому ему разрешено многое из того, что я бы, вероятно, не простил молодому современному литератору, если бы тот попытался изобразить что-то подобное. Но Пелевину — можно. Сейчас он пишет, на мой взгляд, довольно остранённые и холодные тексты, но в «Омоне Ра» ещё чувствуется что-то личное и живое — пожалуй, это последняя подобная вещь у Пелевина. Это еще не «роман про них», а роман про нас. А шутить над собой, как известно, позволяется, даже если юмор ваш циничен и чёрен, как отрезанная у курсанта лётного училища имени Мересьева нога.

Напишу-ка я, пожалуй, научно-фантастический бестселлер.

Итак, что там в последнее время на слуху в научных новостях? Секвентирование генома неандертальца, квантовые компьютеры, многомировые интерпретации квантовой механики, экскурсии магнитных полюсов Земли, солнечные нейтрино? Достаточно, беру. Решено — главным героем у нас будет неандерталец, занимающийся квантовыми компьютерами, который вывалился на Землю, прямо в нейтринную обсерваторию, под черенковские детекторы, из альтернативной реальности. Где не кроманьонцы истребили неандертальцев, а наоборот... Нет, неандертальцы никого не истребляли — кроманьонцы на их Земле вымерли сами из-за какого-то фокуса с геомагнитным полем. А неандертальцы — хорошие ребята: у них царят демократия, политкорректность, гендерное равенство, высокие технологии и одновременно — защита природы, контроль над рождаемостью, вегетарианство... Нет, пожалуй, вегетарианство нельзя, а то антропологи меня точно убьют. Ну, тогда они умерщвляют добычу, не испытывая к ней зла, с доброй улыбкой на лице.

Так, интерес нердов и зелёных я уже книге обеспечил. Для расширения аудитории нужно бы добавить в роман пару романтических линий. Пусть в неандертальца влюбляется умопомрачительно красивая земная женщина-физик... то есть, простите, физикиня, специалистка по теории элементарных частиц (или кто там изучает эти солнечные нейтрино? надо в википедии посмотреть)... Нет, это, пожалуй перебор. Пусть умопомрачительной физикиней будет её подруга. А она будет... э-э-э... генетикиней и секвентировать (роскошное всё-таки слово!) всякие геномы. Они с неандертальцем, значит, полюбят друг друга, но разные препятствия будут мешать их любви осуществиться в полной мере. И пусть у неандертальца будет бывшая подруга, к которой землянка ревнует. А ещё лучше — друг. Точно, друг! Потому что неандертальцы — хорошие, политкорректные ребята (см. выше), и этих предрассудков у них тоже нет.

Осталось добавить что-то для любителей острых сюжетов. Маньяка. Он вообще склонен к агрессии и насилию, а от политкорректности и гендерного равенства просто впадает в ярость. И вот этот Male Chauvinist Pig решил застрелить главного неандертальца. Или лучше — уничтожить вообще всех неандертальцев. А поддерживают его плохие парни из правительства. Он медленно и страшно готовится осуществить свою маниакальную идею. И в последний момент, когда таймер супербомбы, как водится, показывает 00:00:01, влюблённая пара главных героев его останавливает... Нет, это как-то совсем уж банально. Пусть будет не маньяк, а два маньяка! И хороший маньяк разрушает планы плохого. А хорошим он станет, пообщавшись с главным героем. Хм, только как этот неандерталец его переубедит? Ладно, придумаю что-нибудь. Каким-нибудь народным неандертальским способом.

Пожалуй, в один роман всё это не влезет — надо писать трилогию.

Что, такую трилогию уже кто-то написал? Роберт Сойер, говорите? И она называется «Неандертальский параллакс»? Ну вот, положительно ничего нового нельзя придумать в этом мире! Придётся ограничиться этим текстом.

Рассказ основан на крайне неправдоподобных посылках. Жителям Лагаша темнота внушает такой ужас, что они через полчаса сходят с ума. Они что — все спят с открытыми глазами? После очередного светопреставления выживают только дети, слепые и идиоты. А разве не именно они, как самые незащищённые, должны были погибнуть в создавшемся хаосе в первую очередь? Никому ранее не приходило в голову изобрести факел или свечу. То есть жители планеты настолько ленивы и нелюбопытны, что у них никогда не возникало потребности спуститься в пещеру или хотя бы в погреб? Да как они, при таком отсутствии любознательности, дошли до изобретения астрономии? (Здесь было замечание об одной астрономической несуразности, которое я убираю, потому что, как выяснилось, оно, по крайней мере отчасти, на совести переводчика: он перевёл фразу «no spot on the planet escapes the effects» как «на Лагаше не остается ни одного освещенного местечка».) И так далее.

А так как я во все эти несуразности не верю, то рассказ вызывает у меня только недоумение. Это всё прокатило бы для лёгкой юморески — но автор явно серьёзен: недаром же он переделал рассказ в роман.

Что касается «тончайшего исследования человеческой психологии», то тут, я надеюсь, автор одного из предыдущих отзывов пошутил. Это же Азимов, у него все характеры одинаковы, как сардинки в жестянке! Хотя любим мы его, конечно, не за это. В его вещах главные персонажи — логика и идеи, а не люди. Но как раз логика в данном случае и подкачала.

Да, в качестве дебюта молодого автора рассказ, быть может, и неплох. Но до «лучшего в мировой фантастике» ему далеко как до неба.

P.S. Могу допустить, что в позднейшем романе Азимов какие-то ляпы исправил. Но речь сейчас идёт о рассказе. Да и читать роман, чтобы это проверить, я особого желания не имею.

Я не любитель детективов. Возможно, ещё и поэтому данный роман Лема относится к моим любимым. Если его воспринимать именно как детектив, то он, наверное, проигрывает классике жанра. Поэтому так его воспринимать не нужно. Это не больший детектив чем, скажем, «Солярис» или «Непобедимый». Он не про преступление, а на излюбленные Лемом темы — о взаимосвязи случайности и необходимости, о природе, которая, согласно знаменитому высказыванию, «изощренна, но не злонамеренна».

Книга замечательна своей атмосферностью, интеллектуальностью и, не в последнюю очередь, своей неожиданной развязкой. Нет, убийца — не садовник. Знатоки жанра меня поправят, но мне сдаётся, что идея написать

То, что кому-то кажется недостатками — некоторая отстранённость повествования и отступления, не имеющие прямого отношения к основной сюжетной линии — я бы записал книге в плюс, а не в минус.

Интересно, что в конце 1970-х, когда я читал «Насморк» впервые, одна из побочных линий книги — вся эта суета вокруг террористов и терроризма — воспринимались мною как выдумка фантаста, имеющая мало отношения к действительности. Минуло 40 лет — и это уже не фантастика, а самая что ни на есть печальная реальность. Эх, пан Станислав, лучше бы вам было попать в точку в «Магеллановом облаке» или, на худой конец, в рассказах о пилоте Пирксе!

Любому другому писателю за такую книгу я поставил бы 10. Лему ставлю 9 только потому, что он — один из очень немногих — мог и лучше.

P.S. Разумеется, к «Хищным вещам века» роман не имеет ни малейшего отношения.

Я буду неоригинален и лаконичен. Эта книга — одно из больших моих разочарований. Много слышал о ней, наконец — попытался прочитать. Как и все, начав чтение, многого ждал от заданной ситуации (люди воскресают в новом мире со старой памятью). Но не дождался. Через сотню страниц текста понял, что дочитывать мне это неинтересно. И, по-моему, так и не дочитал (за давностью лет уже не помню). Гора родила мышь: ситуация, вокруг которой могло возникнуть выдающееся (не побоюсь этого слова) литературное произведение, стала лишь поводом для написания заурядного боевика типа «наши в чужом мире».

Книга, написанная большим, очень умным и начитанным ребёнком, который никак не может поверить, что несчастья, произошедшие с ним (его близкими, его веком, его страной), происходили в этом мире не один раз и до него.

Конечно, эмоционально эта вещь цепляет очень сильно — как всегда у Рыбакова. И, как почти всегда у Рыбакова, когда первое впечатление отпускает, выясняется, что есть некие логические шероховатости. Hу, о мелочах я говорить не буду. Hо вот о самом большом своем недоумении умолчать не могу.

И пришла мне в голову альтернативная теория, объясняющая описанное в книге.

Вот так. Гораздо менее весело, но намного более правдоподобно...

Я очень давно не перечитывал Гайдара. Настолько давно, что даже забыл, что «Мальчиш-Кибальчиш» — это «история в истории», вставка в другую его книгу. В памяти остался только «Бумбараш» (да и то скорее фильм, а он сильно отличается от недописанной книги по сюжету и радикально — по стилю повествования) и «Тимур и его команда». Поэтому перечитывать «Военную тайну» я начал с некоторой опаской. А ну как окажется, что это трафаретная и скучноватая детская книжка про пионеров и шпионов?

Не оказалась. Написано, по-моему, очень и очень неплохо. И, что очень важно, с чувством меры и вкуса. Гайдар хорошо чувствует фальшь. Приведу только два примера.

/Примечание: Если вы не читали повести, и подвержены глубоко мне непонятной, но распространённой ныне боязни спойлеров, то дальше не читайте!/

Атмосфера у повести очень тревожная, предвоенная. Казалось бы, велик был соблазн ввести в историю какого-нибудь иностранного диверсанта («В чем дело? Дело происходит, конечно, у нас, а фашист переодетый», как говорил Никифор Ляпис). Этот буржуин и сгубил бы Мальчиша-Альку. Я подзабыл повесть, поэтому ждал этого диверсанта — но не дождался. Гайдар удержался от этого соблазна — у него мальчик погибает по более прозаической, почти случайной причине.

Второй пример менее важный, но тоже показательный. Очень непафосно и лаконично описаны похороны Альки. «Что-то там над могилой говорили, кого-то с ненавистью проклинали, в чём-то крепко клялись, но всё это плохо слушала Натка». Дано лишь несколько мелких деталей. Гайдар понимает, что этого достаточно.

И, кстати, история про Кибальчиша (а это, на самом деле, сказка, которую рассказывает Алька Натке, а она потом пересказывает всему отряду) в повести звучит гораздо естественнее, чем вынутая из контекста.

В общем, респект автору. Вам может не нравиться ни та эпоха, ни гражданская позиция Гайдара. Он ведь, помимо прочего, в бытность свою красным командиром, о ужас, подавлял крестьянские восстания и в кого-то даже стрелял... Но если вы объективны, то вряд ли обвините его в неискренности. Гайдар писал то, во что верил. И писал сильно, чисто, честно.

Когда-то пытался осилить первый роман цикла, купившись на красовавшееся на обложке «Борис Стругацкий рекомендует». С недоумением отложил книгу в сторону. Успокаиваю себя тем, что мэтр сие творение даже и не открывал, а просто дал разрешение написать нечто хвалебное от своего имени для привлечения наивных лопухов типа меня. В общем — зауряднейшая и довольно унылая «фантастико-приключенческая сага» об одичавшем человечестве, покорённом и поедаемом %злобным_и_могущественным_неважно_кем% и пытающемся выжить в такой ситуации. Перевод А. Шабрина впечатление от романа не улучшил — впрочем, сильно испортить такое, я думаю, сложно.

Продолжаю знакомиться с непрочитанной в детстве классикой фантастики. На сей раз это роман Георгия Мартынова «Гианэя».

Прежде всего, Мартынов нетвёрд в физике. Эти спутники-шпионы — не то абсолютно белые, не то абсолютно чёрные — которые можно заметить с Земли, но почему-то не видно в упор, и которые по инерции летают по спиральным орбитам. Эти гравиометры, которые указывают наличие массы, но почему-то не направление на неё. Эта идея о том, что достаточно развернуть летящий межзвёздный корабль носом в какую-нибудь сторону, чтобы он туда сразу и полетел. И т.д. и т.п. Всё это немного напрягает. Ну и ладно, не он один такой, и не это главное.

Сюжет романа не вполне тривиален. Это уже далеко не профессор Всезнайкин, путешествующий на космолёте с пионером Петей и собакой Тузиком, типичный для некоторой части отечественной НФ того времени. И даже не «Каллисто» (в общем-то, довольно стандартная история про тесные контакты 3-го рода). Есть в нём и совершенно нешаблонная для советской фантастики того времени инопланетянка (чем-то напоминающая Нию из «Через тернии к звёздам»), и некий психологизм. Есть и другие находки — вероятно, бунт управляющего кораблём компьютера Мартынов описал чуть позже, чем Кларк в «Космической одиссее 2001», но совершенно независимо от него.

Кроме того, сюжет динамичен и способен удерживать внимание читателя (ну, по крайней мере, моё). На мой вкус, с этой динамичностью автор даже временами перебирает через край — иногда она уместна скорее для сценария, чем для романа («Лица стоящих напряглись. Что же делать? — явственно читалось на них. Как же нам поступить? Как же? Что же будет? И никто не знал, что в этот самый момент...» Это написал я, а не Мартынов, но принцип тот же). Так что вполне могу представить себе это на экране в качестве очередного творения Бондарчука нашего джуниора. Не дай бог, конечно.

С другой стороны, у меня, как и в случае «Каллистян», возникло ощущение, что в какой-то момент текст надоел автору. Ружья развешены, часть из них еще не выстрелила... И тут автор цедит: «Ну, в общем, и так далее, вот в таком примерно духе...» Примечательна фраза, которой кончается книга: «Остальное было понятно...». Возникает впечатление, что в этот момент писателя позвали обедать, и к роману он уже не возвращался.

Кстати, я читал переработанный книжный вариант 1971 года — с дописанным хэппи-эндом. Интересно было бы сравнить его с первым журнальным вариантом 1963-го.

Поразительная штука: повесть эта написана в 1881 году! Ещё раз, прописью: в одна тысяча восемьсот восемьдесят первом. То есть граф Толстой к этому времени ещё, вероятно, не успел потратить всех гонораров от первого издания «Анны Карениной», Антоша Чехонте только-только сочинил «Письмо к учёному соседу», а Алексей Пешков вообще работал посудомоем на пароходе.

При этом «Левша» звучит удивительно современно. Разумеется, уязвимая и уязвлённая национальная гордость, судьба Мастера в России и так далее — эта вообще вечные русские темы, они не устареют никогда. Но и язык, и стилистика, как это не странно, не кажутся устаревшими. Читая Толстого или Чехова, никогда не забываешь, что это было написано сто с лишним лет назад. Читая «Левшу» — забыть это можно вполне. В чём здесь секрет, я не вполне понимаю. Но читается этот шедевр на одном дыхании. Позднее что-то подобное делал Борис Шергин в своих сказках; а вообще писавших в подобном манере на удивление мало. Мне вспоминается «Повесть о капитане Копейкине», а из советского — Зощенко, хотя аналогии тут, конечно, очень отдалённые.

Лесков, как мне кажется, вообще сильно недооценённый русский писатель...

С детства полюбил эту повесть Давыдова. Очень мне это понравилось — прекрасная девушка из древнего Рима, выходящая ночью к костру наших современников. Сначала мы отвечаем девушке на её «Ave» — «Авэ, Цезарь, моритури тэ салютант!», потому что ничего другого вспомнить не можем. Потом пытаемся общаться на обрывках дурно усвоенной медицинской латыни. Потом поим сладким чаем, а утром везём в город и ищем там преподавателя латинского языка. Всё предельно логично, лично я так бы и поступал.

Да, разумеется, повесть несёт на себе приметы времени. Такое было время, и вот такие у него приметы. Но если назвать её «сказкой» (как это делают некоторые из лаборантов ниже), то так же придётся назвать и почти всю советскую фантастику тех времён. Ну полно вам, уважаемые господа! Чего бы вы хотели от советской фантастической повести? Чтобы злое кэгэбэ корабль пришельцев сбило, древнюю римлянку арестовало и допросило с пристрастием, машинку с усыпляющими лучами отобрало, пустило в серию и раздало советским разведчикам, а рассказчика посадило в гулаг, чтобы помалкивал?.. Тогда бы это получилась не советская фантастика шестидесятых, а российская — нулевых. Такой много, а повесть Давыдова — одна в своём роде. И никакая это не лакировка действительности, а просто небольшой сдвиг в будущее. Нигде же не написано, что действие повести происходить в 1965 году, во время её написания. Быть может, например, это случится в 1975, когда всё у нас будет совсем хорошо. С учетом этого маленького сдвига в светлое будущее почти всё описанное в повести довольно последовательно.

И ещё одно. В начале 60-х в советской фантастике произошли большие изменения — и повесть Давыдова это хорошо иллюстрирует. В самом деле: как выглядело советское произведение о контакте с пришельцами раньше? Возьмём, скажем, «Каллисто» Мартынова. Схема такова: прилетает корабль, и его замечают издалека — потому что зачем бы ему скрываться от братьев по разуму? Об этом пишут во всех газетах. Он садится — на территории СССР, разумеется (почти все пришельцы в советской фантастике садятся на территории СССР, а в американской, соответственно, на территории США). К нему посылается делегация, пришельцы приветствуют аборигенов и рассказывают им о своих достижениях в области науки, техники и социальной политики, а капиталисты скрежещут зубами от злобы и зависти...

Но не такую историю рассказывает нам Давыдов. Контакт произошёл... но его как бы и не было. О нём знают только те, кому это надо по долгу службы. Для западных читателей, воспитанных в традициях конспирологии, тут, конечно, ничего необычного не было бы — у них, как известно, засекреченные пришельцы давно уже через край Зоны 51 пересыпаются. А в советской фантастики такой сюжет, как мне кажется, встречается впервые. Разум во вселенной, конечно, есть, но вас, дорогие товарищи, это не касается. Что, несмотря на вполне счастливый конец, придаёт повести некоторый оттенок грусти.

Рассказ, безусловно, шедевр и классика фантастики. Но не менее интересным мне показалось чтение отзывов лаборантов. Удивительно, насколько по-разному читатели его воспринимают: «бездна юмора», «вообще ничего смешного», «триллер о маньяке-убийце», «жалко бедного больного», «рассказ о том, что надо читать инструкции», «пародия на психоанализ», «критика общества потребления» и много чего другого. И почти всё это правда, между прочим. Тем-то Шекли и замечателен, что он смог втиснуть это в небольшой текст.

Нет, что ни говори, а сороковые и пятидесятые годы — это золотой век американской фантастики. А сейчас и серебряный уже закончился, увы. Так что я сажусь на виртуальную скамеечку у парадной, кладу подбородок на виртуальную клюку, окидываю взглядом современных литераторов и брюзгливо шамкаю: «Не, сейчас такого уже не напишут. Куда им...».

Одно из двух: либо этой серии романов сильно не повезло с русскими переводчиками, либо это далеко не лучшие вещи Гаррисона.

За первое предположения говорит то, что переводить это у нас начали не раньше 1980-х, причём переводили любители (так называемая «ФЛП», если кто слышал, что расшифровывалось не то как «федерация любительских переводчиков», не то как «фантастика в литературном переводе», хотя литературного там зачастую было немного — смысл улавливался, и ладно). В начале девяностых, в условиях ажиотажного спроса на фантастику, эти полуподстрочники, естественно, в бумажных книгах и тискались — и (с некоторыми улучшениями) дожили до нашего времени. А вот профессиональные переводчики на «Стальную крысу», судя по всему, внимания так и не обратили.

Для того, чтобы почувствовать разницу, достаточно сравнить любой перевод любой «Крысы» со, скажем, ждановским переводом «Неукротимой планеты» из 24-го тома советской БСФ. Ну, например, вот вам начало одной книги:

А вот — начало другой:

Не правда ли, невозможно перепутать, где Жданов, а где переводчик ФЛПшной школы? Первый текст хочется читать. Второй, в лучшем случае, даёт вам понять, что написано в оригинале. Впрочем, едва ли даже это. Изучив первые два абзаца английского текста, можно обнаружить, что

Впрочем, допускаю (именно допускаю — ибо по-английски не читал), что и в оригинале автор мог сознательно снизить планку. Причём чем дальше, чем ниже он её опускал — последние книги серии плохи даже на фоне первых, что заметно не только по бледному корявому языку, но о по путаности и невнятности сюжета, например. Одним переводом, как мне кажется, сложно было бы добиться такого эффекта.

А скарее всего, эти две причины сосуществуют — схалтурил и автор, и переводчики.

В общем, если оценивать всю серию разом (что довольно условно, конечно), то я бы поставил ей ровно половину от максимально возможного балла, то есть 5. Можно прочесть один раз.

Собственно, мне почти нечего добавить к предыдущим отзывам. Просто хочу выразить своё восхищение книгой любимого моего писателя. Да, одна из лучших известных мне книг о той войне. Не о боевых действиях — а о войне как эпохе в жизни страны и человека. Именно так — хотя война там скорее сопутствующее обстоятельство, фон для действия.

У каждого читателя, вероятно, есть набор книги, которые формируют его представление о той или иной исторической эпохе. Так вот, на предвоенные годы и блокаду Ленинграда я смотрю во многом сквозь прозу Шефнера. Она негромкая, непафосная, и очень пронзительная.

Я много слышал про этот роман, и в основном плохого. Недавно сподобился прочитать, и оказалось, что ничего особенно ужасного он из себя не представляет. Для того времени — вполне добротно написанная детская книга. Да, это фантастика ближнего прицела. Да, разумеется, в ней есть коварные фашистские шпионы и доблестные советские разведчики. Читать это произведение для удовольствия я никому посоветовать не рискну. А вот для ознакомления с соответствующей страницей истории советской фантастики — почему бы и нет?

Азимов — автор двух, вероятно, самых сбивающих с толку концепций (тут лучше подходит импортное слово «misconceptions») в мировой научной фантастике. Так как он был ещё и неплохим учёным и отличным популяризатором науки, то эти концепции получились очень живучими. Про вторую — так называемую «психоисторию» — я расскажу потом и в другом месте. А первая — это «три закона роботехники».

Как известно, у азимовских роботов позитронные мозги. Почему «позитронные»? А бог его знает. Если там и вправду есть позитроны — то есть антиэлектроны, — то полезно помнить, что эти частицы отличаются от электронов ровно двумя свойствами. Во-первых, знаком электрического заряда, а во-вторых, тем, что, столкнувшись, электрон с позитроном полностью аннигилируют. Таким образом, если вам, по неведомой причине, нужно сделать мозги робота из позитронов и добиться, чтобы они не исчезли через миллисекунду во вспышке жёсткого гамма-излучения, вам нужны тяжеленные сверхпроводящие магнитные ловушки и прочая машинерия, поэтому робот ваш будет весить, самое меньшее, как карьерный экскаватор, а стоить в десятки раз дороже. Но, конечно, это мелочи — никаких позитронов в роботах, разумеется, нет, а термин «позитронный» — просто красивое слово, придуманное маркетологами U.S. Robots and Mechanical Men, Inc.

Но у этих мозгов есть и другое замечательное свойство. Все они подчиняются трём законам. Робот 1) не может нанести вред человеку, 2) не может не исполнить приказ человека, если он не противоречит пункту 1, и 3) должен заботиться о своём самосохранении, если это не противоречит пунктам 1 и 2. Тут возможны два варианта, между которыми автор колеблется (в рассказах можно найти подтверждение и тому, и другому). Во-первых, эти законы могут быть внешними по отношения к позитронным мозгам — просто создатели так их запрограммировали. Даже в этом случае сразу возникает масса вопросов. Как именно искусственный интеллект решает, что такое человек? Двуногое без перьев? И что такое вред, причинённый человеку? Вырвать ему зуб — это вред? А ввести в искусственную кому? Отпилить гангренозную ногу? Сделать эпилептику лоботомию? Убить преступника, который нападает на этого человека? Сделать аборт по медицинским показаниям? Наконец, сжечь еретика, дабы спасти его бессмертную душу? Ясно, что люди сами не разобрались в этих вопросах и вряд ли смогут когда-то до конца разобраться, а тут они каким-то образом формализовали это и объяснили машине. Ну, хорошо, допустим, объяснили. Сразу же возникают другие вопросы. А что, на рынке сразу же не появились роботы с пропатченными мозгами, которым наплевать на первый закон? И военные, а то и мафиози — люди, как правило, небедные — не заказали себе парочку моделей, которые подчиняются только им? Это тоже совершенно неправдоподобно. И Азимов, возможно, сам это понимал — потому в нескольких местах он утверждает, что законы встроены в роботов не на уровне софта, а на уровне железа. То есть соблюдение трёх законов — это неотъемлемый атрибут позитронных мозгов, без которых они не то сразу перестают работать, не то «теряют стабильность». Пользуясь более привычной аналогией — это как если бы процессор сгорал, если, скажем, оснащённый им компьютер начинал качать детское порно или дидосить сайт Микрософта. То есть те сами пресловутые позитроны, или как их там, умеют отличать добро от зла! Нужно ли говорить, что это ещё более неправдоподобно, чем вариант с законами, за выполнением которых следит некая резидентная программа?

Нет, в качестве маркетингового хода («Наши роботы совершенно безопасны, потому что в них встроена Позитронная Нейро-Нано-Суперсистема Защиты от Всего!») это бы еще можно было бы понять, но ведь в цикле азимовских рассказов о роботах это подано совсем не так. Азимов, вроде бы, был атеистом, но от концепции нравственных законов, которые настолько универсальны, что с лёгкостью встраиваются даже в робота. явственно попахивает объективным идеализмом.

Возможно, Азимов увлёкся чисто литературными бонусами своей идеи, а его многочисленные прозелиты возвели «законы роботехники» в абсолют — иногда можно встретить мнение, что автор изобрел чуть ли не универсальные законы функционирования разумных систем, sine qua non.

Недавно в интернете всем желающим был открыт доступ к самообучаюшнмуся чат-боту. По замыслу создателей, он должен был учиться уму-разуму, ведя разговоры с людьми. Ну, он и научился — за короткое время стал махровым расистом и матерщинником. Честное слово, это кажется мне более реалистичным сценарием. Я скорее поверю в Бендера Сгибальщика Родригеса — клептомана, эротомана и похабника, чем в ангелоподобных азимовских роботов.

Вообще-то, было бы логично, если бы азимовский цикл про роботов венчался рассказом именно про такого футурамовского Бендера, который неотличим от человека и способен на то, на что способен любой человек — на ложь, на эгоизм, на убийство. Но Азимов, насколько я знаю, такого рассказа не написал, хотя и подходил к этой идее довольно близко. Не успел или не захотел?

В заключение замечу, что каждый автор, разумеется, вправе придумывать любые законы функционирования своего мира, а то и менять их в процессе повествования. Но лично мне такая фантастика не очень интересна.

Когда-то, очень давно, эту повесть читала моя жена. Сейчас попросила меня её найти, описала несколько деталей, и по фразе «я Ольга, а не Оля» я книгу моментально в Яндексе нагуглил (о, эти современные оксюмороны!). Ну и, конечно, сразу же прочитал.

Повесть меня немного огорчила. Но не тем, о чём вы подумали. А тем, что я задумался: насколько далеко, всё-таки, мы ушли от советской детской литературы, причём не в лучшую сторону. Тогда можно было вот так взять и купить в магазине такую детскую книжку: без сюсюканья, без заигрывания с детьми, без манной каши с малиновым вареньем, без обязательного хэппи-энда, без гарри-поттерианства, со вполне невыдуманными жизненными проблемами, которые решает разумный и ответственный восьмилетний человек — Ольга Яковлева.

При этом книга не скучная и не мрачная. Она оптимистична — несмотря на некоторые не слишком весёлые события, которые в ней происходят. Не знаю точно, понравилась бы она мне 45 лет назад так, как понравилась сейчас, но, я думаю, запомнилась бы.

А, может быть, это даже и не такая уж замечательная повесть? Просто она произвела на меня впечатление на резком контрасте с тем, что пишут для детей сейчас? Не знаю. Прочитайте сами. Вспомните (ну, или узнайте, если вы молоды), что считалось детской литературой полвека назад.

Ставлю «Ольге Яковлевой» свою глубоко субъективную девятку.

P.S. Сергей Иванов, как я сейчас узнал, написал, помимо всего прочего, сценарий к мультфильму «Падал прошлогодний снег», за что ему отдельный респект и уважение!

По словам автора, это «авантюрно-любовный роман про то, как муж любил жену», действие которого происходит в мире «Убить некроманта» через два века после Дольфа. Но автор, конечно, лукавит — и потому, что никакого отношения к Дольфу книга не имеет, и потому, что роман не вполне «про мужа и жену», хотя соответствующая сюжетная линия в нём имеется. Я бы сказал, что главным героем книги (возможно, вопреки исходному намерению автора) является Антоний — начинающий мерзавец, в котором по мере взросления волей обстоятельств пробуждаются совесть и сострадание. А роман, таким образом — это «роман взросления». И это, пожалуй, единственное, что, помимо формальных обстоятельств, роднит его с «Убить некроманта».

Повествование в романе ведётся от лица нескольких (пяти, по-моему) персонажей — но это не ведёт к путанице, потому что автор смог найти каждому герою уникальные речевые характеристики. Тут, как и в других книгах Далина, заметно, какое важное значение он этим характеристикам придаёт. В частности, написанное от лица Жанны вовсе не «сопливо», как тут ниже выразились. Это именно та манера изъясняться, которая должна быть у неглупой и хорошо, хотя несколько односторонне и книжно, образованной девочки, воспитанной при монастыре.

Мне роман понравился. Впрочем, мне вообще, как правило, нравится то, что пишет Далин. Ставлю книге твёрдую восьмёрку.

Эту книжку с двумя львами и укротителем на обложке я в первый раз прочитал более полувека назад, а за всё детство перечитал раз, наверное, сто. А сто первый раз освежил впечатления совсем недавно. И я нынешний соглашусь с собою тогдашним — это хорошая книга.

Александр Лукашин в «Энциклопедии фантастики» называет «Капитана Крокуса» (далее КК) неудачным подражанием «Трём толстякам». Вот уж с чем я не согласен категорически! Сказка молодого Олеши — очередная иллюстрация к «Коммунистическому манифесту»: хорошие пролетарии побеждают плохих буржуев. Примерно такую же сказку, в русле существующей в СССР тогда литературной конъюктуры, могли бы написать, скажем, Эренфест или Шагинян. А книга 60-летнего Кнорре написана совсем в другую эпоху и про другое — это скорее Оруэлл, пусть и немножко упрощённый для детей. Впрочем, Лукашин, похоже, книги Кнорре просматривал по диагонали — иначе откуда бы, например, утверждение о том, что в «Рыцарской сказке», используется «традиционный сюжет о рыцаре и прекрасной даме»? Откуда там дама-то взялась?

Но вернёмся к КК. Итак, это, во-первых, история для детей (сознательно буду избегать слова «сказка»), а, во-вторых, история про тоталитаризм. Эти обстоятельства сразу ставят книгу особняком в ряду других. Я детских книг, посвящённых этой теме, до Кнорре что-то не припоминаю. Был совершенно недетский «Дракон» Шварца. Книги Крапивина (самое близкое, что я могу припомнить, хотя и несколько о другом) появились уже позже, в семидесятых. Да, были сказки о тирании (типа «Трёх Толстяков», см. выше), в которых простой народ сначала стенает под пятой угнетателей, а потом дружно их свергает. Но в книге Кнорре таких вот толстых угнетателей и голодных угнетённых, как у Олеши, в чистом виде вообще нет. Зло там вообще не очень персонифицировано. Жуткое и нелепое Чучелище aka Генерал-Кибернатор попал на свой верховный пост совершенно случайно и был удержан у власти нужными людьми только потому, что оказался в нужное время и в нужном месте. И никакой он, на самом деле, не Главный Антагонист — это я, между прочим, и в детстве уже неплохо понял. Пришёл он к власти, в конечном счёте, благодаря оплошности беззаботного клоуна Коко — просто сбежал из цирка. Обходись Коко со своим Чучелищем поласковее, возможно, этой истории бы и не произошло. Он виноват. А кто, собственно, не виноват? Да, виноваты члены Тайного совета, полицейские, сыщики, военные, пожарные, учёные... Музыканты, которые играли бодрые марши... Простые жители, которые наблюдали за постепенным повышениям градуса очучеления и молчали. Капитан Крокус, который малодушно прятался в своём домике с любимым львом, вместо того, чтобы показать всем злодеям, где раки зимуют... Да, все виноваты в разной степени — но ведь виноваты! Будь это нормальная сказка, жители Города должны были бы в едином порыве и под руководством отважного Главного Героя встать на борьбу с злом и его победить. А Капитан, вместо того, чтобы смело броситься выручать своего старого друга, а лучше и вообще всех жителей Города, предпочёл бежать, в безнадёжной попытке спасти чужих детей и полузнакомых зверей, и это тоже как-то не по-сказочному. В конце концов с Чучелищем справился не Главный Герой (кто бы он ни был), а поросёнок Персик, причём в силу, опять-таки, довольно случайного стечения обстоятельств. А в не вполне героическом эпилоге я тоже не очень-то верю взрослым горожанам, которые обещают, что «никогда-никогда» больше такого не допустят. Вот так уж и не допустят? «Дракон» здесь был помянут неслучайно. «Зло ушло, добро пришло, чик-чирик-чирик-ура...» Это не окончательная победа добра над злом, это такой вот открытый финал. Глухонемые души никуда не делись. И вообще, как думалось Румате Эсторскому, «как здорово было бы, если бы с планеты исчезли все люди старше десяти лет...»

Теперь о самом неоднозначном — о «жестокостях», в которых Кнорре кое-кто обвиняет. Вернее, о «ненужных жестокостях». Ведь в книге живых существ, о ужас, умерщвляют и превращают в механические чучела. Мне довелось участвовать в оживлённой дискуссии по этому поводу, и я сказал оппоненту примерно следующее. Очень тяжело оценивать степень нужности или ненужности описаний насилия в книгах. С тем, что иногда без них не обойтись даже в детской литературе, никто, наверное, спорить не будет, вопрос лишь о дозах. Это, разумеется, зависит и от художественных задач автора и от возраста детей, для которых книга предназначена. Здесь я могу попытаться реконструировать свои детские впечатления. В семь лет я, вероятно, вообще не обратил на эти моменты в книге внимания (между прочим, никакой кровищи там нет, даже бутафорской; всё это очучеление происходит за границами читательского взгляда и описано довольно условно — нечто острое и железное нам показывают только один раз, перед счастливым спасением клоуна Коко). Потом — постепенно — пришло осознание того, что ведь людей и зверей всерьёз убивают, потрошат и превращают в бездушные автоматы. Или всё-таки понарошку? Да нет, всерьёз! Это было жутковато, конечно. Очень жалко было людей, ещё жальче было кошек и собак. Но, насколько я могу судить, ни к каким психологическим травмам не привело. Возможно, я был довольно толстокожим ребёнком.

Зачем всё это было нужно автору? Ну вот я мысленно извлекаю из КК всю линию, связанную с очучелением. Что остаётся? Школьных учителей заменяют автоматами, которые учат детей трезвому взгляду на жизнь. При этом запрещают читать сказки — нехорошо, конечно. В цирке вместо живых зверей выступают автоматы... хотя нет, это же были бывшие живые, но автоматизированные звери, им неоткуда взяться... Что ещё? Описывать ужасы психологического давления и ломки душ, как это сделано у Оруэлла, нельзя — книга детская. Но не настолько детская, чтобы обойтись без страшной и серьёзной угрозы. Иначе от чего спасают дети своих питомцев? От какой опасности Капитан пытается уберечь детей и зверей? Нет такой опасности — и самый, как мне кажется, эмоционально сильный эпизод — когда капитан Крокус спасает со склада Комбината предназначенных к очучелению зверей, из книги выпадает. Быть может, Кнорре стоило оставить угрозу вивисекции и автоматизации только над животными? Но это ещё вопрос, что более жестоко и кого ребёнку жальче — человека или пса.

Можно, вероятно, обвинить Кнорре в неудачном выборе художественных средств — хотя оценка этих средств как удачных или неудачных довольно субъективна. (Я, скажем, читал дискуссию о «Белом Биме — Чёрное Ухо», в которой одна из спорящих сторон оценивала эту книгу как полезнейшую для детских душ, а другая — как чудовищно и ненужно жестокую). Но говорить, что душевно чёрствый автор не понимает, что делает, или так просто влепил в свою историю Чучельномеханический комбинат, чтобы детишкам не скучно было — это, конечно, неверно. Быть может, он просто помнил фразу Гейне: «Wer Bücher verbrennt, verbrennt auch Menschen» («Кто сжигает книги, сжигает и людей»)? Вот что действительно было бы плохо, вредно, отвратительно, это если бы в книге кого-то убивали, а читателю было бы их не жалко. Если падающей наковальней — в лепёшку, а мне весело. Но КК — это совершенно не тот случай.

Перечитав написанное выше, я понял, что, увлекшись этическими и педагогическими вопросами, я почти ничего не сказал о собственно литературных достоинствах КК. У кого-то может возникнуть впечатление, что вся книга полностью посвящена обличению тоталитаризма и прочим скучным материям. Но это не так. Книга написана отлично, богатым языком, с выстроенным сюжетом, живыми персонажами, хорошим юмором. По-моему, молодым читателям её стоит прочесть. А может, и не только им.

Подведу итог: книга Кнорре — это неправильная сказка, но мне она нравилась и нравится. Узнать, понравится ли она вам, можно только одним способом.

Кстати, в детстве я ничего, кроме КК, у автора, разумеется, не читал. А сравнительно недавно решил исправить этот пробел и прочитал его «взрослую» беллетристику. Одно из двух: либо я ничего не понимаю в литературе, либо Фёдор Кнорре — хороший, тонкий, психологичный писатель, совершенно незаслуженно забытый.

Любопытно заметить, как меняется эта сказка в зависимости от того, действует ли в ней Кот или Кошка. У Киплинга, у большинства переводчиков на русский, да и в советском мультфильме 1968 года, сам по себе гуляет Кот (в оригинале используется местоимение «He»). И вся история, таким образом — про хитрого самца, который проник на территорию сильного, но простодушного конкурента и обеспечил себе часть внимания его самки и некоторые права. Но вот у Маршака и Чуковского, в самом распространённом русском переводе, сама по себе гуляет Кошка, и это несколько другая история, в которой две изобретательные особы женского пола конкурируют за ресурсы самца. И, в конечном счёте, Мужчина нежданно-негаданно для себя обзаводится гаремом, состоящим из Женщины и Кошки, которые не слишком любят друг друга, но вынуждены сосуществовать.

Уж не знаю, какие выводы можно сделать из этого наблюдения, но какие-то наверняка можно...

В отзыве на «Рассказы о роботах» я написал, что Азимов известен как автор двух сбивающих с толку концепций. Там я говорил про первую, вот вам анализ второй.

Итак, основная идея, на которой построен этот цикл Азимова — это допущение, что существует возможность (почти) точно предсказать будущее человечества на (почти) неограниченное время вперёд. Именно это умеет делать психоистория — наука, которую изобрёл гениальный математик Гари Сэлдон, и именно тому, как замечательно реальность согласуется с теорией, главным образом и посвящёны эти романы. Психоистория сбойнула, по-моему, только один раз, когда в неё вмещалось некое уникальное непредсказуемое обстоятельство, а в остальных случаях работала прекрасно.

Нельзя сказать, что концепция психоистории внутренне противоречива или литературно некрасива. Собственно, у неё есть ровно один недостаток — она просто неверна. Для того, чтобы понять это, достаточно вспомнить, как часто вы в своей жизни сталкивались с более или менее точным прогнозом погоды, скажем, на месяц вперёд (не считая прогноза того банального факта, что в средних широтах северного полушария Земли в ноябре, скорее всего, будет холоднее чем в октябре и т.д.). И это вовсе не потому, что метеорологи глупы или ленивы. Просто атмосфера Земли — хаотическая система, её динамику в принципе нельзя предсказать за пределами сравнительно небольшого отрезка времени, который равен, грубо говоря, неделе, и который иногда называют «горизонтом предсказуемости» или «ляпуновским временем», в честь выдающегося русского математика А.М. Ляпунова. И наука осознала это довольно поздно — примерно к началу XX века. А до этого времени доминировала точка зрения, что если мы достаточно точно измерим начальное состояние системы и аккуратно сделаем расчёты, то мы узнаем всё про её судьбу. (Гипотетическое существо, которое способно это делать, обычно называют демоном Лапласа). Собственно, эта точка зрения возникла в XVIII веке под влиянием развития небесной механики, когда астрономы с восторгом выяснили, что достаточно хорошего телескопа и знания законов Ньютона, чтобы точно предсказать положения планет и комет и через десятки, и через сотни лет. А преломившись в массовом сознании, это идея породила образ яйцеголового учёного, который прикидывает что-то на салфетке и рассказывает вам с точностью до минуты, когда именно взорвётся Солнце, произойдёт землетрясение или извергнется Йеллоустоунский вулкан. И, боюсь, азимовские рассказы тоже причастны к формированию такого штампа.

Но в XX веке учёные (не голливудские, а настоящие) с удивлением осознали, что природа так не работает. Хаотические динамические системы в принципе непредсказуемы. А к хаотическим, если быть кратким, относится подавляющее большинство сложных систем (в скобках заметим, что сложность требуется весьма умеренная: допустим, система из N гравитирующих тел хаотична начиная с N=3). Именно поэтому нельзя задолго предсказать ни изменения погоды, ни солнечную вспышку, ни экономический кризис. И, разумеется, социальные системы тоже являются хаотическими.

Вернёмся к Азимову. Если бы он писал фэнтези и ввёл бы в повествование какую-нибудь Длань Судьбы, которая управляет ходом событий, то особых претензий у меня к нему бы и не было. Но он писал фантастику как-бы-твёрдую, и, читая об очередном сделанном двести лет назад и сбывшемся с точностью до недели гениальном сэлдоновском прогнозе, я не верю автору, по указанным выше причинам, и мне становится не очень интересно.

Однако даже это не имело бы значения, если бы Азимов умел писать хорошо в литературном смысле. Но, увы, красоты стиля и глубина проработки характеров — это не его сильная сторона. Остаётся следить за процессами и идеями, а основная идея, описывающая процессы, в данном случае подкачала. Ну, я так думаю. И ставлю этому циклу 6 баллов, при этом один балл добавлен из уважение к другим трудам Азимова — они действительно того заслуживают, несмотря ни на что.

Мало есть в моей читательской жизни удовольствий выше, чем прочитать книгу неглупого, наблюдательного и владеющего пером человека, в которой он, не мудрствуя лукаво, рассказывает о своей жизни. Здесь именно тот случай — доктор технических наук Ирина Вентцель, конечно, знает и понимает, о чём пишет.

А тут ешё и тема мне близка. Хотя и грустно, что по нынешним временам повесть про научных работников — это почти то же, что повесть из жизни ассирийских резчиков печатей. Такая вот древняя, экзотическая и мало кому нужная профессия. Но если вы тоже, как и я, ощущаете себя реликтом ушедшей эпохи НТР, то вам понравится — как, скорее всего, и большая часть написанного И. Грековой.

Меня удивил отзыв уважаемой makelen. Действительно, «Кролики и удавы» и «Скотный двор» несравнимы по качеству, но соотношение здесь ровно обратное, на мой взгляд. У Оруэлла получился довольно примитивный политический памфлет невеликих художественных достоинств. А Фазиль Искандер написал книгу умную, тонкую и ироничную, смешную и грустную одновременно, с двумя убедительно выписанными обществами — очень разными, но в чём-то и неуловимо похожими.

Ещё одна деталь, которая выгодно отличает Искандера от Оруэлла. Последний стоит в сторонке в белом пальто и обличающее указывает перстом на своих антропоморфных зверюшек: «Посмотри же, мой читатель, как они глупы, эгоистичны, властолюбивы...». А Искандер не обличает, он скорее сочувствует своим героям. «Да, мы такие, — говорит он, — но ведь с этим же надо что-то делать, как вы считаете?..»

Кстати, у нас в семье цитаты из «КиУ» разошлись на мемы. Например, чтобы сослаться на советские времена, мы говорим: «это было при гипнозе». На первый взгляд, действительно, кролики, которых гипнотизируют удавы — это наше советское прошлое. Тогда кролики, поборовшие страх перед удавами, вроде бы, должны быть настоящим? На самом деле всё сложнее, конечно. В каждом из нас живёт и кролик, и удав, хотя и в разных пропорциях.

Я не готов сейчас глубоко анализировать эту книгу, хотя она этого, конечно, заслуживает. Но если вы её не читали — усиленно рекомендую. Особенно если Оруэлл вам, как и мне, не зашёл.

Это очень американская книга. Её можно отнести к жанру «историй успеха», и в ней неявно подразумеваются (а иногда и явно проговариваются) две вещи: во-первых, если человек заработал миллион долларов своими книгами, то он — хороший писатель. Во-вторых, желающий может повторить этот успех, если прилежно воспользуется данными ему рецептами. И то и другое, в общем случае, разумеется, неверно, и иногда книги подобного жанра выглядят довольно смешно. Как если бы, например, Альберт Эйнштейн написал книгу «Как создавать революционные физические теории».

Впрочем, Кинг, разумеется, не Эйнштейн от беллетристики. Он (по моему оценочному и глубоко субъективному суждению) — классический крепкий ремесленник, который наработанными техническими приёмами компенсирует отсутствие искры божьей. Какой-то смысл в его инструкциях, наверное, есть. «Пишите по столько-то часов в день... заводите знакомства среди литагентов... избегайте наречий в характеристиках прямой речи... много читайте... работайте... работайте... работайте...» Говорю об этом без пренебрежения: если вам захочется купить дом, вы, скорее всего, предпочтёте коттедж, построенный трудолюбивым ремесленникам по всем правилам (фундамент, стены, крыша), а не экспромт гениального творца, который либо простоит тысячу лет, либо развалится через неделю. Тем не менее, я не очень верю, что можно научиться писать хорошие книги (и заработать миллион долларов), изучив подобную инструкцию и добросовестно ей следуя.

Всё сказанное, конечно, не относится к мемуарной части книги, которая довольно интересна. Хотя написать совсем и никому не интересные мемуары вообще довольно трудно.

Ставлю этой книге 5 баллов («можно прочесть один раз»), оценивая примерно тем же баллом и все остальные книги писателя. Да, Кинг — это не моё.

Книжка в жанре «киберпанк-постапокалиптический боевик». Никак не мог отделаться от мысли, что читаю беллетризацию какого-то шутера с элементами РПГ. Левелапы героя размеренно чередуются с прохождением локаций, заполненных очень злыми и совершенно безликими и бессловесными врагами (автор даёт плохим парням сказать пару слов буквально два раза, в самом начале романа и в самом конце) на фоне не очень навязчивого сюжета.

Прочитать и забыть. Впрочем, быть может, в сравнении с другими произведениями похожего жанра, это и неплохо написано — у меня маловато материала для сравнения, а набирать его как-то не тянет. А посему — 5 баллов.

Попытки описать логику, отличную от традиционной, и общество, построенное на использовании такой логики, безусловно, заслуживают уважения. Беда только в том, что в данном случае попытка эта автору не удалась.

Приставка «нуль-А» (сокращение от «неаристотелева логика») употребляется Ван Вогтом к месту и не к месту («нуль-А гармония», «нуль-А воспитание», «нуль-А пауза», даже «нуль-А детектив»), но, к сожалению, внятно объяснить, что это за логика такая и чем она отличается от аристотелевой, он так и не смог. Не считать же объяснениями голословные заверения о ну о-о-очень больших преимуществах, которыми адепты новой философии обладают перед традиционалистами, или банальности вроде той, что «во Вселенной не существует двух одинаковых ситуаций»? (Кто бы мог подумать?! А это, между прочим, основной принцип «нуль-А» логики.) У меня даже возникло подозрение, что сам автор где-то слышал про то, что Аристотель изобрёл какую-то логику, но в детали не вдавался. В результате при чтении я не мог отделаться от впечатления, что «нуль-А» — это не концепция, которую автор хочет мне объяснить, а новая двухпроцессорная сковорода с нанопокрытием, которую он хочет мне продать.

Конечно, странно было бы требовать от Ван Вогта, чтобы он создал новое революционное философское учение — в конце концов, он литератор, а не мыслитель или религиозный гуру. Но и в качестве литературной детали, оживляющей созданный им мир, все эти «нуль-А» штуки тоже не работают. А если извлечь их из книги, то в ней, на мой взгляд, вообще ничего не останется.

Ставлю пять баллов (а не нуль :) за благое, но неосуществлённое намерение.

Несмотря на то, что рассказ этот кое-кто критикует за «пафосность» и «научную недостоверность», мне он всегда нравился. Просто не надо воспринимать его как твёрдую НФ, как «гипотезу о возникновении Балтийского моря». Он будит воображение — а ведь это главное, что требуется от художественного произведения. Ну, а если вам хочется больше научности, то вспомните вполне научный факт: наш вид неоднократно проходил через «бутылочное горлышко», то есть ситуацию, когда представителей вида оставалось мало, и будущее человечества зависило буквально от каждого решения каждого из оставшихся. Пойдёшь на восток — станешь древним китайцем или австралийцем, на запад — древним европейцем, а на юг — древным мбембунгийцем... «Каким мбембунгийцем?» — спросите вы. Да откуда же я знаю, если туда никто не пошёл?! Меня эта мысль волнует больше, чем геофизическая и антропологическая достоверность описанных картин.

Я читал этот роман в Альпах... Хорошо звучит, и к тому же совершеннейшая правда. Как-то на выходных я решил забраться на гору в Гармиш-Патренкирхене, а в электронной читалке, чтобы скоротать два часа езды от Мюнхена, у меня была «Волшебная гора»... С тех пор я понял, что чтение любой литературы даёт очень интересные дополнительные ощущения, если вы находитесь сравнительно недалеко от мест, в ней описанных.

Теперь к делу. Роман мне понравился. Не имею ни желания, ни таланта писать о нём подробно. Кроме того, уверен, что под считанными мною смысловыми слоями находится целая геологическая формация смыслов, до которых я пока не докопался. Поэтому буквально пару слов, чтобы помочь вам определиться: читать или нет. Не читайте роман, если вы любите динамичное действие — роман довольно нетороплив, хотя не в коем случае не скучен. Это, без сомнения, Bildungsroman — «роман воспитания». Действие — если говорить о внешней сюжетной канве — происходит в туберкулёзном санатории. Однако основные события происходят в уме и душе главного героя.

«Волшебная гора» в моём личном ассоциативном поле размещается где-то неподалёку от «земной» прозы Станислава Лема — факт неожиданный, но, если вдуматься, вполне объяснимый. Сам Лем неоднократно говорил о своей симпатии именно к «романам воспитания» (кажется, и термин этот я впервые у него встретил). Да и Ганс Касторп своей неторопливостью, любознательностью и основательностью чем-то напоминает мне молодого пилота Пиркса.

Я, конечно, знал, что у известного мне главным образом детскими рассказами писателя Бориса Житкова есть «взрослый» роман с нелёгкой судьбой. Довелось мне слышать и о том, что это «один из лучших романов о русской революции». И это меня настораживало: последний роман, рекомендованный мне как «лучшее о революции» — «Доктор Живаго» — я одолеть так и не смог.

Но «Виктора Вавича» я дочитал до конца, хотя это было не самое лёгкое чтение. Тот стиль, что был хорош для рассказов вроде «Механика Салерно» или «Под водой» — короткорубленые предложения со строго дозированной долей эпитетов — в романе через некоторое время начинает утомлять. Да и вообще, роман норовит рассыпаться на отдельные эпизоды — пусть и связанные общими героями. Но ощущение будущей революции книга, без сомнения, создаёт. И это не слишком радостное ощущение. Никаких следов романтизации революции, привычной для советской литературной текучки, в романе нет. И недаром Фадеев ставил в упрёк автору «отсутствие ясной позиции». Симпатии Житкова, без сомнения, на стороне революционеров, но это не мешает ему вывести в качестве одного из героев — притом заглавного! — того самого Виктора Вавича, квартального надзирателя, и посмотреть на происходящее его глазами. В тридцатые годы, когда писалась книга, такое ещё можно было себе позволить — хотя, как видно по истории её публикации, разумнее было не рисковать.

Нужно ли читать роман? Быть может — но не ждите от него лёгкости коротких рассказов Житкова. Книга оставляет мрачноватое впечатление — как, собственно, и времена, которые она описывает.

Если все люди равны, то почему я должен быть глупее или уродливее моего соседа?! Нет уж, сделайте меня таким же умным и красивым, как он! Ну, или его — таким же глупым и некрасивым, как я. Последнее, кстати, гораздо проще.

Подозреваю, что в 1961 году, когда был написан «Гаррисон Бержерон», подобные рассуждения — и иллюстрирующий их следствия блестящий рассказ Воннегута — казались гротескной сатирой, невозможной весёлой нелепостью. Но, знаете, сейчас мне уже как-то не очень смешно. Потому что это пугающе правдоподобно — а если сохранятся современные тенденции, то примерно в таком будущем нам и предстоит вскоре жить. Боюсь, что у людей, пропагандирующих сегодня позитивную дискриминацию (исключительно во имя Справедливости и Всеобщего Равенства, разумеется!), завтра не возникнет особых сомнений по поводу законодательного внедрения уравнивающего умственные способности радио или компенсирующих хорошее сложение свинцовых противовесов.

Рассказ великолепен в своей лаконичности. 10 баллов.

Не сразу верится, что этот роман написан Сергеем Лукьяненко. (Примечание: Да, я в курсе, что формально это два романа. Но это, скорее, одна вещь, механически разбитая на две книги — поэтому далее я буду использовать единственное число.)

Не то чтобы в книге совсем не было юных наивных мальчиков, бросающихся на героя страстных девиц, кулинарных отступлений и литературных комплиментов («угадай, мой эрудированный читатель, откуда эта фраза?»). Нет, всё это есть, но в очень умеренных и вполне съедобных количествах. Главный герой не открывает в себе внезапно уникальных способностей (хотя вообще без сверхспособностей, конечно, в книге не обошлось). Он не спасает человечество от страшной и неминуемой угрозы. В романе нет product placement'а (по крайней мере, я не заметил). Там не убивают Семецкого. Это не беллетризация компьютерной игрушки. В книге нет пришельцев из иных миров. И прочее, и прочее. И то, что всего этого нет — хорошо.

Теперь о том, что в романе есть. Есть альтернативная история Евразии с точкой бифуркации в начале нашей эры. Есть возникшая после этой бифуркации довольно своеобразная политическая и религиозная система. Я лично атеист, но мне кажется, что и верующих читателей построенная автором альтернативная история развития христианской церкви не должна чересчур обидеть или оскорбить. Есть интрига. Есть квест. И имеется не очень ожидаемый (на мой взгляд, конечно) финал.

По вышеназванным причинам у меня «Искателям неба» присвоен личный рейтинг «лучший роман Лукьяненко». И это единственная книга автора, которую я иногда перечитываю. А перечитав, со вздохом приговариваю: «Но ведь мог же когда-то писать... нет, не шедевры, но вполне приличные книги. И куда всё это потом делось?»

Подведу итог. Если вы поклонник стандартного Лукьяненко, то вам «Холодные берега» и «Близится утро», вероятно, не понравятся. А вот если вы вдруг не слишком любите, скажем, «Дозоры», то можете попробовать прочитать. Чем чёрт не шутит — а вдруг придётся по душе?

Книга эта была мне рекомендована уважаемыми знакомыми и вообще по многим признакам должна была быть оказаться интересной. Но, к сожалению, не оказалась — я дочитывал её исключительно на упрямстве. Да, это, в каком-то смысле, слепок с мира Полудня — но несимпатичный мне главный герой решает в этом мире невнятные для меня проблемы. Братья Стругацкие, в общем и целом, представляли, чем, как и для чего будут заниматься люди в их будущем — пусть даже концепция «хомо люденс» сегодня и покажется кому-то надуманной. Филенко же, поместив героев в свой мир, по-моему, просто не знает, чем их там занять. В результате из книги и мира вынут стержень. Какие-то люди летают туда-сюда по Галактике и попадают в различные попадалова... В довершение всего Старшие Братья по Разуму намекают Главному Герою, что он ОТМЕЧЕН (именно так, капслоком). И тут аналогия с Миром Полудня в моих глазах разваливается окончательно. И у меня нет желания читать следующие книги цикла, чтобы понять, в каком именно смысле отмечен ГГ и каковы планы Старших Братьев на его счёт.

Ну что тут сказать? Представьте себе роман Молодого Талантливого Автора, в котором группа наших славных российских ребят попадает в прошлое, учит там уму-разуму доброжелательных, но тёмных поселенцев (скажем, американских) и строит с ними техническую цивилизацию с нуля, попутно внушая им правильные представления о Духовности. Представить это несложно — опусов подобного рода ныне воз и маленькая тележка. Представили? А теперь поменяйте русских с американцами местами, а Духовность замените на Демократию, и вы получите довольно полное представление об этих книгах.

Собственно, изначально я не планировал читать все девять книг серии, но потом невольно втянулся, как тот кот в пылесос. Книги эти, конечно, могут представлять интерес для любителей историй типа «как мы замечательно обустроились на нашем острове» («Таинственный остров» Ж. Верна, «Робинзоны космоса» Ф. Карсака и т.д. и т.п.) — я их и сам люблю, хотя правдоподобие происходящего внушает мне некоторые сомнения. Особых литературных достоинств я в книгах не обнаружил, но вряд кто-то будет ожидать их от текстов подобного жанра. Представители земных наций, волею судьбы заброшенные на чужую планету, выглядят довольно опереточно, причём это относится, что интересно, и к самим американцам. Русские, разумеется, постоянно пьют vodka и chai.

Возможно, автор сначала и не планировал писать продолжения, а пошёл на это, как говорится, ведомый неумолимыми законами рынка. Как бы то ни было, несмотря все на его усилия, с увеличением номера книги он начинает всё чаще повторяться, и для удержания внимания читателя применять приёмы не вполне честные. Про выдумывание всё новых и новых врагов здесь уже говорили. А ещё, например, он из книги в книгу повторяет в разных вариантах утомительно-тошнотворную сцену поедания плохими парнями мозгов ещё живого человека...

Честно говоря, даже не знаю, был ли мне какой-то профит от того, что я дочитал серию до конца. Но дочитал — и бог с ней. Читать ли вам? Читайте, если хотите, но не говорите потом, что вас не предупреждали.

Ах да, оценка. Пусть будет 5. По моей шкале это означает «можно прочесть один раз».

P.S. Мне только сейчас пришло в голову. Русские, римляне, американцы, карфагеняне, майя, китайцы, живущие по соседству на одной планете. Создание железных дорог и других технологических достижений... Периодические набеги варваров. Вам это ничего не напоминает?

Написать детектив, главным преступником в котором являлся бы

К моему большому сожалению, раскрыть потенциал этой идеи Савченко не вполне удалось. Завязка повести интригует, развязка же несколько разочаровывает и заставляет вспомнить бородатый анекдот про сороконожку, которая разучилась ходить после того, как начала задумываться, в каком же порядке она переставляет ноги. Но там анекдот — а тут четыре трупа.

Впрочем, повесть вполне неплоха как повод для размышления о четырёхмерности пространства-времени, фатализме и свободе воли, детерминизме и индетерминизме, хаотических системах, демоне Лапласа и прочих нетривиальных вещах. Лёгкий съезд крыши гарантирован. К счастью, эти размышления не столь опасны для жизни, как описано у автора.

Любопытно, как распределились мнения в отзывах — от «самый плохой у Саймака» до «самый лучший у Саймака». А всё зависит от того, что читатель ищет у этого писателя. Я лично не люблю книги Саймака за излишнюю, с моей точки зрения, «гуманитарность» — поэтому мне рассказ нравится. Пожалуй что и «лучшее у Саймака». Что-то подобное мог бы написать Лем — и Саймак, как видно, в 1949 году был на это ещё способен.

Между прочим, не отсюда ли происходят искусственный спутник Владиславы и найденная там Августом-Иоганном-Марией Бадером пуговица, описанные Стругацкими в «Полдне»?

Повесть эта была мне порекомендована автоматическим сервисом Фантлаба. Прочитал. Могу себе представить, за что она может понравиться, но это явно не моё, хотя к произведениям Желязны я, как правило, отношусь неплохо. Слишком мягко и гуманитарно. Мотивы поведения главного героя показались мне невнятными, сюжет — вторичным, марсиане — трафаретными (кто из фантастов не писал о красивом увядании древней марсианской цивилизации? — только ленивый). Да, повесть, вероятно, поэтична — я плохо разбираюсь в английской поэзии и часть соответствующих аллюзий от меня, вероятно, ускользнула. Но текст содержит в себе нечто, что даёт право оценить его и с точки зрения фантастического мэйнстрима, и с этой позиции он не показался мне интересным.

И опять повторю: память — штука странная. Я прочитал эту книгу лет в семь, полвека назад, и она запомнилась мне как довольно мрачная. Примерно в это же время я прочёл и «Обитаемый остров» Стругацких, и для меня были очевидны параллели между двумя этими историями. Главный герой, вопреки своей воле, попадает на чужую планету, причём средство передвижения утеряно, шансы вернуться домой близки к нулю, еды нет, а тут ещё и какие-то жутковатые механизмы...

А теперь я эту повесть перечитал. Слушайте, я читал совсем другую книгу! Я отчётливо помню велосипед с белыми кнопочками, на котором мальчик Серёжа улетел на планету туготронов. И то, как в трансформаторной будке он пёк себе блины на воде из ворованной муки, я тоже помню. Но, во-первых, это оказалась не мрачноватая история а ля Максим на Саракше, а рассказ о весёлых приключениях мальчишки на планете глуповатых роботов. Ну, это ещё можно списать на специфику детского восприятия — дети часто вычитывают в книгах совершенно не то, что пытались вложить туда авторы. А во-вторых, я помню, что он потерял свой велосипед (кажется, роботы его даже стащили и спрятали, как морлоки — машину времени в романе Уэллса). И, наконец, минитаков я не помню категорически — не было в моей книге этих человечков!

В общем, одно из двух. Либо я читал какую-то раннюю редакцию «Последнего дня туготронов». Либо всё вышеизложенное — иллюстрация к феномену «ложной памяти»: когда речь идёт о давних событиях, верить своим воспоминаниям нужно с большой осторожностью.

Наверное, нужно что-то сказать и о художественных достоинствах повести, но что? С одной стороны, в детстве впечатление было, безусловно, сильным, хотя и пугающим, но чья это заслуга — автора, или моего тогдашнего пылкого воображения? А нынче и нет никакого впечатления — Татьяна Гнедина, на мой взрослый взгляд, рассказчик весьма средний, да и не для меня сегодняшнего эта книга написана.

P.S. Помните эпизод с двумя роботами-исполнителями из фильма «Отроки во Вселенной», которые менялись головами? Очень может быть, что это аллюзия на похожий разговор роботов из повести Гнединой («Возьми лучше мою голову. Она совсем новая»).

Да, тексты Геннадия Гора узнаются с первого абзаца, или даже с первой строчки. В умении писать непохоже этому автору не откажешь. Но ведь это не должно быть целью — это средство. А в его текстах (причём во всех, «Мальчик», в данном случае, для меня просто иллюстрация) я не вижу ничего, кроме тяжёлого, монотонного, вязкого, изобилующего повторами языка. Например, вот вам диалог двух мальчишек:

"– Почему, – спросил я его, – существует мир?

– Потому, что существует, – ответил он.

– А что было бы, – спросил я, – если бы мира не было?

– Не было бы и нас, – ответил он.

– Ну, это не ответ, – сказал я.

– А почему ты об этом спрашиваешь? – спросил он.

– Потому, что хочу знать.

– Мало ли что ты хочешь!

– А почему я должен хотеть мало? Я хочу много.

– Но ты задаешь глупые вопросы.

– Вовсе они не глупые. Ты ничего не понимаешь.

– Глупые. А главное, неконкретные. Разве можно спрашивать о том, почему существует мир?

– Можно.

– Нет, нельзя.»

И т.д. От авторской речи ощущения примерно такие же. Допустим, это зачем-то сделано здесь намеренно (хотя Гор, кажется, всегда так пишет — он начинал в 1920-х, когда входили в моду зксперименты с формой). Но когда читателю удаётся, наконец, одолеть этот текст, что же он видит в конце? Зачем и почему странный мальчик вёл с окружающими эти диалоги ни о чём? И вот что, оказывается, произошло:

Категорически не понимаю, зачем написан этот рассказ. Утешаюсь тем, что Геннадий Гор — это не мой автор.

Это странная повесть. Я знаю её с детства. И она мне никогда особенно не нравилась. Но запомнилась накрепко. И льщу себе надеждой, что не только обнажённой девушкой на иллюстрациях Макарова в издании 1966 года (иллюстрации, кстати, хороши и безотносительно девушки).

Это, конечно, не научная фантастика, и вообще не фантастика, а скорее фантазия на тему «первобытные времена». — которых в таком виде, скорее всего, никогда и не было. Всё, связанное с доисторической линией, очень атмосферно: у меня осталось ощущение, что я чувствую запахи диких лесов и слышу звуки африканских саванн. А вот пришельцы на этом фоне показались мне немного лишними — как будто прилетели они сюда из какого-то другого произведения. И вообще, тема романтических отношений прекрасной дикарки и высоколобого интеллектуала меня как-то не очень тронула.

Как известно, левое полушарие мозга у большинства людей занимается логическим анализом, а правое — восприятием непосредственных, нечленимых на части ощущений: образов, звуков, вкусов, запахов. И «Лилит» — это произведение для правого полушария, логический анализ этой вещи противопоказан. То есть это книга на любителя. Мои полушария во мнениях сильно расходятся, но в среднем выведу ей оценку 7.

В детстве книга произвела на меня сильное впечатление. Сейчас перечитал отдельные куски. Это, конечно, написано как памфлет, доходящий до гротеска — красот стиля от памфлета ждать не приходится. Персонажи — шаблонные, язык — протокольный, идеологические штампы — на месте (хорошие учёные борются с плохими империлистами). Тем не менее, в книге есть что-то, отличающаюе её от многих опусов подобного рода. Прежде всего, наверное, сюжет, несколько нестандартных поворотов которого держат читателя в напряжении. Да и конец — не совсем хэппи энд: для одного из протагонистов всё кончается не слишком счастливо. Он, конечно, стал суперменом, но — внезапно — никакой радости ему это не доставляет.

Думаю, что нечто подобное мог бы написать Беляев, если бы жил в 1970-х. Вполне беляевское убеждение в том, что технократы-гуманисты могут изменить мир с помощью своих изобретений, конечно, наивно, но чем-то и симпатично. Что интересно, простой народ (он же «сознательный пролетариат»), который неприменно действовал бы у других авторов, в книге совершенно отсутствует: учёные борются со злодеям один на один. И это тоже нестандартно.

Отдельной находкой, конечно, являются «голограммы мозга», иобретённые ГГ. Насажав жучков почти всем интересным персонажам, автор может не мучаться, придумывая способ дать читателю понять то, что происходит во внутреннем мире человека, а просто написать нечто вроде «на его голограмме было видно, как на серебристом фоне уверенности появились фиолетовые сполохи сомнения». Замечательный костыль для того случая, когда и у читающего, и у пишущего плоховато с эмпатией!

Вопреки отзыву mak-grou, я вообще не заметил в книге «чудовищно длинных и нудных описаний всяческих цветных проводков». Уж не знаю, где он их нашёл.

В книге имеется и юмор — не высочайшего класса, но сносный, на мой вкус. Например, главному империалисту демонстрируют демографические данные:

Можно заметить, что книга немного запоздала — в начале шестидесятых она смотрелась бы совсем неплохо. Под влиянием приятных воспоминаний о первом прочтении — но, надеюсь, не только поэтому! — ставлю роману оценку 6. Можно прочесть, а потом, быть может, и разок перечитать. Что вас ждёт — я примерно описал.