Является ли самая известная книга Скотта его лучшей книгой? Единого мнения как обычно, нет.

Биограф Скотта, британец П. Хескетт считал «Айвенго» переоцененной, перехваленной книгой, которая стала едва ли не обязательной к прочтению к детстве, и обычно отбивает дальнейшее желание читать Скотта.

Возможно, с кем-то такая история и случилась.

В моем же случае наоборот, может иметь место могучий «синдром утенка», потому что зачитанный до рассыпающихся страниц «Айвенго» вместе с британским сериалом «Робин из Шервуда» был одним из ярчайших впечатлений блаженного детства.

Тем не менее, с высоты своих уже немолодых годов, я все равно проголосовал бы за «Айвенго» как за одну из сильнейших книг Скотта.

Писатель работал много и беспорядочно (на неспособность следовать заранее разработанному плану Скотт сетовал неоднократно). Оттого многие его романы отличает тщательно, подробно, с любовью выписываемая экспозиция, а потом бах! — и все уже кончилось.

В «Айвенго» вступление это вступление, завязка это завязка, кульминация это кульминация.

Все сюжетные линии начаты и закончены, ни одна не повисла в воздухе и не закончена впроброс, в трех предложениях.

Ни один из колоритных героев не потерялся.

Многословие, пристрастие к описательству, авторским отступлениям Скотту ставят в вину часто и, увы, часто по делу.

Но в «Айвенго» его обычные авторские приемы нанизаны на крепкий, динамичный сюжет.

В каждой главе что-то действительно происходит, и это что-то во-первых увлекательно само по себе, а во-вторых работает на общий замысел.

Может быть дело в том, что в основу Скотт положил фольклорные, а так же столь давно опробованные литераторами, что их уже тоже можно считать фольклорными, эпизоды из истории Англии.

То, что дело происходит во времена, которые были баснословной стариной уже во времена Скотта (а это 200 лет назад от нас!) освобождает автора от требований житейского правдоподобия (в духе плохо понятой «натуральной школы»).

Ричард Львиное Сердце, принц Джон, Робин Гуд (который Локсли) и его веселые ребята, это персонажи занимающие такое место в истории английской культуры, что их можно назвать архетипами.

Потому им, как героям эпоса, дозволено выкрикивать театральные реплики во время битвы и существовать наперекор времени и пространству.

Как я уже отмечал в рецензиях на другие романы Скотта, писатель, герои которого разговаривают театральными репликами (иногда сопровождаемые ремарками «в сторону», это уже какое-то проламывание «четвертой стены«!), вдруг оказывается жестче, круче, чем него ждешь.

Тут и описание побоища (группового турнира-меле) с его увечьями и смертями, и совершенно нешуточный триллер про зловещее семейство Фрон де Беф, с эпизодами в grimdark-стиле, и пыточная камера страшного барона, и штурм пылающего замка...

Все эти эпизоды сделали бы честь и современному приемнику Скотта — Бернарду Корнуэллу.

Герои книги, при всей театральности (а в случае с некоторыми еще и фольклорности) своего происхождения, оказываются совершенно живыми, колоритными людьми.

Хотя они делятся на команду условно-«хороших» и условно-«плохих», за исключением совершенного душегуба Фрон де Бефа, обе стороны иногда обнаруживают изнанку.

Так Седрик Сакс хотя и не изувер, в отличие от де Бефа, но такой же точно рабовладелец и заносчивый феодал, только вот сословие, к которому он принадлежит, оттеснено от кормила власти, оттого он и стал «ближе к народу», а вовсе не от какой-то демократичности.

Ричард — великий воин, но плохой правитель, к тому же, побыв с добрыми молодцами запанибрата, потом все же вспоминает, что они ему не ровня (опять же вспоминается монументальный Ричард в исполнении Джона Рис-Дэвиса).

Надменный тамплиер Де Буагильбер обнаруживает неожиданные для него самого благородные порывы.

«Массовка» в лице брата Тука, Вамбы, Гурта, Ательстана и прочих, прописана очень живо и все герои обычно делают пару шагов за рамки своего амплуа.

«Жалкий представитель выродившего знатного рода» Ательстан оказывается храбрым рубакой, дураковатый Вамба — шпион по призвания, и так со всеми!

Исаак, конечно — дань уважения Шекспиру, но к карикатуре на иудейские стереотипы (еврей любит семью и деньги, и денег у него много) все-таки не сводим. А уж страдания его — воистину шекспировского масштаба.

Вот только главные герои Скотту традиционно не удались и если Ровена еще более-менее похожа на живого человека («правильную» девушку-отличницу, такие бывают...), то заглавный рыцарь Айвенго кроме звучного имени ничем не выделяется, даром, что автор приписал ему любовный треугольник.

Любовные линии у Скотта редко удачны, обычно они чересчур патетичны и условны, но прекрасно выписанная экзотическая красавица Ребекка, нарушает эту нехорошую традицию.

Объяснения Ребекки с влюбленным в нее до потери разума де Буагильбером, несмотря на «высокий штиль» диалогов, заряжены нешуточной страстью, а намеки на чувства, которыми к ней проникся и Айвенго, дают тонкой мелодрамы, и чуть ли не единственные превращают главного героя в живого человека, а не чистую функцию.

Несмотря на крепкую боевую часть романа, вечное жизнелюбие Скотта с ним, и потому юмористические сцены вроде «король в келье отшельника» бурлят энергией едва ли не сильнее, чем штурм крепости.

Что же до исторической достоверности, то тщательная проработка одних деталей, вдруг сменяется совершенным авторским произволом в другом.

Так герои используют «миланские» доспехи за 400 лет до их появления, а монахи-францисканцы действуют до рукоположения самого Франциска.

Но следует помнить, что историческая наука во времена Скотта пребывала в своем младенчестве, а писатель все-таки проводил тщательные изыскания на темы, о которых писал. Это видно в объеме информации про одежду, блюда, напитки, бытовые привычки и праздники, законы и социальные практики легендарной старины, какой эпоха Крестовых Походов была уже при жизни Скотта. Думаю, что без путаницы примет разных эпох не обошлось, но и масштаб изысканий чувствуется.

Но роман ведь и не претендует на роль учебника по истории Англии!

Зато в его «веселую Англию» веришь, и страшное дело! — в ней хотелось бы побывать.

(Побывать в Британии Корнуэлла не хотелось бы...)

Думается, не скажу ничего нового, написав, что именно «Средневековье по Вальтеру Скотту», полное с одной стороны — множества колоритных, почерпнутых из рассыпающихся пергаментов, деталей, а с другой беззастенчиво равнодушное к характерному для подлинного Средневековья образу мысли, стало основной для бесчисленных псевдосредневековых фэнтези-миров.

Едва ли не до недавнего времени писатель, берясь сочинить свое «королевство Вестерфилд» брал за основу «веселую Англию» Вальтера Скотта.

ps. чтобы все поняли, насколько мне нравится эта книга, скажу еще, что в папке «черновики» на моем рабоче столе покрывается виртуальной пылью вольный фанфик про дальнейшую судьбу де Буагильбера, который становится сначала участником Четвертого Крестового Похода, а потом отправляется на далекий, сказочный восток, чтобы отыскать царство пресвитера Иоанна и встречает Чингис-хана...

смерть Бриана

у автора мне показалась «неправильной», как Теккерею неправильным показался выбор Айвенго дамы сердца, и это наверное, единственное, что есть у меня общего с Теккереем :)

Есть такие произведения, которые производят неизгладимое впечатление в детстве/отрочестве, но будучи перечитанными во взрослом возрасте оставляют после себя только вздох недоумения. После обычно следует риторический вопрос «и как такая фигня меня могла интересовать?», сопровождающийся покачиванием рано полысевшей от тяжких дум головы.

По счастью классическая трилогия Муркока не относится к таким книгам, (во всяком случае в моем случае).

Приключения Корума показались мне шедевром в мои 14-15, и в нынешние почти 35 я по-прежнему считаю, что это одна из лучших книг в богатой истории жанра.

Перед нами фэнтези, написанное так, будто Муркок его только что придумал с нуля, не опираясь вообще ни на что, ни на работы авторов-предшественников, ни на жанровых «прародителей» вроде исторического романа и колониальных приключений.

Если что-то и напоминает подход автора к миру, так это волшебные сказки и отчасти ирландский эпос, в которых то, что не стоит проблемы «реализма» в стиле «чем кормить стотысячную армию, и вообще знаете ли вы, что ТОГДА НЕ БЫЛО СТОТЫСЯЧНЫХ АРМИЙ», но и вообще размыто понятие реальности, существа принадлежащие к разным мирам запросто общаются, смерть порой условна, а жизнь оказывается сном.

Живший совершенно идиллической, полной уточненных интеллектуальных удовольствий, жизнью вадагский (вадаги это не то эльфы в толкиеновском, а не в фольклорном смысле, не то и вовсе ирландские сидхи) принц Корум случайно обнаруживает, что мир вокруг не просто изменился, а рушится. Отныне мир принадлежит жестоким и грязным, поклоняющимся Хаосу, но при этом прямо пышущим первобытной витальностью мабденам, которые суть обычные люди.

У вадага, чудом пережившего истребление своего народа, есть три пути — спрятаться, найти себе в новом мире место, или драться.

Взяв в руки меч, Корум сначала сражается сначала только с мабденами, но позже решает доискаться причин их появления, и отправляется на поиски Повелителей Мечей — могущественных богов Хаоса, которые стоят за мабденами.

И начинается его странствие по «плоскостям» параллельных миров, каждый из которых чуть больше отравлен Хаосом.

Муркок рисует мир совершенно фантастический, в настоящем смысле слова сотканный из магии, в котором боги запросто являются во плоти, законы мироздания воплощаются в буквальном смысле (Космическое Равновесие — исполинские часы), на кону в сражении стоит ни больше, ни меньше, а судьба целой вселенной...

И это я еще ничего не сказал о психоделической красоте и ужасе, которые творит Хаос, искажая мир. Парящие замки из крови и отравленные реки, пустыни разом состоящие из огня и льда, плывущие ирреальные пейзажи, каждое мгновение меняющие очертания.

Что любопытно, Хаос и Порядок это вовсе не Добро и Зло в чистом виде, «всё очень сложно» причем все на самом деле, а не для красного словца, очень сложно.

На ум приходит Желязны с его «Принцами Амбера» (тоже великое впечатление ранней юности), но при всем почтении к нему, тоже классику, рядом с вдохновенным Муркоком Желязны выглядит витиеватым, тяжеловесным и склонным толочь воду в ступе.

Муркок пишет, как будто рисует экспрессионистскую живопись.

Все это очень патетично, красочно, все герои без исключения оказываются королями или минимум герцогами и говорят выспренним стилем.

Но при этом книга написана в чуть странном, лирически-меланхоличном тоне, и в центр повествования помещен герой, хоть и отменно владеющий мечом, и наделенный магическими силами, но сомневающийся, рефлексирующий, тяжело переживающий творящиеся с ним злоключения. И эта его рефлексивность и ранимость не дежурные «сноски на полях», а чуть ли не основной стержень, на который нанизаны сюжетные перипетии и красочные описания.

При всей отвлеченности происходящего от бренного нашего мира, книга что-то говорит и о самых обычных людях, о развитии общества и культуры.

Можно с разной степенью уверенности проводить самые различные аналогии, но несомненно образ варваров, разрушающих утонченно-изысканную, но уже мертвую изнутри старую культуру, важен для писателя.

Фэнтези? — Да.

Героика?- Несомненно.

Но в той же мере и философская сказка, и многосложная аллегория.

Остается добавить, что как по детским, так и по взрослым ощущениям, «Повелители мечей», как и вторая трилогия о Коруме «Серебряная рука» — это лучший Муркок, так сказать сливки его творчества, книги, в которых творческий метод писателя доведен до совершенства, но не обращен в самопародию, и не подвержен еще излишнему влиянию психоделики и постмодернизма (в детстве я такими словами не выразился бы, но что тут «все проще и яснее» осознавал :) ).

О, проза, Классическая Русская Проза! Русская Классика, на удивление небольшой и монолитный свод текстов, надолго (как бы не навсегда...) определивший матрицу российской если не жизни, то уж культуры точно!

Правда за двести ( с позже вышедшими книгами 150-120 лет) условный цикл «Русская Классика» так прилежно изучали, преподавали и «проходили», что читать, воспринимать как просто художественную литературу, разучились начисто.

«Герой нашего времени» один из знаковых романов в культурном феномене Русской Классики.

В своем отзыве я постараюсь максимально далеко отойти и от «школьного» и от «антишкольного» понимания книги и отношения к ней.

Начну издалека, но по древу не буду растекаться.

Есть любопытный феномен (частью которого являюсь и я сам, чего уж...), это фанатские сообщества.

Люди проводят огромное количество времени, и тратят много душевных сил, разбирая, анализируя, вгоняя в систему и выискивая тонкие связи, в книгах, относящихся к беспримесно развлекательному жанру, которые сами авторы часто воспринимают намного легче, чем поклонники.

То есть тончайшие анализы психологии, мотиваций, интертекстуальных связей, культурных отсылок и тп., а в основе — натуральная космоопера с лучевыми мечами, или фэнтези про мужика с вооот такееенной секирой.

Комментарии давно уже по глубине и осмысленности превысили послуживший им основой текст (фильм), но остаются по-прежнему вторичны относительно сделанного на тяп-ляп, чтобы денег зашибить (или в порыве неотрефлесированного полета фантазии) произведения, их вдохновившего.

Теперь же представим, что «Звездные войны» как объект исчезли, а фанатские сайты остались...

Роман Лермонтова лично мне предстает таким же блестящим, тонким, исполненным психологической глубины, социологической наблюдательности и философской мысли, комментарием к подзабытой, и уже при жизни Лермонтова устаревшей эстетике классического Романтизма.

Молодой русский писатель (романтично искавший у себя шотландские корни и не менее романтично видевший своими духовными братьями кавказцев, с которыми воевал), взял Романтизм с его выспренностью, неестественным накалом страстей, фактурными (сейчас сказали бы «комиксовыми») героями, непременным их противопоставлением «мелкому«обществу.

Взял и изложил романтические сюжеты (а каждая глава «Героя» препарирует какой-либо романтический штамп) средствами психологического, реалистичного романа. В романе все — из Романтизма. И только Печорин — настоящий. А еще Печорин — честный. Рисовке он не чужд, но он же еще так молод, так что большей рисовкой было бы полное ее отсутствие. В «обдирании» внутренней жизни от всевозможных клише, которыми мы обычно себя оправдываем в своих же глазах, и себе же рассказываем истории про себя, Лермонтов достиг такой степени откровенности, какой и не все французские романисты достигали...

Печорин человек плохой, отрицательный персонаж?

Пожалуй, но теперь представьте, если бы автор написал те же самые сюжеты, но без внутренних монологов циничного манипулятора, каким Печорин вне сомнений, является?

Вышел бы даже не Вальтер Скотт (которого читал сам Печорин, и которого спасало от впадения в позерство лишь ироническое снижение пафоса), а скорее Марлинский.

Хотя, конечно, к пародии на Романтизм роман не сводим.

Иначе вышел бы Теккерей...

Для этого в «Герое» слишком заметна символическая нагрузка.

По иронии судьбы, несмотря на популярность, роман Лермонтова оставил в российской словесности не такой уж большой след.

Трезвость взгляда, переходящая в цинизм, не отменяла трагичного тона книги.

Романтизм Лермонтов деконструировал, а к «натуральной школе» не пристал.

Он написал о том, как мечется в клетке Жизни, сильная личность, столкнувшись с экзистенциальным тупиком, из которого пожалуй, что нет выхода.

Да, ходульны романтические образы вроде орла летящего в свете Луны.

Но свет табели о рангах тоже не слишком согревает.

Смешны доморощенные байрониты, нелепы в своей театральности, и много зла несут окружающим.

А земные, «нормальные», практические люди как будто лучше?

Все это было слишком страшно.

Такое сочетание оказалось не под силу ни читателю, ни писателям следующих поколений.

В Русской Классике возобладал «теплый» вариант реализма, безгранично предвзятый, и скрывающий свою предвзятость под элементами физиологического очерка.

А «Герой нашего времени» остался стоять холодной, величественной вершиной, подобно Грапианам, или Кавказским горам.

то выйдет довольно длинный и путаный отзыв, но я должен его написать! :)

не секрет, что литература, хоть и медленно, но стареет, и многое из того, что казалось прежде захватывающим по изложению и глубоким по мысли, читателям следующих поколений кажется излишне витиеватым, медлительным и говорящим не о том.

подверглись старению классические исторические романы.

у меня есть ностальгическая любовь к Вальтеру Скотту, но сейчас уже трудно полностью проникнуться его книгами, с их многостраничным описательством, размазыванием сюжета и какой-то нервической целомудренностью. при этом Скотт несомненно велик и могуч, но...

«а как бы прочитать что-то такое, в духе классических исторических романов, но написанное для современного читателя современным писателем» — некоторое время томился я.

и судьба волею Джада принесла мне в руки книгу «Львы Аль-Рассана».

перед нами прекрасный рыцарский роман, фэнтези являющийся чисто формально.

когда одного героя зовут Родриго Бельмонте, а другого Язир ибн Кариф, Аль-Рассан имеет очертания полуострова, а за проливом по бескрайними пустыням кочуют всадники с закутанными лицами, Испанию времен Реконкисты и Северную Африку узнать нетрудно. то же и с остальными реалиями мира, который очень близок к исторической Европе, а из фэнтезийных элементов используется только дар ясновидения.

в вере ашаритов легко узнать ислам, джадиты — несомненные католики, только еще более жестокие и нетерпимые, католики без Христа и Нагорной Проповеди, киндаты — почти не замаскированные иудеи.

такой подход с одной стороны позволяет автору опираться на множество источников и не подвешивать своих героев в пустоте незаполненного мира, а с другой — компоновать события и сам мир так, как ему вздумается, не нарушая никакой исторической правды.

у книги хорошо выстроенный, но при этом не слишком закрученный или неожиданный сюжет.

слабеющие после убийства последнего халифа раздробленные ашаритские города-государства Аль-Рассана доживают свои дни, тогда как на севере собираются с силами их заклятые враги-джадиты, а южные союзники — свирепые и фанатично верующие мувардийцы при ближайшем рассмотрении оказываются не меньшей угрозой.

Аль-Рассан, над которым уже навис меч, чудесный край городов, в которых благоухают цветы и бьют на площадях фонтаны, край где поэзия играет в политике ту же роль, что и рассуждения о выгодах от торговли, а представители трех религий научились жить в относительном мире, описан автором с такой любовью, что закрывать книгу не хочется, а хочется вернуться в начало, когда Аль-Рассан еще не истекал кровью, когда все еще можно было повернуть, исправить, спасти...

в центре история Джеаны, женщины-лекаря из народа киндатов.

в качестве врача она присоединяется к отряду наемников, которым командует Родриго Бельмонте, прославленный воин-джадит, сейчас отправленный в ссылку, и поступивший на службу к мудрому и гуманному ашаритскому правителю. вместе с ними защиты там ищет убийца последнего халифа, поэт, солдат и политик Аммар...

в книге будут и кровавые схватки, и коварные интриги, и осады городов и поединки героев, и любовь.

но этого хватает и в книгах того ряда, которых на десяток — дюжина.

главное — потрясающее мастерство Кея.

с его героями мы побываем в роскошных дворцах, где через зал для пиршеств течет рукотворная река, и в хижинах с земляным полом.

ощутим веселье карнавала и увидим бессмысленную резню в ужасе бегущих людей.

вдохнем аромат садов и дым костров, в которых сжигают пленных.

из пустыни налетит безжалостный ветер, который бросит в лицо песок и соль...

герои описаны Кеем с любовью, которую сейчас редко встретишь.

ему равно дороги и честный солдат Родриго и жестокий вождь пустынных кочевников Язир, и коварный Альмалик-младший, и солдат-новобранец Альвар, и ашарит-перебежчик Хусари...

все наделены им живыми характерами, не вписывающимися в жанровые лекала, за каждым есть своя правда.

тем страшнее будет, когда сильные мира сего запустят маховик войны все они сойдутся на поле боя.

это романтичная книга, в которой герои говорят «высоким штилем», понятия рыцарской чести, верности клятве, веры в бога и любви к родной земле действительно важны, а не просто являются прикрытием для всеобщей подлости.

внимание автора не заостряется на неприглядных сторонах средневекового быта, и хотя в наличии эротические сцены, поставленный в центр повествования любовный треугольник подан столь целомудренно и красиво, насколько это вообще возможно.

но не стоит думать, что перед нами некий вариант дамского романа, полного «прекрасных дам» и «благородных рыцарей».

у книги есть и последняя треть, когда Аль-Рассан охватывает тотальная война, столь отличающаяся от чинных и уже ставших привычными локальных войн недалекого прошлого.

отсутствие школярского цинизма, которым грешат некоторые «подражатели Мартина» не означает, что под конец земля Аль-Рассана не напьется кровью.

этот переход от разговоров о тонкости политики и поэзии во дворце из слоновой кости к крестам, на которых горят пленные и опустошенным войной городам оставляет сильнейшее впечатление.

не стал бы давать руку на усекновение, что я единственный в мире станочник (потом расскажу, история тоже интересная), у которого в наушниках не радио играет, а начитка «Моби Дика», но точно нас таких немного в мире.

так или иначе, в рамках расширения кругозора, и чтобы со скуки от монотонной работы не рехнуться, пошло хорошо.

тем более, что чтец отличный.

а вот смог бы я эту книгу ПРОЧИТАТЬ, не сломался бы на первом «лирическом отступлении», это уже вопрос.

все-таки привычка к чтению у меня пусть и крепкая, но сформирована на куда более сюжетной и жестко структурированной литературе.

я могу прочитать книгу со сколь угодно «тяжелым» и многомудрым содержанием, но переусложненная форма меня ломает тут же, на первой странице.

закавыка в том еще, что «Моби Дика» я в отрочестве читал уже, но это был сильно сокращенный (раза в три) вариант для детей, где были оставлены только линия самих приключений «Пекода«и пара глав «на берегу», но напрочь вычищено все то, что сделало «Моби Дика» священным чудовищем, левиафаном американской литературы, а со временем сам роман превратило в архетип, объект легко считываемых (даже теми, кто книгу не читал) культурных аллюзий и просто пародийных отсылок.

в век Гугла в мире не осталось тайн и в один клик можно узнать, что Мелвилл добился первого успеха с написанными по собственному опыту (а он много лет провел в море, потом дезертировал, потом был в плену у туземцев, потом мотался уже с военным кораблем, который его спас) приключенческими романами «Тайпи, или Беглый взгляд на полинезийскую жизнь» и «Ому: повесть о приключениях в Южных морях», а потом провалился с метафорически-аллегорическим «Марди и путешествие туда».

после этого молодой еще (около тридцати) писатель за год сваял свой magnum opus, в котором соединил морские байки, почти триллерную главную сюжетную линию с тяжеловесной и подчас неуклюжей философией, которая только и могла прийти человеку в голову в промежутках между обрасопливанием бом-блинда-рея и чтением латинских классиков.

видимо Мелвиллу этого показалось мало и он дополнил роман (псевдо)научными изысканиями на ниве кетологии и кучей самых разных как будто посторонних эпизодов, варьирующихся в диапазоне от анекдота до притчи, беззастенчиво прыгая при этом из тональности в тональность (одна глава написана на диком пафосе, другая — с добродушным юмором, одна в форме пьесы, другая — как статья из некоей несуществующей нигде, кроме как в голове автора энциклопедии), неприкрыто тролля читателя и наводя многозначительного туману.

иногда читатели и критики переусложняют произведения, видя в них то, чего автор не вкладывал, но Мелвилл работал, словно в рассчете на будущих интепретаторов, провидя появление академических трудов, разбирающих каждую букву и запятую его романа, и потому ни один самый навороченный искатель Глубинного Смысла не будет выглядеть нелепо, вчитывая что-то свое в ткань этой книги.

помимо глав написанных «для академиков» и «для детей» в «Моби Дике» есть главы написанные не иначе как для Господа Бога, и для самого Германа Мелвилла, что в формате книги — одно и то же.

психологическая достоверность одних эпизодов сменяется напыщенным символизмом других, глубоко проработанные герои, которые рядом с тобой «как живые» вдруг становятся картонными и забираются на сцену, чтобы оттуда разразиться античными монологами, которые внезапно прерывают репликами в стиле «а впрочем, вы меня не слушайте».

магистральная линия — безумный одноногий Ахав в погоне за Белым Китом, и говорит этот Ахав примерно так:

но читателя, который думает, что попал в пьесу написанную под влиянием Софокла, ждет впереди и такое вот описание:

однако и «все о китобойном промысле в 30-40 годы 19 века» это тоже ненадолго, потому что главка, посвященная такому бытовому занятию, как ткачество, внезапно срывается в:

и это далеко не все,.

если вас интересует история Америки времен «до Дикого Запада», восточное побережье, жестоковыйные пуритане в длинных сюртуках и их странный уклад, сочетавший аскетизм с деловой хваткой, то в «Моби Дике» найдется немало строк, посвященных этому сообществу.

самому китовому промыслу Мелвилл уделяет столько внимания, что иногда роман срывается в откровенную «историю отрасли».

но это и не «энциклопедия китобоев Новой Англии 18-19 веков», ни в коей мере, потому что герои (а их в книге много) тут столь колоритные и одушевленные, каких редко встретишь.

рассказчик Измаил, альтер эго автора, это конечно, условный персонаж, имеющий три пары глаз и пять пар ушей.

знаменитый по экранизация Ахав все-таки шагнул с подмостков, где ставили классическую драму, а его помощники в большей или меньшей степени просто резонеры, авторские голоса.

но кузнец Перт, который пропил под старость лет саму свою жизнь, и пошел в море или туземец-гарпунер Квикег, который когда-то уплыл с китобоями, а теперь не хочет возвращаться домой, потому что, считает, что большой мир осквернил его и племя обратно не примет, ни в коей мере не риторические фигуры, а живые люди, с которыми, кажется, сам потерся в тесном трюме не одну неделю.

есть еще совершенно душераздирающая история негритенка Пипа, который выпрыгнул за борт, да так там душою и остался, хотя его и выловили через несолько часов, и потому парень ходит по кораблю и пристает ко всем встречным:

Месье, не случалось ли вам видеть некоего Пипа? – маленького негритёнка, рост пять футов, вид подлый и трусоватый! Выпрыгнул, понимаете, однажды из вельбота; не видали? Нет?

трагедия, очерк, байка, все в кучу, все перемешано и тщательно выварено на огне авторской увлеченности, поглощенности, собственным творением.

да, для детей есть специальная, сокращенная версия, но думается, что и сам роман, именно в своем некупированном, монументальном виде, по-своему детский, подростковый.

не в том смысле, что он предназначен для подростков, нет, но это явно отрочество американской литературы.

(русская родилась сразу в кризисе среднего возраста, в этом ее сила, в этом и ее слабость).

в общем, ныряйте в океан мировой классики, но знайте, что воды его бурны, непредсказуемы и опасны.

Время оказалось неласково к Хемингуэю. Речь конечно, не о его личной трагедии. Да, поздние годы жизни писателя — печальное зрелище, но через такую же (или худшую) старость прошли многие люди, от которых в истории не осталось нескольких томов блестящей прозы. Так что как бы ни хотели некоторые читатели рассмотреть произведение, посвященное старости, силе и слабости, только как преломление личного опыта автора, «Старик и море» много больше бытового правдоподобия.

Американская литература находится в несколько других отношениях с реальностью, чем русская. У нас утвердился протокольный (критический, социальный и тп.) реализм, противовесом которому стала фантасмагория, сказка, гротеск. Американцы же с одной стороны чуть больше доверяют самому веществу жизни, с другой склонны наполнять ее символическим, аллегорическим значением.

Потому история старого силача-рыбака, который боролся-боролся со стихией, попавшимся на крючок марлином и слетевшимися на кровь акулами, да и остался без улова, конечно не сводима к печальной зарисовке из жизни бедных кубинцев.

(Хотя похожая история имела место в реальности, а прототип Сантьяго, капитан «Пилара» Грегорио Фуэнтес пережил писателя на несколько десятилетий, оказавшись воистину железным человеком.)

Но Хемингуэй все-таки не Джек Лондон, и воспеванием силы духа и рук (Сантьяго однажды выиграл непомерную по времени схватку на руках) простого человека повесть не ограничивается. Если бы ограничивалась, не видать ей такой популярности.

За реализмом в описании рыболовного промысла, повадок марлинов и акул, за содранной кожей, за выблеванной кровью, кроется слишком много смысловых слоев.

Ранняя неблагожелательная критика во многом и основывалась на том, что от реализма Хемингуэй перешел к риторике и символизму в духе Мелвилла.

Стоит сделать небольшое усилие и можно уловить библейские аллюзии, роднящие «Старик и море» с «Моби Диком».

Можно вчитать психоаналитические трактовки.

Можно считать, что писатель старается разобраться с процессом творчества.

При этом аллегоричность не принимает характера напыщенных прямых параллелей («смотрите, рыба — это творческий замысел!!!»), перед нами все тот же Сантьяго, старый рыбак, воюющий с меч-рыбой, с акулами, с течением, с лихорадкой.

Но оставаясь реальным, Сантьяго одновременно возвышается до символа. Не только символа человеческой воли, человеческого духа, но и ... (тут каждый может подставить свое усмотрение).

К чему же были мои рассуждения о незавидной судьбе Хемингуэя, которыми я начал свою рецензию?

А к тому, что за прошедшие полвека Читатель слишком изменился. Стал слишком утончен, слишком циничен и одновременно сентиментален. Перестал доверять авторам, которые серьезно говорят о главных вещах. Стал всюду видеть «разводку» и «многоходовочку». Пафос стал считать дурновкусием.

Прошлые поколения интеллигентной публики идеализировали «папашу Хэма», старались подражать ему, вешали его портреты (в свитере с высоким воротом) на стенку, писали эпигонскую прозу. Следующие стали мстить за этот (часто смешной и дурновкусный), культ тем, чем владеют лучше всего — насмешкой, иронией, копошением в деталях.

Но все это мелочи, все это не способно повредить чеканному языку и плавному сюжету. Все это не смогло бы отвратить публику от книги, каждое слово которой словно отлито из золота. Потому что ирония бессильна перед могучим потоком авторской речи. Потому что не хочется «ловить блох» в тексте, который хочется учить наизусть.

Случилось что-то худшее.

Что хуже всего (для наследия Хемингуэя), начитанный Читатель в наши дни стал видеть Литературный Прием.

А вот это уже плохо.

Потому что Прием у Хэмингуэя на самом деле очевиден. Видны усилия, которые прикладывает автор, чтобы превратить историю неудачной охоты в нечто большее. В притчу, в магический реализм.

И те самые рубленые чеканные фразы, те самые афоризмы, усыпающие текст.

Их тоже видно.

Подтекст кричит о себе «я — подтекст».

И все-таки, отбросьте свою начитанность и понимание того, как делается литература. Побудьте наивными, как читатели полувековой давности.

И уходите в море со старым Сантьяго.

Может быть вы поймете, к чему львы?

прекрасное произведение, наверное лучшее из обширного наследия Блэквуда.

начинается оно с романтизированного, полного цветистых описаний и радости жизни рассказа о путешествии по Дунаю.

мне как бывалому сплавщику было интересно.

в наши дни от авторов требуют обычно «сюжетности» и «психологизма», а здесь Блэквуд несколько страниц посвящает течениям и прибрежным скалам, островкам и мостам, стремнинам и отмелям, волнам и тихим заводям Дуная.

причем не в стиле «крутой поворот переходил в широкий плес», нет, река наделяется автором характером, воспринимается как живое существо.

чем-то такой подход к описаниям природы напоминает российских классиков.

но...

вот путешественники (двое закадычных друзей-приятелей) в непогоду встают на ночевку на небольшом отстровке и начинает ужас.

нет, не так.

УЖАС.

изящество с которым Блэквуд нагнетает страх не может не поражать.

ничего СТРАШНОГО будто бы не происходит.

но происходит нечто, чего не должно происходить.

огромная выдра с желтыми глазами.

странный рыбак с его невнятными предупреждениями.

ивы шелестят.

тени, которые непонятно кто отбрасывает.

и что это за гул колокола?

парни бодрятся, и как будто у них есть на то все причины, ведь орды утопленников не лезут на берег, а странные тени можно списать на непогоду и расшалившееся воображение... но поутру выясняется, что их лодка пробита, хлеб съеден, а островок неумолимо исчезает под напором течения.

«лавкрафтовский» ужас до Лавкрафта.

островок этот — перекресток миров, ткань реальности тут истончается и в наш, уютный и привычный мир вторгаются ИНЫЕ сущности, которые слепо шарят вокруг своими призрачными руками, ища добычу.

герои пытаются искать ответы в своих познаниях о фольклорных злых силах, но довольно скоро приходит понимание.

это НЕ античные боги, могущие удовлетвориться жертвой и НЕ элементали, охраняющие свое царство стихий.

эти существа они ДРУГИЕ.

они идут на страх.

они идут на ЗНАНИЕ О СЕБЕ.

они оставляют на песке странные следы.

и они голодны...

Провокативный роман классика американской фантастики.

Как и многие фантлабовцы с Хайнлайном я познакомился подростковом возрасте. Впечатления были очень и очень положительные, можно сказать, было время, когда я «болел» Хайнлайном. Но при этом он мне казался «подростковым» автором, таким правильным, позитивным и чуть упрощенным. Фанател, но осознавал, что пишет Хайнлайн именно для 13-летних. Потом «наши пути как-то разошлись», то бишь я стал читать много всяческой другой литературы, а о Хайнлайне так и осталось впечатление, как о «правильном авторе для 13-летних». В этом, как будто, нет ничего унизительного, но отношение к подростковой литературе как ко второсортной существует и среди самих подростков.

И вот за год до сорокалетия я обнаружил, что «те самые» книги из отрочества действительно были сознательно написанным для юного читателя циклом!

А сам автор мог быть много более интеллектуальным, неоднозначным, провокативным, и вообще, у него больше общего с «новой волной» чем с плакатной космической романтикой.

Вот только как соотносилось «нововолновое» направление с личностью автора, «офицера и джентльмена», чемпиона военной академии по борьбе?

Роман повествует о «космическом маугли», воспитанном высшей (относительно техногенных землян) цивилизацией Марса.

Марсиане эти судя по всему — инсектоидны, и в их улье Смит почерпнул не только уникальные способности (телекинез, телепатия) и тп., но и крайне странную ( с точки зрения человечества) мораль.

После краткого периода адаптации и сопровождающих ее шпионских игр, Майкл становится настоящим гуру.

Поскольку роман этот («культовый» в среде хиппи) предвосхитил моду на всевозможных «гуру» с их ашрамами и вообще нью-эйджевые религиозные практики, среди российского читателя судьба его сложилась трудно.

Да история Майкла Смита, который из пугливого дикаря вскоре превратился во властителя дум и сказочного богача, а потом был разорван на части безумной толпой и съеден собственными последователями, местами шокирует, местами взбирается на какие-то заоблачно-философские выси, а местами напоминает пересказ библейских сюжетов Джоном Ле Карре. Майкл всего-то призывал всех любить друг друга (в том числе и телесно), да приговаривал «ты еси Бог», а Человечество с ним так....

Нашего читателя, по всей видимости, долго били по голове сборником статей Белинского, Добролюбова, Писарева и Урнова (предполагать что он читал этот сборник внимательно, я не стану). Потому он все написанное понимает буквально, не то как рассказ о действительно бывшем, не то как пошаговую инструкцию. Понятия пародии, памфлета, провокации ему чужды и более того — отнологически непонятны. Потому «Чужак на чужой земле» принят в штыки и багинеты, как аморальная книга, пропагандирующая (якобы) эскапизм, уход от реальной общественной жизни в сектантскую изоляцию, безоглядное следование указаниям пришедшего с Небес учителя, некритичное поклонение далекой и безгранично чуждой культуре, а так же, заодно уж, промискуитет, оргии, и как вершину всего — каннибализм.

И все это было бы правдой, а Хайнлайн оказался бы не то циничным дельцом, нащупавшим новую (склонную к эзотерике) аудиторию, не то собственно нью-эйджевым гуру, если бы не одно большое НО.

Одновременно Хайнлайн написал «Звездный десант», этот образцовый гимн муштре, бритым затылкам, шагистике и пучеглазым воплям «Sir yes Sir!!!», в котором инсектоидных представителей безгранично чуждых цивилизаций предлагалось заливать напалмом в их ульях, вместе с их уникальной культурой.

иногда Он возвращается! :)

романы Кинга с определенного момента (я отношу это к времени раньше, чем большинство его поклонников, незамысловато делящих жизнь Мастера на «до катастрофы» и «после катастрофы») стали слишком громоздкими, задыхающимися под массой деталей и описательств и в них слишком уж откровенно торчали претензии автора на «большую литературу», что бы это ни означало.

некоторые связывают это с возрастом писателя, но мне так не кажется.

в малой прозе Кинг, невзирая на возраст остается тем же адептом дистиллированного Ужаса, который подает с изысканным мастерством, в самом деле уходящим корнями в Большую Американскую Прозу.

тут есть все, за что мы полюбили Кинга времен «Бабули» или «Детей кукурузы», иногда просто жаль, что мне уже не 16 лет и ощущения малость не те.

рассказ написан Стивом при помощи сына Джо, но тот находится под сильным влиянием отца и каких-то «швов» выдающих соавторство не заметно.

путешествуя через страну брат и сестра откликаются на зов о помощи, который звучит из высокой травы и...

и начинается Ужас, в котором не будет просвета.

не буду пересказывать сюжет, Трава не так уж велика, прочесть ее можно в один присест.

скажу лишь, что Кинг — великий мастер в описании абсолютного Зла с большой буквы, этот пошедший даже от Лавкрафта (он не был первым), а скорее от Блэквуда мотив немыслимо древних, бессмысленных,безымянных сущностей, что спят под камнями, но в любой момент готовы проснуться и начать ЖРАТЬ.

потому что эти силы — они голодны.

кошмарная ХТОНЬ, не вампир, не зомби, не злой человек человек с топором, а невидимая и не имеющая головы, которую можно отрубить, сила, которая старше чем горы, дремлет и ждет, пока глупец не ступит на землю, которой она правит.

дальше будут легкое беспокойство перерождающееся в отчаяние, будут боль и кровь, а все завершится жутким причастием.

читайте.

пугайтесь.

старый добрый Стиви все еще с нами.

сейчас будет патетический отзыв! :)

наверное лучшее, что создал Геммел.

и как ни печально — последнее.

перед нами авторский взгляд на греческую мифологию, а это перестало быть новым лет пятьдесят назад.

но перед нами еще и Дэвид Геммел, как никто умевший совмещать жестокий натурализм, пафосную героику и ... такой прочувстованный лиризм, что даже у не самого сентиментального человека слеза может навернуться при прочтении.

да, в книге полно сражений, как стычек один на один, так и грандиозных битв, и как обычно Геммел исследует темы храбрости, героизма, долга, верности клятвам, и как все это должно сочетаться с простыми человеческими чувствами и обычной жизнью.

но, если быть честным, этого у Геммела хватало всегда.

а вот его Древняя, легендарная Греция — это нечто потрясающее, при том, что автор обходится самыми скромными изобразительными средствами и не вываливает на читателя кучу греческих слов, почерпнутых из словаря и исторических подробностей, почерпнутых из энциклопедий.

нет, упомянуты длинные корабли, короткие мечи, теплое море, песок побережий и... и вот мы уже там, в легендарной гомеровской Греции, стоим на палубе корабля, несущегося по волнам Эгейского моря.

можно ощутить соленые брызги на лице, теплые доски под ногами.

быть может так легко шагнуть через тысячелетия нам помогают герои Геммела, описанные им как всегда выразительно и с симпатией.

любой персонаж, который возникает на страницах книги, даже тот, кому посвящены считанные страницы — живой человек, со своим прошлым, мыслями, чувствами и мечтами.

самый колоритный из них это хитроумный Одиссей, предстающий по версии Геммела одним из творцов героического мифа.

но мне больше всего запомнилась история о свинье Генни, которая никак не хотела тонуть...

будут рушится вековые стены, гибнуть люди, меняться судьбы народов.

а мне интересно, правда ли Одиссей мог плыть на спине целый день и при этом прихлебывать из кубка, который держал на животе? :)

в общем не рецензия вышла, а сумбурный поток своих эмоций по поводу.

солнечная, романтичная, добрая и мудрая книга.

об уходящей красоте, о хрупкости жизни, о быстротечности молодости.

но при этом и крутой боевик.

и при этом — трагедия воистину античного масштаба.

это же Геммел!

вечная, светлая память Мастеру.

рецензия на «Дон Кихота»?!

еще одна?

да вы шутите!

сим риторическим восклицанием я всего-лишь хочу обозначить, сколь глупо к романам ТАКОГО значения и такой репутации подходить в надежде сказать что-то новое, еще не содержащееся в сотнях томов, посвященных осмыслению легендарной книги.

но свои мысли высказать все-таки не возбраняется.

начну с того, что «Дон Кихот» давно уже оторвался от собственно текста Сервантеса, став своего рода архетипом, глубоко прописавшимся в массовой (и высокой) культуре.

«самая популярная книга после Библии», «лучший европейский роман всех времен», «энциклопедия испанского характера» и тд. и тп.

бесчисленные (иногда чрезвычайно вольные) экранизации и театральные постановки, всевозможные пародии и аллюзии, иллюстрации и фигурки-сувениры.

все это создало ОБРАЗ РОМАНА.

и потому читателя, вознамерившегося ознакомиться с первоисточником, может постигнуть разочарование.

особенно если читатель неусидчивый, и если с чувством юмора у него перекос в ту, или иную сторону.

дело в том, что ОБРАЗ РОМАНА настраивает скорее на высокую трагедию, тогда как начинается книга с настоящей такой, честной пародии на рыцарские романы, и представляет собой ренессансную комедию, со всеми признаками этого жанра: многословием, грубоватым и подчас не таким уж забавным на современный вкус, юмором.

к слову сказать, книга написана ветераном битвы при Лепанто, так что Средневековье для Сервантеса и его героев не экзотическая картинка из учебников, а самая что ни на есть реальность.

это вскрывает неожиданный, для читателя-новичка момент.

хотя Дон Кихот ведет себя как сумасшедший, смешон он именно в силу безумных речей и того, что доспехи у него прадедовские, на вид устаревшие.

но вообще-то и латы и копья и мечи еще в ходу, в дуэлях, в том числе по надуманному поводу, ничего необыкновенного нет.

когда Алонсо Кихано вытаскивает меч, он вполне готов пустить его в ход НА САМОМ ДЕЛЕ, но у многих его противников оказываются не мечи, так дубины. с бискайским возчиком он рубится по-настоящему, крестьянина-погонщика ранит тоже не играючи.

ставшее мемом «донкихотсво» в смысле «идеализм» и распространенный образ тощего старца имеют мало общего с крепким еще пятидесятилетним дядькой, который чуть что хватается за остро отточенную метровую железку.

пока что безумие идальго не приобретает характер «высокого» и автор довольно жестоко наказывает его за выходки, часто опасные и жестокие, а вовсе не проникнутые возвышенным духом.

Дон Кихота и Санчо бьют и высмеивают, снова и снова.

о Санчо.

этот персонаж забавен вдвойне.

потому что «простонародный здравый смысл» и народный же сочный юмор, символом которого его принято считать, сочетаются у Пансы с готовностью поверить в бредовые обещания о губернаторстве на завоеванном острове.

продолжайся дело дело таким же манером, «Дон Кихот» не приобрел бы своего второго измерения и не стал бы «самой популярной книгой после Библии», а остался на одной полке с Лопе Де Вегой и Педро Кальдероном, не как вечно актуальный роман о метаниях духа, а как ценный источник по истории литературы и нравов своего времени, пригодный для нечастных академических экранизаций.

но, как это нередко бывает, текст вырвался из рук автора и начал писать себя сам.

и началось подлинное чудо, начался тот самый «Дон Кихот», который и стал культом.

сам Дон Кихот малость «протрезвел», зато все окружающие принялись заражаться его безумием.

подыгрывая ему, чтобы уговорить вернуться домой, друзья идальго начинают играть в рыцарей, принцесс и волшебников, втягивая в игру все больше народу и относясь к игре все серьезнее.

и вот уже молодой Карраско, который собирался вступить в поединок с Дон Кихотом лишь для того, чтобы победить старого чудака и вынудить дать обет не странствовать, сам всерьез злится за случайное поражение и мечтает отомстить...

мне кажется, что главной темой книги стал вовсе не идеализм, не то самое «донкихотство», и уж тем более не «опасность жизни в мечтах», а скорее соотношение Искусства и Реальности.

где одно перетекает в другое, где грань между игрой и жизнью?

в определенный момент, скорее всего, когда в книге появляется чета скучающих аристократов, которые just for lulz способны осуществить сколь угодно масштабные проекты (просто потому, что денег у них много), начинается уже совершенно неподдельная магия.

если вспомнить о том, что еще раньше персонажи УЗНАЮТ О СЕБЕ, что они персонажи чьей-то книги (не утратив уверенности в том, что они настоящие), а Сервантес вступает в перебранку с авторами «фанфиков», картина предстает и вовсе восхитительная.

так Дон Кихот и Санчо натыкаются на трактирщика, с которым якобы встречались (в книге же написано), но тот божится, что никогда их не видел, хотя и знает других, похожих...

это постмодернизм за триста лет до появления термина, метапроза, написанная современником аутодафе и последних рыцарских турниров.

в самом деле великая книга.

при этом не настолько тяжеловесная и старомодная, как может показаться, зная о её почтенном возрасте.

ps. добавлю, что без некоторой доли испанофильства по-настоящему полюбить «Дон Кихота» не то, чтобы невозможно, но чуть сложнее, чем тому, кто поддался очарованию этой страны и ее культуры. Испания и Сантьяго!

Роберт Говард — общепризнанный отец героического фэнтези, sword and magik, а «Долина Червя» это наверное, лучший Говард, квинтэссенция его творчества.

патетичная, брутальная, одновременно скуповатая и поэтичная манера автора, заставляет ожить и задышать эту версию распространенной легенды о противоборстве Героя и Чудовища.

рассказ относится к «реинкарнационному» циклу, что позволяет писать о легендарных временах от лица современного человека, но чем дальше, тем меньше в тексте Эллисона и больше Ньорда.

Говард как никто обладал даром заставить читателя забыть о том, что все это чистая выдумка, ставшие уже штампами выражения вроде «ветер овевает лицо» и «чувствуешь пальцами рукоять меча», которыми описывается глубокое, самозабвенное погружение в текст, они совершенно применимы к «Долине Червя».

во время чтения ты живешь жизнью Ньорда, становишься Ньордом.

это Говард as is: «лавкрафтовский ужас», романтизация варварства и культ героя, почти сверхчеловека, легкий флер расизма, и трагические интонации, потому что время уносит и погребает под собой все, оставляя только камни, да тени воспоминаний.

у всякого автора с большим наследием (а Кинг чрезвычайно плодовит) наступает определенный момент, когда публика начинает писать про его новые книги по формуле «лучшая книга автора со времени XXXXX».

причем сама произвольная XXXXX может как являться ультимативным шедевром, так и относительной неудачей, не говоря уж о том, что у каждого критика-читателя своя XXXXX.

лично я, обожаю раннего Кинга, с трудом понимаю «среднего», а вот вот с «поздним» все настолько неоднозначно, что пришлось либо укрываться за общими словами про «возвращение автора в форму» чередуемые с «явной неудачей», либо уж молчать совсем.

про «Джойленд» я готов сказать все эти слова: и про «лучшую книгу со времен ....» и про «возвращение старого-доброго Кинга» и много других сентиментальных выражений.

Кинг пускается по волнам памяти, от лица шестидесятилетнего героя вспоминая события сорокалетней давности, когда тот был молод, наивен, влюблен и странно, по-своему счастлив.

переживая из-за размолвки с любимой и испытывая нередкую для 20 летнего общую растерянность по поводу того, что же делать дальше, Дэвин бросает учебу и нанимается работать в парк аттракционов.

любой, кто в юности попробовал работу, похожую задним числом на приключения (у меня это было экспедиторство на дальних рейсах) поймет энтузиазм, с которым интеллигентный парень бросается в мир, жуткого, интересного, колоритного и «настоящего» существования, столь отличного от институтской скамьи.

как и радость от того, что все это, наконец, закончилось. (хе-хе, написал бы тут Кинг, напишу и я).

правда Дэвину еще и везет с тем, что коллектив на ярмарке вполне может именоваться «дружной семьей».

развлекая детей в костюме собаки и надраивая сиденья каруселей, Дэвин будто бы успокаивается и находит себя.

но лето миновало, наступает осень.

неслучившийся роман, последовавший аккурат за рухнувшим и завязавшаяся дружба с мальчиком-калекой знаменуют начало нового сезона в жизни Дэвина.

идущая пунктиром детективная линия (серийный убийца, обретающийся вокруг парков аттракционов) и история о привидении, живущем в «комнате ужасов», до поры до времени остаются в стороне, но по мере того, как воздух становится холоднее и атмосфера вечного праздника уносится из Джойленда, выясняется, что Кинг не разучился ни пугать, ни создавать по-настоящему отвратительных злодеев, ни загадывать читателю загадки.

для Дэвина все кончится хорошо, но на последних страницах есть, от чего смахнуть слезу.

это не «возвращение Кинга» к себе же раннему, это новый Кинг, но нашедший баланс между своими ипостасями автора триллеров и певца провинции с ее простыми, но такими душевными радостями жизни.

здесь нет ни формальной переусложненности, ни сценарной лаконичности, присущих некоторым его поздним вещам.

это тот же лиричный, меланхоличный Кинг, мастер поэтически описывать самые бытовые вещи, но скучать над буднями не придется, потому что по Земле Радости ходит двуногий хищник...

прекрасный цикл, остается только удивиться его непопулярности на Фантлабе.

это увлекательное, полное сражений и приключений произведение, своей остросюжетностью способное заткнуть за пояс многие общепризнанные «боевики».

но проработка мира и персонажей на голову, да что там, на две головы выше среднего уровня в «героике», как исторической так и фэнтезийной.

что-то автор сочинил, что-то почерпнул из хроник, что-то позаимствовал у своих предшественников по «Артуриане», что-то подсказали находки археологов.

мы погружаемся в странный мир, который можно с натяжкой назвать «античным постапокалипсисом».

римляне, создатели могучей и развитой цивилизации, принесшие на край мира, каким была Британия, свои законы, свои дороги, города и крепости, свою религию и многие века поддерживавшие порядок силой оружия, ушли, оставив на произвол судьбы бриттов, которые на протяжении жизни нескольких поколений стали стремительно скатываться обратно в дикость.

крошечные (можно проехать за день) государства кельтов беспрерывно грызуться между собой.

внутри самих этих королевств тоже нет мира и согласия.

христиане враждуют как с последователями старых богов так и друг с другом.

берега разоряют ирландские пираты.

а тут с Востока пришли новые захватчики, дикие саксы.

время Темных Веков, странное время, канувшее в «черную дыру» между Античностью и Высоким Средневековьем — невероятно богатый мир для писателя, который с одной стороны не слишком стеснен историей, а с другой может пользоваться обилием легенд и мифов, которые сохранились о тех столетиях.

перед нами мир, в котором по все еще стоящим римским мостам шествуют орды облаченных в кожаные доспехи дикарей, несущих свое знамя — политый свежей кровью бычий череп, на коронации короля христианские епископы вместе со всеми наблюдают человеческое жертвоприношение, вера в магию пронизывает все вокруг, от войны до любовных дел.

жизнь варварских королевств, в которых даже знатнейшие лорды ловят в бородах вшей, монахи могут жениться, а безумных ссылают на Остров Смерти, где они обращаются в людоедов, описана столь подробно и увлекательно, что автору безоговорочно веришь и кажется, будто Корнуэлл только что вернулся из путешествия во времени.

не это ли лучший показатель таланта (и трудолюбия)?

роман относится к «Артуриане».

Корнуэлл словно бы снял налет романтики и позднейших наслоений с первоосновы мифа, и герои со столь знакомыми именами: Мерлин, Мордред, Артур, Гавейн, Ланселот, Борс, Галахад предстают перед нами не в антураже рыцарского романа, с белокаменными замками, куртуазными придворными развлечениями, турнирами и истовой религиозностью, а в жестоком, противоречивом и грязном мире Темных Веков.

некоторые из них почти не изменились в сравнении с мифом.

Артур — справедливый правитель, трудящийся на благо своей страны.

Мерлин — хранитель древней мудрости друидов.

Мордред — жестокий и коварный человек, мечтающий о власти.

некоторые узнать почтиневозможно, так Ланселот здесь трус и интриган, а Овэйн и вовсе враг Артура, убитый им в поединке...

повествование идет от лица Дерфеля, последнего из воинов Артура, доживающего век в монастыре.

жизнь Дерфеля, сына рабыни, ставшего великим воином и лордом, познавшего в жизни и великую радость и великую скорбь, бывшего Посвященным Митры и ставшего христианином, красной нитью проходит через трилогию.

мы видим возвышение и падение Камелота (сам Дерфель называет его Кар-Кадарном) его глазами.

перед нами проносятся военные кампании, эпидемии, годы мирного труда, религиозные столкновения.

роман нельзя отнести в настоящем смысле слова к фэнтези, тут нет ни волшебных единорогов, ни Черных Рыцарей, но все же какая-то древняя, пусть слабеющая, но еще живая магия теплится в непроходимых урочищах, среди гор и лесов Британии, на дальних островах, в римских развалинах.

предсказания сбываются.

мертвые воскресают.

волшебные сны ведут с схороненным еще в до-римские времена кладам...

или все это игра воображения и магия просто померещилась суеверным людям?

нет ответа...

с каждым томом повествование становится все горче и мрачнее.

каким бы великим воином ни был Артур и его верные люди, а остановить наступающий Хаос не в их силах.

Хаос это пьяные и грязные дикари-саксы, Хаос это ирландский король Диурнах, сдирающий с людей кожу, Хаос это магия Мерлина, мечтающего вернуть в мир старых богов, Хаос это его ученица Нимуэ, создающая армию из прокаженных, увечных, безумных, изгоев и преступников всех мастей, Хаос это ненавидящий весь свет колченогий Мордред...

Артуру не будет здесь забвения на Авалоне, но лодка, уносящая израненного владыку, мечтавшего лишь о мире и процветании, исчезнет в серебристом тумане.

прекрасная книга, просто прекрасная.

если бы вся приключенческая литература была такой!

Стейнбек был очень умным.

да что там — мудрым.

как всякий очень умный человек он додумался до вещей, о которых лучше не задумываться, только ему достало еще и мужества об этом написать.

Стейнбек был сентиментальным, но не всегда добрым.

некоторый цинизм в нем за сентиментальностью всегда оставался, и именно это сочетание и создало его уникальный стиль.

но довольно жестоко шутил над вещами, над которыми принято вздыхать, и воспевал вещи, которых принято стесняться.

и так, что же написал умный и сентиментальный циник Стейнбек?

а он написал еще одну смешную и горькую вещь о жизни низов общества.

о вечных безработных, о конченных алкашах, о бродягах, об аферистах, о «мокрых спинах»- гастарбайтерах, о горе-художниках, о вышибалах с набитыми кулачищами, о непотребных девках, о всевозможных чудиках, фриках и просто раздолбаях.

чуть ли не единственный «приличный» человек тут ученый Док, который почему-то предпочитает тусовать с маргиналами, хотя он-то настоящий ученый, а не такой как «художник Анри».

по сюжету, неимоверно накосячившие в пьяном виде, «ребята» (кампания полубездомных и полубезработных парней под предводительством немолодого уже громилы Мака), расшибаются в лепешку, чтобы организовать праздник для Дока, которого они безмерно любят и уважают, хотя взятые «в долг» деньги не вернули еще ни разу.

для этого они идут на великие ухищрения и прилагают страшные (по их меркам) усилия.

и что же оказалось в итоге?

а оказалось, что вечно пьяные лузеры в некоторых ситуациях — лучшая кампания.

что жизнь в их провонявшем псиной «сквоте» не худший способ потратить отведенный тебе судьбой жизненный срок.

что проститутки не самые плохие женщины, во многих отношениях лучше добропорядочных матерей семейств.

что хорошая пьяная драка иногда дает ответ на все проклятые вопросы.

что есть такие времена, когда человек читающий на санскрите может быть другом того, кто и на родном-то языке говорит с трудом.

за Доком стоит какая-то трагедия, какая-то драма, хотят домыслить некоторые читатели, но этого мы не узнаем.

Стейнбек такой, немного «американский Ремарк» с гимнами во славу алкогольного мужского братства, которое полезно разбавлять обществом девиц с пониженной социальной ответственностью.

но поскольку, он американец, в нем нет дубовости знаменитого немца, который на слезные железы давил уж просто коленом.

Стейнбек изящнее.

изящество это определяется тем самым цинизмом, о котором я уже упоминал.

легкий «зазор» между автором и героями остается.

издалека, с симпатией, но и с ухмылкой смотрит он на своих персонажей и показывает их нам.

нам — много более благополучным, но, увы, много более несчастным.

потому что мы — рабы системы, а «ребята» во главе с Маком систему вертели на коленвале от раздолбанной машины, которую чинят который год с переменным успехом.

под жарким калифорнийским Солнцем в Америке Стейнбека кипит жизнь, грубая и грязная, но — жизнь.

ps. если окажусь в Калифорнии, то приеду в Монтерей и напьюсь там до колокольного звона, точно говорю.

Затерянный в джунглях город — старый ход приключенческой литературы, и думаю, если все произведения на эту тему собрать в одну стопку, то она окажется не ниже Эйфелевой Башни. Ко времени написания «Алых Гвоздей» стопка была, конечно, пониже, но уже тоже внушительной, причем в ней лежали и произведения самого Говарда.

Тем не менее, используя столь традиционный прием, Роб сумел создать произведение, которое можно охарактеризовать как «шедевр», входящий в десятку его лучших творений.

Талант — вещь трудно поддающаяся описанию и формальному разбору, но при этом совершенно точно — существующая в объективной реальности, а не только в глазах смотрящего.

Говард лучше многих своих последователей не потому, что ему принадлежит пальма первенства, а просто потому, что ему было больше дано. Больше дано этого самого таланта.

Те же самые сюжетные ходы, которые у дюжинного автора будут смотреться банальными, плоскими штампами, у него оживают.

Думается, что меланхоличность натуры автора, его завороженность темами смерти, упадка, кратковременности жизни это тот самый ингредиент, который делает внешне незамысловатую героику чем-то большим. Ну и собственно художественный дар.

Впрочем, нельзя сказать, что достоинства рассказа сводятся к так сказать «аранжировке». Сюжетно он тоже выделяется, особенно на фоне своего незадачливого старшего родственника — «Ползучей Тени».

И так, в кампании крутой пиратки Валерии Конан оказывается в джунглях, где сначала одолевает возвращенного к жизни магией динозавра, а потом путешественники находят затерянный город, представляющий из себя огромный сплошной дворец.

Атмосфера этого странного, глючного места описана на пять с большим плюсом. Погруженные в вечный полумрак, запыленные, мертвые, затхлые коридоры-улицы, от которых заранее веет чем-то нехорошим, призрачный свет, бесконечные залы...

очень скоро выясняется, что город обитаем, вот только жизнь, которую ведут его жители, мало отличается от того существования, которое уготовано в Аду.

два клана, живущие в не видящем света мире города-дворца ведут бесконечную войну, в которой рекорды изощренной жестокости были побиты еще до рождения нынешнего поколения.

алые гвозди — символические трофеи, которые победители вбивают в столб в знак того, что удалось убить очередного врага.

собственно история превращения людей в одержимых безумцев, ради развлечения сдирающих друг с друга кожу, самое сильное, что есть в рассказе.

по степени жестокости Говард опасно приближается к будущим авторам сплаттера, но у него жестокость все-таки средство, а не цель.

решив, что «все равно кого резать» Конан и его напарница присоединяются к приютившему их клану, но война заканчивается довольно быстро...

кому надо, впрочем, читали и помнят, что происходило в «Алых Гвоздях».

обращает на себя внимание автора к деталям.

там многие из Техулти имеют личные имена, и хотя времени им уделено совсем немного, успевают предстать перед читателем живыми людьми, а не голыми функциями.

не обошлось без любимого Говардом образа стигийской злодейки.

любители сексуальных девиация могут посмаковать толстые намеки, сочащиеся из каждой строчки, что посвящены Тасцеле и Валерии, а уж что случилось со служанкой

вождь Техулти Ольмек предстает убедительно грозным и зловещим.

любопытно кстати, как двоится образ Конана у самого автора этого персонажа.

с одной стороны варварское происхождение, чуждость цивилизации, которая ассоциируется с вырождением и извращением человеческой натуры, дикарское чутье, реакции и привычки — на своем месте.

но с другой стороны среди всеобщего безумия, одержимости как внутренними так и самыми настоящими демонами, Конан предстает столпом здравомыслия, практичности и незамысловатого прагматизма.

ему конечно, свойственно рычать угрозы и воплощать их в реальность, но пафоса в киммерийце ни на грош, «все равно кого резать» очень хорошо отражает его отношение к действительности.

Конан, сейчас страшное напишу, отчасти все-таки американец, аутентичного варварства в нем мало, оптимизм и предприимчивость его родом скорее из книг о колониальных приключениях, чем из древних саг.

бравурный финал в духе «что ж вырвались мы из этого дурдома, а теперь погуляем-пограбим» не выглядит вымученным.

в общем 10 из 10 причем высоту оценки определяют лично для меня — описания Ксухотла, история кланов Техулти и Ксотлан (особенно они) и наконец, экшен.

Лавкрафт ассоциируется с несколько абстрактным «космическим» ужасом, своей авторской мифологией и пышной, архаизированной манерой изложения.

но вообще-то Лавкрафт мог быть и таким вот: автором поистине брутального, кровавого и мрачного даже по нынешним временам (а для года написания так и вообще...), рассказа о том, что играя со Смертью можно и доиграться.

дух упадка-декананса тут есть, но тут есть и капающая с клыков кровь...

заметил за собой, что часто мои рецензии носят полемический характер.

будто кому-то что-то доказываю, а не просто излагаю свое мнение.

но с другой стороны, должен же у человека быть свой стиль, верно?

и так, сэр Вальтер Скотт...

в рецензии на «Пертскую красавицу» я уже писал, что представление о Скотте, как об авторе розового романтизма несколько преувеличено.

что за «высоким штилем» диалогов часто скрывается жестокая и крайне неприглядная история.

то же самое можно сказать и про «Ламмермурскую невесту».

в отличие от автора прекрасной биографии Скотта, Пирсона Хесткета, я напротив, считаю книгу одной из лучших у шотландского барда.

в огромном наследии Скотта много книг, написанных, чтобы обязательства перед издательством закрыть.

так же имеется некоторое количество романов, созданных явно с политической тенденцией.

в «Невесте», Скотт на время как будто отошел от своих излюбленных тем и обратился к семейной истории, чтобы написать печальный, трагичный роман.

история, в общих чертах, похожа на «Ромео и Джульетту», но так же заметно влияние другой пьесы Шекспира — «Макбета».

некая готическая мрачность, заведомый дух обреченности витают над книгой.

быть может, отпечаток наложило то, что писал ее автор, будучи тяжело больным.

этот роман Скотта кажется чуть более «настоящим», чем многие его прославленные книги, в которых сильно театральное начало.

Скотт предупреждает читателя:

девушка и молодой человек влюбляются друг в друга, но между ними пропасть в имущественном положении и политические разногласия их семей.

и все кончится очень плохо (не спойлер).

Скотт обнаруживает в себе неплохого психолога.

так главная героиня вовсе не кажется «бледной тенью», чья бледность вызвана жанровыми требованиями.

Люси вовсе не ходульная фигура прекрасной дамы.

она обыкновенная живая девушка.

но слабая, бесхарактерная и внушаемая, склонная одновременно к романтической экзальтации и депрессии.

такие люди встречаются, вовсе не только в книгах.

потому трагичная история, случившаяся с ней, возможна, правдоподобна, случались такие (и похожие) трагедии в прошлом, да случаются и в наши дни.

то же касается и главного героя, Эдгара.

он как будто «байронический» — обреченный наследник славного рода, благородный изгой.

это, конечно, патетично, но неужели не бывало разоренных аристократов, тем более гордых, что им приходится прибегать к завуалированному попрошайничеству?

думаю, баронет Скотт лучше знал аристократов 18 века, просто потому что сам был одним из них, хотя и жил чуть позже.

(по возрасту герои принадлежат к поколению дедов и бабушек писателя, не такая седая древность, чтобы не представлять себе, как люди того времени мыслили и говорили).

таким образом, писателю, в кои-то веки, удалось создать живых главных героев, (хотя и в рамках жанра).

чувствуя же, что играет с романтическими штампами, Скотт словно извиняется.

так явление героя, облаченного в черное, вооруженного, смертельно бледного, предстающего перед изумленной публикой, он предваряет фразой, что сцена показалась театральной даже ее участникам.

главные антагонисты тоже не демонические «злодеи», а вполне обычные циники.

хотя Скотт не считается «мистическим» автором, и казавшиеся сверхъестественными, события в его книгах обычно объясняются розыгрышем или буйством воображения, в «Невесте» злые старухи, упорно пророчащие плохое, кажутся настоящими, неподдельными ведьмами.

что-то в них есть действительно пугающее.

но, конечно же, добродушие автора, вечная сентиментальность Скотта остались с ним.

и в книге есть воистину трогательная сцена, когда жители городка, населенного веселыми любителями контрабандного бренди и золотых рук плотниками, скидываются на праздник для своих уже бывших, промотавшихся и утративших всякую власть, повелителей — Рэвенсвудов.

делают они это не из феодальной повинности, которую больше не несут, а скорее по симпатии к их старому слуге, да из жалости к бедному наследнику.

ну слезы наворачиваются, честно, а я ведь на «Хатико» и то не плакал...

безыскусный, добродушный юмор Скотта тоже на месте.

так верный камердинер Калеб, скрывая хозяйскую бедность, бьет в подвале пустые бутылки, а потом кричит служанке, чтобы она убрала вино, им разлитое, и идет многословно извиняться за свои кривые руки.

всем выше сказанным, я не хочу сказать, будто бы проза Скотта на нынешний вкус не старомодна, не напыщенна, не несет в себе родовых травм старинного романтизма.

я хочу лишь сказать, что это не такие страшные недостатки, как принято считать, что книга не настолько архаична, чтобы не получать от нее удовольствие в наши дни.

проза, русская классическая проза!

сколько преступлений против вкуса, здравого смысла, а если верить Варламу Шаламову, то и против человечества, совершено именем твоим!

за короткий, в общем-то, период, примерно с 1830 по 1890-е годы русские писатели создали абсолютный канон, отлили в граните эталон того, как надо писать о России и что такое Россия.

Россия — огромное, неприспособленное для жизни пространство, на котором однако умудряются жить мужики (хорошие и плохие), баре, они же интеллигенты, чиновники ранжированные по табели о рангах, купчины, военные, околоточные, и какие-то совсем уж непонятные люди, несомые через заснеженные просторы ветром.

в этой литературной России все всегда куда-то спешат, но никуда не успевают, потому что на самом деле им никуда не нужно, всегда метет снег, а разговоры случайных попутчиков, обычно глубже по мысли чем вся библиотека какого-нибудь скучного немецкого профессора.

давненько не читал я такой злой пародии, хотя сам автор так «Метель» и не позиционирует.

признаться, я не большой фанат сюрреализма, психоделики, постмодернизма и тому подобных игр с текстом, я все-таки ценю традиционный нарратив.

но в «Метели», которая написана совершенно классическим «русским-литературным» языком, (хоть сейчас в хрестоматию) элементы этих стилей глаз не режут, может быть именно из-за того, что изложены по-чеховски.

поначалу, пока врач требует лошадей, чтобы доставить вакцину, а станционный смотритель, прибавляя вечное и загадочное «с» в большинству слов («как не понять-с, надо ехать-с») ему в том отказывает, кажется, что открыл не то случайно пропущенный в ПСС рассказ позднего Чехова, не то кого-то из крепких реалистов, больше всего гордившихся своей честностью. Вересаева, что ли...

но вот извозчик Перхуша, («Это был малорослый, худощавый и узкоплечий мужик лет тридцати с кривыми ногами и непомерно большими кистями рук, какие случаются часто у портных. Лицо его, востроносое, заплывшее со сна, было добродушным и пыталось улыбнуться.») идет запрягать лошадок, которых оказывается пятьдесят, потому что они малые — с куропатку размером, и каким-то образом катят «самокат», орудуя ногами под капором.

да и эпидемия боливийской «чернухи» это вам не тиф, это зомби-зараза, от которой мертвые восстают.

но странным образом, эти и другие приметы чуждого жанра совершенно не разрушают цельно-монолитное, классическое-российское время и пространство, в котором нашим героям предстоит проблуждать двое суток.

в книжной России новейшие фантастические технологии удачно соседствуют с исконно-посконным бездорожьем, даже верстовых столбиков не сыскать.

потому и заплутают Гарин с Перхушей.

Сорокин выносит на свет божий, протряхивает закостенелые клише Великой Русской Литературы.

за счет всего-то навязчивого повторения (автор не глумится нарочито, как будто и не пародией занимается, за бережной стилизацией) они предстают тем, чем являются — таким же комплектом штампов и механических приемов, как многократно осмеянные «типовые наборы МТА».

представитель народа, ловкий, сметливый, добродушный, чуть с хитрецой? находящий радость в своем нелегком но нужном труде?

а вот вам Перхуша.

постоянные, обстоятельные рассуждения интеллигентного персонажа, который будто в уме колонку ведет?

сильно, что тут скажешь.

главный пародийный прием это, на самом деле не «маленькие» и «большие» люди, не зомби и не «посмотрим радио».

а просто докручивание привычных, традиционных для русской классики сюжетных схем до предела, до упора.

знаете, там герои после пережитых трудностей или какой-нибудь очередной проведенной на заснеженной станции ночи переживают катарсис?

с Гариным оно случается, будьте покойны.

несколько раз подряд переходит от озлобленного раздражения к умилению и обратно.

и снова от умиления к раздражению.

насчет отношений «народа» и «ненарода», есть такой мотив — братание по причине пережитых вместе тягот, или громкая ссора из-за того, что тяготы вскрыли непримиримые противоречия в образе мыслей.

так вот, Гарин будет несколько раз переходить от восхищения перхушиной сметкой и добрым намерениям к ненависти на рукосуйство и раздолбайство мужика.

и от «выпьем, братец» к «вот тебе му**к в рыло».

снова «прости, брат» и снова в рыло.

а в ответ снова и снова «это барин, ничаво».

впрочем пересказывать сюжет дело зряшное, кому интересно, тот сам прочтет, благо вещь небольшая и читается быстро.

хочется только добавить, что текст для автора довольно мягкий.

есть у Сорокина слава мастера эпатажа, мол у него «едят г**но и друг друга».

ничего такого в «Метели» нет, разве в паре мест матерщина проскочит, но реалистично, в таких ситуациях (на морозе пытаясь пчинить поломавшееся средство передвижения) люди так и говорят.

и постельная сцена есть, грубоватая, но без извращений и безумия, случайные связи они обычно так и происходят ))).

ps. конечно, Традицию никакой Сорокин никаким ее травестированием не убьет.

это, наверное, никому не по силу. после «Хижины в лесу» киношники не перестали снимать ужастики с затравкой «группа молодых людей поехала на природу». так и после «Метели» в русских «толстых» журналах исправно выйдут новые рассказы о том, как в селе Нижняя Верховка погорела изба с детишками, как Иван загремел в арестантские роты, а Кузьминишна, мать его, спилась и пошла по дорогам.

и метет метель, и не проехать, да не больно-то и нужно.

попробуешь написать обстоятельный отзыв на это произведение, да и обнаружишь себя посреди стостраничного труда, который и не думает оканчиваться.

потому дам своей музе оглоблей по рукам, да и ограничусь кратким резюме.

роман — великий, грандиозный, трагичный, поэтичный, увлекательный, мудрый, словом — шедевр.

но тот же самый роман — рыхлый, расползающийся, графоманский, по-крестьянски постмодернистский, фельетонный, плакатный.

уф!, написал, все что хотел, все что у меня есть сказать про «Орфографию».

хочу только заметить, что эти два измерения, «черное» и «белое», сильные и слабые стороны в книге существуют не вопреки друг другу («талантливо, но рыхло», «фельетонно, но умно»), и не параллельно друг другу, а в неразрывном единстве.

неразделимы гениальный и графоманский пласты текста.

одно порождает другое.

быть может потому, что книга для Быкова очень уж личная.

полезно прочитать всем, кто не оставил еще мечты о собственном писательстве, для размышления над природой творчества.

ps. а историю Революции и Гражданской Войны изучать лучше по учебникам, а не по «Орфографии», которая есть роман-опера (последним определением автор как бы делает бесполезными все обвинения в чрезмерности, патетичности и отсутствии бытового правдоподобия).

Правду говорить легко и приятно... то есть, тьфу, писать положительные отзывы на понравившиеся книги тоже легко и приятно.

о существовании на свете писателя Джонатана Страуда и его книги «Победители чудовищ» я узнал из Фантлабовских «рекомендаций», и в данном случае робот посоветовал мне хорошую вещь.

Перед нами и увлекательно-приключенческая и глубокая по замыслу книга.

При этом, что приятно, автор не скатывается ни в сугубый боевик, ни в тяжеловесную заумь.

Приключения ГГ развиваются в среднем темпе, а небанальный авторский посыл зашифрован в саму ткань произведения, а не подан в виде монументальных монологов «о вечном».

И так, некая изолированная от внешнего мира Долина живет не то, что бы идиллической, но вполне мирной и сытной, по меркам Средневековья, жизнью.

Быт и обычаи местных жителей созданы явно под влиянием саг об исландцах, не сказочно-фантастической, а бытовой их части.

Долина не такой уж крошечный микрокосм, по всей видимости тянется она на сотни километров, и населяют ее тысячи людей.

Но это и не «большой мир», а замкнутый, и осознающий свою замкнутость анклав.

Покинуть Долину нельзя — границы ее стерегут чудовищные траввы-людоеды.

Жители Долины заняты повседневными трудами, споры решают на судебных собраниях, давно не видели настоящей вражды или войны, кровная месть запрещена, оружие перековано в лемехи для плугов.

Вот только над их крестьянской повседневностью стоят грозные тени героев далекого, кровавого, грандиозного прошлого.

Каждый род ведет свое происхождение от великого предка-героя, курганы падших воинов возвышаются над хижинами их потомков, которые куют мечи только для того, чтобы положить их в могилу умершего.

Халли Свейнссон, малорослый, но крепкий и наделенный неуемным темпераментом отпрыск одного из захудалых (как выяснилось...) родов, не хочет для себя мирной крестьянской жизни. Его разум захвачен сказаниями о прошлом, а душа рвется куда-то к непонятному будущему. После того, как гостившие в доме Свейнссонов братья Харальдссоны, представители много более богатого и влиятельного клана жестоко убили дядю Халли, непутевого пьяницу Бредира, Халли крадет нож и уходит, чтобы отомстить.

О дальнейшем трудно говорить без спойлеров.

После нескольких недель нелегкого пути дойдя до замка Харальдссонов, Халли уясняет для себя, что одно — щекотать воображение описаниями грандиозных битв, а другое — вонзить нож в сердце живого человека.

Чудом (на самом деле с помощью своей подруги Ауд, острой на язык, скептически настроенной по отношению к старым традициям, девушки) уйдя от погони, Халли добирается до родных земель, с мыслью, что кровная месть и опасные приключения, наверное, все-таки не для него.

Но начинается судилище, в ходе которого Харальдссоны отказываются признавать решения законоговорителей, и Долина оказывается на пороге войны.

Хорд Харальдссон приказывает своим кузнецам ковать мечи и шлемы.

Халли и Ауд думают сбежать из долины, и тут автор преподносит нам сюрприз.

Все шло к классическому, много раз опробованному старой-доброй, исполненной гуманизма фантастикой, сюжету «а чудовищ-то и нет никаких, это вас старшие обманывали, чтобы держать в повиновении».

Но оказывается траввы существуют! И у них острые когти.

Чудом пережив схватку с чудовищами, Халли и Ауд возвращаются, чтобы принять участие в обороне родного дома от вторжения Харальдссонов.

Битву эту сложно назвать «эпической», всего полсотни бойцов с обоих сторон, но на кону жизнь и благополучие рода.

Халли выманивает Хорда и его сына в земли траввов, за курганы, и тут на Халли (а заодно и на читателей) обрушивается новое откровение.

Этот твист переворачивает всю ситуацию не то, что бы с головы на ноги, но он несомненно выбивает почву из-под готовых суждений.

У книги есть два конца, условно-оптимистичный и еще один, тот, который в эпилоге.

Таким образом «досталось» не только воинской романтике, но матриархальной пасторали, где под мудрым мягким руководством женщин-законоговорительниц надлежит пахать, жать, а буде возникнет конфликт, решать его на судилище, с помощью вир.

Спи малыш, спи, завтра надо начинать ячмень обмолачивать.

Закончив с разбором месседжа книги, хочу еще сказать, что ее просто приятно читать, а уж стилизации под легенды о героях и вовсе радуют взор.

хорошая книга.

не могу сказать, чтобы произвела какое-то потрясающее впечатление, но это уж просто в силу начитанности на грани пресыщения.

тем не менее — очень и очень уверенная работа от большого мастера.

Иванов, конечно, наследует традиции основательного, скрупулезного в деталях и сильно привязанного к учебнику истории, «правильного» исторического романа.

читали мы, читали эти эпопеи с народом, как движущей силой истории и ужасами царизма...

но, времена не те, сам Иванов не Федоров, потому и книга у него жестче, мрачнее и динамичнее романов «старой школы».

в Сибири русские были самыми настоящими колонизаторами, а не «мирно освоили безлюдные пространства». этот факт успешно стерт из исторической памяти, а зря...

так что отношения русской администрации и поселенцев с местными «инородцами» даны тут без сусальной «дружбы народов» и «несения просвещения», а больше похоже на то, что было в действительности.

так книгу практически открывает

разумеется, такая жесть будет твориться не всю дорогу, и в общем-то Юрка-солдат просто подонок, которого не уважали даже товарищи по артели сборщиков дани. но интонация задана.

абсолютно уверенные в своей силе и праве, русские будут давить, а остяки — терпеть и пытаться приноровиться к правилам игры, которые сводятся к «ты виноват уж в том, что хочется мне кушать».

но это не книга про угнетение коренных народов.

да, линия остяков будет одной из сквозных, наряду с историей семьи тобольского архитектора и летописца Ремезова, шведских военнопленных Таберта и Реннета, могущественного губернатора князя Гагарина, местных церковных иерархов Иоанна и Филофея, фанатичного до безумия раскольника Авдония, жестоко-расчетливого бухарского купца Касыма и многих, многих других.

времена для всех жестокие, страшные, пытошные и в столицах, а уж в далекой Сибири и вовсе нередко «закон — тайга, медведь — хозяин».

полукриминальные и совершенно криминальные схемы наживы, которые используют местные торговцы и администрация, сидящая на стратегическом ресурсе — «мягкой рухляди»(пушнине), поданы автором с юмором, порой чуть ли не симпатией к изобретательным расхитителям казны, а мысль что есть вещи, которые не меняются веками, не выглядит натянутой.

князь Гагарин и вовсе вызывает то восхищение, то раздражение, то недоумение.

человек он несомненно одаренный, умный и сильный, и по сути своей неплохой, не лишенный чувства справедливости, не склонный к жестокости ради самой жестокости. но давно и прочно спутавший свой карман с казной, и точимый бесом гордыни, губернатор ведет себя иногда совершенно неадекватно. самоуверенность чудовищных размеров, апломб, странные амбиции «сибирского царя» который готов начинать войны и в обход царя из Петербурга...

персонажи вообще очень живые, причем живые просто «от себя», а не от головной авторской задачи придать им «неоднозначности».

вот, например, швед Таберт, который нам, читателям так нравился, смело выносящий тяготы плена, готовый и последний сухарь отдать товарищу, к тому же любопытный до всего нового, энциклопедически образованный, в определенный момент начинает вести себя как свинья. но это его свинство совершенно естественно для человека его времени и сословия.

в «Тоболе» хватает натурализма в смысле секса и насилия (хотя до упоения застенком в масштабах, которые задал в своем легендарном «Петре I» А.К. Толстой, Иванов не дотянулся, это задача попросту непосильная).

но есть и юмор, есть восхищение силой человеческого духа и любознательностью ума. есть искренняя религиозность, не переходящая свирепый фанатизм, настоящая дружба и человеческое тепло, и трогательные любовные истории.

а так же есть, хоть и в небольшом количестве, мистика.

самая настоящая мистика древних шаманских капищ, кровавых камланий и зачарованных болот.

не злоупотребляя красочностью описаний, автору все же удается создать ощущение огромности и дикости мира, средь которого обустроили свои форпосты цивилизации русские.

я не сибиряк, я с Урала, но мой родной Каменный Пояс тоже фигурирует в книге. названия уже знакомые мне по собственному опыту (в Верхотурье я работал, в реке Утке чуть не утонул, а в Кунгурской пещере был на школьной экскурсии) тоже появляются на страницах книги.

это конечно, Россия, но другая Россия, иногда совершенно не похожая на Москву, Тверь или Тулу.

это огромная, полудикая, пересеченная могучими реками, шумящая мрачной непролазной тайгой Россия.

Россия раскольничья, разбойничья, каторжная, беглая, буйная, из-за климата не слишком склонная к крестьянскому труду, ищущая «дикого счастья» в лесных промыслах, добыче золота и других даров земли.

потаенные скиты в лесной глуши, набеги кочевников, которым Сибирь подвергалась вплоть до 19 века, невольничьи рынки, на которых распродают баб-преступниц...

читатель ощущает жизнь всей необозримой Сибири, а не только следит за историями тех героев, на которых упал непосредственно авторский взгляд.

отличная книга для всех, кто любит историю, но не ищет в художественной литературе какой-то абсолютной документальной правды и следования «генеральной линии партии».

ps. и еще добавлю, что автор, который напишет книгу про эпоху Петра Первого, в которой не будет кривляющегося ради умягчения монаршьего гнева Алексашки Меншикова с его «мин херц», сразу попадет на скрижали Истории. у Иванова не получилось, Алексашка тут есть! Как и сам Петр, который тоже совершенно традиционный — пьяный, свирепый, но энергичный и радеющий токмо о величии Отечества.

жесткая и сильная социальная фантастика, мрачная антиутопия, упакованная автором в формат сказки.

в своем отзыве на «Голубятню на желтой поляне» я писал, что автор мог бы сделать книгу «взрослой», и от этого она только приобрела.

а про «Детей синего фламинго» можно смело сказать, что именно дети как герои и повествователи, и именно сказочный антураж тут нужны.

для того, чтобы не заморачиваться выстраиванием «реалистичного» фантастического мира с демографиями\географиями, теряя по дороге главное — посыл книги, который, конечно, не является чем-то совершенно новым, но все же не слишком избит.

главный герой «Детей фламинго», обычный школьник Женька, волшебным образом (описание которого опять выдает в Крапивине талантливого фантаста, умеющего творить миры) переносится на зачарованный остров Двид, население которого живет в страхе перед Ящером, чудовищем, угрожающим городу.

правда за многие столетия гнета, они как-то срослись с монстром, и даже полиция называется «слуги ящера».

и вообще, Ящером клянутся, Ящера восхваляют как хранителя мира.

едкое описание горожан, живущих по вымороченным, бредовым правилам, составляет сильнейшую антитоталитарную сатиру.

публичные телесные наказания, дурацкая плюшевая одежда, и главное — бегающие глаза и свистящий шепоток, показывающий, что на самом-то деле все всё понимают, но видите ли, служба-с... хи-хи-хи-кс.

цитировать можно абзацами.

мальчик, как герой принесенный из иного мира, должен якобы сразить дракона.

но на самом деле одолеть холодным оружием механическое чудовище, сотни лет назад построенное для защиты острова от вражеского флота, непосильно и для Конана-варвара, и предсказуемо проваливший миссию Женька в результате вполне кафкианского суда приговорен к казни.

таким образом ритуал «Ящер защищает горд от внешней угрозы» соблюден.

с помощью волшебной птицы пареньку удается бежать, и он знакомится с живущими в развалинах детьми-изгоями, единственными по-настоящему свободными людьми острова.

их возглавляет обаятельнейший Дуг, последний взрослый парень на острове, не ставший конформистом-обывателем в плюшевом костюме, а сохранивший свойственную молодости жажду перемен и свободы.

понятно, что героям удастся вывести из строя древнего робота, вот только...

вот только жители Двида жить уже не могут без Ящера!

и их ритуализированное бытие продолжится, пока не случится нечто по-настоящему потрясающее основы.

вообще перед нами неожиданно жесткая и по-хорошему циничная книга, пусть, детская, но кто сказал, что книги для детей должны содержать только счастливые концовки, с непременным наказанием злых и вознаграждением добрых?

тут будут гибнуть положительные герои, добряки окажутся лицемерными подлецами, а жалкие трусы, на которых, казалось, только шикни — разбегутся, расчетливыми убийцами.

а потом... потом Женька очнется в нашем мире, со сломанной рукой и воспалением легких...

Крапивина многие упрекают в излишней идеализации детства и детей, в создании вокруг маленьких человеков, которые такие же как взрослые, только маленькие, ауры необыкновенной чистоты и даже избранности.

это конечно есть, но спрячу я политоту под спойлер.

детская, разумеется, книжка, очень «крапивинская», с вечными уменьшительно-ласкательными именами, романтикой дружбы и прочими его штампами.

вот только взрослым почитать будет очень полезно, хотя кто-то может и обидеться.

и этот кто-то сурово так спросит: на что намекает сказочник, не расшатывает ли он своей писаниной равновесие порядка?

Брэдбери как-то очень рано и давно прицепили ярлык «мечтательного доброго сказочника».

стало общим местом, что от его произведений веет летом и солнцем, попадаешь в свои 10 лет, когда до школы еще далеко.

сплошное вино из одуванчиков, во все поля.

а ведь Брэдбери был одним из самых жестоких авторов хоррора, которых когда-либо рождала земля.

и не за счет кровожадного натурализма, а именно за счет редкого хладнокровного цинизма он достигал этого эффекта.

вот и здесь.

мальчик выпотрошил вампира, когда тот отдыхал.

как-то развивать эту тему, ударяясь в «кишки» можно было бы, а зачем?

исходная ситуация настолько дика, что волосы дыбом.

впрочем Брэдбери, который однажды сломал вообще все границы и рамки, когда сделал убийцей младенца, и не так может по нервам хлестнуть!

ставший невероятно популярным, благодаря подаренному ему создателями остроумию, жулик Остап Бендер, как-то раз взвился на дотошного обывателя «убивать надо таких знатоков!!!».

универсальный, право, совет, особенно на тему того, что делать со «знатоками», из десятых годов 21 века упрекающими авторов писавших 60-70, а то и все 200 лет назад в «исторических неточностях» и особенности в «вольностях», хотя речь идет о литературе художественной...

не, то чтобы писатели неподсудны по определению, но право, речь изначально идет о ВЫМЫСЛЕ, а не о претендующем историческую истину исследовании.

так что изыски на тему, «что такое Сульдэ, бог войны вообще, или своеобразный дух воинской удачи каждого военачальника», с точки зрения науки, несомненно интересны, но Ян был вправе изобразить его так, как хотел...

после такого пафосного вступления пора бы обсудить саму книгу.

Василий Ян, конечно, не мог пользоваться современными научными работами, зато он знал Азию, которая в начале 20 века, в чем-то изменившись, в чем-то оставалась той же самой что во времена Чингисхана. Ян пробирался по пустыням инспектируя состояние колодцев, бывал на приеме у самого настоящего Хивинского Хана, он укрывался от песчаных бурь, промерзал до костей на горных перевалах, пил с местными жителями приправленный солью чай...

потому его древний Хорезм и предстает таким живым, настоящим, лишенным искусственной экзотизации, слишком уж пышного-пряного ориентального колорита, но при этом несомненно Другим, иным, непохожим на современный мир.

богатые и могущественные мусульманские государства Средней Азии погружены во внутренние конфликты и повседневную жизнь, не зная еще, что над ними занесен меч Потрясателя Вселенной, овладевшего Великой Степью и покорившего уже Китай, непобедимого Чингисхана...

Ян, при всей нескрываемой симпатии к мусульманам, избегает соблазна сделать их невинными жертвами свирепых варваров.

Хорезмшах Мухаммед правит тиранически, сам устраивая грабительские походы на соседей, раздавая должности и города верным степнякам-половцам.

жизнь же простых хорезмийцев описанная с редким сочетанием этнографической яркости и житейского правдоподобия, тяжела, полна повседневных трудов и опасностей, притеснений со стороны власти, религиозной нетерпимости и бытовой жестокости.

но все же это привычная, устоявшая жизнь, это цивилизация, это культура, это оросительные каналы и школы, это изысканная поэзия и грандиозная архитектура, это ремесла, торговля, зарождение наук...

само вторжение монголов приходится на последнюю треть книги, и хотя Ян не из числа писателей, смакующих «кровищщщу», сцены вроде той, в которой обезумевшие от голода люди заживо раздирают случайно пойманного ими верблюда, надолго останутся перед глазами, тем более, что писатель лишь касается их, не обсасывая страницы напролет.

страшны монгольские мечи и стрелы, но еще страшнее — разрушение ирригационных сооружений, разрыв земледельческого цикла, благодаря которому благоденствовал Хорезм.

голод, эпидемии, опустение и одичание приходят на смену привычным тяготам.

мир рушится.

мусульмане называют своих врагов иаджуджами, давая им взятое из Корана имя проклятого народа, чей приход знаменует конец света.

вот только Махди не придет, и Аллах не уничтожит иаджуджей, закупорив им носы и рты...

полуразрушенные государства Средней Азии окажутся под пятой старого степного кагана, который с удовольствием будет пировать в «доме мусульманского бога», и потребует от покоренных, чтобы они услаждали его слух «жалобными песнями о гибели Хорезма», а некогда могущественную хорезмийскую царицу-мать изощренно унизит, сделав так, чтобы жила она у него в плену только на объедках, которые бросают ей пирующие победители.

Чингисхан появляется в книге далеко не сразу, но образ его на редкость убедителен.

он не фэнтезийный «темный властелин», а живой человек, в прошлом раб, сам хлебнувший унижений.

ему не чужды такие простые человеческие черты, как страх старости, сентиментальная любовь к младшему сыну, сомнения.

но все же это великий человек, великий и страшный, и величие его как раз и заключается том ужасе, который он внушает окружающим, а следом за ними и всему населенному миру.

жестокость великого кагана, поданная без излишней театрализации, проиллюстрирована сценами вроде этой:

старый деспот старается договориться со Смертью, он мечтает жить и править вечно.

но уже на смертном одре, зная, что ему немного осталось, отдает приказ сломать хребет собственному старшему сыну.

персонажи в книге вообще очень живые, не уплощенные до картонных «злодеев», «героев», «мудрецов» и тому подобного, у каждого своя правда и своя точка зрения.

более всего интересен Махмуд Ялвач, купец-мусульманин, добровольно взявший сторону монголов, способствовавший их победам.

но это не «законченный подлец на службе сил зла», он старается использовать свое влияние в том числе и для добрых дел.

хорезмшах Мухаммед не самый дальновидный правитель, не самый отважный полководец, и не самый лучший человек.

но и он не плоский «трусливый тиран», и судьба его трагична, а в описании его предсмертных мучений автор достигает чуть ли не эпических высот.

главные же герои, через которых автор показывает, как переживали нашествие монголов простые люди, по-своему типичны для исторического романа, традиция эта восходит чуть ли не к Вальтеру Скотту.

среди них есть молодой вольнодумец, бежавший от преследований имамов, превратившийся в бродягу-дервиша, есть простой крестьянин, здоровяк, что один дрался с многими за право отвести воду на свой участок, есть молодые девушки, ставшие пешками в играх сильных мира сего, есть старый книжник, есть рабы и разбойники, есть мусульманские принцы и монгольские военачальники.

и каждый из них — живой человек.

правда можно задать вопрос, что плохого автору сделали половцы — единственные, кому не дано шанса оправдаться.

монголы — жестокие неумолимые убийцы, но в них есть несгибаемая отвага, поистине самурайская преданность вождям, готовность переносить лишения и опасности, верность воинскому братству.

среднеазиатские мусульмане представлены самыми разными людьми, по большей части достойными, выбирай на вкус, гордый принц Джелаль ад-Дин или остроумный дервиш Хаджи Рахим.

туркмены так и вовсе все как один джигиты-молодцы, и женщины у них гордые красавицы, и разбойники благородные, и простые чабаны держать себя вровень с принцами.

русы, как и положено в нашей традиции представлять самих себя, безалаберны и неорганизованы, излишне доверчивы и склонны быстро загораться самыми разными идеями, но уж храбрецы-удальцы такие, что даже у врагов вызывают восхищение, и друг за друга — горой.

китайцы — конформисты, сгибающиеся перед любой силой, но есть в них вековая хитрость и мудрость, позволяющая раз за разом побеждать своих победителей.

и только кипчаки одновременно жадны, жестоки, трусоваты и подловаты...

все же я не решился поставить книге высший бал, и причина тому — некоторые ходульные, словно из школьных учебников, рассуждения и эпизоды, призванные натянуть образ действий и мыслей людей далекого азиатского Средневековья на каркас упрощенного советского марксизма. как уже до меня писали рецензенты:

ну что ж, такова была историческая парадигма во время написания книги, которая, кстати, получила Сталинскую Премию.

но в отличие от множества монументально скучных соцреалистических «кирпичей», пригодных лишь как оружие ударного типа, книга Яна оказалась живой и увлекательной, пережив больше сотни переизданий.

я впервые читал ее в отрочестве, лет в 11-12, решил освежить в памяти недавно, и оказался нисколько не разочарован.

мощный и жесткий рассказ, одновременно и история вышедшего из-под контроля эксперимента и аллегория на тему зла, таящегося в самом человеке.

это и хоррор, и притча, и старорежимный сай-фай.

поскольку рассказ невелик объемом и содержание его не раз уже рассказано другими авторами рецензий, не буду тратить время на свой пересказ сюжета.

скорее поделюсь соображениями (ведь для этого... ну и еще для того, что бы напугать читателя) и написан День гнева.

отарки — один из самых удачных «факторов страха» которые я встречал.

не думаю, что целью автора было прямолинейно запараллелить их с жестокими людьми, которые тоже убивают друга.

этот мотив есть, но он не главный.

перед нами скорее попытка показать к чему приводит голая интеллектуализация.

отарки не животные, которые убивают что бы есть, или побороться за территорию.

отарки не люди, которые убивают из-за денег или по идейным соображениями, или потому, что начальник приказал.

они СОЗНАТЕЛЬНО злы, они злы потому, что им нравится совершать зло.

вместе с их специфической, «философской» манерой говорить, впечатление они оставляют совершенно ужасающее.

не случайно перед смертью Бетли думает о создателе отарков, у которого он когда-то брал интервью.

тот показался ему странным, не совсем человеком, в нем не было чего-то важного.

вот и в мордах отарков есть что-то знакомое...

отарки не «свирепая толпа», они циники и индивидуалисты, считающие себя великими интеллектуалами.

если они и метафора, то вовсе не «кровожадных инстинктов», а наоборот, разума, оторвавшегося от души, холодного и механистически-жестокого.

и сходство с легендарным «Островом доктора Моро» тут чисто внешнее, не стоит на него ловиться.

в отличие от большинства фантлабовцев предпочту вторую книгу цикла первой.

в столь расхваленном многими «Ученике монстролога» несмотря на нешуточный градус саспенса и лихо закрученный сюжет была известная «комиксовость» персонажей и уверенное такое, с топотом, шествование по натоптанной предшественниками (прежде всего Лавкрафтом и Говардом, хоть и с добавлением необходимых по нынешним временами элементов натурализма) дорожке.

малоубедительные, если рассматривать их как биологический вид, а не как нечисть, монстры-антропофаги, Зловещая Психушка, Ужасная Семейная Тайна, Финальная Битва с Матерью Монстров и одномерные образы героев не дают мне поставить «Ученику» высший бал.

не то «Проклятие Вендиго».

книга много более атмосферная, загадочная и при этом столь восхитившего многих кровавого натурализма тут ничуть не меньше, чем в ««Ученике монстролога», а впечатляет расчлененка больше, потому что герои, которые становятся жертвами монстра, оказываются живыми людьми, а не массовкой, чья участь погибнуть на глазах у героев, которым воля автора дарует неуязвимость.

заглавный герой, тот самый монстролог Уортроп здесь предстает не карикатурным «полоумным гением» как в первой книге, а живым человеком, его тяжелый характер получает некоторые объяснения, в нем открываются иные черты, кроме эксцентричности и фанатичной преданности науке.

вообще персонажи, даже проходные, прописаны очень хорошо, в определенный момент автор чуть приглушает градус остросюжетности и «хоррора» и перед нами проносятся то сентиментальные, то сатирические, то полные неожиданного социального пафоса, картины жизни Нью-Иорка на рубеже 19 и 20 веков.

за одно только описание полной нищеты, тяжелого неблагодарного труда и повседневного страха жизни трущоб, автор заслуживает высочайшей похвалы.

на этих страницах в замкнутый мир литературного «хоррора» с древними богами и заброшенными замками ворвалась живая жизнь, иной, земной кошмар.

но и сумеречные мифы американского Севера, мрачная романтика фронтира, и поистине иномирный, «лавкрафтовский» в лучшем смысле этого размытого термина, ужас веют со страниц «Проклятия Вендиго».

тот, кто старше чем горы, тот кто летит на крыльях ветра.

вечно голодный, ненасытный, с сердцем изо льда.

Желтый Глаз, который видит в людях худшее и их потайные страхи.

по-моему не так уж важно, кем в конечном итоге, был монстр, заливший Нью-Иорк кровью, сдиравший со своих жертв лица и ставящий для преследователей полные глумливого юмора ловушки.

кто бы ни держал в ужасе город, демон или маньяк-людоед, перед нами предстала воистину жуткая тварь, выполняющая свою задачу — напугать читателя, на все сто.

кроме жестокости и натурализма, которые могут потрясти и тех, кто считает себя обладателями очень крепких желудков и нервов, от книги веет какой-то обреченность., безысходностью.

автор не щадит своих героев, у них нет иммунитета от ран или душевных потрясений.

отличный «роман ужасов», при этом не топчущийся на одном месте, а включающий в себя элементы «северных приключений» а ля Джек Лондон, «конандойловского» детектива, тяжелой психологической драмы и «серьезной» социальной прозы, уверенно стоящий на плечах классиков всех этих жанров, но не скатывающийся в голый пост-модернизм, жонглирующий образами, идеями и персонажами, созданными на рубеже прошлого и позапрошлого веков.

на действительно сильные книги трудно писать рецензии.

есть риск либо захлебнуться восторгами, либо уйти в какие-то дебри.

то ли дело «песочить» посредственность.

«Сердце пармы» — книга сильнейшая.

это грандиозный труд, проделанный совсем молодым еще человеком.

Иванову удалось создать целый мир, найти его на карте и во времени.

история России вещь с одной стороны хорошо нам знакомая, а с другой — зауженная со всех сторон и заколдованная, будто бы сводящаяся к полудюжине ярких эпизодов и монструозных личностей. Вещий Олег-Ярослав Мудрый-Монголы-Поле Куликово-Иван Грозный...

чуть в сторону от магистрального направления — тьма и мгла, чуть поодаль от фигур из школьного учебника — безлюдье.

русскую историю надо расколдовывать, раскрывать, разворачивать.

Иванову это удается, ему это по силам.

конечно, автор много сочиняет, роман иногда смыкается с откровенным фэнтези.

но учитывая, насколько темна ввиду скудости источников, исследуемая им эпоха, и помня, сколь много мифологии в ставших официальными, признанными за «историческую правду» эпизодах, ругать за это не хочется.

да и рука не поднимется.

книга раскрывает такой загадочный сюжет, как «расширение Московского Княжества», которое втягивает в свою орбиту все больше и больше земель и народов.

причем раскрыта тема с точки зрения жителей периферии, глухомани — Перми.

Пермь эта, воссозданная, а то и прямо сочиненная автором с редкой любовью и порожденной этой любовью убедительностью, совершенно особый мир.

это фронтир русской цивилизации.

за Камнем (Уралом) простираются пока совершенно неизведанные, таинственные, сказочные земли.

на юге еще сильны осколки Золотой Орды, которая после пресловутого Поля Куликова вовсе не исчезла из истории.

за западе набирает силу хищная Москва, поглощающая одно за другим старинные русские княжества.

на севере еще звонит в вечевой колокол непокоренный еще Новгород.

сама Пермь — земля будто повисшая между разными мирами.

тут местные жители умоляют пришедшего с Руси поселенца не пахать священное для них поле, на котором покоится сказочный герой. тут Христа ставят на капище вместе с языческими идолами.

тут промышляют грабежом древних могил отчаянные смельчаки, всеми проклятые и ненавидимые скудельники.

по рекам рыщут ватаги лихих ушкуйников, на алтари старых богов все еще льется человеческая кровь.

здесь, в этом суровом краю ищут спасения от господского и государева гнета русские крестьяне, а где-то в глухомани еще живут загадочные «лесные мужики», покрытые шерстью.

Пермь — крошечное государство, для которого 200 человек — армия, 700 — батыевое нашествие, а русскому князю приходится опираться на сложные отношения с местными «князьцами», переживает непростые времена.

впрочем, неужели времена когда-то бывали простыми?

роман вмещает в себя много лет и много судеб.

герои проходят перед нами, такие разные и такие живые.

самый понятный читателю — наверное князь Михаил, потому что он наделен такой редкой чертой, как способность к рефлексии, к размышлению.

с одной стороны ему противостоят герои уходящей былинной старины, свирепой языческой древности, такие как вогулы Асыки (враги) и пермяки Кочиима (вроде бы союзника), цепляющиеся за славное прошлое, сознающие, что их век уходит.

но «поступь прогресса» представлена не только и не столько хлеборобом Нифонтом, сколько манипуляторами от церкви (Филофей, Иона) и кровавыми катами от государства (князь Федор, боярин Вострово).

те еще цивилизаторы, сносящие целые городки просто так, для острастки.

молодой князь, осиротевший после вогульского набега, долго пытается обустроить свою землю, найти какой-то путь, который позволит и сохранить столь любимую им сказочную, языческую, колдовскую Пермь с ее капищами и священными лесами, и выстоять в борьбе с более сильными и развитыми землями.

Михаил не великий воин (хотя и не боится драки), не великий манипулятор (хотя и умеет найти подход к людям).

он живой человек.

живой человек, окруженный персонажами, которые больше олицетворяют стихии.

собственная жена — и та полупомешанная колдунья, дочь лесов и гор, дитя пармы...

при всей грандиозности своих задач, сложном (подчас переусложненном), образном и насыщенном экзотикой языке, книга достаточно динамична и энергична, порой откровенно кровава и неприкрыто страшна, и читается на одном дыхании.

правда есть ощущение некоторой лоскутности текста, потому что часть глав полны густого варева из архаизированного «как бы древнего» русского с пермяцкими и вогульскими словечками, а часть написана обыкновенно, без стилизаций.

на одних страницах ощущаешь себя среди людей другой эпохи, с другим мышлением и представлениями о жизни, а следом автор гонит чуть ли не публицистику, уместную в современной прессе.

но энергия, которой дышит «Сердце пармы» искупает эти мелкие недочеты.

в общем очень хороший роман, который одинаково подойдет и тем, кто желает порассуждать об истории Отечества (и заодно повысить свои знания о ней), так и тем, кому подавай свист стрел, звон мечей и колдовскую жуть.

одна из вершин творчества Геммела и один из лучших фэнтезийных романов, которые я читал.

обращает на себя внимание оригинальность мира.

Геммел здесь наследует не Говарду, чье влияние довольно заметно в Дренайском цикле, а скорее Вальтеру Скотту с его шотландскими романами.

ничего странного, невиданного и непонятного, просто вместо привычного «средневековья примерно времен Крестовых Походов» за образец взят 17 век.

рыцарские латы еще в ходу, но уже в основном для позирования на портретах.

герои пользуются огнестрельным оружием, фехтуют на шпагах, носят парики...

при этом здесь нет эксплуатации романов «плаща и шпаги».

роман затягивает странным РЕАЛИЗМОМ.

горцы-риганты стонут под властью захватчиков-варлийцев.

в ригантах, носящих килты, любящих выпить «уигсли» и подраться на народных гуляниях легко узнаются шотландцы, тогда как высокомерные расисты варлийцы — несомненные англичане.

при этом власть варлийцев дана не в форме утрированного «царства зла».

горцам запрещено иметь оружие, заниматься бизнесом, держать рослых лошадей и тому подобное.

но жизнь прорастает сквозь законы, и вот уже женщина из ригантов тайно скупает разорившиеся варлийские предприятия, а на севере риганты и вовсе под предлогом борьбы «с разбойниками» выторговали себе право на оружие.

сами варлийцы не условная «злая раса», а точно так же живущие в суровом краю люди, среди которых есть свои богатые и бедные, свои знать и простолюдины, есть люди хорошие и скверные.

роман написан в не самом модном сейчас темпе.

тут не утрамбованы в сотни страниц события происходящие считанные месяцы или недели.

нет, действие развивается неторопливо, охватывая годы.

Геммел считается (да и является) мастером того, что называют героикой, он талантливо пишет батальные сцены, но кроме сражений и стычек здесь есть место и повседневным занятиям, торговле, фермерству, и даже обучению в школе ))).

а персонажи!

пусть они сначала кажутся стандартными для приключенческого романа, но постепенно каждый раскрывается как личность, оказывается живым человеком, а не маской.

Мойдарт, повелитель севера — жестокий, нелюдимый тиран, но при этом человек израненный душевно, талантливый художник-пейзажист и справедливый, при всей своей суровости, чтущий букву закона, судья.

главный герой Кэлин — да, он «избранный», наследник славного рода, будущий вождь. но перед нами разворачивается история о том, как вздорный, заносчивый юнец обретает жизненный опыт и только так становится человеком, достойным вести за собой других.

школьный учитель Шадлер, зануда и сторонник палочной дисциплины, но при этом человек безукоризненно честный, готовый стать защитником несправедливо обвиненного на сфальстрифицированном «ведьмовском» процессе.

героев здесь много, и каждый из них достоин внимания, вплоть до самых эпизодических.

над всеми ними возвышается скалой самый любимый автором (и читателями) герой, Жэм Гримо, могучий боец, ведущий ныне странную, бессмысленную на вид жизнь.

он угоняет скот, дерется на арене, бездельничает и распутничает... но именно он, этот бобыль, живущий в пещере и вечно скрывающийся от закона, является своего рода хранителем вольного духа ригантов.

Гримо невероятно обаятелен, а его пикировки с Мэв, женщиной, которую он любит, но с которой никогда не будет вместе из-за своего образа жизни, одни из лучших сцен в романе.

мистики в романе совсем немного, большую часть времени дело происходит в мире, почти неотличимом от нашего.

но древняя Ведунья живущая в лесу, способная видеть будущее и разговаривать с призраками, придает немного колдовского, волшебного шарма с любовью создаваемой автором «параллельной Шотландии».

к недостаткам романа можно отнести лишь некоторые заимствования Геммела у самого себя.

в Вечном ястребе это уже было —

но это мелкая придирка.

«Риганты» не столь наполнены волшебством, прямолинейной героикой и пафосом, как романы Дренайского цикла, но они оригинальнее по замыслу и в чем-то «взрослее».

На произведения ТАКОЙ значимости всегда есть риск постараться написать отзыв, размерами сравнимый с самим произведением. Постараюсь же ограничить поток своего славословия. Хотя чувствую, что не получится.

В определенный момент я поймал себя на мысли, что тянет поставить в «похожие книги» «Американский психопат», но решил, что это было бы уж слишком явным троллингом, хотя формальные основания к тому имеются. Сюжет одной из многочисленных вставных новелл романа именно таков.

На самом деле, роль Диккенса в формировании основ триллера и детектива вовсе не нулевая. Едва ли он был первым, кто использовал прием «ненадежного рассказчика», но его «Рассказ сумасшедшего» неприятно-страшноват и по сей день, во времена сплаттера...

Я зацепился за крошечный эпизод большого романа, только чтобы показать, что «Пиквик» в известной степени колыбель всей викторианской прозы, а следовательно — и современной английской тоже. Тут есть место и водевильным страстям благополучных выходцев из высшего класса, и «чернухе» из жизни парий общества. Где-то почти Джейн Остин, а где-то без малого Ирвин Уэлш.

Есть главы написанные с мягким, все прощающим юмором, есть воистину душераздирающие (о, долговая тюрьма...).

В романе Диккенса скрываются далеко не только викторианские сюжеты. Кое-кто из авторов русского Золотого Века явно читал его с карандашом в руке.

Уморительные похождения мягкосердечного и наивного богача (бывают и такие, да) Пиквика по современной ему Англии с «научными» целями включают в себя и путеводитель, и социальную сатиру, и юмористический детектив.

Тон некоторых вставных глав разительно отличается от общего витального благодушия. Формат «рассказ случайного попутчика» позволяет автору включать в книгу и истории о привидениях, и натуральные путешествия во времени, и жуткие бытовые трагедии людей, которым не повезло родиться с серебряной ложкой во рту.

Но Диккенс знает меру и в описаниях тягот жизни «простых людей», потому что у них есть свои радости, а в своих бедах они частично виноваты сами (могли бы например не пить запоем, детям на молоко бы хватало).

Со временем Диккенса станут воспринимать едва ли не как основоположника литературы «о бедных и несчастных», и он умеет если надо, выжать слезу из читателя. Но в первом его романе ирония еще торжествует над сентиментальностью.

Пиквик и его товарищи (все богатые оболтусы разной степени непрактичности) не первые «чудаки» в британской литературе, но после «Пиквика» иначе писать про аристократов стало нельзя.

Вообще Диккенс придумал как писать про Англию. А если уж на то пошло, то можно сказать, что он придумал и саму «старую добрую Англию».

Страну нелепых законов, напыщенных политиков, остроумных слуг, газетных пасквилей, старых замков с призраками, сиротских приютов с казарменными нравами, страну непременного чая (в которых не помешает плеснуть бренди), хватких дельцов, неунывающих рабочих с золотыми руками, сбежавших из колоний каторжников... Страну пасторальной сельской местности, милых маленьких старушек, помнящих события своего детства, велеречивых пасторов с унылыми вытянутыми физиономиями... Страну сплошных пивных и обществ трезвости, старых дев и вдов с поджатыми губами....

Из сюртука «Пиквика» как из гоголевской «Шинели» вышли не только Киплинг, Уэллс, Конан Дойл, Джером и Вудхаус, но и свежий нобелиат Кадзуо Исигуро едва ли написал свой «Остаток дня», не напиши Диккенс в «Пиквике» о закрытом клубе слуг в Бате.

Да, Диккенс подарил нам, читателям, «старую добрую Англию».

Ту же Англию, которую следующие полтораста лет будут объявлять сгинувшей в пучине времен, а то и вовсе не существовавшей.

Но какое-то это имеет значение, если она живет на страницах «Пиквика»?

P.S. несмотря на восторженный тон ставлю все-таки не высшую оценку потому, что местами слишком уж очевидно, что книга «сшита» из разнородных кусков, очерков и рассказов, наживую поверстанных под одну обложку.

Очень увлекательный, динамичный и при этом насыщенный историко-мифологическими «интересностями», роман.

События происходят в эпоху которая помещается между мифологией и историей, в архаичной, «гомеровской» Древней Греции. Соответственно и книга расположилась на границе между историческим романом и фэнтези.

Во времена, когда Земля еще помнила шаги ступавшего по ней Геракла, а в Афинах мудро правил Тезей, убийца Минотавра, разыгралась страшная и великая война, в которой молодой Элладе противостояли орды варваров, возглавляемых неукротимыми амазонками.

Начинаясь плавно и почти лирично, с воспоминаний о детстве, книга постепенно набирает обороты и последняя треть представляет сплошную батальную сцену.

Юная девушка Теона, воспитанница плененной амазонки Селены, после побега своей свирепой няньки оказывается на борту корабля, который отправляется далеко на север, чтобы отыскать беглянку, потому что ее поимка — вопрос чести для слишком многих.

В пути старшие участники похода вспоминают события двадцатилетней давности, когда Эллада чуть не погибла, захлестнутая варварским нашествием. А причиной той великой войны было «похищение» Тезеем царицы амазонок, прекрасной Антиопы.

Вместе с героями читателю предстоит побывать и в мирной греческой глуши, и в ставке скифского царя, и на воинских состязаниях амазонок. Будут сражения, пиршества, казни, борьба со стихиями и собственной природой. Любовь идущая вразрез с долгом и честь, толкающая на низкие поступки. Жестокость и благородство, мистические озарения и обычные человеческие чувства бурлят на страницах романа.

Герои книги — герои в истинном, первозданном значении слова. Для них красивая смерть значит порой больше чем победа, а все их эмоции, от любви, до ненависти, огромны и неукротимы. Телесная мощь их внушает ужас, должно быть в жилах самых могучих действительно течет кровь бессмертных богов.

Но при всей своей эпичности, они одновременно и живые люди. Мудрый государственный деятель, опередивший свое время — Тезей, гордая, сильная, при этом уязвимая Антиопа, свирепая как львица, Малпадия, вечно полупьяный, жадный до золота, коварный скиф Боргес, разрывающаяся, из-за своего воспитания между двумя мирами, Селена.... и многие, многие другие, обозначенные порой лишь парой черт, но оттого не менее узнаваемые.

Сцены изуверской жестокости (избиение бегущего врага, скальпирование пленных, человеческие жертвоприношения, ритуальный каннибализм) в книге уравновешены изложением скифской космогонии и эллинской политической мысли.

Повествование идет от лица разных рассказчиков, но речь одного плавно перетекает в повествование другого, так что читателю не грозит запутаться. Язык не слишком тяжеловесен, хотя и пересыпан в нужной пропорции древнегреческими словами и в отдельных эпизодах (официальная речь героев благородного происхождения, молитвы богам, и некоторые другие моменты, требующие «высокого штиля») в должной степени архаизирован.

Есть и свой «список кораблей» (на самом деле — племен Древней Скифии), раз за разом обрушивающийся на читателя.

Думается, именно за счет сочетания элементов натурализма (и это не только котлы с кровью и убийства младенцев или открытая полисексуальность героев, но и другие детали — новобранцы эллинского войска не стесняются признаться, что в бою со страху доводилось и обделаться, а от гордых степных воительниц за несколько метров несет лошадьми и немытым телом, потому что степняки боятся большой воды и не купаются...) и высокого, эпического стиля, а так же массы древних слов, перечисления героев и народов, богов и стран, рек и гор, «Последняя из амазонок» достигает своей убедительности.

Это не совсем стилизация под древние эпосы, но почти она.

Мир древнего Средиземноморья тут живой, плотский, ощутимый, со всей его первобытной витальностью и архаичной, временами дикой, но оттого не менее подлинной «духовностью» (герои видят в простых природных явлениях знаки судьбы, не умеют разделять собственную личность и свое племя и тп.).

Решительно рекомендую всем, у кого изложение древнегреческой литературы Н. Куна было зачитанной книгой «из-под подушки», но так же и любому читателю, который ищет что-то «фэнтези или историческое», добавляя «с хорошими батальными сценами» и «детально прописанным миром».

Кинг в свои немолодые года и при своем статусе забронзовевшего классика по-прежнему умеет удивить.

это уже второй (после «На выгодных условиях») иронично-философский рассказ о мелочной подлости человеческой, о не страшных и темных, а гаденьких и стыдных, тайнах, которые мы скрываем.

но поскольку «На выгодных условиях» был замаскирован под рассказ «о сделке с дьяволом», а «После жизни» под «притчу о реинкарнациях», то часть читателей месседж не считывают, вот им и кажется, что их обманули...

а вещичка-то перед нами по-хорошему злая и циничная.

вместе с глумливым «Автобусом» совсем уж «новая тенденция» получается в позднем творчестве Мастера.

Кинга — короля ужасов мы знаем, Кинга — автора сентиментальных романов о провинции, тоже, Кинга — сказочника, что сам заворожен потоком льющейся речи — знаем хорошо.

ну так встречайте Кинга — сатирика!

страшный монгольский каган, половину обитаемого мира поставивший под свой туг, не дает покоя писателям уже не первый век.

даже люди, чья историческая память никак не связана с Чингисханом и его деяниями, часто бывают заворожены этой фигурой, потому пишут про великого полководца и французы и американцы.

но кто напишет про уроженца южной Сибири лучше, чем бурят?

конечно, при условии, что бурят наделен литературным даром и исторически подкован?

в Исае Калашникове сошлись все три условия.

писатель досконально изучил историю жизни Чингисхана, связанные с ним легенды и предания.

а еще он знал степь.

в юности трудившийся пастухом, живший в тех же самых местах, где разворачивалась почти тысячу лет назад кровавая история становления Потрясателя Вселенной, Калашников сумел сделать далекий, в общем-то чуждый для большинства своих читателей мир, таким настоящим, таким одушевленным и овеществленным, что в него не просто веришь, в нем начинаешь жить.

мы узнаем, как пахнет раскаленная солнцем бесконечная равнина и как заливаются в синем небе птицы, и как искать укрытия от пронизывающих ветров в тени гор, как не замерзнуть в буран, как добывать съедобные растения, если ты брошен на погибель...

перед читателем долго будет разворачиваться панорама жизни Великой Степи.

как жили ее обитатели, что ели, что пили, как говорили с другом и как с врагом, чего боялись и что ненавидели.

и как воевали, убивали, грабили, изводили под корень, равняли по тележную чеку, заковывали в дубовые канги, варили живьем в котлах, рвали конями, ломали хребты.

общий сюжет романа следует «Сокровенному сказанию монголов», и биография Темуджина/Чингисхана не несет никаких авторских откровений в смысле сюжета, но повествование, сочное, насыщенное деталями, изложенное живым, но чуть несовременным языком (между собой герои и вовсе говорят стилизовано, сплошь начиная свои речи с поговорок, загадок, аллегорий, торжественных вступительных фраз и тп.) затягивает и не оставляет никаких сомнений что «все было именно так».

Калашникову совершенно веришь, когда он пишет, что Ван-хан считал Темуджина своим сыном по духу, Джамуха был своего рода романтиком героической старины, Даритай — всплескивал ручками, Чиледу не тронул доставшуюся ему в жены молодую женщину-пленницу, Боорчу не обходился без присловья «когда я был маленьким, моя бабушка говорила мне», и что у Темуджина был такой не то друг, не то слуга Хо, который потом служил переводчиком в китайской администрации.

герои кажутся совершенно живыми, а из-за продолжительности книги с ними сживаешься, и они становятся если не родными, то уж точно хорошо знакомыми.

есть в книге, особенно в первой ее части — «Гонимых» некоторая монотонность, определенное однообразие сюжетных поворотов.

нойоны и ханы беспречь заключают вечные договора, которые нарушают уже через год, люди то попадают в плен, то сами становятся пленниками.

один хан разбил другого, и забрал его людей и кочевья.

третий хан разбил его, и забрал его людей и кочевья.

первый заключил союз со вторым и разбил третьего, и забрали они его людей и кочевья.

нойоны откочевали, вернулись, откочевали снова и снова вернулись.

а простолюдины все мнут кожи, валяют войлоки и пасут овец.

такова жизнь.

такой она была сотни лет до Темуджина, и такой же оставалась сотни лет после него.

Великая Степь с ее суровой природой и жестокими людьми, едва ли не главный герой книги, порой оттесняющий в сторону самого Темуджина, и в этом есть определенная историческая справедливость — хан был великим человеком, но совершенное им не было бы возможно, не опирайся он на дремавшую до этого дикую силу и жестокость Степи.

порой кажется, что автор оправдывает, обеляет своего героя, как просто «жестокого человека из жестокого времени».

выходит так, будто бы парень по молодости хлебнул горя и оттого сердцем очерствел.

почему-то думается, что сжиравший его огонь честолюбия и властолюбия был много сильнее, иначе так и закончил бы он жизнь нойоном племени, даже сумев подняться из рабов.

и в рабство Темуджина обратили не потому, что «не любили», а за убийство старшего брата, которого они с «человекоядцем» младшим Хасаром зарезали, когда им было лет 12-13.

да мир его жесток, и веселый Джамуха варит пленников в котлах заживо, симпатичный Кучулук свергает тестя, распинает мусульман на воротах мечети и убивает, не моргнув глазом, жену.

но так было всегда, Чингисхан же стирал с лица земли целые народы, и тем вошел в историю.

не каждый до того очерствеет сердцем, если его заставят мять кожи.

и Субудая, лучшего ханского полководца, а возможно и лучшего военачальника всех времен, в книге как будто нет, хотя он там и есть...

но так критиковать можно, только если готов написать книгу не хуже, а это вряд ли кто-то сделает.

во второй части, когда Темуджин становится Чингисханом и начинает свои походы, навсегда изменившие мир, темп действия ускоряется, если раньше целые главы уходили на рыбную ловлю или изготовление стрел, то сейчас за главу рушатся две-три древние твердыни, чьи властители недооценили «дикаря из степей».

действие начинает пересекаться с трилогией Яна и оттого яркость восприятия чуть теряется, трудно читать о тех же событиях, изложенных чуть иначе, с участием других вымышленных героев.

но тем, кто «Нашествие монголов» месяц назад не читал, это пересечение не покажется недостатком.

Чингисхан стареет, становится все более жестоким, боится смерти...

смерть придет за ним так же, как и за всеми, и уравняет отмеченного Небом с людьми обыкновенными.

но у юрты Джучи уже играют в игру «хан и данники у его ног» два сына — Орду и Бату.

и еще многие века жизнь множества народов будет зависеть от воли ханов из войлочных юрт.

большая и жестокая книга о великом и жестоком времени и о великом и жестоком человеке.

несколько старомодная, порой тяжеловесная, порой слишком уж ударяющаяся в этнографию.

но ничего лучше про монголов я не встречал.

книга закончилась, но с ней некоторое время еще живешь, и видишь — выжженная солнцем, иссушенная ветрами равнина, которой нет конца.

и от края до края идет войско, тумен за туменом.

низкие лохматые кони, туго натянутые луки, кривые мечи, копья с крюками.

звериный оскал на скуластых, тоже опаленных солнцем и ветрами лицах.

не будет пощады.

так повелел Чингисхан.

Увлекательная и неглупая книга, одновременно боевик и трагичная история о столкновении миров.

Живущий где-то в сердце Сахары (неназванная страна географией напоминает Алжир — огромная территория, но по большей части пустынная, с густонаселенным побережьем, бывшая колония Франции) туарег Гасель Саях истово держится старинных обычаев,стараясь не замечать, что мир вокруг стремительно меняется. Для него нет ничего кроме пустыни, традиционных промыслов — охоты и скотоводства, предписаний Ислама и родовой чести. Причем Гасель отстает даже от своих соплеменников, легко меняющих верблюдов на джипы, работающих каменщиками или служащих в армии, но это его личный выбор, его жизненный идеал, а не следствие какой-то темноты или глупости.

Как человек Традиции туарег Гасель не может отказать в гостеприимстве измученным беглецам, возникшим на пороге его шатра.

Когда правительственные военные, «штрафники» из батальона, который является местом ссылки отбросов армии, врываются в его дом и убивают одного из беглецов, а второго похищают, Гасель начинает свой кровавый путь мести...

В раскаленных песках сила опыта на его стороне, но в большом мире властелин Сахары оказывается потерянным пришельцем из прошлого.

Потрясающе описанная Сахара, монументальный в своей архаичной гордыне и непримиримости главный герой, широкая панорама пост-колониального мира, колоритные второстепенные персонажи — все это захватывает.

Между тем сюжет в некоторых местах откровенно спотыкается, выдавая зрелищные, но малоправдопобные повороты. К тому же диалоги часто слишком плакатны и иллюстративны — через прямую речь героев автор вываливает на голову читателям то экскурсы в историю доисламской Сахары, то соображения о перерождении революционных элит новообразованных государств, то сведения о нефтяных разработках.

Автор мастерски манипулирует читателем, сначала полностью заставляя принять сторону Гаселя — жестокого убийцы, рабовладельца и религиозного фанатика, потом поворачивает точку зрения, и подвиги «последнего туарега» предстают в другом свете. Все обрывается в трагичный, и одновременно цинично-насмешливый финал. Воспитанный в духе романтического национализма лейтенант Рахман видит в Гаселе героя, воплощение несгибаемого народного духа. Коррумпированный, алчный, но умный губернатор Бен Куфра — нелепый пережиток средневековья. Гасель меж тем идет по трупам, перерезая глотки и всаживая пулю за пулей. В его действиях все меньше «войны одиночки против всех», все больше обычного терроризма с захватом гражданских заложников и вовлечением все большего количества людей в круговорот насилия.

Зло порождает зло, за кровь платят кровью, на насилие отвечают насилием и то, что начиналось как месть одиночки, запускает в действие политический кризис.

Конечно, это история «благородного дикаря», но благородство «дикаря» какое-то уж очень однобокое. На миг он как будто прозревает, но очень скоро снова закупоривает свой разум в темнице из древних, старше Ислама и старше египетских пирамид, понятий чести. Гасель — именно фанатик, а не просто «человек из другого времени». Один из врагов, сержант Малик человек редкой подлости, но не глупый и не лишенный наблюдательности, совершенно справедливо упрекает Гаселя в гордыне. Читатель должен бы восхищаться несгибаемой волей главного героя, но исподволь растет и страх перед этим прокаленным пустыней до полного расчеловечивания, мстителем.

Сахара — второй главный герой книги. Столь впечатляющего описания этой жестокой местности мне, наверное, не попадалось в литературе.

В Сахаре Гасель был королем, там он знал больше, чем его враги. Попав в город, он тоже не выглядит совершенно беспомощным пентюхом, но хотя быстро осваивает ПДД и перестает теряться при виде многолюдья, все равно трагически не попадает в ритм современной жизни.

С момента выхода, книги, а значит и гибели Гаселя, прошло сорок лет. Гасель мертв, но его сыновья могут жить сейчас. Вариант светского. модернизирующего национализма, который несли люди вроде Аль Кибира и Бен Куфры, потерпел в исламском мире крах, и сыновья Гаселя (предположим, что они реальные люди) вполне могут под зеленым знаменем сражаться за независимость Азавада.

тоненькая книжка с синей обложкой, под которой скрывались три повести Домнина — одна самых любимых книг моего детства.

так что может быть оценка моя покажется завышенной, а рецензия преувеличивающей достоинства повести.

но все-таки я считаю, что это прекрасное произведение. да, рассчитанное прежде всего на детей, но сделанное без поддавков.

Домнин рассказывает о грабительском новгородском походе «на Югру» — на Урал.

богатая торговая республика Новогород решает снарядить небольшое войско за мягкой рухлядью, а возглавить его берется поп-расстрига Яков, который в молодости бывал и купцом, и ушкуйником.

он вербует самых разных людей, от недалекого богатыря Омели до хитрого закупа Савки, который готов на все, чтобы выкупиться из неволи.

впереди бесконечно долгий путь по безлюдным землям, среди которых лишь иногда встречаются одинокие смутьяны и искатели неведомого, сбежавшие от людей в глушь.

а бедные, темные даже по средневековым меркам, живущие на отшибе цивилизации, жители Югры все-таки хранят древние, доставшиеся им от предков сокровища, и пока еще не разучились владеть копьями.

(в книге фигурирует легендарный артефакт — известная всем любителям истории Урала «золотая баба».)

но главное тут не сюжет, а плавный, поэтичный язык и удивительная атмосфера книги.

она печально-возвышенная, меланхоличная, что редкость для советской и тем более детсткой советской литературы.

ту же историю можно было бы изложить как лихой боевик, как увлекательное приключение.

но у Домнина история неудачного набега звучит тихой погребальной песнью.

причем поется в ней не столько о сгинувших в тайге воинах, сколько тщете любых стремлений и мечтаний.

все человеческое, посюстороннее становится мелким и жалким на фоне величия югорских просторов.

в этих просторах вязнут, растворяются хваткие, решительные, жестокие новгородцы...

цитата для иллюстрации.

в «Походе на Югру» как и в другой повести Домнина «Матушка-Русь» есть очень важная для русских писателей интонация.

это зачарованность, завороженность просторами нашей родины.

и одновременно страх перед этими просторами.

в своих многочисленных предисловиях-послесловиях, обращениях к Постоянному Читателю мистер Кинг часто сетует на то, что поклонники жанровой литературы часто стесняются этих своих пристрастий.

(иное дело, что и сам маэстро масскульта не избежал, по мере старения, тяги поразить Критиков-Снобов невероятно высоким качеством своей прозы.)

то есть люди стараются объявить любимого ими автора жанровой литературы явлением БОЛЬШИМ, чем якобы «низкий» жанр в котором любимый писатель творит.

ну все эти бесконечные «какой же Лем- фантаст, он Социальный Мыслитель», «какой же Брэдбери — фантаст, он Поэт» и тп.

для самого Кинга у части его поклонников возникла такая оговорка.

мол Кинг не просто автор «ужастиков», он великий психолог, знаток тайн души, тонкий лирик, прекрасно умеющий передать красоту окружающего мира, романтик, так и не забывший, что такое быть ребенком.

все это, конечно, правда.

Кинг действительно потрясающе хорош, когда пишет о «последнем лете детства», о скромных житейских радостях, об обаянии глубинки.

при этом есть одно НО.

особенно хорошо Кинг это делает, когда бытовая часть книги подсвечена инфернальным пламенем, когда на идиллические пейзажи Коннектикута начинает задувать ледяной ветер из щели между мирами.

контраст Кинга-певца провинции и Кинга-хоррормейкера и дал миру феномен Кинга — самого популярного писателя мира.

«Низкие люди в желтых плащах» — едва ли не идеальное сочетание двух кинговских миров.

американской Страны Сабурбии благословенных времен президентства Дуайта Эйзенхаура, и психоделической жути мира Темной Башни.

мальчик Бобби, живущий со своей матерью, впечатлительный и умный, но умеющий при случае и фингал поставить школьному задире, знакомится с чудаковатым (слова «эксцентричный» Бобби пока не знает) пенсионером Тедом. и двум этим людям, которых разделяет больше полувека прожитой жизни, находится о чем поговорить. растущий без отца Бобби тянется к Теду. Тед такой умный, такой спокойный, такой рассудительный, так много всего знает... вот только чудаковат. боится «низких людей». низких людей в желтых плащах. Тед готов платить Бобби, чтобы тот высматривал в городе признаки их присутствия.

и признаки появиться не замедлили.

но... Бобби в «низких людей» не поверил.

решил что Тед просто немного сумасшедший.

промолчал.

не стану пересказывать сюжет не такой уж большой повести.

скажу только, что трудности подступающего переходного возраста (тягостная опека матери, первая влюбленность, школьная шпана) с которыми столкнется Бобби, наложатся на вторжение в эйзенхауэровскую Америку потусторонней нелюди, у которой вместо пальцев — когти.

в финале Кинг показал, что он все-таки Мастер. с Большой Буквы.

и что он не такой добрый как принято считать.

сентиментальный — да.

но не добрый.

вот за этот-то горький цинизм мы Кинга и ценим.

ну и за эйзенхауэровскую Америку, которая должно быть была лучшим временем и местом на земле, просто по факту того, что породила такого писателя как Стивен Кинг.

обидно, что такой прекрасный мир не получил развития, судя по всему этот рассказ — единственное, что написано о мире крылатых людей.

в некоем очень отдаленном будущем при колонизации планет люди идут путем генной инженерии, чтобы потомки колонистов лучшим образом устроились на новой родине.

планета, где из-за сейсмической активности можно жить только в воздухе, стала домом для людей-птиц, которые кочуют на огромных «воздушных охотниках», летающих медузообразных созданиях, наделенных толикой разума.

когда старый воздушный охотник умирает, оставив клан без дома, новый вождь должен найти и победить нового воздушного охотника.

небо, ветер, буйство стихий, схватка на мечах в воздухе, противостояние с огромной летающей горой...

и это все — в одном небольшом рассказе.

небольшой, изящный, и при этом оставляющий на спине легкий холодок страха, рассказ.

главный герой — поэт модели «непризнанный гений» решает уйти из общества и начать вести изысканно-паразитический образ жизни, а именно — поселиться в супермаркете на правах «домового».

уже на вторую ночь он выясняет, что не первый, кто додумался до этого, и магазин густо населен, как и прочие вокруг.

наш рассказчик становится полноправным членом «общества теней» в описании которого чувствуется большая порция иронии над нравами высшего света и/или богемы, переходящая уже в социальную сатиру.

однако, когда среди сумеречного существования он решает приударить за юной Эллой, девушкой, которая сама не выбирала участи «призрака», а была пленена ими, события обретают совсем другой оборот.

потому что кроме безобидных снобов, отцветших свое еще в прошлом веке светских «львиц» и графоманов, которые составляют костяк магазинного сообщества, есть еще т.н «Черные Люди», неумолимые стражи порядков выморочного мира.

третий том романа-эпопеи самый сильный в художественном отношении.

совершенно не жалею, что не отложил «деревянный» том первый, дал автору шанс, вчитался.

и оказался вознагражден.

все-таки хорошо, когда человек пишет об условно «своих».

конечно, современные казахи не такие уж прямые потомки монгольских туменов, но есть некоторая историческая общность общность и культурный багаж.

автор воспринимает степных ханов и батыров, воинов и священников, мужчин и женщин без отстраненного, экзотизирующего взгляда стороннего наблюдателя.

они для него — просто люди, а не неведомые существа из-за края карты.

при этом люди несомненно отличающиеся не только от нас сегодняшних, но и от своих европейских современников.

кроме собственно исторической канвы (а перед нами роман-хроника, где вместо обычных «героев из народа» действуют ханства и кочевые роды, великие державы и вольные города) для создания правдоподобной картины прошлого важно воссоздать (иногда домыслить) нравы, мораль, тот самый «дух» эпохи.

и у Есенберлина это получилось на пять с большим плюсом.

используя приемы характерные скорее для восточного эпоса (перед боем батыры обмениваются рифмованными посланиями-обвинениями), он создает совершенно убедительную картину Великой Степи времен краха Орды.

Айдахар — никакой не «главный герой романа», Айдахар — это по-казахски «дракон», под шестиглавым драконом имеется в виду сама Орда, которая в начале 15 века переживает упадок.

воспетая в сотнях, наверное, русских исторических сочинений, битва на Куликовом Поле — лишь один из множества ударов, повергших в пыль некогда всемогущую державу.

очень плотно, насыщенно, динамично написанный, третий том эпопеи повествует о последних ордынских правителях, пытавшихся удержать свою страну от падения в пропасть.

если в первом томе Бату был просто «темный властелин», а Берке просто «тиран обезумевший от власти», то Мамая, Едигея, Тохтамыша трудно воспринимать как однозначных упырей. да жестокие, да воинственные, да, привычные править опираясь на мечи своих нукеров, но в общем-то нормальные для средневековья правители, Витовт или Тамерлан ничуть не лучше (а то и хуже).

особенно убедителен Едигей, чьи крах и смерть описаны в поистине эпических тонах.

кроме великих властителей в книге много и людей попроще, но это не сусальные «представители трудового народа», изображением которых грешил даже И. Калашников, автор одной из лучших книг о Великий Степи — «Жестокий век».

прирожденные воины, степные волки, воспитанные в презрении к смерти и верности своему роду, степняки предстают тут с такой наглядностью, будто ты видишь их воочию.

врезаются в памяти истории вроде той, где воин, чтобы спасти от смерти сына своего казненного друга (ему дан приказ истребить род того до последнего) во имя данного мертвому товарищу слова, жертвует родным сыном.

другие люди, другое время, другая мораль.

грозный шестиглавый айдахар гибнет — потомки Чингисхана и государства, ими созданные, сходят с исторической арены.

в Средней Азии торжествует Тамерлан, опирающийся на оседлые области Маверранахра.

Китай изгнал монгольскую династию.

в Восточной Европе набирают силу Московское княжество и Литва.

ощущение окончания эпохи, краха мироустройства, утекания времени очень хорошо переданы в книге.

ps. хочется, конечно, добавить, что моя высокая оценка и похвалы вызваны большим интересом к теме Великой Степи, погруженностью в нее.

те, кому степняки неинтересны, могут вообще закрыть книгу на третьей странице.

прекрасный рассказ, ироничный и при этом страшноватый.

причем страшноватый, да не будет это спойлером, бытовым, обыденным страхом, не имеющим ничего общего с потусторонним инфернальным ужасом.

история о том, как один рекламщик очень спешил на очень важное собеседование, и что из этого вышло.

в сюжете присутствует

книга начинается настолько «по-крапивински», что это кажется уже самопародией.

опять лето, парк, лопушки, кампания детей идет в цирк, ловит монетки в фонтане.

даже то, что их сопровождает один-единственный взрослый, несколько растерянный, которому ребятишки запросто «тычут», вполне вписывается в традицию автора.

хотя почему дети говорят Яру (Ярославу), что он ВЫДУМАННЫЙ?

повесть принимается приятно наводить туману и сворачивать с казавшихся накатанными рельсов.

читатель начинает подозревать, что славный косморазведчик Яр — вовсе не воплотившаяся фантазия ребят об идеальном старшем товарище, а чуть позже — что «российский провинциальный» город, в котором он так внезапно оказался, в свою очередь — не порождение его кислородного голодания.

клоуны-то в цирке те же самые, что в яськином детстве, вот только монетки по четыре копейки в ходу, и эпидемия какая-то, от которой «многие умерли», и реку почему-то нельзя переходить...

Крапивин, оказывается, хороший ФАНТАСТ, а не просто сказочник, эксплуатирующий ностальгию по временам, «когда деревья были большими».

автор выбрал себе почти идеального для выбранной стилистики, протагониста.

Ярослав — вроде бы взрослый и «крутой» мужик, косморазведчик все-таки, но в душе одновременно изношенный старик и порывистый подросток.

он в космических «бросках» прожил жизнь, много превышающую обычную человеческую, похоронил и ровесников и младшие поколения, но поскольку провел эти бесконечные годы где-то в безлюдном космосе, то можно сказать, что не жил обычной жизнью.

был мечтательный кадет, стал столетний старец с лицом сорокалетнего.

через него можно писать серьезнее и мрачнее, чем если бы ГГ был очередной ребенок.

перед нами разворачивается увлекательный фантастический роман, больше всего напоминающий, конечно, советских классиков Стругацких, но в некоторые моменты отливающий вполне себе ... Стивен Кингом, тогда еще не прописавшимся в рядах русских народных авторов, ввиду непереведенности.

автором грамотно использованы такие ходы как параллельные миры, всевозможные «врата» между ними, парадоксы времени, а так же элементы антиутопии и самого настоящего, пусть и не особенно кровавого, хоррора.

(прямо скажем, когда собранная из подручных средств кукла начинает тебе пророчить, называя по имени: «он-то доберется, это ты не доберешься, а он доберется», ощутишь скорее холодок страха, чем умиление.)

не успел наш суровый герой отогреться душой в обществе юных мечтателей, как их жизни забирает нелепый несчастный случай... вот только был ли он случаем?

очень похожая на Землю, открывшаяся Яру безымянная Планета по его же словам, похожа на «квартиру из которой хозяева ушли».

здешняя цивилизация пережила какую-то катастрофу, много более ужасную, чем просто большая война (хотя война тоже была).

потому знакомые и родные приметы стабильной,обыкновенной, благополучной жизни, стереотипной до карикатуры уже, «российской провинции», разбросаны среди хаоса натурального постапа.

приятная такая, несерьезная, а все-таки работающая, жуть веет от некоторых страниц книги.

огромный пыльный вокзал, с которого отправляются поезда, умеющие ходить между мирами.

вокзал этот пуст, но из внезапно открывающегося окошка дает советы дама «похожая на актрису».

билеты еще продают, но уже не спрашивают.

безлюдный, безымянный, запретный Город на том берегу реки.

Яр пересекает реку (узкую, переплыть сил хватит), и попадает в столь же стереотипно-карикатурную «Прибалтику».

жители, сплошь с именами вроде Пауль, Стефан и Феликс носят шкиперские бороды, непрерывно дымят трубками в пивной, говорят только о лоциях и уловах, и очень боятся вспоминать историю, как в Морском Лицее «мальчишки с учебными винтовками» «поднялись» против так и не названной силы.

кто такие «те, которые велят»?

откуда разрушительные «нашествия», которые никого как будто не удивляют?

вопросы, вопросы и вопросы...

ps. при прочтении порой хотелось, чтобы Крапивин вовсе приглушил свою «фирменную» интонацию, отбросил излюбленные приемы и ходы, и написал этот сюжет в расчете на взрослого читателя, но такова уж природа его музы, идеальному читателю мэтра всегда одиннадцать.

Бодрая, адреналиновая книжка.

По жанру «темное фэнтези», но лишенное современных примет субжанра — вычурности, пафосности и слишком серьезного к себе отношения. Перед нами, как писали на кассетах с пиратскими фильмами в прошлом столетии «УЖАСЫ. КОМЕДИЯ. ПРИКЛ.»

Дело происходит в не совсем вымышленном мире, в Средневековой (XIV столетие) Европе, только там наряду рыцарями, монахами, крестьянами, углежогами и остальным населением, живут еще и демоны, ведьмы, оборотни и прочий «фольклорный элемент».

Некоторые главы книги работают с классическими сказочными сюжетами (история Николетты, например), некоторые со стереотипами о Средних Веках, которые кочуют по учебникам истории лет 150. И конечно, всюду тяжелый труд, жизнь впроголодь, войны, эпидемии, обвальная детская смертность и суеверия.

На этом скупо, но выразительно прописанном фоне «приключаются» два колоритнейших мерзавца, братья Манфрид и Гегель Гроссбарты, расхитители могил по основной специальности, но если надо, то и просто разбойники, а так же охранники, наемники, охотники на нечисть, крестоносцы и прочая, и прочая.

Семейный «бизнес» братьев шел ни шатко, ни валко, иногда приходилось и подметки глодать.

Потому узнав, что в далеком песчаном «Гипте» есть сказочно богатые усыпальницы, они сломя голову устремляются на юг, по дороге калеча, убивая и унижая кучу народу. А заодно зачищая европейские закоулки от нечисти. Таким образом зло посюстороннее сталкивается со злом иномирным, и нечисть не всегда выглядит хуже и страшнее братцев, которые слишком тупы, чтобы бояться, и слишком самолюбивы, чтобы отступиться.

В промежутках между своими подвигами (когда в кавычках, а когда и без) Гегель с Манфридом ведут «беседы о теологии», то есть несут дикую богохульную чушь, от которой не то, что у католика, у атеиста уши в трубочку сворачиваются. При том, что себя Гроссбарты считают людьми благочестивыми...

В отличие от подавляющего большинства «неоднозначных» литературных героев, которые «под грубыми манерами скрывают золотое сердце», Гроссбарты реально, отбитые на всю голову головорезы, местами напоминающие обычных бандюганов. При этом, в грубом обаянии им тоже не откажешь, но такое, ничего не попишешь, бывает с асоциальными элементами и в нашей реальности, что говорить про книгу... Есть у них и положительные черты. Прежде братская взаимопомощь. Друг за друга они горы свернут. Хотя общаются в основном бранью и сложносочиненными издевками. И они крутосваренные сукины сыны, ни черта не боятся. Пусть Гроссбартов черт сам боится. Но самое главное «своих» (товарищей, подельников, сообщников) Гроссбраты все-таки не кидают. Костерят на чем свет стоит, пинают, уши рвут, но не бросают, тащат на себе раненых, выволакивают из пожара, могут даже морально поддержать (по-своему, то есть с помощью оскорблений, но стараются развеять тоску младших компаньонов). В общем, ни приведи Дева Мария заполучить Гроссбратов во враги, или попасться им под горячую руку. Но в разведку с Манфридом и Гегелем идти все-таки можно.

Я может, слишком уж сосредоточился на описании центральных персонажей, но именно они тащат на себе всю книгу. Сюжет представляет из себя довольно обычный квест.

За сокровищами из Германии (через Италию) в Африку.

Гроссбарты пришли-разнесли все к чертям-пошли дальше-разнесли все к чертям.

Прочие герои тоже живые, хотя описаны более скупо и портреты их ограничиваются обычно парой броских черт. Этот «хороший парень», этот «циничный вояка с юмором», этот «монах-пьяница».

Вообще Гроссбарты с равным успехом спасают кому-то шкуру и калечат душу. Тот же Мартин-монах до встречи с ними просто слишком много пил и врал. И закончил мерзкими преступлениями. А уж во что превратился обычный фермер Генрих...

Книга отчасти относится к жанру хоррора. В ней хватает и жутких, и мерзко-физиологичных описаний, от некоторых может и сердце затрепетать, но скорей уж желудок свести. Чумные демоны, ведьмы, звери-людоеды, гомункулусы, одержимые. И ОЧЕНЬ много «гуморов» — телесных жидкостей разного свойства, от крови до гноя и хуже — в бесконечность. Разлагающиеся трупы, плесень на еще живых телах...

На меня эти навороты гадостей не произвели какого-то жуткого впечатления. Во-первых потому, что книги все-таки не пахнут, а во-вторых потому, что горы guro у Буллингтона слишком гротескные. Творящееся безобразие напомнило старые ужастики, вроде «Зловещих мертвецов» с Брюсом Кемпбеллом, где такая же подробная расчлененка в кадре, фонтанирование крови и блевотины были при всей своей подробности, слишком карикатурны, а делались из пластика, кетчупа и овсянки. Утрированные же гримасы главного героя не давали возможности относиться к происходящему слишком серьезно.

Возможно «Печальная история братьев Гроссбарт» и трэш, но трэш осознающий себя таковым, а не наводящий многозначительного туману.

Рекомендую всем кто любит старые ужастики, с пластилиновыми еще спецэффектами.

Артуро Перес-Реверте, ни разу не Умберто Эко, хотя в своих конспирологических детективах пытался играть на том же поле.

И вообще зачем миру второй Эко, если один уже есть? (Конечно, несколько лет назад великий дух итальянского писателя покинул его бренную плоть, но ведь речь о книгах).

Реверте — патриот, аристократ, «левак», консерватор, военный корреспондент, эрудит и позер, а вовсе не кабинетный ученый.

Взгляд его на Историю это не взгляд ученого мужа, постигшего в тиши всю мудрость веков, а по-прежнему взгляд завороженного увлекательным чтением подростка, открывшего том Дюма.

Автор проделал исполинскую работу, изучив не только саму Трафальгарскую Битву, но и все имеющее отношение к флоту, военным ведомствам, океанологическим экспедициям и бытовым нравам в кубриках на рубеже XVIII и XIX веков. Степень погружения в «материал» не может не впечатлять, хотя фанаты военно-морской тематики могут ловить «мух» мелких ошибок, но зачем, если Реверте поверх своей работы историка просто СОЧИНИЛ «лишний» испанский корабль, который якобы сражался в том памятном бою?

В общем, автор «Алатристе» верен себе, воспевая подвиг ради подвига.

Прошло два столетия со времен испанского великодержавия, которое уже стало легендарным Золотым Веком.

Сейчас морями правит Англия, а континентом — наполеоновская Франция, Испании же отведена роль «державы второго порядка», крепкого середнячка, выражаясь спортивной терминологией.

То есть сил играть самостоятельную роль в Истории уже не достаточно, но от того, чьим союзником выступит старый лев, еще многое зависит.

Герои-офицеры идут на войну, сами не видя шансов победить. Гонит их туда скорее та самая распроклятая испанская Честь, чем патриотизм как таковой. Рядовые матросы, наспех повинченные вербовщиками в трактирах и на фермах, идут на войну потому, что иначе их расстреляют.

Royal Navy предстает всесокрушающей машиной, которая за счет на порядок лучшей организации сметает все на своем пути. Сейчас моден скептис насчет устоявшихся оценок, и «развенчания» Владычицы Морей входят в набор обязательных характеристик сетевого историка-любителя. Мол «Империя возникла неизвестно почему и управлялась неизвестно как», флот комплектовался отребьем, которое гнулось в грязных трюмах от голода и тифа, и вообще, «Rum, Sodomy and Lash», вот и весь хваленый Royal Navy!!!

Может быть оно и так, только вот при паритете сил, британцы не потеряв, ни одного корабля взяли в плен 21 судно врага (из 33, 34 по «версии» Реверте), из чего следует, что у всех остальных стран эскадры были еще хуже. Намного хуже!!!

Для Ревере, знающего, чем все дело кончится, британские корабли выплывают из тумана этакими назгулами.

Собственному же флоту, военным министрам, правительству и правящей династии автор сыплет отборной брани в треуголку. Это тот же самый бесконечный монолог из «Алатристе». «Распроклятая ты наша Испания, в которой король — дурак, министры — воры, герои прозябают в нищете... Испания, бедная, криворукая, цепляющаяся за старину... Испания, Испания, Испания и Сантъяго!!!» Вложен он конечно, в головы офицеров, которые и в самом деле могли так думать, культурный уровень позволял, но по большому счет мысли автора не слишком замаскированы.

Но вот начинается сражение (а действо очень спрессовано, развиваются события буквально в течение пары дней) и...

БУМ!!!РАААА!!!

(выстрел и последующий рёв летящего ядра озвучены на бумаге именно так).

И люди, которые недавно думали только куда бы сбежать, охваченные злой горячкой боя заряжают, стреляют и откатывают... Картечь сносит заграждения, мушкетный огонь прицельно бьет по канонирам, все в дыму, видимость близка к нулю...

БУМ!!!РААА!!! разорванные тела, кровь потоками...

Азарт, с которым автор описывает битву, которую его предки еще и проиграли, говорит о том, что никакой Реверте не АНТИвоенный автор, милитарист как есть. Проверка на милитаризм простая. Если при чтении книги радуешься, что родился непригодным к строевой через тридцать лет после описываемой войны, книга АНТИ-военная. А если жалеешь, что ты не на том корабле под мысом Трафальгар... ну какая же она АНТИ-военная? Упоение боем в чистом виде.

Натурализм в описании ранений и смерти как будто должен вызывать отвращение, а вызывает желание самому забить в казенник кисет пороху. Потому что это кажется, будто автор ужасается, а он наслаждается! Он в восторге!

БУМ!!!РААА!!!

Потому что только в пороховом дыму и чаде пожарища, только под огнем, только в абордажной резне его герои чувствуют себя по-настоящему живыми.

И в этом, кстати, повидавший, хоть и в качестве военкора, войну, Реверте, прав, и идет наперекор обязательному в послевоенной Европе пацифизму, согласно которому, хуже войны ничего нет. Потому что война, конечно, штука страшная, но слишком много есть свидетельств о том, что людям (ну, хотя бы некоторым), она нравится. Потому что там они чувствуют себя героями, сверхлюдьми.

Вот матрос-новобранец, мелкий уголовник за тридцать лет, который сначала только и мечтал пырнуть в спину вербовщика, в ходе сражения проникается такой ненавистью к врагу и так преисполняется воинского пыла, что под шквальным огнем врага лезет, неумело, рискуя не только получить пулю, но и просто сверзиться с высоты, на мачту.

И зачем?

Поднимать флаг, потому что флаг это флаг, да здравствует Испания и да здравствует король, хоть он и дурак!!!

Невероятно адреналиновый текст. Чувствуешь себя как после хорошей тренировки.

Британцы уводят на конвое разбитые, измочаленные корабли союзников, но морально победили конечно, испанцы.

Потому что сумели поднять флаг в обреченной ситуации, потому что победители в своих рапортах отметили их доблесть.

Реверте как есть, ненавистник Каталонской автономии, враг историка Генри Кеймена, автор якобы антивоенных книг, после которых жалеешь, что не был при Рокруа или Трафальгаре.

Уникальный конечно, навык, описывать ГЕРОИЧЕСКИЕ ПОРАЖЕНИЯ, смаковать горечь поражения так, как другие не умеют описывать победы.

Испания. Испания. Испания.

все-таки люблю я своих собратий-критиков.

всем сердцем, а оно у меня большое.

человек я вообще склонный к задумчивости, а то меланхолии, переходящей в ипохондрию, но чтение рецензий на книги стабильно вызывает вспышку первозданной радости.

и так в аннотации на книгу польского фэнтезийщика Ярослава Гжендовича сказано:

Два года назад на планете Мидгард пропала исследовательская группа землян из восьми человек. Теперь новая экспедиция посылает за ними спасателя, цель которого найти выживших или идентифицировать тела погибших, а также уничтожить все следы возможного контакта аборигенов с землянами. На Мидгарде существует местная человекоподобная цивилизация, застывшая в раннем Средневековье и чем-то напоминающая Скандинавию эпохи викингов. Здесь отказывает любая электроника, ломается любая продвинутая техника, но спасатель, или как прозовут его местные, Ночной Странник, изменен на биологическом уровне, он быстрее и сильнее любого жителя Мидгарда.

Подробнее: https://www.labirint.ru/books/596446/

то есть все козыри выложены, и на обложке еще такой фэнтезийный псевдовикинг, похожий на персонажей «Следопыта» Марскуса Ниспелла.

после этого добрые фантлабовцы все равно клокочут негодованием, что герой де «Марти Сью» и «опять стереотипные викинги, почему не взять венгров»...

ох уж эта, пошедшая еще от неистового Виссариона манера русских критиков, выговаривать автору за то, что он пишет не так и не то, как считает нужным критик!!!

впрочем, что-то меня понесло.

и так, от книги я ждал мрачноговатого фэнтезийного боевика и получил именно его.

написано хорошо, хоть, конечно, не идеально.

автор много где постелил себе соломки (но имеет право, жанр такой...)

герой действительно «Марти Сью», ну так он прокачанный биотехнологиями и натасканный спецназовскими инструкторами оперативник. к тому же, будучи инопланетянином, он на Мидгарде — настоящий гигант. как вам такой «обоснуй»?

Вуко Драккайнен, парень с довольно интересной «земной» биографией, был выбран для опасной миссии за свою склонность к авантюризму.

у Вуко нет «жанровой слепоты» характерной для многих героев того же жанра.

то есть он много раз читал фэнтези, и оттого подтрунивает над собой, попавшим в такую знакомую, много раз виденную им на экране и прочитанную в книгах ситуацию:

«представитель более развитой цивилизации в варварском мире».

ему тут с одной стороны нравится, потому что он от природы искатель приключений, и опасная, не «стерилизованная», в отличие от Земли будущего, жизнь бодрит. она разгоняет по жилам и без того накачанную биотехнологией, кровь.

но с другой стороны, жестокость, грязь и грубость Мидгарда все-таки превышают то, к чему он привык, потому многое его бесит, раздражает, вызывает отвращение.

постоянный внутренний монолог героя, не без самолюбования, но довольно честно рассказывающего о своих приключениях, порой веселит.

у парня есть чувство юмора.

он не «рыцарь в сияющих латах», но и не подонок.

потому ловит себя на мысли, что рабыню для собственных нужд можно бы и купить... правда одергивает себя.

он вроде бы разражается пафосными монологами на тему «как меня тянет к дальним горизонтам», но все-таки ропщет, что помыться негде, пиво кислое, спать надо на соломе, удобства на дворе...

восточноевропейские матюги (которые на наш вкус звучат комично донельзя), придают его речи колорит.

вообще «ранее средневековье эпохи викингов» описано старательно, его видишь, в него веришь.

правда герои настолько «скандинавы», что вообще непонятно, как они сюда попали,и почему они все-таки не люди, а некие гоминиды, похожие на нас. (ростом меньше, зубов в два раза больше, волосы растут до лопаток и еще что-то).

а так, ну викинги и викинги, живущие в неприютном северном краю, промышляющие пиратством и морской торговлей.

даже имена у них скандинавские — Грюнальди, Грисма, Стигинг, дела они обсуждают на тинге и тп.

только вместо Одина — некий Хинд, но по мере развития сюжета

так же мне понравилась местная магия.

она страшная, мало контролируемая, мало предсказуемая и совсем непонятная.

некие силы, способные менять мир, убивать и давать жизнь, а так же изменять уже живущих.

но при том, что сами силы существуют, никаких «гильдий магов» тут не сыскать.

магия часто убивает и калечит именно тех, кто пытается ей овладеть.

«деющих» и «песенников» тут боятся и ненавидят, хотя и пытаются прибегать к их услугам.

параллельно развивается другая сюжетная линия, о принце южной (относительно «Скандинавии», где происходят мытарства Вуко) Амитрайской Империи.

тут идет «китайщина», как на севере шла «скандинавщина».

но столь же хорошо и тщательно воссозданная.

Тенджарук — наследник «чужеземной» династии которая относительно недавно взяла власть и осуществила большие и довольно прогрессивные (для традиционного общества) реформы.

детство свое он проводит в райских условиях дворцовых садов, но когда принц вступает в пору юности, происходит восстание, спровоцированное долгой засухой и голодом.

правда, возглавили его жрецы некогда свергнутой религии, последователи Подземной Матери, культ которой напоминает не то религию ацтеков времен «цветочных войн», не то Ислам по версии радикалов.

такая революция не только свергнутому принцу ничего хорошего не несет.

история Тенджарука больше походит на традиционное фэнтези, с тщательно выписанным псевдо-ориентальным миром и сюжетом укладывающим в фантлабовскую классификацию «взросление/становление героя».

правда, к истории землянина Вуко отношения все это (во всяком случае — в первом томе) не имеет совсем.

видимо, героям суждено встретиться в будущем.

пока Тенджарук скрывается от восстания, Вуко находит разгадку творящихся в северных землях ужасов.

финальное поражение Вуко в схватке с Акеном, закончившееся жутким заточением — очень хороший повод, взяться за вторую часть.

если короче — боевитое фэнтези, с колоритным, убедительным вымышленным миром и живыми, не вырезанными из картона персонажами.

к недостаткам я бы отнес многословие героев, которые свои дни описывают с подробностью делового ежедневника.

Блэквуду удалось то, что по словам такого мастера ужаса как Стивен Кинг мечтает сделать каждый писатель, работающий в жанре хоррора.

а именно — придумать НОВОЕ чудовище.

не совсем придумать, вендиго почерпнут из индейского фольклора, но в большую литературу проклятого пожирателя лосей привел Блэквуд, заядлый охотник и путешественник.

странная, непонятная для европейского разума хтоническая нечисть, таящаяся в чащобах канадских лесов, увидеть которую — значит погибнуть.

во время охоты в канадской глуши бывалый проводник Дефо начинает чувствовать что-то нехорошее, пытается развлечься песенками, сбросить морок и вроде бы все в порядке, но когда ночью напарники ложатся спать на поляну к их палатке выходит нечто...

утром товарищ обнаруживает, что Дефо ушел в лес как был босиком по свежему снегу, лес оглашают странные крики.

Блэквуд избежал соблазна шокировать читателя жестокостью и каннибализмом, а именно с этими вещами обычно ассоциируется аутико, дух безлюдных просторов.

ужас произошедшего глубже.

в конце концов, убить и сожрать могут и медведь и волки!

сначала к костру выходит жуткая, плохо сделанная копия Дефо, а потом, когда разоблаченный монстр исчезает в чаще находится и настоящий Дефо, лишившийся разума, словно выпотрошенный, забывший почти все, кроме вкуса лосятины.

Блэквуд не делает вендиго сознательно злым, в отличие от Кинга, у которого индейский дух выступает в роли самого настоящего демона, или Янси, чей вендиго творит мерзости, от которых побледнеет и Ганнибал Лектер.

не произносятся и слова вроде «дух», «демон», «одержимость».

герои говорят о том, что вендиго — древняя, немыслимо древняя форма жизни и разума, помнящая времена когда мир был юн, воплощающая разрушительные силы природы.

и пусть религиозный молодой охотник Симпсон называет вендиго — сатаной.

перед нами не человекообразный дьявол из европейской литературы.

против него бесполезны молитвы и вера.

нет заклинаний и магических амулетов, способных спасти того, кто заглянул в глаза этой стихии.

столкнувшись с вендиго ты станешь проклятым пожирателем лосей, который не принимает иную пищу, а потом умрешь, зачахнешь, сгинешь, пустая оболочка того, что было человеком.

а летящий на крыльях ветра продолжит свое вечное блуждание во тьме, среди вековых сосен.

это и есть настоящий ужас, настоящий мистический ужас, страх столкновения с иным миром, в котором человеку не место.

Некоторое время назад я (на совсем другом, тематическом сайте) написал рецензию на дебютный альбом Black Sabbath, одной из ведущих мыслей которой было то, что хоть звучит он через 50 лет и старомодно, но все равно на голову выше последователей, потому что без «Black Sabbath» следующие поколения музыкантов просто не знали бы, что так вообще можно играть.

То же и книга Кука. Для «темного фэнтези» «Черный отряд» это все равно, что «Master of Reality» для тяжелого рока. «Тяжелее», «громче» и технически изощреннее с тех пор писать научились, а вот выразительнее — нет.

Перед читателями разворачивается суровая, мрачная история злоключений Черного Отряда, побитых жизнью наемников, которые поступают на службу «стороне Зла» в вековечном конфликте, раздирающем Север местного мира.

«Силы зла» — древняя волшебница Госпожа, некогда создавшая зловещую Империю, и присные ее («взятые», то есть лишенные свободы воли волшебники) намерены вернуть себе власть над континентом. А Черному Отряду все равно за кого сражаться, лишь бы платили. Хотя уже способ, которым маг Душелов завербовал отряд на службу, должен бы заставить насторожиться...

Отряд пересекает море и погружается в круговерть войны. Будут сражения, осады, потери, утомительные марши, грабежи, взаимные предательства и проч. и проч.

Откровенного говоря, мир, описанный довольно схематично, ничего особенного собой не представляет, типичное фэнтези до моды на сугубый «историзм» и сводим к декорациям «трактир-хижина-Башня Зла». Хотя пейзажи у Кука выразительные. Так же ничего сверхъестественного (для читателя!) не являют собой и местные нравы, культура, обычаи и остальное. Опять условное «западное средневековье за десять лет до появления пороха».

Есть в «Черном Отряде» классический, сейчас таких уже не носят, Темный Властелин (он здесь, так сказать, един в двух лицах)

Магия в книге играет большую роль, но отношение к ней и автора и у персонажей, магией владеющих, сугубо инструментальное. Быстрая связь на огромные расстояния, полеты, оружие массового поражения — в нашем мире с этим справляются спутники, самолеты и атомные бомбы, а тут — соответствующие заклинания.

Есть даже местный вариант Избранного, инкарнация древнего героя, однажды уже спасшего мир от Госпожи и ее колдунов.

В общем, фэнтези как фэнтези.

И тем не менее, фэнтезийный канон Кук поломал, и поломал невосстановимо.

Сделал он это простым приемом — свой фэнтезийный, (весьма штампованный) мир, автор населил обычными людьми. Не сказочными персонажами, к которым на живую нитку пришивается «психологический реализм», ничего подобного. Просто люди как люди. «Черный отряд» — не только не рыцари в сияющих латах, но и не подонистые подонки, а скорее потертые и побитые жизнью солдаты не первой молодости. Которые действуют, говорят и мыслят как нормальные военные. Заботятся о снабжении, норовят держаться поближе к кухне, пафосных разговоров о чести и славе не любят, но корпоративная солидарность для них свята. «Свой» это свой, и его надо вытаскивать. Приказ есть приказ, но есть и предел за которым он превращается в преступный.

Можно сказать, что персонажи обозначены пунктирно, а язык изложения суховат и лишь немного оживлен тихим, усталым сарказмом. Но это отлично укладывается в жанр «дневники участника войны».

ГГ, он же рассказчик, ветеран «Черного Отряда» Костоправ, усталый вояка, сам уже не помнящий, что заставило его ступить на этот путь. То, как тщательно он носится с остатками своего идеализма (надежно укрытого привычной циничной гримасой), не может не внушать уважения.

У Кука даже Зловещие Темные Лорды не говорят кровожадными афоризмами, не рассуждают в стиле «я буду десять тысяч лет купаться в крови муа-ха-ха-ха». Циничные, жестокие, но на уровне реальных политиков. Цель оправдывает средства. А в частной жизни даже по душам могут поговорить (что выглядит довольно жутко в исполнении человека с прозвищем Душелов).

Правда есть соображение, что Госпожа просто не законченная злодейка по натуре своей, скорее рациональный, расчетливый тиран, который массовые казни совмещает с работающими почтами, строящимися дорогами, функционирующим госаппаратом и тп. А вот спящий под Курганьем древний Властелин, тот именно психопат из разряда «всех убью один останусь!!!».

Но пока Госпожа сама выступает в роли завоевателя, повергающего к своим ногам город за городом. «Черный отряд» очень скоро становится чем-то вроде ее личного спецназа.

Страдают же в круговерти войны больше всего мирные обыватели, которым прилетает и от «имперцев», и от «борцов за свободу».

Кук вообще не склонен лить воду, текст динамичный и плотный, событий и персонажей масса, никаких психологических портретов в три главы или особенностей местной кухни на сорока страницах. Нет, тут в одной главе порой происходит событий больше, чем у другого автора в трилогии. Но ощущения торопливости нет, за счет стиля рассказчика.

Читатели новейшей волны grim dark скорее всего, будут разочарованы отсутствием нарочитого гуро, («кровь-кишки-разметало по ветвям»), столь же нарочитого цинизма («циничный нагибатор циничного нагибатора цинично нагибает») и натурализма («про сортиры»).

Но Кук не про то.

Кук про то, что иногда нет ничего, кроме чувства локтя, что «свой» это свой, что иногда, надо держаться просто потому, что надо.

Ну и еще про массовые сражения с участием людей, магов, нечисти, странных мистических сил.

Сухая, пыльная, угрюмая, ГЕРОИКА.

Рекомендую, в частности, поклонникам Дэвида Геммела.

Знаменитая книга Конрада, сумевшая «прописаться» в массовой культуре, при ознакомлении оказывается не совсем тем, что рассчитываешь прочитать, зная о славе этой повести и ее влиянии на современную культуру. (А отсылки к «Сердцу Тьмы» и прямые цитаты из него можно найти в таких разных произведениях, как фильм Ф.Ф Копполы и фэнтезийная сага Я. Гжендовича «Владыка Ледяного Сада»...)

Перед нами, как будто, и в самом деле мрачное путешествие в сердце тропической Африки.

ГГ (и рассказчик) Марлоу подряжается поработать на речном судне и отправляется вверх по течению не названной великой Реки, где «талантливый мистер Курц», о котором только и способны говорить все белые в Африке, сумел организовать добычу слоновой кости в промышленных масштабах. Вот только слухи из глубин континента доносятся совсем уж мрачные...

Из этого сюжета можно было бы сделать все что угодно, от приключенческого боевика до полновесного хоррора, включая политический памфлет и философское рассуждение о тьме, которая таится в человеке.

Конрад так и сделал. Под одной обложкой и в относительно небольшом объеме...

Книга оказывается слишком патетичной, слишком модернистски-причудливой, слишком витиеватой и слишком многое недоговаривающей.

Уже то, что кроме Курца ни один из персонажей в Африке не имеет имени собственного, должно насторожить.

Конрад, вне всякого сомнения знал Африку (пребывание в которой стоило ему здоровья на многие годы), и натуралистическое описание деталей «которые не выдумать» сначала как будто работает на идею о том, что перед нами прежде всего история об ужасах Свободного Государства Конго.

Но обилие всевозможных лирических отступлений, которые касаются всех на свете тем, (вплоть до античной мифологии), театрально-выспренная речь героев, и общая «сновидческая» атмосфера позволяют вчитать в текст какое угодно содержание.

По степени страстной импульсивности «Сердце Тьмы» иногда обгоняет даже «Моби Дика», а это совсем нелегко.

Конечно всеевропеец Курц с его запутанным происхождением (германj-бельгийско-французским c включением и прочих наций Европы), чрезмерной для торгового агента начитанностью, слабым здоровьем (при огромном росте) и умением в одной фразе переходить от филантропических рассуждений к расстрельным приказам, символизирует Старый Свет как таковой.

В нем странным образом угаданы черты тоталитарных идеологий XX века.

Можно было бы написать что-то про «нацизм» или «фашизм», воплотившиеся в Курце, да вот беда, во время выхода книги Б. Муссолини избивал однокашников в старших классах, А. Гитлер пел в хоре младшеклассников, ну а Розенберг и вовсе в школу не ходил.

Но для книги о том, что «колониализм это плохо» в «Сердце Тьмы» отсутствует такая обязательная деталь, как положительные туземцы. Черные тут сущие «полудемоны-полудети» живущие и безо всякого Курца странной и страшной жизнью вне времени.

Курц искренне хотел принести им цивилизацию, а стал тираном.

Но с той же степенью уверенности можно предпочесть и «психоаналитическую» трактовку текста.

Суммируя свои впечатления, выскажусь так.

Книга произвела сильное впечатление, но не понравилась.

Потому хочу предупредить всех, кто захочет приобщиться к классике.

Вас ждет чрезвычайно патетичный, написанный порой чуть ли не «потоком сознания» текст.

заключительная часть знаменитой трилогии «Нашествие монголов» — посвященная европейскому походу книга «К последнему морю», считается самой слабой в цикле.

увы, тому есть некоторые объективные причины.

вторжение в Восточную Европу в самом деле описано порой лапидарно, не сказать просто сухо. есть эпизоды прямо копирующие аналогичные из предыдущих книг. есть странные главы, будто взятые из черновиков, например описание венгерских просторов представляет собой подборку венгерских авторов разных веков.

это в самом деле последняя книга писателя, изданная уже после его смерти, и приходится признать, что преклонные годы автора отразились на веществе книги.

но ... но все равно, перед нами прекрасный текст, увлекательный и захватывающий, как крепкий боевик, грандиозный по масштабу описанных событий, глубоко проникающий в души своих многочисленных героев, живописующий безгранично далекие от читателя реалии так, что их вымышленное происхождение забывается.

монгольский поход на Европу и сам по себе вещь довольно мифологизированная, одна битва при Оломоуце чего стоит, и Яну, ловко жонглирующему хрониками и собственной фантазией, удается внушить читателю что «все было именно так», и переубедить в этом будет непросто, слишком уж живой и настоящей получилась созданная им картина.

прошло совсем немного времени после погрома, учиненного Батыем в Залесской Руси.

хан все еще молод, но уже обрел уверенность в себе, которой ему поначалу недоставало (в отличие от амбиций и энергии). этот Батый уже не будет плакать пьяными слезами и кидаться с саблей на приспешников.

пока не столь монументальный, как его легендарный дед, Батый, убедившийся в своей избранности, готов, однако, выполнить завет божественного правителя, дойти до «последнего моря», всюду неся покоренным ясу Чингисхана.

но есть у него и более земные заботы — обустройство своего собственного царства, строительство столицы.

в низовьях Волги-Итиля читатель, следуя за арабскими посланниками, сталкивается с новорожденной державой, что в истории останется как Золотая Орда (хотя сам Батый называл ее Небесной).

пока — куча шатров и землянок среди еще недавно девственной степи, но виден уже и прекрасный дворец, построенный по приказу джихангира для его жен...

сначала арабов весело, сопровождая процесс грабежа тем, что сейчас назвали бы «троллингом», грабят монголы, и лишь потом они попадают в строящийся волею Батыя город.

сам Батый практически при смерти, и его брат Орду хлопочет, стараясь найти врача, который реально что-то смыслит в болезнях, а не только может надувать щеки от важности. и такой найдется.

и так Орду переживает за брата, так радуется его выздоровлению, так они трогательно общаются, что становится ясно, перед нами не театральные «злодеи с черным сердцем», они ПО СВОЕМУ очень даже хорошие люди, просто без грабительских походов жить не могут. время такое, такая мораль, мораль степных вождей, привыкших к тому, что набег — единственное достойное мужчины занятие.

выздоровев Батый начинает вновь готовить к походу огромную многоплеменную армию.

картина этой страшной военной машины, как она функционирует, чем питается, как и кем управляется, завораживает. А входят в воинство самые разные люди, от обаятельнейшего Иесун Нохоя, до курда-живодера Утбоя, у которого попона на коне — из содранной с женщины кожи...

и вот вся эта орда (слово в оригинале означало «власть», «могущество», но для европейцев и русских навсегда закрепилось в значении «неисчислимое воинство») обрушивается сначала на Русь, потом на Польшу, Венгрию, Саксонию, сеет ужас и разрушение, гонит перед собой в страхе бегущие кочевые племена Причерноморья.

эпический размах описываемых трагичных событий, но как и обычно у Яна показаны они не только из ставок великих правителей, но так же из гущи народа, того самого, который сражался и погибал в тех битвах. Вот читатель знакомится с Вадимом, который мечтал стать иконописцем, узнает, как он шел к своей мечте, как с трудом добирался до стольного Киева, как делал первые успехи в избранном им искусстве, как дружил с соседями, как решился в трудный час взяться за оружие. И погиб.

Один из бесчисленных тысяч…

Храбро дрались поляки, венгры, германцы, но монгольский аркан все туже затягивается на европейском горле.

Король Франции готовится принять мученический венец, а германский император – бежать в Палестину.

Казалось спасет мир только чудо.

И оно приходит.

После учиненного в Восточной Европе погрома Батый не решается идти дальше, армия его обескровлена в тяжелейших боях, да и просто устала воевать.

Писатель снова переводит «объектив» на завоевателей, и оказывается у походных костров тоже сидят не демоны, а люди. Кто-то вот вообще подобрал сирот (которых сам же сиротами и сделал).

Поют они, пируя в разграбленных городах уже на берегах Адриатики.

В рядах предводителей похода тоже начинается разлад, кто-то за продолжение его любой ценой, кто-то стремится обратно в Каракорум, а кто-то вообще получил предложение от болгарского царя перейти вместе со всем своим туменом на службу.

К тому же за спиной осталась истекающая кровью, но не покоренная Русь.

Хотя Ян слишком уж выпячивает «Новгородского Искендера», Александра Невского.

Уж кого-кого, а святого благоверного князя, который приведет на Русь Неврюя, что бы тот помог ему одолеть брата в борьбе за престол, великий завоеватель Батый совершенно не опасался. Хотя бы потому, что Искендер был настроен проордынски.

Но были у внука Чингисхана многие причины, чтобы повернуть обратно, в свои владения на Итиле, и опасения получить войну на двух направлениях могли быть среди них.

Батый и те его воины, кто не пал в свирепых сечах, не умер от болезней, холода, голода и других напастей, возвращаются к своей новой столице, и Батыя ждет печальная весть – его знатные жены извели «черную», зато самую любимую – Юлдуз, которую любили все.

И владыки полумира не укрыты от ударов судьбы подобных этому.

А город растет, строится, в кровавых муках великой войны родилось новое могучее государство, которое будет определять судьбы всех своих соседей многие сотни лет.

Странное дело, книга, написанная вовсе не для того, чтобы как-то оправдать или прославить кочевых завоевателей, вызывает в их отношении больше восхищения, чем ужаса.

Сила всегда завораживает, даже если поставлена на службу злу.

Кху-кху-кху!

И так, новый и внецикловый (во всяком случае, пока!) роман Кинга.

Некая тайная организация похищает детей со сверхспособностями, чтобы использовать их в своих целях, которые одним кажутся зловещими, а другим — благородными. Вот только детям от этого не легче...

В сюжете нет ничего нового. Что-то такое писал и сам Кинг «(Воспламеняющая взглядом») и дюжины авторов помельче, а уж фильмов на тему экстрасенсов и «людей в черном» снято — за полгода не пересмотреть, если постановить себе в сутки отсматривать один фильм.

Но Кинг потому и Король, что умеет избитым жанровым клише придать некое второе (и третье, и четвертое) измерение, наполнить их жизнью.

При всей фантастичности «Институт» странно реалистичен, приземлен.

Верится, что если экстрасенсорные способности возможны, то именно в такой форме — как слабенький мерцающий огонек. Главный герой с юмором отмечает, что его ТЛК(телекинетической) силы хватает ровно на пустой поднос в столовой. Полный уже не по силам...

Почему-то верится, что если такие организации В НАШЕМ МИРЕ и будут существовать, то выглядеть они будут именно так. Со старыми компьютерами, пыльными коридорами, хроническим недофинансированием, тягостным грузом тотальной секретности и страхом перед Начальством. И работать там будут (ради ИПОТЕКИ) обычные люди, среди которых обнаружится небольшой процент прирожденных садистов и сознательных моральных уродов, а у остальных — «работа такая», и «кто-то же должен». Это Кинг еще, по гуманизму своему, не отобразил заоблачный уровень алкоголизма, промискуитета, интриг и наушничества, которые в НИИЧАВО обычно царят. Никто не бегает к медикам за фунфыриком (по англицки — shot-ом) спирта, не жует жвачку для прикрытия, не пишет на коллег доносы...

И вообще, человек такая скотина, ко всему привыкает, даже в Аду занавесочку посимпатичнее прицепит, найдет время для дружбы, романа, шутки и скандала. Чуйкой чувствующие, что их ждет на «дальней половине» подростки всем этим и занимаются, успевая по-маленькой кирять и покуривать, постукивать друг на друга, сходиться-расходиться и учреждать местный кодекс поведения и чуть ли не субкультуру в отведенные им считанные недели.

Задумано так автором, или нет (а впрочем, много ли автор понимает в своем замысле? обычно — ничего не понимает), внутренняя жизнь Института подозрительно похожа на злую издевку над совершенно легальными учреждениями, от университетских лабораторий, до летних детских лагерей. Инфернальная суть работы Института лишь подсвечивает его сходство как с типовым бюрократическим присутствием, так и сезонной передержкой, на которую замотанные предки сдают поросль.

Эта приземленность и обычная для Кинга погруженность в быт (марки конфет, сигарет, чистящих средств, машин и компьютеров, столовское меню и местная медицина, схожая с банальной вивисекцией) , только добавляет кошмара происходящему. Потому что за серыми дверями Института творится десятилетия подряд творится кошмар.

Конечно, похитив юного Люка, деятели из Института сильно ошиблись, все пошло совсем не так, как должно было.

Несколько «провисая» в описании будней Института (но что особо интересного и динамичного в тюремной рутине) дальше роман срывается в напряженное, динамичное действие, которое не все хорошие переживут, и не все плохие не переживут.

Высшего балла ставить не буду за предсказуемость и растянутость. Применительно к книжкам развлекательного жанра «лучше» почти всегда значит «короче».

Можно отметить и неуместную политизированность на ровном месте(шпильки Трампу и осанны Клинтон). Которая тем более удивительна, что вступает в конфликт с одной из самых увлекательных сюжетных линий романа.

будем считать что так Жизнь (талант) снова победила Смерть (идеологическую зашоренность) неизвестным науке способом.

Так же напрягает излишний физиологизм, причем, принявший одну форму — как положительные так и отрицательные, как взрослые так и дети с изумительной регулярностью подпускают в штаны и постели. Одно время у Кинга в качестве маркера душевного потрясения, персонажи бесперечь блевали, теперь вот мочиться начали.

Но это мелкий недостаток, на общую картину влияющий мало.

Герои как и всегда у Кинга — живые люди а не жанровые схемы, старинные сюжетные шаблоны порой под необычным углом и повернуты необычной стороной, жестокость уравновешена сентиментальностью, и вообще — это же сэй Стив!

Рекомендую всем, у кого нет предубеждения к Кингу, ни в стиле «примитивный американский трэш-мейкер», ни в стиле «мой любимый Кинг исписался в тысяча девятьсот таком-то году».

Время классических шедевров прошло, спору нет.

Но живой классик пока еще живой, а не только классик.

Современное ФЭНТЕЗИ безгранично далеко ушло от тех своих образчиков, с которыми по-привычке, уныло, воюют ироничные представители т.н Боллитры («толстожурнального» извода социального реализма, применительно к нашим реалиям). Те самые, которые представляют жанр ПО ОБЛОЖКАМ дешевых изданий «Конана» из 1990-х годов.

Уровень проработки мира, психологии героев, языка повествования, выросли в разы, если не на порядок. Другое дело, всегда ли это так уж хорошо, но это тема для отдельного разговора.

Новую (только боги знают, какую по счету) волну жанра, принято отсчитывать со времени успеха «Песни Льда и Пламени», но Мартин с его неторопливой сагой, которая всего лишь привила к буйному древу фэнтези, ветку серьезного исторического романа, сейчас уже и сам устаревает, обойденный со всех сторон многочисленными последователями, привносящими в жанр все новые и новые веяния. Я бы сказал, что развитие идет по двум направлениями — «больше реализма» и «больше странного, чудесного».

Роман «Неумерший», принадлежащий перу неведомого мне прежде французского автора, идет сразу по обоим путям.

И к «суровому реализму» и к «сюрреалистическому сну».

Перед нами как будто реальная Европа времен Античности, только не хорошо описанные и изученные цитадели цивилизации вроде Греции и Рима, а варварский край Ойкумены (на самом деле, диким концом географии является территория современной Франции).

Роман начинается с того, что старый уже кельтский король Белловез рассказывает историю своей жизни заезжему греку, не забывая пугать гостя тем, что он сделает с его черепом, ежели купец отнесется к своей роли биографа, недостаточно добросовестно. Правитель такой действительно существовал, с его именем связывают переселение кельтов на территорию современного Милана. Но кроме собственно имени, да имен родственников -брат Сеговез и дядя — король Амбигат, из трех строчек у Тита Ливия более извлечь невозможно. Поэтому воображению автора есть где разгуляться.

Белловез оказался неплохим рассказчиком, а грек записывал тщательно.

Римские источники о галлах проштудированы глубоко и с пониманием, потому при всей живости повествования, насыщенность его этнографической информацией, иногда кажется чрезмерной. На читателя вываливаются подробности ритуалов, верований, суеверий, военных обычаев и придворных церемоний. При этом чувствуется, что писатель много сил потратил на то, чтобы его герои говорили и рассуждали как... ну если не как исторические галлы, то хотя бы как герои литературных памятников. Потому свергнутая и отправленная в изгнание королева кельтов не будет озвучивать феминистическую повестку из XXI века. Что особенно приятно — главный герой искренне упивается войной, хвалится своими подвигами и вовсе не собирается относиться к благородному делу кровопролития так, как это делают авторы мемуаров о локальных войнах века XX.

Но лучше всего писателю удалось отобразить мироощущение людей, которые верят, что живут в одной вселенной с бесчисленными богами и духами. Это одновременно создает мощнейшую «мифологическую» атмосферу и сильно отягчает восприятие текста. Дело не просто в том, что в лесах водятся огры, на болотах правят боги мертвых, а на островах творят свои черные ритуалы старухи-прорицательницы, являющиеся воплощением местных норн.

Как верно отмечали комментаторы ниже, магия в книге странная, ускользающая. Быть может, галлицены никаким колдовским могуществом не обладают, а лишь умеют туманно пророчить, и их община своего рода почетная пенсия для вдов знатного рода? Быть может чудовищный огр лишь обычная, веками неизменная страшилка из тех, которые рассказывают детям, чтобы они не забредали далеко в лес?

Нет, дело в странном течении времени, которое сворачивается в петлю, обгоняет самое себя, «протекает» мимо рассказчика.

Белловез начинает свой рассказ с момента «второго рождения». В юности он получил тяжелую рану, с которой выжил вопреки всему. Друиды сочли это странным и юношу, только оправившегося от ранения, отправили «за край карты», а остров в бурном море, где колдуньи-галлицены должны определить его дальнейшую судьбу.

Но очень скоро плавное повествование нарушается, и начинается не просто «рассказ в рассказе», а странное наложение временных и повествовательных слоев друг на друга. История о поездке на остров колдуний, становится «рамочной», а середине «рамки» будут и детские эпизоды и более поздние, причудливо перемешанные друг с другом.

Еще можно было бы самые неправдоподобные, самые схожие с обычной волшебной сказкой, приключения,

Но когда в детские воспоминания вторгаются странные пророчества, будущей судьбы («вот, старшего брата проткнули копьем, вот, младший брат ищет своего двойника»), можно насторожиться. А когда бок болит «слишком уж сильно» за десятилетие до того, как Белловез получил страшную рану, вырвавшую его из мира живых, но в мир мертвых, не отправившую, голова читателя основательно начинает идти кругом...

Текст получился красивый, витиеватый, насыщенный (и даже перенасыщенный) историческими и мифологическими отсылками, местами стилизованный «под старину», местами беззастенчиво разрушающий ранее созданный «аутентично-древний» колорит. Насчет всплывающих то там, то, то тут «кучеров»,«ассамблей», «раутов» и «мулинэ» (фехтовальный прием) относящихся, скорее к XVII веку A.D, чем к веку VI B.C, остается лишь гадать, что это — небрежность автора, особенности французского языка или нечто концептуальное. Памятуя, что книга все-таки относится к фэнтези, а не к историческому роману, и во время очередной встречи, местные «норны» говорят так, будто прочли о себе не одну статью в энциклопедии, склоняюсь ко второму варианту, но возможно, это уже мои домыслы.

В общем рекомендую всем, кто не равнодушен к «старине», а так же «кельтике» и «героике» во всех проявлениях, но стоит предупредить о двух вещах.

Во-первых, процент «вирдовости» в «Неумершем» довольно высок.

Во-вторых, при всем своем внушительном объеме, весь роман не более чем пролог для будущего цикла.

из всех произведений цикла это — самая сильная именно с точки зрения литературы, вещь.

потому что остальные представляют собой либо «исторические детективы», либо парафразы жанровых стандартов («один день древнерусского мальчика», «русское княжество встречает набег степняков» и тп.).

а тут — яркий, написанный от первого лица монолог, вложенный в уста Ивана Грозного.

да, Грозный вышел у Акунина однозначным злодеем, патологическим садистом со многими другими девиациями.

так что за это ему, конечно, всыплют по первое число фанаты Грозного Царя, которые считают успешность правления количеством собственных загубленных подданных.

(и передержки, имеются, даже если взять за основу, что Иван был совершенным злодеем, он был все-таки очень умен, образован, со специфическим чувством юмора, и его широко известное зверство очень часто имело под собой рассчетливо-политическую основу, а не питалось только личными патологиями царя.)

да, Иван у Акунина очевидный клинический сумасшедший, только силой воли обуздывающий свое безумие.

тогда как исторический, несмотря на приступы гнева, во время которых он действительно, был Грозным, действовал вполне прагматично.

заслуга Акунина скорее в том, что он попытался изобразить именно человека из 16 века, мыслящего категориями того времени, а не излагающего учебник Истории Отечества в редакции 1988 года. потому вопросы религии, своей ответственности перед Богом, судьбы своей бессмертной души и тому подобные материи волнуют Ивана всерьез.

да, получился свернутый на религии мегаломаньяк, но зато вышел — «как живой«! и по-настоящему средневековый.

а поклонникам тирана следует вспомнить, что его зверства не увенчались даже настоящим великодержавием, а привели к проигранной войне, потере земель в Прибалтике, соженной Москве, сначала к Порухе, потом и страшному Смутному Времени...

Жюль Верн умел писать робинзонады. Увлекательные и при том не претендующие на высокую степень бытового правдоподобия, а порой условные, тяготеющие к жанру утопии.

В «Гекторе Сервадаке» хорошо, наверное все, кроме изначального способа попадания землян на блуждающий по Солнечной Системе планетоид. Несмотря на всю насыщенность цифрами в миллионы лье и астрономическим вокабуляром с афелиями и перигелиями, история о том, как летевшая мимо комета, прихватила, целыми сохранными, кусок Средиземноморья и лично лейтенанта Гектора Сервадака, не выдерживает не то, что проверки на «научность», оно и для фэнтези слишком смело. Выходит скорее эзотерика, как бы странно это слово не прозвучало применительно к Верну, апологету точных наук.

Ну, не хватило первопроходцу Si-Fi фантазии придумать какую-нибудь «тирьямпампацию» через тонкие миры или смещение пространственно-временых континуумов. А поместить группу людей в загадочный, как будто не приспособленный для жизни, но завораживающе красивый мир малой планеты, летящей из ниоткуда в никуда сквозь необозримые пространства Космоса захотелось...

Думается, закинь Верн своих героев на комету иным способом, насмешливых отзывов было меньше.

Но, принимая вводные условия как правила игры, от книги легко получить удовольствие.

Буколический кусок Средиземноморья, окруженный мертвыми скалами. Немыслимые погодные условия. Перемешавшиеся в сутках часы. Иная сила гравитации.

Первоначальная, наиболее комичная и чуть затянутая история одинокой робинзонады Сервадака и Бен Зуфа (алжирец, но не по рождению, а по месту службы!), во время которой один успевает назначить себя губернатором, а второй — преисполниться по этому поводу важности, заканчивается, когда к островку причаливает корабль графа Тимашева. С которым на Земле у Сервадака была назначена дуэль! Только вместо дуэли будет научно-исследовательская экспедиция для выяснения сути случившейся катастрофы.

Роман читать не только интересно в смысле того «что же дальше», но и приятно.

Потому что у классика была не только богатая фантазия но и вера в человечество. У современного автора в ситуации «попаданцы на астероиде, который летит сквозь вечную мглу», случилась бы борьба за иссякающий ресурс, с расчлененкой, каннибализмом, а возможно и групповыми изнасилованиями.

Не то у Верна. В совершенно невозможном, перевернутом с ног на голову, заведомо обреченном мире (комета удаляется от Солнца и следовательно скоро все и вся замерзнут, если не придумают чего-то совсем уж немыслимого), царит взаимовыручка и здравый смысл. Задиристый французский офицер с верным ординарцем, патриотом Монмарта. Олеографические, с навахами и гитарами, испанцы. Трогательная маленькая итальянка, с козленком. Не слишком клюквенные, без водки из самовара, русские. И наконец, по-шейлоковски жадный иудей. Все они не только выживают, но и демонстрируют чудеса разумности, договороспособности, рациональности. У одного административные таланты, у другого — железные ручищи, третий — талантливый ученый, у четвертого на каждый случай в загашнике подходящий прибор или средство... Каждому есть место в коллективе, каждый приносит пользу, каждый на своем месте. Эта героика обустройства и постижения мира, его обживания и очеловечивания, неотделима от своей колониальной эпохи. Которая, да, сопровождалась захватническими войнами. Но и великий пафос несения Просвещения в ней был!

Плюс есть просто трогательные, и полные какой-то поэтичности эпизоды вроде обнаружения острова-часовни.

Тропическое лето сменяется полярной зимой. Герои устраивают опасные вылазки сквозь льды, чтобы спасти с отдаленных островов, или уговорить спастись, других несчастных, заброшенных в Космос. Наконец стынет, даже сам воздух... Но маленькая колония выживает и в этот раз.

Вера в то, что толковый инженер при поддержке решительного администратора, руками полутора десятков крепких работяг способен сделать уютным даже жерло вулкана на далекой планетке, это то, что в наши дни ни за какие деньги не купишь!

В верновский интернационал не попали только карикатурно напыщенные британцы, то отголоски давней англо-французской «дружбы народов», ко времени написания романа осложненной колониальным соперничеством. Хотя при всей пародийности, сильного неприятия люди, способные принципиально не заметить факта попадания на другую планету, и продолжать хранить верность интересам короны, не вызывают, таков уж полуюмористический стиль автора.

В общем, несмотря на вопиющую «ненаучность» и наивность, книга приятно читается. Скорее сказка, чем фантастика и совершенно точно — утопия, отличное средство для повышения веры в людей и для рассеяния хандры. Рекомендую всем, чьей любимой книгой детства был «Таинственный остров».

Классическая в каждом слове и каждой букве приключенческая фантастика, словно из золотого века жанра. Хотя слова Геймана, что Золотой Век фантастики это не 1930-1950, а когда читателю 12 лет, одна из самых остроумных лемм, обаяния у «старой доброй» фантастики не отнять, а современной этого часто не хватает.

На некоей удаленной планете Ильматар, сплошь покрытой толщей льда, жизнь кипит на дне Океана. К тому же — разумная жизнь. Местные, что-то вроде разумных кальмаров, создали классовое общество, проводят ирригационные (в их подводном смысле — отвод теплых вулканических потоков на нужды земледелия) работы, ведут хроники и научные изыскания. Земляне наблюдают за ними, имея строжайший приказ не только не вмешиваться, но и не допускать Контакта.

Но вот алчущий раскрутить свой интернет-канал (одна из немногих примет, что написана книга не в 1964, а в 2014 году) персонаж лезет ильматарианам в щупальца, попав, как на грех, к местным ученым-энтузиастам, и они ловко вскрывают неведому зверушку. Не самое удачное начало Контакта...

Тем не менее, оптимизм автора радует. И люди способны оказываются простить «кальмаров», и те вовсе не одержимы жаждой рвать и жрать что ни попадя. Этот редкий, разумный, спокойный взгляд на вещи (не надо сразу кидаться в объятия, но не надо и сразу кидаться в атаку), способность безгранично разных видов к диалогу и даже даже дружбе — просто льет бальзам на душевные раны. Мне, конечно, нравится «Чужой», но не хотелось бы верить, что во Вселенной живут лишь «чужие»...

Автор хорошо выписал ильматариан — и «разумные кальмары» вышли прямо симпатичные ребята (хотя есть среди них и отщепенцы с бандитской моралью, ну так они же личности, а не неразумный рой). Особенно Широкохвост — его верность друзьям, вера в науку и тяга к новым знаниям, оптимизм, решительность и доброта — качества которых не достает ни нам в жизни, ни большинству персонажей современной литературы. Быт, культура, мышление живущих в черной бездне чужого мира разумных головоногих, выписаны тщательно и, можно сказать, с любовью. Перед нами не замаскированные люди, у них в силу биологии и образа жизни не могло возникнуть огромного количества очевидных для нас концепций. Но ильматариане РАЗУМНЫ, а значит — договоропособны.

Одна из самых напряженных и трогательных сцен — человек в скафандре напротив местного существа, которое на его взгляд является натуральным «монстром» — размеры, клешни, щупальца, безглазая голова ... Ильматарианин «видит» перед собой тоже нечто совершенно невозможное — прямоходящее, невероятно теплое, в искусственной оболочке.

Но Широкохвост (а это именно он) подает щелчками клешни сигналы...

Человек начинает... выстукивать гаечным ключом ответ. Они говорят на разных языках, но они ГОВОРЯТ, а это главное.

Люди, кстати, вышли побледнее, но людей мы и так каждый день видим, а с Широкохвостом и его друзьями можно пообщаться только на страницах этой книги.

Над людьми нависают с мелочным контролем шолены — своеобразная шестиногая раса, некогда прошедшая горнило страшных войн и ныне избравшая политику «агрессивного невмешательства». В стиле «мы за мир и дружбу, а кто против, того мы в порошок сотрем ради Добра».

Политика просачивается в «Темное море» поневоле — в ильматарианах легко увидеть жителей «Третьего мира», а в шоленах — соответственно — «Первый мир».

Земляне таким образом олицетворяют «нормальных людей», которые совершенно не собираются сживать ильматариан со свету, колонизировать их мир ради ресурсов, разрушать уникальную культуру и проч., что положено делать колониальным странам. Шолены в своем высокомерии значительно хуже воспринимают местных, защищая их от внешнего влияния. Таким образом отказывают ильматарианам в праве на развитие, расширение горизонтов. Они видят только «самобытную дикую культуру», которую надо оборонять от «растленного внешнего мира», а ильматариане хотят знаний, технологий, не хотят быть «дикарями в раскраске».

Однако, эти параллели идут ненавязчиво, кроме того являются такой составляющей жанра, как и межзвездные перелеты.

Постепенно дело доходит до вооруженного конфликта, в котором «пацифисты» шолены готовы уничтожить атомными бомбами сами следы осквернившего планету Контакта и как и положено, вербуют себе союзников из нецивилизованных ильматариан.

Сюжет можно назвать даже банальным, но подан он увлекательно и развивается немного не так, как ждешь.

В общем, рекомендую «Темное море» всем, кто рос на книгах вроде «Космического госпиталя» и хотел бы вернуться в то время, когда звезды были ближе.

Книга, несмотря на внушительный объем, пролетела для меня одном дыхании. Если автор захочет развивать ее в масштабный цикл — я с удовольствием проведу еще много часов на дне ледяных океанов Ильматара.

когда на книгу написано больше 200 отзывов, сказать что-то действительно новое и умное становится затруднительно.

потому буду максимально краток.

правы и те, кто восхваляет «Дверь в лето» как классику, и те, кто песочит ее за ходульность.

но иногда эффект, который имеет произведение не равен механическому сочетанию плюсов и минусов.

кроме подлежащих разбору «сюжета» и «образа героя», а так же деталей мира, есть еще некое общее, чисто эмоциональное впечатление.

как некрасивый человек может быть безгранично обаятелен, так и несовершенный текст может проникать в душу.

роман этот в самом деле довольно легковесный.

но он такой добрый, оптимистичный и обаятельный, такой в нем есть футуроутопизм, что недостатки как-то теряются.

Хайнлайн, конечно, бьет наотмашь сентиментальностью (котик!!!), стелет своим героям соломку и выводит все к хэппи-хэппи-хэппи-энду.

но КАК он это делает!

как легко, бойко и непринужденно.

и так, ГГ инженер-изобретатель не без предпринимательской жилки, в результате сговора своих коллег-партнеров, не по своей воле попадает из 1970 года в 2000.

и то, что 1970 Хайнлайна не похож на тот, который был в 20 лет моих родителей, а 2000 еще меньше похож на тот, что был в мои 20 лет, только придает тексту шарма.

ГГ и прижился бы в будущем, но обидно, в 1970 остался выть любимый кот...

надо с этим что-то делать.

вера в Прогресс, в то, что прогресс идет на благо, наивный сциентизм, выволочка устроенная «длинноволосым романтикам», которым место в их любимом 12 веке тут даже важнее чем сами путешествия во времени и криосон.

и в мире, созданном воображением Мастера хотелось бы пожить.

а это лучший комплимент фантасту.

Чингисхана нет в живых, в Каракоруме сидит на престоле сын его Угэдэй, а внук Потрясателя Вселенной, молодой Бату, сын убитого по приказу великого кагана Джучи, рвется к власти в одном из улусов.

впервые мы встречаем Батыя как беглеца, который ищет убежища у нашего старого знакомого, дервиша Хаджи Рахима, одного из главных героев и повествователей первой книги.

это пылкий юнец мечтающий о великой славе и раздающий грандиозные, напыщенные обещания, так накормившей его девушке он за три лепешки обещает подарить три царства.

вот только царства эти сначала надо завоевать.

Батый, чьим именем назван роман, получился живым, но несколько «лоскутным» героем, отличным от монументального в своем зловещем величии Чингисхана.

он то предстает в роли похожего на статую, окутавшего себя загадками и церемониями, правителя, но закатывает истерики, то являет побежденным дикое степное рыцарство, то внезапно уходит в натуральный запой, который однако, потом подает как мистическое путешествие к своему великому предку.

исподволь складывается ощущение, что человек-то он сам по себе обычный, каких на дюжину десяток, и возвысился благодаря тому, что его вытолкнула наверх часть знати, мечтавшая о все новых походах, новой добыче и новых улусах.

особенно выпуклыми вышел зловещий старый Субудай, для которого война стала смыслом жизни, и самой жизнью.

впрочем, не только знать, но и простые степняки тоже мечтают о «священной добыче».

Яну удалось то, что может не каждый писатель.

не злоупотребляя одними только масштабными описаниями битв и переходов, он через главы, посвященные рядовым участникам похода, умудряется создать у читателя ощущение грандиозности, величия происходящих событий.

с места двинулись целые народы, полудикие племена и более цивилизованные, скованные железной дисциплиной монголы и увязавшиеся за ними в расчете на добычу кипчаки, силой угнанные китайцы и покорившиеся силе половцы...

Орда предстает обычно в русских книгах как некая темная, злая сила, налетающая из-за горизонта, чтобы грабить, а ведь состояла она из самых обычных людей, которые до того, как встали под ханский бунчук, пасли где-то свои стада, кого-то любили, о чем-то мечтали, кому-то завидовали, кланялись сильным мира сего, строили планы...

и вот они уже с диким визгом наседают на русские рати, косоглазые, свирепые, будто бы не боящиеся смерти.

кем же они были, эти страшные кочевники, которых сравнивали с нечистью, мусульмане называли иаджуджами, а христиане — гогами и магогами?

всего лишь людьми.

вот где-то в глубине Азии жила себе семья бедного Назар-керизека. глава семья — ворчливый и хвастливый старик, жена его, измученная тяготами жизни, шесть его сыновей, да приемная дочь.

и подхватил их всех вихрь великого похода, обуяла старого Назара жажда славы и добычи, и отправился он на войну с четырьмя сыновьями, а пятый отправился один, потому что поссорился с родичами... ведь он хотел жениться на красавице Юлдуз, а они продали ее как овцу на базаре!

«Батый» наверное, жестче и кровавее «Чингисхана».

после долгого описания внутримонгольских интриг, подготовки великого воинства к походу, преодоления природных преград, армия Батыя обрушивается на Русь, и кровь течет рекой.

веселые и по-своему неплохие парни из далеких кочевий, за которыми так интересно было следить, когда они братались после борцовских поединков, уплетали сладкое печенье, слушали сказки про Аттилу и ловили в горах шарлатана-колдуна, будут раздевать на морозе пленных, насиловать женщин, а потом вспарывать им животы, сжигать людей заживо в храмах и разрушать плоды многолетних трудов.

над ними будет возвышаться скрюченный старый Субудай, за спиной которого сверкает глазами амбициозный молодой хан.

но и Субудай не абсолютное чудовище, а просто старый служака, привязанный к своему коню, любящий своего сына, не лишенный своеобразного чувства справедливости, а уж его попытки приударить за пленной «урусуткой» нескрываемо комичны.

просто время жестокое...

и взятому в поход в качестве летописца Хаджи Рахиму остается только патетически восклицать на страницах своей книги на тему «какие ужасы я видел!», и пытаться чуть смягчить эту разлившуюся над миром жестокость, спасая без разбора русских и монгольских раненых своим мастерством лекаря.

и русы действительно отпустят «татарского блаженного»...

к счастью, в дни, когда Ян писал свою книгу, «почвенная» картина мира, в которой бесконечно мирных русских почем зря террозировали все кому не лень, а они только молились, чтобы настало единое государство, и спасло их, еще не успела сформироваться.

поэтому древние русы тут отчаянно храбрые воины, верные товарищи, неунывающие оптимисты, склонные шутками встречать обрушивающиеся на них ужасы вторжения.

перед читателем предстают князья и бояре, простые крестьяне и духовные лица.

и князья не сплошь мыслят о том, как бы лечь под орду, и бояре горазды не только перебегать к победителю, и поселяне не склонны вздыхая смотреть на окоем, ожидая нашествия нехристей, с которыми бороться бесполезно.

все они вызывают симпатию, несмотря на некоторый налет сказочной лубочности.

наверное такой эффект сложился от того, что речь русских героев чуть стилизована «под старину» и пересыпана присловьями и прибаутками.

оттого выразительность русских персонажей вышла плоская, в сравнении с хорошо прописанными азиатами.

хотя не восхититься могучим Евпатием Коловратом или не проникнуться уважением жизнестокойкостью поселян из Перунова Бора, которые и нашествие пережили, и повоевали славно, и отстраиваться начали, едва «царь Батыга» ушел за Волгу, но самым живым и интересным персонажем вышел все равно предатель князь Глеб, совершивший злодейство поистине грандиозного размаха, и наказанный за то судьбой и жестоким Батыем тоже грандиозной, эпической мерой.

любопытна роль религии и церкви.

выразительна суеверность монголов, которые равно верят во всех богов, только одних считают своими, помогающими им, а других — вражескими (Евпатия он быстро провозглашают «урусутским Сульдэ»), она приводит порой к комичным сценкам, вроде попыток молиться святому Власию, покровителю скота, а их вера в собственных шаманов и прорицателей очень уж земная, те должны говорить то, что хан и войско хотят от них слышать.

по-своему не может не восхищать мусульманский фатализм.

православие в самом деле способно утешить души верующих, или вдохновить их на подвиг, но цветет среди русов и корневое, лесное-болотное родноверие с заговариванием снежных муринов на погибель врагам, столь же хтоническое, как и монгольские верования.

среди священников есть достойные люди, но когда церковь начинает в буквальном смысле кадить «царю нашему и повелителю Батыге Джучиевичу» еще до того, как не знающий по-русски ни слова, «Батыга» хотя бы одержит полную военную победу, удержаться от улыбки тоже невозможно.

да, эта жестокая книга, в которой рушатся стены городов, на огромных кострах сгорают тысячи трупов, по дорогам валяются трупы людей и животных, а наши предки терпят поражение за поражением, иногда дает читателю отдохнуть на бытовых и комических эпизодах.

в общем вторая часть эпического повествования Яна получилась ничуть не слабее первой, и если я и оценил ее цифрой чуть ниже, чем «Чингисхана», то это из-за чуть плакатных и публицистических выступлений от лица древнерусских крестьян, которые все-таки начинают иногда долбить как по учебнику истории Отечества, о вреде феодальной раздробленности и пользе единоначалия.

так и хочется возразить не то им, не то автору примером из его же книги, из первой ее части.

«вот у хорезмийцев все в порядке было с вертикалью власти, помогло оно им?»

но это в самом деле мелкая придирка, относящаяся не к таланту автора, не к его изобразительному дару, а скорее к общей исторической концепции советских времен.

«Батый» же силен не как исследование, а как масштабное художественное полотно.

и так, очередное «новое имя» в фэнтези, очередной «наследник Мартина».

за последнюю характеристику скоро начнут бить, причем все и всех, редакторы — писателей, писатели — критиков, критики — читателей, а читатели пойдут в кулачки друг с другом на тему является ли ярлык «в духе Мартина, Кука, Сапковского, Аберкромби и других мэтров дарка» комплиментом, или это изощренное оскорбление, которое можно смыть только кровью.

в фэнтезийном мире, который ловко сочетает привычные, «исторические» элементы со вполне авторскими и фэнтезийными, разворачивается история великого воина Ваэлина, которая, кажется, является лишь прологом к чему-то более грандиозному.

одним из таких фэнтезийных элементов являются Ордена, очень отдаленно похожие на свои рыцарские и монашеские прототипы.

после десяти лет жесткой муштры в военном Ордене, юный Ваэлин выпускается в действующую армию, и сначала воюет в вялотекущем партизанском конфликте где-то на Севере, а потом король Янус, то ли безумный, то ли непостижимо мудрый, начинает большую кампанию против огромной Османской, то есть тьфу ты, Альпиранской Империи.

собственно имперскому хронисту Ваэлин и рассказывает историю своей жизни, и тут автор начинает путать следы, прибегая к известному в англоязычной литературе приему «ненадежного рассказчика».

не буду пересказывать сюжет подробно, скажу только, что кроме Бессмысленной и Жестокой Войны на Окраине будет так же Грандиозная Осада Города, и Очень Важный Поединок, и Любовная Линия, которая вышла, скажем прямо, пресноватой.

а вот что вышло не пресноватым, а сочным и соленым, так это местная магия и местный претендент на роль

в мире, который похож-да-не-похож на средневековье где-то в Северной Европе, магия реально существует.

и у главного героя есть мистические способности, та самая Песнь Крови из заголовка, что-то вроде обостренной интуиции и способность общаться с некими потусторонними силами.

вот только способности эти проявляются спонтанно, и сколько правды в том, что говорят ему с «той стороны» не ясно.

никаких школ магии, колдунов с файерболами и «прокачки скиллов».

нет, Силы, древние и страшные, тайн которых взыскуют некоторые безумцы.

то же касается и присутствующего на периферии текста

он именно таков, каким живущий не одну сотню лет злой и полупомешанный колдун и должен быть.

увлекательно, что говорится, крепко, написанная книга, которую несколько портят две вещи — излишняя старательность автора в нагнетении «психологизма» и «неоднозначности» в вещество героического фэнтези, и утрированная мартисьюшность героя, причем не в смысле «крутизны» (ну должен же кто-то быть лучшим фехтовальщиком страны, пусть наш ГГ им и будет), а в смысле его не по годам развитой житейской мудрости, взвешенности в принятии решений, дружелюбности и тому подобных положительных качеств.

по итогу никакого особенного величия духа и судьбы во всячески превозносимом автором и другими персонажами, Ваэлине, не видно, так — исполнительный офицер среднего звена, хорош на батальон, а на полк уже не сгодится, слишком солдат бережет.

кроме того, мне немного надоел прием «перепишем куски окопной прозы 20 века в наш фэнтези-антураж, что бы придать побольше Сурового Реализма».

Аберкромби гнал абзацами Первую Мировую, тут же явно проработан Вьетнам, даром, что дело происходит на Севере, но «вьетнамский синдром» у ветеранов такой классический, что я его еще в боевиках 80-х видел.

но это наверное, уже субъективные придирки?

Жоржи Амаду не стал нобелевским лауреатом потому, что сам отказался, а не потому, что таланта или известности не хватило.

Вообще-то в творчестве бразильца есть все, за что обычно «нобеля» дают — уверенный психологизм, реализм, настолько сгущенный, что клонится порой к магическому, этнографическая экзотика, непременный гуманизм к малым мира сего и (левая) идеологическая заряженность.

Не то, чтобы «нобеля» давали за плохие книги, ни боже мой, но стандарт у этой премии есть, точно так же как у «Оскара», для которого надо снимать «правильные» фильмы, с гуманизмом и моралью.

Все выше написанное не значит, что Амаду плохой писатель. Он, конечно, по праву классик, а в какой-то мере и отец основатель латиноамериканской Большой Литературы. Без него не было бы Маркеса и Льосы, точнее, они были бы другими. В его творчестве очень сильно звучит та интонация, которая и определила уникальность латинской школы.

Амаду нанес на карту мира свою родину. Раскрасил и оживил. По сей день про Южную Америку пишут и снимают кино по его лекалам.

В книге, которая повествует (иногда с предельным натурализмом) о грязной и жестокой жизни банды несовершеннолетних беспризорников, просто бурлит радость жизни! Чувствуется, что автор любит своих героев, любит свою страну, ее людей.

Даже таких страшноватых людей, как малолетние «капитаны песка». Беспризорники Амаду не кроткие страдальцы, а невыдуманная шпана, по которым плачет тюрьма. Но они и жертвы социальной несправедливости (сироты или дети спившихся, скатившихся на дно родителей), и они же — единственный по-настоящему свободные люди в мире.

Насколько романтизировал и обелил автор своих героев, я судить не буду. Иногда перед нами чуть ли не крапивинские детишки, иногда законченные уголовники. Но может быть, с малолетками так и бывает? В конце концов, уголовный образ жизни обладает определенной привлекательностью, иначе не был бы таким живучим во все времена на всех континентах.

Эта честность в изображении шпаны, которая при всей свой жестокости, подлости и цинизме способна, как ни странно, на красивый жест и умеет брать от жизни все, однозначно одна из сильнейших сторон книги.

«Капитаны песка» книга суровая, но южное жизнелюбие побеждает и прорывается на поверхность. В ней много моря, солнца, музыки, капоэйры, странных религиозных верований и экзотических обрядов, эротики «на грани» фона, скабрезного юмора и неубиваемой витальности. Почему-то герои мне кажутся веселыми. Злыми, испорченными и порой несчастными, но в основе своей веселыми, лихими зубоскалами.

Прирожденный вожак Пуля, озлобленный на жизнь Колченог, сохранивший в себе больше всех человечности, Большой Жоан, обаятельный хитрован Кот, в котором зрел бразильский брат Остапа Бендера, (только более успешный у женщин), лентяй Долдон, которому и воровать-то лень, религиозный Фитиль, они все как живые....

Взрослые персонажи представлены скромнее, но тоже выписаны броско и ярко. Что отец Жозеф, почти святой человек, присваивающий деньги из церковной кассы чтобы помочь своим нищим товарищам, что возникающий на одну главу вечно пьяный владелец карусели, остаются в памяти надолго. Хорош образ старшего товарища «капитанов», Богумила, не то моряка, не то афериста, а прежде всего — бойца, мастера народной борьбы.

Но в центре повествования конечно, «капитаны песка», отбросы жизни, шпана в краденных пиджаках, которые при этом остаются в душе детьми. Сегодня хлестнут ножом по лицу обывателя, который слишком уж держится за кошелек, завтра плачут под сентиментальную музыку из раздолбанного музыкального автомата...

И все же парни в большинстве своем не жаждут продолжать преступную карьеру.

Растянутый финал, в котором описывается взрослая жизнь, в которой каждый более менее стал тем, кем хотел (кто хотел — художником, кто хотел — спекулянтом, кто-то нанялся матросом, а кому-то повезло, и он так и остался профессиональным бездельником с гитарой наперевес, не то музыкантом, не то жиголо...), как будто подтверждает что, для живучих, как сорняки, детей трущоб, нищее детство это всего лишь школа жизни.

Им бы только вырасти, набрать силу, а там они возьмут от жизни все, и не обязательно в подворотне.

Думается, на русском или американском материале такого жизнелюбия из темы выжать не получилось бы.

Но в прокаленной солнцем и овеваемой морскими ветрами Байе — самое то.

Линия любви между Пулей и «хорошей девушкой» Дорой, которую судьба забросила в банду, может показаться слишком уж романтичной и напыщенной, слишком театральной в своей трагичности, но излишество во всем — непременная черта латинской культуры. Так что меня эта высокая страсть в низком мире ничуть не покоробила. Автор умеет быть убедительным. Море, полное звезд, ветер шепчет твое имя... трогательно, чего уж...

Только вот пришитая белыми нитками коммунистическая пропаганда не дает возможности поставить высший балл. Не то, чтобы я считаю, будто идеологически заряженная литература не бывает хорошей. Просто до поры до времени вообще ничего не предвещало скорого вторжения «политики».

А потом вдруг, ВНЕЗАПНО, оказывается что Пуля — сын убитого полицейскими профсоюзного активиста!!! Которого знал весь город! Вот уж точно «бразильские страсти», ведь получается, товарищи отца все это время были рядом и вдумчиво смотрели как сын их лидера превращается в уголовного авторитета, вожака банды... Не потрудившись не только как-то присмотреть за пареньком, но и даже сообщить ему, кто его отец и что с ним случилось.

Тут же возникает фигура «сознательного рабочего» и на невинного читателя обрушиваются страницы, написанные спародированным еще в СССР тридцатых годов языком агитки («молох» «баал» «рдеют» «рукоплещут» и тд.).

Конечно, левые силы играли большую роль в истории Латинской Америки. Да и в том, что человек, у которого отца копы застрелили, а сам он долгое время жил в заброшенном ангаре, не любит существующий общественный строй, нет ничего удивительного. Но мгновенное, под влиянием одного (!) разговора с сознательным студентом, обращение шпанюка в идейного борца за счастье рабочего класса, как-то не верится. Топорно, да и написано на языке «молоха» и «баала»...

Вальтер Скотт — изобретатель исторического романа, в том виде, в каком мы его знаем, и влияние этого писателя на последующие поколения романистов огромно.

между тем, хотя «тень» Скотта огромна, сам он довольно быстро, уже при жизни начал устаревать, уступая авторам более жестко структированной и менее цветистой прозы.

в наши дни установилось мнение, что Скотт де, писал в стиле «розового романтизма», нещадно идеализируя феодализм и книги его будто бы, полны сусально благородных рыцарей, мудрых королей и чистых как утренняя роса дев, которых можно касаться лишь лепестком розы.

не сказать, чтобы элементы такого стиля у Скотта не присутствовали вовсе, но надо помнить, что начавший писать еще в 18 (страшно сказать!) веке, он по понятным причинам не мог пользоваться инструментарием критического реализма, во-первых, а во-вторых куртуазный стиль был для него средством погрузить читателя в старину, то есть он фактически занимался стилизацией под настоящие средневековые романы.

тем не менее, после привыкания к «высокому штилю», которым выражаются его герои (а стилизованная пышность больше касается диалогов и монологов, чем авторского текста), начинаешь замечать, что с розовым романтизмом и открыточным средневековьем и Скотта все обстоит очень плохо, и книгу с таким сюжетом мог бы написать и Корнуэлл, но тот непременно впрыснул бы инъекцию натурализма.

«Пертская красавица» застает мир на грани кровавых и грязных Средних Веков и Эпохи Возрождения, столь же кровавой и грязной, которой однако, как той крысе из анекдота, повезло с пиаром.

Нижняя Шотландия, вовсе непохожая на любимую кинематографом гэльскую Горную Страну.

богатый город Перт имеет честь принимать у себя короля Роберта, доброго, но слабого правителя, и его двор.

жители Перта носящие совершенно английские фамилии вроде Смит и Гловер, живут жизнью максимально далекой от идиллического покоя.

так у Генри Смита, оружейника и одного из заглавных героев романа, на счету «двадцать кровных ссор», то есть два десятка человек, которых он убил или искалечил до инвалидности.

в «розово романтическом» произведении Скотта молодые подвыпившие аристократы с понятными (хотя и очень куртуазно сформулированными) намерениями ломятся в дом честного ремесленника Саймона Гловера, чтобы «пообщаться» с его дочерью, красавицей Кэтрин, и влюбленный в Кэтрин силач Генри отрубает одному из нападавших руку.

потом эту руку пришпилят по площади как ценный трофей, потом повезут как улику лорду-мэру.

так начнет развиваться конфликт между городом и местными баронами, придворной аристократией и варлордом Дугласом, вошедшим в историю под прозвищем Свирепый.

в ходе этого конфликта

параллельно слабовольный король, управляемый поочередно своим братом и могущественными лордами Дугласом и Марчем, принимает странноватое на первый взгляд решение — спор между враждующими горными кланами должен быть решен в грандиозном ордалионе 30 против 30, по формуле «в живых остается только один»....

в то самое время, когда король совещается в монастыре со своими приближенными, прямо под стенами монастыря случается побоище между людьми Дугласа и горожанами, но поскольку насмерть убили только одного человека, развития дело не получит.

(добрые граждане Перта подраться вообще молодцы, и во время карнавала на День Святого Валентина укокошили всего троих, но поскольку убиенные были лицами «незначительными», расследование решили не проводить).

иное дело, когда с проломленной головой найдут местного столпа общества...

ремесленнику Гловеру меж тем приходится бежать от преследований церкви в полуязыческую Горную Страну (описанную тут с редкой убедительностью, порожденной любовью автора в малой родине).

религия играет большую роль в жизни и мыслях героев, хотя отношение у большинства к ней довольно прикладное, в стиле «поднес перчатку для охоты приору, он тебе грехи и спишет».

но упрямый протестантизм уже зреет в апатичной пока массе верующих, и скоро разгорятся костры для еретиков, в число которых Гловер попасть не хочет. и то сказать, ему всего шестьдесят и жизнь Саймону пока что дорога, не то, что фанатичному отцу Клименту, разругавшемуся подряд со всем церковным начальством в стране.

Гловер бежит к диким горцам, которые в гостеприимстве старому знакомому никогда не откажут.

хотя незнакомых путников имеют привычку резать буквально ради пуговицы.

долгое время подмастерьем его был некий Конахар, наследник короны горного клана Кухил, который однажды, во время застолья в доме Гловера, принялся тыкать Генри Смита в шею ножом.

этот парень тоже влюблен в Кэтрин, причем чувства его сильно похожи на одержимость.

сейчас у него десять тысяч человек в подчинении и имя он себе взял громкое — Эхин, Гектор по-гэльски.

в финале все три линии сойдутся, а Генри выйдет на ристалище на стороне одного из кланов.

побоище на арене — одно из лучших в литературе, честно.

не прослезиться, когда

просто невозможно, если вы в отрочестве «Храброе сердце» любили так же, как я.

в общем, книга оказывается намного более суровой и энергичной, чем ждешь от автора двухсотлетней давности, к тому же имеющему репутацию «романтика» и пейзажиста.

да, язык тяжеловат на нынешнее восприятие, и целомудрие порой просто нервическое, но герои как живые (а вовсе не картонные), и где еще про Шотландию 1400 года прочитаешь так живо и подробно, словно только что из нее вернулся.

рекомендовать можно главным образом тем, кто мечтает прочитать что-то «старое доброе», с обаянием старины, которое стилизации практически не поддается, но возможно понравится и другому читателю.

Не обремененное военно-историческим психозом «попаданчество», вообще-то нормальный фантастический жанр, что лишний раз доказывает классическая до последней буквы книга Андерсона.

Главный герой — участник европейского Сопротивления во Второй Мировой, обычным для жанра «непонятным» способом оказывается выброшен... Нет, не в прошлое нашей Земли и даже не в «альтернативную вселенную», а мир средневекового легендариума. Инженер и убежденный материалист, Хольгер одно время цепляется за мысль, что вокруг него Европа времен раннего средневековья, но явление воочию ведьм, гномов, существование среди как будто, «исторической» Франции некоей заколдованной страны Фэйри, и тому подобные явления, быстро переубеждают ГГ. Что впрочем, не заставляет его отказаться совершенно от материализма, хотя свое отношение к религии он меняет.

Книга не является пародией и тем более специальным «юмористическим фэнтези», но ее и нельзя назвать написанной совершенно всерьез. Скорее мягкий юмор, что над жанровыми законами, что над героем. Но не переходящий во всяческие постмодернистские кунштюки, просто добродушный тон, которым описываются похождения новоявленного рыцаря Трех Сердец и Трех Львов в мире, где под холмами вечно пируют эльфы, деревни терроризируют оборотни, сарацинские рыцари запросто путешествуют по христианскому миру.

Однако, чем дальше, тем больше Хольгер убеждается, что его Европа как-то связана с фэнтезийным миром. И там и здесь идет борьба могущественных сил Порядка и Хаоса.

Все это подано без излишнего пафоса, без чрезмерного усложнения что текста, что подтекста, без попыток натянуть на каркас прямолинейной героики психологизм, философию, натурализм, или что там еще на него натягивают современные авторы.

Андерсон отлично понимает, что пишет сказку. Но — сказку для детей изрядного возраста.

Кафка стал, если угодно мемом.

прилагательное «кафкианский» нередко используется людьми там, где простых «абсурдный» и «бредовый» недостаточно.

при такой славе читать самого Кафку уже необязательно.

«Превращение» если не самое известное, то самое знаковое произведение писателя.

когда открываешь «Превращение», будучи закаленным читателем всяческого абсурдизма и постмодернизма, то оказывается, что основоположник жанра с современной точки зрения писал достаточно традиционную литературу.

история о том, как человек (судя по всему очень славный, хотя и бесхарактерный малый) проснулся поутру обратившись в жука, сюрреалистична по сюжету, а по изложению представляет собой крепкую и аккуратную европейскую прозу начала 20 века.

нельзя сказать, чтобы рассказ разочаровывает и оказывается меньше своей славы, нет.

но поскольку ожидаемого ужаса, трэша и угара так и не случается, то выносишь странное убеждение, что история несчастного Грегора была точно такой же, если бы его разбил паралич.

зловещий, но не за счет жестокости, а скорее за счет духа обреченности, рассказ, сильно повлиявший на литературу и составивший славу автора.

однако, именно он заставляет думать, что Кафка с современной точки зрения оказывается недостаточно «кафкианским».

действительно жуткий, несущий на себе печать какой-то вселенской обреченности и безнадеги, и при этом брутально-кровавый хоррор в декорациях космического корабля.

укладывается ли идея произведения в прокрустово ложе сай-фая или перед нами замаскированный лавкрафтовский «космический ужас» — на усмотрение читателя.

но сделанные кровью надписи в темных и грязных коридорах летящего в никуда корабля, чудовищно изуродованные трупы, амнезия главного героя, пытающего собрать свою личность и воспоминания из разбросанных повсюду обломков, не могут не впечатлять.

В России слава Вальтера Скотта прочно стоит на трех китах — «Айвенго», «Квентин Дорвард» и «Талисман». Из чего обычно делается вывод, что Скотт это «про рыцарей» и про романтическую седую старину. Критика традиционно высоко ценит его вклад в создание ИСТОРИЧЕСКОГО романа, упуская при том, что Скотт создатель не только исторического романа, но романа-бестселлера вообще. В творческом наследии шотландского барда можно найти колыбель множества жанров, от детектива до социального реализма и от готики до сатиры нравов.

Скотт был одним из тех, кто подарил читателям сюжетную прозу как таковую. (В XVIII веке правили стихи, драматургия и трактаты, и наверное идеальной формой литературы тогда должен был стать написанный гекзаметром трактат, пригодный для постановки на сцене. Наверняка такое существует, но не будучи знатоком, не стал бы закладывать на то свою голову. Вот я уже и пишу подражая стилю рецензируемого автора...) При этом, нельзя спорить с тем, что романы Скотта иногда рыхлы и написаны как будто небрежно, что является следствием плодовитости писателя.

«Антикварий» — роман из серии «Шотландские нравы», посвященный недавнему (для самого Скотта и его современников) прошлому. События написанной в 1816 году книги отнесены к 1790-м годам. Автор добродушно подтрунивает над старшими героями, упорно цепляющимися за пудреные парики и латинские выражения — приметы уходящей галантной эпохи.

Хотя роман иногда стараются приписать к готическому направлению, и тому как будто есть много признаков

Вокруг черной твердыни графов Гленаллен кипит слишком реальная, бурная и сложная жизнь.

Скотт — мастер создания колоритных, порой театральных в своей выпуклости персонажей.

Некто Лоуэл приезжает в тихий городок. Еще в дилижансе он знакомится с начитанным и словоохотливым мистером Олдбоком, немолодым уже холостяком, который лелеет свою ворчливость и любит блеснуть поверхностной ученостью. Почуяв в пришельце человека высокой культуры, который способен оценить его латинские цитаты и исторические изыскания, Олдбок буквально навязывает молодому человеку гостеприимство.

Загадочный мистер Лоуэл, с непонятными целями приехавший в шотландскую глухомань, как обычно блекл, энигматичен. Правда волею случая он спасает от гибели в волнах внезапно поднявшегося прилива местного аристократа сэра Артура Уордора и его дочь. После этой, очень живо и жутковато описанной сцены, Лоуэл просто вынужден остаться в гостях у Олдбока, причем помещают его в «комнату с призраками»...

Антикварий Олдбок, помешанный на сборе всяческих древностей ученый-дилетант, рачительный хозяин, женоненавистник, скряга, ворчун, толстый тролль и просто золотой души человек, вышел, несмотря на свой как будто, тяжелый характер, настолько обаятельным, что думаю, многие читатели захотели бы иметь такого дядюшку. Благо Олдбок богат и в долг ссужает пусть и со скрипом, но щедро.

Вокруг этого матерого человечищи — целый хоровод персонажей столь же колоритных.

Лорд Уордор — промотавшийся, отказывающийся видеть грядущее разорение, наивный, благовоспитанный до полного растворения характера, но вспыльчивый в минуту опасности.

Как и многие слабовольные люди, Уордор ищет спасения не в наведении порядка в своих финансах и жизни, а в надежде на чудо. На этом его ловит шарлатан-алхимик Дюстервизель, сулящий золотые горы и время от времени подкидывающий по монетке. Поиски клада этой парочкой и запускают центральную интригу повествования. Клад-то находится. Вот только в большем шоке от этого сам Дюстервизель, да и кто припрятал серебро — ведь не предки же лорда положили его в современный сундук, остается какое-то время загадкой.

Разгадку знает, кажется, только бродяга Эди Охилтри, бывший разбойник и бывший солдат, своего рода хранитель духа местности, ее легенд и слухов.

Сварливый парикмахер Кексон отвечает за комические перепалки с Олдбоком, носителем предпоследнего парика в округе. Задиристый себе же во вред капитан Гектор МакИнтайр (племянник Олдбока) невыносимо страдает от дядюшкиного сарказма по поводу некоторых своих подвигов, волочится за дочерью Уордора и дрессирует собаку, которая все одно ворует с кухни продукты. Почтмейстерша развлекает кумушек чтением чужой корреспонденции, вдова-хозяйка гостиницы, положила глаз на Лоуэла, полоумная старуха Элспет скрывает какую-то страшную тайну, ее энергичная невестка, торгует рыбой даже в день похорон своего сына...

Ещe будут судья, вообразивший себя великим воином и грубый судебный пристав, находящий удовольствие в своей работе.

Все это провинциальное общество описано со старомодной скрупулезностью и до невозможности обаятельно (ну, кроме жалкого шарлатана Дюстервизеля и пристава, тот сволочь изрядная).

Читателю нетрудно будет догадаться, как относится инкогнито Лоуэла (из-за которого он дерется на дуэли с МакИнтайром) с тайной Гленалленов.

Но все же следить за событиями в книге интересно.

Перед нами этакий прото-детектив, полный юмора, но не чурающийся и страшноватых, «готических» эпизодов, и то подтрунивающий над романтическими штампами (штампами они были УЖЕ ТОГДА), то использующий их напропалую.

Через несчастную семейку рыбаков Маклбеккитов в благополучный мир знати, где даже преступления творятся с какой-то элегантностью и стилем, проникает настоящая человеческая драма, драма людей, раздавленных нуждой и тяжким трудом. Скотт ведь проторил дорогу не только для Стивенсона, но и для Диккенса.

К недостаткам книги можно отнести как чрезмерную прозрачность главной интриги, так и благополучный, но написанный слишком уж бегло, в стиле «надо сдавать в печать еще на прошлой неделе!!!» финал.

Больше всего роман напоминает мистера Олдбока. Тот ведь жуткий зануда, преувеличивающий свою ученость, и велеречив чрез меру, и порой дальше носа своего не видит. Но чем дольше вы с с ним знакомы, тем очевиднее становится, что лучшего друга и поверенного в делах и желать нельзя.

Преувеличенный и надуманный, но при этом шокирующе-натуралистичный хоррор-триллер от мэтра современного французского гиньоля.

Начинается книга с описаний любовных томлений и финансовых неурядиц 35-летней парижской следачки Жанны. Надо сказать, особых симпатий дамочка не вызывает. С одной стороны типичная, что говорится «фифа» помешанная на гламурных шмотках, диетах и «отношениях». С другой — чиновница в худшем смысле слова. То есть унижать и разводить подследственных в стиле «вызвать как свидетеля, а начать крутить как подозреваемого» — запросто! Использовать служебное положение для того, чтобы организовать слежку за своим любовником — да легко!

Потом правда Жанну вызывают «на труп», а убийство не рядовая бытовуха и не разборки банд. Нет, жуткое, зверское убийство с людоедством. Да еще и не просто людоедством, а с какими-то хтоническими-доисторическими ритуалами, рисунками на стенах, нанесенными телесными жидкостями и тп.

Гранже есть Гранже, то есть в нужном месте — публицистика (левацкого, ясное дело, толка), в нужном месте психологизм (в духе королевы chic-lit Кэндис Бушнелл), в меру сведений по антропологии, генетике, культуре примитивных народов.

Все что вы не знали об аутизме, аргентинской военной хунте, криминальных синдикатах, террористах в Восточном Тиморе и коррупции во французских судах, вы благодаря этой книге узнаете.

А в центре всего — ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО КРОВИЩА!

То есть не просто кровища, а Кровищщщааа, топленое человеческое сало, вывернутые внутренности и проч. и проч.

Сюжет показался мне перегруженным. Слишком много всего под одной обложкой, и репрессии в Латинской Америке и индейские националистические банды, и генетические исследования, и теории Фрейда, и злодей, страдающий даже не раздвоением, а расщеплением личности.

Плюс перемещение героев по глобусу в духе Клуба Кинопутешествий.

Но центральная линия держит крепко, хотя может быть, дело личного вкуса.

Каннибализм, вырождение закрытых общин, откат по эволюционной лестнице, темное прошлое человеческого рода, я все это дюже люблю, а Гранже все-таки мастер. Интрига, повторюсь, перегружена посторонними, часто никуда не ведущими экскурсами (татуированные изуверы из 18 street gang возникают ВООБЩЕ НИ ЗА ЧЕМ), но при этом крепко закручена.

Когда действие перемещается в Латинскую Америку, с Жанной (и романом вообще) что-то происходит.

Гламурная фифа на грани анорексии оказывается вдруг бой-бабой, которой что сквозь джунгли переть, размахивая мачете, что с местными «черными археологами» переговоры вести, обычное дело. Не то, чтобы таких женщин не бывает, просто образ Лары Крофт мало состыкуется с манерной столичной штучкой из первых глав. Но такая Жанна уже не бесит.

Да и сама книга как-то чуть сползает в сторону «приключений в экзотической локации» в духе Инди Джонса.

С упорством, граничащим с одержимостью, Жанна идет по следам страшного убийцы, распутывая тайны его прошлого, уходящего все дальше и дальше джунгли, в дебри, в Лес Мертвецов.

Подозреваемый в книге, в общем-то один, и спрятан он настолько плохо, что автор похоже и не старался, но его жуткий выход «из шкафа» («это не МЫ живем в Лесу, это Лес живет в НАС....») все равно впечатляет.

Мне всегда казалось странным, что при всей очевидной сценарной закваске книг Гранже, он так мало экранизирован.

«Лес мертвецов» просто просится на экраны! Готов помочь агентам по кастингу.

И так, надуманный (слишком гротескный преступник со слишком экзотической мотивацией, и слишком грандиозной предысторией), но при этом увлекательный, очень кинематографичный триллер.

Сайт, на котором я пишу эту рецензию называется «Фантлаб» и наверное, можно сказать, что смелость и безапелляционность, с которой Гранже ворочает данными по антропологии, генетике, клинической психиатрии, психоаналическими концепциями и теориями, ставит его книгу на грань хоть и научной, но все-таки ФАНТАСТИКИ.

Гранже — на 101% коммерческий автор, но у него есть сверх-идея, которая его ведет.

Он ищет Корень Зла, но обычную, привычную мистику не приемлет. В Дьявола («Присягнувшие Тьме») или индейских богов («Лес Мертвецов») автор не верит и свести к ним вопрос о том, откуда в человеке берется потребность рвать зубами и ногтями плоть своих сородичей, не может. Вот и погружается куда-то уже на клеточный уровень, в поисках не то гена, не то первомолекулы ответственной за черные мысли. Так глубоко в науку, что она граничит больше с космическим ужасом Лавкрафта (помните его выродившиеся общины людоедов и кровосмесителей...), чем со скучной криминологией.

Рекомендую всем, кто в принципе жалует такой жанр, как «новая французская жесть» и Гранже лично, а так же любит истории о людоедстве, первородном зле в человеке, дегенеративных мутациях и тому подобных материях.

книгу не читал, а слушал в начитке Игоря Князева, но не думаю, что это как-то особенно повлияло на впечатление.

и так, давненько я не получал такого чисто физического удовольствия от литературы. не в смысле «ржал как конь», посмеяться есть над чем, но не более того.

нет, именно «заразительное жизнелюбие», неожиданное от Говарда.

вещь написана именно что «вкусно», ярко и сочно.

в качестве ближайших ориентиров, конечно Марк Твен и О«Генри, но это только потому, что они вообще самые известные американские авторы юмористического направления.

явно просматриваются какие-то фольклорно-сказочные («баечные») корни некоторых историй.

целая долина, опустевшая от грядущего явления одного коня («гризли выглядел таким испуганным, что пришлось его застрелить», волки сбежали всей стаей и тп.), сражение с конем в ходе которого Элкинса вбивают в землю «на фут», какие-то неправдоподобные дистанции, которые конь-монстр может преодолеть за ночь («а кто скажет, что я вру, я тому голову проломлю»).

все это навевает ассоциации не столько даже со сказками (хотя Илья Муромец иногда всплывает в памяти...), сколько с «охотничьими байками» в том или ином виде.

но сущий восторг вызвало незнание Элкинсом современных ему реалий.

впервые в жизни отправляя могучего отпрыска в город папаша напутствует его в частности так:

- И еще: не вздумай сопротивляться представителю власти.

—*Это еще кто такой, па?*— разинул я рот.

—*Понимаешь, сынок,*— пустился в рассуждения папаша,*— там, в поселках, есть особые люди — шерифы, чья работа заключается в том, чтобы поддерживать общественный порядок. Сам я с законом стычек не имел, но люди в больших городах не похожи на нас. Ты с ними лучше не спорь. Даже если шериф потребует твое оружие — отдай без разговоров.

Я был настолько поражен, что какое-то время ехал молча. Потом спрашиваю:

—*А как я отличу его от других?

А папаша отвечает:

—*Очень просто: у шерифа на рубашке приколота серебряная звезда.

главный герой персонаж заведомо неправдоподобный, зато совершенно живой и настоящий! (есть уж такое свойство у талантливых авторов, вдыхать жизнь в свои творения, независимо от их житейской недостоверности).

его сказочная силища, храбрость, меткость и усердность в питии, в сочетании с недалекостью и (прямо скажем), невезучестью, дают нужный эффект.

то есть парень способен заломать гризли и перемолотить целую банду, но при этом на нем свесив ножки ездит решительно вся родня, включая неопределенно дальнюю.

оттого половина сюжетов выглядит как «кто-то из родственничков накосячил, надо исправлять».

но, объективно, со второй половины книга начинает терять свой колорит.

то есть, все по-прежнему энергично и юмористично, но по мере того, как Элкинс осваивается в мире и приобретает несвойственные ему прежде ушлость и дошлость, а так же пристрастие к красноречию, сказка про недалекого богатыря в незнакомом мире заканчивается, и начинается «просто вестерн».

хоть и с сохранением гротескной силы главного героя как двигателя половины сюжетных поворотов.

магистральные сюжеты глав-рассказов теперь — обычные криминальные истории поданные в юмористической аранжировке.

плюс комически-детальное описание того, как, кто и кого, и чем огрел, за что укусил и куда двинул, в очередной массовой драке, повторяется из раза в раз, и смешит с каждым разом все меньше.

тем не менее, хотя ближе к концу восторгов чуть поубавилось, оцениваю книгу очень высоко.

Неуклюжий верзила Горбовский, который в других рассказах предстает в роли трикстера, а то и просто тролля («где здесь можно достать арфу?» — спрашивает он на космической станции), оказывается, не просто так, везде норовит «прилечь». Видимо спина у него убита высадками на различные опасные планеты.

А вообще-то он, всеми силами старающийся производить впечатление безобидного человека не от мира сего — матерый космический десантник, пилот-ас и жесткий командир.

Сейчас ему предстоит высадка на неисследованную планету, в поисках следов чужой цивилизации.

Как на грех, в команду затесался молодой биолог Сидоров («Атос» из «Злоумышленников», живший в комнате, где Горбовский на стене в виде плаката висел), который просто рвется совершить подвиг, да так рвется, что готов собой пожертвовать!

Зачем жертвовать собой, ты не на войне, ты образцы бактерий собирать должен?!

Осторожность и тролльские повадки былого кумира, который совсем не похож на плакатного героя, разочаровывают Сидорова, но вот и ему выдается случай проявить себя.

Динамичный, напряженный рассказ. Космические десантники тут, конечно не похожи на своих коллег из Warhammer 40000, но служба у них опасная.

Корабль входит в атмосферу, швыряет его как щепку в водопаде, Горбовский оказывается, умеет рычать сквозь зубы приказы. А меж тем наш «Атос» свою ручную лабораторию пролюбил, запасную не взял... 25 лет парню, дипломированный специалист...

Когда пилот потерял сознание и управление взял на себя компьютер, а штурман орет «не сметь!!!», юный биолог хватается за политую кровью (из разбитой капитанской головы) систему управления, отключает автопилот и ... производит таки высадку на поверхность! Бактерий собрать!

На мой взгляд, заслужил он не мягкого осуждения, а трибунала, или что там есть на такой случай в Будущем.

Собственно, некий «разлом» в солнечной утопии Мира Полдня можно разглядеть уже здесь.

Нет, никакой всемогущей «гэбни» еще не видно за спинами десантников и прогрессоров.

Просто такое впечатление, что Горбовский единственный Взрослый в мире, населенном сплошь второкурсниками...

Этот роман Скотта нельзя назвать в полной мере историческим (основные события происходят в дни, когда сам Скотт был ребенком, а в прологе — за двадцать лет до того).

Если современный писатель родивший в 1980 году напишет роман о 1986 годе — будет ли это «историческим» романом?

Тем не менее, дистанция есть, и время, о котором Скотт пишет для него самого уже успело превратиться в «старое доброе». Легкая ностальгия, идеализация старого жизненного уклада довольно ощутимы в «Гае Мэннеринге» (как часто бывало у Скотта формально «титульный» герой тут не главное действующее лицо). Скотт вообще был очень добрым, потому Шотландия у него — лучшее место на земле, населенное лучшими людьми. А грубость нравов и суровость быта (во-многом еще средневековых, повседневное ношение оружия еще не вышло из употребления, а полы в домах все так же земляные) овеяна романтическим флером.

В центре сюжета — скитания Гарри Бертрама (а вовсе не Гая Мэннеринга, который появляется в прологе как астролог-недоучка с невнятными предсказаниями, а возвращается в роман уже в роли своеобразного deus ex machina, разбогатевшего в Индии, знаменитого на всю страну военачальника).

Рожденный в семье верно идущего в разорению лэрда, Гарри в детстве не ведал никаких забот и хлопот. Господского сына любили и баловали всей округой.

В пять лет Гарри стал свидетелем убийства — контрабандисты расправились с местным таможенником, который взял его с собой «посмотреть на корабли». Но на мальца рука у преступников все же поднялась, вот они и похитили Гарри, определили юнгой к себе на корабль.

Через двадцать лет, многое повидав и пережив, но еще совсем молодым человеком, Гарри возвращается на родину, чтобы разузнать о своем прошлом — история, которой его потчевали преступники-усыновители, (что он якобы сын их погибшего товарища), явно не сходится.

История о том, как Гарри нашел свою семью, доказал собственное происхождение и вернул фамильное имение, развивается достаточно неспешно. Будут и перестрелки, и штурм имения распоясавшимися бандитами, и тайное пребывание в логове злодеев. Но все эти события перемешаны с семейными сценами, эпистолярными вставками, зарисовками нравов и пейзажей.

И — не скучно!

Потому что мир, описываемый Скоттом это для него был недавним прошлым, а для нас — совершеннейшая экзотика. Совместные загонные охоты, многолетние судилища из-за клочка земли размером «только овечке прокормиться», вопросы чести решаемые на дуэлях, поручительство «уважаемых людей» под которое можно освободить из-под стражи подозреваемого в тяжком преступлении, вольные нравы местных цыган (которые здесь такие как «Большом куше», а не как в «Будулае»), не просыхающий, но в любом виде сохраняющий идеальную каллиграфию, судейский писарь...

Как обычно Скотт наполняет книгу множеством колоритных персонажей. Доброта автора всех их делает до невозможности обаятельными. Как и всегда они чуть театральны, но это вообще характерно для классической литературы. Кроме того, быть может на самом деле, во времена до появления массовой культуры и транслируемых СМИ моделей поведения, индивидуальные особенности личностей расцветали сильнее? Рассеянный до невозможности, совершенно беспомощный в быту, но поражающий всех своими знаниями и верностью ученикам, чудаковатый учитель Сэмпсон. Выпивоха-адвокат Плейделл, комически волочащийся за двумя девушками, которые ему во внучки годятся, а во время застолий разыгрывающий сценки из Шекспира. На куртуазном языке XVIII столетия беззастенчиво троллящая сурового отца Джулия Мэннеринг. Силач-фермер Линдсдейл, готовый расшибить голову соседу в споре из-за того самого пятачка земли, но призревающий сироту, от которой отвернулись все аристократичные родственники. Сам Мэннеринг, образованный человек, как будто стоящий по своему развитию выше остальных провинциальных сквайров, но в полной мере разделяющий предрассудки насчет сословных мезальянсов и готовый убить человека из-за намека на ревность. Напыщенный баронет Хэйзлвуд, усиливающий любую мысль троекратным повторением сильных, выразительных, броских эпитетов... Все они предстают как живые.

Несмотря на наличие крепких экшен-сцен (а и штурм тюрьмы или драка с цыганами вполне адреналиновы) и характерные для романтизма, ходы, вроде зловещей великанши Мег Меррилиз, бродящей по книге с туманными пророчествами и проклятиями, иногда роман начинает напоминать творчество Джейн Остин, которая успела высоко оценить талант Скотта. Столь высок процент словесных пикировок и того, что именовалось «очерком нравов».

Гарри Бертрам не так условно-бесцветен, как это обычно случалось с центральными героями Скотта. Все-таки парень был и матросом и торговым агентом и военным, так что жизнь его закалила и придала характер. Злодеи в книге совершенно приземленные — обычный главарь местной ОПГ и коррумпированный представитель властей, его покрывающий, а не демонические фигуры, вроде Вепря из «Квентина Дорварда» или Берли из «Пуритан». Наверное потому, в них легко веришь.

Уютное старомодное чтение, в котором тщательно выписанный второй план порой важнее центральной интриги, а бытовые подробности без малого трехсотлетней давности ценны сами по себе.

Сэр Вальтер Скотт, который в отношении собственного творчества проявлял поразительную легкомысленность (в которой можно усмотреть и ложную скромность), «Пуритан» все-таки выделял, считая их своим лучшим произведением.

Можно спорить, так это, или нет, но серьезность, с которой писатель подошел к написанию книги, очевидна.

После растянутого, но по-скоттовски обаятельного вступления ( я знаю, есть читатели, которым давай экшена с первых страниц, меня же мерное течение старомодной речи захватывает само по себе), читатель вполне может запутаться, кто же все-таки выступает автором произведения.

Уже покойный сельский учитель, который записал историю со слов кладбищенского каменотеса, или трактирщик, чьим постояльцем учитель был...

Изначально роман и должен был называться «Кладбищенский старик» в честь старого чудака, положившего годы жизни на подновление забытых могил своих единоверцев. Но такое название настраивало бы читателя на ожидание «страшной» готической истории, и книга вышла под другим именем.

Эта матрешка из скрывающихся друг в друге рассказчиков как будто не нужна, потому что когда читатель переносится в конец XVII века его ведет с собой всеведущий и всемогущий автор, не пренебрегающий возможностью напомнить о том, что история которую он рассказывает, вообще-то вымышленная... Ироническое же сбивание пафоса и нередкое пробивание «четвертой стены», которые сами по себе — имеющие право на существование литературные приемы, в «Пуританах» выглядят неудачными вставками из совсем другой оперы. (Кстати, опера по мотивам книги действительно существует).

Молодой провинциальный дворянин Генри Мортон жил на иждивении богатого, но скупого дядюшки. Положение его было незавидным — принадлежавший к потерпевшей поражение партии и терпящей гонения конфессии, Мортон подумывал о том, чтобы поступить так, как поступили до него многие шотландцы — наняться в какую-нибудь армию в континентальной Европе, в надежде нажить там славу и состояние. Генри был влюблен в наследницу местного баронства Эдит и та отвечала ему взаимностью, но между ними лежала настоящая пропасть.

Во время военного смотра Мортон выиграл соревнования по стрельбе и стал обладателем комического звания «капитан Попки», (стрельба велась по изображению попугая). Вместе с приятелями он решает отметить событие хорошей пирушкой в кабаке и с этого, совершенно обычного в таком случае, шага, начинается тяжелая и кровавая дорога Генри к славе...

Встретив старого товарища своего отца, фанатичного пуританина Белфура Берли, Генри оказывается впутан в клубок политических и религиозных интриг и противоречий.

Мортон просто в силу происхождения (отец его был офицером «круглоголовых» во время революции) и почти против своей воли становится одним из вождей пуритан. В заговоре он не принимал участия, но принял сторону восставших, потому что с роялистами у него все горшки оказались побиты еще до начала волнений. Жестокий полковник Грэм едва не вздернул его за проступок, который едва ли тянул и на тюремное заключение, а это и самого мирного человека может заставить взяться за оружие.

Я очень мало знаю о религиозных войнах в Англии и Шотландии, потому никак не могу критиковать писателя за историческую достоверность. Но даже если какие-то передержки автором и допущены (в целях нагнетания драматизма или по политическим соображениям), картина, рисуемая Скоттом, предстает совершенно убедительной.

(Вообще Скотт берет деталями, которые расцвечивают прошлое. Там где нынешний автор с помощью википедии может уверенно скакать «по верхам» не чувствуя духа времени, и того, чем описываемое им время вообще отличалось от нынешнего, Скотт краткими штрихами дает очертания совсем иной жизни. Где жили люди, такие же как мы, но жили совсем по-другому. «Музыкантский выгон», куда более тонкая, чем принято считать, грань между сословиями, «право тюрьмы» и тому подобные детали, которых в учебнике не найдешь, только в монографии).

Пуритане предстают неоднородной массой. На восстание их подвигли гонения, нарушение правительством Ковенанта (соглашения), но есть для бунта и вполне земные причины — разгул местных «силовиков», которые ведут себя в родной стране, как в оккупированной. Но пуритане это не такие ходульные «борцы за свободу» из советских книжек. Среди них есть фанатики, чей пыл к вере и желание истреблять ее врагов подозрительно сильно напоминают современных исламских радикалов. Они еще не дошли до того, чтобы как пикарды верить, что Земля очистится от скверны только когда кровь зальет ее по холку коня. Но судя по тому, что Мортона натурально хотели принести в жертву, до пикардов (и современных салафитов) им недалеко. Есть и умеренные, требующие прежде всего свободы вероисповедания, а вовсе не истребления всех врагов веры.

С другой стороны роялисты тоже совершенно разные. Среди них точно так же есть и люди чести и подонки, и трусы и герои.

Бурлящее от внутренних раздоров, раздираемое противоречиями, войско повстанцев все-таки громит лейб-гвардейцев Грэма (в ходе боя от руки Берли гибнет сержант Босуэлл, самый наверное, неоднозначный и интересный персонаж книги...) и выдвигается походом на Глазго.

Мортон же мечется между долгом и честью, между природной гуманностью и жестокой необходимостью военного времени. Пока сам он командует штурмом Глазго, Берли берет в осаду замок Тиллитудлем, который готовится стоять насмерть.

Скотт хорошо показывает, что гражданская война начинается как будто не всерьез и нехотя. Люди принимают ту или иную сторону иногда совершенно случайно. Зримая подготовка в будущим боям совмещается с бытовыми заботами. И всем, несмотря на запальчивые речи, как-то не верится, что скоро надо будет всерьез, насмерть убивать друг друга. А потом — первая кровь пролита и очень скоро ожесточение охватывает всех и каждого.

Штурм Тиллитудлема, битва в горах, захват Глазго, карательная экспедиция герцога Монмута, шествия с отрубленными руками и головами проигравших, пытки и казни, все это описано жестко, реалистично, без малейшего налета романтического флера. Какая уж тут романтика, когда идет война насмерть фанатиков с циниками!

Без юмора, конечно, тоже не обходится, за него отвечают слуга Мортона — увалень Кадди, и служанка Эдит — пройдоха Дженни. Если честно, эти двое много более живые и симпатичные, чем главные герои.

Персонажи вообще, несколько театральные, но полнокровные. Фанатичный, но при этом расчетливый и умеющий манипулировать людьми Берли, в финале обретает некоторые черты не то байронического героя, не то комиксового злодея

Грэм Клеверхаус — жестокий каратель, но не чужд и рыцарского великодушия, а его сентиментальная привязанность к Стюартам доказывает, что рыцаря из себя он не строил на публику, для него феодальные понятия «чести» действительно святы.

Пуританские проповедники разной степени радикальности, колоритны донельзя. Люди эти в самом деле живут в Писании, все эти моавитяне и фелистимляне для них так же реальны, как шотландцы и голландцы. Но если Мос еще забавна (ну тронулась пожилая тетка на религии, такие иногда и сейчас по трамваям честной народ достают), то МакБраер, который и «испанского сапога» не страшится, или Аввакум с его блестящей идеей человеческого жертвоприношения, совершенно не смешат, а скорее пугают.

Наверное, если бы автор сосредоточился на политике и гражданской войне, книга могла бы получиться еще лучше. Но обязательная любовная линия («они любят друг друга, но принадлежат к враждебным станам, и пребывают в разлуке долгие годы»), решена неуклюжими средствами старомодной романтики. Ей же богу, неудобно становится за автора, когда он после страшных, добела раскаленных сцен суда и казни над мятежниками, берется за водевильные эпизоды.

Быть может чувствуя, что свернул не туда, Скотт дает хэппи-энд скороговоркой в виде разговора с читательницей, но юмор тут скорее единственный удобный способ уйти от правды — после всего пережитого, герои, возможно и будут счастливы, но это будет «тихо и печально». Слишком уж потрепала их жизнь и слишком им много лет (тридцать это и сейчас уже не юность, а уж в XVII веке...) на момент счастливого воссоединения.

Можно понять, почему сам писатель считал роман своей лучшей работой. Историческая часть, проникновение в политическую и религиозную подоплеку трагических событий полуторавековой давности, массовые и батальные сцены действительно впечатляющи.

Но наживленные на белую нитку, ходульно-романтические линии не позволили лично мне поставить высшую оценку.

Если в недавно отрецензированном мной «Айвенго» пышно-стилизованной речи и театральные повороты сюжета органично ложились на общую эпичность, легендарность и древность, то применительно к кровавым страницам недавней истории такой стиль кажется менее уместным и разрушает правдоподобие.

Тем не менее, с уверенностью готов порекомендовать всем, кого интересует истории Шотландии, история религиозных течений, и у кого нет идиосикразии на стилистику Скотта.

не хотелось бы сводить рецензию к вещам типа «Говард говардски велик».

хотелось бы обратить внимание на некоторые особенности творческого почерка техасца, которые, так уж вышло, почти не получили распространения у многочисленных последователей.

один из со-творцов классической вселенной «мифологии Ктулху», Говард сильно тяготел к жанру хоррора и оставил немало рассказов в этом жанре, которые могут быть причислены к его (жанра) золотой классике и краеугольным камням.

история приключений Конана и его подруги Наталы в заносимом песками оазисе, жители которого попали в зависимость от наркотиков и зловещего потустороннего пришельца, который пожирает их, когда они спят снами черного лотоса, ближе именно к классическому хоррору, чем бодрым, с юморком, приключениям неугомонного искателя этих самых приключений, каким Конан станет потом.

во-первых не оставляет ощущение реальной опасности происходящего.

умом понимаешь, что киммериец выкарабкается, что ему еще королем становиться, но угроза, которую несут мертвые улицы Ксутала и крадущийся в тени демон Таг, выглядит странно НАСТОЯЩЕЙ, что свидетельствует об умении автора нагнетать напряжение.

злодейка-стигийка стереотипна, к тому же имеет почти что сестру-близнеца в «Алых гвоздях», но опять же ее коварство и жестокость неподдельны, не выглядят плюшевыми.

история некогда славного народа, погубившего себя черным лотосом придает истории нужный привкус трагичности в столь любимом Говардом стиле «время уносит все, оставляя только камни».

впрочем, объективность не дает впаять расскажу высший бал, в «Алых гвоздях» почти аналогичный сюжет изложен лучше, и «Тень» выглядит едва ли не незадачливым прототипом этого ультимативного шедевра.

а вот такое фэнтези по мне!

чувствуется, что написано в наши дни, нет заведомого подражательства классикам.

но нет и неуемных попыток сделать как-то вирдово, необычно, постмодернистки что-то пересмотреть, обыграть и развенчать.

при этом, мир проработан, несомненно, более тщательно, чем в традиционной героике, а персонажи, вписываясь в жанровые типажи, все-таки живые люди с внятными мотивациями и характерами.

то есть, если с кем-то и сравнивать укрывшегося за псевдонимом поляка, то с Дэвидом Геммелом, а не с Робертом Говардом и не с Карлом Вагнером.

... на границе Византийской, то есть тьфу ты, Меекханской Империи пограничную службу несут чаарданы — отряды иррегулярной кавалерии, одновременно являющиеся воинскими братствами.

судьба одного такого отряда лежит в основе «восточного» цикла рассказов.

потрепанный в стычках, чаардан только-только возвращается в приграничный городок, зализывать раны, но тут поступает новое поручение от местных церковных властей — вместе с се-кохландийцами (это такие «монголы», живущие в восточных степях), они должны выступить против банды «пометников».

пометники — последователи культов злых божеств (Нежеланных), пробавляющиеся человеческими жертвоприношениями, черной магией и трансформациями собственного тела.

против такой нелюди можно и объединиться с вечными врагами, думают герои, но вообще-то их дело не думать, а приказы выполнять.

конечно же, все пойдет не так.

бодрый, достаточно мрачный и жестокий, текст, в котором найдется место и яростной рубке на мечах, и магии, и задушевным разговорам у ночного костра.

в центре рассказа — лучница Кайлеан, которая, в отличие от большинства амазонок, не бесит замашками гламурной стервы, и не вызывает подсознательного недоверия самим фактом своего существования.

решительная девушка с трудной судьбой и хорошо развитым чувством долга.

к недостаткам можно отнести то, что автор слишком уж заметно вставляет в уста героев исторические, географические и этнографические справки по своему миру.

аккуратнее надо быть с такими «лекциями».

но бодрый темп, умение нагнать мрачной атмосферы, и жестокость не переходящая в любование «гуро» заставляют меня поставить высокую оценку.

Стейнбек бывал очень разным. Иногда кажется, что он нарочно ставил себе задачу вжиться в некий литературный жанр, стиль, направление, и делал это. Причем речь никогда не шла о пародии или стилизации сделанной на голом мастерстве. Нет, писатель становился ярким представителем того направления, которое брался разбирать. В советское время его славили как «соцреалиста» за громокипящие «Гроздья гнева». Cейчас читающая публика больше любит жизнелюбивые, полные витального, веселого скотства истории про вечно пьяных пайсано.

Но некогда Стейнбек написал и «Золотую чашу».

По-инерции, идущей со времен соцреалистической критики, роман этот считается самым слабым у автора.

А то как же, история пирата Моргана, причем написанная не как «юношеское подражание Саббатини», а проникнутая импрессионизмом, аллегориями, элементами магического реализма!!! Да еще и изложенная тяжеловесным, несколько старомодным слогом!!!

Пожалуй, перед нами действительно не история похождений Моргана, который, мне думается, был человеком много более грубым и прямолинейным, чем рефлексирующий герой книги.

Превращение книжного юноши, сына непрактичного мечтателя, который подбрасывал опавшие цветочные лепестки, чтобы еще раз посмотреть как они падают, в страшного морского разбойника, возможно было бы и в рамках крепкой реалистической прозы. Но несмотря на основательную «разработку темы» пиратства и колониальной политики в Вест-Индиях, такое впечатление, что реальный Морган и реальное взятие Панамы, понадобились писателю как повод.

Благодаря биографии Моргана Стейнбек смог рассказать нечто о том, как мы все, которым в массе все же не приходится убивать людей и сжигать города, с годами черствеем, скудеем и изнашиваемся душой.

Автор успевает и рассказать о кровавых сражениях, и порассуждать о Судьбе и о соотношении врожденного дара и личного усилия. В книге много афоризмов, много претендующих на философскую глубину (и по большей части достигающих ее) диалогов и монологов.

Наверное, чем рассыпаться и дальше в своих путанных похвалах и попытках определить чем же меня так зацепила книга, лучше выставить перед собой щит цитат.

А быть может все затевалось ради истории Санта Рохи, в которой куда больше правды о женщинах и любви, чем в надрывно-натуралистичных «алкогольных» романах гиперреалистов.

Стейнбек сам довольно прохладно относился к своему дебюту, но считал, что книга нужна была, чтобы избавиться от излишка своей личности в творчестве, что она помогла ему освободить свое перо от слишком большого присутствия личного опыта и личных рефлексий.

Пусть так. Но без нее не было бы у двадцатого века одного из самых мудрых писателей.

А Мерлин все так же пасет грезы на Авалоне...

Реверте считается «интеллектуальным» автором и возможно он, в самом деле, не глупый человек.

но сборник его публицистики оставил у меня единственное ощущение, что «испанской прогрессивной интеллигеннции ТОЖЕ с народом не повезло».

в своем самом известном произведении он выступает как «жанровый» автор, лишь немного использующий постмодернистские приемы (предисловия и послесловия посвященные историографическому разбору выдуманных им же источников и тп.)

тем не менее перед нами увлекательная проза полная военной романтики, патриотического пафоса, напыщенных представлений и разговоров о чести, кровавых дуэлей, роковых красавиц и всего положенного по стандарту романов «плаща и шпаги».

конечно, цикл про приключения Алатристе (солдата из мелких дворян, символизирующего собой всю испанскую армию времен Золотого Века), отличен от аутентичных книг «плаща и шпаги» из старого-доброго XIX века, будучи чуть жестче, натуралистичнее и циничнее, чем таким романам положено быть.

в одном эпизоде Алатристе элементарно рвет с перепою, тогда как Атос в похожей ситуации только бледнел лицом...

но по сути перед нами Дюма-ОТЕЦ адаптированный под конец века XX, и это — комплимент.

лихо закрученные приключения в антураже 17 века, сопровождаемые рефлексивным комментарием на тему превратностей судьбы, переменчивости Фортуны и капризов истории, написанные с юмором и огоньком, изложенные колоритным языком.

чего еще возжелать?

«дело обещало больше чести, чем добычи и потому никто не мог устоять».

«так он и повис, и молитвой душу не облегчив, и бранью ее не отведя».

«Испания, Испания, Испания и Сантьяго!»

начну с некоего общего соображения.

на Западе тоже есть «толстожурнальный» литературный мэйнстрим, и наш аналог «боллитры», и хорошо сознающее свою роль сообщество критиков\журналистов\раздатчиков премий, которые тщательно бдят чтобы «жанровые» авторы слишком уж не заносились.

о том много писал знаменитейший Стивен Кинг, который, казалось, бы получил все признание, о котором может мечтать писатель, но вот только мнение критиков от «боллитры» по-прежнему низкое.

ну и начал живой классик с определенного момента писать для них, для критиков, делая это может быть подсознательно.

Янси пока статуса Кинга не достиг, но какие его годы.

тем не менее, писатель, уже став достаточно популярным, с определенного момента начал откровенно лексически перегружать и насыщать «смыслами» свою крепкую жанровую прозу.

трудно сказать, сознательно он это сделал, или само получилось, но что вышло, то вышло.

оказывается, всемерное усложнение психологии героев и языка изложения, некие претензии на Большую Настоящую Литературу, не всегда так уж полезны, особенно если при этом одновременно приходится удерживать в руках расползающийся приключенческо-бульварный сюжет.

Янси достиг равновесия в «Проклятии вендиго», где увлекательность и обязательные для хоррора моменты нагнетания страха и жестокостей, удачно сошлись с элементами социального реализма и тяжелой, «взрослой» психологической драмы.

но начиная с «Кровавого острова» писатель чуть поехал набекрень, утратив чувство меры, и принялся усложнять синтаксис и психологию героев до полного беспредела, при том, что происходило в книге нечто довольно бульварное — поиски монстра и война разведок.

четвертая, хорошо, если последняя часть цикла идет туда же.

в книге много пафосных и путаных рассуждений, игры в слова и нагнетание тягостной атмосферы.

не просто много, а ОЧЕНЬ много, или даже ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ много.

но если уж замахиваешься на столь эпическую манеру, то и содержание должно ей соответствовать.

однако, пресловутое «падение в бездну» не оправдывает возложенных на него ожиданий.

переход Уортропа на «темную сторону Силы» недостаточно жуткий.

и Уилл Генри, который убил во время оно Кернса, который вообще

не стал хищным чудовищем, а так, декларировано лишенным морали, а по сути замученным совестью проходимцем.

титульное чудовище книги, из-за которого все началось, играет откровенно символическую роль.

по сути он не главное действующее лицо, а чистой воды макгаффин, и под конец чудовище становится даже жалко, хотя оно-то бы никого не пожалело, это точно.

вокруг него происходит круговерчение криминальных интриг с участием ирландской и неаполитанской мафий, и становится ясно, почему сгинула в неведение монстрология.

но право, идея о том, что самый страшный монстр — человек, банальна уже донельзя, и попытки представить бытовое предательство как Зло с большой буквы Z несколько утомительны.

Янси все еще очень хорошо пишет, и следить за развитием сюжета интереснее, чем может показаться из тона моей рецензии.

но излишний пафос порой делает чтение затруднительным.

монументальный исторический цикл, главным недостатком которого с определенного момента становится как ни странно именно монументальность.

автор столь глубоко погрузился в «изучение материала» и так им захвачен, что порой шпарит «материал» откровенными энциклопедическими кусками, на живую нитку нашитыми на биографию главного героя.

волею автора Торгильс Лейвссон проживает интереснейшую жизнь, полную приключений.

на своем веку он успеет побывать в далеких винландских поселениях викингов и на Урале, и в Константинополе и при дворе Вильгельма Завоевателя.

он не великий воин, покоряющий мир силой оружия, а скальд, сказитель, (которому впрочем, довелось и повоевать и пошпионить), но свою задачу он сам видит в том, что бы описывать увиденное.

закат «эпохи викингов» когда северные варвары-язычники стали перенимать от своих заклятых врагов и христианство и феодализм, выступает основным фоном.

наиболее интересны и напряженно читаются именно «северные» главы.

они хоть и грешат порой вставками вроде «скандинавская мифология для начинающих», наиболее вдохновенно написаны.

чувствуется, что Северина не оставляет и угрюмая романтика поэтичных северных мифов, и безрефлексивная жестокость прозаических саг об исландцах, что Греттир и Ньял ему дороги и интересны.

подробности сурового варварского быта, будничная, лишенное пафосной романтики зверство усобиц, угасание старых богов и приход новой веры...

не то, что бы ничего подобного читать не доводилось, викинги вообще популярные персонажи, но у Северина они предстают живыми людьми, а не одномерными «героями» (положительными или отрицательными).

причем это касается всех, от суеверного вожака пиратов, который приписывал своей кольчуге мистические свойства, до надменного короля Харальда.

а вот «византийская» часть порой срывается на пересказ истории Византии, пусть и от лица варяжского стражника.

книги увлекательны, но это скорее увлекательность хорошо изложенных исторических сюжетов (и фактуры, фактуры, фактуры, от придворных нравов Византии до религии затерянных где-то в лесах первобытных племен), чем лихо закрученного боевика или приключений.

как говорится, hardboiled штука!

суровая книга про суровых людей в суровые времена.

юный северянин Орм, волею случая незаслуженно получивший прозвище Убийца Медведя присоединяется к Обетному Братству — скрепленному клятвой отряду викингов, которые ищут себе место в мире, идя «дорогой китов».

вскоре после того, как Орм стал одним из принявших клятву, отряд под предводительством потерявшего свою удачу Черного Эйнара отправляется на поиски сокровищ Атли (Атиллы), и привычным к плаваниям викингам придется ступить в Травяное Море, как они называют бескрайние степи.

книга сразу наотмашь бьет своей брутальностью.

автор затрагивает вещи, которые в приключенческой литературе обычно оставались фигурой умолчания, из-за чрезмерной романтизации славного прошлого.

«оказывается» викинги насиловали рабынь почем зря, и главный герой с увлечением предается этому занятию.

оказывается жилища нестерпимо воняли, потому что в них держали скот, пустяковая рана могла привести к гангрене и мучительной смерти, а большим армиям больше угрожали эпидемии, чем мечи и стрелы врагов.

и множество тому подобных «открытий», которые не удивят того, кто сколько-нибудь серьезно изучал средневековье, но для художественной литературы это довольно смелый ход.

впрочем «грязный натурализм» тут не основное блюдо, а лишь приправа, в конце концов, герои Лоу привыкли так жить и им все это не представляется невыносимыми тяготами, а обычным ходом вещей.

картинка неприглядного средневекового быта не мешает динамичному действу, которое разворачивается на берегах Балтики и в степях Причерноморья.

по пути мы узнаем много интересного о древних славянах, хазарах, финнах и других народах населявших земли, что скоро назовут Русью.

автор не щадит и героев, калеча и убивая тех, кто «по законам жанра» должен был остаться в живых, и сохраняя жизни тем, кого «должно было» настигнуть возмездие.

в опасности все, кроме главного героя, которому в старости предстоит рассказать нам эту историю, но лишь Всеотец знает, какие увечья он получит.

викинги тут ведут себя... как викинги.

в отличие от героев более романтизированных книг они знают страх смерти, их трясет перед боем и тошнит после...

но они все равно идут на превосходящие силы врага стеной щитов.

они верят в своих богов, но не пренебрегают и Белым Христом.

они верны клятвам, но трактуют условия довольно свободно.

они готовы спросить «цену крови» с соплеменника и присягнуть чужеземному князю, но клятва не своим богом как будто не считается.

хоть героев много и они часто выбывают из строя, погибая или уходя из отряда, они запоминаются.

члены Обетого Братства проходят пред нами как живые люди, начиная с жестокого, алчного, честолюбивого Эйнара.

веселый и добродушный Рыжий Гуннар, знающийся с богами Иллуги Годи, полоумный берсерк Колченог, суеверный Берси, который отпустил такие длинные волосы, что его косы примерзли к земле, здоровяк Скапти, и многие, многие другие и каждый из них — яркий персонаж, а не голая функция.

в поисках сокровищ легендарного царя гуннов викинги захватывают странную девушку Хильд, которая одна знает дорогу к гробнице Бича Божьего.

очень легкий, почти неразличимый налет мистики появляется на дороге китов вместе с ней...

в общем перед нами образцово динамичная, пропитанная кровью, морской солью, степной пылью и «ароматом эпохи» книга, при этом не являющаяся чистой воды боевиком, а глубоко погружающая читателя в бурный мир раннего средневековья.

сравнение с мастером жанра — Бернардом Корнуэллом уместны, но пожалуй, Лоу переплюнул классика в жестокости и драйве, хоть и уступает в проработке характеров.

мне откровенно не хватит «дыхания» на сколько-нибудь длинный и обстоятельный отзыв об этом чрезвычайно странном произведении.

повторю за многими ранее высказавшимися.

1. потрясающий МИР, созданный воображением автора, описанный им столь мощно и столь подробно, что вопреки всему в полный ужасов и тайн мир погасшего солнца, мир Ночной Земли веришь.

2. искусственно, через колено архаизированный язык, превращающий путешествие по миру Ночной Земли в пытку.

попытка автора написать книгу не на языке своего времени (Уэллс, Конан Дойл или Киплинг читаются нормально), а на какой-то страшной стилизации под 17 век — решение настолько нетривиальное, что я боюсь дать ему оценку.

но... по мере того, как сумрачное обаяние не видящего солнца мира охватывает читателя, этот недостасток становится все менее важным.

потому что (повторюсь!) мир совершенно завораживающий.

Знакомьтесь, Кайафас Каин — Герой Империума. Комиссар Имперской Гвардии. Рост два метра, сложение — атлетическое. Брюнет. Особые приметы — носит бакенбарды. Мастер цепного меча. Бесстрашен и инициативен. Пользуется уважением офицерского состава . Чрезвычайно популярен среди нижних чинов. Беспощаден к врагам Империума.

Все вышеописанное, по большей части, правда. Насчёт роста и харизмы особенно. Но уже с бакенбардами все не очевидно.

Правда, за плакатным героем скрывается живой человек, и человек этот разительно отличается от своего публичного образа. Каин трус, лжец, манипулятор и дев... , нет, опять нет, изрядный ходок, перед чарами которого не в силах устоять инквизитор(к)ши, флотские офицер(к)ши, планетарные губернатор(к)ши, техно-жрицы (!!!) и культистки Хаоса.

Но насчёт лживости и трусости все правда. Хотя что есть храбрость?

Иронический цикл о похождениях самого храброго труса Галактики, приятно разбавляет пафосную и (или) утрированно мрачную вселенную Молота Войны. Великая война среди звёзд, смех алчущих богов и , все такое, здесь на месте. Вот только люди остаются людьми и им всегда жить хочется.

Каин не то, чтобы трус, в настоящем смысле слова. В непонятной ситуации он летит на врага с дурным криком waaaagh!!!, а цепным мечом владеет так, что однажды устоял против космодесантника-хаосита.

Просто Кайафас (Кай только для друзей!) не желает погибать за Империум, потому что, кто же тогда любить этот Империум будет? И трусом он себя искренне считает, именно потому, что в нем нет этой вархаммеровской готовности к гибели.

Зато есть превосходные боевые навыки, умение командовать и манипулировать людьми, странная форма везения, благодаря которой он из раза в раз попадает в смертельные передряги и выбирается живым и овеянным славой.

А ещё у него есть Юрген, патологически неопрятный, но ловкий на предмет добычи неуставных ништяков и обладающий редкой сверхспособностью, ординарец.

Все, за что мы любим мир Warhammmer 40000 в цикле о Каине представлено в изобилии. Орочьи вторжения, гробницы некронов, могучие артефакты, псайкеры вызывающие психоз у целых планет, ненасытные Тираниды, коварные генокрады, демоны Слаанеш, чума Нургла, иступленные вопли «кровь Кровавому Богу!!!» и «за Императора!!!».

Вот только, подана 40000-героика через видение ( цикл написан от первого лица) ироничного, остроумного, жизнелюбивого и удивительного гуманного, для своего занятия, комиссара. Который мечтает просто дотянуть до отставки, а вынужден время от времени спасать планеты, ввязываться в интриги инквизиции, становиться при жизни объектом религиозного культа и проч.

То есть, с и боевой частью и даже жестокостью, все в порядке, но юмор рассказчика превращает типичные сорокатысячные кошмары в бойкие, и как будто неопасные приключения.

В сравнении со своим литературным прототипом Гарри Флэшменом, Кайафас выигрывает в верности товарищам, компетентности в качестве командира и наконец, в отношении к женщинам. Которых не цинично пользует, а элегантно обхаживает. Например, угощая экзотическим мороженным на фоне райских садов. (Воспоминания инквизитора Вейл, одной из многих, кто пал жертвой обаяния героического комиссара).

Книги смело можно рекомендовать не только die-hard фэнам Молота Войны, которые наизусть помнят все легионы космодесанта, но и широкой публике, которая любит боевую и юмористическую фантастику.

Хотя, смех смехом, а та же инквизитор Вейл, куратор и дама сердца Героя Империума, свидетельствует, что он иногда кричит во сне...

Все говорят, что мол, раньше было лучше. А знаете почему? Потому что раньше на самом деле было лучше! (с).

Не знаю, как в других областях, а вот с написанием фэнтези раньше на самом деле было лучше. Раньше — это всего три десятилетия назад.

Книга оказалась для меня приятным сюрпризом, даже жаль, что не прочитал ее лет на двадцать пять раньше, но хорошая сказка всегда хорошая сказка, она и взрослого неплохо развлечет.

Перед нами фэнтези в чистом виде, не пытающееся казаться чем-то бОльшим, чем оно есть. Автор пишет развлекательное чтиво, не обременяя себя сверхзадачами, кроме развлечь читателя и денежку заработать. От того в «Восходе Синей Луны» нет вычурности, претенциозности, мучительно серьезного к себе отношения (поданного через «ироническое переосмысление штампов», ага), которое отличает многие нашумевшие фэнтези-романы последних полутора десятилетий.

Начать с того, что дело развивается и не в «почти совсем таком же как наш» мире с «небольшими вкраплениями магии», и не в непонятном мире ни на что не похожим измерений-отражений с невиданной флорой-фауной-физикой.

Герои живут (а так же сражаются и умирают...) в пространстве литературной сказки. Лесное Королевство — даже не стереотип, а уже троп на тему «сказочной страны». Волшебный замок, который снаружи неказистый, а внутри — на тысячи комнат. Волшебный темный лес и обитающие в нем демоны. Разумные, говорящие мифические существа (дракон, единорог). Угроза самому существованию мира в лице местного Темного Властелина. Пророчащие невнятное ведьмы в лесных избушках и чудаковатые чародеи в башнях.

Но весь этот коктейль работает!

Поначалу, пока затурканный родителем-королем и придворной камарильей принц Руперт препирается со своим трусоватым и скептичным единорогом, все идет по юмористическому варианту развития жанра. Но постепенно, очень ловко и как-то незаметно, градус повествования меняется, обращаясь чуть ли не в дарк-фэнтези с элементами натурального хоррора.

Только что «на экране» были перепалки Джулии, здешней «принцессы-амазонки» с интеллигентным (бабочек коллекционирует, людей не жрет...) драконом.

Но вот уже Руперт в кромешной темноте ползет по измазанным слизью какой-то бесформенной, шогготоподобной твари, штрекам и находит там детский башмачок с оставшейся внутри частью ступни...

Причем юмор остается на месте, но битва за существование Лесного Королевства разыгрывается настоящая, драматичная. Одна сцена подозрительно напомнила

Сюжетные ходы нельзя назвать сверхоригинальными и неожиданными, но они работают, они на своем месте.

В общем, смело рекомендую всем, кто способен оценить хорошую, мрачную и местами страшноватую фэнтези-сказку с проклятиями, драконами, заговоренными мечами, благородными рыцарями и отважными принцессами, не требуя от сказки, чтобы она грянулась оземь и обернулась Настоящей Серьезной Литературой (с соплями и навозом, как это сейчас принято, в качестве примет Реализма).

Когда Гарри встретил Маргарет.

Достаточно странный роман. Странный не в смысле новомодного «вирда», особой психоделичности нет, местная мистика в самом деле связана с миром снов и видений, но все очень внятно и рационально.

Странно скорее то, как автор совмещает мистику, которая по определению «про странное» с бытовым реализмом, которого (реализма), тут больше. Это все мы проходили еще у Кинга, великого певца страны яблочных пирогов и заштатных бейсбольных команд. Влияние Короля Ужасов на Хэмилла очень заметно. Но американцы на самом-то деле всегда хорошо работали с веществом жизни, а это навык далеко не механистичный. Умение писать реализм подразумевает нечто большее, чем способность насовать в роман названий продуктовых брэндов, лекарств, модных групп, географии провинциальных городков и натуралистичных подробностей «про болезни» и «про бухгалтерию». Без умения как-то ОЖИВИТЬ перечисление наблюдаемых в повседневности явлений, такое изложение остается каталогом, читатель не видит жизни как таковой и НЕ ВЕРИТ автору. На этот счет есть старый анекдот, авторство приписывается разным остроумцам от литературы «У Гоголя черт входит в избу -- верю, у писателя Н. учительница входит в класс -- не верю!».

Хэмиллу, когда он пишет о том, как продавшица книжного начала встречаться с начинающим писателем, веришь.

Автор-дебютант очень умело создал ощущение жизненности, правдивости текста, и не сразу понятно, при чем тут вычурная фэнтезийная обложка, отсылки к Лавкрафту в аннотации и вообще хоррор? Книга кажется ближе к современному «Большому Американскому Роману» Джонатана Франзена.

И хотя ничего жанрового не происходит, читается интересно, отчасти потому что ждешь, когда же уж сквозь жизненную историю начнет проглядывать «лавкрафтовщина». Отчасти потому что герои — обычные люди, к которым проникаешься, хотя и видишь их недостатки. Вскоре случается первый (и надолго последний) прорыв паранормального.

В мире книги Г.Ф. Лавкрафт — известный писатель, писавший в том же «сухом и напыщенном» старомодном стиле. Только вот, согласно местному фантастическому допущению, он не сочинял все свои ужасы, а видел... Правда лишь во сне. Да, в «Космологии монстров» правит не «Миф Ктулху» а «Сновидческий цикл».

А потом вновь годы, да что там, десятилетия обычной жизни — рождение детей, смерть близких, успешные и провальные бизнес-начинания. Такому специфическому аттракциону как «Дома с привидениями», все еще достаточно популярным в американской провинции, уделена огромная часть книги.

В следующий раз мистика возникнет когда герой-рассказчик уже подрастет...

Причем, до определенного момента то, что выглядит потусторонним, можно объяснить скверной наследственностью, ведь бабушка рассказчика — сумасшедшая «со справкой», а отец до своей справки, кажется, просто не дожил.

Хотя в романе будут несколько зловещих эпизодов и жутких образов, хоррор получившийся коктейль я бы не назвал.

Перед нами некий микс из семейной саги и Цикла Снов, с добавлениями детектива.

Коктейль в сущности, довольно «сладкий» — сентиментальный, потому что будет много любовных линий, почти все неудачные, И даже такая экзотика как роман между.

В определенный момент, происходящие с героем мытарства и метаморфозы, начинают выглядеть едва ли не метафорой взросления.

Мол, в детстве-юности у тебя был серебряный ключ от иных миров, но стоит отвернуться, и уже не твой отец, а ты растишь пивное пузо на диване.

К счастью, такой пошлости писатель себе не позволил, и потому у книги несколько финалов, один хуже другого, но каждый из которых совершенно логичен и предопределен всем ранее случившимся.

У автора не отнять умения создать атмосферу, такую печально-осеннюю, горьковато-сладкую, пронизанную тоской, иногда переходящей в депрессию, а иногда — вполне светлой. И воображение, позволившее создать странно правдоподобную мистическую изнанку нашего мира, тоже есть.

Чуть хуже с умением увязать в своем тексте условного Франзена со столь же условным Лавкрафтом и закрутить интригу.

Мне многое в романе понравилось, но объективность не дает не упомянуть некоторую затянутость повествования, размазанность интриги.

Для дебюта сильно, но на шедевр не тянет.

Рекомендую тем, кто морально готов к очень неторопливому повествованию и тем, кто считает что Сновидческий Цикл незаслуженно задвинут на второй-третий план.

Чем ближе к нам ставятся события «Истории Российского Государства», тем проще ощущать близость с героями цикла, тем понятнее описанные (а порой и откровенно «зашифрованные») реалии. Теряется экзотичность, которая неминуема в произведении например о Сарае 14 века. Петербург второй половины века 19, это, конечно, не «наши дни», но параллели проводятся легко и без особой натяжки. Таким образом, текст становится все реалистичнее как «историческая повесть» и все откровеннее как слегка замаскированная под историческую беллетристику, публицистика на актуальные темы.

Перед нами будто бы достаточно бодрая, увлекательная повесть, политический детектив, полный «игр престолов по петербургски».

Будут заговоры против императоров, интриги придворных партий, попытки прессы манипулировать и двором и общественным мнением, парад некомпетентности и свирепости со стороны людей в форме, принимающая замысловатые формы, а порой и патриархально-простодушная коррупция. Восторженность юных радетелей справедливости, перерождающаяся в мрачный фанатизм. Угрюмое лукавство, вечное «себе на уме» малообразованного, но далеко не столь наивного, как считают что реакционные, что прогрессивные благодетели, простого народа. Мелькнут даже такие обязательные для Акунина герои, как Таинственная Злодейка (Варвара «Вава» Шелейко) и самурайски (даром, что не японец) служащий абстрактной идее верной службы, топтун (Водяной). Будут и кавказские приключения.

Так же повесть полна выведенными преимущественно в сатирическом ключе историческими лицами. Победоносцев и Лорис-Меликов в трактовке Акунина стоят друг друга, оба — прежде всего манипуляторы, полные величайшего презрения ко всем остальным акторам, и в таком ключе, кто из них реакционер, а кто либерал, уже не важно. Симпатию среди сильных мира сего, вызывает, как ни странно, только Александр Третий.

Досталось сатирических красок и классикам русской словесности, в частности Достоевскому Федору Михалычу, царствие ему небесное.

Но при все остросюжетности, такое пессимистичное произведение еще поискать.

Четыре заглавных героя, закадычные друзья юности, «три мушкетера» (три «ворона»: Воронин, Воронцов и Питовранов) смолоду взявшие за ролевую модель популярнейший роман Дюма, по мере взросления все сильнее расходятся по политическим соображениям. Один становится твердокаменным охранителем, другой — благонамеренным либералом, третий — революционером-подпольщиком. Четвертый же, носитель совершенно не птичьей фамилии Ларцев, очередной отпрыск «меченой» еще с византийских времен, семьи, это так сказать Д«Артаньян наших «мушкетеров». Этот ввиду фанатичного увлечения техническими новинками, не сподобившийся прочитать книгу, холодный, чуть аутичный инженер олицетворяет еще один соблазн образованного сословия. А именно — инженерный технократизм в духе «плевать на политику, выборы, парламенты, газеты, суды и прочее, главное дороги строить. И мосты. Мосты это главное».

Будучи, каждый сам по себе, приличным человеком, в мировоззрении они иллюстрируют однобокость, узость каждой из точек зрения.

Каждый по своему прав. Охранитель в том, что только жестокая власть и скрепляет страну, без нее все посыплется. Революционер — в том что режим совершает откровенные преступления против человеческого достоинства и потому достоин ненависти. Либерал — в том, что надо иметь «позитивную программу» мелких реформ, улучшающих жизнь каждого, даже маленького человека. Технократ — в том, что развитие экономического базиса, индустриализация, важнейший шаг по пути развития. И вот эта-то всеобщая правота и придает тексту трагичность. Дело даже не в финале.

Дело в том, что через полтора века после описанных событий, все они совершенно актуальны и могут происходить прямо в наши дни, а правопреемников героев легко представить даже среди своих знакомых. Кто-то чиновник, кто-то полковник, кто-то в эмиграции по политическим мотивам, кто-то старается всего этого не замечать и просто строит дома...

Сам автор иронизирует — многие считают этот роман моим лучшим, потому что он самый короткий.

Доля правды в этой незамысловатой штуке есть.

Потому что читатель найдет тут все, за что Быкова стоит любить и ценить как писателя

Лихо закрученный, хотя обманчиво медленно развивающийся сюжет.

Потрясающе выразительные («как живые») персонажи.

Даже более выразительные, чем персонажи, места действия. Не столько пейзажи, сколько топосы. И тишайшая подмосковная дача времен «расцвета застоя», и ошалевшая от безденежья глубинка 90-х, и совершенно уже одичалые углы, все настолько выразительно, что веришь, будто сам там побывал.

Эмоциональность повествования. По большей части доминирует эмоция светлой тоски (ностальгия по чудесному времени Детства), но есть место и злой насмешке, и неподдельному ужасу.

Рогов, молодой человек, чье детство пришлось на пресловутый «расцвет застоя», а юность на «эпоху крутых перемен», пускается в расследование истории собственной семьи, заодно нащупав, как ему кажется, очень важную для истории всей страны ниточку, уходящую в страшные годы Большого Террора.

Те читатели, кто сетуют на то, что в книге якобы «мало что происходит» просто обмануты плавно текущим, почти лиричным языком повествования. Если я начну перечислять все события, что случились с Роговым, с его предками и их современниками, то пересказ может расползтись до формата А4 мелким шрифтом.

К недостаткам же можно отнести излишнюю публицистичность повествования. Дело совершенно не во взглядах, которые проповедует Быков. Взгляды эти кстати, довольно эклектичны, Быков одинаково часто бывает поперек души что «либералам-западникам», что «советским консерваторам», и только патриотам современного этапа развития он поперек ВСЕГДА. Я с ним иногда согласен, иногда нет, речь совершенно не о том. Просто донеся до читателя свое послание, Быков решает его еще и разъяснить. А потом подумав, что читатель может быть что-то не усвоил, разжевать и положить в рот. А потом, на случай если мало — повторить процедуру. Литература может быть политизированной, но литература и колонка в журнале — разные жанры.

Тем не менее, небольшой объем романа еще не позволил Быкову разгуляться с проповедью своих путано-эклектичных взглядов.

Зато в «Оправдании» есть ставшие со временем фишкой писателя игры со стилями повествования, плавные, не режущие глаз переходы из жанра в жанр, стилизации под литературу какой-либо эпохи. Под одной обложкой и в рамках одного сюжета есть место и сказке, и боевику, и без малого хоррору и другим направлениям современной массовой (и не очень) прозы. Причем вся эта стилевая солянка не носит характера искусственной интеллектуальной игры, постмодернизма в постмодернизме, которые я, кстати, не люблю. Да, перед нами произведение, в котором нет ничего кроме Литературы, даже страстность и эмоциональность его совершенно книжные. Но при этом они неподдельные. Быков фанатик печатного слова, Литература для него все объясняет, все оправдывает и все замещает.

Когда я только приобщился к художественному творчеству Быкова (его magnum opus «ЖД») он мне показался публицистом, почти фельетонистом, который за каким-то решил написать роман, а написал по привычке колонку. К «ЖД» я своего отношения не сменил.

Но к «Оправданию» это не относится. Читавшие книгу, вы помните

Нет, Быков, конечно, Писатель, просто в наши дни чтобы писательство окупалось , надо быть медийной, раскрученной фигурой. Вот он и старается, а на самом деле он человек Слова, а вовсе не «телеведущий который решил тиснуть романчик».

Что до полемики, которую на страницах «Оправдания» ведет автор (правда больше с самим собой, чем со своими действительными оппонентами), то здесь вот какая штука.

Когда молодой еще (ну что такое 33 года!?) Быков выпустил «Оправдание» на рубеже веков, казалось, что он зря копается в прошлом, которое прошло. А у нас сейчас «ларьки, братки, рэйвы, журнал «Птюч», война в Чечне, первые ростки Рунета» (дальше любой, заставший 2000 год в сознательном возрасте может дополнить по вкусу). Нечего трясти прошлое, пилить опилки, травить старые раны. Ну зачем писать и читать что-то про Большой Террор и дачную романтику 70-х?

А сейчас — книга актуальнее, чем в дни написания. Провернулось же, Колесо Истории...

Книга на самом деле, не о Терроре и не о советской эпохе, хотя напитана ее духом и написана ее языком.

Что-то уяснить или понять про СССР из нее невозможно, разве только, что за десятилетие до обнуления великой державы, в дачных поселках детям из благополучных семей жилось неплохо.

«Оправдание» о страшном, разрушительном, мертвящем феномене всеобщей ностальгии, тоски по никогда не бывшей Золотой Эпохе, каковая тянется уже тридцать лет, то есть лишь вдвое меньше, чем сама Великая Эпоха.

И то, что Быков сам этой ностальгии подвержен (никуда он ее «Оправданием» не выписал , не выговорил из себя), делает диагноз еще страшнее.

Забавный, милый рассказ, высмеивающий две человеческие слабости.

Слабость первая — падкость на рекламу, движитель торговли. Жене Савину стало НАДО! новейший девайс, а зачем он не думает, ему НАДО!. И ладно, что агрегат затесан на промышленное использование в общепите, человеку НАДО! новейший кухонный комбайн и все тут!

Вторая слабость — мужское желание разобраться во всем самому, не заглядывая в Скучную Инструкцию. («Понятно же для чего четыре кнопки, первое, второе, третье и компот», на что супруга справедливо замечает, что с тем же успехом четыре кнопки могут соответствовать и Четырем Стихиям).

Интернациональный и вневременной сюжет. Смени «Женю» на «Джека» и такое мог написать Генри Каттнер или Роберт Шекли. (Шейла имя ведь стопроцентно, патентовано-американское!)

Пустячок, но приятный.

Космонавт Кондратьев во время полета совершил незапланированный прыжок во времени и попал в Будущее. Хорошо хоть не слишком далекое и очень благополучное. Правда, аварийное приземление стоило ему сломанного позвоночника. Но чудесная медицина праправнуков исцелила перебитую спину Кондратьева, и он вышел в волшебный мир Полдня, чтобы попытаться найти в нем свое место.

За дверями многоэтажки не оказалось улицы — только тропинка. Транспорт-то теперь воздушный, и небоскребы высятся среди парков.

Идти Кондратьеву как будто некуда, а значит — все равно куда. Тем более, что есть нерациональные, чудовищные «самодвижущиеся дороги», полотна которых пересекают весь континент.

Бывший покоритель Космоса бесцельно садится на одну такую дорогу...

Рассказ, показавшийся мне лучшим в цикле.

Причем говорю не о «сюжете» или «идее» как таковых, а о литературном качестве.

Перед нами странноватый, поэтичный рассказ, мне показавшийся каким-то ... сновидческим, что ли.

Обязательный для ранних Стругацких сциентистский пафос, молодые добровольцы, рвущиеся терраформировать планеты, и неожиданная bluetooth-гарнитура, не дают забыть что «Дороги» — научно-фантастические утопия.

Но рассказ невозможно обаятелен именно тем, что в нем как будто ничего не происходит, зато на Урале царит лето, можно сидеть на «не мягком и не жестком», теплом, как будто живом, полотне самодвижущейся дороги, ехать в никуда, и рвать придорожные ромашки.

А можно и сойти на случайной станции и выпить вина с первыми встречными людьми, которые тебя узнают, но свое общество слишком уж не навязывают.

Не буду разводить конспирологию на тему того, что Кондратьев умирает и воображает себе все происходящее, или что его оцифровали (при свечах), и сон он видит, когда сознание, записанное на протоплазму, дремлет в 20 бункерах.

(Хотя идею о том, что Мир Полудня это Матрица — дарю любому желающему!).

в рецензии на повесть «Лучшие, каких можно купить» я буквально воспел этого писателя, хотя не собираюсь приписывать ему не существующих достоинств.

Нет, Вегнер не великий писатель, он не ниспроверг троны королей жанра и не потряс мой внутренний мир. Просто его стиль мне нравится. По преимуществу нравится, о недостатках я тоже упомяну.

в этот раз автор предлагает внушительный роман, а не антологию рассказов\повестей связанных общими героями. Это одновременно и хорошо и плохо. С одной стороны жанр вообще располагает к крупномасштабным произведениям, с другой же, и писатели покрупнее даром, чем Вегнер, проседали под грузом взятого на свои плечи замысла.

в центре повествования — грандиозный исход народа верданно (так же известных как «Фургонщики») с земель Меекханской Империи на некогда принадлежавшие им плоскогорья.

верданно — обладатели колоритной, (хотя и несколько искусственно сконструированной) культуры. религиозные верования запрещают им ездить на лошадях, хотя в упряжке они их использовать не стесняются. потому двадцать с лишним лет назад верданно были изгнаны из степей се-кохландийцами Отца Войны.

(в общем-то даже забавно, как авторы упираются, придумывают запутанную, иногда довольно нереалистичную географию своих миров, ломают мозг, сочиняя имена с дефисами и апострофами, а все одно, Меекхан вышел вроде Византии, верданно — восточноевропейские цыгане, а се-кохландийцы — Золотая Орда...)

в Империи верданно процветали, но тоска по родной земле и желание отомстить кочевникам возобладали, и вот они при негласной помощи имперских войск и тайных служб, организуют грандиозный рейд через горы, чтобы внезапно возникнуть в тылу у своих заклятых врагов.

герои предыдущих меекханских рассказов приходят их на помощь. проводником назначен Кеннет с его шестой ротой, а всадницы из чаардана Ласкольника должны разведать историю со странными, жестокими, и как будто бессмысленными убийствами, происходящими в горах.

пройдя краткий курс шпионских наук, приняв легенду княжны верданно и ее компаньонки, девушки приступают к расследованию.

параллельно с этим Кеннет ведет верданно горными тропами.

тут надо отметить недостаток романа.

он состоит из двух частей, которые откровенно пришиты друг к другу на живую нитку.

во-первых расследование Кайлеан и Дагены приводит в никуда. то есть кое-что они раскопали, но это «кое-что» очевидно относится к будущим произведениям автора, а в сюжете «Неба цвета стали» симпатичные героини играют роль мебели (и один раз — богинь из машины).

на самом деле линия с их миссией, вполне интересна. начинаясь обычным детективом (над штампами которого автор устами Кайлеан пройдется не раз, мол «не могли заговорщики забыть важный документ на столе»), история постепенно превращается в настоящий, полновесный хоррор.

а с потусторонним Злом Вегнер обращаться умеет, оно у него убедительно злобно и отвратительно.

но это явно другая книга, пусть и тоже про Меекхан.

Кайлеан и Дагена встречают в горах возвращающийся с задания отряд Кеннета, и уже вместе они проваливаются через мистическую дыру в пространстве в странный, мертвый мир, будто сплошь покрытый пеплом.

а верданно уже вышли на возвышенность!

автору тут записали в карму «лучшую фэнтезийную логистику», но хотя над вопросами перемещения грузов силами гужевого транспорта и снабжения больших скоплений людей и животных водой и провизией, он, несомненно, поработал, сама идея представляется изначально убитой.

протащить незаметно через горы десятки тысяч людей? да ну!

собственно, план и оказывается провален.

уже в первую ночь фургонщиков встречают кочевники, давно наточившие сабли и натянувшие тетивы.

и что самое плохое (для верданно) с ними сам Явенир, старый как век, но все еще полный сил великий вождь Степи, властелин Золотого Шатра.

спрячу под спойлер, хотя и так понятно, что

но война вышла увлекательной.

умеет Вегнер нагнетать героического пафосу. хотя иногда перегибает палку с детализацией, но в лучшие моменты прямо воспаряет к небу (цвета стали, хе-хе), откуда поет отвагу и стойкость, дисциплину и щитовое братство, что твой Гомер!

повествование идет, передавая эстафету POV-a то одному, то другому персонажу.

и тут конечно же, самый сильный образ это Кейла, отчаянно храбрая маленькая девочка, которой столько пришлось пережить, что и бывалого мужика сломало бы.

фургоны горят, тысячи копыт сотрясают землю и поднимают облака пыли, старое предательство возвращается, пролитая десятилетия назад кровь зовет к ответу, Отец Войны цедит бесчеловечные истины...

в общем, героическое фэнтези.

упомяну и недостаток.

зачем-то Вегнеру понадобилось финальное сражение описать рваными фрагментами, через затуманенное сознание измученной Кейлы, и прием этот скоро надоедает своим однообразием и искусственностью.

правда, к финалу растет и удельный вес мистики.

дело идет уже о большем, чем дуэли боевых магов.

очевидно, история с возвращением старых богов, которая так много места занимала в «западном» и «южном» цикле меекханских рассказов, в будущем станет основной.

в конце концов, поход верданно и странствия Кайлеан и Дагены пересекаются.

не идеальный, но очень крепкий роман, автор которого явно любит то, что пишет.

рекомендую всем, кто не любит излишне витиеватое и перегруженное «смыслами» течение в современном фэнтези, а хочет почитать о том, как тучи стрел скрывают Солнце, как налетает из степи легкая конница на юрких низкорослых конях, как подростки степняков «набивают руку», пытая пленных, как вожди племен сгибаются в поклонах перед бунчуком повелителя.

и как сражаться с такими извергами людям, которые даже верхом ездить не умеют.

второй рассказ, посвященный приключениям воинского братства — чаардана.

начинается все с обычных, как будто, учений, а превращается в изнурительную погоню, в которой преследователи станут использовать страшную, зловещую магию «серой сети», вытягивающей жизненные силы.

малочисленному, хотя и сплоченному, и закаленному в прошлых сражениях, чаардану Ласкольника противостоят несопоставимые силы врага...

и враг этот имеет личные счеты к командиру отряда, а значит и ко всем его людям.

динамичная, лихо закрученная вещь, во время прочтения которой поневоле ощущаешь бьющий в лицо степной ветер.

как и всякая хорошая эскапистская литература (а что такое фэнтезийный боевик, о подвигах вымышленных солдат вымышленной империи, как не чистый эскапизм?!), творчество Вегнера дает своеобразную подкачку жизненных сил, уверенности в себе, и оптимизма.

если уж эти ребята, которых били стрелами, жгли огнем, студили холодом и ловили «серой сетью», справились и прорвались, то что говорить о твоих ничтожных проблемах?!

думаю, польского писателя в лучшую сторону от большинства отечественных, (да и относящихся к «дальнему зарубежью»), авторов, пишущих фэнтези, отличает искренняя любовь к жанру.

Вегнер (или, как его там, на самом деле зовут) НЕ СТЕСНЯЕТСЯ того, что сочиняет.

он сочиняет истории о суровых, на лицо ужасных, добрых внутри, солдатах, сплоченно противостоящих превосходящим силам противника, о порочных, злых людях, отдающих свои души и тела темным богам Бездны, о гордых имперских генералах, бросающих дерзкие слова в лицо местному аналогу Чингисхана, о набегающих «из-за края карты» кочевых ордах...

о свисте стрел и звоне сабель.

всю эту бывалую, можно сказать, замшелую романтику средневековой войны, Вегнер любит, хотя, конечно, подает ее без того простодушия, которое отличало отцов жанра.

некоторые элементы «окопного реализма» у писателя есть, но они не нарочиты, не искусственны.

а раз Вегнер не стесняется своей любви к героическому фэнтези, то и не считает своим долгом подавать свое фэнтези под соусом иронического простебывания, постмодернистской игры, не делает сверхусилий, перемешивая героику с тяжеловесными «философствованиями» или топорно вставленными элементами социальной сатиры.

героика as is. в наши дни это дорого стоит.

... когда се-кохландийцы подошли к границам Империи и потребовали вернуть верданно, «эти рабы — наши» заявили они. навстречу се-кохландийским посланникам выехал Генно Ласкольник и ответил «так и придите и возьмите».

грешно сказать, во время прочтения книги порой закрадывается мысль о пользе кастрации. (скорбный смайлик)

потому что главный герой — раб Таита — без малого гений, своего рода Леонардо да Винчи Древнего Египта.

он и математик, способный производить сложные расчеты, и инженер-механик, которому стоит раз взглянуть на невиданную прежде диковину, чтобы разобраться как она работает, и даже придумать, как ее улучшить, и художник, и писатель, и в медицине разбирается, и бухгалтерию своего хозяина ведет, и готовит хорошо.

еще Таита немножко маг, способный заглядывать в будущее.

а еще он — скопец, которому вельможа Интеф приказал отхватить «вообще всё», дабы его любимчик (да-да, Таита нужен был Интефу именно для постельных утех, домоправителем стал потом, когда вырос и стал любителю мальчиков неинтересен) не интересовался женщинами.

и пришлось Таите нерастраченную энергию направить на науки и искусства, а способность к любви на дочку Интефа красавицу Лостру и всевозможных мимишных домашних животных.

книга написана от лица Таиты, и он предстает очень обаятельным, положительным персонажем, хотя при этом видны его таланты ко лжи, манипуляции и сокрытию правды.

ну а чего вы хотели от раба?

Таита верно служит Интефу, могущественному вельможе, который вертит как хочет стареющим слабовольным фараоном, всецело погруженным в гаремные удовольствия и приготовления к торжественному погребению.

Таита платонически влюбленный в свою юную госпожу, наблюдает зарождающуюся любовь между ней и отважным Таном, молодым, но уже прославленным воином, но очень скоро на Лостру кладет глаз охочий до женской красоты фараон...

меж тем страну терзают разбойничьи шайки, парализовавшие караванную торговлю, в дельте Нила правит фараон-узурпатор, а с востока надвигается новая угроза — варвары-гиксосы, освоившие невиданный прежде способ вести войну.

Уилбур Смит был мне знаком по трем приключенческим романам на более современную тематику: читал я у него про наемников после краха колониальной системы, про добычу алмазов и про поиски затерянного города в Африке.

обратившись к истории Древнего Египта, Смит остался верен своей приключенческой музе, потому произведение яркое, динамичное, с колоритными (хотя и штампованными порой), героями, и любителям сражений и поединков будет здесь чем поживиться.

ни в коей мере нельзя воспринимать книгу как пособие по истории Египта, по степени вольности обращения с материалом Смит обгоняет и многих авторов фэнтези, которые берутся использовать в своих вымышленных мирах элементы мира реального.

другое дело, что в Египет Смита абсолютно ВЕРИШЬ.

да с материалом автором обошелся вольно, но материал этот тут есть, и его много, и он касается самых разных тем, от погребальных ритуалов до повседневной гигиены, от способов казни до медицинских инструментов.

потому перед читателем разворачивается красочная, пышная, полная первобытной витальности, жестокости и грязи жизнь Древнего Мира.

чувствуется, что герои книги живут в ином мире, по другим законам, и представления о морали у них другие, и цели в жизни тоже.

натурализма более чем достаточно, и касается не только потрошения бегемотов (с ритуальной охоты на них начинается книга) или военных действий, но сексуальной жизни, и бытовых привычек. потому людям со слабыми желудками кое-что лучше пропустить.

незнакомые с понятием «греха» люди Верхнего Царства не раз шокируют читателя своими выходками, которые они сами как выходки не воспринимают.

водяной туалет стоит прямо посреди комнаты, им с восторгом пользуются публично, во время представления мистерии, актера, играющего роль Осириса убивают по-настоящему, бравые солдаты без тени сомнения начинают приставать к Таите, ну евнух же это почти женщина! и так далее.

раскаленные пески, бесплодные земли, через которые течет благодатный Нил, пыльные бури, насылаемые Сетом, разливы реки, происходящие по воле двуполой богини Хапи, ритуализированность жизни и завороженность смертью и посмертным бытием...

повторюсь, Смиту ВЕРИШЬ.

правда в то, что египтяне в глаза не видели лошадей и воспринимали их как неведомых чудовищ, все-таки не верится.

что сами конными не воевали — вполне, но чтобы в ужасе разбегаться при виде «кровожадных чудовищ» уже не очень.

это, конечно, мелочи.

и вот, проиграв войну свирепым гиксосам, египтяне решаются на большой исход верх по течению Нила, где намерены собрать новую армию, накопить сил, зализать раны.

не буду пересказывать все хитросплетения сюжета, которых в толстой книге более чем достаточно.

на хрупкие плечи Лостры падет груз правления, египтяне будут осваивать новые земли, преодолевая сопротивление самой природы, появятся новые враги и союзники.

а хитроумный Таита, находясь в самом сердце событий, запишет и расскажет эту невероятную историю.

я понимаю, что Смит жанровый, развлекательный автор.

но в лучшие моменты «Божество реки» делает небольшой, осторожный шажок за рамки приключенческого стандарта.

писателю удается ухватить настроение и ощущение уходящего времени, которое уносит с собой все, оставляя лишь камни, да туман воспоминаний.

это становится заметно во второй половине книги, где юные в начале ее герои, сами начинают стареть и уходить один за другим.

и долгожителю Таите придется еще сделать надрез на боку увядшего тела той, которую он качал на руках младенцем, чтобы извлечь внутренности, готовясь к бальзамированию...

а могучий Нил все течет и течет, вечный и равнодушный ко всему.

Бирс истинный мастер «черного реализма», известный широкой публике как автор случайно ли, нарочно ли созданного им цикла рассказов о том, что человек из последних сил боролся за жизнь, цеплялся, дергался, а потом все равно погиб, чтобы через пару дней случайный свидетель пробормотал над его телом «вот бедняга, не повезло-то как...» и пошел дальше в твердой уверенности что с ним-то такого точно не случится.

впечатляет, но сколько же можно-то?

вот и сам Бирс решил, что хватит, и добавил в рассказ о том, как нашли у старого кладбища труп бедолаги (который и до этого-то пол жизни горе мыкал) странной, не совсем поддающейся расшифровке мистики.

вот и гадай, что случилось.

сам ли он себя задушил в приступе безумия?

кто такой Ляру?

чей смех следователи слышали в лесу?

нет ответа.

при этом история пронизана странным, тоскливым, но возвышенным ощущением.

неостановимо колесо рока.

недооцененный, по-моему, рассказ.

чуть ли не самый оригинальный в антологии.

«вампиры» — это же томные готические красавцы или осклизлые умертвия в сопревшей одежде и с могильной землей в волосах?

ну или что-то такое, «энергетическое», без клыков.

вот собственно три основных подхода к образу вампира, и так уже полторы сотни лет.

между тем «вампир» может и таким, как в «Подмене».

главный герой рассказа, Стюарт — обыватель как все мы, работает в офисе, с женой вроде все нормально, но никаких бурных страстей, в общем, легко представить себя на его месте.

по дороге на работу (опять же, по обычному тротуару шел, не по руинам старого аббатства), он увидел и зашиб какую-то мерзкую, по его мнению зверушку, вроде лысой обезьяны.

а придя домой обнаружил, что жена его завела такого же, и почему-то очень ему умиляется.

а потом еще одна женщина на работе завела такого.

а потом...

О рассказах Лондона трудно говорить, не скатываясь в пересказ сюжета. Лондон — рассказчик, storyteller в чистом виде, описательные изыски и словесные игры — не для него. А вот ИСТОРИИ он создавать умел и любил. Так же любил и умел писатель свои сюжеты лаконичным, спартанским языком, за которым чувствуется великая работа над собой и великая традиция американской короткой прозы, которую две сотни лет муштровали беспощадные редакторы, пока она не стала такой вот — поджарой, строгой, стройной.

Молодой аляскинский миллионер Пемфилд проигрывает в карты своему компаньону Корри Хатченсу запланированную поездку на «большую землю». Отбывающего в солнечную Калифорнию напарника Пемфилд нагружает трудным поручением — привезти на Юкон его (Пемфилда) невесту Мейбл. Вот только Хатченс отчего-то в доме судьи Холмса загостился, до родного Детройта вообще не доехал, а потом в газете и вовсе написали о свадьбе... Да именно, о той, о которой вы подумали. Мейбл вышла замуж, но за Корри.

В силу нейтральной манеры изложения рассказ нельзя назвать ни комическим (попадись такой сюжет Марку Твену...), ни мелодраматическим. Просто «вот такая история случилась на Юконе». Но какое-то издевательство над НЕКОЛЕБИМОЙ ТВЕРДОСТЬЮ ДУХА главного героя, видимо, предусмотрено авторским замыслом. Потому что от великой обиды, Пемфилд не находит ничего лучшего, чем скоропалительно жениться на индейской девушке, которую чуть ли не за бутылку выкупает у родни. Лэшка — сущая дикарка из дальнего становища, да еще и медведь ее поломал, вот и хромает. Пемфилд однако берет ее не в качестве прислуги\наложницы, как все прочие старатели, а женится по всем правилам.

Ровно для того, чтобы парой недель позже на санной тропе столкнуться с Корри, который решил провести медовый месяц на Юконе. Вот и приехал со своей женой — Дорой, дочерью судьи Холмса. Новобрачные прихватили с собой и Мейбл Холмс — сестру Доры. Ну, перепутал репортер судейских дочерей, бывает...

История о том, как НЕСГИБАЕМАЯ СИЛА ВОЛИ одного человека сделала плохо сразу всем в зоне досягаемости. Мейбл он страшно обидел, товарищу и его жене испортил праздник, себе отравил жизнь, да и Лэшка тоже победительницей не выглядит. И отмотать назад, исправить ничего уже нельзя.

В условиях работающего (что подчеркнуто) почтового сообщения, действия героя вызывают «испанский стыд» и какую-то стылую оторопь.

Автор оставляет героев неловко перетаптываться с ноги на ногу на зимней дороге, милосердно опуская занавес над трагикомической развязкой.

Читателю же остается только мотнуть головой, отгоняя тысячу раз неуместный испанский стыд (и Пемфилд и прочие — вымышленные персонажи, а если они и жили на самом деле, то это было 120 лет назад в Америке, и испытывать за них неудобство, наверное, излишне). После можно спокойно размышлять над тем, какие смыслы были вложены в название рассказа.

Увлекательный и странным образом душевный триллер выдержанный в суб-жанре «южной готики».

Кампания побитых жизнью и притесняемых обществом персонажей (женщина — жертва семейного насилия и собственного пристрастия к лаундануму, чернокожая девушка, паренек с сомнительной сексуальной идентичностью и тяжело переживающая свою с самого начала не задавшуюся судьбу дочь жертвы лауданума, да уж, сборище политкорректных штампов, да и только!) плывет на плоту вниз по реке.

С собой у беглецов две жестянки, одна с деньгами, вторая — с прахом их подруги.

За несчастными гонятся не только грубые и злобные мужланы, которые хотят отобрать у деньги, но и страшный, почти мистический убийца, которого привыкли считать сельской байкой, вот только он оказался реальным.

По пути наши герои встречают самых разных людей, хороших, скверных, и — не поймешь каких.

Так же они много болтают, кое-что выясняя про себя и своих товарищей по несчастью.

Автор беззастенчиво использует все штампы «болотного» жанра ужасов, колорит Великой Депрессии и бывшего плантаторского Юга.

Если уж мужик, то непременно безо всех зубов, с табачной жвачкой за щекой и стволом за поясом. Бьет жену и посматривает на дочь с не отцовской теплотой.

Если уж чернокожий — так непременно благонамеренный работяга.

Если уж наследница некогда славного рода, то будьте уверены, живет она в развалюхе, заросшей грязью, и от благополучных времен сохранила только фотографию отца, да его пистолет времен Гражданской Войны.

Будут еще баптисты, с крещениями в реке, священник с темной тайной, суды Линча, змеи-щитомордники и страшные южные грозы.

Будут бродяги, путешествующие поездами, которых с родных мест сорвал знаменитый Пыльный Котел...

Стейнбек, Фолкнер, Говард и фильм «О, где же ты, брат?» приходят на ум то и дело.

А уж само путешествие вызывает в памяти легендарные «Приключения Гекльберри Финна», эту колыбель американской литературы, (да и половины штампов про Юг тоже).

Но такая насыщенность привычными образами не идет книге во вред, потому что Лансдэйл умеет писать, умеет где надо выжать слезу, где надо поддать страху, а где надо — пошутить.

Некоторая чрезмерная сгущенность «южного колорита» (да-да, Cajun Hell тоже вспоминается!) переносит книгу в разряд страшной и жестокой, а все-таки сказки, герои приключаются во вроде бы настоящей, а все-таки насквозь киношно-книжной Америке.

Рекомендую тем, кому нравится «О, где же ты, брат?» и тем у кого (как у меня!) дома висит на стене «конфедератка».

Любопытно, как вселенная, изначально построенная вокруг игры в солдатики, превратилась в полновесный литературный мир. Герои, при всей своей изначальной фантастичности и даже гротескности, обрели некую психологическую глубину.

Теперь они не просто миниатюрки с игрового стола, а личности.

Ангрон, наверное, самый популярный из ««перешедших на темную сторону Силы»,примархов. Все знают его как психопата, берсерка, который под влиянием сил Варпа обращается классического «демона», алую крылатую тварь, похожую не то на дракона, не то на льва.

Во времена,когда он ещё был формально лоялен Империуму и командовал своим легионом, Ангрон уже был не в себе, пылал ненавистью ко всему живому от всадников Нунцерии до Императора, не особо отличая и братьев примархов и своих легионеров. Даже его имя — производное от английского слова, обозначающего гнев. Причина всем известна — то, что на иллюстрациях походит на дреды, ужасные Гвозди Мясника, вбитые в голову примарха жестокими рабовладельцами , «всадниками» Нунцерии.

Но вот Ангрон до Гвоздей...

Несмотря на зверские условия, в которые он попал буквально с колыбели, брошенный в гладиаторские пещеры, не видевший жизни ничего кроме крови и смерти, Ангрон был добрым, наверное, самым человечным из примархов. Да, буквально добрым, из тех, кто упавшего поднимет, отчаявшегося утешит, слабого прикроет.

Он не любил убивать, он отказывался драться со своими товарищами, он во время звериных травль спасал напарников из пасти чудовищ. Наделённый кроме понятной сверхчеловеческой силы ещё и «экстрасенсорными» способностями, Ангрон лечил раненых, забирал на себя боль и страх других гладиаторов, наводил на измученных людей спокойный благотворный сон...

А когда его всё-таки сломали, и вколотив в голову дьявольские конструкции, превратили чудесного парня в монстра, Ангрон очень скоро обратил свою ярость против поработителей.

Если Конрада Керза, который свое изуверство тоже прикрывал рассказами о тяжёлом детстве, не жаль совершенно, то Ангрону сочувствуешь,словно он живой человек, а не пластиковый солдатик из настолки.

Мне всегда натянутым казался момент с эвакуацией Ангрона в разгар решительной битвы. Может быть, последующие авторы как-то стешут явно торчащие «косяки» в этой части истории. Император не обязан был проявлять особую чувствительность, но с Ангроном он с самого начала обходится по-свински. Не «высокомерно и равнодушно». Нет, каким-то изощрённым садизмом, повелитель тысяч миров, плюет измученному сыну в душу.

Ещё бы Ангрон после этого не взбунтовался!

Действие происходит в двух временных пластах. В одном мы узнаем историю юности Ангрона, в другом будущий Кхарн Предатель, выступая в неожиданной роли верного друга и соратника , натурально нянчится с ополоумевшим, физически и душевно нездоровым примархом. Если честно, его обращение с «генетическим отцом» в бытовом плане похоже на то, как люди ухаживают за оскорбевшим головой родственником. Смесь примитивных манипуляций, вызывающих к той части мозга, что ещё работает, и прочно запертых дверей. А так же посаженных на доспехи «'жучков». Чтобы по ним отслеживать родителя во время его кровавых и бессмысленных побегов.

При этом Кхарн, оставаясь всё-таки космодесом, сохраняет противоречащую здравому смыслу преданность Ангрону и, будучи до того человеком здравомыслящим, добровольно ложится под Гвозди, чтобы порадовать повелителя.

Капитан Магон, оставшись «единственным нормальным», и прежде прямо называл Ангрона несчастным, сломленным, полубезумным. И запланированному Ангроном обращению легиона в орду берсерков-каннибалов пробует противостоять. Как мы знаем, безуспешно.

Противостояние Кхарна и Магона, их борьба за души братьев, составляет второй сюжет повести. Исход предопределен, но от этого переживаешь не меньше.

Помимо трагической истории Ангрона и борьбы Магона с тем, что очень скоро станет Ересью, из книги можно кое-что узнать о фантастических технологиях, местами уже не отличимых от магии.

Финал предсказуемо плохой. Безумие победит.

В общем, рекомендую всем любителям серии.

Книга не так набита описаниями брони и сражений, как принято. Психологическая вещь с непростыми моральными дилеммами, не болтер-порно пресловутое.

Но парадоксальным образом, высокое литературное мастерство автора, обнажает ходульность, условность многих Вархаммеровских реалий. Поместив в сеттинг живых, хоть и вымышленных , людей, писатель как будто снижает градус доверия к миру, где война длится вечно.

Бездумная преданность космодесов, надмирная мудрость Императора, мыслящего масштабами галактики и т.п. кажутся чисто формальными.

На фоне бешеного Ангрона, который под конец начинает выдавать что-то революционно-богоборческое и Магона, который настолько нормальный, что с ним пива хочется хряпнуть, космо-опера не так впечатляет, как должна.

PS. Ангрон неоднократно говорил, что умер на Дэш'Эа. Вероятно, он имел в виду крайнюю степень морального опустошения. Но среди фанатов есть версия, что он действительно умер от Гвоздей, а когда сверхчеловеческий организм сумел одолеть смерть, вернулся не Ангрон, а кто-то другой. Кхарн как будто подтверждает это, когда говорит, что не чувствует телепатической связи , которая между примархом и его легионом в настройках «по умолчанию».

Если кто из хаоситов и заслужил некоего прощения и покоя, то это точно Красный Ангел, который вовсе не дышал, чтобы его товарищу по несчастью , запертому вместе с ним в желудке местного шаи-хулуда, хватило воздуха продержаться ещё немного...

Неровный, иногда странный, но сильный роман об последних месяцах жизни одного из величайших завоевателей Средних Веков.

Постаревший Тамерлан выведен в книге противоречивым персонажем.

Иногда он предстает величественным и мудрым правителем, иногда — безжалостным злодеем, патологическим садистом, иногда — жалким алкоголиком, иногда — душевным остроумным стариканом, иногда — стариканом сварливым, но столь же остроумным. Вообще речь героев в книге «снижена», не отличается стилизацией под «высокий штиль» или «восточную цветистость» (разве только иногда, когда герои целенаправленно прибегают к пышной речи, например в официальной обстановке), отчего экзотичность, чуждость описанного мира не столь заметна, как например в книгах Бородина, так же посвященных Тимуру.

Один из сюжетов книги — это мемуары, которые одряхлевший от прожитых лет и выпитого вина, великий эмир, диктует своему секретарю Искандеру. Одновременно с мемуарами грозного владыки развивается и странная мистическая линия, привязанная к известной в наши дни «легенде о гробнице Тамерлана».

Так как старость и нездоровье все еще могущественного военачальника не могут остаться незамеченными, вокруг него уже разгорается борьба за место будущего наследника, в которой схватываются внуки эмира.

Но «Тамерлан» посвящен вовсе не только политическим дрязгам.

Роман наполнен (а иногда кажется, что переполнен) персонажами самого разного роду, племени, исповедания, пола и возраста. Тут и юная жена Тамерлана, и немецкий рыцарь, оказавшийся на службе у азиатского владыки, и испанские посланники, и русские невольники, и татарские ханы...

Такое обилие героев дает возможность с разных сторон показать как Тимура, так и средневековый Хорезм. Потому одни главы напоминают шпионский триллер, другие отдают водевилем (гаремные приключения с тайными свиданиями в дворцовых садах и рощах), а в третьих рушатся царства и гибнут армии.

Книга читается хорошо, но оставляет некоторое впечатление «лоскутности», жанровой неоднородности, очевидно растянувшись между полюсами серьезно-тяжеловесного, обстоятельно-бытописательного исторического романа в его «классической» форме и более современным, легким и динамичным «чтивом».

Тем не менее, смело можно рекомендовать тем, кто любит ориентальный колорит, истории о знаменитых тиранах и не пугается книг, в которой исламский завоеватель XIV века выражается порой, как старый хрыч и из перестроечной очереди за сигаретами.

а вот этот рассказ по мне!

чернейшнее dark-fantasy, с мощной «мифологической» подложкой.

сам по себе сюжет традиционен для жанра — дальше некуда.

бывалый, ломаный-пытаный, вояка сражается с потусторонним Злом в глухомани, зараженной темными чарами.

но мрак, тоска и обреченность нагнетаются так убедительно, что несмотря на безгранично далекие от нас реалии (дело происходит в мире отдаленно похожем на Восточную Европу раннего Средневековья), захватывает.

самое большое достижение автора — созданный им (быть может и на основе какого-то этнографического материала, но явно не без помощи вдохновения), бестиарий.

магия выглядит страшной, воистину ПОТУСТОРОННЕЙ.

с удовольствием прочитал бы еще несколько рассказов, «полнометражную» книгу про этот же мир.

модное современное фэнтези, на мой вкус, стало слишком вычурным.

авторы, словно стесняясь того, что сочиняют истории о крутых парнях (и девках) с мечами, которые героически превзмогают и пафосно складывают головы, стали наполнять свои истории о мечах, крутых парнях и превзмоганиях всевозможными социокультурными выкладками.

в результате, при обсуждении одного популярного автора, читатели на форуме всерьез бьются за индуизм, гностицизм, ранние христианские ереси и предопределение, а так же «альтернативную биологию».

а откроешь книгу, там орды мутантов-каннибалов трупы насилуют...

да, высокое искусство, не то, что Дэвид Геммел с его суровыми мужиками которые говорят сплошь афоризмами о долге и чести, да слабых выручают из когтей отпетых мерзавцев.

Стелла Геммел — жена, «первый читатель» и редактор ныне покойного мэтра героики, дописала после его скоропостижной смерти третью часть Троянского цикла.

не буду гадать, насколько писательница сознательно выбрала то же направление, которому следовал Дэвид, а насколько сходство возникло из опыта совместной работы на предыдущими книгами.

нельзя сказать, что «книгу мог бы написать Дэвид», но сходство есть.

роман «Город» трудно назвать идеальным фэнтези.

книгу иногда заносит на поворотах, иногда события тянутся слишком уж долго и подробно, а иногда наоборот, несутся галопом.

кроме того, ничего принципиально нового мы под обложкой «Города» не найдем.

снова бесконечная война, которая уже как будто потеряла смысл и ведется по-привычке.

снова потертые жизнью, огрубевшие, но сохранившие в душе толику милосердия герои.

но эти недостатки (вторичность и некоторая перегруженность книги) легко могут быть отнесены на счет того, что «Город» — все-таки дебют.

зато масштаб!

Город — зловещий, древний, величественный.

его история уходит куда-то в мифологию, его в разные тысячелетия населяли разные расы и народы.

он был основан богами, которые некогда ловили и ели людей, а потом стали править ими...

Город многие годы ведет войны со своими соседями, но хотя войска Города лучше обучены и вооружены и редко терпят поражения на поле боя, война изнуряет силы великой державы.

ко времени, которое описывается в книге, городские власти дошли уже до того, что стали призывать на военную службу женщин...

упоминания о грандиозной архитектуре, разветвленной сети подземных сооружений, милитаризированное общество и имена некоторых героев (Марцелл, Флавий, Квинт, Бартелл) и абсолютная власть развращенного Императора навевают стойкие «римские» ассоциации.

так, возможно, и задумывалось, но Город богаче, чем «калька» с Рима.

во-первых уровень науки и техники тут ближе скорее к Реннесансу.

на полях сражений используют в основном холодное оружие, но взрывчатые вещества уже знакомы, одежда прямо названа «камзолами», а один из героев запросто надевает очки.

подземная же машинерия, обслуживающая нутро огромного Города и вовсе принадлежит другой эпохе.

во-вторых за счет упоминания прежде живших людей, погружения в архитектуру, историю и мифологию Город становится намного более выпуклым, живым, объемным, чем обычно предстают государства в фэнтези, где они сводятся к декорациям «дворец-таверна-крестьянская хижина».

у книги много героев, которые оказываются впутаны в (не буду прятать под спойлер) заговор против Императора, «бессмертного» Ареона, известного своей изощренной жестокостью и пугающим долголетием.

сложная интрига, в центре которой оказался опытный офицер Фелл — «сын Города», воспитанный подобно историческим янычарам, и сам почти забывший, но некогда был сыном Льва Востока — враждебного Городу царя, сплетется туго, и в действие будет приводится волей самых людей.

герои книги убедительны, похожи на живых людей так, как на них могут вообще походить фэнтезийные персонажи.

со стороны они вписываются в жанровые стандарты («крутая воительница» Индара, «слуга царю — отец солдатам» Бартелл, «высокомерный аристократ» Марцелл), но имеют необходимые для «оживления» индивидуальные черты.

даже Ареон!

хорошо и то, что ставя в центр повествования сильных людей, которые готовы пойти на любые жертвы ради своей цели, автор не сводит историю мира к противостоянию нескольких человек.

процессы, которые тянутся столетиями и в которых участвуют миллионы людей не могут в одночасье обернуться в противоположную сторону, даже если

все пойдет своим чередом.

не идеальная, но очень старательно, и с душой написанная книга.

к тому же — роман этот часть будущего цикла, так что многое из того, что показалось недомолвками и наведением многозначительного туману, получит развитие и объяснение в следующих книгах, посвященных Городу.

хорошее фэнтези, в котором вдосталь всего любимого преданным читателем жанра.

есть и благородный рыцарь с Севера, просящий прощения у убитого в поединке за то, что перед схваткой оскорбил его мать.

есть своенравная принцесса, которую понемногу обтесывает жизнь.

есть непревзойденный мастер фехтования, позер, дуэлянт и просто настоящий «испанский идальго» в стереотипном представлении.

могучий лесничий, въедливый юный книгочей...

все их сюжетные линии переплетены и нанизаны на общий сюжет, хорошо вписывающийся в архетипическое «Древнее Зло пробуждается».

нельзя не заметить, что созданный его фантазией мир очень нравится автору, он не ограничивается созданием «декораций для приключений главных героев», а именно любовно создает леса и монастыри, поселки и дворцы.

то, что некоторым кажется недостатком книги, я считаю скорее достоинством.

а именно — у Киза наблюдается некоторая чересполосица в стиле написания.

главы и эпизоды, созданные в стиле классического волшебного фэнтези с нечеловеческими расами, загадочными лесами и почти сказочными в своей колоритности персонажами, соседствуют с жестокими, мрачными и горькими.

герои выражаются «высоким штилем», но их ломают под пытками самым настоящим образом...

настоящий же недостаток скорее в том, что автор на ходу тянет в книгу все, что появилось в массовой культуре.

конспирология в духе Кода да Винчи — подано!

«живые зомби» из 28 дней спустя — нате вам!

и тп.

однако, несмотря на все это, по моему глубокому убеждению цикл Киза на голову выше большинства собратьев по жанру. он динамичный, сочетает в себе в нужных пропорциях героику и юмор, потусторонний ужас и сентиментальность, мир не ходулен и роман просто ХОРОШО НАПИСАН.

что-то, скорее всего симпатия автора к своим героям и миру, вдыхает жизнь в огромный, перенасыщенный как героями и сюжетными линиями, так и штампами и заимствованиями, роман и заставляет «рожденного ползать» взлететь.

не Мартин, да.

но Мартин у нас уже есть.

детектив — жанр появившийся поздно, к тому же совершенно искусственный, пробирочный.

пишу так не потому, что не люблю детективы, но лишь потому, что понимаю — в детективе элемент «литературной игры» был велик с самого его зарождения.

потому я не слишком одобряю попытки наполнить детектив, то социальной критикой, то «глубоким психологизмом».

получается как ни парадоксально, более искусственно, чем когда автор искренне играет в жанр, не привнося ничего чуждого.

Рампо взял за основу «Преступление и наказание», но русские роковые страсти и фарисейство заменил голым циничным расчетом со стороны преступника и безрефлексивным профессионализмом со стороны следователя.

так-то оно и для произведения здоровее, и для читателя душеполезнее.

в отличие от Раскольникова японец Фукия, точно так же убивший бабульку-ростовщицу, угрызениями совести не мучился, но сгубила его гордыня, Гордыня, ГОРДЫНЯ!

Фукия ведь хотел совершить ИДЕАЛЬНОЕ преступление...

он и другого подозреваемого (просто идеального) подставил, и похищенные деньги на самом видном месте припрятал, и даже психологический тест в полиции (прообраз «детектора лжи») успешно прошел.

а все-таки попался!

как — читайте сами! )

отличный классический детектив, чуть суховато-формалистский, но для жанра это не недостаток, повторюсь.

не содержащая как будто ничего страшного и кровавого, но навевающая тревогу история о мужчине, который за своим фанатичным увлечением спортом как-то забыл повзрослеть и отрастить социальные навыки.

что-то такое он начинает подозревать, и закономерно озлобляется на мир, в котором ему нет места...

слава сетевым переводам, а иначе не видать мне четвертой части приключений Орма и его товарищей по Обетному Братству!

книга продолжает линию предыдущих.

жестокие, кровавые приключения отряда викингов, которые в этот раз отправляются вверх по реке в сердце континентальной Европы.

все так же свирепо, динамично и натуралистично, как и в первых томах.

книга начинается абордажной схваткой, а заканчивается осадой крепостицы.

кровь льется рекой, люди горят охваченные «греческим огнем», корчатся от боли.

полоумные берсерки, убедившие себя в том, что они звери, рычат по-медвежьи и рвутся в бой...

да и в середине сплошные трудности, от непогоды до эпидемии, которые набрасываются на команду Орма.

есть и некоторые отличия, заключающиеся во взрослении героев.

Орм, который и сам немало пепелищ оставил за собой, после набега врагов-кровников на собственный дом, внезапно начинает рефлексировать на тему «а так ли хороша и правильна жизнь налетчиков».

оказавшись в роли жертвы, он в этом, как будто, на миг усомнился.

что не помешало его Братству вновь учинить небольшой геноцид в славянских землях...

Воронья Кость совсем повзрослел и ожесточился, теперь он не просто мальчишка, рассказывающий странные сказки, а претендент на трон, циничный и расчетливый не по годам.

даже Финн раскрывается вдруг с неожиданной стороны, его бесстрашие и свирепость хотя бы получают объяснение.

потерпев поражение от заклятого врага, Орм теряет не только земли, но и вверенного его попечению подростка, чьему отцу он обязан своим возвышением.

но слава Орма еще не погасла, и набрав новую команду, он отправляется внутрь континента, в погоню за похитителем.

в книге так же довольно много политики, этакой «игры престолов».

причем родная для Орма Балтика по сути — медвежий угол, захолустье средневекового мира, и он, как человек видевший Константинополь это понимает.

воинственными конунгами пробуют «играть», ставя на них, стравливая их между собой, различные могущественные силы внешнего мира — Римская церковь, богатые города Германии, Константинополь.

все сулят дары и поддержку и все хотят заполучить северян к себе на службу.

это немного смывает нанесенный поколениями предшествующих авторов романтический ореол Скандинавии, как некоего сказочного мира с древними богами и традициями.

так легендарные иомсвикинги выставлены не «последними настоящими викингами» а банальными пиратами, которые думают больше о наживе, чем о том, как бы поскорее отлететь в Валгаллу на крыльях валькирий.

(хотя это не значит, что безрассудной отваги и позерства перед лицом смерти не будет вовсе. будут, но в свое время и в своем месте).

а так — боги богами, но оседлать торговлю рабами и янтарем надо в первую очередь!

как надо и спасти из рук заклятого врага своего «фостри», сына конунга-покровителя.

потому что Обетное Братство держится на репутации своего ярла, и кто такой будет Орм, если не выручит воспитанника?

и Орм ведет своих людей через множащиеся с каждым днем пути препятствия, сам поражаясь своему упорству.

для фанатов серии, поклонников сериала «Викинги» и прочих неравнодушных к историях о побитых жизнью людях, способных травить байки под пытками и усмехаться, видя как на них летит мадьярская конница — настоящий must have!

иногда случается так, что писатель «разгоняется», расписывается не сразу.

первый том эпической работы казахского писателя, в самом деле оставлял странное, смешанное впечатление, представлял из себя сырое произведение, в котором вольный пересказ истории Монгольской Империи соседствовал с традиционными для советского романа эпизодами о «простых людях».

персонажи были стереотипны, ритм книги ковылял, и хорошую оценку я поставил за пресловутую «атмосферу», да за Батыя.

со второго тома автор видимо нашел свой собственный стиль, и стал писать ощутимо легче, энергичнее и плавнее.

это по-прежнему роман-хроника, который сгодится как учебное пособие по истории Орды, и героями выступают племена, народы и государства, в куда большей степени, чем отдельные люди.

тем не менее, населяющие книгу (в огромном количестве, надо заметить) люди, тоже как будто ожили, обрели узнаваемые черты, обзавелись внутренней жизнью.

при том, что Мухаммедах, Булатах, Кутлуг-Темирах и Темир-Кутлугах, действующих на страницах, можно порой запутаться, они больше не тени, не сноски на полях Истории, а живые люди.

и это люди другого времени.

в первом томе схема «злобные ханы — хороший простой народ» была выдержана в полной мере.

позже, несмотря на сохранение «злых ханов» на страницах «Золотой Орды» появились многочисленные эмиры, бии, беки, батыры, главы родов.

жестокие и бесстрашные, заносчивые с низшими и покорные власти высших, отважные в бою, гордящиеся своими традициями и родословными.

речь героев чуть стилизована под старину.

не слишком удивляешься, когда они говорят между собой фактически стихами, рифмованной прозой эпоса.

не впадая в сугубые этнографические подробности, роман много рассказывает о жизни Степи, о быте, хояйстве, военном деле, повседневных заботах. об отношении к смерти, к судьбе, богу.

в книге есть описанные скупыми словами романтические линии, очень не похожие на то, как принято писать о любви в традиционных исторических романах.

все много жестче, циничнее и соответствует духу эпохи.

хронологически второй том охватывает время с воцарения Узбека (период наивысшего могущества Орды) и заканчивается Великой Замятней и воцарением Тохтамыша.

Орда уходит в историю, стареет, перестает быть великой державой, дробится на малые ханства, но Великая Степь остается опасным хищником, угрожающим границам своих соседей.

и так будет еще сотни лет...

книги являющиеся идеальным «тайм-киллером».

ничего лишнего, но и ничего недостающего.

перед нами «крутой» вариант детектива\триллера, смыкающийся с боевиком чистой воды.

Джек Ричер, отставной военный полицейский с комплекцией рестлера и самоуверенностью трактора, то расследует преступления, то и вовсе «влипает в неприятности».

образ жизни он ведет близкий к бомжующему, то есть моется, конечно, регулярно, но вот вещей, кроме тех, что на нем надеты, не имеет, потому что «после запасной рубашки захочется приобрести запасные брюки, а там может и комната для них понадобиться».

Ричер будет противостоять коррумпированным копам, политикам, орг-преступности и террористам.

интрига закручена крепко.

то, что Ричер всех победит и продолжит свой крестовый поход за справедливостью и новой рубашкой, которая не жала бы в плечах, это понятно.

но кто из прочих положительных героев доживет до финала, и какая высокопоставленная шишка окажется на этот раз замаранной в черных делишках?

вопросы для жанра «крутого детектива» традиционные, но ответы на них по-прежнему интересны.

возникающие по ходу действия эпизодические персонажи колоритны, фон в виде устройства игорного бизнеса или нравов военной полиции прописан с нужной дозой подробностей, чтобы представлять интерес сам по себе (а вот насколько близко к реальности, я уже не могу судить), злодеи зловещи.

а Ричер — Крут, Крут и еще раз Крут.

то, что Том Круз не подходит на роль Ричера, это понятно, непонятно кто вообще подходит на роль настолько Крутого Героя, разве что Арнольд Шварценеггер, если помолодеет на тридцать лет и станет выше на 15 сантиметров.

да, книги это «поточные», на 101% «жанровые», «крутые детективы» as is, но на фоне неуемной и чрезмерной интеллектуализации жанра и насыщения его «проклятыми вопросами» в традициях Толстоевского, выглядит «Джек Ричер» как глоток горького темного пива после бесчисленных шипучек и подслащенных водичек.

для тех, кто считает, что современный детектив стал слишком вычурным и перенасыщенным деталями, и для тех, кому надоели алкоголики, социопаты, серийные убийцы, страдающие пост-травматическим синдромом невротики, аспергики, шизофреники и аутисты в качестве гениальных сыщиков.

наделенный обостренным чувством справедливости двухметровый бывший коп, которому ни одна рубашка не по размеру, идет на выручку!

некогда, по юношеским воспоминаниям, поставил книге достаточно высокий балл.

не стану переголосовывать, потому что это была бы нечестная игра.

тем более что и в 17 лет книга не показалась мне чем-то выдающимся, «чтиво», «юмористическое фэнтези», но вроде как очень бодрое и динамичное. как к юмористическому чтиву и отнесся. местами чтиво так и вовсе брутально-натуралистическое, что неожиданно для произведения, герои которого изъясняются в основном остротами, которые забородатели еще при светлой памяти, Леониде Ильиче...

перед нами пример ремесленного подхода к литературе, помноженного на чрезвычайную самоуверенность автора.

в плюс Никитину можно занести динамичность, драйв, общую энергетику письма. правда обратной стороной этой первобытной энергии является переписывание правил по ходу развития, желание втиснуть в произведение вообще все, что пришло на ум и показалось удачным.

все это порождает ощущение странной перегруженности текста.

к удачам автора можно отнести созданный мир. на основе полулегендарных источников (вроде фантастических рассказов Геродота) и не ограничивая собственную неуемную фантазию он создал лоскутный, порой и вовсе фантасмагорический, но колоритный сеттинг, смешивающий в себе различные эпохи.

тут есть непомерно могучие варвары из леса (заглавная троица), повелители Степи — киммерийцы, по горам ездит богатырь Святогор...

предъявлять же претензии «нереалистичности» к произведению, где герои запросто встречают говардовского Конана, по меньшей мере абсурдно.

по стилю иногда напоминает «срамную сказку», а иногда жестюшка доходит почти до уровня Бэккера.

персонажи говорят то на «старинном» языке («паки-паки, вельми, понеже»), то на блатной фене.

в общем, как до меня уже писали «исконно, посконно и домотканно», но бойко.

перечитав же книгу в 37 я обратил внимание на то, что в 17 проскочило мимо сознания.

книга ведь не о том, как в некие баснословные времена, когда в степях водились кентавры, а в горах жили драконы, три гиперборея вышли из леса и устроили небольшой армагеддец Киммерийскому Каганату.

книга посвящена тому же, о чем написано до 90% всей нашей фэнтези и фантастики, реализма и авангарда.

а именно — она о том, что русские (все ж понимают, какие такие «гипербореи» Мрак сотоварищи), несмотря на свои тщательно пестуемые недостатки — самый могучий, загадочный, прекрасный и удивительный народ на земле.

возможно, даже не вопреки недостаткам, а именно благодаря им.

изложено это не так пафосно-надрывно, как в исторических произведениях на ту же тему, но стеб-постеб в духе новопреставленного М. Задорнова никак не отменяет сеанса любования непрактичностью, ухарством, «смекалочкой» и умением по щелчку пальцев переходить из режима рохли-лежебоки в режим берсерка-каннибала.

не перестающего балагурить, вкушая человечину.

(последнее не мое преувеличение, герои реально едят сырой печень убитых врагов, так у автора).

для чуть-чуть вдумчивого читателя (каким я видимо стал к своим 37) этот месседж очень уж торчит среди текста, где то Змиев укрощают, то древних богов за бороды дерут, а герои, буквально третьего дня жившие в лесу и молившиеся колесу, частят канцеляристским остроумием МНСов времен молодости автора.

но все-таки законные 7.

конечно, за первую книгу, дальше уровень трэша и угара пойдет по экспоненте, а все своебразие, что мира, что персонажей, что стиля как-то сгладится, обратившись в среднестатистическое «юмористически-славянское фэнтези».

а тут... не всякий день прочитаешь сказку, в которой герои печень врага жрут, богинь естестствуют и царства разрушают, не переставая каламбурить.

рассказ хороший, но... его совершенная литературность, сделанность по готовым канонам, прочная укорененность в дух, стиль и букву «старой, доброй, гуманистической фантастики» нельзя не заметить.

в отличие от Брэдберри, чье влияние тут очень заметно, волшебство рассказа (я не о фантастическом допущении, а об атмосфере, о пресловутой «филофичности» и «душевности», которые многих так покорили) какое-то уж очень рациональное, и вызывает в памяти короткий анекдот о фальшивых елочных игрушках, которые на вид как настоящие, а радости от них — никакой.

что собой символизирует надувной мальчик, слабый и хрупкий, понятно сразу же.

да, сама дружба главного героя с этим символом прописана хорошо.

но, если честно, рассказ мало что потерял, если бы вместо надувного мальчика был просто инвалид или представитель национального меньшинства.

рассказ хороший, но видимо я слишком много читал других произведений, как фантастических, так и реалистических, на тему тягот отрочества, что бы на меня Хлоп Арт произвел какое-то особенное впечатление.

По мере того, как я осиливаю двадцатитомник Скотта, очевидно становится, что потомки проявили на редкость хороший вкус. То есть, самые известные романы Шотландского Барда, и есть самые лучшие. Ни в коем случае нельзя сказать, чтобы «Монастырь» был плохо написан. Тем не менее, обаяния «Айвенго» или «Квентина Дорварда» ему недостает. Все-таки привычка Скотта писать «набело» играла с ним плохую шутку, и не раз и не два, его книги будто переламываются на середине или на трети, меняя и сюжет, и главных героев, и манеру повествования.

Начать с того, что роман начинается как другая книга. Предисловия, которые должны убедить наивного читателя (известная игра в поддавки), в том, что все нижеследующее не плод авторского труда, а некий «найденный манускрипт», «старинная семейная легенд» или иная другая «рукопись из бутылки», старая примета литературы. Вот и в этот раз, Скотт создает очередного обаятельного (именно так!) зануду, отставного капитана Клаттербака, и тот в своих дилетанских исторических изыскания и открывает текст «рукописи», каковой суждено стать основным текстом романа. А потом писателю это надоедает, и он отправляет Клаттербака «в отставку» , напрямую заявляя читателю о выдуманности предыстории. При этом, парадоксальным образом, недотепу-капитана, которому вот так просто сказали «ты вообще персонаж, что с тобой захочу, то и сделаю», становится жаль. Да и полуюмористическое повествование о его изысканиях — тоже. Все-таки, великий дар англоязычных писателей всех времен — с юмором и симпатией подавать самую обычную жизнь самых обычных людей.

Скотт вообще был мастером именно «портрета», умел создавать броские образы, иногда почти театральные в своей яркости, но при этом всегда странно правдоподобные.

Действие переносится в прошлое, во времена шотландских войн XVI века.

Жестокий край Пограничья, где предки самого Скотта «затевали заговоры, грабили других и были ими ограблены» вплоть до времен возмужания отца молодого Вальтера. Небольшая крепостица, одинокая укрепленная башня Глендеарг, владение вдовы Элспет Глендининг выживает, пользуясь покровительством победителей. Из милосердия, владелица Глендеарга решает приютить другую несчастную, леди Эвенел. У Элспет два сына-подростка, а у леди Эвенел — дочь, и читатель сразу же догадается, в какую сторону повернет повествование. Благо один из братьев — сильный и храбрый охотник, а второй — задумчивый книгочей. Тут еще в замок прибывает скрывающийся от преследований придворный, напыщенный, вздорный щеголь Пирси Шафтон.

В общем, сюжет романа нельзя назвать таким уж неторопливым. Все, за что читатели любят приключенческие романы, в «Монастыре» есть. Дуэль со смертельным исходом, бегство победителя в разбойничье гнездо, таинственное воскрешение заведомого покойника, политические интриги и религиозное противостояние. Герои романа как обычно фактурные, запоминающиеся, от жизнерадостного чревоугодника Филиппа — настоятеля монастыря, до забившегося в свою горную твердыню рыцаря-разбойника Джулиана Эвенела.

Даже обязательный «хитроумный слуга», местный Санчо Панса в наличии, и что интересно, здесь это — девушка, пробивная и остроумная мельничиха Мизи.

И тем не менее, книга как-то не клеится, что-то не так, то ли потому, что написанные «всерьез» главы не слишком сочетаются с юмористическим тоном других, то ли потому, что обычная для жанра «воля автора» заставляющая героев претерпевать приключения, здесь выведена в тексте как действующее лицо.

Принято считать, что «Монастырь» остался единственным крупным прозаическим произведением Скотта, в котором он использовал мистику безо обычных оговорок в духе «померещилось в горячке». Кому-то из героев Белая Дама Эвенелов, возможно, и померещилась в горячке, но это не мешает ей появляться в «объективной» части текста и влиять на события и героев, никакой горячкой не охваченных.

Белая Дама двигает сюжет. Это не призрак, не крестная фея, не ведьма, не языческое божество, не ангел-хранитель и не сидха из кельтской мифологии, она возникает пресловутым deus ex machina, говорит исключительно стихами, на вопросы «что ты такое» отвечает в духе «я и не ангел и не нечисть, я иной породы», да еще и обладает злым чувством юмора. Не персонаж как таковой, скорее персонификация авторской воли. Учитывая, что в предисловии Скотт начал «общаться с собственными героями» в духе Стивена Кинга, такая трактовка не представляется мне натянутой. Конечно, «обнажение авторской кухни», пост- и прочие мета- приемы имеют право на существование, и написавшему тысячи страниц Скотту явно что-то хотелось сказать о природе писательского труда.

Только вот, простодушие приключенческой классики при этом теряется, как-то размывается в самоиронии. А на некий новый уровень «игры с клише» Скотт не выходит.

В результате перед нами скорее «не самый удачный эксперимент», чем «творческая неудача».

Интересно будет, прежде всего поклонникам знаковых произведений Скотта, которые захотят расширить свои представления об Авторе «Уэверли».

Благодаря удобной для рекламы биографии и внешности (миленькая юная азиатка) автора, книга оказалась безбожно перехайплена. Плюс упоминания об одной из страшнейших ран на теле человечества — Нанкинской резне, которая как-то вставлена в фэнтезийный мир...

Как следствие, прочитавшие склонны столь разрекламированный продукт или перехваливать, чтобы окупить собственную податливость на шумиху, или переругивать, чтобы показать, что шумихе не поддаются.

На самом же деле перед нами и не ниспровергающий идолов шедевр, и не бездарная залепуха, а именно то, что написано на обложке — ориентальное фэнтези, «академка», young adult и немного откровенного анимэ.

Мисс Куанг конечно, китаянка по происхождению, но не создает никакого особенного погружения в «китайскую» (все же понимают, что такое Никан...) атмосферу, которого не мог бы создать американский, или русский автор. И ведь создавали, что Гэй Гавриэль Кей, что Мастер Чэнь.

На месте густонаселенность, рисовые поля, разветвленный чиновный аппарат, экзамены на должность, заучивание классических текстов, пристрастие к опиуму у большой части населения, утилитарное, совершенно лишенное всякой экзальтации, отношение к традиционной религии, культ боевых искусств, часто, впрочем, уходящих в излишнюю вычурность, мешающую применению в обычной схватке.

«Старый Китай», как есть.

Правда, в течение всего произведения, непонятно, на какой образ должен ориентироваться читатель, на династию Мин или на 1930-е годы, потому что в тексте совмещены явно средневековые реалии, и научно-фантастические. Но и в нашей реальности тренировки штурмовых отрядов с мечами-дао происходили одновременно с экспериментами Гейзенберга...

И так, сиротка Рин, упорная, злая на жизнь, с младых ногтей хлебнувшая тяжкой доли, благодаря фанатичной зубрежке поступает в престижное военное училище. (Уже этот «фэнтезийный феминизм», согласно нормам которого, в любые времена в любом обществе для женщин нет препятствий, чтобы, например служить в армии и занимать там командные должности, как-то должен снизить требования к «реалистичности» происходящего.)

Там начинает история с внутренними терками, самоутверждением в коллективе, обучением у чудаковатого мастера боевых искусств и тп.

А потом недоучившихся героев, запутавшихся в подростковых отношеньках и еще недавно занимавшихся смешными интригами в стиле “сживи со свету сокурсницу, потому что она происходит из низшего сословия”, бросают в пекло настоящей войны.

В батальных сценах автор не сильна, плюс Рин, в которой пробуждаются магические силы, начинает воевать в составе наделенных сверхспособностями “странных детей”. Война, на которой один из бойцов повелевает водой, другой бросается молниями, а третий призывает себе на помощь дух бога-кабана, это не то, что можно описать в стиле “Проклятых и убитых”, смиритесь с этим.

Сильнее всего, иногда в самом деле, пробивая защиту “да фигня, это все не по-настоящему” воссозданы эпизоды зверств японцев, то есть тьфу, мугенцев. Тут очевидно, мисс Куанг использовала воспоминания тех, кто выжил в этом аду, устроенном нацией “няшных анимешников” меньше ста лет назад. Да, продирает. Но это убедительность самих воспоминаний, а не повествования, которое буксует, спотыкается, слишком сентиментальничает и грохочет роялями по кустам.

Мугенцы предстают нелюдями, и причина тому, видимо, агрессивная пропаганда, которой их десятилетиями обрабатывало родное правительство. Никанцев они считают недочеловеками, убивают с изощренным садизмом ради развлечения. Я бы даже усомнился в том, логично ли так резко переламывать повествование, потому что никакого взросления остальной книги и героев мы не видим, а видим вставную главу. В остальном же — отношеньки в команде «избранных» и героиня, “некрасивая, но интересная” которая никак не может выбрать себе парня из трех кандидатов. Гаремник, анимэ. На фоне Нанкинской резни.

Впрочем, я против того, чтобы слишком уж придираться к книге, в которой

На обложке написано, что это ориентальное фэнтези от девятнадцатилетней девушки, это оно и есть, и в своей весовой категории очень достойно смотрится.

Хотите правду о Нанкине, читайте Айрис Чан.

Эдгар По очень талантливый автор, много сделавший как для жанровой (хоррор, детектив, фантастика про «затерянные миры») так «большой» литературы.

при этом По мог быть разным, и потусторонне жутким как Лавкрафт, и сюжетно увлекательным, как Конан Дойл, и философичным, и ироничным.

сказочная сатира, напоминающая чуть ли не Гоголя (Черт на колокольне), крепко закрученные детективы (Мари Роже, Улица Морг), фантасмагории (Маска красной Смерти), психологические (Черный кот, Сердце-обличитель) и мистические триллеры.

По было подвластно все и во всех жанрах.

он словно одновременно и создавал жанровые клише, и пародировал их.

но именно «женские» рассказы (Лигейя, Морелла, в какой-то степени Береника) автора, обычно подаваемые как сливки его творчества и включаемые во всевозможные антологии и хрестоматии, лично мне представляются едва ли не самыми слабыми из его разнообразного творчества.

ненатурально выспренний, искусственно экзальтированный, утрировано романтичный стиль изложения, архаичный даже для 19века (скорее всего этот язык был создан По в подражание раннему германскому романтизму) и очень банальные сюжеты оставляют читателя с недоуменным «что хотел сказать автор» и «ну и чем он так крут, этот ваш По?».

Реверте на исходе седьмого десятка добрался до написания книги об одном из национальных героев, или, принимая во внимание давность описываемых событий, национального мифа Испании.

Эль Сид, Родриго Диас Де Вивар — рыцарь XI века, герой многих битв и еще большего количества литературных произведений, от фольклорных баллад до классицистских пьес. Этот человек несомненно жил на свете и несомненно знал, с какой стороны держаться за меч. Подробности же остаются в тумане поэтических преувеличений, исторического ревизионизма, прямой пропаганды и контр-пропаганды.

Реверте как будто берет курс на «реализм» и общее снижение пафоса, которые вообще характерны для современной школы исторической прозы. Герои тут не говорят «высоким штилем» если речь не идет о принесении официальных клятв, войско озабочено не только подвигами, но и жалованием и поисками чем прокормиться, рыцарская честь — произвольный набор взаимоисключающих требований, которые к тому же можно вертеть как хочешь. И тд. и тп.

Но за всем этим в кавычках реализмом, у Реверте по прежнему бьется романтический пламень подростка, глотающего ПСС Дюма-отца. Потому «Сид», как и цикл об Алатристе лишь поверхностно прикрывает свою романтическую сущность вопросами обустройства биваков, врачевания ран и убийства некомбатантов. Все равно хочется сесть на коня, ухватить пику покрепче, дать шпор коню и поскакать на ряды... каталонцев.

Да, в книге мусульмане — мудрые, культурные и толерантные, с ними вместе можно и Богу молиться и в бане париться.

А вот в Барселоне окопались истинные изверги.

Все это настолько зеркалит современную «политкорректную» повестку, согласно которой завоз мигрантов из стран Магриба — необсуждаемая первичная ценность, тогда как каталонцев надо за попытку расширить автономию пускать под молотки, что прямо оторопь берет. Ненависть Реверте к Каталонии вообще периодически прорывается у него даже если книга про Трафальгард, что уж говорить о временах более далеких, когда этот славный город был одним из немногих на Иберийском полуострове, кто противостоял зеленому знамени? Такое прощать, конечно, нельзя.

Главный герой — служака, начисто лишенный стереотипно «рыцарских» черт вроде стремления к славе и возвеличиванию собственного имени. Это такой идеальный офицер «ограниченного контингента» в любой «горячей точке» мира, на каких автор за 20 лет работы военкором, наверняка насмотрелся. Сухарь, фанатик дисциплины и равномерного распределения пайка, в любой ситуации бережет людей и думает о боезапасе и рационе на следующую неделю. Достойный образ для истории об отступлении европейцев из колоний в 70-е годы XX века и ничего общего не имеющий с Сидом легендарно-историческим. Сид XI века не был идеальным крестоносцем, и его вполне можно было бы представить беспринципным головорезом, которому все равно кого рубить, но уж точно он не был и таким комбатом без амбиций и фантазии, истово служащим абстрактной идее правильной службы.

Что хорошо, как и всегда у Реверте, так это война, в самом деле пыльная, грязная, скучная, совершенно не грандиозная ни по масштабам, ни по задачам, ведущаяся в шкурных интересах циничными политиканами.

В общем, можно согласиться с автором одной из предыдущих рецензий — вестерн, опрокинутый в XI век, к тому же сильно политически ангажированный.

Тем не менее, смело рекомендую всем любителям Реверте лично, и «суровой средневековой войны» с мародерами, вспоротыми животами, копошащимися в ранах мухами и таранным ударом латной конницы. Если перечитали всего Бернарда Корнуэлла, то можно взяться и за «Сида».

Волею автора, несколько семей разной степени дисфункциональности оказываются в странном, сюрреалистическом междумирье. Как люди начитанные-насмотренные, они после краткой борьбы за рациональное объяснение и попытки найти что-то по автонавигатору, склоняются к мысли, что скорее всего, умерли, и это своего рода Лимб. Один из персонажей что-то слишком явно знает, другой слишком обо многом догадывается.

Переусложненная манера изложения не может скрыть явной ... даже не вторичности, а просто жанровой стандартности происходящего. Тут не только приходящие на ум в первую очередь «Лангольеры» сэя Стивена и культовый сериал LOST, но огромный массив текстов и фильмов на ту же тему.

Увы, скандинавская депрессивность, рефлексивность и неукоснительное следование всем трендам современной политкорректности, сыграли с книгой плохую шутку.

Имеются в наборе — жлобоватый пожилой бизнесмен с затурканной женой-домохозяйкой. Бывший звездный футболист, с женой-моделью (конченой психопаткой) и дочкой, которая иллюстрирует собой троп «зловещий ребенок». Смирный управляющий с женой и сыном, иллюстрирующим собой троп «славный мальчуган». Есть так же два здоровенных лба за сорок, у которых в прошлом по жене и ребенку, а сейчас они спят друг с другом. Ну, как без этого... XXI век все-таки...

Огромная часть повествования посвящена самокопанию героев, а так же копанию в их прошлом. Которое, у каждого, конечно, колоритное, но несколько искусственно колоризированное. Кто-то в юности был скином и избивал почем зря нищастных понаехов, кто-то до полста лет с сексуальной ориентацией не определился, кто-то в детстве чуть не умер и с тех пор боится, но не столько смерти, сколько жизни, кто-то мужу стрихнинчику подсыпал в «воспитательных» целях.... Хорошо написано, мастерски. Вот только очень много, очень подробно, и очень депрессивно. Перебор.

Кроме того, по замыслу автора, или случайно, все герои, даже те, кого он «подсвечивает», как положительных, люди исключительно неприятные. И это не то, чтобы в экстремальной ситуации проявилось, они всегда такие были.

Подробность, поминутное фиксирование событий, разбитое многолетними флэшбэками, столь утяжеляют повествование, что к тому моменту, когда начинается «страшное» (через несколько часов, по внутреннему времени романа), оно же «интересное», читатель уже вымотан, высушен и выпотрошен, чего желает и персонажам, кроме кошки и пса Бобби.

На самом деле последняя треть вполне динамично-увлекательна, а упомянутый в классификации жанра «сюрреализм», хотя и присутствует, но не принимает характера совсем уж невменяемой психоделики, то есть есть понять, что и с кем происходит, возможно.

Вот только способен ли на это будет вымотанный невозможными первыми 2/3 романа, и отвращением к героям, читатель, не ясно.

Книга содержит несколько убедительных в своей глючной зловещести, образов, довольно оригинальное мироустройство, но все погребено под тоннами скандинавской тоски и моральной рефлексии.

Очень увлекательная и легкая книга, идеальная для 13-летнего подростка и сохранившая свое обаяние и для 39-летнего мужчины, который этим подростком когда-то был.

Перед нами классические в каждой фразе и каждом повороте сюжета приключения.

Правда, фантастический формат позволяет автору совмещать сразу три «поджанра» приключенческой литературы.

Тут есть «вестерн», есть «фэнтези» и «космические войны».

Отдаленное будущее — человечество осваивает вселенную. Но осваивает так же, как прежде свою планету — хищнически, неразумно, в погоне за прибылью, калеча Природу и не обращая внимания на страдания малых сих.

В основе сюжета — противостояние зловеще-могущественной корпорации, и ставшего защитником интересов аборигенов, геолога Тераи Лапрада.

Сначала мы попадаем в «вестерн».

Энергичная журналистка отправляется на край космической Ойкумены, там ее проводником, охранником и неминуемо мужчиной мечты, становится крутой местный рейнджер. Форпост цивилизации среди дикости, грубые нравы мужчин фронтира (даже есть драка в баре!!!).

Рейд через малонаселенные земли, стычки с кровожадными дикарями и хищными животными. Пикировки главной героини и главного героя. Он, как и положено персонажу такого рода — человек двух миров, могучий воин-охотник, способный сломать хребет тигру, но и интеллектуал со своими претензиями к корпоративной «современности». Смесь Конана и кампусного «левака». Она — наивная, но с тягой к справедливости, которую не перебивает привилегированное происхождение. Скорее архетипы, чем живые персонажи, но это совсем неплохо.

Миновав дикие земли, герои оказываются в мире, напоминающем отдаленно Древний Египет, а читатель в «фэнтези». Тут будут и жрецы с их (фальшивой) магией, и вражда различных храмов, и придворные заговоры, а на помощь мечу приходится расчехлять автоматическое оружие.

Ближе к финалу Тераи и вовсе садится за штурвал своего звездолета.

Взрослым умом забавно воспринимается, как ловко автор сплетает ходы самого консервативного, самого шовинистического жанра колониальных приключений с антикапиталистической и антиколониальной риторикой, но что поделаешь — француз...

Все вышенаписанное, в общем-то можно смело перечеркнуть, потому что это ироничный анализ пресыщенного взрослого читателя, живущего через полвека после выхода книги.

«Львов Эльдорадо» надо читать в 11-13, потому что здесь есть драка в баре из-за чести незнакомой девушки, поединок с тигром, сражения в стиле «меч против пистолета», личный звездолет, укрытый чуть ли не в кустах, непобедимый Тераи и обаятельная Стелла, совершенно потрясающий разумный лев (мне как фанату львов, этот персонаж дороже всех прочих).

Во «Львах Эльдорадо» есть отвага, честь, идеалы, верность — все, чем так богата приключенческая классика. Именно это, а не сами по себе «джунгли, прерии, древние города» уже почти два столетия позволяют существовать и процветать почтенному жанру.

А социальная нагрузка, данная прежде всего через диалоги героев, не так уж глупа или бесполезна.

К тому же в сюжете есть намеки на то, что в этом мире существуют свои Странники. В «Горах судьбы«молодой Тераи столкнулся с неотличимой от магии технологией некоей высшей цивилизации. Вот и сейчас его, много прожившего среди аборигенов (у Лапрада была даже жена в одном из племен) волнует вопрос, ПОЧЕМУ ЛЮДИ ЗЕМЛИ И ЛЮДИ ЭТОЙ ПЛАНЕТЫ ПОЧТИ НЕОТЛИЧИМЫ?

Читать, обязательно читать!

Но лучше все-таки в отрочестве, чтобы потом, в зрелые годы, увлеченнее перечитывалось.

ps. оценку по объективным причинам выставляю умеренную, все-таки не только на шедевр, но и на какую-то веху в истории жанра, роман не тянет. Просто хорошая, старая добрая планетарная «приключалка», вестерн с бластерами.

в современном фэнтези количество авторов скоро сравняется с количеством читателей и потому тренды, моды, поджанры и субстили возникают в этой насыщенной среде стремительно.

правда так же стремительно умирают, но это уже другой разговор.

еще не так давно (хотя... двадцать лет минуло!) Джордж Мартин потряс основы жанра своей ПЛИО, всего-то привив изнеженному деревцу фэнтези веточку от горького исторического романа а ля Морис Дрюон.

но время летит, и «мартиновским» поджанром уже никого не удивить, авторы вместо того, что бы отправлять Рыцарей В Сияющих Латах через Зачарованный Лес на битву с Темным Властелином угрюмо штудируют исторические хроники и изыскания современных медиевистов, что бы в очередной раз «поразить» читателя открытиями вроде «а тогда все на улицу помои плескали» и прочими элементами натурализма.

Джо Аберкромби выскочил как раз на волне «мартиновского» фэнтези, смело вывалив на голову читателей все, что нахватал в книгах про Средние Века и в «окопной» прозе про Первую Мировую, снабдил это сакральное знание энергичным стебом, постмодернистским «обыгрывание жанровых штампов» и школярским цинизмом.

на этом месте мне надо уже прекратить рассказывать историю «новейшей формы дарк-фэнтези», и перестать поминать Мартина и Аберкромби, но без преамбулы никак, потому что рассматриваемый «Грозный отряд» Люка Скалла это практически фанфик на «Первый Закон» Аберкромби.

трудно даже понять, как относиться к такому плагиату, оно понятно, нот всего семь, а сюжетов по Борхесу вообще четыре, но есть же еще и аранжировка, в самом-то деле!

и так, мы имеем некий мир, который можно обозначить как фэнтезийный пост-ап.

пятьсот лет назад маги сумели свергнуть с небес и убить местных богов, от чего миру стал приходить медленный, но мучительный конец в виде недородов, гибели в морях рыбы, эпидемий, вторжений всевозможной оккультной дряни, и прочих напастей.

на фоне этих мрачных (и не лишенных своеобразной угрюмой красоты) декораций и разыгрываются драмы наших героев, которые один колоритнее другого, но колоритность эта такая, несколько искусственная, комиксовая, в общем, колоритность.

явно видны не только аберкромбиевские Логен (Бродар Кейн), Глокта (Эремул) и Джезаль (Даварус), но и чуть более старые, совсем уж традиционные для жанра персонажи вроде Палпатина (лорд-маг Салазар).

облив книгу желчью, я ставлю довольно высокий балл и советую читать всем, кто не ожидает от массовой литературы слишком многого.

потому что интрига закручена крепко, действие развивается динамично, герои снабжены нужным количеством индивидуальных черточек, что бы не слиться в массу, поединки энергичны, сражения грандиозны и кровавы, магия страшновата и непонятна.

все чего душа поклонника жанра фэнтези (в «темной», если угодно испостаси) взыскует.

ps. существует такой пренебрежительный термин «конина» для поточных произведений о похождениях Конана или иного Лишенного Рефлексий Крутого Чувака с Огроменным Мечом.

надо аналогичный придумать «логенина» не звучит «джезалиада» тоже как-то некрасиво, но идея в воздухе носится.

отличие от «конины» простое — тут Крутой Чувак С Огроменным Мечом обязательно будет Страдать от Рефлексий и Простатита.

любопытный рассказ-перевертыш в жанре триллера.

в титульную «Красную комнату» — клуб любителей странного, приятно щекочущих себе нервы, рассказывая страшные истории, заявляется эксцентричный господин, который признается в том, что совершил несколько десятков убийств, вернее — подстроил несколько десятков смертей.

он на глазах приятеля прыгнул со скалы, отлично зная, где нужно всплывать, а приятель не знавший этого, ударился головой о дно.

он указал слепому неверную дорогу, и тот упал в строительный котлован.

он бросил валун на железнодорожные пути, что бы спровоцировать крушение поезда.

понагнетав атмосферу, эксцентричный господин

что-то специфически японское, кайданное, в рассказе отыскать трудно, он мог бы принадлежать и английскому, и французскому автору.

больше Жан-Кристофов Гранже, каждому департаменту Франции по своему Гранже!

видимо под этим лозунгом брался за перо (садился за клавиатуру) французский автор Бернар Миньер.

небольшой городок в предгорьях Пиренеев сотрясают жестокие и театрализованные убийства.

учитывая, что в горах расположено особо тщательно охраняемое заведение для душевно больных преступников, ниточки ведут как будто к одному из его пациентов, но не все так просто...

мы имеем французский триллер as is: брутальный натурализм в описаниях убийств, дотошно воссозданные будни работы полиции, ГГ с традиционными семейными проНблемами и темной тайной в прошлом, маячащий на горизонте промышленный магнат с замашками средневекового лорда.

так же имеем довольно симпатичного главного героя, этакого копа-интеллигента, несколько ловких твистов, несколько ложных наводок, кучу интересных фактов о том, как живут маленькие города в Пиренеях, и явные подмигивания фанатам Ганнибала Лектера, в лице психопата-интеллектуала Юлиана Гиртмана, что скалится из-за решетки и знает о происходящем за стенами его тюрьмы, больше чем должен знать.

параллельно с майором Сервасом и его колоритной донельзя командой

все пронизывает идеология в духе того же Гранже

развиваясь большую часть хронометража в стиле «сурового, с элементами грязного натурализма» полицейского триллера книга в финале таки срывается во что-то среднее между

написано, в общем-то не хуже, чем пишет Гранже, хотя тот, конечно, и побрутальнее и понаглее, что ли.

хороший, что говорится, крепкий триллер, просящийся быть экранизированным: Гийом Кане в роли Серваса будет хорошо смотреться, а уж если Гиртмана найти харизматичного!

но поскольку собственного лица у автора нет от слова «совсем» оценка моя выйдет довольно средней.

Гранже я уже читал.

«Легенду о Монтрозе» сложно отнести к лучшим произведениям Скотта.

Биография писателя повествует, что писал (точнее диктовал) он книгу будучи тяжело больным. Якобы потом, когда роман был напечатан и автор поправился, то он не сразу узнавал созданные им же страницы. Так это, или имеет место некоторое преувеличение, мы уже никогда не узнаем.

Роман нельзя назвать водянистым или рыхлым, он напротив, до предела насыщен действием, только вот приличную часть объема составляют вовсе не приключения героев как таковые, а пересказ истории гражданской войны 1644-1646 «для начинающих». Открывать страницы истории Отечества дело, нет спору, хорошее, но зачем же втискивать совершенно энциклопедическое, почти не раскрашенное художественным элементом, изложение в роман?

И так, война между роялистами и ковенантерами.

Граф Ментейт едет к месту сбора роялистов и пользуясь случаем, вербует на свою сторону прожженного наемника капитана Дальгетти, только что вернувшегося с континента, где он успел повоевать под знаменами прославленного Густава Адольфа, каковой факт малость свернул ему мозги.

Вообще воинство роялистов оказывается крайне разношерстным — от городских милиций, до скатившихся с гор головорезов в пледах, которые живут так, словно время в их стране остановилось еще во времена Уильяма Уоллеса — у них еще луки в ходу, как двуручные мечи. Утонченные аристократы, которые пришлись бы ко двору и в Версале, оказываются на одной стороне с малограмотными полуварварами. И не только на одной стороне, но представителями одной семьи, одного клана!

Именно с горной, кельтской Шотландией, ее суевериями, бесконечными междоусобными войнами, горными тропами и зловещими замками, и связано лучшее, что есть в романе.

Откровенно говоря, при прочтении книги, я жалел, что Скотт практически не работал в малом жанре.

Потому что в «Легенде о Монтрозе» (сам маркиз является на страницах довольно поздно и остается лишь иллюстрацией к некоей небольшой исторической справке), содержатся и одни из лучших страниц, созданных Скоттом.

Это история Сыновей Тумана, проклятого, изгнанного клана, который разбойничает в горах. Сыновья Тумана — изгои без имени. Как можно догадаться их прообразом послужили легендарные МакГрегоры, могилу самого известного представителя которых по сей день украшает надпись MACGREGOR DESPIT THEM. Долгие десятилетия им было запрещено даже собственное имя, но упорные горцы не сдавались и партизанили в горах, скатившись до состояния чуть ли не первобытных дикарей. Понятно, что за время своего изгнания они запятнали руки такой кровью, что принимать их за «хороших» уже не получается.

Те, кому кажется, что «жесть» в литературе изобрели недавно, просто не читали, как Сыновья Тумана отрезали королевскому лесничему голову, напихали ей в рот хлеба и поставили на стол во время собственной пирушки. Не удивительно, что сын лесничего вырос малость помешанным и теперь устраивает на своих врагов натуральные охоты, таскает с собой уже их отрубленные головы, которыми похваляется в обществе...

Да, повесть о МакГрегорах, напиши ее Скотт, могла бы затмить многие его признанные шедевры!

Вот только эта история идет где-то по краю повествования, а в сердцевине романа даже не война Монтроза и Аргайла (который в отличие от соперника вышел весьма колоритным, хоть одномерным персонажем), а очередной безликий аристократ Ментейт , в эту войну ввязавшийся.

В «Легенде о Монтрозе» в общем-то некому сочувствовать.

Ментейт традиционно для скоттовского главного героя бледен, а когда в нем прорывается личность, эта личность скорее несимпатична, потому что скроена сплошь из сословных предрассудков. Дальгетти напротив, не лишен харизмы, но ведь наемник, которому вообще все равно кого резать, мародер и любитель занудного, выспренного юмора, которому его научили во дни попыток придать высшее образование.

Эннот — условный штамп «прекрасной леди», Алан Кровавая Рука — психопат-убийца разговаривающий с отрезанными головами. К тому же он видит будущее и явно пришел из какой-то другой, лучшей книги. Аргайл — коварный интриган и при том — ханжа-пуритатин.

Все прочие в большей или меньшей степени — или «циничные политики» или бессовестные авантюристы. Какая-то неоднозначность есть только в Раналде — старом вожаке Сыновей Тумана, при всей своей жестокости он не лишен некоего «второго измерения».

В финале его внук, местный «Маугли» Кеннет уходит в горы, сунув за пояс старый кинжал и препоясавшись ветхим килтом. А значит война Сыновей Тумана продолжится и вне страниц романа.

С учетом трагических обстоятельств написания «Легенды о Монтрозе», и некоторых по-настоящему блестящих, глав, я склонен простить классику, хоть он в моем прощении и не нуждается, вымученность иных страниц и некоторую сухость изложения.

И все-таки, жаль, что Скотт не посвятил кельтам в килтах побольше времени и сил...

не слишком люблю выступать в роли «того мальчика из сказки, который крикнул, что король голый», тем более, что я не имею сказать, будто бы король голый, то бишь Теорин — плохой писатель выскочивший на волне моды на скандинавский нуар.

потому что писатель он неплохой.

он знает и любит, то о чем пишет (жизнь в провинции отрезанной от большого мира), он умеет создавать живых персонажей, он умеет закрутить детективную интригу, поддать мистического тумана и напустить тотальной меланхолии и ипохондрии.

вот только ничего действительно потрясающего и превышающего «крепко-средний уровень» скандинавской литературы (вообще очень высокий крепко-средний уровень, к слову сказать), тут нет.

это «формульная» литература в которой 101% скандинавские ингредиенты как-то: детектив на тему «семейных скелетов в шкафу», ностальгия по давно минувшему детству, белые ночи, полярная зима, наследие жестковыйного протестантизма и навеянная всем вышеперечисленным тотальная тоска уложены в 101% правильной пропорции.

может быть против меня играет излишняя начитанность и насмотренность, но еще Ингмар Бергман эту культурную традицию начал, Пер Валё с супругой подхватили, Хеннинг Манкель развил, Стиг Ларсон принес в массы, а Линдквист смешал со Стивеном Кингом. сериал еще есть про Варга Веума.

хороший шведский детектив, хороший.

так шведские детективы все хорошие.

неожиданно мощный хоррор, особенно хороший тем, что автор

1. не стал использовать знакомые из массовой культуры образы «вампиров» и «зомби», а на основе русского фольклора создал ПО НАСТОЯЩЕМУ жутких и странно правдоподобных УПЫРЕЙ.

2. писал чистый жанр с целью развлечь и напугать, не отяжелее произведение глубокими думами обо всем сразу и традиционной для русской прозы публицистичностью и «идейностью».

Очень мрачное-кровавое дарк-фэнтези, достаточно формально помещенное в космический антураж.

Конрад Керз здесь — классический фэнтезийный Темный Властелин, совершающий все классические для этого типа злодеев зверства и ошибки. Перед нами предстает уже готовый лорд хаоса, сродни персонажам Муркока, строящий замки из крови и башни из содрогающейся плоти. Его трон из костей, его мантия из содранной кожи. Впечатляет, я вообще хоррор люблю . Другое дело, что попытка как-то заземлить и психологически мотивировать такую фигуру не удается и не может удасться. Выходит обычный маньяк. Сексуально фрустрированный (не ожидали от примарха, а вот оно как...) психопат-каннибал. Грязный и с сальными патлами, более-менее Джеффри Дамер.

Деградация примарха столь стремительна, что закрадываются мысли об изначальном браке, заложенном в его генокод. Ещё недавно (по космическим меркам) он повелевал легионами и планетами.

И вот — на карачках перемещающийся по своему царству ужаса выродок... Что превратило величественного, хоть и жестокого воителя в такую тварь? Влияние сил Хаоса или некая внутренняя поломка? Ну, не тяжёлое же детство...

Помимо препарирования личности Конрада, мы не слишком много узнаем о мире Сорокового тысячелетия и Великом Крестовом Походе. Но объем книги этого и не предполагает.

Если часть повести, посвященная прошлому примарха, ещё содержит в себе какие-то оригинальные сюжетные линии, то в «настоящем» идёт монолог, едва ли не исповедь Ночного Призрака, который ваяет из ещё трепещущей плоти статую Императора и обращается к ней с риторическими вопросами.

В качестве других действующих лиц появляются такие известные хаоситы, как Яго Севатар и Зо Сохаал, выглядящие намного разумнее своего «отца». Севатар так и вовсе глумится над мрачно-пафосным прародителем, который пытается объяснить свое изуверство общей несправедливостью вселенной. Тогда как виноват только он сам. Яго это понимает. Читатели — не всегда.

Конрада, в отличие от его жертв, ни капли не жаль. Хотя бы потому что он, при всех своих сверх-силах, даже не попытался исправить мир к лучшему. Он не пытался обуздать свое безумие, во-первых. А во-вторых, он ни разу, ни на миг не усомнился в истинности видений, приходящих из Варпа...

И таким образом , немало поспособствовал тому, что пророчества оказались «самосбывающимися».

В целом, книгу, можно смело рекомендовать всем любителям хоррора. Она не то, чтобы страшная в нагнетании саспенса, но переполнена сплаттер-эстетикой. В деле творения личного Ада, Конрад преуспел.

Парадоксальным образом , «Ночной призрак» наследует и старинному Романтизму. А именно в деле романтизации Сатаны, падшего ангела, с которым безумный примарх имеет немало общих черт. Он живёт в Аду, где он хозяин и он же первый узник, страдает от богооставленности, бросает не слышащему его Отцу вызовы и тп. И у него длинные черные волосы.

Но, как сказал Габриэль Люциферу в финале фильма «Пророчество», посвященного другой Войне в Небесах. «Ты живёшь в подземелье и ешь людей, ты ничтожество».

Рок-музыка и фэнтези крепко связаны, тексты тяжелых групп часто представляют из себя натуральное фэнтези, есть и концептуальные альбомы и тематические группы. Долгие годы фэнтези выступало скорее донором, но настала пора року отдавать долги, делиться своей энергетикой и штампами.

В книге, как замечают все рецензенты до меня, «наемники-борцы с нечистью» неотличимы от рок-музыкантов, разве что физически покрепче. А так — те же выступления на аренах, причудливые прически и одежды, рев приветствующей толпы. Вечная дорого от города к городу в поисках бОльших площадок для выступлений. Разгульный образ жизни, многих перемоловший и погубивший, но все равно безумно привлекательный для молодежи. Выступления то на огромных аренах, то в провинциальных дырах. Мечты об «обычной жизни» при полном понимании их невоплотимости. Потому что те, кто сошел с дороги, обзавелся семьей и решил поберечь печень, так же несчастны как и те, кто просыпается с похмельной головой в фургоне, стоящем посреди нигде. Поклонницы и поклонники. Братство внутри «банд», иногда превращающееся в такую грызню, что только держись. Ну и тд. и тп.

Плюс, формат «банды» с обязательным наличием вожака, фехтовальщика, мага, силача и барда позволяет не только поглумиться над стандартностью «команд приключенцев» в фэнтези, но и провести прозрачные параллели с наличием в любой группе гитариста, басиста, ударника, вокалиста и клавишника. Шутки про басистов, сочиняемые по большей части самими воинами четыре струн, прилагаются.

Побитый-поломаный-пропитый герой былых дней Золотой Гейб (явно вокалист) собирает старую банду. В строй снова становится выбравший семью и здоровую печень, но угрюмо всем этим недовольный силач Клэй, (всем басистам басист). Ожиревший и одуревший от жизни рогоносца и подкаблучника Матрик с его двумя кинжалами, намекающим на то, что он тут за барабанщика. Оскорбевший разумом маг Аркандиус с клавишной фамилией Муг и нетрадиционной ориентацией в анамнезе (у него от неизлечимой болезни умер супруг Фредди, такая загогулина). И наконец из небытия воскрешают Ганелона (соло-гитара?) двадцать лет проведшего в магическом сне и от того ни на день не постаревшего.

И отправляются они спасать дочь Гейба, попавшую в серьезную заваруху...

Книжка в общем-то легкая, приятная, забавная. Хорошо, беззлобно, но остроумно высмеяны и рокеры и авторы фэнтези-эпопей. Юмор и забавный и не похабный. И мир при всей стандартности весьма живой. То есть стереотипные «мрачный город» « заплеванный кабак» и «зловещий замок» в наличие, но обрисованы не одной строчной, пространство вокруг не кажется пустым, не выглядит построенной только для приключений ГГ декорацией. Наоборот, прописаны и природа и население, и фольклор и все это живет, бурлит и кипит, вызывая желание почитать что-то еще. Топонимика в духе Крайний Океан, Зловещая Жуть и Зеленая Пучина, улыбает, а вот сами местности прямо встают перед глазами.

Но есть некоторый внутренний разлом, который вообще для нынешней волны фэнтези. Авторы будто стесняются своей любви к старомодному героическому жанру и все норовят подать его под соусом иронии, стеба, обыгрывания штампов и тп. Только долго не выдерживают и со второй трети книги обычно срываются на жанровые стандарты, которые уже особо «иронически» и не «обыгрывают».

Пародия вдруг перестает быть таковой, герои начинают страдать, умирать и превзмогать совершенно всерьез. Когда самому обаятельному из местных персонажей отрубают руку и сбрасывают его со скалы, а он там, чудом выжив, перемотав обрубок, начинает по пояс в снегу, на силе воли и чувстве долга, искать путь наверх, это уже не смешно. Да и масштаб события обретают почти апокалиптический... Неплохо продуманная роль магии и местной мифологии тоже работают на этот эффект.

В общем, смело рекомендую всем любителям боевого фэнтези, да наверное, и многим любителям «тяжеляка», очень уж забавно читать о «бандах» с названиями типа «Железная дева» или «Крысиный салат».

Но надо помнить, что это полу-сатира, полу-чистая-героика, то есть у местных эльфов уши как у кроликов, и они ими все время норовят «прянуть», а в схватках нож в кишки засаживают будьте нате, как у Корнуэлла.

«На высоте» — самый сильный и оригинальный рассказ сборника «Странная погода», не лишенный однако, некоторых недостатков.

Главный герой — молодой музыкант, парень принципиально, не героический, оказывается в совершенно дикой, сюрреалистической ситуации, которая, находит себе естественно-научное

Во время прыжка с парашютом, он и куда более опытный инструктор, врезаются в... ОБЛАКО!!!

Встреченное на пути облако оказывается плотным, будто сделанным из резины, инструктору столкновение стоит тяжелейших травм, а пассажир отделался легким испугом.

Но что теперь делать в лишенном воды, еды, тепла и надежды, пустом мире среди облаков?

Пленившее незадачливого парашютиста, облако, обладает зачатками разума, и кажется, сознательно не желает причинять зла своему пленнику. Оно пытается, читая мысли человека, заботиться о нем, изваяв и кровать, и прочую мебель, и даже санузел, а один момент и вовсе приходит среди ночи, приняв облик оставшейся на земле девушки. Вот только, создать из серебристого тумана пригодную для употребления пищу невозможно, а спускаться к земле облако не будет...

Сумеет ли парень вывернуться, или ему суждено присоединиться к пассажирам старинного воздушного шара, чьи скелеты он обнаружит среди сгустившегося тумана?

Проблема «На высоте», лично для меня, в том, что по-своему увлекательные и душевные, флэшбэки, посвященные жизни до злополучного прыжка, слишком уж громоздки, перетягивают одеяло на себя и годятся на то, чтобы дорасти до размера отдельного произведения, которое может встать на полку «современный любовный роман». История, в самом деле интересная, и про маленький оркестрик, который умудряется зарабатывать на концертах, и про «проклятие френдзоны», и про то, то современный человек перед лицом смерти думает о том, как он смотрится в инстаграмме.

Но что там с разумным облаком-то?!

По итогу оказывается, что

В мире живет и работает огромное количество писателей, которые вдохновлены Стивеном Кингом.

А некоторые так не просто «вдохновлены», а вообще шибануты головой о шкаф с Полным Собранием Сочинений живого классика всех остросюжетных жанров.

Мог ли писатель Джо Хилл, который, как ни для кого ни секрет, приходится Стивену родным сыном (Хилл — даже не псевдоним, а всего лишь второе имя), вырасти свободным от влияния мэтра?

Вообще-то да, мог бы. Потому что, семья определяет не все в нашей жизни.

Но так вышло, что Джо оказался сыном Стивена только во плоти, но и в творчестве.

Сюжеты, персонажи, атмосфера, юмор, фирменные обращения напрямую к читателю, сочетание сентиментальности с жестокостью, а грубости с неким ханжеством, все это у Хилла в точности такие же, как у отца. Правда, некоей доли стивеновского «теплого, лампового» обаяния, проза Хиллстрома Кинга, не добирает. Потому, что Кинг-старший сам изобрел этот стиль, а Кинг-младший в этом стиле просто работает.

На сем можно бы перейти к более подробному разбору самого рассказа, но преамбула, посвященная Стивену Кингу и его влиянию на поколения хоррор-авторов, по сути и есть рецензия на «Моментальный снимок».

Тут все, ну то есть ВООБЩЕ ВСЕ, как у Стивена в блаженные Восьмидесятые.

хотя Вагнер является одним из моих любимых фэнтези-авторов, следует признать, что написание романа о Конане для него было просто сторонней подработкой, к которой он отнесся довольно легкомысленно.

хотя роман и является крепко сколоченной работой, уверенно следующей по канве «пастиша о Конане, созданного авторами 70-х», в то, что он написан рукой человека, который создал «Месть Линортиса», «Темную богиню» и «Глубокое течение» верится с трудом.

думается, что в никак не относящихся к Конану произведениях Вагнера можно найти больше «духа Говарда».

Конан выступает в роли своего рода «революционного генерала» во время сверженния монарха в Зингаре.

король Риманендо изображенный, (как почти все фэнтезийные деспоты) не как «жесткий, авторитарный правитель, преследующий некие цели», а как одуревший от пьянства и вседозволенности, почти пародийный в своей развратности и трусости «Нерон», был свергнут с престола заговорщиками. в рядах последних есть и идеалисты из числа грамотных, и оттесненные от кормила власти представители старых дворянских родов, и преступные элементы, и один изгнанный из Стигии маг...

по завету отца-основателя серии «революция устанавливает худший режим, чем свергла» и события начинают развиваться по мотивам якобинского террора («революция пожирает своих детей»).

Конан, в версии Вагнера отчего-то приобретший никак не свойственную ему в оригинале религиозность (все время его тянет перед важным делом помолиться), но в общем поданный с достаточным уважением, выступает в роли военного вождя восставших и исполнителя «особых поручений».

к распрям в рядах мятежников примешивается зловещая древняя магия, поднятые со дна морского каменные (кто сказал терракотовые?!?) воины некоего древнего короля, которые некогда решили исход восстания, а ныне остаются абсолютным оружием в руках мага, преследующего свои, иные цели.

противопоставить что-то колдовству стигийца может только магия Пиктской Пустоши, куда Конан и отправляется, преследуемый кровожадным умертвием...

несколько схематичное изложение, ярко, но довольно условно обрисованные герои (если уж «молодой идеалист» так идеалист, если уж «деспот», так деспот, некая многомерность есть только в бандитском главаре, превращающемся в местный аналог Робеспьера), достаточно вольное обращение с говардовскими входными данными можно отнести к недостаткам романа.

в плюсах — прорывающаяся временами истинно-вагнеровская мрачновато-обреченная атмосфера, элементы хоррора, зловеще и неприглядно поданная некромантия, угрожающие именно своей правдоподобностью (несмотря на армию големов) описания гражданской войны, политических «чисток» и террора, приведших к запустению и разорению страны.

я поставил 7 из 10, из которых один балл накидываю именно за описания постреволюционного террора.

основная проблема этой книги Кинга (в отличие от большинства произведений классика ее временами просто трудно читать) не в излишней жестокости, физиологичности или феминистском месседже.

Кинг и раньше любил шокировать кровавым мясом, вызвать отвращение натурализмом, а уж «женских» книг у него хватает, взять хоть «Роза Марена» или «Долорес Клейборн».

беда в том, что сюжет книги, ход «герметичного ужаса» (один герой, запертый в помещении из которого не может выбраться) сам по себе и увлекательный, и шокирующий, категорически не хочет растягиваться на полновесный роман.

рассказ, небольшая повесть с таким сюжетом — отлично.

но роман?

автору приходится искусственно раздувать объем книги, прибегая к экскурсам в далекое (и не очень) прошлое и тому, что принято называть «изощренным психологизмом», но в данном случае копошение в мыслях героини обретает характер «литья воды».

да, тут есть чему ужаснуться, чего испугаться, над чем подумать, но при этом через текст порой приходится продираться, как через терновник.

есть такой же момент в другом «женском» романе Кинга — «Истории Лиззи».

при всем уважении к мастерству автора, и сочувствии к Джесси, моя оценка будет средней.

действительно страшный несмотря на отсутствие кровищи и жестокости (хотя начиналось уже....) рассказ, в котором распад психики показан словно бы изнутри.

и пугает больше, чем Великие Древние или старые добрые вампиры, потому что Азатот на пороге возникнет едва ли, да и Дракула маловероятно заглянет в гости, а вот знакомец, у которого несмотря на хорошие манеры и бойко подвешенный язык мозги давно набекрень, и который от мистического страха перед миром хочет СПРЯТАТЬСЯ В ТЕБЕ — вполне реален.

Думаю, все читатели знакомы со скандинавским нуаром, специфическим литературным направлением, если верить авторам которого, население Швеции, Дании, Норвегии и Исландии состоит из коррумпированных политиков, серийных убийц и полицейских-алкоголиков. Оставшуюся часть составляют матери-одиночки с трагичной судьбой. Жанр настолько погружен в себя и настолько разработан в мелочах, что как-то выделиться в рядах писателей, которые в нем работают, почти невозможно.

Но молодой швед Никлас Натт-о-Дагг, таки сумел!

И довольно простым приемом — опрокинул триллер с маньяком, политической коррупцией, следователем-алкоголиком и матерью-одиночкой с трудной судьбой, на двести лет в прошлое.

Самый конец «галантного» века, во Франции уже революция, а в Швеции, этом медвежьем углу Европы — свой политический кризис, тяжело пережитое поражение в войне, хроническая бедность, плюс общая грубость и грязь повседневных нравов, еще вполне средневековых.

На этом-то фоне однорукий постовой Микель Кардель, измученный послевоенным ПТРС и пьянством, берется за расследование зловещего «глухаря». Ему довелось выловить из грязного пруда чудовищно изуродованное тело, но умер несчастный не от того, что ему отпилили руки-ноги, вырвали глаза и язык, а от банальной пневмонии, то есть в состоянии такого обрубка он жил, и судя по состоянию ран, довольно долго. Помогать полиции берется интеллектуал Сесил Винге, молодой человек многих талантов, но увы, умирающий от чахотки...

У каждого автора свой способ достучаться до читателя. Натт-о-Дагг решил сломить стену читательского недоверия («это все не настоящее, зачем мне переживать за выдуманных людей») беспримерным натурализмом и жестокостью. Не то, то, чтобы во времена сплаттера кого-то еще можно шокировать кровью-кишками-расчлененкой, но в том-то и дело, что в сплаттере гной-кровища-блевотина-насилование-трупов даны в заведомо утрированном, гротескном ключе, а тут — как будни убойного отдела.

Правда лично мне, при всей симпатии к Карделю (Микель, да бросай ты уже казниться и пить как не в себя, ты ж молодой еще здоровый мужик, без одной руки жить можно, благо у тебя в оставшейся сил как у другого в обоих ногах, и башка у тебя не такая тупая, как ты любишь говорить...), так и не удалось полностью поверить автору. Собственно образ заглавного героя — главная удача писателя. Все остальное варьируется от «так себе» до «что за фигня».

Собственно детективная линия — ОЧЕНЬ слабая. Причем не концептуально («хитрые планы гениев зла бывают только в бульварном чтиве, в жизни все проще и скучнее»), а именно по исполнению. Автор плохо и завязал и развязал узлы интриги, метод раскрытия преступления вообще критики не выдерживает, а ведь я ни разу не следователь. Герои вынуждены прямым текстом, в лоб, рассказывать, разжевывать то, что вообще-то надо уметь растворять в самом сюжете и деталях, оттого все, вплоть до случайных громил, бесперечь исповедуются друг другу, но в основном Карделю. Который, к слову, единственный живой персонаж.

Уже его напарник, более менее функция — «тощий интеллектуал — эмоциональный инвалид», (Камбербатч в роли Шерлока), а прочие так и вовсе говорящие головы.

Две четверти книги вообще почти не имеют отношения к центральному сюжету. Они не плохи сами по себе, но это две разные повести, просто их события происходят в том же Стокгольме. Конечно, эти персонажи возникнут в развязке, и сами по себе их судьбы трагичны, но полное впечатление, что открыл другую книгу, пусть и тоже про Швецию на исходе XVIII века.

В итоге много социальной чернухи (работные дома, бедность, бытовое и сексуальное насилие, ужасающая хрупкость обретенного на миг благополучия), что не может не производить впечатления. Над историческим фоном автор, несомненно, поработал. Но нанизано все на очень рыхлый и плохо прописанный детективный сюжет, который, кажется, не слишком интересен даже автору.

Может быть честнее было написать просто «исторический роман про тяжелую жизнь низших сословий в XVIII веке», чем так мучиться.

Оценку меж тем, ставлю довольно высокую. Только это не детектив, не триллер.

У Лизы (Лизи) Лэндон умер муж. Скотт был знаменитым писателем, автором хоррор-бестселлеров, человеком богатым и востребованным. Но все это не помогло. Умер. Безвременно (и пятидесяти не было), от неведомой болезни, скоропостижно (еле успели проститься).

Другая, пожалуй, радовалась бы — Скотт был человеком тяжелым (алкоголь, вспышки гнева или наоборот, депрессии, крайний эгоцентризм, все прелести творческой натуры), а оставил ее, женщину в возрасте «баба ягодка еще» с 20 000 000 долларов. Но Лизи действительно сильно любила мужа, к тому же за четверть века настолько привыкла быть «женой СКотта», что даже через два года после его кончины, по-настоящему в себя не пришла. Еле-еле собрала она силы, чтобы заняться архивом мужа, где по мнению некоторых полоумных фанатов, должны скрываться великие шедевры и ужасные тайны. Но Лизи-то как раз уверена, что никаких шедевров «в стол» ее супруг не писал. А вот кошмаров в его жизни хватало. Невыдуманных кошмаров, связанных с тем, что можно понимать и как дурную наследственность и как семейное проклятие.

И вот стоило Лизи взяться за бумаги, как что-то в мироздании будто переломилось, ее унылое межеумочное существование стремительно покатилось в разверзшийся в Ад, на дне которого смешались семейные тайны покойного Скотта, его безумные фанаты, считающие любимого автора чуть ли не пророком, психические проблемы в семье самой Лизи. И где-то позади — Длинный Парень, неведомая тварь с бесконечным пегим боком, который там, во Тьме... закусывает...

В моем описании, получается едва ли не боевик, но хотя все это — кошмарные воспоминания Скотта о детстве, охота безумца за рукописями кумира, путешествия между мирами, убийства и самоубийства, будут, по сути перед нами очень неторопливый и печальный роман. Отчасти история любви, отчасти история потери. Повествуя об отношениях Кинг умудряется взять странную, одновременно лирическую и трагичную ноту. Четверть века это много. Вся молодость и то, что за ней. Все было, и хорошее и плохое (больше, конечно, хорошего), а теперь нет ничего. И как теперь жить? И зачем? Наверняка, в Лизи и Скотта вложена немалая часть Стивена и Табиты. Многие женщины-читательницы утверждают, что Стив как никто из авторов-мужчин, верно понимает женский образ мысли. Поверю на слово, я-то — мужчина.

Кинг есть Кинг, психологизм на величайшей высоте.

Но у книги есть и заметные недостатки.

Во-первых — вода. Ее тут много. Я не ожидал лаконичного боевика, я морально готов к неторопливо разворачивающейся драме, которая очень медленно обращается в мистический детектив и только потом — в полновесный хоррор. Но сверхподробные описания повседневности, да еще и пересыпанные брендами, это уже слишком. «Встала, почистила зубы пастой такой-то, разогрела готовое блюдо такое-то в микроволновке такой-то, протерла мебель средством таким-то». Страницами. Можно было меньше.

Во-вторых — «матрешечная» структура повествования. Лизи-2006 вспоминает как в 1996 она вдруг вспомнила, что случилось в 1979, а в 1979 она узнала что случилось со Скоттом в 1965... При этом в «настоящем» то есть 2006 проходит трое суток, а в прошлом — вся жизнь. Это по-своему мудро, мы проживаем жизнь, чтобы потом лелеять воспоминания, но на бумаге выглядит не столь естественно, как в жизни, где действительно, пока шкаф разберешь, такого передумаешь,.. Голова читателя идет кругом, и внятного объяснения такой переусложненной на ровном месте, системе, нет. Или есть такое — Стивен Кинг решил поразить критику своим техническим мастерством.

Третий недостаток говорит скорее о том, что не всякое слово хорошо поддается переводу. Юмор (и брань, например) очень трудно переносятся на чуждые реалии, нет у принадлежащего к другому языку и другой культуре, читателя, необходимого контекста. Так что, верю, из уст полоумного садиста Спарки Лэндона все эти «святомамкины сиськи» звучали похабно, а у обаятельного Скотта аббревиатура SOWISA выходила и забавной и многозначительной. Но перенесенная на русский да еще и напечатанная на бумаге, СОВИСА, как и всевозможные внутрилэндоновские словечки вроде «инкунков», попросту невыносимы. Жаргона слишком много, а нашем случае, он еще и не лучшим образом переведен/транскрибирован, что вместе с «тарантиновским» построением нарратива, не оправдано утяжеляет восприятие книги, в общем-то ясной и по-кинговски остросюжетной.

Меж тем в реальном времени, Лизи вынуждена не только отбиваться от маньяка, вспоминать подаренные ей Скоттом навыки открывать двери между мирами, улаживать какие-то повседневные дела вроде перевоза мебели, но заботиться о здоровье внезапно заскорбевшей разумом старшей (самой старщей из бесчисленного выводка папани Дебушера) сестры.

Как и все «женские» книги Кинга, «История Лизи» полна своеобразно понятого им феминизма. Как известно, ничто не способно вызвать такое желание умереть бездетным холостяком, как душевный фильм во славу семейных ценностей. Так и здесь. История сер... нет, не серпентария, змеи твари мерзкие, но есть в них смертоносная грация, история КУРЯТНИКА сестриц Дебушер, которые от пубертаного неадеквата дружно движутся к старческому маразму, проскочив иные стадии развития, это какой-то очень уж своеобразный феминизм. Автор может быть и хотел воспеть женскую силу, смекалку и взаимовыручку, но получилось только то, что у большинства женщин (Лизи тянет на исключение) надо отобрать право голоса, право открывать счет в банке и водительские права тоже. Потому что они со своей «тайной женской мудростью» такого могут натворить, что лучше уж сразу атомной бомбой.

В книге есть эпизоды, которым я бы поставил твердую «десятку» —

Довольно странный «семейный триллер».

После того как автор долго и с ненужным тщанием восхищается физическими статями некоей семейной пары, оказывается, что в личной жизни у двух картинных красавцев — не все в порядке. Уже эта вводная часть, посвященная тому, у кого какие бицепсы и икроножные, говорит о том, что Лондон, очевидно, устал от писательства, и откровенно «гонит строку». Но после того, как парочка «сверхлюдей» подробно описана, мы становимся свидетелями разлада в благородном семействе.

Обычная ревность — у нее появился, точнее вернулся из прошлого, ухажер, на фоне которого ГГ, привыкший считать себя высшей кастой, уже не чувствует особой уверенности в себе.

Совершенно запутавшись, да еще и злоупотребив «веществами» он устраивает супруге такой «тест на верность», что узнай она о его истинных мотивах, убила бы точно.

Увлекательно и не так уж неправдоподобно, в порыве ревности люди и не то творят.

Но Лондону не хватило как ни странно, цинизма, он так и остается романтиком.

Если бы за тот же сюжет взялся, например Хемингуэй или Стейнбек, что было вполне в их духе, то думаю

Я потому так сбился на фантазию о том, «что было бы если бы этот сюжет написал другой автор», что очевидно, как Лондон выступает первопроходцем еще одного важного, в американской литературе, жанра.

Выдержанной обычно в манере приземленного, реалистичного приключения «истории о том, как семейная пара прошла по грани и кое-что видимо, для себя уяснила».

Энергичный, лихой, но уступающий основной серии, спин-офф истории Черного Отряда.

Властелин уничтожен, но излучаемые им эманации Зла все еще сильны. А сильнее того — обычная жадность. Четыре мелких уголовника решают укрась (ну а чо бы и не-то? хабар есть хабар!) серебряный клин, в который маги заточили душу местного Саурона. Как известно, наглость в сочетании с глупостью — страшная сила, едва ли не сильнее всех остальных, имеющихся в распоряжении Человечества..

Клин-то они из священного древа извлекли, но кому такое продать?

И завертелась криминальная история в духе Гая Ричи, только вместо дипломата с купюрами — магический артефакт.

Книга написана в более легком ключе, главы идущие от лица Кейса — сплошной стеб-перестеб, сочные солдатские словца и скептичное отношение к словами красивым... Правда непонятно, где парень так изменился, в предыдущей книге был скорее полоротый салага, воловьими глазами смотрящий на брутального Ворона, а тут Ворон ему скорее балласт в его собственных подвигах. Ну ладно, спишем на то, что война способствует быстрому взрослению юношей.

И вот, весь городок Весло с выселками парализован, комендантский час, чума, политический кризис и бандитские разборки вокруг титульного Серебряного клина, а тут еще и Хромой возьми да и воскресни.

Откровенно говоря, линия похождений Хромого и возникшего чуть позже воздушного флота Душечки/Белой Розы, временами столь гротескна, что наводит на мысль о самопародии.

Зато история братцев Стахов, незадачливого Тимми и загадочного Рыбака — полновесный триллер/криминальная драма с жуткими напряженными сценами преследований и пыток, сложными моральными выборами, колоритными образами героев и таким черным-черным язвительным юмором, что забываешь, про фэнтези как fantasy, то есть жанр сугубо эскапизму посвященный, никак с насущной реальностью не пересекающийся.

Что же до разрушенного в глазах фанатов образа over-крутого Ворона, который тут якобы мямля, так то не Кук переписал персонажа, и даже не сам Ворон «постарел и сильно сдал из-за выпивки». Это просто Кейс смотрит на товарища взглядом язвительного, земного крестьянского паренька, которому аристократические заморочки до фонаря. Если убрать ерничество Кейса, то видно, что немолодой, весь израненный, рефлексиями и выпивкой подточенный, Ворон творит вещи, которые мало кому под силу. А его «Санчо» знай похохатывает. И тащится следом.

Как обычно у Кука очень динамичный и емкий текст, лишенный модного нынче литья воды по поводу и без.

Но не без самоповторов (явное второе издание истории Шеда из «Тени сгущаются» в истории Стахов) с некоторыми заметными провалами в чувств мера и вкуса.

Рекомендую тем читателям, кто готов воспринимать текст на границе между «темным» и юмористическим фэнтези.

небольшое вступление.

champion слово старое и обозначало раньше именно избранных бойцов, лучших воинов, «первый меч графства», которые участвовали в «судебных поединках», где индивидуальное воинское искусство и отвага могли разом решить судьбы многих людей.

именно в таком качестве — «первого меча», не столько даже полководца, сколько лучшего бойца, Конан тут и выступает, но в общем-то понятно, почему «чемпиона» в переводе заменили «победителем», в настоящее время «чемпион» прочно ассоциируется со спортивными соревнованиями.

пространства «к северу от моря Вилайет» описаны слабо, большинство автором помещает туда то, что в классическом хайборейском мире отсутствует, но использовать хочется.

Робертс там решил поместить... нет, не «викингов», викинги это «морские короли», связанные с морем как ниточка с иголочкой, но вполне себе «варваров-германцев».

Тотила, Одоак, Рерин, Альквина, Лиовигильд, строй переходный от «военной демократии» к феодальному, крошечные «королевства» которые за день проехать, лобовая военная тактика, неказистый варварский быт...

правда Имир послушно играет роль Вотана, как завещано классиком, но нибелунги все-таки появляются, соблазн был уж больно велик, понимаю.

Конана часто отправляют совершать подвиги в «экзотические» места, а вот на родном для него Севере он появляется много реже, так что странным образом именно в таком антураже он выглядит свежее и оригинальнее, чем в джунглях на краю мира или в Вендии.

три небольших государства пребывают в состоянии вялотекущей войны, но это должно чем-то уже закончится, причины тому амбиции самого сильного из правителей — Тотилы, бывшего разбойника, который мечтает о превращении архаичных варварских земель в единую державу.

при этом Тотила ясное дело, не мудрый реформатор, а вполне себе «злодей» в плаще из скальпов убитых им воинов и вождей, а помогает ему гиперборейский чародей.

едва ли не только от скуки решив повоевать, Конан становится на сторону Альквины и зимняя кампания разгорается.

нашествие поднятых магией гиперборея умертвий, неестественный мороз, суровые бородатые воины пирующие в зале примитивного замка, все это в общем-то «мое» по ощущениям, мне исторические Темные Века интересны, я про них много читал, а фэнтезийные элементы использованы с толком и умеренно.

магическая сила мага Альквины старого Рерина и гиперборея Ильмы ограничена, им не под силу метать почем зря молнии и обрушивать на врага камнепады, но тем не менее война магов оказывает влияние на войну варварских королей.

лично мне меньше всего понравились главы, в которых демоны Ильмы утащили Альквину в «мир призраков», и Конан вместе с Рерином рванулись ее спасать.

мир призраков, понятно, глючноват и страшноват, а из разумных рас там живут эльфообразные злыдни, занимающиеся тем, чем положено заниматься эльфообразным злыдням с тех пор, как Муркок написал первую книгу про Элрика — колдуют, да предаются садизму и извращениям.

Альквину берут в секс-рабство, голый Конан дерется на арене на потеху эльфообразным, потом им удается сбежать, по пути разрушив магическое зеркало, дававшее их врагам колдовскую силу.

все это, прямо скажем, уже было, я такое уже читал, к тому же и «мир призраков» недостаточно глючный, и злодеи недостаточно злодейские, так намеки одни.

когда действие переносится обратно в мир людей, дела идут лучше.

король Одоак, теряющий силы и оттого неадекватно злой на мир и окружающих, изгоняет своего племянника и наследника, и в своих странствиях молодой Лиовигильд попадает в странную заповедную долину, со снежными змеями, нибелунгами и обнаженными предсказательницами.

тут древняя магия, живущая среди заснеженных гор и лесов, некая странность, туманность, недосказанность, столь нужные для создания ощущения «волшебства» присутствуют в полной мере, лучше чем в «мире призраков».

заканчивается все шествием армий Одоака и Тотилы на крепость Альквины.

сначала люди Альквины, (к которым присоединился Лиовигильд) под предводительством Конана изматывают врага конными набегами, но потом короли объединяют свои силы, и справиться с таким большим воинством кажется уже невозможным.

но после того, как Конан расправляется с демонами Ильмы магическая сила Тотилы слабеет, Ильме еще хватает времени, что бы убить Одоака руками созданного им призрака, похожего на Лиовигильда (настоящий лежит раненый Тотилой).

тем не менее тунги (племя Одоака) не так уж спешат драться за Тотилу, особенно когда узнают, что племянник их короля вполне себе жив, хоть и не совсем здоров.

Тотила, спешно казнив Ильму (вот это поворот, ага!), делает ставку на «битву королей», но вместо Альквины против него, конечно же выходит Конан, который в напряженном, но мутновато описанном поединке берет верх.

Тотилу сожгут вместе с его жутким плащом, и не возникнет к северу от Вилайета единая империя торманном, тунгов и камбров, и не содрогнуться соседние государства при виде колонн светловолосых воинов в бронзовых доспехах.

Конан отбросил несчастных протогерманцев обратно в варварство, не дав им перейти от раздробленности к созданию единого государства, а от междоусобной грызни к походам на соседей, в которых они несомненно переняли бы много чего хорошего, а там глядишь и история Хайбореи пошла бы по иному пути. смайл, смайл,смайл.

Конан опять предстает славным малым, который хоть и очень опасен в бою, все равно просто лучится радушием, всем готов помочь, демонстрирует воистину самурайскую преданность Альквине, чуть ли не на поруки берет Леовигильда, обучает местные армии новой тактике. культурный герой, не иначе.

заработал немного, зато зиму провел интересно.

Альквина Конану не досталась, хоть и симпатизировала, но учитывая, что у Джордана ему на книгу положено две любовницы («хорошая» и «плохая», как 007 Бонду), перебьется.

прочие герои особой прорисовкой не отличаются, но нужное количество черт, выделяющих их в толпе статистов, имеют.

Тотила с его огромным ростом, плащом из скальпов и амбициями выглядит убедительно зловеще, но колоритнее всех вышел трусоватый, мечущийся в попытках сохранить ускользающую власть Одоак.

больше всего мне понравился северный и «варварский» антураж, с аккуратными вкраплениями скандинавской мифологии.

стужа, кровь на снегу, мертвые восстают, пророчества звучат, вороны летят на пир...

тем не менее, думаю я, что можно было выкрутить условную «ручку громкости» посильнее, сделать книгу мрачнее, атмосфернее и пожестче, что ли.

вещь неплохая, но мне кажется, что этого автора с меня хватит.

красивая мистическая история, старомодная и от того особенно обаятельная.

главный герой, человек с пылким воображением и артистическими наклонностями, отправляется в отдаленный приморский городок, чтобы полюбоваться миражами.

на обратном пути, в странно пустом поезде его единственный попутчик, элегантный пожилой господин, ведет себя загадочно.

он выставляет к окну удивительной красоты картину.

разгулявшееся воображение рассказчика уже готово подсказать ему сюжет, что этот джентльмен в старомодном костюме — злой волшебник.

вместо этого, попутчик рассказывает историю о том, как давным-давно его брат стал вести себя слишком уж странно, как он проследил за ним, и что из всего этого вышло...

а вышла самая печальная и красивая история любви, которую можно вообразить.

очень японская и очень старомодная.

придает ей еще больше притягательности то, что совершенно не ясно, случилось ли рассказанное в действительности, привиделось рассказчику, или является плодом воображения его попутчика.

но странная, сновидческая атмосфера делает это совершенно не важным.

рассказ напоминающий, что мистика не обязана быть жестокой и мрачной, а может быть и светлой, возвышенной.

скорее либеральная публицистика в оболочке исторического романа, чем серьезное проникновение историю Отечества XV века.

легко пенять автору за передержки.

слишком вестернизирован и показан слишком уж богатым и преуспевающим, Новгород (который в реальности переживал упадок).

Иван Третий слишком уж «темный властелин».

другое дело, что сусальных книг об добровольном «объединении земель» под мудрой рукой Москвы, которому мешали только подлые бояре (на иностранные деньги) написано уже немало, полезен и такой полярный взгляд.

потому что, даже если Иван и не произносил театральных монологов о желании править самовластно, он на самом деле создавал форму правления по ордынскому (а то и османскому) образцу.

даже если Новгород и не был такой передовой «демократией» его все-таки завоевали железом и кровью, и вообще всех вольностей лишили, до последней.

да и вообще, говорить о текущих проблемах государства Российского через исторические аналогии, используя прошлое как материал для сатиры на настоящее — не запрещено.

почетный литературный прием.

что же до арочного сюжета — обычный для Акунина «политический триллер», в котором действуют обычные для него персонажи шпионских романов, только помещенные в XV век, а не в XX.

и семейка «меченых» идущая через всю русскую историю от Гостомысла (до Тимашева) в наличии.

«сукно» или не «сукно»?

кондовый, скучный соцреализм или все-таки сильная вещь?

при прочтении «Айдахара» я несколько раз менял свое мнение на противоположное и так и остался в некоторой растерянности.

книга начинается просто прекрасно — жестокий, всю жизнь проживший войной, Бату-хан теряет любимого младшего сына, которого унес орел.

так степной хищник пострадал от другого степного хищника.

раскаленная равнина, покрытая низкой травой, и одинокий человек с истерзанной душой посреди нее.

это Бату ищет орла, который заставил его, великого повелителя, потрясателя вселенной, страдать.

а потом Бату начинает поучать наследника престола Сартака и принимается натурально пересказывать учебник истории (главы «Поход Субудая и Джебэ», «Вторжение на Русь» и «Западный поход монголов»), чуть ли не с производительными силами в качестве движущих.

ШТО?!?!

зачем?

почему?

это точно та же книга?

скупость, некоторую невыразительность языка и прямолинейность сюжета я бы, как ни странно, отнес к плюсам книги.

да, серо, жестко, порой скучновато.

но Степь такая и была и жизнь в ней такой и была.

жестокой и монотонной.

вечная война и вечная смена места кочевки, и так из века в век, только новые орды приходили из глубин Азии чтобы обрушиться на уже успевших цивилизоваться и перейти к оседлой жизни предшественников.

наверное, автор был прав, не стараясь излишне «очеловечить» зловещих степных владык и их нукеров.

вот Берке-хан — убийца многих родственников, тиран, жестокий завоеватель и беспощадный владыка, подавляющий в крови восстания. «человеческого» в нем только сентиментальная привязанность к лебедям, все остальное в душе Берке иссушило властолюбие.

вот ильхан Хулагу — самый верный заветам Чингиса, вечный кочевник, налетающий словно самум.

а вот и славный Кара-Буга, который пил кровь убитых и насиловал мертвых женщин.

Бату отличал его и сделал сотником...

а вот и «старый знакомый», легендарный Ногай, беклярбек, делатель ханов, человек, чьё имя носит целый народ.

это у Яна он молодой красавец, а сейчас он уже старый, осколок былых времен, человек, который пришел в Дештэ-Кыпчак с Субудаем эпоху назад.

Кутлун — жестокая и властная, истинная дочь Кайду, а вовсе не романтическая вольнолюбивая воительница.

обычные же для исторических романов «люди из народа» тут зажаты между грозными силами и могут только надеяться бежать и найти место, куда еще не дотянулись руки чингисидов и их верных воинов.

трогательная история любви кипчачки Кундуз и ромея Коломона кончится максимально плохо.

(он погибнет во время бунта, а она будет скитаться по Степи, попадая от одного хозяина к другому).

восстали рабы, но бунт их подавили, утопили в крови.

восстали урусуты, но город их взяли штурмом, а пленных казнили «по монгольски», и мало утешения мертвым, что зачинщик резни тоже погиб, его забрал на тот свет старый враг, храбрый Святослав.

восстали было кипчаки, и создали лагерь в неприступном лесу.

но лес сожгли, и они бросились в реку, а на том берегу их ждали монголы с палицами в руках, и проламывали головы тем, кто сумел выплыть.

а возглавивший восстание Селимгирей пал от руки самого Берке...

герои описаны поверхностно, пунктирно.

но это тоже, скорее плюс.

одни всего лишь одни из многих, они просто жили и умерли в ту эпоху, они не изменили мир, не повернули его.

так что монотонность, бедный язык и жестокость мне скорее понравились.

они (может быть и непреднамеренно) работают на атмосферу, создают видимость стиля.

почувствуй этот мир, пыльный, соленый от пота, жаркий и страшный, где смерть может прийти в любой миг в тысяче обличий.

счастлив тот, кому отрубят голову, ведь есть еще «монгольская смерть» — переломленный позвоночник и долгая агония.

в центре повествования — правители, сильные мира сего.

но участь их тоже не вызывает зависти.

они постоянно гибнуть от рук соперников, теряют близких, сходят с ума от страха и пережитых потрясений.

власть давит на жилистые шеи, пригибает к земле даже самых крепких.

и это тоже хорошо показано.

безумие, запоздалое и бесплодное раскаяние, осознание тщеты своих усилий.

но каждого стареющего, теряющего хватку волка уже готовы порвать на куски десяток молодых, голодных до власти и почестей.

а что плохо — так это подробные, даже не маскирующиеся под художественный текст, пересказы исторических событий.

такое впечатление, что автор брал книгу по истории чингисидской империи и переписывал оттуда абзац за абзацем.

нет, я не против чтобы почитать про войну между Хубилаем и Ариг-Бугой, но зачем так и в такой форме?

в общем оставляю книгу с довольно высокой оценкой, но не решаюсь никому от души рекомендовать.

мне эта книга понравилась, как ни странно, именно тем, что некоторых от нее отвратило.

скромная такая вещь.

без замаха на Эпос и Шедевр, без попыток переписать самого себя сорокалетней давности, без искусственной переусложненности.

перед нами по сути именно то, что обещано в аннотации — детектив, криминальный роман.

конечно, он включает в себя фирменные кинговские приемы. не обошлось ни без социальной критики, ни без напряженного внимания к отроческому периоду жизни главного антагониста. и конечно же библиофилия, страсть к книгам и как матеариальным объектам и как произведениям человеческого ума. и своего рода трибьют послевоенной американской прозе, пронизанной жгучим желанием решить уже, «проклятые вопросы».

да, порой возникает ощущение, что Ходжес и его команда тут «приглашенные звезды», а уж к «Мистеру Мерседесу» привязка и вовсе формальная.

но центральная история о том, как один психованный убийца спрятал украденное сокровище, а через тридцать лет выйдя из тюрьмы отправился на его поиски, крепко держит книгу «в тонусе», не давая рассыпаться.

Морри (тот самый психованный убийца), на редкость удачный образ. он не Мировое Зло, не какой-то мегаломаньяк, не то, что на Человека в Черном, он и на Брейди-Мерседеса не тянет по своим замыслам. пожилой уже, хлипкий здоровьем, изъеденный изнутри сожалениями человечек. он в общем-то и не «крут», в тюрьме был в самом низу лестницы. и в какой-то момент начинает казаться жалким. пока не берется за топор... в этот миг старый неудачник перестает выглядеть ничтожеством. в улыбке его появляется что-то волчье...

из недостатков, отметил бы авторские штампы Кинга, (ну сколько можно заставлять героев маяться желудком на нервной почве?!) и неправдоподобно положительных подростков «в главных ролях».

понравилось же то, как Кинг, немало времени и букв положивший на создание доверительных отношений с Читателем (правда, нам ведь всем кажется, что в предисловиях он обращается к нам лично? хе-хе), подтрунивает над одержимостью Большой Литературой.

потому, что Морри с окровавленным топором в сумке, еле передвигая ноги от старости, рыщет по округе в поисках заначки с деньгами и... рукописями любимого автора,

впечатляющий образ, что говорить.

повесть раскрывающая эпизод времен монгольского вторжения написана мастерски (читать легко и увлекательно, это и есть мастерство!).

но слишком уж«Звездуха» подчинена идеологической задаче, слишком поверхностно проработан исторический фон, даром что идет бонусом к учебнику истории.

есть ощущение некоторой ходульности, плакатности что ли.

это если мерить мерками могучих книг типа «Жестокого века».

а так — «хорошо».

жестокий, закаленный жизнью до состояния железного бруска, татарин Манул до старости служил в войске Потрясателя Вселенной, прошел за тридцать лет весь мир, но выше десятника не выслужился. потому что он из «тех самых» татар, что отравили некогда Есугая, за что были страшно наказаны Темуджином.

после взятия небольшого древнерусского городка Свиристеля Манул, который отличился при штурме, становится наместником.

во время показательной резни свиристельских жителей Манул, поддавшись уговорам княжны, пощадил ее брата, тихого книжника Солония.

в битве за Свиристель Манул потерял любимую лошадь Звездуху, с которой воевал почти двадцать лет.

никого кроме той лошади у ветерана не было и ополоумев от гнева и отчаяния думал он только о славной гибели, потому и кидался на врага сломя голову.

но по воле Тенгри и командовавшего его тысячей Чингисида, теперь он глава целого края.

Манул берет в жены княжну, (чьих родителей он убил и не моргнув глазом), и принимается обживаться на новом месте.

а чудом избежавший смерти Солоний начинает свои скитания по разгромленной Руси, в ходе которых он обретает новую силу, новую личность, даже новое имя.

впереди у них новое столкновение...

слишком уж заметное выпячивание «человеческой стороны» монголов, слишком уж быстрое примирение Филы с ее незавидной участью, конечно, можно отнести к недостаткам повести.

но повторюсь, читается увлекательно, и даже оставляет о чем поразмыслить.

скорее всего Акунин встроит род, идущий от свиристельских князей в свою литературную вселенную.

ну что же, на то воля Тенгри...

красивая, стилизованная под средневековую легенду, история.

жестокий средневековый барон Конрад, потребовал себе (в жены, не для разового поругания, но все равно под угрозой насилия) красавицу Терезу, а когда она и ее отец отказали, то солдаты Конрада сожгли дом со всем семейством, кроме двух младших детей.

так началась история, в которой страшный раубриттер становится постепенно жертвой, и читатель, несмотря на все его предыдущие «художества», начинает против воли ему сочувствовать.

написание по-настоящему сильного литературного произведения требует не только таланта, но и значительной дисциплины.

причем под «дисциплиной» я тут имею ввиду не усидчивость как таковую, которая приводит к безразмерной графомании, а способность скрутить свою музу, свой полет вдохновения в дугу и заставить работать на общую, единую задачу.

Автор «Болота» справилась с этой задачей не вполне.

внешне похожий на классический роман Кинга («Кладбище домашних животных») и еще сотни, если не тысячи историй о том, как приехавшую в сельскую местность семью начинает одолевать всевозможная нечисть, живущая в окрестных лесах, болотах и озерах, сюжет присутствует в «Болоте» во-многом формально.

книга построена по принципу чередования флэшбеков, посвященных различным персонажам.

сами по себе эти истории хороши, а некоторые так и вовсе великолепны (в них почему-то лучше всего язык повествования, обретающий временами сказовую напевность), но друг с другом и с магистральным сюжетом сшиты так себе, на белую нитку.

однако перечитав написанное, я подумал, что отзыв мой получился жестче, чем нужно.

это в самом деле очень атмосферная вещь, с великолепным погружением в «материал» (насколько мы имеем дело с аутентичным фольклором, а насколько с авторским воображением выяснять не хочется, веришь сразу, и всё тут).

у книги очень хороший язык, хотя кое-где даже в увлеченном читателе может проснуться редактор, но «блохи» ничтожны относительно основного текста.

в некоторые моменты книга навевает настоящий страх, в другие: тоску-печаль, а то и вовсе зачаровывает своей сказочной, фольклорной поэтичностью.

вот только вместо романа мы имеем некий сборник рассказов, вращающихся вокруг «нехорошего» болота, что веками манит к себе людей.

этот цикл много и во многом справедливо сравнивают с легендарным «Конаном» Роберта Говарда.

но при имеющемся сходстве фабулы (и там и там могучий выходец с Севера убивает злых магов и спасает юных дев, ага) стоит обратить внимание и на отличия.

во-первых Брэк много более «положительный» герой, не чуждый идеализму и некоторой наивности, в сравнении с жестоким, своевольным и угрюмым Конаном.

в отличие от свирепого киммерийца в своих странствиях Брэк не раз и не два выступает настоящим «защитником слабых и убогих», ни разу не прибегает к преступным промыслам.

во-вторых мир, в котором живет Брэк уже поражен спорами потустороннего, иномирного, «лавкрафтовского» зла, этот мир БОЛЕН, он рождает моральных и физических чудовищ и уродов. хотя написаны произведения довольно лаконично, без излишней цветистости, атмосфера упадка, таящегося Зла, вырождения и безумия не может не завораживать.

на этом фоне северянин с его чистой, незамутненной душой выглядит настоящим рыцарем без страха и упрека.

эти две составляющих: кривой, искаженный, больной мир и чистый сердцем отважный герой дают на выходе сильное впечатление, и выгодно выделяют цикл Джейкса.

в целом обычная героика, но налет некоей меланхоличности и обреченности придает странное «послевкусие».

Исторический роман с детективным сюжетом. Молодой рыцарь-тамплиер, Эдмунд Де Пейн расследует жестокие ритуальные преступления, совершаемые, по всей видимости, ведьмовским ковеном. И речь идет не только об осквернении веры и человекоубийстве, но и о какой-то запутанной политической интриге...

В поисках неуловимого преступника Уокина он из осажденной мусульманами Палестины отправляется в Британию, где оказывается в горниле гражданской войны, и вынужден орудовать равно как мечом, так и головой.

Перед нами прежде всего ИСТОРИЧЕСКИЙ роман. Не будучи медиевистом, я не могу профессионально оценить проделанную автором работу по воссозданию далекого прошлого. Возможно где-то есть ошибки, но самое главное — и мир романа, и его герои не производят впечатление искусственно, через колено «архаизованной» современности. Авторы часто, в описание «ужасов средневековья» упирают на грязь, антисанитарию и жестокость, но совершенно забывают про специфический менталитет и жизненный уклад этой далекой, не такой уж недоступной для изучения эпохи. В результате у них выходит скорее «постапокалипсис», тот же XXI век, только «без компьютеров и антибиотиков», зато с публичными казнями.

В «Темном рыцаре» это не так. Эдмунд Де Пейн — именно рыцарь-тамплиер, а не современный спецназовец с мечом. Рыцарский Орден это рыцарский орден, а не спецслужба и не корпорация в нашем понимании слова. Даже политика функционирует по другим законам чем теперь. Многие из действующих лиц романа — реальные люди, некогда жившие на этом свете. И они действительно были убиты в результате загадочных заговоров, как граф Раймунд или принц Евстафий.

Уже за то, что тамплиеры выведены с такой симпатией и одновременно совершенно реалистично, роман заслуживает отдельного балла.

Автору чужды модные тенденции, он не собирается показывать европейцев только циничными чудовищами, грязными варварами, порушившими «мирный и прекрасный» край развитых мусульманских государств, как это принято в нынешнем «антиколониальном» угаре. Но образ рыцарей не имеет ничего общего и с идеальными палладинами из фэнтезийных миров. Так если сам Де Пейн — честный служака, искренне верящий в Орден, то его напарник Майель просто наемник-головорез, а беглый преступник Уокин и вовсе — дьяволопоклонник.

Читатель узнает о наказаниях для провинившихся рыцарей Ордена, о бурной и жестокой жизни «франкских» государств Ближнего Востока. Очень натуралистично и при этом суховато, жестко описаны военные действия. Война — привычное состояние этой эпохи, что в раскаленных песках Палестины, что в тенистых лесах Англии. Штурм Аскалона захватывает, сам словно оказываешься под стенами древнего города. Описания бессмысленной пожоговой войны, которую в родной стране ведут английские аристократы, могут «пронять», хотя казалось бы, уж что нам Гекуба, что мы Гекубе...

Однако, в полном соответствии с духом (а так же логистикой!) эпохи, война это некий фон для торговли, работы, интриг и просто жизни. Где-то льется кровь, горят усадьбы и гибнут люди, но это не повод не толкаться на рынке, не растаможивать корабельные грузы, не планировать строительство, не проводить церковных праздников...

В книге, кроме панорамы Крестовых Походов, которые при всей важности для судеб мира, не так уж сдвинули с места традиционный уклад и даже не заставили европейских владык прекратить усобицы в собственных владениях, есть еще и центральная «детективная» линия. И как раз она не тянет на высшие баллы. Интрига слишком проста и одновременно переусложнена.

Лично я вообще люблю тему сект, зловещих ритуалов, жертвоприношений и тп., так что интерес мой к расследованию был неподдельным. Не все дела против ведьм были сфальсифицированы. Основной задачей церковных трибуналов была борьба с действительно существовавшими ересями (часто поистине изуверскими), а не со свободолюбивыми и прекрасными рыжеволосыми девушками, как принято считать в наши дни. Герои воспринимаю тему сатанизма удивительно здраво. Мол, большая часть поклонников мистического Зла просто так развлекаются, ну хотят люди танцевать при луне и предавать свальному греху, пусть их. Но есть другие. НАСТОЯЩИЕ, те кто действительно обращается к Тьме... А как известно, если долго кричать, то кто-то обязательно откликнется...

Но, замахнувшись на тему «настоящего» ведьмовского ковена, который ДЕЙСТВИТЕЛЬНО совершает все то, что ему обычно приписывают, автор как будто не дотянул, не докрутил.

Отчасти, это проблема главного героя.

Эдмунд — не лучший следователь в истории. Он — воин, человек прямого действия, весь его жизненный опыт сводится к войне. Он крут в схватке, меч на меч, щит на щит, (сцена расправы с лондонскими головорезами — просто блеск!), но в остальном слишком наивен и по-солдатски тугодумен. Так что читатель уже сто раз может догадаться о том, что происходит и кто виноват, но молодой тамплиер в это время продолжит только стискивать челюсти и покорно попадаться в одну ловушку за другой. Так что его финальное прозрение, в самом деле, подпадает под классификацию «взросление/становление героя».

Смело рекомендую всем любителям Средневековья и Рыцарей Храма — в особенности.

Очередной (можно так сказать, ибо впечатления среднее) крепкий мистический триллер.

Причем, не впадая в сугубые спойлеры, хотелось бы отметить, что мистика имеет мерцающий характер, то веришь в нее, то в рациональное объяснение происходящего.

В предвоенной Чехословакии, Косарек — молодой, исполненный рвения к своей профессии психиатр, отправляется в престижную клинику, где на излечении находятся несколько серийных убийц, каждый из которых как будто иллюстрирует собой какую-то расхожую страшную сказку.

У Косарека есть энтузиазм, изобретенный им метод «наркосинтеза» и карт-бланш на исследования.

Но ни его методы, ни его явное сочувствие к пациентам, не вызывают слишком уж теплого приема у персонала.

Да еще и госпиталь расположен в старом замке, которым некогда правил местный, чешский двойник Влада Тепеса — Ян Черное Сердце.

Автор много поработал над книгой, это ощущается не только в центральной, детективной линии, но прежде всего в прописывании окружающего мира.Только что возникшее, многонациональное и многоязыкое государство, политическая напряженность, витающая в воздухе, но пока как-то слишком уж далеко, угроза большой войны — все это выписано хорошо. Персонажи реалистичны, а их имена-фамилии не вызывают ощущения взятых наобум с полки чешской литературы.

Вот только довольно скоро становится ясно, кто тут злодей, хотя несколько ложных подозреваемых подсунуты читателю на нужных поворотах сюжета, читатель начитанный (он же — зритель насмотренный), довольно скоро понимает, к чему идет.

Я в определенный момент чуть ли не возопил «НЕТ!!! ТОЛЬКО НЕ ЭТОТ ШТАМП!!!», но

В общем, банальность развязки несколько портит впечатление, потому что в умении нагнетать мрак и описывать всяческие ужасы, автор поднаторел. Хотя выбор небанального места действия вселял надежду, что и сюжет не покатится по накатанной колее, перед нами типичный «маньячный триллер», в каковых за последние 20 лет трудно сказать что-то новое.

Вот и Расселу не удалось.

«Мудрость Хеопса» не самая первая, но довольно ранняя (автору не было еще и тридцати лет) книга Нобелевского лауреата Нагиба Махфуза.

В будущем он прославится романами, созданными на стыке натурализма с магическим реализмом, но в «Мудрости Хеопса» предстает как будто обычным, дюжинным автором исторической прозы, выдержанной в романтическом ключе.

Никаких особых глубин египтологии тут не сыскать, напротив, Древний Египет у египтянина Махфуза предстает иногда подозрительно похожим на современное общество. Привычные нам термины заменены, ничтоже сумняшеся, коптскими, вот и все «погружение в атмосферу».

При том атмосфера книги, несомненно присутствует. Она, несмотря на жестокость пролога

добрая, светлая, солнечная, что ли. В «Мудрости Хеопса», хотя ее сложно назвать виртуозно написанным произведением, ощущается некое биение жизни, ее радость. Древний Египет у Махфуза, конечно, не Маджипур Сильверберга, но иногда приближается к нему. И это нравится, это захватывает.

На таком сочном фоне «современность» реалий меньше режет взгляд. Махфуз, как ни крути, египтянин, хоть и не древний. И то, что для нас всего лишь картинки из учебника истории Древнего Мира, или мимолетные туристические впечталения, для него — реальность. Могучий Нил, несущий жизнь, чьи разливы отмечают времена года. Раскаленная пустыня. Величественные сооружения, пережившие тысячелетия, в тени которых живут, трудятся, любят, страдают, радуются и умирают бесчисленные поколения людей.

Дело еще и в том, что такой подход к Истории тоже имеет право на существование. Потому что другие книги, намного более погруженные в фактуру древности, в попытки авторов воссоздать образ жизни и мышления тысячелетней древности, они ТОЖЕ являются художественным вымыслом.

Как все было НА САМОМ деле нам узнать не дано, и кто знает, быть может залитый Солнцем счастливый и гуманный (ну... по большей части) мир «Мудрости Хеопса» ближе к настоящему Древнему Царству, чем залитые кровью и физиологическими жидкостями, «Древние Египты» иных современным авторов.

Сюжет повествует предсказании будущего и попытках изменить ставшую известной судьбу и несет на себе печать некоей притчеобразности.

Персонажи живы и обаятельны, несмотря на то, что укладываются в жанровые стандарты.

В общем книга довольно легка и увлекательна, оставляет после себя на удивление положительные эмоции.

забавный рассказ, выворачивающий наизнанку жанровые штампы.

давно известно, что инопланетяне и отношение к ним людей (и наоборот) часто используются как банальная метафора различных рас и культур, на которые и так разделено человечество.

фантастический элемент просто позволяет втопить педаль в пол (негры или самоанцы все же люди, а вот с двуногими рептилоидами все не так очевидно...)

вот и здесь все как будто похоже на типовую историю «за толерантность», и героиня, в восторге от собственной смелости, ожидает развития сюжета о ненависти и возможном линчевании, которые должны пасть на нее саму и ее инопланетного любовника.

вот только обывателям маджипурской глубинки оказывается решительно наплевать на сексуальные эксперименты молодой бунтарки, и немного погодя она возвращается в обычной жизни.

а инопланетянин идет своей дорогой.

кому-то мораль рассказа может показаться циничной, но скорее можно говорить о взрослом отношении к сексу и психологическом реализме.

не каждая связь должна обращаться в любовь до гроба, что-то так и должно остаться в прошлом под пометкой «интрижка на лето».

хороший, грамотный ужастик, но единственным его содержанием оказывается тот факт, что автор читал Блэквуда и (вероятнее всего) Янси.

сверхзадача автора очевидна.

Акунин, будучи автором авантюрно-развлекательного жанра, решил немного «облегчить» историю Государства Российского.

о русском средневековье было принято писать тяжеловесно, идейно-выверено, на надрывно-величальных интонациях и ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНО.

таких тем, как борьба с Ордой это тем паче касается.

тяжеловесность, пафос и взгляд из нашего ПОСЛЕ-знания о том, к чему все приведет.

только так!

или можно иначе?

и так, 14 век.

времена страшных монгольских вторжений в прошлом, а «обычных» войн хватало всегда и везде.

автор очень старался показать, что жители древней Руси не только каждодневно «страдали под Игом», и думали о том, что надо бы учредить Единое Государство.

нет, они торговали, в том числе и с Ордой, строили, пахали-сеяли, воевали друг с другом и с внешним врагом, дрались на судебных поединках, молились Богу.

Яшка по прозвищу Шельма — обаятельный, но все же жулик, пройдоха, вор на доверии, в этой бурной и грязной, но полнокровной реке жизни отлично плавает. (отлично плавает он и в обычных реках, но это к слову...)

происхождения он неизвестного, биография его мутная, внешность такая, что за своего сойдет в Новгороде и в Сарае.

грозный ганзейский купец Бох

пересказывать лихой сюжет этой легкой, пожалой что легковесной, но очень уж симпатичной повести, я не стану.

скажу только, что понесет Яшку ветер судьбы, вскружит клейменую голову алчность.

побывает он и в ордынском Сарае, и в генуэзской Кафе, в тишайшей Тарусе.

сначала жаждой наживы, а потом единственно желанием шкуру свою спасти ведомый, будет он и татарским посланником, и русским соглядатаем, и мастером-пушкарем.

будет врать, юлить, со стороны на сторону бегать.

вокруг творится История, а Яшка — знай себе ищет, где урвать такой куш, чтобы больше уже никогда воровать не понадобилось.

я такой, авантюрный, подход к написанию исторических повестей приветствую.

пародией на то, как принято про ту эпоху писать, в книге является тарусский князек, который не просто «напыщенный дурак», а чистый Алеша Попович из мультиков «Мельницы». говорить может только о том, как он готов за Русь умереть, да картинные позы принимать.

есть, конечно, в повести и очень легкий намек на мистику.

слишком уж Бох всезнающ, вездесущ и всемогущ, а телохранитель его Габриэль — инфернален.

читайте, только на те книги, которые ссылка укажет как «похожие» очень-то не ориентируйтесь.

тоже про Куликовскую Битву.

но подход совсем иной!

заканчиваю, наверное, «месячник триллера», потому что хватит с меня.

автор, конечно, профессионал, мастер и проч. и проч.

но СДЕЛАННОСТЬ романа, собранного из готовых деталей, как конструктор, слишком уж очевидна.

вообще это проблема всей современной литературы (и кино, вместе), но можно же было не использовать ВООБЩЕ ВСЕ приемы, персонажи и мизансцены, которые появились в жанре детектива\триллера за сто с лишним лет.

тем не менее мы имеем крутого, но чувствительного, пьющего, но в завязке частного детектива с Прынцыпами, который нехотя берется расследовать дело о гибели своей старой знакомой, и раскапывает в богоспасаемом штате Мэн (привет, сэй Стив) такое змеиное гнездо, что только держись.

все это написано гладко, закручено крепко, и, наверное, лишь моя личная читательская пресыщенность не дает в полной мере погрузиться в книгу, принять ее всерьез.

и саспенс нагнетается, и про Новую Англию много чего интересного узнаешь, и чисто киношно-увлекательных сцен вроде финального проникновения в логово злодеев,

но избыточность, перегруженность, вызывают ощущение, что автор поставил себе цель, придать «триллеру о секте изуверов» интеллектуального блеска и эмоциональной глубины, да заодно слишком раздул объем, остаются.

ps. в который раз замечаю за собой склонность к критиканству. слишком уж подробно я разбираю огрехи, (которые иногда даже огрехами-то не являются, скорее обязательными жанровыми приемами), забывая о положительных сторонах. так что все вышенаписанное не то, чтобы неправда, но оно не помешало мне «проглотить» книгу в два дня, все время гадая, как же увязаны многочисленные сюжетные линии, и чем все это кончится.

очень наивный и очень вторичный по отношению к отцу-основателю Роберту И. Говарду, фэнтезийный боевик, действие которого разворачивается в мифическом прошлом Земли.

при этом вещь обладает тем характерным обаянием аутентичной классики, шармом творчества первопроходцев жанра, которые есть у произведений, написанных до того, как жанр стал мейнстримом.

ps. между прочим, рассказ очевидно запал в душу уже современному мэтру — М. Муркоку.

Рэйнор Проклятый, что-то знакомое, верно?

в бестиарии Лавкрафта есть не только загадочно-величественные Древние Боги, но и вполне себе мерзкие и приземленные упыри-гули, которые питаются мертвечиной.

причем фигурируют они в известных произведениях: «Модели Пикмана», «Изгое», «Поисках неведомого Каддата» и много где еще.

так что те, кто вопрошают «что этот рассказ делает в подборке лавкрафтианских ужасов?» и «как эта муть соотносится с лавкрафтианой?» читали самого отца-основателя серии по диагонали.

перед нами короткая зарисовка из жизни этих «очаровательных» товарищей, полная непритязательного черного юмора.

пустячок, конечно, но приятный именно тем, что сбивает общий трагично-патетичный настрой лавкрафтианы вообще и этого сборника в частности, при этом не прибегая к откровенной пародии.

будни мелкой нечисти.

и так мистер Кинг, один из авторов к которым без иронического подмигивания применимо слово «мэтр», мистер Кинг, настольный автор многих из нас, мистер Кинг... он что?

возвращается?

шо, опять? — так и хочется спросить тоном волка из знаменитого мультика.

но как бы нелепо ни выглядели слова о «возвращении» применительно к автору который никуда не уходил и чьей творческой активности (в годы, которые уже можно именовать преклонными) могут позавидовать многие молодые, перед нами в самом деле некоторое возвращение того самого, НАШЕГО Кинга.

после «летней» «Страны радости», чуть скомканного, выезжающего больше на политической сатире и эксплуатации ностальгических чувств Постоянного Читателя, и в конце концов, слишком толстого «Доктора сна» и выхода на территорию детектива-процедурника в «Мистере Мерседесе», Кинг наконец-то написал книгу, напоминающую о том, что он во время оно звался Королем Ужаса.

при этом «Возрождение» как и положено у Кинга (даже ТОГО, молодого, классического, восьмидесятнического) запрягает очень долго.

действие начинает развиваться в шестидесятых годах, и как автор ни старается разбавить теплый поток ностальгии, как бы трезвыми ироничными вкраплениями, а Штаты времен рок-н-ролла, предстают утерянным раем и счастливой Аркадией.

именно в этой Аркадии маленький мальчик подружился с новым священником, славным малым, который любил бога, свою семью и ... электричество.

ужасный несчастный случай лишает священника семьи, и сломленный, он покидает приход, а заодно и жизнь главного героя, который тем временем из малыша превращается в подростка, которого больше всего интересуют гитары и девушки.

одно время кажется, что перед нами история о не очень удачливом гитаристе, который провел юность в наркотическом дурмане и только на середине четвертого десятка немного продрал глаза, что бы увидеть, что на дворе уже девяностые.

вот только от зависимости и от болей его исцелил старый друг-священник и сделал это каким-то очень уж странным способом, с очень странными побочными эффектами.

главный герой успеет добраться до конца шестого десятка, к тому времени, как роман из плавного описания «жизни как она есть» срывается в космический ужас, причем не лавкрафтовского толка (Кинг не может не видеть, как затаскали и захватали наследие Лавкрафта, от чего оно перестало пугать по-настоящему, став неким общим местом в массовой культуре), а ДО-лавкрафтовский, еще менее понятный и оттого пугающий.

посвящение первопроходцам странной, мистической прозы, визионерам, которые в своих произведениях старались сорвать с реальности покровы, обнажив скрытое, тайное, СТРАШНОЕ, не случайно.

одержимый жаждой познать тайны жизни и смерти, бывший священник исцеляет людей от все более тяжелых болезней, но и побочные эффекты все страшнее и страшнее, а он все не успокаивается, и будучи стариком, уже сам одной ногой в могиле, он решается на главный эксперимент.

не исцелить больного, нет.

вернуть мертвого.

спросить его, что же ТАМ.

Carthago delenda est!

После поражения и разрушения Карфагена, история этой державы стала типичной «историей врага», запечатленной преимущественно в римских источниках. Когда Лэмб писал свою книгу, скорее «документальный роман», чем исторический труд в полной мере, идея о некотором пересмотре классических оценок уже была актуальной. Но принципиально новых источников, археологических или письменных, открыто не было. Потому писателю пришлось (до известной степени, не впадая в пародийное «не так все было»), пересмотреть классический римский взгляд на Карфаген. Ввиду скудости источников, многое о Ганнибале как человеке было попросту творчески домыслено.

Поэтому мы имеем противостояние «хорошего» Карфагена с «плохим» Римом. Есть все основания считать Рим не только колыбелью цивилизации, но и зловещей оккультной империей Зла. Только решительно непонятно, с чего считать «хорошими» карфагенян? Потому что проиграли? Или потому что древних испанцев, которых отец Ганнибала завоевывал с той же свирепостью, с которой поколением позже, Сципион обрушится на Карфаген, не жалко? Варвары же были...

В итоге мы имеем увлекательную (история, как известно, подносит сюжеты интереснее любых фэнтезийных саг) книгу, которая слишком уж полемически заряжена.

Можно смело рекомендовать всем любителям истории, просто надо понимать, что это не фундаментальный труд, а беллетризация общеизвестной «школьной» версии истории.

«Дом ночи и цепей» — вящее подтверждение расхожего выражения «дух Божий летает где хочет». В данном случае — талантливо написанная книга может оказаться под какой угодно обложкой, написанная каким угодно лит-негром в рамках издательского проекта.

Warhammer 40000 — дико пафосная мультивселенная посвященная утрированно-грандиозной войне (экстерминатусы целых планет, геноцид миллиардов, «мы потеряли 5000 кораблей»). Текстов по Warhammer существует море, и часть из них состоит из рассказов и романов в стиле «В сердцах моих горит любовь к Императору и ненависть к Его врагам!!! Я — месть, я — ярость, я — огонь очищающий!!! For the Emperor!!!»

В общем, такое guilty pleasure для измученных социальным реализмом...

В «Доме Ночи» дело происходит в мире Молота Войны, отсылки к которому в виде гротескных цепных мечей, летающих голографических черепов, молитв Богу-Императору, воспоминаний о крошеве, устроенном тиранидами, в наличии.

Но Главный Герой, полковник Мейсон Штрок к подвигам во имя Империума более непригоден — искалечен морально и физически. Теперь он должен послужить на гражданке — полковника утверждают в роли губернатора его родной планеты. И как будто, это неплохой вариант для всех. Отставной военный должен навести порядок в коррумпированном планетарном Совете, разобраться с хищениями, отладить механизм управления. Для него самого такое повышение — лучший способ отойти от ужасов войны, начать новую жизнь и наладить контакт со своими уже взрослыми детьми.

С самого начала все идет не так — дети превратились в чужих людей, а огромный особняк таит в себе страшные тайны, самая главная из которых — самоубийство жены Мейсона, от которого суровый вояка так и не пришел в себя. И если в политике все у него более-менее получается, то частная жизнь понемногу валится в настоящий ад. К кошмарам о проигранной войне добавляются видения из зловещей истории особняка Майвейля.

Перед нами, в сущности, готический роман о Нехорошем Особняке и Зловещих Семейных Тайнах. Правда, перенесенный на некую далекую планету, в неправдоподобно далекое будущее.

И этот готический роман — по-настоящему, не шуточно мрачный, давящий, полный обреченности, отчаяния, тоски. Добавляет мрака и мир Молота Войны. Этакое «ржавое будущее» — космические корабли летают, это верно, но в ходу холодное оружие, форма правления — феодализм, историческая информация — на пергаментах, Церковь — всесильна, и тп.

Главному герою всерьез переживаешь. Человек он сильный, но явно сломленный. Полковник сам в первую очередь задается вопросом — происходящее с ним, это какие-то реальные ужасы, или семейная болезнь, наследственное безумие?

Ужасы окажутся реальными. Но и разум Штрока дал трещину. В финале роман достигает поистине оперного трагизма

В общем, крепкий готический хоррор, хоть и привязанный к миру Warhammer, но имеющий вполне самостоятельную ценность, а не только как некоторый «оживляж» к игре в космические солдатики.

Внушительный и где-то даже тяжеловесный роман, который поначалу кажется чем-то большим, чем оказывается.

Первые главы с тщательно описанными процессуальными ухищрениями инквизиции, жуткой кровавой загадкой (расчлененные тела в реке, которая течет из как будто безлюдной местности) захватывают.

А дальше напряжение как-то спадает. И дело не в сюжете, который вмещает в себя истории явных и тайных организаций в лоне Римской Католической Церкви, коммерческие и религиозные склоки сильных мира сего, путешествие с трупом в никуда, почти мистические места, вдруг распахивающие двери для путников, открытие в сердце Европы странной общины неоязычников и много других завлекательных ходов.

Просто автору не удалось создать ощущения Средневековья. Ни в коей мере не претендую на звание медиевиста, но герои ведут себя (и мыслят) как персонажи из XX (феодалы и церковные иерархи неотличимые от спецслужбистов), самое большее из XIX (рядовые священники) века.

Перед нами не «Имя Розы», а скорее вариации на темы Дэна Брауна.

Это бы и не плохо, ничего не имею против Брауна, но никакие гиньоль-эпизоды вроде вываривания костей почившего духовного наставника, зловещих методов промывки мозгов, изуверских ритуалов сектантов, не работают в полной мере, раз в героях отсутствует что-то такое, что заставило бы поверить в то, что они — современники Крестовых Походов, а не наши собственные.

Неплохой конспирологический детектив с налетом мистики, но видимо очень уж силен был замах, и эффект от «удара» показался недостаточным.

Сама по себе история

Но вокруг наворочено уж слишком много всего, а заканчивается все очень плохо и в стиле «надо было скорее дописать».

Тем не менее, могу порекомендовать любителям детективов, события которых развиваются в необычных декорациях.

магия зеркал...

на эту тему написано много произведений, в основном в жанре мистического триллера, а то и настоящего хоррора.

встречались, конечно и сатирические сказки, но все-таки в зеркалах есть что-то пугающее, и потому если уж писатель берется за зеркала, то не миновать злых двойников из-за покрытой амальгамой грани, порталов в иное измерение, попыток заглянуть в чуждые человеку миры...

а там недалеко и до безумия!

богатый наследник тратит свое состояние на хитроумные оптические иллюзии, пока наконец не заказывает мастерам сложную сферу, в которую забирается...

приятно-старомодный ужастик, который однако, все еще способен заставить нервно вглядываться в лицо(свое?), которое бреешь утром.

в «Мире фантастики» книга была так разругана, что ожидался прямо лютый ужас.

но нет, это не только не «ужас-ужас-ужас», а я бы сказал вообще не «ужас».

все-таки появление когорты авторов, которые пытаются писать фэнтези так, будто пишут Большую Литературу с Больших Букв, не слишком полезно для части читателей, которые не только выбрали этот подвид жанра, но и стали отказывать в праве на существование старому доброму формату.

по сути перед нами приключения здоровенного мужика с мечом.

но совсем уж в конановском каноне книга не создана.

чернокожий Урук

конечно, физически одарен сверх меры и слово его — кремень, но вот беда, именно воином-головорезом он старается не быть.

на протошумерскую цивилизацию надвигаются с севера враги — нифилимы, которые тут вовсе не падшие ангелы, а такие же люди, только блондины, в отличие от «черноголовых» обитателей Междуречья.

черноголовые, кстати, довольно мирные, конечно, знают, с какой стороны браться за меч, но нифилимы — военизированы насквозь, подобно спартанцам, потому сминают сопротивление просто не заметив.

к фэнтези книга относится прежде всего в силу легендарности описываемых событий, которые якобы происходили так давно, что стали седой древностью уже во времена Гильгамеша, и «дикари» (неандертальцы, что ли) используемые нифилимами в качестве передовых отрядов, в истории Шумера тоже не отмечены.

а так ни файерболов, ни даже завалящей магии исцеления, разве что «тот свет» кажется, реально существует.

некоторые другие фантастические допущения, ближе к сай-фаю в нетвердой его форме.

книга старается быть суровой, даже жестокой, показывая войну не как поединки героев, а столкновение масс, в которых гибнут, порой не успев ничего совершить, самые обычные люди. но чувство долга заставляет выживших продолжать.

изнурительные марши, жажда, болезни, сбитые ноги и стертые до крови бедра, пыль, пыль, пыль...

и все же массам нужды вожди, которые вдохновят их на подвиги, и в книге хватает ярких героев, причем не все однозначно положительные или отрицательные.

так офицеры нифилимов — честные служаки, а амбициозный жрец, чтобы возглавить священную войну, решается «убрать» своего слишком уж погруженного в мистерии и забывшего про политику, предшественника.

атмосфера древности и Междуречья?

да, не энциклопедия по шумерологии и образу мысли людей ранней аграрной цивилизации, но ведь и писалась книга как героическое фэнтези.

тем не менее не слишком избитый антураж (зиккураты, теократическое правление, бронзовое оружие, полоски металла вместо монет, сельскохозяйственный цикл жизни, связанный с разливами рек, узкие грязные улочки городов, и раскаленная пустыня, окружающая островки цивилизации), довольно фактурно выписан.

в тексте разбросаны так же намеки на связь с ближневосточными мифами, которые потом частью вошли в состав священых текстов иудаизма, христианства, ислама...

в общем и целом, неплохо.

о нет, ни разу не шедевр.

но и не ногой написано.

крепкий середняк.

рассказ очень хорошо демонстрирующий, насколько хоррор консервативный жанр, который все тянется «к земле», к старым замкам, лесным чащобам, потаенным урочищам.

вот и тут, в 1960-е же годы дело происходит, люди и в космос полетели, и рок-н-ролл отплясывали, и сексуальную революцию учинили.

а на страницах вечный 1830 год — старый замок, родовое проклятие, тайна передающаяся от отца к сыну.

и темный коридор ведущий в подвал...

впрочем, рассказ несколько более жестокий, мрачный, и кроваво-натуралистичный, чем написали бы на эту тему в 1830-е.

«продолжений» разной степени вольности у легендарной книги Шэлли за сотню лет накопилось немало, а уж «кривые отражения» Франкенштейна в зеркале массовой культуры и подсчитать-то будет затруднительно.

в некотором смысле книга Сьюзан Хейбур О'Киф может именоваться самым близким к своему прародителю пастишем на тему доктора Франкенштейна и его монстра.

говоря о «Чудовище» нельзя лишний раз не вспомнить самого «Современного Прометея», проходящего по разряду «почтенной классики», о которой принято знать, но собственно читать — уже нет.

Шэлли случайно заложила основы жанра «о неудачных экспериментах и ответственности ученых», но по сути и наука, и фантастика, и даже «готические ужасы» не были для нее в приоритете, она написала книгу вполне в канве классического романтизма, со «страстями роковыми», патетичностью речи, утрированной порой эмоциональностью героев, не без налета того, что очень рано получило прозвище «байронизма», то бишь фиксации на трагически-одиноком и пребывающем выше общества, романтическом герое.

современная писательница следует за предшественницей, и стоит предупредить, что для того, что бы получить от книги настоящее удовольствие придется сильно подавить ставшие привычными скептис, иронию, требования бытовой и психологической достоверности.

потому что перед нами классический «романтизм» в том смысле, который в это слово вкладывалось изначально.

да-да, герой будет кутаться в плащ, взирая на бушующее хмурое море, и предаваться думам о том, что все тленно.

десять лет преследуемый одержимым капитаном Уолтоном, «монстр Франкенштейна» ведет жизнь отброса общества, нищенствует, совершает мелкие (и не очень) преступления, временами в буквальном смысле слова жрет с помойки, и тяжело, мучительно рефлексирует на тему своей судьбы и своей сущности.

интеллект у него в порядке, но социальные навыки и понимание людей — на отрицательных значениях.

иногда кажется, что слишком уж он казнит себя, слишком уж много и патетично переживает на тему обстоятельств своего появления на свет.

чего ему не живется как всем?

сверни Уолтону шею, да социализируйся уже!

да, внешне «монстр» уродлив, но не настолько, что бы не походить на человека, изуродованного пожаром.

при этом наделен огромной силой, выносливостью и несокрушимым здоровьем.

он может переплыть Ла-Манш, а нож в пояснице для него скорее мелкая неприятность, чем смертельно опасное ранение.

но то-то и оно, что «монстр» не просто здоровяк с изуродованным лицом.

он «соткан из смерти», искусственно создан из трупов людей и мучений животных.

кроме того, есть у «монстра» и по-настоящему темная сторона — вспышки неконтролируемой ярости и садистские порывы.

устав, наконец, бегать от Уолтона, «монстр» решает нанести тому удар в спину, и убить его семью.

(до этого Уолтон прикончил женщину, которая кажется, испытывала к чудовищу что-то большее, чем простая благодарность).

так начинается история его странных отношений с семьей Винтерборнов, в ходе которой «монстр» обретает имя и постепенно из загнанного зверя превращается в человека, вот только к добру ли такая трансформация?

книга написана стилизованным «под старину», но живым и легким языком, при этом автор решается говорить о вещах, о которых романтики 19 века и не помышляли.

так что будут и секс, и насилие, и кровавый натурализм, и элементы самого настоящего детектива.

не боясь спойлеров, можно открыть концовку — Виктор Оленберг обретет себя, и кажется, даже счастье, но путь этот будет столь долгим, мучительным и покрытым кровью (как самого монстра, так и других людей), что никакого «сладкого» хэппиэнда не будет.

в общем и целом можно рекомендовать книгу той странной категории читателей (к которой видимо, принадлежу и я сам), которые вроде бы и любят классику позапрошлого века, но считают, что авторам той поры не хватало жесткой хватки авторов нынешних, и не прочь бы прочитать что-то такое, сочетающее изысканность старого стиля с напряженным экшеном и цепкими сюжетными крючками современного триллера.

хотел написать развернутый и подробный отзыв на это очень популярное произведение.

причем как ругательный, так и положительный.

но до меня на эту тему уже высказалось столько людей, что пожалуй воздержусь от очередного обсуждения «богатого внутреннего мира героев» и «плохо прописанного, схематичного мира».

скажу так.

книгу испортил сам автор, перенасытив ее «месседжем».

месседж был незамысловат — «мир во зле лежит, люди по определению подловаты, а хэппи-эндов в жизни не бывает».

при том, что в жизни классические хэппи-энды с уходом в закат редки, зла в мире хватает, а люди в самом деле бывают подлыми, набитые в немереном количестве описания кидков, подстав, манипуляций, разводок, пыток, убийств, снова разводок и снова пыток, вовсе не составляют ощущения «сурового, грязного и жестокого средневекового мира», а становятся концентрированной чернухой в исполнении книжного мальчика, который сам, скорее всего никого по-настоящему не кидал, и уж точно не пытал.

надрывный цинизм автора, которым он трясет, словно погремушкой, отвлекает от того, что у него в самом деле получается — написания увлекательного, остросюжетного фэнтези в рамках пусть и традиционного для жанра, но живого, колоритного мира.

«сделанность», вторичность произведения сама по себе не была бы недостатком, если бы не выпирающее в каждом сюжетном повороте подмигивание «я не такой автор фэнтези как все, я тут разоблачаю штампы и рассказываю суровую правду ЖИЗНИ».

что уже хорошо в качестве сверхзадачи, когда нам рассказывают о жизни маловозможного магического мира, на заре истории созданного могущественными магами, а сейчас непринужденно сочетающего в себе элементы 18 века и века бронзового.

одно из лучших описаний осады города, которое я читал, прекрасная линия военной кампании на Севере, атмосферное путешествие через земли рухнувшей цивилизации, оригинальная, хоть и простая магическая система...

и непрерывное кокетство, реплики «в зал» и подмигивание читателю, которым занимаются практически все герои, особенно те, которых автор любит.

наверное потому самый сильный персонаж — Ферро, она нужна для движения сюжета, а не озвучивания по седьмому кругу одних и тех же мыслей на тему того, что политика — грязное дело.

не понимаю ни всеобщей любви к Глокте, ни восхищения «глубиной проработки» Логена.

линия Глокты это вообще-то отвратительный в искренности гимн застенку, охранке, пыточному следствию и агентурным разводкам.

Логен же сделан по принципу «борьбы со штампами», к «могучему берсерку с Севера, славному непобедимому воину-варвару» белыми нитками пришита непрерывная рефлексия и внутренняя неуверенность в себе, впрочем, никак не мешающие ему крошить врагов в капусту в промышленных масштабах.

потому он (Логен) хорош только когда перестает ныть и становится собой.

по понятному стечению обстоятельств хорошо у Аберкромби вышли те персонажи, которых он просто описывает со стороны, не копаясь в их психике.

потому что в психике тех героев, кто удостоен ПОВ-а есть только Джо Аберкромби, всемогущий АВТОР, который вертит ими, как хочет.

зато фактурный донельзя, пьяный кондотьер Коска и полоумный «возлюбленный Луны», варварский вождь Круммох достойны отдельной книги на каждого.

только без ПОВ-ов!!!

хорош даже Байяз.

запоминается присловье «вернулся в грязь» — об умершем.

напоследок рецепт приготовления нашумевшего фэнтези романа:

«берем две четверти Мартина, одну четверть Толкина, одну шестую Гэммела, одну восьмую Говарда, по вкусу добавляем порнографии, натурализма (побольше дерьма и гноя!) и варим на огне развенчивания клише жанра в течение трех томов».

может показаться, что я слишком сосредоточил внимание на АВТОРЕ книг, его взглядах и авторских приемах.

но АВТОРА в трилогии слишком много, что бы она ожила по-настоящему.

засим ставлю шесть баллов и желаю писателю избавиться от комплекса циника со свежим взглядом, оригинала и срывателя покровов.

Стивен Кинг один из моих любимых авторов и не побоюсь этого пафосного выражения — много для меня значит.

Кинг один из тех, кто «провел» меня по нелегкой дорожке из юности во взрослую жизнь, как бы это ни странно звучало применительно к автору хорроров, порой весьма брутальных и натуралистичных.

«душевность» его творчества иногда находится на зашкаливающей высоте, но как-то при этом Кингу (обычно) удается не скатиться в розовые сентиментальные сопли.

при этом можно сказать, что Кинг является заложником своей репутации «короля ужаса», с которой периодически борется, что есть сил.

силы у перешагнувшего на седьмой десяток классика все еще не иссякли, но вот направление их приложения не всегда удачно.

«Сияние» один из классических шедевров, наряду с «Кладбищем домашних животных» и браться за его продолжение — рискованная задача.

тут не обойтись без экскурсов в общем-то широкоизвестные факты из биографии самого Кинга.

Кинг в молодости крепко пил и употреблял наркотики.

связь таланта и всевозможных «веществ» вещь сложная, едва ли «дурь» сама по себе способствует вдохновению, пусть Кинг и утверждает, что почти не помнит, как писал «Куджо», но психологический дискомфорт, душевный раздрай, к которому приводит такой образ жизни, несомненно конвертируется в творчество.

так что страхи, неуверенность, потакание «внутренним демонам» и бегство от них, которые обуревали Джека Торренса, во многом перешли ему от самого автора.

и тот и другой «пьющие писатели», и Кинг явно жалел, оправдывал и тетешкал Торренса-старшего, и вероятно потому невзлюбил фильм Кубрика, что вместо милого его сердцу пьющего рохли, подпадающего под влияние Злых Сил, Николсон сыграл заведомого психопата, получающего наслаждение от своего безумия и фонтанирующего веселым, глумливым насилием.

это длинное вступление здесь затем, что бы стало понятно, что «Сияния — 2.0» из «Доктора Сна» не только не вышло, но выйти и не могло, наверное.

Кинг уже не молодой и пьяный непризнанный гений, а трезвый и пожилой «живой классик».

он все еще может писать жестоко, кроваво и страшно, но такое впечатление, что сам теперь этого своего свойства опасается и ощутимо придерживает коней.

начало книги в самом деле возвращает нас в Оверлук и распухшие умертвия оставляют зловонные следы в ванной, и рвется ткань реальности, и маньяки-педофилы лезут из щелей мироздания, и мухи ползают по лицам наркоторговцев, которые еще не знают, что они мертвы.

переживший Оверлук Дэнни учится жить «после титров ужастика» и получается у него не слишком хорошо.

он пьет и катится на дно жизни, но что поделаешь, если алкоголь позволяет не видеть чудовищ и без него не приглушить мистическое «сияние» которое сам Дэн воспринимает как проклятие.

к тому же на страницах книги возникает Узел Верных, кампания очень старых и очень жестоких энергетических вампиров во главе с двойником злой колдуньи Страны Оз, льется кровь, вдыхается мистический «пар» и все очень, очень хорошо и очень по-кинговски.

к тому времени, как тридцатилетний Дэн, дошедший до мелкого воровства, решает встать на путь исправления, количество житейской грязи и потустороннего ужаса находится в идеальных пропорциях, а вот дальше...

ввиду «завязки» Дэна, которая выглядит порой как навязчивая реклама общества АА, книга словно высыхает.

вот уж воистину, лучше бы он пил!

такое впечатление, что всякое содержание в жизни Торренса-мл. закончилось с последней опрокинутой бутылкой, потому что без малого 15 (пятнадцать!!!) лет он только и делает, что НЕ ПЬЕТ, что и составляет смысл его пустоватого существования, бездетного и холостого медбрата в хосписе.

Дэн все еще «сияет» и использует свой дар, что бы облегчить участь умирающих больных и стариков.

параллельно появляется линия Абры, девочки с таким невероятно сильным «сиянием», что Узел Верных узнает о ее существовании за многие тысячи миль.

установив сначала мысленную, а потом и действительную связь с Дэном, Абра-супердевочка вступает в противостояние не на жизнь, а насмерть с Узлом Верных возглавляемым жутковато-красивой Розой-Шляпницей.

перед нами разворачивается красочная «магическая битва», в которой Абра то гоняет Розу, приняв образ Дейнерис из «Игры Престолов», то мучается, обдолбанная наркотиками в руках приспешников Розы.

но все это не страшно, не жутко, все это не плывущая зыбкой волной реальность Оверлука, из-под которой тянутся лапы неименуемых чудовищ.

это довольно увлекательный фэнтезийный боевик о противостоянии супердевочки и Злой Ведьмы.

вытащенные на свет божий Верные оказываются не ковеном демонов, а скорее кампанией испуганных стариков, Дэн и его товарищ по АА обнаруживают в себе таланты достойные кадровых агентов спецслужб, родители Абры всевозможно способствуют победе своей чудо-дочки над Злыми Силами...

это не то, что бы плохо, это просто другой жанр, другая тональность, другое все и то и дело всплывающие отсылки и привязки к «Сиянию» (Оверлук принадлежал Узлу верных) выглядят белыми стежками.

закончится книга настолько хорошо, насколько возможно, но главное — Торренс-мл. не запил снова!!!

мастерство, конечно, не пропьешь (хе-хе), Кинг есть Кинг и присущие ему в лучшие моменты саспенс и житейская мудрость временами сияют и в «Докторе Сне», вот только не могу избавиться от ощущения, что книга про то, «что случилось с Дэнни после Оверлука» закончилась гораздо раньше, когда он сидел в задрипанном мотеле, с бутылкой виски и своими кошмарами, а дальнейшая история Абры и ее подвигов не слишком нуждались в Дэне Торренсе и его потускневшем с годами сиянии.

не могу сказать, что книга «плоха» или «слаба».

но меня она разочаровала.

Вторая половина XIX века, правление неназванного российского царя. Бухарский правитель Феофар-хан (в котором НЕ НАДО искать намеков на легендарного чингисида Кенесары Касымова), довольно условный «восточный деспот» опираясь на поднявшихся «инородцев» организует вторжение в Южную Сибирь. В подготовке и осуществлении восстания бухарцам активно помогает мятежник Огарев, бывший офицер русской службы, наполовину монгол по происхождению...

Главный герой повествования фельдъегерь Михаил Строгов, отправляется с важнейшим поручением к генерал-губернатору.

Известен жанр альтернативной истории, а тут первопроходец фантастики предложил читателю «альтернативное настоящее», потому что роман о вторжение среднеазиатских народов (без зазрения совести, скопом названных «татарами») в Россию написан как раз в то время, когда Российская Империя добивала последние очаги сопротивления в Туркестане. Фантастическим допущением становится, таким образом, не «пушка на Луну», а именно такой ход развития событий.

Впрочем, автор подчеркивает, что вторжение бухарцев и их союзников это именно грабительский набег на окраину, возможный только, пока центральная власть не собралась с силами, и совсем неплохо показывает войну на обширных, малозаселенных пространствах, когда надо иногда по нескольку дней искать войска одного из противников, марши занимают вдесятеро больше времени, чем боестолкновения, остро стоит проблема снабжения и тп.

Неминуемая при повествовании о далекой стране «клюква» не столь уж критична, думаю, сочиняя роман о том, как во Франции конца 19 века бонапартисты (или орлеанисты) устраивают новый мятеж, разжигающий новую гражданскую войну, опираясь на поддержку Германской, например Империи, русский автор налепил бы не меньше ляпов. Разрекламированное участие Тургенева сводилось судя по всему, к неодобрительному отзыву насчет возможности такой войны.

Водку же из самовара никто не пьет, на трудности с лошадями на станциях все русские классики роптали, купцы говорят меж собой о делах, чиновники ждут указивок сверху и тп. Кроме снегов, просторов и медведей (они существуют, я и сам как-то раз в не такой уж глуши вышел на огород с утра, а там медведь метрах в ста, у кромки леса) в романной России есть и телеграфы, и пароходы, и дороги, и войска и полиция и города. Другое дело, что очаги цивилизации раскиданы среди нехоженых просторов, но оно и в жизни так. Россию автор, очевидно, изучал. Пусть и «по атласу», но подробно.

Беда романа, лично в моем восприятии, вовсе не фантастичность, а запредельная наивность и просто художественная слабость.

Черно-белые герои, это еще ладно. Плохо, что декларированное демоническое злодейство Огарева оказывается продиктовано какой-то личной мелочностью и при том, что хотя описанию черноты его души посвящено немало строк, что-то не позволяет ему элементарно пытать пленных, что бы узнать важные военные сведения.

Плохо, что СЛУЧАЙНО главный герой и главный злодей трижды пересекаются на просторах России. Невозможно читать о том, как притаившись в лесочке, ГГ подслушивает (и понимает!) разговор татарского разъезда, причем говорят всадники исключительно о нем. Когда подруга ГГ оказывается в плену у бухарцев, там она непременно встречается с его матерью и тп. По кустам раскиданы не просто рояли, а целые оркестры. Эпизод с неудачным ослеплением ГГ это вообще вырвиглаз, да не сочтут это слишком уж примитивным каламбуром.

Как часто и случается в книгах развлекательного жанра, главные герои оказываются совершеннейшими функциями (храбр, силен, верен слову и тп.) а второстепенные наделены хоть и мультяшным, но обаянием. Стереотипные «иностранцы в России» — корреспонденты Жоливэ и Блант с их комической враждой, переросшей к крепкую дружбу, отлично разбавляют общий серьезный тон. Пегасов и вовсе — живой человек, внушающий сильную симпатию.

Совсем неплохо описаны мучения пленных, тоскливый марш через осеннюю Сибирь, остановка военных действий к зиме.

И все таки невозможно выспренная речь героев, невыносимый пафос романтической линии, авторская скороговорка, когда важнейшие и трагичные события описываются по сути тремя короткими, как телеграммы Жоливэ, предложениями, не дают поставить книге более высокий балл.

Если фантастика Верна, устарев, приобрела ретро-шик и легла в основу многих популярных фантастических субжанров, то «Михаил Строгов» просто устарел, подчеркивая, что несмотря на наличие некоторого корпуса несокрушимой классики, литература за полтора столетия сильно ушла вперед и не все, что было популярно при жизни автора, способно преодолеть века.

Похоронив Билла Ходжеса, Кинг продолжает историю его подруги и протеже Холли Гибни.

Второй раз подряд Холли, которая полдня борется со своими психологическими проблемами, а полдня небезуспешно занимается частным сыском, сталкивается с «чужаком», существом из иного мира, своего рода энергетическим вампиром.

По-кинговски психологично и в нужных местах напряженно, но как детектив книга, в отличие от «Чужака» не работает от слова «совсем». Холли что-то краем глаза увидела по телеку, сказала «ага!» и понеслось. Злодей ясен с первых мгновений, а Холли создатель слишком любит, чтобы убить, так что интрига слабовата изначально.

Зато Кинг вновь обрушивает на голову ни в чем не виновного Постоянного Читателя свой страх старости. В небольшой повести фигурирует два человека на девятом десятке, один при относительной телесной бодрости выживает из ума, второй сохраняя ясную голову совершенно беспомощен физически. Один хотя бы двигает сюжет, второй — сюжету вообще не нужен. В этом есть что-то человеческое, через жанровые стандарты прорываются искренние мысли и эмоции автора, но — много и не по делу.

К тому же Стивен, следом за сыном Джо ржавыми гвоздями приколотил посреди своего творческого набора пресловутую Повесточку крайне левого крыла Демпартии США. Я не принадлежу к тем русским людям, которые с ума сходят от того, что за океаном, какие-то социальные конфликты происходят. Но будучи многолетним и преданным потребителем американской культуры во всех испостасях, не могу не заметить, как там оформляется своего рода моральный кодекс, некая негласная цензура.

Ну да, я о пресловутой cultural diversity. В книге появляется непременный Гей, который не нужен вообще ни зачем, просто, что бы был, по Повесточке положено. Так же положено быть Черной Женщине, и она появляется. Лучше б не появлялась. Барбара всегда была персонажем ненужным, одноногая собачка в чистом виде, раньше она хотела самоубиться потому, что считала себя недостаточно черной, а тут вообще умудрилась

Казалось бы я слишком много внимания уделяю вещам, не имеющим отношения к литературным достоинствам, но по-моему перед нами с ленцой, на автомате написанный спин-офф к «Чужаку», не страшный как триллер, не захватывающий как детектив, к тому же целиком построенный вокруг чрезмерно любимой самим создателем, но совершенно необаятельной Холли Гибни. Чей крестовый поход против выходцев с «иной стороны» осложняется ее запоздалым, в возрасте «под сорокет» бунтом за право не слушаться маму.

Кинг так ее любит и так свихнулся на diversity, что бы не романтическую линию ей готовит с

Я совершенно не считаю, что «Кинг напрочь исписался», в этом же сборнике есть более чем достойные повести. Но «Будет кровь» — это слабо, ей богу, слабо.

мрачноватое, но никакое особенно не dark фэнтези.

вообще успех Мартина плохо повлиял на новые поколения авторов фэнтези.

все вдруг решили писать «грубо» «грязно» и «цинично», забывая, что для Мартина «грубость и цинизм» это средства, а не цель и кроме того Мартин талантливый художник, создавший необычный мир, населенный хорошо прописанными персонажами.

молодые же писатели считают, что если добавят в стереотипные истории о команде странствующих борцов с нечистью «шокирующего натурализма» (ах, в тюремной камере на полу лужа из нечистот!!!) и знаний о том, что в Средние Века (оказывается!!!, ужас!!!, а мужики-то и не знали!!!) с личной гигиеной и медициной было плохо, то они (истории о странствующих борцах с нечистью) расцветут невиданными красками...

не вышло.

то же самое и с «цинизмом и жестокостью».

на самом деле перед нами довольно увлекательное фэнтези на грани с «ужастиком», но написано от первого лица и непереносимое, непрерывное кокетство ГГ все время кланяющегося в зал с репликами в духе «видите, какой я неординарный персонаж, какой я гад с золотым сердцем, какой я ханжа, циник и какое у меня оригинальное чувство юмора», очень скоро начинает раздражать, потому что сюжета оно не двигает и вообще ничему не служит.

Недалекое будущее, которое в нашем мире уже успело стать недалеким прошлым (очевидно рубеж XX и XXI веков).

Опытный механик-водитель Алексей Быков, работавший до того в геологоразведке в пустынных регионах Земли, оказывается откомандирован в межпланетную. экспедицию. Ему, человеку сугубо земной специальности, предстоит стать первопроходцем на Венере. Для прямолинейного, и не слишком обремененного рефлексиями, Быкова, это трудная и опасная, но работа, но не все новые коллеги воспринимают свою миссию так же.

Нил Гейман в предисловии к переизданию Уэллса отлично сформулировал две вещи — «золотой век НФ это не 1930-50, это когда читателю 12 лет». И «чтобы определить, когда был снят исторический фильм, надо смотреть на прическу героини. Чтобы определить, когда была написана НФ-книга достаточно посмотреть на любое слово».

Дебют мэтров советской фантастики несет на себе отпечаток сразу двух эпох — сталинской, в которую авторы взрослели, и оттепели, в которую собственно написана книга. Многие пеняют писателям на слишком большой удельный вес пропаганды коммунизма, но это на самом деле не так. Перед нами не пропаганда коммунизма как такового, а пропаганда трудовой морали времен первых пятилеток, помноженная на общественный подъем времен массового ввода в строй «хрущовок».

Первую часть книги читать трудно, почти невозможно. В тренировочном лагере все очень и очень плохо. Нарочно это, явно, не планировалось. Охотно верю, молодые писатели хотели воспеть мужественный порыв к звездам. Но т.к в советском обществе одно время царила странная идея, что все результаты должны достигаться через только пупочную грыжу и только ценной бессонных ночей с полной пепельницей, то скопированный с наркомов времен Индустриализации, всемогущий и грозный товарищ Краюхин в основном «выбивает фонды», лично контролирует погрузку припасов, все время угрожает кого-то отдать под суд и все время кому-то «мылит шею» и устраивает разносы и проработки на каких-то заседаниях.

Удельный вес головотяпства в его ведомстве превышает то, к чему я привык за десять лет на производстве, а ведь речь идет о Космосе...

Кондовый Быков, которому отведена роль новичка, чьими глазами мы будем обозревать межпланетную программу Союза Коммунистических Республик, никак не может прижиться в кампании уже спевшихся между собой межпланетников, которые более-менее схожи с любым экипажем любого космического корабля в голливудской фантастике. Капитан Ермаков — суровый фанатик, у штурмана Крутихина — семья, радист Спицин — обаяшка, геолог № 1 Дауге- хохмач, геолог № 2 Юрковский — мутный напыщенный тип. Между собой они общаются в основном прибаутками, и если через две главы вы не захотели вырвать Дауге кишки через пупок, то вы просто святой.

Правда время от времени, выпадая из распределенных еще во времена классики приключенческого романа, ролей, герои вдруг начинают нести околесицу в стиле «стране нужен молибден и я дам ей молибден!!!», подразумевая при этом готовность лечь костьми ради этого самого молибдена. Идея гибели на боевом посту, сгорания на работе, прокладывания дороги по трупам, вообще тяготеет надо всем прочим, хотя речь идет не о войне, а о геологоразведке.

Однако, когда звездолет «Хиус» начиненный этой шайкой (командой, ввиду отсутствующей как класс дисциплины и субординации, их не назвать) пафосных раздолбаев+ Быковым, достигает, вопреки всему, Венеры, книга оживает. Описания безлюдного, опасного, но завораживающего чужого мира — лучшее, что есть в «Стране багровых туч».

Всесокрушающие смерчи, вечный закат, никогда не заходящее багровое Солнце, радиоактивное облако Голконды, «черные бури», острые как бритва скалы, загадочное «красное кольцо», грозная фауна болот, почти неуловимые «драконы» каменистых пустошей, суровые трудовые будни...

Все это действительно очень сильно написано, и если первые главы откровенно хочется промотать, то к моменту возвращения к «Хиусу» ловишь каждое слово, за героев, хоть они и выдуманные, переживаешь как за настоящих. Но и тут не все гладко.

Есть такой жанр «поиски глупостей в поведении вымышленных персонажей». Полный ю-туб этого добра, и я не большой поклонник такого направления мысли. Но когда один из героев, на враждебной незнакомой планете, отправляется «прогуляться», хотя его задача, вообще-то, быть на связи с остальной группой, палм сам тянется к фейсу.

Хотя, ребята делали все, чтобы пасть героями, работяга Быков большую часть живыми вытащил (кого-то и буквально на плечах,) довел до базы через излучающие бешеную радиоактивность, пески. Кому-то пришлось, чтобы к порядку привести, и руку сломать, но Быков все-таки борец-самбист, справился...

Некоторые главы (переход через пустыню, например) это твердая 10 из 10. Но есть такие моменты, что и 3 не поставишь. В итоге общая оценка будет крайне сдержанной, но хотелось бы отметить, что это совершенно не политическая оценка, выражающая отношение к Стругацким вообще, и советской идейнойсти в частности.

Это оценка раннего, очень ученического и «сырого» произведения, в котором проблескивают некоторые интересные идеи и чувствуется наличие природного таланта, но больше всего — желания написать «правильную», идейно выверенную, и одновременно наследующую полярным и прочим приключениям, НФ-повесть.

очередная не то антиутопия, не то постмодернисткая игра (а скорее — их сочетание) от Сорокина.

при том, что мне очень понравилась «Метель», а «День опричника» я вообще считаю одним из смыслообразующих текстов российских «нулевых», восхититься новым произведением от их автора, не получится.

снова все то же недалекое, совершенно условное «будущее», послевоенная Европа, отбившаяся от натиска Исламского Мира.

но политические и социальные реалии Сорокину совершенно неинтересны.

взгляд читателя цепляется за интересные моменты вроде возрождения одних старых государств (Трансильвания, Бавария) и исчезновение с карты мира других.

но эти элементы обычной, конвенционной фантастики (как и другие, вроде генетических модификаций или исчезновения кинематографа в современном понимании слова), Сорокину совершенно не интересны.

во главе угла литературная игра.

в послевоенной Европе вошла в моду нелегальная, но востребованная в верхах общества забава — book-n-grill, приготовление пищи на пылающих книжных страницах.

главный герой — повар Геза, человек с запутанной биографией и происхождением, специализируется в приготовлении на русской классике.

его путешествие в поисках «молекулярной машины», производящей неотличимые от оригинала копии книг и потому способной обрушить Кухню, лишь формальный сюжетный прием, позволяющий Сорокину продемонстрировать свои стилизаторские способности.

кулинария лишь метафора — книга неким невыразимым способом придает свой вкус (дух?) продуктам, а это позволяет автору написать несколько ловких, но механистически, на голом мастерстве созданных пародий.

пародии Сорокина хороши тем, что открывают читателю страшный факт — сакрализированная Русская Классика это по сути литературный метод, набор приемов, сюжетных штампов и тропов, вполне умопостигаемых и подлежащих подделке.

«под Гоголя» работать можно точно так же, как «под Терри Брукса».

но Сорокин как будто не старается.

вдохновение досталось главе про Толстого (услугами Гезы пользуется графоман, который подражает графу не только на письме, но и в жизни, и речь о более глубокой проработке образа, чем просто «бороду отпустить»), и, быть может, Гоголю.

Булгаков, Бабель, Ницше, или, прости Господи, Прилепин, «протянуты» на уровне КВН.

а уж разгадка тайны копировальной машины и разрешение всего конфликта между блюдущей свои традиции Кухней и новыми веяниями, и двух слов не стоит.

они автора как будто совсем не интересовали.

мастерски написанная, но легковесная, пустоватая книга, приятный, но необязательный бонус к остальному «Миру Будущего».

впечатления смешанные.

я люблю хоррор и потому периодически предпринимаю попытки найти что-то в этом жанре на русском, что не создавало бы того эффекта, когда смотришь на других, а стыдно почему-то тебе.

удачной находкой оказался Пожиратель мух, что же до Псоглавцев, то очевидно автора подвело желание впихнуть в книгу все, что он думал-слышал-читал на очень многие темы.

рассуждения о вырождении и «упрощении» деревни конечно же могли иметь место и в реальности, ведь герои любящие порассуждать интеллигенты.

но в том объеме и в той интонации в каких эти мысли представлены, они неумолимо напоминают публицистику Дмитрия Быкова.

квазинаучное объяснение происходящим вещам я бы отнес к тому, что в интернете именуют epic fail.

к сильным сторонам книги можно отнести умелое (хотя иногда и слишком нарочитое, в подражание уже упомянутому Кингу) нагнетание саспенса, хорошую «реалистическую» часть, причем как вражду с пьяными люмпенами-дегенератами, так и само описание жизни на отшибе цивилизации. Исторические экскурсы во времена гонений на раскольников и в странные уже не христианские, а какие-то ИНЫЕ верования запертых среди болот и лесов людей очень увлекательны, автор начал копать золотую жилу,к которой наши писатели равнодушны, беря обычно в качестве факторов страха готовенькое — классический киношный пантеон сил зла вроде вампиров и зомби.

Иванов мастер описаний, его текст живет, дышит, вонь горящих торфянников, безнадега, раздражение, раскрывающаяся среди всего этого (вот уж воистину из какого сора...) Любовь и... шитый нитками натужный финал в духе неудачной серии Пси-Фактора.

Утрированно «мрачный и брутальный» роман из волны новейшего darker then dark-фэнтези.

Не то, что бы сильно оригинальная, но хорошо использованная магическая система — мир под себя меняет вера, а самая сильная вера — у безумцев. Потому все местные маги — клинические сумасшедшие. Правда, хочется добавить, безумие их какое-то слишком уж рационально-структурированное, но это уже издержки жанра. В рамках такого мира, идея местного Глав Злодея — создать собственного бога верой паствы, воплотима.

Но на пути у стремящегося в Темные Властелины встает троица наемников, причем не борьбы со злом ради, а хабара для.

Тон моего отзыва может показаться юмористическим, но в книге юмора как раз нет, несмотря на гротескность происходящего. Все очень угрюмо и дарково, на серьезных щах. Все герои — более-менее конченные подонки того типа, с которыми братья Гроссбарты дела бы иметь не стали. При том en masse они еще и чисто физически — уроды. Все время дождь, слякоть, лужи, все простужены, у всех сопли, на которых у автора какой-то бзик. Мир, описанный немецкообразными, но не немецкими, именами-названиями-терминами, в общем-то сводится к декорациям в стиле «темный замок», «заплеванный трактир» и «раскисшая от слякоти дорога».

В отличие от близких по жанру похождений Гроссбартов, полностью отсутствует грубое, свинское, но жизнелюбие, которым всегда отличались подонки общества. Тут все более-менее обреченно влекут себя чрез нагромождение ужасов к несчастливому концу.

В принципе, я не самый большой адепт «розовых единорогов», меня циничными головорезами и каннибальскими пирами от книги не отвратишь.

Что хуже, роман как-то неказисто написан, логики, даже учитывая фантдоп «безумие — это магия» мало, персонажи, несмотря на броские комиксовые черты,

безлики, одни и те же описания например, внутренних мучений кого-то из героев, идут по кругу, повторяясь теми же самыми словами. В темпе есть явные провисания, персонажи объясняют читателю суть происходящего (да еще и не по разу), вокабуляр составленный на искалеченном немецком, мало того что непроизносим, так еще и неудобозапоминаем.

Быть может, достань автору чисто литературного мастерства, сумей он придать своему «мрачному, грязному и обреченному» миру хоть какое-то второе измерение, намек на обаяние, оценка была бы выше.

А так, дочитал в основном потому, что не имею привычки не дочитывать, о финальном «твисте» догадался ближе к началу романа.

Рекомендовать можно тем, кто ценит в новой фэнтези-волне именно «жесть», как таковую.

Хотя она (жесть) в силу своей повсеместности и утрированности не дает никакого хоррор-эффекта, но это уже вкусовщина.

Прекрасная идея КРИ (Коллектор Рассеянной Информации) зачем-то упакована в сюжет, полный сомнительного юмора.

Не стану, в отличие от многих рецензентов строить из себя великого экономиста и подсчитывать ресурсы, которые веселые ребята извели на свои шутки с могучим искусственным интеллектом.

Ресурсы и в наши дни расходуются не самым разумным образом.

Просто я скучный человек, и не МНС советского времени ни разу, и мне не смешно от того, что в порядке шутки, ИИ задают загадку обсчитать «выбор буриданова осла» (барана), а потом шутят еще — и лишают электронного «барана» мозжечка, зато делают его семиногим...

«А смеяться после слова «лопата»» — старый анекдот про такие анекдоты.

Но атмосфера веселого энтузиазма, характерного для ранних «полуденных» рассказов, в наличие, этого не отнять.

Тем не менее идея КРИ — прекрасная.

пойду вразрез с мнением большинства читателей.

рассказ действительно мрачный, атмосферный, по-своему «стильный» (стилизация одновременно под hard-boiled-детективы и под русскую классику 19 века).

оригинальный монстр и внутренняя мифология.

все так.

тем не менее, лично у меня (вкусовщина, да!) ощущение было такое, будто приходится жевать картон.

сухо, жестко, отдает клеем (то самое сращивание трех чужеродных жанров).

кратко впечатление сформулировал бы так: автор слишком уж старался, и произведение вышло внешне элегантное, но при этом совершенно мертвое изнутри, искусственное и холодное.

у эпического героя и чувства эпические.

влюбленность Мрака на «нормальный» взгляд похожа на психическое расстройство, но в мире, где запросто сущетсвуют самые разные магические существа, боги и демоны, а размах всего — и подвигов и злодейств даны в гиперболизовааной сказочной стилистике, именно такая Любовь и уместна.

вечный никитинский стеб-постеб в наличии, но... книга странно грустная, почти трагичная.

Вал польского фэнтези, хлынувший на российские прилавки, масштабами сравним уже со средним цунами... Вопрос только в том, вызвано ли это стабильной популярностью мэтра жанра — А. Сапковского, в кильватере которого идут почти все поляки, или просто тем, что в России переводчика с польского найти проще, чем переводчика с португальского. Потому что, лузофоны, знаете ли, тоже пишут и печатают фэнтези, а мы о том ни сном, ни духом.

Объяснить «волну» тем, что наши западные соседи вдруг вырастили у себя когорту гениев, я не могу, применительно к Гузеку на ум идут определения «эпигон» и «МТА».

Второй вопрос, не менее значимый — ДОКОЛЕ?

ДОКОЛЕ ярлык «темное фэнтези» будут лепить на все, где есть немного изнасилований и убийств, потому что в книгах писателей-романтиков позапрошлого века (Дюма, Мериме, Скотт) больше неподдельной средневековой свирепости, чем в сочащихся декоративным гноем и пластилиновыми кишками томах современных грим-даркеров.

Задав общий разгромно-юмористической тон рецензии, можно и приступить к разбору.

Перед нами типовой набор современного фэнтези. Старая Империя, списанная с Римской (с элементами Священной Римской), с запада — оплот цивилизации, варвары с севера и с востока. Есть варварские королевства по окраинам, примитивно срисованные с того, что наросло в Европе после Великого Переселения Народов. В общем — пиршественные залы варварских царьков в бывших «римских» термах и крестьяне, живущие в лесу, молящиеся колесу. Есть не входящий ни в имперскую, ни в феодальную вертикаль власти, Орден Серых Плащей (кто сказал Ночной Дозор?!), бдящий за всякой магией-колдовством.

Но это я не в качестве критики, я наглость уважаю. Викинги так «викингами» и называются, никаких вольскингов, да и славяне так и называются — «склавяне», от чего у русского читателя особая боль. Ведь известно, что это предки нынешних шведов, норвежцев, англичан, немцев, французов, венгров, турок, поляков, казахов, осетин и греков были свирепыми головорезами, которые терзали соседей набегами и резали друг друга по любому поводу. А наши-то (раз склавяне — значит русских имел ввиду сармат-поляк, не чехов же...), если не дай Дажь-Бог куда и вторгались, то только чтобы кормить покоренных манной кашей с изюмом. Здешние склавяне ведут себя... ну как варвары с края карты, ведут.

Но повторюсь, наглость я уважаю, потому что автор и не пытается «сделать всерьез». Персонажи — вполне современные «парни и девчонки» (зацените брутальный средневековый реализм, женщины на боевых должностях в пограничной страже), прибывшие отбывать службу в дальнюю заставу, смешно препираются, забавно интригуют, завязывают неловкие романы, хвастаются, цапаются и тп. Этот «высокомерный аристократ», этот «ироничный бард», этот «Джон Сноу» — амбициозный потомственный служака. Некоторая неоднозначность есть только в персонаже, который сначала позиционируется как «недальнего ума силач». А оказывается самым умным, самым жестоким, самым властолюбивым. В общем=то единственным взрослым.

Не сказать, чтобы книга была лишена достоинство начисто, в конце, концов, осилил же я все три тома.

Но это «легкое развлекательное чтиво», корни которого уже не в Говарде, Геммеле, Сапковском или Мартине, а в сериалах Netflix и компьютерных играх.

Игрового характера книги писатель не стесняется, и когда некоторый персонаж начинает говорить в стиле «пора внести немного прогрессивного феодализма в эту военно-демократическую архаику», это просто забавно. Герои понимают, что они персонажи, большую часть книги, и гадают кто из них выживет, а кто умрет, опираясь на сериальные штампы. Кроме того, они все очень уж раскованы в сексуальном плане. Возникнет (не сразу, не в первом призыве) даже боевая девица очень нетрадиционной ориентации, с прикольной челкой и анимешных пропорций клинком, который предсказуемо носит ЗА СПИНОЙ.

Можно было бы отнести книгу к чистой воды юмористическому поджанру, и поставить оценку баллом выше, потому, что пародия имеет право на существование.

Но добродушное подшучивание временами прерывается расчлененкой с пытками и насилием, которые написаны крайне... реально, что ли.

И когда вышедшие из нетфликсовского сериала, парни и девчонки начинают нешуточно, болезненно, страшно и непоправимо гибнуть в пустяковых стычках (никаких великих войн, нет, пять десятков с одной стороны, сотня с другой...), кажется, что читаешь другую книгу.

Так же неплохо решена местная магия, она жуткая, неприятная, непонятная, и даже ведьмы это не «безобидные травницы» и не провозвестницы феминизма, а именно что ВЕДЬМЫ.

И вот это-то, наличие сильных, трагичных, мрачных страниц не дает поставить оценку повыше.

Автор мог бы сделать действительно мощную книгу. Но зачем-то сознательно смешал героику, в лучших традициях жанра, с Netflix и Камеди-Клабом.

Приходит на ум старый анекдот о том, что пора уже снова писать рассказ не о том, как рыцарь спасает дракона от принцессы и дракон спасает принцессу от рыцаря, а о том, как рыцарь спасает принцессу от дракона.

Надоела эта «игра с клише» и «ироническое переосмысление штампов жанра».

Более штампованного приема не найти.

При всей симпатии и к циклу про Фандорина, и к самому «благородному мужу» с его идеальным пробором и невозможным карамзинским именем, никогда не мог относиться к этим книгам «всерьез». Перед нами были изначально не «исторические детективы», а постмодернистские виньетки, в которых герой с каждым томом переходит из жанровой условности в жанровую условность, автор тремя штрихами для начитанных, для своих, обозначает правила игры, по которым игра идет сегодня. И может, например, на голубом глазу, рерайтнуть (о, великий и могучий английский язык, простишь ли ты меня?) историю Ахилла, перенеся ее, на Кавказ, в 1800- годы...

Сделавший автора популярным, цикл, давно уж привязан к позднейшим «Жанрам» с которыми все ясно из названия.

Правда, иногда Акунин в рамках цикла, создавал действительно сильные триллеры\детективы, почти лишенные ерничанья над клише.

«Планета воды» не понравилась многим прежде всего, сменой жанра. Хотя очередной жанр воссоздан на твердую пятерку, все приметы на месте.

Фандорину в этот раз выпадает приключаться не в родном для него пространстве «детектива в антураже XIX века», а в ретро-фантастике.

Мир повести с ее таинственной гибелью британских фрегатов, подводными городами, «нехорошими больницами», полоумными магнатами, метящими в диктаторы Земли, обгоняющими реальность научно-фантастическими чудесами, напоминает Жюля Верна, о чем пишет каждый второй рецензент. Сходство есть, местный «наполеон» походит на Капитана Немо... Если бы только Немо был не угрюмым одиноким «байронитом» с трагедией в прошлом и тоской в душе, а жизнелюбивым утопистом, готовым, так уж и быть, утопить половину мира, чтобы оставшаяся зажила в чудесных «Городах Солнца» под его руководством. То есть никак не походит. Так как я, разменяв пятый десяток, начал недавно перечитывать Верна, то вижу, что Акунин подражает не самому отцу фантастики, а его русским последователям начала прошлого века. А.Р Беляев и А. Н Толстой приходят на ум много чаще. Но еще чаще — сериал о похождениях Джеймса Бонда, причем киношный, а не книжный.

Фандориада прежде не готовила читателя к безумным ученым, изобретшим немыслимое оружие, скрытым в кратере вулкана секретным базам, частному флоту высокотехнологичных субмарин, готовящемуся уничтожить господство Британской Империи и тому подобным ходам.

Фандорин как обычно — плохой сыщик, но старается в любой ситуации держать лицо и неплохо дерется.

Маса как всегда очаровашка, в его собственной картине мира, а еще умеет рукой пробивать грудные клетки.

Написано бойко, но так как я все это уже смотрел раз десять, и столько же читал, проникнуться не выходит.

Степень условности происходящего «на экране» слишком велика.

Ветер принес очень странные тучи и с неба посыпались сначала острые иглы, потом ножи, потом «палаши».

Хорошая завязка для рассказа, а то и романа-катастрофы?

А то!

Проблема в том, что завязка понадобилась автору только, чтобы выразить свои политические взгляды.

Истинный американский «демократ» (избиратель Хиллари Клинтон, который никак не может пережить ее поражения в 2016), Джо Хилл очень хотел написать что-то такое, политически верное. Чтобы с секс- и нац-меньшинствами в главных ролях, чтобы против Трампа и тупых мужланов-реднеков, чтобы про харрасмент и с «плохими русскими» на втором плане.

Ну и написал. Хотя вообще-то вся политическая повестка пришита к центральной идее — абсурдной, но странно правдоподобной техногенной катастрофе, белыми нитками, ниток этих так много, читать сложно, почти невозможно временами.

Главная героиня — боевитая лесбиянка, теряет во время первого же «каменного дождя» свою (чернокожую) подругу, с которой вместе гибнет ее мать. Как девушка ответственная, ГГ отправляется (пешкодралом за несколько десятков километров) к отцу погибшей. Да, отец погибшей девушки — жутко прогрессивный пастор, кто же еще.

А мир вокруг рушится...

«Прогрессивное» мировоззрение, которое у старшего Кинга хотя бы завоевано в студенческих волнениях 1960-х, и уравновешено тем фактом, что он давно коптит небо, и успел повидать некоторое дерьмо, Кингу-младшему просто инсталировано по умолчанию, отчего обретает совсем карикатурные черты.

Оказывается, однодневной катастрофы, которая лишь чуток покалечила инфраструктуру, и убила несколько десятков человек, хватит для того, чтобы отворились двери во Адъ. Заключенные с каторги разбегаются, сосед убивает соседа из-за какой-то ахинеи, из-под земли как грибы лезут полоумные сектанты, пророчащие скорый Конец Света, а кто-то уже начал страдать от голода и жажды...

Повторюсь, случилось все это после ПЕРВОЙ ЖЕ четвертьчасовой атаки с небес! Которая закончилась и воссияло солнышко.

Неправдоподобно и очень уж политически выверено.

Главная героиня, за которой в качестве телохранителя увязывается туповатый, но добросердечный профессиональный боец MMA-шник, претерпевает на своем пути многие опасности, а вернувшись, начинает подозревать, что за всем этим ужасом стоит один русский (хотя он скорее еврей — Алик Андропов), карикатурный «сумасшедший химик».

В общем-то написано бойко, и сыплющиеся с неба смертоносные лезвия не могут не впечатлять, но степень политизированности просто зашкаливает, и делает рассказ неудобочитаемым, даже если вы разделяете взгляды автора. А уж если нет, то и совсем.

люблю я вестерны и люблю хоррор. но увы, эти жанры редко пересекаются, а когда пересекаются, то нередко в виде механистических мэшапов в стиле «Дракула на Диком Западе».

может быть дело просто в том, что пик расцвета вестерна и хоррора разошлись во времени...

хотя всегда можно вспомнить мрачные рассказы Роберта И. Говарда, который успел за свою короткую жизнь поучаствовать в становлении на ноги сразу нескольких жанров.

но в наши дни стали появляться авторы, которые решили создать органичный гибрид из романтики фронтира и потустороннего ужаса.

известный своими грубыми, натуралистичными ужасами Тим Каррэн пошел именно таким путем.

и так, конец 19 века. индейские войны уже сходят на нет, но мир Запада еще не совсем цивилизованн, не освоен, закон и порядок еще шатки и хрупки, правит все больше пистолет да грубая сила.

федерального маршала Джо Лонгтри, индейца-полукровку, направляют расследовать происходящие в глухомани загадочные убийства, которые совершает несомненно крупный хищник, но действует этот хищник по плану и с такой увлеченной жестокостью, на какую гризли или пума не способны.

мрачная и жестокая, с «кровью и кишками» (что обычно для Каррэна) вещь, в которой суровые нравы Дикого Запада сплетаются с древними культами и проклятиями. пусть автор не слишком скрывает главную детективную загадку произведения, читается все равно увлеченно.

сам Дикий Запад у Каррэна лишен романтического ореола. что-то привлекательное в простой жизни на фоне неосвоенных просторов конечно, есть, но на первом плане бытовая грубость и жестокость, царящие в городах и поселках. главные развлечения тут выпивка, азартные игры и поножовщина.

потому жители городка, привычные к насилию, не сразу понимают, что столкнулись чем-то ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ужасным.

не претендующая на роль шедевра и «большой литературы» (излишние амбиции очень уж обременяют многих нынешних хоррормейкеров) крепкая жанровая вещь, идеальная, чтобы прочистить мозги, полные интертекстуальных игр и постмодернистских алюзий.

только закаленный ветеран фронтира против пробудившегося древнего зла, которое хочет вернуть себе власть над телами и душами людей.

После своего почти восхищенного отзыва на «Лес мертвецов» для равновесия напишу скептичную рецензию на свежайшую книгу мастера гиньоля.

Все приемы Гранже на местах, но очевидно, что это именно приемы. Приемы и штампы, штампы и приемы. Что-то из личного багажа, что-то из великого хранилища Клише Полицейских Триллеров.

Коп, который сам без одной минуты преступник расследует серию жестоких убийств на сексуальной (видимо) почве. Ввиду этого на читателя вываливается куча информации о жестком порно. Как говорится, все что вы хотели знать. Если знать не хотели — лучше сразу не читайте. Сексуальным перверсиям всех родов посвящено столько времени, что это кажется откровенным «нагоном строки», потому что, вы будете смеяться, «порно-версия» свершившихся злодейств приведет в никуда, окажется «красной сельдью».

А настоящая причина окажется столь ужасной и одновременно столь замысловато-надуманной, что подавить недоверие не вышло даже у меня, который поставил «восьмерки» и «девятки» многим книгам Гранже.

А в этот раз, извините, мэтр, но «не верю» (с).

Как и прежде писатель ищет Корни Зла, и скрываются они опять на неуловимой грани науки и мистики.

Но думается, даже в коммерческом жанре нужно что-то еще, кроме умелого жонглирования жанровыми штампами, многим из которых уже не первая сотня лет...

очень увлекательная книга, настоящий политический триллер.

однако в нем настолько явно «торчит» политическая программа автора, что это режет глаз.

конечно, заидеологизированность вообще характерна для шпионской литературы (наверное, именно потому я ее практически не читаю, что воспринимать истории в стиле «наши доблестные разведчики против ихних подлых шпионов» тошно в любом исполнении, хоть английском, хоть русском, хоть французском).

нельзя не отдать ложное ловкому перу Пикуля, который создает живые (и порой чуть ли не комиксовые в своей яркости) образы героев, бисером рассыпает кучу интересных фактов об эпохе, странах где происходит действие, да и вообще всем от моды, до медицины.

причем от всего этого совершенно не создается впечатление «перегруженности» текста, набитого справочным материалом, как это иногда случается.

тем не менее, за всей упоительной лихостью повествования (ГГ успевает повоевать на стороне буров в Африке и совершить переворот в Сербии, побывать на полях Первой Мировой и дожить в здравии до Второй Мировой), за всеми трогательными черточками, вроде папаши, который до взрослого возраста потчевал его по любому поводу сушеной малиной, за действительно душещипательной истории о поисках вечно ускользающей матери, выпирает не понятая самим Пикулем правда.

ГГ — террорист и международный авантюрист, который «с честью» служил режиму, который презирал, деятельно (бомбой, пистолетом и ножом) участвуя в его неразумной, одновременно агрессивной и сверхосторожной внешней политике.

потом, когда режим, который он презирал, умер от старости и множества болезней, наш обаятельный ГГ стал с той же «честью» служить другому режиму, который ему не может не быть чужд.

такая, очень русская, форма оправдания предательства, мол «режимы меняются, а Россия (смахивает слезу с сивого уса) остается», «русский офицер бывшим не бывает».

герой «Окини Сан» сгинувший в японском изгнании, выглядит гораздо привлекательнее, гораздо честнее, чем безымянный тайный агент всех правительств.

в этом произведении, то ли из-за надуманности темы, то ли из-за наличия «раскидистой клюквы», то бишь сакуры, как-то отчетливо проявились недостатки Гранже.

не столько «самоповторы», сколько ходульность и граничащая с трэшем, с «желтыми» газетами и копеечными В-movies эстетика.

Гранже — большой обманщик и фальстификатор, он берет забубенно-пальповые штампы, героев и темы, но излагает их на совершенном серьезе.

с помощью журналистского опыта и большого объема «матчасти» он создает у читателя впечатление, что тот читает на pulp с беглыми нацистами, сохранившими свои обычаи до XXI века самураями, вездесущими сатанистами и маньяками-эстетами, а какбы серьезную, чуть ли не документальную литературу. (вон, многие через него «много узнали про Латинскую Америку».)

сейчас, наверное, и про Японию много узнают, да...

но в этот раз фишка не сыграла, самурайский трэш в антураже Франции (да и Японии) наших дней не работает в качестве реалистичной угрозы.

«не верю» (С).

к тому же писатель зачем-то собрал роман из двух повестей, объединенных общим главным героем, но друг к другу пришитых на живую нитку.

история маньяка-пиромана Феникса и тайна японской жены следователя.

во что-то одно поверить можно было бы, но в то, что события произошли с одним человеком и одновременно, это уже перебор.

в общем самая слабая из прочитанных мною книг Гранже.

оценка за голое, техническое «мастерство», которое знаменитого француза не покинуло.

смешная, хотя и чрезмерно «лобовая» пародия сразу на две вещи — романтическую литературу вообще и Вальтера Скотта и лично, а так же патриотическую пропаганду.

начиная с того, с чего начинают все авторы фанфиков всех времен («у автора неправильно, надо поправить»):

Теккерей все-таки не ставит цели всерьез написать продолжение знаменитого романа.

герои Скотта ведут себя точно так же, как обыватели, описанные пером сатирика Теккерея в его книгах и предстают мелкими, лживыми людьми, которые даже грешат как-то тишком и по мелочам.

трогательные анахронизмы Скотта Теккерей доводит до комического гротеска — Айвенго на войне уклоняется от взрывов бомб, в честь визитов Ательстана палят из пушек, а Ричард поет песни под гитару.

но до настоящего сарказма автор доходит в описаниях заграничного «вояжа» Рыцаря Лишенного Наследства.

вместе с тем шутка классика затянулась, по сути перед нами растянутый анекдот, который, как известно, теряет выразительность, становясь многословным.

для современного читателя интересен еще один момент.

когда-то Теккерею должно быть казалось, что он ловко «раздевает» творческую манеру Скотта, что срывает покровы пышности с ходульности, которая у Скотта, как ни крути, присутствует.

высмеяно все, от театрально-высокопарной речи героев, до чудесных спасений, целебных эликсиров и волшебной способности оставаться неузнанными в родном доме, благодаря несложной маскировке.

так его, этого автора многословных рыцарских романов, безнадежно устаревших еще при жизни автора!!!

но для нас Теккерей — такой же почтенный, безнадежно устаревший классик позапрошлого века, его вежливая сатира нравов и аккуратный реализм из жизни буржуа средней руки, тоже кажется уютной стариной.

ввиду чего пыл, с которым он высмеивает своего предшественника на посту главного писателя Англии представляется излишним.

думается, добрейшей души человек, сэр Вальтер Скотт не обиделся бы за такое пересмешничество и даже искренне посмеялся над некоторыми удачными пассажами.

а мы свою очередь вольны видеть механистичность и однообразность использованного пародистом приема.

Есть произведения, которые оставляют впечатление «как все круто», есть, которые «какой отстой, зачем я на него время потратил».

А есть и что-то среднее.

«Конан идет по следу» по ходу трехдневного прочтения вызывал у меня самые разные ощущения от «вот же молодец автор, так и надо писать!» до желания уестестивить себя по фейсу палмом, но рука у меня тяжелая, убоялся контузию глаза нажить.

События разворачиваются в Бритунии, где молодой еще Конан по случаю приобрел украшение, и всё завертелось.

Украшение то было снято с трупа королевской дочери, которую принесли в жертву. Потому что голову поднимает древний и страшный культ мутари. Изображение мутари — одна из несомненных удач автора. Мутари — люди, сознательно решившие служить Злу, (которое они понимают именно как Зло, а не «альтернативное Добро»). На потребу своей черной душе и ради своих черных богов мутари творят неописуемые зверства. Плюс они претерпевают некие метаморфозы, после чего людьми их уже не назвать, скорее на ум приходят вампиры — у них не течет кровь, светятся глаза, они живут в темноте, у них длинные черные зубы.

В общем убедительно страшные и реально Злые создания.

Собственно, активно действует большую часть романа одна мутари — Азара, которая даже не помнит, кем была до обращения. В сговоре с придворным евнухом, Азара насылает порчу на короля...

В общем и целом автор явно старался сделать все «всерьез». Тут нет ни стеба Перри, ни явно облегченного, soft подхода, характерного для других авторов. Другое дело, чувство вкуса и меры явно по ходу развития пиэсы то и дело подводило Мура.

Видимо с целью показать «что Конан не супермен» и «он тоже уязвим», он заставляет могучего героя (описаниям того, какой он мощный, крутой и опасный посвящено параллельно немало строк) нелепо фейлить. Ну ладно, когда руку ему ломает капитан стражи, тоже опытный боец и силач каких поискать. Но потом его чуть не калечит какая-то кляча, не боевой даже конь, а лошадка на которой хозработы производили. Потом его нокаутирует, извините за выражение, садовник. Потом, в решающем бою, он обязательно посклизается и получает по голове, и как итог — Конана натурально так метелят в кабаке какие-то пьяные гирканийские гастрабайтеры. В общем эффект «реальной опасности для героя» достигнут тем, что он превращен в увальня.

Вторая проблема куда монументальнее.

Перенасыщенность магией, причем такой сильной и «явной» что прям слезы бегут по небритым щекам, как вспомню о Ксальтотуне.

В роман стремительно врывается Мадезус, митрианский священник, который сначала оказывается целителем, а потом заряженным на борьбу с силами мирового Зла джедаем, тьфу, светлым магом редкой силы.

Когда Конан, Мадезус и Кейлаш (типичный «напарник», хороший боец и записной балагур из дворцовой стражи) спускаются в подземелья в поисках уже телепортировавшейся за тыщу лиг мутари, там их сначала встречает ловушка, где их топят в крови, потом какой-то призрачный слуга зла вроде старины Тага, и все вроде нормально.

Но появление архидемона с именем взятым из «Гоэтии», это уже слишком. А потом архидемона натурально низвергнул во Адъ явившийся во плоти (в виде бронзовой статуи) древний бог, и меня малость «сломало».

Перебор какой-то, причем по всем позициям.

Конан, Кейлаш и Мадезус следуют за мутари в заброшенную крепость в пустыне. По дороге Мадезус гибнет (в то самое время, когда Конан с Кейлашем огребали тумаков от гирканских гастеров, его зарезал евнух Ламици, ставший слугой мутари) и нашим воякам приходиться продолжить путь без магической поддержки.

Затем к жизни возвращается (в результате собственного хорошо продуманного плана) древний жрец-мутари Скаурол, но и Силы Света не дремлют, и в ночном видении Конану является митрианский святой, некогда поразивший мутари серебряным копьем.

В финальной разборке льется море крове, оживают каменные горгульи, кинжал из арсенала оказывается артефактом...

в общем увлекательная книга, главным достоинством я бы назвал жестокость и попытки (небезуспешные) выйти на ниву хоррора. А главным недостатком — перебор с явлениями богов (Сет вдохновляет своих провинциальных жрецов, а Митра так вообще лично снисходит на землю, дабы исцелить израненного Кейлаша и доставить его до дружественных земель), пафосными описаниями магизма-колдунизма и доходящую до комизма невезучесть Конана.

С. Р. Тем большой специалист по погружению читателя в состояние близкое к клинической депрессии.

так же он большой любитель странных, «глючных» образов, которым место скорее на полотнах авангардистов, чем в рассказе о вампирах.

главный герой рассказа вместе со своей умирающей от рака женой приезжает навестить ее родственников, ОЧЕНЬ И ОЧЕНЬ странный клан.

это могло бы послужить основой для просто «страшилки», но Тем выбрал иной путь.

внятное поначалу произведение рассыпается на осколки чувств, мыслей, воспоминаний и впечатлений, депрессивность повествования достигает конечных значений по шкале, а

ощущение как после просмотра артхаусной драмы, где-то все снято в серо-желтом светофильтре, все ходят туда-сюда и всех очень жалко.

увлекательная, но излишне (порой кажется — до градуса пародии) стилизованная под классическую готику книга.

витиевато-возвышенный язык, многословие, утонченные эмоции героев... все это сгущено до той консистенции, в какой современному читателю уже неподсильно воспринимать всерьез.

а меж тем наивность и целомудрие настоящей аутентичной готики уже отсутствует, моральный облик героев, в том числе по части сексуальных экспериментов, ультрасовременен, и оттого получившийся «коктейль» становится очень на любителя.

рекомендовать можно прежде всего любителям Энн Райс и снятого по ее классическому произведению фильма «Интервью с вампиром».

те же томность, манерность, эмоциональность, запутанный, многослойный сюжет.

местами чрезвычайно похожий на «Омен», а иногда открещивающийся от этого сходства «ужастик».

не сказать, чтобы роман как-то особенно силен.

состоит он по большей части из готовых жанровых штампов, которыми автор умело жонглирует, но все равно штампы остаются штампами.

зато Шестидесятые показаны в книге с ностальгической симпатией.

идеальный «тайм-киллер», легкое чтиво, не старающееся стать Большой Литературой за счет лексической вычурности или сюжетных изысков.

такие книжки тоже нужны, раньше они выходили в покет-формате, с цветастыми обложками.

к тому же в «Рожденном дважды» есть действительно жуткий и странно правдоподобный антагонист в лице

увлекательный, но в конечном счете, не убедительный детектив.

такое впечатление, что автор разрывался между желанием написать кайдан и одновременно втиснуть пришедший на ум сюжет в прокрустово ложе традиционного детектива, с непременными рационалистическими объяснениями.

начало захватывает.

к рассказчику (который как бы и есть сам автор, «известный писатель Рампо») вечером пристает с разговором странного вида молодой человек.

начав со старого японского анекдота об обезьяне, которая перерезала себе горло украденным мечом, он навязывается в собеседники.

и просто жаждет поведать историю о серии загадочных самоубийств, которые происходили в отеле.

к сожалению, в этом произведении публицистичность, фельетонность Быковской музы особенно сильно дала о себе знать.

и дело уже не в том, нравится, или не нравится вам мировоззрение автора, а в том, что перед нами прямолинейная, лобовая сатира, даже не старающаяся прикинуться художественным текстом.

конечно, публицистика имеет право на существование.

к тому же Быков пусть и «столичный» и «либерал» и конечно же «еврей», но самом деле Россию, которая не сидит в фейсбуке и не попадает в репортажи центральных медиа, знает получше многих фейсбучных страдальцев за Отечество.

так что его выкладки на тему параллельных, почти непересекающихся реальностей имеют право на существование.

но это меня неумолимо тянет в «политоту», а политота не имеет отношения к качеству текста.

текст же здесь стандартно-быковский, гладкий, легкий, остроумный.

вроде бы и герои при всей своей карикатурности «как живые», и скитания по «параллельным реальностям» потаенной, скрытой от глаза России увлекательны.

но вспоминается, ей богу, избитая шутка про ненастоящие елочные игрушки.

есть у Быкова вещи намного сильнее.

причем как в художественном, так и публицистическом измерении.

Есть такие книги, которые как будто не за что ругать.

Они ровно написаны, персонажи в них не напоминают карикатуру, интрига (если это детектив, а перед нами именно такой случай) достаточно запутана, но не искусственно-перекручена. Нужное количество бытовых деталей приземляет историю, детектив давно уже подружился с социальным реализмом.

Опытный детектив Гарри Босх (повезло же мужику с фамилией) берется за дело, которое иначе чем «висяком» не назвать — случившееся десятилетия назад убийство, которое преступник еще и тщательно спрятал, так что известно о нем стало только по случаю.

В кампании новенькой полицейской, которая пока что воспринимает работу романтически, Гарри начинает копать древнее преступление, и ...

Повторюсь, книгу как будто не за что ругать.

Благодаря финальному твисту

роман оставляет чуть большее впечатление, чем мог бы, завершись он более бравурно.

Но и особенно хвалить «Город костей» тоже не за что. Потому что все, от интриги до характеров героев, выдержано на таком ровненько-средненьком сериальном уровне. Все клише полицейских книг и фильмов за полвека существования жанра, над которыми еще в «Последнем киногерое» посмеялись. «Я работаю один», «сдай значок и пистолет». Да, есть фактура в виде описания жизни «трэйлерного трэша». С одной стороны реализм в виде скучности и бумажности повседневной полицейской работы, присутствует. Но именно Гарри и его команде выпадают погони с перестрелками. Вообще-то копы просто чиновники, но именно Гарри — ветеран всех войн, круто сваренный парень, которому прощают трупы при задержании. Так-то служебные романы в управлении порицаемы, но Босху это не указ. И тп.

И да, сериал про Гарри Босха существует, там его играет седой обладатель квадратной челюсти Титус Уэлливер, фильмография которого состоит из ролей, по большей части начинающихся со звания персонажа («агент», «капитан», «майор», «сержант-майор», «генерал», «министр»).