Сюжет книги незамысловат. Две почти непересекающиеся сюжетные линии (линия странствия магов и линия Руала) кажутся несколько искусственными. Комические эпизоды шалостей главного героя и подчеркнутая туповатость ученика мага – Дамира довольно натужны.

Однако в этом дебютном романе Дяченко впервые применили беспроигрышный прием, который они успешно потом использовали в других книгах: поставили героя в нравственно безвыходную ситуацию. И главный интерес представляет не финал – его не трудно угадать, а какие герой будет принимать решения, как будет выпутываться из очень непростой ситуации.

На мой взгляд оба финала равнозначны.

Во втором финале Вика «обернулась, и увидела Андрея». Но что она могла увидеть на самом деле?

По замыслу автора, товарищи Андрея по несчастью имеют вид облаков, поэтому, слетевший вниз Андрей, по-видимому, скорее всего был похож на клочья тумана, в которых только при большом желании и, имея богатое воображение, Вика смогла разглядеть лицо своего возлюбленного.

Случайно фотографируя странную пару, которую он принял за влюбленных, фотохудожник перешел границу между иллюзией и реальностью. Сам факт сьемки превратил, казалось бы, любовную интрижку в нечто преступное и отвратительное.

Вся мощь непостижимого в человеческой психике обрушивается на читателя.

Житейско-бытовое воплощение идеи замкнутости пространственно-временного континуума.

Совершенно чудовищный и психологически неоправданный конец! Оставить ребенка одного без квартиры, без денег, без близких людей! Куда ему идти? Разве только к «мудрому» алкоголику дяде Боре, который и о себе позаботиться толком не может!

«Вот устрою маму... чтобы у нее все было в порядке... И вернусь к тебе». А если с ребеноком до этого что-нибудь случится? Попадет, например, в какой нибудь притон педофилов и посадят его на иглу?

Ключевой заключительный аккорд рассказа — смерть мальчика Пабло превратил рассказ в высокую трагедию. Без этого повествование воспринималось бы как просто необыкновенно мастерское описание («... там есть фраза, в которой по очереди представлена точка зрения четырех человек») вполне обыкновенной жизненной ситуации.

В рассказе отсутствует внутреннее правдоподобие.

Могут ли дети, которых избавили от детской площадки, в одночасье стать взрослыми без соответвующего образования, воспитания, жизненного опыта?

Может ли человек, имеющий опыт 8-9 летнего ребенка заменить своего отца на его жизненном поприще?

Если художественно а, главное, психологически достоверно развить эту мысль, то картина окажется намного страшнее рассказа «Детская площадка».

Роман содержит внутренние противоречия. Зачем сжигать книги, если их и так почти никто не читает? Ведь за 50 лет до начала повествования на курс драмы профессора Фарбера записался всего один студент. Книги уже вытеснены интерактивным телевидением.

И еще. Атомные войны идут одна за другой, но никто не умирает от радиации.

В романе действуют хотя и стихийные, но этически ориентированные силы природы.

В нашем мире такого рода сил или просто не существует, или мы их не воспринимаем.

Конец повести напоминает «Третью экспедицию на Марс» Бредбери. Звери с такой же радостью покидают Зоопарк, как космонавты, встретившие на Марсе своих горячо любимых родственников, надоевший им космический корабль.

Но в отличие от марсиан, посетители зоопарка растащили своих любимцев по домам, потому что жить без них не могут.

Невольно вспоминается «Остров доктора Моро» Уэллса. Почему-то доктору Моро как-то не пришло в голову вместо скальпеля использовать ноутбук.

Есть такое выражение: «От любви до ненависти один шаг». А сколько шагов от ненависти до любви? Раньше такой вопрос и в голову не пришел бы, потому что мне казалось, что так в жизни быть не может. Авторы блестяще решили эту парадоксальную психологическую проблему, описав такую невероятную ситуацию с только им присущей неподдельной достоверностью. Ничего похожего я не встречала в ранее прочитанных книгах.

Лукьяненко не чужд постмодернизму – явно цитирует Стругацких: «Счастья для всех и даром. И чтобы никто обиженный не ушел.»

Да и сюжет в конце книги напоминает «Жука в муравейнике» – целая банда Иных-функционеров (коллективный Сикорски) срывает очередную возможность осуществления «вертикального прогресса» (в русской фантастике) для всего человечества.

Хотя автор многократно подчеркивает, что у Иных (особенно Высших) — нечеловеческая сущность, однако, на самом деле, ничто человеческое им не чуждо, вплоть до использования служебного положения в личных целях. А не коррупция ли это?

В мастерстве отображнния психологии девочки-подростка автор ИМХО намного уступает Пастернаку («Детство Люверс»). Возможно, что он и не ставил перед собой такую цель. Этим рассказом автор пытался выразить ассоциации, связанные с картинками художника-сюрреалиста Поля Дельво. Раздражает назойливо-многократное описание и упоминание ночного кошмара Ванды, призванное, по-видимому, показать глубину ее психологической травмы.

Парадоксальность ситуации, описанной в рассказе, в том, что внимание Ариэля к Летисии привлекло та ее особенность, которая была проявлением болезни.

Кортасар обращается к бессознательной части психики своих героев, которая удивительным образом делает их привычный мир призрачным и абсурдным. Реален ли плач младенца и баюкающая его мать за заколоченной дверью? Читатель невольно становится соавтором, и ему решать действительно это происходит или нет.

Полностью реализованная и доведенная до абсурда система непосредственной демократии. Да и сам автор рисует её не как Утопию, а как Антиутопию. Вроде бы все сделано так, чтобы чиновники боялись сделать что-либо не то, ведь любой чем-то недовольный гражданин может отправить любого чиновника или политика в небытие. Однако судя по тому, что мэра Борга взорвали за строительство нового космодрома, у чиновников была возможность бесконтрольно распоряжаться бюджетом. ИМХО даже такая система не исключает коррупции.

Вполне реалистический рассказ, если бы не концовка, когда на третий день после похорон мамы, приходит письмо от ее покойного сыны, в котором он спрашивает о здоровье мамы и умершей тети.

Вся соль рассказа в том, что девочку, превращенную в мальчика взяли в мужскую баню. И она увидела там ТАКОЕ ...

Что такое, в сущности, время?

Гениальный саксофонист Джонни постоянно поглощен мыслями об этом. Он говорит, что ему «кажется, что именно музыка помогает немного разобраться в этом фокусе».

Но он чувствует, что на самом деле это невозможно: «... музыка окунула меня в поток времени... но только надо понять, что это время ничего общего не имеет... ну с нами, скажем так».

По мнению Бруно, он «...плюет на то, что его считают гением, на то, что его музыка намного превосходит игру его товарищей», потому, что ИМХО для него музыка не самоцель, а средство постичь сущность времени. Он зачарован этим. Он преследует время.

Невероятное мастерство Маэстро, а также заложенное в «нечеловеческсй» гармонии музыки Бетховена разрушительное начало, многократно усиленное совершенством исполнения, спровоцировало совершенно немыслимую, но психологически естественную агрессию публики.

Не является ли совпадением то, что Бетховен был одним из любимых композиторов Гитлера?

Я думаю, что содержание этого рассказа — аллегория процесса старения. Человек вынужден постепенно отказываться от каких-то видов деятельности, хобби, потому что ему уже становятся не под силу многие привычные и любимые занятия, которыми наполнена его жизнь. И бороться с этим невозможно. Уход из дому символизирует смерть.

Наивная утопия в форме «экшн». По мере того, как люди борются с «взбунтовавшейся» планетой «Пирр» (не правда ли — «говорящее название»): непроходимые джунгли мира смерти, огнеметы, БТРы и все такое... , появляются мутации, все более смертоносные и устрашающие. И кто бы мог предположить, что победу в этом затянувшемся поединке могут принести только дружба и милосердие?

Однако такой путь к взаимопониманию не всегда пригоден даже для людей. Очень часто извечные противники не способны довоеваться до чего-то, кроме тотального взаимного уничтожения.

Психологически и художественно книга написана на самом высоком уровне. Напрашиваются ИМХО параллели с Кастанедой: Решение, кого выбрать в ученики, принимается не на человеческом уровне; сойти с тропы обучения можно только ценой собственной жизни; преподаватели — или уже не люди или никогда ими не были и т.д.

Вот только философская концепция романа — «весь мир — текст», на мой взгляд, слишком банальна и узнаваема, эта идея Витгенштейна, Беньямина и Деррида.

Но развить идеи Кастанеды без практик, описанных им невозможно. А вопрос о том кто может быть «воином» (т.е. человеком, который в принципе способен овладеть этими практиками), решается не на человеческом уровне.

ИМХО идея взята из фильма Владимира Хотиненко «Зеркало для героя». Дваждырог каждое утро обнаруживает, что начался тот же самый день, что был вчера. Однако реализация этой идеи в рассказе оставляет желать лучшего.

Гротескный, нарочито «несерьезный» рассказ прямо пародирующий НФ тексты на тему «межзвездных путешествий». Но, в соответствии с концепцией автора: « Бытие на ошибке основано, ошибку ошибкой исправляет, ошибкой возвращается, ошибками творит так, что случайность становится судьбой Мира «, планы альдебаранцев провалились

Каждый миф появляется в процессе становления и развития культуры определенной цивилизации. Если бы на Земле сосуществовали два вида разумных существ, да еще в разных средах обитания (люди и русалки), то каким же образом продукт культуры одной цивилизации мог бы стать мифом другой? Вместо психологически правдоподобной фэнтези-сказки, получилась назидательная история.

Единственно по-настоящему интересной могла бы стать скомканная автором тема постепенного становления взаимопонимания, взаимоуважения и сотрудничества инквизитора и чародея.

А так получился вполне заурядный рассказ с хэппи-эндом.

Точно так же как в рассказе Лема «Терминус», сознания погибших космонавтов, находившихся перед смертью в агонии, оказались в памяти старого робота и сохранили способность общаться с живыми людьми, будто бы они живы, так и личность замурованной много лет назад панночки, сохранившаяся в семечке орхидеи и вселившаяся в тело учительницы биологии, наполняет невыносимыми страданиями жизнь молодого учителя физики.

И учитель физики в конце рассказа действует аналогично герою Лема.

Снова уже набившая оскомину тема — борьба Вселенских сил Добра: « Иди с Богом, витязь. Да пребудет с тобой сила...» Не правда ли, что-то очень знакомое!

И Зла: «... но лишь Россия не легла под крест... мы же завершим процесс — распнем Россию».

А подземное хранилище мечей литературных героев: былинного Святогора, Руслана, Артура — не иначе как из эгрегора Даниила Андреева.

Да и капитан милиции Коряцкий уж очень напоминает персонаж из Дозоров. Не говоря уже о похищении, погонях, «братках» и т.д.

Такая вот незамысловатая компиляция!

Во времена Гоголя силы Зла можно было победить (или хотя бы нейтрализовать) с помощью святой воды и крестного знамения. А в наше время для этого, оказывается, вполне достаточно лопаты и сырой картофелины.

Пример современной реализации (в условиях фэнтезийного пространства) много раз описанного в СМИ алгоритма, используемого для личного обогащения коррумпированных генералов, чиновников, «ученых» ВПК путем управления «контролем над финансовыми потоками».

До Салтыкова-Щедрина сильно не дотягивает.

Написанный в форме «городское фэнтези», роман является, на самом деле, антиутопией. Фантасты описывают модель мира, где практически нет преступлений, связанных с агрессией.

Все свои порочные устремления индивиды могут реализовать в подсознательном мире сновидений, который однако регулируется некоей Конторой, которая имеет, по сути, неограниченные полномочия и попросту уничтожает конкретных людей, «чья норма агрессивного поведения превышает установленное число».

Но такая бесчеловечная по своей жестокости модель оказывается неустойчивой, так как невозможно предусмотреть все случайности и совпадения реальной жизни, все противоречия требований общества и реальной природы человека. Поэтому в конце романа мир, сконструированный наподобие компьютерной модели, разрушается.

Невероятная литературная стряпня с лихо закрученным детективным сюжетом:

Эльфийский наркотический порошок оказалсяся двигателем истории, а его секретный рецепт, когда-то давно брошенный в огонь — кольцом всевластия.

Великая миссия Гитлера — очистить Европу от эльфов, считающихсяся потерянными израилевыми коленами.

А Толкиена, оказывается, наняли эльфы для фальсификации истории за понюшку наркотика.

Логика развития сюжета местами напоминает гоголевские «Записки сумасшедшего».

Книга ДПП(нн) начинается с «Элегии 2», дающей всему сборнику пародийно-ёрнический настрой:

Товарищ, тырь. Товарищ, верь.

За дурью дурь,

За дверью дверь.

Здесь и сейчас пройдет за час, Потом опять теперь.

Дух этого гениального рассказа можно выразить столь же гениальными строками Фета: «…Не жизни жаль, а жаль того огня, что просиял над целым мирозданьем, и в ночь идет и плачет, уходя».

Хрустальный — не от слова «хрусталь», а от слова «хруст». Хруст мира на переломе.

Сюжет простой — Ленин накануне октябрьского переворота пробирается в Смольный. А двое юнкеров-наркоманов должны никого из штатских туда не пропустить. Выполняя эту миссию, один из них рассуждает о том, что у каждого человека есть своя цель и задача, которую он должен выполнить для этого мира.

И вот если бы юнкера, охранявших в такую смутную осеннюю ночь «продажное-антинародное» Временное правительство, действовали бы трезво, строго по приказу, а не под кайфом (то «приход», то «отходняк») — интересно, в каком мире мы бы сегодня жили?

Гениальный римейк-пародия на Кастанеду. Пелевин был редактором одного из лучших переводов первых трех книг Кастанеды, изданных в начале 90-х годов издательством «Мир».

Сверхзадача этого романа — показ Мира Зла, того самого, который был побежден Советским Союзом, т.е. Миром Добра.

В самом тексте так часто говорится о фашизме, о капитане Реме и серых штурмовиках, что сами собой напрашиваются аналогии с романом о советском разведчике в немецком тылу.

И, наоборот, сквозь Германию «17-ти мгновений весны» проступают черты Арканара.

Штирлиц-Исаев по отношению к нацистскому окружению такой же «прогрессор», как и Антон-Румата. И чертами характера они похожи: оба интеллигентны, ироничны, оба являются носителями иной этики, иной морали, чем их окружение.

Слишком пафосно написано. Гномики — примитивная пародия на «немецко-фашистских захватчиков». С самого начала совершенно очевидно, что они будут «наголову разгромлены» светлыми силами абсолютного добра.

Вполне реалистический рассказ о любви, где фэнтезийная составляюшая — не более, чем декорация. Этакий очерк, романтичный и трагичный одновременно.