Бывает у людей такой недуг, как неумение наслаждаться зацикленностью момента, бесконечным вращением по кругу, где ось неизменна, те же тропки не являются садом, повторение невыносимо; мне посчастливилось вступить в ряды таких людей, ряды людей счастливо расступились, счастье людей выступило на рядах зубов; как же в таком случае я бы смог насладиться буквенным рядом, зубьями букв данного романа, автор которого черпал вдохновение из одиннадцатой, музыкальной (музыка, а не глава), главы «Улисса», дабы поиронизировать над Прустом (ой ли?); Сэмюэл Беккет всё же не зря получил Нобелевскую премию, всё же не зря вдохновил Пола Остера, всё же не зря он был другом Джойса; только человек недюжинного ума и владеющий своими способностями, владеющий умом (своим и чужим) и не дюжиной способностей (своих и чужих), смог бы собрать из ничего всё, а всё превратить в ничто, но в конце оставить что-то, чтобы это «ничто» было напечатано и названо «Уотт» (что?); каждый повтор имеет значение в этой книге, каждый повтор в этой книге не имеет смысла, смысла достоен только один повтор, но не в книге; почему это произведение должно быть прочитано — недочитано, открыто — закрыто, медленно листаемо — быстро пролистано, забыто — запомнено?, потому что это книга гомерически смешная, несмотря на то, что Гомер не сатирик и ни разу не юморист, но он велик и смех, хихиканье, ухмылка, внутренняя и внешняя, будут велики, как его поэмы; автор умён и книга имеет на себе отпечаток ума автора, который написал книгу, чтобы вы её прочли. Минус один — повторение надоедает. Минуса два — не все комические ситуации комичны для всех. Очень хорошо.

Заранее хочу извиниться перед теми, кому нравится творчество Хемингуэя за тот яд, который вложен в данный отзыв.

Начнём с прекрасной аннотации, в которой мне понравился этот момент:

«Ты никогда не отчаиваешься, Эрни?» — спросил друг у Хемингуэя.

Ответом на этот вопрос стала книга «Проблеск истины». К сожалению, великий американский писатель не успел ее закончить, и к печати ее подготовил его сын Патрик.» — Прекрасный ответ на интересующий всех вопрос, если не учитывать, что куда более веским ответом послужило самоубийство Хемингуэя.

Даже если не обращать внимания на глупца, по случайности посчитавшего, что всё это хорошо смотрится и звучит, то уж сам роман является совершеннейшим разочарованием, нелепой мальчишеской бравадой, льющейся со страниц немолодого автора, лауреата Нобелевской и Пулитцеровской премий; как сказал бы сам Эрнест...

Не знаю, как сказал бы Эрнест, но могу с уверенностью сказать, что этот роман написан в лучших традициях современных блогов, и единственное, что отличает его от них, — это размер и некая эрудированность писателя. Сюжет, язык, повторения, психологизм и литературные отступления вызывают в голове лишь треск разочарования, утихающий лишь при откладывании книги. Но я искренне считаю, что для того, чтобы написать так уныло про удивительную Африку — со всем её бытом, живностью, природой, этносом и т.п. — надо обладать недюжинным талантом, который схож с талантами худших из лучших.

В заключение приведу лишь своё умствование, чтобы ваше время не было совсем зря потрачено, если вы и вправду решились это прочитать: в книге (звание «произведение», пожалуй, оставим для чего-нибудь иного) Эрни Хем прямо говорит, что не хочет уезжать из этого Рая для тех, кто в Аде видит блажь; мне кажется, в этом и заключается трагедия Хемингуэя — по-настоящему умным и приспособленным он мог ощущать себя только вдалеке от цивилизации, где царит лицемерие и интеллект, в Африке же люди «настоящие», потому что, как мне опять-таки кажется, незаострённая сложными мыслями личность является своего рода камнем, который понятен таким, каким он нам представляется, — удобным для обработки, броска и битья.

С благоговением подхожу к тому, что пишу, потому что творчество Набокова безмерно обожаю, но всё же ясный взгляд пытаюсь сохранить.

Для меня «Истинная жизнь Севастьяна Найта» (пер Г. Барабтарло) стал личным романом-зеркалом, — как многие в школьный годы узнавали себя в Печорине и Базарове, так и мне всё же пришлось столкнуться с отображением своего внутреннего мира, — книгой, вызывающей лестную для автора неприязнь со стороны практически расшифрованного им психотипа.

Отойдя от чрезмерных излияний, хочется подойти к самому произведению: ну что ж, подступаем, смеряем взглядом, понимаем, молчим... но недолго, потому что невозможно сдерживать поток осознанных эмоций; данный роман представляет собой псевдобиографическую книгу, содержащую в себе такое разнообразие как стилистических приёмов, так и сюжетных событий, которые постоянно дополняются тонкими наблюдениями и насмешками над «исследователями чужой жизни», что, взглянув на её тонкое ребро, в голове проносится лишь один вопрос: «Как такое возможно?» — любое дополнение к сказанному что-нибудь да раскроет, а я не хочу и не смею портить кому-либо удовольствие от первого прочтения.

Почему же тогда оценка не соответствует моим восхищениям? Отвечу кратко: спектрофобия и иногда пробивающееся сонномушье. Надеюсь, вы не страдаете подобными недугами, а страдаете лишь любовью к прекрасным представителям литературного мира.

Первый роман Джойса является началом его «трилогии жизни»: если «Улисс» — роман одного дня, а «Поминки по Финнегану» — одной ночи, то «Портрет» представляет собой олицетворение перехода из одной ипостаси в другую, проще говоря, рассвета и заката.

Преобразующееся с течением книги сознание юного Стивена Дедала (т. к. это — полуавтобиографический роман, — как это часто бывает у большинства реалистов -, мы не должны забывать, что также следим за психологическим становлением самого автора) идеально иллюстрирует юношескую рефлексию каждого из нас; со временем меняющиеся приоритеты, моральные устои, теологические и философские убеждения нашего героя не позволяют заскучать, если читателю действительно интересно проникнуть в голову ребёнка, которого отправили учиться в колледж с католическим уклоном.

Хочется подчеркнуть, что цветовая палитра произведения такая, какую, как мне кажется, должен был видеть перед своими глазами Икар, сын Дедала, когда его крылья пожирало солнце, а именно сплетение жёлтого, оранжевого и красного.

В своём самом известном романе (все поняли) Джеймс Д. уделил личности Леопольда Блума гораздо больше внимания, чем фигуре Дедала, и если вам хочется разобраться, почему Стивен такой, каким в немногочисленных эпизодах был продемонстрирован, то вам стоит прочитать это сочинение, которое, к тому же, будучи сфокусировано на одной повествовательной технике, вывереннее, чем «Big Brother».

Дабы подвести итог своему несвязному мнению, могу лишь аллегорически заметить, что «Улисс» — это удивительно завораживающий пейзаж, на просторах которого художник расположил людей, чтобы красоты не казались чересчур умиротворяющими, сиречь унылыми; в то время «Портрет художника в юности» — это именно то, что обещает нам название как в хорошем смысле, так и в плохом.

Неблагодарное это дело — пытаться объяснить, почему книга такой значимой фигуры в литературе, как Флобер, — гениальный «пшик». Но меня мучает желание высказаться, так что приступим.

Действие романа происходит на фоне революционных волнений 1848 года и прихода к власти Наполеона III. Главный герой, Фредерик Моро, обладает индифферентными политическими взглядами и больше слушает распри своих товарищей на эту тему, нежели принимает в них участие. Но если разумный юноша не интересуется делами политическими, то, безусловно (по хребту слова пробежали саркастические мурашки), он полностью посвящает себя делам любовным — Фредерик влюбляется в замужнюю женщину бальзаковского возраста, госпожу Арну, вокруг которой и будет крутиться основной поток мыслей героя. Вот и весь костяк, которым писатель пытается нас привлечь.

Возможно, это проблема гендерная или просто вкусы мои не настолько «мягки», но любовные романы заинтересовывают меня крайне нечасто. Взялся я читать Флобера лишь потому, что был наслышан о его трудолюбии и полной отдаче литературному делу и что он «взрастил» Ги де Мопассана; также многие называют его «лучшим стилистом»; плюс время, которое не стёрло его произведения, является лучшим советчиком.

Не буду тратить ваших драгоценных минут, вы уже заметили выставленную мной оценку и ждёте объяснений, которые встретят Вас после данного предложения. Стиль Флобера (говорю лишь про этот роман и про его «слегка размытое отражение», которым является перевод) — это сонм точных фраз, заменяющих десятки абзацев у других писателей. Никакой велеречивости, абсолютное отсутствие «украшений». И это действует: ощущение бурного течения жизни, где день — это синкопа, не заметная глазу: появляются новые друзья, старые перестают иметь значение, мысли о любви отвлекают от каких-либо рациональных действий. Это, без сомнений, высокий уровень. Но..

Но кому интересно наблюдать за серыми сменяющими друг друга буднями, в которых жизнь равносильна сидению на стуле? Кто хочет знать мысли персонажей, которые намеренно выпилены из дерева (увы, они лишь обманка, слабо напоминающая человека)? Каково терпеть читателю ту предсказуемость, с которой наивный герой захлёбывается в бурном водовороте своего вожделения (нелюбимый многими Гумберт Гумберт всё-таки пытался ему противостоять и расчётливо держался на плаву)? Уверен, что найдутся любители подобного подхода, но лично я, как вы понимаете, — «не нашёлся».

Должен признаться, роман был для меня полезен: он оставляет гадкое послевкусие, необходимое каждому человеку, который считает себя хоть чуточку образованным. Но наслаждаться сюжетом и композицией «Воспитания чувств» весьма затруднительно, а искусство — это прежде всего сладостное (Стендалевское) головокружение, которого здесь (дамы и господа знают ответ), к сожалению, нет.

Скажу сразу, чтобы никого не обмануть — я не разделяю мнения ярых почитателей данного романа и не отношу себя к незыблемому прайду ненавистников.

«Террор» — крайне достойное литературное домысливание событий, предшествующих гибели/не гибели всех участников экспедиции Франклина.

Не скажу, что мистическая составляющая тут не к месту — всё-таки взялся читать фантастический роман — но она выглядит крайне вычурно и, благодаря этому, не особо убедительно. Да, страшно, но «метафизическое чудовище» — холод — пугает гораздо сильнее, чем это может сделать рычащий и, безусловно, опасный Йети.

Я бы советовал это произведение тем, кто прежде всего ценит умение автора работать с текстом: мастерство Симмонса как писателя — в самом прямом смысле — заставляет физически ощутить леденящий ужас перед последним, девятым, кругом дантовского Ада.

Лично я промёрз до самых костей, когда за окном было лето. И мне кажется, что это — лучшая похвала для данного романа.

Единственный роман Мураками, который я прочитал, и, надеюсь, не последний.

Я не увидел абсолютно ничего: ни достойного сюжета, ни стоящей интриги, ни каких-либо глубоких мыслей. Но это «тотальное отсутствие», сплавленное в единую структуру, магическим образом чарует и не отпускает до самого конца. Очень редко можно встретить книгу, окутывающую тебя особым волокном, которое не поддаётся определению — тебе просто приятно; нечасто наталкиваешься на роман, который нельзя оценить холодным разумом — «Кафка на пляже» как раз из таких.

Стоит лишь напоследок, так скажем, предостеречь: если вы хотите просто отдохнуть — полетать на воображаемом облачке, то этот роман вы оцените в полной мере; но если вы любитель серьёзной, вдумчивой, философской прозы — лучше отойдите и не мешайте другим наслаждаться сладким полётом.

Решил познакомиться с данным автором именно с этого романа, и остался крайне доволен.

«Кракен» Чайны Мьевиля — это восхитительная сатира на тему религии, наполненная восхитительнейшими образами и безмерным вихрем фантазии.

Многие говорят, что роман скучен — извините меня, но в каком месте? Возможно, если смотреть на текст как на голую основу для переживаний героев, то да — скучно. Но книги, вообще-то, созданы для того, чтобы автор мог говорить с людьми о важных, беспокоящих его вещах в силу своей осведомлённости в неком вопросе. И Мьевиль прекрасно высказался.

Смотрите шире.