«Судьба человека» не нуждается ни в какой защите и, тем более, в оправданиях и объяснениях, как это делают уважаемые коллеги, вступившие в полемику с критиками рассказа. Ценность этого произведения самоочевидна для любого жителя стран бывшего СССР, хоть немного понимающего о чем вообще речь. Ни одному советскому «унтерменшу» нет необходимости растолковывать почему и за что советские люди воевали с нацистами (а на самом деле почти со всей «цивилизованной Европой»).

Вместе с тем, есть более интересная и, к сожалению, злободневная для России тема, актуальность которой демонстрируют как раз-таки «обличители» (спасибо Knight Errant'у за меткое словечко). В процессе чтения отечественной и зарубежной литературы, так или иначе посвященной войнам (неважно вымышленным или реальным), нам бросается в глаза чрезвычайно сильное расхождение в отношении к ней у западных и отечественных писателей. Я немного касался этой темы, скажем, в своей рецензии на «Пятнадцать часов» М.Сканлона, сейчас пришло время обсудить ее подробнее.

У европейских и американских писателей война предстает как некое кровавое соревнование за какой-то приз: колонии, политическое влияние, на худой конец за престиж короны или честь мундира, если речь идет о совсем рядовом составе, который слабо себе представляет большую политику. «Правь, Британья, морями», «Дойчланд убер аллес» и тому подобное. В любом случае, речь идет о войне по принципу «наши парни против их парней», где на кону не стоит выживание народа и государства, а все ставки ограничиваются возней вокруг каких-нибудь колониальных владений, в крайнем случае очередных Эльзаса и Лотарингии. Поражение неприятно, но не более того. Основной же мотивацией для солдат является та самая «честь мундира» — простая самореализация через насилие. Недаром в Европе так распространен культ воинских частей, которые в данном контексте становятся чем-то вроде спортивных команд. В каждом условном европейском Урюпинске любая собака знает, что «наши парни» служат не где-нибудь, а строго в 27-м Её Величества драгунском полку «Серебряные Эполеты», а на центральной площади гордо стоит какая-нибудь турецкая пушка, привезенная «парнями» из Галлиполи. Для них война это спорт. Кровавый, страшный, однозначно из категории «не для всех», но спорт. Отсюда, кстати, и типичное отношение к методам её ведения: армия должна быть «профессиональной» (то есть наемной, так как призывник хорош для защиты Родины, но задает слишком много вопросов при отстреле папуасов на другой стороне шарика, а вот наемник за соответствующую плату готов стрелять в кого угодно, хотя умирать за Отечество не спешит), боевые действия должны вестись по возможности подальше от своих границ, дабы не тревожить покой мирных бюргеров, а вот означенных папуасов можно не считать и убивать их любыми способами и в любых количествах. Именно из-за такого подхода после Первой мировой войны возник эффект «потерянного поколения», хорошо отразившийся во всем известных произведениях того же Ремарка. «Соревнования» приобрели слишком большой масштаб, и в мозгах даже самого недалекого бюргера явственно обрисовалось несоответствие ставок и затрат. Оказалось, что болеть за своих парней конечно прикольно, но когда кровавый спорт потребовал, чтобы «нашими парнями» стало примерно все мужское население страны, игра перестала быть веселой. А вот войн на выживание, когда речь идет о самом физическом сохранении народа или, по крайней мере, о сохранении своей культурной идентичности, США не вели последние 250 лет, а Европа — со времен турецкой экспансии.

В советской и российской культуре распространен другой подход. Русскому человеку хорошо знаком феномен Отечественной войны, когда опасности подвергается как минимум независимость, а то и само физическое существование. Именно этим объясняется то самое знаменитое стремление одержать победу любой ценой, которое и позволило русским отразить все завоевательные устремления европейских (да и не только) соседей начиная с тевтонской экспансии и заканчивая Второй мировой. С другой стороны, Россия всегда гораздо менее удачно, нежели европейцы, вела колониальные войны — российские войска были плохо к ним готовы, а сами конфликты встречали непонимание в обществе. Народ с готовностью мобилизовался воевать против Наполеона или Гитлера, но неохотно встречал Русско-японскую или Афганскую войны. Отсюда же проистекает удивляющее многих российское равнодушие к теме Первой мировой (которая в Европе, наоборот, акцентируется гораздо сильнее, чем Вторая) — русскому человеку чужда тема войны за экономический передел мира, когда Родина сама по себе угрозе не подвергается. Возможно поэтому русский солдат в ПМВ себя особо не показал, а попытки представить эту войну как некое великое свершение встречали отторжение как тогда, так и сейчас. Даже когда мы читаем про героев «атаки мертвецов» в голове сразу возникает вопрос: «это все, конечно, было очень круто, вот только зачем?». Характерно, что к тем же панфиловцам или защитникам дома Павлова таких вопросов не появляется. Собственно говоря, получается, что русский человек хорошо понимает, за что стоит воевать, а за что нет — чем не повод для гордости? Впрочем, в евроатлантической культуре некоторые отголоски дискурса отечественной войны сохранились с давних времен и сильно отличаются от более позднего отношения к войне. Например, французский метамиф о Столетней войне как великом испытании, в котором герои вроде Жанны Д'арк спасли саму «милую Францию» как таковую, куда ближе к российскому восприятию Великой Отечественной, чем, скажем, к английскому пониманию мировых войн. Отношение американцев-южан и «проюжных» авторов, вроде М.Митчелл к Гражданской войне в США тоже близко к российскому восприятию войны ради защиты независимости и своего уклада жизни. Просто этот дискурс оказался несколько затерт, поскольку Юг проиграл. Не отсюда ли проистекают довольно распространенные симпатии к южанам среди той части нашего общества, которая вообще в курсе событий этой войны? Еще пример, на этот раз совсем курьезный. В России очень популярен Warhammer 40000, хотя на Западе это вселенная довольно на любителя и по фанбазе здорово уступает более крупным франшизам типа Звездных Войн или даже аниме-вселенным. Может быть потому, что нам проще ассоциировать себя с Империумом, который борется за само свое существование, и все его жестокости объясняются именно тем, что по-другому просто нельзя, ибо на кону сама жизнь, а может и посмертие? Наконец посмотрите — культ воина-супергероя, который за счет большой личной силы побеждает толпы врагов или вступает в поединок с таким же сверхсильным отрицательным персонажем пришел к нам именно с Запада и толком у нас не прижился. Типажи «русского Рэмбо», как и русских супергероев у нас так и не сложились, а попытки создавать их искусственно вызывают скорее смех, нежели восхищение. И даже древний богатырский эпос у нас развит слабее, чем в той же Европе рыцарский. Наш военный герой это в первую очередь труженик, мечтающий вернуться к мирной жизни, а не умелый воин. Его определяющая черта — скорее стойкость, нежели сила.

К чему я все это? Упрощенно говоря, есть дискурс войны-соревнования и войны-катастрофы. Первый более характерен для западного мира, второй — для нас. Так вот сегодня в результате ускорившегося взаимопроникновения культур и глобализации, нам навязывается западный дискурс. Я не сторонник теории заговора — это происходит не по чьей-то злой воле, а скорее вследствие распространения культурной продукции Запада, которая доминирует практически по всему миру. Проще говоря, на ярких и эффектных фильмах про Рэмбо выросло уже не одно поколение, которое изначально воспитано в соответствующих понятиях. Поэтому и появляются рецензии на «Судьбу человека», в которых авторы искренне не понимают зачем было вот это все — лучше бы сдались и пили баварское. По их мнению, война это что-то такое, что если и происходит, то должно быть где-то далеко, и не тревожить их комфортный мирок. Пускай туда едут всякие отбитые отморозки, а мы, может, даже за них поболеем. «Обличители» в принципе не понимают, что война может прийти к ним не спрашивая разрешения и не придерживаясь никаких рамок. Советско-российский дискурс Отечественной войны, сформировавшися в условиях необходимости защиты самого своего существования, оказался затерт броской картинкой с супергероем и пониманием войны как соревнования. Забавно, что в таком дискурсе «обличители» как раз таки правы — рынки сбыта и честь мундира действительно не стоят человеческих жизней. Проблема в том, что в Великой Отечественной (как и во многих других российских войнах) на кону стояло куда большее, о чем «обличители» немного не в курсе.

По итогам вырисовывается серьезнейшая проблема. В России, благодаря бесконтрольному потреблению чуждой, а временами и откровенно враждебной культурной продукции, а также самоустранению государства из идеологической сферы, произошло опасное размывание национального понимания истории и того контекста, в котором она формировалась. Из-за этого многие наши сограждане превратились в Иванов, родства не помнящих — не знающих, не понимающих и, что самое печальное, не желающих знать и понимать свой народ и культуру. Не буду касаться попыток «обличителей» выставить себя эдакими просвещенными мудрецами среди оболваненного быдла — они просто смеховторны. Лучше призову всех читателей учить, понимать и принимать родную историю — без нее мы все превратимся в жалких иностранцев в собственной стране.

Замечательный рассказ, мораль которого, как мне кажется, раскрылась даже более полно, чем замышлял сам автор (другие его произведения заметно более легковесны).

В оригинале рассказ называется «Luck of Roaring Camp», т.е. «Удача», а из текста становится ясно, что речь идет о событии, принесшим обитателям «Стана» удачу, поменявшим их жизнь к лучшему. И правда, появление новорожденного ребенка в дикой вольнице, больше похожей на бандитское гнездо, чем на лагерь старателей, изменило жизнь всех ее обитателей. Грубые, привычные к насилию (а то и к преступлениям) люди благодаря малышу неожиданно для самих себя раскрыли свои лучшие черты, возможно даже такие, о существовании которых не знали и сами. Это — очень светлая и трогательная тема, хорошо поданная автором и вдохновляющая читателя. Ее не омрачает даже трагичный финал. Ребенок действительно стал для Ревущего Стана талисманом, не абстрактным символом, настоящим источником внешнего и внутреннего преображения.

Сразу скажу, что роман мне не понравился. Тем не менее, я очень рад, что его прочитал, так как он помог мне понять почему я не люблю постмодернистскую литературу в целом и Пелевина в частности.

Вообще я вполне признаю за Пелевиным все те достоинства, которые отмечают другие рецензенты: тонкость формулировок, остроумие, удивительное умение подать простым языком сложные мысли и, конечно, глубокое понимание сути вещей, о которых он пишет — будь то любовь, политика, самопознание и вообще что угодно. Единственное, что я в пелевинском стиле не одобряю, это чрезмерное использование обсценной лексики, но это уже моя личная заморочка. Так почему «не нравится»? Потому что он пишет исключительно с позиции полного превосходства над читателем.

Пелевин — человек одновременно и умный, и мудрый, то есть обладает как большим багажом фактических знаний, так и способностью видеть связи между предметами и явлениями и понимать законы окружающего мира. Это — редкое сочетание качеств, обладатели которого часто находятся в своего рода «интеллектуальном одиночестве», ведь найти круг общения себе под стать им бывает непросто. А этот эффект, в свою очередь, заставляет таких людей относиться ко всему, происходящему вокруг, с эдакой усталой мудростью и вырабатывает в них созерцательное отношение к миру. В романах Пелевина очень четко видно именно такое отношение: в них есть только восхитительное сознание автора, бриллиантовым пиком возвышающееся над творящейся вокруг суетой сует, с вершины которого автор глазами героя насмешливо наблюдает за происходящим. Все, что бы ни случилось у подножия, вызывает у него в лучшем случае слабое любопытство. Единственное, что может хоть как-то развеять скуку мудреца — это открытие какой-то очередной грани собственного «я». За примером далеко ходить не надо — та же А Хули занята исключительно собственной реакцией на новое для нее чувство любви и то, какое влияние оно может оказать на ее самопознание.

Проще говоря, как Пелевин, так и другие постмодернисты, пишут с крайне эгоцентричных позиций и не допускают даже мысли о том, что в мире может быть нечто большее, чем они сами и их сиятельные сознания. Причем если Пелевин, будучи действительно человеком незаурядным, наверное и правда имеет определенное право на такой подход, то многие их его коллег по постмодернистскому цеху смешны и нелепы в своем самолюбовании.

На мой взгляд, по-настоящему крупный писатель потому и становится классиком, что раскрывает темы, которые не укладываются в сознание одного-единственного индивида, каким бы выдающимся он ни был. Во всех истинно классических книгах присутствует понимание колоссального многообразия жизненного опыта, удивительного парадокса общности и индивидуальности реакций разных людей на одинаковые феномены, проблемы разности взглядов и подходов людей к одним и тем же вещам. Это и делает их произведения великими.

У Пелевина же весь мир изображается лишь сквозь призму его собственного восприятия. Да, он остроумен, наблюдателен и, бесспорно, очень тонок. Его книги это сборники острых замечаний, изящных шуток и любопытных наблюдений — но не более того. Это не «большая литература».

Что ж, этот час настал. Я писал отзывы на Толстого и Достоевского, Толкина и Мартина, Кинга и Линдгрен. Но все это было лишь подготовкой, пробой пера перед истинно великой задачей — отзывом на «Дети против волшебников». И вот теперь, чувствуя за спиной поддержку титанов литературы, я наконец готов исполнить свою миссию.

Итак, внемлите! «Дети против волшебников».

Сразу обозначим — о «ДПВ» нельзя говорить как об обычной книге. ТАКОЕ можно назвать как угодно, но только не «обычным». Этот роман — нечто совершенно уникальное и никакие общепринятые мерки к нему неприменимы. Разумеется, интереснее всего обсудить не само произведение, а феномен его возникновения как таковой. Кто, почему и, главное, зачем мог написать его? К этому мы еще вернемся, но для начала несколько слов о, с позволения сказать, литературных качествах «Детей против волшебников», тем более, что их рассмотрение играет важную роль в поисках ответа на главный вопрос — зачем.

К моему удивлению, книга оказалась не так плоха, как я ожидал. Многие коллеги судят о романе по хтонически ужасному мультфильму или вовсе по обзорам на него. Так вот, книга довольно сильно отличается от мультика и в плане сюжета, и по манере подачи материала. Она написана довольно живо, читается без особых усилий, местами попадаются неплохие метафоры и даже сносный юмор. Не ожидали, правда? (хотя не обошлось и без ляпов — такие жемчужины пера как «юный танк» или «мохнатые очи» уже многократно и вполне заслуженно обстёбаны). Я даже вынужден в какой-то степени заступиться за автора (или авторов?) — некоторые особо смачные перлы оказались приписаны роману авторами обзоров. Например, в книге подполковник Телегин подается не как пример для подражания, а как неоднозначный персонаж, а искалеченный им солдат — как главный личный грех подполковника, за который ему необходимо каяться. В сюжете даже присутствует некая борьба главных героев с самими собой, точнее с собственным тщеславием (Царевич) и с наивностью (Надя). Единственный полностью цельный персонаж — Тихогромов, он просто слишком туп для серьезных грехов. Есть в ДПВ даже довольно серьезный плюс — отсутствие роялей в кустах. Все повороты сюжета и благоприятные для героев стечения обстоятельств запрограммированы предшествующими событиями, а иногда даже заблаговременной предусмотрительностью героев. Я не просто так призываю вас увидеть в книге плюсы. Это не абстрактная дань беспристрастности, а важный момент, к которому мы вернемся несколько позже.

Сюжет и акценты в романе это, конечно, что-то с чем-то. Мракобесие на уровне «Молота ведьм». Отрицательные персонажи — волшебники описаны настолько гротескно и злобно, что просто не верится, что кто-то мог сочинять такое всерьез. Некоторые пасквили так грубы (трасвестит Гарри, например), а «уроки зла» в стиле «чтобы научиться летать, вы должны забыть о своем долге» настолько карикатурны, что в какой-то момент воспринимать все это серьезно уже не получается при всем старании. Знаменитое «Заткнись, русская свинья!» из мультфильма на страницах романа не звучит, но очень точно передает уровень нагнетения автором драмы. И вот тут мы подходим к главному. Антагонисты-волшебники и, если брать шире, весь «поклоняющийся Сатане Западный мир» представлены в книге в таком навязчивом опереточно-злодейском виде, что в какой-то момент начинаешь понимать — никто, даже самый зашоренный фанатик, самый дремучий мракобес и самый квасной патриот не мог написать такое с серьезным лицом. Злодейская буффонада очевидно введена автором специально, он явно высмеивает не волшебников, а тех своих читателей, кто примет весь этот треш и угар за чистую монету. Таким образом мы имеем следующее: роман написан в целом профессионально (сюжет без роялей, развитие героев, неоднозначность), но с явным введением постмодернистского стеба над читателем. Мне кажется, что автор сей эпопеи написал ровно то, что хотел написать и именно в том виде, в каком задумывалось. Скорее всего книга написана неким либерально и прозападно настроенным человеком (причем отнюдь не новичком-писателем) и задумывалась как издевка над «недалекими ватниками». Видимо, по плану автора, его опус должен был стать популярным в определенных кругах, после чего была бы раскрыта его истинная природа, что стало бы троллиногм поистине эпических масштабов. Я, кстати, не являюсь автором этой гипотезы — она уже неоднократно озвучивалась, причем возникла почти сразу после выхода ДПВ.

В пользу этой теории говорят еще кое-какие мелкие, но очень характерные детали. На страницах романа автор демонстрирует неплохой английский, а также знание упомянутых в книге реалий жизни англосаксонского мира (например он в курсе, что «lunch» это на наши деньги скорее «обед», а не «второй завтрак», как учили в советской школе, а также хорошо представляет быт западных университетов). Такой культурный багаж характерен опять-таки для российской либеральной среды. Вместе с тем, автор допускает ошибки, нетипичные для «патриотического» лагеря, но вполне естественные для либерального. Он путается в номенклатуре и названиях вооружений, не в курсе армейского сленга (например не знает, что такое «каптерка»), «Священная война» превратилась у него в «песню зенитчиков», а Орден Мужества внезапно получил степени, хотя в реальности он их не имеет.

Таким образом, лично мое мнение таково: «Дети против волшебников» написаны либералом с целью троллинга политических оппонентов. Должен сказать, что автор был не так далек от цели и перегнул палку только в случае с расчеловечиванием антагонистов. Занятно, что основная цель все же была достигнута — патриархально-православная общественность наживку заглотила и даже сняла прославившийся в веках мультик, а разоблачение пришло скорее от левых блоггеров и обзорщиков. И все же лично я — против такого рода провокаций. Уж лучше пускай литература останется уютной сферой, где каждый читатель может без опаски погружаться в комфортную среду.

Ну-ка угадайте, что за произведение перед нами?

Ангелы и демоны, облачившись в закаленные эфиром доспехи, сражаются не на жизнь, а на смерть! Сатана тайком пробирается через владения первозданного Хаоса (который, на минуточку, тут у нас предстает как самостоятельная третья сила) в реальный мир ради выполнения сверхважной миссии! Серафим Абдиил в ответ на предложение Люцифера немножко повоевать против Бога, отоваривает Сатану булавой по шлему и ненавязчиво интересуется есть ли еще желающие под раздачу. Таковых не находится, и Абдиил неторопливо удаляется в закат. Иисус Христос (!) на боевой колеснице (!!) повергает легионы демонов молниями !!! Демоны в ответ огрызаются срочно изобретенным ими огнестрелом. Адам и Ева, тем делом, предаются в Эдеме любовным утехам, что, впрочем, несколько меркнет на фоне описанного выше. Это новеллизация сериала «Легион»? Роман о Джоне Константине? Сценарий анонса новой киновселенной от Marvel? Нет. Это — написанный в середине XVII века роман Джона Мильтона «Потерянный рай».

По прочтении всей этой феерии возникает только один вопрос: как все это а) написали б) издали в XVII веке? Ну, и еще как Мильтон не оказался по итогам на костре? Напомню, что Инквизиция в просвещенной Европе жгла (во всех смыслах этого слова) аж до XVIII столетия.

Но Мильтон не остановился на каких-то там ангельских сражениях — в описании главного конфликта он пошел куда дальше. При вдумчивом чтении «Потерянный рай» из пестро-развлекательного становится страшным. И Бог, и Сатана предстают в нем одинаково неприглядными. Люцифер бунтует ради самого бунта, ему просто неприятно, что в мире существует кто-то выше него. Это ущемляет гордыню владыки Ада. Сатана не в состоянии ничего предложить, ничего создать — он просто тешит свое уязвленное самолюбие игрой в войну с Богом. Однако, несмотря на всю свою гордыню, он завистлив, лицемерен, склонен к бахвальству и временами даже труслив. Ну да ладно, мы от него примерно такого набора качеств и ожидаем, но что же Бог? В романе Господь предстает перед нами мелочным, злобным и деспотичным. Мильтон отрытым текстом пишет, что Бог прекрасно знал наперед и о кознях Сатаны, и о грядущем грехопадении, но не предпринял ничего для их предотвращения. И даже посылая Рафаила напомнить Адаму о запрете прикасаться к яблокам, он думает не о благе людей, а лишь о том, чтобы лишить их возможного оправдания (мы, мол, забыли, что яблоки есть нельзя). Бог требует слепого подчинения без вопросов (именно так себя ведет единственный явно одобряемый им персонаж — его сын). При этом единственная награда для покорных — отсутствие наказания. Все это пугает уже по-настоящему.

Получается, что с одной стороны у нас мстительный и мелочный тиран, а с другой — хаотично-тупой бунтарь-гордец. Забавно, что когда Бог и Сатана критикуют друг друга, они говорят чистую правду. Видимо, потому что во лжи нет необходимости — каждый из них сам прекрасно справляется с самоочернением в глазах оппонента. Вот и куда, скажите, податься обычному человеку?

Любые резюме тут бесполезны. «Потерянный рай» настолько близок к совершенству, насколько это вообще возможно. Прочитайте — не пожалеете.

Хочу поделиться своим видением этого, без сомнения, знакового стихотворения.

«Жди меня» это не инструкция для женщин и уж тем более не призыв ждать десятилетиями не вернувшихся с войны. Больше того, этот стих написан вообще не для ждущих, а для тех кого ждут. Симонов, с его богатым фронтовым опытом, прекрасно знал, как для бойца важно, чтобы у него было что-то ради чего он идет на все злоключения (включая возможную окончательную и главную жертву). Не случайно автор воспользовался крайне редким приемом: стих написан от второго лица — так читателю легче ассоциировать себя с тем, кто произносит этот монолог. Читая или проговаривая эти строки боец утверждался в мысли, что все, через что он проходит — не напрасно. Что есть кто-то, кто нуждается в защите и одновременно поддерживает воина своим ожиданием, своей верой в него, своей любовью. Рискну предположить, что это стихотворение было любимо даже теми, кого никто конкретный не ждал — просто потому, что атмосфера и чувства, создаваемые им, взывали к самым базовым и глубоким устремлениям человека — к желанию быть любимым и небезразличным кому-то.

«Жди меня» это, если позволите, своего рода фронтовая молитва, предназначенная для солдат на передовой, а не для отчаявшихся ждать вдов.

Кто-то из коллег высказал весьма дельную мысль, которая достойна развития в небольшое эссе: «Что бы ни писал Аберкромби, на выходе всегда получается «Первый закон»».

Еще когда я читал «Героев» и «Подавать холодным», то заметил, что автор заимствует типажи и сюжетные приемы, уже использованные в «Первом законе». В «НН» эта тенденция продолжается. Такое ощущение, что автор наработал некий набор стандартных элементов, наподобие универсального конструктора речей Остапа Бендера, и просто тасует получившиеся кусочки мозаики.

В романе нет абсолютно ничего нового. Декорации все те же — бесконечная война на Севере, бесконечные интриги и чернуха в Союзе. Попытка обыграть тему революции обернулась пшиком — на выходе получилась та же война. Восставшие могут быть без проблем заменены на вторгшуюся армию или бандитов и в сюжете не поменяется ничего. Нет драмы бессмысленного бунта, который имеет причины, но не имеет разумного разешения. Герои тоже все те же. Молодой Лев — тот же Джезаль, только чуть окрутевший, Большой Волк — Глокта в молодости, разве что оздоровительная порка оказалась чуть гуманнее. Принц — тоже Джезаль, только повернутый другим боком (слабохарактерностью, а не фанфаронством), Рикке и Броуд — соответственно Ферро и Логен на минималках, и т.д. Единственным более-менее свежим образом стала инквизитор, но она плохо раскрыта. Не ясны ни ее мотивы, ни процесс формирования такой сильной личности. Хуже того, автор начал откровенно натягивать сову на глобус. В условиях трудовых лагерей не куютя сильные духом люди — оттуда выходят раздавленные и сломленные развалины. Человек, так часто видивший кровь и смерть и постоянно рискующий собой, как Леонольт, не может быть таким идиотом — он бы просто не выжил. Подоных примеров можно привести еще немало.

Но что всего печальнее, Аберкромби явно не знает про что теперь ему писать и как будет развиваться мир «Земного круга». 2/3 романа представляет собой сплошной поток воды — тупого словоблудия, неприкрыто призванного создать объем. Выглядит это так: «Рикке проснулась, потянулась, поморщилась от прикосновения мокрых штанов заднице, еще раз потянулась, встала, надела рубаху, почесала зад, зевнула, посмотрела в окно и подумала, что великая мудрость заключается в том, чтобы сушить штаны с вечера и не на себе». Некоторое количество занятных моментов и удачных находок в тексте есть, но в пропорции «алмаз в вагоне пустой породы».

Короче говоря, «Немного ненависти» представляет собой сплошной поток самоплагиата и выглядит как откровенно вымученный сезон когда-то свежего и интересного сериала.

P.S. В романе нет ни одного отрицательного женского персонажа и ни одного полностью положительного мужского. Сюжет на 100% двигают женщины, все мало-мальские важные повороты завязаны на них. Ну а что вы хотите, на дворе феминизм и MeeToo, какие еще вам мужики в средневековом фентези?

Интересно мир устроен — вроде только вчера зарегистрировался на «Фантлабе», а вот и сотый отзыв подоспел. Надо его посвятить чему-то поистине масштабному.

Написать единый отзыв на межавторский цикл, насчитывающий сотни книг и десятки только «официальных» авторов, разумеется невозможно. Поэтому я хочу сказать несколько слов о Warhammer 40000 как о фантастической вселенной и даже шире — как о культурном феномене.

Начавшись как пародия на фентези, «Сорокатонник» вырос в глубокую, многогранную и интереснейшую вселенную с мириадами нюансов и тонкостей, огромной фанатской базой и множеством ответвлений: видеоигр, книг, мультфильмов и, конечно, миниатюр. Интересно, что 40К обогнал по проработанности и популярности даже своего «старшего брата» — Warhammer Fantasy Battles. И даже холодно принятый фанатами перезапуск франшизы (имею в виду 8-ю редакцию правил настолки, перелопатившую легенду игры и весьма спорную в плане нововведений в правилах) не слишком испортил общую картину. Люди любят Вархаммер, играют в него, ждут развития его истории, освещения ее темных страниц и разрешения полемик из серии «предатель ли Магнус».

Почему же «мрачный мир далекого будущего» завоевал столько симпатий? Больше того, 40К довольно слабо представлен в самом популярном сегодня формате — кино и анимации, а вот книг по нему — не счесть, и они пользуются успехом. В чем секрет?

Как мне кажется, причин две.

Первая — менее важная, но все равно весомая — в том, что Вархаммер 40000 представляет собой редкий пример удачного смешения фантастики и фентези. Строго говоря, фантастический элемент в 40К довольно поверхностный — космические корабли, лазганы и машинерия вроде титанов суть не более чем антураж. Но если копнуть поглубже, то изыскания инквизиторов и вольных торговцев вполне содержат в себе тот элемент ratio который делает фантастику фантастикой. Исследование и познание — основной элемент фантастического жанра в Вархаммере слаб, но все же присутствует. Фентезийная же часть — контакт со сверхъестественным и описание мира, в корне отличающегося от нашей реальности, в 40К на высоте. Таким образом, Вархаммер гармонично сочетает две милые сердцу читателя составляющие: фентези и фантастику. Их грамотное объединение — редкость само по себе, обычно такие попытки выливаются в сумбурную мешанину. Но только не в XLI тысячелетии. Уже одно это обеспечило бы вселенной определенный успех, но есть еще один, даже более важный момент:

Вторая причина — в удивительной гармоничности и непротиворечивости эклектичного мира Вархаммера. При всей своей жестокости и мрачности, вселенная 40К (в отличие, например, от тех же «Звездных Войн») все эти годы оставалась верна себе, не прогибалась под популярные тенденции и политкорректность и не менялась в угоду тем или иным группам фанатов. Warhammer 40000 не стремится понравиться никому, и поэтому нравится многим. Вархаммер всегда был и пока что остается, наверное, самой честной и прямой вселенной среди множества прочих франшиз. В мире, где есть только война, Империум человечества подобен колоссальному древнему кораблю — проржавевшему, поврежденному, уже едва способному везти своих пассажиров, но еще держащемуся на плаву. Но у человечества нет другого корабля, поэтому лучшее, что можно сделать это плыть вперед, на ходу латая пробоины и надеясь на лучшее. Именно это ощущение и поддерживает суровая и бескомпромиссная атмосфера вселенной. И именно это и привлекает к ней столько поклонников. В стерильном, приглаженном культурном поле XXI века, с его толератностью, инклюзивностью, репрезентацией и прочими атрибутами кризиса — когда недостаток внутреннего содержания в культурном поле заменяется скандальной повесткой, Вархаммер возвышается подобно могучему (хоть и ржавому) бастиону «старой школы» приключений, где все еще в почете суровость и превозмогание, а не сопли и внезапно окрутевшие жалкие личности.

Очень хочется надеяться, что несмотря на современные культурные тенденции Warhammer 40000 продолжит оставаться собой.

Многие уважаемые коллеги уже сказали, собственно, все, что нужно знать о «барсумском» цикле Берроуза.

Старая, заслуженная вещь, веха в истории жанра, заложила основы и все такое, но сегодня ее серьезно читать нельзя — слишком наивно, сумбурно и заштамповано (то, что многие из этих штампов были заложены самим Берроузом, положения не спасает). Все это так. Я понимаю, что я прочитал эти романы вовремя — когда я сам был ребенком и когда жанры фантастики и фентези тоже еще не так повзрослели как сейчас. Мне просто повезло — я сказал свое «Ок оем октей уиз Барсум!», тогда, когда эта фраза телепортировала вас в свежий и лихой фантастический мир, а не в детскую песочницу. Я полностью согласен с теми, кто предостерегает от попыток перечитывать «Джона Картера» в сознательном возрасте — разочарование и разрушение сказки гарантировано. «Не встречайтесь с первой любовью в зрелости» — советовал классик и был тысячу раз прав.

И все же...

Спасибо за песчаные пустыни и великолепные города Марса.

Спасибо за Гелиум, Зодангу, долину Дор и другие невиданные названия, будоражившие детское воображение.

Спасибо за новых друзей — самого Картера, Тарса Таркаса, Дею Торис, датора Ксодара и множество других.

Спасибо за воздушные корабли и радио-револьверы.

Спасибо за схватки на мечах и воздушные баталии.

Спасибо за благородство героев, у которых мы учились храбрости и великодушию.

Спасибо за весь огромный, пестрый и невероятный Барсум, пускай наивный, но все равно прекрасный.

Вернуться в детство невозможно (да и не нужно), но оно ведь всегда будет с нами и в нас, так ведь?

Наверное, я прочитал этот роман вовремя. Вовремя в том плане, что я взялся за чтение когда мена интересовали проблемы, поставленные в «Братьях». А конкретно — религия. Любой человек, интересующийся религией, особенно христианством, должен прочитать эту книгу в обязательном порядке.

В романе много интересных тем, но я хочу сказать лишь о главном. На примере «противостояния» Ивана и Алексея автор показывает, ни много ни мало, полемику веры и разума. Представляете масштаб проблематики? А Достоевский раскрывает эту тему всего в нескольких десятках страниц. И что больше всего впечатляет — он остается до конца честным с читателем, и что даже еще важнее — с собой. Не секрет, что Федор Достоевский был глубоко (на грани фанатизма) верующим человеком. Достаточно вспомнить, его цитату «если бы Христос оказался порознь с истиной, я бы предпочел остаться с Христом нежели с истиной». Но вместе с тем, он не боялся задавать себе вопросы (ведь Иван — ни что иное как голос рассудка самого автора, его критика собственной веры), и, что самое важное — не боялся не найти ответов.

Центральная сцена романа — спор Ивана с Алексеем это спор автора с самим собой, попытка разобраться в собственной вере. И на первый взгляд вера этот спор проигрывает подчистую. Важно ли Богу какой процент людей спасется? Как можно судить того, кто не в силах осознать собственные заблуждения? Как может всеблагой Бог сознательно обрекать на вечные муки своих детей, пусть даже и самых грешных? Ни на один из этих вопросов Алеша (олицетворение веры Достоевского) не может ответить.

Казалось бы, вера кругом проигрывает, Алеша просто не может противостоять Ивану. Но вместе с тем он не предстает перед нами как дурачок, не способный к аналитическому мышлению. Напротив, Алексей невероятным образом показывает как вера может существовать не в конфронтации, а в гармонии с разумом, не противостоять ему, а дополнять его. Алеша олицетворяет простую мысль, которая при описании и анализе может оказаться, напротив, очень сложной — надо просто быть хорошим, несмотря ни на что. Не пытаться анализировать идущую из глубин своего существа мораль, а просто следовать ей. Это и есть вера — не свечки-иконки, не заумствования богословов, а интуитивное, бессознательное, но при этом абсолютно безошибочное понимание того, как нужно жить.

Разум Ивана, при всей его логической стройности, предстает в споре сухим и мертвым. Он пытается разобрать на части и научно осмыслить то, что выходит за пределы науки и вообще рационального.

Обратите внимание — в романе есть еще одна пара «антагонистов»: Ферапонт и Зосима. При всех своих суровости и аскетизме вера Ферапонта также мертва и далека от понимания собственной сути, как попытки Ивана проанализировать религию. Ферапонт — верующий формалист, искренне считающий, что путь к спасению лежит через ритуалы и следование канонам. А Зосима, «балующий себя конфетой» и изрекающий откровенную ересь про отсутствие в аду огня материального, гораздо ближе к Богу и ко Христианству.

Как и всегда у Достоевского, религия — не единственная тема романа. Он затрагивает и множество других вопросов, часто очень важных и интересных. Образ Смердякова вообще стал нарицательным, а многие сегодняшние публицисты и «интеллигенты» — просто живое его воплощение. Дмитрий Карамазов — очень русский образ, по сути отражающий великий дар и столь же великое проклятье русского человека — максимализм. Но даже такие сильные образы меркнут рядом с мощнейшей проработкой главной проблемы — отношений духа и разума.

Единственное о чем я жалел по прочтении, это что мир так и не увидел следующей части «Братьев».

«Волшебники» Гроссмана, как уже многие писали, это попытка переосмысления «Гарри Поттера» и «Нарнии». Соответственно, обсуждение романа сводится к оценке успешности развития и художественного перекраивания Гроссманом идей Роулинг и Льюиса. Забегая вперед, скажу, что, по моему мнению, успешность not detected. А теперь поподробнее.

Я, в принципе, не против переосмысления, то есть использования автором узнаваемых сеттингов, но повернутых неожиданной стороной. Если творец не скатывается в откровенный фанфик, это даже интересно (хотя бывают позитивные исключения даже с фанфиками). Так, например, «Око судии» Бэккера — явная реминисценция ко «Властелину колец», но достаточно удачно, пусть и не во всем, обыгранная. И даже сам «Властелин» представляет собой смешение мифологических и легендарных сюжетов десятка европейских культур, из которых Толкин умело соткал единое, связное и непротиворечивое полотно. Так что само по себе откровенное заимствование Гроссманом из двух мощных сеттингов я не осуждаю. Я осуждаю то, как он это сделал.

Что предложил нам Гроссман? Вроде как реалистичное толкование «Гарри Поттера», то как «было бы на самом деле». Опасный рецепт — городское фентези мы читаем не чтобы узнать про «на самом деле» — это мы и так знаем, а чтобы вдохновиться резвой сказкой и ощущением участия в тайной жизни. Но это тоже простим, вдруг получится интересно? Увы, не получилось — вместо «реалистичного переосмысления» Гроссман просто обгадил хорошие книги. Получился не «реализм», а какая-то тривиальная бытовая чернуха. Закидайте меня помидорами, но, скажем, Перумов в своем «Кольце тьмы» именно переосмыслил Сердиземье. Он отошел от установленного Профессором эпического канона и дал своим читателям приключение в богато украшенном деталями мире. У Толкина мы читаем про высоты духа и тяжесть решений, а у Перумова про технику фехтования и организацию хирда гномов. И то и другое интересно, тем более, что подсвечивает разные аспекты любимого мира.

А что у Гроссмана? Представьте, что вы читаете «Нарнию», где Питер, присунув дриаде, направляется в кусты отлить, и все это описывается во всех физиологических подробностях и именно в тех выражениях, которые я использовал. Это не переосмысление, это попытка привлечь внимание к себе путем эпатажного осквернения классики. Гроссман не привнес в позаимствованные вселенные ничего своего, не расширил их, не показал нам каких-то новых граней. Уровень переосмысления у него примерно соответствует проделкам подростка, который к картинкам в учебнике литературы пририсовывает половые органы.

Если подобные вещи и понравятся кому-то, то разве что другим подросткам.

Внимание, в конце — критические спойлеры!!!

Знаете, многие жалуются на отсутствие в последние годы хорошего фентези. Не могу сказать, что они не правы, но все же есть жанр, ситуация в котором вызывает куда большую тревогу — научная фантастика.

Если классическое фентези, скончавшись в муках, по крайней мере породило жизнеспособного отпрыска — темное фентези, то Sci-fi просто тихо померло, лишь жалобно всхлипнув на последнем издыхании. Под жалобным всхлипом я подразумеваю хоррор-фантастику — жанр интересный, но уж больно специфичный и узкий.

Попытки современных авторов создавать классическую твердую НФ ужасно страдают от политической моды и написаны как будто под копирку. Есть буквально 3-4 темы, которые каждый автор SC-fi считает себя обязанным впихнуть в роман, независимо от того к месту они там или нет. Это: феминизм, расовые (как вариант национальные) вопросы и вездесущие инвалиды. Почему? Такова мода в западных обществах, эти темы сейчас там принято муссировать, их включение в книгу или фильм, рассчитывающие на коммерческий успех, строго обязательны. По итогам получаем, что вместо фантастики про звезды, пришельцев и науку мы получаем фантастику про «сильных и независимых». При этом сама фантастическая идея уходит куда-то на второй-третий план.

Не избежал этой участи и «Спин».

Идея у романа интересная и довольно необычная. Хронофантастика — тема тонкая, требующая аккуратности, но автор в целом справился (за исключением одного гигантского косяка, о котором позже). Большой плюс книги — в постоянном нагнетании напряжения, попыток понять что же происходит — эта тема была, есть и будет самой благодатной почвой для научной фантастики. Автор дозировано выдает читателю информацию, намекает на истинные причины событий, но не раскрывает их суть до самого gran finale. Успех? Увы, нет.

Проблема в том, что основной, собственно фантастической теме, в романе уделено что-то около четверти текста. А остальной объем посвящен бытовухе и Богатому Внутреннему Миру Героев (тм). Из «Спина» мы узнаем, как живется детям под гнетом строгих родителей (которые, сволочи такие, имеют наглость требовать от детей собранности и прилежания, вместо того чтобы просто потакать их хотелкам). Нам расскажут какие мудрые индонезийцы, в противовес тупым белым. Остается, правда, непонятным почему же это тупые белые создали медицину, технические науки и философию, в то время как мудрейшие индонезийцы жили в кастовом обществе и самостоятельно дошли аж до парусных лодок. Нас просветят о том, как тяжела судьба инвалидов, ведь всем известно, что для того чтобы стать великим ученым обязательно нужно быть либо психом, либо, как минимум, склеротиком. Спасибо, мистер Уилсон, это все очень интересные темы, но, представьте себе, мы читаем фантастику ради фантастики, а не социальной драмы.

Все это можно было бы еще кое-как перетерпеть, если бы не тот самый большой косяк, про который я упомянул ранее. Это — финал. Оказалось, что вся катавасия со временем затевалась ради того, чтобы к людям прилетела арка-телепорт и отправила их в незагаженный мир. Это просто полный абзац. Получается, что развившиеся до практически состояния сверхразума роботы, способные управлять временем, не смогли найти способ перегнать к земле свой телепорт, и он у них летит через пол-Вселенной с досветовой скоростью. При этом сам факт наличия телепорта как бы намекает на то, что технологии мгновенного перемещения в пространстве все же есть. Автор, вы это серьезно? Такое ощущение, что издательство просто ужало сроки и пришлось кое-как закончить роман, не выверив как следует сюжет и не исправив логические ошибки. На этом фоне меркнет даже вопрос о целесообразности переселения людей в другой мир, который они загадят за век-другой точно так же как Землю.

Бред, бред, бред. В итоге получаем, что интересная идея с «временнОй изоляцией» осталась необоснованной, непродуманной и в конечном итоге, была автором загублена. Интересные повороты сюжета и саспенс тонут в нудных диалогах, бытовухе и наивных социальных рассуждениях, и в конечном итоге роман из научной фантастики скатывается в слабую и унылую эклектику.

Но что хуже всего — это все типично. Социальная нудятина и тараканы из головы героев вместо фантастики в произведении, которое заявлено как твердое Sci-fi. Ровно то же самое мы увидим и в «Ложной слепоте», и в «Слепом озере», не говоря уже про шедевры кинематографа, такие как последние части «Чужого». Печаль.

Князь Пустоты — великий цикл. И, как и обо всем великом, писать о нем очень сложно. Тем более, что «великий» не означает «лишенный недостатков» (они у «Князя» есть, да еще какие!). Великой можно назвать ту книгу, достоинства которой затмевают слабости. Чем хуже слабые моменты романа, тем мощнее должны быть сильные. Но обо всем по порядку.

Первая трилогия — собственно «Князь Пустоты» на самом деле не более чем предисловие. Долгое вступление, необходимое лишь для того, чтобы мы поняли о чем пойдет речь в основном повествовании. Бэккер, практически дословно взяв за основу события Первого крестового похода в Палестину, просто рассказывает нам как многострадальная Эарва дошла до жизни такой, представляет нам героев и расставляет фигуры на доске. Заодно первая трилогия служит своего рода сюжетным трамплином для одного из главных героев — Анасуримбора Келлхуса . Сразу хочу возразить звучавшим тут обвинениям в том, что он — Мери Сью. Келлхус, как уже отмечали коллеги, — центровая фигура всего цикла, ось, вокруг которой вращается все действие. Он совершенно сознательно назначен автором на роль местного Супермена, его сверхвозможности и способность выходить невредимым из почти любой ситуации — часть его образа и функции в романе. Мерисью возникает когда автор не может остановиться, наделяя героя положительными качествами, а весь окружающий мир служит лишь сценой для спектакля одного актера. В «князе Пустоты» все наоборот — суперспособности Келлхуса являются ответом на грандиозность стоящих перед ним задач. У Бэккера герой является на вызов, а не вызов возникает ради подсветки героя.

Но такой ли герой Келлхус? Даже не рассматривая второй цикл, где он превращается просто в полное чудовище, он — далеко не идеал. Как мне показалось, Бэккер решил создать контраст типажей героев по линии Друз Ахкеймион — Анасуримбор Келлхус. Выглядит все логично: один полюс (Келлхус) это бездушный интеллект, идущий к своей цели с холодной эффективностью машины. Второй (Друз) — наоборот море рефлексии и морального поиска, переходящего в самобичевание, при сомнительной практической эффективности. Хотя временами, под воздействием особо сильных эмоций, Друз способен на великие дела. Первый — квинтэссенция разума, второй — духа. Цель у них одна, но методы диаметрально противоположны. Представляете какую мощь несет в себе основной конфликт цикла? Какая это титаническая задача для автора? За одно это стоит прочитать «Князя».

Только вот есть одно «но». Как ни печально, Бэккер не смог поднять заявленный вес. Финал эпопеи (по крайней мере на данном этапе) оказался откровенно слит. Автор долго и тщательно сводит в одну точку все сюжетные линии. Последние страницы цикла обещают грандиозный gran finale, читатель предвкушает драматическую развязку и мощный моральный посыл. И что мы получили?

А какой мощный финал мог бы быть! Представьте себе вот что: Келлхус, победоносно завершивший свой поход, размышляет о том, «как нам обустроить Эарву». И приходит к совершенно логичному, обоснованному и неоспоримому с точки зрения логики выводу, что людям нельзя доверить их собственные судьбы. Что человечество надо постоянно направлять, удерживать и контролировать — ради его же блага. Что свобода воли и решений — химера, прикрывающая варварство и ненасытный эгоизм. И вот, спустя десять лет после уничтожения Консульта, что же мы увидим в Эарве? Ужасающую диктатуру. Помесь птицефермы с трудовым лагерем. Полный и тотальный контроль, осуществляемый при помощи неодолимого Метагнозиса блестящим, но абсолютно лишенным эмпатии и эмоций интеллектом Келлхуса. Новый диктатор совершенно не злонамерен (напротив, он наконец принес людям мир и материальное процветание), но его режим затмевает все злодейства Консульта. На фоне стерильного и выхолощенного, растительного существования все инхоройские изнасилования, убийства и даже пытки — не более чем досадные неудобства. Каким мощным мог бы быть финальный посыл: интеллект и сила (даже благонамеренные!) без души — кошмарны. Душа (даже самая светлая и сочувствующая) без интеллекта и силы — жалка и беспомощна. Увы, вместо этого мы получили внезапно поехавшего Келлхуса, не пришей кобыле хвост Ахкеймиона, который непонятно вообще зачем вылез из своей башни, и бессмысленный финал. Очень, очень жаль. Я поставил циклу 7 (довольно низкая для меня оценка). Бэккер поставил перед собой поистине невероятную задачу и, увы, с нею не справился. Но внимания заслуживает даже просто попытка.

P.S. Немного о чисто технической составляющей книг. Вообще, духовный элемент в фентези гораздо важнее материального (этим фентези и отличается от фантастики). Поэтому я не сужу технические ляпы Бэккера строго. Но все же... Есть моменты, которые просто ужасны. Изначально неплохая идея трехстороннего баланса: магия-хоры-обычные солдаты загублена на корню. В ней такая туча прорех, что их даже перечислять неохота. За семь книг и десять тысяч лет только один (!) маг догадался, что можно соорудить вокруг себя каркас из проволочной сетки, который за пару часов может сварганить любой полупьяный деревенский кузнец, но который даст стопроцентную защиту от хор. У Консульта всегда есть под рукой ровно столько войск, сколько необходимо для сюжета, и никаких проблем с их транспортировкой, снабжением и управлением он не испытывает в принципе. Когда башраги первый раз ВНЕЗАПНО выпрыгнули из-под земли это было еще ничего. Когда они делают это в пятый раз, причем у людей опять нет никакого средства борьбы с ними, хочется спросить у автора серьезно ли это он. Сверхгений Келлхус собирает огромную армию и тащит ее на край света, зная, что жрать там трехсоттысячной армаде будет решительно нечего и 2/3 войска так или иначе перемрет с голоду. При этом у него есть тысяча (невероятное для Эарвы число) колдунов, которые, собственно, и наносят 90% потерь Консульту. В реалиях Эарвы, если у вас много магов, обычные войска вам нужны только для того, чтобы прикрывать чародеев от лучников с хорами. Так за каким лешим нужно войско в триста тысяч человек??? В общем, в военном деле все очень и очень плохо.

Но и это еще не худшее. Цикл чудовищно затянут, а по числу нереализованных сюжетных линий Бэккер легко заткнет за пояс даже такого мастера этого дела как Перумов. Во второй тетралогии первые три романа можно смело выбросить. Я серьезно. Все, произошедшее в них не имеет АБСОЛЮТНО никакого значения для развязки. Великое путешествие Ахкеймиона (кстати, пестрящее просто неприличным количеством заимствований из Властелина Колец) не заканчивается ничем. Око Судии, которому, судя по названию, посвящен целый отдельный роман, не выстреливает вообще никак. То есть совсем — оно не делает для сюжета вообще ничего. Как и Воин Доброй Удачи. И выживший дунианин. И внезапно воскресший Найюр. И мятежный Фанайял. И последний кишаурим. И культ Ятвер. И почти все дети Келлхуса. Из всех сильных мира всего на настоящего средневекового политика и полководца похож только Коифус Саубон. Все остальные — какая-то невнятная кучка рефлексирующих болванов. Особенно порадовал глава шпионов, пребывающий в состоянии перманентного изумления от происходящего. То есть, судя по Саубону, автор знает каким доложен быть король и военачальник, но почему-то этим знанием не пользуется. При этом в романах очень, очень много воды. Описания быта, одежды, внешности персонажей, их рутины и мыслей не по делу. Доходит до того, что из 3-страничного интервью в конце книги мы узнаем о происходящем больше, чем из 7 книг цикла. Просто ужас. Остается надеяться, что хотя бы часть всего этого была введена для последующего использования в заключительной трилогии, которая вроде как заявлена.

В общем, «Князю Пустоты» при желании можно предъявить километровый список претензий: косой сюжет, слабость военных вопросов, нестреляющие ружья, за которыми не видно стен, проблемы с матчастью и логикой персонажей, рояли и антирояли в кустах. Такой набор гарантировано убил бы любой роман. Но... Философская часть — это что-то просто из ряда вон, причем на сей раз исключительно в хорошем смысле слова. Метафизика Эарвы настолько грандиозна, что затмевает даже авторский провал с финалом.

Ух, сколько критики вызвал роман во всех печаных и интернет-изданиях! Сколько негодования! Сколько обличения всего и вся — автор умудрился сплясать чечетку на мозолях практически всех утонченных групп населения: либералов, феминисток, пацифистов, анархистов и черт знает кого еще. А знаете, что лично я совершенно четко вижу за всей этой критикой? Страх. Настоящий, глубинный страх, который вызван понимаем серьезности происходящего на страницах, а не навеянный ловким словоплетением писателя. Страх, проистекающий от того, что читатель в глубине души сознает потенциальную реальность событий «Мародера». А заодно и понимает свои хм... неважные перспективы в случае их наступления.

В этом — главное достоинство романа. Атоми очень четко ухватил как оно может быть в реальности. И четко показывает нам что такое Апокалипсис. Демонстрирует, что взрывы, радиация и мутанты — не более чем досадная помеха, даже если предположить, что все это может случиться по-настоящему. Настоящий конец света — это беззаконие и право сильного. Это — отсутствие единой власти и правил игры. Это — разрушение общественных связей и общественной морали. Дорогие ребята-миллениалы. Дядя Атоми очень доходчиво и ярко описал как все это бывает. Именно так выглядят безвластие и насилие как основной источник права. Именно так все и будет, если вдруг рухнет общество. Убийства за банку консервов. Торговля девственницами, так возмутившая здешнюю общественность. Полное бесправие женщин и их скатывание в стсус предмета. Торжество быдла и хамья, потому что быдло и хамье гораздо лучше приспособлено к жизни, чем образованные и тонко мыслящие хипстеры. И даже чем выживальщики в камуфляже.

Я не люблю мат в литературе, но тут — редчайший случай когда он к месту и именно в таких количествах. Потому что именно так будут разговаривать люди в случае если.

Но самое удивительное, что «Мародер», со всей его чернухой, с насилием и матом, с безысходностью и беспросветностью, несет мощнейший моральный посыл. Удивляюсь, как никто из критиканов его не заметил. (Осторожно, далее — спойлеры под катом и без).

А закончилась его жизнь в момент, когда он отказался поддержать Конева, который пытался восстановить в городе хоть какой-то порядок. И которому элементарно не хватило нормальных людей в окружении. Не ангелов во плоти, не высокоморальных паладинов, а просто нормальных. Одним из которых мог бы стать и Ахмет, но не захотел. А по итогам получил ровно то, чего испугался. Не помогли ни накопленные патроны, ни заботливо спрятанная от окружающих еда, ни подлость ради выживания, ни беспринципность. Сдох как собака, только несколько лет напрасно выбивался из сил, копя свои «богатства». Об этом автор говорит открытым текстом, когда описывает мысли Ахмета о том, как Конев «вычеркнул его из какого-то очень важного списка» и что все могло быть иначе, прием в первую очередь для самого героя.

Это ли не мораль?

P.S. и, традиционно, немного политоты. Аллергикам чтение не продолжать. То, что описывает Атоми, было вполне реальным и возможным будущим России. Именно к такому варианту развития событий наша страна уверенно шла в 90-е под лихим и нетрезвым руководством одного добродушного выпивохи. Более того, в мире есть множество стран, которые именно к такому варианту и пришли. И еще придут. Помните об этом, когда услышите речи из серии «а зачем нам ракеты» и прочее «пили бы баварское».

Говорят, что «когда бряцает оружие, музы молчат». Это неправда.

Посмотрите сами — такой короткий стих, а какой пронзительный и глубокий. Сколько в нем смысла, сколько эмоций, каким простым, но ясным и образным языком он написан.

При смехотворно маленьком объеме, автор сумела заставить читателей пережить огромную гамму чувств. Здесь и усталость от войны, и страх, и вместе с ним победа, и гордость за людей, кто смог преодолеть невероятные испытания. Но больше всего, конечно, горечи утраты.

А как хлестко и беспощадно бьет последняя строка...

Я познакомился с этим стихотворением в школе (это к вопросу о «бесполезности» изучения литературы), и уже тогда оно произвело на меня огромное впечатление. И не только на меня — когда учительница его дочитала, в классе стояла гробовая тишина, притихли даже самые беспардонные хулиганы.

Есть много великолепных поэтов-фронтовиков: Симонов, Гудзенко, Твардовский и легион других, но Друнина выделяется даже на их фоне. У нее в каждом стихе — такое раскрытие ужаса войны и, одновременно, стойкости перед его лицом, какого нет больше ни у кого. И даже больше того, ее поэзия, несмотря на всю мрачность тематики, каким-то образом умудряется оставаться очень женственной, отражать именно женский взгляд на войну, взгляд от лица человека, чья миссия — дарить жизнь, а не отнимать ее.

Не знаю, проходят ли в школе «Зинку» сейчас. Хорошо если да. Но все равно — прочитайте этот стих своим детям, когда зайдет разговор о войне. Думаю, лучшего объяснения того, что такое война не найти.

Цикл заслуживает внимания уже потому, что представляет собой совершенно уникальное явление — продолжение в соавторстве, которое оказалось лучше, чем оригинал (трилогия «Завтра война»). Более того, я сильно подозреваю, что де-факто автором является Жуков, а Зоричи в лучшем случае корректировали общий сюжет. Показательно, что у «Пилота» даже рейтинг выше, чем у «Завтра войны».

Повествование резко сменило формат. Если «ЗВ» — военный эпик с примесью романтики, то «Пилот» — уже чистейший приключенческий роман. Великие силы в нем все еще присутствуют и даже активно действуют, но все равно акцент смещен на героев, их судьбу, решения и повседневную жизнь. Декорации тоже меняются — вместо крупных планов звездных систем и планет, нам показывают в основном локальные объекты: отдельные дома или города, космические станции, пещеры, лес.

С одной стороны, масштаб уменьшился в разы, зато появилась глубина, которой не было в «ЗВ» (хотя в эпике ее быть и не должно).

Отдельной похвалы заслуживают персонажи. В «Завтра войне» их было до обидного мало, и они четко разделялись на хороших и плохих, причем «плохие» появлялись лишь эпизодически. В серии даже не было толкового антагониста (в его роли скорее выступала Конкордия как таковая). В «Пилоте» же — героев море разливанное. Персонажей много, но все они описаны подробно, а их характеры сложны. Один и тот же человек в разных ситуациях ведет себя по-разному, для любителей сложных героев и серо-серой морали тут настоящее раздолье. Причем яркие и неоднозначные персонажи появляются даже в эпизодах. В «ЗВ» было несколько эпизодов гибели важных персонажей, но в «Пилоте» будьте готовы к куда более реалистичному подходу — персонажи здесь мрут как мухи. Причем как эпизодические, так и центровые.

Хотя цикл написан от первого лица, в нем много побочных POV'ов. Помимо основного героя — пилота, вынужденного уйти на «вольные хлеба», нам дают посмотреть на мир глазами командира абордажной группы пиратов, элитного телохранителя, офицера ЧВК и других. Все это раскрывает невероятно пеструю, глубокую и яркую картину вселенной. Она даже несколько затмевает основной сюжет, но это совершенно не заметно.

В общем, получилось очень хорошее и качественное расширение исходного мира. Если вам понравилась «Завтра Война», прочитайте обязательно.

P.S. Немного поворчу. Вселенная «Сферы Великорасы», как мне кажется, могла бы стать отличнейшей российской франшизой в области «мягкой» научной фантастики. Мир отлично сочетает в себе классику космооперы и собственные «визитные карточки». Сколько прекрасной продукции можно было бы сделать на его основе! Он достаточно обширен, чтобы послужить основой для стратегической игры или эпического фильма, но при этом достаточно глубок и разнообразен для приключенческого сериала или варгейма с миниатюрами. При должном развитии и поддержке можно было бы получить франшизу международного уровня, способную потягаться если не со «Звездными Войнами», то уж точно с такими вселенными как «Firefly» или «Звездные врата». К сожалению, все продвижение вселенной ограничилось выпуском пары игр категории «Гэ» и попыткой создать карточную игру. Получается и радостно — наши могут в создание отличных миров, и грустно — Минкультуры предпочитает спонсировать лютый треш и отстой, а достойные проекты остаются уделом фанатской тусовки.

«Full metal jacket 40K или На Брушерокском фронте без перемен».

В свое время мощная кинокартина С.Кубрика «Цельнометаллическая оболочка» не только стала классикой военного кино, но и сформировала определенные каноны жанра. Фильм получился настолько сильным, а построение его сценария — настолько удачным, что сюжетная последовательность «призыв-обучение-первый бой-смерть героя(героев)» стала едва ли не обязательной для (анти)военного фильма. Что ж, как видим, не только для фильма.

«Пятнадцать часов» это типичная попытка новеллизации «Фулл метал джекета». А то, что действие происходит «во мрачном мире далекого будущего» не меняет в романе совершенно ничего. Орки и лазганы без малейшей потери для сюжета и впечатления от книги могут быть заменены на вьетконговцев и М16, а при желании и на конфедератов и карабины Шарпса. Так что при прочтении имейте в виду — роман не про Вархаммер. В нем вы не найдете новой информации про Галактику 41-го тысячелетия, интересных деталей Падения Кадии или неожиданных сторон характеров хорошо известных героев. Он про войну как таковую, в том виде, в каком ее представляет автор.

Давайте посмотрим, что у него получилось.

Роман очень короткий (собственно, большую часть его занимают те самые 15 часов, плюс немного о жизни А.Ларна до призыва). В данном случае это — недостаток. Сюжетная компоновка в стиле «Оболочки» предполагает контраст как минимум по линии учебка — реальный бой, а лучше дом — учебка — война. В «Пятнадцати часах» дом Ларна описан очень скупо, учебка вообще подается в лабораторных количествах, никакого контраста нет. По хорошему, нам более-менее подробно показывают только войну. Это уже огромный минус.

Образы войны раскрыты полнее и более удачно. В целом, автор хочет показать нам как солдаты с одной стороны бесконечно устали от бессмысленной бойни, но с другой все еще готовы исполнять свой долг. Эдакие ремарковские нотки 40000. Идея хороша, проверена временем, но по итогам ничего не получилось.

Источники вдохновения автора — «вьетнамское» кино и романы Ремарка описывают войну, в ведении которой солдаты не заинтересованы. В первом случае это прямая агрессия против далекой страны, смысл которой не ясен никому, кроме пары высших чиновников, а во втором — мировая бойня промышленных и финансовых элит за рынки сбыта. Которую господа эффективные предприниматели ведут, естественно, чужими руками. Морпех Джонни искренне не понимал зачем ему жечь из огнемета вьетнамскую деревню, также как и панцергренадер Ганс — зачем ему лупить из пулемета по таким же парням, как он сам, только говорящим на французском. Все это так. Но вот только война на Брушероке, описанная в «Пятнадцати часах», это не война за ресурсы или политические интересы. Это война на истребление.

Орки не ведут переговоры. Не довольствуются никакими достижениями или уступками. В принципе, по самой своей природе не способны к компромиссам. Орк дерется пока жив и в этом уравнении исключить можно только вторую часть. На этом фоне очень странным выглядит то, что комиссары и пропагандисты, вымучивая новости о якобы одержанных победах и раздувая самые скромные успехи, совершенно не обращаются к теме защиты людей от злобных ксеносов. На фоне того, что война на Брушероке идет не очень удачно, пропаганда в стиле советского плаката «Воин Красной армии, спаси!» была бы в разы более эффективной, чем унылый бубнеж о скорой победе. Поэтому если уж проводить аналогии войной во Вьетнаме или с мировыми войнами, гвардейцы на Брушероке скорее больше походи на бойцов Вьетконга или советских солдат во время Великой Отечественной. Роман о войне в Вархаммере это не «Черный обелиск», не «Возвращение» и даже не «Апокалипсис сегодня». Это — «Живые и мертвые» или, может быть, «Судьба человека». Получается, что автор затронул интересные, вечные темы, но вот места для этих тем в использованном сеттинге нет.

По итогам — не зачет. Отдельные удачные находки в тексте есть, но они не спасают от изначально неверной концепции.

P.S. Дальше следует попытка объяснить причины сюжетного провала. Будет политота, так что читать не рекомендуется, если на нее аллергия. Митчелл Сканлон — британский писатель. Великобритания — держава колониальная. Типичная для нее война это истребление туземцев на другом континенте. ХХ век в этой схеме особенно ничего не поменял — просто акценты несколько сместились с отстаивания интересов Ост-индийской компании на подпевание старшему заокеанскому брату. Вторая мировая, где альянс союзников громил худшего из всех известных завоевателей, могла бы дать примеры другого дискурса, но Великобритания в ней играла второстепенную роль и ее вклад в общую победу был довольно скромным. Недаром триумф над Гитлером на Туманном Альбионе особенно не празднуется (в отличие от памятных дат Первой мировой) — праздновать особо нечего. Типичная проблематика британской войны это тяжелый быт, давящая психологическая обстановка и неясный смысл войны. Хорошо понятные русскому человеку темы защиты от жестокого агрессора, самопожертвования во имя будущего, «все для фронта, все для победы» и сам феномен Отечественной войны англичанам и американцам чужд. Поэтому и получается, что у них солдат, у которого за спиной женщины, дети и вообще будущее самого человечества, ведет себя как рефлексирующий невротик, а единственным стимулом сражаться для него остается абстрактная «честь мундира». Разность менталитетов, однако.

Давно фентези-роман не вызывал у меня такой контрастной реакции. Более того, я до сих пор вообще не могу понять, понравился мне цикл или нет. У «Меекхана» есть как и огромные плюсы, так и очень неприятные минусы. Так что я просто изложу свое видение оных и давайте попробуем разобраться вместе.

В общем и целом — цикл представляет собой достаточно типичное польское «военное» фенетези новой волны. Читается с интересом, но тут же начинаются проблемы.

Во-первых, как уже отмечали многие рецензенты, мы все это уже видели. Обычное фентези, разве что автор щедро плеснул на страницы кровищи и чернухи. Сложности персонажей нет, все они или однозначно хорошие или столь же бескомпромиссно плохие.

Во-вторых, дробление романа на четыре больших сборника новелл лично мне не понравилось. Только успеваешь привыкнуть к одним героям, как они уходят в закат, а действие переносится в другую часть мира.

В-третьих и в-главных. Автор плохо разбирается в том, о чем пишет. Если бы целью было написание современной сказки — классического героического фентези, то это было бы простительно. Но тут у нас вроде как попытка создания фенетези темного, а значит необходимо больше реализма, так что увы. Профессиональные шпионы это не супер-ниндзи в масках со шпионским оборудованием в потайных карманах. Хороший офицер не панибратствует с солдатами и не разрешает им пьянствовать на боевом задании, пусть даже оно почти завершилось. Настоящий «отец-командир» действительно может ходить со своими людьми в бой, но между ним и подчиненными всегда будет зиять пропасть. И называется эта пропасть «статус». Без нее дисциплина развалится за пару недель, и отряд солдат превратится в шайку бандитов. Тем более в условиях фронтира. Наконец, гордые маленькие народы, где каждый мужчина с пеленок изучает боевые искусства, не разбивают наголову десятикратно превосходящие силы врага. Такие народцы тихо сидят по своим горным пещерам, просто потому что это — единственное, что им позволяют большие и сильные соседи. Которые не пестуют мастеров-одиночек, зато знают, что такое «тактика», «строй» и «дисциплина», а заодно понимают, что кроме мордобития в мире есть еще много чего, чем заняться.

Но, удивительное дело, именно из этой нереалистичности проистекает главное достоинство цикла. Дело в том, что автор искренне верит в то, о чем пишет. Это чувствуется в каждой строчке каждой новеллы. Буквально. Он действительно верит в шпионов-ниндзей, добрых командиров, не признающих дистанции с подчиненными и в народ мега-мастеров меча, тактики и стратегии, которые не завоевывают мир только потому что им это не надо и живут в горных аулах от того, что им так прикольно. И даже больше того — автор глубоко и искренне верит в весь свой мир, со всеми его несуразностями и противоречиями. Да, этот мир похож на не слишком умело сшитую из пестрых лоскутов куклу. Но вера создателя вдыхает в нее столько жизни, что вы перестаете замечать неровные швы, потертую ткань и даже отвалившийся глаз-пуговицу. Ожившая кукла пляшет так здорово, что даже самые нелепые коленца вроде шпионов-ниндзей выглядят увлекательно. Бич и проклятие большинства современных фентезиписцев — вымученность — в «Меекхане» отсутствует напрочь. Хорошо видно, что автор вложил душу в создание мира и в процессе написания патрулировал перевалы вместе с Горной стражей, уходил от погони в степи и вел философские беседы с иссарами.

Я подумал, что этот эффект «нереалистичной достоверности» — настоящая находка для фентези. Ведь мы читаем про другие миры не для того, чтобы узнать как оно бывает на самом деле, а чтобы увидеть нечто невероятное. А невероятное может ожить только если его создатель сам верит в него. Это ли не высшее мастерство фентези?

Самое хорошее, как мне кажется, определение для «Метро» Глуховского — литературный фастфуд.

Да, книга увлекательна, спорить с этим нельзя. Читается влет — за это сразу плюс балл. И на этом достоинства книги заканчиваются.

Когда вы заходите перекусить в забегаловку известной красно-желтой сети, вам тоже как правило вкусно. Но в процессе вы все равно понимаете, что за этим стоит совершенно нездоровый пищевой состав, а вкус в основном происходит из глутамата натрия. Что постоянно так питаться нельзя, если ваше здоровье вам хоть сколько-нибудь дорого. В лучшем случае, тут можно под настроение перехватить гамбургер раз в полгода, просто чтобы напомнить себе, что такая еда тоже бывает.

Примерно такое же впечатление производит и «метророман» Глуховского. Вы его читаете, вам интересно, но на краю сознания все равно постоянно мельтешит понимание, что все это — дичайший бред. Невнятные герои. Нереалистичный мир. Неуклюжие попытки проводить «тонкие» исторические аналогии. Натужное морализаторство. Попытка сделать конец-переворот вместо «ужасного откровения» вызывает смех. Про мелкие огрехи в матчасти и делах военных я даже и не заикаюсь.

Знаете, как нужно читать «Метро», чтобы получить от книги удовольствие? Необходимо полностью и целиком отказаться от анализа. Отключить разум. Сосредоточиться исключительно на эмоциях и позволить волнам колченогого сюжета нести ваше воображение по бушующему морю картонного сеттинга. Тогда зайдет. Но малейшая попытка осмысления убьет все плюсы на корню.

P.S.

Немного личного брюзжания. Хотя отечественное фентези и фантастика отстают от западных, у нас тоже есть чем гордиться. У Лукьяненко, Пехова, Зоричей, Смирнова и, не к ночи будь помянут, Перумова встречаются очень и очень достойные вещи, а пара их вселенных вполне достойна международного масштаба. Да что там говорить, даже «Второго шанса не будет» Цормудяна и «Приграничье» Корнева на голову выше «Метро» и по задумке, и по исполнению. И это не смотря на то, что оба цикла предназначены сугубо для российского читателя. А теперь посмотрите сколько переводов на иностранные языки у Пехова и сколько у Глуховского, и заплачьте.

Мне казалось, что я уже вышел из возраста когда книгу начинают читать, прельстившись броским названием. Ан нет. «Голос ночной птицы» — звучит интригующе, таинственно и, не побоюсь сказать, романтично, как бы ни странно это слово прозвучало от тридцатишестилетнего стокилограммового дяди. А тут еще и Новый Свет периода до Войны за независимость, а значит там будут индейцы, ведьмы, религиозные фанатики и любимый мною антураж Нового времени.

И, надо сказать, книга не обманула ни в чем, вплоть до мелких деталей.

Что это за роман? Неплохой, даже хороший детектив, обильно приправленный бытописанием и деталями. Причем последние интересны ничуть не менее, что собственно детектив. Атмосфера в книге создана прекрасно, автору удалось заставить читателя вместе с героями испытывать ощущения — сырость дождя, недомогание от болезни, тревогу и страх, удовлетворение от подтвердившейся догадки. Собственно живая и естественная атмосфера — уже достаточная причина чтобы потратить время на увесистый том.

С точки зрения детектива все тоже очень неплохо. Персонажей много, все они прописаны отлично, интрига сохраняется до самого конца, хотя завершение главной линии — обвинения ведьмы довольно очевидно с самого начала.

В одной из рецензий было сказано, что сюжет напоминает дорогу в темноте с фонарем — близко видно, далеко — нет. Я бы возразил. Здесь сюжет скорее похож на путь с одного холма на другой через неосвещенную долину. Конец более-менее понятен, но каков будет путь к нему — не ясно.

Единственным серьезным недостатком лично для меня стало

Промах это, конечно, очень досадный, но он не перевешивает достоинств книги. Она очень динамична, пестра и жива, кроме расследования в ней говорится сразу о множестве вещей. Тут вам и взросление, и проблема отцов и детей, и любовь, и столкновение с предрассудками, много чего еще. И все это подано легко, гармонично, без противоречия друг другу, натужного напряжения и морализаторства. Герои дышат, живут и развиваются вместе с сюжетом. Браво.

Очень рекомендую к прочтению.

Роман необычный, написано много интересных отзывов, спасибо их авторам.

Но вот я увидел в книге нечто весьма отличное от впечатления других читателей. Заранее оговорюсь, что отнюдь не претендую на «истинное понимание», просто спешу поделиться тем, что увидел именно я. Совершенно не исключаю, что я понял роман совсем не так, как рассчитывал автор, и что все мои догадки ложны.

Аксель — мужчина большой силы воли и великодушия, он был бы способен на поистине великие дела, если бы не заблудился в «хмари». А ее источник был всю жизнь у него под боком. Его дражайшая супруга совершенно четко показана сварливой и склочной бабенкой, которая искренне считает, что делает своему мужу огромное одолжение самим фактом супружества. Хотя в действительности единственная причина по которой она вообще с ним заключается в том, что кроме Акселя не нашлось никого, кто вообще согласился бы терпеть ее. Аксель явно находится в полном подчинении у своей «принцессы». Вероятно, в молодости — под воздействием любви, в старости — просто по привычке. Беатриса совершенно не уважает его, помыкает им и ведет себя недостойно даже по современным меркам. Про то, что такое обращение жены с мужем было совершенно недопустимым в описываемые времена, я уж и не заикаюсь. При этом без своего мужа Беатриса — никто, она не в состоянии даже элементарно позаботиться о себе. Муж для нее — не только «груша» для выпуска накопившейся неудовлетворенности, но и нянька. В этом неравном союзе Беатриса — единственный выгодоприобретатель, причем откровенно паразитирующий на партнере.

Вместе с тем, Аксель, помимо завидного терпения, проявляет и мудрость, и широту души, и, несмотря на возраст, даже мужество. Увы, вместо того, чтобы употребить свои незаурядные качества для служения людям, он положил их на обслуживание одной-единственной и совершенно не заслуживающей этого женщины.

Таким образом, как мне показалось, это роман о загубленной жизни. О нереализованном потенциале. И даже хуже того, о том, как Аксель погубил собственное величие, даже не поняв, что происходит.

Образ воина — это то, кем Аксель мог бы стать, не встреть он свою «принцессу». Настоящим рыцарем, который вполне был бы способен поменять ход истории. Погребенный великан — это Аксель.

Представьте себе, что у вас некогда был дедушка, под присмотром которого вы выросли. Когда-то он был для вас непререкаемым авторитетом, человеком который разбирается во всем, что только есть в жизни, имеющим ответ на любой вопрос.

Потом, когда вы стали постарше (а дедушка — подряхлее) вы стали замечать, что его мудрость в меняющемся мире устарела. Когда-то она, несомненно, была актуальна, но не сейчас. Время от времени дед еще мог дать ценный совет, но все реже. Вы начинаете сознавать, что он помогал вам решать задачки по математике (хотя сам — биолог) не потому, что он хорошо знает математику, а потому что такие задачки может решить любой взрослый с IQ больше 90. Вы замечаете, что теми навыками починки выключателей и замены порвавшихся уплотнителей в кранах, которым он вас обучал, более или менее владеет почти любой взрослый (и многие, кстати, получше, чем ваш дедушка). Когда вам впервые разбил нос дворовый хулиган, дед учил вас драться. Но позже, посетив пару серьезных спортзалов, вы поняли, что дедушкины наставления на уровне «левой отбиваешь, а правой — в нос паршивцу!» — не более чем профанация. Да и вообще, вы поняли, что дедушка сам не знал и не мог знать множество вещей, нередко ошибался сам, а бывало, что и служил для вас далеко не лучшим примером.

Но все же вы, даже повзрослев, не забывали его, приезжали раз в месяц-другой, с грустью замечая, как он стареет, а в «трогательной смеси мудрости и маразма» (с) баланс печально смещается от первого ко второму. Вы говорили с ним каждый раз на одни и те же темы, потому что он не помнил прошлых разговоров, а, может, потому что вам обоим было приятно говорить об этом. Вспоминали по много раз одни и те же случаи, потому что хотели еще раз пережить светлые моменты.

И когда, наконец, его не стало, вы искренне печалились о нем, потому что вместе с ним ушла часть вашей жизни, которая не вернется уже никогда. Потому что кто-то должен научить человека решать простенькие задачки, чинить выключатели и давать сдачи хулигану. Какими бы простыми и примитивными эти вещи ни казались, именно они формируют основу личности, делают нас теми, кем мы являемся.

Естественно, со временем мы перерастаем все это. Мы учимся сложным вещам, находим свой путь в жизни. На смену задачкам приходят диссертации, выключателям — строительство дачи и ведение дел с собственностью, дворовым потасовкам — защита своего мнения в работе и, возможно, своих прав в инстанциях. Но все равно, в глубине личности решение всех этих задач уходит корнями в дедушкины уроки.

И разве человек, который заложил в нас основы всего этого, не заслуживает, чтобы его помянули добрым словом? Конечно заслуживает. Поэтому мы, хоть и редко, но навещаем могилу деда, чтобы посидеть полчасика в тишине и вспомнить.

«Помнишь, как мы ходили в поход в Карелию? Ты еще ужа испугался?»

«Да, деда, помню. Конечно помню...»

Сегодня, разумеется, романы Лавкрафта кажутся простоватыми, наивными и уже вряд ли кого-то испугают. Скорее вызовут ироническую улыбку. Но была бы современная фантастическая и фентези-литература такой, какая она есть без его вклада в ее основы? Очевидно, что нет. Ктулху не остался в своем Р'Льехе, проткнутый бушпритом корабля. Он растворился во всей литературе ужасов, фантастики и фентези. Он — в некроморфах Dead Space, в иллитидах D&D, в демонах Варпа из Warhammer и вообще почти в любом мрачном культе, из каждого второго фентези-романа.

Поистине, Лавкрафт — пусть не единственный, но полноправный дедушка современной фанастики.

Склоним же пред ним пыльные шлемы.

В моем далеком советском детстве жанр фентези в СССР был представлен ровно одной книгой — «Властелином колец». Влияние, которое сей эпос оказывал на неокрепшие мозги тогдашних октябрят, было колоссальным, но это — тема для отдельной беседы. При всем величии «Властелина» его одного было недостаточно для удовлетворения растущих духовных потребностей юных строителей коммунизма, так что в нашем понимании за фентези (этим термином тогда мы еще не пользовались, но само понятие уже смутно формировалось) худо-бедно прокатывали легенды и мифы народов мира. Всякие «Скандинавские сказания», «Легенды и мифы Древней Греции», а иногда и даже сказки в более «взрослых» редакциях заменяли нам Говарда, Кука и Джордана. Но в целом мы понимали, что мифы, при всем их величии, это не совсем фентези. Мы использовали их как своего рода суррогат, хотя сама по себе мифологическая литература, по здравому размышлению, конечно выше фентези.

Как бы то ни было, в родин прекрасный день мой друг Алёша объявил об эпохальном открытии — новой книге «которая как Властелин колец». Значимость этого события для нас была сопоставима с высадкой на Луну, прибытием на Землю пришельцев или обнаружением Атлантиды.

Разумеется, мы незамедлительно приступили к ознакомлению с этой исторической книгой. Впечатление было очень необычным. «Хроники Нарнии» оказались одновременно и похожи, на «Властелина» и непохожи. Они во многом напоминали привычные нам сказки, но были гораздо сложнее и взрослее. Но вместе с тем, по уровню серьезности они сильно уступали эпосу Толкина. Да-да, смейтесь. Сегодня «Властелин» может показаться наивным и пафосным, но в самом начале 90-х для нас, не читавших еще Кука, Сапковского, Мартина и Аберкромби, он был так же серьезен как первые тома ПЛИО.

Кстати, книги вышли сперва не все. После долгих поисков и инспекции всех известных мне тогда книжных магазинов, из семи романов мне удалось собрать пять. Не хватало «Коня и его мальчика» и «Покорителя зари», то есть третьей и пятой части. Почему в магазинах не было именно этих частей, а, скажем, не двух последних — известно лишь руководителям издательства «Советский композитор». Увы, в СССР подобные ситуации складывались нередко.

Разумеется, тогда я не смог понять многих тем и посылов книги. Ни христианских мотивов, ни некоторых политических намеков, ни, конечно, мощного финала эпопеи. Как уже верно отмечали, по мере развития цикла, книги становились мрачнее и даже жестче. Это было заметно даже детям — «Принц Каспиан» и «Серебряное кресло» для нас были чем-то вроде темного фентези, как ни смешно это сейчас прозвучит.

Знаете, сейчас читать «Нарнию» так как это делали мы, уже невозможно. Жанр фентези развился, окреп, сформировались его каноны и классический фонд, а затем и их деконструкция. После знакомства со всем этим «Нарния» вызовет в лучшем случае снисходительную улыбку. Современные подростки, уже впитавшие в себя мрачный реализм «Игры Престолов» (хотя бы по сериалу), прогулявшиеся по Кругу Земель в компании циничного Никомо Коски и осознавшие всю нелепость человеческих заблуждений вместе с ведьмаком Геральтом, не увидят того волшебства, которое очаровывало нас. И, возможно, будут правы — сказка на то и сказка, чтобы подменять реальность, а не достоверно изображать ее.

Но все же, «Нарния» дала читателям моего поколения то, что нам нужно было именно тогда. Возможно поэтому лично я всегда буду оценивать этот цикл выше, чем он, наверное, объективно заслуживает. Не знаю, стоит ли сегодня читать «Нарнию», если вы старше 10 лет, но уважать ее нужно. Так же как мы уважаем старого дедушку, уже не способного идти в ногу со временем, а может и помаленьку впадающего в маразм, но без которого нас бы не было.

В отзывах на «Ложную слепоту» просматривается интересный эффект.

Среди дифирамбов то и дело мелькает эдакая застенчивая критика. Как будто авторы нелестных отзывов стесняются своего впечатления от романа и боятся, что это не книга — унылое, скучное и алогичное чтиво, а они сами чего-то недопоняли. И очень зря стесняются, потому что «Ложная слепота» — унылое, скучное и алогичное чтиво.

Да, Уоттсу удалось проявить некоторую оригинальность в довольно заезженной теме первого контакта. Но этого категорически недостаточно, чтобы компенсировать недостатки романа. Вязкий, вымученный сюжет, которого, если отбросить нуднейшие диалоги и лирические отступления, хватило бы в лучшем случае на рассказ. Невыразительные и блеклые герои. Ужасающе тяжелый и корявый язык. Совершенно неуместная эклектика с вампирами в космосе не привносит в роман абсолютно ничего и выглядит как на корове седло. Вот, например, в «Сквозь горизонт» обращение к мистике было уместным. Оно показывало как мало мы, гордящиеся своими жалкими космическими корабликами, на самом деле знаем о Космосе и о том, что нас там может ждать. А в «Слепоте» вампирская тема это просто какая-то лютая ахинея, к тому же совершенно бесполезная для сюжета.

Но хуже всего — научная часть. В хорошем sci-fi научная составляющая должна создавать впечатление серьезности для читателя, но при этом быть ему понятной. Уоттс же лепит в один ком отвлеченные научные термины, тараканы из головы героев и то, что он считает юмором. В итоге получается как в анекдоте «быть технарем это читать друзьям получасовую лекцию, чтобы они вообще поняли в чем дело, прежде чем рассказать смешной случай с работы». Научная часть в «Слепоте» вместо того, чтобы придать реалистичное оформление фантастическому сюжету, заставляет читателя чувствовать себя случайным человеком на научном конгрессе. Причем с хорошо поехавшими участниками.

Зато книга отлично укладывается в современные тенденции западной фантастики. «Важнейшую космическую миссию поручили группе неуравновешенных идиотов» — эталон для западного sci-fi произведения со времен «Прометея». Ну и, естественно, темы расовой сегрегации — вампиров не любят и опасаются вот просто потому что они «не такие». Странно, что нет чернокожей лесбиянки-инвалида-феминистки. Хотя то ли еще будет.

Может, конечно, это я такой закоренелый ретроград, но мне как-то больше по душе классическая восточноевропейская научная фантастика, где группа компетентных и дисциплинированных исследователей пытается разобраться в происходящем, не изливая на читателя тонны мутной жижи своих психических расстройств. «Эдем» и «Непобедимый» Лема, как и почти все Стругацкие раскрывают тему контакта куда увереннее и интереснее и, главное, без применения ахинеи в промышленных масштабах.

Сколько критики в отзывах, а зря. «Лабиринты Ехо» — великая книга. Во всяком случае, как я считаю. Сейчас объясню почему.

Литература про попаданцев четко делится на две категории. По хорошему, он настолько различны, что представляют собой разные жанры, но так уж повелось, что сам факт попаданчества объединяет их в один поток. Первый тип это когда изначально крутой герой — спецназовец, агент разведки, реже ученый, пробивается в ином мире, используя свои знания, опыт и силу. По большому счету, такие книги ближе к приключенческому роману, чем собственно к попаданству. Если называть вещи своими именами, такой тип попаданства — не более чем мутировавший роман XIX века в стиле Буссенара или Жюля Верна, когда вооруженный огнестрельным оружием и, что даже более важно, научным знанием, европеец стремительно строит карьеру в среде каких-нибудь аборигенов. Второй тип — когда в другой мир попадает герой-сопля и стремительно крутеет. Вот тут уже начинается собственно попаданство, так как авторы делают упор на то, что читатель будет ассоциировать себя с героем. Будем честны сами с собой, ЦА этого типа попаданческой литературы — это школьные омеги и офисный планктон.

И вот тут Фрай бьет точно в яблочко. Более эталонного образца попаданства второго типа и представить себе невозможно. В реальном мире будущий сэр Макс — абсолютно никто, и вместе с тем собирательный типаж сотен миллионов (а как бы и не миллиардов) людей. И наиболее примечательно в нем даже не полное отсутствие крутизны или мелкие черты вроде скучной работы, а тотальное непонимание того, что с собой делать. Это — главная проблема жителей современных развитых стран, из которой и проистекают остальные — никчемная работа, невозможность самореализации и прочее. Обычно такой попаданец оказывается в весьма некомфортной обстановке и вынужден срочно учиться фехтовать, стрелять, колдовать и овладевать прочими искусствами нового мира. Тут же проявляются скрытые таланты или внезапное упорство, и оказывается, что наш герой на самом деле не бесполезный шлак, а ого-го-го какой ценный член общества. Все это, ясное дело, призвано польстить читателю, который, ассоциируя себя с героем, тешится мыслью, что в глубине его существа живет великий воин или еще кто-нибудь. Но Фрай пошел другим путем — в его романах Максу не пришлось даже попотеть в фехтовальном зале или корпеть над книгами. Он стал героем мечты вообще не покидая зоны комфорта. Его просто аккуратно, двумя пальцами, перенести из унылого офиса в офис не унылый, где большую часть времени можно бить баклуши и лишь иногда, под настроение, принять участие в интересном мероприятии, но под присмотром старших товарищей, которые, если что, подстрахуют. Несколько позже сэр Макс все же немного окрутел и даже стал решать некоторые задачи сам, но психологию инфантильного подчиненного сохранил.

Это ли не предел мечтаний? Превратиться из серого мыша в востребованного, высокооплачиваемого и, главное, уважаемого члена общества, оставшись при этом тем же самым серым мышом. То есть не герой сбросил оковы рутины, а рутина подстроилась под героя.

Кроме того, мир Ехо отличается оригинальной и симпатичной эстетикой, неплохо продуманы законы жизни и магии. Самое главное, отсутствует вымученность. Неплохой юмор, легкий язык и фактурные персонажи выгодно обрамляют основной замысел, о котором я писал выше.

Романы очень однообразны, но даже в этом есть свое преимущество — книга рассчитана на любителей однообразной и спокойной жизни. Такие люди могут проглотить и десять, и двадцать книг об одном и том же — им важен процесс, а не яркие находки.

В общем и целом получаем чрезвычайно удачно задуманный и профессионально реализованный продукт. Браво.

Думаю, в своем классе «гражданственной поэзии» эти четыре четверостишья близки к идеалу.

На мой взгляд, гражданская лирика должна быть краткой. Есть, разумеется, и примеры блестящей политической поэзии большого формата, но все же самые гениальные образцы этого жанра — краткие. Такой стих должен ярко и хлестко бросить читателю в лицо позицию автора, а длинноты и хлесткость сочетаются плохо. Вообще, думаю, что лучше всего, когда подобное стихотворение доводит лишь какую-то одну мысль, но очень четко, ясно и настойчиво, что опять же требует лаконичности.

«Вам!» как нельзя лучше отвечает всем этим требованиям. Всего шестнадцать строк и одна мысль — «воевать ради такой дряни я не буду». Но эта единственная мысль — как пощечина, внезапная, сильная и, да, хлесткая. Разве не в этом гений — так кратко и так емко выразить свои чувства?

Но есть еще кое что. Сейчас в моде антивоенное искусство. Но современные творцы почему-то считают, что антивоенные настроения — это сопливое нытье о том, что «я занимаюсь любовью, а не войной». Большинство антивоенных произведений что литературы, что кино или музыки являют собой сплошной поток жалоб и причитаний, их герои — рефлексирующие, пассивные нытики.

А по мне, так самые сильные образцы антивоенного искусства написаны очень мужественными людьми и про таких мужественных людей.

Знаете, еще в школе на литературе учительница рассказывала нам, что Александр Грин в свое время дезертировал из армии. В классе нашлись те, кто сразу назвал его трусом, а вот я почему-то подумал, что дезертирство может быть эгоизмом и, наверное, даже предательством, но не трусостью. Трусость — это терпеть в надежде, что «все обойдется» и сдохнуть неизвесно за что в каком-то безымянном овраге. А для того, чтобы попытаться что-то изменить, пусть даже дезертировав, все же требуется определенное мужество.

К чему я это? Герой стихотворения «Вам!», та позиция, которую он выражает, чем-то напоминают мне такое же «мужественное дезертирство». Как мне кажется, тот, кто так открыто и явно плюет в лицо обществу, «проживающему за оргией оргию», вполне способен и проявить отвагу в бою. Просто это — не его бой, Первая мировая — не его война, и отказ отдавать жизнь в угоду какой-то мрази, — поступок уж точно более смелый, чем позволить погнать себя на убой. Такое отрицание войны, когда человек готов драться, но не желает делать этого ради непонятно чего, на мой взгляд гораздо ценнее пацифизма слабаков и слюнтяев, за которым не стоит ничего, кроме обычной трусости.

И последнее. Обычно «Вам!» читают в очень экспрессивной и эмоциональной манере, чеканя слоги и напирая на слушателя. Я как-то видел запись исполнения этого стиха лидером «Сплина» А.Васильевым. Он читал совершенно по-другому, довольно спокойно, с нотками эдакого брезгливого удивления в голосе «вам, любящим баб да блюда жизнь отдавать в угоду?». Акцент он делал только на паре особенно эмоциональных фраз. По-моему, получилось очень интересно и гораздо более подходяще к духу стихотворения.

Achtung, отзыв длинный и со спойлерами. Те, кого интересует лишь «стоит ли читать» могут сразу пролистать в конец — там будет резюме.

Как уже отмечали коллеги, в последнее время стало действительно много мощных дебютов в жанре темного фентези. С одной стороны, это радует, так как ТФ, в отличие от уже совершенно сгнившего фентези героического, еще держит планку. С другой — это не так уж и хорошо, потому как падение классического фентези произошло именно из-за превращения его в массовую литературу. Вот и я решил ознакомиться с многообещающим, судя по отзывам, творением. Сразу скажу, что сам по себе роман неплох, а местами даже хорош (о чем еще подробно поговорим). Главная проблема одна — это ни разу не темное фентези.

В чем принципиальное отличие фентези темного от героического? Первое, что приходит в голову — это «реализм». Но, к сожалению, большинство авторов и читателей под «реализмом» понимают в первую очередь всякую чернуху типа натуралистичных описаний убийств и прочих неприглядных действий. Если так, то эталонными произведениями ТФ следует считать бесконечные «Правила волшебника» Гудкайнда и огромный пласт квазилитературы по Вархаммеру-40000.

На мой взгляд, суть темного фентези заключается в отсутствии четкого деления на хорошее и плохое. В необходимости для читателя самому давать оценки. Вот кто такой Логен Девять Смертей? Мудрый и опытный воин? Беглец от самого себя? Маньяк-убийца? Или, например, Тайвин Ланнистер. Подлый интриган? Прагматичный политик? Волевой и самоотверженный предводитель Дома? Каждый читатель выстраивает приоритеты сам.

Не могу не привести, наверное, самый яркий пример — «Герои» Аберкромби. Вот уж где нет вообще никакого деления на наши/не наши. И даже центровых персонажей примерно поровну в каждом лагере. Никто не хорош, никто не плох, у каждого своя правда. Но при этом все стороны и герои описаны ярко, почти каждый читатель предпочтет какую-то строну или личность.

Кроме того, жестким темное фентези делают не описания насилия и кровищи, а ситуации, в которые попадают герои. Неминуемый выбор из нескольких зол. Неизбежность трагедии. Грамотно вставленное в сюжет и умело описанное обычное предательство сделает роман гораздо темнее, чем сто страниц расчлененки. В темном фентези темной должна быть прежде всего суть, а не форма.

Проще говоря, темнота — в сложности и неоднозначности происходящего на страницах.

Так вот, почти ничего из перечисленного в «Красном рыцаре» нет. С первых страниц нам совершенно четко дают понять, кто тут герой, а кто злодей. Люди = хорошо, Дикие = плохо. Некоторое количество эпизодов с «плохими» людьми и относительно «хорошими» Дикими присутствует, но это — капля в море и уровень частностей, а в целом автор совершенно явно на стороне человечества. Но дальше — еще хуже. У местного Темного властелина — некого переметнувшегося мага по имени Шип (в оригинале Thorn, как перевели не знаю) мотивация отсутствует вообще. Он просто злой и хочет захватить монастырь, чтобы отдать его демонам. Почему? Да черт его знает. Вроде как когда-то это место вместе с расположенным там источником магической силы, принадлежало им. Но об этом во всем 700-страничном романе буквально пара строк. То, что такое объяснение противоречит основной логике Диких — «кто сильнее, тот и прав», автор, скорее всего, не заметил сам.

Мотивация главного героя точно так же хромает. Он — капитан отряда наемников, кондотьер. Но в романе внезапно наемники ведут себя что твои панфиловцы или 300 спартанцев. Никакого объяснения не прикладывается. Тот факт, что для кондотьера его люди — средство для существования и ни один командир наемников не станет жертвовать ими ради абстрактных принципов, автором не рассматривается вообще.

Главный злодей — не более чем функция. Он ничем не мотивирован, ни к чему не стремится, его действия алогичны, глупы и предсказуемы. Кроме того, он регулярно и услужливо совершает грубые ошибки только для того, чтобы главгерой мог ловко ими воспользоваться. Вроде как великий и могущественный маг — внимание! — за всю книгу не смог удачно применить ни одно заклинание.

Прибывший из Франц... пардон, Галлии полубезумный рыцарь, якобы ведомый ангелом, совершенно неожиданно в решающий момент посылает этого самого ангела куда подальше, после чего снова возвращается в прежнее состояние. Что это был за взбрык? Почему он произошел? Никакого ответа. Можно еще много перечислять огрехи сюжета, но скажу лучше в целом.

В принципе, подобные недостатки более или менее нормальный для классического фентези. Там не предполагается никаких контрастов и сложной мотивации, а просто должен быть герой и злодей. Все. Точно также как бурная любовная линия, возникшая на ровном месте и закончившаяся ничем, была бы уместна в классике, но выглядит нелепо в темном фентези.

Помимо всего этого в «Красном рыцаре» использована куча более мелких штампов героического фентези — герой, хранящий анонимность, потому что на самом деле он — король/ангел/антихрст/нужное вставить; заключительная беседа с богом/демоном, который все объясняет (то, что для объяснения не хватило 700 с лишним страниц и пришлось приделывать финальный диалог, оставим за скобками).

Есть у романа и длинный ряд технических недостатков. Он очень затянут, число POV'ов выходит далеко за рамки разумного, слишком много внимания уделено «заклепочной» части. Последнее, кстати, очень заметно в боевых сценах. Вместо напора и напряженного эешна нам начинают довольно уныло перечислять всякие бацинеты, барбюты, рондели, тассеты, пластроны, плакарты, авенталы, сабатоны, салады и прочие шапели. Наконец, оригинальный текст элементарно плохо вычитан, в нем постоянно попадаются повторы и тавтологии.

В общем, если суммировать минусы, получаем довольно затянутое героическое фентези начинающего автора. То есть роман устаревшего формата, к тому же очень небезупречный технически. Баллов 5, не больше.

Но есть и несколько очень весомых плюсов.

Та самая «заклепочная» часть, хоть и чрезмерна, но создает определенную атмосферу. Неплохо ощущается быт военного лагеря Позднего Средневековья. Самое главное, автор хорошо показал, что собой представлял одоспешенный рыцарь в бою. А такой рыцарь был настоящей машиной смерти. Более или менее эффективные способы противостояния рыцарской кавалерии массово появились лишь на рубеже XV и XVI веков, а до того тяжелая конница правила бал сотни лет. За подробное и достоверное описание рыцаря в бою я не колеблясь накинул автору пару баллов.

Кроме того, лично меня еще очень порадовал псевдоисторический сеттинг. Я давно предполагал, что альтернативная история — самый верный путь для возрождения героического фентези. «Красный Рыцарь» лишний раз это подтверждает.

Итак, обещанное резюме.

В романе есть:

— неплохо составленный псевдоисторический мир;

— бытописание армии Позднего Средневековья;

— достоверное описание сражений того же периода;

— оригинальный, хотя и крайне плоский антагонист.

Отсутствуют:

— интересный сюжет;

— хорошо раскрытые герои;

— интрига;

— сложность в каком-либо проявлении.

Этот роман нельзя серьезно оценивать как темное фентези, но если судить его как фентези классическое, то он очень даже неплох.

Занятно, когда я писал рецензию на «Властелина колец», то отметил, что почти все рецензенты делятся на восторженных обожателей и ехидных критиканов. В случае с «Учением дона Хуана» ситуация точно такая же, даже еще более контрастная. Любовь или ненависть, а tertium non datur.

По моему, такой эффект на самом деле говорит о том, что книги произвели большое впечатление на читателей из обоих лагерей. Согласитесь, тот, кого идеи Кастанеды оставили равнодушным, вряд ли станет тратить время на излияние своей критики. «Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны» (с) :) А обожание и ненависть — суть две стороны одной монеты.

Как же стоит относиться к дону Хуану и его создателю-ученику?

Я считаю, что любой человек, ступивший, да простится мне пафос, на тернистый путь духовного поиска, должен понимать один чрезвычайно важный принцип. Нельзя слепо следовать никакому учению: ни христианству, ни Кастанеде, ни Ошо, ни йогам, ни классикам философии. Любая попытка ограничить поиск духовных идеалов какой-то очерченной сферой ведет лишь к самозапрету на мышление, и , в конце концов, так сказать к собственноручной духовной лоботомии. Найти себя по указке гуру невозможно. Вместе с тем, не менее глупо отрицать огромный философский опыт, накопленный человечеством за тысячелетия духовных поисков и борьбы, в которых участвовали люди колоссального интеллекта и силы духа.

Любое серьезное начинание должно базироваться и на уже набранном опыте, и на его личном осмыслении. Конфуций произнес по этому поводу замечательную фразу: «Учиться и не размышлять — бесполезно. Размышлять и не учиться — губительно.»

Главный лейтмотив книг Кастанеды: «самая важная задача человека — это обретение абсолютной власти над собой» — это совершенно здоровая и трезвая мысль, к которой приходили практически все философы от Сократа до Ницше. Но в отличие от последнего, Кастанеда очень легко пишет и обладает даром излагать в доступной форме достаточно сложные мысли. Книги читаются легко, продираться сквозь дебри метафор и потоки сознания автора не приходится.

Если вы взяли в руки книги Кастанеды, это уже означает, что вы услышали зов духовного поиска. Смело читайте, в них вы найдете много интересных идей и мыслей. Только помните, свет клином на доне Хуане не сошелся. Читайте, воспринимайте, но и не забывайте критиковать.

Внимание любителям темного фентези — не пропустите хорошую книгу.

А теперь к сути. Сразу оговорюсь, что да, книги по «Вархаммеру» в большинстве своем — треш. Но именно что в большинстве. А в меньшинстве попадаются очень неплохие вещи, вполне достойные украсить собой полки книголюбов, не входящих в фанатскую тусовку WH40K.

«Ангелы Тьмы» — хорошее, качественное темное фентези со сложными героями и неоднозначными решениями, заставляющее читателя самому выбирать на чьей он стороне.

Даже самые тонкие знатоки игровой легенды Вархаммера вряд ли смогут с уверенностью сказать, кто здесь прав:

В общем, главная сюжетная линия подана просто прекрасно. Каждый по-своему прав, каждый в чем-то заблуждается. Аргументы Астеляна звучат не менее убедительно, чем слова дознавателя Борея, но при этом видно, что и сам Астелян, и его мировоззрение безнадежно устарели.

Конечно, роман рассчитан на некоторый фон знаний по вселенной у читателя, но все же я не соглашусь, что он предназначен только для фанатов. В книге поднимаются проблемы, интересные для любого вдумчивого читателя. Кроме того, Торп умеет очень хорошо соединить технические и чисто фентезийные элементы, что вообще мало кому удается.

Единственный момент, который может показаться спорным, это концовка.

Как и в большинстве романов по этой вселенной, не обошлось без экшена. Но автору явно гораздо интереснее писать про людей, про их мысли, рассуждение и трансформацию мировоззрения. Батальные сцены выглядят как дань традиции, на которую автор время от времени вынужден с раздражением отвлекаться. Мол, «ах, да, это ж вархаммер, должны быть драки. Хорошо, короче, Борей бьет морды оркам, трах! Бах! Кровь, кишки, все такое. Можно теперь дальше про философию?»

Если вы — любитель Вархаммера, это книга совершенно точно для вас. А если нет, то все равно очень рекомендую к прочтению, это очень неплохой темно-фентезийный роман о довольно сложных вещах.

«Я не участвую в войне —

Война участвует во мне»

(Ю.Левитанский)

Удивительное дело — невероятное разрастание литературной серии по Warhammer 40000 вызвало появление на свет и ужасающего шлака, и, в то же время, очень и очень достойных вещиц. Наверное, дело в том, что при таком массовом потоке барахла несколько действительно хороших авторов, таких как Абнетт или Торп, получили возможность творить не спеша, с чувством, толком и расстановкой.

И вот вам образец по-настоящему хорошей Вархаммер-литературы.

Рассказ короткий, но довольно напряженный. Всю дорогу читатель вместе и инквизитором ждет когда же появятся силы Хаоса, ксеносы или, на худой конец, какие-нибудь культисты. Но все оказывается одновременно и проще, и сложнее.

Вообще, концовка рассказа получилась гораздо боле пугающей, чем если бы дело было в происках демонов или пришельцев. Подумалось, что в мире Вархаммера именно так выглядят настоящие победы Хаоса. Все эти демонические вторжения и нашествия не так страшны — они за десять тысяч лет не смогли не только пошатнуть Империум, но и даже сколько-нибудь поменять его устройство. Человечество справится с любым открытым врагом. А вот когда безо всяких порталов в Варп и влияния культистов в человеческих душах торжествуют темные начала, и люди изменяют сами себе, это уже по-настоящему страшно.

Где-то на переходном этапе от детства к отрочеству родители подарили мне книгу Астрид Линдгрен, состоящую из трех малоизвестных повестей. Тогда Линдгрен знал любой ребенок, но ее фамилия прочно ассоциировалась с «Карлсоном», «Пеппи Длинный Чулок» и, возможно, с «Калле Блюмквистом». А вот те повести, что были в подаренной мне книге — «Мио, мой Мио», «Братья Львиное Сердце» и «Ронья — дочь разбойника» были массовому читателю почти незнакомы. Кое-кто знал про «Мио», но больше благодаря фильму с участием будущей голливудской звезды Кристиана Бейла.

К моему большому удивлению все три книги оказались значительно увлекательнее и лучше, чем «общепризнанные» повести Линдгрен.

Особенно интересным стало впечатление от последовательного прочтения «Мио» и «Братьев Львиное Сердце». Книги удивительным образом и похожи, и непохожи. В обеих дети, несчастные в реальном мире, чудесным образом переносятся в мир волшебный, где получают все, чего им не хватало в «прошлой» жизни. Но если «Братья», несмотря на спорную тематику смерти, книга вполне оптимистичная, то «Мио» с начала и до конца наполнен надрывным предчувствием, постоянным ощущением приближающейся беды. Мио, в отличие от Карла, не жаждет приключений, а необходимость сразиться с рыцарем Като для него — тяжкий и скорбный долг. Вообще, вся сказка пронизана некой тонкой грустью, звонкой хрупкостью и тревогой. И даже вполне классический хеппи-энд все равно оставляет горько-сладкое послевкусие.

При всех атрибутах детской сказки, книга получилась удивительно взрослой, потому что опасности в ней вышли пугающе-реальными. Подвиги Мио — не веселые приключения в солнечной сказке, они — тяжкое и опасное бремя, которое он несет из чувства долга, а не любви к острым ощущениям. Лично у меня осталось впечатление, что, несмотря на победу над злом, рыцарь Като, несчастные птицы, башня Голода и прочие злоключения останутся с Мио навсегда. И это будут отнюдь не приятные воспоминания о победах.

В каком-то смысле «Мио» — едва ли не эталон детской книги. Она увлекательна, хорошо заканчивается, но в ней звучит ясный (хотя и изложенный в доступной ребенку форме) посыл — «есть вещи, которые НАДО сделать, хочется тебе этого или нет».

И последнее. Когда я читал книгу, мне в голову пришла одна странная мысль, которая опять-таки роднит «Мио» и «Братьев».

Или, возможно, это просто мое воображение?

«Клевета — не критика, а грязь из лужи — не краски из палитры художника!» (М.Шолохов).

Предупреждение: отзыв резко негативный. Так что если вы — любитель скандальных разоблачений святынь и фекальной эстетики (а «Прокляты и убиты» на 99% образованы этими двумя составляющими), то мой отзыв вам лучше не читать — скорее всего он вызовет у вас неприятные ощущения.

Вас предупредили.

Для начала оговорюсь, что сам знаю армейский быт не понаслышке — отучился год в инженерном училище на казарменном положении. 24 часа в сутки в части, увольнение — в лучшем случае раз в месяц, наряды, караулы, занятия в лагерях и весь букет армейского быта мною изучен весьма подробно. Плюс ко всему этому мы еще и учились, а от успеваемости напрямую зависело распределение существенных благ — в первую очередь увольнений. Это на случай если кто спросит «а ты сам-то что об этом знаешь?». Знаю, не переживайте.

Итак, Астафьев живописует нам учебно-тренировочный лагерь, где призванные на войну солдаты проходят первичную подготовку. Сразу признаю, что зима 42 года, который, по мнению многих историков был даже страшнее, чем 41, наверное был и самым тяжелым временем для солдат. Но, уж простите, я совершенно не верю то скотство, которое описывает автор.

Как я уже писал, я сам пожил в армейском лагере, причем как раз в холодное время года. Да, это было очень неприятно — холод, неудобная одежда, невкусная, хоть и вполне достаточная для поддержания сил, еда. Особенно плохо сразу после подъема — под одеялом хоть какое-то тепло, а вас гонят по форме номер 4 на морозец. Еще толком не проснулись, а уже куда-то бежать. Я мог бы долго перечислять прелести армейского быта, но лучше сразу соглашусь, что он действительно приводит к тому, что люди грубеют, а иногда и опускаются. Но чтобы, простите, ссать в собственной палатке, где ты спишь? Не верю. Жрать гнилую капусту? Это какой-то бред. Больше того, такое не могло прийти в голову даже самому распоследнему опущену в роте. Напротив, по моему опыту, правила личной гигиены как раз усваивали даже те, кто до армии зубы не каждый день чистил. Потому что чистота, тот ее печальным максимум, который возможен в казарме, — это жизнь. Даже те, немногие, кто под давлением суровых будней терял самоуважение (были у нас и такие) не додумались бы до подобного. Так что не верю, это просто чушь собачья.

Но Астафьев, немало не смущаясь, половину романа описывает нам всевозможные виды утраты человеческого достоинства, каких не то что в армии, в тюрьме не найдешь. Куда ни глянь, в «Проклятых и убитых» увидите в лучшем случае сортир, в худшем — кучу дерьма.

Кстати, о последнем. Астафьев отличается какой-то маниакальной тягой к фекальной тематике. Соответствующие сравнения и выражения встречаются едва ли не на каждой странице. Такое ощущение, что вся жизнь лагеря крутится вокруг двух физиологических процессов — еды и дефекации, а больше там ничего не существует вообще.

Любопытно — про недостаток сна, который, по моему опыту, волнует солдат гораздо больше чем еда, Астафьев пишет мало и скучно. Ну еще бы, спать хочется — эка невидаль. Тут вам не «шок-контент», читателя не зацепишь.

Незадолго до «Проклятых и убитых» я читал Вересаева — «На японской войне». И вот там неприглядная картина солдатского быта нарисована куда убедительнее. Почему-то Вересаев сумел донести до читателя свои мысли без постоянного употребления слов «говно», «жопа» и «срать». А вот Астафьев не может. Он с каким-то удовольствием копрофила обмазывает свой роман той самой субстанцией. Такое ощущение, что пишет не ветеран войны, а подросток, радостно ржущий от того, что он теперь взрослый и ему можно ругаться.

Но посмотрим теперь на персонажей. Пехотная рота, если кто не знает, это примерно 100 человек. В учебных ротах обычно людей больше — до 200. В таком коллективе, что вполне естественно, всегда выделяется несколько группок — сильные духом и телом, которые относительно легко переносят лишения и обычно быстро занимают должности сержантов, опущены — их противоположность, хитрованы, которые благодаря врожденной пройдошистости ловко срезают углы, уголовники — выходцы из криминальных или, что чаще, околокриминальных кругов. Но все они вместе — это процентов 10 от личного состава. Кто остальные? Просто обычные парни, которые хотть и не рвутся в герои, но исправно тянут свою лямку, стараются не надорваться сами, но и не подвести товарищей, слушаются командиров и составляют тот самый костяк армии, на котором она, собственно, и держится. Еще раз повторяю — таких девять из десяти. Но читая «Прокляты и убиты» вы их не увидите. Астафьеву про них не интересно. Ему интересно про опущенов и про пройдох. Причем в основном про последних — видно сам автор был из их числа. В пользу этой версии говорит еще и явно глубокое знание соответствующих схем и уловок. То есть роман еще и не про людей, а про всякую гнусь. Еще раз, для тех, кто полыхает праведным гневом — в центре повествования учебная рота бойцов, т.е. 100-200 человек, а «в кадре» нам регулярно показывают в лучшем случае дюжину.

Если вы откроете того же Вересаева, а из писателей Великой Отечественной — Симонова, Твардовского, Друнину или Шолохова , вы тоже найдете много спорного с идеологической точки зрения. Шолохов в своей гениальной «Судьбе человека» вообще сделал главного героя «хиви». И ничего, это только придало ему глубины и сложности. А коротенький стих Твардовского «На той войне незнаменитой» содержит антивоенный посыл в разы сильнее, чем все фекальные упражнения Астафьева.

Но в их произведениях четко и ясно слышна боль. Боль за ошибки, за оборвавшиеся жизни, за неумолимость смерти. И, кстати, кровавый режим почему-то вместо того, чтобы сгноить авторов в ГУЛагах, выдавал им премии и включал их произведения в школьную программу.

У Астафьева ничего такого нет. У него — лишь злобная усмешка над тем как скоты валяются в грязи, обжуливают и топят друг друга только для того, чтобы через минуту самим быть облапошенными и утопленным.

Кто-то может называть это «окопной правдой». Но это не окопная правда — это просто навозная куча, которую Астафьев трудолюбиво натаскал на память о войне.

Но почему все так, спросите вы, зачем тогда Астафьев писал все это? Да все просто. Если бы Астафьев начал писать после развала Союза, его еще кое-как можно было бы причислить к идейным борцунам, которые, правда, побаивались тявкать на советскую власть, пока она была в силе, но радостно повылазили из всех щелей, когда она рухнула. Но вот только Астафьев был вполне себе успешным писателем всю дорогу в Союзе. Имел три государственные премии и Героя Соцтруда (!).

Просто-напросто наш обличитель вовремя сориентировался в изменчивом море и понял, что теперь премии и медали будут давать вот за такое. Что ж, он не ошибся, и две новые премии не заставили себя ждать.

В общем, те, кто тут пишет про «правду» не более чем купились на... дерьмо. Им, как я уже писал, роман обмазан густо, ровно и на совесть. Тогда, в начале 90-х это было в новинку. Но уберите из романа все ругательства, весь воровской жаргон и пошлые хохмочки, как от него ничего не останется. Вы получите только довольно унылый текст про кучку ворья, причем даже лишенный своеобразного (хоть и мерзкого) юмора который скрасил, скажем, «Чонкина».

Товарищи, если автор пишет про говно, это не значит, что он пишет ПравдуЪ. Иногда, уж простите, говно это просто говно.

Во избежание недоразумений сразу оговорюсь, что не посягаю на авторитет Льва Толстого как таковой. Он, без сомнения — колоссальный ум и великий писатель, а, скажем, «Анна Каренина» это роман, который должен прочитать каждый человек без исключения «от флибустьера и до магистра наук» (с).

Но вот конкретно «Война и Мир», как мне кажется, совершенно не заслуживают того ореола Великого Произведения Мировой Культуры, который вокруг него создан и продолжает нагнетаться.

Уважаемая коллега О.К. уже довольно подробно препарировала недостатки романа, так что не стану повторяться, добавлю только пару моментов от себя.

«Война и Мир» — это четыре тома непрекращающегося потока нудного морализаторства. Причем хуже всего, что Толстой детально, подробно, обстоятельно, в мельчайших нюансах и деталях объясняет нам что такое хорошо, а что такое плохо не через события и поступки героев, а, так сказать, напрямую. Поясню.

Когда на страницах появляется, скажем, Долохов, Лев Николаич раскрывает его характер через обычное (правда, очень длинное и, опять-таки нудное) описание. То есть он просто пишет нечто вроде: «Долохов был тот еще смутьян — картежник, мот и бретер, но зато любящий брат и сын». Только не парой слов, а на 10 страницах. Ни тебе поступков, ни размышлений героя, ни контрастов через действие, а тупо в лоб: «повеса, но хороший сын». Читать это решительно невозможно. Тем более, что примерно в таком же стиле описываются почти все персонажи.

В романе, несмотря на колоссальный объем, очень мало действия. А то что есть, сопровождается многостраничными комментариями в таком же стиле, как описано выше. То есть по большому счету, это монументальное произведение скорее ближе философскому эссе (хм, на 4 тома, да), чем собственно к роману.

Кроме того, не могу не присоединиться к удивлению О.К. любовной линией. К 13 годам еще не все барышни достигают хотя бы биологического брачного возраста, и брак в 13 лет считался ранним даже в Средневековье, не говоря уже про Новое Время. А для мужчины за 30 интерес к нимфеткам это никак не любовь, а в лучшем случае кризис среднего возраста, а в худшем — педофилия.

Нет, разумеется, в «Войне и Мире» есть глубокие мысли, интересная философия и тонкие житейские наблюдения. Лев Толстой прожил долгую, насыщенную и интересную жизнь, а его наиболее крупные романы написаны в уже довольно зрелом возрасте, с высоты жизненного опыта. Так что, вне всяких сомнений «Война и Мир» — роман сильный. Но все же, по моему мнению, вылавливание жемчужин мыслей из вязкой жижи нудятины в данном случае себя совершенно не оправдывает.

Знаете, я как-то читал очень хорошую статью про киберпанк, в которой автор умело показывал, что не будет ничего такого — ни всесильных корпораций, сросшихся одним краем с правительствами, другим с криминалом, ни глобального экономического кризиса, ни героического «Сопротивления», ни прочего «хай тек — лоу лайф». Все будет (а местами уже есть) проще и скучнее. Вместо угнетения — добровольное офисное рабство, вместо борьбы — унылая рутина, вместо отчаянного поиска правды — радостное копошение в очередном «оппозиционном» паблике в сети. Но в конце автор прибавлял, что жанр все равно создает отличный простор для воображения и творчества и сам по себе очень и очень неплох. Примерно то же самое можно сказать о «1984».

Пугает Оруэлл знатно — тут не поспоришь. Ощущения подавления индивидуума колоссальной бездушной махиной настолько достоверны, что и правда становится сильно не по себе. Невольно закрадывается мысль «а вдруг?» ведь чем черт не шутит...

Но штука в том, что никакого «вдруг» не будет. История показала, что все это насилие, подавление и ломание через колено неэффективно. И верить в «пророчества» 1949 года сегодня, в 2010-е может только тот, кто не разбирается в политике от слова «совсем». Ультраподавление не наступило. Не сбылось. Оказалось неконкурентноспособным. Даже самые репрессивные режимы вынуждены были перейти от прямого насилия к оболваниванию масс и заигрыванию с интеллигенцией. Размахивание перед лицом броским плакатом оказалось куда более действенным, чем оруэлловское «топтание лица сапогом». Телевизор и демагогия легко и без особых усилий победили кнут и колючую проволоку. Зачем тратить силы и ресурсы на подавление инакомыслия в обществе, если куда дешевле и проще сделать это общество довольным своим бытием, даже если оно по сути рабское? В хорошо известном любителям антиутопий споре Оруэлла и Хаксли «Дивный новый мир» победил нокаутом.

Оруэлл оказался хорошим нагнетателем истерии и страхов, но вот пророком — никудышным. Так что никакая это не «книга-предупреждение» и не «послание потомкам». «1984» — не более чем успешный ужастик, сборник талантливо изложенных гнетущих впечатлений человека с тяжелым жизненным опытом. Интересный? Безусловно. Пророческий? Ни в коей мере.

Я почитал рецензии коллег и был приятно удивлен. Вместо ожидаемых дифирамбов книгу оценили достаточно объективно. «Хороший роман, но не более того». И я с этим совершенно согласен.

Вообще, как мне кажется, большая беда американской классики в том, что ее самые раскрученные произведения сильно переоценены, в то время как по-настоящему мощные вещи известны, но гораздо меньше, чем заслуживают. «Убить пересмешника» и «Над пропастью во ржи» — неплохие книги, но они — ничто в сравнении с «На восток от Эдема» или «Сестрой Керри», которые далеко не так популярны. Занятно, что в английской литературе ХХ века наблюдается сходная ситуация. «Повелитель мух», который изучают в школах по обе стороны океана не идет ни в какое сравнение со «Смертью героя» — романом, в котором написано вообще обо всем, что бывает в жизни. «1984» — по большому счету просто удачная страшилка, но имеет славу классики антиутопии, хотя история показала необоснованность предостережений Оруэлла, к тому же роман вторичен по отношению к «Мы» Замятина. В то же время блестяще предсказавший вектор развития общества Хаксли, хотя и известен в литературных кругах, но все же далеко не так, как Оруэлл. Эта тенденция доходит до откровенного фарса. Например Стивен Кинг — автор блестящих романов об американской жизни, прославился как писатель ужастиков, пускай качественных, но все равно бульварных.

Прошу понять меня правильно — я не говорю, что «1984» или «Убить пересмешника» — плохие книги. Просто по моему мнению первый и второй эшелоны англосаксонской классики перепутаны местами.

Кстати, еще один занятный факт. Так же как перепутаны оценки заглавных произведений американской классики, так же и смещены акценты в отношении к самой Америке. Достижения американцев в построении «свободного» общества, как и уровень жизни в США чудовищно переоценены. В то же время многие вещи из американского образа жизни, отношения к экономике, труду и законам, которым как раз стоило бы поучиться, известны гораздо меньше. Ирония судьбы, не иначе.

«Над пропастью во ржи» практически идеально укладывается в эту тенденцию. Это хороший роман, причем безо всяких скидок. Мир глазами подростка описан ярко и хорошо, в некоторых эпизодах я узнавал себя в юности, многие мысли героя посещали меня в том же возрасте. Проще говоря, автор хорошо знал, о чем пишет. Достаточно тонко, исподволь, выводится главная идея — герой недоволен окружающим миром потому, что недоволен в первую очередь собой. Но у него не достает воли, чтобы изменить себя, а через это и свое отношение к миру. Тут же и посыл читателю — улучшай себя, а мир улучшится следом.

Тут уже звучали очень здравые мысли, что, по всей вероятности, Сэлинджер задумывал создать некий «антипример» для своих читателей-тинейджеров, своего рода кривое зеркало, посмотревшись в которое подросток мог бы задуматься о себе. Проблема в том, что способность к самокритике — черта взрослого человека. Подросток к ней не способен. Более того, отчаянные поступки главного героя скорее могут понравиться подростковой аудитории — надо же какой молодец, захотел и сбежал из колледжа! Подобный эффект в свое время вызвал (и вызывает до сих пор) «Герой нашего времени» Лермонтова. Автор хотел вывести полное чудовище, но был непонят множеством читателей, которые восторгаются «независимостью» Печорина. Михаил Юрич, наверное, в гробу до сих пор пропеллером вертится.

В общем, идеи романа хороши, но их подача и сам их масштаб будут подростку скорее всего не по плечу. А на момент когда читатель будет способен их увидеть, он скорее всего уже не будет нуждаться в решении этих проблем. Так что главная задумка автора (во всяком случае как я ее вижу) бьет мимо цели.

Кроме того, у романа неприлично зависшая концовка, а если называть вещи своими именами, то ее просто нет.

Не могу не привести в пример другую книгу (правда, для читателей заметно помладше) — «Сердце» Эдмондо да Амичеса. Она построена сходным образом, хотя и со скидкой на более младший возраст, но есть в ней важное отличие. Сэлинджер ставит проблему, но не предлагает решения. А в «Сердце» совершенно четко прослеживается последовательность «проблема — решение». Да, проблемы там детские, но важен сам подход, а не масштаб. Кроме того, для ребенка вопросы из серии «а любит ли меня папа?» стоят не менее остро, чем для подростка вопрос «а чего же все вокруг так хреново?». Отсутствие решения в «Пропасти», да еще и вкупе с открытым финалом, оставляет зияющую пустоту. По мне это никак нельзя считать изюминкой романа — это откровенная авторская недоработка.

В итоге получаем хороший, качественный роман, но с открытой основной проблемой и оборванным финалом. Живость изложения и глубокая проработка характера героя, разумеется, скрашивают эти минусы, но все же на почетное звание классики вне времени роман не тянет совсем никак.

Есть такие книги, которые нужно прочитать вовремя. Причем я имею в виду не возраст читателя — это другой тип произведений. Вовремя — значит в тот момент, когда данный конкретный роман был актуален. Когда развитие жанра подошло к стадии, на которой требовалась именно такая книга. Типичные примеры — «Generation П» Пелевина или «Замыслил я побег» Полякова. Эти романы в каком-то смысле подытожили эпоху 90-х, дали ей некую оценку и, не побоюсь глобальной мысли, закрыли эту тематику в российской литературе. Сейчас эти романы не то чтобы устарели, но стали неактуальны. Общество столкнулось с новыми проблемами, злободневны другие темы, а то, что было остро 20 лет назад сегодня интересно разве что узким специалистам да отдельным любителям. Похожая судьба ждала «Волкодава» Семеновой — в период национального унижения, суперкрутой герой-как-бы-славянин был нарасхват, но с ослаблением антирусской истерии пошла на спад и его популярность.

Простите за длинное вступление, но уж очень четко в эту канву укладывается и «Проснувшийся демон».

Жанр постапокалипсиса, хоть сам по себе и не нов, до относительно недавнего времени пребывал в стагнации. Его сеттинг был удручающе однообразен, пожалуй, аж до конца «нулевых». Причиной катастрофы всегда была ядерная война, основой сюжета — эпический квест. Ну, а на отечественных книжных полках, как водится, ситуация была еще застойнее. По сути, все потуги отечественных авторов проявить себя в постапе сводились к литературным адаптациям «Фоллаута», лучше или хуже замаскированным. Единственным серьезным исключением можно было бы назвать разве что «Атомный сон» Лукьяненко, да и то только за ранее появление — 1989 год. На этом фоне «Демон» выглядел очень ново и свежо. Но тут вновь необходимо лирическое отступление.

За что мы любим постап? Самое смешное, что отнюдь не за апокалипсис. Самыми притягательными чертами жанра являются исследование нового мира, выросшего на обломках старого и описания нового общества. Кроме того, в постапе человечество откатывается назад в технологическом плане, многие из сегодняшних средств обустройства жизни там недоступны. Собственно это и отличает постап от научной фантастики — там-то со средствами, да и с обществом все в порядке. Из прочих жанров к постапокалипсису ближе всего фронтир.

Любопытно, что наиболее успешные и значимые шедевры постапа как раз-таки представляют собой типичнейший фронтир, и описывают мир, в котором сами апокалиптические факторы (ядерная война, смертельный вирус, катаклизм и т.д.) уже почти не действуют, люди только разгребают их последствия. Если же взять настоящий постапокалипсис, где действие происходит непосредственно после конца света, то мы столкнемся с ужасающе мрачными и пессимистичными произведениями. Если в мире того же «Фоллаута» еще найдутся охотники пожить, то насчет «На берегу» или «Писем мертвого человека» есть очень большие сомнения.

К чему я все это? А к тому, что на момент своего выхода «Демон» представлял собой едва ли не эталонный постап. Там был совершенно новый мир, который читатель исследовал вместе с героем. Причем мир был довольно оригинален — причиной катастрофы стала не набившая оскомину ядерная война, а мутировавший ВИЧ, развивший способность передаваться воздушно-капельным путем. Полностью изменившаяся биосфера, остатки старых технологий — на вес золота, огнестрельное оружие — ценная редкость, в общем — полный комплект необходимых черт сеттинга. Причем поданы они были не как заезженные декорации, а как классическое обрамление, обязательное по законам жанра.

Не отставал и социальный аспект — автор много внимания уделил описанию общества. Люди в его мире стали кучковаться по принципу мировоззрения, что довольно логично. Есть несколько интересных находок, например бесплодность большей части населения. Женщина, способная к деторождению — ценный ресурс, вплоть до того, что правитель целого города считает совершенно нормальным в качестве дружеского жеста направить коллеге из другого города свою жену, чтобы она родила тому ребенка.

Несколько противоречивым решением стало вставить в роман мистический пласт. Но, с другой стороны, телепатия (в отличие от классической магии) в общем не сильно противоречит классическим декорациям постапа. Так что местные «друиды» — экологи, научившиеся «слушать землю» и контролировать животных, не слишком портят картину.

И, конечно, большим успехом было то, что автору удалось прекрасно описать столкновение человека с непознанным. Путешествия по неисследованным землям, встреча с неизведанным и постоянное напряжение увлекали очень сильно.

В двух словах, «Демон» умудрился одновременно и вобрать в себя классику жанра, и расширить его рамки. На момент его издания это выглядело очень ново, интересно и свежо. Но именно что на момент выхода.

Есть у цикла и очень большие недостатки. Причем, что хуже всего, с развитием серии они усугублялись, а достоинства, наоборот, меркли.

Во-первых, как уже писали другие рецензенты, автор никак не мог определиться, что же он пишет — боевик, роман-эпопею, мистику, фантастику, или еще что-то. В итоге идей намешано слишком много, они забивают друг друга и вместо элегантной эклектики мы получаем невнятную мешанину.

Во-вторых, поведение героя нереалистично, а сам он сильно перекручен. Из неприспособленного к жизни ученого он превращается буквально в полубога. Плюс его оберегают могучие рояли в кустах.

В-третьих, излишний (да, даже по меркам жанра) натурализм сильно портит впечатление.

В-четвертых, автор много философствует и его личность слишком сильно проступает из текста. Излагать свои идеи устами героев — нормально. Навязывать их читателю — уже нет.

В общем итоге получаем мощные, новаторские, в чем-то даже революционные идеи, воплощенные в довольно посредственной форме. При этом с течением времени новизна идей убывала, так как жанр развивался, а недостатки, ясное дело, никуда не девались.

На сегодня «Проснувшийся демон» скорее всего будет восприниматься как просто «еще один постап», но в свое время он был если не вехой жанра, то уж точно мощной струей свежего воздуха.

Стоит ли тратить время на цикл сегодня? Не знаю. Наверное лучший способ узнать это — начать чтение. :)

Нередко приходится слышать мнение, особенно от представительниц как бы феминистических кругов, что «энциклопедия русской жизни» нашего всего Алексан Сергеича Пушкина — «Евгений Онегин» — на самом деле роман не столько об Онегине, сколько о Татьяне. Так вот, а я несколько разовью эту мысль, но на сей раз, так сказать, в андроцентрическом ключе. Мне кажется, что «Анна Каренина» — роман в первую очередь про Вронского. И еще про Левина, потому что без него образ Вронского не получил бы достаточного раскрытия. В общем, это роман про мужчин и, не побоюсь дерзкой мысли, для мужчин. А теперь позвольте объясниться поподробнее.

Кто такая главная героиня романа — Анна? В общем и целом довольно типичная женщина. Для своего времени даже более чем типичная, но и для нашего — тоже не редкость. Ее история проста — выдали замуж в несознательном возрасте, либидо тогда еще не играло, а в «середине двадцатых» природа в лице гормонов решила отыграться за бесцельно прожитые годы. В итоге — сумасбродный роман, безумство страсти и трагедия. Хорошо если только семейная, а то частенько бывает и криминальная. «У бурных чувств неистовый конец», как мы хорошо знаем. Сама по себе Анна совершенно не оригинальна, но именно это и делает ее одной из крупнейших героинь русской литературы. В ее лице Толстой собрал весь огромный сонм сходных судеб множества Анн. Причем не только тех, кто переживал свои трагедии со времен возникновения института брака, но и тех, кому это еще только предстоит. История Анны вечна, этот сюжет будет повторяться до скончания времен, потому он и стал классикой. Но это же и делает его довольно скучным.

А вот персонажи Вронского и Левина на мой взгляд гораздо интереснее. Я говорю о них в связке потому что они олицетворяют полюса мужской натуры, два совершенно разных подхода к построению отношений с женщиной. Они — кривое зеркало друг друга, но в отсутствие одного второй теряет смысл. Именно необходимостью сравнения и создания контраста объясняется такая большая линия Левина, которая, по-хорошему, не оказывает на основной сюжет никакого влияния.

Но кто же такие Вронский и Левин?

Я про себя прозвал их «ищущим» и «ждущим» — по терминам из «Лабиринтов Ехо», если кто узнал. Вронский — ищущий. Он целеустремлен и активно действует для достижения своей цели. Он не боится ничего — ни общественного мнения, ни порицания близких, ни гнева начальства, ни, в конце концов, потенциальной физической угрозы от мужа Карениной (дуэли). Он четко расставляет приоритеты и шаг за шагом идет к цели, преодолевая все препятствия. Полюбив Анну, он последовательно и упорно добивается ее благосклонности, а добившись, отсекает все, что мешает построить счастье с ней.

Сразу хочу возразить звучавшим здесь обвинениям в том, что Вронский — повеса, серцеед и вертопрах, для которого Каренина была не более чем одним из многих увлечений. Те, кто пишет такое, очевидно, просто не читали роман, а судят по экранизациям, а то и вовсе по слухам. Вронский пожертвовал ради Анны всем, что имел. Он сознательно похоронил свою карьеру, сначала отказавшись от выгодного назначения в Туркестан, а затем открыто связавшись с замужней женщиной. Он разрушил свою репутацию в свете, он рассорился с матерью, желавшей для него блестящей карьеры, он лишился значительной части своего состояния. Еще раз напомню — все эти жертвы, он принес сознательно, а не просто перенес их как случайные удары судьбы. Он знал, что роман с женщиной в браке приведет именно к таким последствиям и без колебаний пошел на них. В конце концов он получил то, что хотел, но жизнь с любимой в провинции неожиданно оказалась для него испытанием куда более сложным, чем карьерные или светские перипетии. Деятельный и смелый характер «ищущего» позволил ему выстоять в борьбе и завоевать право на ту жизнь, какую он хотел для себя. Но тот же характер вдруг оказался уязвим к чрезмерному покою и отсутствию той самой борьбы. В итоге Вронский зачах. Мелкие для масштаба его личности задачи типа строительства сельской больницы или председательства в местной управе не смогли заполнить его скучные дни, потеряв достойную своих сил цель он стал раздражителен и зол. Все это, помноженное на мнительность Анны, в конечном итоге испортило их отношения, и привело к трагической развязке.

А что же Левин? Это человек совершенно иного склада. «Ждущий». Он не ставит перед собой долгосрочных целей, не бросается с головой в омут активности и не вырывает у жизни свое счастье. Он ждет когда оно само придет к нему. Тут нужно оговориться — это не пассивный Обломов, который просто лежит на диване. Левин как раз таки не бездельник и не мечтатель. Он серьезно готовится к приходу этого самого счастья. Он обеспечил себя материально, он готов ко встрече с будущим духовно, он хорошо знает самого себя и свое место в мире, он предусмотрителен и основателен. Вплоть до того, что он отлично развит физически. Разница между ним и Вронским напоминает разницу между охотниками, один из которых действует облавой, а другой — сидит а засаде. Ни один из способов не лучше и не хуже, тем более, что цель одна — личное счастье.

И результат их усилий тоже совершенно разный. Вронский — храбрый, упорный и решительный, защитил свою женщину от всего мира, но не смог защитить от самого себя. Анну убило не осуждение света и закона (хотя свою роль оно тоже сыграло). Ее убил крах отношений с Вронским. Причем он отнюдь не охладел к Анне — после ее смерти он был полностью раздавлен и, по сути, сам пошел на изощренное самоубийство — отправился на войну. Просто в отсутствие привычного приложения для своих сил и энергии он начал вымещать раздражение на той, кто стал причиной их изгнания — Анне. Любовь стала вырождаться в неприязнь. Но ненависть — не антитеза любви, противоположность любви — безразличие. А безразличием в их отношениях и не пахло.

Левин же не завоевывал свою любовь. Он сделал довольно робкую попытку к ней приблизиться, но получив отказ, просто принял его и стал ждать дальше. И дождался — не сумев достаточно заинтересовать Вронского, Кити вновь обратила взор на старого поклонника. Не всякий мужчина на месте Левина пошел бы на то, чтобы делать повторное предложение девушке, отклонившей его притязания ради интереса к другому мужчине. И уж точно нельзя представить себе в такой ситуации Вронского. Однако Левин не видит здесь ни малейшего для себя унижения — он ждущий. И он дожидается. И нельзя не признать, что Левин, хоть ему и не пришлось вести такую суровую борьбу за свою любовь, как Вронскому, тоже заслужил счастья. Просто, в отличие от своего антипода, он не завоевал, а построил его.

Безусловно, Левин писался Толстым с самого себя, возможно поэтому ему и улыбается удача, и, в отличие от Вронского, он свое счастье находит. Немного отвлекаясь, скажу, что у Толстого вообще частенько проскальзывает неприязнь к деятельным и активным мужчинам, как мы сейчас сказали бы — к «альфам», таким как Вронский или Долохов. Возможно, это — следствие какого-то личного опыта или комплекса.

Как бы то ни было, на примере Анны, Вронского, Левина и Кити, Толстой разворачивает огромное и интереснейшее полотно жизни, того какими способами можно идти к счастью и куда они могут привести. Финал не столько выдает некую мораль, сколько доносит мнение самого автора о том, как надо идти к любви. Но, в отличие от многих других своих романов, особенно от «Войны и мира», здесь у Толстого это получилось не слишком навязчиво, за что ему отдельное спасибо.

Знаете, за что я люблю «Фантлаб»? А вот за что.

При всех недостатках любой системы оценок произведений, при всей субъективности мнений рецензентов и при всем несовпадении вкусов авторов обзоров, все равно высокая оценка романа на этом сайте в 9 случаях из 10 бывает оправдана. И даже если та или иная рейтинговая книга не понравилась лично мне, все равно, как правило, нельзя не признать, что она обладает определенным потенциалом и может прийтись по вкусу многим другим.

Поэтому когда я увидел роман с высокой оценкой у малоизвестного писателя, я заинтересовался. Аннотация показалась мне интересной, так что я прочитал «Чернокнижника». И не пожалел.

Коллеги-рецензенты уже довольно много написали о достоинствах книги, так что буду краток. Сюжет не блещет оригинальностью — по условно-средневековому миру путешествует чернокнижник. Его интересует только увеличение собственного могущества, все остальное — власть, деньги, статус, женщины его не привлекает. Все, что он делает, подчинено лишь одной цели — забраться на очередную ступеньку колдовской силы. А потом на следующую. Он не добр и не зол. Он без колебаний убьет ребенка, если решит, что это необходимо. Или, наоборот, рискнет жизнью для его спасения. Волей судьбы он встречает молодую женщину, которую берет под опеку.

Собственно, весь сюжет — относительно небольшой отрезок времени из их совместных путешествий.

Андрею удалось создать интересную и вместе с тем простую и логичную систему магии, да и персонажи не подкачали, но шарм романа не в этом. Книга подкупает удивительной достоверностью. В ней средневековые крестьяне выглядят и действуют как крестьяне, а не как переодетые современники автора, рыночные стражники — как рыночные стражники, а дворяне — как дворяне. И, соответственно, чернокнижник именно такой, каким он был бы, если бы магия существовала в реальности.

Я уже много раз писал, что создание фентезийного мира это не выдумывание названий и рас, а проработка психологии его обитателей и законов жизни в мире. И тут — полный успех, герои думают и действуют как жители иного, а не нашего мира и времени.

Немного отвлекусь, простите. Персонажи — вообще сильная сторона романов Смирнова, ему прекрасно удается создавать сложных и непохожих друг на друга героев. У каждого своя правда, свои добродетели и пороки, каждому сопереживаешь. Станиславский сказал бы «верю!».

И последнее. Помимо удовольствия от прекрасной истории, «Чернокнижник» подарил мне еще одну радость. Я закрывал прочитанную книгу с мыслью: «Могут ведь, канальи! Могут, когда захотят! И ничуть не хуже чем Мартины с Аберкромбями всякими!» Это я про российских авторов. :)

Прочитав «Кровавый завет» я лишний раз убедился, что эпоха Нового времени — отличный и притом сильно недооцененный сеттинг для фентези. На фоне нынешнего упадка классического фентези в средневековом антураже «галантный век» являет собой реальную альтернативу и способен принести в застоявшийся жанр свежие идеи.

Что касается конкретно данного романа, то в нем есть и очень удачные, и довольно провальные моменты, но обо всем по порядку.

В сюжете «Завета» легко узнаются события Французской революции. Только вместо продолжительного республиканского периода и гражданской войны страна сразу перешла к диктатуре военных, которые, впрочем, стоят на республиканских позициях.

Мир «Завета» получился очень удачным. Основа — абсолютная монархия образца конца XVIII века, на ее фоне имеется несколько видов магии. Не буду спойлерить, скажу только, что магическая система довольно проста, но очень логична и связна. В целом, она не слишком оригинальна, но имеется интересная находка — пороховые маги. Они могут корректировать полет пули, поджигать порох на расстоянии и используют его как своего рода эликсир, вводящий их в «пороховой транс». Бонусом идет несколько бОльшая, чем у обычных людей ловкость и выносливость, особенно в состоянии транса.

Государство Ардо, в которой разворачивается основное действие — очевидный образ Франции. Основной политический оппонент Ардо — страна Кез, явно имеет в основе Османскую империю.

В общем, весомая, но не чрезмерная доля заимствования исторических реалий создает солидную основу роману.

Основной сюжет состоит из трех главных линий, которые отличаются друг от друга по настроению и акцентам:

Тамас — глава революции. По совместительству бравый генерал типажа «отец солдатам» и закаленный вояка. Его линия — политическая, разбавленная размышлениями старого солдата о жизни.

Таниэль — сын Тамаса и главный боевик книги. Один из сильнейших пороховых магов в свои 20 с чем-то убил сотни человек. На этой почве у него потихоньку едет крыша, но эта тема подана лишь вскользь. Таниэль представляет военно-боевую линию.

И, наконец, частный сыщик по имени Адамат отвечает за детективную линию.

Образы героев составлены очень удачно. Лихой маршал, не прячущийся за спинами подчиненных, крутой боец, чья крутизна несколько оттеняется грузом пережитого, и проницательный детектив, хорошо знающий городское дно, но сам до уровня бандитов не опускающийся — все это любимые читателем и хорошо ему понятные типажи. Не оригинально? Возможно, зато увлекательно.

Эти три линии, как несложно догадаться, чередуются и по ходу развития сюжета, сближаются, пока не сольются в одну.

Как видим, автору удалось создать очень хорошую основу для отличного романа: сотворить мир, продумать героев и составить общую компоновку книги.

Увы, на этом плюсы закончились.

Воплощение хорошего замысла оказалось не очень удачным. Во-первых, автор задумал несколько внезапных поворотов сюжета в виде переметнувшихся героев. Получилось очень топорно, а кроме того логика поведения некоторых персонажей хромает на обе ноги, и их «смена ориентации» выглядит как рояль в кустах. Во-вторых, финал скомкан просто до безобразия.

В-третьих, главы POVов слишком коротки, что создает сумбур и просто мешает читать.

Наконец, периодически режут глаз небольшие, но противные логические нестыковки. Очевидно, что пороховых магов было бы наиболее оптимально использовать как артиллеристов, но никому эта идея в голову не приходит. Полудикое племя, живущее у черта на рогах умеет делать пули, пробивающие магическую защиту, и об этом никто не знает? Ну, с трудом допустим. Когда это становится известно сильным мира сего, никто на подобное не обращает внимания? Это уже совсем не смешно.

Вообще, такое ощущение, что книгу писал инженер. Вроде как все рассчитано правильно, конструкция прочная, все технические стандарты соблюдены. А по итогам вышло крепко и добротно, но не изящно. Собственно, в этом и главное отличие гуманитарной сферы — в ней не бывает готовых рецептов и четких стандартов, необходимо творческое прозрение.

Недостатки, как видим, существенные. Но вместе с тем они, хотя и серьезно подрывают, но не полностью убивают достоинства: вселенную и героев.

Если вы хотите исследовать новый и довольно оригинальный мир, а заодно и познакомиться с интересными персонажами, и готовы ради этого потерпеть колченогий сюжет и насилие над логикой, «Порохового мага» стоит прочитать.

С месяц тому я закончил чтение «Тихого Дона». Признаюсь, пишу это не без гордости, потому как роман очень тяжеловесный, язык вязкий, насыщенный непривычными казацкими словечками, всего на страницах упоминается около тысячи героев. Так что легкого чтения не ждите. Лично мне несколько раз приходилось прерываться на какую-то более легковесную литературу. Хотя некоторые места я читал запоем.

Что же за роман «Тихий Дон»? (Осторожно, далее будут критические спойлеры).

В истории России было немало сложных эпизодов, но Гражданская война занимает среди них особое место. Даже Великая Отечественная, хоть и была более кровавой, все же не несла в себе такой трагедии раскола. А ведь Шолохов берет еще шире, разворачивая перед читателем панораму еще и Первой мировой, и даже некоторых событий перед ней.

Григорий Мелехов — это, несомненно, соборный образ казачества. Все его черты, включая даже мелкие особенности происхождения — турецкую кровь, например, призваны отразить суть казачества, его духа и той роли, которую казаки сыграли в Гражданской.

Необузданный, яростный характер Григория, его храбрость, деятельность и стремление к справедливости странным образом сочетаются с непониманием своего места в происходящих событиях и неспособностью увидеть истинную цель. Отсюда — его постоянные метания. Между женой и Аксиньей, между белыми и красными (Григорий меняет сторону аж четырежды!), между войной и миром. Он то бросает оружие, то вновь поднимает его, то увлекается идеями равенства и справедливости, то кидается защищать привычный уклад. Но он не может до конца понять ни одну из этих идей и бросается в бой инстинктивно, не сознавая за что он проливает свою и чужую кровь. Григорий не может сделать окончательный выбор, поэтому его по-настоящему не принимает ни одна сторона. Казаки постоянно припоминают ему то, что он сначала воевал за красных, а для большевиков он — в лучшем случае ненадежный «военспец», в худшем — бандит. Его женщины, даже когда он возвращается к ним, не могут быть с ним счастливы, потому что все время напряженно ждут появления соперницы. Григорий разделен в себе, подобно тому, как казачество разделилось, не сумев найти своего места в стремительно меняющемся мире. Когда читатель понимает это, то становится ясно, что Григорий не погибнет на страницах романа. Как и российское казачество, он пройдет все испытания, хотя и не всегда с честью, и выйдет из них изнуренным и ослабленным, но все же не сломленным. Недаром, несмотря на весь свой трагизм, роман заканчивается на оптимистичной ноте — Григорий возвращается домой и встречает сына. Этим автор все же дает читателю надежду на то, что казачество, пройдя все круги ада, все же сумеет осознать себя в изменившемся мире и возродиться.

Но все же главное достоинство «Тихого Дона» не в размахе. Шолохов, сам будучи казаком, на протяжении всей книги остается кристально честным и с самим собой, и с читателем. Он не отдает предпочтения ни одной стороне, ничего и никого не обеляет и не клеймит. Он принимает и красных, и белых, и восставших казаков такими, какими они были. Не могу не оговориться, что многим читателям такой подход оказался не по плечу. Судя по другим рецензиям, большинство прочитавших роман увидели только то, что хотели увидеть, не заметив ни хорошего на «чужой» стороне, ни плохого на «своей».

И вместе с тем Шолохов совсем не беспристрастен. Он вовсе не равнодушный сторонний наблюдатель. Напротив, в каждой строчке «Тихого Дона» слышится его скорбь и боль за происходящее. Просто Шолохову хватило широты души, чтобы понимать — на гражданской войне нет ни своих, ни чужих. Она всегда проходит через самую жизнь любого ее участника, заставляя ежесекундно совершать страшный выбор, в котором нет и не может быть «правильного» варианта. В этом ее главная трагедия.

Вполне возможно, что знатоки истории найдут в романе те или иные неточности в именах, датах и течении событий. Все-таки «Тихий Дон» — художественное произведение. Его нельзя оценивать лишь с позиции холодного анализа. Какие бы фактические ошибки в нем не отыскались, нельзя не признать одного: человек, сам не видевшей Гражданской, не сможет понять этой войны, не прочитав «Тихий Дон». Изучить, наверное, сможет. Понять — совершенно точно нет.

P.S. Хочу поделиться одним очень личным впечатлением. Ближе к концу романа отец Григория, хороня Дарью, присмотрел на кладбище местечко и себе. Но не довелось ему лежать вместе почти со всей своей семьей — его похоронили чужие люди вдалеке от родных мест. Даже в такой малости отказала ему судьба. Почему-то именно это несчастье, крохотное и незначительное на фоне остальных трагедий романа, стало последней каплей для меня. Именно после него я понял, какой ужасающей катастрофой стала гражданская война для огромного количества людей России.

Все творчество Лавкрафта можно более или менее точно разделить на две большие категории. Это Мифы Ктулху и Страна Снов. Названия, разумеется, весьма условны и совершенно не факт, что удачны, но более или менее отражают суть. Разумеется, есть и рассказы, находящиеся где-то посередине, так сказать «на ребре медали»: «Дом на туманном утесе», «случай Чарльза Декстера Варда», и не входящие ни в одну из них («Полярис»). Но в общем и целом такая классификация верна.

Большинству читателей Лавкрафт известен по первой категории, к которой относятся наиболее известные и растиражированные его произведения, такие как «Зов Ктулху» или «Хребты безумия». Обычно начинающие лавкрафтовцы первыми читают именно их. Закономерно, что потом, наткнувшись на «неведомый Кадат» люди испытывают шок. «А Лавкрафт ли это вообще?» — восклицает удивленный читатель и лезет смотреть обложку в поисках имени соавтора. Лавкафт, можете не сомневаться. Просто это другая его сторона.

Подобно тому, как обратная сторона Луны не видна с Земли, так и сновидческий цикл Лавкрафта не очевиден массовому читателю и первое знакомство с ним сильно удивляет. Но только у Луны дальняя сторона — темная, а у Лавкрафта, наоборот — светлая. В отличие от «ктулхиады», цикл о стране Снов отнюдь не мрачен, пестрит цветами и красками, совершенно не безысходен и даже населен более или менее дружелюбными обитателями. Разумеется, и в нем есть зло, страх и столь мастерски удающееся Лавкрафту Непознаваемое, но все это сидит где-то далеко, на плато Ленг, за бортами черных галер с Луны и даже еще дальше. В общем и целом Страна снов — место приятное.

Когда вы прочитаете по нескольку книг из обоих циклов, то сложится впечатление, что на автора влияли то темные, то светлые начала. Это впечатление будет тем сильнее от того, что и Мифы Ктулху, и сновидческий цикл описывают одну и ту же реальность, просто с разных сторон. Но тем интереснее читать.

«Сомнамбулический поиск неведомого Кадата» — это, наверное, самый яркий представитель сновидческого цикла. Думаю, начать знакомство со «светлой стороной Лавкрафта» лучше всего именно с него.

Лично мне кажется, что эта книга не может оставить читателя равнодушным. Она или очень понравится, позволив взглянуть на ту же вселенную под радикально другим углом, или, наоборот, разозлит как ересь и отступление от канонов.

Приятного чтения!

Писать рецензию на «Кольцо Тьмы» — занятие довольно опасное. Эпопея вызвала настолько контрастную реакцию, что уж кому-то своей рецензией точно не угодишь, вычислят тебя по ip и наваляют в темном переулке. Это тем более вероятно, что сам автор «Кольца» в свое время подвергся нападению разъяренных толкиенистов. Правда, говорят, отбился своими силами, но все же...

В первую очередь нужно признать медицинский факт: «Кольцо тьмы» — книга успешная. Нравится вам она или нет, но ее прочитали миллионы, она принесла автору всероссийскую, а местами и международную славу, она пережила несколько переизданий, ее любят и ее ненавидят, чего с посредственными романами не происходит.

Теперь, когда мы приняли эту очевидную истину, можно перейти к главному вопросу — что стало причиной успеха. Как мне представляется, таких причин две. И обе они кроются, как несложно догадаться, в использовании вселенной Толкиена. Забегая вперед скажу, что это очень символично. И любовь, и ненависть к «Кольцу тьмы» проистекают из одного источника. Диалектика, товарищи.

Во-первых, Перумов устроил своим читателям великолепную экскурсию по самым интересным местам Средиземья. Могильники и глубинные ярусы Мории. Далекий Восток и загадочный Юг. Истерлинги и Харадримы. Темные эльфы (кстати, вполне каноничные — см. Сильмариллион) и майар. Любому читателю Толкиена было бы интересно узнать — а что же там? Чья рука тянулась к усыпленным Хоббитам в могильниках? Что скрывается в глубинах Казад-Дума? Уже одно это обеспечило бы Перумову полк верных читателей.

Во-вторых и в-главных, Перумову удалось осветить любимый множеством читателей мир с той стороны, которую его создатель несколько обошел вниманием. Точнее, не столько обошел, сколько выбрал формат, не предполагающий ее освещения. «Властелин колец» это эпос. Эпос не разменивается на описание быта и повседневности. У Толкиена мощь характеров героев и огромный масштаб событий затмевают обыденную жизнь. И, повторю, для того формата, в котором написан «Властелин колец» это совершенно нормально и естественно.

Что же сделал Перумов? Он рассказал нам какой породы пони держат хоббиты, какое дерево гномы используют для топорищ, какова штатная организация арнорской конной сотни, почему в Аннуминасе нельзя носить длинное оружие и какую роль в строительстве дома выполняет у гномов «знаток канонов». Все эти мелочи, незначительные по отдельности, создают ту атмосферу реалистичности, которой в эпосе нет и не может быть по определению. Читая Толкиена мы можем принять тяжелое решение заодно с Арагорном, поддержать за плечо Фродо и вершить судьбы мира с Гэндальфом. А за книгой Перумова можно ощутить тяжесть доспехов и камушек в сапоге, поторговаться за доски в Аннуминасе, вдохнуть запах моря на пристани и посмотреть как состязаются герои на празднике рода Харуз.

Проще говоря, Толкиен дал нам Средиземье эпичесоке, а Перумов — Средиземье повседневное. Это, конечно, малый дар по сравнению с тем, что преподнес нам профессор, но и ценен он по-своему.

Ненавистники Перумова, со своей стороны, акцентируют те же самые два пункта. Только раскрытие тайн Средиземья в их глазах выглядит как препарирование, а описание повседневности — как пошлая бытовуха, на корню убивающая высокую духовность. И нельзя не признать, что с какой-то точки зрения они правы.

Лично я считаю, что самое правильное отношение к «толкиеновскому» творчеству Перумова — как к фанфику. Раскрученному, успешному и зажившему собственной жизнью, но фанфику. А фанфик не претендует на лавры оригинального произведения. Он призван его расширить и углубить. Если развитие идей изначального автора вас интересует настолько, что вы готовы терпеть эпигонов, то читать «Кольцо тьмы» можно и нужно.

Если же вы не признаете саму идею фанфика и написание продолжений другим автором для вас сродни тому, как если бы Перумов самочинно въехал в дом Толкиена, то за чтение «Кольца» лучше не браться вовсе.

Этот рассказ должен прочитать любой начинающий писатель или литературный критик, потому что «Потерянный лик» (или «Потерявший лицо») — рассказ практически эталонный.

Короткий, лаконичный сюжет. Краткая форма обычно не предполагает сложной интриги, у хорошего рассказа ее можно кратко и вместе с тем полно уложить в одно предложение. И «Потерянный лик» полностью этому правилу соответствует.

Никаких чрезмерных описаний — они есть, но их ровно столько, сколько необходимо для создания у читателя четкой картины происходящего.

При всем этом рассказ очень афористичен. Лондон — вообще мастер краткого, но при этом ясного описания мыслей и поступков. Полагаю, это — один из важнейших показателей мастерства автора.

Рассказ очень четкий и последовательный. Вот человек, вот кто он такой, вот в какую ситуацию он попал, вот как он из нее вышел. Драматичное решение? Возможно. Достойное? Несомненно.

В рассказе все строго на своем месте — ничего лишнего и ничто не потеряно. Все работает как швейцарские часы — слаженно, четко и точно.

Прочитайте — сильное впечатление гарантировано.

P.S. Для усмотревших в тексте русофобию. Напомню, что для американской культуры очень характерно перенесение собственной картины мира на другие народы. Это заметно на всех уровнях искусства и смежных сфер: в литературе, кино и даже компьютерных играх. Американцы учинили геноцид индейцев, так что подобное отношение к аборигенам казалось Лондону совершенно естественным. Он просто не думал, что белые люди, не важно какой национальности, могут относиться к индейцам иначе. Не потому, что Лондон был такой плохой империалист, а потому, что таково было (и во многом остается) общее направление мысли в американской культурной среде. Всегда помните, когда американские авторы, сценаристы и режиссеры наделяют нас (или еще какие-то народы) отрицательными качествами, то получается не более, чем отражение их собственных комплексов.

В отзывах коллег мелькнула очень правильная мысль, по сути исчерпывающая вопрос о том, хорошая ли серия «Волкодав»? Мысль звучала так: Волкодав — герой своего времени. И этой короткой фразой объясняются почти все достоинства и недостатки романа. Но не будем забегать вперед.

С чисто литературной точки зрения и без скидок на эпоху 90-х, о чем пойдет речь ниже, «Волкодав» — довольно контрастная книга. С одной стороны это — типично женское (да простят меня представительницы лучшей половины человечества) фентези. Непобедимый герой, который тонко чувствует и постоянно тяжко страдает, но не теряет своего Великого Благородства, градус коего зашкаливает и ломает любые измерительные приборы. Как и многие авторы-женщины, Семенова, наделяя героя положительными качествами, не может вовремя остановиться. В итоге получается смесь чемпиона по боям без правил с выпускником филфака МГУ и эмо-боем. Поверить в такого героя очень сложно, тем более, что мир «Волкодава» довольно успешно претендует на реалистичность. В итоге герой выглядит чужеродным элементом в собственном мире, что, разумеется, сильно бьет по общему впечатлению от романа.

Другие персонажи тоже не отстают и четко, по ГОСТу, разделяются на «хороших» и «плохих». Автор заботливо поясняет нам кого любить, а кого нет, и, чтобы мы ненароком не запутались, не ленится через каждые 20-30 страниц напоминать что такое хорошо, а что такое плохо. В продолжениях романа начинают мелькать более-менее сложные образы, такие как Сонмор или враждующие горные кланы, но все равно преодолеть общую черно-белость серии они не в силах.

С другой стороны, «Волкодав» совсем не лишен и значительных достоинств.

Самое заметное из них — мир. Семенова — большая любительница истории Раннего Средневековья и, несмотря на увлеченность некоторыми мифами об этом времени, ориентируется в вопросе хорошо. Наверное именно поэтому мир «Волкодава» получился очень живым, ярким и достоверным. В нем напрочь отсутствует главная беда современного фентези: тяжелая вымученность и потуги придумать что-то оригинальное или, хуже того, замаскировать чужие идеи под собственные. Очевидно, что мир создавался автором легко, на волне собственного видения и вдохновения. Он живет, дышит и развивается, а не просто служит кое-как намалеванными декорациями. Мир «Волкодава» интересно исследовать, знакомиться с его историей, открывать новые страницы, как прекрасные, так и жутковатые.

Я не случайно привлекаю такое внимание к этой составляющей. По моему мнению, создание мира — это главный элемент в написании любого фентези или фантастического романа. Успех в сотворении сеттинга может, как в случае с «Волкодавом», или, скажем, с «Дюной» Герберта, вытянуть даже откровенно картонных героев и непримечательный сюжет. Но крах при создании мира гарантированно похоронит любые успехи в других составляющих.

Язык Семеновой тоже в целом можно засчитать роману в плюс. Перо у автора легкое, книга читается быстро и увлекательно. Перед каждой главой в качестве эпиграфа нам предлагаются стихи (за авторством самой Семёновой). Не могу сказать, что они мне очень понравились, но в целом их можно читать, не испытывая приступов тошноты, что в поэзии уже — неплохой результат.

Кроме того, автор обладает талантом буквально парой фраз набросать динамичную картинку, которая потом надолго остается в памяти. Например (цитирую по памяти):

«Глядя как он прыгает с камня на камень, Волкодав подумал, что в случае чего это будет страшный противник — сильный как медведь, но легкий как кот.»

Сразу живо представляешь себе, как крепкий мужик со свойственной бойцам верхних весовых категорий тяжеловесной грацией ловко прыгает по камням.

Единственное, что покоробило в языке — обилие архаизмов. Семёнова неоднократно писала, что считает такие слова атмосферными и чуть ли не «правильными». Не вдаваясь в полемику по поводу законов развития языка, скажу, что все эти «гоить», «вздеть брони» и обилие уменьшительных форм у меня вызывают стойкую ассоциацию с «инда взопрели озимые», но это уже дело личных предпочтений.

Сюжет не блещет оригинальностью — простое путешествие из пункта «А» в пункт «Б». Интриги как таковой нет, кто тут герой, а кто злодей, как я уже писал выше, автор совершенно не скрывает, так что никаких внезапных поворотов не ждите. Впрочем, откровенных логических ошибок или подстраивания поведения героев под повороты сюжета также не отмечено, так что тут ни плюс, ни минус.

Таким образом, «Волкодав» представляет собой неплохой роман с шаблонными героями и простоватым сюжетом, но зато с приятным языком и свежим, даже несмотря на прошедшие 20 лет с момента написания, миром. В целом, «Волкодав» даже сам по себе производит неплохое впечатление, а уж на фоне общей массы славянского фентези выглядит даже очень выгодно. Думаю, этого достаточно чтобы рекомендовать его к прочтению, причем не только любителям жанра, но и широкому кругу читателей.

Но есть еще один чрезвычайно важный момент.

Когда «Волкодав» появился на прилавках книжных магазинов, стоял 1995 год. Многие коллеги в это время еще пешком под стол ходили, а то и вовсе были только в проекте, но наверняка слышали, что это было время национального унижения России. Не буду сейчас разводить политические разговоры, скажу только, что национальная самооценка многих россиян в то время действительно сильно упала. Скажу даже больше — кроме унижения национального это было еще и время крушения традиционных моральных ценностей. СМИ навязывали образ новых «героев» — ловких мошенников, бандитов и прочих «конкретных пацанов». Процветала пропаганда насилия, успеха любой ценой и всякого асоциального поведения. Из-за рубежа хлынул вал низкопробной литературы, встретившийся с не менее бурным потоком аналогичной субстанции отечественного производства. Про то, что творилось на ТВ я вовсе молчу. К середине 90-х народ был уже довольно сильно утомлен такой обстановкой. Главный посыл господствовавшего культурного поля гласил: «вы, россияне — жалкие, тупые, слабые и ни на что не пригодные. Лучшее, на что самые толковые из вас могут надеяться это малиновый пиджак и джип «Гранд-Чероки». И то пока не застрелят.»

На таком негативном фоне «Волкодав» был как глоток свежего воздуха. Гипертрофированное благородство его героев в какой-то степени уравновешивало общий мрачный фон и выглядело не так сусально, как может показаться современному читателю. Если в компот переложили кислой клюквы, то и сахар надо сыпать ложками, так ведь? Так что успех романа определился еще и той обстановкой в которой он был издан. Это — действительно книга своего времени. Именно тогда и именно в тех условиях это был именно тот роман, который был нужен читателям. Поэтому, несмотря на то, что объективно он такой оценки не заслуживает, ставлю 10.

По прочтении «Башни Шутов» возникло сразу очень много мыслей, причем не только относительно самой книги. Собственно говоря, это уже показатель ее качества и авторского мастерства — плохие книги думать не заставляют. Однако обо всем по порядку.

Сразу скажу — творчество Сапковского я люблю и очень сильно уважаю. Но прочитав «Башню» я окончательно убедился, что пану Анджею следует сосредоточиться на краткой форме. Думаю, все согласятся, что рассказ дается ему куда лучше романа — чтобы убедиться в этом достаточно прочитать «Ведьмака».

«Башня» получилась очень контрастной. С одной стороны — традиционно сильные стороны автора: яркие персонажи, большое внимание к деталям и антуражу и, разумеется, замечательные сцены (Сапковский — вообще мастер эпизода, короткие зарисовки у него получаются великолепно). Но с другой — опять-таки обычные минусы: слабая главная линия сюжета и склонность к роялям в кустах.

Проще говоря, роман представляет собой ряд отличных эпизодов и сцен неудачно связанных общим сюжетом. Если позволите пафосную аллегорию, то получилось нечто вроде бус из драгоценных камней, кое-как нанизанных на гнилую веревку. Роман гораздо выгоднее смотрелся бы в форме сборника новелл наподобие первых книг ведьмачьего цикла. Такая форма позволила бы подчеркнуть плюсы романа и замаскировать минусы. Тот же Пехов весьма грамотно воспользовался таким приемом в «Страже», от чего весь цикл только выиграл.

Вообще, думаю, что Сапковский прекрасно знает о своих сильных и слабых сторонах, просто длинная форма вызывает больше интереса у издателей.

Но хватит о грустном, тем более, что достоинства «Башни» заметно перевешивают ее недостатки.

Колорит восточной Европы XV века передан не просто хорошо — великолепно. Книга буквально дышит историей. Стоит открыть ее, как слышится гул рынка, цоканье копыт, лязг доспехов и пение церковного хора. Часто можно услышать и кое-что не столь романтичное, а временами так и то, чего лучше не слышать вовсе. Но таковы были времена и нравы.

Читается «Башня» очень легко, яркость и атмосферность легко восполняют недостатки сюжета и книга проглатывается совершенно незаметно. Каждая страница — как новый вид, открывающийся во время путешествия: здесь — рыцарский замок, за поворотом — табор гуситов, дальше — собор, где ведут беседу прелат и инквизитор, наконец просто деревня с крестьянами и рынком.

Тем читателям, кто ценит атмосферу и дух превыше сюжета «Башня» настоятельно рекомендуется к прочтению.

Еще одной успешной чертой книги стал ряд отдельных удачных находок.

Во-первых, это сам главный герой. Согласитесь, сегодня уже имеется столько архетипов, что создать необычного героя почти невозможно. Кто только не выступал в роли протагониста: рыцари, маги, охотники, обыватели, ангелы, боги, правители, убийцы, жрецы и черт знает кто еще. Но в «Башне» Сапковскому удалось создать довольно нетривиальный образ. Не могу сказать, что он на 100% оригинален, но все же довольно свеж. Рейневан объединяет в себе черты многих типажей, создавая в итоге удачную смесь героических и не очень черт.

Во-вторых, роман раскрывает образ раубриттера, который также оказался довольно любопытным. Само явление рыцаря-разбойника, хоть и известно уже очень давно, в литературе проявляется нечасто. Однако он с одной стороны хорошо понятен любому читателю, но, вместе с тем, ломает традиционные образы сразу и рыцаря, и бандита, давая простор читательскому воображению.

Таким образом, «Башня Шутов» — удачное, свежее и увлекательное, хоть и не лишенное недостатков произведение. Противопоказанием для его чтения может быть разве что острая аллергия на слабый сюжет. В остальном она выступает очень и очень достойно.

P.S.

Сейчас многие любители чтения озабочены упадком классического фентези. Безусловно, этот жанр переживает глубокий кризис. Мне кажется, что причина этого печального явления — перенасыщенность фентезийного «литературного пространства» однотипными произведениями. Все издающиеся сегодня романы классического фентези похожи друг на друга. Миры отличаются по сути лишь названиями. А пафосный герой, как и остальные традиционные фентези-типажи: умудренный наставник, верный друг, злодей — полное чудовище и т.д. уже не вызывают ничего, кроме усталого зевка.

Но мне почему-то кажется, что классические фентезийные сюжеты, такие как «великий поход группы героев» или «детство и юность Избранного» еще могут отлично себя проявить в альтернативно-историческом сеттинге. При этом я имею в виду не пошлое попаданство, а именно фантазии на тему того «что было бы если бы в мире была магия». История человечества полна совершенно невероятных тайн и загадок, ждущих авторов, которые смогут воплотить их в виде сюжетных ходов великолепных романов.

Я думаю, спасение классического фентези явится не из иных миров и выдумывания все более изощренных систем магии. Оно придет с таинственных холмов Ирландии, из раскаленных песков Палестины и туманных фьордов Норвегии. А как знать, может быть и из мрачных лесов Древней Руси.

Предвижу возмущение фанатов Лукьяненко, но тем не менее, опустив забрало в ожидании гнилых помидоров, выскажусь. Ахтунг — присутствуют легкие спойлеры.

На мой взгляд, главная беда Лукьяненко заключается в том, что он не умеет развивать свои сюжеты. Это довольно странно — обычно наибольшие трудности у писателей вызывает развязка, а не кульминация. Но обо всем по порядку.

В основе «Холодных игрушек» лежит очень многообещающая и любопытная идея. Автор взял за основу стандартную канву — захват человечества пришельцами, но повернул ее неожиданной стороной. В романе инопланетяне не собираются порабощать землян, убивать всех подряд, разрушать города или внедрять своих агентов в правительства. Землян просто инкорпорируют в сложившуюся экономическую систему, где люди могут рассчитывать на роль поставщиков безделушек, да, в лучшем случае, космических дальнобойщиков. В отличие от всех других рас, люди хорошо переносят гиперпространственный прыжок — «джамп» и даже получают от него удовольствие.

Все достижения человечества: наука, искусство, культура, философия — обесценивается в один миг примерно как культура индейцев после открытия Америки европейцами. Только на сей раз процесс был сжат во времени.

Разумеется, людям не нравится такое положение вещей, и они хотят добыть себе более достойное место. С этой целью компания, в которой состоит главный герой, получает задание раздобыть разных инопланетных технологий (в основном военной направленности), чтобы земляне чувствовали себя в диалоге с галактическим сообществом слегка поувереннее.

Как можете видеть, завязка дана интересная, из нее мог бы получиться отличный роман, но, увы, не получился. В чем же причина провала? В обычных бедах Лукьяненко — мегаломании и стремлении в любой роман впихнуть философию, к месту и ни к месту.

Очень быстро автору надоедают скучные декорации кораблей Алари и открытого космоса и он решает ввести в игру третью силу. А потом четвертую, потому что третья ему тоже надоела. До пятой не дошло, но четвертая автору тоже наскучила и он сорвался в дотошоное описание мелких эпизодов жизни героя в Тени. Темп повествования при этом меняется радикально. Выглядит это так, как будто вы слушаете музыку и у вас внезапно включается 3-кратное замедление воспроизведения. То Петр в войне со взбесившимися гринписовцами поучаствует, то старого ветерана боевых действий в локальных конфликтах навестит. То к «геометрам» вернется, то деда омолодит. То на телепорте прокатится, то в тюрьму попадет. Все это не имеет к основному сюжету вообще никакого отношения. Такое ощущение, что у Лукьяненко был некий набор идей, который он просто записал подряд в строчку, не позаботившись связать их в нечто единое. Проще говоря, у романа отсутствует кульминация, развязка и финал — вместо них идет какая-то невнятная, алогичная бессмыслица. Бодрая завязка создает определенную «инерцию чтения», но ее хватает не надолго, особенно с учетом того, что цикл состоит из двух полновесных романов и объем имеет весьма внушительный.

Еще одним источником раздражения являются попытки автора философствовать. Лукьяненко — человек неглупый, но он далеко не «брат Стругацкий» и уж тем более не Лем. Философия в романе получилась нудной, неуместной и неубедительной. Самое забавное, что на некоторые как бы этические вопросы автор не может уверенно ответить себе сам, поэтому, например, когда героя спрашивают а что же делать со злым и асоциальным человеком, как не посадить в тюрьму, Петр, вместо того, чтобы спокойно высказать свое мнение, разражается истерикой.

Не приносит облегчения и финал. В хорошем романе он становится следствием развязки, действий героев и логики повествования. Но поскольку в «Игрушках» данные категории отсутствуют или развиты слабо, финал совершенно взят с потолка и никак не программируется предыдущими событиями.

В итоге получаем роман с мощной идеей, которую автор не сумел, а по всей вероятности, и не особенно старался грамотно развить. Жаль.

Знаете, что меня больше всего удивляет в отечественной литературе? Внезапность. Вот живешь себе спокойно, читаешь вполне достойных авторов из числа «лучшее в России». Пишут неплохо, местами даже очень, но все равно понимаешь, что с мастерами фантастики и фентези мирового уровня им все-таки не потягаться. Постепенно привыкаешь к мысли, что наша литература это своего рода «второй эшелон» — крепкий, качественный, достойный но все-таки второй. Не хватает искры гения, чего-то выдающегося, что делает книгу особенной. И вот когда вы уже полностью с таким положением вещей смирились, вдруг как бабахнет! Какой-нибудь никому не известный писатель, у которого на счету два рассказа и три сочинения из программы средней школы, выдает роман, способный соревноваться с трудами лучших зарубежных авторов. Читаете и не верите своим глазам. Так у меня получилось и с «Ледовыми Корсарами».

Сразу оговорюсь, что «Корсары» — далеко небезупречный цикл. У него есть существенные недостатки, к которым я еще вернусь. Но общее впечатление, особенно на фоне довольно-таки застойной атмосферы русского фентези, он производит сногсшибательное. Автору удалось то, чего катастрофически не хватает 99% современных писателей-фентезистов — создать мир. Не вырезать по лекалам картонные декорации и намалевать на них солнышко, а именно создать мир со своими законами жизни. А ведь именно это, а не расы, имена, география и прочий антураж — самое важное при создании вселенной. Да простят меня поклонники Герберта, «Дюна» как роман — весьма посредственна. Но каков мир! Потому что автору удалось создать связные, логичные и вместе с тем очень оригинальные законы жизни.

Этот успех, хоть и, конечно, в масштабе поменьше, повторил автор «Корсаров». Мир Юрием создан на пять с плюсом.

Еще один большой плюс книги — ее простота. Здесь нет заумствований в стиле писателей «New weird», галлюцинаций, бессмысленных поступков, ифритов, вступающих в гомосексуальные связи с таксистами, и прочей белиберды. В «корсарах» все четко, ясно и просто. Можете закидать меня помидорами, но по мне это — достоинство книги. Я всегда считал, что написать простой и связный текст куда сложнее, чем выливать на читателя мутные потоки своего сознания.

Вместе с тем, книга не лишена очень серьезных недостатков. Во-первых, автор, начав цикл в легком стиле романа взросления с явными реминисценциями к «Острову сокровищ», во второй книге зачем-то переключился на хоррор.

Темп цикла очень неравномерен — некоторые эпизоды описаны весьма подробно, другие — очерчены лишь общими штрихами. На мой взгляд некстати пришлась любовно-эротическая линия. Она сильно выбивается из общей подростковости первой книги, переводя ее скорее в разряд «young adult», но для него она простовата.

Ну и конечно, впечатление заметно портит до неприличия скомканный финал.

И все же, даже несмотря на такие серьезные недостатки, цикл получился удачным: легким, увлекательным и с отличным миром. Мне кажется, что это тот редкий случай, когда качество цикла будет не убывать, а расти со следующими томами. Автору просто нужно расписаться и немного строже отсеивать идеи. Надеюсь, что третья часть выйдет и если это случится, я буду в числе первых читателей.

Самое приятное, что подобные книги показывают наличие большого творческого потенциала у молодых российских авторов. Идеи есть, дело за наработкой мастерства и вниманием издателей.

Спасибо Юрию Погуляю за роман, коллегам-лаборантам за внимание, а уважаемому senoid — за отзыв, благодаря ему я прочитал этот цикл.

Сразу оговорюсь — мой отзыв больше похож на развернутую аннотацию или предисловие, и рассчитан скорее на тех, кто книгу не читал и хочет узнать о ней побольше, прежде чем штурмовать этот труд на 600 с лишним страниц мелким шрифтом. Собственно, этой цели отзыв подчинен практически полностью, хотя я не исключаю, что он может быть интересен и тем, кто хочет сравнить свои мысли и впечатления от прочтения романа с чужими. Спойлеров не будет.

Думаю, что если бы Роулинг написала «Случайную вакансию» лет 30 назад, то в советском литературоведении прочно завоевала бы репутацию «прогрессивной писательницы». «Вакансия» наполнена изобличением пороков буржуазного общества в самом плохом значении этих слов. В структуре романа четко прослеживается разделение героев на три «лагеря», которые условно можно назвать «аристократией», «социалистами» и «неблагополучными». Повторюсь — названия сугубо условные. Каждый персонаж совершенно четко принадлежит к одному из трех лагерей и по ходу повествования никто не перемещается в другой стан. Сюжет основывается на противостоянии «аристократов» и «социалистов» вокруг «неблагополучных», а именно вопроса о том, стоит ли Пэгфорду отделаться от района, где «неблагополучные» проживают, или продолжать помогать им (за счет более успешных горожан, разумеется). Параллельно автор дает множество психологических зарисовок из жизни героев. Здесь есть все: и подростковые проблемы, и семейные дела, и отношения родителей и детей, и личная жизнь героев. В итоге получается мощный срез английской жизни, чем-то напоминающий атмосферу романов Диккенса (его влияние в «Вакансии» вообще очень заметно), но гораздо жестче и горше.

Симпатии Роулинг явно на стороне «социалистов» и, частично, «неблагополучных». Это не удивительно — еще в «Гарри Поттере» автор совершено явственно выразила свою нелюбовь к старой английской аристократии (на сей раз без кавычек), высмеяв и унизив ее в лице Малфоев. Однако «Вакансия» написана гораздо сложнее, как таковых отрицательных героев в ней очень мало. Я даже готов предположить, что кто-то может воспринять того же Говарда не как высокомерного эгоиста, а как энергичного политика и будет по-своему прав. Вместе с тем, Роулинг совершенно четко дает понять, на чьей стороне она лично. Причем сделано это довольно изящно, во всяком случае автор сумела обойтись без пришивания «нелюбимым» персонажам искусственно-неприятных черт. В Пэгфорде свои скелеты в шкафу есть у каждого, любой в чем-то плох, в чем-то хорош.

В целом, роман очень мрачный и впечатления по прочтении оставляет довольно гнетущие. Возникает ощущение, что автор — разочаровавшийся в жизни оптимист. Роулинг с большим сочувствием описывает жизнь «неблагополучных». Хорошо видно, что она глубоко верит в этих людей, в то, что они оказались в таком бедственном положении не по своей вине, а больше по воле обстоятельств, что они могут быть другими, если им помочь и, самое главное, что для многих из них еще не все потеряно. Но вместе с тем, автор полна пессимизма относительно того, готово ли «благополучное» общество помогать своим менее удачливым собратьям.

Мне было довольно странно читать упреки других лаборантов к языку романа. Лично я прочитал книгу очень легко и с большим интересом, возможно потому, что «Вакансия» представляет собой примерно то произведение, какое я ожидал увидеть. К стилю и языку лично у меня претензий нет, перевод также вполне приличный.

Несколько удивило большое количество отрицательных отзывов. Авторам некоторых из них, тем кто ждал от книги «детектива» или даже «экшена», я бы посоветовал внимательнее читать жанровый классификатор. Однако есть еще и такой момент. Сейчас с моде консерватизм. Правые идеи активно внедряют в массовое сознание, образы чопорных аристократов и высокомерных воротил бизнеса, а то и откровенных мещан, уже давно лишились в массовой культуре того комедийно-мерзкого колорита, который прочно закрепился за ними в советское время. Более того, подобные образы теперь романтизируются и даже выставляются как положительные.

На мой взгляд, это не более чем довольно низкая попытка поэксплуатировать низменный инстинкт человека ассоциировать себя с «успешными» членами общества и насладиться возвышением над «серой массой». Как бы то ни было, с массовым сознанием ведется работа и она медленно, но верно приносит свои плоды. Видимо, именно поэтому многие читатели восприняли идеи «Вакансии» в штыки — они не укладываются в современные тенденции массовой культуры.

Резюмируя, скажу, что «Случайная вакансия» — это серьезное и психологичное произведение, удачно сочетающее в себе глубину идей и легкость изложения. Признаюсь, что даже будучи поклонником Роулинг, я не ожидал от автора, прославившегося на ниве фентези (пускай и очень хорошего) такого мощного социального романа. Очень рекомендую к прочтению.

— Алло, господин президент!

— Ох, ну что стряслось, Фил? Сейчас четыре утра...

— Русские высадились в Америке!

— Oh, shi...

Ну, точнее, российский автор Павел Корнев вторгся в стопроцентно американский жанр детектива-нуара.

Не знаю как вы, уважаемые коллеги, но лично я считаю, что это — событие если не эпохальное, то уж во всяком случае историческое. Согласитесь, нуар в стиле 50-х — штука совершенно американская. Более того, это — один из краеугольных камней массовой культуры США, пусть не самый важный и значимый, но все же один из символов Америки, американского образа жизни и стиля мышления. Его отличительные черты: герой-одиночка, куча личных проблем, специфический антураж, «невозможная» или несчастливая любовная линия, относительно простенький, но бодрый сюжет — все это очень американское. Хотя европейскими авторами и кинорежиссерами предпринимались попытки вторжения на эту территорию, и временами достаточно убедительные, царят в жанре все-таки представители Нового света. Причем почти безраздельно.

А тут вдруг русский писатель дерзко пишет целый роман. Причем писатель, хоть и приличный, но все же далеко не крупнейший. Какая наглость!

Что же получилось? А получилось здорово.

Что главное в нуаре? Разумеется, атмосфера. Вот некоторые коллеги критиковали «Комиссара» за простоватую детективную линию. Да, она далеко не идеальна. Хотя и не так плоха, во всяком случае герой там ведет расследование, т.е. собирает и анализирует факты, а не бегает от одного рояля в кустах к другому. Да, в ней есть дыры, есть персонажи-функции, которые введены в роман только для того, чтобы быть виновниками всей катавасии или ключиками к следующей части квеста. Но, товарищи дорогие, нуар ведь читают не ради детектива! Кто хочет хороший детектив берет Конан Дойла или братьев Вайнеров.

Нуар читают чтобы посидеть после трудного дня в баре, неспешно потянуть стаканчик виски с содовой (а, может, и пару — день-то выдался хуже некуда) и, украдкой, пряча лицо под шляпой, поглядывать сквозь сигаретный дым на поющую сегодня Мери Джонс — такую желанную и такую недоступную.

Нуар читают чтобы придя домой рассмотреть в треснувшем зеркале ссадины и синяки, оставленные тем жалким воришкой, которого вы приволокли сегодня в участок. Усмехнуться, вспомнив, как вы его уложили отличным кроссом в подбородок. Да, здоровье уже не то, но рука пока что не подводит.

Нуар читают, чтобы выслушивать от продажного или просто некомпетентного начальства, какой вы несговорчивый олух и что после этой выходки вас если не уволят, то уж точно отстранят, готовьте жетон и пушку, детектив! Но вы-то знаете, что все это — пустые угрозы, у вас ведь самая высокая раскрываемость в департаменте.

Нуар читают, чтобы в редкий свободный вечер заглянуть в боксерский зал старины Винни, где вы не были уже почти год и по-дружески поспарринговать с хозяином.

Нуар читают, чтобы противостоять в одиночку мафиозным синдикатам, чтобы бить морды подонкам, подкупать и запугивать мелких шестерок, быть неразборчивым в средствах, но по-своему принципиальным и даже в чем-то благородным копом или частным сыщиком.

Вот зачем нужен нуар. Думаю, ни один жанр не завязан так сильно на отождествление читателя с героем, как этот.

Так хороший ли нуар подарил нам Павел? Да просто отличный. Там есть все, что должно быть — крутой как обрыв герой, непоколебимо принципиальный в целях и столь же беспринципный в средствах. Роковые красотки и безбашенные бандиты. «Томпсоны» и «Кольты». Виски и сигары.

И, самое главное, атмосфера. Город Осень живет своей жизнью: в театре новая постановка, у советника Гардина — светский прием, патруль поймал магазинного воришку, в ближайшей подворотне — драка.

Павлу удалось самое главное — заставить читателя прожить несколько недель в шкуре комиссара Грая: почувствовать, как болят мышцы после очередной потасовки, а голова — после вчерашнего, разозлиться на начальство, растеряться, когда приходиться переть против сильных мира сего и тут же взять себя в руки, удивиться неожиданному повороту дела...

Единственным неудачным на мой вкус решением стала мистическая составляющая. Все эти духи Варп..., простите, Безвременья, титановые ножи и демоны в машинах хороши сами по себе, но здесь они лишние. Но это мое сугубое ИМХО, кроме того, все эти темы — не более чем декорации, на главную линию почти не влияющие.

Хороший ли детектив «Дивизионный комиссар»? Да нет, довольно средний.

Хороший ли это нуар? Да, отличный.

Я вот лично совсем не против такого «вторжения в Америку». :)

Занятно, что авторы большей части рецензий на «Властелина колец» четко разделяются на два лагеря — обожателей Толкиена и критиканов. Первые злоупотребляют эпитетами, заглавными буквами и эмоциями, вторые — ехидством и сарказмом, а временами и вовсе прикидываются, будто не понимают, что книга написана более полувека назад и судить ее надо соответственно.

Что же за роман «Властелин колец», почему он так легко захватил сердца читателей?

Не секрет, что фентези по сути своей выросло из приключенческого романа второй половины XIX — начала ХХ веков. Первые его ростки относятся еще к позапрошлому веку, а начало века ХХ дало примеры уже совершенно фентезийных произведений (привет «Ночной Земле» У.Ходжсона), хотя особенного интереса у читателя они не вызвали — время еще не пришло. Далее развивающаяся авторская мысль породила такой жанр как «Sword and Sorcery», который вполне можно принять за фентези.

Но в этих романах мечи и чудовища могут быть без малейших потерь для сюжета и общего впечатления заменены на «Кольты» и индейцев и мы получим приключенческий роман. Или на сабли и «Лепажи», тогда выйдет наполеонистика. Говард, если можно так выразиться — тот же Буссенар, только в доспехах.

Что же сделал Толкиен? Он стал первым автором (или, во всяком случае, первым, кому удалось вывести такой роман на мировой уровень), кто создал полноценную магическую реальность, живущий и развивающийся по своим законам мир. В этот мир профессор добавил героический архетип поведения, чем на полвека задал основное направление развития жанра.

Арагорна нельзя заменить на капитна Сорви-голову, это разрушит всю идею романа. Герои Толкиена — не ось, вокруг которой крутится все повествование, как это было в приключенческом романе, а органичная и естественная часть авторской вселенной. Именно это и сделало Толкиена первооткрывателем фентези. Он соединил бывшие до того отдельными тенденции и выковал из них новое направление.

В мире Средиземья герои не просто действуют в доиндустриальных декорациях. Их психология, ценности и образ действия отличаются от современных автору. Даже более того, они не укладываются в средневековые модели поведения, чего было бы логично ожидать. Их внутренний мир создан Толкиеном полностью с чистого листа.

Если провести обратный эксперимент и выдать героям Толкиена винтовки и паровозы, а то и танки, мы не получим вестерн или военный роман. Книга все равно останется фентези.

Проще говоря, главная литературная заслуга «Властелина колец» заключается в том, что автору удалось создать совершенно новый мир, где все устроено по-другому. Именно это и стало источником успеха, а не внешние проявления типа лихих заруб на мечах или магических действий.

Кстати, именно это выгодно отличает «Властелина колец» от современного массового фентези, в котором у бульварных авторов не хватает ни мастерства, ни желания создавать мир. Большинство современных авторов считают, что «создать мир» означает изобрести десяток рас (а то и вовсе «замаскировать» под них реально существовавшие культуры или мифологических существ), нарисовать карту и придумать с полсотни более-менее удобопроизносимых названий. Герои сегодняшнего штампованного фентези мыслят и действуют в большинстве своем как наши современники, в крайнем случае автор пришивает им какие-нибудь интересные черты характера, но и только.

В действительности же создание мира — это в первую очередь проработка мышления его обитателей, отличий их морали, ценностей, самоощущения. Это создание нового духовного пласта.

Именно этого не хватает в фентезийной литературе последних лет. Нас раздражают укоренившиеся типажи, стандартные модели поведения и общая одинаковость произведений.

Что ж, будем надеяться, что наследие Толкиена еще вдохновит пока неизвестных авторов и застоявшийся жанр классического фентези еще ожидает новый расцвет.