Дэвид Беллос «Что за рыбка в вашем ухе? Удивительные приключения перевода»

Трудности перевода

Взаимопостижимость изначально заложена в природе языка.

Intercomprehensibility is the ideal or essential nature of language itself.

Дэвид Беллос известный в западном мире переводчик с французского в диапазоне от средневековья до Перека, но прославился не тем, и не критическими работами по французской литературе. Букера ему дали за переводы албанского автора Исмаила Кадара, выполненные даже не с оригинала, а с предыдущего французского варианта. колода тасуется весьма причудливо и нипочем не угадаешь. где ждет тебя большой успех.

«Это что, рыба у тебя в ухе?» — переводческая мини-энциклопедия: от шумеров до современных способов электронного перевода. Не знаю, насколько это может быть интересно профессионалам, но мне, дилетанту, было очень. И позволило узнать о языке много нового, чего из других источников не получила бы. Ну или узнавала бы крохотными порциями, а так — все и сразу.

Говоря об энциклопедии, я именно имею в виду всеохватность авторского подхода к освещению предмета: от философски окрашенных «Что есть перевод?» и «Возможен ли он?»; через огромное количество исторических сведений (полезных. интересных, казусных); понятия языкового «повышения» и «понижения»; к литературному и поэтическому, синхронному, машинному видам перевода. Каждый выбирает для себя то, что интересно именно ему, я не исключение.

В познавательном смысле лишним не было ничего, то есть, и так ясно, что традиция устного перевода предшествовала письменному, но узнать, что у шумеров существовали глиняные таблички с подробными реестрами меновой ценности различных видов товара, мне было в диковину. Хотя, чего бы вы хотели — язык, передача информации, тесно связаны с торговлей. Недаром Гермес у греков и Меркурий у римлян были покровителями того и другого (еще мошенничества и воровства, также связанных с ситуациями торговли).

А вот связать с переводом войну просто так в голову не пришло бы. И однако именно военная угроза, необходимость иметь на своей стороне людей, понимающих врага, умеющих изъясняться на его языке, а по необходимости и прикинуться одним из «тех» (угу, старый недобрый шпионаж) — именно это мощно двинуло переводческое дело во времена Османской Империи, создав целую социальную страту драгоманов. Юноши с окраин империи, владевшие и местным, и имперским, получали возможность успешно ассимилироваться и поднять социальный статус, поставив таланты на службу государству.

Что до синхронного перевода с «рыбой в ухе» — это уже недавняя история Нюрнбергского процесса после окончания Второй Мировой, когда необходимо было наладить быстрый, четкий и точный перевод на пять основных и уйму дополнительных языков — лингафонные кабины явились успешным ответом на этот вызов. Переводчикам случалось заходиться в рыданиях во время работы с показаниями узников Освенцима, известна реплика Геринга о том, что это ваше изобретение замечательное, но благодаря ему моя жизнь существенно сократится.

Однако совершенно мое — это рассказ о литературных переводах. Книги мой воздух, языки стала учить для того, чтобы иметь возможность читая, не зависеть от наличия перевода. Потому рассказ о то, как Набоков, прежде восстановил против себя переводческое сообщество резкими высказываниями в адрес всех имеющихся литературных переводов, а после сделал свой перевод Онегина, сопровожденный огромным пластом «Комментариев» был тем, что сразу легло на душу. сама-то я адепт ВВ и пятнадцати лет его кабинетного подвига, отданного этому труду.

Но не могу не оценить изящества, с каким пушкинский стих много позже, пройдя через перевод Чарльза Джонсона, недурной, хотя не блестящий, вдохновил тогдашнего аспиранта филолога Викрама Сета на создание «великого калифорнийского романа» The Golden Gate. А еще позже израильтянка (не из советских) Майя Арад подхватила тот же пушкинский вирус уже от «Золотых ворот» и описала онегинской строфой собственную жизнь:

Faster! Faster! No dawdling! Eat up!

Where will we go this time?

Who knows! The opera? The cinema?

The theater? Or a restaurant?

Ну разве не прелестная история?

Или рассказ о переводе «Исчезания» Перека, в котором автор использовал прием исключения одной литеры, наиболее часто встречающейся буквы «е». Соответственно, переводчик должен был столкнуться с теми же сложностями, но если во французском без нее еще можно как-то обойтись, то в английском, по понятным причинам — никак. Сама я читала эту книгу по-русски, у нас отсутствовала буква «о» и особого дискомфорта ее исчезание мне не принесло.

Страшно хочется рассказать о принципах работы гугл-переводчика, совсем других, чем я прежде думала; и еще о куче разных интересных вещей, но я тут и так растеклась мыслию по дереву, пора заканчивать. Книга отличная, лучшее о переводе и переводоведении, что довелось читать после Като Ломб. Она для таких, как я. Не профессионалов, они и без того все знают. И не для обывателей — им не нужно. Для тех, кому преодоление проклятия Вавилонской башни суть и соль жизни