Дэвид Фостер Уоллес «Думай»

Мне плевать, сколько минусов я отхвачу, но начну издалека — с творчества, как ни странно, Пелевина (а странного ничего нет, у ДФУ в целом много общего с Пелевиным — оба талантливы на грани гениальности, оба гибриды технаря и гуманитария и оба исследуют иллюзорную природу счастья в эпоху общества потребления).

Так вот, некоторое время назад я смогла сформулировать для себя, почему я так не люблю прозу Пелевина (помимо того, что в ней много мизогинии, мизантропии и в принципе какого-то нескончаемого потока яда в лучших традициях токсичного жж или Луркморья).

Дело в том, что Пелевин сосредоточен на исследовании социальных паттернов. Для меня достаточно очевидно, что социальные науки (социология/антропология и их ответвления) изучают прежде всего социальные закономерности, которые проявляются в поведении определенных групп людей. Иными словами, социальные науки изучают стереотипы мышления. Но также очевидно, что даже самый глупый и примитивно устроенный человек никогда не может быть сведен исключительно к стереотипам, укоренившимся в его сознании. Социальные науки хорошо описывают социальные закономерности, но они никогда по-настоящему не смогут проникнуть в психологию отдельного человека. Если концентрироваться исключительно на стереотипах, все люди рано или поздно начнут казаться просто ходячими мертвецами, чье поведение можно легко свести к результату адаптации текущим общественным представлениям. И это ужасный взгляд на людей. Он не только многое упускает, он ведет к самой обыкновенной дегуманизации. Этой дегуманизацией пропитаны все пелевенские книги.

Автор, конечно, может иногда говорить о том, что каждый человек — это микрокосмос, своя собственная вселенная, для познания которой не хватит и целой жизни. Но все, что он пишет о людях в своих произведениях, когда непосредственно описывает их, — все это явно противоречит этой гуманистической установке. Пелевин не видит в людях людей, он видит в них... насекомых. В лучшем случае.

И знаете что? К ДФУ это тоже относится в полной мере.

Это вообще относится к любому тексту, который представляет собой социологическое исследование, мимикрирующее под художественную литературу. Что в очередной раз подтверждается формулировкой одного из предыдущих ораторов, где он максимально дегуманизирующе называет женщину «молодой нейросетью женского пола». Поздравляю, вы попались на этот крючок. Нельзя одновременно думать, что внутренний мир каждого человека слишком огромен, чтобы его можно было описать на обычном человеческом языке, на топорном английском; сокрушаться, что мы никогда не сможем по-настоящему понять другого человека, потому что смотрим друг на друга через маленькую замочную скважину (привет Нилу из «Старого доброго неона») и при этом пытаться манипулировать другими людьми. Ведь для таких попыток надо очень даже хорошо понимать, что творится в голове у другого человека, или по крайней мере _думать_, что понимаешь.

Даже у меня от таких противоречий закипает мозг, так что неудивительно, что автор в итоге не выдержал и решил покончить со всем этим дерьмом.

Короткий, всего на две страницы рассказ Дэвида Фостера Уоллеса «Думай» – одна из тех работ, которые я бы поместил в сборник «ДФУ. Лучшее». Он о преимуществе осмысленного поведения над механическим поведением.

Диспозиция: Сестра соседки приходит к мужику, чтобы его соблазнить, когда они остаются одни в общежитии (семьи уехали в торговый центр развлекаться), а герою секс со случайной девицей совершенно не нужен; казалось бы, он в ловушке некой вырванной сцены стандартного сценария адюльтера, однако мужчина сразу же понимает, как нейтрализовать опасность, становится на колени и начинает молиться, после чего сбитая с толку сестра соседки точно так же встает на колени и начинает молиться вместе с ним.

О чем это: как и ряд других рассказов Уоллеса (например, «Очередной пример проницаемости некоторых границ (XXIV)» про близнецов и стрижку), «Думай» посвящен обнажению внешних факторов, влияющих на человеческое поведение, той самой «воды», которая занимает в его сочинениях центральное место. В данном случае фокус на фигуре сестры соседки – в тексте подчеркивается, что она копирует мимику, позы и движения из журналов и фильмов. То есть она не естественно захотела соблазнить соседа, почувствовав к нему некую симпатию, после чего самостоятельно придумала план соблазнения, от пункта «остаться с ним наедине» до пункта «показать грудь и эротично запереть дверь» – нет, чувство симпатии запустило в ней автоматическую программу «что делать, если вам понравился женатый мужчина», сформированную восприятием женских журналов и любовных мелодрам.

Героиня действует при этом не как живой человек, она не думает, что делает, а почти бессознательно идет по блок-схеме. Вероятно, происходит это от того, что она еще очень молода и собственного жизненного опыта у нее нет, на месте опыта у нее пока советы из журналов и сюжетные ходы из фильмов. Выглядит это, естественно, совершенно неестественно. Герой, в частности, замечает, что сладострастная улыбка, которую воспроизводит девушка, только на фото выглядит нормально, но в жизни держать ее больше пары мгновений — это жутковатая фальшь. Не менее фальшиво и то, что девушка закрывает дверь просто потому, что она так видела в кино, в то время как в реальности в этом нет нужды, из торгового центра семьи вернутся еще очень нескоро. Да и почему она молча начинает с демонстрации груди? Я бы испугался, кабы со мной так начали коммуникацию, живые малознакомые люди так не делают.

Мужик, в свою очередь, человек с опытом самостоятельной жизни, и ему сразу же видно, как начинается неестественное поведение, что сестра соседки пытается выразить ему симпатию так, как у нее это случайным образом записано в голове, что она ведет себя как механическая кукла. В тексте несколько раз сообщается, что он знает, как она среагирует, если он слишком рано встанет на колени — решит, что он дает согласие на секс и хочет сделать ей с ходу куни. В отличие от девушки, он как раз думает, что делать, и быстро приходит к пониманию, что инстинктивное копирование поведения, которое до сих пор не угасло в девушке, можно использовать для управления ею.

Для этого достаточно переключить сценарий.

Поэтому мужик и начинает молиться — обращение к Богу находится максимально далеко от обращения к сексу, и заклинить куклу должно надежно. Просто поговорить с девушкой бесполезно, разговоры входят в программу соблазнения, даже резкий отказ, следовательно, у сестры соседки появится возможность считать, что акт соблазнения состоялся — просто потому, что мужчина пошел по одной из веток сценария! Он же находится в слабой позиции, практически безнадежной: многие ли поверят, что это она осталась специально дома, чтобы соблазнить женатика, а не женатик решил поразвлечься за спиной у суровой жены (он вспоминает, как та обнимает сына «с почти отцовской нежностью») с молодым мясом? Поэтому единственный выход — заменить одну программу другой.

И мы видим, как у него это получается. Кукла правда сбивается с толку, поскольку мужчина повел себя перпендикулярно блок-схеме, не отреагировал на нее ни позитивно, ни негативно, а как-то не так – отвернулся от нее, встал на колени, обратил лицо горе. Она подвисает и делает уже естественный жест, сложив руки на груди (она прикрыла грудь, перестала копировать журнальную мимику и позу — сценарий соблазнения остановлен), и дает программный запрос (я подозреваю, что What's up?), какой сценарий в данный момент исполняется на самом деле.

Мужик намеренно не дает ей никакой информации, отвечая «это не то, что ты думаешь», чтобы у девушки вообще не осталось поля для интерпретации событий и активизировался инстинкт копирования поведения. Если он что-то ей начнет объяснять, она может опять съехать на сценарий соблазнения — нет, программа должна быть не поставлена на паузу, а именно заменена другой. В итоге так и происходит — девушка не в силах выбрать, как реагировать на внесценарное поведение соседа, и потому ее механическое мышление откатывается к сценарию более высокого порядка — повторяй за другими. И вот она уже встает на колени рядом с мужчиной и тоже молится богу. Человеческий разум торжествует над машиной в человеческом теле.

То есть это просто короткая история о том, как какому-то мужику удалось ловко выпутаться из опасной для него попытки молодой нейросети женского пола пройти сексуальную практику по имеющимся в ее распоряжении теоретическим инструкциям. Но она ставит хорошие вопросы: читатель, ты уверен, что твои действия осознанны? быть может, ты просто воспроизводишь чужие тексты, которые не обязательно соответствуют реальности? быть может, так ведут себя многие, а следовательно, многие являются не собственно людьми, а всего лишь случайными сочетаниями внешних текстов?

Очень и очень странный рассказ с непонятной концовкой, к которому я еще пока не понял, как относиться.

Стиль Уоллеса — это американские горки. От вершины и вниз, через мертвые петли и извивы трассы. А то и свернуть с нее можно. Не исключено, что он так и сделал тут.