Алексей Плещеев «Пашинцев»

Молодой светский человек Владимир Николаевич Пашинцев, сын промотавшегося вертопраха и кутежника, оказывается в жизненном тупике. Наследства почивший родитель не оставил, только долги, собственных средств к существованию, а точнее к жизни на широкую ногу, не имеется, к делу он не приспособлен, профессиональных навыков или полноценного образования нет. Хоть в маркёры иди, хоть стреляйся!.. Спасение приходит откуда не ждали. Является давний друг покойной матери Пашинцева, помещик из глухой провинции Глыбин и предлагает молодому человеку ехать с ним в дальний губернский город Ухабинск, поступить там по его протекции на государеву службу и полностью переменить судьбу. Владимир Пашинцев от безвыходности соглашается...

Отличная повесть Плещеева была опубликована в звездном для русской литературы 1859 году (свои шедевры печатают Гончаров, Тургенев, Островский, Достоевский, Добролюбов, Толстой) и замыкает его. Она издана «Русским Вестником» М.Н. Каткова (который еще окончательно не превратился в консерватора-мракобеса) в ноябрьской и декабрьской книжках журнала.

Однако, прежде чем говорить о самом произведении, пару слов скажу о самом Алексее Николаевиче Плещееве, потому что в литературе «кто», так же важно, как и «что», и «как». А ведь это писатель крайне примечательной судьбы и достойнейший сын отечества.

Плещеев — столбовой дворянин из древнего рода, однако с юных лет увлекся новейшими социально-экономическими идеями, транслируемыми с прогрессивного тогда Запада, «локомотива человечества». Он даже Университет бросил, чтобы полностью отдаться занятиями политэкономией на передовом уровне, чего в наших вузах тогда и в помине не было. В это же время он открыл в себе поэтический дар и принялся через стихи транслировать идеи либерализма и гуманизма. Опубликовал несколько повестей и рассказов в духе сверхсовременной тогда «натуральной школы».

Сошелся с близкими по духу молодыми людьми — Петрашевским, Дуровым, Достоевским, Некрасовым, Салтыковым. Образовался кружок вольнодумцев. Читали Фурье и других социалистов-утопистов, Гоголя, запрещенные тексты Белинского. Мечтали о кардинальных реформах в крепостнической державе, управляемой неутомимым тружеником Николаем Палкиным. На их беду в Европе в 1848 году началась «Весна народов», по всему континенту вспыхнули революции и мятежи. Чтобы сберечь свою абсолютную власть, император Николай Палкин велел бросить наших вольнодумцев в одиночки Алексеевского равелина Петропавловской крепости. Инкриминировать, кроме чтения книжек и свободолюбивых речей, обвиняемым было нечего, поэтому после девяти месяцев в камере объявили приговор — казнь через расстрел. На эшафоте Плещеев стоял рядом с Достоевским, их должны были расстрелять вместе, во вторую очередь. Однако, «хозяин земли русской» проявил милосердие, заменил расстрел каторгой, ссылкой, солдатчиной.

Плещеев прослужил рядовым несколько лет на юге большой России, участвовал в колониальных походах на среднеазиатские ханства, штурмовал будущую Кзыл-Орду. За проявленный героизм в бою получил младший офицерский чин. В 1857 году ему удалось перевестись в статскую службу, которую он нес в Оренбурге (Этот-то город под именем Ухабинск и стал местом действия повести «Пашинцев», она там и была в основном написана).

Плещеев возвращается в литературу. Стихи, проза, публицистика. Годы ссылки и солдатчины не сломили его мятежный и свободолюбивый дух. Едва ли не единственный из друзей своей молодости он нисколько не переменился во взглядах, но они стали более соответствовать восторженной эпохе кануна Великих реформ. После двух лет просьб и мытарств Плещееву удается поселиться в Москве, он прощен, ему вернули дворянство и права гражданского состояния. В благодарность он устанавливает тесные дружеские и деловые связи с самыми радикальными деятелями эпохи — Чернышевским и Добролюбовым, становится сотрудником самого радикального журнала — «Современник». Однако «Пашинцева» опубликовал у себя, в Москве.

Читая иной раз какого-нибудь современного автора, невольно задумываешься: а имеешь ли ты, господин Такой-то, право не то что писать эдакие мерзости о своей стране и народе, из недр которых ты явился на свет Божий, а вообще называться русским писателем?

Вот Плещеев, например, такое право заслужил и на поле боя, и в самых жарких идеологических баталиях эпохи. Потому что повесть «Пашинцев», конечно, остро критическая по отношению к быту, нравам и порядкам в предреформенной провинциальной России. Сам автор называл ее «желчной», написанной с ожесточенным этими самыми порядками сердцем.

Однако меня лично в этой повести прежде всего заинтересовали не крепостнические ухватки паразитов-дворян и чиновничий произвол в глухом углу, а фигура главного действующего лица повести — Пашинцева (Героем его назвать язык не поворачивается).

Два типа прежде всего разрабатывались тогда в передовой русской литературе — «лишний человек», личность, обремененная новейшим европейским образованием, имеющая широчайший интеллектуальный кругозор, которая не может найти себе дельного применения в косной и отсталой империи и гибнет, «заеденная средой». Ярчайшими представителями этого типа являются персонажи Тургенева, вроде Рудина. Другой типаж, скорее чаемый, чем явленный — энергичный деятель нового типа, капиталист и реформатор. Это, конечно, Андрей Штольц у Гончарова и некоторые деятели из купеческой среды в пьесах Островского (будущие Павлы Третьяковы).

Плещеев идет наперекор даже такой передовой тенденции. Главный объект его внимания — Пашинцев — ничуть не лишний человек в «обществе», и к чиновничьей деятельности он вполне готов, только без особой охотки. Он плоть от плоти верхнего слоя русского общества, его проблема и конфликт с этим обществом проистекает из его полного личностного ничтожества. Не тянет он ни на героя: деяния ему претят, он хочет жить в свое удовольствие и просто получать наслаждение от существования, ни на антигероя — он не злодей, а мелкий пакостник, которому просто «повезло» совершить ряд серьезных проступков и даже пойти на преступление.

Пашинцев обладает всеми недостатками «лишнего человека» — завышенным самомнением, гордыней, эгоизмом, ленью, пустозвонством, но при этом лишен любого его достоинства — широты мышления, знаний, совести, рефлексии. Не имеет даже намека на талант хоть к чему-нибудь, разве что к кутежу и транжирству. И пока он временно находится на гребне личного успеха, то считается своим в доску человеком в среде провинциального дворянства. Они там все такие — шаркуны паркетные, пижоны, транжиры и волокиты.

Общество этих субъектов разделено на кружки, сосредоточенные вокруг дам местного «света», беспрерывно конфликтующие между собой, интригующие и старающиеся перещеголять друг друга во фрустрациях паразитического существования.

Пашинцев забывает о какой-либо «перемене судьбы», добрейшее семейство Глыбиных, приютившее его, давшее протекцию, и их друг, благородный и деятельный помещик Золотарев, забыты. Владимир Николаевич Пашинцев желает блистать среди таких же светских балбесов, как и он сам. И первое время это удается.

Но бог шельму метит. У Пашинцева нет прочной основы в виде капитала, батюшка промотали-с. Поэтому ему приходится вначале идти на мелкие пакости, потом совершать подлости, а закончить и вовсе тяжелым должностным и уголовным преступлением. Попутно он губит судьбы доверившихся ему молодых людей, крупно подставляет собственных покровителей, обрекает на прозябание и угнетение сотни людей, проблемы которых призван был решать.

Итог закономерен и справедлив. Судьба Пашинцева никакого сочувствия не вызывает. Его никакая среда не «заедала», он сам виновник своих бед. А проблема, поставленная автором, в том, что таких Пашинцевых, каким его изобразил Плещеев, пруд пруди. И они представляют прямую и явную угрозу существованию России.

Другая наша беда — благородное прекраснодушие хороших людей, честных тружеников вроде семейства Глыбиных и помещика Золотарева, которые милостиво, понятливо и добродушно относятся к врагам и вредителям вроде Пашинцева, все надеясь спасти их и вернуть на дорогу правды и гуманизма. Но с врагами, даже внутренними, надо сражаться, а не пытаться их направить к свету благодати.

Читая повесть, я все думал, что кого-то этот персонаж Пашинцев мне сильно напоминает. Что-то омерзительно близкое сквозит в этом образе. Как же — крайняя степень эгоизма, претенциозное самолюбование, высокомерные потуги на учительство среди «чумазого» и отсталого народа, мегалломанские претензии на величие при самых скромных достоинствах и способностях... Так ведь это все наши самые яркие представители современной «культурки», гуру и светочи самых гнусных тенденций новейшего европейского либерализма, самопровозглашенные лидеры в передовых веяниях эпохи! И так же как Пашинцев, они губят «малых сих», доверившихся им, подставляют покровителей из денежных тузов, вредят, совершают немыслимые низости и подлости по отношению к обществу и друг к другу. Добавились новации в виде предательства, русофобии и идеологической власовщины. Но должна же быть эволюция в нравах и у подобной публики?

А так, Плещеев очень хорошо описал подобных мелкотравчатых паразитов. Типизировал их в едином синтетическом образе. И теперь вооружившись им, можно легко подобных деятелей распознать. И вовремя дать укорот, а не благодушно вздыхать о превратностях человеческой психологии.

Несколько слов о том, как написано. Сразу видно по блестящей прозе этой повести, что как литератор Плещеев начинал в 1840-е годы. Видна выучка у Гоголя и Белинского, влияние Тургенева, Некрасова и Достоевского. Эти писатели одного поколения вообще хорошо взаимообогащали друг друга.

Одновременно с Плещеевым пишет и одновременно же с ним публикует (причем Плещеев хлопотал о печатании в «Современнике») свою повесть о провинциальных нравах Достоевский. «Село Степанчиково и его обитатели» также рассказывает о паразите, порожденном крепостническим обществом середины века, но эта фигура будет уже иного масштаба, чем мелюзга Пашинцев. Повесть Достоевского мной прочитана вслед за плещеевской и соответствующий отзыв будет вскорости написан.