Фёдор Кандыба «Горячая земля»

Согласен с предыдущим отзывом. «Горячая земля» из другой эпохи, других нравов и, да, другой фантастики.

К «ближнему прицелу» же ее относить не стоит по двум причинам.

Во-первых, роман сей меньшой отпрыск навязчивой идеи утеплить отечество. Как в «Туманность Андромеды», «Мол Северный», «Изгнание владыки», «Под небом Арктики»... Хотелось писателям СССР жить и работать в субтропиках, ходить на работу в легком, белом... 23.08.1950 г. в Москве было +17, если что. А не +32, как сегодня.

А во-вторых, нет жюльверновского просветительства или, как у Казанцева/Носова, инженерного. Лекции исторической, а их тогда зачитывали даже в «Русском лесе», тоже нет, геотермальное и сверхглубокие шахты вручную недостойно ни «Тепловой шахты» Обручева, ни «Гиперболоида инженера Гарина» Толстого. Видимо, что «главное — человек, а прочее декорации», признали в «Молодой гвардии» задолго до Стругацких (автор-то бы смог. Сочинял про изобретателей, воспевал бетонщиков... Правда, до войны). Кстати, в описаниях нравов и ситуации с прорывом газов что-то прошелестело в памяти с Далекой Радуги...

Но интереснее с однозначными приметами времени.

Например, у важного стола аппаратура прямой связи со строительством в Арктике: красное дерево (!), десяток ручек и светящихся циферблатов, телеэкран загорожен шелковыми ширмочками. Освещение еще должно быть из окон, не так ли.

Еще держится в голове, что стройкам нужны не только энтузиасты: «Задержка кредитов, а значит и оборудования, грозила большими неприятностями». Еще истинно, что народ-то разный и живет в разных условиях: «сухощавые ученые-старики в старомодных длиннополых пиджаках» и «служилый люд» отличаются от «молодых инженеров»; «электрики предпочитали пиво и сосиски, а среди охладителей почему-то пользовалось особым успехом ледяное газированное молоко, которое они закусывали шоколадом».

И, вдруг, среди гимна, как правильно тут уже подметили, по сути «эффективному менеджеру,« вдруг, резко:

- Так я, по-вашему, не похож на начальника? — спросил он у девушки.

- Похожи, — улыбнулась Люда. — Садитесь в запрещенные машины, ходите в запрещенные места, среди рабочего дня с собакой в порт приезжаете [...] Ой, нет, товарищ Дружинин, да что вы! Я просто так, в шутку

Трудно осилить эту книгу с первого раза. Но надежда не оставляет. Ведь, с каждым возвращением к чтению, снова захватывает атмосфера нашего прошлого. Описания пейзажей, природных явлений, живого общения людей, их открытости создают эффект погружения. Заставляют воображение рисовать максимально точные картины. Как я понимаю, это и есть пресловутый «ближний прицел». Вместо космических пространств, загоняют людей в тайгу, а потом и под землю. Ради не реальных и глупых свершений. Но, все-таки, фантастика непосредственно связана с фантазией. И даже, если здравый смысл ограничивает возможности человека, что запретит мечте воплотиться на бумаге? Не нужно далеко ходить, чтобы описать новые технологии, грандиозные масштабы, радиоактивные мутации и невероятные катастрофы. А знание дела только добавит реалистичности, покажет правдоподобие и убедит в своих силах — ведь мечта может осуществиться где-то совсем рядом.

Странно, что такие книги перестали любить и начали осуждать (хотя, если честно, грузинское вино ужаснуло). По-моему, есть разница между тем, что идеологией подменяют человечность и человечной идеологией. Несомненно, найдутся люди, которые скажут:«На многомиллиардной стройке толпа работает за идею — автор, явно, сам не понимал, как это должно работать!» И сами ответят на свои слова тем, что в России ничего не меняется, кроме идеологии. Да, двусмысленное отношение Кандыбы к радиации удивляет. Но, с одной стороны, «неоновая иллюминация» шахты поражает воображение. А с другой, светящиеся статуи на площадях — есть в этом что-то совково-тоталитарное. Роман по-настоящему живой, отражающий мысли и чувства простого человека. В книге показывается коллективный труд множества людей. В едином стахановском порыве они делают будущее своей страны. И всё это зародилось из мысли, долга и воли одного человека. Глядя на побеждающую природу слаженную работу тысяч, сложно не усомниться, что всё это возможно благодаря упорству одного единственного «эффективного манагера». Но Дружинин пересиливает себя и спрашивает врача, всё ли в порядке с этими людьми. Не говоря о том, что в трудную минуту прогрессивный «белый человек» смотрит на флегматичность чукчи, свойственную всем северянам, и решает брать с него пример. Где еще встретишь подобную конкретику, кроме старой советской литературы? Одним из главных критериев правдоподобного описания является внимание к деталям. Гигантская стройка подразумевает наличие человеческого ресурса. Но общее дело — это дело каждого. В романе большое количество задействованных персонажей, что утяжеляет пафос. Но нам отчетливо показывают, что мировоззрение простого чукотского паренька отличается от точки зрения московской секретарши из высоких кабинетов. Начальники сами дежурят в забое: не только по тому, что нужно быть ближе к народу, но и потому, что нужно иметь авторитет, чтобы совладать с пышущими энтузиазмом шахтерами-партизанами. И те вообще ничего не боятся, ведь «наверху» есть академик Хургин, который завернет любой проект, угрожающий жизни рабочих. И инженер Анохин для них — трус. А человек сходит с ума от того, что ему все «проверенные» теории приходиться перепроверять каждый день на практике. На грандиозной стройке слишком мало времени уделено Анохину. Тоже не случайно. Катастрофа на шахте происходит, мягко говоря, по недосмотру начальства: слишком много людей хотят всего и сразу.

Тоже один из интересных аспектов романа. Дружинин идет к своей мечте сталкиваясь лбами со своими противниками, не замечая участия доброжелателей, упуская возможности объясниться с любимой. Вся его жизнь, практически, рушится. Взамен, превращаясь в увлекательное приключение для читателя. Дальше: пост начальника, лавры победителя. Его дело продолжают новые герои. Им нужна своя история. Сделал дело — уступи дорогу молодым. И как интересно звучат слова Хургина о том, что такой проект мог бы осуществиться, по его мнению, при жизни следующего поколения. За проступившими сединами Дружинина не видишь, что с начала всей истории прошло четыре-пять лет. Это люди одного поколения. И ничего для героя еще не потеряно — жизнь только начинается. И возможностей для него еще на век хватит. Не знаю, как это ощущалось в пятидесятых, но на сегодняшний день такой эффект «временно-пространственной дыры» вызывает неподдельные эмоции.

Может когда-то такое и не считалось фантастикой, но сегодня это — настоящий фантастический раритет.