Михаил Емцев «Бог после шести (Притворяшки)»

Во-первых, это не фантастика. Фантлаб определяет как детектив?! Ну пускай будет детектив.

Во-вторых, читал отзыв Быкова на эту повесть — удивлён, что Быков не разгадал её.

Да, можно тупо читать книгу, воспринимая только сюжет — тогда это о каких-то неудачниках, живших в начале 70-х в Москве и заманенных преступником в секту. Но...

М. Емцев (наряду со Стругацкими) — один из самых ярких советских фантастов, воспитанных оттепелью и ХХ и ХХII съездами партии. Справедливость, правда, человеколюбие, свободомыслие восприняты ими на всю жизнь. И вот приходит «брежневский застой», который проникает во все сферы общества. И Емцев, замолкнув на какое-то время и разойдясь с Парновым, подстроившимся под новые ценности, выпускает «Притворяшки». Притворяшки и есть властьпредержащие, и вам нельзя, по мнению Емцева, «говорить одно, думать другое, а делать третье» иначе это окончится «КАТАСТРОФОЙ».

Ну и конечно Емцев оказался прав — Брежневский СССР кончил катастрофой.

Однако такие пророки в период относительного благополучия всегда были крайне нежелательны — критики умело провалили книгу, обозвав её скучной и безыдейной.

Прочесть эту якобы фантастическую повесть сподвиг отзыв Д.Быкова, крайне хвалебный. Мол, ничего подобного не встречал.

Пришлось довольно долго ломать голову над этой загадкой. Знаком со многими произведениями, написанными М. Емцевым вместе с Е. Парновым. «Душа мира» это вообще шедевр. Неплох роман «Море Дирака». И это действительно фантастика. А повесть «Бог после шести», во всяком случае, первая часть написана каким-то ученическим слогом. Напомнило прозу так называемых молодых писателей, пытающихся вести речь «литературно», «высокохудожественно». А на самом деле — каким-то искусственным, неуклюжим языком. То напыщенным, то казённым. В общем был удивлен.

То ли постепенно я привык к такому «высокому штилю», то ли по ходу автор набил руку, но во второй половине повести язык уже так не напрягал. Да и загадку опуса (и отзыва на него Быкова) я к тому времени разрешил.

Ведь речь здесь идёт о группке молодых маргиналов, к тому же с религиозным уклоном. Для советской литературы середины 70х тема и впрямь непривычная. И все равно я был удивлен тем, что за такой сюжет взялся полудиссидент, друг Юрия Домбровского и проч. Потому что несмотря на всю неизбитость темы, советский подход к ней возобладал. Ну совершенно официозный подход.

В целом повесть произвела тяжёлое впечатление. Но не из-за трагизма изображённых в ней событий. Вернее, так: трагизм действительно есть. Вот только он совершенно не передан. Иные сводки новостей сильнее потрясают. Плюс, как я уже сказал, казённый слог, казённый подход. Да, и фантастики никакой не увидел. Разве что предположить, что это такой хитрый прием как-то задобрить цензуру. В качестве героев автор выбрал не комсомольцев-добровольцев, не молодых рабочих на большой стройке (как это делали в то время собратья по перу), а каких-то сектантов, к тому же совершенно малосимпатичных. И обозвал это все фантастикой. «Мол, на самом деле у нас таких отщепенцев в помине нет, а я только поставил эксперимент, как бы оно могло быть, заведись в советской действительности подобные чудаки».

И такой финт восхищения авторским замыслом (а также исполнением его) тоже не добавляет.

Книга является прямой предтечей одной из сюжетных линий «Отягощенных Злом» Стругацких. Имеется в виду компания молодых людей, ищущих духовное и эмоциональное обретение на фоне своей жизни в социуме.

Потеряшки — у Емцова, «Кусты» — у Стругацких. И тут и там прямые намеки на хиппи.

Какая, однако, странная книга! Книга о молодых людях, которых сегодня мы назвали бы креативными ребятами, проводящими на досуге нехилые такие перформансы, наполненные, разумеется, глубинным смыслом. И это будет куда как изобретательнее примитивного панк-молебна в храме Христа Спасителя и позабористее сухого льда в сауне.

Да-да, с человеческими жертвами.

Подумаешь... Ничего особенного! — скажет опытный лаборант. — Что тут такого? — пожмёт плечами бывалый морской волк, с лёгкостью бороздящий по океанам современного постмодернизма.

А теперь представьте себе, что вы читаете книгу, вышедшую тиражом 100 000 экземпляров в 1976-м году в издательстве «Детская литература», а главные герои — простые и местами даже симпатичные советские ребята. Представили? Вот и я тоже испытал диссонанс от такой неожиданности.

«Хищные вещи века» на тот момент уже были, но ведь там космонавт-коммунист борется с западным мракобесием! А «Отягощённые злом» будут спустя целых десять лет...

Думаю, тот факт, что в итоге всё было сведено к проискам полубезумного сектанта-уголовника, следует отнести к разряду авторской дани в пользу цензоров. Ведь иначе книга могла и не пройти — очень здесь всё сомнительно в идеологическом плане. И вовсе это не щелчок по носу буржуинских хиппарей и набиравших популярность в те годы расхристанных панкующих анархистов, не обличение других-прочих тлетворных влияний загнивающего Запада.

Нет, автор смотрит на вещи куда как шире. Вероятно, первый посыл — всё тот же, давно знакомый: ловить ребятишек над пропастью во ржи. Второй же, тоже известный: куда-то мы не туда забрели, если в преддверии шестидесятой годовщины Великой октябрьской революции здоровый и умный двадцатилетний парень ищет истину в Ветхом завете, а девушка-химик толкует сны.

Отдельно следует сказать о названии книги — на мой взгляд, об очень метком названии. Первая часть заглавия — прямо парафраз характеристики Корейко, которую дал ему великолепный Остап Бендер: «от десяти до четырех вы за советскую власть, но вот о вашей второй жизни, от четырех до десяти, знаю я один». Не менее примечательна вторая часть заглавия: притворяшки — как по-современному это звучит, вы не находите? Тут же вспоминается знаменитый, монументальный монолог следователя из фильма «Изображая жертву»: «Они поняли, они поняли, чтоб от них отъе...сь, — нужно притвориться». И эта связь времён превращает героев книги в архетип, делает эту повесть программной для любой молодёжной субкультуры или банального креативного позёрства.