Алексей Иванов «Золото бунта»

В январе 2011 г. в Сети появилась некая весьма похабная по отношению к Иванову статья (Кузьменко «Золота ни фунта»), посвященная главным образом данному роману. Смысл статьи таков: с момента выхода прошло 5 лет, роман не выдержал проверки временем, и это не удивительно, ибо он и его автор — оба одно г-но.

Я общался с Ивановым и могу сказать, что более закомплексованного и противного субъекта не встречал. Да-да, мне даже подумалось тогда, что я сам чего-то не того с ним напортачил... Лишь потом я посмотрел передачу, где он общается с Т. Толстой, и понял, что он такой по жизни — вот такой вот: абсолютно не переносит критики, любит оскорбляться, любит, когда его хвалят, делает замечания, если не хвалят (мне, например, сказал, что я не имею права его критиковать, ибо его «знает читающая Россия», так вот читающая Россия его никогда не критиковала, а кто я такой?)

Если бы пресловутая статья долбала Иванова за это, я бы понял ее автора. Проблема в том, что статья изничтожает Иванова как писателя, а это необъективно и несправедливо. Иванов как писатель значительно выше Иванова как человека. Он пишет много лучше, чем говорит. Для писателя это, пожалуй, нормально. Вот если бы было наоборот — это действительно была бы ситуация, драма.

Статья «во первых строках» изничтожает писателя за то, что он перелопачивает груды словесной руды ради нескольких удачных метафор. Чушь. У Иванова на каждой станице 700-страничного «Золота бунта» (кто читал — знает) встречается 4-5 удачнейших и красивейших метафор: я, кажется, уже никогда не забуду горы «сытые, как послеобеденный вздох», да еще с «медвежьей складкой», «осенние глаза» Бойтэ, в которых печаль «мелькнула сухой веткой», перелетающих в лесной темноте рябчиков, похожих на «комья мрака», «продырявленный валунами ручей, напоминающий ветхое полотенце», Кумыш — «речку-щенка», молоденькие березки в сугробах, похожие на девок на сносях, или вот еще — «нахлобучивающуюся на голову» падающему кверху ногами Осташе опрокинутую картину речного створа и т.д. и т.п. — сотни примеров, бери не хочу.

Но автор статьи делает вид, что ничего этого нет. Он берет козырную 459-ю стр. первого издания, ту самую единственную на весь роман глокую куздру, которой Осташа (в коем «не остыли страсти») иезуитски хвалит мастера Кафтаныча (и, понятно, старик Кафтаныч от такого аж заколдобился), и делает вид, что роман из такого только и состоит. Это, пишет критик, каждому можно спародировать, т.е. вывод — не шедевр. Очень хорошо. Пусть каждый возьмет с любой (а не только 459-й) страницы по одной метафоре — вроде тех, что я здесь привел — и спародирует... Я не говорю, что невозможно. Знаете, что получится? Сухую ветку печали в глазах Бойтэ можно, конечно, заменить бревном и вставить его вышеупомянутой Бойтэ совсем в другое место — но тогда пародия все-таки будет напоминать не текст Иванова, а скорее текст пресловутой статьи. Что-то много пошло статей, изваянных в форме плевательницы.

Мне защищать Иванова интереса как бы нет... мне другое не понравилось. Не понравилось, что автор статьи чусовские скалы-бойцы обозвал палеозойскими огрызками (или как-то так), и противопоставил себя уже не писателю, а природе. Я живу в городе, вокруг которого растут убогие леса — но я и то знаю, что лес выше города, лучше города, святее города. Откуда знаю? А мне лес транслирует, и не одному мне. И даже если в жизни чусовские скалы действительно огрызки (я не был, не видел), то мифотворество Иванова, изваявшего из них сотни прекрасных страниц, сделало и из них нечто сверхъестественное, как роман. А противоставлять себя cразу и природе и сверхъестетсвенному — ну-у-у, это так смело, как объявлять себя публично уродом без души. Ургаланом. Что автор статьи и сделал, пустив ее в свет.

Но вот что интересно. Иванов может быть прав: дело действительно превыше души. Статья пойдет — станет эталоном критики при оценке этого произведения. Эпоха такая...

Читал книгу и думал — а читают ли подобные вещи авторы убогих одноразовых фэнтезийных поделок, а если читают, то как после этого у них рука поднимается кропать свои ничтожные книжонки? Я бы на их месте со стыда сгорел...ведь вот, вроде, исторический роман, но насколько всё пронизано волшебством и религиозным мистицизмом! Сама природа участвует в людских делах в этом непостижимо загадочном месте, и Река и Утёсы-Бойцы и сама Тайга живут своей особой потаённой жизнью! Оживают сказки, мешаясь с реальной жизнью, морок, мленье, волшба повседневно и буднично входят в жизни людей, и люди, являясь частью этого первобытно дикого и неукротимого Мира Реки, живут соизмеряя свои поступки и с божьим промыслом и с древней волей духов природы...

Читать «Золото Бунта» — истинное наслаждение, какая мощь чувствуется во всём, и в языке и в совершенно бесподобных описаниях природы! Это — классика, это будет читаться и через пятьдесят и через сто лет, потому что настолько изучить и так проникнуться миром своих героев может только по настоящему, на века талантливый автор.

Заключительная часть, Сплав — это вообще что-то потрясающее воображение! Какими же отчаянными надо быть людьми, чтобы каждый год добровольно окунаться в эту пучину, где жизнь человеческая не стоит и полушки!

Завидую я тем, кто ещё не читал эту книгу!

Первая в жизни Алексея Иванова публикация была помечена любопытной финтифлюшкой: художник «Уральского следопыта» поперек открывавшего «Охоту на «Большую медведицу»» рисунка вывел чертежным шрифтом довольно длинную невразумительную фразу типа: «Сережа, помнишь, долгими вечерами мы слушали «Наутилус» и спорили до хрипоты? Тот спор еще не окончен». За имя и детали не ручаюсь, почти 20 лет прошло, журнал давно утерян, а книжные издания обошлись без этой телеги. А жаль: она довольно емко объясняет суть любимого Ивановым приема, связанного с отсеиванием лишнего читателя.

Прием примитивен: сразу дать читателю понять, что ждет его серьезное грузилово, и ежели ты к нему не готов, то отскочь. А если не боишься юношеских хриплых споров под «Наутилус» — сам виноват.

Этот метод применен вроде в каждой крупной вещи пермского автора (только за «Общагу-на-Крови» не скажу, не читал еще). Скажем, «Географ глобус пропил» начинается с пролога, очень не совпадающего по тональности и смыслу с последующим текстом: ожидается надсадная остапбендеровщина, а получается хард-версия «Доживем до понедельника».

В исторических романах еще проще: сначала Иванов 50 страниц подряд беспощадно волочет читателя по глуби густого киселя, сваренного из абсолютно непонятных слов и названий. Потом автор оглядывается, убеждается, что балласт утоп, а выжили только те, кто действительно хотел дочитать, — и переходит на вполне современный русский язык. А странице к 150-й даже начинает объяснять, что означают финноугризмы и диалектизмы (пам, хумляльт, ламия, потесь, огниво, парма, наконец), которые читатель давно принял как симпатичный, но бессмысленный фоновый узор

Этим «Вниз по реке теснин» мало отличается от «Чердыни — княгини гор». И не только этим. Книги не то что похожие — однотипные. Просто автор решил в житии святого поменять главного героя на просто хорошего парня, у которого всего один грех – гордыня. А правила не менять. Ну, и время действия перенести, чтобы не так очевидно было.

Ведь про что, если коротко, «Чердынь»? Про юного пермского князя Михаила, который любил местную ведьму и хотел только тихого семейного счастья – а ему пришлось жизнь положить на защиту своей земли и своего народа.

А про что «Теснины»? Про юного сплавщика Осташу, который любил местную ведьму и хотел работать сплавщиком — а ему пришлось мыкаться по лесам да застенкам, защищая свою веру в бога и в отца.

Совпадений, сюжетообразующих и почти случайных, вообще много. В обеих книгах главный герой эдак дуалистично спарен – пресветлый Михаил с диаволическим вогульским князем, злой Осташа – со своим праведным отцом. В обеих павшее на героя проклятие гасит всех встречных-поперечных – но не его самого. В обеих, кстати, татарин за героя страдает: молодого хана Исура эпизодический Иван III на кол посадил, пытаря Бакирку эпизодический диверсант раздавил. В обеих мистики и просто жути хватает на несколько чистых хорроров. Обе, наконец, мощно написаны – хотя это вообще Иванову свойственно. И еще обе книги зачем-то переименованы издательствами.

В «Теснинах», кстати, постоянно указывается, что «после Пугача» народ стал жесток и отморожен. Доказательством служит россыпь абсолютно зверских, не поспоришь, эпизодов. Но в «Чердыни», действие которой происходило двумя сотнями лет раньше, зверства было никак не меньше. Достаточно вспомнить главу «Беспощадная», про Зимний Закон. Сперва пленные вогулы по предложению русских поочередно рубят головы друг другу. Потом русские, измочаленные походом, чтобы спасти боеспособную часть войска, договариваются с больными и ранеными о том, что те добровольно пойдут в прорубь –а живые за это позаботятся о семьях ушедших. С другой стороны, два века – достаточный срок для многократной гармонизации человечества и обратного отката в каннибализм.

При столь разнонаправленных исходных судьбы героев, конечно, по-разному сложились. Михаил был проклят вогульским князьком, побежден московским царем, пережил многие унижения и гибель близких, но землю отстоял, жил как святой и погиб так же. Осташа был проклят истяжельцами (подвид староверов), лишен смысла жизни, пережил много унижений и напастей, но мечту исполнил (сплавщиком стал, имя отца защитил, казну Пугача нашел и зарыл обратно) – и тут же выкинул. Сбыча мечт, известно, штука неласковая.

В итоге Михаил ловит сердцем свою стрелу — логично и неизбежно. А Осташа возвращается домой.

И тут Иванов демонстрирует преемственность и близость традиции. Концовка в ноль списана с фильма «Место встречи изменить нельзя» (в «Эре милосердии», литоснове культового сериала, другой финал), и отчасти – с «Кого за смертью посылать» Михаила Успенского.

К тому времени Осташа крепко обучен жертвовать, причем людьми, которые ему поверили. Это, пожалуй, главная горчина «Теснин». И главное отличие их героя не только от Михаила Пермского, но, скажем, от Левы Абалкина, история которого плясала по той же кривой.

Героя «Жука в муравейнике», как и героя «Вниз по реке теснин», лишили любимой работы, любви, друзей, родины, наконец. Лева Абалкин пытался бороться с недоброжелателями, не выходя за рамки коммунарской этики – и тогда Майя Глумова закричала. Осташа Переход пытался бороться с недоброжелателями в рамках этики крепостного кержака, кулаками, штуцером, мужским естеством и немного подлостью – и в конце тропы, заваленной трупами недоброжелателей, закричала мать осташиного дружка, загубленного младшим Переходом, и загугукал счастливый сын героя.

Гуманистическая фантастика, в которой начинал Алексей Иванов, такого финала бы не стерпела.

Возможно, поэтому Алексей Иванов покинул фантастику.

Эта книга уже стала классикой! Изумительное произведение, мелодичное, ароматное, живое, плавное, в чем-то подобное сказке, вынесенной автором из палат Медной горы хозяйки, но только сказке рассказанной для взрослых романтиков и просто любящих свою Родину людей. Завораживающая книга, созданная мастером!

Живописный, стилизованный язык повествования способствует погружению в реалии далекого 18 века, а вкрапления национального мистицизма лишь усиливают глубину восприятия и создают эффект присутствия. Много интересной информации предлагает автор об экономике и культуре края, об истории пугачевщины, об особенностях старообрядчества на Урале, о быте, верованиях, обычаях и обрядах вогулов, позволяет увидеть привычные нам вещи с совершенно неожиданного ракурса.

Сюжет «Золота бунта…» интересен, все персонажи харизматичны, и пусть иногда читается тяжело и больно, даже обморочно в дыму вогульских обрядов, но ведь такова и цель любой книги – задеть читателя за живое и напомнить, что в жизни идеальных людей (образы которых нам массово скармливает голливудствующая современная проза) не бывает.

Прекрасно описывается уникальная природа красавицы-реки Чусовой, раскрывается специфика работы сплавщиков и бурлаков. А сам сплав – настоящий драйв, взрывающийся адреналином при одном лишь приближении к героям живых коварных скал и валунов, ведущих свою жатву, имеющих не только собственные имена, но и вековую память,.. драйв, пробирающий до морозных мурашек по коже, до заноз от деревянной греби в ладонях, до шевелящихся от ужаса волос,.. драйв, который невозможно вытравить из крови, почувствовав единожды.

Вот как сплавщик Осташа говорит о главной героине романа — реке Чусовой, ставшей для героев книги всей жизнью:

Коли Вы ожидаете легкого чтива и «голых» приключений, то не беритесь за «Золото бунта…». Но ежели Вы любите добротные исторические произведения и классику, то читайте смело и не пугайтесь обилия в тексте архаизмов и диалектизмов — толковый словарик, созданный специально в помощь читателю, поможет сориентироваться!

Ссылка на словарь на сайте Алексея Иванова http://ivanproduction.ru/literoturovedenie/tolkovyij-slovar-dlya-romana-zoloto-bunta.html

Один из лучших романов русской литературы за последнее десятилетие. Тем, кто осилил «Сердце Пармы» безпокоиться не о чем — сложностей с восприятием языка не будет. Помимо внешней канвы — приключений, мистики, описаний сплава по Чусовой, — имеются и глубокие размышления о природе ««русского бунта», интереснейшие сведения по истории пугачевщины, многочисленных старообрядческих согласий-«сект» и т.п. Обидно, что из многочисленных литпремий романам А. Иванова не досталась ни одна! Тем хуже для премий...

И опять очень двойственное впечатление. Вроде и автор великолепный, и книга увлекательная, но... почти что бросил не дочитав.

Но, по порядку. Сначала опишу общий план, чтобы понятны были мои мысли (ежели вам интересно их читать). Бросать ведь собирался по эмоциональным соображениям.

О чем, собственно, книга? О человеке, вроде как, мятущемся, ищущем. Или мне показалось, что автор именно это задумывал? Антураж – Урал, после-пугачёвское время. Жанр – история, реализм с магическими элементами. Как уже встречал у Иванова, редкие магические элементы столь умело вплетены в повествование, что спотыкаться не заставляют, кажутся естественным атрибутом того старинного времени. Более того, что-то из этих элементов воспринимается как магическое, а что-то даже и непонятно – то ли да, магическое, то ли просто привиделось тёмным, необразованным, замученным религиозными и около-религиозными суевериями героям. Во всём этом прекрасном антураже главный герой, даже единственный – яркий такой, сочный, выпуклый – проходит свой квест – ищет что-то-там духовное, правду ищет.

Но, с героем-то у меня и вышла конфузия. Или, если уйти от терминологии после-пугачёвского времени, когнитивный диссонанс:). Дело в том, что автор заставляет герою сопереживать. Не просто следить за его действиями, а болеть за него, чувствовать его эмоции. Но, герой-то отнюдь не положительный. Поначалу удавалось ему прощать мелкие гадости. Но быстро пошли крупные и стало существенно гадко. Но интересно же — уговорил я себя, типа другое время, другие представления. Например,

Это только пример, такого много.

Но главное-то не примеры, а основная линия, поиск. И тут вопрос старый как мир – насколько цель оправдывает средства? Читаешь и режет глаз: как-то слишком уж благодушно она оправдывает.

Может автор не хотел показать мятущегося человека? Наоборот, хотел нарисовать фанатика, который ради своего квеста (или Грааля, как кому нравится) идет по трупам. И не по вражеским, а по трупам преданных друзей? Нет, не создает книга такого ощущения.

В общем, когда герой совсем уж исподличался, книгу я отложил на пару недель.

Дочитывал (благо немного оставалось) из чисто исследовательского интереса. Что и правильно, концовка — а не развязка (развязка-то вполне неожиданная) — концовка оказалась весьма тривиальной.

Закончить на этом критику? Все-таки говорил я о собственном восприятии, не более того?

Ан нет, не закончу. Резанула и вещь совершенно объективная, встретившаяся у Иванова не в первый раз. В угоду яркости картинки, напряженности момента, логика происходящего искажена до полного абсурда. Не в ходе всего действия, к сожалению, а в пиковый момент, чувство меры автору изменяет полностью. Чувство меры, видимо, закрывает голову руками, лезет под кровать, и тихо шепчет «меня здесь нет, меня здесь нет».

Почему к сожалению? Изменило бы сразу, книгу бросил бы и не пожалел.

Хотите для иллюстрации пример в современном антураже? Пример отсутствия чувства меры? Скажем, пишет автор не сатиру-гиперболу, а реалистический текст и рассказывает об опасности дорожного движения. Герой идёт утром на работу. И сотни людей идут. Один переходит улицу, попадает под машину – визг тормозов, предсмертные крики, выпученные глаза остальных участников движения на работу. Но герой идёт дальше и тут же, без перерыва, ещё кто-то попадает под машину, и ещё и ещё. Машины давят пешеходов, а пешеходы прут и прут через дорогу, кровь, кишки, стоны, разбитые автомобили... а герой идёт и идёт – ведь не всех задавят, кто-то и доберётся этим утром до своего офиса. И так каждый рабочий день с перерывом на выходные.

О чём это я? Да всё о том же:

В общем, очень портится впечатление такими моментами, когда автора откровенно заносит.

Могу ли рекомендовать роман? Ой как сложно сказать. Пожалуй, что нет. Вдруг вы таким же как я окажетесь – восприимчивым, так сказать, к авторскому слову. Потом ругать меня будете. Впрочем, решайте сами.

Потрясающая книга, «...свободно, сильно и живописно», — как писал, правда совсем по другому поводу, А.С.Пушкин. Но и здесь — ложь, злоба, алчность, предательство искусно переплетены в полный экшена детективно-приключенческий сюжет с десятками персонажей. И все они затейливо сплетены с судьбой центрального героя романа — сплавщика и сына сплавщика Осташи Перехода, мучительно ищущего правду о смерти своего отца и пытающегося отстоять его доброе, но опороченное имя.

Но подлинный главный герой тут вовсе не Осташа, а сама река Чусовая: с её историей и преданиями от Ермака до Пугачёва, с её людьми от бурлаков-подёнщиков до купцов-первогильдийцев, с её вечными водами несущими суда-барки от от одной скалы-бойца к другой и от одного сплава к следующему. А формальный главный герой Осташа, при всей яркости его образа, тут в основном лишь для того чтобы читатель его глазами смог увидеть весь ярчайший калейдоскоп красок этой уральской реки-труженицы в коловороте её вод и её истории.

Река Чусовая — со всем её крутым нравом и скалами-бойцами, с судами-барками, которые она несёт от истоков к устью — описаны автором с такой потрясающей скрупулёзностью и точностью граничащими с дотошностью, что только диву даёшься: откуда современный человек может ТАК знать все эти нюансы постройки судов Екатерининских времён и все изгибы сезонно-половодного фарватера шлюзно-наливного сплава «по волне». А ещё и в совершенстве владеть гигантским информационным объёмом бытовых подробностей жизни и работы людей самых разных сословий на берегах этой таёжной уральской реки — и русских, и вагулов, и иванов-родства-непомнящих. И всё это с мельчайшими подробностями: начиная с бытового устройства — хоть купеческого терема, хоть нищего чума; и до подробностей экзотических ныне верований — хоть вогульского шаманизма, хоть внутренних споров в близких толках раскольнического христианства.

И мало того, что книгу просто интересно читать; более — в итоге мы имеем хоть и своеобразно изложенную, но подлинную, красочную и развёрнутую энциклопедию жизни Урала в екатерининскую эпоху.

Если говорить о качестве текста, то качество это — однозначно высшее. Книга динамична, захватывающа (сюжетом, языком и даже мыслью) как вообще редко какая русская книга (для русской литературы спецэффект никогда не был главным, преобладала все-таки глубина мысли), оригинальна и национальна. Отдельного аплодисмента требует мастерская подача философского материала, рассредоточенного как по приключениям героя, к-рые все получают тот или иной «оттенок высшего смысла» и собираются в единое мировоззренческое целое к концу книги, так и по байкам, рассказываемым различными персонажами (почти все эти байки автор придумал сам — молодец! ничего не скажешь). Действие — духовные искания героя, овеществленные в виде приключений тела. Удалось и то, и другое. А метафоры — и отдельные, и составленные из них длинные описания, от которых сердце замирает, как на русских горках — не слабее, чем в ГГП, особенно же поражает их количество. И не перестаешь удивляться тому, что все они живые, все очень расцвечивают и оживляют текст, изобилующий архаической и специальной терминологией... Короче, все увидите.

Те, кто еще не читал! Две последние части, в к-рых описан сплав по Чусовой — СУПЕР!!! Реально. Готовьтесь: в литературе такого экшна не было давно. На протяжении этих частей крышу будет рвать не раз и не два. Однако действительное значение этих двух частей далеко выходит за рамки слова «экшн». Именно поэтому не сравниваю с кино — в кино достигается другой эффект... но я предпочел ему тот, к-рый достигнут Ивановым в этом прекрасном романе. Впрочем, все остальное в романе тоже супер. Читайте.

К сожалению, разговор о «Золоте бунта» приходится начинать с Осташи Перехода. Если коротко, главный герой — редкостный негодяй. Насилует, убивает, снова убивает, теперь ребёнка, снова насилует, заводит на смерть целый отряд. Врёт, предаёт и устраивает мелкие пакости на каждом шагу. Проделывает всё вышеуказанное, как правило, только ради самоутверждения, притом с людьми, которые не сделали ему ничего плохого. В завершение карьеры (это, несомненно, завершение, больше ему работы никто не даст) сознательно топит людей, которые доверились его умению и порядочности. Топит, опять же, в очередном приступе самоутверждения. Вот это уже простить невозможно. Что самое отвратительное, после каждого своего подвига повторяет: да, поступил нехорошо, зато душу сохранил. И не стоит кивать на послепугачёвское время. В каждом времени живут свои негодяи и объясняют свои поступки всегда одинаково: время такое.

А в художественном отношении «Золото бунта» — лучший роман Алексея Иванова и, возможно, один из лучших в современной русской литературе. Просто великолепны главы о путешествии Осташи по заводам, походе горной стражи и, конечно, о сплаве по Чусовой. Картины сплава — настоящий шедевр. Ради этих страниц книгу можно перечитывать снова и снова, независимо от отношения к героям.

Прочитав книгу, я убедилась, как верно дано ей название, потому что в этих нескольких словах вложен весь смысл повествовния: жизнь после Бунта, золото, грозная река Чусовая. Один год из жизни молодого парня Осташи Перехода, наполненный событиями, воспоминаниями, потерями, а главное поиском правды – неблагодарное занятие – правды, которая ему была нужна, как воздух, как река Чусовая, как сама жизнь.

Вместе с Осташей мы узнаем, как переломил жизнь людей Пугач – ,,как жердиной об колено'', каким жестоким стал народ – после Пугача на Чусовой ружьями и топорами попросту не грозили, их сразу пускали в ход – ,,народ с узды сорвался'', кровь стала, как вода. Говорили, что ,,Пугач закон отрешил'' – потому так чудовищно ломаются и забираются жизни любого, будь то мужик, баба, молодая девка или ребёнок, и забирается то она всякой непотребной пьянью, от чего, читая, даже плохо становится. Вместе с Осташей мы знакомимся с законами сплавщицкой жизни на Чусовой: эта река, как судьба, которую не выбирают – надо по ней плыть и живым остаться, и людей сберечь, и груз довезти – главное не убиться в пути. Мы побываем в чуме вогула Шакулы и узнаем, как могут защищать древние вогульские боги; узнаем, как можно поделиться душой под Костёр–горой или совсем ее потерять, хотя бы в чуме у вогулки Бойтэ; как в одночасье можно сгинуть во мленье или свободно разговаривать в тёмную ночь с только что умершим; увидим откуда берётся ненависть, зависть, чем достаётся почёт и уважение и как можно всё это потерять; как необходима вера и как важно от неё не отрекаться; какова она, сплавщицкая тайна, и почему её так сильно желают знать, и много чего ещё встретиться интересного и непонятного, но главное из–за чего весь сыр–бор – где она, казна Пугача. Там, где казна – там и правда батина, которая восстановит на Чусовой славное имя Переходов.

Автор окунает читателя в мир новых богов, староверов и старых, вогульских, богов. Переходя по страницам этой истории наваливается что–то тайное, мистическое, природное, тяжёлое, оно обхватывает своими липкими руками, увлекает видением, окутывает мороком, заговаривает и нашёптывает – и чтобы вырваться, а, соответственно и выжить, нужно иметь крепкую веру и не природную силу, а всевышнюю защиту. Для Осташи эта защита – батя и память о нём. Другие могут чёрту продаться, бесов призвать в помощники, у ведьмы защиты просить, но, как не крути, главные слова, чтобы спастись от навета, чар и гибели на реке – ,,Господи, прости!'', а для Осташи ещё и молитва своему бате – он был главным в его жизни. Без своего бати он стал отчаянно одинок. Да, он бежал от человека к человеку, всё время он был кому-то нужен, его спасали или пытались убить, бабы любились с ним, а добрые люди делили хлеб. Но все равно это было одиночество, потому что никому не было дела до его правды. И он многое пройдёт, многим пожертвует, многое узнает – непросто ему это дастся: его можно осуждать, подвергать критике его поступки, но не сочувствовать ему нельзя – и ещё неизвестно, какова будет его дальнейшая жизнь – Чусовая ничего не забывает и не прощает.

Книга написана просто здорово: отличный сюжет, интересные герои, интрига, множество историй, баек, сказок, поверий, которые украшают историю и подчёркивают глубину старых верований. А уж сплав по Чусовой, хоть и не очень то радужный, наполненный потерями и выбором, но где каждый камень, каждая скала, каждый поворот имеют своё название и свою историю описаны так замечательно, как–будто видишь всё это вживую. Спасибо Автору за ещё одну интереснейшую книгу.

Все, что хотела написать, до меня уже написали в своих отзывах. Но не написать не могу.

Поставила 10 баллов в первую очередь за то полное погружение в описываемую эпоху, которого не испытывала уже давно. Я читатель с большим стажем, и чего только не читала. Но на протяжении всего «Золота...» много раз восхищенно удивлялась, как человек может написать такое за достаточно короткий срок (не знаю, сколько писал, но наверно лет 10 было бы минимумом для меня, это ж какой объем информации надо перелопатить и сколько знаний приобрести! И кто-то опять же написал, что подтверждает документальность основных приведенных фактов того времени).

Столько старых словечек, столько бытописания, столько природы! Отношение людей того времени к рождению, смерти, блуду, вере, правде и т.д. показано через призму романа абсолютно правдоподобно. У меня не вызвали удивления ничьи поступки и слова, все очень органично и естетственно, на мой взгляд. Ни, как тут написали, «плейбойство» Осташи, ни «много эротики», ни постоянное «насильничанье» (почему то многих именно эти моменты задевали, а ведь сейчас все гораздо более похабно и развращенно в нашей жизни), ни «легкость убийства» и т.д. Я лично верю, что именно так все и могло быть в те времена.

Современность романа для меня чувствуется только в самой детективной завязке, когда мы вместе с Осташей постепенно вырисовываем картину произошедшего с отцом.

Я — коренной житель Урала (Екатеринбург), моя бабушка из семьи кержаков, которые ранее бежали на Урал. Так что некоторые топонимы мне знакомы лично, как конечно, и главная героиня — Чусовая. А с Волчихи около Ревды мы сейчас катаемся на горных лыжах). Может еще и поэтому все воспринималось мной абсолютно естественно, возможно некоторые слова у нас до сих пор в ходу, а для людей из других регионов — они в новинку.

После этой книги мое желание больше узнать и увидеть воочию на моей малой родине возросло во сто крат, я тоже готова с картой в руке проходить все те места, по которым путешествовал Осташа, а сам интерес к истории края вообще только что пробудился. И именно за это огромное спасибо Алексею Иванову!!!

И да, скалы на Чусовой никакие не огрызки (специально для отзыва vsvld)!

Сложно, ох как сложно отозваться об этой великолепной отталкивающей книге. Возможно, только – меня. Специально усложненный архаичными терминами и допотопным стилем изложения текст довольно быстро – спустя каких-то полторы сотни страниц – становится удобоваримым, пусть и не понимаешь смысла абзацами, но уже и не перечитываешь вдумчиво, чтоб тот смысл осознать – плевать, для общего сюжета не важно, зато как перекатывается, как журчит текст – нет, не зря этот абзац прочитал. Но как же мне ненавистен главный герой! Хам, гад, сволочь, себялюбец, тварь, паскудник, бездушный поганец, неимоверный ЭГОИСТ. Насильник и убийца. Ни секунды не сопереживал я этому паскуде. И никак не укладывается в моей голове, за что его привечает автор. Нет-нет да припечатает словами второстепенного героя, но далее многостранично оправдает. С каким бы удовольствием я влепил бы книге единицу, если бы возможно было от нее оторваться, если бы, закрыв обложку возвращался разумом в двадцать первый век, а не оставался бы в восемнадцатом, если б не снилась она по ночам… Но ведь закрывая и просыпаясь, я не испытываю приятных эмоций (даже добротный треш дочитывая испытываешь что-то вроде благоговения), нет – злость, отторжение, испорченное настроение, — вот что оставляет после себя этот текст.

И все-таки, меньше восьмерки поставить не могу.

Книга настолько мощная, что написать на неё отзыв оказалось делом очень не простым. Начну, пожалуй, с завязки.

«Золото бунта» переносит нас на два с половиной столетия назад. После восстания Емельяна Пугачёва Пермский край толком ещё не оклемался, ещё не зажили рубцы на человеческих судьбах, а их видимо, покалечено немало.

На реке Чусовая известный сплавщик (сплавлял по воде чугун) по прозвищу Переход, совершая трудный маневр, топит барку. Все выжили, пропал лишь сам Переход и в «казёнке» найден изувеченный труп, как оказалось там перевозили заключенного преступника. До сына Перехода, Остафия, доходят слухи, что его отец умышленно затопил барку, а сам сбежал откапывать мифический клад Пугачёва, к укрытию которого причастен. Молодой сплавщик не может примериться с таким наговором, потому как уверен, что его отец человек чести. Кроме того, тени сгущаются и вокруг самого Остафия, его не берут в гильдию, пытаются подставить, совершаются покушения на жизнь. Кто стоит за слухами и клеветой, почему на Осташку началась травля, почему затонула злополучная барка и где же зарыт клад Пугача, вот те вопросы, на которые предстоит ответить главному герою.

Первое что бросается в глаза, это язык. После прочтения «Сердца Пармы», я был готов к тому что, скорее всего, опять будет много старославянских слов и невероятно красивые, даже где-то вычурные, описания природы. Но специфичная терминология сплавщиков меня таки ввела в ступор. Немного поработав со словарём, а где-то понимая смысл по наитию, к концу первой части я освоился и уже получал удовольствие на полную катушку. И было от чего. Сюжет цепко захватывает внимание читателя и несёт по ухабам и омутам потрясающей истории. Алексей Иванов как отличный рассказчик, умело драматизирует, нагнетает обстановку не только с помощью тайн и загадок, но многочисленных бесчинств и вопиющей жестокости, как по отношению к главному герою, так и обычным людям, проходным персонажам. Тем самым, возбуждая в читателе праведный гнев, заставляющий сжимать кулаки и скрежетать зубами. Но именно жажда возмездия, в том числе, гонит нас по сюжету, не давая времени не вздохнуть, не выдохнуть.

Алексей Иванов подробен во всём. Будь то быт, обычаи, описание реки или другие приметы времени и места, всё это описано настолько скрупулезно, что не оставляет сомнений, что так действительно и было. Погружение в книгу 100%, затягивает как в омут. Часто читая на ночь и засыпая с книгой, даже во сне роман меня не отпускал. Мне снилась то Чусовая с переборами, бойцами и барками битыми о них, то зимний пермский лес, с пещерами путанными и чудью всякой, разбуженной вогульским колдовством. Этому способствовало ещё и то, что в книге много баек, преданий и легенд, создающих великолепную и незабываемую атмосферу. Не раз в романе нагонят страху с помощью мистики, древней и по-настоящему пугающей. И она будет органично вплетена в сюжет, как хоть и необычное, но вполне возможное явление в то время.

Понятно, что в большинстве своём люди в романе это дети своей эпохи, но в голове всё равно не может уложиться некоторые поступки персонажей книги, включая и главного героя, настолько они бывают черствы, если не безжалостны. Остафий герой очень не однозначный, его душа мечется. С одной стороны он хочет жить по чести, дознаться до правды, с другой, он поглощён жаждой мести и от того жесток. Оправдать его может лишь то, что он чувствует себя загнанным в угол зверем, а потому готов на безумства. И, конечно же, он человек воли, это видят все, и друзья и враги, он как камень брошенный в воду от которого кругами расходятся волны, меняя судьбы, а часто, к сожалению, ломая и коверкая их. Такой характер не может не притягивать самых разных людей и некоторые из них гибнут, обжигаясь о пламя бушующие возле него.

Как и в «Сердце Пармы», Алексей Иванов, снова обращается к теме непростой и испепеляющей любви. Вогулка Бойтэ лишь отдалёно напоминает Тичерть, но она всё-таки женщина другого рода, а вот с ума сводит Осташку столь же сильно и безжалостно. Сцена безумного совокупления, так это вообще вынос мозга, так что будьте осторожны.

Как отметили другие рецензенты, кульминацией романа является сплав каравана по Чусовой. Это действительно эпично и действительно неоправданно жестоко. Можно верить Автору, можно сомневаться, что такое могло быть, но я читал всё-таки художественное произведение, а потому не то, что допускаю приукрашивание действительности, я её даже приветствую, в разумных пределах, тем более если это сделано так же великолепно, как это умеет делать Алексей Иванов.

Развязка романа меня не просто удивила, а выбила из колеи, я с ней до сих пор в споре. Это не единственный момент, который вступает в противоречия с моими внутренними убеждениями. Но от этого книга только выигрывает, ещё один повод перечитать роман и может быть переосмыслить спорные поступки и их природу.

Финальная же сцена просто шикарная. Трогательная, грустная, чувственная — она очень точно и чётко подводит итог всей истории.

Читая книгу, я частенько заглядывал в интернет, выискивая не только значение незнакомых слов, но и чтобы полюбоваться фотографиями с видами мест, где происходят события этой истории. Разглядывая их, часто ловил себя на том, что испытываю трепет и восторг, как от великолепия природы Пермского края и стихийной мощи Реки теснин, так и от щемящей любви к ним, пусть и заочной.

Без сомнения, книга «Золото Бунта» запала мне глубоко в сердце, но и часть своей души я тоже оставил где-то на её страницах, настолько сильное и глубокое впечатление может оставить этот роман, если вы найдете с ним общий язык. Мне повезло, я с ним слился, проникся и принимаю это с благодарностью.

Все рушится, основа расшаталась,

Мир захлестнули волны беззаконья;

Кровавый ширится прилив и топит

Стыдливости священные обряды;

У добрых сила правоты иссякла,

А злые будто бы остервенились.

Должно быть, вновь готово откровенье

И близится Пришествие Второе.

Тяжкая и горькая книга. Ничтожность человеческих судеб перед силами природы — пожалуй, главная здесь тема. Река — это данность, а вся человеческая деятельность на ней — всего лишь мелкое муравьиное копошение, паразитизм. Нельзя сказать, что это злая сила — всего лишь равнодушная. При всем величии и мощи Чусовой по ходу действия романа от ее волн и камней гибнет едва ли больше народу, чем от людских рук. И здесь выделяется вторая важная тема — о том, как самые благие намерения оборачиваются великим злом.

Главному герою нельзя не сочувствовать. Своей порывистостью, хитроумием и сноровкой он вызывает симпатию. Его дело — правое. Но Боже мой, сколько страданий он принесет всем, без исключения окружающим его людям! С определенного момента начинает казаться, что по его прямой и косвенной вине погибло едва ли меньше народу, чем от рук братьев-разбойников. Но Осташа осознает это лишь в самом конце, а до той поры идет вразнос, ослепленной дикой обидой, жаждой мести и правды, и своими личными демонами. Но он уже ничего не сможет исправить.

Что больше всего тяготило меня при прочтении книги: как люди без сопротивления и даже с готовностью творят смертельное зло, легко разбрасываются даже собственными душами, не говоря уже о чужих. Всеобщие озлобление и ненависть, безнаказанное насилие и произвол, беспомощность и даже порочность добра — вот такая атмосфера царит в романе. Навевает какие-то библейские, апокалиптические настроения. И когда я перелистнул последнюю страницу, я вспомнил строки Йейтса, вынесенные в начало.

Просто захватило дух: дикие и живописные виды, энергия и бескомпромиссность героев, смешные и страшные жизненные истории. А главное – какой-то новый тип достоверности. Тот самый «книжный 3D», когда отпечатанные типографским способом значки приобретают силу заклинаний, перенося тебя в иную реальность – настолько, что ее прямо-таки ощущаешь кожей. Неделя жизни там, в XVIII веке, среди сплавщиков, беглых преступников, остатков местных племен, крестьян и прочего мимохожего люда. Среди взаимных предрассудков бар и крепостных, среди темных суеверий, вдруг оборачивающихся самой что ни на есть всамделишной стороной.

«Знаешь, вот я когда читаю Акунина, то восхищаюсь его способностью закручивать интриги в самых разных эпохах и странах, но всегда вижу за спинами действующих лиц раскрашенный задник. Когда Иванова – погружаюсь в созданный мир, просто дышу им и верю каждому слову». С этой сбивчивой речью роман был отдан на ознакомление моему редактору, даме с крайне взыскательным литературным вкусом. Примечательно, что, прочитав книгу, она со мной согласилась. Такое бывало нечасто.

Роман ценен своей неоднозначностью. И тем, что его главный герой – человек действия. В отличие от князя Михаила из «Сердца Пармы», Осташа не позволил истории увести себя от света и погубить.

Одна из немногих относительно счастливых развязок у Иванова и просто крепко сколоченный детективно-приключенческо-мистический сюжет. Да что там, люблю я его.