Фёдор Достоевский «Хозяйка»

«Говорят, книги человека портят…»

Катерина – главная героиня повести «Хозяйка»

Очень странная повесть, конечно. Знаете, что она мне напомнила? Фильмы Линча. Такая же тягучая, мрачная, иллюзорно-зыбкая, болезненно-сновидческая. Как и в фильмах Линча инфернальное соседствует с обыденным: так, герой повести, свернув с центральной улицы попадает в странный дом с его привратником – плохо говорящим на русском и что-то скрывающим дворником-татариным. Словно исчезает куда-то шумный деловой Петербург и мы оказываемся в пустом, тревожном Твин Пиксе. А еще там есть старушка на антресолях, что то выглядывающая и бормочущая на своем, полубредовом. Что то вроде женщины с поленом. Ну и главные жильцы – старик Мурин, человек, видимо, с деньгами и еще какой-то тайной силой над, собственно, вторым жильцом, «любушкой» Катериной (ну а это мне напомнило, разумеется, «Синий Бархат» и героев, которых исполняют Деннис Хоппер и Изабелла Росселлини. А сам Василий Ордынов – герой Кайла Маклахлена из этого же фильма).

События повести в какой-то момент проваливаются в сон, грезу, время растягивается в тысячелетия, нить бытия рвется, всё заполняется тревогами и страданиями. В бреду появляется фигура какой-то куклы изводящей главного героя своим преследованием; пробуждение ото сна сопровождается припадком Мурина, его искаженным лицом, пеной изо рта. А потом его припадок оборачивается хитрым прищуром и громогласным смехом – а не было ли все это инсценировкой, бесовским наваждением? Сложно понять что происходит, а что только чудится, где белый вигвам, а где черный, где Купер, а где Боб.

Единственный рациональный и понятный субъект повести – чиновник Ярослав Ильич, вносящий хоть какой-то порядок в происходящее (а стало быть, он напомнил мне шерифа Трумэна). Благодаря ему и получится съехать с квартиры, да и события получат хоть какое-то объяснение. Это будет объяснение, конечно же, поверхностное, и вся тайна так и останется сокрытой, но всё же.

Хоть и прочитана критиками Катерина как страдающая пленница, мне она показалась не столь простой. С одной стороны она пленница-страдалица, но ведь повесть называется «Хозяйка», а значит не столь она и несвободна. И все ее явления Ордынову сопровождаются каким то помрачением рассудка, околобредовым состоянием и словно похмельем. Разговор с ней, попытка доискаться правды ни к чему не приводит, на все вопросы хозяйка отвечает что-то бессодержательное: любовь, люба, любушка, радость моя, голубушка, ненаглядная, и т.п. И кажется мне, что всё это неспроста, и за всей этой красотой и беззащитностью тоже скрывается бесовщина и тьма.

Жуткая повесть. В смысле, до жути интересная.

В этой повести я внезапно увидел то, что ожидал увидеть в «Двойнике» (но не увидел) – фантастически гофмановскую (иногда гоголевскую) историю полную тревог и намеков. Как и у Гофмана, она романтична и страшна. Как и у Гофмана, в неё есть какая-то двойственность – реальность и нереальность, смешенные так, что их трудно отелить, и, в конце концов, придти к одному выводу – было ли рассказанное Любой правда, или же тут и вправду замешана душевная болезнь. Как и у Гофмана, тут проскальзывает какая-то иллюзорность, особенно в тех призрачных сказках о колдунах и разбойниках, что герой слышит в болезненном полусне. Как и у Гофмана, есть страшная, таинственная предыстория. Как и у Гофмана (особенно в его «Ночных этюдах»), здесь преступное значит сатанинское; преступления духа превосходят преступления физические (собственно, это и есть «романтизм»); а преступник обладает какой-то гипнотической сверхъестественной властью…

Что же от самого Достоевского? А от Достоевского попытка проникнут в противоречивость человеческих желаний, стремлений, в противоречивость человеческой психики – особенно ярко, почти патологической, женской. Это близко к тем детективным историям, которые ведутся от лица жертвы. Да, впрочем, и сам герой тут, в конце концов, тоже является жертвой. И всё это создаёт очень напряжённые сцены (как, например, не доведённый до конца рассказ про Алёшу и лодку в буре на реке – не законченный, но оттого более пугающий), и от этого тревожно за героя, будто оказавшегося в ловушке, но ещё не видящего этого.

Всё бы хорошо, если бы автор кое-где не ударялся в многословие, да ещё в многословие пафосное, с былинной слащавостью (такой даже в сказках Пушкина нет), уходя в былинную напевность. И это для меня иногда разжижало напряжение и уж как минимум загубило, по-моему, одну из самых напряжённых сцен –

Сюжет оригинальный. Молодой ученый Василий Ордынов, искусственно отторгнувший себя от реальной жизни (и все-таки Достоевский счел нужным упомянуть фабульное «объяснение» такого шага — Ордынов получил незначительное наследство), посвятивший всего себя единственной страсти — науке, терпит страшное, трагическое и уже необратимое поражение при первом же столкновении с действительностью, при первой же попытке избавиться от своего одиночества.

«Может быть, в нем осуществилась бы целая оригинальная, самобытная идея. Может быть, ему суждено было быть художником в науке». Но мечты героя рухнули, его опыт создания новой, оригинальной научной системы не состоялся, глубокое душевное потрясение приводит его к состоянию отчаяния, и он просит «исцеления у бога».

Знаменательно, что Ордынов, живущий в мире «химер», сталкивается отнюдь не с повседневной действительностью Петербурга, но с «действительностью», пожалуй, не менее «иллюзорной», чем та, в которой он пребывал ранее. Крайне впечатлительная и незащищенная душа Ордынова вступает в безнадежный для нее поединок со злой волей «колдуна» старика Мурина, в прошлом, как можно предположительно догадаться, «удалого разбойника» и «душегуба», а в настоящем — коварного начетчика-старообрядца.

Под властью Мурина томится молодая красавица Катерина, не смеющая и даже, под гипнотическим влиянием старого «колдуна», не желающая освободиться от своего тягостного и одновременно сладостного плена.

Повесть предельно насыщена картинами галлюцинаций, снов, бреда, таинственных скрещений реальных и «фантастических» происшествий. Интересно, прочесть стоит, проникает в самую глубину души.

Очень странный для Достоевского текст. На самом деле, фабула довольно классичная для ФМ — некий одинокий, скромный, тихий вьюнош внезапно встречает на улице красивую молодую женщину в компании неприятного старика — и пропадает. Сказать, что он влюбился, было бы недооценить Достоевского — там такая буря эмоций в стакане, что назвать это просто любовью значило бы преуменшить. Правильнее будет, что и так не слишком уравновешенный человек слегка спятил, иначе объяснить его последующие поступки не получается. Как-то странно выходит, что в итоге он нанимает у этой странной парочки комнату — и начинается самое интересное. Представьте себе классические русские сказки, ну там, серый волк, темный лес, «ой ты гой еси, добрый молодец» — положенные на сюжеты Достоевского, которые сплошь состоят из того, кто на кого как посмотрел или не посмотрел. Девица, хозяйка, между делом рассказывает вьюношу «всю свою жизнь» именно в таком, очень сказочном стиле, и непонятно, то ли это было на самом деле, то ли это плод чьего-то больного воображения. Потому что по всему выходит натуральная мистика, и в придачу к сказкам является еще неясный злобный старик, которые просто олицетворяет собой мировое зло, при этом неизвестно, кем приходится девице. И весь странный кошмар продолжается некоторое время, пока не наступает эмоциональный (но не сюжетный) пик, а потом сходит на нет.