Ивлин Во «Испытание Гилберта Пинфолда»

Грэм Грин назвал роман очень смелой книгой. Почему? Да потому, вероятно, что автор, говоря о некоем Пинфолде, на самом деле раскрыл собственные внутренние страхи, опасения, предубеждения, комплексы и проч. Грину, который был знаком с Во лично, такие откровения были крайне интересны. Я с писателем, увы, лично не знаком; мне его саморазоблачение показалось в общем-то банальным. Язык в этот раз не произвел на меня особого впечатления. В целом я нашел роман весьма старомодным, а именно, каким-то одномерным, плоским. Комические ситуации, которые возникают в ходе повествования, совершенно однотипны. Безлик даже главный герой, не говоря уж о персонажах второго плана. Основная причина, наверное, в том, что никакой нравственной борьбы, никакого противостояния тем напастям, что одолевают главного героя, я не увидел. Да, есть такие произведения, как правило, небольшого объема, в которых герой как бы пассивен, раскрывается через обстоятельства, которые ведут его. Но на самом деле если такой герой не лишен возможности хотя бы выражать своё отношение к происходящему, то он уже не пассивен. А о каком отношении к происходящему можно говорить применительно к человеку, впавшему в душевное расстройство, пусть даже и временное? Ведь не только реакция этого человека может быть порождением всё той же болезни (скажем, он протестует против того, что с ним твориться, вовсе не оттого, что он такая цельная личность, а из-за того, что у него перевозбуждены те или иные участки коры головного мозга?), но и сама картина происходящая просто может быть искажённой в его деформированном сознании. Кому-то и это может представляться интересным? Но лично мне — нет. При том, что, как я уже сказал, ситуации, в какие Пинфолд попадает вследствие своей болезни, из-за своей болезни, они выглядят рядовыми. Не только современники Во, но даже и его предшественники, умудрялись создать кое-что позатейливее, используя схожий приём — душевного заболевания, пограничного сознания и т.п. Не говорю уж о тех, кто пришел в литературу позднее. — Потому и называю сейчас этот роман старомодным.