Фридрих Шиллер «Вильгельм Телль»

Чем отличается хороший боевик от дешевого? В хорошем боевике нам покажут автокатастрофу, а в дешевом — двух мужичков, один из которых говорит другому — «О, глянь, автокатастрофа!». В данной пьесе тоже есть такая сцена, когда титульный герой расписывает двум удачно оказавшимся рядом рыбакам, как он, обвязанный цепями и окруженный толпой злых рыцарей, ловко сбежал из-под стражи с корабля наместника Гесслера прямо в разгар бури. В целом вся эта сцена является квинтэссенцией пьесы — события в основном не показываются, а пересказываются (например, фееричный пересказ истории как кто-то где-то от подруги друга слышал, что императора убили), Телль летает над сценой как Бэтмен, никто его не видел, но только что тут был, он не столько присутствует, сколько символизирует: не герой, а хоругвь.

Количество появлений Телля в пьесе можно посчитать по пальцам, и все время это поисходит как-то мельком, на бегу, так что он совершенно не производит впечталение главного персонажа. Первый раз Вильгельм Ильич спасает некоего пламенного революционера от царских жандармов, героически переправляя его через бушующее озеро. При втором появлении он промывает мозги сыну, что мол, горцы засегда лучше этих жителей равнин, которые рабами были, рабами останутся, не то что наша швейцарская отчизна, полная freiheit (свободы) и демократии. Третий эпизод — тот самый, с яблоком на башке, написан из рук вон плохо, никакого напряжения, пока Телль стрелял, автор ловко уводит от него внимание каким-то дурацким диалогом левых персонажей: все случилось настолько внезапно, что даже местный злодей Гесслер удивился — мол, что было, я моргнул, перестреливайте. Использует, кстати, Телль вовсе не лук, а устройство под названием armbrust, то бишь арбалет, что вероятно, также должно что-то символизировать. Потом сцена с автокатастрофой монологом о чудесном спасении, и наконец, героическое, из арбалета, спрятавшись за кустом, убийство имперского сатрапа Гесслера. Да, там еще есть концовка, но она настолько непотребна, что я даже упоминать ее не буду.

Большую же часть пьесы, когда Телль бродит за кулисами, занимает процесс кучкования местной буржуазии, недовольных тем, что над дворе средневековье и устаревшие феодальные отношения. Они распевают революционные песни, машут кулаками и толкают затянутые интеллигентские речи, в которых каждое второе слово — freiheit, каждое третье — tyrannei. Параллельно всем присутствующим рассказывают о том, какой нехороший человек, буквально редиска, landsvogt (наместник) Гесслер. Я не знаю, возможно Гесслер действительно был негодяем (Макс Фриш с этим не согласен), но Шиллер как-то уж сильно перегнул палку с черной краской, изобразив его какой-то помесью Волан-де-Морта и Гитлера.

С тем, что пьеса крайне неисторична (даже имя императора выдумано) и тенденциозна, можно было бы легко смириться — не трактат, в конце концов, никто документальности не обещал, но она еще и крайне скучна, неубедительна, уныла и зевотна до безобразия. Почти все персонажи напоминают марионеток, значительная часть действия происходит в темном углу, а сам Телль больше всего смахивает на горельеф с изображением всем известного деятеля с лысиной и бородкой, указующего пухлой ладошкой в светлое швейцарское будущее.