Стефан Цвейг «Фантастическая ночь»

Меня редко привлекает литературный жанр психологической драмы, и еще реже я встречаю в нем произведения, которые производят на меня глубокое впечатление (случаи отвращения не беру в расчет). Одним из таковых оказался рассказ Стефана Цвейга «Фантастическая ночь».

В вводной части повествуется о том, как барон Фридрих Михаэль фон Р. после нескольких лет сибаритского (в современной трактовке — в широком смысле потребительского) существования в высшем свете Вены утратил вкус ко всем мирским удовольствиям и радостям. Все теперь безразлично ему и воспринимается как пустое и фальшивое; наступило тотальное психологическое омертвение. Барон испытывает тоску по подлинности бытия и общения и оценивает себя как отброс жизни.

Эта идея не особо оригинальна, но заинтересовала меня тем, по какому пути пойдет развитие сюжета. Было ясно, что намечается какая-то радикальная пертурбация; именно ее определяет слово «Фантастическая», вынесенное Цвейгом в название. В принципе, я уже заранее понимал, что герою предстоит некий спасительный катарсис. Вопросов было два — какой именно, и будет ли он подлинным?

Этот странный и неожиданный психологический процесс составляет содержание событий Фантастической ночи (на самом деле временной период несколько больше, но образ Ночи служит сумрачной аллегорией, поэтому она вынесена в название). Отмечу, что на меня произвело огромное впечатление не столько это содержание, сколько то, с какой выразительностью и художественным богатством описано оно Стефаном Цвейгом; это признак несомненного таланта. Что касается событий Фантастической ночи, то их можно кратко охарактеризовать как следование по удивительному пути от бесчестья к экстраординарной щедрости и столь же экстраординарному дружелюбию к людям. На этом пути (побывав, в том числе, на социальном дне) главный герой приобщается к патологическим (на мой взгляд) страстям, главной и итоговой среди которых становится безудержное желание «отдавать». Так барон обретает доселе неведомое ему чувство полноты Бытия.

Приведу две важные для анализа рассказа цитаты, описывающие состояние главного героя после этого перехода к «просветлению» (специально беру в кавычки):

«Я стал вдруг на все обращать внимание, ничто мне не безразлично. Ежедневно, читая газету (в которой прежде просматривал только репертуар театров и объявления об аукционах), я нахожу множество причин для волнения, книги, казавшиеся мне скучными, теперь увлекают меня».

«А тот, кто постиг всеобъемлющую связь явлений, тот не судит, и гордость чужда ему. Перед ним я не стыжусь, потому что он понимает меня. Кто однажды обрел самого себя, тот уже ничего на этом свете утратить не может. И кто однажды понял человека в себе, тот понимает всех людей».

Но обрел ли барон самого себя — или это последняя и главная иллюзия его сознания? Не путает ли он понятия «отдавать» и «отдаваться»? Лично я никак не могу согласиться с тем, что экстатическое растворение в социуме есть «обретение самого себя». Кстати, это мнимое просветление барона фон Р. напомнило мне состояние Томаса де Квинси, описанное им в одной из глав знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум»:

«При всяком удобном случае, стараясь не показаться навязчивым, я по возможности присоединялся к ним, высказывал свое мнение о том, что они обсуждали, и они слушали меня снисходительно, даже когда мои суждения не отличались благоразумием. Если случалось, что заработки росли или хотя бы появлялась на то надежда, если немного снижались цены на хлеб или ожидалось падение цен на лук и масло, я радовался вместе со всеми; когда же происходило обратное, я искал утешения в опиуме».

Этот рассказ Стефана Цвейга, вопреки ожиданиям, почти не имеет отношения к женщинам. Они остаются фоном, таким, что почти не влияет ни на развитие сюжета, ни на мировосприятие главного героя. Это рассказ о пробуждении чувств, но эти чувства не имеют ничего общего с любовью, это чувства, которые создают человека, делают его мыслящим, живущим, а не просто говорящим куском мяса. Возможно, повернись сюжет чуть иначе, и любовь имела бы место, но любовь, как точка изменения — это банально, а Цвейг не хочет быть банальным.

Главный герой — пресыщенный жизнью молодой человек — в этом рассказе будто просыпается. Интересно, необычно, что причиной тому служит преступный и низкий поступок. В преступлении, особенно, спонтанном, видимо, много животного, естественного, а, значит, такого, что способно пробить броню светской человечности, всего наносного, так сказать, цивилизованного. Впрочем, Цвейг не романтизирует криминал, он лишь даёт понять, что самая неожиданная, спорная вещь может быть полезной для личности человека.

Спорт, а именно, скачки — первая сильная эмоция, и она тоже животная, из тех, которые человек не может контролировать. Однако, Цвейг не ведёт героя к падению или удовлетворению низменных потребностей, пусть тоже живых и настоящих. В свою фантастическую ночь острых чувств герой отчаянно хочет творить добрые дела, причинять радость. Он хочет ею делиться и получать тепло в ответ. Он оживает не только по отношению к самому себе, но и к людям, его чувства уже более сложные, такие, что обязательны для развитой личности.

Можно сказать, что он уходит от эгоизма, это так, но он открывается миру, а, значит, теперь он готов к настоящим чувствам, к любви к другим людям, и его ночь — только начало яркой жизни. Конечно, оживанию способствуют колоритные люди, которых он встречает. Полная противоположность ему самому, падшие элементы, но... видя, что они не безнадёжны, становится понятно, что не безнадежен и он — наш герой.

Этот небольшой рассказ лишь о переживаниях, чувствах, это эссе, это жанр дневника, быть может. Здесь нет действия в привычном смысле слова, нет героев, кроме главного, но рассказ удивительно увлекает. Язык Цвейга — чувственный и образный — сам по себе создаёт атмосферу и приключение. Рассказ мужчины о чувствах, а ведь всегда мужчины считались менее эмоциональными. Выходит, часто это лишь маска. Им нравится чувствовать, и они это умеют.