Томас Вулф «Взгляни на дом свой, ангел»

«А просто я безгранично расширил сферу интимного»(с) Я думаю, Томас Вулф под словами Венички непременно бы расписался, бо у него в «сферу интимного» поместился весь мир.

Все сконцентрировалось в шестистах страницах — картинки, звуки, запахи:

«Да, и утренний запах нагретых лужаек с маргаритками; расплавленного чугуна в литейной; зимний запах конюшни, полной дымящегося навоза и лошадиного тепла; старого дуба и ореха; запах мясной лавки — крепенькой тушки ягненка, пухлой подагрической печени, фаршированных колбас и красной говядины; и жженого сахара, смешанного с шоколадной крошкой; и растертых листьев мяты, и мокрого куста сирени; магнолии под полной лупой, шиповника и лавра; старой прокуренной трубки и ржаного виски, выдержанного в бочонках из обожженных дубовых досок; резкий запах табака; карболовой и азотистой кислоты; грубый псиный запах собаки; запертых старых книг; прохладный папоротниковый запах возле родников, ванили в сладком тесте и огромных рассеченных сыров.

Да, и скобяной лавки — но в основном добротный запах гвоздей; химикалий в темной комнате фотографа; и юный запах масляных красок и скипидара; пшеничной пиары и черного сорго; и негра, и его лошади; варящейся помадки; морской запах чанов для солений; сочный запах зарослей на южных холмах; осклизлой банки из-под устриц и охлажденной выпотрошенной рыбы; распаренной кухарки-негритянки; керосина и линолеума; сарсапариллы и гуайяв; и зрелой осенней хурмы и запах ветра и дождя; и едко-кислого грома; холодного света звезд и хрупких замерзших травинок; тумана и затянутого дымкой зимнего солнца; времени прорастания семян, времени цветения и времени сбора спелого осыпающегося урожая.»

Брэдбери пишет: «Томас Вулф проглотил мир и изрыгнул лаву» (с) Кстати, о Брэдбери: по предыдущей цитате ясно видно, откуда взялось запечатанное летнее брэдберианское вино. И конечно, Вулф вполне был способен вобрать в себя и весь космос. Меня удивляет, отчего он не писал стихи, по-моему это было б подходящее вместилище для такого потока эмоций.

Из своих личных тараканов: особенно горькой мне показалась тема родственных отношений, когда родители и остальные домочадцы – не самые близкие тебе люди, когда вы сосуществуете как пассажиры в поезде или постояльцы в гостинице, когда ты слишком поздно понимаешь, чего ты не сделал, не додал, не исправил и всю оставшуюся жизнь мусолишь и оправдываешься, придумываешь тысячу планов и картинок того, что можно было бы переиначить. Напоминание об этом очень болезненно.

"— Дурак, — сказал Бен. — Что ты хочешь найти?

— Себя, и утоление жажды, и счастливый край, — ответил он. — Ибо я верю в гавани в конце пути. О Бен, брат, и призрак, и незнакомец, ты, не умевший никогда говорить, ответь мне теперь!

И тогда, пока он думал, Бен сказал:

— Счастливого края нет. И нет утоления жажды.

— А камень, лист, дверь? Бен?

Говорил, продолжал, не говоря, говорить.

— Ты сущий, ты никогда не бывший, Бен, образ моего мозга, как я — твоего, мой призрак, мой незнакомец, который умер, который никогда не жил, как я! Но что, если, утраченный образ моего мозга, ты знаешь то, чего не знаю я, — ответ?

Безмолвие говорило. (— Я не могу говорить о путешествиях. Я принадлежу этому месту. Я не смог уйти, — сказал Бен.)

— Значит, я — образ твоего мозга, Бен? Твоя плоть мертва и погребена в этих горах; моя незакованная душа бродит по миллиону улиц жизни, проживая свой призрачный кошмар жажды и желания. Где, Бен? Где мир?

— Нигде, — сказал Бен. — Твой мир — это ты.»

КАМЕНЬ. ЛИСТ. НЕНАЙДЕННАЯ ДВЕРЬ

...За всей бестолочью, бессмысленными тратами, болью, трагедиями, смертью, смятением неуклонная необходимость шла своим путем; если малая птица падала на землю, отзвук этого воздействовал на его жизнь, и одинокий свет, который падал на вязкое и безграничное море на заре, пробуждал перемены в море, омывающем его жизнь. Рыбы поднимались из глубин...

Боже, как он хорош. Какая широта, мощь, избыточность смысла в малом отрывке. И небо в чашечке цветка, которое не только видит, но умеет подарить читателю. Так думаешь, натыкаясь у Томаса Вулфа на фрагмент, как в эпиграфе. Жаль, лучшие отрывки хаотично разбросаны по книге, без логики и закономерности. Наткнуться на такой, что найти самородок в рудном отвале.

Нынче много говорят об американских беспорядках на расовой почве, о доходящем до абсурда запрете на «Унесенных ветром». И вот, что я вам скажу, господа, эти люди не читали «Взгляни на дом свой, ангел», слово «негр» в самом высокомерно уничижительном значении встречается в нем стопицот раз.

Я далека от того, чтобы на этом основании обвинять писателя в расизме. С той же презрительной ненавистью он относится к евреям, спортсменам, соученикам и учителям, соседям, постояльцам материнского пансиона, братьям, сестре, родителям. Людей, не становившихся объектом его ядовитой ярости, можно пересчитать по пальцам одной руки, да и то, лишь до момента, когда им случалось сказать что поперек.

Как такое возможно? Как может быть широкий и плодовитый автор тонко ритмичной и удивительно жизнерадостной прозы таким унылым человеконенавистником? Хорош он или плох, в конце-то концов? Почему нет? Литературный талант не гарантирует тех же результатов в прочих областях жизни. Даже большого ума, не говоря о простой человеческой порядочности. Хороший писатель, плохой человек. Случается.

А самая интересная и мощная книга, которая когда-либо создавалась из унылых обстоятельств провинциальной американской жизни, обеспечила Вулфу признание как многообещающему молодому романисту Америки, но в родной Эшвилл, выведенный в книге под названием Алтамонт, он после семь лет носу не смел показать. Верно не потому, что пресытился восторгами поклонников.

История Юджина Ганта, младшего из шести детей в семье владельца мастерской по изготовлению памятников и могильных плит, во многом автобиографична. В реальной жизни детей было восемь, но отец так же сильно пил, а мать была такой же феноменально одаренной земельной спекулянткой. И тоже, купив здание под пансион (Диксиленд в романе) поселилась в нем с младшим сыном.

Так же скверно он обходился со всеми, кто ему помогал и в дальнейшем. Алиса Бернштейн, которая была не только любовницей молодого гения, но и спонсировала его, а главное — верно поняла суть литературного дара и переориентировала с драматургии на крупную прозу, и способствовала знакомству с нужными людьми. Так вот, она была мишенью его упреков в недостаточной лояльности и злобных антисемитских выпадов.

Максвелл Перкинс, один из лучших литературных редакторов своего времени, который работал с Хемингуэем и Фицджеральдом, и которому досталось счастье редактировать роман Вулфа, изначально называвшийся «О, ненайденное» O,Lost, вложил очень много труда в редактирование «Взгляни на дом свой, ангел» — окончательный вариант названия тоже принадлежит ему.

В то время ходил анекдот, что Перкинс не в меньшей степени автор книги, а рукопись, из которой удалось в результате сделать компактный шестисотстраничный роман, ему доставляли на грузовике. На самом деле, Вулф чудовищно многословен и привести роман в подходящий для публикации вид было тем еще подвигом.

За время совместной работы молодой писатель обрел в редакторе отца и духовного наставника. Но расстался с ним, осыпая оскорблениями и обвиняя в выхолащивании своего труда. От этого удара Перкинс так и не оправился, хотя до конца своей жизни говорил, что встреча с книгами Томаса Вулфа была ярчайшим впечатлением его жизни.

А книга-то, книга, хороша ли? Чудесная: горькая, честная, трагичная, забавная, полная стилистических трюков, столь же беспощадная к себе, как к другим. Нет, я не планирую больше читать Вулфа, по крайней мере, не в ближайшее время. Но что-то же есть в нем такое, что заставило Брэдбери написать «О скитаниях вечных и о Земле», а Кинга сделать фразу-рефрен «Ангела»: «Камень. Лист. Ненайденная дверь» лейтмотивом «Темной Башни»

Подробнее: https://www.labirint.ru/reviews/goods/615680/

С замечательным писателем Томасом Вулфом я познакомился благодаря другому не менее великому автору. В чудесной новелле Рэя Брэдбери «О скитаниях вечных и о Земле«герой на машине времени доставляет Томаса Вулфа в будущее. Замысел был таков. Только Вулф, известный своей поэтической, приподнятой манерой изложения, сможет великолепно описать космическое путешествие на Марс. И Вулф успешно справляется с задачей!

Томас Вулф был неистовым писателем. Он вносил бурю, мировые энергии, шторм, во всё, что описывал. Он сумел освежить застоявшийся воздух Америки и поднести к лицам соотечественников огромное зеркало, дабы они узрели в нём себя — достойных и красивых, несчастных и ущербных.

Его романы состояли из множества листов. Часто это были густо исписанные рукописи, помещённые в десятки коробок. Напуганные таким ураганным напором издатели умоляли автора о сокращениях!

Роман «Взгляни на дом свой, ангел» является первым сочинением писателя и, вероятно, лучшим его творением.

Долгое, достаточно подробное повествование о жизни простой американской семьи под мастерским пером писателя превращается в настоящую эпопею, а точнее — в драматический эпос, достойный пера Гомера, Еврипида или Эсхила, которые не раз упоминаются в романе.

Герои книги неотъемлемы от бурной и красивой природы, от вихрей космоса и мировых катаклизмов.

Это силач, скульптор Оливер Гант, мечтающий всю жизнь создать своего каменного ангела. Это хлопотливая и деловитая его жена Элиза, обладающая почти стоическим терпением. Это их сыновья — коммерсант Стив, ироничный Люк, одинокий и талантливый Юджин, а также дочери — деятельная и эмоциональная Хелен и благонравная Дэйзи. Семья в которой взрывчатый темперамент, одновременные ощущения волн радости и несчастья являются обычным явлением.

Пожалуй, наибольшим достижением романа я бы назвал детальное описание жизни и взросления лучшего и наиболее талантливого представителя семьи — Юджина. Его становление в этом сложном мире, как человека, личности, его внутренний мир, его желание вырваться на волю из душного мирка семьи, из узкого мирка учебного заведения, города показаны с большой любовью и очень детально. Юджин жадно любит жизнь, он тонко ощущает природу, весь космос, краски мира, чувства и эмоции людей. Он стремится к любви и независимости и во многом достигает и того, и другого, несмотря на трудности.

Хотелось бы сказать о языке романа. Он очень богат и красив, полон метафор и сравнений.

Вероятно некоторым недостатком романа, на мой взгляд, является стилистический разнобой, постоянная смена тональности. Яркие, поэтические, пышные эмоциональные строки, созданные писателем -романтиком, вдруг сменяются точным, кратким и бедным языком, явно подходящим больше писателю — реалисту.

Также мешает наслаждаться романом его неоправданно большой объём и некоторые повторы. Думаю, что сокращение роману не повредило бы.

Но в целом, Томас Вулф является достойным представителем американской литературы, занимая значительное место в ряду таких титанов, как Драйзер, Хемингуэй, Лондон, Твен, Фицджеральд, Андерсон.

На самом деле все мы призраки на этой земле. Бредем, захлебываясь в своих зловонных страстях, а потом горделиво поднимаем головы, призванные на последний суд, который вершит наше прошлое.

Томас Вулф невероятный писатель, ушедший из этого мира так рано. Утрата! Утрата! На протяжении всего романа “Взгляни на дом свой, ангел”, я приходил в восторг, испытывал нарастающее чувство ностальгии, граничащей со слезами. Все дело в стиле повествования. Текучий, плавный и абсолютно поэтичный слог Вулфа захватывает, унося в своих вихрях на вершины Алтамонтских гор, где затерялся главный город произведения и его семья – Ганты.

Вообще, у Томаса Вулфа каждый роман пронизан автобиографией, причем детальной, благодаря чему чувствуется, что ты как бы касаешься и проживаешь вместе с автором его же жизнь. Конечно, четвертая стена не ломается, однако внутри так и стучат благоговейные потоки.

В первую очередь это история о земной жизни и смерти. А точнее, об одном из множества видов смерти и обо всех сразу. Об утратах, которые мы несем на пути взросления. История становления главного героя, прототипом которого является сам Вулф. В книге его зовут Юджин Гант и он растет в большой семье, чувствует ее корни, влияние, однако понимает, что он чужак, как и каждый отдельный человек в их семье.

Сюжет повествования берет начало с описания его отца и того, как он пришел к своему делу, как обзавелся семьей, как приехал в края городка Алтамонт, а потом повествование красиво перетекает в рассказ о становлении каждого из Гантов. Первые же строки романа наполнены бессмертной печалью, которая томилась в Вулфе всю жизнь, словно в тюрьме. Так и умерла с ним, однако кусочки этой печали, поданные через призму его романов, все же, вышли в свет (спасибо Максу Перкинсу!). Когда я читал “Сто лет одиночества”, то был уверен, что это одно из лучших произведений, но каждый раз меня встречала новая и новая книга, доказывающая, что в мире много непознанного и интересного. “Взгляни на дом свой, ангел” – это высокая проза, проза, граничащая с поэзией и создающая свой собственный жанр. Вулф гениален в своей простоте, потому что все слова ясны (не вычурны), но то, как он сочетает, сплетает их в предложения, в строки, в абзацы – достойно аплодисментов.

И все же роман открывает многие нелицеприятные, но романтичные истины. Все умирает. Мы никогда не вернемся – буквально кричит на протяжении последней трети книги главный герой. Мы никогда не вернемся, потому что колдовские двери в прошлое закрылись. Впереди миллионы дорог, городов и лиц – утраченных, забытых. Да толку их искать. В конце героя осеняет — происходит осознание и его смерть, но не в прямом смысле, ведь смертей на земле бывает множество. Вы ведь знали об этом? Нет? Ну тогда точно догадывались, уверен!

Я призываю вас немедленно открыть ту ненайденную дверь в мир Вулфа, если вы еще не знакомы с ним. Это потрясающе, непередаваемо, потому что слишком лично для каждого отдельного человека.

«…Камень, лист, не найденная дверь; о камне, о листе, о двери. И обо всех забытых лицах. Нагие и одинокие приходим мы в изгнание. В темной утробе нашей матери мы не знаем ее лица; из тюрьмы ее плоти выходим мы в невыразимую глухую тюрьму мира. Кто из нас знал своего брата? Кто из нас заглядывал в сердце своего отца? Кто из нас не заперт навеки в тюрьме? Кто не останется навеки чужим и одиноким? О, тщета утраты в пылающих лабиринтах, затерянный, среди горящих звезд на этом истомленном, не горящем угольке, затерянный! Немо воспоминание, мы ищем великий забытый язык, утерянную тропу на небеса, камень, лист, не найденную дверь».

Кажется, что нет предела этой силе, этой красоте звука и смысла, соединенных в пронизывающие, обволакивающие строки. Книга — история утраты; хроника взросления; созревания; освобождения из тенет семьи, окружения, города. Иногда кажется, что автор, усердствуя над романом, возвышался над всей планетой. История возмужания души столь тонко чувствующей, всем своим существом осязающей бесчисленные атомы мироздания и претворяющей их в слова, величественную песнь, что льется неистощимо. Самолюбование вплоть до нарциссизма, напряжение мысли, борьба с собой, с семьей, миром, чувствами. Повествование на грани эпического, полет разума, путешествие и скитание между мирами, столкновение обыденного и возвышенного, битва, примирение, прозрение... Столько чувствовать, ждать, метаться, мучиться, впитывать в себя и отторгать, чтобы в конце понять, увидеть...