Генрих Бёлль «Глазами клоуна»

Так и хочется сказать – а я думала, что клоуны все веселые, а они… Они оказываются самыми обычными людьми! Со своими бедами, переживаниями, проблемами..

Книга не о цирковом закулисье. Книга даже не о цирке. Книга о Гансе.. Он по призванию клоун… Вот только его жизнь не такая веселая, как его работа… От него ушла горячо любимая жена.. Он получил травму при выступлении, вынужден сидеть без работы. Скопленных денег совсем нет. Да и обратиться за моральной поддержкой, за финансовой помощью – получается не к кому… Сел дома, взял телефон, начал звонить и…и никого не нашел.

Книга грустная… Проблема на проблеме! Взаимоотношения Ганса со своей семьей – очень напряжные. Он не может простить (да наверное никто не смог бы!) своим родителям, что отправили на войну свою дочь 16-ти лет, которая не вернулась с войны. Ганс горячо любил свою сестру! Очень переживает её утрату.. Отношения с братом – тоже не сложились… Что остается? Попробовать петь!..

Казалось бы содержание этого романа ну никак не может быть связано ни с кем из нас — сами подумайте, сколько наберётся на свете людей клоунской профессии, да ещё вдобавок не из цирковых, а работающих по разовым договорам и контрактам... Однако по мере чтения всё больше проникаешься ощущениями, что книга-то написана практически про тебя — разве не было в твоей жизни периода провала и застоя, разве не рвались самые прочные и тёплые искренние связи с самыми любимыми и желанными, разве никогда не перещупывал ты карманы своих ношенных-переношенных-заношенных одёжек в надежде найти там завалящийся рублишко или хотя бы мелочишку, разве не искал ты помощи и участия у родных и близких, у друзей и знакомых; разве не случалось с тобой пусть не всего вот этого перечисленного и поименованного, но чего-то такого, что ощущалось как полное и глубокое падение если и вовсе не как крах...

А ещё этот роман очень похож на исповедь — не ту классическую религиозную исповедь прихожанина перед священником, но исповедь как открытый внезапно сундук со всем нажитым и прожитым и сокровенным — смотрите, люди добрые, чем богаты, тем и рады. А там и исподнее стиранное да и не стиранное тоже, но и костюмчики парадные, и тут же повседневное...

Но ещё одним смысловым акцентом романа (и тут уже ёрничать не пристало, не тот случай) стала тема нацизма и того, как трансформируется немецкий сочувствовавший некогда национал-социализму человек, не говоря уже о активном его стороннике, в тихого и скромного, демократически и гуманистически настроенного обывателя-немца с насквозь христианским сознанием и раскаянием... Вот только не у всякого взгляд изменился при этом, и сквозь умилительные интонации и сюсюкания порой проблескивает прежний оловянный волчий прищур!

Великолепная книга!

«Белый клоун, белый мученик

Ради смеха пьяно-жгучего

Будет издеваться над собой…

Вечером здесь у него заботы,

Ведь униженье — его работа,

Но посмеется последним наш невидимый герой».

(«Viva Kalman!» © «Агата Кристи»)

Один мучительный день из жизни Ганса Шнира: день, когда он мечется по маленькой квартирке, по закоулкам своего кипящего от ненависти мозга, по всей своей полной отчаяния жизни.

Он неврастеник, это ясно. И мозги у него действительно кипят: каждый взгляд, каждое действие вызывают к жизни лавовый поток воспоминаний — иногда и о том, что в действительности никогда не происходило. Шнир часто говорит о себе «рассвирепел» (вспомнился Моржов Алексея Иванова: «быстро и хладнокровно пришёл в бешенство» — вот очень похоже).

Бёлль — любимый писатель моего папы. Когда ещё он советовал мне эту книгу почитать. Тогда — да, наверное, взяло бы за душу и вывернуло наизнанку. Сейчас — нет. Сейчас таких ГГ в избытке. А в те времена, наверное, Шнир редкостью был: такой откровенный социопат, эгоист и тролль.

Вполне понимаю, почему «Глазами клоуна» издали в СССР (а ведь в ту пору подход к переводам и изданию зарубежной литературы на «партийном» критерии основывался; именно поэтому мы знали Родари и не знали Толкиена). Шнир против войны, против капитала, против церкви. Хотя это его отношение — сугубо личное: война отняла у него сестру, капитал — родителей, а церковь — брата и любимую женщину. Но кто из стоявших у руля стал бы обращать внимание на такие «мелочи».

Взаимоотношения персонажей густо — гуще некуда — замешаны на религии, эту тему предпочитаю не обсуждать лишний раз.

Несмотря на лапидарные описания действующих лиц, они долгое время продолжают оставаться картонными статистами все-на-одно-лицо (и немецкие фамилии тут вовсе ни при чём), да так оно, в сущности, и есть: это люди, которых Шнир ненавидит. Надо ли о них ещё хоть что-нибудь говорить? Жаль мне только, что не получила развития линия отношений Шнира и его импресарио Цонерера: что-то такое тут напрашивалось, вроде «Дягилев/Нижинский» — только, разумеется, труба пониже и дым пожиже.

«— С вашей стороны было просто идиотизмом согласиться на снижение гонорара. Контракт есть контракт... и раз произошёл несчастный случай, вы были вправе прервать выступление.

— Цонерер, — сказал я тихо, — в вас действительно заговорили человеческие чувства или...

— Чепуха, — возмутился он, — я вас люблю. Если вы этого до сих пор не поняли, значит, вы глупее, чем я думал, и, кроме того, с вами ещё можно делать деньги. Только перестаньте пьянствовать. Это ребячество.

Цонерер был прав. Ребячество... Он нашёл нужное слово».

На месте Цонерера многие читатели, наверное, нашли бы другое нужное слово — покрепче. Когда Шнир, весь такой отчаявшийся, униженный и оскорблённый, выпросил у Эдгара денег и тут же уехал от него на такси, я просто начала ругаться в голос. Практически ненависть… и тут же эпизод с их (Ганса и его Geschwister) детским постоянным голодом. Хоть плачь. Нельзя же так. Мне остро захотелось спросить у своих детей, помнят ли они, что в детстве им пришлось голодать. И в то же время страшно. Нет, лучше не надо.

Даже в истории с Марией, которую Шнир любил и потерял, не удаётся однозначно ему сочувствовать. Вот то ли «так ему и надо за то, что он такая сволочь», то ли «он такая сволочь, потому что вон сколько на него свалилось». И сама эта неоднозначность — наиболее серьёзный плюс произведения.

Очень интересны и по-настоящему ценны размышления Ганса об искусстве, о его правде, об отношении к нему в обществе, о сущности таланта и горечи его утраты — пусть неявно, но в то же время отчётливо эти темы пронизывают весь текст. И вот это меня за душу взяло, в самую сердцевину попало:

«…когда я показываю один и тот же номер в десятый или в двадцатый раз, он мне настолько приедается, что на меня нападает — в полном смысле слова — припадок зевоты; с величайшим напряжением приходится сдерживать мускулы рта. Я сам навожу на себя скуку. Стоит мне представить себе, что некоторые клоуны лет тридцать подряд проделывают одни и те же фокусы, как сердце у меня сжимается от страха, словно я обречён съесть мешок муки ложку за ложкой. Все, что я делаю, должно радовать меня самого, иначе я заболеваю».

Перевод мне попался немного дурноватый, периодически спотыкалась о какие-то нелепости. Например, «не имел ничего во рту», в смысле «не ел». По-русски можно же было сказать «не было ничего во рту». Или ещё: «перехватил через край». Извините, или «хватил через край», или просто «перехватил» (но тут путаница со значением о еде). Или об отце Шнира: «Почему, выступая перед экраном телевизора, он говорил о долге перед обществом…» О_о «с экрана телевизора», «по телевидению», «перед телекамерами», в конце концов. «Перед экраном телевизора», извините, один Сергей Юрьевич Беляков из Таганрога выступает :-/

Вот ещё о чём следует сказать: «Глазами клоуна» — очень немецкая литература. Конечно, ближайшие ассоциации скорее с Максом Фришем напрашиваются (и не с «Назову себя Гантенбайн», как можно было бы ожидать, а с «Человек появляется в эпоху голоцена»), но я, пока читала, не раз и не два вспомнила Германа Канта. Вот его я читала как раз в то время, когда надо было бы Бёлля прочесть. «Остановка в пути» и «Актовый зал» очень понравились, «Выходные данные» — чуть меньше. А нынче, верная своей привычке «ветвиться», была обескуражена тем, что информации о нём в сети — минимум; с трудом удалось даже установить годы написания вышеперечисленных произведений (соответственно 1977, 1965, 1972), а в Вики на Германа Канта даже отдельной странички нет. Лишь в огромной статье «Немецкая литература» он упомянут в разделе «Литература ГДР» — в общем списке с уничижительной строкой об авторах, произведения которых издавались потому, что были угодны режиму :(

Жалею ли я о том, что не прочитала «Глазами клоуна» тридцать лет назад? Да. Жалею ли я о том, что прочитала эту книгу сейчас? Нет.