Софокл «Эдип в Колоне»

Эта последняя, закатная пьеса великого греческого драматурга, который, сам того не ведая, пронзил своей мыслью целые пласты веков, пережил исчезновение собственного мира, и стал далёким голосом времён, которых не повторится уже никогда, людей, которые никогда более не заговорят на родном языке высокой аттической речи. И сам драматург прожил долгую и плодотворную жизнь, ведь создавая последнее своё произведение, он практически перешагнул девяностолетний рубеж...

И «Эдип в Колоне» являет собой настоящий гимн жизни и памяти, своего рода подведение итогов целой эпохи и разных преданий героической эпохи, и тех, кто умирает вместе с ней. Когда любящий сын подавал в коллегиальный суд Афин, прося признать недееспособность отца, престарелый Софокл всего лишь прочитал отрывок из этой пьесы, по всей видимости, речь Эдипа к сыну Полинику, и потряс присутствующих силой и выразительностью слога, глубиной и мудростью. Это был прощальный подарок старца родному полису.

Престарелый Эдип, согбённый своими грехами, приходит в пригород Афин — Колон, умирать, и прощается со старым миром. Здесь продолжается его яростная схватка с дядей-шурином Креонтом, желающим пленить слепца, тоже вскоре обречённого быть застигнутым роком, здесь он фактически проклинает поход «семерых» против Фив, обрекая на гибель собственных сыновей, здесь он благословляет Афины и их великое будущее. Именно в этой пьесе показана вся любовь Софокла к своему городу, приобретшей столь резкие и яркие черты по времена Пелопонесской войны. Благородный Тесей здесь предстаёт настоящим правителем, великим и мудрым, благородство которого станет залогом будущего, вместе с тенью старца Эдипа...

Того самого Эдипа, который был проклят. но теперь, умирая, он смиряется со своей участью, смиряется с роком, и с благородством принимает свою кару. Его страдание и терпение открыли перед ним врата бессмертия после умирания, включения в сонм покровителей Аттики. Смирение с роком, и будущей смертью — разве не это должно волновать престарелого драматурга? Однако гимн жизни для него более естественен, ведь он смотрит незримыми очами Эдипа в Вечность, твёрдо готовясь сделать шаг в него.

Таков прощальный поклон драматурга всем нам, всему миру. И в какой-то степени он ведь прав — ведь мы слышим его голос до сих пор, когда его Афины превратились лишь в память и камни. Это ли не бессмертие?