Иван Гончаров «Обыкновенная история»

Соглашусь полностью с мнением prouste от 30 ноября 2020 г. Лучшее, что есть в романе, это встречи дядюшки и главгера. Ещё бы отметил диалог в начале и в конце романа Евсея с ключницей.

Динамичные, «двигательные» сцены дались Гончарову хорошо, с лёгким юмором над персонажами, с запоминающимися деталями, (обжористый недопомещик-прилипала забавен), но... лучше бы это и вправду была бы пьеса, а не роман.

В романе И.А. Гончарова на примере Александра Адуева (Адуева-младшего) – главного героя произведения – продемонстрирована эволюция мировоззрения человека, столкнувшегося с «обыкновенными» преградами на пути реализации возвышенных и не знающих пределов намерений. Разочарование в прозаичности и удручающей практичности городской жизни, при этом, предстает вторичным на фоне проявившегося впоследствии разочарования главного героя в самом себе. К последнему его сподвигает Пётр Иванович (Адуев-старший), убеждая как в отсутствии поэтического дара, так и в собственной гнусности (проиллюстрированной, в частности, неуважением к чувствам Наденьки и Юлии).

«Стыдно жить на свете… Как я мелок, ничтожен! Нет у меня сердца! Я жалок, нищ духом».

Способность Адуева-старшего распознать и предвидеть судьбу Александра, при этом, демонстрирует, что дядя и племянник не просто антиподы: хотя бы потому, что первому известно душевное состояние последнего в период его беспредельной восторженности. Отречение от возвышенных устремлений вызвано не столько предпочтением «материального и позитивного» «духовному», сколько осознанием принципиальной невозможности воплотить идеалы последнего в действительности. «Если люди не способны, так и не должно быть…» – в этой цитате, как кажется, заключено примирение с ограничивающими условиями существования, чуждое, например, некоторым героям Ф.М. Достоевского (например, подпольному человеку, не принимающему незыблемость утверждения «2 + 2 = 4»). «Тоска по трансцендентному» не отражена ни в деятельности, ни в сознании Петра Ивановича, что приближает его к крайности рутинного существования, но не доводит но нее.

Каждый сам для себя решит, оправдано ли смирение перед порочностью бытия и собственным несовершенством. Роман, между тем, наводит на соображение, что осознание этих данностей не предопределяет человека к пассивному, чуждого возвышенным исканиям существованию.

10 попыток вспомнить имя Наденьки из 10.

Зовётся город мой — Про-вин-ци-я (из стихотворения Ольги Любимовой, она же Хойти)

Мотивации те же, о которых писал в предыдущей рецензии на радиоспектакль «На дне» — захотелось не просто освежить в памяти сюжет когда-то уже прочитанного и понравившегося романа, а войти внутрь отношений между героями пьесы. Тем более, что актёрские имена Михаила Козакова (дядюшка), Олега Табакова (Ал-др Адуев), Андрея Мягкова (Поспелов) и других актёров «Современника» труппы середины 60-х годов не дают возможности пройти мимо такого соблазна.

Мнение моё ни о книге, ни о персонажах/героях не поменялось. Гончаров просто взял две крайности: максимальный реализм натуры (дядюшка) и чрезвычайную восторженность, романтичность и влюбчивость (Александр и тётушка) и противопоставил эти крайности друг другу. При этом вроде бы вначале ты находишься на стороне дядюшки, ибо восторженность Александра явно не совпадает с ритмами жизни столичного города и не способствует карьере и прочим деловым моментам. Однако когда Александр (да и тётушка) впадают в другую крайность и превращаются в бездушные механизмы, то даже дядюшка понимает, что что-то тут изрядно не так. А тётушка просто обвиняет своего мужа Петра Ивановича в том, что он убил в Александре всё живое (не цитата).

Вывод более-менее понятный: любая крайность в характере мешает жить и самому носителю таких черт, и окружающим досаждает. Ровнее и уравновешеннее надо быть. И не витать в облаках, а хорошо знать себя, свой потолок и… и всё-таки пытаться порой подпрыгнуть выше его :-)

А спектакль великолепный, заслуживает всяческого внимания, рекомендую — дуэт Казакова и Табакова непревзойдённый.

Автор поднимает очень много важных вопросов: серьезный вопрос брак по любви или расчёту. Волнения, страдания и романтика или стабильность и имитация отношений. Что будет с человеком отказавшийся от любви, запретившим себе любить и жить чувствами. Другой важный слой, это вопрос : что важнее карьера и деньги или творчество? Ну и конечно, в лучших традициях литературы о месте человека этот роман является классикой. Идея нужности думающего, чувствующего творца обществу , проходит через всю сюжетную линию, иллюстрирующую появление лишних людей .

Вывод для меня однозначен: любите, если любится, живите чувствами и не ломайте себя в угоду денег и карьеры – они вас сделают одинокими, вашу жизнь формальной, а сердце пустым.

Юмор в романе великолепен, над некоторыми шутками смеялся от души. С другой стороны история печальна – отсюда такое обыденное и сквозящее грустью название.

Классика есть классика – много пластов как у большого торта.

Очень рекомендую, читайте и спешите любить –жизнь дарована для этого .

Первый роман Гончарова по прошествии времени весьма устарел. Собственно, он носит не вполне самостоятельный по отношению к Бальзаку характер: «Утраченные иллюзии» уже вышли и ирония по поводу издержек романтических штампов, столкновение идеалов с прозой жизни у Бальзака есть и в «Гобсеке» и в «Отце Горио», которые в России были читаемы. Гончаров и написал с учетом российской специфики «бальзаковский роман» — неоригинальный, хотя авторский стиль диалогов вполне себе самобытен. Собственно, ироничные диалоги дядюшки с племянником, конечно, не уайлдовского уровня, наиболее ценны, смешны и хорошо читаются. Все же заданность, схематизм и рассудочность романа – не вполне справедливо относимые будто бы к свойствам «объективной школы письма», едва ли сослужили роману добрую службу. К высшим достижениям русского романа 19 века я бы «Обыкновенную историю» не отнес, читается вполне себе.

Я не совсем понял, что означает название романа. В чём проявляется обыкновенность этой истории? Она обыкновенна для России? Она обыкновенна для девятнадцатого века? Она обыкновенна для дядей и племянников?

В романе слишком много диалогов. То диалоги Петра Иваныча и Александра, то диалоги Петра Иваныча и Лизаветы Александровны, то диалоги Александра и Наденьки. Прямо не роман, а пьеса. Может быть, Гончарову следовало бы написать «Обыкновенную историю» в виде пьесы?

Дядя и племянник Адуевы задуманы как противоположности: Пётр Иваныч — прагматик, Александр — романтик. Но с течением времени Александр всё меньше становится романтиком, делаясь всё прагматичнее, и тем самым приближается к Петру Иванычу. При этом Пётр Иваныч не становится менее прагматичным, не делается романтичнее. Похоже, что в данном случае Гончаров на стороне Петра Иваныча, а не Александра.

Неувядающая классика, которая каким-то непостижимым образом прошла мимо меня во время учебы в школе и университете. Настоящий кладезь мудрости от человека, о котором до этого знал только одно — он автор «Обломова», которого также до недавней поры не читал. В романе содержится все, что нужно знать молодому человеку о любви и о дружбе, о жизни и о выборе своего жизненного пути, о творчестве и карьере. А главное — о противоречивости человеческой натуры, о ее постоянной неопределенности и непредсказуемости. Каждый в той или иной степени узнает в книге себя, переживания и сомнения главного героя близки и понятны каждому мыслящему человеку, его наивность сразу по приезде в большой город из деревни умиляет, а не раздражает, как было бы у менее талантливого писателя. Барышни в романе не кисейные, а достаточно для того времени волевые и решительные. О дядюшке главного героя, безжалостном разрушителе иллюзий и знатном тролле, я лучше промолчу — это надо читать, а не пересказывать). А еще эти остроумные диалоги! Читая это произведение, не переставал задумываться над тем, каким же был сам автор, живший двести лет назад и имевший такую светлую голову, такой жизненный опыт и прекрасное чувство юмора, и написавший такую актуальную и по сей день дичь (определение не мое, а автора, которое у классиков встретил впервые и именно в современном контексте. Так что, получается, Гончаров не только стал основателем едкого троллинга и черного юмора, который я так люблю, но и ряда новых слов, которые употребляются и поныне). Знакомство с Чеховым, Толстым (Львом), Тургеневым и Лермонтовым (которых перечитывал впервые со времен окончания средней школы) не задалось, но вот новооткрытый Гончаров отправляется на свое почетное место в домашнюю библиотеку рядом с новым полным собранием любимых классиков Куприна и Бунина (последнего, кстати, также открыл для себя очень недавно и случайно — собственно, именно благодаря ему я и продолжил знакомство с русскими классиками). На очереди «Обрыв» и непременный отзыв (скорее всего — более чем положительный).

«Я удивляюсь, почему ваши преступники не указывают в качестве смягчающего обстоятельства редкостное безобразие вашего города.» (не совсем традиционный классик)

«Город — царство, а деревня — рай» (крестьянский народ о себе и еще каком-то народце...)

*сегодня, после немалого затишья, постараюсь уложиться в чеховско-ленинские форматы из серии «кратче, да лучше», но все также буду препарировать русскую классику лезвием остросоциальности с полнейшей серьезностью и левыми экивоками*

Эх, времена проходят, царей расстреливают, генсеков упраздняют, а темы вечные лишь меняют свои обертки. Но ни в коем случае не те вечные романы, в которых вечность предстает во всей своей красе. Как, например, получилось с «Обыкновенной историей» Ивана Александровича Гончарова. Хах, что забавно, тематика произведения очень тесно переплелась с моими личными чувствованиями и невзгодами нуарного донского декабря. Нет, не вбивайте себе в голову, что, мол, ясно все — любовные порывы и падения, как обычно. Отнюдь, товарищи и господа, никак нет! Не случалось их в последний год, к сожалению или счастью, а вот цейтнота везде и во всем, кучи мероприятий, планов и дел, которые необходимо выполнить, отсутствие хоть одной написанной (около)литературной строчки за последние месяца два, не говоря уже о целом рассказе... Вот это, безусловно, я испытывал, да еще как. А почем ж здесь «Обыкновенная история»? Да потому что роман этот не столько и не то, чтобы о делах любовных, а о противостоянии, точнее, контрасте двух миров. Мира Урбанизированного и мира Провинциального (Сельского). Общества и общины по Ф. Теннису или просто Города и Деревни.

Возможно, мне снова привиделось присутствие чего-то не шибко литературного в романе. Вполне возможно, не отрицаю, я снова занимаюсь своими грязными делишками (обсуждении на сайте фантастического содержания гипертрофированно реалистических вещей полититного толка). Ибо сюжет на четыре пятых точно выстраивается в Петербурге, вокруг двух горожан и одного «огородившегося» провинциального дворянина. Собственно, назовем их имена — главный герой, мечтательный Александр Адуев — во всяком случае первоначально романтически и идеалистически настроенный на «большие, великие дела». Его дядя, Петр Иваныч (разумеется, тоже Адуев) — «понаехавший» петербуржец-старожил, чиновник и бизнесмен, достаточно холодный, но прагматичный и далеко глядящий человек с закрепившейся небезынтересной философией. И, конечно же, возникающая под конец первой половины романа жена Адуева-старшего — Лизавета Александрова. Но повествовательный антагонизм между племянником и дедей Адуевыми как бы намекает, что соперничество в полемическом формате ведется не просто между двумя людьми, поколениями, типажами или даже философиями. Словесная борьба с широкой полосой аргументации (которая, естественно, практически всегда завершается в пользу Петра Иваныча, ведь Александр идет путем эмоциональных, громогласных выпадов) представляет собой именно борьбу двух мирозданий. И раз уж два эти персонажа, главных героя, изображают собой эти утрированные, отфильтрованные версии своих вселенных, то стоит прийти и к следующему. Постепенные метаморфозы Александра Адуева, в финале романа становящегося (спойлер!) образом собственного дяди, можно воспринять как метафору неизбежного угасания аграрного мира и вплетание его в индустриализированную, урбанизированную реальность. В «Обыкновенной истории» этапы этого скатывания (или возвышения, кому как по душе) главного героя разделены его романтическими увлечениями. От Софьи к Наденьке, потом Юле, потом Лизе, потом... И т.д., к эпилогу.

Как мне вновь кажется, все и того не проще. Контекст книги надо ловить не только в концепции «полуазиатская провинция vs европеизированная столица». Миры Александра и Петра можно уточнить и очертить гораздо лучше. Здесь представлена приход и борьба буржуазного, мещанского мира с последними феодальными пережитками. Но все-таки не строго в том смысле «феодального» как говорится порой Петром Ивановичем в виде «дикости востока по отношению к женщине», которую он вменяет Александру. Все-таки к Софье и Наде юноша не был так черств как, к примеру, к Юле, которую действительно оградил от всего мира и мужчин в нем, конечно же. А потом от скуки и «слишком легкой добычи» бросил. Здесь я, как раз, вижу уже измененного Александра Адуева — не-совсем-изначального-Александра, а Адуева-младшего в становлении к образу Адуева-старшего. Начавшего превращение в столичного мещанина. Поэтому романное мещанство объявило крестовый поход не против ужасного феодального угнетение женщины, а против положительной стороны добуржуазного общества. Размеренной, не подчиненной получению прибыли жизни, в которую можно было предаваться идеалистическим размышлением (при условии прибывания в верном сословии, конечно). Жизни честной, порядочной, правильной, красивой и счастливой. Даже более — мещанское существование поглощает и убивает в «Обыкновенной истории» деревенскую жизнь. А итог всему этому какой? Ведь до финала книги такой же путь прошел и Петр Иванович. Теперь он, безусловно, опытный, видавший виды, интересный и статный, образованный человек. Но и холодный, расчетливый, без веры в людей и все возвышенное (если возвышенными считать нормальную любовь или должную справедливость), до крайности прагматичный, любящий порой играть другими людьми (в целях, разумеется, «помочь» им), подавляющий большую часть времени в себе практически все эмоции. И все, к чему он стремится — комфорт, удобство и карьерный (финансовый) стабильный рост. И ничего более. Безусловно, под конец книги даже Адуев-старший некоторым образом преображается — в нем просыпается его истинное, забитое Городом «я». Но мещанство все равно побеждает уже в сердце повзрослевшего Александра. Слишком изнеженного своим положением провинциального, но мечтательного дворянина (но и не испорченного им — как нам показывают уже обозреваемый мной роман другого русского классика «Пошехонская старина» и многие иные произведения отечественной литературы), а впоследствии так же, как и дядя, впитавшего мещанскую, почти протестантскую этику и мировоззрение. Из-за чего, как даже Лизавета замечает, ее племянник потерял себя.

Заключая свой сумбурный после долгой паузы отзыв, замечу следующее. Действительно, на театре любовных действий в «Обыкновенной истории» скрывается столкновение мещанского города, холодного, механистичного и выстроенного на культе барыша, со спокойным, честным и добродушным селом. Притом данная конфронтация более смахивает на поглощение и пережевывание буржуазной цивилизацией аграрной культуры с последующим перерождением и слиянием деревенского образа с городскими идеалами, но и некоторым искажением этих идеалов. Как мы помним, представители этих двух реальностей — Петр Иваныч и Александр — взаимно изменились. Кто-то больше, кто-то слабее, но ушли от первоначальных установок. От изначальной гипертрофированности и переизбытка в себе представляемых и защищаемых ими устоев. И выход, конечно, посередине. В том, что Кропоткин подразумевал под симбиозом города и деревни. Создание некоторого срединного, смежного состояния между этими двумя как территориально-административными типами общества, так и между двумя культурами и ментальностями. Уход как от дикости восточной деспотии и феодального патриархального забытья, так и от бездувности, антивозвышенности и опрощении города. Ибо для меня неприемлемы и нелепое простодушие Александра в начале романа, и там же холодные размышления Петра Ивановича о должном браке и грамотном ненавязчивом контроле над супругой.

PS. «Обыкновенная история» показалась гораздо интереснее, живее, реалистичнее и даже комичнее (местами драматичнее), чем «Обломов», хотя последний — более поздняя работа. Не лишен своих слабостей и этот первый роман, например, местами казался странным сменяющийся темп повествования и сюжетных оборотов, но в целом гораздо ближе к настоящей жизни. Остросоциальнее. Хотя и в «Обломове» я кое-чего найти смог...

До какой же степени эта обыкновенная история скучней гениальнейшего и неоднозначного «Обломова«! Перепев на родном наречии «Утраченных иллюзий» Бальзака, который вышел за четыре года до того и, несомненно, был прочитан Гончаровым. Единственное место, где сюжет выходит за пределы скучной обыденности, когда повзрослевший Александр Адуев, говорит дядюшке, на старости лет задумавшемуся о душе: «Поздравьте меня, мой закрытый геморрой стал открытым». Современная медицина лишила нынешних бюрократов этой сомнительной радости. А жаль.

Кого-то улыбнуло, мне история показалась обыкновенной,но трагической!

Про дикое состояние свободы я уже в романе «Мы» читала, но все-таки не думала, что это реальность!

Про то, , как биороботы превращают людей в роботов в фильме смотрела, никак не могла поверить,что такое возможно... Неужели роботы среди нас? Катастрофа!

Как-то так вышло, что в школе Гончаров прошел совершенно мимо меня: «Обломова» я читала, конечно, но без особых впечатлений и уж точно без восторгов. А тут слушаю второй роман и оторваться не могу, диво как хорошо! Если уже «Паллада» был довольно забавным, то «Обыкновенная история» просто изумительно смешная. Это такой прекрасный образчик юмора, когда герои не делают смешные вещи, а говорят (и думают), при этом это смешное выглядит не натужным, а очень естественным.

История, действительно, очень проста: в Петербург из деревни приезжает 20-летний юноша — сам еще толком не знает, зачем. Матушка отдает его на попечение петербургскому дяде, который давно уже переехал в столицу, сделал неплохую карьеру, владеет заводом — и с которым никто не виделся много лет. Юноша мнит себя большим писателем, верит в великую любовь до гроба и доводит дядюшку до белого каления своими «искренними излияниями». Собственно, сюжет строится вокруг отношений дяди и племянника — как дядя пытается его научить уму-разуму и как племянник сопротивляется, раз за разом набивая себе шишки. Это безумно комично. Начать даже с первого визита племянника, который, незваный и непрошеный, нагрянул к дяде с «сопроводительным письмом», в котором матушка предписывала дяде, чтобы он на ночь закрывал рот племяннику платком и крестил. Дядя, сроду не ждавший такого гостя, очень достойно справился с вызовом, надо признать. Хотя вообще внезапно нагрянувшие родственники черт-те откуда — это такое милое общее место, и, кажется, никогда не перестанет быть актуальным — сама несколько раз переживала такие визиты родственников, про которых меня предупреждали, что «ты, наверное, их не помнишь, ну так они к тебе приедут на недельку пожить». Сопутствующие эмоции можно представить.

История, конечно, несколько преувеличенная: дядя представлен таким сухим чрезмерно рассудительным человеком, а юный племянник — феерическим восторженным балбесом. С другой стороны, едва ли не во всех репликах дяди я слышу себя, потому что говорит-то он дело, только у племянника не вырос достаточно мозг, чтобы его правильно понимать.

Разумеется, к истории жизни юноши в Питере прилагаются несколько романов, разочарование в писательстве и прочие очень логичные последствия его поведения. Особенно хороши и забавны нападки Гончарова на романтизм и всякие «искренние излияния». В паре мест юноша открытым текстом заявляет кому-то, что он «лучше, благороднее, достойнее, чем все окружающие люди» или нечто в этом духе. При этом в чем же конкретно заключается его хваленое благородство, не уточняется. Было бы смешно, если бы не было так грустно — увы, и по сей день сплошь и рядом встречаются такие персонажи. Не то чтобы я была против «искренних излияний» — но не нужно подменять ими здравый смысл, а также практическую заботу о других людях, как делают очень многие незрелые личности.

Забавен финал романа: дядя и племянник едва ли не меняются местами. Дядя на старости лет осознал, что чем заниматься карьерой, гораздо важнее позаботиться о не слишком здоровой жене, а племянник собрался жениться по расчету — все еще пребывая в полной уверенности, что он «самый самый». Общее мировоззрение его изменилось, а феерическая уверенность (плод огромной маминой любви, видимо) — осталась.

К сожалению, без цитат не передать, насколько забавен этот роман и насколько точны в нем наблюдения за жизнью, отношениями и т.д. Но и цитировать придется пол-текста, лучше советую всем прочитать — изумительная, ничуть не устаревшая вещь.

Что может быть проще и обыкновеннее истории о том, как мир ломает человека, убивает в нём стремление к прекрасному, превращает его в расчётливого, скупого на нежность и ласку, не умеющего по-настоящему чувствовать прагматика? Пожалуй, ничего. Но и ничего трагичнее этой «обыкновенной истории» тоже не бывает. Гончаров показывает это без надрыва, всячески пытаясь подчеркнуть, что это не только история Адуевых, но и практически любого человека, прощающегося с детством и забывающего о стихах, любовных страданиях, природе, о ребёнке в себе, которого ну никак нельзя было терять.

Дядя и племянник и в начале и в конце произведения — антиподы. Просто роли их в процессе развития действия меняются. Племянник, приехавший в столицу полон прекраснодушных прожектов, но общество не приемлет романтиков, ему нужны практики, как потом окажется, Штольцы, полки Штольцев, дельцов, а не мыслителей. И он превращается в одного из таких: «Как он переменился! Как пополнел, оплешивел, как стал румян! С каким достоинством он носит свое выпуклое брюшко и орден на шее! Глаза его сиялирадостью». В этом стремлении стать деловым человеком Александру удалось, пожалуй, и дядю перещеголять.

И карьера, и фортуна! — говорил он почти про себя, любуясь им, — И

какая фортуна! и вдруг! все! все!.. Александр! — гордо, торжественно

прибавил он, — ты моя кровь, ты — Адуев! Так и быть, обними меня!

И они обнялись.

Вот так и живут, вроде бы умные, добрые, благородные люди. Но что они без любви, без души? Обыкновенная история»

Скучно жить на свете, господа