Роман Шмараков «Каллиопа, дерево, Кориск»

Очень хорошая и весёлая книжка с печальным (но это светлая печаль, радующая если не персонажей, то читателя) концом, написанная эрудитом, который не стремится скрывать свою эрудицию.

Персонажи (едва намеченные фигуры) прогуливаются по лабиринту музея культуры, комментрируют экспонаты и обмениваются язвительными репликами по поводу экспозиционных особенностей. Собственно, это всё, а сюжет служит не более чем смазкой для вращения колёс авторского остроумия. Вся эта «машина юмора» выстроена так хорошо и функционирует настолько безупречно, что единственным поводом к недовольству читателя может быть лишь небольшой объём книги «Каллиопа, дерево, Кориск». Жаль, что она кончается так быстро.

Однако могут быть и другие мнения.

Русскоязычные читатели, увы, привыкли, что русскоязычные писатели ходят на четвереньках, едят с пола и надрывно мычат, стремясь подобными телодвижениями поднять самооценку русскоязычных читателей, которые хоть и не семи пядей во лбу и «умных книжков не читали», но с пола всё же не едят. Они надеются, что читатель скажет «Вот, писатель иванов-прилепин чистая скотина, а я не таков, я выше его».

Но Роман Шмараков писатель совершенно другого (практически не встречающегося в отечественной литературе) типа. Он умный, остроумный, начитаный и таковым же считает своего читателя. Лёгкая книга из разговоров и фантазий, не старающаяся казаться чем-то бóльшим — прекрасный отдых. Всё равно что хорошую лёгкую музыку послушать, Шуберта или, там, Леонардо да Винчи (1690-1730).

Но, конечно, часть читателей, недовольных высоким уровнем интеллектуального и культурного развития Романа Шмаракова, категорически его осуждает. Мне кажется, Роману Львовичу не следует огорчаться по этом у поводу.

Редко попадаются тексты такого плана, что получаешь искреннее удовольствие от самого процесса и больше всего надеешься, что сюжет будет развиваться как можно медленее и доползет до конца еще не скоро. С «Каллиопой» в этом плане ждет некоторое разочарование, потому что читатель еще только вошел во вкус подробностей жизни тетушек Агаты и Евлалии и мистического парада столовых приборов в оранжее, как уже оказывается, что читать-то осталось всего ничего, и сколько ни растягивай, а роман скоро закончится. И если новеллы и «Овидия» можно упрекнуть за единообразие (в последнем случае единообразие жутко смешного безумия, конечно), то «Каллиопа» куда более выверенная и сбалансированная. Вообще с моей точки зрения, это едва ли не идеальный роман, потому что в нем есть баланс двух наиболее привлекательных частей, а именно смешной и, скажем так, «ученой». Кто читал, тот поймет, и да, речь именно о тех самых таинственных сокращенных указателях на места в латинских классиках в частности. Но пусть кинет в меня камень тот, кто скажет, что они не придают едва ли не больший комизм, чем straightforward шутки.

Юмор «Каллиопы» куда мягче (с меньшим градусом безумия), чем в «Овидии», но это значит скорее лучше, чем хуже, потому что смешное безумие изобразить легко, а вот описать житейскую историю, состоящую всего-навсего из несвоевременного падения бюста Буало так, чтобы ваша покорная при одном воспоминании начинала ржать — это дорогого стоит. Вообще это, пожалуй, самое потряюсащее умение автора из всех (даже включая какой-то нечеловеческий багаж по античной классике) — умение правильно выбирать слова и расставлять их на бумаге в правильном порядке, так, чтобы получилось идеальное сочетание. На моей памяти этим отличались только Булгаков и Джером-Джером в переводе Салье. Мне так и не удалось понять, то ли это результат природного дара, то ли долгой работы, скорее всего, одно плюс другое, но не суть. Мне просто физическое удовольствие доставляют такие тексты, я это даже описать иначе не могу.

Формальный сюжет романа — это история про дом с привидениями, в котором неожиданно для себя сталкиваются два знакомых молодых человека, претендующих на любовь одной девушки, дочери хозяина дома. Собственно сюжет романа — это приключения в доме, который по оставшейся за кадром смерти (?) своего хозяина сходит с ума и начинает выкидывать с героями всякие штуки. Дом, как водится, большой, герои переходят по комнатам (спасаясь от того, что они встретили в предыдущей), в меру оставшегося благоразумия то пытаясь единоборствовать с домом, то делая вид, что ничего не произошло. Формально героев два, но по тому, как они общаются и какие внутренние монологи ведут, понимаешь, что на самом деле это автор говорит сам с собой на два голоса. Сам с собой — потому что латинские цитаты без перевода (в середине книги я обнаружила, что перевод таки есть, ну да ладно), на два голоса — для придания живости. Персонажей всего ничего: присутствующие герои и отсутствующие хозяин, его дочь и дворецкий, но это если только не считать ожившую посуду, привидений, дичь в оранжерее и трофейные головы по стенам. При этом автор так ловко строит композицию, что ни на секунду не становится скучно, потому что приключения в доме быстро сменяются вставными историями, отвлеченными рассуждениями и тд.

Про вставные истории надо сказать особо. Они прекрасны все до единой, от первого слова и до последнего. После одного вдумчивого чтения я уже ловлю себя на том, что какие-то куски запомнила наизусть и, признаться, и от цитирования меня сдерживает только то, что их надо цитировать целиком. Затрудняюсь сказать, какая мне нравится больше — пожалуй что про мороженую козу; прекрасный образ, я считаю, глубоко лиричный по своей сути и безумно ржачный в шмараковском исполнении.

Из всех шмараковских вещей, что я читала, «Каллиопа» — сама проработанная, это очень чувствуется. Составляющие ее части, как то: латинские цитаты, смешные истории про кровожадную декоративную капусту, мистические элементы, повороты сюжета, количество и действия героев ивсетакое — идеально отмерены точно в нужной пропорции. Как от ученого, так и от смешного с течением текста начинаешь несколько уставать, как бы хорошо оно не было само по себе, но в «Каллиопе» получитлось невероятно удачное сочетание того и другого, поэтому такой текст можно было бы читать бесконечно. В общем, это, безусловно, лучшее, что я читала у Шмаракова и вообще читала за последнее время.

Плавающий островок.

Ну, раз в год, наверное, надо попадать вот на такой... наверное, абсурдизм в эпистолярном жанре. Книга мне по началу сильно напомнила Флэнн О'Брайен «О водоплавающих», но постепенно оказалось, что тут бреда все же меньше, в том смысле, что автор все свел к чему-то логичному, романтичному и животрепещущему.

Но пока ты ее читаешь, пока до последней главы тебе еще читать и читать, все кажется разломанной мозаикой и что повествование никогда и ничем не закончится. Хоть при этом все движется линейно и герои никуда не пропадают, просто основные события прерываются рассказами одного из героев и в какой-то момент автор очень точно характеризует то, что выдает его герой:

«Филипп сказал, что он понимает, что сказать «вымер» было бы столь же предсказуемо, сколь и бессмысленно, поскольку у меня наверняка найдется кто-то из знакомых, чей пример в этом случае снимет все вопросы...»

И именно из-за этого тебе кажется рассказ сильно раздробленным, особенно из-за того, что рассказ ведется посредством писем главного героя своему другу, у которого есть сестра, и в какой-то момент она появляется в повествовании спрашивая чем же дело кончилось и этот отрывок заключает в себе два переплетающихся между собой прошлых, которое для автора прошлое и настоящее. И вот таких матрешек по всему повествованию огромное количество. Нужно уметь держать в голове чем кончилось дело в основном повествовании, когда в него врезается очередной рассказ, рецепт, измышление.

Наверное, это было бы тем еще испытанием, если бы не юмор автора. Он точно знает, когда подразнить читателя шуткой и какой именно шуткой. Это не откровенные анекдоты, а довольно тонкий юмор, когда ты не смеешься в голос, а довольно хмыкаешь тому, что подметил автор:

«Я с готовностью признал в нем дворецкого. Это они в подобных домах таятся за дверьми, поджидая случая спросить пришельца об обуревающих его желаниях. Психоанализ составил им сильную конкуренцию, но полностью не вытеснил.»

Мало того, автор обладает не малыми знаниями и повергает читателя в сражение с ними. Он с легкостью бросается словами, которые ты возможно слышал только раз в своей жизни и точно не имел и шанса использовать в разговоре. Они не сложны, они уникальны) «Сигиллярия», «ориби», «кондиляртр». Он искусно смешивает известные существующие факты с выдумкой. И всегда вовремя останавливается не доводя это действительно до полного абсурда, его выдуманные факты занимают небольшую часть приключений героев, заставляют их двигаться, проводить в доме поиски, и поэтому книга остается на поверхности какой-то разумности, как вард-и-нил (это слово я вычитала в другой книжке, так герой обозвал плавающий островок растительности на Ниле). Именно поэтому конец книги печально воспринимается и околдованный последним видением, тебе кажется, что и ты начинаешь слышать затихающие шаги Филиппа.

И все же, как бы я не находила у книги что-то интересное, она сильно на любителя, только, если вам нравится метапроза и абсурдизм, только тогда вы сможете погрузиться в эту книгу, наполненную историями.

Чудовищно остроумный и образованный молодой человек является по неожиданному приглашению в замок барона фон Эренфельда, дочери которого симпатизирует, однако вместо барона нарывается сперва на неприятеля детства, потом на призрак барона, а далее на шторм потусторонней активности, сигналом к которому становится военный парад довольно агрессивного столового серебра. Обо всем этом главный герой рассказывает в письмах приятелю, обстоятельно, изящно — и постоянно отвлекаясь на попутные воспоминания, размышления и посторонние тексты, так что к десятому месяцу переписки сам отчаивается довести рассказ о нескольких колдовских часах до хоть какого-нибудь завершения.

Роман Шмараков – доктор филологии («Символический подтекст романа Ф.М. Достоевского “Бесы”» и «Поэзия Клавдиана в русской рецепции конца XVII – начала XX вв.»), переводчик с латыни, знаток всевозможной классики, puppet master и автор блога, постоянно генерирующего массовые веселые умствования. Книга, в общем-то, такая же – закрома дико смешных, местами невыносимо прекрасных умствований, знакомство с которыми заставляет правильного читателя то поджимать пальцы от удовольствия, то, бурча, лезть в словари. У этой книги читатель может быть только правильным — но никак не широким, увы. И дело даже не в формально элитаристских особенностях романа «Каллиопы, дерева, Кориска», который от названия и до примечаний построен на античном базисе, строгом, суровом и все такое, а в том, что мы на этом базисе ногу сломим всем чертям назло. Если бы античные статуи дошли до нас в первозданном виде, мы бы могли восхищаться не только изгибом рук милосской Венеры и суровым ликом самофракийской Ники, но и насыщенностью тонов, а также контрастностью цветового рисунка. Сейчас идея раскраски мраморных памятников кажется чудовищной, хотя казалось бы. А Шмараков, по сути, занимается ровно тем, что мастерски и по всем правилам, которых мы не знаем, рисует портрет эпох поверх слепого белого лица, которого мы опять же не знаем – и боевой раскрас воспринимаем либо как странную шутку, либо как высоколобое кощунство.

При этом автор крайне обаятелен и дружелюбен, и готов не отпускать обиженным никого: не зрящий замаха Лукиана проникнется слогом Джерома или заходами Гашека (я уж молчу про готический роман как класс и школу) – впрочем, и не проникшийся может оценить фразу типа «Я хотел украсить его головой свой забор, как Эномай, но, во-первых, у меня нет забора, а во-вторых, я подумал, что вторую голову найду нескоро, и чувство симметрии заставило меня быть гостеприимным». А таких фраз в книге – в общем, там все фразы такие. Шмараков большой мастер, и мастер самостоятельный, сам выбирающий, к какой из сотен традиций относится сегодняшний фрагмент.

Это, понятно, не подействует на читателя, который предпочитает быть обиженным, недружелюбным и искренне не понимающим, что «весело» не должно совпадать с «ни о чем не надо думать». Остальным истово рекомендую.

*меланхолично* последний раз мне так вредило чтение в глазах окружающих в глубочайшей юности, когда по ряду дебильных причин была я госпитализирована в дурку (откуда, правда, первый же попавшийся профессор вышиб меня через неделю с позором и уничтожением карточки приговаривая «где я вам на всех Академгородковских неформалов койкомест напасусь?») Кто-то из друзей, желая разрядить и так, впрочем, вполне утоленную печаль приволок «Три билета до Эдвенчер». Помните, там они гамаки вешают, а Кутберт питпитпиткая ложится в ноги, и тут убежала анаконда, и прямо туда где готовили карри... Ну вот я ржала так, что упала с кровати, прибежали санитары, и мне таки поставили реланиум.

И вот прошло немного более двадцати лет, сижу я уже в куда более благопристойном помещении, жду группу куда более благопристойных товарищей, а именно бизнесменов и безнесдам, которые ждут от меня что я им буду читать основы управления конфликтами, трое уже пришли и ждут вместе со мной, а я вот читаю книжку, о которой прямо сам автор не поленился собственноручно начертать, что-де, не сумлевайтесь, хорошая. и вот две дамы и бизнесмен смотрят на меня, а я блин ржу и практически падаю с койки, ну то есть за неимением койки с пышного кожаного дивана —

ПОУБИВАЛА БЫ!!!!!!

Хорошо, обошлось без реланиума на этот раз. Хотя, кондиляртры.

Если же серьезно. Книга очень непривычно организована, туго набита ссылками и аллюзиями, но более всего смешит даже не виртуозное жонглирование стилями-темами, а та звериная серьезность, с которой герои и мир вокруг них несут насыщенную академическими цитатами (да просто состоящую из них чуть более, чем полностью) околесицу. Протестировать себя, ваша ли это книга — очень просто; если вы чувствовали, что подробные хронологии Хоббитшира являются натуральным хулиганством, а Дживс — смешнее Вустера, то читать стоит.

Поразмыслив несколько дней, добавляю. Такое ощущение, что современная литература (не то, что ей называют разные комитеты и тем боле учебники, а то, что заставляет встряхиваться и некоторое время тормозить — ибо неожиданно и шаблонов реагирования нет), так вот современная литература все отчетливее рефлексирует на тему обнуления старых кодов и освобождения пространства под медленное проращивание новых. Однако, фаза освобождения предполагает целенаправленную деятельность в условиях полной, и внешней и внутренней, бессмыслицы — старые коды-то не работают. а новые еще растить. Более того, с этими старыми-но бессмысленными надо продолжать иметь дело (хотя бы с помощью бульдозера), а не делать вид, что их как бы нет — чем занята, в частности, массовая литература. Однако, естественной реакцией на бессмыслицу в больших количествах является нервный смех, этакая мозговая щекотка. О, как мне знаком этот рефлекс — задаешь студентам что-нибудь, что выпадает из шаблонов «слушаем лекцию» «решаем задачи» — все, истерически ржут.

И если Дизель-панк, скажем, пытается преодолеть сползание в нервный ржач включением рефлекса опаски «хватит ржать, ОНИ услышат», то Шмараков предлагает в качестве спасательного круга этикет (как светский, так и — в большей степени — академический). Как ни забавно, этикет, как продукт исключительно человеческой деятельности, гораздо более надежен и управляем, чем страх. Он условен, прихотлив, демонстративно бессмыслен, как и вся культура as is, но он дает устойчивость и способность к последовательному поведению в том самом, Маркесовском смысле «да, падре любил полевитировать после чашки шоколада». Так что, возможно, мы на первом шаге пути к спасению.

Классик американской фантастики сказал однажды: из двух людей один мечтает написать книгу. И тут же арифметическими выкладками свой тезис наглядно обосновал, так что и спорить не с чем.

Книгу «Каллиопа, Дерево, Кориск» не смог бы написать каждый второй. Я сильно сомневаюсь, что в мире найдётся более десяти человек, владеющих столь же широким спектром литературных ремёсел, как и Роман Шмараков. Ведь мало просто знать латынь, мало цитировать великих мыслителей, мало шутить изящно и без навязчивости. Мало выписать пару характеров тонкими мазками сюжетной кисти; мало. Так из медицинских препаратов лаборант, сведущий в анатомии, сумел бы сложить гротескное подобие мёртвого тела. Но обратить этого гомункулуса в прекрасное живое существо — вот истинное мастерство, полновесно присутствующее на страницах книги. Алхимия языка, заклинания в письмах.

Рецензор назвал юмор книги «джеромовским», и с этим хочется согласиться. С той поправкой, что герои Джерома К. Джерома были сотворены во многом своей эпохой, и характеры их узнаются более через поступки и мысли, а не через речь. Персонажи Шмаракова, в свою очередь, люди языка и мысли, и молодости, и страстей... и если вы заскучали среди пусторечия и банальности современной фантастики ли, литературы ли вообще — пройдитесь по дому с привидениями, в который вас приглашает Роман Шмарков. И не бойтесь: те призраки не убьют никого, кто сам того не пожелает.

Весело-то оно, наверное, весело... но — о чем? Зачем? При чем здесь — надо думать во время чтения, не надо думать... вопрос ведь не в том, что кто-то не в состоянии читать «умный» юмор. Точнее, считывать, как коды. Тут хоть думай, хоть не думай, но книга откровенно скучна. И бессмысленна по сути. Хотя технический уровень автора и интеллект — безупречны. Да, стилистически отлично все сделано. Да, мощнейший пласт литературно-интеллектуальной игры. Но зевать тянет непреодолимо.

Игра ума ради одной лишь игры ума.

Да и особого смеха у меня чтение не вызвало. Так, пару раз улыбнулся, но все остальные восторженно-захлебывающиес отзывы кажутся какими-то фантазмами воображения.

Оценивать не вижу смысла. Судя по всему, это «вещь в себе» для «понимающих».

Книги Шмаракова еще раз доказывают, что истинное остроумие – не в сочетании слов, а, как справедливо заметил Пушкин, в способности сближать понятия и выводить из них новые и правильные заключения.

К сожалению, Шмараков доказывает это от обратного. Тщательнейше сопряженные слова; неожиданные отсылки к общеизвестным классикам и классикам, забытым всеми, кроме филологов-античников; игра с одним жанром, да с другим, да с третьим... И это довольно быстро прискучивает – по крайней мере, мне такой вид филологического юмора кажется несколько натужным (ни строчки без шуточки с тонкой улыбкой на устах), а главное – бессмысленным. К чему мы пришли? К тому, что мир есть текст? Это не «новые горизонты» (название одной из премий, на которую была номинирована книга), это старые тупики, затхлые коридоры буэнос-айресской библиотеки. Если ценность и смысл произведения ограничиваются его стилем, неудивительно, что благодарные читатели могут вчитать в роман что угодно, увидеть любые глубины. Только не нужно забывать, что это разговор с зеркалом.

При Вашей интеллектуальной деятельности Монтень повседневность, Стаций, Элиан, Диодор и пометка «Seren., v. 997 sq» к гуглу не взывают?

Если «да», то следует вспомнить Рабле с Джеромом. Обращение с эрудитами первого слышно сквозь характерный для второго юмор, который автор имитирует более-менее успешно. Впрочем, если кому приятность под багровой обложкой напомнит рецепт Э.По или «Записки и выписки» Гаспарова в форме романа — без возражений.

Если скажете «нет», если современность ближе, ориентиром послужит отношение к Умберто Эко и Алессандро Барикко. Здесь много от их миропонимания, тона вежливого рассказчика, длинных, лишь пишущему подчиненного коварства, предложений, шаткости границ яви и выдумки, личной отстраненности.

Книгу составили письма подписывающегося «Квинт». В его послания, помимо передачи Флавию новостей о погоде, общих знакомых, здоровье, заботах и поручениях, вложена повесть о чуть детективных, отчасти мистических и полностью абсурдных приключениях в доме барона Эренсфельда, под крышу которого Квинт вступил, дабы соперничать с хорошо знакомым ему Филиппом за руку некой Климены. Таковы сваи фундамента.

Они держат сооружение из протараненных дверей, спасения в оранжерее, примет декаданса, речей по канону риторов, кстати пришедших на ум историй и притч с тетушками, ахейцами, горничными, дядюшками, графинями и прочими эксцентриками, агиографии, этикета, палеонтологии, призраков, редкой велеречивости и угроз побить. Театральная книжность зашкаливает, разговоры ассоциируются с Лемом.

Тот тоже любил играть с растворением, записками, коридорами, библиотеками и ожившей утварью. Но у Лема, даже в самых мутных вещах — вектор, течение, цель. У Шмаракова ясность в ситуациях и эмоциях, хватает динамики (темп из фрагмента про смоление изрядно бодрит), вот только повороты, петли и старицы ему милее достижения моря.

Безукоризненная шутка, пример щедрот ученого стилиста или, похожая на «Венедиктова» Чаянова, демонстрация презрения к заоконной действительности? Книга чудно издана Мещеряковым, читается весело, но на подобные вопросы отвечать не желает.

Остается только, поизящней оформив ярлычок, рекомендовать любителям ар-деко в прозе и желающим проветрить словарный запас.

Образчик претенциозной графомании, когда автор, весьма сведущий в узкоспециальной области ( в данном случае — латинской античной литературе), занялся тематическими вариациями с использованием иного культурного фона. Речь идет, понятно, о готическом романе с привидениями, поисками которых якобы заняты два персонажа. В романе персонажей поболее, с рядом оговорок, четыре. Литературные специфические стилистические игры, подмигивание понимающим. Принципиальный эстетизм как перпендикуляр эмоциональному началу, содержательности. Не соглашусь с характеристиками английским сдержанным характера юмора автора — не он определяет лицо книги. Удивительный масштаб разочарования — с учетом того, что роман написан много позже «Овидия», занятной и остроумной вариацией на тему, словно бы закрытую Райнсмайером.

P.S. Спустя свыше полугода перечитал книжку и в два раза повысил итоговые баллы. Менять первоначальный отзыв несколько нечестно, но по второму заходу надо честно отметить, что книга очень самобытная и перфекционистская. Я вот не люблю Стерна, а книга сделана именно по его лекалам плюс вкрапления латинизмов, которыми изложены байки и анекдоты. Почерк очень вычурный и направленный на усложнение с завитушками любой простой фразы. Следует заметить, что книжка достаточно стебная, а юморески — жанр вполне себе площадной и совершенно не уверен, что вычурности автора, его несомненное стилистическое дарование соразмерны выбранной теме. Отдельные предложения хороши сами по себе — самоценные калиграфически, прямо шедевры ручного творчества, однако по большей части все достаточно скучновато. При этом — любую следующую книгу Шмаракова куплю не глядя.

Книгу я воспринял как демонстрацию мастерства и знаний автора книги, написанной ради этой демонстрации. Есть в романе несколько моментов, доставивших несказанное удовольствие, но в целом после прочтения остался вопрос: И что? И зачем?