Иван Андреевич Крылов «Сочинитель и Разбойник»

При жизни Крылова утвердилось мнение, что под Сочинителем баснописец имел в виду французского философа и писателя-просветителя Вольтера. Первым это мнение обнародовал в «Сыне Отечества» (1819) Н. И. Греч. После того как басня была переведена на французский язык графом Ксавье де Местром и вошла в «Русскую антологию», изданную в Париже в 1823 году, во французской критике развернулась полемика. В статье Баур Лормиана наш баснописец обвинялся в том, что он унизил достоинство великого человека Франции. В ответ на эту статью приятель Крылова Я. Н. Толстой опубликовал в Париже брошюру (1824), в которой писал о неправильности сближения образа Сочинителя с Вольтером. Однако его статья не разрешила вопроса. Другая часть французского общества — прежде всего роялисты, сторонники короля, — были убеждены, что революционные бедствия, постигшие Францию, — плоды учения Вольтера. С. П. Жихарев вспоминал, что граф Монфокон очень полюбил его «особенно за то, что я небольшой охотник до Вольтера, которого он ненавидит, приписывая его учению бедствия своего отечества». Граф де Местр говорил о Вольтере: «Много сделал нам вреда этот человек!» И далее: «Подобно насекомому, которое в наших садах нападает на корни самых драгоценных растений, Вольтер беспрестанно уязвляет своим жалом два корня человеческого общества: молодых людей и женщин; он впускает в них свой яд, который передается от одного поколения другому». Библиограф С. Д. Полторацкий также высказал мнение, что Крылов действительно имел в виду Вольтера, и основывал это суждение на содержании басни. Сам Крылов в связи с полемикой во французской критике отрицал применение его басни к Вольтеру и, по словам поэта Ю. А. Нелединского-Мелецкого (письмо от 20 декабря 1823 года князю А. П. Оболенскому), говорил, что «и в голове у него не было» «метить в Вольтера». Н. В. Гоголь отнес басню не к какому-то конкретному лицу, а к тем писателям, которые избрали «развратное и злое... направление». При всем этом вопрос о Сочинителе как образе басни остается нерешенным. Отказ Крылова видеть в Сочинителе намек на Вольтера может быть понят как ироническая уловка баснописца, который никогда не открывал даже близким к нему людям имена тех, на кого он намекал в своих баснях, и старался не называть «личностей».