Жорж Перек «Исчезновение»

Не отдавайте

«Алеф, борхесово место, где мир открывается весь разом. Что оно такое, если не алфавит?»

Перек «Пространства»

«Исчезновение» или «Исчезание» — что за странный лексический выверт? Нет выверта, второй вариант — попытка более-менее аутентичного перевода; в оригинальном романе отсутствует литера «е» — наболее употребительная во французском языке. Зачем? Попробую объяснить, как я это понимаю, но для того придется обратиться к другой книге. В «Солдатах Вавилона» Андрея Лазарчука описан мир, из которого исчезают привычные вещи и понятия, вымываются смыслы. Как так? Перестают употребляться в речи некоторые слова и выражения из числа сложных или изысканных; забываются целые тома философских трудов. И никто не замечает: да кому они нужны, те мертвые поэты и философы?

Начавшись излишествами, доходит постепенно до вещей обыденных и повседневных, вот уже и радуга четырехцветная. А никто по-прежнему не замечает. Потому что лакуны немедленно заполняются вновь возникшими вещами (в широком смысле). Какими? Прозрачными безглазыми тараканами, способными питаться чем угодно. И человеческой плотью, почему нет? Еще? Кодонами — кибернетическим мусором, побочным эффектом качественного скачка технологий. Экраны во всю стену могут позволить себе самые скромные пользователи, а там не только звук и цвет, но объем, запахи, тактильность, эффект погружения. Хотя просмотр может вызывать галлюцинаторные состояния. Иногда острые. А однажды, очнувшись, не находишь рядом того, кто тебе дорог или себя не находишь

А теперь вернемся к Жоржу Переку. Итак, «Исчезание», что это? Можно рассматривать, как диковинную литературную забаву. Игру, наподобие ребусов, шарад, паллиндромов и кроссвордов, в составлении которых эрудит Перек был большим мастером. Помните скабрезный спич про Отца Онисима, обходившего Онежское озеро? Ну вот, то же самое, вид сбоку, вернее не так — панорамный вид со многих точек, IMAX 3D. Искушенного читателя ждут многие радости и приятные сюрпризы. Не имея возможности оценить оригинала, об обоих вариантах перевода скажу с восторгом: «Исчезание» Валерия Кислова — не только отказ от буквы («о», в данном случае), это еще фейерверк филологических кунштюков всех возможных сортов. Как катание на американских горках. «Исчезновение» Александра Жгировского несколько сдержаннее, серьезнее, но и лиричнее.

Сюжет: в мире начинают происходить жестокие и странные перемены, неимоверно возрастает градус агрессии и никого уже не пугают/не удивляют/не возмущают чудовищные преступления. Более того, они становятся частью обыденности. А потому исчезновение одного человека не должно бы стать резонансным. Однако становится — у него есть друзья, которым не все равно, что сталось а Антоном (Антом). В ходе расследования раскрываются многие страшные семейные, до девятого колена, тайны; извлекаются из шкафов скелеты всех степеней сохранности. Повествование соскальзывает от семейной саги к мыльной опере и взлетает к высотам сложнейших аллюзий, вынося читателя к финалу, который можно сформулировать, как: «в общем все умерли».

В чем смысл? А для понимания, нужно вспомнить о том, кем был автор. Еврейский мальчик, лишившийся всех родных во время Второй Мировой. Отца убили, когда ему было четыре года, мать потерял в шесть, скитался по приютам, позже усыновлен был теткой. Они вдвоем только и остались от многочисленной веселой и богатой семьи. «Исчезание» — это отчаянный крик, обращенный ни много, ни мало, к человечеству. Нет, не боюсь пафоса,есть случаи, когда без него не обойтись. К целому, которое пожертвовало своей частью, потому что проще, удобнее и безопаснее (как казалось) было не заметить исчезновения, чем спасти и сохранить. А после предпочло сделать вид, что не замечает пустоты. Которая потихоньку заполняется безглазыми тараканами.

Там есть вставная новелла — история которую вспоминает Антон о человеке по имени Измаил, лишенном родины парии, выживающем в одиночку на необитаемом острове. Однажды, исследуя местность, он натыкается на дом, оборудованный по последнему слову техники, прекрасно устроенный и наполненный чудесными излишествами. Однако, опасаясь ловушки, предпочитает не вселяться, но какое-то время понаблюдать со стороны. И вскоре к островку причаливает яхта, а дом наполняется вальяжными гостями, которые наслаждаются жизнью всеми возможными способами. Есть среди них женщина, в которую Измаил влюбляется со страстью на грани одержимости. Он решает открыться, но понимает — никто не замечает нашего героя, Фаустина смотрит сквозь него, слуги сквозь него проходят, а подушки софы, на которой только что сидела прелестница оказываются тверже и холоднее камня. И оброненное ею золотое украшение он не может оторвать от ложа, они сплавлены намертво. Они части целого. Мира, который его отринул. Вот в этом смысл, если кто еще заинтересован в его нахождении.

«Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством. А потому не спрашивай никогда, по ком...»

Джон Донн.

Мне роман запомнился скорее как шутка.

Получал ли автор удовольствие при написании книги?

Легко ли роман читается?

Да!

Но сюжет напоминает пародию на нуаровские детективы в стиле абсурда.

О гениальности задумки Перека и тексте, написанном в оригинале без единой буквы «е» я ничего особенно сказать не могу. В переводе А. Асташонка в предисловии так и написано — «хотите, мол, экстрима, выкиньте букву какая вам нравится или не нравится». Таким образом, читать критику на произведение Перека куда познавательнее, чем знакомиться с самим текстом ( в названом переводе!).

Я не могу высоко оценить книгу, сюжет которой напомнил мне болливудскую/бразильскую кинопродукцию с кучей разлученных в детстве родственников. Бывают книги, которые и читаются тяжелее, а в остатке остается куда больше мыслей. А здесь — пустота. Очередной образчик довольно черного юмора на тему «смысл нашей жизни».

Признаться, после первых нескольких страниц я даже глянула ещё раз на обложку, дабы убедиться, что держу в руках Перека, а не Виана. Ассоциации с Вианом возникли уже после прочтения биографии Перека, настолько «виановская» она у него была. Навязчивое это ощущение не покидало меня до самого финала La disparition. И дело даже не в сюрреализме происходящего, при всей фантастичности и притянутости сюжета «Исчезания», трава у Виана забористее. Дело в атмосфере. Ощущения после финальных строк «Пены дней» и тридцать третей главы «Исчезания» были одинаковые. Только от Перека осталась ещё абсолютная уверенность, что я не ухватила и четверти смыслов, аллюзий, лингвистических загадок и ребусов, вложенных в текст.

Несколько раз порывалась даже бросить это непонятное, вязнущее на языке чтение, потому что, как в начальной школе, приходилось проговаривать некоторые моменты, чтобы разобрать что же там к чему. Однако любопытство страшная штука! Держать в руках четыре сотни страниц без единой буквы «о» и не прочитать? К счастью, только первые главы заставляли через себя продираться, а дальше всё пошло как по маслу, то ли мозг привык обходиться без самой частоупотребляемой буквы, то ли увлекла интрига, то ли сказалось переживание за переводчика. Хотя правильнее будет сказать «пересказчика», как сам себя и назвал Валерий Кислов, проделавший, без преувеличения, титанический труд.

Когда я только узнала про La disparition, я сказала «не верю!», потому что даже сейчас, прочитав книгу, я всё равно не могу поверить, что её можно было написать без единой «е» и пересказать без единой «о». Местами при чтении я не могла отделаться от ощущения, что передо мной не русский текст, а какой-то из смежных славянских языков, настолько сильно уходил Кислов в редкие синонимы и образность, чтобы только не употреблять «о». Я почти уверена, что то же самое было и у Перека, но пересказчик сумел разобрать текст и переложить его так виртуозно на русский.

И пусть местами был Бэтмен вместо Фантомаса, Куку Шанель вместо Коко Шанель, Артюр Рембауд и Фёдр Тютчев, всё равно я не устану повторять, что Валерий Кислов гений.

Книга эксперимент, который, безусловно, удался. Роман, где форма превалирует над содержанием, текст, который стоит читать ради текста. А ещё он рифмованный, не везде конечно, всё же не поэма, но в монологах и длинных описаниях упругая рифма подгоняет и облегчает чтение.

Я не пожалела потраченного времени.

Кратчайший пересказ сюжета с раскрытием интриги и финала:

Первые впечатления — ерунда, абсурд и дикая бессмыслица, бред скурившейся жеребицы... Зачем был написан сей крайне надуманный, неестественный и бессмысленный текст? Извращенный писательский эксперимент ради стиля и эпатажа? А разве текст — этакая бутыль, где царит вакуум? А как же синее пламя, мерцающее в глубине бутыли? Где близкие мысли? Где чувства? Накал страстей? Где смысл, чёрт пабьери?

Спустя пятьдесят страниц начинаешь уже привыкать, переживать за нелегкую задачу Кислёва. Радуешься: и сами мы не лычьём крыты и стала нашенских Сенек и шустрых мыслию Перекафф земля рассейская давать!

Чем дальше в лес — жирнее партизаны. Баллы растут — 5 заменяется на 6, затем на 7... Градус интриги усиливается. Уже думаешь: класс! а как сейчас вывернутся ребята без наглеющей буквы? Например, требуется извратить бессмертные пушкинские стихи, где неназываемая буква встречается не раз и не десять, или, скажем, стихи Михаила Юрьевича (у Перека здесь были французские пииты). Или требуется назвать известных людей, где буква закралась в фамилии, и кажется никак уже с этим не сладить. ан нет... извернулись!

Включаешься в игру, выискиваешь упущенные варианты: взамен «living» читаешь «жилище», а Михаил Юрьев заменяется на Михаила Юрьевича.

Читать лучше не сразу всю книгу за раз, а маленькими частями, прерываясь на текущие дела или на краткие привычные тексты — дабы не выглядеть к финалу как близнец Перека.

Издательская заманка не врёт — в книге имеются изящные загадки, причудливый литературный стиль. Есть и кланы, и трупы, и месть. И, тем не менее, мне искренне жаль тех несчастных, купивших «кису в мешке» в расчете на лёгкий авантюрный сюжет. Наивные люди, взявшие эту книгу в разделе детектива, стали жертвами извращённых издевательств садических натур!

В завершение — забавный эксперимент удался, мы имеем еще 1 книгу для людей, умеющих ценить дерзкую литературную игру и шутку.

Результат — 8/из десяти. (рука прям чешется дать 9)

(для нечитавших Перека намёк: найдите в тексте исчезнувшую букву! и берите издание Ивана Лимбаха — «Исчезание«! :-)