Чарльз Паллисер «Изгнание»

Частную жизнь в той же Великобритании можно очень точно охарактеризовать по её уголовному законодательству: уже в георгианскую эпоху кража ценностей из дома, скажем со стола, каким-либо приспособлением через окно наказывалась вплоть до порки, но стоило вору переступить периметр жилища — его ожидала смертная казнь (и величайшим помилованием служила отправка в Австралию, колонию-тюрьму).

И поверьте, людям было что скрывать: супружеские измены, побои жен и детей, наркоманию, педофилию, гомосексуализм (сразу поставим навигатор — гомосексуальность считалась грехом, но это дело между грешником, исповедником и Богом, а вот гомосексуализм подвергался уголовному преследованию — значит, в эти отношения вмешивалось государство и общество), растраты, атеизм (у священников, представьте себе), банкротство и далее по списку.

Т.е., чем постней мины у обывателей и чем длиннее покрывало на рояле, тем больше вероятность что кто-то с этим роялем совокупляется.

Ричарду Шенстоуну всего 17 лет, а этих самых тайн у него, как у богатой невесты приданого: его отчислили из колледжа, он должен огромную сумму денег, он пристрастился к опиуму. Паршивая овца.

Ой ли?

Он вернулся домой, чтобы потерять последние остатки невинности.

Ему пришлось спасаться от тех, кто его должен был спасти.

Оказался разменной картой в хитрой игре близких по крови людей.

По сюжету — это викторианский роман, а точнее — стилизация под неё, якобы найденный и опубликованный автором дневник. Признаться, сюжетом книга серьезней и более зрелая, чем его предыдущие произведения (имхо), она поднимает очень важные вопросы в этом болоте местного общества. И пред нами — на будущее.

1863 год. Дневник, автор которого возвращается недоучкой к своей вполне почтенной семье и ничего не понимает. Темнят и мать, и сестра. О семейных финансах, о смерти отца, об анонимных письмах, о соседях... Кто эти неумелые служанки? С кем его путают, да и путают ли? Сам он тоже хорош: то срывается ночью бегать по полям (зарезан скот), а то пишет грезы о разврате греческими буквами и из комнаты его несет не английским душком.

Паллисер пишет со вкусом. Стиль «Изгнания» — сплошь ассоциации с Уилки Коллинзом, «Лорной Дун», «Домом на дюнах»... Прогулка на болота — единственный способ вырваться из домашнего неуюта. Репутация и приличия как идея фикс («гордость и предубеждения»), наследственные болезни, племянник герцога, богатый дядюшка, старый археолог, дети с придурью, необученная полиция, убийство, гувернантка... Ворона в дымоходе. Долги. Надежды. Деньги и кредит не как заработок или награда, работа это путь в нищету. Зато их можно вымолить, выманить, украсть или получить в наследство.

Атмосфера ранневикторианских обиняков и кастовых барьеров во всей ее литературной неприкосновенности. По вкусу? Наслаждайтесь, переведено нормально, ляпов не заметил.

Детективная же интрига (как и в «Непогребенном» того же автора) заслуживает приставки «квази» или «псевдо». Загадок, грязного белья навалом, ложные следы, разоблачения — но, вместо следования к разгадке, вместе с Ричардом Шенстоуном бьешься головой о непробиваемые стены. Может, могучей интуиции и под силу учесть все намеки, аспекты и оговорки... Но это не детектив.

Помните Гамлета, принца Датского? Вернулся домой из университета, а дома-то отчего-то воняет гнилью, как было написано в плохом переводе «Девяти принцев Амбера» Роджера Желязны, – папа умер при таинственных обстоятельствах, мама ведет себя не комильфо, все что-то от Гамлета скрывают. Как известно, Гамлет взялся разобраться в происходящем. Как известно, ни чем хорошим для него это не закончилось.

Примерно в такую же ситуацию попал и семнадцатилетний Ричард Шенстоун. Правда, в отличие от Гамлета, у самого Ричарда тоже рыльце в пушку: из университета выгнали, пристрастился к опиуму, при двусмысленных обстоятельствах покончил с собой однокурсник, жизнь к тому же портят неприличных размеров долги. Ричарду не очень хочется, чтобы об его грехах узнали родственники. Шила, конечно, в мешке не утаишь, в какой-то момент узнают. Но у самих родственников и соседей столько всяких гадких тайн, что наш Ричард на их фоне – просто агнец божий. А заняться всеми этими тайнами Ричарду в какой-то момент придется, так как это будет не просто способом развлечься в глуши, а окажется вопросом жизни и смерти.

«Изгнание» написано в форме дневника, датированного серединой 1860-ых годов и написанного как раз Ричардом Шенстоуном. Мол, Чарльз Паллисер нашел его в старых архивах и решил опубликовать. Старый как мир прием, столь любимый прозаиками девятнадцатого века. Тут даже есть дежурное предисловие, в котором автор намекает на то, что читателя ждет страшное убийство и до сих пор неразгаданная тайна. В общем, Паллисер в своем репертуаре, он написал немало стилизаций, вот и еще одна. Хотя как и все, что пишет этот автор, это, конечно, не стилизация ради стилизации.

Не смотря на многообещающий зачин в виде интригующего предисловия, первые две трети романа ужасно скучны. Куча мелких бытовых подробностей, нелепых разговоров и сексуальных фантазий главного героя. Прибавьте к этому невыразительных героев: все эти старушки-сплетницы, отцы семейств, ревностные матери, юные девы… Они абсолютно не интересны, и в них легко запутаться. Путаницы добавляет достаточно небрежный перевод. Я не владею английским и не могу ознакомиться с текстом в оригинале, но все эти бесконечные корявости и порой возникающая путаница с персонажами как бы намекают. И все же сквозь всю эту мешанину стоит пробиться, так как она необходима для тщательно продуманной интриги. Вот когда понимаешь, что все это не просто так, что все складывается в изящный пазл, что о приближающейся катастрофе мы могли и раньше догадаться, вот тогда и наступает настоящее читательское счастье. Только, чтобы достичь этого читательского счастья, нужно преодолеть те самые первые две трети, а это не такая уж тривиальная задачка. Единственным утешением на столь долгом и многотрудном пути является то, что главный герой – типичный ненадежный рассказчик. Он наркоман и враль, мечтает стать журналистом. Разве такой человек может внушать доверие? Во время чтения сложно отделаться от мысль, что Ричард специально (или случайно) привирает, описывая в своем дневнике происходящие с ним события.

Детектив детективом (правда, скорее в духе Буало-Нарсежака, а не Агаты Кристи), а Паллисер не просто нас развлекает, он еще и проговаривает достаточно очевидную вещь. Эта ваша старая добрая Англия была не такая уж и добрая. Конечно, мы все об этом знаем, но всегда предпочитаем этот факт не вспоминать. Прошлое легко идеализировать, в наших краях так идеализируется то царская Россия, то поздний совдеп. А делать этого не стоит, иначе и современность будешь превратно воспринимать. Потому-то нам и нужны и Акунин, которому достает такта не скатиться в чернуху, а тонко намекать на толстые обстоятельства, и Балабанов, который в том же «Грузе 200» предельно шокирующе высказался о временах заката Советского Союза. Паллисер, конечно, ближе к Балабанову. В «Изгнании» процветают и педофилия, и инцест и прочее, прочее, прочее. При этом героев это не сильно-то и шокирует. Они к такому привыкли. Норма жизни, как говорится. И осознание этого факта устрашает даже больше, чем всякие там социальные ужасы. Я бы сказал, что Паллисер все же пересиропил. Не хватило у него чувства меры. Поэтому до конца и не верится. Словно читаешь страшную сказку, в которой пугают, пугают, а тебе и не страшно. Тем не менее, особо впечатлительным читателям советую держаться от этой книги подальше, пусть это и лубок, но лубок тошнотворненький.

Многие сейчас пишут изящные стилизации викторианских романов, жанр пользуется стабильной популярностью. Паллисер написал грубоватый, но выверенный антивикторианский роман. Условностей тут не меньше, чем в первом случае, только условностей других. Но самое важное тут другое: в какой-то момент начинаешь сопереживать главному герою, а, следовательно, не зря Паллисер писал, хотя мог бы обойтись с читателем и помилосердней.